Раннее утро

Пистоленко Владимир Иванович

О ЛИЧНОМ

(Четыре девятки)

 

 

#img_4.jpeg

Драма в трех действиях, шести картинах

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

С е р г е й  И в а н о в и ч У р а л ь ш и н.

А н н а  А н д р е е в н а — его жена.

Ю р и й — их сын.

К а т я — жена Юрия.

Н и к а — сестра Юрия.

Ф е д я — приятель Ники.

С о б о л е в  П е т р  М е ф о д ь е в и ч.

З о я  Г р и г о р ь е в н а — его первая жена.

Е л е н а — их дочь.

Ш у р а — подруга Ники.

Место действия — Южный Урал.

Время действия — пятидесятые годы нашего столетия.

 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Город Заорье на Южном Урале. Сад во дворе Уральшиных. Две-три яблони, несколько сосен, раскидистый дуб, пышный карагач, много цветов. Слева деревянный рубленый дом с мезонином, где-то в глубине двора — домашние постройки. У дерева — качели. Жаркий день клонится к вечеру. Н и к а, одетая в легкий купальник, лежит на крыше дровяника и вполголоса напевает «Из-за острова на стрежень».

А н н а  А н д р е е в н а. Ника!

Н и к а. Я Ника.

А н н а  А н д р е е в н а. Ты бы слезла…

Н и к а. Что, тебе помочь, мамка?

А н н а  А н д р е е в н а. Да нет, сама справлюсь.

Н и к а. А что?

А н н а  А н д р е е в н а. Ну чего забралась?

Н и к а. А что?

А н н а  А н д р е е в н а. «Что» да «что»! Неловко.

Н и к а. Тебе? А мне ловко. Загораю! У меня же отпуск. Люди в Крым ездят загорать, а я — на крышу: и ближе, и намного дешевле.

А н н а  А н д р е е в н а. Федька скоро придет, увидит… Ведь почти нагишом… А он хотя и живет у нас, а все ж таки чужой человек.

Н и к а. Не страшно. Пускай смотрит, если интересно, все свое, натуральное. Без подделки…

А н н а  А н д р е е в н а. Тебе, девка, двадцать лет…

Н и к а (притворно-горестно). Да! Старуха!

А н н а  А н д р е е в н а. Не в том дело. Пора бросить ребячиться, посерьезнее надо к жизни подходить.

Н и к а. Не получается. Ты виновата, что такую меня вырастила… Сама заварила кашу, сама и расхлебывай.

А н н а  А н д р е е в н а. В твое время я уже замужем была, на мне весь дом висел.

Н и к а. И я бы с охотой замуж, никто не сватает. Вот тебе повезло — окрутила одного…

А н н а  А н д р е е в н а. Да как ты можешь говорить такое мне, матери?

Н и к а. Мамка, не обижайся, я же шучу! А насчет Федьки не беспокойся — чего нельзя ему видеть, того не покажем.

А н н а  А н д р е е в н а. А ты все-таки слезла бы оттуда. Теперь уж вот-вот и Юрий появится.

Н и к а. Пять минут осталось, я по часам загораю. Мам, ты что такая, вроде как не в себе?

А н н а  А н д р е е в н а. Телеграмма Юрия не выходит из головы… «Встречайте. Везу сюрприз». А какой?

Н и к а. Значит, везет подарки. И волноваться нечего. В общем, приедет — узнаем.

А н н а  А н д р е е в н а. Елене я позвонила. Придет.

Н и к а. Зря постаралась! По совести говоря, ее на порог не надо пускать… Да, да!

А н н а  А н д р е е в н а. Что мы с тобой знаем об их делах?! Ровным счетом ничего…

Н и к а. Все знаем, что нужно. Я на нее смотреть не могу.

А н н а  А н д р е е в н а. Придет человек — не груби.

Н и к а. Постараюсь.

Анна Андреевна уходит в дом. У калитки появляется Ш у р а.

Ш у р а (не видя Нику, нерешительно). Ника! Ника!

Н и к а. Шурка! Здорово! Не пришел еще.

Ш у р а. Кто?

Н и к а (передразнивая). Кто?.. Федька, конечно. Ты ведь о нем хотела спросить?

Ш у р а. Только самому не говори. Ладно?

Н и к а. Ладно… Новое платье?

Ш у р а (поворачивается, показывая платье). Ничего?

Н и к а (в тон Шуре). Ничего… Шурка, иди поближе, пооткровенничаем.

Ш у р а. Давай. О чем?

Н и к а. Ты очень любишь Федьку?

Ш у р а. Здравствуйте!

Н и к а. Ну скажи — очень?

Ш у р а. Знаешь, Ника, вот иногда мне кажется… (Настораживаясь.) А зачем тебе?

Н и к а. Если не очень — отобью.

Ш у р а (насмешливо). А-а-а… Попробуй.

Н и к а. «Попробуй», а сама побледнела. Я, конечно, шучу. Не нужен он мне, твой Федька: голодом сидим, а огрызков не едим. Люби на здоровье.

Ш у р а. Смешная, огрызков не едим… (Увидела Федю.) Идет! Федька!.. (Убегает, прячась за кустами.)

Н и к а (вздыхает). Счастливая…

Во двор входит  Ф е д я.

(Стараясь остаться незамеченной, Ника, распластавшись на крыше, украдкой следит за Федей.) Федя!

Ф е д я. А? (Оглядывается.) Ника! Ты где?

Н и к а (не своим голосом). Здесь… Ищи…

Ф е д я. Не вижу!

Н и к а (поднимается во весь рост). Вот и я! Идем ко мне, тут загорать сплошное удовольствие!

Ф е д я (смущенно отворачивается). Нет, я лучше на речку…

Н и к а. Ты что отвернулся? Не бойся, я не солнце, не ослепнешь…

Ф е д я. Ну тебя… (Поднимается на крыльцо.)

Н и к а. Подожди, что-то скажу…

Федя садится на лавочку. Ника на ходу надевает платье, спускается вниз, садится рядом с ним.

Ф е д я. Юрий еще не приехал?

Н и к а. Нет.

Ф е д я. Где это ногу ободрала?

Н и к а. Да вот на крышу лезла.

Ф е д я. Носит же тебя… Ну, говори.

Н и к а. Не нукай. Шурка приходила, тебя спрашивала.

Ф е д я. Правда?

Н и к а (передразнивая). «Правда»? Нет, обманываю… Умирает она по тебе…

Ф е д я. Пускай лучше живет.

Н и к а. Вообще хорошая девчонка, верно? Немного капризная.

Ф е д я. Ну, знаешь, нечего напевать. Каждый на себя похож. Ты вот, например, нахальная…

Н и к а. Я?! (Берет со скамьи книгу, садится на качели.) Не подходи, слышишь?

Ф е д я. Что читаешь?

Н и к а. Собаководство.

Ф е д я. Собако-водство?!

Н и к а. А что ты удивляешься? Очень интересная книга. Я даже не предполагала… Значит — нахальная?

Ф е д я. Я, может, не так выразился…

Н и к а. Не оправдывайся — сказано, что завязано… Уж какая есть… А подстраиваться под чужой вкус не стану.

Ф е д я. Не сердись.

Н и к а. Из-за всякой чепухи?! (Напевает.) И не собираюсь… И не собираюсь…

Федя пытается остановить качели.

Федька, брось!..

Ф е д я (передразнивает). «Федька, брось»…

Н и к а. Ах, ты так?! (Бросается к Феде.)

Федя бежит к калитке. Во двор входит  Е л е н а.

Е л е н а. Здравствуйте, молодежь!

Ф е д я. Здравствуйте, Елена Петровна.

Е л е н а. С тобой-то мы в цехе за день наздоровались, а вот Ника вроде и не замечает.

Н и к а. Или «ура» кричать? (Снова усаживается на качелях.)

Е л е н а. Федя, она всегда на людей бросается?

Ф е д я. Что вы, Елена Петровна, за Никой такого никогда в жизни не водилось. Она тихая…

Н и к а. Ладно, Федька, нечего… Ты, Лена, знаешь лучше о чем подумай — почему на тебя некоторые люди стали бросаться.

Е л е н а. Тут и думать не о чем. Кому что нравится. Федя, ты иди, переодевайся…

Ф е д я. Пожалуй, верно. (Уходит в дом.)

Е л е н а. А мы откроем дискуссию…

Н и к а. Не о чем. (Поднимается.)

Е л е н а. Нет, сиди! Начала разговор, так надо его и закончить. Ты, пожалуйста, не подумай, что я собираюсь перед тобой оправдываться.

Н и к а. А оправдываешься…

Е л е н а. Не торопись. Скажи наконец, из-за чего ты возненавидела меня?

Н и к а. А ты, бедняжка, не догадываешься? Да?

Е л е н а. Одно дело догадываться, другое дело — знать.

Н и к а. Хорошо, скажу. Честно ты поступила с Юрием?

Е л е н а. Не берись судить о том, чего не знаешь…

Н и к а. Я не знаю?.. Я? Скажи, может, не вас, вот такой еще девчонкой, я дразнила женихом и невестой? Может, не мои родители звали тебя дочкой? Не твоя мать считала Юрия сыном? Не ты называла меня сестричкой? Или не так?

Е л е н а. Все так.

Н и к а. Если не любила, зачем кружила ему голову? Ты старше меня, я знаю, но это не имеет значения. Он же тогда высох за несколько дней… Мы все говорили — грипп, температура, а это была ты, твое коварство… И никакой температуры…

Е л е н а. Продолжай…

Н и к а. Нечего мне продолжать, я не лектор. Ты насмеялась над ним… и над всеми нами… Да, да! И не делай, пожалуйста, страдальческое лицо. И ты хочешь, чтоб после этого я приятно улыбалась тебе да жала ручку! Не дождешься! Скажи, зачем ты сейчас пришла к нам? Неужто не понимаешь, что это… это просто подло!

Е л е н а. Да, если бы все так было, как думаешь ты, то, конечно… подло… А ведь даже Юрий не знает всего… Только я одна… Может, и не следовало бы об этом… Скажи, Ника, ты любишь кого-нибудь?

Н и к а. Я? (Испугавшись.) С какой это стати?

Е л е н а. Не пугайся, от любви никто не уходит… Тебе… конечно, трудно понять меня сейчас, ну ничего, когда-нибудь полюбишь… Для меня Юрий дороже жизни..

Н и к а. Наш?

Е л е н а. Да, ваш, ваш!.. Ты говоришь, я насмеялась… Если насмеялась, то в первую очередь над собой… Нет, не легко жить на белом свете… Юрий всегда был мне дорог. Всегда! А вот когда настал час сказать ему «да» или: «нет», я просто растерялась. Ведь избираешь друга на всю жизнь! Мне казалось, что у меня к Юрию нет той большой любви, о которой я много слышала, читала. Мы выросли вместе, учились… Думалось: а что, если я просто привыкла к нему?.. Понимаешь, Ника, я не представляла себе, чтоб Юрий не был со мной рядом, но еще меньше видела себя в роли его жены… Мне нужно было остаться одной, проверить себя. А он не понял, обиделся, вспылил… Так вот мы и расстались… А когда он уехал, и вообще за эти страшные два года… А… хватит!.. Ни к чему… Ты спрашиваешь, зачем я пришла… Не знаю! Иначе не могла. (Закрывает глаза. Говорит мечтательно.) Может, увижу его, брошусь на шею… И никому больше не отдам, даже вам. (Меняя тон.) Болтаю я, да? Не ожидала?

Н и к а. Лена! Леночка! (Обнимает ее и целует.)

На крыльце появляется  А н н а  А н д р е е в н а.

Я, дуреха, ничего не понимала! А Юрий как будет рад! Ведь он жить без тебя не может.

Е л е н а. Вот сейчас я в этом не уверена… За два года ни одного письма…

Н и к а. Так он же и нам не писал! Ну, не сердись на меня, ладно? Мир? Нет, я все-таки не наблюдательная.

А н н а  А н д р е е в н а. Здравствуй. Лена. (Нике.) Самокритика?

Н и к а. Мамка, помоги мне разобраться, в кого могла уродиться такая дура непроходимая?

А н н а  А н д р е е в н а. Как-нибудь на досуге… Молодец, Леночка, что пришла, у нас-то сегодня из праздников праздник, а без тебя вроде как и не все дома.

Послышался автомобильный сигнал.

Н и к а (бросается к забору). Приехали? (В окно.) Федь! Идут! Мамка, а кто это такая — с ребенком?

А н н а  А н д р е е в н а. Не знаю…

Все убегают за калитку. У калитки задерживается  Е л е н а.

С е р г е й  И в а н о в и ч. Бабушка, Анна Андреевна, встречай гостей!

А н н а  А н д р е е в н а. Какая там еще бабушка!..

С е р г е й  И в а н о в и ч. Натуральная, как я — дедушка. Вот наш внук Вовка.

А н н а  А н д р е е в н а. Батюшки… Да что же это…

Елена ошеломлена. Во двор входят  А н н а  А н д р е е в н а,  С е р г е й  И в а н о в и ч, К а т я  с ребенком на руках,  Н и к а,  Ю р и й,  Ф е д я. Он несет вещи.

Ю р и й. Здравствуй, мать…

А н н а  А н д р е е в н а. Юра! (Обнимает его, всхлипывает.)

С е р г е й  И в а н о в и ч. Ты что плачешь? В бабушки не хочешь записываться?

Ю р и й. Мама, это моя жена, Катюша. (Ко всем.) Знакомьтесь. Прошу, как говорится, любить и жаловать. (Кате.) Наша мама.

К а т я. Здравствуйте. (Целуется с Анной Андреевной.) А вы — Ника? Я вас сразу узнала.

Н и к а (теряется, не зная, как себя держать). Почему?

К а т я. Юра так много рассказывал…

Н и к а. Значит, не забыл еще…

Ю р и й. (Кате). Это — друг моего детства, Елена Петровна Соболева.

Е л е н а. Почему так официально? Просто Лена.

Ю р и й. А это Федя.

С е р г е й  И в а н о в и ч. Сын моего дружка. Подручным у меня на заводе.

К а т я. Тоже узнала.

Ю р и й. Ну, а теперь знакомьтесь с нашим сыном… Вот он! Смотрите, какой богатырь…

К а т я. Не разбуди!

Ю р и й. Владимиру Юрьевичу Уральшину скоро полгода.

А н н а  А н д р е е в н а. А мы ничего не знали и не ведали…

С е р г е й  И в а н о в и ч. Зато сразу новостей — на грузовике не увезешь. Все перезнакомились? Зови, хозяйка, в дом.

А н н а  А н д р е е в н а. Пожалуйста, у меня там все давно готово! Я просто как-то растерялась от неожиданности, до сих пор по телу мурашки бегают… Проходите, пожалуйста, проходите!

Последними к крыльцу подходят Анна Андреевна и Сергей Иванович.

С е р г е й  И в а н о в и ч. Анюта, на секунду. Секретный разговор.

А н н а  А н д р е е в н а. Ну?

С е р г е й  И в а н о в и ч. Ты что это завела пластинку насчет того, что растерялась, да всяких там мурашек…

А н н а  А н д р е е в н а (вытирая слезы). Сережа, ведь обидно… Даже письма не написал.

С е р г е й  И в а н о в и ч. Верно, обидно. Но разговор не об этом. Как-нибудь при случае мы ему напомним. Ты лучше взгляни на Катю, вот она-то совсем растерялась, на нас глядя.

А н н а  А н д р е е в н а. Не могу себя пересилить…

С е р г е й  И в а н о в и ч. Не можешь? Я сейчас расскажу тебе, как одна девчонка, не спросясь отца-матери, через окно вышла к милому да и сбежала с ним, навсегда.

А н н а  А н д р е е в н а. А почему сбежала? Не отдавали.

С е р г е й  И в а н о в и ч. Верно. А как тебя встретили мои домашние? Замиловали, зацеловали! Небось забыла? (Целует.) Эх, Анюта, им ведь жить, Юрию да Кате, а ты на первый план свои мурашки… Иди, привечай.

Направляются в дом. У калитки появляется  Ш у р а.

Ш у р а. Дядя Сережа!

С е р г е й  И в а н о в и ч. Ну?

Ш у р а. Федька дома?

С е р г е й  И в а н о в и ч. Дома. А что?

Ш у р а. Надо бы его. По делу. Пошлите… А?

С е р г е й  И в а н о в и ч. Ладно, уговорила. А если не пойдет?

Ш у р а (уверенно). Пойдет, вы только скажите, что я звала.

С е р г е й  И в а н о в и ч. Так уверена?

Ш у р а. Уверена.

С е р г е й  И в а н о в и ч. Ну, молодец, коли так. Да пойдем к нам — Юрий приехал…

Ш у р а. Спасибо, некогда. Я видела, как вы это… шли. Дядя Сережа, похоже, Юрий женился?

С е р г е й  И в а н о в и ч. Похоже. Федя сейчас придет. (Кричит в окно.) Федюк! Тебя зовут. (Уходит.)

Шура отходит в сторону, принимает позу скуки и безразличия. На крыльце появляется  Ф е д я.

Ф е д я. Здоров, Шурка! (Протягивает руку.)

Ш у р а (жеманничая). Ну, какой-то… Совсем руку сплющил.

Ф е д я. Неправда, я тихонько. Ну? Говори.

Ш у р а. Что «ну»?

Ф е д я. Зачем звала?

Ш у р а. Я? И не думала!

Ф е д я. Брось, брось!

Ш у р а. Даю слово! Мне Ника сказала, что ты с самого утра увидеть меня хотел. По какому-то делу… Ну, я и вызвала тебя — говори, если что нужно.

Ф е д я. У меня к тебе никакого дела, и Нике я ничего не говорил.

Ш у р а. Выдумала она, что ли?

Ф е д я. Может, и выдумала. Погоди, наоборот… Ника говорила, что ты меня искала.

Ш у р а. Я? Тебя?! Ой, не смеши, совсем уморил… Ну, зачем мне тебя искать? Зачем? (Меняет тон.) Искала, искала! Взяла билеты в кино!

Ф е д я. Вот здорово, молодец Шурка! Тебя просто на руках носить нужно. Дай поношу маленько. А?

Ш у р а. Еще чего! Федька, не тронь! Не тронь! Закричу! Торопиться надо, а то опоздаем.

Ф е д я. На который час билеты?

Ш у р а. Сейчас идти.

Ф е д я. Ну-у!.. Нельзя, понимаешь, Юрий приехал…

Ш у р а. Тебе что, веселее с ними? Оставайся, я не тяну.

Ф е д я. Да не веселее, ведь они мне как родные…

Ш у р а. Они как родные, а я как чужая… Все ясно.

Ф е д я. Шура!.. Ну зачем ты так…

Ш у р а. Как умею.

Ф е д я. Пойдем к нам, а? Пойдем!

Ш у р а. Да? Нуждался во мне кто-то! Небось позвать не догадались… (Меняет тон.) Нет, Федя, я бы пошла, да не хочу из-за Елены Петровны. Я немного сводку сегодня запорола — Ленка и отчитывала. Из кино пойдем, домой ей занесу. Дала слово.

Ф е д я. Я прямо и не знаю, как тут быть.

Ш у р а. И знать нечего — пошли, Федюк. Ладно? (Ласково взъерошивает его волосы.) Ну?

Из дома выходит  Н и к а, укачивая на руках ребенка.

Н и к а. Куда собираетесь, путаники?

Ф е д я. В кино. Наши не обидятся?

Н и к а. А билеты?

Ф е д я. Все в порядке.

Ш у р а. Ника, это Юрин? А ну покажи. (Визгливо.) Ой, какой хорошенький!

Н и к а. Тише, разбудишь. Идите, не обидятся. Не пропадать же билетам! Одним словом, на меня положитесь, все обойдется. Эх, поженить вас, чертей, что ли?!

Ш у р а. И сами сможем, если надумаем. Ты лучше о себе позаботься.

Н и к а. Была нужда! Я выходить замуж не намерена. Да, да! Вот таких чужих детей буду нянчить всю жизнь. Приятное занятие!

Ш у р а. Влюбишься — другое запоешь.

Н и к а (шутливо поет).

Эх, подружка, я страдаю, С милым другом расстаюсь. По секрету сообщаю, Больше сроду не влюблюсь.

Ф е д я. Пой, соловушка, пой! Поживем — увидим. Пошли, Шурка.

Федя и Шура уходят. Ника понуро смотрит им вслед.

Н и к а. Эх, ты, Федька!.. Сейчас ничего не видишь, а там и подавно… (Баюкая, уходит в сад.)

На крылечке появляются  Е л е н а  и  К а т я.

Е л е н а. Они вон где! Немножко правее. Видите?

К а т я. Сейчас вижу.

Е л е н а. Ника обзавелась племянником и теперь на седьмом небе — она очень детей любит. Какая здесь благодать, а в комнате духота. Посидим?

К а т я (нерешительно пожав плечами). Давайте.

Е л е н а (в дверь). Анна Андреевна, мы сейчас! Вот здесь на скамеечке сядем.

Садятся.

Да!.. Так я и не досказала. Нас долго дразнили женихом и невестой.

К а т я. Правда? И что?

Е л е н а. Одно дело — дружба, а другое — чувства более сильные. А вообще-то почти не было такого дня, чтоб мы не поссорились или не подрались. Я иногда мстила, а Юра — никогда…

К а т я. Ну, да разве Юрий Сергеевич позволит…

Е л е н а (шутливо). Правда, он тогда не был еще Юрием Сергеевичем…

К а т я. Не скажите, все-таки характер. Когда Юрий Сергеевич первый раз пришел к нам в лабораторию…

Е л е н а. А вы кем работали?

К а т я. Лаборанткой. В институте цветных металлов. Да, так девчонки не очень относились к Юрию Сергеевичу… Он все молчал и больше хмурился. Его так и прозвали — неулыба. А потом заметили: когда останется в комнате один, ходит из угла в угол… Значит, переживает человек. У него тогда все неудачи были. Наши девчонки стали и так к нему, и по-другому — все ж жалко человека, а он вроде и не видит и не слышит. У меня тогда вся душа выболела…

Е л е н а. Почему?

К а т я. Вот и сама не знаю. Юрий Сергеевич как-то сразу на меня подействовал. Понимаете? У меня, конечно, ничего и в голове не было насчет замужества и прочее, не предполагала, а вышла. Прямо неожиданно получилось. Мама не отдавала, ни в какую!

Е л е н а. Почему же?

К а т я. Во-первых, из-за возраста.

Е л е н а. А сколько вам было?

К а т я. В общем-то, немало, почти восемнадцать. Если по правде, то мне и самой было как-то диковато. Ну, подумайте: раньше, бывало, с девчонками в кино, на танцы, никаких тебе семейных забот, а тут вдруг — замуж! Жена!.. Странно, правда?

Е л е н а. Возможно.

К а т я. К моему возрасту мама просто придиралась. Я вам откровенно скажу, ей сначала очень не понравился Юрий Сергеевич. Вот она и против. Наотрез!

Е л е н а. Но потом согласилась?

К а т я (с доброй усмешкой). Согласилась… Когда поженились. А сначала, когда Юрий Сергеевич сделал мне предложение, мама заявила, что не согласна и что откажет Юрию Сергеевичу. Я всегда слушала маму, а тут на дыбы встала: если ты, говорю, будешь сопротивляться, я прямо сейчас, вот в чем есть, уйду к Юрию Сергеевичу, и навсегда. Одним словом, я победила. А сейчас мама души в нем не чает, не нахвалится.

На крыльце появляется  Ю р и й.

Е л е н а. Вы очень хорошая, Катя…

К а т я. Ну, что вы!.. Еще перехвалите…

Е л е н а. Слушаешь вас, и на душе становится светлее…

К а т я. Да я вроде ничего такого и не говорила — рассказала все, как было, и только.

Ю р и й. Друзья, вы тут не скучаете?

Е л е н а. Мы? Наоборот!

Юрий подходит к ним.

У нас столько общих тем…

К а т я. Я тут рассказываю… (Елене.) Простите, как ваше отчество?

Е л е н а. Петровна. А зачем? Давайте попроще, без величаний.

Ю р и й. Конечно!

К а т я. Ну, как хотите, только вроде неловко.

Ю р и й. Это с непривычки, Катюша.

На дорожке показывается  Н и к а.

Н и к а. Катя, идите сюда, он тут… знаете… В общем, без вас не справлюсь…

К а т я. Наверное, разбрыкался! (Подбегает к Нике.) Ну да! Он такой, ему только дай волю. (Забирает ребенка.)

Н и к а. Я хотела сама все наладить — не получается…

К а т я. Я тоже сначала не умела, а потом научилась, вроде всю жизнь детей пеленала…

Ника и Катя уходят в дом.

Е л е н а. Славная девочка.

Ю р и й. Тебе понравилась?

Е л е н а. Мне?.. Немного наивная. Простенькая…

Ю р и й. Это плохо?

Е л е н а. Простенькая — не значит плохая. В общем, поздравляю, хорошая у тебя жена.

Ю р и й. От души?

Е л е н а. Зачем ты спрашиваешь?!

Ю р и й. Спасибо.

Е л е н а. За что? Слушай, Юра, мы старые друзья, да и вообще… Откровенно — счастлив?

Ю р и й (помолчав). Думаю, что да.

Е л е н а. Ну… вот. (Пауза.) За это ты мне, пожалуй, должен спасибо сказать.

Ю р и й. Ты о чем?

Е л е н а. Видишь ли, у тебя могла быть не эта жена. Я предотвратила роковую ошибку.

Ю р и й. А-а-а, понятно… Лена, давай не говорить… об этом.

Е л е н а. Ну что ж…

Ю р и й. Ты почему же не спросишь, как мои поиски, успехи?

Е л е н а. Думаешь, не знаю?

Ю р и й. Верно, газеты писали.

Е л е н а. Кроме всего прочего на свете есть телефон.

Ю р и й. Звонила? Справлялась?

Е л е н а (шутливо). А почему бы нет?! Но все это не главное. Конечно, нам надо поговорить, и не так, как сейчас, не на бегу.

Ю р и й. Давай встретимся. Когда ты сможешь?

Е л е н а. Даже сегодня…

Ю р и й. Сегодня?

Е л е н а. Тебе нельзя?

Ю р и й. Нет, можно. Во сколько?

Е л е н а. Вечером! Около десяти…

Ю р и й. Будешь в цехе?

Е л е н а. Там не дадут поговорить… Приходи ко мне домой… Нет, не надо… Знаешь что? Впрочем, ровно в десять приходи к нам. Домой. И поговорим. (Смотрит на часы.) Мне пора. Привет своим.

Ю р и й. Только в цехе не задержись. Я помню твою привычку опаздывать.

Е л е н а. Сегодня не опоздаю. (Уходит. Быстро возвращается.) А знаешь, Юрий, я никогда не опаздывала. Да, да. Бывало, приду, заранее приду, притаюсь где-нибудь и слежу за тобой… Ну, до вечера. (Уходит.)

Юрий молча смотрит ей вслед. На крыльце появляется Н и к а.

Ю р и й. Рвать цветы не воспрещается?

Н и к а. Вообще у папы на этот счет строгости. Но я думаю, что тебе, как гостю, он сделает исключение. Навсегда приехал?

Ю р и й. И сам не знаю. Как подскажут дела.

В окне показывается  А н н а  А н д р е е в н а; увидев разговаривающих сына и дочь, торопится к ним.

Н и к а (со значением). Значит, женился, братец?

Ю р и й. Женился. А почему у тебя такой… неприятный тон?

Н и к а. Нет, тон у меня обыкновенный. Настроение немного неважное…

Ю р и й. Причина?

Н и к а. Просто я не все еще в жизни понимаю, вот и злюсь…

Ю р и й. А что именно не понимаешь? Ну-ка, выкладывай, сестренка!

А н н а  А н д р е е в н а (спускаясь с крыльца). Юра, какую вам комнату отдать?

Ю р и й. Все равно.

А н н а  А н д р е е в н а. Ну как же! Ты пойди, а то отец советуется с Катей об этом, а она стесняется. Иди, иди!

Юрий уходит.

(Строго.) Ты о чем с ним говорила?

Н и к а. Ни о чем… (Подходит к качелям.) Разговора не получилось, ты помешала…

А н н а  А н д р е е в н а. Смотри, о Елене не распространяйся.

Н и к а. А что о ней?

А н н а  А н д р е е в н а. Я не меньше тебя знаю. Не надо, дочка.

С крыльца спускаются  С е р г е й  И в а н о в и ч,  К а т я  и Ю р и й.

Ну, на чем порешили?

Ю р и й. Мезонин.

С е р г е й  И в а н о в и ч. Правильное решение. Катюша настояла.

К а т я. Я не настаивала, просто предложила…

С е р г е й  И в а н о в и ч. Ну, пошли, пошли.

А н н а  А н д р е е в н а. Хвастать клубникой?

С е р г е й  И в а н о в и ч. Не хвастать, а демонстрировать. Поверишь, Катюша, — вот сквозь землю провалиться, — каждая ягодка с кулак! Может, чуточку поменьше.

Сергей Иванович, Катюша и Юрий уходят в сад.

А н н а  А н д р е е в н а (глядя им вслед). Видно, правду пословица гласит: «Было, да быльем поросло». Так что, дочка, ни к чему ворошить старое.

Голос Сергея Ивановича: «Анна Андреевна! Иди к нам».

Иду! (Уходит.)

Н и к а (задумавшись, чуть покачиваясь на качелях, негромко напевает).

Миленький ты мой, Возьми меня с собой И в том краю далеком Зови меня женой…

Нет, мамка, должно быть… не все быльем порастает…

Милая моя, Взял бы я тебя, Да в том краю далеком Есть у меня жена.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Вечер того же дня. Гостиная в квартире Елены. Слева — входная дверь, справа — в соседнюю комнату, прямо — большое окно. По радио передают Третий концерт Рахманинова. В комнате никого. Звонит телефон. Входит  З о я  Г р и г о р ь е в н а.

З о я  Г р и г о р ь е в н а (берет трубку). Алло! Лена, это ты? Вот уж не ожидала. Думала, пируешь у Уральшиных. Ушла раньше? Почему? Ну… ну… Ах, вон что… ждали одного гостя, а явилось сразу три. Сегодня я не успею, а завтра обязательно забегу к ним, надо поздравить Анну Андреевну со званием бабушки. А как же! Леночка, ты когда домой? Скоро? Не забывай, мне — к десяти. Если придешь без меня, то обед в большом термосе. Ну, ну. (Вешает трубку. Задумывается.) Ах, Леночка, Леночка! Нелегко тебе… Все понимаю, а помочь нечем…

В дверь стучат.

Войдите.

Входит  С о б о л е в.

(Не сразу узнав его.) Петр?!

С о б о л е в. Здравствуй, Зоя. Не ждала?

З о я  Г р и г о р ь е в н а (не подавая руки). Не ждала…

С о б о л е в. Можно пройти?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Проходи. Садись…

С о б о л е в. Спасибо. А Лена дома?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. На заводе. Я удивлена твоим визитом.

С о б о л е в. Понимаю.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Ты что же, случайно в наших краях?

С о б о л е в. Командировка.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. К нам зашел, конечно…

С о б о л е в (прерывая). Нет, не случайно. Если говорить откровенно, я взял сюда командировку еще и потому, что хотелось увидеть вас.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Даже так?

С о б о л е в. Зоя, я прошу тебя — не надо этого тона… Неужто ты не можешь допустить… поверить в мои добрые чувства?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Да просто не считаю нужным заниматься этой, с позволения сказать, проблемой. Ты бросил нас двадцать пять лет назад. Прошло четверть века! За это время двухлетняя Лена выросла, стала инженером, начальником крупнейшего на заводе цеха.

С о б о л е в. Да?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Да, да. В общем, много воды с тех пор утекло, а ты, движимый сильными отцовскими чувствами, вдруг собрался навестить дочь…

С о б о л е в. Но ты сама поставила условие — не встречаться…

З о я  Г р и г о р ь е в н а. А ты был рад этому. Впрочем… не стоит… Мной все это давно пережито и почти забыто… Так, смутные тени прошлого…

С о б о л е в. Я хотел повидать не только Лену, но и тебя.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Меня? Зачем?

С о б о л е в. Зоя, мне очень тяжело.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Что это — исповедь? Она мне не нужна. Прошу не продолжать, я не стану слушать!

С о б о л е в. Нет, Зоя, это не исповедь — признание своей вины. У меня на душе страшный груз: я все больше начинаю понимать свою вину перед тобой и особенно перед Леной. Ведь я один. Новой семьи не получилось… Возле тебя Лена, дочь. А у меня что? Пустота, одиночество… Я готов жизнью все искупить… Вот это и есть то главное, что мне хотелось тебе сказать… И еще — просить тебя… если можешь, прости. Если можешь…

З о я  Г р и г о р ь е в н а (почти шепотом). Да как ты смеешь… Ни-ког-да! Слышишь? Никогда! Мне скоро пятьдесят… Видишь, голова белая. А когда ты ушел от нас с Леной, мне было двадцать… Седины не было… И морщин… Была молодость… Мечты и надежды. И все рухнуло… Ты тогда сказал, что, видимо, ошибся в своих чувствах… И ушел. А уходя, пытался еще шутить. Не спеша и тщательно уложил свои вещи. Даже фотокарточки не оставил для дочери…

С о б о л е в. Зоя!

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Молчи! Нет, я тебя никогда не прощу! Ведь тогда жизнь мне стала в тягость… Я потеряла веру в любовь, в людей… Да если бы не осталась со мной Ленка!.. (Яростно.) Я бы судила таких, как ты… но законом это не предусмотрено. За все обязаны люди отвечать, а вот когда сломают чью-то жизнь, обездолят, осиротят своих детей, не спрашивают с них ответа! Нет такой статьи в законе!..

С о б о л е в. А если и я обездолен?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Может быть. Обижайся на себя… Но Лена… При живом отце — она не узнала ни отцовской любви, ни заботы, ни ласки…

С о б о л е в. Ты ничего ей не рассказывала?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Никогда! Пусть так и считает, что у нее был очень хороший отец, смелый северный летчик, пропавший без вести во время полета. Ты понимаешь, не помня, не зная, она любит тебя. Лена — человек с твердым и решительным характером. Она много раз… да и буквально на днях произнесла свою излюбленную фразу… если бы с нами был отец…

С о б о л е в. Так, может быть, сейчас…

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Нет-нет! Правду надо было говорить сразу, а сказать теперь значит нанести ей страшную рану… Я на это не пойду… Думаю, и ты не поступишь иначе.

С о б о л е в. Значит, для нее я умер! Навсегда… Зоя, но я никогда так не хотел ее видеть, как теперь, сейчас! Она скоро придет?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Должна вот-вот быть. Тебе нужно уйти.

С о б о л е в. А если подождать здесь?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Удивляюсь!

С о б о л е в (поднимаясь). Ухожу… Я подойду к ней на улице и заговорю…

З о я  Г р и г о р ь е в н а (решительно). Петр! Ты этого не сделаешь…

С о б о л е в. Почему? К каждому из нас может подойти незнакомый человек и задать один из простейших вопросов: «Как пройти в исполком? Где находится центральная аптека?»

Где-то рядом стукнула дверь.

З о я  Г р и г о р ь е в н а (шепотом). Лена! Это Лена.

Входит  Е л е н а.

Е л е н а. А я думала, что ты уже ушла… (Увидя незнакомого.) Извините!

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Лена, познакомься, это полковник… Иванов, он был… он хорошо знал твоего отца.

Е л е н а. Правда? (Бросается к Соболеву.) Здравствуйте, товарищ Иванов! Садитесь, пожалуйста. Мама, ну почему же ты по телефону не сказала? Я все бросила бы и прибежала…

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Товарищ Иванов только что пришел и уже уходит…

Е л е н а. Почему, товарищ полковник?

С о б о л е в. Понимаете… Времени нет. У меня там самолет, остановка не очень длинная, а дел много, в общем, боюсь не успеть. Извините… Не обижайтесь.

Е л е н а. Что вы, что вы! Мы с мамой очень признательны, что вы навестили нас. Ведь я отца не помню, и мне все так дорого, что напоминает о нем. Вы первый, кого я встретила из его знакомых, и так бы хотела поговорить с вами о нем. Так вы хорошо знали моего отца?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Учились вместе.

С о б о л е в. И работали. Правда, вместе мы недолго работали.

Е л е н а. Скажите, пожалуйста, а вы не знаете подробностей его последнего полета?

С о б о л е в. Нет. Знаю только, что он должен был лететь в район Северного полюса на рекогносцировку местности. И только.

Е л е н а. Ни одной части географической карты я не знаю так, как знаю Заполярье. Еще когда была школьницей, я мысленно избороздила его вдоль и поперек… Мне всю жизнь не давала покоя одна мысль… Понимаете, мне виделась в открытом океане льдина и на ней человек — мой отец… Знаете, девчонкой я давала себе клятву посвятить его поискам всю свою жизнь.

С о б о л е в. Это ничего не дало бы.

Е л е н а. Вы тоже полагаете, что он погиб?

С о б о л е в. А что можно еще предположить?..

Е л е н а. Да. Я была слишком мала, ничего не помню. Висит какой-то туман… У вас случайно не сохранилась фотокарточка отца?

С о б о л е в (смутившись). Я, знаете… Возможно… Посмотрю… Кажется, есть.

Е л е н а. Дайте ее нам, если нельзя совсем, хоть на время. Мама…

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Я уже говорила полковнику.

Е л е н а. Можно отдать в фотоателье — переснимут.

С о б о л е в. Как приеду домой, тут же вышлю. Даю слово. Только снимок сделан в молодости.

Е л е н а. У нас никакой нет, а мне хочется увидеть, чтоб хоть иметь представление о своем отце.

С о б о л е в (с трудом подавляя смущение). Мы снимались, когда были еще курсантами.

З о я  Г р и г о р ь е в н а (взглянув на часы). Боже мой, как быстро летит время! Так и опоздать можно.

С о б о л е в. Мне тоже нужно…

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Я вас немного провожу.

С о б о л е в. До свидания, Елена… Просто — Леночка. Можно так?

Е л е н а. Ну конечно! У меня такое состояние, будто я с отцом встретилась.

С о б о л е в (от порога). Позвольте, Леночка, мне поцеловать вас по-отцовски. (Крепко обнимает, целует Елену и быстро уходит.)

С ним уходит Зоя Григорьевна.

Е л е н а (в дверь). Не забудьте фотографию! (Подходит к окну, распахивает его.)

Издали доносится песня. У окна появляется  Ю р и й.

Ю р и й. Значит, уже дома?

Е л е н а. Как видишь!

Ю р и й. Ты сюда или я к тебе?

Е л е н а. Входи.

Ю р и й (входя). Свет зажечь?

Е л е н а. Не надо. Посумерничаем. Не возражаешь?

Ю р и й. Как хочешь. А где Зоя Григорьевна?

Е л е н а. Вот только ушла. Она сегодня в ночную.

Ю р и й. Все диспетчером завода?

Е л е н а. Говорит — из диспетчерской будки уйдет только на пенсию.

Ю р и й. Понятно. Лена, что с тобой?

Е л е н а. Со мной? Ничего особенного.

Ю р и й. Взволнована или расстроена… Что-нибудь случилось?

Е л е н а. Да нет же! А впрочем… как сказать!.. С тобой увиделась — раз, и с приятелем отца…

Ю р и й. Вопросов больше нет. Все ясно. Откуда он?

Е л е н а. Проездом.

Ю р и й. Ничего нового?

Е л е н а. Нет. (Пауза.) Рассказывай. Садись вот сюда, поближе.

Ю р и й. Закурю?

Е л е н а. Конечно, иначе и быть не может!

Ю р и й. Ну вот. Я — коротко. В нескольких словах. Мне главным образом не рассказывать, посоветоваться с тобой нужно.

Е л е н а. Ты куда-нибудь торопишься?

Ю р и й. Нет.

Е л е н а. А может быть, ты нехорошо чувствуешь себя перед женой?

Ю р и й. Лена, ну зачем так? Это же просто черт знает что!

Е л е н а. Обиделся?

Ю р и й. Конечно. И за себя и за нее.

Е л е н а. А ты ей предан!

Ю р и й. Может, мне уйти?

Е л е н а. Спичка! Все такой же. Не сердись, пошутила. Ну? Пошутила! Я слушаю.

Ю р и й. Все мысли отлетели…

Е л е н а. Выводы твои, значит, подтвердились?

Ю р и й (нехотя). Да. (Шагает по комнате.) Полностью! Выводы подтвердились. (Все более увлекаясь.) Я получил металл небывало высокой чистоты — 99,99 процента! Ты ведь помнишь, как здесь меня со всеми предположениями чуть было в порошок не стерли.

Е л е н а. Как не помнить! И мне досталось!

Ю р и й. Я думал, в Москве нет трусливых, — есть, черт возьми! На счастье, принципиальные консультанты в академии попались, они из моих противников сделали отбивную. Одним словом, пришлось драться. Вообще металл мой назвали металлом будущего, основой ракетного кораблестроения и так далее. Лаборантки помогли. Они поверили мне и очень хотели, чтобы я победил. Оставались в лаборатории после смены, хотя никто их не просил. Катя первая добилась успеха… Потом пошло, пошло… В общем, металл высокой чистоты есть! Марку ему присвоили — четыре девятки! Наш приоритет! Леночка, ура, ура ура! Не зря дрались!

Е л е н а. Дай руку… от души! Молодец! Я была уверена, что ты выдержишь, не согнешься. Ну, а дальше что?

Ю р и й. Дальше проще… Все страшное — позади. На днях, надеюсь, придут документы из главка, будем заниматься организацией экспериментального цеха на вашем заводе.

Е л е н а. Разрешили?

Ю р и й. Да!

Е л е н а. Это же чудесно!

Ю р и й. Через месяц выдадим первую партию металла новой марки.

Е л е н а. А не торопишься?

Ю р и й. Почему? Специального помещения не строить, можно любое приспособить.

Е л е н а. Ну а сырье? Где будешь добывать?

Ю р и й. Это не проблема. Твой цех выпускает металл невысокой чистоты, он-то и нужен для нового цеха.

Е л е н а. Это что, решение главка?

Ю р и й. Да.

Е л е н а. Что же, они снизили нам план поставок металла заводам-заказчикам?

Ю р и й. Нет, все осталось как было.

Е л е н а. С ума там сошли!

Ю р и й. Считают возможным загрузить цех за счет мобилизации внутренних ресурсов.

Е л е н а. Юрий, это не реально!

Ю р и й. Ты убеждена?

Е л е н а. Клянусь! Ты бы посмотрел, какую стали давать руду! Одна порода! Положение очень напряженное! Люди понимают это и работают изо всех сил, а все чуть-чуть, еле-еле вытягиваем план. Какие там ресурсы! Перемудрили в главке.

Ю р и й. Значит, пустая затея?

Е л е н а. Давай посоветуемся с другими. В дирекции. Приходи завтра прямо с утра.

Ю р и й. Мне так и так приходить. (Поднимается.) Ну, будь здорова. Спокойной ночи.

Е л е н а. Уже уходишь?

Ю р и й. Да, пора.

Е л е н а. Ну что ж, иди… А я так ждала этой встречи, думала, нам и за ночь всего не переговорить…

Ю р и й. Обиделась?

Е л е н а. Нет. Просто грустно терять друзей.

Ю р и й. Не сердись. Думал, для тебя же так лучше… Рано на работу.

Е л е н а. Забота о людях? Ну что, проводить… или все-таки еще посидишь?

Ю р и й. Ну хорошо… Давай посидим.

Е л е н а. Вина налить? Ты же мой гость.

Ю р и й. Ну что ж, налей.

Елена ставит на стол бутылку вина, коробку конфет.

Откровенно говоря, о сырье я почти не думал, и ты, как говорится, меня с ног сбила.

Е л е н а. Отложим этот разговор до завтра. Ты почему же не писал?

Ю р и й. Не до того было. Да и ни к чему.

Е л е н а. А я два года, каждый день, ждала от тебя письма.

Ю р и й. Ты? Не предполагал.

Е л е н а. А если бы знал — написал бы?

Ю р и й. Почему не написать!..

Е л е н а (наливает вино). Бери. За удачу четырех девяток!

Пьют. Пауза.

Юрий, дело, можно сказать, давнее, с тех пор прошло два года, скажи откровенно — любил ты меня?

Ю р и й. Не надо спрашивать, ведь знаешь и без этого…

Е л е н а (не без грусти). Не любил…

Ю р и й. Дискуссии на эту тему, Лена, сейчас уже бесполезны.

Е л е н а. Подай стакан.

Ю р и й. Не много?

Е л е н а. Жажда… (Подержав в руках стакан, отставляет его.) Нет, нет, не любил… Настоящее чувство никогда не уходит. А тут человек за два года успел не только разлюбить, но и другую полюбил, даже женился.

Ю р и й. И никого это не касается!

Е л е н а. Ты так думаешь?

Ю р и й (резко). Да, полюбил, да, женился, да, счастлив… И давай, Лена, условимся — этого вопроса не касаться. Иначе — поссоримся.

Е л е н а. Никогда! Юрий! Родной… Никогда!

Ю р и й. Лена…

Е л е н а. Ты же не любишь ее!..

Ю р и й. Я уйду…

Е л е н а. Никуда не уйдешь… Ведь ты меня любишь, только меня… И я без тебя жить не могу.

Ю р и й. Леночка, не надо…

Е л е н а. Я никого не боюсь, никого не стыжусь, пойду наперекор всему свету!.. Мой ты, мой!..

Ю р и й. Поздно…

Е л е н а (обнимая его). Нет, Юрий, нет, любить никогда не поздно…

Шевелится занавеска, в окне показывается  Ш у р а. Она молча зовет кого-то. Подходит  Ф е д я. Увидев Юрия и Елену, он рывком оттаскивает Шуру от окна; опа еле успевает бросить в комнату лист бумаги.

Вот я, вся… Нужна я тебе? Ну, говори, говори!

Ю р и й (обнимает ее). Лен-ка! Что ты со мной делаешь?!

Е л е н а. Люблю… Люблю!

Занавес

 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Место действия то же, что и в первой картине. Вечереет. На скамейке — С е р г е й  И в а н о в и ч  и  А н н а  А н д р е е в н а.

С е р г е й  И в а н о в и ч. Это чепуха. Самая настоящая чепуха.

А н н а  А н д р е е в н а. Так сказать проще всего… А если правда? Ну, хоть вот столечко правды… тогда что?

С е р г е й  И в а н о в и ч. Пустяки, выдумки, бабьи сплетни! Ты, Анюта, не серди меня больше такими разговорами, я тебя просто слушать не стану. Да как это может быть, чтоб наш Юрий такое позволил! Нет и нет! И думать не хочу, и тебе не велю.

А н н а  А н д р е е в н а. Вот и мне так кажется… И Катю вроде как любит и Вовку тоже… Ну, а все ж каждый вечер из дому уходит, а приходит за полночь. Какие ночью Дела на заводе?

С е р г е й  И в а н о в и ч. Мало ли какие! Да у него сейчас другим голова занята, а не бабьими юбками!

А н н а  А н д р е е в н а. Я все ж хочу Шурку расспросить…

С е р г е й  И в а н о в и ч. Не вздумай! Я этой вашей Шурке Когда-нибудь иголку в язык воткну. Чтоб не болтала зря.

А н н а  А н д р е е в н а. Боюсь, как бы до Кати слухи не дошли. Она ж на него чуть не молится. Батюшки!.. Вот не ждали, не гадали, а дождались!.

С е р г е й  И в а н о в и ч. Пока еще нечего плакать.

А н н а  А н д р е е в н а. Никто и не плачет.

С е р г е й  И в а н о в и ч. Я не слепой. Знаешь что, Анюта, поговорю-ка я с ним. Что ты скажешь?

А н н а  А н д р е е в н а. Поговори. Только без ссоры. Как-нибудь помягче…

С е р г е й  И в а н о в и ч. По-твоему, я любитель ссор?! А ты тоже виду никакого не показывай, а то ходишь, как курица, в воду опущенная. Покрепче держаться надо.

А н н а  А н д р е е в н а. Да вот не получается, скрывать не умею.

С е р г е й  И в а н о в и ч. Ну ладно. Я думаю, что все утрясется и уляжется по своим местам. У Юрия голова на плечах, а не тыква дырявая.

На крыльце появляется  К а т я.

К а т я (настороженно). Папа, вы про Юру? Что-нибудь узнали, да?

Неловкая пауза.

С е р г е й  И в а н о в и ч. Да как тебе, Катюша… не то чтобы узнали, новостей никаких нет…

А н н а  А н д р е е в н а. Просто разговариваем о нем…

С е р г е й  И в а н о в и ч. Голова, мол, у него на месте, и он все равно своего добьется. Найдет выход.

К а т я. Ох, ну как же трудно добиваться! Будто все нарочно. Ну, почему так? А? Почему?

С е р г е й  И в а н о в и ч. А легко в руки ничего не дается. Недаром старики говорят, что без труда и рыбку не выловишь из пруда.

К а т я. Не знаю, может, и правда. А только мне кажется, что никого столько не мытарили, как Юру. Папа, скажите, ну, неужто они не понимают, что Юра ведь не для себя старается, он даже забывает о себе, может и не есть и не пить…

С е р г е й  И в а н о в и ч. Как не понимать — все понимают, но дело совсем не в этом.

К а т я. А мне кажется, что Юру просто затирают.

С е р г е й  И в а н о в и ч. Теперь нет. Раньше было! До поездки в ваш институт. В Москву. Сейчас на комбинате обстановка напряженная. Вот в чем вся суть. За этот месяц, пожалуй, плана не вытянем. А заводы, кому поставляем, ждут.

К а т я. Я уверена, это только здесь такие препятствия.

С е р г е й  И в а н о в и ч. Может, в другом месте условия другие.

К а т я. Не только. Мне кажется, и люди тут нечуткие.

А н н а  А н д р е е в н а. Не надо, дочка, зря хаять нас.

К а т я. Я не о вас.

С е р г е й  И в а н о в и ч. Понятно. В роду, конечно, не без урода. А если говорить вообще, уральцы — народ крепкий, самостоятельный. И Юрий выйдет на свою дорогу.

К а т я. Он же опять сам на себя стал непохожий. Как тогда, в Москве… Не хотела я говорить вам, а уж не могу больше терпеть. Придет ночью и ужинать ничего не хочет, ходит по комнате, все ходит… Окликну, он даже, бывает, и не слышит. Ну? Переживает сильно.

А н н а  А н д р е е в н а. А ты, дочка, не бери все так близко к сердцу. Обойдется… мало чего не бывает в жизни! Вовка-то спит?

К а т я. Заснул. Я собиралась к Елене Петровне сходить, поговорить…

А н н а  А н д р е е в н а. Ну, это, пожалуй, зря. Ничем она не может помочь.

К а т я. Почему? Начальник цеха. От нее многое зависит. И потом же к Юре хорошо относится…

С е р г е й  И в а н о в и ч. Отношения отношениями, а дело делом. Ну что ж, Анна Андреевна, надо идти грядку поливать. А то скоро совсем стемнеет.

К а т я. Возьмите меня с собой.

А н н а  А н д р е е в н а. А вдруг Вовка проснется?

С е р г е й  И в а н о в и ч. Нет уж, ты посиди здесь, отдохни малость.

К а т я. А я совсем и не устала, наоборот; я уж Юре говорила, может, Вовку в ясли, а мне бы пойти работать: не привыкла я сидеть сложа руки.

А н н а  А н д р е е в н а. Зачем же в ясли? При живой-то бабке да в ясли! Люди, можно сказать, от нужды туда отдают, потому девать некуда. А мы как-нибудь покамест и без яслей обойдемся.

С е р г е й  И в а н о в и ч. Поступать на работу не торопись, впереди еще все твое. Вот встанет на ноги Вовка, окрепнет, тогда и определяйся себе на здоровье. Ну, пойдем, бабушка, пойдем, Анна Андреевна…

Сергей Иванович и Анна Андреевна уходят. Катя прислушивается, не плачет ли ребенок, садится на качели. На крылечке появляется  Ф е д я.

Ф е д я (помолчав). Екатерина Васильевна!

К а т я. А?

Ф е д я. Отдыхаете?

К а т я. Нет, просто сижу. От нечего делать… А вы на работу собираетесь?

Ф е д я. Да… О чем я у вас хотел спросить? На днях ухожу в отпуск. Вот какие дела… И знаете что решил? Поехать в Москву. Одобряете?

К а т я. Федя, ну конечно, самое правильное решение!

Ф е д я (подходит к Кате). Первый раз буду в Москве.

К а т я. Я так скучаю — полетела бы туда! Вот смотрите: тут моя семья — Юрий Сергеевич и Вовка… а тянет! Родина! Верно?

Ф е д я. Верно. Меня вот так в Елшанку тянет. Это село, откуда я родом. Неподалеку от Златоуста…

К а т я. В Москву один?

Ф е д я (замявшись). Да не то чтоб один… Шура собирается…

К а т я. Вдвоем, конечно, веселее.

Ф е д я. Вот только остановиться негде… У Шуры есть знакомые, она говорит, можно и мне заехать, а я думаю — неловко!

К а т я (прерывая). А вы к моей маме! Да, да! Обязательно! Она знаете как будет рада! Я письмишко напишу и Вовкину карточку передам. У нас там комната большая… Только знаете что, одно условие.

Ф е д я. Какое?

К а т я. Мама будет расспрашивать, как мы живем, обо всем, так вы, Федя, подробно не рассказывайте, а то она станет волноваться, а у нее сердце. Никак ей расстраиваться нельзя. Понимаете?

Ф е д я (смущается). Екатерина Васильевна, а конкретно — о чем не рассказывать? Вы меня проинструктируйте.

К а т я. Да вот про Юрия Сергеевича… Не понимаете, да? Про эти все неприятности с его открытием. Подумать только, цех оборудовал, сил сколько потратил, а они сырья не дают. Просто ужас.

Ф е д я. Так это все временное, уладится как-нибудь, Екатерина Васильевна.

К а т я. Уладилось бы… Вы не знаете, Федя, как все эти неприятности переживает Юрий Сергеевич, просто ужас! Я на него смотреть не могу, на глазах сохнет.

Ф е д я. Вы тоже, Екатерина Васильевна, напрасно себя вот так…

К а т я. Да обо мне и говорить нечего… Я живучая. И вот знаете что скажу? Только вы не обижайтесь. Не люблю, когда обо мне ни с того ни с сего начинают проявлять заботу. Обо мне есть кому позаботиться.

Ф е д я. Я от всей души сказал…

К а т я. Понимаю, а все-таки… (Пауза.) Федя, как вы думаете, ну почему так получается, а? Почему?

Ф е д я. Вы о чем, Екатерина Васильевна?

К а т я. Почему все так плохо относятся к открытию Юрия Сергеевича? Или, может, не понимают?

Ф е д я. Что вы!.. Все понимают. И каждый помочь хочет.

К а т я. Вот и Юрий Сергеевич мне так же говорит, что все хотят помочь, но я этого не замечаю. Ну, разве не дико: человек сделал открытие, а движение никакого. Неправильно это и еще раз неправильно. У меня знаете, Федя, какое желание? Сесть и написать письмо прямо самому министру! Лично! Пусть почитает! Разве шутка — все понимают, все поддерживают, а человек уже пить-есть перестал. Ну?.. Сырья нет? Я не верю, что нельзя новый цех в ход пустить. И никто меня не убедит!

Ф е д я. Екатерина Васильевна, скажите, вы как считаете, я хорошо к вам отношусь? Можете мне поверить?

К а т я. Ну конечно!

Ф е д я. Ну, вот я вам от всей души говорю: сейчас нельзя пускать цех Юрия Сергеевича, — это может сорвать план выпуска продукции комбината. Понимаете? А это на зарплате у рабочих отразится. Вот. Допустимо такое?

К а т я. Нет-нет, конечно, нельзя!

Ф е д я. Вот и оно… У меня есть одна мыслишка. Я ребятам вчера сказал, ну, кто всерьез принял, а некоторые на смех подняли. Хотите, я вам расскажу?

К а т я. Расскажите.

Ф е д я. Дело вот в чем: когда мы плавим в электропечах, то получаем металл и шлак. Верно? Вот об этом-то шлаке я и задумался…

К а т я. О шлаке? А при чем же тут шлак? Я не понимаю. Юрию Сергеевичу нужен металл.

Ф е д я. Ему нужно сырье… Знаете что, Екатерина Васильевна, я вам пока ничего не скажу.

К а т я. Нет-нет! Как же так? Уж если начали разговор, то надо его до конца довести.

Ф е д я. Рано я начал болтать. Получится — скажу, не получится — все равно скажу! Так лучше. (Поднимается.)

К а т я. Уходите?

Ф е д я. Надо бы… Нику жду.

К а т я. А она куда?

Ф е д я. В библиотеку. Они с Шуркой для самодеятельности негритянский танец разучивают. Репетируют сейчас. Собираемся завтра в Дубки поехать. Молодежная вылазка.

К а т я. А далеко Дубки?

Ф е д я. Час езды на машине. Хорошо там! Дубы большие!.. А берег какой! Лучшее купанье. Поедемте с нами, а, Екатерина Васильевна?

К а т я. Я? Нет, что вы!

Ф е д я. Вы все время одна и одна… Наверное, скучаете?

К а т я. Почему одна?.. Я не одна. И мне совсем не скучно!

Ф е д я. Вы не обижайтесь, я ведь по-хорошему…

Голос Ники: «Федь, иди сюда!»

(Уходя в дом.) Ника, я опоздать могу…

Голос Шуры: «А то мы не знаем, когда тебе нужно в цех! Не опоздаешь!» Настраивая гитару, на крыльцо опять выходит  Ф е д я.

Ф е д я. Екатерина Васильевна, усаживайтесь поудобнее, сейчас будет концерт. (Играет. В дверь.) Готовы? Пошли!

Вбегают  Ш у р а  и  Н и к а. Танцуют, затем с шумом и смехом убегают в дом.

К а т я. Девчонки, здорово! Вот здорово!.. Кто вас научил?

Н и к а. (выходя на крыльцо). Сами.

Ш у р а (появляясь вслед за Никой). Катя, получается, правда?

К а т я. Прямо как настоящие артистки!

Ф е д я. Ника, пошли!

Н и к а. Дай немного отдышаться.

Ш у р а. Катя, у нас с Никой спор вышел. Как вы думаете — любовь вечная или не вечная?

К а т я. Любовь? А я не знаю, девочки. Честное слово!

Н и к а. Ну, а как думаешь?

К а т я. Об этом я никогда не думала.

Ш у р а. А вот сию минуту, когда мы спросили, как вам кажется? Вечная или не вечная?

К а т я. Знаете что, девочки, наверное, если настоящая любовь, то вечная.

Ш у р а. На всю жизнь?

К а т я. По-моему, на всю жизнь. Если настоящая. А если ненастоящая, то это так… пришла и ушла.

Н и к а. По-моему, это совсем и не любовь, если пришла и ушла! Какая-то текучка!

К а т я. Верно, Ника. Действительно, девчонки, какая же это любовь, если она временная!

Ш у р а. Федька, а твое мнение?

Ф е д я (резко). Никакого у меня мнения на этот счет не имеется.

Ш у р а. Хорошо, припомним.

Н и к а. Слушайте!.. Человек любил-любил, а потом разлюбил. Может так быть?

Ш у р а. Сколько угодно.

Н и к а. А виноват он или нет?

К а т я. Какая же у него вина? Любовь сама и приходит и уходит, человек часто того и не замечает.

Ш у р а. Это вы сейчас так говорите, а вот если бы вас разлюбил Юрий…

Ф е д я. Ну, знаешь, Шурка, это уж никуда!

Ш у р а. Почему «никуда»?

Ф е д я. Потому что мы вообще говорим, а не о личностях.

К а т я. Не надо в наши разговоры вплетать Юрия Сергеевича.

Ш у р а. Да мы и не вплетаем, я случайно пример взяла.

Н и к а. И вправду, Шурка, брось.

Ш у р а. Бросила, бросила!

Ф е д я. Ну, вы тут ораторствуйте, если хотите, а я пошел. Слышишь, Ника? (Уходит.)

Н и к а. Слышу. Пойдем, Шурка, а?

Ш у р а. Нет, я сегодня спать буду. Спокойной ночи, Катя.

К а т я. Всего хорошего.

Шура уходит через сад, Ника — за калитку. Голос Ники: «Федька!» Ш у р а возвращается и снова подбегает к Кате.

Ш у р а. Катя, неужто и вправду так бывает, что человек любит, любит всей душой, а потом вдруг возьмет и разлюбит?

К а т я. В жизни всякое бывает.

Ш у р а. Знаете, я о чем думаю? Это, наверное, очень больно, когда разлюбит. Страшнее ничего не может быть. Правда?

К а т я. Уж чего страшнее… Тогда и жить не надо…

В калитке показываются Ю р и й  и  Н и к а.

Н и к а. Катя, встречай своего благоверного.

Шура убегает в сад.

К а т я. Юра! (Бежит ему навстречу.) А я все время поглядываю и поглядываю за калитку, а тебя нет и нет. Мы с Вовкой даже встречать выходили, во-он за то дерево.

Ю р и й. Ну, уж и выходили!.. Он лентяй, все время на руках…

К а т я. Зато знаешь что он сегодня сказал? Папа! Вот честное слово… Устал? Да?

Ю р и й. Голова болит. Ужинали?

Н и к а. Мы давно! И ужин съели и ложки в печку побросали. А она голодная сидит, тебя ждет.

К а т я. Мне есть не хотелось.

Ю р и й. Нет, Катюша, так нельзя. А если бы я ночью пришел?

Н и к а. По этой причине она вчера совсем не ужинала.

К а т я. Ника, ну зачем так?..

Н и к а. Может, неправда? То-то. Я пошла догонять Федьку. (Идет к калитке.)

Юрий и Катя идут к дому.

(Задержавшись у калитки.) Юрий, можно тебя на минутку? Нет-нет, один, по секрету.

Катя уходит в дом. Юрий подходит к Нике.

Ю р и й. Слушаю.

Н и к а. Я в библиотеку. Тебе ничего не надо?

Ю р и й. Это и есть секрет? Нет, пока ничего не надо. А у тебя что за книга?

Н и к а. Травы и их значение в медицине.

Ю р и й. Солидно!

Н и к а. Ты читал повесть «У яра»?

Ю р и й. Не помню…

Н и к а. Я тебе принесу ее, и ты обязательно прочитай. Обязательно! Тебе нужно ее прочитать.

Ю р и й. Даже нужно? А о чем она?

Н и к а. О том, как один… двоим девушкам голову кружил.

Ю р и й. Ну?

Н и к а. Прочитаешь — кое-кого из знакомых узнаешь. (Убегает.)

Ю р и й. Ника, Ника!.. (Задумавшись, не спеша идет к дому.)

Из сада возвращаются  А н н а  А н д р е е в н а  и  С е р г е й  И в а н о в и ч.

С е р г е й  И в а н о в и ч (Юрию). Давно пришел?

Ю р и й. Да нет, вот только.

С е р г е й  И в а н о в и ч. А что ж не идешь в дом, бродишь, как неприкаянная душа?

Ю р и й. С Никой немного постояли.

С е р г е й  И в а н о в и ч. Папиросы есть?

Ю р и й. «Беломор».

С е р г е й  И в а н о в и ч. Садись, покурим.

Закуривают. Анна Андреевна уходит.

Катю видел?

Ю р и й. Видел.

С е р г е й  И в а н о в и ч. Что так поздно домой пришел?

Ю р и й. Это разве поздно?.. Не мог раньше.

С е р г е й  И в а н о в и ч. Снова уйдешь?

Ю р и й. Нет, не уйду. А почему ты вдруг об этом?

С е р г е й  И в а н о в и ч. Почему?.. Потому… Поговорить надо. О тебе.

Ю р и й. Обо мне?

С е р г е й  И в а н о в и ч. Приходится. Только знаешь что, Юрий, давай говорить честно, напрямки. Не вертеть по-лисьи хвостом, туда и сюда.

Ю р и й. А за мной разве такое водится? Можно и без этого предупреждения.

С е р г е й  И в а н о в и ч. Потом разберемся, что за кем водится.

Ю р и й. Так о чем разговор будет?

С е р г е й  И в а н о в и ч. Ты где вечерами бываешь?

Ю р и й (помолчав). Откровенно говоря, такого вопроса не ожидал… Нике его можно задать, ей двадцать. А я уже четвертую десятку разменял…

С е р г е й  И в а н о в и ч. Ну и что же? Или я перестал быть твоим отцом?

Ю р и й. Нет, но я имею право на самостоятельность…

С е р г е й  И в а н о в и ч. Пускай оно при тебе останется, это право. Я говорю о совести… К Елене ходишь?

Ю р и й (поднимаясь). Поставим на этом, отец, точку.

С е р г е й  И в а н о в и ч. Нет, не поставим! Точка будет потом. Садись. Да садись же, говорю тебе!

Ю р и й. Вот что, отец, ты голос на меня не повышай. Кричать на себя я никому не позволю, даже тебе.

С е р г е й  И в а н о в и ч. А я позволения и спрашивать не стану. Вот оторву от забора жердь да как начну охаживать!..

Ю р и й. Та жердь но на меня выросла. Слушай, отец, если ты не оставишь своего тона, я уйду. Сейчас же! (С обидой.) Ты начал кричать, а даже не попытался узнать, что у меня на душе, легко ли мне… Может, на свет белый смотреть не хочется!.. Может, я сам себя презираю, ненавижу…

С е р г е й  И в а н о в и ч. Уж куда лучше — наблудить, а потом презирать себя?!

Ю р и й. Мы говорим о разных вещах…

С е р г е й  И в а н о в и ч. Может, я должен вздыхать над тобой? Да? Не будет! Скажи, зачем ты женился на Катерине? Зачем? Издеваться?

Ю р и й. Не забирайся ко мне в душу, там и без того… Дай мне самому разобраться, что к чему…

С е р г е й  И в а н о в и ч. Ах, вот как! Когда тянул за себя девчонку, не пытался разобраться, когда сына наживал с ней, тоже не разбирался. Когда ж ты разбираться начнешь? Одним словом, я тебе вот что скажу: будешь таскаться за хвостом Елены, уходи от нас к чертовой матери, уходи и на глаза мне не показывайся и не признавай меня за отца! А мне сына такого не надо!

Ю р и й. Зачем ты все это говоришь? Зачем?

С е р г е й  И в а н о в и ч. Чтоб ты понял и опомнился, пока не поздно.

Ю р и й. Я сам еще не знаю, куда иду. Не торопись гнать. Если надо будет уйти от тебя, сам уйду.

С е р г е й  И в а н о в и ч. Уйдешь? А Катерина? А Вовка?

Ю р и й. Ну что ты меня мучаешь?!

С е р г е й  И в а н о в и ч. Мучаю? Ты только о себе думаешь… Эх ты, человек!.. В металле ищешь высокую чистоту, а совесть свою небось не пытался проверить: как там насчет этой самой чистоты?.. А еще отец! Да как ты можешь ребенка на руки брать, играть с ним, глядеть в глаза?.. Не отец ты ему, а враг… Вражина! (Поднимается, уходит.)

Юрий остается на скамейке один, немного посидев, медленно идет в сад. На крылечке показывается  К а т я, подходит к скамейке, внимательно осматривается вокруг.

К а т я (негромко). Юра! Ю-ра!.. (Прислушивается, а заметив вдали огонек папиросы, на цыпочках убегает в сад.)

Во двор вбегает запыхавшаяся  Н и к а, останавливается среди двора, потом бросается к соседнему забору.

Н и к а (зовет). Шурка! Шурка! Сюда! (С трудом добирается до скамейки, устало опускается на нее.)

К Нике подходит  А н н а  А н д р е е в н а.

А н н а  А н д р е е в н а. Ты чего? Что с тобой?

Н и к а (сквозь слезы). Мама!.. Мама!..

Подбегает  Ш у р а.

А н н а  А н д р е е в н а. Да не тяни, говори, что случилось?

Ш у р а. Ника!..

Н и к а. Шурка, Федька… обгорел!

Подходит  С е р г е й  И в а н о в и ч.

Ш у р а (вцепившись в Нику). Как обгорел?

Н и к а. Обдало металлом.

А н н а  А н д р е е в н а. Батюшки! Что же это такое?..

С е р г е й  И в а н о в и ч. Я в цех! (Убегает.)

А н н а  А н д р е е в н а. Где же он, где Федька-то?

Н и к а. В больнице. «Скорая помощь» увезла. Я оттуда.

Ш у р а. Что говорят?..

Н и к а. Хотят сделать операцию.

Ш у р а. Какую операцию?..

Н и к а. Пересадить кожный покров… туда, где ожоги… Иначе… (Машет рукой.)

А н н а  А н д р е е в н а. Откуда пересадить? Говори толком.

Н и к а. От здорового человека… ясно?..

Ш у р а (смущена). От здорового? А много надо?

Н и к а. Врачи скажут.

Ш у р а. Какой ужас!..

Н и к а. Шурка… Я думала, ты?..

Ш у р а (растерянно). Я могла бы… у меня папа и мама в отъезде…

Н и к а. Понятно… Понятно!.. (Ударила Шуру по щеке.)

Ш у р а. Ты что?

Н и к а. Уйди с моих глаз! Уйди!..

Шура убегает.

(Торопливо обнимает мать.) Ну, мамка, я пошла…

А н н а  А н д р е е в н а. Куда?

Н и к а. Туда… в больницу… (Уходит.)

Анна Андреевна идет за ней.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Место действия и обстановка второй картины. Е л е н а, стоя на стуле, вешает портрет отца.

Е л е н а. Мама!

Входит  З о я  Г р и г о р ь е в н а.

Ну как?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Кажется, ровно. Справа чуть приподними рамку.

Е л е н а. Так?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Кажется, хорошо.

Е л е н а (отходит в сторону). Ну вот. У меня на душе спокойнее и как-то светлее стало. А хороший портрет получился. Правда?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Да, хорошая работа.

Е л е н а. Большое сходство?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Как то есть «большое сходство»? Это просто он, твой отец.

Е л е н а. Знаешь, мама, какой мне хочется завести порядок? Под портретом поставим тумбочку, а на ней всегда будем держать цветы. Всегда! А? Что, ты не согласна?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Нет, почему?

Е л е н а. Чем больше я смотрю на портрет, тем больше мне кажутся его черты лица знакомыми. Что это? Может, память сохранила?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Возможно.

Е л е н а. А не кажется ли тебе, что очертания рта и глаза немного напоминают этого полковника… Иванова?.. Ну, вот посмотри, посмотри пристальнее.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Не вижу никакого сходства. Нет-нет, тебе просто так показалось.

Е л е н а. Ты папу хорошо помнишь?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Ну еще бы, конечно, помню…

Е л е н а. Мама, ты словно чем-то недовольна.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Я? Нет, Леночка…

Е л е н а. Ой, нет!.. Меня провести трудно. Ты как-то безразлично отнеслась к карточке, когда ее прислали. Да и портрет тебя не особенно обрадовал…

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Лена, не будем об этом говорить… (Отходит к окну.)

Е л е н а (подходит к Зое Григорьевне, обнимает). Прости меня. Прости!

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Всякое бывает… Ну что ж, мне пора. Ты еще придешь в цех?

Е л е н а. Сегодня? Нет.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. В больницу звонила?

Е л е н а. Звонила. Федя, говорят, на поправку пошел. Разрешают на койке сидеть. А Нике не повезло.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Опять хуже?

Е л е н а. Снова температура. Правда, небольшая.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Анна Андреевна совсем высохла. Ты давно у них не была, зашла бы.

Е л е н а. Как-нибудь схожу. (Садится за пианино.)

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Вот сегодня и пойди.

Е л е н а. Занята…

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Идешь куда?

Е л е н а. Нет. Юрий должен прийти.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Сюда?

Е л е н а. Да.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Один?

Е л е н а. Один.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Смотри, Лена…

Е л е н а. А что особенного?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Не надо бы так. Юрий — человек семейный, этого забывать нельзя. У него есть жена, ребенок… Разве вдвоем с Катей они не могли бы прийти?

Е л е н а (шутливо). Ты, как всегда, права… Но… видишь? (Показывает на часы.) Мамочка, иди, а то опоздаешь.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Иду. Между прочим, я заметила, он приходит, когда меня нет дома.

Е л е н а (шутливо). Да не может быть! Ты в этом уверена? А я как-то внимания не обращала.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Лена, не шути с огнем.

Е л е н а. И не думаю! Я с ним серьезно!..

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Ох, доберусь я до тебя когда-нибудь, товарищ инженер! Ну, оставайся. (Уходит.)

Елена бесцельно перебирает клавиши. Постепенно начинает выстраиваться мелодия. Елена запела.

Е л е н а.

Мы повстречались с тобою, Счастье нас в детстве свело. Стал ты моею судьбою, Всем людям назло.

У открытой двери появляется  Ю р и й, он прислоняется к косяку и молча слушает.

Где ты теперь, мой желанный? Весточку сердцу подай. Месяц в окошке незваный, В сердце бушующий май.

Ю р и й. Лена!

Е л е н а. Я чувствовала, что ты здесь. Садись.

Ю р и й. Я постою. Можно возле тебя постоять?

Е л е н а. Колючка!

Ю р и й (закрывая окно). Это чей портрет? Твой отец?

Е л е н а. Да.

Ю р и й. Лена, ты на него очень похожа. Очень!

Е л е н а. Ну, рассказывай. Звонили из главка?

Ю р и й. Звонили. Собственно, рассказывать нечего. Все кончено. Кончено!

Е л е н а. Ну, а подробнее можно?

Ю р и й. Пожалуйста. В общем, приказано продолжать дооборудование цеха с таким расчетом, чтобы все работы закончить к новому году. Понятно? На будущий год в министерстве все спланируют, и уж на основании этого плана будем вводить в действие новый цех. Вот, собственно, весь смысл телефонного разговора.

Е л е н а. Ты не согласен?

Ю р и й. Не то слово. Я возмущен этим бюрократизмом! Во мне все протестует!

Е л е н а. Можешь и на меня обижаться, но более разумного решения, мне кажется, придумать нельзя. Просто нет выхода!

Ю р и й. Это модный щит у бездельников и тупиц.

Е л е н а. Ну что не, считай нас бездельниками.

Ю р и й. Я не о тебе…

Е л е н а. Но что бы мог предложить ты?

Ю р и й. Я не специалист по этим вопросам и считаю, что выискивать сырье — не мое дело. Знаешь что, я не хочу больше говорить на эту тему. Надоело. Надоело! (Быстро ходит по комнате.)

Е л е н а. Да-а… Тебе надо бы отдохнуть. Ведь ты в этом году не отдыхал?

Ю р и й. Не до отдыха! Отдыхать тогда хорошо, когда на душе спокойно. А тут…

Е л е н а. Еще что-нибудь?

Ю р и й. Хватит с остатком и того, что есть.

Е л е н а. Между прочим, ты не первый раз так говоришь! Это общая фраза. Скрываешь что-нибудь?

Ю р и й. К чему мне от тебя скрывать?.. Дома за последнее время накалилась обстановка…

Е л е н а. Катя?

Ю р и й. Нет. Поссорился с отцом.

Е л е н а. Вот как? Из-за чего?

Ю р и й (помолчав). Тайное стало явным.

Е л е н а. То есть? Как?

Ю р и й. Вот так! Ему известно все. Ты знаешь моего отца. Он не умеет кривить душой. Ну и я тоже… Получился разговор…

Е л е н а. И что?

Ю р и й. Понимаешь, Лена, я и раньше замечал, что шепчутся и мать, и отец, и Ника. Но как-то не обращал внимания. А тут отец спросил прямо.

Е л е н а. Что ты ответил?

Ю р и й. Что смог, то и ответил…

Е л е н а (обнимает Юрия). Я знаю, что ты мог ответить. Знаю.

Ю р и й. Он предложил мне убираться на все четыре стороны.

Е л е н а. А Катя что?

Ю р и й. Ну что Катя! Она ни о чем еще не догадывается. Ей надо сказать все, пусть знает правду, здесь же нельзя лгать… Я несколько раз собирался сказать, но как гляну в ее открытые доверчивые глаза…

Е л е н а. Ты не был трусом.

Ю р и й. Это не трусость… Закурю?

Е л е н а. Вот твои папиросы.

Ю р и й. Уехать?

Е л е н а. Куда?

Ю р и й. Все равно куда.

Е л е н а. Бежать? Так я понимаю?

Ю р и й. Нет, бегать я не привык. В общем, я и сам не знаю… что тебе сказать. Душно в комнате… (Срывает галстук, вешает на спинку стула.) Круг замкнулся, а я топчусь на месте, не могу или не хочу разорвать его…

Е л е н а. Какой круг? Что тебе нужно разорвать?

Ю р и й. Да все! Все! Может, я невезучий? А, Ленка? Почему у меня все так отвратительно складывается?

Е л е н а (обнимает). А может, не все?

Ю р и й. Может, и не все…

Е л е н а. Тебе хорошо со мной?

Юрий молча целует ее.

Мне тоже хорошо с тобой. И большего счастья мне не надо. Ничего, Юра, все встанет на место. Увидишь! Мы возьмемся с тобой вот так за руки и выстоим против всего, против всех выстоим. Так ведь?

Ю р и й. Какая ты…

Е л е н а. И никуда уезжать не надо. Имеем мы право на счастье? На свое счастье?

В дверь стучат.

Ю р и й. Стучат?

Е л е н а. Кажется…

Снова стук.

Ю р и й (Елене). Кто?

Е л е н а. Не знаю.

Ю р и й. Не открывай.

Е л е н а. Как же?.. Свет горит… Нельзя. Знаешь что… иди сюда! (Открывает дверь в соседнюю комнату.) Скорее! (Закрывает за Юрием дверь, бросает на стол несколько газет. Выходит из комнаты.) Пожалуйста, пожалуйста! (Пропускает в комнату Катю.)

К а т я. А я постучала — не открывают… уж, думаю, не случилось ли чего.

Е л е н а. Задремала… Садитесь. Сквозь сон слышу — стучат, а не проснусь…

К а т я. Вы не обижайтесь, Елена Петровна, я не предполагала…

Е л е н а. Да ничего, пожалуйста, пожалуйста.

К а т я. Если бы не знала, как вы хорошо относитесь к Юрию Сергеевичу, я бы не пришла. Терпела я молча, терпела, сил уж никаких не осталось, решила пойти к вам посоветоваться. Ведь вот словно сговорились все против Юрия Сергеевича.

Е л е н а. А вы что имеете в виду?

К а т я. Да я насчет его четырех девяток. Сегодня пришел с завода туча тучей, и главное — молчит. Понимаете? У него такая черта есть в характере — молчит, молчит, а потом сразу все и расскажет. Бывают такие люди. Вот у него сейчас такое состояние, как было во время работы у нас в лаборатории. Я уж откровенно скажу вам, Елена Петровна, за здоровье Юрия Сергеевича боюсь. Он прямо совсем осунулся. Как вы думаете?

Е л е н а. Да нет, мне кажется, все обойдется.

К а т я. Прямо и не знаю… И дома еще у нас тоже…

Е л е н а. А что дома?

К а т я. Я и сама не знаю. Все шепчутся, на Юрия Сергеевича шипят. Может, мной недовольны? У меня ведь нет высшего образования. Я уж ругаю себя — не училась, дура.

Е л е н а. Не у всех же высшее образование.

К а т я. Сегодня во время обеда стала я расспрашивать Юрия Сергеевича… так, вроде ненароком… И знаете, что обнаружилось?.. Отказало ему министерство. Отложило срок пуска цеха.

Е л е н а. Я знаю.

К а т я. Елена Петровна, так что это такое?

Е л е н а. Другого выхода нет.

К а т я. Не может быть такого положения. И ни за что я не поверю. И никто из рабочих не верит; вы думаете, я не говорила?

Е л е н а. Катя, вы очень наивны. Не обижайтесь. Одно дело разговоры по поводу, другое — сама обстановка.

К а т я (удивленно). И вы тоже против Юрия Сергеевича? Все равно мне ничего не докажете. Вот так у нас и в лаборатории было. Там у нас один психопат нашелся, так он прямо черной слюной плевался против Юрия Сергеевича, а все же вышло не по его.

Е л е н а. Вы, кажется, и ко мне какие-то претензии предъявляете?

К а т я. Нет, что вы, какие уж там претензии! Я к вам с просьбой.

Е л е н а. С просьбой? Пожалуйста.

К а т я. Нет, вы понимаете, там у нас консультанты из академии знаете что сказали? Что металл Юрия Сергеевича — металл будущего. Будущего! Как подумаешь, даже дух захватывает, а они затирают! Я вас вот о чем хотела спросить: можно мне поработать в вашей цеховой лаборатории?

Е л е н а. Как — поработать?

К а т я. Ну, сделать несколько анализов.

Е л е н а. Анализов — чего?

К а т я. Да это сейчас неважно. Я разговаривала с одним плавильщиком. Он и надоумил… Может, это еще и чепуха, может, ничего и не получится… а поработать нужно. Можно, Елена Петровна? Я могу в любое время.

Е л е н а. Видите ли, Катя, как вам известно, лаборатория у меня не собственная, она полузакрытого типа, и, как вы знаете, вы работали в такой лаборатории, туда допускаются только штатные работники.

К а т я (растерянно). Да? Вот беда какая!.. Я даже не подумала об этом. Значит, нельзя? (Поднимается.) Ну, я пойду.

Е л е н а. Всего доброго, Катюша.

К а т я (увидев на спинке стула галстук). Это чей галстук?

Е л е н а. Это?..

К а т я. Это наш галстук… Юрия Сергеевича…

Е л е н а. Да, да, это его галстук — он как-то заходил ко мне и позабыл. Возьмите.

Катя прячет галстук в сумочку. Елена провожает Катю за дверь. Из соседней комнаты появляется  Ю р и й.

Е л е н а (входя). Знаешь, кто был?

Ю р и й. Здесь же все слышно… Почему ты ей отказала?

Е л е н а. То есть как «почему»? Она же мне не сказала, чем будет заниматься в лаборатории! Да, наконец, и не это. Я не могу ее видеть… Не могу! Знаешь, чего мне стоило спокойно разговаривать с ней…

Ю р и й. Катя ничего тебе плохого не сделала.

Е л е н а. А я не хочу, не хочу тебя делить ни с кем! Ни с кем!

Юрий молча уходит.

Юрий! Юра! Вернись!

Занавес

 

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

КАРТИНА ПЯТАЯ

Сад у заводской больницы. Из-за деревьев виднеется двухэтажное здание. На переднем плане — аллея, клумба цветов. У клумбы табличка: «Товарищ, спасибо тебе, что ты не рвешь цветы». Под густым кустом сирени на скамейке — Ф е д я  и  Ш у р а. Федя держит в руках гитару.

Ф е д я. У меня такое состояние, будто я вообще впервые в жизни на воздух выполз. Даже голова немного кружится.

Ш у р а. От свежего воздуха. С непривычки.

Ф е д я. Ничего, снова привыкну. (Берет аккорд, поет.)

Теперь в палате Не удержат на канате!

Насчет гитары ты, Шурка, молодец, просто гений! Мы больные-больные, а все ж скучаем. Теперь я в этом садике такую самодеятельность разверну, даже из хирургического все повылезут.

Ш у р а. А спрятать тут есть где?

Ф е д я. Чего спрятать?

Ш у р а. Гитару. Не стянут?

Ф е д я. Ну, знаешь!.. Тут не воруют. Хочешь, я тебе цветов сорву?

Ш у р а. Нельзя, вон там благодарность тебе записана, что не рвешь цветы.

Ф е д я. Так это же не мне, а тем, кто не рвет.

Ш у р а. Не надо, Федька, а то уйду!

Ф е д я. Эх, ты! (Берет аккорд, поет.)

Полюбилась мне девчонка, Не красавица собой, И ручонки слишком тонки, И веснушек целый рой. Долго я бродил по свету, Не видал нигде такой. Никому с девчонкой этой Не сравниться красотой.

Знаешь, про кого песня написана?

Ш у р а. Мне неинтересно.

Ф е д я. Про тебя!

Ш у р а. Извините, пожалуйста, у меня и ручонки не слишком тонки и, конечно, никаких веснушек.

Ф е д я. Не спорю. Зато здесь сказано ясно: «Никому с девчонкой этой не сравниться красотой». Это о ком?

Ш у р а. Тебе виднее.

Ф е д я. Верно! Я и говорю, что о тебе. Ну, как там наши живут?

Ш у р а. Ой, не говори, у ваших такая каша заваривается!

Ф е д я. Да ну? Анна Андреевна вчера была здесь, ничего не говорила.

Ш у р а. Разве скажет о таком! Роман у Юрия и Елены дошел, брат, до высшего накала. Почти в открытую. Я думаю, он бросит Катю.

Ф е д я. Не может быть.

Ш у р а. Все так говорят. А почему не может быть?

Ф е д я. Просто так. Катю жалко. И все знают?

Ш у р а. Все. Кроме Кати. Она как слепая. Да ну их — надоело! Федюк, ты теперь скоро выпишешься? А?

Ф е д я. Хочу недельки через две удрать отсюда, а может, даже и раньше. В общем — скоро! Знала бы ты, Шурка, как надоело лечиться!

Ш у р а. Сейчас не очень больно?

Ф е д я. Да никакой боли не осталось. Просто пустяк. Веришь, Шурка, смотрю во время перевязки — на мне вот такие лоскутки чужой кожи! И учти ты — приросла, как моя! Только немного побелее. (Взял руку Шуры.) Вот-вот, почти такая.

Ш у р а (смущенно). А ты знаешь, Федя, я хотела тебе свою кожу отдать, да пока собралась, пришла в больницу, операцию уже сделали.

Ф е д я (недоверчиво). Правда? Врачи так и не сказали, чьей кожей меня чинили. Я долго считал, что это ты постаралась. Интересно… Верно? Нет, но подумай, Шурка, какие же есть люди! Все равно, выздоровею, обязательно докопаюсь, узнаю, кто меня выручил. Первым делом!

Ш у р а. Хочешь, я тебе открою секрет?

Ф е д я. Не может быть?! Знаешь?

Ш у р а. Знаю. Ваша Ника!

Ф е д я. Ника?! Ты правду говоришь?

Ш у р а. А зачем мне тебя обманывать?

Ф е д я. Она могла. Она такая!.. Смелая…

Ш у р а. Если надо, каждая… сможет.

Ф е д я. Не знаю… Небось спина взопреет от страху… (Вдруг поняв.) Слушай, Шурка, значит, она и в больнице из-за меня?

Ш у р а. Значит…

Ф е д я. А мне сказала — аппендицит… Ты была у нее?

Ш у р а. Нет. Мы поссорились!

Ф е д я. Поссорились? Вот так новость! Чего же вы не поделили?

Ш у р а. А то ты не знаешь, какой у Ники жуткий характер!.. К ней на дикой козе не подъедешь.

Ф е д я. И серьезно поссорились?

Ш у р а. По-моему, навсегда.

Ф е д я. Навсегда? Зря. (Протягивает гитару.) На!

Ш у р а. Зачем?

Ф е д я (в тон Шуре). Девать ее сейчас некуда. Возьми, а то еще сопрут. Мне сейчас на процедуру. Пошел.

Ш у р а. Придешь? Мне ждать?

Ф е д я. Приду. (Уходит.)

По аллее приближается  К а т я.

К а т я. Здравствуйте, Шура! Вы тоже к Нике?

Ш у р а. Нет. Мы с Федькой сидели. На процедуру ушел.

К а т я. С Никой помирились?

Ш у р а. И не помирюсь. Никогда!

К а т я. Напрасно. Она же очень хорошая. Прямая, открытая, честная.

Ш у р а. Знаете что, Катя, вы сами очень хороший человек, а потому ничего плохого в других не видите. Да она меня съела бы из-за Федьки!

К а т я. Что вы говорите, Шура.

Ш у р а. Говорю то, что есть. Втюрилась в Федьку. Почти нагишом перед ним бегала, чтобы как-нибудь завлечь, а он на нее смотреть не хотел. На операцию пошла! Думаете, из-за чего?

К а т я. Как вам не стыдно, Шура?!

Ш у р а. А вы меня не стыдите! Я вам ничем не обязана. Не знаете вы их, этих Уральшиных. Вся семья — один другого лучше!

К а т я. Подождите! Откуда у вас столько злости? Поссорились вы с Никой — зачем же на всю семью ядом брызгать?

Ш у р а. Это каким же ядом я брызгаю? Разуйте глаза да хоть к своему Юрию Сергеевичу приглядитесь, не то запоете!

К а т я. Я не буду вас слушать!

Ш у р а. Вы же слепая! Слепая!.. А они, вместо того чтобы рассказать, глаза открыть, скрывают, потому что вы для них никто. Никто!

К а т я. Оставьте! (Отходит от нее.)

Ш у р а (сквозь слезы). А я скажу, потому что у меня вот тут тоже… Ваш Юрий Сергеевич с Еленой Соболевой спутался…

Катя вздрогнула, словно от удара.

(Испуганно.) А что? А что?.. Я сама видела. Сама… И Федька видел… И все знают… Вы думаете, он день и ночь на заводе пропадает? Ждите! Как только стемнеет, он у нее!

К а т я. Замолчите!

Ш у р а. Вы не едете сегодня на лодках кататься? Нет! А они едут!

К а т я. Какой же вы низкий человек! Да как вы можете?.. Пусть это правда, пусть правда… Вы и следа не стоите Юрия Сергеевича. И Феди, и Ники…

Ш у р а (отступает перед ней). Можете говорить что угодно, я правду сказала. Правду. (Отходит за куст.)

К а т я. Боже мой, какие же есть страшные люди! (Вытирает слезы.)

На аллее показались  Н и к а  и  Ф е д я. Федя бережно ведет Нику под руку. Шура, увидев их, растерялась и молча, сорвавшись с места, быстро уходит прочь. Ника останавливается и провожает Шуру пронзительным свистом.

Ф е д я. Ника, ну зачем!

К а т я (идет навстречу). Ника! (Обнимает ее, целует.) Здравствуйте, Федя! Вы прямо молодцы оба, честное слово, — хоть звать фотографа. Садитесь вот на скамейку.

Ф е д я. Екатерина Васильевна, скажите, пожалуйста, из-за чего эти две богини поссорились?

Н и к а. А я могу сама сказать, скрывать нечего. Шурка обобрала у нас грядку моркови-скороспелки. Ясно?

Ф е д я. Да ну, это чепуха!

Н и к а. Не веришь?

Ф е д я. Екатерина Васильевна, ведь неправда?

К а т я. Неправда. Ника скрывает. Из-за вас, Федя. Шура не согласилась…

Н и к а (прерывая). Катя! Это ни к чему… И ты не обращай внимания, Федя, тебе наговорят!

К а т я. Ладно, Федя, потом разберетесь.

Ф е д я. Ника!

Н и к а. Ну что — «Ника»?

Ф е д я. Дай руку…

Н и к а (деланно строго). Вот еще!.. (Не сдержала строгой мины, рассмеявшись, хлопнула Федю по руке.) Ну тебя, Федька…

К а т я. Федя, хотите, я вам новость сообщу?

Ф е д я. Мне?

К а т я. Да. Вы тогда начали рассказывать о шлаке для цеха Юрия Сергеевича и не досказали. А я поняла и постепенно во всем разобралась. Последние дни украдкой бегала в лабораторию завода имени Орджоникидзе. Брала анализы шлака.

Н и к а. А почему не в нашей лаборатории?

К а т я. Это как-нибудь потом…

Ф е д я. Ну-ну, Екатерина Васильевна, и что?

К а т я. Еще не знаю, но думаю, что все будет хорошо. Сегодня последний этап. Заключительный! Отсюда в лабораторию побегу. Если и этот анализ хороший, сырья Юрию Сергеевичу — на веки веков!

Н и к а. Катюша, молодец! (Обнимает ее.)

Ф е д я. Екатерина Васильевна, а Юрий Сергеевич знает, чем вы занимаетесь?

Пауза.

К а т я. Нет, пока еще не знает. (Поднимается со скамьи.)

Н и к а. Катя, погоди, ты плачешь?

Катя открывает сумочку и вместе с платком нечаянно вынимает галстук.

(Пытаясь шутить.) Это зачем ты галстук носишь в сумочке? Или вместо платка?

К а т я. Я недавно взяла этот галстук в комнате Елены Петровны.

Пауза.

Н и к а. Ты ей по морде дала?

К а т я. Ника, неужто это правда?

Н и к а. Эх, Катя, Катя, на небе бы тебе жить, где святые пасутся…

На аллее показались  Ю р и й  и  Е л е н а.

Ю р и й. О! Наши больные уже разгуливают. Как дела?

Здороваются.

Ф е д я. Да ничего.

Е л е н а. Ты, Федя, словно выше стал.

Н и к а. Просто похудел.

Ю р и й. Держи-ка, сестренка. (Протянул книгу.) Бери, то, что просила.

Ф е д я (читает). «Как строилась пирамида Рамзеса Второго».

Н и к а. Спасибо. Мне бы другую сейчас нужно книгу. Подлость и как с ней бороться.

Е л е н а. Ника, есть одно средство — не делать подлости. (Меняя тон.) Я созвонилась с главным врачом, хочу потолковать о вас. Проведите-ка, вы ведь теперь в больнице знаете все ходы и выходы.

Ф е д я. Забыть бы их поскорее! Пошли. Только мы с Никой так быстро ходим, что вам надоест плестись за нами.

Н и к а. Вы идите, а я потом…

Ф е д я. Нет уж, Ника, я тебя привел сюда, я и обратно отведу.

За Федей и Никой идет Елена.

Ю р и й. Катя, а ты?

К а т я. Останься, ты мне очень нужен.

Ю р и й. Сейчас?

К а т я. Да. Именно сейчас.

Ю р и й (вслед ушедшим). Друзья, мы подождем вас здесь! (Кате.) Ну что, Катя?

К а т я. Садись, Юра! Нужно поговорить.

Ю р и й. Почему именно здесь?

К а т я. Ну потому… потому… ну, не могу я иначе…

Ю р и й. Ты очень взволнована, Катя! Иди домой. Я скоро приду. И поговорим. Обо всем поговорим…

К а т я. Юра, ты не можешь говорить неправду, я знаю. (Достает из сумки галстук.) Ты знаешь, где я его взяла?

Ю р и й. Нет… В общем, конечно, знаю.

К а т я. Тогда ты был у нее?

Ю р и й. Да…

К а т я. Ты любишь ее?

Ю р и й. Катя! Ведь это же ужасно!.. Да… Конечно… Люблю… Люблю!

К а т я. Ой!

Ю р и й. Что с тобой?

К а т я. Ничего… Ну, вот и весь разговор. Я пойду. (Идет.)

Ю р и й. Катя!.. (Догоняет ее.) Ты хорошая, ты чудная, я мизинца твоего не стою…

К а т я. Не надо…

Ю р и й. Я знаю, я виноват перед тобой…

К а т я. Ничего не говори. Я же не обвиняю тебя.

Ю р и й. Разве я хотел, чтоб так было? Я не могу глянуть в твои чистые глаза. Но и побороть в себе… тоже не в силах. Понимаешь, не в силах!.. Я знаю, меня нельзя простить… Нельзя! Да я и не прошу об этом!

Катя молча уходит.

(Снова бросается за ней. Догоняет, хватает за руку.) Катя! Катюша!

К а т я. Оставь меня. Прошу! Я должна побыть одна. Одна! Понимаешь? (Уходит.)

Юрий садится на скамейку, сжимает голову руками.

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Тот же день. Время близится к вечеру. Квартира Елены. Обстановка второй картины. На столе корзинка с продуктами. На тумбочке, перед портретом Соболева, большой букет цветов. В комнате  З о я  Г р и г о р ь е в н а  и  А н н а  А н д р е е в н а.

А н н а  А н д р е е в н а. Муж-то мой говорит, что Катя просто новую дорогу открыла Юрию. Вот как! Добилась такой удачи! Ей радоваться бы, а у нее в лице ни кровинки. Положила на стол эти самые бумажки, а сама слова сказать не может. Я и так к ней и по-другому — словно окаменел человек.

Телефонный звонок.

З о я  Г р и г о р ь е в н а (берет трубку). Алло! Да, я. Лена? Все собрала, что ты просила. Нет, Леночка, за корзиной никого не посылай, приходи сама. Нет, нет. Крайне нужно, чтоб ты пришла. И одна. Понимаешь? Ничего не случилось. Ты знаешь, если я говорю — нужно, значит, нужно. Хорошо. (Вешает трубку.)

А н н а  А н д р е е в н а. Сейчас хотите поговорить?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Да. Откладывать нельзя. Зачем? Да и не тот вопрос. Знаете, Анна Андреевна, не верю, а вместе с тем не знаю, что со мной делается… Конечно, я виновата. Мне и то не нравилось и другое… Молчала. Нужно было раньше вмешаться.

А н н а  А н д р е е в н а. У нас в доме словно какая-то черная тень на всем лежит…

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Все понимаю, Анна Андреевна…

Пауза.

А н н а  А н д р е е в н а. Трудно вам будет с Еленой говорить… А больше ничего не придумаешь.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Что придумаешь? Не знаю, чего добьемся, но молчать нельзя. Нет, нельзя!

А н н а  А н д р е е в н а. Мы с Сергеем Ивановичем решили так: что бы ни случилось, Катя и Вовка останутся у нас. Про Катю я уж и не говорю — парнишку жалко.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. А Юрий как?

А н н а  А н д р е е в н а. Разве можно совестью своей простить отца, если он бросает родное дитя? По-моему, на земле нету страшнее греха.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Да. Верно, Анна Андреевна.

Входит  Е л е н а.

Е л е н а. Здравствуйте, Анна Андреевна.

А н н а  А н д р е е в н а. Здравствуй.

Е л е н а. Вы не болеете?

А н н а  А н д р е е в н а. С чего мне болеть? Живем, слава богу, радуемся. Так я пойду, Зоя Григорьевна.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Всего доброго. (Целует ее.)

Е л е н а. Вы словно от меня убегаете…

А н н а  А н д р е е в н а. Почему? Мы с тобой не подружки, чтоб друг перед другом бегать. Будьте здоровы.

Е л е н а. Сегодня я была в больнице. Видела Нику и Федю. Скоро, видимо, выпишутся. Правда, с врачом переговорить не удалось.

А н н а  А н д р е е в н а. Мы с Сергеем Ивановичем сейчас пойдем. Проведаем.

Зоя Григорьевна провожает Анну Андреевну до дверей.

Е л е н а (стоит у стола, задумавшись). Что с ней?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Так. Всякие неприятности. Сейчас едете?

Е л е н а. Да, там уже все собрались. В машины сели.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Юрий едет?

Е л е н а. Едет.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. С Катей?

Е л е н а. Нет. Собственно, мне дела нет до того, кто с кем едет.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Неправда.

Е л е н а. Эта корзинка?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Тебе ехать не надо.

Е л е н а. Почему?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Ты же лучше меня знаешь почему. Боже мой, Лена, Лена, могла ли я думать когда-нибудь…

Е л е н а. Мамочка, пожалуйста, без трагедий…

З о я  Г р и г о р ь е в н а. У него же семья, ребенок…

Е л е н а. Ты думаешь, я об этом не знаю?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Если бы не знала…

Е л е н а. Если тебе хочется об этом поговорить, давай как-нибудь потом.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Нет, мы будем говорить сейчас.

Е л е н а. Ну давай. Ты что же, хочешь в чем-то переубедить меня?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Я хочу спасти тебя, ты над пропастью.

Е л е н а. Нет, мама, того, что решено, уже не изменить. И если я и вправду лечу в пропасть, то черт с ним, жалеть ни о чем не буду.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Вы что же, решили пожениться?

Е л е н а. Ничего мы не решали. Вернее, даже не говорили.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Если бы ты знала, Лена, как мне сейчас тяжело! Жить не хочется!

Е л е н а. А мне… мне хочется жить! Я же еще не жила. Только начинаю… Понимаешь? Ты все понимаешь…

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Понимаю. Но я не могла бы поверить, что ты способна обокрасть… Да, да, обокрасть! И кого?.. Ребенка!..

Е л е н а. Ну что ты, мама, носишься с этим ребенком, он и без того уже по ночам мне снится! А ведь если разобраться, то какое мне в конце концов до него дело?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. А ты думаешь, такие поступки забываются или прощаются? Когда вырастет Вовка, он поймет.

Е л е н а. Довольно, мама.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Нет. Я все скажу. Я жила всю жизнь для тебя. Ты заполняла мою жизнь. И сейчас, когда ты, закрыв глаза, идешь к омуту, я не могу молчать. В свое время люди скажут Вовке о тебе всю правду.

Е л е н а (с горькой иронией). Эта женщина отняла у тебя отца…

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Да, отняла отца. Осиротила! Принесла горе, слезы. Он будет вечно проклинать тебя!

Е л е н а. Ну что ж, в жизни всякое бывает. Я понимаю, что Вовке меня не за что любить. Пусть ненавидит. Но принести ему в жертву себя!.. Интересно вот что… Почему ты не думаешь обо мне? Почему? Да у меня, если ты хочешь знать, без Юрия жизнь пуста. Вот это ты можешь понять?..

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Понимаю.

Е л е н а. Ведь ты меня за эти два года не спросила, чем я жила, чем я дышала…

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Леночка, ты же сама Юрия оттолкнула!

Е л е н а. И что же, всю жизнь искупать эту вину? Не много ли?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. А чью вину всю жизнь будет искупать Катя с ребенком?

Е л е н а. Не знаю. Не мое это дело.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Неправда!

Е л е н а. Но ведь это же мое, личное! Личное! Понимаешь? Имею я на него право?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. А ты считаешь, что это самое твое личное никого больше не касается? Да? Если так, то тогда надо скрыться ото всех за каменной стеной, и уж там живи, как знаешь.

Е л е н а. Я совсем не об этом.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Так о чем же еще! О чем?

Е л е н а. Несколько откровенных слов хочешь? Ты любишь меня, я знаю, что никто никогда не желал мне столько добра, как ты. И сейчас тоже!.. Мама, я понимаю все это! Ты много давала мне хороших советов… Но если бы я сегодня послушала тебя и оттолкнула Юрия, то, наверное, завтра снова бы пришла к нему. Это моя правда.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Разум где?

Е л е н а. Со мной, конечно. (Берет корзинку.) Я пошла, мамочка.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Лена! Подожди!.. (Пауза.) Ты повесила портрет своего отца, почти каждый день меняешь цветы; я вижу, знаю, как ты любишь его. Ну, а что бы ты сказала, если бы узнала, что вот этот человек бросил тебя… нас обеих бросил…

Е л е н а. Ну, знаешь, мама…

З о я  Г р и г о р ь е в н а (прерывая). Тебя покоробило? Так знай все. Я не хотела омрачать твои детские годы… (Отставляет цветы.) Не ставь больше! Он не заслужил этого…

Е л е н а. Мама!

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Ты права, он очень похож на нашего гостя, полковника Иванова, только полковник этот не Иванов, а Соболев…

Е л е н а. Соболев?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Твой отец. Да, да, твой отец.

Е л е н а. Мой… отец? (Опускает голову на руки.) Боже мой!

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Он бросил нас с тобой и уехал с моей подругой… Ты считала его погибшим… Но он жил, благоденствовал… Вот теперь ты знаешь все. У меня, бывало, сердце кровью обливалось, когда ты, будучи еще школьницей, шарила по карте и гадала — не здесь ли он… А!.. Всего не рассказать… Мы могли бы жить вместе… И ты хочешь… как та… что с ним…

В дверь стучат.

Е л е н а. Никого не впускай.

З о я  Г р и г о р ь е в н а (взглянув в окно). Это Юрий.

Е л е н а. Пусть войдет…

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Немного… возьми себя в руки. (Уходит.)

Е л е н а (одна). А зачем ему сейчас входить? Зачем? Нет, надо. Я должна сказать… Что сказать?.. Если бы я знала… Куда мне податься?!.. Тупик… (Взгляд ее падает на портрет отца. Она подходит ближе. Снимает со стены портрет.) Кто ты, Соболев-Иванов? А глаза ясные, чистые… И такая ложь… (Кладет портрет.) Что же мне делать? Ой, Ленка, не кисни… А как же я буду жить без Юрия? Если бы вместо сердца камень, чтоб не ныло, не болело…

Входит  Ю р и й.

Ю р и й. Леночка, в чем дело? Все сроки прошли. Народ начинает бунтовать. Ждут нас еще пять минут.

Е л е н а. Я решила не ехать.

Ю р и й. Как?

Е л е н а. Да очень просто.

Ю р и й. Лена, ты не шутишь?

Е л е н а. Нет. Поезжайте без меня.

Ю р и й. Это называется сюрприз! А я мечтал: сядем с тобой в лодку, поднимемся вверх по Уралу, километров на десять — пятнадцать, а потом сложим весла и поплывем обратно вдвоем… Луна, кругом тишь… Поедем, Леночка! Поедем?

Е л е н а. Нет, я не поеду.

Ю р и й. Ну, коли так, то остаюсь и я.

Е л е н а. Скажи, Юрий, ты очень любишь Вовку?

Ю р и й. Вовку? Еще бы! Очень люблю. А почему ты вдруг спросила?

Е л е н а. Да так. А меня тоже любишь?

Ю р и й. Тебя!..

Е л е н а. Ну, а как бы ты стал делить себя между мной и Вовкой?

Ю р и й. Зачем? Я бы не стал делить.

Е л е н а. А как же?

Ю р и й. Ты знаешь, Лена… Ведь знаешь…

Е л е н а. А если бы у меня был сын, в общем, ребенок, я бы его ни на кого не променяла.

Ю р и й. Что с тобой? Нет, я, конечно, все понимаю. Леночка, я решил положить конец. Конец и начало. Домой я больше не вернусь. Теперь весь твой, бери, какой есть. (Хочет обнять.)

Елена резко отстраняется, отходит в сторону.

Лена! Что случилось? Да на тебе же лица нет…

Е л е н а. Наверное… я очень плохая… я никогда не думала о нашем завтрашнем дне. Встречалась с тобой… Жила этими встречами, радовалась… А вот сегодня… впервые подумала… Нет, не подумала, а представила себе, что ты ушел от Кати, бросил их с Вовкой, что ты мой муж, и почувствовала — не хочу этого.

Ю р и й. Лена! Да ты пойми, что ты сказала!

Е л е н а. Да-да. Не хочу! Я сказала откровенно, зачем скрывать… И так твоя жизнь почти сломалась из-за меня. Я же понимаю.

Ю р и й. Один вопрос! Только один! Скажи, ты меня любишь?

Е л е н а. Я?.. А сейчас, Юрий, это уже не имеет значения…

Ю р и й. Как? Почему не имеет значения?

Е л е н а. Вот тут стало пусто…

Ю р и й. Нет, я ничего не понимаю… Что случилось? Ну, говори же, говори!

Е л е н а. Ну что я буду говорить? Просто жизнь вмешалась… Непрошено вмешалась жизнь. Сейчас я знаю одно — не хочу такого счастья. Понимаешь? Не хочу! Да его и не будет! (Пауза.) Что же ты молчишь? Права я? (Поднимается, стиснув голову руками.) Может, я неправа?..

Занавес