Не знаю, к какому разряду отнести данную историю. Это история о любви? Или рассказ о неизвестной спецслужбе? А может быть и о том и о другом? Судите сами.
После института я получил распределение в небольшой сибирский городок. Я радовался, как щенок радуется куску мяса. Наконец-то вырвался из-под опеки родителей. Я цвел как подснежник и не знал, что делать с обретенной самостоятельностью…
Город встретил мой самолет ночными огнями. В голове витали радужные мысли. Вот она долгожданная свобода! Утром, я явился на свое предприятие и получил место в рабочем общежитии. Осталось пройти всего лишь мед комиссию — и я инженер! Наверное, каждый выпускник ВУЗа, испытывает нечто подобное.
Мои приключения начались с того, что хирург больно уколол меня в шею.
— Что это? — Спросил я.
— Ничего, — ответил он, — я посмотрел ваши шейные позвонки. Вы здоровы как лось.
Затем здесь же в кабинете врача, мне поставили укол, не объяснив его назначения. Жидкость в шприце была странного синего цвета. Я быстро забыл про инцидент в больнице. Через неделю, я уже работал инженером стажером. Мне очень нравилась моя работа. Компьютеры тогда еще черепашьим шагом входили в нашу жизнь. Это были теперь уже допотопные IBM-ХТ. Я чувствовал себя компьютерным асом.
Еще через две недели, я собрался со своими новыми друзьями, в заводской бассейн. Конечно, я не мастер спорта по плаванию, но плаваю прилично. Пять раз, я переплыл искусственный водоем от одного края до другого, на шестой раз тело мое внезапно свело судорогой, и я стал захлебываться…
Последнее, что осело в памяти — это слова кардиолога:
— Дифибрилятор уже не поможет, его мозг мертв. Везите в морг.
— Умер, — произнесла симпатичная медсестра, — а ведь такой молоденький…
Мое сознание понеслось в огненный туннель, в конце которого меня ожидало светящееся существо…
Очнулся я на неудобной кушетке, тело болело, такое сложилось ощущение, что меня разобрали по органам и склеили вновь. Но сделал это неопытный специалист. Голова жужжала как ненастроенный радиоприемник. Я попробовал пошевелить руками, затем ногами. Ничего не вышло, конечности мои были привязанными. На голове у меня был надет шлем и я чувствовал, что электроды из него вживлены в мой мозг. «Где я, — подумал я, — в реанимации? Тогда почему у меня на голове этот проклятый шлем?» Вокруг меня находилось множество приборов явно не медицинского назначения. И таинственная надпись на металлической стене: «Бастион Духов». И еще я обнаружил, что мои мысли материализовались на огромном дисплее. «Вот влип», — подумал я. «Вот влип», — отозвался дисплей. Интересно может быть это и есть ад? Но нет же. Человеческая душа не чувствует физической боли, а я чувствовал, как ныли руки от наручников.
Мои размышления нарушила вошедшая в палату девушка. Легкая походка, воздушный накрахмаленный халатик, точеная фигурка, правильный овал лица с чуть пухленькими губками и усталые зеленые глаза. Медсестра поставила мне укол со знакомой синей жидкостью, и я упал в небытие…
Я видел девушку каждый день. Она появлялась внезапно, ухаживала за мной и бес словно исчезала как тень. Через три дня я понял, что влюбился как мальчишка, если так можно сказать о «мертвеце». И уже догадался, что нахожусь в какой-то закрытой лаборатории под названием «Бастион Духов». Каждый день, я ждал прихода своей богини. Я хотел многое ей сказать, но говорить не мог, только монитор облагал мои мысли в знаки кириллицы. Но на него, она никогда не смотрела…
Я пытался снять с себя свои путы, но тщетно — меня привязали на совесть. Черт! Наверное, тот врач пометил меня. И из-за него я попал в этот подвал. Что будет со мной? И почему, я не могу говорить? Что ОНИ со мной сделали? Ой, мама, мама, зачем я тебя покинул…
…Вот снова появилась она — моя таинственная незнакомка. В палате расцвело, словно солнце взошло.
— Как тебя зовут? — Мысленно спросил я.
На этот раз она взглянула на монитор.
— Нам нельзя разговаривать, милый, — одними губами ответила она, — я — Катя.
Милый! Значит, я ей нравлюсь? Или это жалость?
— Где я? — Опять спросил я.
Но Катя промолчала и легким движением коснулась моей щеки, в ее глазах стояли не явившееся слезы. «Можешь не говорить, — подумал я, — мое тело после смерти досталось какой-нибудь Конторе. Но как ты сюда попала, девонька?».
Она отвернулась, поставила мне капельницу и вышла из палаты. На следующий день она не пришла. Зато меня посетила целая женская делегация. Пять молоденьких девчушек в черных комбинезонах и «старая крыса». Девушки называли ее Клавдией Ивановной. «Старая крыса» носила обычный армейский пятнистый костюм без знаков различия и огромный «Стечкин» на боку. Она казалась большим начальником.
— Что вы со мной сделали? — спросил я через монитор, но на меня не обратили внимания, как будто, я был мебелью.
Я мысленно дернулся и забыл про свое положение, так как считал себя красивым. В институте ко мне липли многие девушки и по красивее этих солдаток.
— Идеальный образец, — сказала Клавдия Ивановна, — через месяц можно снять с него шлем и отправить в лабораторию «Z». Мы его почти запрограммировали. Теперь перейдем в следующую комнату, там вы увидите еще более интересный материал. — «Старая Крыса» махнула рукой, и делегация покинула мое помещение.
На следующий день ко мне пришла Катя. На этот раз она тоже, как и вчерашние девушки, была одета в униформу. И даже пистолетная кобура, явно не пустая, была на ремне. Под левым глазом Катюши сиял огромный синяк. И еще девушка перекрасилась: из блондинки превратилась в брюнетку. Катя поцеловала меня в щеку и развернула перед моим лицом записку: «Меня побили за разговоры с тобой. Теперь я переведена на оперативную работу. Я люблю тебя! Может, увидимся. Прошай.». Девушка сжала мою руку и с болью в сердце вышла из палаты…
…Теперь за моим телом ухаживала старушка — «божья коровка». Она не разговаривала со мной, а просто приходила, шаркая ногами, делала свое дело и уходила.
Через какое-то время с меня сняли шлем и отвязали от кровати. Самое главное, что я мог снова говорить. Катеньку с тех пор, я больше не видел. Может она погибла на оперативной работе? Я был счастлив от того, что она любит меня и несчастлив, что не мог видеться с ней. Катя, где ты? Иногда необходимо умереть, что бы повстречать свою любовь…
Мне поставили в палату телевизор. Это была моя односторонняя связь с внешним миром. Интересно, сколько еще «мертвецов» томилось в этом таинственном Бастионе Духов?
Еще через неделю старушка передала мне записку от Кати:
«Доверься старушке. Скоро тебя переведут в лабораторию „Z“, там ты перестанешь быть человеком. Будь счастлив. Люблю.Е.»
Я чуть не взлетел от счастья до самого потолка, моя любимая была жива. Старушка заговорнически приложила палец к губам и протянула вторую записку:
«Спрячешься в мусорном контейнере секции „3А“. Дождись ночи. Когда залезешь в контейнер, выпей таблетки. Помни меня».
Она скомкала записки и протянула мне две перламутровые таблетки. Затем выскочила из палаты не закрыв дверь на замок. Мир, оказывается не без добрых людей, из-за меня может пострадать старушка. Хотя она такая старая, что ей и терять наверное не чего. Я дождался, когда центр перейдет на ночной режим и выскользнул из палаты. Дважды пришлось прятаться от женщин часовых. Тоже мне — «новые амазонки». Странно, мужчин в этом центре не было. Может быть, здесь изучали что-нибудь связанное с мужским началом? Слава богу, что хоть мой «аппарат» не отрезали. Я с трудом нашел мусорную секцию «3А», залез в полупустой контейнер, заткнул нос, чтобы не умереть от зловония и принял таблетки…
…Очнулся в мусорной куче на городской свалке. Еле-еле выбрался из-под объедков и обрывков бумаги. Почистил, как мог, свою больничную пижаму и направился в город. Раньше приходилось бывать на этой свалке. Я еще не мог поверить в свою удачу. Шел пешком, стараясь не попадаться людям на глаза. Кто поверит в мою историю? Главное добраться до общежития, там меняприютят, затем пойду в КГБ. Вот и первые дома видны. Город, люди, как я давно не видел свободы. Я вошел во двор. И вдруг мне наперерез выскочил желтый «москвич» с синей полосой на дверцах. «Милиция», — обрадовался я, но ошибся, так как рядом с женщиной водителем сидела вездесущая Клавдия Ивановна. Машина затормозила, и из нее выскочили две девушки с пистолетами. Одна из них была моей Екатериной. Она с таким сожалением смотрела на меня. Вот и приплыли, скоро меня вернут в лабораторию «Z».
Я, не раздумывая, кинулся к Кате и вырвал у нее пистолет.
— Возьми меня заложницей, — прошептала она, — они не посмеют в меня стрелять.
Я загородился ее телом, как рыцарским щитом и приставил к виску пистолет.
— Дайте уйти, — заорал я, — или она умрет.
Вторая женщина опустила свой «Глок». Вокруг накапливались утренние зеваки. Это еще лучше. При свидетелях стрелять не посмеют. Мы отошли с Катей метров на пятнадцать от «москвича» и я выстрелил в Клавдию Ивановну. Но что это? На лобовом стекле не осталось и следа. Я был в армии не плохим стрелком и не мог с такого расстояния промахнуться. Значит, в Катином пистолете были холостые патроны. Я еще раз выстрелил во вторую оперативницу, результат оказался таким же. «Старая крыса» не торопясь, вылезла из машины, картинно подняла пистолет и выстрелила в Екатерину.
— Сука, — Клавдия Ивановна зло сплюнула, — ты предала Бастион.
Машина уехала.
— Я люблю тебя, — произнесла, оседая на землю девушка, — и из-за тебя предала контору. И вот расплата. Прощай! Я л…
— Нет, — дико закричал я, да так, что зеваки попятились, — не умирай. Вызовите кто-нибудь скорую. Быстрее… — И уже шепотом, — Ты поправишься, обязательно поправишься. Мы будем вместе.
Я тряс ее, а из красной дырочки в комбинизоне в области сердца, медленно сочилась алая кровь. Я сидел на асфальте, с мертвой любимой на руках и тупо прислушивался к приближающемуся вою милицейских сирен…