«…есть в этой жизни у каждого народа нечто незыблемое, основополагающее, – это сакральная любовь к Родине. Как малой, так и великой. Кстати, корень этого слова – Родина, есть не что иное, как имя первого и главного Бога славян, творца всего сущего. Имя это – Род.»

(«Без любви нет правды»)

 

Колесо удачи

(О славном юбилее московских велоспортсменов и кое-о-чём другом, не менее важном)

125 лет назад в Москве в июле произошло знаменательное событие – на Ходынском поле состоялись открытые состязания «рыцарей пятки», так в ту пору называли велосипедистов. Насколько это было неординарное соревнование, можно судить хотя бы по тому, что еще совсем недавно этих самых «рыцарей» подвергали гонению, а изобретатель российского велосипеда уральский крепостной Ефимка Артамонов был бит розгами за то, что во время демонстрации своего детища, насмерть перепугал извозчиков и их лошадей, шарахающихся от вида двухколесного чудища. Правда, экзекуция эта проходила в Екатеринбурге, в окрестностях которого родился Ефим Михеевич. В Москве же, напротив, год спустя за свое диковинное изобретение по велению императора Александра I он получил освобождение от крепостной зависимости.

К слову сказать, и Лев Николаевич Толстой, основой оптимистической философии которого был принцип «любить жизнь в бесчисленных, никогда неистощимых ее проявлениях», увлекшись велоспортом, признание на этом поприще не в Туле получил, где регулярно бывал на циклотроне (велотреке), а в Москве. Именно здешние поклонники-велогонщики подарили автору «Войны и мира» велосипед с серебряными спицами.

А тогда – 125 лет назад – в исторический для российского велоспорта день к москвичам приехали гости из Петербурга и Воронежа. В гонках на 1,5 и 7,5 верст вместе с русскими велосипедистами участвовали иностранцы – американец, австриец и англичане. В стране же после этого события стали активно создаваться велосипедные клубы. Но Москва по праву считалась одним из главных велосипедных центров, на который равнялись, результатами коего вдохновлялись.

Высокий патриотический дух и интернациональный, в добром смысле слова, магнетизм – завидная черта велоспортсменов столицы и ныне. Потому, когда я от имени журнала «Жизнь национальностей» обратился к президенту Федерации велоспорта города Москвы Александру Васильевичу Теренину (недавно он к многочисленным своим заботам прибавил ещё и эту) с просьбой поведать о славной «московской велодорожке», ее нынешнем состоянии, предварительно спросив, не удивляет ли его такой интерес совсем не спортивного журнала? – услышали весьма любопытный ответ.

– А чему, собственно, удивляться? Ведь мы, спортивные организаторы и руководители, постоянно внедряем в общественное сознание мысль: спорт, как и труд, есть дело чести, доблести и геройства, он – основа нравственного и, подчеркиваю особо, патриотического воспитания граждан. Высокое предназначение спорта – формирование физического и духовного здоровья нации: в здоровом теле – здоровый дух.

Это понимают во всех странах. А наши заокеанские друзья, как никто. И, право, «берут завидки», когда читаешь такие строки, что написал, например, 33-летний американский велосипедист Лэнс Армстронг, кстати, победивший в себе страшнейший недуг современности – «рак» и выигравший затем не одну победу в тяжелейших, сложнейших и престижнейших велогонках «Тур де Франс»: «Я хотел бы погибнуть в столетнем возрасте, разбившись во время головокружительного спуска на скорости 75 миль в час где-нибудь в Альпах и покоиться в могиле, покрытой американским флагом с возложенной на нем велосипедной каской с техасской звездой». Какое неуёмное сердце! Сердце спортсмена и патриота своей страны.

– Александр Васильевич, пример, безусловно, впечатляющий. Но, в данный момент, полагаем, речь-то ведется о воспитании российского патриотизма – не американского…

– Есть, есть и у нашего отечества отцы, которых должно взять за образцы. Легендарный, ныне покойный, Виктор Арсеньевич Капитонов, первый советский спортсмен, ставший олимпийским чемпионом по велосипедному спорту и через которого, как говорили на Западе, Россия вошла в международный спорт с парадной двери. Послушайте-ка, что пишет он в своей книге «Ради этого стоит жить»: «…во имя чего это всё – труд, терпение, боль, риск? Хорошо – во имя победы! Но она, победа, принадлежит не тебе одному. Она в нашем виде спорта – одна на многих… Другие чувства – выше, сильнее. Тут – Родина… Помню, зазвучал наш гимн, и Ярды (тоже олимпийский чемпион – Г. П.) разрыдался. У него ручьем бежали слезы, хотя устал он смертельно и эмоционально был опустошен, но тут уже другие эмоции…»

Преданность. Преданность Родине. Народу. Это трудно переоценить. Однако в любом незамутненном обществе она оценивается по достоинству и государством (тот же Капитонов был награжден тридцатью медалями и орденами, в том числе орденом Ленина), и народом. В многомиллионной Москве, где проживает 10 тысяч Капитоновых, почта доставляла ему письма, на которых вместо адреса была наклеена его фотография.

– Но пришли времена другие…

– Пришли… Когда-то, в советские годы, замечательный французский велосипедист Луизон Бобэ спросил Капитонова: «Почему в вашей огромной стране чемпионы мира не рождаются каждый год?» Вопрос был задан тогда, когда армия велосипедистов в СССР считалась мощнейшей: в секциях тренировалось около миллиона спортсменов. О чем-то бы он спросил сейчас, после нынешнего, мартовского чемпионата мира по треку, который принес России всего одну медаль. Бронзовую. Отрадно, что хоть ее, бедную, завоевал москвич – Макаров. Эх… А ведь велоспорт был для нас самым медалеёмким. А теперь…

Англичане вот 10 медалей взяли. Золотых. Вам, конечно, не терпится узнать мое мнение, почему стало подобное возможным? Устал толковать об этом, ругаться, возмущаться, горячиться. А потом, в горячке, чего только не скажешь. И получится, как у Александра Сергеевича Пушкина, говорившего, что он презирает свое отечество с головы до ног, но если с этим соглашаются…, ему становится обидно. Давайте расскажем сначала (в назидание современникам) обо всем хорошем, что было у нас, на что следует опираться, дабы сделать столь необходимый сейчас рывок. На фоне славного прошлого понятнее и виднее станут, надеюсь, и причины нынешних заморочек.

– Что ж, юбилейная направленность просто обязывает так поступить.

– Вот и прекрасно. Скажу, положа руку на сердце: как гражданин страны, столицей которого является Белокаменная, как президент столичной велофедерации, постоянно нашу неизбывную гордость за успехи московских спортсменов. Мне радостно, что первый чемпионат по велоспорту в СССР прошел в 1923 году на московском ипподроме и что в спринтерской гонке на 1,5 версты победил москвич Василий Ипполитов. Командную гонку на 7,5 верст выиграли члены столичного клуба «Красная Пресня». А в гонке за лидером первенствовал москвич Г. Козлов.

В 1927 году произошло велоспортивное действо не менее значительного масштаба – первый многодневный велотур, который стартовал в Москве. Один из организаторов его, «командор», как тогда говорили, москвич, участник гражданской войны, впоследствии национальный комиссар международного Союза велосипедистов В. Н. Евдокимов вспоминал: «В велотуре участвовали 126 гонщиков. 12 августа они стартовали на московском стадионе «Динамо» по маршруту Москва-Серпухов-Тула-Орел-Киев-Гомель-Минск-Смоленск-Москва. Разбит тур был на 15 этапов, а его протяженность составляла 2509 километров. 28 августа страна узнала своего первого чемпиона среди велосипедистов-многодневщиков. 94 часа 4 минуты и 58 секунд потребовалось динамовцу Михаилу Рыбальченко, чтобы стать победителем».

– Тут, Александр Васильевич, уточнить следует: Рыбальченко был динамовец, но одесский.

– Разве в этом дело. Тур-то, родившийся в Москве, – сродни известнейшему многодневному международному велоспортивному состязанию «Тур де Франс».

– Резонно.

– Вообще, надо сказать, по части собственного пиара слабоваты мы изначально. Пушкин правду сказал: мы ленивы и не любопытны. Взять ту же историю создания велосипеда. Упомянутый выше наш изобретатель крепостной Ефим Тимофеевич Артамонов ездил на нем по улицам Екатеринбурга в 1800 году, а в 1801 добрался на своем творении до Москвы, преодолев по бездорожью более 5 тысяч километров. (Это ли не рекорд!?). Царь увидел изобретателя во время коронации, «даровал ему свободу». И все бы хорошо, да патента на изобретение Ефиму не выдали.

А вот немецкий лесничий Карл фон Драйс, создавший подобную машину в 1814 году, патент в Германии получил, и считается теперь изобретателем «первого в мире велосипеда». Хотя, если честно, по конструкции это не велосипед вовсе (педалей нет), а самокат. На нем, не то что 5 тысяч, сто километров не прокатишься. В то же время как артамоновское устройство (с педалями) даже внешне мало чем отличается от современного велика.

– В старых энциклопедиях (советского периода) можно найти имя и «еще более первого» русского изобретателя велосипеда – нижегородского крестьянина Михеева. Петербургский сенат за 50 лет до Артамонова изделие Михеева признал, а мастера денежно премировал. Потом же, как водится у нас, об изобретателе забыли, а в современной российской энциклопедии о нем – вообще ни слова.

– Горько осознавать это. Одно утешает, что велосипед изобретали и Леонардо да Винчи, и древние греки, и египтяне. Его изображения находят на фресках Помпеи, на саркофагах фараонов. Как изобретение колеса, оно, по сути дела, безвестно, велико и чудесно. И впрямь, не чудо ли, соединив собственную мускульную силу с возможностью колеса, человек осуществил вековую свою мечту, «обрел сапоги-скороходы».

Велосипед и сейчас изобретают. Известная фраза «изобретать велосипед» из иронической стала утвердительной. На чемпионатах по велоспорту ведь мы наблюдаем не только соревнование спортсменов, но и состязание техники. Чего только не увидишь на таких смотрах: новые рамы и рули, обтекаемые тормоза, педали без зажимов. Да и само представление о трубах для рам изменилось – они имеют каплевидную форму – таково требование аэродинамики. А то делают рамы, состоящие из одного листа металла с дыркой посредине. Гоночные велосипеды – теперь без спиц. Между прочим стоимость – 10 тысяч у. е. за штуку. Так что причастные к их приобретению и хранению нечистые на руку дельцы от спорта часто попадают в скандальные истории, лишая отечественных спортсменов перворазрядной техники, без коей, каким патриотом ни будь, добиться нужных результатов ой как не просто.

Изобретают велосипед (и изобретали) не только для спортивных нужд, а и – для военных (в словаре Брокгауза и Эфрона подробно рассказано о использовании его в крепостях как средства связи), промышленных (создаются велосипедные асфальтокатки, велосипедные домкраты), цирковых, но главным образом – для целей бытовых, туристических, так сказать, отдохновенческих, любительских.

А ведь такими любителями были, скажем, В. Г. Шухов (создатель ажурного стального строения на Шаболовке – «московской Эйфелевой башни», ставшей центром радиовещания страны), Н. М. Рубцов (поэт, автор слов лиричнейшей песни «Я буду долго гнать велосипед»), таковым является и мой друг, популярнейший ведущий программы «В мире животных», а теперь еще – и «В мире людей», блестящий журналист, ученый и педагог Николай Дроздов и многие, многие другие, кому «двухколесный товарищ» помогал в печали и радости, подымал настроение, будил вдохновение или просто, что не менее важно, укреплял здоровье.

Конечно, в велосипедном изобретательстве немало курьёзов. Например, клоун из Цюриха Р. Фринцкнехт имел велосипед, умещающийся в кармане пиджака. А самый длинный велосипед, на котором ехали одновременно 35 человек, соорудили датчане. Наши ребята тоже отличились – и «блоху подковали» (изобрели 40-сантиметровый складной велосипед), и «на голенище выехали» – житель Горьковской деревни Карасиха В. И. Коротышев сделал велосипед из дерева – берёзы. Словом, у специального британского бюро, рассматривающего заявки на велосипедные изобретения, дел хватает. Слышал, что из 2 тысяч таких заявок им пока рассмотрено 400.

– Ну, уж коль мы, Александр Васильевич, чтобы разрядить напряжение, повели разговор, пусть недолго, на шутейной ноте, как сказал бы дед Щукарь, не вспомните ли вы что-либо такое из жизни велосипедистов, где великое от смешного один шаг отделял…

– О, таких историй тьма. Расскажу одну (сейчас это можно) со слов одного из ответственных товарищей за поездку на международные соревнования – в Италию. «Состязания успешно окончены, сувениры на оставшуюся мизерную валюту закуплены. Настроение отличное. Возвращаемся домой. В аэропорту – задержка, а туалет «платный!» Что делать? Как облегчить участь 10 человек? Валюта только у руководителя – она подотчетная. Штраф в Москве за «необоснованный перерасход» – в десятикратном размере.

– Слушай, – говорит один из спортсменов, – мы ведь бюсты Ленина никому не подарили. Не везти же их обратно. Давай предложим на входе в туалет «бартер».

– Правильно, – согласились все, – и на таможне в Шереметьево лишних вопросов не услышим. «Что, мол, не удалась контрабанда. Никто не купил у вас вождя революции? Не будешь каждому объяснять, что в последние дни нам не до этих бюстов было. Так тому и быть. С песней «Здравствуй, аист, мы, наконец, тебя дождались» шагаем, куда ноги сами несут, и осуществляем последний этап победной гонки».

– Ну и ну…

– Ничего, ничего. Владимир Ильич, случись такое в его бытность, не обиделся бы на велосипедистов. Все-таки свой брат, велосипед очень любил. Будучи в Женеве в эмиграции, часто совершал загородные прогулки на нем, а в Лондоне и Париже – использовал как транспортное средство…

Однако, потехе – час, делу – время. Вернемся к москвичам, сжигавшим шины об асфальт и ковавшим славные велоспортивные победы для столицы и страны. Восемь раз был чемпионом на Всесоюзных соревнованиях Игорь Ипполитов. Это звание он завоевывал в гитах на 500 и 1000 метров. Трижды становился он чемпионом в командной гонке на треке. Четыре раза выигрывал спринт москвич Ростислав Варгашкин и трижды побеждал в гите. По два раза завоевывал «золото» в том и другом виде программы В. Батаен, переехавший из Ленинграда в Москву. Чемпионами СССР в спринте были также В. Логунов, А. Воронин. Шесть раз побеждал Н. Ковш.

Первым чемпионом в гите на 1000 метров в 1928 году стал москвич П. Миронов. Через некоторое время это звание получил его земляк Л. Шелешнёв, а потом – В. Ростовцев. В 1964 году на этой дистанции первенствовал А. Кириченко, ставший еще и олимпийским чемпионом-88 в Сеуле, и К. Храбцов.

Очень зрелищными были спринтерские гонки на тандемах – парных велосипедах. И здесь москвичи задавали тон на протяжении целого десятилетия: с 1955 по 1965 г.г.

Чемпионами становились: В. Работягов с В. Мешковым, Л. Хмель с Р. Варгашкиным, В. Вигуро с В. Михаиловьм, А. Родионов с А. Шониным, Г. Васильев и Логунов в паре с другими партнерами удостаивались этого звания по несколько раз. В индивидуальной гонке преследования, которая появилась в программе в 1953 году, первые четыре чемпиона СССР – москвичи. Это – О. Борисов, Р. Чижиков, С. Казаков и Б. Точилин.

Очень часто москвичи праздновали победу в командных гонках на треке, где лидерами проявили себя Н. Галкин, Г. Козлов, П. Ипполитов, Ф. Крючков, П. Миронов, С. Прянишников, Ф. Тарачков, Е. Моисеев, В. Иванов, Н. Михайлов, В. Батаен, А. Кондрашков, А. Логунов, A. Куприянов, Л. Шелешнев, И. Ипполитов, В. Прошин, В. Ростовцев, С. Вершинин, Л. Хмель, В. Мешков, В. Михайлов, В. Бахвалов, О. Борисов, В. Киндяков, Р. Чижиков, Б. Арсеньев, В. Ильин, С. Казаков, B. Нечаев, В. Королев, М. Малахов, В. Соколов, Э. Хамидуллин, А. Перов, Д. Галкин, А. Минашкин, О. Жуков, Е. Просветов, Ю. Куденцов, А. Гаранин.

– Внушительный список. А вы прямо-таки, как Суворов, не только по имени-отчеству схожий – «Александр Васильевич», но и помнящий, как полководец, в лицо бойцов своей армии.

– Это еще не всё. В гонках за лидером чемпионом СССР был Г. Козлов, дважды – Н. Денисов, трижды – Ф. Тарачков, В. Зайпольд. Пять раз выигрывал Ю. Смирнов. Побеждали: В. Киндяков, Н. Кобзев, И. Лаптев, В. Попов. Многократным чемпионом СССР и рекордсменом мира становился А. Романов.

Среди женщин москвичка Н. Душихина выиграла спринт в 1928 году. Затем через 30 лет Г. Ермолаева, переехавшая из Тулы в Москву, пять раз приносила сборной столицы «золото». А всего она выигрывала чемпионаты СССР в спринте 10 раз, да еще четырежды была первой в гите на 500 метров. Шесть раз становилась Галина Ермолаева чемпионом мира.

Чемпионками страны среди москвичек становились Т. Филимонова и Т. Малянова. Они побеждали в гите. Среди преследовательниц золотые медали завоевывали: М. Максимова, З. Денькина, Л. Курова, Д. Смоленцева. А в последние годы этого добивались не один раз С. Самохвалова и С. Потёмкина. Обе выигрывали и групповые гонки на треке. Светлана Самохвалова – двукратная чемпионка мира в этой трековой номинации.

Что касается шоссейных гонок, то москвичи на протяжении более полувека часто были в числе победителей и призёров как в групповых, так и командных гонках. Главные фигуранты здесь А. Ерохин, А. Кондрашов, А. Логунов, Ф. Тарачков. Чемпионами становились В. Крючков, А. Черепович, Ю. Колесов, известный В. Капитонов – герой олимпийских игр-60 в Риме, А. Подъяблонский, А. Дохляков, А. Крас-ков, А. Старков, И. Теренин.

В командной гонке не шоссе многие годы не было равных москвичам. Это – Н. и В. Михайловы, А. Логунов, Е. Немытов, Е. Клевцов, В. Вершинин, Р. Чижиков, В. Капитонов, А. Черепович, Р. Моисеев.

У женщин-москвичек на шоссе в групповых гонках тоже славная история. Золотые медали завоевывали: Н. Никанорова, затем дважды В. Котикова. Л. Рудаковской это удалось трижды. Побеждали Н. Максимова, Н. Жижина, К. Королёва, Т. Шадская, И. Колесникова, С. Самохвалова…

Да разве всех перечислишь!

– Думаем, вы это в состоянии сделать, дай только волю (шутка).

– Шутки шутками, а вот идею – создать велоспортивную энциклопедию в лицах – вынашиваю. И ещё. Нельзя не отметить, что в последнее время большой популярностью стали пользоваться во всем мире и у нас, в частности, у московских велоспортсменов и зрителей соревнования по маунтейнбайку, что в переводе с английского означает горный велосипед. В 1966-ом он приобрел олимпийский статус. Его дебют на летних играх в Атланте произвёл настоящий фурор. Действительно, подобные соревнования на архисложных трассах захватывают, а сами гонщики получают приличную дозу адреналина.

Но я к чему клоню-то. На летних играх в Афинах нашу страну в этом виде представлял (вы уже догадались) москвич. Юрий Трофимов. Родился он, правда, в Удмуртии, в маленьком провинциальном городе, но, как говорил Бальзак, чтобы блистать, талант едет в Париж (в нашем случае – в Москву). Вот и Юра со своим другом Иваном Селёдкиным, тоже неплохо заявившим себя маунтейнбайке, приехал на учебу в столицу, влился в велоспортивное братство, не раз выигрывал этапы в популярной международной велогонке «5 колец Москвы». А в Афинах он сначала чуток спасовал. Однако вскоре приятно удивил, выиграв звание чемпиона мира среди мужчин 19–22 лет. Гонка была нелегкая: на одном из участков у Юры чуть было не подвела цепь, к тому же у тренеров нашей сборной были проблемы с радиосвязью и всю дорогу лил проливной препротивный дождь. Но Юра привык у себя в стране выступать в любых погодных условиях, на любых раскисших или разбитых дорогах. И, как видим, завоевал первенство. Что русскому здорово – то немцу смерть.

– Ух. Надо перевести дух.

– Да вы что, я только перехожу к тому, от чего действительно дух захватит, вернее, перехватит.

Вот я, в связи с Юрой, упомянул «5 колец Москвы». О, какая назидательная история у этого вида соревнований. Его предшественником были гонки по Садовому кольцу. Много десятилетий, начиная с 1920 года, ими начинался каждый летний сезон. Менялась программа соревнований, но неизменным оставался дух состязаний, их престиж и значимость. Победить в них было не менее почетным, чем на чемпионатах СССР и России.

Даже в грозные военные годы проходили соревнования на Садовом кольце. До и после войны целая плеяда знаменитостей боролась за первенство здесь. А авторитет соревнований подчеркивал еще и тот факт, что среди главных судей тут было немало известных личностей. Вовсе не случайно находился среди них и легендарный маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный.

В 1993 году по инициативе президиума Московской федерации велосипедного спорта, которую возглавлял Леонид Хмель, было решено преобразовать однодневную гонку по Садовому кольцу в многодневную. Тур этот сделали открытым для гонщиков из стран ближнего и дальнего зарубежья, а потому он стал очень популярным. К тому же в программе «5 колец Москвы», так назвали новое спортивное действо, предусматривалось активное участие ветеранов, которые бы смогли в нынешнее, слепнущее от золотого блеска – не медалей, а «золотого тельца» время, передать молодежи то, что многим из них, увы, незнакомо – не показной, а изнутри идущий патриотизм, который есть не убежище для негодяев, как это трактуют некоторые свободно мыслящие ныне граждане, а «убежище даже для негодяев». Так, именно так с ударением на частицу «даже» записано у обладателя велосипеда с серебряными спицами Льва Николаевича Толстого. Мыслилось, что именно ветераны, скромнейшие в своих материальных потребностях, до застенчивости доходящие в общении с другими (Виктор Капитонов, например, смущался, когда к нему подходили на улице, дабы посмотреть на его, молодого еще человека, высокие правительственные награды, выходил из трамвая, когда уступали место ему) смогут естественно передать молодежи величие духовности евангельского постулата: «Кто имеет, тому дано будет».

Под «имеет» разумеется здесь, в первую очередь, конечно же, духовная мощь и любовь. Кто имеет ее – тому дано будет, не расточителям и краснобаям, а «имеющим», дабы вокруг их спаслись тысячи.

А потом надо же дать какую-то возможность ветеранам-спортсменам найти свое место в перестраиваемой, перекраиваемой России. Что греха таить: они, когда были порушены многие стадионы, спортивные школы, оказались даже без тренерской работы и очутились на дне бизнеса. Огромная армия тренеров оказалась невостребованной, «хиреет» детско-юношеский спорт. Скоро и охранять богатеньких, как горько язвят авторы книги «Цена олимпийского золота» Борис Шухов и Александр Гребенёв, некому будет. Правда, богатенькие одумались и стали спонсировать спорт, прежде всего силовые виды. А от тех же велосипедистов, бегунов, прыгунов какой прок? Вот стрелки, те да, сгодятся.

К слову: Борис Хабалович Шухов – олимпийский чемпион, спортсмен, которым гордилась страна, а счастьем любого мальчишки было взять у него автограф или постоять рядом с ним, в лихие 90-e годы, с больной спиной зарабатывал на жизнь себе и семье тем, что таскал на рынке мешки с овощами.

«Горе-беду», мне кажется, первыми осознали москвичи. Наконец-то прозрели, поняли, что необходимо возродить старые добрые традиции, присущие советскому спорту: позаботиться об организации массовых стартов для населения, восстановить стройную систему проведения спартакиад школьников, молодежи и взрослых спортсменов, возводить новые современные спортивные комплексы.

Застрельщиком в добром деле стал мэр Юрий Михайлович Лужков. Но у всякого доброго дела, да еще связанного с финансовыми потоками, всегда найдутся дельцы, прилипалы. Спортивная общественность узрела их быстро, объявила войну. А на войне, в бою, как известно, кричат не только «За Родину, за Сталина!», но и матом ругаются.

Светлана Потемкина (о ней упоминалось выше), мастер спорта международного класса, неоднократно защищавшая честь страны на соревнованиях за рубежами нашей Родины, столкнувшись с нечистоплотностью некоторых спортивных деятелей, с решимостью и безбоязненностью бросила в лицо им (нет, матом она не ругалась) резко и неприязненно, все, что думает честный человек, истинный патриот своего Отечества и своего дела. Так, знаете, ее обвинили в отсутствии толерантности (терпимости ко злу, выходит), в оскорблении достоинства лиц, не осужденных еще судом. Круто, не правда ли? Так ведь можно обвинить и народы, клянувшие на чем свет стоит фашизм, не на жизнь, а на смерть бившихся с ним людей, за то, что они делали это до вынесения решения Нюрнбергского трибунала. Хотя и такое, кажется, уже происходит у нас.

– Да, действительно перехватывает дух.

– Во! И доброе дело, между прочим, от всех этих пакостей скукоживаться начало. В тех же «5-и кольцах» в этом году не доставало двух звеньев: нет Кремлёвского кольца, как нет и Садового.

– Ой, Александр Васильевич, так хорошо мы начали, а получилось по Черномырдину, – как всегда.

– Нет, не хочу так думать. Президентом федерации стал я недавно, но в спорте давно, играю по мастерам. Кстати, не новичок и в бизнесе, где удалось завоевать кое-какой плацдарм. Не спешите обвинять меня в противоречивости: то о духовности, мол, ратует, а то – о материальности. Вспомним, как шло у нас первоначальное накопление. Не кинься бы мы, отдельные русские люди, тогда в бой, у нас из-под носа всё увели бы. Потребовались отчаянность и верткость, хватка и выносливость, быстрота, натиск и умение удержать завоеванный плацдарм, с которого непременно перейдем в наступление.

– Да, Александр Васильевич, теперь понятно: не зря наградили Вас, как нам известно, медалью Суворова.

– Похвастаюсь, и орденом Александра Невского, святого и полководца, чьи слова: «Не в силе Бог, а в правде» раньше каждому из нас были известны со школьной скамьи.

А коль поднялись мы в беседе с вами до таких высот, скажу без фанаберии: я человек – глубоко верующий. Поэтому в любых условиях считаю уныние бесовским происком. Да, страна в результате неразумных действий оказалась не в лучшем состоянии, что уж говорить о спорте. И тут, ой, как легко опечалиться и опустить руки в бездействии, даже воскликнуть вслед за неистовым протопопом Аввакумом:

«Выпросил у Бога светлую Россию сатана.

Да очервлёнит -ю

Кровью мученической».

Однако по мне лучше, когда Россию называют Божией слезой и экспериментальным полем Творца. Мне очень близки откровения-высказывания архиепископа Волоколамского, митрополита Пятирима о том, что нашей стране уготовлен путь синтеза.

В X веке мы восприняли, скажем, христианство и византийскую культуру – в высшей точке ее развития – возникло государство: Киевская Русь. В XIII веке Русь была завоевана ордами монголо-татар. Бедствие! Но страна, народ прошли через это испытание, осуществив некий новый синтез – преодолели раздробленность и научились ценить мощное централизованное государство. Вам ничего это не напоминает в нынешнем времени?

Кстати, можно вспомнить, как здорово восприняли мы европейскую, возрожденческую культуру, опять-таки, в высшей точке ее развития, при Петре Первом, наконец, в советское время – синтез марксизма, европейского экономического учения с исконно русским идеалом общины был далеко не отрицателен во всех отношениях. Ныне мы стоим на пороге нового синтеза.

– Синтеза циничного, прагматичного Запада с нашим духовным православием?

– Зачем утрировать. Синтезировать надо лучшее – лучшее свое и лучшее чужое. И строить общество не с кровавым оскалом «золотого тельца», а с ликом Божественным. Ну и, конечно, не забывать, что истинно «мировое» есть, прежде всего, «собственное», ревниво охраняемое.

– Браво, браво! Но все же – о спорте, в частности, велосипедном.

– А что о спорте? Не открою Америки – работать надо. Бог-то Бог, да и сам будь не плох, – говорит народная пословица. А народ напрасно пословиц не придумывает. Да и Господу, полагаю, ближе соработники, чем лишь бьющие поклоны. «Чтобы Бог помог Франции, армия должна сражаться!» – так, кажется, сказала (здорово сказала) Жанна Д`Арк.

Не могу не напомнить действий в связи с этим В. В. Путина. В конце своего президентского срока он недвусмысленно выразился по поводу засилья в отечественном спорте так называемых волонтёров (чужаков-иностранцев, гребущих в отличие от наших спортсменов лопатой наши же деньги).

И тут же он выступил с инициативой проведения в России велотура подобного тому, что проводится во Франции (Тур де Франс). До этого президентское контрольное управление тщательным образом проверило исполнение программы по физвоспитанию и оздоровлению нации. «Нарывы» беспощадно вскрывались.

Вероятно, так будет и впредь. Нас такой подход вдохновляет. Значит, то, что мы наметили – развитие юношеского и ветеранского спорта, возрождение славных традиций, подготовка олимпийцев, улучшение качества соревнований (планы огромные) – осуществимо.

– О, на этой оптимистической ноте можно беседу и закончить. И пожелать вам долго и удачливо гнать московский, российский велосипед. Да не будут скрипучими колеса его.

 

Стояние на камне

Среди множества чудес, совершаемых во имя Божие на грешной земле Иисусом Христом, одно из них, говоря современным языком, превалирует – это исцеление сокрушенных сердцем и возвращение света слепым. Последнее здесь очень часто подразумевает прозрение духовное, но в немалой мере означает и физическое врачевание незрячего, отчего чудо восстановления зрения не перестает быть чудом – от времен библейских до наших дней.

Когда-то, теперь уже в далекие безбожные советские времена, но когда медицинское обслуживание и, в частности, глазная хирургия были бесплатны (за рубежом-то это и тогда стоило тысячи и тысячи долларов), мне пришлось рассказывать на страницах газеты об одной крестьянской супружеской паре пенсионеров из глухой сибирской деревеньки, которым в столичной больнице «возвратили утраченные глаза». Помню слова вновь увидевшей свет героини по возвращении домой, что сказала она собравшимся вокруг ее односельчанам и верующим старушкам:

– Бабки, – (она вынула из кармана домотканой кофты фотокарточки офтальмолога Краснова и его ученика, оперировавшего ее), – вот кого, вместо икон, в Красном углу ставить-то надо!

Возможно, с позиций воцерковленных граждан призыв такой покажется языческим, святотатством. Однако же от избытка сердца раскрываются уста. И неподдельные, искренние чувства, овладевшие простой труженицей, вполне, думается, простительны, а мне близки и понятны. Сам испытал подобное, когда «предстал» пред человеком, который только за последние восемь лет (за предыдущие десять – статистика приблизительная), совершил чудо возвращения зрения не одному, не двум, не сотне даже, а трудно представить, – 10 тысячам слепнущих пациентов!

Прошу прощения за употребление пафосного словосочетания «предстал пред человеком» – уж больно велики деянья, чтобы говорить о них низким слогом, нелегко опуститься с небес в скромный кабинет, хотя и Центральной клинической больницы (ЦКБ – «кремлёвки»), где за низеньким столиком после очередной операции сидел устало бледный, с чеховской бородкой, молчаливый, но пытливо смотрящий на вошедшего (меня) доктор. Это и был он – кандидат медицинских наук, глазной хирург Николай Владимирович Ермаков. Кстати, тоже ученик названного выше глазного академика Михаила Михайловича Краснова и, как оказалось, друг Вячеслава Ефимовича Бочарова, того самого, что осчастливил невероятно героев моего давнего очерка – сибирских рядовых тружеников. По простоте душевной, когда был я у исцеленных ветеранов в гостях в деревне с милым названием Палочка, всё пытались они передать со мной московским чудотворцам гостинец – мешочек картошки («хорошая уродилась»). Кое-как отказался. На что старики осерчали, молвив с обидой: «Упрямый какой, хуже доктора. Тот хоть деньги ни за что не хотел взять от нас, ну, а картошку-то жалко, что ли?»

Вот такие «презенты», вот такие подходы и отношения с пациентами, вот такие друзья у Николая Владимировича Ермакова. А ведь, как говорят, скажи, кто твой друг…

Не скрою, идя на встречу с Николаем Владимировичем, я мысленно неоднократно повторял перечень многочисленных и, наверное, неудобных вопросов для человека такого положения и профессионализма: как-то о платности нынешней медицины, отношении к современной элите (врачует ни где-нибудь ведь – в «кремлёвке»), материальном положении престижного доктора, ну, и непосредственно о работе, методе, самоотверженности, о подвигах героев в белых халатах…

Он сбил мою журналистскую прыть первой же фразой.

– Подвигов не совершал. Работаю. На работе с семи тридцати. В восемь сорок пять – операции. Их ежедневно – семь-восемь.

Передо мною сидел человек дела. Дела большого, настоящего. С такими людьми не суесловить спесиво надобно, а созерцать их. Как икону. И тогда откроется тебе сокровенное. Идущее из души собственной, обволакиваемое огромной энергетикой визави, оно сметёт банальные помыслы, разбудит в тебе дитя божиего, возвысит как человека.

Не знаю, стоит ли говорить об этом. Но, как пред причастьем… В нашей семье медработников не жаловали. Не из гордости, не из-за богатырского здоровья членов ее – такового, увы, не наблюдалось. Случай произошёл. В войну. Мой отец, тяжело раненый, прислал матери, на руках которой остались мы с сестрой малолетки и бабушка, письмо из тылового Уральского госпиталя, где умолял жену продать корову, чтобы вырученные деньги передать какому-то врачу: тот обещал ему за это оформить по окончании лечения отпуск на родину.

Крестьянка, исконная труженица, не получившая за всю свою жизнь ни копейки дармовой, мать не могла себе представить, что такое возможно. Как не могла представить и того, как она будет сохранять без коровы детей. Святая женщина не вняла мольбам мужа, которого так больше никогда и не увидела. Попавший прямым ходом из лазарета снова на фронт, он «погиб смертью храбрых» в 1943 году.

Осознание матерью какой-то не искупаемой вины в этом мучило ее всю оставшуюся жизнь, будоражило душу беспрестанно. Когда она умирала в нашей московской квартире и увидела, что невестка суёт рублёвку в халат медсестре, делающей уколы, она, суровая матерь, грозно и твердо произнесла:

– Если еще раз увижу такое, выброшусь из окна.

Со времен Гиппократа, а вероятнее всего, и более ранней поры, человек, подвизающийся на поприще, близком к деяниям божиим – врачевании тех, в кого Творец вдохнул свою душу, постоянно несет, должен нести в себе незамутненный кристалл высочайшей нравственности и справедливости. Присловье «врач, исцели самого себя», по свидетельству святого Луки, было произнесено и Иисусом Христом, когда проповедовал он ученикам Лето Господнее благоприятное, остерегая их от закваски фарисейской, которая есть лицемерие.

И неправда, что за содеянное, как доброе, так и плохое, воздается людям лишь на небесах. «Кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут, – говорит Спаситель и продолжает. – Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!»

Потомственный врач (дед Владимир Альбертович – эпидемиолог, отец Владимир Владимирович – Лауреат Государственной премии, нефролог, мать Маргарита Николаевна – вирусолог) Николай Владимирович Ермаков непреклонно верит в высшую справедливость. Это признание во время нашей лаконичной беседы просто вырвалось у него из сердца.

Я не стал при нём подкреплять верность его убеждения фактами, происшедшими, что называется, на нашей памяти и, в частности, с людьми, хорошо известными Николаю Владимировичу. Например, с прославленным глазником Святославом Фёдоровым. Не заключена ли трагедия этого человека, коему было дано, ой, как много, именно в том, что в новых реалиях жизни не сумел достойно распорядиться божественным даром, стал мимикрировать. Лично мне трудно было бы утверждать это, но есть свидетельства тому весьма и весьма авторитетных исследователей – скажем, старшего редактора журнала «Форбс» Павла Хлебникова. Он пишет, что когда знаменитого мафиози, убийцу Вячеслава Иванькова, по кличке Япончик, наконец-то, арестовали, то в камере он просидел недолго. Верховный Суд освободил его по причине пошатнувшегося здоровья. Среди тех, кто просил за него, оказались «неутомимый борец» за права человека Сергей Ковалёв и …Святослав Фёдоров. «У Япончика были нелады со здоровьем, и ещё четыре года он мог не просидеть», – объяснил свои странные действия сердобольный офтальмолог. Но, как резюмирует Павел Хлебников, у Фёдорова были более веские причины вмешиваться в подобные дела: помимо знаменитой московской больницы и клиники за рубежом, он владел акциями двух больших московских гостиниц и казино «Ройял».

Да, есть Верховный суд. Но есть и Высший. А истинная работа пиара не любит. Служенье муз не терпит суеты. Вот уж воистину: «Горе вам, фарисеям, что любите председания в синагогах и приветствия в народных собраниях».

К слову, кремлевский хирург Ермаков, спасший от слепоты тысячи людей, среди коих были, как говорится, и великие мира сего, особыми наградами похвалиться не может, а живет далеко не на «Рублевке» (на ней он только работает) и даже не имеет степени доктора наук. Лично его это беспокоит мало. Он обеспокоен делом и настоящей наукой. Восемь авторских свидетельств и около ста научных публикаций говорят тут сами за себя.

«Но до лекций я не охоч – их ночью пока не читают», – улыбается Николай Владимирович.

И то верно. Днем же работать надо, оперировать, оперировать. А статьи-то и ночью пишутся. Однако жаль: лектор он был бы – заслушаешься. Я, во всяком случае, рта не закрывал, пока рассказывал он об истории глазной хирургии, уходящей корнями в практику эскулапов аж древнего Египта, о собственном восхождении: от первой операции, связанной с энуклеацией – удалением глаза (о, Господи!) до овладения современной ультразвуковой и лазерной хирургической аппаратурой. Очень, очень интересно и вдохновенно рассказывал. И я все понимал. Правда, сейчас, как то существо с умными глазами, понимать понимаю, и вроде бы знаю всё, а пересказать не могу. Да, наверное, и не надо: специалистам об этом лучше прочесть в специальной литературе, а нам, грешным, важнее понять прозвучавшую в том же разговоре сентенцию: «Медицина как ни одна другая отрасль из специальных деяний даёт человеку возможность самореализации. Самореализации как в практическом, материальном плане, так и в духовном. Разве случайно: Вересаев, Булгаков, Чехов – врачи, но они же и великие писатели-духовники. Не говоря уж о евангелисте Луке».

Преданность призванию своему, коему неуклонно следует доктор Ермаков, это как стояние Серафима Саровского на камне, как молитва за воскрешение Великой Руси, ее беззаветного, но простодушного народа, оболганного, расчлененного, оккупированного всевозможной мерзостью. Но, как говорили в моей родной стороне: на праведнике деревня держится. О том же гласит и святое писание: «Спасись сам, и вокруг тебя спасутся тысячи».

Со времен рабовладельческого Рима люди, к сожалению, чаще требовали «хлеба и зрелищ». Вот основной интерес, как пишет профессор Святослав Поляков, среднестатистического землянина. Люди хотят иметь знания, но без преодоления трудностей, и получать их в виде развлечений; открыть истину, но без труда; иметь большие достижения во всем, но без усилий; приобрести славу и мировую известность, но только за то, что они сумели открыть рот и сказать: «А», или представить в качестве высокого искусства, как обезьяна, закорючку на полотне. Вот почему пресловутый «Гарри Поттер» писательницы Джоан Роулинг стал настольной книгой для сотен миллионов землян. Каждый из них стремится представить себя волшебником, который без особых напряжений может иметь и вершить все.

Но развитие человечества определяется пониманием Бога, где «правда и вера – суть две сестры родные».

Я забыл сказать, что встретились мы с Николаем Владимировичем во второй половине дня, когда операции на сегодня были сделаны. Но оставался еще обход больных, решение различных административных вопросов. Когда же домой-то? – крутился в моей голове вопрос, – ведь там семья, жена, правда, тоже врач, дочка, в которой, как знал, герой мой души не чает. Но, видя его озабоченность, посчитал любопытство такого рода со своей стороны просто-напросто неприличным.

Однако не удержался и спросил – о другом:

– Ваши деянья, состояние души, – выдают вас, как человека глубоко верующего. Ваша собственная оценка самого себя в этом плане – она такова же?

– Что не атеист я – безусловно. Но в храм хожу редко. Помолиться Господу, да простит Он меня, и то иногда забываю. Даже и не забываю, а, прибегая к примитивному современному сленгу, скажу: как бы не успеваю. Слабое оправдание, конечно…

Объяснять Николаю Владимировичу, что вера – чувство сакральное, не мне надо. Да и стоит ли? Он, полагаю, сам понимает это не хуже. Но одну поучительную легенду не поведать ему под конец я не мог.

Господь путешествовал по свету со своим молодым учеником. Однажды он встретил землепашца, обрабатывающего землю, и поклонился ему в ноги. Ученик сильно удивился, вопрошая: «Как же так, Боже, я молюсь тебе в течение стольких лет, а ты за это время даже не поблагодарил меня ни разу. Пахарю же, который, если и молится, то не более двух раз в сутки, отвесил поклон». Бог сказал отроку: «Я отвечу на твой вопрос, но перед этим исполни мою просьбу. Возьми чашу, наполни ее до краёв водой, поставь на голову и обойди вокруг города. Только смотри, не пролей из чаши даже капли».

На вечерней заре, неся на голове чашу с водой, боясь из неё расплескать хоть каплю, возвращается ученик. Когда он приблизился к Всевышнему, Тот, оценив хорошо выполненное задание, спросил: «Но скажи, друг мой, молился ли ты Мне, пока обходил город?» «Нет, – ответил пристыженный юноша, – не мог я, потому как думал всё время, как бы не расплескать в чаше воду». И сказал Господь: «Вот и ответ на твой утренний вопрос. Ты работал один день, и не нашел времени помолиться. Пахарь же годами тяжко трудится на поле своем, добывая хлеб насущный для себя и своей семьи в поте лица своего. При этом дважды в день он помолиться мне успевает. Воздавай же ему должное и не кичись своим превосходством».

Николай Владимирович понимающе выслушал притчу и, как показалось, с некоторой долей признательности посмотрел на меня.

 

Не потеряем веру

В душе каждого из нас, как отмечают лучшие умы рода человеческого, протекают те же процессы, что и в государстве. А коль это так, то и великие общественные изменения не через фундаментальные катаклизмы происходят, а через души людей – обычных, рядовых вершителей и жертв истории. В этих мыслях утверждаешься еще более, когда читаешь вышедшею недавно в свет эпопею Ахмета Хатаева, с пронзительным, на много открывающим глаза названием – «Ночи без бога». Это заключительная часть трилогии, начало которой положили книги «Эшелон бесправия» и «Враг народа», на что в свое время откликнулся я исчерпывающей рецензией.

Обладающий «искрой божьей» – писательским даром, автор, что называется, еще и напрямую занимается тем, что к делам государственным имеет самое непосредственное отношение. Он доктор наук, докторант, ответственный работник Федеральной службы Российской Федерации по контролю за оборотом наркотиков, Секретарь Координационного совета антинаркотических ведомств государств – членов Организации Договора о коллективной безопасности, в прошлом – руководитель КГБ Чечено-Ингушетии. Его творения – сказ о вайнахском народе, жизнь которого Ахмет Хатаев, оставаясь ярким его представителем, не мыслит без единения с Россией. Этим определяется и некая особенность творчества Ахмета – с ним иногда хочется поспорить, но не как с непримиримым антагонистом, а как с не согласным в чем-то с тобою другом. С ним просто подмывает продолжить беседу, которая, верится, непременно приведет к взаимопониманию.

Спровоцированный, в хорошем смысле слова, таким воздействием на себя Хатаевских книг и задал я писателю-государственнику по прочтении трилогии «волнительный» вопрос:

– Ахмет Цуцаевич, вы, безусловно, достойный сын своего народа, его историограф. И вы с понятной гордостью пишите о великих предках своих, средствами языка коих были расшифрованы надписи на камнях первого известного историкам древнего государства – Урарту, вы приветствуете деяния соплеменников, направленные на открытие ими России, прорубавшими в нее окно, как когда-то царь Петр прорубил его в Европу, вы воспеваете мужество, стойкость своего народа, для которого честь, стремление оставить после себя добрую память являются основополагающими чертами характера, – и как же вы объясните не читавшим ваших книг, почему такой народ стал ныне объектом, мягко говоря, настороженного отношения, а «чеченский вопрос» отнесен к числу наиболее «проклятых»?

– Вы правильно сделали, что оговорились относительно тех, кто не читал моих книг. Им, действительно, труднее понять, как наш народ в корне своем близкий по умострою, беззаветности и простодушию, что отмечал еще Александр Сергеевич Пушкин, русскому народу, был превращен в носителей чуть ли не наследственной враждебности к русским, к России. Ответ на этот вопрос разбросан по всей трилогии. Но если выразить его несколькими фразами, что я и сделал в «Ночах без бога», то он прозвучит так: какая-то часть вайнахов, точнее ее наиболее активная часть дала себя втянуть в страшную кровавую авантюру, затеянную политиками-бизнесменами с тем, чтобы отвлечь народы России от чинимого ими грабежа нажитого трудом многих советских поколений общегосударственной собственности. Остальные же люди то ли от усталости, то ли от неспособности понять суть всей этой грязной игры «прислонились к сатанинскому дому лжи». А ложь, как известно, чрезвычайно опасное «достижение» человечества, хотя порою бывает и очень выгодным проявлением, особенно для «власть предержащих», что мы и видели на протяжении длительного времени. Но не напрасно ложь входит в набор семи смертных грехов – грехов, несущих смерть. Авторы авантюры хотели превратить Чечню в своего рода черную дыру, и им это отчасти удалось. Поднявшиеся на волне беспредела, дурящие народы болтовней о демократии лжехозяева нынешней жизни сами попали в западню своих алчных устремлений.

В основной массе люди зачастую наивны, их нагло обманывают. Чтобы не говорили сейчас о марксистско-ленинском учении, но классики его были правы, заявив, что любой народ будет жалкой игрушкой в руках злобных сил, пока за хитросплетениями слов, изрыгаемых циничными политиками, не научится видеть интересы враждебных ему групп и классов.

Народ! Да, он за свою тысячелетиями исчисляемую историю выковал и возвел в степень уважения и преклонения, великие качества как трудолюбие, стремление к справедливости, но этот же самый народ становится нередко тем деревом, на коем не икону пишут, а из которого дубину вырубают. Примеров предостаточно. Просвещенейшая нация Европы – немцы и – пещерное человеконенавистничество под прессом фашизма. Всемирная отзывчивость русских и – чуть ли не поголовное безразличие к судьбам братских народов в системе либерализма и выживания.

Есть факты, разумеется, и обратного порядка, но они не на голом месте возникают. Возможно, не все знают, что известный некогда своими русофобскими опусами поэт Джек Алтаузен (помните его стихи о Минине и Пожарском, сподвижником которых, кстати, был и мой земляк – князь Черкасский: «Подумаешь они спасли Рассею! А может, лучше было б не спасать?») в годы войны ушел добровольцем на фронт и погиб за «Рассею» (к тому времени Советскую) в 1942 году.

– Согласен, но вот только о Черкасском, как о вашем земляке, к сожалению, знал не много.

– Не только вы, Геннадий Александрович. О Дмитрии Мамстрюковиче Черкасском, бывшем воеводе Нижнего Новгорода, и его роли в освобождении Москвы от польских захватчиков в подробностях описано в историческом романе Михаила Загоскина «Юрий Милославский, или русские в 1612 году». Но об этом умалчивают, а жаль, что данный факт не используется, как это имело место в советское время, «для интернационального воспитания подрастающих поколений».

– Интересный поворот в нашей беседе. Откровенно говоря, я хотел бы развить тему о роли вайнахов в судьбах России, но коль уж раньше мы припомнили советский период то, быть может, коснемся дружбы народов той поры, и опять же задумаемся, как так случилось в нашей «цветущей сложности стране», что целые народы были объявлены врагами и понесли за это наказание, какое, как вы пишите во второй книге «никто и придумать не может, если в нем нет сатанинского начала – отрыв человека от дедовского очага, где мать пела ему колыбельные песни, где сделал он первые шаги?».

– Вопрос сложнейший. Легче всего ответить на него, опираясь на субъективные факторы, специфические черты характера как вождей в центре – Сталина, Берии, так и сатрапов их на местах, обусловивших проявление предвзятости в оценках тех же вайнахов. Поначалу в своих произведениях я шел к ключу – отгадке именно этим путем. В первых двух книгах я показал массу перевертышей, проходимцев, карьеристов, продавших за «чечевичную похлебку» интересы, чаяния своего народа, всплывших на властную поверхность не за счет труда, знаний и воспитания, а на волне догм и штампов. Углубляясь в означенную проблематику, я начал постепенно понимать, что «корень зла» кроется в системе – в системе взаимоотношений власти и народа. И уже в третьей, заключительной книге трилогии, я рассматриваю и трактую последнее выселение вайнахов (а в общей сложности за два века их было около двух десятков) как часть трагических событий в жизни всего советского народа, как часть нашей общей судьбы. Ну разве раскрестьянивание деревни, ссылка миллионов беззаветных тружеников земли в Сибирь, Заполярье не есть то же самое выселение, только более изощренное по форме, но не менее жестокое по сути? Разве, к примеру, русских выселенцев, а их по количеству было значительно больше, чем чеченских, не называли тоже врагами народа. Правда, «чистильщикам» приклеить этот ярлык всей государство-образующей нации духу не хватило.

– Зато его хватило так называемым демократам, сопроводившим приход свой к власти танковой пальбой по Верховному Совету России, а потом и по Чечне.

– Вот-вот. А вызрели-то эти изверги, готовые подобно тому просвещенному либералу, о коем поведал в своем «Дневнике писателя» Ф. М. Достоевский, уничтожить народ, не поддающийся переделке по западному образцу, в недрах советской системы.

Было бы непростительным святотатством отрицать достижения советского периода, успехи в интернационально-патриотическом воспитании, подвиг в годы войны, когда вайнахи вместе с русскими и другими народами сражались геройски с общим врагом. В ту пору советские люди сумели подняться до таких духовных, горних высот, что битва с гитлеровской Германией, по масштабу сравниваемая с библейскими событиями, переросла в их глазах из борьбы за личную независимость и независимость отечества в беспощадное сражение со вселенским злом, с деяниями дьявола. В этом феномен победы. Но больно же осознавать, сколь потребительски относились власти к народу-победителю. К горлу прямо-таки подкатывают стихи Константина Симонова:

Впрочем, касаясь сегодняшней жизни страны, так и хочется произнести, что ее как единой субстанции не ощущаешь. Общество катастрофически расслаивается. Я согласен с одним из авторов, у которого совсем недавно прочитал: есть Россия бедная и богатая, олигархическая, менеджерская, топ-менеджерская, крестьянская и городская, пенсионерская, учительская, беспризорная, «сидевшая» и «сидящая». Они практически не пересекаются. Каждая живет сама по себе…

«Ночи без бога» – моя иллюстрация ужасающей катастрофы – обрушения страны, порожденного именно двойственностью, лицемерием безбожной власти, требующей от народа жить так, как сама давно уже не живет. Стоит ли напоминать, сколь ловко воспользовались этим «бесы», маскирующиеся под друзей народа, сокрушившие разнузданной пропагандой порнографии и насилия неискушенные души, надломленные еще и эгоистическими призывами об обогащении («кто как может»), суверенизации («кто сколько проглотит»). Я попытался раскрыть эту двойственность и беду, что несет она, не только изобразительными, художественными средствами, но и композицией произведения, показывая деяния своих героев в «старое» и «новое» время не последовательно, а как бы параллельно, дабы до сознания читателя дошло быстрее: ни что не возникает из ничего, расплата за худое, недоброе – рядом.

– Ахмет Цуцаевич, в своей трилогии, особенно в первых двух частях, вы, отстаивая самобытность развития как в целом всей нашей страны, так и составляющих ее национальных образований, настаиваете на необходимости строить народам свою судьбу по законам жизни, на прочном фундаменте прошлого бытия. Более того, говоря о вайнахском народе, деятельность которого очерчена стенами горских порядков, утверждаете: «нашего человека нельзя из этих «стен» выпускать, пока не воздвигнешь для него иное, понятное и приемлемое «здание права».

– Давайте обо всем по порядку. Я ратую за такие отношения, которые строятся на прочном фундаменте прошлого бытия, но с учетом новых законов жизни. Разве это плохо? Так поступают многие народы и процветают. «Зов земли», «зов предков», поверьте, не пустой звук. Они определяют, как гласит наука, наш генетический код. Жить в несогласии с ним – идти по пути дискомфорта, беды. Призыв отбросить традиционные ценности, по крайней мере, – диверсия. Антрополог Конрад Лоренц писал о подобном следующее: «Во всех частях мира имеются миллионы юношей, которые потеряли веру в традиционные ценности предыдущих поколений… Они чувствуют себя свободными, потому что отбросили отцовские традиции, но немыслимым образом не замечают, что воспринимая сфабрикованную доктрину, они отбрасывают не только традиции, но и всякую свободу мысли и действия». Я же повторю, о чем писал в своих произведениях: опасна вольность вне морали – морали, выработанной в результате многовекового опыта предков, славно трудившихся на земле, умеющих жить с соседями. Ценности же фундаментализма, которые внедряются и используются теми же сепаратистами в массе нашего народа, околпаченного ельцинизмом и дудаизмом, ничего общего не имеют ни с истинными положениями народных обычаев, ни с постулатами ислама. Ведь ислам в переводе с арабского означает мир, безопасность, спокойствие, чистоту намерений.

Это прекрасно знали и учитывали великие государственные деятели России: Петр I, заявлявший, что он хочет лучше видеть у себя народов магометанской веры, чем плутов и обманщиков; Александр II, предоставивший горцам возможность совершенно свободно исполнять веру отцов и управлять по шариату и горским адатам. Результат не замедлил сказаться! Вопросы, решаемые «практически, не ссылаясь на Европу» (выражение тогдашнего губернатора Терской области М. Т. Лорис-Меликова), привели к тому, что люди, недавно чуть не поголовно «окрещенные» в абреков, проявили себя и как умелые земледельцы, и как удачливые предприниматели. И поди-ка плохо было России, от того, что Чечня, например, кормила вдоволь кукурузой не только себя, но и все народы, населяющие нынешнюю Дагестанскую республику, продавала продукцию в Персию, наполняя тем самым и казну империи.

Великие люди из вайнахов прекрасно понимали роль и значение России и призывали, как это делал Кунта-Хаджи, к умению жить с русскими; не бряцать оружием увещевал горцев Бейбулат Теймиев – «гроза Кавказа» по определению Пушкина. Не была агрессивна к горцам, как и к другим народностям, русская культура, а распространение русского языка как средства межнационального общения имело значительные позитивные последствия для народов Кавказа. Лучшие умы России Пушкин, Лермонтов, Толстой характеризовали мир того же ислама как близкий русскому менталитету, увидели в нем союзника России.

Возблагодарить бы Всевышнего нам, что с таким народом, с такой страною нас связывает единая судьба и уверить, как это сделал доктор философских наук Х. Боков: «Чеченский народ никогда не воевал с Россией, он воевал с колонизаторскими порядками, с коими воевал и русский народ».

– Такие слова, не грех бы и в граните высечь. А ищущим русскую национальную идею подсказать, что под ней понимать следует вовсе не узкоэтническую, а общероссийскую систему правил, и что ее (прав Чубайс – не Анатолий, а Игорь) нельзя выдумать, но можно выявить. Кстати, такими суждениями пронизаны все ваши творения – творения, я бы сказал, энциклопедического характера. Поэтому, поверьте, мне очень хотелось бы, чтобы трилогия ваша была переиздана большим тиражом и стала достоянием как можно большего числа читателей разных национальностей. И, конечно же, я жду продолжения.

– Спасибо. Оно непременно будет, если, как гласят предупреждения Архангела Джабраила, о которых напоминаю я в своей трилогии, не оскудеет земля, люди не потеряют любовь, жены, матери и невесты – стыд, властители – справедливость, богатые – милосердие, ученые – знания, а все мы вместе – Веру.

– Мощно, серьезно сказано. И целеопределяюще. И по сему не могу не разделить вашей Надежды. И Веры, что движет камнями, с которой народ наш сумеет-таки укоротить торжество кровавого бизнесмена, как пишите вы, «золотого тельца», справиться с отчаянной бедой – безбожием, сатанизмом, всемирным злом, что ядовитыми змеями вползли в трещины, возникшие в результате отхода человека от всеобщих небесных начал, таких как благочестие, почитание предков, стремление к добру, знаниям, трудолюбию. Надеюсь, и верю, в чем, как и подо всем, сказанным вами выше, и подписываюсь.

 

Обращение к сердцу

Почему-то именно эти слова известного русского поэта Николая Рыленкова вспомнились мне вдруг, когда я закрыл по прочтении книгу Саида Лорсанукаева – советника председателя Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации «Дожди меняют цвет». Вышедшее в издательстве «Воскресение» в 2003 году немалым, по нынешним меркам, – пятнадцатитысячным тиражом, – произведение это (именно произведение) являет собой своеобразное художественно-философское осмысление нелегкого жизненного пути самого автора и его окружения. А, по сути, – всего народа, в среде которого развивался, креп и достиг своей вершенной зрелости духовный мир повествователя.

Лично меня связывают с Лорсанукаевым давние отношения: мы вмести с ним работали в газете ЦК КПСС «Сельская жизнь», став лауреатами ее, вместе защищали достоинство и честь человека необыкновенного благородства и порядочности – Абдуллу Лулуева, после трагических событий в стране вместе с лидерами движения «Возрождение России» не раз бывали на Северном Кавказе. Да мало ли! И на моих глазах, к моей радости и гордости, завершалось формирование «саидовского» мировоззрения, превращение советского журналиста Лорсанукаева – первоначально бесшабашного, точнее романтически настроенного борца за правду и справедливость (что само по себе тоже дорогого стоит) в умудренного стойкого проводника великой веры в торжество истинных, небесных начал в человеке, не подлежащих пересмотру, отобранных за свою историю всеми народами и возведенными в высокую степень уважения таких качеств, как благочестие, почитание предков, стремление к добру, знаниям, трудолюбию.

«Нелегко быть истинным чеченцем – признался мне как-то Саид, – хотя и надо соблюдать для этого лишь пять предписаний ислама, среди которых основное требование – совершать молитву и помогать бедным». – «Настоящим русским быть тоже не просто, – вторил ему я, – не случайно же в народе нашем бытуем присловье: «нет тяжелее дела, чем Богу молиться, родителей кормить, да долг платить». Саид вскинул взгляд на меня: «Человеком всюду быть трудно. Но он же – подобие Божие».

Со школьной скамьи приписанные к сонму материалистов, главным постулатом мировоззрения коих являлся тезис превосходства бытия над сознанием, волею судеб оказавшиеся при пропагандистском аппарате власть предержащих атеистов, мы уже тогда каким-то чудом, инстинктивно чувствовали и проводили на практике другую философию: чтобы докопаться до сути, надо добраться до души человеческой. А от души до Бога – один шаг.

Но как он был труден этот шаг. Ведь мощнейшие пласты древней цивилизации, культуры, духовности в СССР, как для большинства мусульман, так и для основной массы христиан, представителей других религиозных конфессий – были за семью печатями. Ныне, когда мир содрогнулся от чеченской трагедии, беды народов бывшей могучей интернациональной державы, когда прозвучали слова, пленящие энергией огромного накала, но с которыми безоговорочно согласиться трудно: «История развития общества, есть не история борьбы классов, а – история борьбы религий», как не поскорбеть о том, что вырывалось у нас с рождения – вера в божественный промысел.

«Все под единым Богом ходим, хотя и не в одного веруем» – это наша русская поговорка, утверждающая великую истину единого Творца и Спасителя, близость и родство между людьми разных национальностей, религий и вероисповеданий. Она прямая наследница учения Христа, провозгласившего: «Нет для меня ни эллина, ни иудея». Но ведь точно такой же подход к вере, братству народов звучит и в Коране. Пророк Мухаммед говорил: «Вы никогда не войдете в рай, пока не уверуете в Бога. Но вы не уверуете в Бога, пока не полюбите друг друга».

О, если бы эти слова, приведенные Саидом в своей книге, достигла сердец тех, кто смотрит еще друг на друга сквозь прорезь прицела! Как и другие слова, например, такие: «Любой нравственный постулат зиждется на основах веры. Нравственность без веры – это нравственный плюрализм, а значит, безнравственность». А вот эти суждения о «джихаде» достойны, пожалуй, и школьных хрестоматий: «Аллах вам не запрещал любовь и милость проявлять к тем, кто против вашей веры с вами не сражается. Не допустил в религии Он принуждения. Священная книга мусульман трактует «джихад» как усилия на Господнем промысле, т. е. «борьбу со злом», а «великий джихад» – как победу над собой, своими страстями, как способность прощать того, кто виноват перед тобой, поскольку не может претендовать на прощение Аллаха тот, кто сам не умеет прощать».

«Пророк – не революционер, который поднимается на баррикады. Он обращается к человеческому сердцу, прежде всего к любви, добру, и согласию – внутри себя. Борется против сатанинского культа, который стал знаменем, разъединяющим, как ржа».

Таким свято-любовным обращением к сердцам людским, с полным основанием, я назвал бы и книгу своего товарища, крайне переживающего о гибели той доброй части «Советской Атлантиды», что вызывала любовь и почтение людей доброй воли всего земного шара, горюющего о разрыве народов. Но будем честны и признаем: есть в бедах людских и наша, быть может, невольная вина. Особенно тех, в ком (путь на время) сладкозвучное пение сирен сатанинских слуг заглушило колыбельную песню матери (как пронзительно, больно поведал об этом Лорсанукаев в эссе «Рыдающая чинара»). И хоть стараемся мы теперь искупить вину, в меру сил своих, торя стежку – дорожку к правде святой, ждут нас, наверное, на том свете родители с палкой в руках. Такую участь напророчила, кстати, и герою одного из саидовских очерков – любимому нами Расулу Гамзатову болгарская прорицательница Ванга, Поделом.

Но, однако, утешимся мыслью: «Если и побьют нас, то любящие руки».

 

Без любви нет правды

«На небе – Бог, на земле – Россия». Право, ничуть не кривлю душой, но иногда мне кажется: не скажи эти слова ранее сербы, то их, наверное, непременно сказал бы наш современник ингуш Хажбикар Боков – ученый, философ, чье имя, уверен, рано или поздно займет самое достойное место в пантеоне вдохновенных, искренних патриотов нашей общей великой Родины – России, влюбленных в нее исследователей – подвижников.

Сосредоточив свое внимание на сфере межнациональных отношений, всесторонне исследовав российский феномен ненасильственного собирания народов (оно, в основном, не сопровождалось завоеванием), освоения вокруг себя пространств и территорий, где не было самостоятельных государств, проанализировав основы строительства России, Хажбикар Боков приходит к удивительному выводу: величие, предназначение России сокрыты в ее высочайшей духовности. Подобно Ивану Киреевскому «под шумным вращением общественных колес» он услышал «неслышное движение нравственной пружины, от которой зависит все». Духовное у россиян извечно преобладало над материальным, как и общее над личным. Отсюда вера в светлое будущее и уверенность, что без любви нет правды, и предпочтение справедливости закону.

Да и впрямь, как не узаконивай хотя бы последнее разграбление общенародной собственности нынешними новоделами, справедливее эта разбойничья акция не станет.

Мы часто вспоминаем слова Александра Сергеевича Пушкина о жестокости и бессмысленности русского бунта, но не даем себе труда задуматься над продолжением суждений, что не менее жестоко и бессмысленно доводить народ до «пугачевского окаянства», через которое так или иначе, но будет наказано общество.

Кстати, цитируя те или иные выражения классиков, мы зачастую в угоду моменту, корыстному, личному интересу вырываем их слова из контекста, не сообразуясь с полным, истинным взглядом на предмет великого человека. Многие из нас, скажем, уверены, что выражение о Петре, прорубившем для России «окно в Европу», принадлежит тому же Пушкину. Боюсь, что разочарую тех, кто хотел бы привлечь русского гения в союзники западопоклонников, – выражение это принадлежит итальянцу Алгаротти.

Да и о каком «окне» может идти речь, справедливо замечает известный археолог В. Янин, если еще в древних русских княжествах были широко распахнуты двери для общения со многими народами и государствами. Этого ли не знать Пушкину, писавшему П. Чаадаеву: «…у нас было свое особое предназначение… нашим мученичеством энергичное развитие католической Европы было избавлено от всех помех… Пробуждение России, развитие ее могущества, ее движение к единству (к русскому единству, разумеется)… неужели это не история, а лишь бледный и полузабытый сон? А Петр Великий, который один есть целая всемирная история! А Екатерина II, которая поставила Россию на пороге Европы, а Александр, который привел нас в Париж?… Клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить Отечество, или иметь другую историю наших предков, такой, какой нам бог ее дал».

К слову, о Чаадаеве: ведь именно этот человек, по собственному выражению, предпочитающий бичевать свою родину, даже огорчать ее – только бы не обманывать, первым сказал Пушкину по прочтении его стихотворений «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина»: – «Мой друг, никогда еще Вы не доставляли мне такого удовольствия. Вот, наконец Вы – национальный поэт!»

Не осмысление ли всего этого водило рукой автора, когда писал он, трогательно – кроткий, как Чехов, интеллигент: «Я буду всегда принадлежать всей моей стране, а боюсь я только Бога».

Наполненные глубокими чувствами, дыханием жизни, выстраданные труды Бокова написаны как бы на одном порыве. Они публицистичны, художественны и никого не оставляют равнодушными. Как уже отмечалось, за ярко выраженные общероссийские взгляды Хажбикар Боков не раз подвергался обструкции со стороны отдельных лиц, до сей поры, к сожалению, трудно воспринимающих постулат философа и исследователя, что отход от совместного исторического пути с Россией ведет к исчезновению отдельных кавказских этносов. А ведь не об этом ли говорил столь любимый горцами Александр Сергеевич Пушкин, когда отмечал отсутствие противоречия между исламским и христианским мирами и призывал к союзу, дабы избежать опасности, что станут предрекать аналитики конца XIX века. А будут они предрекать мировые войны, третья из которых, вслед за раскачиванием устоев христианства, поставит своей задачей уничтожение ислама.

Ратуя за строительство новой России с учетом веяний жизни, говоря о новых подходах в решении вопросов межнациональных отношений, предлагая эти решения, ученый здраво судит о сохранении при этом и прочного, доброго фундамента прошлого бытия. «Россия имеет свои традиции, свою историю. России необходимо укреплять свою суверенность, – пишет автор. – Представьте себе, что все народности, этнические группы приобретут статус самостоятельных государств. Это же царства на горошинах».

И далее. Отмечая, что история России уже не раз подтверждала: как только ослабевает государство, начинает рушиться все остальное, ученый бросает вызов либерально – раздрызганным настроениям: «Представляется очевидным, что во имя обеспечения национальных интересов Российской Федерации необходимо прекращать игры в «суверенитеты». И, послушайте только: «Не грешно было бы всем нам подумать о ценности и пригодности для России федеративности и централизованности Российского государства, их будущности. Во всяком случае, федерация – это не единственный подходящий тип государственности для России, тем более, что она в принципе не всегда целиком и полностью укрепляет единство наций и народов. Скорее всего, федерация может быть важной переходной формой на пути к полному единству народа».

Ого! Стало бы, правы американцы, когда не позволяют у себя даже разговоров о «праве» выхода тех или иных штатов из США. Всего десять лет потребовалось им некогда, чтобы убедиться: без сильного центра страны вообще не будет. Воистину: «Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит» (Евангелие от Матфея).

Стало быть, правы были наши отцы и деды, защищая независимость и единство Советского Союза, стоя в одном ряду: и мой земляк – костромич Юрий Смирнов, распятый фашистами – сатанистами, как Христос, на кресте, и горец Ханпаша Нурадилов, герой Сталинграда.

Жизнь не стоит на месте, все течет, все изменяется. Процесс – естественный. Но есть в этой жизни у каждого народа нечто незыблемое, основополагающее, – это сакральная любовь к Родине. Как малой, так и великой. Кстати, корень этого слова – Родина, есть не что иное, как имя первого и главного Бога славян, творца всего сущего. Имя это – Род.

 

Дом, где возгораются сердца

В Московском Доме национальностей, десятилетний юбилей которого широко отмечался недавно, в прочности сплава, замешанного на неувядаем человеческом чувстве – любви, пришлось убедиться воочию. И очередной раз возблагодарить людей, что во главу своей деятельности на поприще формирования территории мира и согласия поставили именно этот гуманнейший принцип, провозглашенный около 150 лет тому назад великим русским поэтом и блистательным дипломатом Федором Ивановичем Тютчевым.

Здесь, в этом Доме, на праздновании юбилея, участие в котором приняли представители многочисленных национальных диаспор и общин в Москве, государственные и ученые мужи, журналисты, артисты, посланцы Беларуси, Мордвы, Якутии, Татарстана, Башкортостана и т. д. и т. д., после «белорусских посиделок», «казахского дастархана», после пребывания в «мордовской деревушке» и в «тувинской юрте», после посещения других хлебосольных уголков, что уютно расположились в этногалерее, вырвалось вдруг спонтанно, искренне, непосредственно из уст осетинского гостя:

– Домочадцы, милые мои! Мы все одной национальности.

– Это какой же? – насторожились, было, собравшиеся. Особенно ребята из грузинского ансамбля, только что своим необычайным искусством до слез разволновавшие зрителей.

– Той, которую каждый из нас представляет, которую несет в своем сердце.

Боже, да это же озарение. Озарение, сверкнувшее в Доме, который вот уже столько лет светит окружению могучей идеей: «Наше единство – в многообразии». Конечно, русский пусть всегда будет русским, осетин – осетином, грузин – грузином. И пусть каждому из них видится, что остальные такие ж, как он. Неужель это плохо? Ведь ты понимаешь, принимаешь и уважаешь других, как себя, но и тебя понимают, принимают и уважают точно так же. Не к тому ли по большому счету и надо стремиться всем нам – народам многонациональной нашей Родины – России. И прав седовласый профессор, заставивший в разгар шумного веселья утихнуть многоголосую кампанию словами: «Вот и пришло время, и созрел плод – деянья нашего дома, которые должны стать достоянием более широкого круга людей, выйти за пределы московской орбиты, страны».

Московский Дом национальностей… Побывав в нем, Расул Гамзатов сказал: «В мире много замечательных домов, а этот – моя родная семья». Подобного толка характеристики давали «оплоту душевных чаяний» Чингиз Айтматов и Валентин Распутин, Федор Конюхов и Леонид Рошаль, многие, многие другие именитые, знаменитые люди. Расположенный по доброй воле Правительства Москвы в великолепном, отреставрированном особняке бывших князей Куракиных, учредивших некогда здесь странноприимный дом, Московский Дом национальностей принимает теперь представителей различных культур. И это вовсе не странно. И уже тем более не случайно. Вспомним бесподобного духовидца Александра Пушкина, определившего Его Величество случай как «мощнейшее, мгновенное орудие Провидения».

А коль так, то вполне знаменательно и то, что возглавляет ныне «национальный приют» человек удивительной судьбы – Петр Иванович Лемперт, твердо уверенный, что мир спасет не «Дом-2», а красота, и что путь для решения всех межнациональных проблем – это сильное государство. Он, бывший адмирал, знает, что говорит, а мы, гости великолепного юбилейного празднества, пребывающие в довольстве и благодати, непосредственно уяснили, сколь важен флотский порядок, невидимый, но постоянный и четкий, даже в планировании гармонии торжества.

Полный вперед, друзья по духу и крови. Семь футов под килем вашему благословенному кораблю, который, как «Ноев ковчег» принимает, сохраняет и несет в будущее жизнетворные семена света, добра, любви.

 

«В Россию, народ ее, верую!»

Когда нынешние псевдодемократы и рыночники начинают наступательно, широкомасштабно и методично, со ссылками аж на ненавистного им Владимира Ленина, внушать населению многострадальной, нашей страны мысль, что «русский человек – плохой работник по сравнению с передовыми нациями», невольно все-таки зарождается сомнение. Как же это так, ленивый, неумелый человек создал великую в совсем недавнем прошлом державу в таких широтах, таких суровых условиях, где великого государства по логике обычных мерок не могло и не должно быть? Нигде в мире – ни в северной Америке, ни на Скандинавском полуострове, нет землепашества, нет постоянного земледельческого населения в тайге. И уж, конечно, нигде в мире нет на «северах», скажем, «транссибирских магистралей», таких крупных промышленных городов, как Архангельск, Иркутск, Красноярск, Воркута, не говоря уж о Норильске и Магадане.

Чьими руками все это создано, как не руками российского человека – труженика, образом жизни которого была работа, работа и работа. Какими идеями и помыслами руководствовался он, взваливая на себя эту исполинскую ношу? Ответ на этот вопрос вряд ли можно найти, читая сегодня «суждения» о рабской, безвольной душе россиянина, которыми изобилует теперешняя «свободная» пресса. Зато со всей определенностью, четкостью и ясностью прозвучал он недавно из уст депутата Совета Федерации, Героя Социалистического Труда П. В. Романова на презентации его собственной книги.

Сын репрессированного инженера-жележнодорожника, прошедший путь от рядового токаря в «Краслаге» до директора крупнейшего химического предприятия, знающий, как видим, не понаслышке, что такое российский труженик, Петр Васильевич сказал слова, столь близкие каждому патриоту Отечества: «Кропотливый, созидательный труд лучшим образом отвечает менталитету, душевному настрою нашего народа, сила которого извечно подпитывалась благородной идеей государственности!» Эту мысль единения русского народа, его мессианского предназначения в создании великого государства Романов проводит и в книге своей, которая называется соответственно – «Державный крест». Да, это крест – нести тяготы и заботы по обустройству страны, где, чтобы жить полнокровно, а не существовать, надо не только уметь работать, но работать вдохновенно и героически.

С сыновней болью за Россию, за братьев и сестер своих, тружеников – россиян, наполнены страницы книги Петра Романова, где он криком кричит о том, как разрушители государства ловко разбивают его фундамент – налаженное производство и производственную деятельность людей, в процессе которой и выковывались единство и сила народа.

Книга Романова – это призыв опомниться. Пора договориться и начать разумное государственное регулирование экономики, отдать приоритет российскому производителю – работнику предприятия и честному предпринимателю. Пора поставить четкую цель и создавать рабочие места у себя, а не у соперника – соседа, пора начать снова холить и лелеять своего товаропроизводителя.

У нас все есть и для обуздания преступности – законы, милиция, армия. Нужно только взять ответственность за решительные действия. Святое дело – социальная защита малоимущих, народного образования, здравоохранения, культуры и нравственности. Особой заботы заслуживает молодежь. На взгляд Петра Романова, мы уже потеряли одно поколение. Развращенное торгашеством, оно не придет ни к станку, ни к комбайну, ни к кульману. Поэтому воспитание и поощрение трудолюбия, патриотизма, стремления служить своему Отечеству должны главенствовать в нашей идеологии.

Великое чудо – Россия – непременно возродится. Не глупее же нынешних могильщиков великого народа и государства был Отто Бисмарк, писавший: «Русские, если даже их расчленить международными трактатами, также быстро объединятся друг с другом, как частицы разрезанного кусочка ртути. Это неразрушимое государство русской нации…» Бальзамом на душу капают и романовские слова: «У нас есть все, чтобы вывести Россию из смуты, возродить ее величие и благополучие… В Россию, народ ее, верую!»

Как заклинание, хочется вслед за автором повторять это речение.

 

Очищается болью Россия

Подводникам «Курска»