Да, былое не порастает быльём. Но жизнь не стоит на месте, и новое время рождает всё-таки новые песни. Они, понятно, уходят корнями в прошлое, если, конечно, это настоящие песни. А корни у них, как и у нас, к счастью, одни. У нас единый Создатель, под пристальным взглядом которого формируется гармония человеческих отношений.

 

Ноев ковчег

Эрнест Хемингуэй будто бы сказал, что, проведя в Риме лишь один день, о нём можно написать целую книгу, а прожив в вечном городе год, опустишь в бессилии руки.

Парадоксально, но факт. Однажды, в разгар кровавой бойни на Северном Кавказе, услыхав из уст мало знакомого тогда мне профессора Хажбикара Бокова одну только фразу о том, что чеченский народ никогда не воевал с Россией, а сражался с колонизаторскими порядками, с коими вечно бился и русский народ, я, опираясь на это пронзительное откровение, написал потом не одну статью, так или иначе связанную с творчеством и судьбой учёного, ингуша по национальности и, как всё более убеждался, патриота России «по вероисповеданию».

Судьба впоследствии очень близко свела меня с этим человеком, после каждой встречи с которым мне открывались новые и новые горизонты его захватывающе-неординарного мышления и каких-то невероятных, пробивающихся из глубин человеческой сущности ведических знаний. Стоит ли говорить, насколько сильным было моё желание всё услышанное и прочитанное (о Бокове, кроме газетно-журнальных публикаций, написаны книги, брошюры) осмыслить по-своему и отобразить не в статье-однодневке, а капитальном труде, который, ей-богу, стал бы философским бестселлером.

«Мы все глядим в Наполеоны». Но… Обросший знаниями об уникальном мыслителе – из-под пера Хажбикара вышло 50 научных монографий, и писателе – он автор семи книг рассказов, трёх романов и семи повестей, я, подобно путешественнику, задержавшемуся в Риме на год, оказался как бы погребённым под камнями великого города. И всё же один камень – сверкающий, драгоценный, волшебный, даёт мне возможность ещё и ещё раз взглянуть изнутри на «боковский феномен».

Камень этот – камень стояния Хажбикара Хакяшевича, камень его веры – веры в Россию и народ её. Народ, состоящий из множества национальностей, но объединённых единой судьбой. Он грезит обретением нравственного смысла личного и национального бытия каждым гражданином в его спокойном движении в будущее, которое немыслимо без преемственности и твердости духа. Величия духа. А он проявляется только у народа великой страны. Величие. Иного России не дано. Вот постулат, на котором строится вся «интернационально-национальная» концепция учёного, отдавшего добрую часть своей жизни изучению и толкованию сложнейшей сферы человеческих взаимоотношений – национальной. Кстати, сентенция, вынесенная в начало абзаца, есть название одной из книг Хажбикара Бокова. Так что, не так уж далёк был от истины тот, кто сказал: – «Если бы сербы не придумали поговорку: «На небе – Бог, на земле – Россия», её, наверняка, придумал бы ингуш Боков».

Статус великой державы – не мишура на наряде модницы, которую можно снять и выбросить, считает искренний патриот, – это единственное условие самостоянья россиян в мировой истории, в истории каждого, отдельно взятого народа, вовлеченного в могучее поле российского взаимодействия.

Подобные взгляды, что не раз отмечалось аналитиками «боковской мысли», находили и находят поддержку далеко не у всех и, в частности, у представителей определённой части вайнахов, с которыми «посланника мудрых гор Кавказских» роднит кровь. Вообще-то и впрямь нельзя не подивиться непоколебимым убеждениям Хажбикара, утверждающего, что отход от совместного исторического пути с Россией приведёт к исчезновению многих кавказских этносов, в то время, когда там, на Кавказе, вскипают национальные конфликты, когда обострена память о войнах с царской Россией и сталинских депортациях. Уж кто, кто, а те же ингуши распрекрасно знают, что значит быть оторванным от родного очага, где мать пела тебе колыбельные песни, где сделал ты первые шаги. Такого наказания придумать человеку не может никто, если нет в нём сатанинского начала.

Но сатана – не Бог. А Бог, он не в силе, – в правде. Правда же заключается в том, что он, Хажбикар Боков, оказавшийся в восьмилетнем возрасте выселенным, как и большинство его соплеменников, с любимых гор в метельные полупустыни Павлодарской области, что в Казахстане, остался жив, получил впоследствии наравне со всеми блестящее образование и вернулся в родной и солнечный край.

Россия, великая Россия переварила жестокости времени, материнским нутряным теплом отогрела замерзшие души детей своих – рыжих, белых и смуглых, с лицами как «кавказской национальности», так и «рязанско-славянской внешности».

Есть Россия, и есть власть. Есть Отечество и есть режим. Что далеко не одно и то же. Сильные мира сего не раз ввергали державу в различные авантюры, а расплачивался за них, как правило, народ – русский народ по самому высокому счёту. Почему-то в стране, где он значится титульной нацией, в стране, которую злопыхатели окрестили «тюрьмой народов», главным заключённым оказывался «титульный гражданин». Эта вызревшая, выношенная в беспокойной душе Хажбикара Бокова мысль стала впоследствии своеобразной пружиной, подталкивающей его к определённым действиям и поступкам. Это она побудила его, номенклатурного работника, по определению должного бы дрожать за своё место, обратиться в нелучшие времена к написанию острейшего романа-хроники «По зову судьбы». Это она вскинула его, депутата Верховного Совета РСФСР, Председателя Президиума ВС Чечено-Ингушской АССР, на высокую правительственную трибуну с требованием покончить с существующим ущемлением (кого бы вы думали?!) – русских и России, чтобы стала она равной среди равных союзных республик.

Столь неожиданная позиция представителя нацменьшинства, мало сказать, настораживала, она отталкивала Бокова как от правящей верхушки, так и от части национальной, с националистическим душком, интеллигенции горного любимого края. Но она же делала личность «ингушского русофила» поистине легендарной, что имело свои плюсы, давало Хажбикару Хакяшевичу редкую возможность восславить человеческую свободу, говорить «царям» и народу, пусть с улыбкой, но истину. Его книги: «Не навреди», «Интерес с этническим окрасом», «В горах рассказывают…» – это собрания поучительных историй, притч, афоризмов, нравственное, назидательное ядро которых несёт в себе огромной силы очистительный заряд, врачующий в одинаковой мере болезни сознания и «бронированных» чинуш, и, так называемых, простых людей. Диапазон тут трудноизмерим: от товароведа-языковеда с овощной базы до членов партактива республики и даже самого Генсека ЦК.

Нельзя не отметить особый дар Хажбикара писать о людских изъянах не обидно для конкретного человека. Достаточно прочитать хотя бы новеллу «Встреча с вождём», чтобы убедиться в этом. Добродушие, юмор, наивное, вернее нарочито простоватое отношение к происходящему, в котором зачастую принимает участие сам автор (а если и нет, то всё равно каким-то удивительным образом создаётся иллюзия его присутствия) притягивает читателя, вовлекает в действие, отчего эффект воздействия на сознание растёт в геометрической прогрессии.

Крестьянский сын, выросший на природе, он судит о сложных вещах просто и ясно. Но за всем этим, как и за обычными вроде бы результатами труда селянина, кроется большая работа, в данном случае работа души. Бросающаяся порой в глаза прямота в оценках того или иного события – непрямолинейность. Твёрдость в суждениях – не застывшая форма обычных понятий. Это кристалл, огранённый огнём пережитого.

В его системе взглядов превалирует убеждение: всему основа – человеческий созидательный труд, а труд человека на земле философ Боков, подобно французскому просветителю Жан-Жаку Руссо, считает разновидностью искусства, называя крестьянский двор или саклю «Ноевым ковчегом».

Хранитель преданий, семян народной мудрости, знаний, божественной, святой морали и веры, что предки защищали не щадя своей жизни, он и сам, как Ноев ковчег. Слежу за ходом его рассуждений в очередной беседе: «Мы знаем: есть эталон красоты, веса, плодородия почвы… Но имеется ли мера, по которой можно судить о разумности наших действий? Мудрые люди толкуют: такой универсальный показатель существует. Всё, что мы делаем, к чему стремимся, всё выверяется на одних весах, накладывается на один эталон, имя которому – природа. К сожалению, мы давно повернулись к ней не лицом, а другим, неприличным местом».

Боже мой! Так уж не от того ль сотрясают землю катаклизмы, топят наводнения, сжигают пожары, а люди мечутся, что угорелые? Похоже. Ведь ещё академик Вернадский предупреждал: как ни лукавь, что ни придумывай, но лишь по состоянию природы можно определить не только здоровье человека, но и достоверно судить о его морали, культуре, способах хозяйствования.

– Есть на Каспии в Аграханском заливе, – слышу снова голос Хажбикара Хакяшевича, – живописнейший островок, куда любят приехать отдохнуть и поразвлечься граждане: кое-кто увлекается, выпьет лишку, меру потеряет. И беда. На островке нельзя долго задерживаться, его периодически затопляет море. Забудешься, забалуешься – не заметишь надвигающейся воды и – пучина, гибель.

Я потрясён. Что это? Очередная новелла Хажбикара? Пролог философского размышления? Трудно сказать, но в любом случае нечто, не оставляющее тебя беспечным, заставляющее задуматься вдруг не об обыденном, а вечном, космическом. О деяниях и воздаяниях. О том, что человек, чтобы выполнить свою миссию, должен понимать: «быть» важнее, чем «иметь». И ловлю себя на мысли: такое или подобное ощущение возникает по прочтению творений Бокова постоянно. В этом, вероятно, и кроется причина того, что творчество его близко, понятно и ценимо одинаково, что людьми высокого полёта мыслей – учёными, что простолюдинами, вросшими в землю корнями (отчего, быть может, сакрал они ощущают только сильнее).

Сказанное писателем-гуманистом, академиком Боковым находит отклик в душах людей разных национальностей – ингушей, якутов, белоруссов, немцев (а, может, им только думается, что они разные: ведь предки-то у всех одни – Адам и Ева).

Профессор Боков желанный гость на всевозможных симпозиумах – отечественных и зарубежных, где обсуждаются острейшие проблемы современного социума, непростые вопросы совместного бытия «человеков» на нашей крошечной в Божественном мироздании планете. «Молитва о мире» – одна из последних книг Хажбикара.

Слова молельщика, в первую очередь молельщика о России, ждут с нетерпением читатели уникального журнала «Жизнь национальностей», который, он возвратил из небытия, создал заново, превратив в литературно-художественное, научно-публистическое и некоммерческое издание.

Как и прочие творения самобытного автора, публикации журнала, материалы под рубрикой «колонка редактора» нередко находили высокую оценку у известных политиков и государственных деятелей, как-то: Ю. Лужкова, Л. Кезиной, А. Яковлева, у искушенных работников культуры и искусства.

Совсем не случайно, что книги Х.Х. Бокова охотно издают не только в России, но и в странах дальнего и ближнего зарубежья – в республиках бывшего СССР, распад которого мыслитель объясняет далеко не одними объективными причинами. Напротив, как и известный политолог Тойнби, чьё мнение ценится в мире весьма высоко, он склонен видеть не мало причин гибели великого государства в неразумности действий его верховных правителей.

Когда-то, ещё в годы расцвета, именуемого почему-то ныне застоем, поведал Хажбикар Хакяшевич в одной из книг старую горскую легенду, суть которой сводится к тому, что свершившие священный акт «кровной мести» отец и сын, опасаясь ответного удара, вынуждены покинуть родной аул. В дороге сын вдруг спросил родителя: «Отец, одолев супостата, мы победили или нет?» – «Конечно», – ответствовал тот. – «Тогда почему же мы убегаем?»

Какая великая мудрость, какое стремление понять что-то сверхъестественное кроется в наивном вроде бы вопросе мальчика. Разве не раздирала также наши души боль от сознания украденных у нас побед? Разве не убежали мы из Советского Союза, оставив с великим напряжением завоёванные некогда рубежи, открыв двери нечисти, что волнами всемирного потока захлестнула непорочные, не привыкшие иметь дело с сатанинскими силками чистые, не развращённые сердца людей. Нечисть правит бал в бизнесе, политике, на экранах телевизоров, в прессе, и даже конституционный гарант прав граждан, обессилевших от злобы, растления, беспредела, не может пока остановить этот шабаш.

Ныне покойный выдающийся русский философ (земляк мой – костромич) Александр Зиновьев, определяя собственную сущность как аналитика и отметая «прилипшее» к нему определение «пессимист», сказал: «Я – учёный, оперирую точными понятиями, а пессимизм с оптимизмом больше соответствуют сфере духовно-эмоциональной». Эта беспощадная зиновьевская логика привела его к поистине апокалипсическому выводу, когда он задался целью проанализировать путь человечества, оказавшегося в тисках «западнизации»: – «Похоже на то, что это будет история, которая по своей трагичности намного превзойдёт все трагедии прошлого».

Возможно ли избежать столь кромешной участи? Что говорит по этому поводу не менее чтимый философ Хажбикар Боков? Он соглашается с коллегой. Соглашается в том, что история повторяется, и не обязательно в виде фарса (это было бы ещё полбеды), а как – ещё большая трагедия. Эту горькую истину нам довелось познать в полной мере уже в сегодняшние дни.

Но прошу обратить внимание, Боков не столь подвержен унынию в отличие от Александра Зиновьева, игнорирующего духовно-эмоциональную сферу в логике. Объясняется это, пожалуй, тем, что Хажбикар Хакяшевич стал использовать не только в писательском своём творчестве, но и в исследовательской работе духовные инструменты. Одним из первых, если не первый, обратил он внимание на феномен совести – совести как основы человеческого понимания и благополучного разрешения современных проблем государственного строительства в России да и всех нынешних, кризисных противоречий в международной, национальной политике.

– Всё зависит от людей, – решает старая дворянка Любовь Сергеевна, доживающая в крайней бедности свои дни на окраине города Грозного в комнатке саманного домика. Вроде бы затёртое выражение. Но в устах этой дамы оно звучит просветлённо – ново. Потому как произносит она его после прихода к ней, отторгнутой большевистским режимом в разгар собственных деяний, главы Президиума Чечено-Ингушского Верховного Совета Хажбикара Бокова. Приходит тот, как говорится без охраны, а после визита изыскивает возможность оказать ввергнутой, быть может, и в заслуженные страданья аристократке столь необходимую ей в тот момент материальную и медицинскую помощь

Что руководило поступком, да, да поступком Хажбакара Бокова? Наверное, смысл прожитой жизни. И память. Память нелёгкого детства. Память о том, как он, пастушок-ингушонок, в пёстро-коричневом полушубке из овчины домашней выделки и нелепой косматой шапке, словно толстовский Филиппок, мнётся неловко перед строгим школьным учителем в далёком казахском селе и умоляет «принять учиться». У учителя Рэпа (такого же переселенца, поволжского немца) на глазах – слёзы. У мальчишки в глазах – надежда.

Надежда… Она не угасает в нём и теперь. Не угасает в трудах (только что вышла в свет книга его, название коей «Надежда – Россия»). Она светится, лучится в добрых кротких глазах провидца, чисто, широко распахнутых миру, что свойственно, говорят только детям. А им, как гласит Святое писание, принадлежит Царство Божие.

 

Воскресение и вознесение

Не знаю, но почему-то именно эти слова душевнейшего поэта России С. Есенина, ставшего чуть ли не символом ее, а, между прочим, и автором непревзойденных «Персидских мотивов», пришли мне на ум, когда прочитал в книге Ахмета Хатаева «Враг народа» потрясающую мусульманскую притчу. Не могу не пересказать ее.

Пророк Мухаммед спросил Архангела Джабраила, посетит ли он землю после смерти его и сколько раз? Архангел ответил: сойду десятикратно. Первый – когда изобилие земли оскудеет. Потом дважды, если люди потеряют любовь. В четвертый раз я спущусь с небес, чтобы узреть лишенных стыда жен, матерей и невест. В пятый и шестой разы – увидеть несправедливых правителей, народ без терпения, богатых без милосердия. Будет восьмой раз, когда ученые потеряют знания. А затем, уж, при девятом моем пришествии, мне ничего не останется, как забрать у людей Святую книгу. А во время десятого – и Веру саму. И наступит для живущих последний день, когда солнце взойдет с Запада.

Зловещий смысл этих пророчеств падения рода человеческого тогда, наверное, не только мне, но и писателю, поведавшему откровения Джабраила, представить было не просто. И уж тем более то, что за этим неминуемо последует – хаос безбожия, разгул бесовщины, вселенского зла, торжество кровавого бизнесмена – «золотого тельца», когда ум воспротивится признать жуткую явь за правду.

Взгляд выхватил в груде битого кирпича голову и руки ребенка. «Может ли быть такое?» Широко раскрыты глаза девочки кричали о том, что она воочию увидела страх погибели, и ужаснулась ее кровожадности. Руки, простертые навстречу смерти, застыли в немом вопросе: «За что?» А может быть, она не сразу уступила злому року, какое-то время боролась с ним, пыталась жить? И потому тянулась к свету вместе со своей куклой…Где-то высоко в небе подобно коршунам, выискивающим очередную жертву (а может, святую книгу – Г. П.) летела пара самолетов. Разглядывая через многосильные окуляры испуганное лицо нефтяного города, посыпанные пеплом варварства белоснежные вершины гор.

Эти строки, сочащиеся невыносимой болью, – запредельная правда, и они тоже из книги Ахмета Хатаева. Новой, недавно вышедшей. С пронзительным названием «Ночи без бога».

Книга – как бы третья часть единого произведения, начало которому положили повести Ахмета, вероятно, многим известные «Эшелон бесправия» и упомянутая выше – «Враг народа». В них, как доводилась мне говорить в печати, Хатаев проявил себя не только как самобытный художник, но и историограф чеченского народа – народа с горькой судьбой, изгнанного в середине прошлого столетия очередной раз с родной земли. Знакомясь с неизвестными ранее и приведенными в книге документами об этой трагедии, углубляясь вместе с автором в потаенные слои самосознания и культуры чеченцев, с помощью языка коих были, оказывается, расшифрованых надписи на камнях древнего государства Урарту, невозможно было не содрогнуться от той жестокой доли, несправедливости, гонимой участи, что с завидным упорством преследует, во все времена, умных, гордых, свободолюбивых, но беззаветных и простодушных вайнахов.

Однако, сердечно сочувствуя несчастным, а художественное, эмоциональное изображение происходящего автором еще и усиливает сострадание, вдруг начинаешь ощущать, что подспудно, против воли, в тебе начинает зреть крамольная мысль. И она проявляется тем явственнее, чем глубже проникаешь в творчество историка-гуманиста. Более того, начинаешь понимать, что он сознательно культивирует в читателе некое своеобразное прозрение, методично и неуклонно подводя его к закономерному вопросу: «А только ли вайнахов коснулось, говоря словами бездомного русского поэта Николая Рубцова, «веянье тонкого хлада?» И почему? Ответ у Хатаева приготовлен. Он с особой четкостью и ясностью прозвучал в заключительной части трилогии со своеобразным, на многое открывающим глаза, названием. Потому-то и почувствовал я, читая сей труд, что смотрю на «проклятый чеченский вопрос» глазами даже не русского человека, а просто человека, оказавшегося со своим собратом по людскому сообществу, перед лицом одной и той же отчаянной беды – безбожием, сатанизмом, всемирным злом, которые ядовитыми змеями вползли в трещины, возникшие между нами в результате отхода от всеобщих небесных начал в человеке, таких, как благочестие, почитание предков, стремление к добру, знаниям, трудолюбию.

Ныне, когда мир оторопел от чеченско-русской трагедии (повторяю, чеченско-русской, а может быть, и общечеловеческой), когда коренным образом пересматривается взгляд на историю развития общества, как историю борьбы классов, кое-кто начинает пленять массы идеями огромной энергии и накала, заменяя в марксистско-ленинском учении эту самую борьбу классов…борьбой религий.

Какое чудовищное, дьявольское измышление. «Все под единым Богом «ходим», хотя и не в одного веруем», – это наша, русская поговорка, утверждающая великую истину единого Творца и Спасителя, близость и родство между людьми различных национальностей. Она прямая наследница учения Христа, провозгласившего: «Нет для меня ни эллина, ни иудея». Но ведь точно такой же подход к вере, к братству народов звучит и в Коране. Важно знать, что «ислам» в переводе с арабского означает мир, безопасность, спокойствие, чистоту намерений. Пророк Мухаммед говорил: «Вы никогда не войдете в рай, пока не уверуете в Бога. Но вы не уверуете в Бога, пока не полюбите друг друга».

Чего еще надо! И царство Божье есть. Оно внутри нас. Да плоть людская так слаба. Мы забыли заветы своих пророков, великих предков. И то ли от усталости, то ли в силу других корыстных причин прислонились, по определению Хатаева, к сатанинскому дому лжи. «Мы ленивы и не любопытны». Помните эти слова Александра Сергеевича Пушкина из его «Путешествия в Арзрум»? Пушкина, озвучившего негасимую мечту людей доброй воли о том,

Безусловно, гений России прекрасно понимал роль конфессиональной доминанты, составляющей основу любого национального бытия. Но при этом поэт охарактеризовал мир ислама как близкий русскому менталитету, увидел в этом мире союзника России. Разумеется, при определенной духовной миссии со стороны ее. Сожалел искренне: «Но легче нашей лености в замену слова живого выливать мертвые буквы и посылать книги людям, не знающим грамоты». Не случайно, стало быть, старался он, великий гражданин, внушить императору Николаю I, к сожалению, безуспешно, что все добрые дела и реформы начинаются с просвещения – просвещения любовью, которое в молитвенных текстах напрямую связано со светом. В его функции – разгонять тьму, что равнозначно очищению от греха.

Однако, что ж я о Пушкине? Да то, что коснулся его и Ахмет Хатаев в своем творении-эпопее, не боюсь такого определения. Коснулся и высек искру, поведав о знаменательной встрече Александра Сергеевича с человеком, которого тот называл не много, не мало – «Грозою Кавказа» и «Славным Бейбулатом». Да, то был Бейбулат Теймиев, искавший в грозные годы «ермоловского покорения», вопреки всему, пути к миру, а не бряцавший оружием, зовя тем самым в свой дом большую беду, понимая, что война не рождает сынов. Как злободневно, насущно все это сегодня.

«Смирись, Кавказ: идет Ермолов», – кто не знает этих слов русского поэта-пророка, толкуя порою их смысл, что ни на есть самым «сверправозащитным», «сверхдемократическим» образом. А что, если он, как и Бейбулат, а впоследствии и знаменитый Кунта-Хаджи, призывал чеченцев к непротивлению злу не безропотно покориться всесильному завоевателю, коего называл он (найдено в незавершенных работах Пушкина – Г. П.) – не удивительно ли – «великим шарлатаном». Призывал смирить гордыню, дабы спастись чеченцам как этносу.

«Если народ исчезнет, то все остальное перестает иметь значение». Какие слова…Они приведены в книге Хатаева. Слова просвещенного кавказца Кунта-Хаджи, с самого начала сумевшего понять, что сабля Шамиля ведет к погибели народы Кавказа. Он, прочитавший тысячи страниц истории человечества, износивший десятки пар обуви, как пишет Хатаев, на пыльных дорогах Ближнего и Среднего Востока, нашел ключ к спасению. Задолго до сына индийского народа Ганди и великого Льва Толстого сделал открытие, суть которого состояла в ненасильственном сопротивлении злу, отыскании и использовании иных путей для преодоления препятствий, чинимых несправедливостью, в игнорировании зла, неучастии в делах его носителей.

«Умейте жить с русскими, – взывал подвижник-просветитель. А ему как бы вторил российский, православный мудрец Федор Михайлович Достоевский: «Долго еще не поймут…теперешние…единения в братстве и согласии…объяснить им это беспрерывно делом и великим примером будет всегдашней задачей России впредь…Воплотить и создать, в конце концов, великий и мощный организм братского союза племён…не мечом, а убеждением…любовью, бескорыстием, светом… – вот цель России, вот и выгода ее, если хотите».

Смирись, гордый человек. Эта мысль, похоже, особо любезна и автору рецензируемой книги. Смирись, покайся, вознесись к свету из тьмы, воскресни для новой жизни, ибо нет вознесения без воскресения, не верь тому, кто утверждает, что «колесо жизни» крутят будто бы свинья, змея и курица. Первая – как символ уродства, вторая – коварства и третья – легкомыслия.

Вообще, книга Ахмета Хатаева представляется мне явлением необычайным. Ведь в ней отражены события прямо-таки библейского масштаба. Спектр суждений, мыслей, взглядов на деянья и судьбы народов, властей и их подручных, развернувшийся здесь, настолько разнообразен, что порою теряешься и кажется, что ты в мире хаоса. Тем не менее, это не так. Суждения взаимосвязаны, все движется, подает импульсы. Это комок нервов, где чувствуется центральная нервная система, есть голова и видно, куда она клонит.

Да, в книге мозаично приведены различные философские умозрения, показаны люди всевозможных рангов и положений: Джохар Дудаев, ответственные работники Администрации Президента России, генерал федеральных войск Лютов, деятели науки, искусства, православный поп-отец Фёдор, мулла Хизир, боевики, российские солдаты и офицеры, простые люди…Все ищут правду (она разная), ко всем автор внимателен и терпим. Даже к апологетам сталинско-бериевского режима. О ленинской же политике на Кавказе сказано с явной теплотой. Что ж, так, наверное, и должно быть в эпохальном произведении, которое по жанру, как определил бы я, сродни творениям живописца Ильи Глазунова, таким, как «Великий эксперимент», «Мистерия XX века», «Вечная Россия» – полотнам, где, думается, ярко заявил о себе новый творческий метод освещения жизни – философско-исторический реализм. Метод, позволяющий взглянуть на эту самую жизнь, по выражению одного из героев Хатаева, не из-за бруствера, а сверху, по-божески – «лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянии».

Поступив так, мы, вероятно, приблизимся к Истине, где в подлинном свете вырисуется и амбициозный чеченский президент, рядящийся в тогу борца за независимость народа, а на самом деле лишь тешащий непомерное тщеславие. И тот же Лютов – современный двойник николаевского сатрапа Ермолова, слепой бездушный исполнитель недавнего сумасбродного российского правителя – бесчувственного, неразумного проводника закордонной воли масонского мирового правительства.

И в белых одеждах, а не по колено в крови, как те, одержимые гордыней и неутолимой жаждой славы и власти, Герои, которым «поется» гимн в картине знакомого нам Ильи Глазунова, увидятся людям их святые ратоборцы: Александр Матросов, мой земляк, костромич Юрий Смирнов, распятый фашистами-сатанистами, как Иисус, на кресте, легендарный Ханпаща Нурадилов…Без них, все-таки, вопреки мнению Брехта, как и без великих государственных личностей, было бы трудно народам – будь то Пётр I на позолоченном царском троне или казак Емельян Пугачёв в мужицком сермяжном зипуне. «Как жаль, что не нашлось среди чеченцев во власти нового Теймиева, способного обойти стороною зло и отвести от чеченских очагов испепеляющую всё и вся войну». Эта, приведенная Хатаевым в книге сентенция доктора исторических наук, недавно оставившего сей бренный мир Джабраила Гакаева, с кем доводилось мне встречаться, не веское ли доказательство тому, сколь велика все же в истории роль личности. Скажу к слову: как жаль, что не допустили до себя в свое время кремлевские властители консультантов, что могли бы, подобно Грибоедову, графу Воронцову, подсказать: не гоже воевать с вайнахами, с ними надобно торговать, использовать лучших на государственной службе.

Однако примечательно, что имена славных чеченцев и русских поставлены Хатаевым в один ряд. Значит, мы едины.

С небесной высоты непременно разглядим мы «молодящееся личико» старой западной дамы-демократии, этой богомерзкой болтуньи-начетчицы, уходящей корнями к евангельским книжникам и фарисеям, тем, что обрекли, как известно, на казнь самого Иисуса Христа. У нее редкая способность менять черный цвет на белый, и наоборот.

Поразительно самомнение её, полагающей, что без нее в других частях света, как верно подмечено Хатаевым, люди и кусок хлеба не смогли поделить по совести. При этом «неукротимая «правозащитница» и «человеколюбица» напрочь забывает о разграбленных ценностях, скажем, Востока. Что-то не слышно требований вернуть, допустим, индийскому народу похищенный из Тадж-Махала самый древний из существующих на свете алмазов – «Кох-и-Нор».

И, может, поймём мы, наконец: нет в мире случайностей, что они есть ни что иное как «мощнейшее, мгновенное орудие Провидения». Это опять же по Пушкину. В его творчестве, кстати, тоже нет ничего случайного. Конечно же, не просто так поместил он в том же «Путешествии в Арзрум» мало, как кажется, исследованное приложение, данное, правда, на французском языке, – «Заметка о секте езидов». Есть перевод ее. Потрудитесь, граждане, прочтите. И увидите тогда, быть может, среди нынешних политиков, царедворцев, властителей, дипломатов, да и в своей среде этих самых езидов, что считают первым правилом: заручиться дружбой дьявола и с мечом встать на его защиту.

Будьте бдительны, благоверные. Не забывайте, что все мы очень схожи между собою. Нас породили божеское начало и земля. Мы нужны Создателю: в наших сердцах пролегает поле нескончаемой битвы его с сатаной. Жизнь людская бесценна, как бы ни пытались свести ее к нулю нелюди. В Писании сказано: убийство одного человека Аллах приравнивает к убийству рода человеческого.

Храните себя. «Мы, умерев, заново не родимся, состарившись, заново не помолодеем. Родившие нас матери заново нас не родят», – не так ли гласит чеченский эпос? Даже в подстрочном переводе, приведенном Ахметом Хатаевым, он вывернул душу мою наизнанку. И захотелось на этом остановить свой разговор о книге, которая, не сомневаюсь, найдёт и других, более вдумчивых и прозорливых, читателей и рецензентов.

 

«Что там у вас хорошего?»

Врезалось в память. Тёмной августовской ночью возвращаемся мы домой из гостей с бабушкой Варварой Ивановной из села Контеево. Там 28 августа отмечается ежегодно праздник Успенья Пресвятой Богородицы. Ночь, как это бывает в конце последнего летнего месяца, была повторю, тёмная-претёмная. Но зато, как неистово ярко светили тогда звёзды на небе. Не знаю, что осенило меня, мальца (я тогда ещё и в школу не ходил), когда, глядя на мигающие небесные светила, восторженно воскликнул:

– Бабушка, а звёздочки-то, будто чьи-то глаза!

И бабушка, добрая, неграмотная старушка, спокойно так отвечает:

– Это, внучек, смотрят на нас жившие когда-то люди. Отец твой на войне погибший, братья его убиенные, мой тятенька с маменькой, дедушки и прадедушки – все, все, кто жил и работал славно на благодатной земле. Звёзды – глаза их и души. Они радуются, блестят, если у нас хорошо, и темнеют, никнут, когда мрачнеем мы. Запомни это.

В моём детском сердце прошёл трепет.

Потом, повзрослев, заходя в божий ли храм, или крестьянскую избу, где в красных углах стояли ещё иконы, вглядываясь в суровые лики, я иногда думал: да уж святые ли изображены здесь народными живописцами? Не пахари ли и сеятели Древней Руси смотрят на нас сквозь века с немым вопросом во взоре: «Что там у вас хорошего?» И как-то беспокойно и стыдно становилось вдруг, если гнездились в душе дурные помыслы и будоражили совесть неправедные дела.