Из дневника Славика

Насобирать споров дождевика. Для этого сделать круглую коробочку из бересты, донышко зажать накрепко, а затычку сделать, чтобы снималась с трудом. Всегда можно будет определить направление ветра. Подумать, из чего сделать мишени, чтобы учебные стрелы, которые не втыкаются, оставляли след или застревали. Погода стоит нормальная: не холодно, не жарко. Видел косуль…

Из дневника отца

Как-нибудь найти время, взять астрономический атлас да разобраться, полюбоваться звездным небом. Зачем мне?.. Для удовольствия – всего лишь. А Славику – для будущего.

Из дневника дяди Пети

Ровная погода. Ловил с плота на короеда, червей. Хорошо клевало.

Индейцы Амазонки тысячелетиями бьют рыбу стрелами и гарпунами. Наши мужики тоже изобрели острогу не сто лет назад. А намного раньше. Сам Нептун подарил им многозубый гарпун. Ни те, ни другие не уничтожили рыбу этими орудиями, объявленными браконьерскими. Люди, которые открывают гигантское химическое производство с заведомо недостаточными очистными сооружениями, намечают повальную мелиорацию по площадям, уничтожая одним росчерком пера многовековые естественные водные пути, и в то же время вопят, что мужик, как тот чеховский злоумышленник «открутил гайки» – острогой перебил всю рыбу.

На моей памяти, когда не было мелиорации и химии, в весенний нерест все местные рыбаки стояли с острогами вокруг озера. Никто без добычи не возвращался, как их деды и прадеды. Теперь попробуй увидеть венок нерестящихся щук… Изменения произошли за пару десятков лет…

Почему?.. Раньше каждое озеро соединялось протокой с ручьем, с речкой. В половодье происходила великая миграция рыб, обновление ее в стоячих водоемах. В немалом количестве она водилась и ловилась в речках и ручьях. Изъятие и возобновление происходило естественно. Никто не пытался уничтожать дом, чтобы потом с криком спасать хозяев…

Теперь вместо ручьев и речек существуют по линейке проведенные каналы, где с курьерской скоростью по геометрически правильному руслу мчится дефицитная пресная вода прямо в соленое море. Рыбе не только нечего есть в такой трубе и негде укрыться, но и трудно обеспечить семь сантиметров под плавниками. Оставшуюся в озерах заставляют регулярно нюхать аммиак со сплошь распаханных лугов, болт и пригорков…

Виноват же несознательный рыбак с острогой или по-нашему с остями. Кто жал, возил и молотил ячмень с его остистыми колосьями, после которых долго почесываешься, тот по-другому и не мог назвать частозубое колючее орудие.

Славик проснулся рано, от холода. Солнце между елей уже било прямой наводкой в дверь шалаша, рассыпалось на сотни золотых точек по числу дырок в плетеной конструкции.

В ельнике за шалашом листики кислицы, покрытые мельчайшими капельками серебристой росы обжигали чуть ли не морозом босые ноги. Везде светились утолщенные росой ниточки паутины. Появившиеся за ночь сети, составленные из разных по величине ячеек, растянутые на длинных растяжках, перекрывали все проходы между деревьями. Славик на ходу лицом оборвал одну. Поеживаясь и морщась, с трудом отлепил остатки паучьей сети.

Помня, что они полностью свободны, вольны делать, что хотят, Славик снова забрался в шалаш, лег на остывшую постель, долго согревался, да так толком и не уснул. Мешала мысль, что нужно вставать и идти делать хоть что-нибудь. Неудобно перед отцом и дядей Петей. Они снова все делают, а он спит позже всех.

Он открыл глаза, уставился в жердочки потолка, через которые виднелись веники, береста, лучина на растопку. Холодные струйки воздуха просачивались со всех сторон. Когда засыпаешь, они мешают, все время хочется смахнуть их с лица. Но солнце работало – с каждой минутой становилось теплее.

Сегодня последний день перед праздником, а там… домой. Славику вдруг до боли стало жаль уезжать отсюда. Бросать навсегда шалаш, очаг, их дворик в окружении несуетных важных елок, которые даже в сильный ветер без лишнего шума лишь неодобрительно покачивают вершинами. Не то что большая суковатая осина, свободно раскинувшаяся среди меньших деревьев. Эта готова при виде первой тучки лопотать листьями…

С другой стороны, захотелось жить не на одном месте, а где-нибудь на плоту, плывущему по реке, чтобы за каждым поворотом открывались новые виды: горы, деревья, луга. В самых лучших местах останавливайся, лови рыбу, купайся, собирай ягоды. Как только надоест – отвязал веревку, и снова поплыли назад берега… Дядя Петя так интересно рассказывал про путешествие по Белой…

Отец сидел за столиком и чистил ногти зеленой палочкой-травинкой. Славик присмотрелся. Он пилил ноготь словно напильником.

Дядя Петя тоже взглянул пристально, усмехнулся.

– Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей, – торжественно продекламировал он.

– Смейся паяц над сломанным ногтем, – еще величественнее отозвался отец. Он дунул на палец. – рекомендую и вам ногти привести в порядок. Появится заусеница – мало того, что раздражает каждый миг, так еще и воспалится. Возись тогда с вами. Покажи-ка свои, – позвал он Славика.

Славик растопырил пальцы с грязными, частью обломанными, кое-где подрезанными ногтями.

– Что, волна должна ножницы и щипчики выбросить, чтобы ногти облагородить? – язвительно начал отец. – Учись ножом обрезать. Подправить можно хвощом, – он протянул сыну зеленую трубочку с малозаметными продольными ребрышками и сочленениями, обрамленными черными зубчатыми чехольчиками.

– Травой?.. – недоверчиво промычал Славик.

Тем не менее зеленая трубочка легко цеплялась ребрами за ноготь, оставляла на себе тончайшую стружечку.

Вот и подравнивай, – заключил отец.

– Лишнее это, пожалуй, – усомнился дядя Петя.

– Лишнее – это заусеница, – строго сказал отец. – Особенно в наших условиях.

Славик понял, что дядя Петя неудачно попробовал защитить его. А теперь и он взял себе парочку стеблей хвоща. Хватило всем: отец притащил целый пук.

– И зубы почисти хоть раз, – отец снова обратился к Славику. – Обугли липовую палочку – будет отличная щетка.

Но чистить зубы Славик пока не стал. Ему уже понравилось обтачивать ногти травяной трубочкой.

Не сразу он пошел к озеру умываться. Позевал всласть, поплескался, почистил быстренько зубы и взбодренный вернулся к костру.

Возле огня на чурбаке сидел незнакомый человек в форменной фуражке с металлическими дубовыми листьями на околыше. Кривой палочкой он подгребал в костер отвалившиеся головешки.

Славик сразу все понял и заволновался. Лесник чего доброго мог прогнать их отсюда. Может, тут успели организовать заповедник или вышел указ в связи с отсутствием дождей гнать из леса всех туристов и охотников с их кострами и тлеющими пыжами. Славик видел, что и отец тревожится.

– Вот это все наши, – сказал отец, кивая на Славика.

Дядя Петя сидел, прислонившись к стене шалаша, и налаживал удочки.

– Ты почему не здороваешься? – очень серьезным голосом спросил отец Славика.

Он коротко буркнул:

– Здравствуйте… – пошел, сел за столик недалеко от лесника.

Удивительно, лесник не расспрашивал их, откуда они и зачем здесь. Почему у них нет палатки и лодки. Почему нет бутылок и консервных банок.

Спрашивал отец:

– Далеко лес тянется?

– Далеко… Куда… Далеко, – лесник безнадежно махнул рукой, не в силах высказать, как далеко тянется лес.

– Рубите? – допытывался отец.

– Рубим… – лесник снова махал рукой. – Нечего рубить. Спелого нет. Рубим…

Славик сбоку рассматривал лесника. Множество морщин разбежалось в разные стороны по его загорелой шее. Когда он поворачивал голову, иные морщинки ненадолго открывались, показывалась ниточка белой кожи.

– Наверное, черники в этом году много было? – не отставал отец.

– Много, – соглашался лесник. – Носили ведрами. Столько ее вынесли… Черника – ничего. Ее зеленую не соберешь. Вот журавины…клюкву. У нее и бок не покраснеет – гребут. Пока время ее подойдет – все вынесут. А ее если в пору собрать – у нее ж и вкус, и аромат настоящий. Кисель сварить или в капусту кинуть… Да возьми, больным доктора советуют. Я, бывало, перед самыми морозами соберу со стакан – так это ж ягода. Раскусишь – кислота сладкая. А неспелую возьми – квелая, сухая, горькая… Рвут уже, рвут.

– Мы не собираем, – сказал отец. – Рыбу ловим.

Лесник никак не среагировал на такое признание.

– Голубика есть, – он махнул рукой в сторону Приозерного Мха. – Хорошая ягода. Попробуйте. Неправда, что голова болит от нее. От багна болит. Нанюхаешься багна… багульника, – перевел он непонятное, по его мнению, слово, – и отравишься. А голубика ни при чем.

– А волки здесь есть? – неожиданно спросил Славик и усмехнулся.

Лесник повернулся к нему. По-детски голубые, будто выцветшие глаза на загорелом темном лице удивили Славика.

– Есть, – совершенно серьезно ответил он на такой шуточный с точки зрения Славика вопрос.

Все молчали. Лесник кашлянул и продолжил:

– Годов пять тому назад паника поднялась. В Малиновке, деревня там, – он махнул рукой за озеро, – народ видит, волк по деревне за курами гоняется. Не собака – волк, – он словно почувствовал, что все усомнились в его словах.

– Может, перепутали с овчаркой, – поторопился высказать предположение Славик.

– Да как перепутать, – заулыбался лесник. – У волка и масть другая, и морда, и хвост поленом – сразу видно. Ну, начали кричать, махать – он ни на кого не кинулся, утек. Дети со школы шли, видят, к ним бежит, испугались. Девочка стала портфелем махать, он портфель из рук вырвал, ее не тронул… Мне сказали, я ружье схватил, на велосипед сел… Два дня ездил. Говорят, только что видели, там видели, там… Мне не попадается. Потом говорят, в тех кустах сидит. Я туда… Сидит задом к кусту, по морде пена течет. Ну, застрелил. Позвонил в район. Не трогай, говорят, едем. Приехал районный ветеринар, в перчатках голову отрезал, в два мешка пластмассовых укрутил. Рукой, говорит, не дотрагивайся, облей бензином, спали. Рядом яму выкопай и чем-нибудь спихни, что останется от его… Я и ту палку спалил… Бешеным оказался. Правда, никого не покусал.

– Да! – уважительно произнес отец. – От бешенства и лекарств нет, только профилактические прививки. Иначе страшная смерть…

– А если укусит? – Славик попеременно таращил глаза то на лесника, то на отца.

– Тогда делают сорок уколов, – сказал отец. – Только сразу надо, а то поздно будет.

– Угу, – подтвердил лесник. – Волка попробуй увидь. Выводок найдешь, волчат несешь, знаешь, тут он, недалеко, а и то не увидишь… Задумал курей гонять, на детей кидаться… Ясно – ненормальный.

– Выводки доводилось находить? – уточнил дядя Петя.

– Не раз, – лесник палочкой поправил костер.

– Случайно? – недоверчиво спросил отец.

– Почему?.. Ищешь – так найдешь. Не за день, не за два. Когда снег еще не сошел, начинаешь ходить по кварталам, к следам приглядываться. После на грязи следы ищешь. На бумажке, чтоб не забыть, направления отмечаешь. Потом высчитываешь, в какую сторону ходят больше. И все ближе, ближе… Как освоишься – оно понятно. Ходить каждый день надо. Не всегда след попадется. Ходишь не один день…

– Специально? – отец не мог без вопросов.

– Когда и специально. А то в обход идешь. А то рога лосиные ищешь.

– Как ищешь?.. – Отцу показалось невероятным, что можно ходить по лесу и искать совершенно редчайшую вещь – сброшенный лосем рог. С таким же успехом можно ходить по полю и искать метеориты.

– Обыкновенно. Знаешь, где лоси зимой больше держались, туда и идешь. Снег только сошел, травы нет – далеко видно. По сосняку, по осиннику. Я раз за день четыре рога нашел.

– И что с ними сделал? – отец не уставал задавать вопросы.

– Раздарил. Попросят, ну, на, бери. Мне-то он на что. Торчит один на стене – ружье висит…

– Не страшно выводки искать? – спросил дядя Петя.

– Никогда ружье не беру. Берешь щенков, несешь, знаешь, рядом он – а не кинется.

– А почему так?

– Умный зверь, – опередил лесника отец. – Себя бережет. Без взрослых дети все равно не жильцы, а так, глядишь, шанс какой никакой выжить семье.

– Не знаю, – сказал лесник. – Не кинется – и все. А что умный – факт. Пройдут стаей – ни один со следа в сторону ногу не сдвинет. Как один прошел. Умный, умный, а все равно зверь. Вот слушайте, как было. Поставил раз капкан. Поставить тоже дело хитрое… Попалась волчица, оторвала капкан и цепочку с кольцом, ушла. Я, так получилось, пошел с топором, без ружья. Гляжу, сидит… Зацепилась кольцом за сук. Вперед рвется – хода нет. Назад не догадается повернуть. Вижу, такое дело, захожу к ней с морды и топором… Увернулась, а топор. возьми, да и выскочи из руки. Так она топор лапой к себе, под себя, чтоб, значит, взять не смог. Что делать?.. Хорошо, сосед на санях ехал, съездил быстренько за ружьем. Сидел час, караулил. Отойди – она еще крутиться начнет, сдернет кольцо. А так – нет…

Лесник снова поправил костер палкой.

– Пойду, засиделся, – он поднялся.

– Чайку с нами попейте, – предложил отец.

– Спасибо, не хочу, молока попил отходя. – Он подозрительно покосился на котелок с брусничным чаем. – Чагу заваривайте, березовый гриб, – он утвердительно закивал головой. – Хороший чай получается, и полезный, доктора говорят, в книжках пишут.

– Что-то нам не попадалась, – сказал отец. – Я приглядывался к березам – одни трутовики на мертвых.

– Он на живых растет. Пойдем, покажу. Тут неподалеку есть одна березка.

Славик двинулся вслед за отцом.

Они прошли вдоль берега и свернули в лес там, где от озера отходила слабо протоптанная тропинка. Нетолстая похилившаяся береза стояла в одиночестве среди сосен. Лесник обошел ее, пальцем колупнул черный, покрытый мелкими трещинами бугорок в продольной расщелине.

– Небольшой, – сказал он. Взял у отца топорик и обухом точно тюкнул в бок бугорка. Черный кусок отлетел от дерева и упал на землю.

– Не такой представлял чагу, – удивленно проговори отец. Он рассматривал место слома – неровную крупитчатую поверхность желтого цвета с коричневыми прожилками. Под пальцем сухая мякоть гриба скрипела и крошилась словно пробка.

– Вот и заваривайте, – сказал лесник.

– Спасибо! – У отца было хорошее торжественное настроение. – Как вас хоть зовут?

– Степан.

– Заходите к нам. Мы еще дней пять будем. Расскажете…

Лесник согласно кивал, улыбался.

* * *

До завтрака только и говорили про понравившегося всем лесника. Не спросил даже, какого черта они здесь живут, не повторял суконным голосом, чтоб спички не бросали в лесу. Рассказал, показал чагу и ушел в обход. Отец шутя приписал часть заслуг себе, мол, ошеломил его непрерывными вопросами, но сам же сделал вывод, что дурака вопросами не остановишь – глупостей наделает. Только когда стали пить чай, перестали вспоминать лесника.

Отец последним поставил кружку и громко провозгласил:

– Заготавливать, заготавливать, иначе праздника нам не видать.

– Что именно? – бодро вскочил Славик Он очень хотел, чтобы праздник состоялся.

– Все, все, все, еду, питье, праздничные атрибуты, призы… Мы на необитаемом острове – все, что нам не выбросило море, мы должны создать своими руками.

Они посовещались, и вышло все по-старому. Отец хозяйничает у костра, заготавливает еду: варит уху, компот, печет рыбу. Дядя Петя ловит максимальное количество рыбы. Славик собирает максимальное количество ягод.

У Славика сразу пропал весь азарт. Он вздохнул:

– Хорошо в Африке бананы собирать или кокосы. Попробовали бы они по одной ягодке на элементарный черничный компот насобирать. Все равно, что по зернышку на пшенную кашу.

– Что поделаешь, – развел руками отец, – бананы не растут, изюм делать не из чего. Это настоящий Робинзон, сколько помню, изюмом питался. И козы самой завалящей у нас нет. Придется по крохам собирать насущный хлеб.

Но все же решили, что для начала нужно всем вместе половить рыбу. Хоть мелочи натаскать побольше. Славик повеселел. Рыбачить – это не ягоды собирать. К тому же отец пообещал ближе к вечеру помочь ему собирать чернику.

Славик обулся, взял нож и, пока взрослые не передумали, хотел бежать за ручейниками.

– Мы, Слава, с тобой на речку сходим, соберем по пути, – остановил его дядя Петя. – Днем все равно на озере плохо клюет, а там хоть уклейка или пескарь будут насадку дергать.

Славик окончательно приободрился. Действительно, на речке интереснее. На озере рыбалка слишком серьезная. Насадку нужно забрасывать на большую глубину, поклевку приходится ждать не одну минуту.

Он схватил свое удилище. Давно не брал его в руки. Оно подсохло – стало намного легче. Он помахал им – гнулось хорошо. Подержал одной рукой – нормально, держать можно долго. Он привязал леску с берестяным поплавком, крошечной дробинкой и под стать ей крючком-проглотышем.

Дядя Петя тоже снарядил себе легкую удочку.

– Стоп! – вдруг закричал отец.

– Что? – насторожился Славик. Так и предчувствовал он, что будет какая-нибудь заминка.

– Постираем сначала. Чтобы за день высохло.

Славик ждал худшего, поэтому огорчился не сильно.

Он на ходу стянул рубашку. Майку вынес из шалаша. Днем в ней было жарко, а спать без нее холодно.

– Дядя Петя, а вы?

Он не чета нам, уже не раз стирку устраивал, – сказал отец. – Пойдем.

Они подошли к озеру и побросали одежду в воду. Славику не терпелось. Опасался, что дядя Петя не дождется его и расхочет идти на речку.

– Мыла у нас в обрез, – заговорил отец, – поэтому будем стирать, как бабки наши стирали. – Он выловил свою рубашку, немного намылил, сложил комом на камень у воды и начал лупить каким-то поленом.

– Поленом? – удивился Славик.

– Обижаешь, – довольно хмыкнул отец. – Вальком, а не поленом. Почти настоящим.

Валек гулко чмокал по мокрой рубашке.

– Дай и мне, – не вытерпел Славик.

Сначала он рассмотрел валек. Отец стесал бока березовой чурке, сделал ее квадратной в сечении и с одного конца заострил в виде ручки.

– Настоящий валек несколько не такой по форме, – начал рассказывать отец. – Сделан в виде изогнутой плахи с ручкой. Но и этот прикладистый. Хорошо можно поколотить. Раньше с разных сторон нашего озера слышно было, как бабы вальками стучат. Очень эффектно этот простой инструмент грязь выбивает, почище стиральной доски. Опять же, процесс экологически чист.

Славик смутно представлял ребристую стиральную доску, но уточнять не стал.

Они поколотили все белье, вволю пополоскали его подальше от берега и развесили на шатком Славиковом сооружении у костра. Они так и не удосужились сделать основательную подставку для сушки разных вещей.

Через несколько минут они с дядей Петей наконец отошли от стоянки.

У ручья Славик зацепился рукой за ольху, чтоб не свалиться в воду, наклонился и осторожно вытащил ивовую ветку с почерневшими листьями. Ее он сунул здесь давно. Над низкой травкой он тряхнул ветку: черные палочки-домики ручейников вместе с множеством серебристых капель посыпались на землю. С первой ветки собрали пятнадцать штук, с других – поменьше. Дядя Петя тут же сделал маленький лубок из ольховой коры и они заполнили его слабо шевелящимися домиками удивительных червячков.

Славик в который раз стал рассматривать странное сооружение. Как только умудрился червячок склеить из мельчайших песчинок трубочку-чехольчик и прикрепить ее к двум полусгнившим черным палочкам. Сам забрался вовнутрь, отверстие сзади заделал почти полностью, а через переднее выбирается, чтобы ползти по дну и тащить за собой домик. Чуть что – попятился назад и нет его, лежит себе черная палочка, которыми усеяно все вокруг.

– Не повредит ли запах свежей коры ручейникам? – засомневался дядя Петя.

– Целы они будут, не подохнут, – заверил его Славик, будто знал на самом деле.

– Я не про то, – усмехнулся дядя Петя, – боюсь, наберутся запаха, потеряют вкус – рыба будет отворачиваться.

Славик задумался.

– Не будет, – не совсем уверенно высказал он предположение. – Ольха растет почти в воде иногда – рыба к ее запаху привыкла. От нее же не дустом и не мазутом воняет.

На том и порешили.

К ручейникам добавили пяток толстых белых короедов, которых дядя Петя мимоходом снял из-под коры могучего гнилого пня. Эти должны были привлечь самую сытую и привередливую рыбу. Это не то что ловить на катышек хлеба, постоянно срывающийся с крючка. Ловить на хлеб они не могли себе позволить. Дядя Петя пробовал ловить на зеленый водяной шелк, но успеха не имел. Еще бы, такого шелка полно на каждой коряге. Совсем надо рыбе сойти с ума, чтобы искать его на крючке. Другое дело – ручейник. До него рыбе трудно добраться, потому и рада обнаружить лакомого червячка без доспехов.

– Неплохо бы еще пяток червей иметь, – заметил дядя Петя.

– Я поищу, – вызвался Славик.

Дядя Петя попытался отговорить его, но потом махнул рукой.

– Возле омута буду ждать…

Славик пришел к полю и возле крайней борозды колом отвернул кусок дерна. На изломе черной, переплетенной травяными корешками земли торчал кончик розового червяка…

Он схватил его, червь напрягся и начал уползать в спасительную норку. Он тянул, но чувствовал, что червь держится крепко. Кончилось тем, что в руке у Славика остался слабо шевелящийся кусочек, оторванный от основного тела.

Славик вспотел, отворачивая куски дерна. Черви попадались не часто, и большинство из них он не смог выковырнуть из норки. Они или уползали сразу, или застревали накрепко.

Рассердившись, он схватил одного и резко дернул… К его изумлению, червяк легко выскочил из земли. Славик попробовал еще раз таким же способом и снова вытащил его целеньким. К концу своей охоты он понял, что когда он осторожно пытался тащить червя, тот успевал напрячься и заклиниться в узкой норке. Если же дергать неожиданно, то он просто не успевает среагировать.

Дядя Петя не сразу поверил Славику… После он сам убедился, что действительно есть маленький секрет добычи червей, когда под рукой нет лопаты.

Дядя Петя ловил возле знакомого омутка. Он кивком показал Славику, куда лучше забрасывать.

Славик не торопился. Не хватало у него терпения забросить удочку в глубокий омут с тихим течением и бесконечно ждать поклевки, как любил делать дядя Петя. Конечно, в этом случае клевала серьезная рыба: крупная плотва, густера, подъязки, редко – окуни.

Славик шепотом сообщил дяде Пете, что в кустах спрятал ботинки, а сам пойдет дальше по речке в сторону моста и деревни. Возле речки, где не было настоящего леса, он не боялся змей и ходил босиком. Здесь не кололась иглица и не попадались острые сучки, как в лесу. Местные жители протоптали тропинку вдоль реки, иначе он и не продрался бы через заросли тростника, осоки, а кое-где и крапивы вместе с олешником и лозой.

В нескольких местах Славик пробирался к речке, но забросить было негде: малоподвижную воду плотно укрывали листья кувшинок. Доцветающие пирамидки стрелолиста возвышались над ними.

Наконец он нашел треугольник чистой воды у противоположного берега. Похоже, там подходили на водопой коровы: пологий берег тоже треугольником был выбит до черноты копытами.

Славик раз и второй примерился и, с руки, чтобы не зацепить крючок за траву, осторожно забросил. Поплавок кувыркнулся на воде, встал и, чуть покачивая коротким маячком, довольно быстро поплыл рядом с листьями. Славик молча порадовался удачному забросу. Течение здесь было не таким и слабым, это с первого взгляда казалось, что под покровом из листьев вода вообще не движется.

Поплавок добежал до середины пути, приостановился на миг, затанцевал и тут же наискось ушел под воду.

Славик взмахнул удилищем. По привычке он ожидал после слабого толчка подсечки полета рыбешки прямо в руки. Но удилище прогнулось, и через него он ощутил слабо подавшуюся тяжесть на конце лески…

Привычка выхватывать рыбку одним взмахом помогла ему. Он не остановил движения удилища, уцепившись за него двумя руками. Рыбина, разбрызгивая блестящие словно ртутные капли, проволоклась по листьям кувшинок и свалилась у его ног.

Он перемазался в черной болотной грязи, пока хватал ее на берегу, готовую вот-вот свалиться обратно в речку. Когда он бросил ее подальше на траву, она уже трепыхалась слабо. Бессмысленно смотрел в небо полированный красный глаз.

«Граммов на триста потянет плотвица», – радостно подумал он, чувствуя свою взрослость, серьезность, удачливость.

Он не любовался, не прыгал, не кричал. Он чувствовал, что добыл к ужину или завтрашнему празднику пищу, и этого было достаточно.

Он выбрал самого толстого ручейника и снова удачно забросил на прежнее место. Видно, стайка плотвы держалась у коровьего водопоя. Снова поплавок остановился на половине короткого пути…

На этот раз плотвица вылетела пробкой и чуть не попала Славику в лицо. У этой не хватило веса по-настоящему согнуть удилище.

Славик так настроился таскать их одна за другой, что когда после третьей поклевки поплавок без ныряний проплыл весь возможный участок, он не сразу перезабросил, и крючок зацепился за траву.

Если бы не три пойманные рыбы, Славик скорее всего оборвал бы леску: разозлился бы и стал дергать Но теперь он не спеша положил удилище на воду, срезал токую лозинку с сучком, нанизал на нее улов. Затем сполоснул с ног засыхающую грязь, вымыл руки и осторожно взялся за удилище… Он не поверил своим глазам: крючок отцепился сам собой.

На уловистом месте рыба больше не клевала. Славик двинулся дальше. Он проверил все доступные окна чистой воды и поймал еще четыре плотвицы и одну густерку – плоскую синеватую рыбу с желтыми глазами.

Далекий, но отчетливый рокот грома он услышал, когда сидел на твердом берегу на излучине и почти от самых ног пускал поплавок по течению к повороту, где речка неспешно подмывала глинистый берег, склонившийся к воде зеленым травяным чубом. Вот где у него началась ловля. Плотва, правда, небольшая хватала насадку наперебой. Славик не устоял перед соблазном – заволновался, заторопился, стал не вовремя подсекать, и в конце концов из не менее двух десятков поклевок не прозевал только семь.

Тем временем белые клубы облаков в виде огромных башен потемнели, растеклись по небу, закрыли солнце. Еще раз-другой блеснула малозаметная среди дня молния, громче, суше пророкотал гром. Первые капли звонко шлепнулись на воду. Одна, ледяная, свалилась Славику за шиворот.

Он быстро собрал рыбу, огляделся. На лугу рядом с полосой низких ольховых кустов стоял стожок сена – самое подходящее место на случай дождя. Капли стали падать чаще – Славик побежал к стожку.

Ветра почти не было. Несильный дождь шел прямо. Славик прижался спиной к сухому колючему сену и поджал под себя ноги. В кармане отыскал тонкую пластинку сухаря и засунул за щеку вместо леденца.

Блеклая тучка как будто не грозила сильным дождем. Сидеть под стогом было приятно, не хотелось скоро уходить отсюда…

Гром громыхнул одновременно с молнией да так, что Славик подпрыгнул и чуточку оглох. И тут же дождь сыпанул как из ведра – сплошной серой стеной, край которой зацепил Славиковы колени. Он начал спиной ввинчиваться в стог. Ветер малость запоздал, зато вскоре подхватил дождевой поток, перекосил его и понес по лугу на олешник, который прилег к земле на недолгий миг, не выдержав ярости короткого мощного шквала.

Все бы ничего, но ветром закрутило дождевые струи во все стороны стога. Славик попробовал переместиться, но везде было мокрое сено, а дождь хлестал еще сильнее. Оставалось крепче вжиматься в неподатливый стог. Сооружать хоть какую нишу было поздно.

Дождь кончился не так внезапно, как начинался. Запоздалые капли по одиночке долго догоняли основную массу воды, давно пролившуюся на землю. Славик не обращал на них внимание.

Солнечный луч пробился из серого облачного нагромождения, и сразу посветлело. Славик стал собирать вещи, а когда поднял голову, чуть рот не раскрыл от восхищения. Позже он корил себя. Что прозевал миг появления…

На синеве уходящей на северо-восток грозовой тучи сияла, упиралась в поля и далекий темный лес огромная радуга. Не какой-нибудь блеклый кусочек, приткнувшийся к земле, а полная, толстая и идеально правильная дуга, охватившая полнеба, как будто слегка рыхлая, и все же удивительно яркая, отчетливая. Все семь цветов насчитал Славик, да еще ее слабого двойника обнаружил над ней. Пожалуй, такую радугу он видел впервые. Он в который раз пересчитал цвета, вполголоса повторяя известную из школы фразу: «Каждый Охотник Желает Знать, Где Сидит Филин».

Наверное, потому, что в их лесу все краски были приглушены, преобладал серо-зеленый фон, такой многоцветной и радостной показалась ему радуга. Глаз нельзя было отвести.

Короткий ливень слегка замутил и поднял воду в реке. Ловить больше не хотелось, да и клевало бы скорее всего. Славик пошел назад, напрямик пересекая каждую прозрачную лужу на скошенной траве, у которой дно было мягким, пружинистым, и отчетливо просматривался на нем каждый стебелек. Приятно было смотреть в воде на собственные абсолютно чистые белые ноги.

Дядя Петя как ни в чем не бывало стоял с удочкой возле моста. От дождя он прятался под ним, и у него на плечах остались глинистые следы грязных капель, просачивающихся сквозь дощатый настил. По деревянному без перил мосту ездили мало, дорога с двух сторон заросла подорожником и птичьей гречишкой. Славик сел на мокрые доски, свесил над рекой ноги и стал ловить уклеек. Поплавок спустил к самому крючку и следил не за ним, а прямо за светлым пятнышком насаженного ручейника.

Мальки тут же подскакивали к лакомому куску, тыкались в него носами и отплывали, не в силах ухватить крошечным ртом. Более шустрые умудрялись так дергать насадку, что поплавок начинал бешено трястись Потом из толщи воды появлялась взрослая уклейка, на ходу хватала ручейника и пыталась, не меняя курса, двигаться дальше. Здесь уж оставалось не зевать.

Славик напряженно вглядывался в отсвечивающую небом темную воду, на весу обеими руками держал удочку, а все равно промахивался раз за разом. Настырные уклейки успевали безнаказанно срывать ручейника. Не часто одна из них серебристой змейкой прилетала на мост.

Славик немного поостыл к ловле после того, как чуть не свалился в воду. Посмотрел вниз – глубина была порядочная. Купаться хоть и в сырой одежде не хотелось. К тому же дядя Петя за кустом у моста выволок доброго подъязка. Славик оставил удочку и долго любовался серебряным с чуть заметной позолотой толстячком.

Дядя Петя и закидывал в те же места, и ждал подолгу поклевки, а в результате наловил рыбы в три раза больше.

Славику давно хотелось домой, к костру. Он несколько раз звал дядю Петю, но тот говорил «сейчас, сейчас» и не спускал глаз с поплавка. Наконец и он стал собираться.

* * *

Отец удивил их. Пока они облавливали речку, он натаскал с десяток больших окуней. В корзине, поставленной в воду, они заметались и натопорщили колючие плавники, когда Славик сунул руку, чтобы пересчитать их. Даже дядя Петя долго не мог поверить: откуда вдруг одни окуни.

Отец хитро улыбался. Торжественно показал сачок. Опустевший бязевый мешочек из-под сухарей он натянул на ореховую рогатую палку.

– Наловил мальков и попробовал. Отлично получилось. А то гляжу, гоняют окуни мелочь – та веером из воды высыпает. Кое-как выковырял одного червя, которого полчаса искал. Попробовал – безрезультатно. Ну, тогда, кровь из носа, захотелось мне малька добыть… – рассказывал довольный отец удивленному дяде Пете.

Славик схватил сачок и залез в воду. Мальки весело погуливали возле ног. Поймать их оказалось непросто: сачок надулся пузырем, и протащить его быстро в воде не хватало сил. А мальки, видя огромный для них предмет, играючи всякий раз уплывали в стороны и оказывались за границей его зева. Он так и не поймал ни одного. Отец был терпеливее и сильнее, имел уже кое-какой опыт – с третьей попытки ему удалось словить одного.

Отец сам поменял ему леску на удочке, привязал большой крючок и насадил малька. При этом он не мог удержаться, чтобы не подразнить Славика.

– Конечно, сачок не по правилам сделан. Надо бы сплести его из травинок или лыка, чтоб все у нас было как у настоящих робинзонов. Но дорога ложка к обеду. Да и как не хочешь, а серебряная ложка рот не дерет.

Славик молча ухмылялся. Никакие правила не нарушались. Из подручного материала сделал нужную вещь – все как полагается по уставу.

Он отошел в сторону и забросил удочку. Взрослые ловили мальков для себя. Со стороны смешно было глядеть на них. Не забывал он поглядывать и на поплавок.

Тот долго стоял неподвижно, а затем так сиганул в воду, что Славик вздрогнул. Совсем не то, когда его тащит плотва. Окунь пробороздил воду, оставил на ней след из пузырьков и забился на редкой траве. За несколько секунд обвалялся в мусоре, как отбивная в сухарях, и успокоился. Только угрожающе раскрывал плавник-гребень с острыми колючками.

Повезло одному Славику. Ни отец, ни дядя Петя так и не дождались поклевки. Отец первым ушел варить уху. Не долго продержался и Славик.

– Наше белье вымокло, – безнадежным голосом сказал Славик.

– Почему? – удивился отец. – Дождя не было.

Пришел черед удивляться Славику.

– Не было дождя?.. А мы под такой ливень попали.

– Да, в той стороне прошла туча, – согласился отец.

Славик осмотрелся. Все было сухо, никаких признаков прошедшего дождя.

После недолгого обеда Славик с отцом отправились за ягодами. Отец предложил сначала пойти на далекий пригорок, где среди редких больших сосен они видели бруснику. Славик наверняка не согласился бы, если б не успел попробовать эту ягоду раньше.

Брусничник пятнами разросся среди вереска и можжевельника на пригреваемом солнцем склоне, где когда-то наполовину вырубили сосновый бор.

– Сладкая какая, – не один раз повторил отец, бросая в рот из горсти красные ягодки.

По мнению Славика он сильно преувеличивал, помимо некоторой сладости чувствовалась в бруснике кислота и даже горечь. Но ягодки были суховатыми, плотными, несколько мучнистыми. Собирать ее было одно удовольствие, знай себе сдергивай с каждой ветки гроздку.

Огорчало только, что ягоды были мелковаты, и не каждая даже на солнце созрела полностью. У многих светился белый бочок, никогда не видевший солнца.

– Клюква кислее, – отец все восхищался брусникой. В подтверждение слов он с шумом втягивал с ладони порцию ягод и смачно жевал.

– В Магадане раньше на каждом углу продавали пирожки с брусникой. Там ее по окрестным сопкам ведрами собирали…

Тянет на разговоры за таким занятием, как сбор ягод, когда не требуется внимательности, не нужно соблюдать осторожность и тишину, как на рыбалке, а нужно всего лишь механически повторять однообразные движения. Славик воспользовался случаем и подбил отца вспомнить, как жил на Чукотке. Отец разошелся. Они и не заметили за разговорами, как собрали полкорзинки брусники. Не заметили, что и устали порядочно.

Они легли здесь же на склоне, рядом с цветущими кустиками вереска. Ровные, серые, с некоторой волнистостью облака затянули небо, но было тепло. Неизвестно откуда залетевшая далеко в лес пчела, жужжа при каждом взлете, перелетала с одного лилового цветка на другой.

– Хорошо пчеле, – сказал отец. – Калорийная пища, полезнейшая, в каждой чашечке. Прилетай и пей, ешь. Да и у нее свои проблемы: нужно не только поесть, но и собрать еду, доставить домой, там накормить потомство и работников другого профиля, потом переработать, запаковать – чтобы зиму пережить. В придачу еще нахлебники, эксплуататоры: то медведь разорит полностью, то человек заставляет жить впроголодь или сахарным суррогатом кормит вместо меда…

Славик не очень вникал в смысл сказанного. Он верил, что хоть одно дупло с пчелиной семьей в лесу есть. Хорошо бы побежать за этой пчелой и найти гнездо. Вот бы они попили смородинового чая с сотовым свежим медом.

Как ни хорошо было отдыхать в лесу, время шло, а им еще предстояло насобирать хоть немного черники. К тому же существовала угроза остаться без собранной брусники: кажется, таскали всего по ягодке из корзинки, а там заметно убыло.

И снова началась утомительная работа. То стоишь согнувшись, то присядешь на корточки или вообще сядешь на кочку – все равно неудобно, затекает спина, болят ноги. Славик в который раз подумал, что хорошо в тропиках. Там сорвал банан – за раз не съешь. Или упал кокос – тут тебе и молоко, и вкуснейшего ядра громадный кусок. Здесь же кинешь ягодку в рот и не почувствуешь – нужна целая горсть, а попробуй ее собери по одной ягодке.

Он насобирал горсточку, съел водянисто-сладкую мякоть и подобрел немного. Начал воображать, что для муравья кустик черники – гигантское развесистое дерево. Под листом можно от дождя укрыться, ну а плод – чудо света: огромной величины шар, полностью заполненный слабым соком. И на дереве таких плодов великое множество. Человеку такое и не снилось.

Выяснилось, что вообразив себя муравьем, намного веселее собирать чернику.

Славик насобирал кружку вместимостью около литра и высыпал в корзинку, с которой на коленках ползал по черничнику отец.

Они переглянулись и решили – довольно, хватит ягод на сегодняшний компот и праздничный десерт.

– Дядя Петя так бы не подумал. Ну, а нам, наевшимся ягод вволю, сегодня на них и глядеть больше не хочется, – подвел итог отец.

Пока собирали ягоды, нашли десятка два сыроежек и несколько лисичек. Отцу попался порванный пластиковый пакет. Он пробормотал какое-то ругательство, вытащил спички и поджег его. Славик не преминул подойти посмотреть.

– Кажется, собрал бы всех вас, юных натуралистов, и повел бы в лес, – сердито заговорил отец, – бумагу, пленку сожгли бы, консервные банки – в металлолом. Очистили бы лес, а там и за всю планету принялись бы. Невозможно глядеть, когда на этом изящном кустике вереска висит грязный предмет человеческих отходов.

– Бумага быстро сгниет… – неуверенно предположил Славик.

– Пока она сгниет, она укроет от солнца кусок земли, на котором не вырастет трава, которая не выработает кислород для твоего дыхания. В твоем возрасте это пора знать.

– Подумаешь, один клочок бумажки…

Отца взорвало:

– Ты посчитай, что получится, если каждый из шестимиллиардного населения нашей земли бросит по куску бумаги, пленки, по банке и бутылке. Да еще каждый сотый разворотит бульдозером полгектара зеленой земли для строительства…

Он замолчал. Молчал и Славик.

На стоянке отец вспомнил о желудевом кофе.

– Мы же забыли просушить, – спохватился Славик.

– Вытащил я их утром из воды, – отец принес кусок бересты с разложенными на нем желудями.

Он высыпал подсохшие половинки в котелок и поставил его на угли. Очень скоро они начали потрескивать, отец стал помешивать их. Ждал треска, чтобы затем прервать его ложкой…

Следующую партию не вымоченных он жарил дольше. С желудей уже шел дымок, некоторые щелкали так звонко, что он отдергивал руку с ложкой, но все равно не снимал котелок с огня. Эти стали темно-коричневыми, кончики у некоторых почернели.

– Пошли на мельницу, – бодро позвал он Славика.

Упрашивать того не надо было, хотя он и не представлял, как отец собирается молоть желуди.

Недалеко от Золотого Ключа лежал на берегу большой плоский валун. Славик любил сидеть на нем и маленькими глотками тянуть ледяную родниковую воду.

Отец сел на краешек и начал ощупывать слабое углубление недалеко от края камня.

– Годится, – решил он. – Вымой его тщательно песочком, осочкой. А я для жернова подходящий камень поищу.

– Да тут чисто, – сказал Славик.

– Рукой попробуй, – отец потер углубление пальцем. – Здесь и песок, и земля, и лишайники завелись. Хорошенько протри и ополосни, иначе кофе плесенью будет отдавать, и песок захрустит на зубах.

Когда отец вернулся с массивным округлым камнем, Славик драил валун мочалкой из свернутой клубком длинной зеленой плети плауна, подсыпал озерного песка, не жалея воды, смывал его.

– Молодчина, – похвалил отец, – как заправский матрос палубу. И швабра у тебя подходящая. Но плаун, или дерезу, больше не рви. Это растение древнее, редкое, красивое, растет медленно. Раньше из него похоронные венки делали. Теперь не сделаешь – не найдешь столько. Осокой тоже неплохо драить…

– Ей еще руки порежешь, а эта мягонькая, – Славик ласково потрогал пальцем свою самодельную мочалку.

Краем мешочка они вытерли остатки влаги и решили подождать минут двадцать, чтобы в углублении подсохло окончательно.

Отец остался у родника. Славик попил воды и пошел вдоль берега.

Волны, когда в ветер били о берег, оставили свои следы на светлом песочке дна – маленькие пологие барханчики. Ровная бороздка тянулась по песку, на конце ее черным зубом торчала верхушка зарывшейся перловицы. Славик не заходя в воду дотянулся и вытащил раковину.

Неподвижная, похожая на камушек перловица лежала не просто так. Она раскрыла створки, высунула светло-оранжевого цвета мякоть и спокойно цедила прозрачную воду, добывая из нее и пищу, и строительный материал на свой непробиваемый панцирь. Теперь, потревоженная, она довольно быстро втянулась в раковину и закрыла створки с такой силой, что Славик с трудом вытащил обратно палочку, которую успел сунуть в щель. Он сразу вспомнил вычитанные легенды, как гигантские морские раковины намертво защемляли руку или ногу неосторожного ныряльщика за жемчугом. Того моллюска, величиной с добрый тазик, нельзя было ни оторвать, ни поднять потом на поверхность.

– Вот бы у нас были раковины с жемчугом, – вернувшись, сказал он отцу.

– Зачем? – сразу осадил его отец.

– Ну… добывали бы драгоценности.

Перерыли бы все озеро, собрали все раковины, на тысячу уничтоженных попалась бы одна перламутровая горошина – и все. Возьми вон пустую половинку, выточи из нее кружок, повесь на шею Дешево, красиво, оригинально – и никакого ущерба природе.

– Японцы же выращивают жемчуг, – попытался оправдаться Славик.

– То-то же. Выращивают. Даже в бескрайних морях и океанах не хватает моллюсков, если их губят ради жемчужин. Выращивать – другое дело.

Славик закинул находку далеко в озеро.

– Ты знаешь, – хитро начал отец, – в твоей раковине, которую уже не достанешь с глубины, вполне могла быть жемчужина.

Славик и слушать не хотел.

– Существуют пресноводные моллюски – жемчужницы, из которых раньше добывали речной жемчуг. Эта скорее всего не той породы, но не исключено… Мы же не разбираемся. И пяти процентов животных и растений не знаем в лицо… Ладно, давай делом заниматься.

Он высыпал в углубление желуди и начал несильно стучать по ним массивным голышом. Желуди затрещали, осколки начали брызгать во все стороны. Тогда отец стал тереть их камнем. Все равно ему приходилось быть осторожным, чтобы не разбросать драгоценную горсточку крупных крошек.

Отец долго работал своим жерновом. Пробовал и Славик тереть, но у него получалось хуже: никак не мог крепко ухватить толстый камень.

В конце концов они ссыпали на дно кружки горку коричнево-серой пыли. Да, наверное, столько же осталось размазанной по камню.

* * *

К вечеру небо очистилось. Выглянуло остывающее солнце. Лес, закрытый тенью горы, потемнел.

Славик увязался с дядей Петей ставить жерлицы в северной стороне озера. Там было глубоко у самого берега. Дядя Петя подвешивал жерлицу к недлинному шестику и привязывал его к кривым болотным сосенкам и березкам, корни которых спускались прямо в воду.

Здесь гора не закрывала запад. Над низенькими деревцами болота золотилось закатное небо и оставшийся краешек уходящего солнца. Сначала Славик рот раскрыл от удивления и, не находя слов, стал махать рукой – показывать дяде Пете. Тот, занявшись живцом, ничего не видел. За несколько секунд Славик разобрался, что он обнаружил и стал любоваться пока в одиночку, уже не торопясь звать дядю Петю.

На зеленовато-сером небе, чуть повыше зари зависла настоящая летающая тарелка – ярко-желтая, светящаяся, абсолютно правильная горизонтально вытянутая линза…

В первый миг Славик совершенно не сомневался, что видит корабль пришельцев из космоса. Такой идеально сделанный неподвижный светящийся предмет не походил ни на что земное. Он потому и замахал дяде Пете… И сразу увидел немного в стороне еще два «объекта», похожих на первый. Эти были тоже желтыми, светящимися, но каждый был в виде самого заурядного продолговатого облачка. Этакие клочки желтой ваты.

И «летающая тарелка» была ни чем иным, как облаком, только почему-то правильной геометрической формы.

Все же пришлось крикнуть, позвать дядю Петю:

– Смотрите, дядя Петя. Скорей!..

Дядя Петя успел увидеть.

Хотя не ощущалось никакого движения, правильная чечевица облака начала искривляться, затем на ней появилась щербинка и наконец от строгих очертаний ничего не осталось. Третье обычное облако, напоминающее клок ваты, висело на небе.

– Красиво! – только и сказал дядя Петя.

Отец без особого воодушевления выслушал их рассказ о «летающей тарелке». Сказал равнодушно:

– Вот так и появляются очевидцы неопознанных летающих объектов. Хорошо, – он обратился к Славику, – ты сначала удостоверился, а потом побежал рассказывать, Нервы у тебя крепкие, – несколько иронично польстил он Славику. – Другие увидят такое и сразу с места срываются – сообщать. Потом появляются легенды.

– Ты не веришь в инопланетян? – с сомнением в голосе спросил Славик.

– Верю, верю, но знаю – пока их никто не видел. Событие это вселенского масштаба и, случись, миллионы станут свидетелями, а не один единственный подвыпивший мужичок, в страхе возвращавшийся к суровой жене.

У Славика замерзли босые ноги. Да и комары-одиночки все норовили усесться на незащищенную белую кожу. Он хотел надеть так и не высохшие на ногах ботинки, но отец остановил его. Принес из шалаша запасные теплые носки.

– Посиди пока в носках. Только не ходи лишнего, а то нацепляешь иглицы – не выковыряешь потом.

Ботинки отец туго набил сухой травой, хранившейся на чердачке и поставил на просушку на дрова.

Дядя Петя сказал:

– Да, облака принимают самую разнообразную форму. Однажды я шел с рыбалки… Вышел из леса на горку. Впереди далеко видно: солнце садится, облака его заслонить пытаются. Чувствую, как-то мне не по себе стало… Небо какое-то мрачное, облака фиолетовые, тяжелые… И тут разобрался. Все отдельные тучки собрались и образовали гигантскую лягушку на полнеба, которая и закрыла солнце. «Лягушка» сидит и на меня таращится. Вот-вот прыгнет и слизнет языком, как комара. До того была похожа. Как и сегодня – существовала несколько секунд, потом перекосилась и потерялась.

– А я раз, – вспомнил радостно Славик, – вечером, когда солнце зашло, видел облако на парашютиста похожее. Как будто большой парашют опускается.

– А я, – подозрительно важно начал отец, – видел облако, похожее на рояль. – И добавил еще торжественнее: – Случайно оказавшийся в кустах. Я даже об этом событии в книжечку записал.

Дядя Петя рассмеялся.

Славик ничего не понял.

– Это он Чехова по-своему процитировал, – объяснил дядя Петя. – Сам не посмотрит лишний раз на небо, хотя бы с целью предсказания погоды. Готов на корзину свою ненаглядную часами любоваться и ничего не видит вокруг.

– Кстати, – заметил отец, – какая будет завтра погода, по вашему мнению?

– Естественно, хорошая, – первым откликнулся Славик. – Солнце не в тучи село.

Дядя Петя согласился.

– Будет нормальный день без дождя и без жары. Среднеавгустовский. Для праздника лучше и не надо.

Отцу ничего не оставалось, как присоединиться к общему мнению. Правда, он попытался немного усомниться.

– Мне показалось, вереск сегодня слишком пахучим был…

– Так тот дождь нас уже вымочил, – засмеялся дядя Петя.

* * *

Гвоздем ужина был желудевый кофе. На всякий случай отец заварил и вересковый чай. И не ошибся. Славик свою порцию кофе быстро отдал отцу. Напиток получился густо-черного цвета со слабым непримечательным запахом. На вкус был горьким с вяжущим желудевым привкусом. Не то что вересковый чай – сладковатый и без сахара.

Попробовали поджаренные вымоченные желудевые половинки. Славику и они не понравились. Безвкусные, суховатые. Пресноватые…

– Ты думал, ванильный сухарик получится, – развел руками отец.

Сам он мужественно хрустел желудями и тянул желудевый кофе.

– Нормально. – сделал наконец заключение, – настоящий кофе тоже горький, к нему тоже привыкать надо. Привыкнем и к желудевому.

Славик подивился оптимизму отца.

Незаметно стемнело, но звезды сегодня не появились на небе. Вместе с темнотой насунулась невидимая в ней облачность. Поднялся легкий ветер, тихо зашумел лес. Славик сходил в шалаш, надел майку: стало ему прохладно без нее и свитера.

Он не успел усесться на свой пенек у костра, как дядя Петя затревожился, огляделся по сторонам, задрал голову, хотя в темноте он ничего не мог увидеть вверху. Славик тоже поднял голову, и сразу ему на лоб упала капелька. Через минуту характерный ровный шум спорого дождя нахлынул со всех сторон, особенно с озера, где капли гулко шлепались на воду.

Они дружно схватили каждый свой пенек и заскочили в шалаш. С трудом вместились под крышей на входе.

– А вы мне не верили. Вереск не подвел, – только и сказал отец.

Оставшийся без присмотра костер как будто почувствовал свободу: не сгибаемый ветром конус пламени взлетел вверх. Было от чего. Минуту назад отец подбросил охапку сухих сучьев.

Огонь спал быстро. Нет, он не боялся несильного дождя – просто очень скоро прогорели тонкие палочки. Огонь начал выискивать пищу: то с одной стороны, то с другой пробивался яркий язычок, шатаясь от ветерка, некоторое время освещал ближайшие ели, сушилку, столик. Потом темнело до следующей вспышки.

Скрытые в темноте шалаша они молча смотрели на отдаленный самостоятельный костер.

– Сейчас могут выйти к костру белые куропатки, – громко прошептал отец.

Славик замер… Отец говорил всерьез.

– Конечно, у нас они почти не водятся, да и Круглый Мох маловат для них, но чем черт не шутит. Ведь на них так охотятся, – продолжал отец вполголоса. – Разжигают огонь возле мохового болота и прячутся в темноте. Куропатки выходят гуськом… как мотыльки на лампочку. Завораживает их огонь в ночи, как и нас.

– А волка? – спросил Славик.

– Нет. Ему чужда подобная романтика. Он за нее шкурой отвечает.

– Мы нет-нет да и вспомнил волка, – усмехнулся дядя Петя.

– Хозяин здешнего леса, – уважительно сказал отец. – У нас обстановка подходящая, чтобы его вспомнить: глухой лес, ночь, потухающий костер. Нечего греха таить – побаивались наши предки этого зверя, и потомкам страх передался, хотя нам его и увидеть не суждено.

Славик вспомнил, как слышал осторожные шаги рядом с шалашом и представил: из темноты на освещенный костром дворик выходит серый мордастый с горящими глазами волчина… Сильный, жестокий, в упор не замечающий троих человек без ружья…

– Одних пословиц, поговорок про волка сколько сложено, – сказал дядя Петя. – Волков бояться – в лес не ходить. Сколько волка не корми, он все в лес глядит. Волки сыты и овцы целы…

– Волк собаки не боится, но не любит звяги, – продолжил отец.

– Чего? – переспросил Славик.

– Волк собаки не боится, но не любит шума, визга, – повторил отец.

– А про зайцев разве нет пословиц?

Стали вспоминать все вместе и не вспомнили ни одной. Зато Славик вспомнил, что волка ноги кормят. Отличился отец, изрек торжественно:

– За двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь.

Они не приметили, когда стих дождь. Посидели еще немного, послушали постепенно стихающий шелест падающих с деревьев капель. Затем отец сходил к костру, подбросил дров, согрел чай. Пили в шалаше, чтобы Славику не ходить в носках по сырости.

– Что за погода сегодня, – сказал недоуменно дядя Петя. – Второй раз от дождя прячемся.

– Это случайные, пока еще летние дожди, – объяснил отец. – Завтра их не будет, уверен.

Славик был доволен. Отец говорил убедительно. Правда, не нес никакой ответственности за свои слова. Очень хотелось Славику, чтобы завтра была хорошая погода.

Перед сном Славик в отцовских сапогах выскочил из шалаша в елочки. Пару метров шел на ощупь, щуря глаза: подсохшие нижние сучья торчали с каждой елки. Когда остановился и огляделся – испугался: снизу в темноте отчетливо выделялось голубовато-белое свечение. Так не светятся остывающие угли костра.

Славик осторожно, стараясь не терять из виду, двинулся к свету. И сразу пострадал: упругая ветка больно воткнулась в щеку. Он крепко зажмурился. В глазах забегали светлые пятна, похожие на увиденное свечение. Можно было запутаться, где какой свет…

Он выставил вперед ладонь с растопыренными пальцами, медленно сделал оставшиеся четыре шага и присел на корточки.

Маленькая крупинка излучала слабый голубоватый свет во все стороны. Мох и еловые иголки легко различались на несколько сантиметров вокруг. Славик не меньше минуты любовался светлым кружком на земле. Затем пошарил рядом, отыскал кусочек коры и как лопаткой попробовал поднять им светящийся комок. Он, будто невесомый, не скатился на лопатку, а сдвинулся вбок и исчез. Славик замер, наморщился, злясь на себя. Всегда теряешь самое интересное из-за собственной безалаберности. Никто теперь не поверит, что он видел настоящего светлячка.

Он уже хотел подниматься и идти назад, но тут увидел слабый отблеск. Развернул щепочкой лесной сор… У светлячка по-прежнему ярко горел его фонарик.

На этот раз он был осторожнее.

Стоя, он внимательно рассмотрел находку. Разобрался, что это маленький согнутый червячок, один кончик которого светится.

– Славик, где ты пропал? – услышал он приглушенный голос отца.

– Иду, иду… – Он хотел побежать, но вовремя спохватился. Пошел еще осторожнее, шаркая по лесной подстилке большими отцовскими сапогами.

– Смотрите, что я нашел!..

Он крикнул зря. Отец вдруг зажег спичку. Откуда только они у него брались. По уставу у каждого мог быть один коробок.

– Ну, что там? – не очень ласково спросил отец. – Опять инопланетянин?..

Славику хотелось грубо выругаться. Все не везет, все не под руку.

Они минут пять ждали, пока глаза привыкли к темноте. У Славика замертвела рука, но он первым увидел, как постепенно разгорается живой фонарик. Похоже, свет спички напугал и червячка. Оно и понятно: незачем ему светиться при чужом свете, все равно не пересветишь.

Славику понравилось, что взрослые с почтением рассматривали чудесное существо.

– Часы различить можно, света достаточно, – отец снял часы с руки поднес к светлячку.

– Или прочитать что-нибудь важное, – добавил Славик.

– Да, – слишком серьезным голосом начал отец, – секретное донесение от разведчика.

– Вечно ты шутишь, – обиделся Славик.

– Не донесение, а название лекарства, когда у кого приступ, – привел хороший пример дядя Петя.

Отец не преминул прицепиться и к нему.

– Петр, такого бы на крючок насадить… Со всего озера рыба сбежится, в очередь выстроится.

– Жалко такого на крючок, – ласково сказал дядя Петя.

– Будет он тебе светить. Если его на крючок и в воду. Нет дураков, – возмутился Славик. – Он и так всего боится. Упал – не светится. Спичка ослепила – не светится.

– Ты достойный адвокат, – похвалил отец. – Правильно. Редкий червячок-светлячок. Я никогда раньше не видел.

Славик бережно уложил червячка вместе с корой в спичечный коробок.

– Зря, погибнет, – сказал отец.

Славик долго молчал. Не хотелось ему расставаться со светляком, но отец был прав.

Он вынес червячка и положил на землю за шалашом, где у него было меньше шансов погибнуть под тяжелым сапогом. Разве что днем рыжий здоровый муравей легко утащит его в свою кладовую. Что ему червячок, если он таскает палки раз в десять длиннее собственного роста.

– Не исключено, – подтвердил Славикову догадку дядя Петя. – Но будем надеяться, что и у светлячка есть какие-нибудь уловки, чтобы не попасть на обед к муравьям. Или закопается поглубже, или посветит в глаза посильнее.

– Вот ведь сколько времени потратили на червяка. Не сравнить с ручейником. А ведь и тот – уникум. Этот светит, тот дом строит, на себе таскает, – начал философствовать отец. – Все дело в массовости. Слишком много ручейников и в ручье, и в реке – на крючок его. А светлячок один на весь лес – его жалко.

Под отцовские рассуждения Славик почему-то вспомнил божью коровку. Такой симпатичный жучок… Он даже заулыбался в темноте. А попадается на глаза часто.

– Слава, – позвал его дядя Петя, – ты, наверное, когда вырастешь, натуралистом станешь, вроде Даррелла. Знаешь такого?

Славик знал. Читал его книжки. И завидовал старику, жизнь которого прошла в путешествиях по лучшим диким уголкам земли. Чего он только не видел, в какие ситуации не попадал. Правда, иногда даже читать было неприятно и страшно… Когда натуралист брал в руки змей, или в постель к нему заползала волосатая лягушка. Такое, он скорее всего не выдержал бы. Но с другой стороны, он заметил за собой, что после жизни в лесу рядом с жуками, червяками и лягушками, стал терпимее относиться к самым неприятным из них. И змей стал бояться меньше. Он не знал, хочет ли он быть натуралистом, но знал и то, что страшно интересно жить в окружении живых существ и наблюдать за ними.

– Не знаю, дядя Петя, мне все интересно – с опозданием ответил он.