Мы вошли в устье небольшой реки и прошли вверх по течению несколько миль. Туман рассеялся, и мы были хорошо заметны, так что вскоре по всей округе начали звонить колокола храмов Белого Христа, предупреждая жителей о нашем появлении. Мы видели, как люди бросают свои дома и гонят скот к ближайшему лесу. Рагнар спросил меня:

– Как думаешь ты схватить кого-то здесь, если о нашем появлении уже знают все на полдня пути вокруг?

Я улыбнулся ему – он первый раз заговорил со мной с утра.

– Помнишь, как нас учил Эстейн? – спросил я. – От земледельца в делах воинов мало проку. Кого бы мы ни схватили и сколько бы ни пытали, он сможет рассказать нам только о приплоде свиней у соседей, но не о числе воинов конунга Эдальрода. Нам нужно схватить тана или воина. А как их сыскать тут, на земле, где мы ничего не знаем?

Кетиль, сидящий рядом у рулевого весла, продолжил:

– Надо напугать всех в округе, и тогда воины и таны сами к нам сбегутся. Тут уж мы и расспросим их о приготовлениях конунга Эдальрода.

Рагнар улыбнулся и кивнул. Но мне показалась, что в его улыбке не было искренности.

Наконец за очередным изгибом реки мы увидели небольшой городок с крепостью, окруженной земляным валом с частоколом и небольшой деревянной башней над воротами. Крепость стояла в пяти сотнях шагов от берега, и к ней от пристани среди домов и садов вела широкая улица. Сейчас ворота крепости были открыты, и толпа окрестных жителей со своими коровами и свиньями торопилась укрыться внутри. Я подал знак, и мои люди изо всех сил налегли на весла. На берегу раздались крики, суматоха у ворот усилилась. Видно было, что воины пытаются закрыть ворота, но поток людей со скотом и телегами не дает этого сделать. Крики становились громче, а мы быстро приближались.

Когда «Летящий» ткнулся носом в берег, воинам в крепости удалось освободить ворота и опустить решетку, однако немало людей еще оставалось снаружи. Я подал знак, и Бьёрн Заноза с тремя дюжинами людей бросился в город. За ними на берег спустился я с еще десятком воинов. Люди Бьёрна разошлись полумесяцем, чтобы никто из неудачников, не успевших укрыться за крепкими стенами, не мог убежать. Я же нарочно медлил и вел свой десяток, укрываясь за изгородями и домами.

У ворот раздались крики, крестьяне бросились врассыпную, бросив свой скот и пожитки, стремясь только спасти жизнь. Люди Бьёрна кинулись на них, как чайки на косяк рыбы. Прямо на глазах у воинов, стоящих на стенах, они принялись хватать без разбора мужчин, женщин и детей, вязать им руки и гнать по улице к берегу. Люди были так напуганы, что мало кто сопротивлялся.

Я со своими десятью воинами укрылся за невысоким домом, стоявшим на углу главной улицы и узкого проулка. Сняв шлем и едва выглядывая из-за угла дома, я наблюдал за воротами. Решетка по-прежнему была опущена, и я представлял, какие споры идут сейчас между воинами в башне. Я начал считать и сосчитал до десяти дюжин, когда заметил, что решетка поднимается. Раздался свист – Бьёрн тоже увидел открывающиеся ворота. Люди Бьёрна бросили свою добычу и устремились к кораблю. Сам Бьёрн с полудюжиной воинов, выставивших перед собой копья, прикрывал их отход. Но стояли они не слишком тесно, и их было маловато, чтобы надежно перегородить улицу. Очевидно, и хёвдинг в крепости подумал так же.

Решетка поднялась, прозвучал рог и из ворот вынеслись два десятка всадников. Первым был воин в черном шлеме с белым пером и с длинным тяжелым мечом, какой удобен только для боя верхом. Я догадался, что это был хёвдинг. За ним мчались всадники с длинными копьями и большими каплевидными щитами. На щитах был нарисован желтый дракон, который, значил, что мы вторглись на земли западных саксов. Бьёрн Заноза подал знак, и вместе со своими людьми бросился наутек. Через несколько мгновений они пробежали мимо нас. Всадники были к ним совсем близко. Вождь в шлеме с пером уже замахивался тяжелым мечом, чтобы рассечь спину Бьёрна, который не поспевал за другими. Однако ударить сакс не успел. Я выскочил из-за угла дома и метнул копье в бок его коня. Мои люди также не медлили, и в пыль упали пять всадников и три лошади.

Саксы не ожидали засады. Часть из них пролетела мимо, однако другая часть стала разворачивать коней, чтобы напасть на нас. Я шагнул вперед, а мои воины клином выстроились за моей спиной.

Как говорил Эстейн, воин на коне хорош только в сомкнутом строю, с добрым луком или при преследовании убегающих. Сейчас саксы были каждый сам за себя, и у них не было разгона, чтобы, как нож в масло, ударив копьями, пронзить наш строй. Кое-кто из всадников попытался, подняв лошадь на дыбы, ударить копьем сверху. Кто-то отбросил копье и начал биться мечом. Но мы легко отразили удары и копий и копыт своими щитами – им не доставало силы. А Бранд из-за моей спины кинул нож в грудь одной из лошадей.

Я свистнул, и мы клином двинулись вперед. Саксы на кружащихся лошадях раздвинулись в стороны. Еще три шага – и я оказался радом с упавшим вождем. Во время падения, он успел выпростать ноги из стремян, но спиной ударился о стену дома, и все еще не успевал подняться. Я ударил его кулаком по шлему, и он снова упал ничком на землю. В это время мои люди втащили внутрь клина еще двоих раненых саксов.

Всадники наконец сообразили, что им надо делать, и отошли вверх по улице, собираясь для нового удара так, чтобы коням было, где разогнаться. Я не стал ждать, когда нас насадят на копья, как на вертела, и мы снова отошли в проулок, потащив за собой пленников. Саксы не могли этого стерпеть и двинулись вперед, хотя теперь им пришлось бы повернуть, чтобы достать нас. Их было семеро против одиннадцати, и мы приготовились к тому, что эта схватка обойдется нам гораздо дороже, чем предыдущая. Однако в это время снизу улицы раздались крики, и оттуда сломя голову прискакали пятеро конных. Я понял, что Заноза сумел собрать своих людей у реки и достойно встретил тех всадников, что добрались туда.

Из крепости дважды прозвучал рог, и саксы, не раздумывая больше, все вместе ускакали к воротам. За ними заковыляли те, кого мы сбили с коней, но не успели схватить. Я облегченно выдохнул. Однако ждать было нельзя – в любой миг из крепости мог показаться пеший отряд, и тут-то нам бы не поздоровилось. Мы подхватили пленников и бегом бросились к кораблю.

На берегу была суматоха, потому что Бьёрн Заноза захватил слишком много крестьян, чтобы их всех вместил наш корабль. Посреди торга валялись две убитые лошади и три убитых сакса уже без шлемов и кольчуг. Заноза собирал пленников посреди навесов торга и, видно, там же встретил нападавших. Я увидел, что и среди моих воинов есть раненые, но, хвала богам, убитых, кажется, не было. У спущенных сходней стоял Рагнар и указывал, кого из связанных мужчин, женщин и детей поднимать на борт в первую очередь. Я растолкал толпу и указал Рагнару на трех своих пленников.

– Мы пришли сюда за ними. Остальных можно отпустить, – сказал я тихо.

– И забыть про серебро, что мы можем за них получить? – Рагнар покачал головой. – Тебе, может, и хватает того, что ты получаешь как наш хёвдинг, но нам, – он обвел рукой воинов, – нашей доли мало.

Кетиль Борода заметил наш спор и тоже подошел к сходням.

– Сигурд, – сказал он, успокаивающе, – у нас на корабле достаточно места для двух дюжин пленников, потому как до стоянки на острове Вект совсем недалеко. А коли начнется буря, да отведет ее Ньёрд, то мы просто побросаем всех лишних за борт. Так что никакой опасности кораблю от них не будет.

Я обернулся к Кетилю, потому как не хотел в тот день спорить с Рагнаром.

– И что ты собираешься с ними делать на острове? Вилобородый узнает, где собирается войско Эдальрода, и уведет войско дальше. Тебе придется их убить или бросить там. Ради чего тащить их на остров?

Кетиль не нашел, что ответить, однако Рагнар снова вступил в разговор:

– Сейчас, когда прошел слух о том, что Вилобородый уже готов напасть, можно ожидать работорговцев и с юга земли франков, и из наших земель, и с Готланда.

Кетиль кивнул, соглашаясь. Я показал Бранду, чтобы заводил наших троих пленников на борт, а сам за плечо повернул Рагнара так, чтобы он видел торг и толпу захваченных крестьян.

– Посмотри на них! Ты хочешь забрать их с родной земли, хотя у тебя нет припасов, чтобы кормить их, а продашь ли ты их – неизвестно. Вспомни, что и наших мать и сестер точно так же едва не уволокли на невольничий рынок. Ради чего ты пытаешься увезти этих людей? Ради пары марок серебра, что, словно милостыню, дадут тебе торговцы, когда придет приказ отплывать?

Рагнар хотел возразить, но тут за плечи меня обнял Кетиль и едва не силой отвел в сторону. Там он зашептал мне на ухо:

– Сигурд, твоя удача в бою не подводит тебя. Но людям нужна не только слава. Им нужно и серебро. И любой хёвдинг приказал бы перебить всех этих людей прямо тут, если бы за это ему дали хоть пару марок серебра. Убей в себе жалость, иначе твои люди от тебя отвернутся. Я знаю, ты молод, но посмотри вокруг. Мы пришли сюда взять свое. Взять серебром, пленниками, скотом и зерном, коли саксы не готовы встретить нас с оружием.

Я хотел вырваться, но затем успокоился. Потом я спросил Кетиля:

– А как поступил бы мой отец? Повез бы всех этих людей на остров Вект, зная, что скорее всего они там и останутся, а он не получит и обрубленной монеты?

Кетиль вздохнул:

– Твой отец тоже не любил лить кровь понапрасну, однако его дружина была для него важнее всего. Иначе, как думаешь, стал бы он таким знатным хёвдингом?

Мне оставалось только согласиться. Я старался не смотреть на мужчин и женщин, которые со связанными руками и ногами сидели на палубе посреди корабля. Хотя даже при мимолетном взгляде на женщин перед глазами у меня вставало лицо Брианы.

Мы отплыли, не дожидаясь, пока люди в крепости соберутся с духом на вторую вылазку, и к вечеру привели пленных воинов в шатер конунга Свейна Вилобородого. Конунг задавал вопросы, а я переводил их на язык саксов. Рядом со мной стоял ярл Паллиг и довольно улыбался.

Первым из пленников был парень одних лет со мной, назвавший себя Эдгаром сыном тана Эльфрика из Эксбери. Двое других оказались воинами постарше из ближней дружины того же тана Эльфрика. Эдгар рассказал, что самого тана не было в Эксбери, крепости, на которую мы напали, и главным в ней оставался некий Эадред Большерукий, двоюродный дядя Эдгара. Этот Большерукий не хотел выпускать всадников за ворота, однако Эдгар смог уговорить его. Так что теперь сыну тана приходилось самому платить за свое неразумное поведение.

Про конунга Эдальрода Эдгар сказал только, что войско собирается где-то в районе Лунденбурга, чтобы можно было отразить набег и в Восточной Англии и в Кенте, куда бы ни пошли викинги. Вилобородый при этих словах рассмеялся.

– Боги милостивы к нам! – проговорил он сквозь смех. – Они вложили в голову конунга Эдальрода самые глупые мысли, какие только могут прийти. Его войско проходит двадцать миль в день, а мои драккары – все шестьдесят. Долго же конунгу придется за нами гоняться без своих собственных кораблей. А если мы ударим на западе, там, где еще никто из данов за последние сто лет не грабил, то Эдальрод будет добираться туда до праздника Середины лета. Клянусь своей бородой, нас ждет неплохая добыча в этом году!

Вилобородый обвел нас всех радостными глазами и погладил две косицы, в которые заплетал свою длинную бороду. Ярл Паллиг довольно кивал.

– Эдальрод посылает корабли только для разведки вместо того, чтобы собрать их в кулак и запереть нас в устье какой-нибудь реки или ударить сюда, на остров Вект, когда мы не ждем.

Вилобородый поднялся, подошел ко входу в шатер и громко прокричал собравшимся снаружи воинам:

– Завтра утром мы выступаем! Мы идем на запад, где нас ждут серебро и золото, шелка и тонкое фризское сукно, женщины и выпивка!

Потом он тихо добавил:

– Ну, а конунг Эдальрод пусть ждет нас в Лунденбурге.

И все, кто стоял рядом и слышал его слова, громко рассмеялись. Я спросил, что нам делать с пленниками, на что Вилобородый пожал плечами и сказал:

– Если бы у нас было время, можно было бы устроить с ними что-нибудь веселое для воинов. Например, вырезать на спинах тех двоих кровавого ворона, а этого, – он показал на сына тана, – отправить на прогулку. Но сейчас мы должны готовиться к отплытию, и нам не до развлечений. К тому же, я думаю, что этот мальчишка, – он снова показал на Эдгара, – не пройдет и круга с выпущенными кишками, а то и просто свалится на землю, как только нож коснется его живота. Так что сам реши, как избавиться от них.

Я поклонился, но ярл Паллиг выступил вперед:

– Конунг, разреши Сигурду отпустить этих воинов.

Вилобородый поморщился:

– Отпустить? Чтобы потом они снова встретили нас с мечом в руках? Не уверовал ли ты в Белого Христа, ярл Паллиг, что даешь такие советы?

Ярл усмехнулся и покачал головой.

– Кто знает, не придется ли нам скоро биться с войском саксов? Коли мы убьем тех, кого взяли в плен, или станем вырезать у них на спинах воронов, то саксы будут стоять до конца. Но небольшая милость от победителя заставит их по-другому глядеть на собственного конунга.

Вилобородый покачал головой.

– Ты, Паллиг ярл, как всегда, думаешь наперед. В самом деле, если в один из дней мне суждено стать правителем этих земель, то стоит уже сейчас заботиться о своей доброй славе.

Он подозвал к себе казначея и выдал каждому из англов по паре серебряных монет из далеких земель на Востоке в награду за сведения о войске Эдальрода. Два воина взяли серебро, а третий, старший из них, бросил его на землю. И не успели монеты коснуться земли, как Паллиг выхватил меч и пронзил сакса насквозь.

– Бесчестить подарок конунга – бесчестить его самого, – произнес Паллиг, а я перевел двум побледневшим саксам.

Я думал, ярл зарубит и их, но он сделал мне знак, чтобы я их увел.

На следующее утро мы отплыли, оставив на берегу два десятка крестьян, на которых за ночь даже Кетиль Борода не смог найти покупателя, и двух воинов, в поясах которых теперь лежало серебро конунга Свейна. Кетиль ворчал, что никто не хотел покупать даже женщин, которых он предлагал почти задаром. Но в ответ ему все говорили, что почти задаром – это все-таки совсем не даром, а назавтра у всех нас женщин будет без счета, и за них не будет уплачено и толики серебра. Мы шли в поход, который должен был принести нам богатство и славу. Но только мне почему-то казалось, что в этом походе можно добыть только что-то одно, потому как добытое на продаже рабов богатство славу воина скорее уменьшает.

Мы шли два дня на запад, немного смещаясь к югу. На ночь мы приставали к берегу, однако нам не разрешалось далеко уходить от кораблей, и мы ели то, что было на борту, или что не успели унести с собой жители побережья. Ветер дул с юга, так что большую часть времени мы шли на веслах. Затем мы отклонились еще больше к югу и стали обходить далеко вдающийся в море мыс. Тут дочери Ран стали играть с нами, насылая такие сильные течения, что даже после того, как люди на веслах падали от усталости, мы не могли сказать, что прошли больше двух полетов стрелы. Тогда конунг Свейн велел повернуть прямо на юг, в открытое море. И почти потеряв берег из виду, мы смогли все же повернуть на запад и обойти коварный мыс. И так же, держась вдали от берега, мы обошли и второй мыс, что Бриана когда—то называла Краем Земли. После этого мы поставили паруса и устремились вдоль берега на северо-восток. Здесь-то и пришла пора проверить вместимость наших трюмов.

Жители тех мест привыкли видеть многочисленные корабли, плывущие мимо, однако, если не считать небольших дружин из Ирландии или с острова Мэн, то мало кто пытался найти там поживу. Сам Вилобородый проплывал там три года назад, возвращаясь домой через страну Иров, и даже не подумал высадиться. Но сейчас, как говорили наши соглядатаи, весь восток Англии был так разорен набегами Свейна и Олафа Норвежского, что многие люди переселялись на запад, надеясь найти там спокойствие. Не тут-то было…

Вилобородый разбил нас на шесть отрядов и каждому выделил его часть берега. Кто-то высадился сразу, кто-то пошел дальше. Наши корабли прошли по всем рекам так далеко, как только было возможно, не цепляя килем за дно. Где-то нам доставались лошади, и целые корабельные команды передвигались в глубь страны верхом. Отовсюду к берегу свозились серебро, богатые одеяния, оружие, хлеб, пиво, вино, сгонялись скот и пленники. Это походило на большую загонную охоту, когда добычи так много, что ее приходится оставлять под небольшой охраной и идти дальше. Вскоре даже самые несчастливые из нас щеголяли в бархате и парче из храмов Белого Христа. А те, кто поудачливее, вешали на шею тяжелые кресты с распятым богом или толстые гривны местных танов.

Лишь одну крепость Вилобородый велел пока не трогать – англы называли ее Веседпорт. Как говорили, там чеканили деньги для конунга Эдальрода, потому там был немалый запас серебра. Вдобавок за высокими стенами Веседпорта жители тех мест не раз уже спасались от набегов, так что, когда слух о нашем войске пронесся по всему западу Англии, то окрестные жители сломя голову бросились туда. Ярл Паллиг так объяснил этот приказ:

– Чем гоняться за ними по холмам и пустошам, надо дать им собрать все их добро в одном месте. И взять все разом.

Мне же Вилобородый нашел другое задание. Он приказал идти на северо-восток по заливу до тех пор, пока берега не начнут сходиться. Затем мы должны были найти устье реки и подняться по ней. В десятке поприщ от моря должен был быть перегораживающий реку мост. Если мост занят саксами, то мне следовало немедленно послать вестника, а если нет – то занять его самому. По реке можно было углубиться в страну саксов на несколько дней пути, появившись там, где нас не ждут. Также конунг велел следить, не появится ли с востока войско конунга Эдальрода. Такому заданию я был рад, потому как гнать вереницы пленников к берегу, где их могли купить слетевшиеся отовсюду работорговцы, я считал недостойным воина. В моей команде многие думали иначе, и приказ конунга вызвал тихое брюзжание. Однако мало кто решился бы открыто осуждать Вилобородого. И все же такой человек нашелся. Это был мой брат Рагнар.

Он пришел ко мне и потребовал разрешить его от корабельной клятвы, что мы давали перед отплытием всей командой. И добавил, что ему не по душе мои заботы о саксах, и что он бы предпочел идти за вождем, который больше думает о серебре и меньше о том, как оставить в живых как можно больше врагов.

Я не стал с ним спорить и только спросил, нашел ли он уже вождя, что будет ему по душе. Рагнар кивнул и сказал, что теперь он будет в команде Токе сына Паллига, и там-то он сможет добыть вдоволь серебра и славы. Я вспомнил, как один раз он уже добывал славу на одном корабле с Токе, но не стал об этом говорить. Ясно было, что, уговори я его остаться, он станет маленьким гнойником, способным заразить всю ногу или руку, если его вовремя не прижечь. Он будет перечить моим приказам и жаловаться всем на малую добычу. И все это оттого, что рыжеволосая вольноотпущенница полюбила меня, а не его.

Я позвал Кетиля Бороду и еще шесть человек. При семи свидетелях я разрешил Рагнара от его клятвы, и он ушел к Токе.

А мы прошли вдоль берега на север, а потом повернули на восток. Через день мы вошли в широкий залив, про который саксы говорили, что в древности его создала большая река, называемая Северном. Когда берега залива стали сходиться, мы нашли устье реки поменьше, что зовется Авоном. По ней мы дошли до моста, который был построен на здоровущих каменных быках. Видно, строили его много веков тому назад, потому что когда-то мощная кладка дала трещины и кое-где обвалилась. Однако на древние быки были уложены недавно спиленные бревна, покрытые сверху досками, а на них сооружены две деревянных башни, так что защитники моста могли легко запереть реку, как ворота. Сейчас мост был пуст, как и большая деревня рядом с ним. Саксы, видно, предпочли уйти вверх по реке, подыскивая себе более безопасное место или стремясь соединиться с главным войском конунга Эдальрода.

Мы привязали корабль к мосту и заняли башни. Никаких запасов мы в них не нашли, потому я послал людей добыть еды и пива, а сам решил разузнать про войско саксов, как велел Вилобородый. Я взял с собой только Кнута и Бранда, опасаясь, что большой отряд привлечет слишком много внимания, и отправился пешком на восток. Вскоре нам повезло, и мы набрели на хутор, жители которого решили, что даны не продвинутся так далеко, и остались сторожить свое добро, вместо того, чтобы уйти вслед за воинами. На хуторе мы взяли лошадей и дальше двинулись верхом. Мы ехали по большой дороге с полудня и до вечера, и первое время нам не попалось ни одного путника, а земли вокруг казались покинутыми. Поля ячменя стояли несжатые, а ставни у домов были наглухо закрыты. Лишь когда солнце было уже на северо-западе, вдали показались дома, над крышами которых вился дымок.

Я оставил Кнуда и Бранда в небольшой рощице у дороги, снял шлем, положил на землю щит, а сам проехал дальше – настала пора посмотреть, пошла ли мне впрок наука Брианы и смогу ли я выдать себя за подданного конунга Эдальрода. Я подъехал к небольшой деревеньке в пять домов и увидел, что у самой дороги стоит постоялый двор, судя по пучку соломы над воротами. Ворота были закрыты, и я постучал в них кулаком. Довольно быстро над оградой показалась голова молодого парня, который спросил:

– Кого тут несет?

Парня, конечно, стоило поучить вежливости при разговоре с незнакомцами. Но я сдержался и ответил:

– Меня зовут Сигрик сын Харольда из Соснового Брода, что под Йорвиком. Я оказался в этих местах с купеческим кораблем. Сейчас я ищу воинов и лошадей, что смогли бы перевезти наш товар в безопасное место, а то на море рыщут даны, да покарает их святой Дунстан.

Парень над воротами исчез, а затем на его месте появился воин в шлеме. Его пышные усы окаймляли рот и двумя прядями уходили под подбородок, как носят западные саксы.

– Так ты говоришь, ты из Йорка? – спросил он.

– Да, из Йорвика, – ответил я.

– А сам ты не из данов? – задал он новый вопрос.

– Мой прадед был даном, но наши земли попали под власть Уэссекса еще во времена короля Ательстана.

Воин кивнул, но все же добавил:

– Хоть со времен доброго короля Ательстана уж лет пятьдесят минуло, а все же выговор у тебя не нашенский. Видно, сильна в вас кровь данов. И кто знает, можно ли тебе верить, когда твои сородичи сейчас рыщут тут повсюду.

Я молчал. А воин почесал подбородок и сказал:

– Ладно, вижу, ты один. Так что я впущу тебя. Но если ты с теми, кто пришел из-за моря, то не жди, что законы гостеприимства будут тебе защитой.

Послышался звук отодвигаемого засова, ворота приоткрылись, и я въехал во двор. Молодой парень забрал у меня мою кобылу, а я вошел в дом и оказался в большой палате, посреди которой на очаге кипела похлебка. Дым уходил в дыру в высокой крыше. Я еще издали почувствовал запах вареного мяса, и теперь мой рот наполнился слюной. Но когда мои глаза привыкли к дыму и полумраку и я огляделся, то чуть не поперхнулся. Вокруг очага отдыхало около десятка воинов в кольчугах и с оружием, а на почетном месте сидел седой старик в одной белой рубахе, расшитой у ворота золотым узором. Усатый воин закрыл за моей спиной дверь, и теперь я не смог бы быстро вырваться наружу. Саксы вокруг очага не спускали с меня глаз, и руки их лежали на оружии. Старик посмотрел на меня, и я снова назвался Сигриком из Соснового Брода.

Старик в ответ не назвал своего имени, а продолжал расспрашивать, и я рассказал, что в эти края прибыл с купцами из Йорвика. Что мы направлялись в Веседпорт, но узнали, что вокруг много кораблей данов. Тогда мы вошли в устье какой-то реки и спрятали корабль в прибрежных зарослях. И теперь я ищу лошадей и людей, что помогли бы нам перевезти товар по суше в безопасное место и там дождаться, пока доблестный король Этельред не прогонит данов.

Последние слова я произнес, чтобы неявно спросить, нет ли новостей о войске саксов. Старик слушал меня внимательно, а когда я назвал Этельреда доблестным, то поморщился, как от зубной боли. Потом он продолжил расспрашивать:

– Так ты говоришь, что ты из-под Йорка. А что у вас такого есть в Йорке, чего нет в Веседпорте, чтобы надо было везти в наши края на корабле?

Я немного расслабился. В наших краях все наполовину торговцы, наполовину воины. И мы всегда готовы торговать, если нет силы взять все без платы. Потому знаем наперечет все товары, которые можно купить в любом прибрежном городе.

– Извини, господин, что не могу назвать тебя по имени, но только все знают, чем славен Йорвик: есть у нас и франкское оружие, и фризское полотно, и мед и солнечный камень с Балтики. Есть ли такое у вас в Веседпорте? У нас весь трюм забит тюками с добрым сукном.

Старик кивнул. Но вместо того, чтобы назвать себя, задал еще вопрос:

– А в добром ли здравии пребывал доблестный эрл Торед, когда вы отправлялись из Йорка?

Я усмехнулся:

– В то время, когда мы отправлялись из Йорвика… – начал я, – эрл Торед пребывал в добром здравии…

Я увидел, как старик поднял руку и готовится подать знак воинам. Справа и слева послышался легкий скрежет, когда воины незаметно стали проверять, легко ли клинки выходят из ножен.

– Потому что уже пять лет с тех пор, как пал он в битве с данами, сидит он в раю по правую руку от Христа! – закончил я громко. – И долго ли еще ты будешь задавать мне вопросы, вместо того, чтобы назвать себя? Если да, то могу сказать, что эрл Эльфхельм правит у нас сейчас, и он тоже пребывает в добром здравии.

Старик опустил руку и примирительно произнес:

– Меня зовут тан Годред, и я с дозором в этих местах. Ты прости за расспросы, однако нечасто услышишь, как короля Этельреда называют доблестным, да еще говорят, что надеются, будто его войско отгонит данов. Так говорят только те, кто давно не был здесь. А нам следует быть осторожными, потому как даны и люди из Нортумбрии – братья по крови. Кто знает, не лазутчик ли ты?

Старик показал на место у очага, и я присел. Теперь, если саксы набросятся, то вскочить я, скорее всего, не успею, подумал я. Но мне протянули глиняную миску полную бараньей похлебки, и я, быстро вытащив из-за пояса свою ложку, начал есть, уже почти без опаски. А старик медленно говорил:

– Меня прислал в эти края Ордульф, элдормен Девона. Сначала мы хотели оборонять мост, чтобы не дать данам подняться по Авону. Но местные таны с войском все отошли на восток, и я решил, что с полусотней воинов мост все равно не удержать. У данов, как говорят, не меньше шести дюжин кораблей, так что не с моей дружиной пытаться их остановить. Сейчас кружным путем мы идем обратно в Девон. Элдормен Ордульф, как водится, послал весть нашему королю, однако в ответ епископ Эльфрик, что стоит во главе войска короля вместо него самого, ответил, что еще с пару недель будут они собирать подкрепления. И после этого с божьей помощью соберут великое войско и одним ударом уничтожат всех данов так, что некому будет даже рассказать родным о том, что с ними стало. Так что теперь мы будем ждать, пока наше войско не разбухнет, как пчелиный рой, что вряд ли скоро случится. Либо пока даны не насытятся и не уйдут сами, что, возможно, скоро произойдет.

Я немного подумал:

– Не слишком ли далеко Девон от этих мест? Чего ради элдормену Орудльфу посылать вас так далеко на север?

Старик нахмурился:

– Приказы элдормена – не твоего ума дело. Сдается мне, ты слишком любопытен для помощника купцов.

Я понял, что сделал ошибку, и попытался ее исправить.

– Мы, купцы, всегда хотим обо всем знать. Такова наша природа. Где война – там хорошо продается оружие, где мир – там можно сбыть сукно и франкское вино.

Тан Годред кивнул, но видно было, что теперь он доверяет мне еще меньше, чем прежде. Тогда я заговорил о своем деле:

– Не найдется ли среди твоих пяти десятков людей, – спросил я, – дюжины тех, кто прошел бы с нашим кораблем вверх по реке? Мы бы заплатили серебром за помощь.

Даже упоминание платы не успокоило старика.

– У моих воинов – свои дела, – только буркнул он.

И я понял, что больше расспросами от него ничего не добиться. Я сам все испортил, спрашивая чересчур прямо, и тан Годред теперь опасается меня. А где-то в округе бродят еще четыре десятка саксонских воинов, которым нет дела до купеческого серебра. И неплохо бы узнать, чем они тут занимаются.

Я снова подумал и задал вопрос, который мог бы задать любой купец бывалому воину.

– А что, господин, ты думаешь, король Этельред разобьет данов?

– У вас, видно, в Йорке совсем не знают короля Этельреда, – был ответ. – Наш король должен собрать все свое войско, чтобы оно было раза в три больше, чем у данов, потом еще неделю молиться, а потом уж выступать. Времена доблестного эрла Биртнота прошли. Теперь всем заправляют церковники, которые умеют только считать, сколько у кого воинов, и выгадывают каждый пенни на припасах и снаряжении. Поставь король нашего элдормена, своего дядю, кстати, во главе всего войска – и мы бы уже глядели, как даны просят о пощаде.

Я что-то поддакнул, а старик вдруг спросил:

– Ты тут говорил про то, что эрл Торед теперь в раю. А сам-то ты добрый христианин или язычник, как твои предки?

Я заколебался: сказать, что я язычник, значило совсем уж выйти из доверия старого тана. Но про веру в Белого Христа я знал совсем мало. Я помнил только то, что рассказывала Бриана после того, как внезапно на нее нападало раскаяние и желание помолиться. Но та же Бриана говорила, что простой люд знает про Христа еще меньше моего. Потому я сказал:

– У нас в Йорвике, живут такие же добрые христиане, как и в этих местах. И я один из них.

Старик кивнул, а потом начал говорить:

– Что-то в последние годы стал я хуже видеть. А на свете еще так много всего, чего стоит повидать. – Тут он помедлил, а потом произнес: – А дай-ка мне взглянуть на твою ложку. Вижу я, что на ней красивый узор, но не могу отсюда разглядеть, что же там вырезано.

Моя спина покрылась холодным потом. Я понял, что угодил в ловушку: на моей ложке был вырезан Мировой змей Йормунгард, раскрывший пасть на дне черпака и распустивший хвост по ручке. Но я не сдавался:

– Что ж, взгляни на нее – на ней узор, что в моей семье привыкли вырезать со времен деда моего деда.

Один из воинов взял ложку из моей руки и передал ее старику. Тот внимательно осмотрел ее и медленно, словно размышляя сам с собой, заговорил снова:

– Негоже доброму христианину носить при себе вещи с языческими узорами, да большого вреда в том нет. Случалось и мне брать в бою добрый нож или меч с языческими рунами. Так что ж, перековывать добрый клинок? Но вот что важно…

Я почувствовал, что старик снова напрягся:

– Важно то, какой знак ты носишь на сердце. Покажи нам свой нательный крест, и мы поверим тебе.

Он указал рукой мне на грудь. И он угадал, потому что на месте, где христиане носят крест, у меня под рубахой висел дарованный мне когда-то отцом Асгрима молот Тора. Было глупо забыть про него, выдавая себя за христианина, однако я не думал, что позволю кому-то себя обыскать.

Я попытался вскочить, но двое сидевших у меня по бокам воинов схватили меня за руки, а усатый навалился сзади. Тут же подбежали еще двое, и скоро я уже не мог пошевелиться. Усатый пошарил у меня за пазухой и вытащил наружу мой оберег. Увидев, что это молот, он рывком порвал тонкий кожаный ремешок и бросил оберег старику. Тот поймал его с неожиданной ловкостью.

– Такие вот молотки носят добрые христиане в Йорвике? – зло спросил он.

Я пытался оправдываться:

– В наших краях, по правде сказать, многие не отступили от старых богов. Да только не показываем того, чтобы не прогневить епископа.

– Расскажи это палачу перед смертью. То-то он посмеется твоим сказкам, – был ответ. – Мне ли не отличить молот, отлитый в Йорке от молотов, что видел я на убитых данах, когда мы три года назад задали вам жару под Лунденбургом.

Я сыграл в опасную игру и проиграл по собственной глупости. Не додуматься снять молот! Но проигрывать надо достойно.

– Задали жару? Слыхал я действительно, что нашим воинам под Лунденбургом пришлось изрядно попотеть… пересчитывая серебро, что дал им ваш король, – с вызовом сказал я.

И тут же получил удар в ухо от усатого. Старик рассвирепел:

– Прислушайся наш король к своему дяде, а не к церковникам, что окружают его с детства, то вашим воинам пришлось бы всем потеть в аду.

Но тут старик видно решил, что не стоит перед всеми осуждать своего короля, и осекся. Впрочем, он знал, как отвлечь внимание. Встав, он сказал воинам:

– Положите на огонь кочергу. Сейчас мы славно развлечемся, а заодно узнаем новости о данах и их козлобородом короле, да пошлет господь вшей ему в бороду.

Воины засуетились. Я снова попытался высвободиться, но держали меня крепко. Я понял, что самому мне не вырваться. И, значит, помощи можно ждать только от Кнута с Брандом. Однако они далеко и вряд ли услышат звуки возни в доме. Значит, надо сделать так, чтобы меня вывели на улицу. Я изловчился и ударил ногой по столешнице так, что она слетела с козел. В очаг посыпались миски с похлебкой. Раздалась ругань, и меня снова ударили в ухо. Старик приказал:

– Привяжите его к столбу на улице. Нечего засиживаться в доме. К тому же этот дан, видать, сильно боится кочерги, так что может прямо тут обмочиться или сделать еще чего похуже.

Все рассмеялись, и меня потащили на улицу. Я хотел сразу крикнуть что есть мочи, но сообразил – тогда саксы догадаются, что где-то недалеко есть другие даны, а я криком подаю им знак. Кнуту и Бранду вдвоем не справиться с десятком воинов, коли те будут настороже. Я молчал – случай покричать, не вызывая подозрений у меня скоро будет.

У меня отобрали меч и нож, сорвали кольчугу и рубаху. Затем привязали к коновязи, завернув руки за спину и закинув их на поперечное бревно, так что я стоял на коленях. Воины столпились вокруг, обсуждая, как быстро я заговорю, и делая ставки. Наконец в середину круга вышел старик. Перед ним встал усатый с раскаленной кочергой. Старый тан угрожающе сказал:

– Сейчас ты расскажешь нам, зачем ты здесь!

Я кивнул:

– Может, и расскажу, коли хорошо попросишь, а раскаленное железо нам в разговоре зачем?

– Зачем нам железо, ты сейчас узнаешь. – Старик подал знак, и усатый коснулся кочергой моего живота.

Я заорал во все горло, так что усатый даже отшатнулся. Конечно, кочерга жгла, но отец научил меня молча сносить боль, еще когда я едва доставал ему до пояса. Я кричал, надеясь, что мои люди узнают мой голос или захотят посмотреть, кого там так сильно пытают, что он орет, как недорезанная свинья. Если, конечно, они не легли подремать, зная, что до утра меня не будет, или не играют в кости, забыв обо всем вокруг.

Накричавшись, я заговорил. Я говорил быстро, опасаясь, что усатый захочет прижечь меня еще раз, а я не выдержу и все-таки исхитрюсь ударить его промеж ног.

– Меня зовут Сигурд сын Харальда, и я с острова Фюн, так что ведет нас доблестный ярл Паллиг сын Токе. Мы пришли к вам из Дании на семи десятках кораблей, и ведет нас славный конунг Свейн сын Харальда Синезубого сына Горма Старого. Из прочих ярлов с нами идут…

Старик рассмеялся:

– Все вы, даны, храбрецы только с безоружными! Чуть только рядом с вашей белой кожей оказывается железо, вы сразу идете на попятную. Давай, говори, но не пытайся меня провести! Я знаю имена ваших ярлов еще с той поры, как мы стояли против них у Лунденбурга.

Я продолжал и перечислил все имена ярлов, а также их отцов и дедов, рассказал, кто чем славен. Старик внимательно слушал и кивал. Потом он спросил:

– Ты думаешь, мы тут до утра будем слушать твою болтовню? Не заговаривай нам зубы. Говори, куда ваш козлобородый послал свои корабли, сколько людей у него в разных частях побережья? Где у него стоянка? Взяли ли вы Веседпорт?

Тан Годред задавал правильные вопросы. Так спрашивал бы разведчик, идущий впереди войска. И неспроста он сидит тут на постоялом дворе – видно, ожидает своих людей, что разослал дозорами по округе. Я спросил:

– Разве это важно теперь, господин? К тому времени, когда ваш король придет сюда, конунг Свейн будет уже далеко. А ты здесь в безопасности, даны сюда не дойдут. Тут и оставайся, грея свои косточки у очага.

Старик повторил свои вопросы, а потом подал знак усатому, и тот снова коснулся меня кочергой. Однако за время моего рассказа про датских ярлов кончик кочерги успел остыть, и теперь усатый должен был снова пойти домой и сунуть железку в огонь.

Тан Годред злился из-за задержки. Я спросил:

– У тебя самого нет родни на побережье? Если есть, то сейчас они, скорее всего, уже в руках у воинов нашего конунга. Не хочешь ли ты обменять кого-нибудь из них на меня? Конунг не будет возражать – в последнее время он не знает, куда девать саксонских пленников.

Старик не выдержал.

– Скоро здесь будет элдормен Ордульф с войском. И тогда мы посмотрим, чья стена щитов крепче.

Вот теперь все стало ясно. Выходило, пока в Лунденбурге собиралось большое войско, конунг Эдальрод все-таки прислал воинов своему дяде, чтобы внезапно ударить на нас, пока мы разбрелись по всему побережью. И эту весть стоило как можно скорее донести до Вилобородого.

Я пересчитал воинов вокруг меня. Всего их было восемь, не считая тана и молодого парня, что так неприветливо встретил меня у ворот. Если даже Кнут и Бранд смогут подобраться к постоялому двору незаметно, с восемью воинами они вряд ли справятся. Можно было надеяться, что старик отправит несколько человек в дозор, однако вряд ли это случится до наступления рассвета. А к тому времени я буду выглядеть, как жаренная на вертеле свинья.

Усатый вернулся, и старик снова задал свои вопросы. Я сделал вид, что кочерга меня пугает и торопливо заговорил:

– Наш доблестный конунг Свейн сейчас опустошает побережье на западе, потом собирается двинуться в Мерсию по Северну.

Старик недоверчиво покачал головой.

– Сейчас не времена Альфреда Великого, и Мерсия совсем не так беззащитна, какой была сто лет назад. Дочь Альфреда построила там немало бургов-крепостей. И теперь вашему осиному рою грабителей там непросто будет поживиться. Здесь-то понятно, что уже много лет, как не было ни одного набега, кроме как за скотом, и люди забыли, как себя защищать. Но Мерсия привыкла жить рядом с данами, и там-то вас всегда готовы встретить наточенным оружием и горячей смолой. Я не верю тебе.

– Эдгар, – сказал он усатому, – ну-ка заставь его говорить правду!

Я задергался:

– Я говорю правду, мы и правда пойдем на Мерсию, просто там у нас будет союзник, о котором я еще не сказал.

Тан Годред остановил усатого и приблизил свое лицо к моему:

– Что за союзник? Откуда он придет? Это даны с Мэна? Или скотты?

Я облизал губы. Кажется, я придумал, как мне пережить эту ночь. Я подмигнул старику и сказал:

– Союзник нашего конунга живет гораздо ближе к Мерсии, чем скотты.

Старик схватил меня за горло, так что я закашлялся. Потом он, очевидно, понял, что вряд ли я смогу говорить, когда меня душат, и ослабил свою хватку.

– На севере Нортумбрии есть могущественный ярл. Его зовут Утред. Его отец правил всей Нортумбрией, но после его смерти ваш конунг разделил Нортумбрию на две части. И Утреду достались земли на севере, а Эльфхельму, пришельцу из Мерсии, отдали юг. И Утреду такое решение совсем не понравилось. И все, что связано с Мерсией действует на него, как зубная боль. Вместе с конунгом Свейном он нападет на Мерсию, а потом вместе они выгонят Эльфхельма из Нортумбрии.

Старик наклонился прямо к моему уху:

– А ты откуда все это знаешь? Ты что, ближний человек козлобородого?

Я покачал головой:

– Я просто посланник. Конунг Свейн выбрал меня, чтобы передать вести ярлу Утреду, потому что я долго жил в Нортумбрии и знаю ваш язык.

То, что я рассказывал, было вымыслом от начала до конца, однако я знал, что в предательство всегда легко поверить. Я думал, что теперь меня с парой воинов отправят в ближайший большой город, и, если повезет, то Кнут и Бранд встретят нас по дороге, а если нет – то с двумя стражами я и сам смогу как-нибудь справиться. Однако этого не произошло. Старик, выслушав мой рассказ, приказал четверым воинам садиться на коней и скакать, несмотря на ночь. Двое должны были добраться до элдормена Ордульфа, а двое – до Лунденбурга. Меня же тан Годред решил самолично доставить к Ордульфу на следующий день. Он суетился, и видно было, что заговор северян был чем-то, во что на юге Англии верили легко.

Наконец старик успокоился и велел усатому снова нагреть на огне кочергу. А сам присел рядом со мной на полено и почти дружески сказал:

– Ну а сейчас ты нам расскажешь о себе, Сигурд сын Харальда.

И я понял, что ночь будет длинной. Теперь меня будут пытать, пока не убедятся, что я сказал правду о ярле Утреде. Я собрался с духом, хотя надежды вырваться становилось все меньше. Мои люди либо не слышали моего крика, либо не обратили на него внимания. Иначе они должны были бы уже дать о себе знать. По своей глупости я угодил в ловушку, из которой не мог вырваться сам, а помощи все не было. Я подумал о том, не это ли была та западня, о которой меня предупреждал отец Асгрима в храме в Оденсе? Палочка со знаком предательства, что легла поверх моей удачи. Западня, которая перечеркнет мою жизнь. Даже если я переживу эту ночь, будут ли у меня потом силы держать меч? Не поменяемся ли мы местами с моим братом Рагнаром? Не перейдут ли моя сила и удача к нему?

Тут я услышал уханье мышкующего филина. Потом этот звук повторился, и я понял, что Кнут и Бранд совсем рядом и подают мне знак, как давным-давно, когда по ночам мы лазили на поварню за сладкими пряниками в усадьбе ярла Паллига. Однако саксов вокруг меня было все еще слишком много, а ограда вокруг постоялого двора – слишком высока, чтобы к ним можно было подобраться незаметно. Теперь все зависело от меня.

Я расправил плечи, насколько это возможно, когда руки связаны за спиной и закинуты за бревно, и несколько раз перенес вес с колена на колено.

– И что же ты хочешь знать обо мне, досточтимый тан Годред? – спросил я старика. – Неужели такого прославленного воина занимает жизнь простого дана?

Старик почувствовал издевку:

– Меня занимает только одно, правду ли ты сказал про эрла Утреда, – ответил он. – И если я поверю, что ты говоришь правду, то, возможно ты переживешь эту ночь. А если ты возвел на эрла Утреда поклеп, то этой ночью встретишь свою смерть. И смерть эта будет не легкой и не почетной. Так что говори, откуда ты знаешь наш язык, что делал в Нортумбрии и почему козлобородый выбрал тебя своим посланцем?

Из дома вновь вышел с раскаленной кочергой усатый, и я подумал, что если я ошибся с уханьем филина и принял простое совпадение за знак, то мне, и правда, долго не прожить. Но, как говорил отец Асгрима, мы не в силах изменить свою судьбу, нити которой спряли норны еще при сотворении мира асами.

– Не слишком ли много вопросов ты задаешь за раз, старик? – Я бросил вызов, и теперь вернуть было уже ничего нельзя. – Я сказал, что я Сигурд Харальдсон, и этого достаточно.

Последние слова я проорал, надеюсь, что меня слышат за оградой.

Старый тан отшатнулся от меня, лицо его перекосилось от злобы и он подал знак усатому. Я ждал этого. Когда кочерга снова стала приближаться к моем животу, я, словно боясь раскаленного конца, стал отползать влево вдоль бревна, за которое были заведены мои руки. Одновременно я начал распрямлять правую ногу, вставая с колена на ступню. Усатый улыбнулся и сказал тану:

– Да этот трус боится боли! Неужто даны берут таких в войско?

В это время я уже привставал и на левую ногу, сдвигаясь по бревну еще дальше влево. Усатый сделал шаг вперед:

– Бревно скоро закончится, и тебе не уйти от меня, трус. Говори, что знаешь!

Последнее слово он произнес не до конца, потому что как раз в это мгновение я ударил его правой ногой в пах. Усатый согнулся, а старик и остальные бросились ко мне. Я отбивался как мог, но быстро получил удар промеж ног, несколько ударов по голове и по бокам. Я завыл по-волчьи, а старик снова сунул мне в живот кочергу, которую он выхватил у все еще согнувшегося усатого. В это время я заметил метнувшуюся от забора тень. И я улыбнулся старику, вдыхая запах горелого мяса.

Все было кончено через несколько мгновений. Кнут зарубил двух воинов, а Бранд одного. Усатого Кнут свалил ногой, а старого тана ударил яблоком меча, так что тот повалился на землю. Уйти удалось только молодому парню, который вскочил на бочку и разом перелетел через ограду.

Когда тан Годред очнулся, мы с ним поменялись местами. Теперь он был привязан к бревну, а я сидел напротив, прижимая к обожженному животу пропитанную мазью тряпицу.

– Как твое драгоценное здоровье, тан Годред? – спросил я.

Старый тан не ответил ни слова, а смотрел в одну точку куда-то мимо меня. Это меня не удивило. Старик умел проигрывать, и готовился достойно встретить свою смерть. Тогда я сказал:

– Вижу, ты решил молчать и думаешь, что я теперь в свой черед буду тебя пытать? Будь уверен, ты не умрешь здесь, потому что перед смертью тебе еще стоит увидеть нашего конунга Свейна Вилобородого. Так ты сможешь убедиться, что его борода совсем не похожа на козлиную, а имеет благородное обличие вил. Заодно ты расскажешь нашему конунгу о ярле Ордульфе – этого его развлечет. А вот твой человек сейчас умрет. Но сделает это с честью – с мечом в руке.

Кнут поднял с земли усатого. Тот неуверенно озирался по сторонам. Я кивнул, и Кнут дал ему в руку один из захваченных мечей. А я встал напротив, снова сжимая в руке Драконий Клык, – клинок, что подарил мне ярл Паллиг почти три года назад. Кнут хлопнул в ладоши и крикнул:

– Начали!

Схватка началась. Усатый шагнул ко мне. Он был осторожен, и не хотел нападать первым. А я не стал ждать. Я нанес первый удар справа сверху, метя в голову. Усатый отбил, но сам нападать не стал. Я крикнул:

– Ну, и кто из нас трус?

Усатый ничего не ответил, а сосредоточенно смотрел прямо перед собой. Я понял, что он считает меня совсем неопытным бойцом, который думает только о мести. Он не очень умен, и если показать ему слабость, то он начнет раскрываться. Я решил ему подыграть и напал снова. Он опять отбил мой удар, но сам вперед не пошел. Тогда я выкрикнул новое оскорбление и нанес сразу несколько ударов. Усатый отбил их все. Я показал, что слегка запыхался, и, изобразив сомнения, мельком посмотрел в его глаза. Он поверил мне.

Я снова шагнул вперед и ударил сверху и справа. Усатый увернулся и поставил свой меч над головой так, что мой клинок скользнул по его лезвию вниз. В этот раз усатый нанес удар. Он бил сверху, целясь мне в голову, а у меня не было щита, чтобы закрыться. Но я был быстр и совсем не устал. Так что я отпрыгнул вправо, перехватил свой меч обратным хватом и ударил снизу вверх по дуге перед собой. Усатый не успел закрыться или отойти, так что мой клинок вспахал кровавую борозду на его левом плече. Он поморщился от боли, начал разворачиваться ко мне лицом и опять поднимал свой меч. Однако я был быстрее. Я снова перехватил рукоять и нанес удар сверху ему в правую ключицу. Раздался чвакающий звук, и рука усатого упала вниз плетью, выпустив оружие. Я не стал ждать и уколол его в грудь. Усатый упал, и я два раза вогнал свой клинок ему в живот, пригвоздив его к земле. Мой противник застонал и умер.

Потом я вытер лезвие о рубаху убитого и подмигнул старику.

– Он был неплохим бойцом, однако слишком доверчивым. Как и ты, тан Годред. Неужели ты и вправду поверил, что ярл Утред предатель?

Старик ничего не сказал. Он по-прежнему смотрел в одну точку мимо меня. Как только забрезжил рассвет, мы отвязали старого тана от коновязи и погрузили на его собственную лошадь. Так мы тронулись в обратный путь. К полудню мы вернулись к мосту. Меня встретил Кетиль Борода. Он рассказал, что воины накормлены и разбиты на три отряда, один из которых отправился в дозор вверх по реке. Я поблагодарил его и решил лечь спать, сказав, что наутро сам отвезу своего пленника к ярлу Паллигу, где его расспросят о намерениях ярла Ордульфа и конунга Эдальрода. Кетиль указал мне на лежанку в одной из башен. Я сказал, чтобы меня не будили до утра и, несмотря на ноющие ожоги, быстро заснул.

Однако выспаться мне так и не удалось, потому что вечером к нам на плетеной из ивняка лодке, обтянутой шкурами, приплыл Асгрим Законник. Меня растолкал Кетиль, чтобы потом не терять времени на пересказ. Асгрим начал рассказывать:

– Когда мы хорошенько пограбили свою часть побережья, Токе стал думать о том, как бы нам добыть еще больше. Тут на беду воины подвели к сыну Паллига одного из пленников, что сам хотел поговорить с нашим вождем. Этот пленник назвался каким-то местным именем, которое невозможно запомнить, и сказал, что он сын тана. Он сказал, что его земли и так уже от нас пострадали, и что если мы обещаем сюда не возвращаться, то он отведет нас в большой город бриттов на севере. Бритты, или кумбры, как они сами себя называют, это дикие народы, которые отказались подчиниться саксам, и теперь живут среди холмов и пустошей, разводя овец и воруя их у соседей. Он сказал, что бритты совсем не ждут нападения, и что частыми набегами на порубежье они добыли себе немало сокровищ. Это было как раз то, о чем мечтал Токе. Он не стал слушать меня, когда я просил его сначала предупредить отца, а потом отправляться в неизведанные места всего с одним кораблем.

Асгрим жадно глотнул пива, что налил ему Кетиль, и продолжил.

– Этот сын тана, Эдрик или Эдред – не помню, повел нас через залив на север. Там мы высадились и пошли вдоль какой-то мелкой речушки в глубь страны. И там действительно оказался город бриттов. Ну, конечно, не совсем город – так, земляной вал, окружающий с два десятка низких домов. Мы подошли к нему рано утром, проведя ночь среди пустошей. Чуть только солнце поднялось, мы бросились на приступ. Но город оказался покинутым. Пока наши воины обшарили все дома в поисках хоть какой-то поживы, Эдрик пропал. Токе страшно разозлился и велел нам возвращаться к кораблю. Но не тут-то было. Как только мы вышли за вал, в нас полетели стрелы и камни из пращей. Эти бритты сидели за каждым валуном, и мы не успевали подставлять щиты. Токе, конечно, звал их сразиться в честном бою. Однако то ли они не поняли его слова, то ли просто не были глупцами, так что просто продолжали прятаться и стрелять в нас.

Асгрим одним глотком прикончил то, что еще оставалось в роге, и продолжил:

– Когда мы потеряли с полдюжины людей, стало ясно, что к кораблю доберутся немногие из нас. Тогда Токе сообразил, что нам надо вернуться в крепость. И все это случилось два дня назад. Как только стемнело в первый день, мы отправили двух гонцов вниз по речушке, чтобы просить помощи. Прошло совсем немного времени, после того, как они ушли, и нам через вал бросили их головы. Следующим идти вызвался твой брат Рагнар. Но Токе не пустил его, сказав, что хромому от бриттов не уйти. Так что пришел мой черед.

Мы с Кетилем переглянулись, а Асгрим кивнул на свой пустой рог. Кетиль налил ему еще пива, Асгрим выпил и снова стал рассказывать:

– Я тоже пошел вдоль речушки. Только не на юг, а на север. И, как оказалось, был прав. Я легко обошел их единственный дозор с той стороны, потому что кто-то из бриттов сильно храпел. Я еще немного прошел на север, а затем повернул на восток. Так я и шел, пока не набрел на другую речку. По ней я вернулся к морю. На берегу я украл лодку, и решил найти тебя, Сигурд. Потому что если о том, что случилось с Токе, узнает кто-нибудь, кроме тебя или ярла Паллига, то будет позор для всей нашей округи.

Я рассмеялся:

– Ты думаешь, я так уж хочу помочь Токе спастись от бесчестья?

– Я не знаю про Токе, но с ним твой брат, что бы промеж вами не случилось, – ответил Асгрим.

Я задумался, глядя в огонь. Рагнар и я были, как одно целое, до тех пор, пока меня не отправили заложником в Оденсе. Мы вместе плавали на лодке в грозу, вместе объедались до болей в животе украденными в погребе мочеными яблоками, вместе ухаживали за окрестными девчонками и вместе учились держать в руках оружие. Ради Рагнара я дважды отверг Бриану. Я думал, что смогу сохранить нашу дружбу такой, какой она была раньше. Мне хотелось, чтобы, как в детстве, я всегда мог положиться на брата, а сам идти следом, ни о чем не думая. Но после того, как Рагнар во второй раз оказался в дружине у Токе, стало ясно, что прошлого не вернуть. Хромота сломила его, и он понял, что ему не уйти далеко от кормового весла, а значит, не ему вести людей в бой. А я со своей удачей словно забрал все то, что раньше принадлежало брату. Да еще Бриана! И теперь, что бы я ни сделал, он будет меня ненавидеть. И если я сейчас спасу их с Токе головы от шестов бриттов, то больше любить они меня оба не станут.

Я поднял голову.

– Как же ты думаешь, мы сможем выручить Токе с командой одного корабля? Тут нужны лучники с пяти или шести кораблей, чтобы держать бриттов на расстоянии. У ярла Паллига столько без труда наберется. Я, конечно, тоже пойду со всеми.

Асгрим покачал головой.

– Пока они все соберутся, пройдет дня три. Бриттов там несколько сотен. Токе без еды и с водой, за которой нужно ходить под стрелами, столько не выдержит – попытается вырваться, покуда есть силы. Тут-то их всех и отправят по Радужному мосту.

Я усмехнулся:

– Ты сам сказал, их несколько сотен. Что мы сможем против них с пятью десятками.

– Там твой брат. Ты должен придумать, как им помочь, как тогда, под Хаммабургом.

И я снова уставился в огонь.

Наутро я собрал своих людей и сказал, что мне нужно четыре десятка человек, мечтающих о славе, чтобы прийти на помощь нашим угодившим в беду друзьям и соседям. Я смотрел на лица воинов и видел, что слава без богатства манит не всех. Тогда я сказал, что ярл Паллиг не пожалеет серебра, если мы спасем его сына, и что у бриттов тоже должно быть немало награбленного добра. Теперь идти желали все.

Но я оставил часть людей на мосту и послал других к ярлу Паллигу с захваченным мной таном Годредом. Весть о ярле Ордульфе должна была заставить Вилобородого закончить опустошение округи и снова собрать войско в кулак. Ярлу Паллигу же я велел передать, что иду на помощь Токе, и что надеюсь увидеть его корабли у берегов бриттов.

Потом мы налегли на весла и к вечеру пришли к речушке, по которой к морю вышел Асгрим. Там мы заночевали, а наутро наш «Летящий» отправился к устью следующей речки. Туда, где высадился Токе, и где мы надеялись повстречать «Сына бури». «Летящий» шел под парусом, чтобы с берега не было заметно, что гребцов на его борту за ночь поубавилось.

А я с тремя дюжинами людей и Асгримом за ночь поднялся вдоль реки на несколько поприщ. Было удивительно, как Асгрим помнит все приметы, хотя прошел в тех местах только один раз. Однако сам Законник говорил, что, когда каждое мгновение ждешь стрелу, летящую из ниоткуда, то поневоле запоминаешь каждую веточку на своем пути.

День мы провели, спрятавшись под обрывом реки и не разжигая костров. Когда стемнело, Асгрим повел нас на восток. Мы шли медленно, пробираясь по пустошам, освещенным лунным светом, а вперед пустили самых искусных разведчиков. До рассвета было еще далеко, когда один из разведчиков вернулся и рассказал, что разглядел впереди костры, и что там должен быть стан бриттов. По кострам выходило, что их там сотни полторы, а, значит, остальные отправились куда-то еще или сторожат крепость, сидя в засадах вокруг. Я собрал своих людей. Хотя мы были еще далеко от врага, я говорил почти шепотом:

– Мы должны подойти, пока бритты еще не оправились ото сна. Убиваем всех, кто носит юбку. Бегущих не преследуем. Забираем наших из крепости и – бегом к морю по берегу речки. Асгрим покажет, если что.

Вопрос задал Бранд:

– А если в юбках будут женщины, их тоже убивать?

На это ему ответил Асгрим:

– Не уверен, что при лунном свете ты отличишь их женщин от мужчин. Говорят, это нелегко сделать даже при свете дня. Так что лучше не думать, а сразу бить мечом.

Бранд кивнул, и я посмотрел на лица своих воинов, что казались совсем бледными в свете луны. Мы стояли: три дюжины против полутора сотен, и ни на одном лице я не видел ни испуга, ни сомнения. И Бранд, и Кнут, и Бьёрн Заноза, и остальные – всем не терпелось начать битву, не думая о смерти, что, возможно, ждала их через несколько шагов. Я почувствовал гордость за то, что это мне выпала честь вести их за собой. И в то же время я ощутил, что позором было бы обмануть их и привести за собой на бойню ради Рагнара и Токе. На мгновение я подумал, не лучше ли вернуться, однако быть рядом с товарищами и не попытаться их спасти стало бы еще худшим позором. Отказываться следовало еще там, на мосту. Я шагнул вперед и подал знак.

Мы развернулись неводом и пошли вперед сначала через пустошь, пригибаясь и ожидая, когда облака скроют луну, а затем, уже выпрямившись, через редкий лесок, поднялись на невысокий холм. С другой стороны холма был стан бриттов, а за ним – крепость, в которой, я надеялся, еще защищались люди Токе. Я обещал Тору и Одину щедрую жертву, если мы не встретим никого, пока не подойдем к врагу на полет стрелы. И асы, казалось, были довольны обещанной жертвой.

Конечно, впереди нас крались наши три разведчика, которые должны были по-тихому перерезать горло любому одинокому дозорному, однако, как говорил Эстейн Синий Змей, бой ночью только на треть зависит от тебя, а на две трети – от милости богов. Спрячется ли луна за облака, хрустнет ли под ногой сухая ветка – любая случайность могла стоить нам жизни. И я шел, обливаясь холодным потом от страха, что сейчас на нас из-за каждого дерева кинутся сотни орущих что есть мочи бриттов.

Когда мы перевалили через вершину холма, я вздохнул с облегчением, но тут же спереди раздалось тихое шипение. Это разведчики подавали знак об опасности. Мы застыли на месте и услышали, как чуть ниже нас хрустят ветки. Потом послышалось два негромких голоса, которые о чем-то спорили. Я подал знак, и мы все опустились на землю. Бритты подходили все ближе, и я считал мгновения до того, как один из них заметит кого-нибудь из нас в лунном свете, который казался мне теперь таким ярким, как свет солнца в полдень.

Слева от меня раздался шорох и, обернувшись, я увидел, что рядом со мной присел Торгрим Угорь – старший из разведчиков.

– Эти бритты, видно, идут на смену тем дозорным, что мы отправили во владения Хель за то, что они заснули во время своей стражи, – прошептал Угорь и показал куда-то за наши спины.

Я надеялся, что бритты просто пройдут мимо и спокойно удалятся своей дорогой. Но теперь выходило, что они поднимут тревогу, когда найдут тела своих зарезанных товарищей. Я показал Угрю на первого из бриттов, а сам стал тихо подбираться поближе ко второму.

Каждое мое движение казалось мне громким, как раскат грома, однако бритты были заняты своим разговором и ничего не слышали. Я не мог разобрать ни слова, но решил, что один жалуется другому на то, что их послали в дозор слишком рано. Я заметил, что между деревьев есть едва заметная тропинка, по которой бритты и поднимаются к вершине холма. Тихим шипением я подал знак Угрю, и мы спрятались около тропинки, поджидая, когда бритты подойдут к нам на расстояние вытянутой руки.

Я снова считал мгновения, а бритты медленно приближались. Наконец, до них осталось не больше двух десятков шагов. Я подумал, что боги на нашей стороне и в тот же миг поток жалоб прекратился, бритт шагнул в сторону с тропинки. Я увидел, как он подхватил сзади подол своей юбки и присаживается между деревьев. И тут же раздался громкий вопль, который мог бы, наверное, заглушить рев волн в бурю. Потом крик оборвался, и я увидел, как среди деревьев, там где присаживался бритт, показался кто-то из моих людей с мечом в руке. Я посмотрел на второго бритта, который замер на тропинке, повернувшись к своему товарищу, и увидел только, как Угорь всаживает в его спину нож.

Ко мне подбежал Кнут, пытаясь оправдаться:

– Этот засранец решил присесть по нужде прямо рядом со мной. Я прятался за кустом, но, кажется, он увидел среди листвы мои глаза.

– Теперь не время сожалеть, – ответил я. – Если промедлим, мы все отправимся в чертоги Валхаллы.

И я завыл волком. И три дюжины воинов подхватили мой вой и ринулись вниз к стану бриттов. Мы бежали, продираясь сквозь заросли, и никто из нас не догадывался, что ждет нас внизу. Как быстро бритты сообразят, что это не нападение волков, а гораздо более опасный враг? Успеют ли они выстроить стену щитов, так что мы разобьемся о нее, подобно волне, бьющейся о скалы? Мы скользили вниз, как черные тени, в серебристом лунном свете. Только тени не воют по-волчьи.

Мы выскочили из леса и оказались прямо посреди стана бриттов. Я видел множество шалашей и костров. Посреди стана стоял высокий шатер, а рядом с ним шест с насаженной на него головой. В суматохе: бегущих во все стороны воинов, кричащих женщин, рвущихся на привязи коней, – этот шатер казался островом спокойствия. Я разглядел, что там уже несколько десятков воинов встают щит к щиту, а за ними показался какой-то всадник.

Я крикнул и указал мечом на шатер. Не обращая внимания на бегущих во все стороны бриттов, мы бросились туда. Еще немного, и из разрозненной толпы там возникнет грозное войско, с которым не совладать трем дюжинам чужаков. Перед самым шатром мы замедлили бег и кое-как выстроили клин. Я встал на острие, и мы ударили. Наши щиты столкнулись со щитами бриттов, и казалось, сейчас мы разорвем их строй, а потом будем разить их, бегущих, в спины. Но они устояли. Только отступили на несколько шагов. Мой клинок вошел одному из них в горло над щитом, но они удержали строй. Наш клин разошелся, и теперь мы бились стенка на стенку. Убитые и раненые падали с обеих сторон, я свалил еще одного, только теперь мы были совсем беззащитны со спины, а бритты начинали приходить в себя. Близился рассвет, и на северо-востоке появился розовый полумесяц. Я решил сделать еще одну попытку.

Мы с Брандом переглянулись, и он подставил мне согнутое колено. Я оттолкнулся от него и подпрыгнул, на миг оказавшись над стеной бриттов. Я отбил щитом меч, которым мне пытались проткнуть живот, и одновременно ударил ближайшего бритта сверху в шею. Потом я навалился на их строй, а мои люди изо всех сил налегли на свои щиты. Строй бриттов снова разошелся, я вскочил на ноги, собираясь наконец последним усилием прорвать его. Однако тотчас же всадник, подскакал к нам совсем близко и отдал два коротких приказа. Мгновенно перед нами появились новые враги, и мне пришлось, прикрываясь щитом, отступать под их ударами.

Я успел рассмотреть всадника: он был в темном клетчатом плаще и черном шлеме с широким наносником. Из-под шлема торчала густая рыжая борода, скрывавшая рот и доходившая, казалось, до самых глаз. Рыжебородый повернулся к кому-то за своей спиной и рукой показал направо и налево от нас. Нетрудно было догадаться, что он посылает своих людей напасть на нас с боков, там, где наш строй кончался, и мы были беззащитны.

Надо было отступать, но так, чтобы нас не перекололи в спины. Надо было выстроиться в круг и постараться достичь крепости, не обращая внимания на летящие стрелы и падающих товарищей. Я оглянулся и увидел, что опоздал. Мои люди с левого и правого краев уже отходили к середине нашего строя, а сзади нас появились бритты с луками. И я подумал, что зря серебром соблазнил своих людей отправиться со мной. Выходило, будто я обманом завел свою дружину под клинки бриттов, от которых нам не скрыться. И я понял, что вот оно – то предательство, о котором говорил отец Асгрима. После такого, даже оставшись в живых, мне уже никогда не быть хёвдингом, и моя прежняя жизнь закончится. Так что лучше не ждать, а броситься в схватку, чтобы с почетом отправиться по Радужному мосту.

Но асы, как видно, не забыли обещанных им коня и козла. Потому что за спиной у бриттов прозвучал рог, и из крепости клином вышли люди Токе. Рыжебородый всадник куда-то ускакал, а стена щитов перед нами распалась, и скоро мы уже разили спины врагов. Мы бежали к крепости, а люди Токе бежали к нам навстречу, и скоро сын ярла Паллига, залитый чужой кровью, обнимал меня, а рядом Рагнара прижимал к груди Асгрим. Мы выиграли этот бой. Оставалось узнать, какой ценой.

Кнут быстро подсчитал наши потери: четверо убитых и девять раненых – немало серебра придется отдать ярлу Паллигу, чтобы заплатить за помощь сыну. У Токе за те три дня, что он сидел в крепости было всего семеро отправившихся в Валхаллу и с десяток раненных стрелами и камнями из пращей. Однако теперь было не время оплакивать убитых, потому как день только начинался. У нас не было времени обшарить стан бриттов в поисках серебра. Мы связали носилки, положили на них мертвых и раненых и со всех ног пустились к берегу.

Бритты еще два раза пытались преградить нам путь, устраивая засады, однако разведчики с Торгримом Угрем во главе каждый раз заходили им со спины, так что все обошлось только несколькими ушибами и царапинами. Единственное, что меня беспокоило, это то, что часть войска бриттов накануне куда-то ушла, а мы так и не смогли узнать, куда.

Вскоре запах соли и водорослей стал нарастать и, наконец, после одного из поворотов речушки, по берегу которой мы шли, показалось море. И первым делом на море я увидел «Летящего» и «Сына бури» – они покачивались на волнах в двух полетах стрелы от берега. Но они были не одни. Недалеко было еще три драккара, на которых воины готовились к высадке. И ближайшим к нам был «Красный змей» ярла Паллига. Я смог выдохнуть. Теперь было понятно, что часть бриттов вечером ушла к берегу встретить нового врага. Теперь, оказавшись меж двух огней им осталось только раствориться среди холмов и пустошей, не принимая боя.

Мы вышли на берег, подавая знаки «Летящему» и «Сыну бури». Кетиль Борода сразу посадил людей на весла и мой корабль стал медленно приближаться к берегу. Однако ему было не догнать «Красного змея», и ярл Паллиг первым сошел на берег. Он подбежал к Токе, который стоял во главе своих людей, осмотрел того с головы до ног и сказал:

– Много ли сокровищ ты нашел у бриттов, сын?

– Немного, отец, но всему виной предатель Эдрик – он завел нас в засаду, – ответил Токе. – Если бы не предательство, тебе не пришлось бы идти к нам на помощь.

Ярл посмотрел на сына и велел тому подниматься на борт «Красного змея». Потом он подошел ко мне.

– Как вы добрались до Токе? – спросил он.

– Дорогу нам показал Асгрим. – Я кивнул на стоявшего рядом друга. – Он один раз прошел сквозь дозоры бриттов, и решил, что сможет повторить свой путь и в другой раз.

Ярл кивнул Асгриму.

– Сдается мне, воин из тебя вышел лучше, чем мне раньше казалось, – произнес он с усмешкой.

Потом он посмотрел на моих воинов, заметил носилки с ранеными и убитыми и спросил:

– Много ли серебра вы взяли у бриттов.

Мои воины понурили головы, а я ответил:

– Столько, сколько сможет теперь добыть дружина Токе, когда вернется на «Сына бури».

Ярл усмехнулся:

– Этого ждать еще долго. Пока получите по три марки серебра у меня. А там – Токе сочтется. И заплатит семьям всех убитых виру, ведь они умерли по его вине.

Воины радостно закричали. Ярл усмехнулся, а потом тихо спросил у меня:

– Как тебе удалось заманить их за собой прямо в царство Хель?

– Я сказал, что ты дашь им серебра, ярл, – ответил я так же тихо.

– И ты не ошибся! – крикнул ярл и несколько раз тряхнул меня, схватив за плечи. – Верность дорогого стоит. И, я вижу, не зря Синий Змей сделал тебя хёвдингом на «Летящем». Но только один корабль – это совсем не много. Скоро посмотрим, как ты справишься с тремя.

Он развернулся и пошел к команде Токе. А я стоял и глупо улыбался, пока меня не привел в себя удар Асгрима по плечу.

– Когда твой брат ушел к Токе, у Токе стало на одного человека больше, чем надо, – сказал он. – Чтобы поддержать равновесие, думаю, тебе надо забрать одного человека у него.

Я улыбнулся.

– Если этот человек – ты, то у меня всегда свободно место на самом тяжелом весле.

– По сравнению с плетеной лодкой бриттов тяжелое весло на добром корабле выглядит гораздо надежнее, – ответил Асгрим.

Мы обнялись и пошли к воде, где уже зарылся носом в песок мой корабль… Если ярл не забудет о своих словах – первый из трех моих кораблей.