1
Я предполагала избежать встречи с мистером Лукасом, выехав на следующее утро из гостиницы ни свет ни заря. Но я и в самом деле недооценила кузена Эвелины. Мы спустились в вестибюль отеля, едва только розоватые сполохи коснулись неба, но Лукас уже был там. Взмахнув охапкой цветов, он бросился к Эвелине, мне же досталась чарующая улыбка. Лукас настоял на том, чтобы проводить нас до пристани. И пока хлипкая лодчонка переправляла нас на судно, Лукас метался вдоль берега, энергично жестикулировал и беспрерывно улыбался.
И вот швартовы отданы, гребцы оттолкнулись от берега, огромный парус захлопал на ветру. Мы тронулись в путь! Душа моя пела.
Мы с комфортом устроились на верхней палубе под навесом. Коврики, шезлонги, кофейные столики и прочие приятные пустяки превратили это место в уютную гостиную. Вокруг сновал стюард, улыбчивый юноша по имени Хабиб, снабжая нас чаем и пирожными. Я чувствовала удивительное умиротворение. Даже Эвелина развеселилась, глядя на проплывающую мимо красоту. Еще бы! Солнце, вода и чудесные пейзажи сделают счастливым даже законченного брюзгу. Вдалеке на фоне неба четко вырисовывались контуры пирамид; воздух был настолько чист, что древние громады казались миниатюрными сооружениями, расположенными всего в нескольких ярдах.
Мы провели на палубе целый день, от души наслаждаясь бездельем. К ужину с расположенного на носу камбуза потянулись восхитительные запахи, и мы переместились в кают-компанию. Я сидела в кресле у окна, любовалась изысканными красками, которыми расписало небо заходящее солнце, и слушала, как Эвелина негромко наигрывает Шопена. Это мгновение навсегда останется у меня в памяти.
В те дни у нас было много таких мгновений, но следует поумерить свой восторг, а то у меня получится очередная книга о путешествиях, которые так похожи одна на другую. Кроме того, красоты красотами, а не следовало забывать и о скорости. На то у меня имелись свои причины.
Энергичный мистер Лукас, конечно же, вряд ли сможет найти судно так же быстро, как я, но чем черт не шутит. Рассчитывая на несколько недель спокойной жизни, прежде чем он нас нагонит, я составила план путешествия и отправилась с ним к нашему капитану Хасану.
По тому, как этот человек себя повел, можно было подумать, что я предложила ему нарядиться обезьяной и в таком виде командовать судном. К тому времени я уже начала немного понимать по-арабски и уловила некоторые высказывания, которые Майкл не стал переводить. Если верить капитану, я была женщиной и, следовательно, абсолютно безмозглым созданием. Ничего не смыслящим ни в судах, ни в ветре, ни в парусах, ни в Ниле. Кто я, видите ли, такая, чтобы распоряжаться на корабле?
Я возмутилась: а кто, скажите на милость, нанял судно?! Пришлось напомнить капитану Хасану об этом. Надеюсь, не надо уточнять, кто победил в нашем споре.
У деревушки Бени-Хасан мы сделали первую большую остановку.
Это была обычная египетская деревня. Если бы человек содержал в таких условиях собаку, я бы разорвала его в клочья собственными руками. Крошечные глиняные лачужки, крытые кукурузными стеблями, выглядели так, словно их в припадке безумия разбросал какой-то великан. Женщины пряли, мололи муку, нянчили детишек. Мужчины, разумеется, праздно сидели, поплевывая в небо. Мир везде устроен одинаково.
При нашем появлении деревня забурлила, словно все тот же великан поворошил ее палкой. Мы попали в настоящую осаду из вытянутых рук. Чего нам только не предлагали купить!
Эвелина взвизгнула и отпрянула назад. Я оглянулась и на мгновение обомлела. Кто-то тыкал ей в нос любопытным и жутковатым предметом. В первую секунду мне показалось, что это связка сухих палочек, завернутых в грязную тряпку, но в следующий миг я признала отрезанную руку мумии, из которой торчали высушенные кости.
Продавца ничуть не смутили наши возгласы отвращения, и лишь вмешательство Майкла убедило его, что мы не покупаем трупы, пусть и тысячелетней давности. Кстати, кое-кто из путешественников не брезгует подобными сувенирами. Прихватывают домой даже целые мумии. Интересно, что потом с ними делают? Сажают в уголке гостиной для компании?
Конечно же, мы посетили местные гробницы. Там бродили редкие туристы. Один из них нагло сунул в карман камень с рисунком. Я так и подскочила от возмущения и хотела было ринуться в погоню за грабителем, но меня остановила Эвелина.
Мистера Эмерсона, наверное, хватил бы удар, окажись он здесь.
Честно говоря, я частенько вспоминала эту бородатую личность, разумеется в несколько ином плане, чем Эвелина младшего из братьев. Нет, Эмерсон был словно москит, который звенит и звенит над ухом, мешая сосредоточиться.
Время бежало незаметно. Мы с Эвелиной наслаждались обществом друг друга и путешествием. О, если бы мы могли жить, как сестры, радуясь домашнему уюту в Англии и отправляясь в дальние страны, едва только наскучит размеренная жизнь. Но рассчитывать на это не приходилось. Лукас в конце концов наверняка одержит верх, и моя подруга примет его предложение. Но это было еще впереди, а сейчас я не думала о будущем, впитывая новые впечатления и пребывая на вершине блаженства.
2
Как-то раз я листала географический атлас, краешком глаза наблюдая за Эвелиной, которая делала набросок пейзажа. Внезапно на ее щеках выступил румянец. Она отложила карандаш и устремила взгляд на скалы, возвышающиеся вдали.
– Как называется это место, Амелия?
Я зашелестела страницами.
– Древнее название этого места...
– Современное название – Эль-Амарна, не так ли?
– Правильно. Здесь находятся три деревни: Тиль, Хаджи-Кандил и Амарна.
– Да, да, я помню... помню, как Уолтер говорил мне. Именно здесь они с Эмерсоном и работают. Ты, конечно же, и думать об этом забыла...
Мне показалось, что в голосе Эвелины проскользнула легкая язвительность. Она редко позволяла себе подобную роскошь, поэтому я пропустила ее замечание мимо ушей.
– Правда? – небрежно отозвалась я. – Но мы вряд ли встретим их. Гробницы отстоят друг от друга довольно далеко.
Майкл доставил нас в деревню. На узких улочках высились груды всевозможного мусора, дымящегося под жарким солнцем. Все было покрыто слоем пыли и песка. Разжившись парой симпатичных осликов, мы двинулись к весьма привлекательным развалинам.
Со всех сторон нас окружала пустыня. Через четверть часа я углядела впереди человеческую фигуру и тотчас сообразила, что человек – не местный житель. На нем были брюки, а не развевающиеся юбки! Сердце (если даме дозволено упоминать о собственных внутренностях) ухнуло куда-то вниз. Но через несколько секунд я поняла, что это вовсе не Эмерсон. Эвелина издала тихий возглас.
Уолтер (да-да, это был именно Уолтер!) узнал нас не сразу. Лишь приблизившись почти вплотную, он понял, кто перед ним. Молодой человек остановился так внезапно, что поднял целый фонтан песка. Мы чинно подъехали к нему, он не сводил с нас потрясенного взгляда.
– Вы здесь! – воскликнул Уолтер вместо приветствия. – Неужели это действительно вы, а не мираж?!
– Это действительно мы, – заверила я. – А что стряслось, Уолтер?
– Рэдклифф... мой брат! – Уолтер провел рукой по влажному лбу. – Он болен! С вами, конечно, нет доктора. Но ваше судно... вы сможете отвезти его к врачу?
Судя по всему, несчастье не лучшим образом сказалось на мозгах юноши. Я поняла, что без моего вмешательства не обойтись, и повернулась к нашему проводнику:
– Майкл, возвращайся на судно и принеси мою аптечку! И поторопись, пожалуйста. А теперь, Уолтер, если вы покажете нам дорогу...
– Врач... Рэдклифф... он... – бормотал Уолтер.
– Вы прекрасно знаете, что врача можно найти только в Каире. Так что я сама осмотрю вашего брата. Вперед же, Уолтер!
И я легонько ткнула его зонтиком. Юноша вздрогнул, развернулся и со всех ног помчался в обратном направлении. Ослики, разбуженные моим решительным голосом, понеслись вскачь. Наши юбки развевались на ветру победными знаменами, в воздухе стояли клубы дорожной пыли – должно быть, мы являли живописное зрелище...
Эмерсон находился в одной из гробниц, которые в незапамятные времена были вырезаны в скалах. Последние несколько ярдов нам пришлось карабкаться по крутой каменистой тропинке. Уолтер бросился помогать Эвелине, а погонщики ослов, может, помогли бы мне, огрей я их как следует зонтиком. Очень надо! Не нужна мне никакая помощь. До входа в гробницу я добралась слегка запыхавшейся из-за... Ладно уж, так и быть, признаюсь, виной тому было не утомление, а волнение. Гнусное, ничем не мотивированное волнение. Я сама себя не узнавала.
Вся гробница была покрыта надписями и рисунками, но мне сейчас было не до древних шедевров. Я нырнула в черный прямоугольник и огляделась. Понятно, почему Эмерсон решил устроиться в пристанище древнего мертвеца, а не в палатке. Это был длинный проход, слабо освещенный рассеянными солнечными лучами. Деревянные ящики служили вместо столов, вся остальная мебель сводилась к паре раскладных стульев и двум походным койкам. На одной из них неподвижно лежал человек.
Он был словно статуя, я на миг перепугалась, но тут же постаралась справиться с волнением. Не хватало разводить сейчас истерику! Решительно шагнув к кровати, я опустилась прямо на пол.
Эмерсон изменился до неузнаваемости. Короткая и аккуратная бородка превратилась в буйные заросли, глаза запали, лицо было изможденным. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять – его бьет лихорадка.
Эвелина села рядом со мной.
– Что мне делать, Амелия? – спокойно спросила она.
– Будь добра, смочи в воде какую-нибудь тряпицу. Уолтер, пожалуйста, позаботьтесь о воде!
– Он не станет пить, – потерянно прошептал Уолтер.
– У меня станет! – мрачно пообещала я и засучила рукава.
Мы уложили больного поудобнее, и я принялась за дело. Если мокрый компресс на лбу Эмерсон стерпел, то мою попытку влить ему в рот несколько капель воды встретил в штыки. Он с силой оттолкнул меня, так что я не устояла на ногах и растянулась на полу самым непристойным образом. Но меня подобными трудностями не смутишь, неудача лишь придала мне сил. Я вскочила на ноги, схватила кувшин и призвала на помощь Эвелину с Уолтером. Эвелина уселась Эмерсону на ноги, Уолтер сжал его руки, а я всем телом навалилась больному на грудь, пригвоздив к кровати, и влила в него воду!
Вскоре прибыл Майкл с аптечкой и тут же помчался обратно –за постельными и прочими принадлежностями. Эвелина отправилась с ним, чтобы помочь собрать наши вещи. Я предложила ей остаться на судне, но она наотрез отказалась. Пришлось попросить Уолтера подобрать для нас гробницу поудобнее и посимпатичнее.
Юноша как-то странно вытаращился на меня, беззвучно глотая ртом воздух. Не будь он столь красив, непременно напомнил бы мне лягушку.
– Полагаю, поблизости найдется неплохая могилка? – нетерпеливо спросила я. – Ступайте же, Уолтер! Там еще нужно будет прибраться. Где ваши работники? Пусть займутся делом!
– Неплохая могилка? – тупо повторил Уолтер. – Да-да... могилка. Да, мисс Пибоди, тут целая куча могилок! Правда, не знаю, можно ли их назвать неплохими...
– Уолтер, что вы там плетете? – возмутилась я. – Нашли время для светской болтовни! И запомните – я не оставлю мистера Эмерсона до тех пор, пока он окончательно не поправится. – Я весело улыбнулась. – Всю жизнь мечтала поучаствовать в археологической экспедиции, это же так увлекательно! Перевозить вашего брата на судно нет никакого смысла, поскольку кризис наступит в самое ближайшее время. Думаю, для тревоги нет никаких оснований. Во-первых, у него крепкое телосложение, а во-вторых, за дело взялась я!
Уолтер ошеломленно взирал на меня, приоткрыв рот. Я отжала компресс и пристроила его на груди Эмерсона. Внезапно Уолтер встрепенулся и безо всякого предупреждения – нет, вы только подумайте! – поцеловал меня в щеку.
– Я верю в вас, мисс Пибоди! – с жаром воскликнул он. – Верю, что вы отвадите самого дьявола, если он явится сюда и начнет досаждать вам.
Прежде чем я успела отчитать молодого человека за поведение, недостойное джентльмена, он выскочил из гробницы.
Мы с Эмерсоном остались наедине. Несколько минут я рассматривала больного, потом сменила компресс и тихонько рассмеялась. Все-таки господь на редкость взбалмошное существо! По его замыслу одному досталось все, а другому ничего: если юный и красивый Уолтер был само обаяние, то Эмерсон начисто лишен привлекательности. Неудивительно, что бедная Эвелина поддалась чарам младшего из братьев. По счастью, мистер Эмерсон не представлял опасности ни для одной женщины в мире, иначе несчастных созданий на свете стало бы больше.
Однако должна признаться, что в своем нынешнем состоянии Эмерсон выглядел довольно трогательно. Я осторожно протерла влажной салфеткой его лицо, и страдальческая гримаса разгладилась, Эмерсон издал тихий вздох, словно маленький мальчик, и погрузился в глубокий сон.
3
Ночью наступил кризис, и мы с Эвелиной не прилегли до рассвета. По указанию Уолтера для нас расчистили соседнюю гробницу, а Майкл навел там уют, разбросав повсюду вязаные салфеточки и домотканые коврики. Но нам было не до уюта. Я не желала оставлять больного, а Эвелина не желала оставлять меня. Или же Уолтера... У меня не было сил, чтобы вникать в детали. Ближе к полуночи Эмерсон начал метаться на своем ложе, и понадобились невероятные усилия, чтобы удержать его на месте. В итоге я обзавелась приличным синяком под глазом. Никогда не видела, чтобы человек так бесился! Словно его собирались на веки вечные запихнуть в саркофаг, а мы были чудовищами с крокодильими головами.
Затем Эмерсон впал в забытье, которое, насколько я знала из книг по медицине, должно было закончиться либо смертью, либо полным и бесповоротным выздоровлением.
От постоянного выжимания компрессов у меня болели руки, а левая ладонь, в которую мертвой хваткой вцепился Эмерсон, адски горела. От усталости кружилась голова.
В самый темный час ночи, незадолго перед рассветом, наступила перемена. На мгновение я поддалась слабости, веки мои сами собой опустились, и я против своей воли погрузилась в тревожную дрему. В чувство меня привели сдавленные рыдания Уолтера. Я очнулась и испуганно посмотрела на Эмерсона. Он был совершенно недвижен. Сердце мое забилось сильнее. Неужели... Внезапно грудь Эмерсона поднялась и он вздохнул. Долго и протяжно. Пальцы его разжались, выпустив из плена мою ладонь, лицо обмякло.
Я глядела на него, чувствуя, как меня переполняют радость и торжество. Только теперь до меня дошло, что еще минута – и рухну без сил. Последние несколько часов я провела в скрюченном состоянии, и теперь все тело сводила судорога. Я покачнулась, Уолтер подхватил меня, перенес в наше новое жилище и осторожно уложил на постель. Убедившись, что со мной все в порядке, юноша вернулся к брату. Кто-то должен был находиться рядом с больным на случай рецидива, но я уже не боялась за жизнь Эмерсона.
4
Проснулась я поздно и долго не могла понять, где нахожусь. Вокруг поднимались угрюмые каменные стены, а подо мной вместо мягкой кушетки была какая-то твердая поверхность. Я пошевелилась и вскрикнула от боли. Левая рука распухла и нестерпимо горела.
Вслед за болью вернулась и память. Приподнявшись на тощем тюфяке, служившем мне ложем, я принялась шарить в поисках халата. На другом конце комнаты-гробницы спала Эвелина. Луч света, найдя щель в небрежно задернутом пологе, коснулся ее волос, и они заиграли темным золотом.
Я выбралась наружу и остановилась, завороженная невиданной красотой. Перед моими глазами, вплоть до пронзительно-синей излучины реки, расстилалась пустыня, а дальше, словно крепостные валы, громоздились скалы, сиявшие золотисто-розовыми бликами. Рассыпанные у реки глинобитные домишки казались отсюда удивительно живописными и опрятными. В стороне, на полпути между деревушкой и скалами, окутанные огромным песчаным облаком, мельтешили черные муравьи. Наверняка это были рабочие, нанятые братьями для раскопок.
Внезапно из соседней гробницы донеслась яростная ругань. Я невольно рассмеялась – наши волнения были напрасны. Похоже, несравненный Эмерсон пришел в себя.
Хочу внести ясность и сказать, что в это чудесное погожее утро мои чувства были вызваны исключительно хорошим настроением и христианским милосердием. К Эмерсону я испытывала лишь сострадание, каковое всякий добрый христианин испытывает к страдальцу, никаких других чувств и в помине не было. Мистер Эмерсон представлялся мне на редкость несимпатичным и неинтересным субъектом.
Правда, сострадание не просуществовало в моей душе и двух минут.
Откинув полог, я с изумлением обнаружила, что Эмерсон, еще несколько часов назад напоминавший труп, теперь сидит на кровати и истерично дрыгает ногами, прикрытыми штанами нестерпимо розового цвета. Уолтер увещевал больного, одной рукой пытаясь удержать его на месте, а в другой сжимая маленькую обшарпанную миску. Но братец так вопил, что я серьезно рисковала своими барабанными перепонками.
Увидев меня, Эмерсон тотчас замолчал. Выражение его лица вряд ли можно было назвать приветливым, но я с радостью отметила, что глаза смотрят вполне разумно, а не пылают лихорадочным огнем. Одарив больного снисходительной улыбкой сестры милосердия, я отобрала у Уолтера миску и заглянула в нее, не ожидая никакого подвоха.
Должна признаться, тут я слегка забылась. От отца я почерпнула несколько крепких выражений, к которым порой прибегала в его присутствии, – он все равно никогда меня не слушал. В ином же обществе я старательно следила за своим языком, но теперь вид тошнотворного серо-зеленого варева лишил меня равновесия.
– Черт возьми!!! – выпалила я. – Черт возьми! Это еще что такое?!
– Консервированный горошек, – виновато пробормотал Уолтер. – Видите ли, мисс Пибоди, консервы – превосходная и очень дешевая пища. У нас есть еще консервированная говядина, консервированная фасоль, консервированная капуста, но я решил, что горошек, наверное, более...
– На помойку! – прорычала я, зажимая нос. – И велите повару сварить цыпленка. Надеюсь, хотя бы цыплят здесь можно достать? Если вы едите только такую пакость, то не удивительно, что ваш брат подцепил лихорадку. Странно еще, что не дизентерию или несварение желудка.
Уолтер по-военному козырнул и вышел строевым шагом.
Я повернулась к Эмерсону. Он успел лечь и натянуть простыню до самого подбородка.
– Валяйте, мисс Пибоди! – воинственно проворчал он. – Продолжайте перечислять, что мне еще грозит. Как насчет холеры, чумы или проказы? Насколько я понимаю, следует поблагодарить вас за то, что спасли мне жизнь. Уолтер склонен все драматизировать, тем не менее, я благодарю вас. А теперь убирайтесь!
Мне и в самом деле пора было уходить, но последние слова тут же заставили передумать. Тщательно расправив юбки, я с чопорным видом присела на краешек кровати и дотронулась до руки Эмерсона. Он дернулся так, словно в него ткнули раскаленным железным прутом.
– Меня интересует всего лишь ваш пульс! – сообщила я с достоинством и тут же не удержалась от колкости: – Перестаньте изображать из себя стыдливую девицу.
Эмерсон насупился и позволил на мгновение коснуться своего драгоценного запястья.
– И почему вам не сидится дома, в Англии! – Он мстительно усмехнулся, и я догадалась, что сейчас последует плата за мою язвительность. – Теперь каждая англичанка мнит себя сестрой милосердия, хлебом вас не корми, дай поврачевать на досуге. Ну а теперь, мадам, если вы удовлетворили свои инстинкты, проваливайте, иначе... иначе я встану с постели.
Я улыбнулась и нежно проворковала:
– В таком случае я никуда не уйду! Буду сидеть здесь и сторожить вас как цепной пес. Сегодня вам вставать нельзя, зарубите себе на носу. Кстати, не надейтесь запугать меня своими нелепыми угрозами. Я не из тех глупых куриц, что падают в обморок при виде мужских подштанников. К тому же я имела возможность любоваться вами всю ночь. Согласна, ваша анатомия красотой не отличается, но тем не менее я с ней уже ознакомилась.
– Плиты! – взвыл Эмерсон, пропустив мимо ушей мое ехидство. – Что происходит с моими плитами?! Я должен немедленно взглянуть, что они делают с моими плитами!
– Плиты? – немного растерялась я.
В бреду Эмерсон то и дело твердил о каких-то плитах, и я, грешным делом, решила, что он снова впадает в забытье.
– Напольные плиты с росписями! – Эмерсон хитро глянул на меня. – Если вам интересно, так уж и быть, скажу. Я раскопал часть царского дворца Эхнатона! Напольные плиты, стены и потолки оказались покрыты росписями. Представляете? Они каким-то чудом сохранились.
– Правда? – В моем голосе невольно прозвучало искреннее восхищение. – Неужели здесь, среди этих бесплодных песков, некогда стоял дворец фараона-еретика?
– Так вы слышали об Эхнатоне? – изумился Эмерсон.
– Разумеется, слышала! – презрительно фыркнула я, порадовавшись, что, сама того не желая, поставила зазнайку на место. – Замечательная личность! Или вы тоже считаете, что Эхнатон был женщиной?
– Вздор! – гомерически расхохотался Эмерсон. – Полная нелепица! Типичная болтовня идиотов от археологии. Это идея Мариэтта, будто нубийцы взяли его в плен и каст... в общем, прооперировали...
– Да, я читала об этой гипотезе! – подхватила я, сгорая от любопытства. – Но почему вы считаете ее нелепицей? Полагаю, такая... операция способствует появлению у мужчин женских черт.
Эмерсон как-то странно посмотрел на меня.
– Это лишь гипотеза, к тому же дурацкая, – сухо ответил он. – Скорее уж всему виной просто своеобразная манера тогдашних художников. Легко заметить, что лица и фигуры всех придворных Эхнатона тоже несколько... женственны.
– В самом деле?
– Да! Взгляните. – Эмерсон привстал было на постели, но тут же испуганно повалился обратно, натянув слезшую простыню. – Эта гробница принадлежит знатному человеку при дворе Эхнатона. Стены украшены расписными барельефами.
Я потянулась к лампе. Вчерашний умирающий издал очередной яростный вопль:
– Оставьте лампу в покое! Идиоты, что освещают гробницы магнием и лампами, самые настоящие вандалы. Дым оставляет налет на древних росписях! Зеркало! Возьмите зеркало. Если держать его под правильным углом, оно дает достаточно света.
Вне себя от злости на собственную бестолковость (могла бы и сама додуматься до столь простой вещи), я отыскала зеркало. Под аккомпанемент ехидных замечаний и издевательского смеха я все-таки сумела пристроить зеркало так, что в пещеру проник луч солнечного света. И в следующий миг замерла от восторга.
На стенах гробницы навеки застыла процессия – крошечные человеческие фигурки бежали вслед за гигантской колесницей фараона, который одной рукой усмирял гарцующих лошадей. Рядом с ним в колеснице была еще одна фигурка, поменьше, ее голова тоже была увенчана короной.
– Наверное, он очень любил ее, раз посадил рядом с собой, – прошептала я, приходя в себя. – Да, Эмерсон, тут вы правы: ни один прооперированныймужчина не стал бы демонстрировать свою привязанность к жене. Нефертити... «Пришла прекрасная женщина»...
– Вы понимаете иероглифы?! – ошарашенно спросил Эмерсон, на мгновение утратив свой сарказм.
Я скромно потупилась.
– Немножко.
И мы погрузились в разговор, который могут вести лишь настоящие знатоки. Должна признаться, я совершенно не замечала неуместности подобной беседы с полуголым господином в розовых подштанниках, и лишь Эвелина привела меня в чувство. Она заглянула внутрь гробницы и тут же выскочила как ошпаренная. Изумленно посмотрев ей вслед, я перевела взгляд на Эмерсона, который, забыв о простыне, разглагольствовал и размахивал руками, явив миру свой обнаженный торс и розовое исподнее. Снаружи донесся робкий голос моей подруги, вопрошавшей, можно ли ей войти.
– Проклятье! – опомнился Эмерсон, нырнул с головой под простыню и прохрипел оттуда: – Входите.
Эвелина была одета в светло-зеленое хлопчатобумажное платье и выглядела такой опрятной и изысканной, словно по меньшей мере час провела в ванной. Ванна и впрямь имелась в ее распоряжении – лилипутское корытце с грязноватой водицей. Глаза моей подруги подозрительно блестели, словно она едва сдерживала смех. Я пожала плечами. Интересно, что это ее так позабавило?
Эмерсон высунул из-под простыни кончик носа. На Эвелину уставились два злобных синих глаза. Но она даже не взглянула в сторону страдальца.
– Эвелина, только посмотри на эти чудесные росписи! – Я ловко повернула зеркальце (не забыв восхититься собственной сообразительностью). – Вот здесь на колеснице фараон, а рядом с ним фараониха...
– Царица! – глухо прорычали из-под простыни.
– Да-да, они просто замечательные, Амелия, но не лучше ли подождать до более подходящего времени? Мистеру Эмерсону требуется отдых, а твое платье совсем не годится для светских визитов... – Эвелина издала подозрительное бульканье. – Кроме того, похоже, у Уолтера какие-то сложности с цыпленком.
– Вот так всегда! – вздохнула я. – Все приходится делать самой.
Бросив последний взгляд на фараона с фараони... с царицей, я отложила зеркальце.
– Раз вы все равно туда идете, то не забудьте взглянуть и на мои плиты! – прохрипел Эмерсон, завозившись под простыней. – А то верещите тут как сороки, а краска каждое мгновение осыпается...
– Но ведь вы же откопали эти плиты, – надменно сказала я. – Интересно, как вы собирались сохранить изображения?
– Построил деревянный навес! – сварливо проскрипел Эмерсон. – Надо было придумать, как покрыть росписи защитным слоем. Обычная кисть сдерет все в два счета.
– Но вы, разумеется, нашли решение, – ехидно вставила я.
– Разумеется! Тапиока с водой.
– А как же кисти?
Синие глаза свирепо сверкнули.
– Раствор я наношу пальцами!
Я посмотрела на него с невольным восхищением.
– А вы изобретательный человек, Эмерсон, не могу не отдать вам должное.
– Ха! Столь тонкую работу нельзя никому доверять... О-о-о! – Каменные своды гробницы огласились душераздирающим стоном. – Говорю вам, глупая вы женщина, я должен взглянуть на плиты!
– Нет! – отрезала я и добавила более мягко: – Я сама на них взгляну, а вы останетесь в постели. Иначе у вас случится рецидив, а тогда сляжете на долгие-долгие недели. Даже такой глупыйчеловек, как вы, должен это понять.
Не дожидаясь ответных грубостей, я проворно выскочила наружу и поспешила к тропинке. Эвелина догнала меня и ухватила за рукав:
– Амелия, куда это ты собралась?
– Взглянуть на плиты мистера Эмерсона, разумеется. Ты же прекрасно знаешь, что я никогда не нарушаю данное слово.
– Знаю, но... Ты не находишь, что сначала следует переодеться?
Я с некоторым удивлением оглядела свой наряд. Как-то начисто вылетело из головы, что я все еще разгуливаю в ночном халате и домашних шлепанцах с легкомысленными кисточками.
– Д-да, возможно, ты и права.
Должно быть, даже самый бестолковый читатель уже понял, что женские моды меня мало интересуют. Однако еще в Лондоне я прознала о некоей Лиге современной одежды. Организация со столь призывным названием, естественно, не могла остаться без моего внимания. Чего там только не было! Кожаные передники, шляпки без полей, платья, цветом напоминавшие болотную грязь... Я обзавелась ярко-оранжевым балахоном, начисто лишенным каких-либо глупостей в виде кружев или оборочек. Помимо простоты у этого наряда имелась еще одна восхитительная особенность – вместо обычного подола платье заканчивалось широченными штанинами. Пусть штанины-паруса и мешали при быстрой ходьбе не меньше, чем ретроградные юбки, но все же это были самые настоящие штанины! В Каире я не решилась появиться на улице в столь экстравагантном наряде, но здесь могла не опасаться косых взглядов и шушуканья за спиной.
Я спускалась по каменистой тропинке, донельзя довольная своей имитацией брюк, но все же по-прежнему вожделея нормальных штанов. У подножия склона Уолтер неуверенно пререкался с поваром, мрачным одноглазым типом. Я так и не узнала, о чем они спорили, но мне в два счета удалось их успокоить и проследить за тем, чтобы цыпленок, которым повар яростно размахивал перед носом Уолтера, был ощипан и помещен в кастрюлю. Разобравшись с цыпленком, я продолжила свой путь. Уолтер вызвался меня проводить, но я отправила его караулить брата. В отличие от Эмерсона мне сторожевой пес не требовался.
Без труда отыскав место раскопок, я представилась десятнику по имени Абдулла. Это был высоченный человек с длинной седой бородой и в развевающихся белых одеждах. Он напоминал библейского патриарха. Абдулла уже не в первый раз работал вместе с Эмерсоном.
Он провел меня под навес, где громоздились драгоценные плиты. Они и в самом деле прекрасно сохранились! Краски были такими сочными, словно их нанесли вчера, – изысканная лазурь, пылающий багрянец и прозрачно-холодная зелень чудесно оттенялись белым и темно-синим. Роскошные сады с буйством цветов, фантастические птицы, резвящиеся козлята. Любуясь древними росписями, я почти слышала птичий щебет и шелест листвы.
В чувство меня привели Эвелина с Уолтером. Оказывается, я провела у плит несколько часов.
– Амелия! – накинулась на меня Эвелина. – Что ты тут делаешь в такую жару?! Рабочие отправились отдыхать, все разумные люди давным-давно сидят в прохладе. Кроме того, пора обедать!
– Не стану я есть этого несчастного тщедушного цыпленка! – отмахнулась я. – Ты только взгляни, Эвелина, только взгляни! Никогда не видела ничего подобного. Подумать только, когда-то по этой роскоши ступали сандалии самой Нефертити!
– Действительно очень красиво, – покладисто согласилась Эвелина. – Мне бы хотелось их зарисовать!
– Отличная мысль! – воскликнул Уолтер. – Эмерсон страшно обрадуется, если у него будет копия на случай непредвиденных обстоятельств. Помимо всего прочего, я являюсь официальным художником экспедиции, но, боюсь, рисовальщик из меня никудышный.
Эвелина, естественно, тут же стала бормотать, что она бездарна, неумела и все такое, а Уолтер принялся петь ей хвалы. Так продолжалось довольно долго. В конце концов эти глупости мне изрядно надоели и я решила, что лучше все же перекусить, чем слушать подобный сентиментальный вздор.
Обед был верхом омерзительности! Ничего более гнусного я в жизни своей не ела – существо, при жизни якобы бывшее цыпленком, оказалось совершенно несъедобным. А на жижу, по утверждению Уолтера называвшуюся овощным рагу, и вовсе нельзя было смотреть без содрогания.
После «обеда» пришлось отозвать в сторонку Майкла и посоветоваться с ним относительно нашего дальнейшего рациона. На вечер я назначила военный совет, строго-настрого велев Эвелине и Уолтеру не опаздывать. Они покорно выслушали меня, согласно покивали и быстренько улизнули в свои гробницы. Жара становилась все сильнее, и я мудро решила на часок-другой предаться сиесте...
Майкл оказался сущим кладом. Когда под вечер мы с Эвелиной выбрались из гробницы, отдохнувшие и посвежевшие (ничто так не способствует отдыху, как соседство с древними мертвецами), наш лагерь чудесно преобразился. По всему уступу были расставлены столы, стулья и шезлонги, расстелены коврики, создавая нечто вроде террасы. Причем мало у кого с террасы открывался столь замечательный вид. Прохладный вечерний ветерок обдувал щеки, а за рекой полыхал огненно-красный закат, небо напоминало пылающий гобелен. Снизу неслись божественные ароматы. Майкл доставил не только мебель, но и продукты, и теперь не спускал глаз с негодяя повара.
С комфортом устроившись в одном из складных шезлонгов, я вдыхала соблазнительные запахи яств, которыми нас собирались угостить на ужин. Лучась улыбкой, по тропинке взбежал Майкл. В руках он держал стаканы с лимонадом. Вскоре к нам присоединился Уолтер. Я уже собиралась спросить, нельзя ли проведать нашего строптивого страдальца, как послышался шорох осыпающихся камней.
Я повернула голову. У выхода из гробницы материализовался Эмерсон собственной персоной. Розовые подштанники он успел сменить на более приличное одеяние и выглядел бы сравнительно пристойно, если в не лицо. Оно было таким же серым, как и погрузившиеся во мрак западные скалы.
В чрезвычайных обстоятельствах на мужчин никогда нельзя положиться. Я была единственной, кто предпринял какие-то действия, и подскочила как раз вовремя, чтобы схватить Эмерсона за плечи и помешать ему удариться головой о камень. А камень, между прочим, был твердым и острым. Эмерсон оказался довольно тяжелым, под его весом я согнулась в три погибели, но все же устояла на ногах. Решив не искушать судьбу, я осторожненько села, продолжая поддерживать бестолкового и упрямого пациента, и едва не вскрикнула от острой боли. Сквозь юбку-штаны в мою... гм-м... мягкие ткани вонзились тысячи каменных игл.
– Глупость и высокомерие этого человека поистине безграничны! – проскрежетала я, глядя, как Уолтер бестолково скачет вокруг нас с Эмерсоном. – Позовите Майкла и помогите отконвоировать вашего брата до кровати. И ради бога, Уолтер, – сердито добавила я, – сбрейте наконец его жуткую бородищу!