Исполнилось 15 лет изданию Администрации Президента Российской Федерации, носящему красивое и гордое название «Президентский контроль». Волею судеб мне пришлось быть у истоков его создания и возглавлять целых 10 лет. И все 10 лет – это хождение по острию лезвия.

Горит под танковыми выстрелами «Белый дом». Дмитрий Шабанов, заместитель начальника контрольного управления при Администрации Президента РФ, нервно ходит по своему кабинету на Старой площади, то и дело звонит домой – его квартира там, рядом с пылающим парламентом. Я, усевшись за стол Дмитрия, кстати, мы вместе работали вместе с ним в КНК СССР, ломаю голову, как написать представление на собственное назначение. Если его подпишет глава президентской администрации Сергей Филатов, быть мне ответственным редактором вестника, распоряжение о формировании которого на днях издал Борис Ельцин.

Филатов накладывает утвердительную резолюцию без проволочек. Трудно поверить, меня, который накануне расстрела Верховного Совета России освещал для газеты «Федерация» работу военного трибунала, где Ельцину вынесли смертный приговор, зачисляют в штат администрации царя Бориса, выдают постоянный пропуск в Кремль. Божественный промысл и только. Хотя в ту пору отнёс я происшедшее на счёт извечного российского разгильдяйства и собственной бесшабашности, именуемой отпетой отчаянностью.

Меня сажают в кабинет, вернее в зал заседаний КПК (да, да, здесь проходили недавно собрания Комиссии партийного контроля при ЦК КПСС, под водительством Пельше – некогда грознейшего фигуранта в аппарате Компартии) – одного. Рабочего коллектива у меня нет, материалов – тоже. А номер вестника должен появиться в свет немедленно. Выход один: напечатать справки, наработанные контрольным управлением за предыдущий год. Но что это за справки? – сплошной компромат на недавний коммунистический режим, которому я лично служил верой и правдой всю свою сознательную жизнь, искренне гордясь тем, что закончил в своё время не только МГУ имени Ломоносова, но и ВПШ при ЦК КПСС.

Но напечатал. И… одобрение, утешение получил. Мол, это и есть главная функция вестника – быть информационным бюллетенем. Опять Божественный промысл? Или – элементарная слабость греховного земного человека?

Тело – во зле, а душа – христианка: тянется к справедливости, чистоте, свободе. И дотянулась, приведя моё сознание к мыслям ненормально-опасным для служащего, оказавшегося рядом с великими мира сего, то есть с теми, кто в данный момент осуществлял дерзкие перемены в стране.

Вот одна из этих мыслей. Мир демократии, вернее псевдодемократии, в который окунули в перестроечное время всё наше российское общество, быть стабильным и созидательным не может по определению. Ибо зиждется он не на камне преткновения, а на мерзком скользком обмылке двусмыслия «плюрализма». Почему-то так теперь стали называть проявление раздвоенного сознания, т. е. шизофрении. Здесь уж как не бултыхайся в бесконечных спорах-орах, к общему знаменателю прийти невозможно.

Библейский «хаос» остановило созидание. Божественное созидание.

Но в нашем случае не земную и не небесную твердь творили. И тут на первых порах требовался всего лишь властный окрик Чапая на «братию-демократию» («Наплевать и забыть!»), распускающуюся с каждым часом всё сильней и сильней.

Не льщу себя тем, что мои доморощенные суждения, мой «мусор в голове» есть что-то такое философическое, претендующее на новое слово. Но согласитесь, с этим «мусором в голове» напортачить можно не мало чего, если ты к тому же возглавляешь президентское издание. Не верите? Откройте подшивку «Советской России» десятилетней давности, прочтите статью «Всё разбазарили…» с подзаголовком «Признания журнала «Президентский контроль». Но не буду тратить вашего времени на поиск, процитирую сам часть газетной публикации, в которой слово в слово пересказаны материалы нашего вестника. Они, наверное, заставили бы побледнеть самого Андрея Караулова с его «Моментом истины». Между прочим, передача эта в ту пору не выходила. Итак:

«Невольно содрогаешься, когда узнаёшь, какие безобразия творятся у тебя в стране, а ты вовсе не слышал об этом. Оказывается, созданы максимальные условия для вторжения в Россию биологического оружия. В начале 1993 года запрещён таможенный досмотр отдельных военно-транспортных самолётов и специальных самолётов США, которые могут с любым грузом, в том числе со средствами биологического воздействия, совершать полёты над территорией РФ под предлогом контроля над разоружением».

Не слабо?! Дальше – больше: «В годы реформ элеваторы России были завалены импортным зерном по 220–280 долларов за тонну. Отечественное зерно, более качественное и дешёвое, по 160 долларов за тонну, не принималось. Налицо гибель отечественного сельского хозяйства. И чтобы его окончательно добить, дирижёр реформ – международный валютный фонд потребовал… сократить посевы зерна, а также поголовье скота и свиней. Уже с 1991 года российская земля идёт в залог в форме документов на право ею управления сроком на 99 лет с последующим продлением договоров… Ясно одно: против интересов страны выступать могут только враги или люди, лишённые нравственности, чувства принадлежности к гражданам России».

Комментируя сии откровения, оппозиционейшая режиму газета не могла скрыть своего удивления нашим поступком. И восхищения, выразившегося в словах её обозревателя Андрея Албитова: «Это первый пример истинной свободы слова, который я увидел в новой России».

Демократы же от восхищения были далеки, хотя и удивлялись не меньше – вернее недоумевали. Их письма с воплями на все лады полетели в Кремль отовсюду. Приведу одно – покорректнее, из города Владимира, от Новожиловой Натальи Альбертовны: «Такой подножки нам, демократам, не подставляли даже крайние «левые», а тут это сделал президентский журнал».

Казалось бы, не сносить нам после этого головы, а мне, ответственному редактору, – в первую очередь. Ведь до преображения Президента из Савла в Павла было в ту пору ой как далеко. Наши «доброжелатели», а их особенно много фигурировало в издательстве «Юридическая литература», коему мы подчинялись административно, потирали от удовольствия руки, участливо улыбаясь при встречах. Но никаких оргпоследствий, на удивление, не произошло.

Нет, это не являлось на сей раз Божественным промыслом, думаю. Просто «робяты-демократы» оказались заложниками собственных провозглашённых принципов гласности. Коммунисты-то были похитрее. Когда они укрепляли свою власть, не больно-то позволяли «выливать ушаты грязи» (а её тогда, конечно же, хватало) на себя посредством свободы печати. Вспомним письмо В. И. Ленина редактору пермской газеты Иванову на этот счёт. Ильич прекрасно понимал: разоблачительная гласность хороша для разрушения чего бы то ни было, а для созидания сей инструмент – нож в горло. И в дальнейшем большевики не спешили предать огласке изъяны свои. О них, кому надо, знали, выводы делали. Суровые выводы.

До предательского сговора трёх высоколобых суверенов в Беловежье, мне пришлось поработать в информационном бюллетене Комитета народного контроля СССР. Мы публиковали там такие материалы, какие не снились и самым смелым и независимым изданиям, как-то: «Комсомолка» или «Литературка». Но бюллетень печатался под грифом ДСП (для служебного пользования), он для широкого круга читателей был не доступен, у начальства же хранился в сейфах. Можете меня упрекать в какой угодно ортодоксальности, в каком угодно мракобесии – я уверен: то была правильная позиция. Богу – богово, Кесарю – кесарево. Нельзя травмировать негативом психику обычных людей, занятых делом, производящих материальные ценности или идущих в бой. Поступать иначе – всё равно, что представить Всесоюзное радио в годы войны не Левитану, а Геббельсу.

Словом, конфуз с перепечаткой нашего материала в «Советской России» высшее руководство Администрации (объяснение, правда, написать мне пришлось) проглотило. А директор «Юрлита» Иван Афанасьевич Бунин, до этого выйдя из себя, советовавший нам всем составом идти на работу в газету «Завтра», был вынужден на очередной издательской планёрке с улыбкой заявить: «Ну, уж если «Савраска» признала «ПК» олицетворением истинной свободы слова, то нам стоит только порадоваться, что проявилась эта свобода в юрлитовском издании». У собравшихся от услышанного рты, наверное, до сей поры остаются открытыми.

Здесь уместно заметить: создавался «Президентский контроль» не очень продуманно, что вообще-то вполне отвечает ситуации того времени, когда многое делалось в спешке. Являясь прямым исполнителем воли президентского контрольного управления, журнал наш, тем не менее, не значился его структурным подразделением (в отличие от некогда подобного себе бюллетеня КНК СССР – там сотрудники приписывались к орготделу Комитета) и подчинялся, нонсенс какой-то, технической структуре – издательству. Вы можете себе представить, чтобы газета «Правда» в советский период была подотчётна не агитпропу Центрального Комитета партии, а тому, кто её печатает, – издательству? Трудно вообразить такую пирамиду, с ног на голову перевёрнутую. Но у демократов подобное (переворачивать всё с ног на голову) – родовая, видимо, черта, отчего страдают они ой как сильно, но признаться в том, как хохлы упёртые, ни за что не хотят.

Понятно, этим пользуются. Признаюсь, и мы попользовались. Чувствуя на первых порах, что нами никто толком заниматься не хочет – ни «Юрлит», ни контрольное управление, я (простите за это яканье, но, ведя разговор от первого лица, трудно избежать сего местоимения, разве что, подобно казнённому большевиками царю, начать мне писать: Мы, Николай II…) сформировал коллектив по собственному усмотрению. Отряд бойцов подобрался будь здоров. Сейчас такую «братию» на пушечный выстрел не подпустили бы к стенам Кремля, не то, что за стены его запустить. Не кичусь – констатирую. Сам я до тектонического сдвига, то бишь до уничтожения Советского Союза, был Главным инспектором Контрольной Палаты Верховного Совета СССР, имел право вызова машины из кремлёвского гаража и прочие привилегии. Моим первым замом стал один из редакторов «Политиздата», вторым – бывший собкор «Комсомольской правды». На должность консультантов удалось протащить тоже товарищей не затюканных. Оказались в составе редакции и «парашютисты» – посланцы сверху. Но какие! Один – бывший зампред Президиума Верховного Совета Узбекистана, другой – экс-депутат Верховного Совета России (поначалу ярый сторонник Е.Б.Н, затем автор лозунга: «Банду Ельцина – под суд!»). Между прочим он, раненный в Белом доме, год проскрывавшийся после его расстрела у друзей десантников в Рязани, был найден Сергеем Филатовым и рекомендован к нам на работу. Чудеса, да и только.

Однако эти чудеса являлись в какой-то степени нашей охранной грамотой, сбивали с толку тех, кто всё же присматривался к нашей деятельности как в Контрольном управлении, так и в «Юрлите». Филатов – глава Администрации, а рекомендует, можно сказать, внедряет, такого человека. Что бы это значило? Ох, не простая игра. А тут ещё член Торгово-промышленной палаты генерал-лейтенант Теренин после публикации у нас открытого письма Президенту о приватизационном беспределе в хаммеровском торговом центре присылает на бланке с гербом благодарственную бумагу за поддержку вестником среднего и малого бизнеса. И бывший секретарь парторганизации объединённых информационных изданий Верховного Совета СССР, а теперь Генеральный директор «Юрлита» Иван Бунин считает за благо не очень-то администрировать в отношении странного печатного органа. Что, конечно, вовсе не значит, что он воспылал любовью к нему.

Контрольное управление в свою очередь, полагая, что за нашу деятельность должны отвечать те, у кого мы получаем зарплату (а её мы получали у «юрлитовцев»), не придало особого значения пункту, предложенного нами, – публиковать на страницах вестника неофициальные письма и предложения граждан с подсказками адресов «горячих точек» – потенциальных объектов внимания президентских контролёров. Поступая таким образом, кураторы наши и предположить не могли, какую «мину» позволили они подложить под всеохватывающий «демократический рай». Ведь именно такое письмо, опубликованное в вестнике, перепечатала многотиражная, одиозная «Советская Россия». Именно, благодаря нашим нештатным авторам, вестник первым заявил о нависшей угрозе продовольственной безопасности России, поведал о кошмарном состоянии армии: о мощнейших взрывах на складах Тихоокеанского флота, равным по мощности взрыву ядерной бомбы, о том, что пятьдесят процентов ракетных установок стратегического назначения эксплуатируются за пределами гарантийных сроков и т. д. и т. п.

И ещё раз скажу о Бунине. «Властитель» непростой, лукавый (так и подмывает полностью, без перефразировки, применить тут известную характеристику, данную Александром Пушкиным Александру I), Иван Афанасьевич раньше всех осознал нелепость прямого подчинения техническому ведомству заидеологизированного журнала. С первых дней его существования он пытается подтолкнуть меня к действиям, направленным на выход вестника из состава «Юрлита». Не осуждаю его, напротив, понимаю: полукоммерческому, «тихому», как омут, предприятию (что и подтвердилось потом проверками Счётной Палаты, а «ПК» о них хорошо осведомлялся) многознающий, многопонимающий журнал нужен был не больше пятого колеса в телеге.

Но, чтобы выйти из «Юрлита», необходимо отменить Рапоряжение Президента, которым вестник приписан к издательству. Приписан с целью экономии средств. В данном случае, конечно, дурацкой. Однако, кто рискнёт «привязать колокольчик к хвосту кота» – сказать Главе государства, что его «государеву оку» необходимы собственное юридическое лицо и особый статус. Проблем-то у Государя и без того решать не перерешать.

А тем временем мы беспрепятственно печатаем документ, что автоматически передаёт нам Контрольное управление – документ, от которого волосы дыбом встают. Неспроста события, в нём отражённые, скрываются от общественности. Речь идёт о проверке фактов мэрской (чуть было не сказал мерзкой) деятельности Анатолия Собчака, в годы правления которого в городе на Неве, сменившем своё славное имя Ленинград на не менее славное название Санкт-Петербург, разгорелась жуткая эпидемия. Морги оказались переполнены трупами, их складывали на асфальте, прикрыв полиэтиленовой плёнкой. Такого не знали и в блокадном Ленинграде.

Международная организация «Красного креста» выделила огромные средства на ликвидацию беды. Выделила бесплатно. Заслуга в том, возможно, была В. В. Путина, занимавшего в ту пору в собчаковском правительстве пост руководителя отдела внешне-экономических связей. Но вот какая штука: медикаменты, препараты в Санкт-Петербург поставлялись задаром, да не задаром передавались больным. Наши рыночники вовсе не кровожадные, как заклеймённые ими Ленин и Сталин, хорошо погрели руки на иностранной благотворительности и народной беде.

Но… Сейчас это трудно представить, а тогда, на заре становления нового режима, когда власть могла и перевернуться, Собчаку пришлось объясняться перед Контрольным управлением, а мы это объяснение напечатали. Кто знал тогда, что через несколько лет это самое

Контрольное управление возглавит друг двуличного, как Янус, мэра – В.В. Путин.

Правда, за этот промежуток времени произошло столько событий, потрясших не только нашу страну, но и весь мир, что В.В.П., придя на Старую площадь, не вспомнил ни о скандальной проверке, ни о публикации, бьющей наповал.

Кстати, на должности начальника КУ (Контрольного управления) Владимир Владимирович не засиделся, как не засиживался до него никто. За мои 10 лет руководства вестником сменилось ни много, ни мало 10 начальников КУ. Кто-то с этого поста уходил потом на нары, подобно несостоявшемуся Генпрокурору А. Н. Ильюшенко. Но в основном (для Путина, Патрушева, Кудрина) Контрольное управление стало трамплином для прыжка в более высокие сферы – из группы «Б» в группу «А». И они, заступая в должность, об этом уже знали. Поэтому не очень-то вникали в суть работы органа, который временно возглавляли. Потому и наши потуги (а они были: мы писали служебные записки, письма вышестоящему начальству, т. е. руководству КУ, о необходимости реформирования специфического печатного органа) оставались без внимания.

К Путину, надо сказать, мы по этому поводу не обращались. К его приходу надежда и вера на этот счёт у нас полностью иссякли. Да и личность Владимира Владимировича тогда не очень-то впечатляла. Столкнувшись первый раз с ним в лифте третьего подъезда на Старой площади, бросив взгляд на его длиннополое пальто, я принял ВВП за залётного нового русского, намеревающегося провернуть тут свои делишки. Но мы попросили у нового руководства содействия в деле увеличения кратности выхода вестника. В чём отказа не последовало. И вскоре стали мы выходить в свет ежемесячно, в то время как ранее появлялись лишь раз в два месяца. У меня лично тогда сложились добрые отношения с его Санчо Пансо – Игорем Сечиным, который приветствовал наш журналистский поиск и одобрил даже публикацию с расшифровкой штрих-кодов на продовольственных товарах, поступающих из «дружественного» зарубежья на наши прилавки. Ранее значение их понимали только иностранцы, живущие в нашей стране. По ним они ориентировались, какой продукт можно покупать – он съедобен, а какой нет – он ядовит.

Мы искренне жалели, что Путин с Сечиным не задержались в КУ. Может быть, и для нас сумели кое-что сделать, если бы не спешили. Эх, если бы не спешили.… Сколько всего можно бы сделать не только для нас.

Однако оставим это лирическое отступление. Вернёмся к нашим «баранам» и к нашей журнальной вольнице. Очередной удар, вызвавший новую пляску на острие ножа, обрушился после публикации материала по Мордовской республике, где правил и правит клан Н. И. Меркушкина. Материал этот предложил нам А. Г. Киселёв, бывший работник правительства Мордовии, которого мы взяли после окончания им Академии Госслужбы в свой штат. Честно говорю – сомнения публиковать или не публиковать крайне критическую фактуру были: не сводит ли Киселёв счёты с бывшим своим руководством, отказавшим ему в высокой должности после окончания учёбы? Но авантюрный журналистский дух пересилил – дали статью.

Возможно, Меркушкин и не увидел бы её, а вестник с ней его приближённые скрыли бы от гневных глаз. Но «крамолу», как рассказывали мне, прочёл сосед Николая Ивановича, руководитель Татарстана – Шеймиев. Прочёл и немедленно звякнул коллеге: «Николай, ты вот хвалился, что у тебя в Московском Кремле одни друзья сидят, а смотри-ка, как тебя разделали в кремлёвском журнале».

Пересказывать, что после этого началось – надо целую книгу написать. Скажу только, что меня от увольнения спас начальник КУ Вячеслав Егорович Иванов, а Киселёва уже всеми силами спасал я. Да, пожалуй, и позиция Николая Ивановича, тому способствовала: не унизился он до мелкой мести. Влиятельный, крупный человек. А что он таков и время подтвердило. Принятие недавно Президентом РФ Указа о праздновании 1000-летия единения Мордвы с Россией, задавшем новый вектор национальных отношений в стране, – его заслуга.

Словом, мы опять уцелели, но кольцо наших возможностей после мордовского инцидента сузилось до крайности. Материалы со стороны стали жёстко цензурироваться в Контрольном управлении, да и свои собственные справки передавало оно нам с оговоркой: «Никаких комментариев к фактам, здесь приведённым». Более того, данные многих проверок стали засекречиваться. Да и как не секретить такие, например, дела, как проверки сохранения ценностей Алмазного фонда Отечества, или сокровищ Гохрана. На них, что и большевички, типа Николая Бухарина, в критические годы Советской власти, в новые времена новые властители тоже, оказывается, свой глаз положили. Кстати, утечка информации (материалы проверки Гохрана опубликовала газета «Завтра») дорого обошлась господину Рыбакову, руководившему в ту пору Контрольным управлением. Его, демократа до кончиков ногтей, властные друзья изгнали с занимаемого поста, что называется, без выходного пособия.

Но мне хотелось бы пару слов сказать об упомянутом выше В. Е. Иванове. Он, как и я, некогда, сотрудник КНК СССР, приглашённый на работу в высшую контрольную инстанцию обновляемой России, претерпел немало горьких обвинений, чуть ли не плевков, как продавшийся «дерьмократам», от своих былых сотоварищей. Между прочим, замечу, обвинителями выступали чаще всего те сотоварищи, что в новое время устроили себе жизнь получше, чем Вячеслав Иванов – создали и возглавили грабительские банки или посреднические спекулятивные конторы.

Пишу об этом не потому, что оказался рядом с Ивановым – от этого соседства мне, как никому, приходилось туго – а потому, что, находясь поблизости, я видел человека, беззаветно преданного своему делу, честнейшего гражданина, отменного профессионала и бессребреника. Наверное, новые властители использовали его в своих целях в борьбе за место, за «кормушку», когда «точечно» применяли компрометирующие данные организованных Ивановым инспекций деятельности того или иного объекта, субъекта. Но он-то понимал, что хоть таким образом, но содействует не расцвету, а искоренению зла. И не меня он защищал от увольнений – защищал вестник, в котором пусть изуродовано, пусть искромсано, но просачивалась информация, заставляющая задуматься и безмолвствующий народ, и потерявшую совесть, правящую элиту. Его слова: «Мы скорее закроем «Юрлит», чем позволим разогнать «ПК», – не раз останавливали занесённую над нами секиру в деснице мечущего «громы и молнии» Перуна – Бунина.

Как и государственный легендарный контролёр Царской России Валериан Татаринов, возвративший империи миллионы украденных проходимцами золотых рублей, Вячеслав Иванов умер в бедности и похоронили его на казённый счёт. Он и квартиру-то получил только перед смертью.

И снова тянет на отступление, правда, на сей раз не совсем лирическое – квартирное.

Перед распадом СССР «квартирная звезда» мне, скажем, светила очень ярко. Уж и смотровой ордер получила семья из четырёх человек на шикарные по тем временам трёхкомнатные апартаменты в центре Москвы. Но власть сменилась, страна раскололась. Квартира ушла. Однако пришла работа и должность, равнозначная по прежним временам, положению завотделом ЦК КПСС.

Квартирный вопрос. О, как он испортил нас, москвичей. Это ещё Булгаков отметил. В порыве раздумий о своей жилищной неустроенности я порой говорил: «Содрать бы с новой власти хоть «шерсти клок» – квартиру, тут же подал в отставку».

Услышал Бог – получил я, без взяток, без подарков, во что мало кто верит, прекрасное жильё. И оставил работу. По собственному желанию, когда по пьянке разбили мы на Старой площади унитаз и затопили сидящих этажом ниже охранников из приёмной Президента. «От великого до смешного – один шаг» – это точно. Чтобы не получить мне квартиру в 90-х годах прошлого столетия, надо было расколошматить государство, чтобы лишиться должности в новом столетии, оказалось достаточным разбить сливной бачок в туалете. Извините, за пошлую шутку.

И всё же надо отдать должное Ивану Афанасьевичу Бунину, он не стал препятствовать, когда редакторские дела свои я передал весьма и весьма «сомнительной фигуре» – Александру Киселёву, тому самому «другу Меркушкина», статья о котором вообще-то, если быть откровенным, в конечном итоге сильно навредила не только лично сотрудникам, но и в целом изданию: «зажали» нас после этого крепко. Но как говорится: лес рубят – щепки летят.

А преемником Киселёв (ныне профессор, доктор наук и академик) оказался стоящим. Не даром же через некоторое время, встретившись со мной, «серый кардинал издательства», секретарша Ивана Афанасьевича Бунина – Валентина Петровна Бобкова, как всегда с очаровательной улыбкой, скрывающей истинные чувства, произнесла (в данном, однако, случае в сердцах): «Ну, Пискарёв, и оставил же ты после себя семечко». – «Семечко – гречишное», – поддакнул я, улыбаясь не менее очаровательно.

И корабль, именуемый «Президентским контролем», плывёт. Плывет между «Сциллой и Харибдой» вот уже пятнадцать лет. Плывёт, отражая всё то, что вокруг него и всех нас клубится: горькие заблуждения, противоречивость, болезненность общества, государства. Последнее от немощей будто бы начинает избавляться. А значит непременно станет выстраивать и крепить в своей системе контрольные функции как наиболее важные и приоритетные, определяющие в конечном счёте успешное проведение социально-экономической политики и благих преобразований.

Кто знает, возможно, и суждено будет сбыться бывшим чаяньям моим и задумкам нового редактора вестника, обратившегося в инстанции с предложением создать единый печатный орган, где бы пропагандировалась, обсуждалась контрольная деятельность, скажем, и президентских ревизоров, и парламентских. Тут и сомневаться нечего, случись это – и наступил бы конец имеющемуся месту пресловутого раздрая в действиях контрольных систем страны. И появилась бы почва для организации столь желательного, единого, мощного инспектирующего органа в возрождающейся державе. К чести, Счётной палаты, где предложение внимательнейшим образом изучили и тут же создали солидный собственный журнал, – она вместе со своим руководителем Сергеем Вадимовичем Степашиным не расценила журналистское послание, как бред, спесиво с порога его не отмела.

Задел добрым свершениям давно готов. Вот он – живой и здравствующий «Президентский контроль», статус которого стараниями нового, учёного его руководителя приблизился к статусу информационно-аналитического издания – издания, востребованного на всех уровнях государственной власти. Вестник высоко оценивают профессиональные контролёры, он стал для них, в отличие от потерявших здравый смысл, пекущихся лишь о собственной выгоде многих чиновников, настольной книгой. Рассказывая достойно, с любовью о людях, которые тоже ходят постоянно по острию ножа – не передовой же опыт обобщают – вестник не забывает напоминать им, освещая историю дел контролёров как царской, так и советской России, о той великой преданности Родине, кристальной честности, коими обладали лучшие их предшественники. Чтобы не говорили злопыхатели советского режима, но опровергнуть аналитические данные ЦРУ, которое признало в СССР единственной не коррумпированной организацией Комитет народного контроля, им вряд ли удастся.

Преемственность, на которую в начале перестройки со всей бесовской мощью набросились враги Отечества, – она, она способна вывести из тупика заблудший народ России.

Мне хочется, чтобы осознали это и те молодые люди, что недавно пришли в бореньях и гоненьях созданный «Президентский контроль». Им, находящимся пока что себе на уме, продолжать дело, которое свершить невозможно, если руководствоваться только эгоцентризмом, отказываясь от великих духовных ценностей, что выковал для собственного сохранения народ наш за многовековую историю. Да, с принципами совестливости и справедливости жить нелегко и непросто. Но сказал же Есенин – горький символ Родины: «Радуясь, свирепствуя и мучась, хорошо живётся на Руси».

Мы много чего «наворотили». И трудно молодым сориентироваться, когда осмеяны, оплёваны «пятой колонной» наши святые, наши герои, и нет желания верить, кому бы то ни было. «Что, опять начинать «по-шариковски» делить всё имеющееся богатство?» – вопрошают оболваненные молодые люди. Что ж, делить его поровну между всеми – негоже, а обирать весь народ отдельным избранным господам, забирать себе наработанное, кстати, не господами, а теми же «шариковыми», – хорошо? Шариков – пёс, но вор-олигарх – монстр. И кто из них опаснее. Вопрос. Хотя на этот вопрос давно уже есть ответ. Ответ великого мыслителя Запада, столь чтимого реформаторами россиянского разлива, – Фромма: «Чтобы выполнить свою миссию, человек должен понять: «быть» важнее, чем «иметь». О том же гласит и Святое писание: «Не собирайте себе сокровищ на Земле…»

Обо всём этом хорошо знали наши далёкие предки и отбросить традиционные ценности (с Божьей помощью и с ними создавали отцы и деды великое государство) по крайней мере – диверсия. Жить в несогласии с заветами старших – идти по пути дискомфорта, беды. Эти заветы определяют наш генетический код – так уверяет наука. «Зов предков», «зов земли» – звук не пустой. Антрополог Конрад Лоренц писал о подобном следующее: «Во всех частях мира имеются миллионы юношей, которые потеряли веру в традиционные ценности предыдущих поколений… Они чувствуют себя свободными, потому что отбросили отцовские традиции, но немыслимым образом не замечают, что, воспринимая сфабрикованную доктрину, они отбрасывают не только традиции, но и всякую свободу мысли и действия».

Мне часто вспоминается случай: едем мы с секретарём райкома партии одного из районов Черниговской области по полесским просёлкам. И вдруг видим: из лесочка на всходы озимой пшеницы выдвигается стадо зубров. Секретарь кидается их прогонять – зубры свирепеют: глаза на выкате, красные – растопчут вместе с машиной. Но секретарь хватает первую попавшуюся под руку палку, взмахивает ею и гиганты животные – убегают. Попутчик объясняет происшедшее: «Они ружья бы не испугались: не знают такого, а палки боятся: их в малолетстве били в вольерах этими палками. И запомнили толстокожие на всю жизнь – это больно».

Вот так и народ наш, великий, бесстрашный, одерживающий победы в кровопролитных битвах, пугают палкой, которой бьют его в темечко с малых лет.

Я прошу в очередной раз прощенья, что увлёкся и предался снова каким-то там размышлениям. Но ведь я и начинал свои незабываемые воспоминания о службе в «Президентском контроле» также с размышлений, к которым подвигнула меня эта самая служба. Одно время казалось мне, что вот будет побольше свободного времени и предамся я осмыслению всего пройденного мною пути – от тихой деревенской околицы, затерявшейся в костромской глухомани, до сияющей огнями столицы, какими духовными тратами и приобретениями сопровождалось моё продвижение от жизни коренной и народной к сферам государственного управления и что «корёжило» душу бывшего сельского пастушонка и матроса с волжского парохода, оказавшегося с течением времени хозяином одного из кабинетов на Старой площади.

Не скромно, наверное, говорить об этом. Вроде как хвалиться приходится. Ну да сам себя не похвалишь, кто ж это сделает? Вон и Антон Павлович Чехов советует: «Сознавать» достоинство своё. Перед людьми. Не наглеть, как призывает Чубайс, а сознавать достоинство. Перед природой же, умом, красотой и Богом следует смиряться. Однако подчёркивает величайший духовидец, понятие «смиряться» ни в коем случае нельзя смешивать с рабским самобичеванием, призывающем «сознавать своё ничтожество».

А не на это ли самое – рабское ничтожное «сознавание» толкают постоянно народ наш его друзья в кавычках, заставляя каяться, каяться, каяться…. Эти друзья, эти убийцы русской души и великого государства хорошо усвоили: движения в будущее не произойдёт (а именно этого они и хотят для нас и России), если народ потеряет величие и твёрдость духа. А его укрепление немыслимо опять же без преемственности. Невозможно достичь величия силами или жертвами лишь одного поколения.

Теперь, я думаю, понятно почему наши недруги с таким остервенением поливают грязью славное прошлое трудового народа, в клочья рвут святую, золотую нить, связывающую «отцов» и «детей». И понятно почему насаждается в наш культурный обиход попса, и предаётся забвению великая классика, с её божественными проводниками. Попзвёзды – потреба дня, классики – посланники вечности.

О, снова заговорился. Нет, не хватит мне времени время осмыслить. Даже о жизни своей рассказать две дополнительных жизни потребуется. Что делать? Кто-то из великих советовал: «Славить Творца!». Не к этому ли я и иду? Попутно, надеясь открыть великую Истину. Истину на грешной земле. Не потерять бы неба при этом, и утвердиться в сознании: без веры даже наука не больше, чем фасад, за которым скрывается пустота. И тогда, быть может, вот этот не затейливый, с многозначащим названием «Рождество Христово» стих, что выплеснула душа моя, душа человека, вышедшего из «шинели» Советского Союза, есть пусть робкое, слабое, но приближение к тому, что должно бы составить смысл земного жития.

Память детства…. Снова вьюгой пенной Кружит в ней оторванный листок. …Первый Новый год послевоенный Деревенский мальчик – Филиппок. Это я. Стою под елкой пышной, Где гирлянды – ситцевая мель. Лампочки – раскрашенные шишки. И, как сказка, в фантах карамель. Но не это главное, не это, От чего кружится в голове: Дед Мороз срывает сласти с веток И, играя, дарит пацанве. А игра – прочти стихотворенье. Если два – повышенный расчет. Вот удача, так удача, вот везенье — Поскорей бы только мой черед. Я прочту стихи про зиму и про лето, Я прочту их и про это, и про то. Я ведь знаю, хоть и малолетка, Назубок пол-Агнии Барто. Я ликую, я дрожу от нетерпенья. Миг – и быть мне на вершин-горе. Не успел. Подпрыгнула измена, Дав нежданно ход другой игре. Я растерян. Гаснут в сердце свечи. Маленький наивный дуралей, Я еще не знаю, что подсечки В моей жизни будут побольней. Я, с судьбою споря, лезу в гору. Я страны советской – верный сын. И о людях с болью и задором Говорю почти что как Шукшин. Погоди, скажу не так, пожалуй Я спустился в мир сей не с небес. МГУ закончил – вуз немалый, Ну и Школу при ЦК КПСС. Вызревают думы-откровенья, Вот они – на кончике пера. Не какие-то фальшивые сужденья Выдавать настала мне пора. Я готов, я вышел на арену, Рот раскрыл, сказать лишь слово мне. Не успел. Подпрыгнула измена. Мы живем теперь в другой стране. Память сердца тонкой нитью рвется, Понуждает голову седеть. Неужели так и не придется Песнь свою правдивую пропеть? Песнь правдивую. А рано если? Правды – то грядет лишь торжество. И тогда могучей яркой песни Ждет не что-то, а Христово Рождество. И как знать: в далеком детстве елка Не сигнал ли в нынешние дни. Не спеши. Живи в России долго, В вере будь, в надежде и любви.

Я смотрю на прошлое в бинокль. Но в бинокль перевёрнутый, что даёт возможность держать в поле зрения только особо заметное. В крутом водовороте событий служба в «Президентском контроле» видится вершинным этапом моего трудового жизненного пути. Мне, брошенному в эпицентр великих событий, происходящих в нашем многострадальном Отечестве, Бог дал возможность не раствориться и не погибнуть в них. И я, подобно Петру Петровичу Шмидту, могу с полным основанием подытожить былое словами, сказанными лейтенантом перед казнью:

Я знаю, что столб, у которого Поставлен я, будет гранью Двух разных эпох истории, И радуюсь избранью.