Из дневника Славика

Вчера пришли к озеру. Кругом лес. Елки, сосны, березы, осины. Будем жить на берегу. Сделали шалаш, который нужно будет утеплить и уплотнить, чтоб не протекал. Нельзя торопиться, разжигая костер. Поторопишься – времени потеряешь намного больше. Растопку нужно готовить на несколько дней вперед. Хранить есть где – на чердаке шалаша. Из зверей и птиц никого не видел. Ворон не в счет. Погоду предсказали правильно, дождя нет. Видел, как две сороки перелетали озеро. Летят, как вертолеты: медленно, а крыльями все быстрей стараются молотить. Прибыли к берегу и сразу лихо зарулили на суковатое дерево у воды.

Из дневника отца

Слишком эфемерное сооружение у нас получилось. Но не зимовье же нам рубить, тем более, что на две недели всего. Хорошо, что лыко еще относительно неплохо отстает, есть чем связывать опоры и перекладины. Стоило бы вязать ивовыми прутьями, труднее, зато не порвутся. Сделать: очаг – нечто вроде печки, стол из плах и какие-нибудь табуретки. Устроить гальюн.

Из дневника дяди Пети

Слишком мало всплесков на озере. И не видно у берега мелочи. Мальки играют, а окуньков, плотвичек не видел. Раньше же в подобных озерах с отмели веером рассыпались окуньки. На озере нет чаек. Не исключено. Что оно не рыбное. А почему?

И утром Славик проснулся от холода. Хотел снова прижаться к отцу и наткнулся на корявую стенку шалаша. Отца не было.

Серое влажное утро белым светом заполнило незакрытый проем шалаша. Слышны были треск разгорающегося костра, негромкие голоса, тюканье топора. Славик попробовал снова уснуть, но неуютность ставшей просторной постели мешала согреться и расслабиться. Так и хотелось свернуться до предела, до такого шарика, когда ни один участок тела не выступает на холод остывшего за ночь воздуха.

Свернуться в клубок не удалось. Зевая и дрожа Славик поднялся, не зашнуровав ботинки, выполз наружу.

Пламя костра, как и вчера, стояло торчком, унося в небо раскаленные, на глазах белеющие и рассыпающиеся хлопья. Отец загонял в землю кол недалеко от костра. Дядя Петя сидел на корточках перед разбросанными рыболовными снастями. Славик, стуча зубами, прихрамывая на затекшую ногу, подошел к костру. Приятный жар мягко и упруго ударил в лицо и ладони. Спина сквозь штормовку и свитер прогрелась не сразу.

– Отойди, сгоришь! – резко крикнул отец.

Славик отодвинулся немного и тыльной стороной ладони коснулся спины… Руку отдернул мгновенно: материя штормовки обжигала. Он отошел от костра, присел на уменьшившуюся со вчерашнего дня кучу хвороста. Через минуту облокотился, в следующую начал сладко дремать, затем постепенно сполз ближе к земле и уснул. Его никто не тревожил, и он проспал не менее часа.

За это время взошло, слегка накалилось солнце. Улетучилась сизая дымка, висевшая с ночи над озером и между ветвей заозерного леса. Залепетала в ельнике за шалашом большая осина. Вчера они не обратили внимание на постоянно встревоженную говорливую соседку. Теперь, пока ветер еще не мог всколыхнуть притихшее озеро, она вместе с подругами звучным лепетом предупреждала весь лес, что он проснулся, набирает силу, утреннее затишье заканчивается.

Славику было неловко, что он один проспал все утро. Но взрослые не упрекнули его. Отец стучал топором по каким-то палкам у костра или уходил в лес за новым куском дерева. Дядя Петя успел наладить снасти и собирался идти рыбачить. Отец задержал его.

– Чай готов. Попьем и разбредемся. Успеешь еще выловить свою норму.

Как всегда утром, Славик без аппетита сжевал кусочек хлеба с салом и выпил кружку сладковатой с брусничной кислинкой воды. Он наконец по-настоящему проснулся, ожил. Начал ломать хворост, подбрасывать в огонь.

Отец сказал:

– Не жги зря дрова. Костер нам больше ни к чему до обеда. Займись полезным делом.

– А чем? – Славик немного расстроился. За что не возьмешься – взрослые всегда запрещают.

Отец, отхлебывая в паузах из кружки, начал говорить:

– Дядю Петю отпускаем в гастроном…

Славик вытаращил глаза.

– Как в городе, за продуктами. Авось поймает нам десяток пескарей на уху. Иного приварка ждать неоткуда. А нам с тобой, – он выразительно посмотрел на сына и начал перечислять: – Нужно окопать или огородить костер, а еще лучше – сделать очаг. Не вешать же нам каждый раз котелок на обгоревшую палку и шатающиеся рогульки. Выкопать ровик вокруг шалаша, чтобы в ливень наши постели не затопило. А чтобы сверху не залило, надо серьезно и грамотно уплотнить крышу. И стены уплотнить, иначе будет продувать – замерзнем. Дверь сделать. Не забыть оборудовать подход к роднику. Нечего грязь месить каждый раз, мы не лоси. Дрова всегда нужны под рукой…

Славик приуныл: отец перечислил слишком много работ.

– Я на рыбалку хочу, – сказал он.

Отец помолчал немного.

– Мы приехали сюда сугубо добровольно. Каждый сам решает, что ему делать. Я перечислил кой-какие дела, без чего мы не сможем здесь нормально жить. Лично я буду заниматься обустройством лагеря, потому что знаю: много рыбы я не наловлю и мне будет стыдно перед коллегами робинзонами. А ты решай сам.

После такого разрешения Славик понял, что ему придется таскать камни и хворост.

– Э-э… – покачал головой дядя Петя, – я тоже хочу копать и строить. Дров я во всяком случае смогу наломать – стыдно не будет. А рыбалка – дело рискованное, можно без единого хвоста вернуться.

– Не бузи, – строго сказал ему отец. – Тебя в приказном порядке отправляем за харчами. Кстати, – он повернулся к Славику, – ты один не знаешь. Возле болота в лозняке за елками я расчистил площадку и подобие ямы сделал. Догадался, зачем?

Славик кивнул утвердительно.

– Для надобностей используем одно отведенное место, чтобы потом не взрываться на «минах».

Славик утвердительно кивал. Отец не стал повторять и спрашивать, понял ли он.

Дядя Петя ушел первым. Славик вместе с отцом отправились за камнями для очага. Их было много на мысу возле отступившей летом воды. Некоторые лежали сверху, другие засосало в вязкую землю – приходилось палками выковыривать их.

С первым же камнем Славик промучился долго. Наконец вывернул его и отбросил надломившийся кол. С трудом дотащил до костра. Отец до этого принес много разных камней.

– Хватит, – сказал он, – поищи лучше маленьких да побольше.

Мелких Славик нашел много, но носить их можно было только по одному в каждой руке.

– Нормально, – успокоил его отец. – Мы не торопимся. Таскай себе помаленьку.

Пока он собирал обточенные ледником и водой крупные гальки, отец с топором ушел в лес и приволок оттуда рогатый корч. Славик внимательно разглядел. Это был не очень большой еловый пенек, вывернутый из земли. Отец обрубил корни не полностью. Пень напоминал собой головастого осьминога, у которого ноги росли не очень симметрично. Отец подтесал снизу самый толстый корень и поставил пень на землю. Тот будто прилип к лесной подстилке. Славик все понял, уселся на него, попробовал раскачивать, проверяя новый стул на устойчивость. Лучшее сиденье у костра трудно было придумать.

– Где ты нашел такой? Я тоже хочу.

– Пошли, – коротко сказал отец.

Они поднялись по крутому склону, заросшему орешником, соснами, осинами и пошли на северо-запад. Сначала шли по молодому сосняку, затем лес начал густеть, темнеть – заполняться елками. Метров через сто снова посветлело впереди.

Год или два назад здесь вырубили делянку попорченного бурей леса. Ветер прошел полосой, вывернул и повали все ели. Лесники уже после бури отпилили и увезли стволы. Корчевать вывернутые, уложенные на бок пни не оставляло большого труда. Славик сразу нашел себе подходящий пенек, с высоты глядящий в землю.

Отец выбрал огромный пень. Долго пытался перерубить оставшиеся в земле могучие корни, но добраться до них было сложно. Славик с трудом убедил его не мучиться.

– Все равно не донесем, – сказал он напоследок, когда отец отошел от выворотня.

– Донес бы… – отцу все еще жалко было оставлять роскошное сиденье.

Средних размеров пенек вырвали быстро.

Через час три лесных пуфика окружали остывающее кострище. Славик попробовал сидеть на всех трех. Он остался доволен пробой, только вот никак не мог выбрать самый лучший для себя.

– У нас как в сказке про трех медведей.

– Вот бы еще похлебки тебе поесть из голубой чашки, – подсказал отец и добавил: – Сейчас начнем обед готовить. Вот только очаг немного облагорожу. Да дровишками бы неплохо разжиться.

Славик пошел собирать хворост.

Он принес охапку, другую. В углу полянки, где они отвели место для топлива, вчерашняя куча почти не увеличилась после его добавки. Славик разозлился и на третий раз притащил еловую макушку, густо усаженную упругими голыми сучьями. Не то чтобы здорово увеличилась куча, но пройти возле шалаша и костра стало труднее.

Отец не обращал внимания на его труды. Он стоял на коленях и выкладывал камни по окружности кострища. Со стороны озера камней было навалено больше. Два крупных камня лежали с некоторым промежутком друг от друга. Котелок как раз становился на них, а внизу оставалось место для огня. Рогульки, вчера поставленные дядей Петей, отец оставил, обложил их у основания камнями. Перекладину пока убрал, чтобы не мешала.

– Я еще несколько пар поставлю чуть подальше, – ответил он удивленному Славику. – И котелок понадобится повесить, и одежду сушить, и рыбу вялить.

Славик тоже попытался положить камень в ожерелье вокруг костра. Отец ничего не сказал, правда. Через минуту передвинул его немного, а позже и вовсе откинул в сторону. Славик знал, если отец взялся за дело, то лучше не соваться с советами и помощью.

Ровик вокруг шалаша они копали вдвоем. Отец затесал два толстых кола в виде плоского лезвия, получилось подобие гигантской отвертки. Этими «лопатами» получалось кое-как царапать и ковырять землю, почти полностью состоящую из корней. Их отец перерезал ножом. Славик посоветовал топором, но отец не согласился.

– Нож подправить легче, а топор зазубрим – попробуй его наточи камнем.

Они окопали шалаш, соорудили очаг, натаскали хворосту и даже сделали стулья, а времени до обеда оставалось много.

– Давай сделаем подход к роднику и займемся обедать, – предложил отец. – Потом я буду шалаш достраивать, а ты сможешь порыбачить.

– Давай, – согласился Славик, хотя ему уже хотелось есть и сидеть на пеньке у костра, а то и залечь в шалаше на хрустящее и шуршащее ложе.

У родника они справились быстро. С их стороны подойти можно было и так, но отец все-таки срубил две сухостойные елки, располовинил обе и проложил по грязному месту узенький мостик из четырех жердочек, закрепленных по бокам колышками с крюками. Сам родник они, как и кострище, обложили камнями.

Славик напился ледяной воды и хотел идти на стоянку. Странная ямка на грязи привлекла его. Возле родника на холодной отмякшей земле хорошо сохранился большой след…

– Собаки?..

Отец внимательно осмотрел находку.

– Откуда здесь собака? – недоумевал Славик. – Может, волк?

Отец снова согнулся над следом. Зачем-то положил поперек его тоненькую палочку.

– Нет, – сказал он не совсем твердо, – скорее всего собака.

– А если волк? – Славик осторожно глянул в темноватый ельник. Представил на миг злые звериные глаза, клыкастую пасть.

– Ну и ничего страшного, – беззаботным голосом ответил отец. – Подумаешь. Пришел пуганый зверь попить чистой воды. Не все ж из луж лакать. У волка след продолговатый, он лапу напрягает, сжимает: дикий зверь, всегда настороже. А собака бежит шалтай-болтай, виляй-хватай. У нее и пальцы на лапе в раскорячку.

– Зачем ты палочку положил? – спросил Славик.

– Смотри, – отец присел на корточки, – палочка лежит поперек следа и почти касается низа средних пальцев и верха боковых. Если след собачий – должна пересекать все пальцы. Волчий – не должна касаться. Вот и решай.

Трудно было сказать, пересекает палочка или нет. Ни то ни се. Славик не стал решать мудреную задачу. Что-то он не слышал, чтобы в здешних лесах, исхоженных вдоль и поперек людьми, их на каждом шагу пожирали волки. Это когда-то волчьи стаи в лютые морозные ночи окружали одиночного путника, да и то чаще пугали его до заикания и вечной седины на голове.

По всему было видно, что и отец забыл про свежий след.

– Смотри, – показал он, – вон в углу озера дядя Петя машет удочкой. Сходи к нему за уловом, а я воды наберу и пойду костер разжигать. Неужто он на ушицу не наловил.

Упрашивать Славика не пришлось. Он хлопнул по карману, проверяя на месте ли нож, и хотел идти по новому мостику да вовремя остановился. Несколько метров раскисшей земли с той стороны родника представляли собой неплохое препятствие.

– Обходи по верху. На ту сторону мостик делать не будем, чтобы лишние посетители не забредали. Будем, как индейцы. Каждый раз новым путем подходить к лагерю, чтобы тропы не набить, не привести врагов. И волк так ходит к логову.

Славику понравилось предложение. Будет тропа – обязательно кто-нибудь припрется с расспросами и советами.

Он схватился за еловую лапку и, пригнувшись, полез по крутому склону в обход родника.

* * *

Дядя Петя босиком, закатав штаны, стоял далеко в воде и держал в руках кривое и толстое удилище из не окоренного орешника. На глазах у Славика он насторожился, немного наклонился вперед и не очень спешно начал поднимать слегка сгибающееся удилище. Крупная серебристая рыбина пробороздила поверхность воды вслед за отступающим дядей Петей, обогнала его и улетела под елку на берегу. Вовремя она там оказалась: крючок выскочил изо рта.

Славик не сразу ухватил ее. Рыба на секунду нацепляла на себя настоящие доспехи из рыжих еловых иголок и стала изгибаться спокойнее. По красным глазам он узнал плотву.

– Ого! – сказал он уважительно, – грамм четыреста будет.

– Сбрось ровно половину, – засмеялся дядя Петя.

Славик не прочь был половить, но вторую удочку дядя Петя не сделал.

– Я бы и тебе удилище заготовил, – начал оправдываться дядя Петя, – да здесь поблизости нет подходящих. Вот вырезал самое лучшее да и решил попробовать. На короеда плотва неплохо клюет.

Видно, клевала она до ровно до прихода Славика. Теперь слабо различимый поплавок не шевелился.

– Может быть, Слава, ты бы короедов поискал… – У дяди Пети был извиняющийся тихий голос. Они за старой корой на пнях. Вот только пень здесь найти трудно. Я собрал десяток и сейчас буквально на последнюю шкурку ловлю.

– А рыбу куда? – Славик все еще держал плотвицу.

– Кукан я в берег воткнул, возле себя гляди.

Славик вытащил из воды ивовый прут с сучком на конце На нем висело десятка два плотвы и один окунек. Этот позарившийся на короеда маленький хищник грозно топорщил спинной колючий плавник, похожий на гребень.

Пней поблизости действительно не было. Славик углубился в лес метров на двести и не встретил ни одного. Попадались засохшие сосенки, но кора у них была не толще бумаги, Путь ему перегородила недавно упавшая береза. Падая, она вывернула огромный ком серой земли.

Местность с этой стороны озера была ровной. Только по памяти Славик мог определить направление назад. Он твердо помнил куда ему возвращаться.

Впереди посветлело. В огромную ель когда-то попала молния. Дерево надломилось высоко над землей, согнув в дугу березку и развалив на две части куст орешника, рухнуло рядом. Трагедия произошла несколько лет назад. По стволу согнутой березы выстроились, образовали пышную арку молодые побеги взамен укрытых елью ветвей. Кора широкими полосами отстала от островерхого пня.

Славик стал отдирать ее там, где она еще плотно прилегала к стволу. В коричневом порошке, заполнявшем замысловатые ходы, кое-где лежали толстые белые червячки. Славик свернул конусом кусочек бересты и начал складывать туда короедов.

Он двинулся назад и сразу остановился. Он уже не знал, в какой стороне озеро. Славик не запаниковал. Посмотрел на упавшую ель. Он подходил к ней со стороны расщепленного пня. Значит, теперь понятно, куда возвращаться, но деревья на пути казались незнакомыми, стояли как-то по-другому. Позднее, он догадался, что смотрел на них с обратной стороны, потому и не узнавал.

Он пошел, стараясь не на секунду не забывать, где остается приметное место со сломанной елью. Прошел он много, но так и не увидел упавшей березы. Зато постепенно стал подниматься вверх. Он все понял: выходил на склон, закрывающей озеро с запада. Повернул направо и почти сразу увидел озеро. Всего чуть-чуть взял левее и если бы не гора никогда бы не вышел на старое место.

Дядя Петя не пошел со Славиком на стоянку. Решил половить на свежую насадку хотя бы минут десять.

Отец расплылся в улыбке при виде улова.

– Замечательный получится обед. Пошли чистить.

Славик никогда раньше не чистил рыбу, Не видел он, чтобы и отец когда-нибудь помогал маме разделывать карпа. Отец положил у самой воды расколотый длинный чурбан и на нем они принялись сдирать податливую чешую с плотвичьих боков. Внутренности бросали в озеро.

– Нормально. Рыбы съедят, – отец понял укоризненный взгляд сына. – Здесь и раки должны быть. Вот им уж прямо манна небесная валится.

– Так надо попробовать ловить их.

– Обязательно, – отец был полон оптимизма. – Все попробуем, все исследуем, о каждое дерево шишки набьем, о каждый камень споткнемся. Все впереди.

* * *

Казалось, не ел Славик раньше ничего вкуснее. Всего лишь прозрачная солоноватая и вместе с тем сладковатая водичка, разваренные куски рыбы да головы с побелевшими глазами, а оторваться невозможно. Куснешь намокший сухарь, сдерешь зубами с рыбьих ребрышек нежнейшее мяско и запиваешь горячим бульоном.

– Хороша уха, – все нахваливал отец. – И специй не надо. Я, правда, сыпанул щепотку черного перца, завалялся он у меня в кармане, – подмигнул он заговорщицки Славику. – Чисто рыбный бульон. И плотва вкусная, жаль, костей многовато. Осторожней ешьте, – посоветовал он. Подавишься – не смертельно, но неприятно, когда день и ночь колется во рту и глотнуть невозможно.

– Говоришь под руку, – остановил его дядя Петя, глядя на Славика.

Славик кашлянул разок, погрыз сухарь, снова начал «керхать».

– Поешь еще хлеба, – нахмурившись, приказал отец.

Ничего не помогло. Невозможно было сглотнуть слюну: колющая боль сразу пронизывала горло. Не меньше получаса Славик отхаркивался до слез в глазах, ел хлеб, пил воду – ничто не помогало. Кость костью сидела в горле.

Хмурый отец не вытерпел.

– Иди сюда…

Славик поморщился, готовый то ли расплакаться, то ли накричать на отца. Отец подошел сам.

– Раскрой рот пошире. Вверх гляди, к свету.

Он долго всматривался.

– А! Вот же она, – вдруг вскрикнул он так, будто на охоте выследил лису. – Так, так, стой, стой, – забормотал он и быстро побежал в сторону болота, где рос раскидистый низкий дубок, у которого сучья росли от самой земли.

Через минуту отец строгал тонкую дубовую палочку.

– Вот видишь, все надо человеку. Пинцета нет – проблема. Ничего, пинцет не бог весть какая хитрая вещь, сами сделаем.

Он снова приказал Славику раскрыть рот. Сунул две обструганные палочки, прицелился и решительно выдернул их обратно.

– Смотри, – показал он острую полупрозрачную иголочку рыбьей косточки. Прямо в маленький язычок воткнулась намертво.

Славик сглатывал слюну. Побаливало в горле, но уже не кололось.

– Следующий раз помни, что у плотвы и в мясе косточки есть, не только ребра и хребет.

– Ловко ты, – посмеиваясь, заметил дядя Петя. – Не хуже китайца с палочками обращаешься. Рисовое зернышко поймал бы в супе, если б оно там плавало.

– Все бы переловил, не сомневайся, – нарочито гордо отвечал отец. – Кстати, – очень некстати для Славика вспомнил он, – почему ты, дружок. Нарушаешь устав робинзонов? Не выполняешь элементарные гигиенические процедуры в любых условиях. Чего глаза вытаращил? Зубы не чистишь.

Славик шмыгнул носом.

– А чем?..

– Не ты ли больше всех радовался, что якобы истинные путешественники чистят зубы древесным углем. Нехорошо! – громким веским словом закончил он свою речь.

После обеда отец ушел в лес. Славик собрался на рыбалку с дядей Петей. Первым делом он полез по склону туда, где росли кусты орешника, за удилищем.

На темных прелых листьях лежала гроздь орехов – морщинистый светло-зеленый комок. Светлые орешки не отрывались от плюсок. Славик обрезал их ножом. Раскусил один и языком наткнулся на неприятную сочную кислоту. Другой оказался пустым – сразу сжался на зубах. Третий Славик грызть не стал: разглядел на нем черные рыхлые точки и выкинул.

Он задрал голову, стал вглядываться в вязь широких листьев. Не скоро, но он выглядел-таки парочку орехов. С трудом согнул крепкий ствол и не нашел примеченную гроздь. Пришлось отпустить орешину, после чего орехи закачались на прежнем месте. Славик, ругаясь про себя, снова согнул ствол. Сорвал эти и случайно в листве наткнулся на твердый шершавый ком другой большой грозди. На ней вместе выросло с десяток орехов, но все они были недоразвитые. Почерневшие. Зато долго таившиеся два орешка легко выскочили из плюсок и были желтыми, твердыми, без каких-либо пятен. Славик едва раскусил их. Мякоть, еще не совсем дозревшая, была сочной, сладковатой, сытной. С пригнутой, не вернувшейся в прежнее положение орешины, свалилась еще одна гроздь. Славик не удержался, поднял, разгрыз самый крупный орех – внутри оказалась сплошная черная масса. Он крякнул с досады, решил никогда больше не поднимать упавшие гроздья.

Про удилище он забыл. Стал ходить кругами, задрав голову. Орехи попадались нечасто и всегда высоко, на самых толстых орешинах. Согнуть некоторые из них он и не пытался. Одну попробовал, забравшись повыше, и повис на ней, склоненной. Подергался, поболтался сосиской – орешина не подалась ни на сантиметр. Пришлось спрыгнуть. Хорошо, невысоко залез.

Теперь, согнув ствол, он искал исчезнувшие из виду орехи по-другому. Сгребал побольше ветвей и пропускал их через горсть, чтобы натолкнуться на твердые гроздья.

В конечном итоге после многих трудов он добрался не больше чем до десяти полновесных ядрышек, при этом чуть не поломал зубы. Такая непроизводительная трата времени ему быстро надоела и он наконец занялся удилищем.

К сожалению, он так и не нашел ни одного прута, более или менее ровного. Все были с кривинкой или сучками. Один, который снизу показался ровным и тонким, он срезал. В руках он выглядел кривой толстой палкой.

Кое-как он вырезал подходящее удилище. Да и это оказалось настолько тяжелым, что удержать его в руках больше пяти минут стоило немало усилий.

Славик не послушал дядю Петю, который советовал сначала попробовать ловить неказистой удочкой, а после сделать снасть получше. Он не понимал, как дядя Петя может ловить таким страшенным удилищем. В свою очередь дядя Петя не понимал Славика: озеро рядом, короеды есть, клюет неплохо, а ему подавай непременно ровненькое легонькое удилище да еще белого цвета.

Славик долго соскабливал кору с удилища. Оставил только на комле в виде рукоятки.

Дядя Петя забраковал.

– Еще Аксаков учил, что кожицу не следует снимать с макушки. Смотри, ты же самый кончик загубил. Красиво, конечно, но гибкость уже не та. Крупная рыба может сломать, особенно, когда оно высохнет.

– Вот бы клюнула такая, которая удилища ломает… – сразу размечтался Славик.

Поплавок он решил вырезать из сосновой коры. Заранее отбил каблуком у основания могучего дерева большой продолговатый кусок, матово-коричневый с виду, тугой и бархатистый на ощупь. Слоистый и немного крошащийся материал легко поддавался даже не слишком острому ножу. Славик взял на берегу голыш, немного поводил им по обеим сторонам лезвия и бросил в воду. Бросил и сам вздрогнул вместе с дядей Петей. Он совсем забыл, что нельзя пугать рыбу. Дядя Петя укоризненно покачал головой и приставил палец к губам, призывая его к тишине.

Славик все понимал, просто забыл на миг. Он уселся на бережок и начал всерьез обрабатывать корявую бесформенную заготовку. Выстрогал цилиндрик в палей толщиной, стал сводить один конец на конус. Как не старался, длинный поплавок получился кривобоким. За счет запасной длины он добился относительной симметрии, но обнаружил, что от поплавка остался никуда не годный огрызок. Славик без колебаний выбросил его.

Принялся делать другой. Этот получился в самый раз. Оставалось проделать осевое отверстие. Тут произошла заминка. Нечем было ни просверлить, ни проколоть в мягком материале элементарную дырку. У отца как будто был с собой длинный тонкий гвоздь, но идти на стоянку не хотелось. Да и какой он робинзон, если не обойдется без гвоздя. Он срезал ровную ветку с соседнего дубка. Раскидистые низкорослые дубки часто встречались в здешнем лесу.

Из крепкой древесины он вырезал тоненькую палочку-иголку. Она легко воткнулась в кору… и застряла. С трудом Славик выдернул палочку обратно. Попробовал колоть и крутить снова – не тут-то было. Пробовал он, пробовал и в конечном итоге, нажав сильнее, сломал и инструмент, и поплавок. Хорошо, не воткнул расщепленный конец в мякоть ладони.

Славик расстроился. Провозился столько времени – и ничего не сделал. Выручил дядя Петя. Поинтересовался, почему это Славик никак не начнет ловлю, Узнал в чем дело и развел руками.

– Чего это ты сразу не сказал? У меня неплохие поплавки есть. Хоть я их давно сделал, они у меня самые что ни на есть робинзоновские – из лесного материала. – Дядя Петя протянул поплавок.

Это была свернутая в плотный рулончик береста, да так плотно, что Славик не без труда нашел внешний шов, хорошо замаскированный пересекающими его темными поперечными полосками. Снизу, где рулончик был заточен на манер карандаша, на проволочном колечке болтался кусочек палочки с надетой ниппельной резинкой. Наверху в качестве далеко заметного маячка торчал белый стержень небольшого пера.

Такой невиданный раньше поплавок сразу понравился Славику. Ему захотелось сделать такой же.

– А как вы делали? Клеили? – Он не откладывал в долгий ящик вопросы.

– Нет, Слава. Все проще. Скрутил бересту потуже и обмотал нитками. Она высохла и будто склеилась, зажала намертво и маячок и колечко.

Долго собирался и примеривался Славик, но наконец сделал первый заброс. Он не захотел стоять в воде, как дядя Петя. Отошел ближе к стоянке и уселся на приглянувшейся еще вчера наклоненной березе. Здесь вдоль берега широкой полосой устлали воду листья неведомой водяной травки, похожие на оладьи. Забрасывал он сразу за травкой. Видно, а укромном месте дежурила стайка плотвы. Клевать начало сразу. Чаще всего бойкие плотвички стаскивали с маленького крючка короеда, и тогда после недолгого «танца» поплавок безнадежно замирал. Иной раз Славик успевал дернуть удилище, когда поплавок на секунду опускался в воду, и выкидывал на берег серебристую рыбку.

У дяди Пети клевало реже. Зато он редко впустую терял насадку и возле него дежурила более взрослая плотва.

Славик долго ловил не отвлекаясь. Потом, то ли плотвицы стали не так активно теребить насадку, то ли ему надоело; он забросил удочку на глубину – на крупную рыбу и вместе с угомонившимся поплавком стал ждать.

Весь день дул с юго-запада легкий ветер. Не в силах раскачать воду, защищенную лесом, он поднимал волну только далеко от берега. Солнце не показалось за день ни разу. Черноголовые чайки молча летали над водой. Синички перекликались в елках, но слететь поближе к озеру не решались.

Славик пошел к дяде Пете и начал уговаривать его идти домой. Тот долго не соглашался, но потом услышал стук топора на стоянке и стал сматывать удочку.

Шалаш они не узнали. Отец не терял времени. Он так уплотнил, утеплил жилье лапником, березовыми и ольховыми ветками, что вместо геометрически правильного сооружения шалаш стал походить на приземистую, плохо сложенную копну сена.

– Первобытная какая-то хижина, – сказал Славик.

– Да, то ли юрта, то ли просто куча хвороста, – поддержал его дядя Петя.

– Ничего вы не понимаете, – разом опроверг их отец. – Если уж на что и похожа наша избушка… – он даже отошел немного, чтобы удобнее было любоваться, – так на чукотская ярангу Приземиста, широка, главное, теплой будет: когда дверь сделаю.

– А что, в яранге тепло? – заинтересовался дядя Петя.

Отец любил рассказывать про Чукотку, где в молодости прожил два года.

– Спорное утверждение. Избалованному человеку и в хате холодно, на печку его тянет, а привычному к сорокаградусному морозу и в яранге рай. Не тепло там в нашем понимании. Поэтому люди греются и спят в специальном пологе, который делают из оленьих шкур и устанавливают внутри яранги. Дом в доме: вроде как двойные стекла у нас или та же печка в большой и холодной избе… Погодите, – уверенно продолжил отец, – я еще подправлю сооружение. Теремок получится, а не куча хвороста, – он укоризненно кивнул дяде Пете.

Отец и дров заготовил немало. Весь хворост, сухостоины, корчи он порубил на короткие чурки и сложил в поленницу с северного бока шалаша.

– Дополнительная защита от ветра. Не так будет выдувать тепло, – объяснил он – Да и вообще постараемся жить культурно, чтобы двор наш не был завален барахлом и валежником.

– Сильно сказано – двор, – усомнился дядя Петя.

– А как назвать? – спросил всех отец.

– Бивак, – сказал первым Славик.

– Почему не бивуак? – насмешливо уточнил дядя Петя. – Давайте назовем стойбищем. Все лесные народы живут в стойбищах.

Славику понравилось. Он на миг представил стойбище эвенков или каких-нибудь юкагиров. Островерхие чумы, костры, ребятишки, женщины, беспризорные собаки – грязь, шум, многолюдье. Нет, их тихая стоянка не напоминала стойбище.

– Пусть наша стоянка стоянкой и останется, – сказал Славик.

– Пусть, – согласился дядя Петя. Согласен был и отец.

* * *

Минут через десять дядя Петя позвал Славика с собой. Того не надо было упрашивать. По таинственному виду дяди Пети он понял, что собрались они не за дровами.

Они пошли сначала вдоль берега, а затем свернули в приозерное моховое болото. Славик шел осторожно, опасаясь промочить ноги. Но под ногами только мягко опускался мох – вода не выдавливалась из него.

Багульником пахнет, – дядя Петя остановился, стал принюхиваться. Славик тоже чувствовал острый, но не неприятный лесной запах. Дядя Петя сломал многолистную веточку с низенького кустика. Такие кустики разбежались по всем кочкам между низких кривоватых сосенок. Славик с опаской взял веточку: на верху шершавая ничем не примечательная метелка, листочки узенькие, темно-зеленые, крепкие на ощупь.

– Долго нельзя здесь быть, голова может заболеть от его запаха, – сказал дядя Петя.

Славик тут же выбросил ветку, понюхал пальцы.

– Не бойся, целый день нужно собирать клюкву или голубику, чтобы голова разболелась. Или есть немытую голубику. Сизый налет на ягодах впитывает ядовитые испарения багульника, оттого голубику и называют дурникой.

Славик как раз сорвал продолговатую светло-голубую продолговатую ягоду. После предостережения дяди Пети он вытер ее о штормовку и съел. У голубичника и листочки были под стать ягодам – голубовато-серые. Ягод было мало, и Славик перестал высматривать их среди листьев.

Дядя Петя согнулся над кочкой. Славик присел на корточки рядом. В середине росла полузасохшая низкая сосенка и такого же роста березка. Кочка пышным разноцветным воротником окружала деревца. Густо стоящие стебельки мха словно только что отросли и закруглили вершины после недавней стрижки. На моховой «прическе» лежало несколько изрядно порозовевших клюковок и какие-то крошечные листочки. Славик взял твердую ягоду. Она легко отделилась от кочки, но за ней тонкой черной проволокой потянулся стебель с листочками по сторонам. Ягода была еще белой внутри с еще более белыми семечками, кислая, невкусная, как трава.

– Вот она, – тихо сказал дядя Петя.

Славик чуточку вздрогнул от неожиданности. Кто его знает, что за «она» сидит на болотной купине.

– Вот растеньице, которое я хотел тебе показать, – продолжал дядя Петя, – Знаменитая росянка.

– Почему знаменитая? – спросил Славик. – Я ее не знаю.

– Потому что ловит и поедает насекомых, – торжественно сказал дядя Петя.

– Да?.. недоверчиво уточнил Славик. – Не может быть…

Он знал, что существуют такие растения, но был уверен – живут они только в тропиках, а если и в умеренных широтах, то не иначе как за тридевять земель. Он никак не мог представить, что такая необычная страшная травка живет у них под боком.

Славик коленками уперся в мягкую кочку. Рядом с корявым сосновым стволом тянулся вверх маленький стебелек с невзрачным колоском. Рос он из центра многолучевой звезды, у которой каждый лучик заканчивался круглым листком. Ни дать ни взять растение протянуло в разные стороны маленькие ложечки – просит пищи.

– Смотри, – почему-то полушепотом заговорил дядя Петя, – вон листочек загнул края к центру. Это он комарика укрыл, соки высасывает… А вон, смотри, лист почти развернулся. Готова мошка, осталась одна шкурка.

– Какие у нее соки, – возмутился Славик, – еле глазом различима.

– Так и растеньице маленькое, – заступился за росянку дядя Петя. – Не хватает ему питательных веществ, вот оно и приспособилось в воздухе ловить.

– Всем хватает, ему мало.

– Да на болоте всем мало. Сосенке этой, наверное, сто лет, а смотри какая она, И березка. Одна клюква умудряется расти да еще ягоды давать.

– А почему на болоте мало веществ? – не отставал Славик.

– Ну… – похоже, дядя Петя уже не рад был затеянному разговору, – надо полагать, потому что застой здесь. Все время мокро, вода стоит. На сухом месте, то дождь землю мочит, то солнце сушит – вода сначала впитывается, потом из глубины соли тянет. А здесь, что дождь, что зной – разницы нет, мокро, тихо. И вода никогда не бежит, как на приречном лугу, не приносит ничего.

– Раз застой – перестройка нужна, – глубокомысленно изрек Славик.

Дядя Петя так и фыркнул.

– Это что ж, осушать его предлагаешь? – сквозь смех спросил он.

– Да нет… – Славик представил на месте разноцветного кочковатого болота черное вспаханное поле, по которому скучно идти. Нет, он не хотел осушать болото.

Он вспомнил, что у него в кармане увеличительное стекло. Через него стал рассматривать листок росянки. Он был весь утыкан тонкими ворсинками с миниатюрной блестящей капелькой на конце. Лист с такими антеннами напоминал шлем инопланетного чудовища. Так и чувствовалось, антенны-щупальцы готовы медленно, но верно присосаться к козявке, затянуть в центр листа, завернуть и задушить, как незадолго до того сделали с мельчайшей мошкой, на высохшем трупике которой даже через лупу с трудом различаются ножки.

Славик хлопнул себе по шее, убил здоровенного комара.

– О, этого кровопийцу отдам на съедение, – сообщил он дяде Пете.

Осторожно положил длинноногого рыжеватого комара на листок росянки. Комар свалился на крошечный листик, как корова на лист лопуха. Листик никак не среагировал на щедрый дар небес. Возможно, он не способен был почувствовать такую гигантскую добычу или не смог слишком быстро «заглотить» дополнительную пищу.

Славик вообразил на миг себя, попавшего на липкие огромные штыри, которые начинают неотвратимо надвигаться со всех сторон, присасываться, заворачивать в огромное полотнище и сжимать… Не хотел бы он оказаться на месте несчастного насекомого.

Дядя Петя ушел на стоянку. Славик решил подождать. Росянка так и не попыталась съесть мертвого комара. Даже не в силах была удержать его. Скоро незаметное движение воздуха скинуло комара с жутковатого места. Славик попробовал поискать какую-нибудь мошку подходящего размера, но как на зло ни одна из них нигде не щекотала кожу. Когда не надо, они липнут, а теперь будто вымерли.

Присмотревшись, Славик обнаружил еще одну росянку рядом и несколько на соседней кочке. Он уселся прямо на них, хотя немного и страшился змей, которые наверняка любят такие безмолвные болота.

Хорошо было сидеть на мягком мху в тишине и покое, словно в глухой тайге, где на тысячи километров нет людей.

Появилось солнце, которое с утра исчезло на весь день. Перед закатом выползло из-под ровного края плотного облачного покрывала и засветило весело утомленными к вечеру золотыми лучами. Зарумянились болотные сосенки и стена больших деревьев на берегу озера.

Славик замер. Не слышно было ни звука. Лень было повернуть голову, перевести взгляд…

Зашевелился он, когда пискнула синица, за ней другая. Синичья семейка пролетела со множеством посадок через болото. Желтогрудые белощекие птички елочными игрушками зависали недолго на сосенках, на багульнике, перепархивали дальше, мелодичным посвистом подавая сигналы друг другу.

Славик сидел бы и дальше, да почувствовал, что мягкая кочка все-таки не совсем сухая. Стало тянуть от нее холодком болотной влаги.

Дядя Петя сидел на пне и чистил удилище. Он где-то разыскал очень тонкие и длинные ореховые хлысты. Все равно ни одна не понравилась Славику. Каждая была хоть с небольшой кривизной. Возьмешь – выворачивается из рук.

– Выбери себе лучшее и снимай кору на свой вкус, – сказал дядя Петя. – Вершину все-таки оставь неокоренной, конечно, если это не оскорбляет твои эстетические чувства. – Дядя Петя любил иногда загнуть что-нибудь заумное или торжественное.

Вскоре они вместе наскоблили гору мягких стружек. Отец сгреб их и положил сушиться на поленницу.

– Постель подновим, когда подсохнут. Нечего разбрасывать полезным материалом, не в лесу.

– А где мы? – изумился Славик.

– Дома! – назидательно сказал отец. – Мы привыкли: приедем в лес – и давай ломать, разбрасывать, жечь. Не соображаем, что через неделю приедем сюда снова, что живем не только в квартире, где пылинки сдуваем с мебели. Так что чувствуй себя в лесу как дома.

– Я всегда себя так чувствую, – слегка прихвастнул Славик.

– Хорошо, если бы все так чувствовали, – заметил дядя Петя. – Здесь возле озера еще хорошо, порядок, как в церкви.

Дядя Петя принес не только удилища. Здесь же лежали длинные и очень гибкие то ли стебли, то ли ветки.

– Это корни сосны, – объяснил он. – На откосе обнажились. Чем не веревки…

Славик приспособил самый длинный для бича, взмахнул лихо и тут же запрыгал с перекошенным лицом. Из-за того, что «бич» был без рукоятки и одинаковой толщины по длине, ему не удалось правильно направить гибкий корень при взмахе, и тонкий кончик крепко стеганул по мочке уха. Болело в самом неудобном месте – не подуешь.

Дядя Петя сдержанно улыбался.

– Ничего, пройдет.

Отец пробасил недовольным голосом:

– Умные учатся на чужих ошибках, глупые – на своих.

– Бери, Слава, удилища, пойдем к большой ели, – сказал дядя Петя. Сам он взял пучок корней и несколько суковатых палок.

Хотя корни были очень гибкие, да еще дядя Петя расщепил их вдоль, все равно привязать ими палку к тонкой вершине удилища оказалось непросто. Дядя Петя долго колдовал над узлами, пока не прикрутил к каждому удилищу с двух сторон по крюку.

Славик все не догадывался, зачем это надо. Дядя Петя молча взял удилище, высмотрел на ели подходящий сук и повесил его. На нижний крюк за неимением ничего подходящего нацепил кусок трухлявого влажного пня – будто насадку на рыболовный крючок.

Славик все понял. Удилище вытянулось, выровнялось – так и засохнет. Он пошел искать грузы для остальных удилищ.

– Пару дней повисят – станут ровнее, легче, будут не хуже бамбуковых, – удовлетворенно сказал дядя Петя. – А пока половим кривулями.

Славик радовался еще больше. Он терпеть не мог ловить плохими снастями.

– Любишь ты достижения цивилизации, – укорил его отец. – А заявлял, вот приедем мы с одним ножом и заживем. Сходи-ка ты, любитель изящных вещей, в орешник, нарежь самых тоненьких и крепких палочек. Десяток, полтора…

Славик постарался. Палочки принес как на подбор.

– Тогда будем готовиться к ужину, – объявил отец. Он подбросил дров в едва тлеющий костер. – Каждый сам себе будет жарить рыбу. Показываю.

Он выбрал средних размеров почищенную и выпотрошенную плотву, надел ее на очищенную от коры палочку и воткнул ее толстым концом в землю возле огня, который набирал силу. Отец стал готовить вторую порцию.

– Что смотрите? Присоединяйтесь.

Как только возле костра появился «забор» из нанизанных на палочки рыбин, Славик почувствовал, что у него засосало под ложечкой и рот наполнился слюной. Отец даже прикрикнул на него, что слишком часто проверяет, готова ли еда. В конце концов, через сто часов, рыбки зарумянились, а с одной, на которую ветерок наклонял пламя, пошел легкий дымок.

Ничего вкуснее Славик не ел раньше. Пропеченные, подсушенные кусочки рыбы растворялись во рту мгновенно. Впрочем, сухарь задерживался не намного дольше.

Они быстро уничтожили всю наловленную дядей Петей и Славиком рыбу.

– Будто ничего и не ели, – грустно сказал Славик.

– Ладно уж, выделю по порции сала к чаю, – недовольно сказал отец. – Но помните, это из неприкосновенного запаса. И вообще, сало кончается, кончается…

Чай пили долго. Разговаривали. Отец отставил кружку первым.

– Что я вспомнил. Мы второй день на острове…

– В уголке. В волчьем уголке, – уточнил Славик.

– Мы второй день в волчьем уголке, а еще не завели календарь.

Он подошел к елке, соседней с их деревом у изголовья, и вырезал ножом две глубокие поперечные канавки.

– Два дня в необитаемом уголке, – подвел он итог. – Будем не забывать отмечать каждый день. Чтоб до зимы не засидеться, – язвительно заключил он.

– И погоду предсказывать каждый день, – напомнил Славик.

– Хорошая будет. Весь день южный ветерок дул, к вечеру солнце выглянуло, – сказал дядя Петя. —Надо мне жерлицы приготовить да поставить на ночь. Лучше иметь на ужин одну порядочную щуку, чем десяток мелочи.

– Понял арифметику рыболов, – засмеялся отец. – Желудком осознал.

– Рыболовы эту арифметику давно и хорошо знают, – отозвался дядя Петя.

Отец взял топор.

– А я за одним деревом схожу.

Вернулся он скоро. Принес два свежесрубленных коричневых ствола с толстой ноздреватой корой. Славик сразу узнал липу: по коре, по белой древесине и даже по особенному свежему запаху.

Отец начал разрубать стволики на короткие чурки. Острый топор наискось легко входил в дерево с одной стороны, с другой. Вылетала треугольная щепка. Он переворачивал бревнышко и таким же образом рубил оставшийся участок. Получилось семь чурок примерно равной длины и одна побольше.

– Расколи вдоль, – попросил Славика чем-то довольный отец. На две части, больше не надо, – он увидел, что Славик вознамерился располовинить полученную плашку.

Дядя Петя на пеньке распутывал леску, наматывал ее на рогульку. Отец толкнул его, показал на Славика, сказал громко:

– Бьет баклуши.

Славик замер. Вечно отец что-нибудь затевал.

Дядя Петя улыбался.

– Чего это ты? – хотел уже обидеться Славик. – Я работаю.

– Работа-то и называется – бить баклуши, – сказал дядя Петя.

Славик недоверчиво поглядел на него.

– Объясни, объясни, – сказал отец.

– Чурки эти мастера-ложечники называли баклушами. Колоть их на заготовки для ложек – работа, прямо скажем, не пыльная, не утомительная, да и мастерства не требует. Потому и пошло выражение: бить баклуши – значит не перетруждаться.

До Славика только теперь дошло, что отец затеял вырезать ложки.

– Вечно ты… – накинулся он на отца и не договорил. Глупо было бы обижаться. Но последние чурки-баклуши он не стал колоть. Пусть и взрослые побьют баклуши, раз они такие умные. Он выбрал себе плашку без сучков, с ровной корой и достал ножик.

Отец тоже отобрал парочку, остальные отнес в шалаш на просушку.

– Пробные экземпляры сделаем из сырого дерева, а потом на досуге вырежем настоящие ложки, – объяснил он, но тут же засомневался. – А может, их положено делать из сырого дерева?..

Дядя Петя ложками не заинтересовался, собрался и ушел ставить живцов.

– Ножом не делай, – предупредил Славика отец. – У меня специальный инструмент есть.

Славик сразу перестал строгать.

– Кору снимай, контуры отметь, потом дам стамеску.

Он достал из кармана обструганную палочку и небольшое металлическое колечко с прямым хвостиком. Края колечка блестели после заточки. Отец камнем загнал хвостовик в торец палочки – получилось кольцо с ручкой.

Вскоре Славик выяснил, что таким кольцом очень удобно вырезать ямку в мягкой липовой древесине. Полукруглые стружки так и летели из-под руки отца.

Славик продолжал строгать. Хорошо впивалось лезвие в податливую древесину. Это и мешало. Не успеешь оглянуться, как резанешь больше, чем нужно и уже никак не получается загладить дефект. Из-за этого первую заготовку Славик безнадежно испортил.

Со второй он провозился долго. Кольцом с непривычки тоже нелегко оказалось выскребать древесину из ямки. Чуть нажмешь не так, оно не режет, а впивается между слоев. Хорошо, если хватает материала, чтобы сострогать в обратном направлении.

Его ложка получилась кривобокой, с перекосами, с зарезами в разных местах, но Славик не захотел меняться с отцом. У того ложка вышла гладкой, ровной, но какой-то неудобной формы и очень широкая.

– В рот не лезет, – пренебрежительно сказал Славик, любуясь своей, узкой, с немного изогнутым черенком.

– Зато много можно зачерпнуть, – и отец любовался своей.

Отец разошелся и вскоре сделал вторую, еще лучше первой.

– Дяде Пете, – объяснил Славику. – Ему некогда, рыбу нам ловит. Разделение труда. Натуральное хозяйство изжило себя на второй день, товарное начинается в нашем обществе. Незачем каждому вырезать себе ложку, ловить рыбу, строить шалаш, собирать хворост. Что-то сделает другой.

– У нас никогда такого и не было, – заметил Славик.

– Но к этому мы стремились, собираясь жить в лесу с одним ножом.

Славик не стал спорить. Он стремился не ходить целых две недели в магазин, не мыть посуду и не скучать на диване – всего лишь.

* * *

Дядя Петя вернулся в темноте. Они посидели немного, подождали, пока в костре погаснут последние язычки пламени, и пошли спать.

В шалаше приятно пахло чем-то знакомым.

– Что это? – спросил Славик.

– Аиру немного набросал, – отозвался отец. – Не нравится?

Славику нравился пряный речной запах, намного лучше, чем пахнет пересохшая и пропылившаяся трава.

Когда они, пошелестев постелями, улеглись, Славик понял, что сегодня ему совсем не хочется спать.

– Рассказали бы хоть что-нибудь, – его голос звонко прозвучал в тишине.

– Спи ты, – зевнул отец. – Дяде Пете завтра рано вставать, да и мне тоже.

– Отдыхали бы, – посоветовал Славик. – Зачем вы рано встаете?

– А рыбачить кто будет?

– Клюет хорошо и днем, – не сдавался Славик. – Да вы сами еще спать не хотите.

Отец промолчал.

– Разве что сказку тебе рассказать, – вдруг заговорил дядя Петя.

– Вышел он из этого возраста, – отозвался отец.

– Рассказывайте, дядя Петя, не слушайте его, – заторопился Славик. От скуки он готов был слушать хоть про курочку-рябу.

– Это, пожалуй, и не сказка будет, – неуверенно размышлял дядя Петя. – Скорее, лесной рассказик. Про сообразительного скворца… Только не перебивайте, пожалуйста, решительным голосом проговорил он и, помолчав немного, начал:

– Летом наступила горячая пора для скворца. От зари до зари таскает он гусениц, червей, жуков своим вечно голодным скворчатам. День за днем идет, скворчата растут и все больше есть просят.

За кормом летать не близко. Пока озеро перелетишь да болото, пока на поле наберешь полный клюв разной мелюзги, времени много уходит. Не успевает скворец прокормить детвору. Они, бедные, уже из скворечника вылезли, по веткам клена расселись и криком родителей встречают. Одно утешение взрослым – совсем скоро сами начнут пропитание добывать. Но остались еще самые трудные дни.

Летит скворец за кормом, видит, вороны по ячменному полю похаживают, никуда не торопятся. Что ж это они про детей забыли, думает скворец. Их же воронята почти с моими ровесники. Надо заметить, скворец наблюдать, примечать умел. Даже во время работы не ленился по сторонам поглядывать, запоминать. Помнил голоса многих соседей. По лягушачьи заурчать или иволгой просвистеть – это для него проще простого.

«Почему, ворона, детей не кормишь?» – спрашивает на лету скворец.

«Как это не кормлю, – обиделась ворона. – Чтобы я своему ненаглядному да не дала сладенького… Что это ты, скворец, выдумал?»

Тут она примолкла, схватила толстую личинку и другой прямо в клюв положила.

Пригляделся повнимательнее скворец. Так это же ее вороненок… И ростом, и пером точь-в-точь в мать. А червей собирать пока не очень-то умеет. Больше просто так по полю похаживает, все рассматривает, удивляется.

Осенило тут скворца. Чего это он корм такую даль таскает, вместо того, чтобы на месте кормить. Полетел домой.

«Давайте-ка за мной. Быстро!..» – кричит.

Скворчата где скоком, где с куста на землю, с земли на куст за скворцом двинулись. Рано ли, поздно ли добрались до поля. Скворец по дороге все обдумал. Негоже его ребяткам по полю таскаться. Летают плохо – любой может обидеть. Это ворона обидчика клювом долбанет, а он не сможет: не силен. Лучше пусть скворчата в лозняке посидят. Куст рядом, один миг полета до него.

Так и сделали. Расселись скворчата по веткам – ни одного не увидишь. Родители подлетят – они голос подают.

Не нарадуется скворец. Намного легче стало семью кормить.

«Спасибо! – кричит вороне, – научила ты меня.»

«Чего? Чего?» – не поняла ворона. Не привыкла она благодарности получать, ее больше ругают.

Дядя Петя замолк. Слышно было, как он несколько раз глубоко вдохнул: устал долго говорить размеренным голосом.

– А еще?.. – поинтересовался Славик.

– Хватит на сегодня, – утомленно отозвался дядя Петя.

Славик не стал упрашивать. Он вспомнил, как сегодня утром валялся, дремал на куче хвороста, когда взрослые вовсю хлопотали по хозяйству. Да и сам он уже не прочь был закрыть глаза. Хорошо спалось в лесу. Если бы не холод под утро, да комар со свои противным писком, можно было спать и спать… Вот бы еще подушку помягче…

Снова ночью он просыпался. Не разлепляя глаза – не хватало на это никаких сил – искал под головой рюкзак, прислонялся к теплой отцовской спине, глубже натягивал капюшон штормовки.