«Мерзкие улицы — это главные улицы, а главные улицы — это гадкие улицы, а…» Музыка, вырывающаяся из автомобильного радио, заглушалась треском разрядов статического электричества. Жаклин смиренно выключила его. Чем сильнее она углублялась в горы, тем хуже становился прием.

Те же самые горы, которые были одеты в нежную зелень во время ее предыдущего визита, теперь красовались в богатых нарядах осени. Настроение Жаклин могло соперничать с их роскошью и великолепием. Она возвращалась в Пайн-Гроув на неопределенное время, возвращалась о триумфом, как официальный победитель, как писатель номер один. Контракт был подписан, сообщение об этом распространили средства массовой информации, ее разочарованные соперники разделились на хороших бойцов или проклятых бедных неудачников в соответствии с темпераментом каждого, а бумаги Катлин Дарси, включая весьма интригующие, теперь были доступны для нее. Жаклин сдала свои апартаменты и отвезла обстановку на хранение на склад. Вдохновение переполняло ее, и она была готова приступить к работе. Следующим ее шагом в творческом процессе было написание длинного и более детального, глава за главой, наброска, который будет передан на рассмотрение наследникам для их одобрения. Жаклин не предвидела трудностей на этом этапе. Вскоре после того как она встретила Сен-Джона, произнеся его имя «Синджин», она решила, что ничего не знает о работе Катлин, но это ее мало волновало. Бутон Стокс, единственный член неофициального комитета, обладающий опытом и способный вынести обоснованное суждение, уже с энтузиазмом встал на ее сторону. Если набросок вызовет даже незначительные чувства, то он примет его, Сен-Джон подпишет план развития сюжета, а Бутон объявит об аукционе. Издатели начнут толпиться и набавлять цену за книгу, и раньше или позже — возможно, позже — станут капать деньги.

Так почему на душе было неспокойно? Жаклин знала причины. Среди прочих дел, которыми она была занята в последние десять дней, было одно весьма важное — чтение наброска продолжения, сделанного Катлин.

В то утро она пришла в офис Стокса с взвинченными ожиданием нервами. Сен-Джон отказался присутствовать во время подписания контракта. Он уже подписал за себя. Когда Стокс потянулся за бутылкой шампанского, Жаклин скрепила документ своей размашистой росписью. Дело было сделано. Стокс хлопнул пробкой. Сара пригнулась.

Она и Жаклин избегали встречаться взглядами. По неким причинам, которые Жаклин не могла понять, Сара, казалось, с трудом поддерживает свой маскарад, когда Жаклин рядом. Всякий раз, когда их глаза встречались, лицо Сары странно подергивалось, а с ее губ срывались — Жаклин решила, что это не мог быть смех, такое просто невозможно — странные приглушенные звуки. Непонимающая, но смирившаяся с этим Жаклин проинструктировала свою тайную союзницу, чтобы та не задерживалась, когда Стокс будет в комнате.

Следуя инструкциям, Сара, извинившись, вышла сразу после того, как осушила свой бокал шампанского. Бутон подождал, пока она закроет за собой дверь, потом отпер ящик стола и в атмосфере торжественности, вызывающей благоговейный трепет, передал набросок Катлин.

При виде нескольких листов сердце Жаклин учащенно забилось. Там не должно быть более… Она выхватила их из руки Бутона и быстро пробежала взглядом по страницам. Шесть, шесть несчастных страничек. Она была не в состоянии воспринять то, что Катлин там написала, за исключением того, что начало ее книги достаточно близко к началу ее собственного наброска. Ара, конечно, не умерла. Она последовала за Иллюзией… «Проклятая глупая баба, — рассеянно подумала Жаклин. — Пораскинув умом, уже передав набросок на рассмотрение, я сама хотела заставить ее сделать это. Потребуется некоторая изобретательность, чтобы объяснить, почему столь умная и здравомыслящая женщина могла увлечься…» Но краткость наброска — вот что больше всего вгоняло Жаклин в депрессию. События, которые Катлин описала, не растягивались более чем на три главы. Поэтому Жаклин придется писать самой.

Она утешала себя тем, что была готова к этому еще до того, как узнала о существовании наброска Катлин.

— Приступайте, — сказал Бутон, наливая еще шампанского, — внимательно, не спеша прочтите. Репортеры могут подождать.

— Я еще раз просмотрю его, когда приеду домой. Сейчас я слишком взволнована, чтобы сосредоточиться.

Но Бутон не собирался давать ей набросок домой. Он хранился в глубоком секрете, и агент не мог допустить, чтобы стали распространяться его копии. Жаклин взялась за свое оружие: теперь она могла позволить себе занять жесткую позицию, контракт был подписан и скреплен печатью.

— Я понимаю вашу озабоченность, Бутс, но не нужно волноваться; я в такой же степени, как и вы, не заинтересована в том, чтобы кто-нибудь еще прочел это. Если уже законченная книга хоть слегка отклонится от намеченного плана, то поднимут шум критики. А если набросок Катлин увидят остальные соперники, то они, конечно, смогут найти способы привести свои версии в соответствие с ним. Я отдам жизнь, чтобы сохранить записки, но они должны быть у меня.

Она получила черновики Катлин и вышла из офиса прямо в бушующее море, состоящее из представителей средств массовой информации.

Известность, пришедшая к Жаклин, подвергла испытанию даже ее хорошо подготовленное к этому «эго». «Пипл», «Лайф» и еще дюжина женских журналов умоляли ее дать интервью, что она и сделала за порядочное вознаграждение. В этом пункте Жаклин проявила себя категоричной особой.

— Никаких бесплатных выступлений, Бутон. Писательское ремесло — моя работа и мой единственный источник дохода. Если реклама — часть работы, тогда мне должны за это заплатить. Людям, которые берут у меня интервью, платят, а те, кто издает журналы и продюсирует шоу, зарабатывают большие деньги. Почему я должна быть единственной, кто работает бесплатно?

— Но это способ…

— Не говори мне, что это способ, — проворчала Жаклин. — Я взяла на себя львиную долю дел, связанных с рекламой, и позволь тебе заметить, что наряду с тем, что это может быть увлекательным, интересным и иногда продуктивным занятием, оно также чертовски высасывает силы. Я прочитала немало автобиографий актеров и удивлялась, почему они жалуются, что после спектаклей они выжаты как лимон. Теперь я знаю. Когда я появляюсь на публике в рекламных целях, я разыгрываю такое же представление. О да, признаю, обычно мне это доставляет удовольствие. Но я просто не могу делать все, что ожидают от меня, сохраняя при этом силы для того, что, в конце концов, является целью кампании, а именно — для написания книги. Более того…

Бутона она не могла убедить, но он понимал бесплодность дальнейших аргументов. Он не мог пожаловаться на недостаток внимания к рекламе со стороны Жаклин. Она сбивала суфле у себя на кухне для журнала «Образцовое домоводство» (и вылила странную на вид смесь в раковину после того, как фотограф закончил щелкать кадры); позировала в платье и мехах, навеянных мотивами «Обнаженной во льду» для «Вог» (ее самое умеренное предложение о том, что она оставит у себя накидку из соболя в качестве вознаграждения, было вежливо, но твердо отклонено); лгала во всю глотку Джейн Паули и Опре Уинфри, когда они спросили Жаклин о ее семье; заверила «Нэшнал инкваерер» в том, что она была в контакте с духом Катлин Дарси, которая короновала ее как избранного последователя, и предположила в журнале «ТВ Гайд», что Ванна Уайт и Сильвестер Сталлоне были бы идеальным выбором на роль любящей пары в фильме-продолжении. (Она была немного пьяна в тот момент.) Она делала все подряд, разве что не возглавила парад, шедший по Пятой авеню, и была готова даже на это, лишь бы хорошо заплатили.

Бутон закатился от смеха, узнав о таком предложении. К этому времени между ними выработалось некое взаимопонимание, основанное на общих интересах и потребностях. Бутон научился пропускать ее саркастические замечания мимо ушей, а у нее развилось невольное восхищение его профессиональными навыками. Жаклин заметила, однако, что во время последнего разговора с ним перед тем, как она покинула Нью-Йорк, Бутон, как и она, выказывал знаки нервного напряжения. Она, по крайней мере, могла использовать косметику, чтобы скрыть темные круги вокруг глаз.

— Я шучу, — призналась она, — но я почти на грани издыхания, Бутс. Я отправляюсь в Пайн-Гроув в четверг, если ты не придумаешь что-нибудь еще, что я, по твоему мнению, должна сделать.

— Есть много того, что ты могла бы сделать. — Бутон откинулся в кресле и провел слабой рукой по волнистым волосам. — Поезжай, Жаклин; ты была бесподобной, и никто не может ожидать от тебя большего. Думаю, что сейчас дополнительная реклама только ослабит эффект. Мы хотим сделать тебя слишком доступной. Разумнее будет отклонить предложение NBS.

— Они хотели проинтервьюировать меня бесплатно, — заметила с негодованием Жаклин.

— Не в деньгах дело, дорогая, а в… О, еще одна из твоих маленьких шуточек, — закудахтал он.

— Угу, — подтвердила Жаклин.

— Да, это должно сработать очень хорошо, — размышлял Бутон. — Я распространю сообщение о том, что у тебя нервное истощение из-за чрезмерного внимания средств массовой информации и ты нуждаешься в уединении, чтобы привести свои чувства в порядок перед грядущей ответственной задачей.

Он улыбнулся Жаклин, которая ответила ему тем же.

— Знаешь, это правда. Я утомлена и начинаю становиться раздражительной. Сделай что-нибудь, чтобы снять с меня этот груз, а? Они сразу поймут, что я уехала в Пайн-Гроув, и если какой-нибудь ухмыляющийся фотограф прилипнет со своей камерой к окну, когда я буду работать, я вобью ему ее в глотку.

— Почему ты раздражена? Что-нибудь случилось?

— О нет. Просто обычные письма с угрозами и личные оскорбления.

Бутон уронил ручку, которой он поигрывал, и уставился на нее в тревоге. Жаклин поняла, что недооценила его чувство юмора — или его нервы, или то и другое вместе.

— Это просто Брюнгильда, — доброжелательно объяснила она. — Не надо говорить мне, что она не послала тебе нескольких дружеских упреков.

— О, Брюнгильда. Ужасная женщина, — содрогнулся Бутон.

— Не обращай на нее внимания, — посоветовала Жаклин. — Я всегда так делаю. Ну хорошо, Бутон, если больше ничего нет… О, я почти забыла. Мой издатель сказал мне, что он собирается связаться с тобой, чтобы обсудить нижний уровень цены на аукционе. Он звонил?

— Нет еще. Хотя подожди минутку. Я еще не прослушал сегодняшних сообщений на автоответчике. Вокруг царит такое возбуждение…

Он нажал кнопку. Кассета засвистела, зажужжала и щелкнула. Женский голос произнес: «Бутон, дорогуша, я знаю, что ты говорил мне никогда не звонить тебе в офис, но я так сильно по тебе скучаю, твой сладенький плюшевый медвежонок…

— О, гадкий Бутсик! — воскликнула Жаклин.

Бутон слабо улыбнулся.

— Это не то, о чем ты думаешь. Эта глупая баба хочет, чтобы я пристроил ее отвратительную книгу. У меня нет от тебя секретов, Жаклин.

Не было никакого смысла в попытке сохранить тайну, потому что разоблачение уже было сделано. Эти кассеты с записанными сообщениями вызывали чувство неловкости; было невозможно выделить один звонок из их длинной цепи. У честолюбивой писательницы иссяк запас ласковых слов, и она повесила трубку; затем последовала серия коротких, менее нежных звонков от редакторов, еще одного писателя и портного Бутона. Затем другой женский голос начал бормотать сладкую чушь: «Ты здесь, Бутс? Держу пари, что ты удивлен, услышав меня через столько времени. — Бутон бросил застенчивый взгляд на Жаклин. Выражение его глаз переменилось неожиданно и страшно, когда голос продолжил: — Я должна была сказать тебе, что ты мерзкая, лживая свинья. Ты думал, что сможешь уйти в сторону, прокрутив такое мошенничество? Я увижусь с тобой, Бутс, Маленький Бутс — калиг…»

Жаклин упустила последнее слово. Бутон набросился на аппарат как фурия. Его лицо было цвета желтовато-серой оконной шпатлевки.

— Что такое… — начала Жаклин.

Бутону понадобилось несколько секунд, чтобы успокоить дыхание.

— Будь проклята! Не знаю, что ты подумаешь обо мне, Жаклин…

— Просто еще один расстроенный автор.

— Это одна из отрицательных сторон нашего бизнеса. — Бутон утомленно опустился в кресло. — Иногда я думаю, что Крис поступил правильно. Послать бы к черту все и найти себе уютный домик на пляже.

— Ты не можешь этого сделать. Если от меня уйдут два агента подряд, остальные насторожатся.

— Теперь время и для моей маленькой шутки. — Бутон выдавил улыбку. — Мне нравится этот бизнес. Нынешняя ситуация несколько необычна; неудивительно, что мы испытываем напряжение. Знаешь, Жаклин, а если ты переадресуешь всю свою почту на адрес моего офиса? Я посажу секретаря, чтобы он отсортировывал всякую грязь. Ты будешь получать корреспонденцию без анонимных писем.

— Нет, спасибо. Я обожаю получать письма, даже те, которые адресованы «Захватчику». А анонимные письма нисколько меня не раздражают.

— Как хочешь. По крайней мере, тебя не будут донимать грязные телефонные звонки. Ты остановишься в гостинице?

Жаклин поднялась.

— Это мой почтовый адрес. Мое точное местопребывание будет в глубокой тайне от всех, включая тебя, дорогой. В этом случае тебе не придется лгать, когда кто-нибудь спросит тебя, где я. Я знаю, как ты ненавидишь лгать людям.

— Ха-ха, — рассмеялся ее агент. — Черт возьми, Жаклин, мне нужен хотя бы номер твоего телефона. Что, если произойдет что-нибудь важное?

— Не думаю, что существует что-либо более важное, чем мой мир и мое спокойствие. — Она послала ему воздушный поцелуй, стоя в дверном проеме. — Просто отправляй все туда — в особенности чеки.

Вспоминая этот разговор, Жаклин покачала головой. Кто был тот человек, сказавший, что наипростейший путь завоевать репутацию остряка — это говорить чистую правду? Она не шутила насчет чеков, однако Бутон истерично смеялся. В самом деле, от него не будет много чеков, а только задержанные (как всегда) платежи за ее многочисленные интервью. Крис договорился, чтобы его секретарь оставался на службе еще в течение нескольких месяцев с целью переадресовывать поступающую почту прямо заинтересованным в ней авторам.

Пожав плечами и улыбнувшись, Жаклин выбросила Бутона, рекламу, анонимные письма и вообще весь остров Манхэттен из своих мыслей. Все это осталось для нее в прошлом, слава Богу. Несоответствие наброска Катлин тому, что она ожидала, было даже не мелкой проблемой, а лишь минутным разочарованием. У нее не было причин находиться в депрессии. Создание книги — это именно та работа, которую она любила, а Пайн-Гроув сам по себе был одинаково привлекателен для ее ума и любопытства. Солнце светило, панорама была чудесной… а там, впереди была вывеска, гласившая: «Антиквариат дедушки». Что еще может женщина просить от жизни?

Она провела восхитительный час в обществе дедушки. Выйдя из дверей магазина, она с некоторыми затруднениями убрала свои покупки, так как машина была набита ее вещами, начиная от любимых кухонных принадлежностей (кофеварка и микроволновая печь) до наиболее необходимых ей книг. Но милая плетеная маленькая корзиночка со стеганой подушечкой была слишком очаровательна, чтобы Жаклин могла противостоять своему желанию. Новое приобретение великолепно подошло бы для кота — если бы он у нее был.

«Может быть, мне стоит завести его, — размышляла Жаклин. — Множество великих писателей обожали кошек. Марк Твен, Генри Джеймс, доктор Сэм Джонсон, Барбара Майклс…» Она ничего не имела против животных. Они требуют к себе очень небольшого внимания, издают приятные звуки, когда их гладят, и вообще необычайно декоративны.

Работники Управления дорожно-ремонтных работ все еще не дотащили свои зады и не восстановили мост на дороге 483. В этот раз Жаклин обнаружила дорогу «Бразерс Уитмен» без труда и проследовала по ней с приличной скоростью, бдительно наблюдая за тем, чтобы не пропустить антикварные магазины. В этом ее постигло разочарование, но пейзаж радовал глаз. Это был более длинный маршрут, чем тот, которым Жаклин однажды неумышленно проследовала, и она хотела знать, почему ее с самого начала направляли именно этой дорогой. Приехав в Пайн-Гроув, она нашла ответ на свой вопрос. Этот маршрут приводил ее прямо в «хорошую» часть городка. За исключением современного торгового центра на краю его, там не было ничего неприглядного.

Теперь вместо розово-белой пены цветов деревья несли на себе ярко-красное и золотое убранство осени. Опавшие листья покрывали лужайки, образуя узоры, похожие на персидские ковры. Хризантемы, астры и маргаритки украшали цветочные клумбы. Очарование этого вида было не только визуальным. В нем явственно ощущалась ностальгия по тому образу жизни, который не столько исчез, сколько никогда не существовал в реальности. Веснушчатые мальчишки гоняли на велосипедах и забрасывали бумажные самолеты на веранды; гордо реяли американские флаги. Здоровые розовощекие отцы семейств, одетые в лучшие воскресные костюмы, направлялись рука об руку с женами к белой, со шпилем церкви… Рисунок для обложки, выполненный Норманом Рокуэллом, такой же неубедительный, как и бумага, на которой он напечатан, с уродливыми вещами, спрятанными за прелестным фасадом. Людям, тоскующим по старым добрым временам, может прийтись не по вкусу реальность. Старые добрые времена, до открытия пенициллина и операций на сердце, социального страхования и гарантированной минимальной зарплаты… Не говоря уже о кондиционировании воздуха, импортном шоколаде в каждом супермаркете и кончине корсета. Насколько Жаклин могла видеть, они смогли сохранить старые добрые времена — и сельское очарование Пайн-Гроув. Она умерла бы здесь от скуки. Прелестный старый дом в сельской местности — это великолепно, она все еще хотела приобрести его. При условии, что он будет не далее пятидесяти миль от большого города.

Пала ли Катлин жертвой этой иллюзии? Вряд ли — она была слишком умна для этого. Женщина ее типа должна найти жизнь в Пайн-Гроув ужасно стесненной и ограниченной. Когда прибыл ее корабль с тяжелым грузом денег и успеха, Катлин могла направиться в сторону сверкающих огней большого города. Какого дьявола она не сделала этого? Что держало ее в Пайн-Гроув? Если она была так предана своей семье, она могла взять их с собой.

Однако несмотря на весь свой цинизм, Жаклин чувствовала приятное, незаметно подкрадывающееся чувство возвращения домой, когда подкатила к парковке за гостиницей и пошла к парадной двери. В гостиной не было миссис Свенсон, телевизор молчал, а из-за конторки выскочила Молли, чтобы приветствовать ее как старую и нежно любимую подругу.

— Мы так волновались! Мы вам так рады! И надеемся, что вы пробудете здесь несколько месяцев… О, это просто чудесно!

Она была одета в другое ситцевое платье, с оборками, свободно свисающими с закругленной кокетки, но оно делало Молли привлекательнее, чем те, которые она носила прежде. Молли выглядела веселее, здоровее и счастливее; ее каштановые волосы блестели. Жаклин подумала: «Ага!», но не высказала своих соображений и не задала вопроса — сейчас.

Справедливости ради надо сказать, что она могла сделать это, если бы ее внимание не было отвлечено видом другого знакомого лица. Знакомого и несущего на себе знаки более привлекающего внимания выражения, чем Жаклин видела в последнюю с ней встречу.

Шерри, младшая сестра Катлин, протянула руку.

— Миссис Кирби. Я надеялась, что увижу вас. Сен-Джон прислал меня оставить для вас записку. Брат такой беспокойный человек. Он говорит, что это более вежливо, чем пересылать ее по почте.

Она захихикала над чудаковатым Сен-Джоном. Ну и ну, подумала Жаклин, пожимая руку. Что нашло на этот город? Все блестят, как начищенные кнопки. Сестра Катлин была довольно милой девушкой, когда стерла этот надутый вид со своего лица. Милее, чем старшая сестра. Но во всем другом Катлин было трудно подражать. Благодатная почва для сестринского соперничества.

Право, она не должна позволять своим мыслям течь в таком направлении. Стряхнув с себя оцепенение, Жаклин сосредоточила внимание на том, что говорила Шерри. Ничего особенного, просто обычные приветствия и просьба дать им знать, если что-нибудь ей понадобится. Жаклин пообещала именно так и поступить и взяла записку, которую ей дала Шерри.

Молли суетилась. Жаклин знала, что ее беспокоило. Бедная женщина, она так серьезно подходила к своим обязанностям. Она была озабочена тем, что нужно было показать гостье ее новую комнату, но, помня строгое предупреждение Жаклин о том, что она не должна ни единой живой душе говорить, где та находится, Молли боялась произнести хотя бы слово или шагнуть в присутствии Шерри. В этом случае предосторожность была лишней. Если бы Дарси не знали, где она остановилась, они бы без труда это вычислили. То же самое относилось к любому жителю города. Именно приезжих, особенно репортеров, хотела отвадить Жаклин и по возможности дольше избегать встречи с ними. У нее не было иллюзий насчет способности прессы выследить ее.

Она привычно взяла дело в свои руки.

— Я мечтаю увидеться с вами, — заверила она Шерри. — Но надеюсь, сейчас вы извините меня, я устала после такой долгой поездки и хочу устроиться на новом месте.

Шерри предложила свою помощь, но не настаивала и не последовала за ними, когда Молли провела гостью через гостиницу и вывела ее через заднюю дверь на парковочную стоянку.

— Вам вовсе не надо приходить в гостиницу, — объяснила она. — Конечно, мы надеемся, что вы будете заглядывать к нам, когда захотите, но если вы предпочитаете жить в строгой тайне, просто позвоните, и я принесу вам поесть, вашу почту и все, что вы попросите. Вы можете убедиться сами, какое это уединенное место. Стоя рядом, вы даже не будете подозревать, что оно есть.

Жаклин была вынуждена согласиться. Перед ней была стоянка для автомашин, окруженная высокой деревянной изгородью с трех сторон, большой бак для мусора на некотором расстоянии от двери, ведущей на кухню, и кроны деревьев, возвышающихся над стеной. В каждой стене были ворота.

— Эти выходят на улицу, — объяснила Молли, показывая на ворота в южной стене. — Мы обычно держим их закрытыми, чтобы посторонние не использовали стоянку. Ворота напротив выходят в сад и малинник. Мы выращиваем много фруктов, овощей и лекарственных трав, конечно.

— Конечно, — эхом повторила Жаклин. Она начинала испытывать нетерпение. Когда ей захочется совершить экскурсию, она об этом попросит.

— Теперь эти ворота ваши, — сказала Молли. — Вот ключ от висячего замка, вы можете запирать его изнутри, когда будете дома, и, к слову, там также есть тяжелый засов. — Она продемонстрировала его работу. Жаклин одобрительно кивнула головой.

— Этого должно хватить, — сказала она. — Я не собираюсь отражать нападение армейских частей, а только остудить пыл непрошеных гостей.

— Я взяла с прислуги клятву, что они будут хранить ваше пребывание здесь в тайне, — сияя, сообщила Молли. — И я никому в городе не обмолвилась ни словом.

Жаклин благосклонно кивнула. Ей было приятно видеть Молли, вступившую в игру с таким удовольствием.

Закрыв ворота, Молли провела ее вдоль узкой тропинки между нависающими ветвями. Огороженное пространство было намного больше, чем ожидала Жаклин. Подтвердились и слова Молли о том, что никто из стоящих перед гостиницей не будет подозревать о существовании отдельного домика, скрытого деревьями. Он уютно устроился на маленькой прогалине. Перед ним был газон размером с носовой платок.

— Он очень популярен у молодоженов, проводящих медовый месяц, — сентиментально заметила Молли. — В доме есть своя кухня, так что можно проводить наедине целые дни. Разве я не говорила, что он очарователен?

Жаклин онемела. Оконные рамы, ставни, дымоходы, стрельчатое окно с яркими комнатными растениями… Взволнованным голосом она сказала:

— Это же дом Бетти. И Катлин. Сколько же здесь этих проклятых… очаровательных маленьких домиков?

— Первоначально их было пять или шесть, — ответила Молли. Слава Богу, она не слышала уничижительного прилагательного. — Целый ряд вдоль Главной улицы. Застройщик, построивший здание банка, хотел снести их, но тогда кому-то в голову пришла великолепная идея продать эти дома и попросить покупателей перевезти их в другое место. Они были ужасно дешевы. Отец Тома купил один. Он думал уже тогда о том, чтобы открыть гостиницу. Катлин Дарси приобрела другой. Думаю, она не могла устоять перед домиком с ее именем на фасаде и прочими штучками. Только один остался на своем первоначальном месте, потому что возникли некоторые проблемы относительно собственности. Джан Уилсон и купила его; она сказала, что он прекрасно подходит для книжного магазина, и я полагаю, что так оно и есть. У меня не хватает времени для чтения… О чем я говорила? Ах да. Я не знаю, почему архитектор, создавший их, дал им имена. Забавно, не так ли?

— Строители — смешные люди, — уныло заметила Жаклин, — может быть, он захотел дать им имена своих детей. Что такое София?

Но Молли не слышала, она поспешила, чтобы отпереть парадную дверь и широко распахнуть ее в приветственном жесте.

Жаклин следовала несколько медленнее. Говорить про окружение и вдохновение?.. А может быть, надо бы поговорить о предзнаменованиях, предопределении и обо всем таком прочем?

Жаклин открыла один глаз. Ничего тревожного не последовало за этим действием, поэтому она отважилась открыть другой.

Ее первая ночь в коттедже не была абсолютно спокойной. Она легла рано, уставшая после нескольких часов напряженного распаковывания вещей, за которым последовал плотный ужин. Ночной воздух был восхитительно свежим и прохладным, из спальни, расположенной на втором этаже, она могла видеть туманные очертания гор, вздымающиеся над верхушками деревьев. Жаклин широко распахнула окно прямо в ночь и лежала, чувствуя усыпляющую удовлетворенность. Глядя на небо, заполненное морозными звездами, она наблюдала, как тонкие занавески колышутся мелким ветерком, пока сон не смежил ее глаза.

Жаклин не могла сказать, что ее разбудило, однако она проснулась в темный колдовской час пополуночи. Жаклин лежала, не двигаясь, в ней говорило скорее любопытство, чем страх; она не видела и не слышала ничего такого, что могло бы объяснить ее неожиданное пробуждение. Однако постепенно она стала ощущать появление в своей комнате чего-то странного. Не света и не звука — запаха. Воздух был пропитан ароматом сирени.

Это взволновало Жаклин настолько, что она включила свет и осмотрела дом. Ничего.

Она оставила свет в холле зажженным и вернулась в кровать. Вероятно, спящим могут сниться и запахи, так же как они слышат во сне звуки, музыку, переносятся в незнакомые места и видят незнакомых людей. Это, должно быть, был сон, успокоила она себя. И Жаклин знала, что стало «спусковым крючком», вызвавшим его. Сестра Катлин была пропитана запахом сирени.

На следующее утро в доме не осталось от него и следа. Что и ожидалось, так как это был продукт сна, а не действительности. Лежа навзничь в постели — очень удобной постели, — Жаклин энергично сопела. «Все прошло, — сказала она себе. — Можешь вставать прямо сейчас, леший не тронет тебя».

Солнечный свет, который должен был литься в окно, отсутствовал. Зато в него дул холодный ветер, заставивший ее зарыться поглубже под стеганые одеяла, которыми Молли покрыла кровать. Она видела только листву гнетущего темно-зеленого цвета с редкими ярко-красными пятнами. Кизил, надеялась Жаклин. Не ядовитый плющ. Она повернула голову, чтобы бросить взгляд на часы, стоявшие на прикроватном столике. Они показывали пять тридцать. Она, должно быть, забыла включить их.

Часы на кухне были включены, по ним она проспала полные восемь часов. Спотыкаясь, Жаклин дошла до плиты и поставила на нее чайник. Банку с растворимым кофе она вытащила из багажника накануне вечером, поэтому ей не пришлось потратить несколько минут драгоценного времени и энергию на ее поиски. После нескольких глотков чудесного кофе в голове начало проясняться, и у нее появилась способность созерцать свое новое окружение.

Ее владения не были обширными; две комнаты на первом этаже и спальня с ванной этажом выше. Хотя коттеджи, которые она видела, снаружи были почти одинаковыми, внутренняя их планировка слегка различалась. Отец Тома превратил две нижние комнаты в совмещенную кухню и столовую. Другую комнату Жаклин собиралась использовать в качестве кабинета.

Неся в руке чашку кофе, она прошлась по бывшей гостиной и заметила с удовлетворением, что все ее требования были выполнены. Прочные столы для компьютера и принтера, для ксерокса и печатной машинки на месте. Шкафчик для хранения бумаг тоже имеется. Шведский стол с закрывающейся крышкой. Как и в других коттеджах, камин, окруженный по бокам встроенными книжными шкафами, был у правой стены; Молли заверила ее, что им можно пользоваться, а дрова для него будут приготовлены. Перед камином стояли сильно набитые кресла, между ними находился стол. Вполне уютная комната, несмотря на то, что ее переполняли предметы обстановки и везде громоздились препятствия в виде коробок, все еще разбросанных по полу. Набивной ситец светло-голубого цвета покрывал кресла и висел на окне.

Жаклин кивнула.

— В целом вполне удовлетворительно, — произнесла она вслух.

Она надела шерстяные брюки и теплый свитер и отправилась в гостиницу. Единственным неудобством ее жилья было неизбежное следствие его уединенности к коттеджу нельзя было подъехать на машине. Придется нести бакалею и остальные припасы от стоянки.

После обильного завтрака Жаклин провела остаток утра, делая запасы вышеупомянутых продуктов. Никто из посетителей торгового центра не проявил к ней никакого интереса, несмотря на то, что своей дорогой одеждой она напоминала птицу с экзотическим оперением, случайно оказавшуюся среди коричнево-серых воробьев и кричащих ярких зябликов женского общества Пайн-Гроув. Это был полезный опыт; когда Жаклин увидела, как молодой продавец пакует ее сумки в машину, она подумала о том, что вовремя покинула Нью-Йорк. Писатели живут в своем собственном маленьком мирке; спустя некоторое время у них появляется мания величия. Причина невнимания жителей Пайн-Гроув к Жаклин заключалась в том, что очень немногие обитатели захолустных городков знают что-нибудь о писателях. Как и те о них.

На обратном пути в коттедж она остановилась в гостинице, чтобы поинтересоваться относительно почты и попросить рослого помощника официанта донести ее покупки до дома. Настроение Жаклин не улучшилось после встречи со слишком знакомым оглушающим звуком телевизора и видом миссис Свенсон, сидящей на своем обычном месте. «Одна из наших старых клиенток», — сказала про нее Молли. «Так оно и есть, — уныло подумала Жаклин. — Приезжает, пожалуй, каждый месяц и останавливается недели на три».

Она прокричала свой заказ Молли и добавила, что без ума от коттеджа. Лицо Молли загорелось. Сегодня утром она выглядела очень мило. Том, должно быть, в хорошем настроении, подумала Жаклин. Поэтому и ласков с ней в эти дни…

Чрезвычайно молодой человек в чрезвычайно грязном белом фартуке был освобожден от обязанностей по кухне и направлен к Жаклин. После того как он выполнил свою работу, ей пришлось убедить его принять чаевые, а он называл ее «мадам». Так влияет на вас жизнь в маленьких городах, размышляла она; здесь море подлинного расположения и старомодной учтивости по отношению к другим людям. Во всяком случае, по отношению к состоятельным белым средних лет.

Сен-Джон позвонил и оставил послание, повторив содержание своей записки. Не позвонит ли она ему? Он очень хотел поприветствовать ее и открыть для нее секреты бумаг своей сестры.

Жаклин как раз не терпелось погрузиться в их изучение. Однако поспешность в таком деле была бы ошибкой. Она не собиралась работать непосредственно в кабинете Катлин. Он слишком близко находился к главному дому и был слишком доступен. Сен-Джон вполне мог считать, что у него есть право заходить туда, когда вздумается; у Пола Спенсера могло найтись занятие во дворе; да и вездесущим репортерам не составит труда найти это место. Жаклин хотела быть на своей территории, где она могла установить свои собственные правила.

Итак, вместо того чтобы перезвонить Сен-Джону, она поспешно пообедала, убрала покупки и распаковала рабочие инструменты. В шкафах теперь стояли ее книги, включая Бартлетта, Вебстера, Библию и Шекспира. К тому времени, когда она закончила украшение стола любимыми безделушками, среди которых особо почетное место занимал пластиковый кулак (подарок сына) с вставленными в него карандашами и ручками, комнату окутали предзакатные сумерки, а по оконным стеклам тихо начал стекать дождь. Жаклин повернула выключатель и обозрела свои владения. Все выглядело чудесно. Не хватало только кота, свернувшегося перед камином.

Жаклин решила вознаградить себя за труды, налив бокал мартини.

Сен-Джон был возбужден до глубины души, услышав ее голос по телефону. Он уже начал волноваться. Чем он может помочь? Не отобедает ли она с ними? Простой, скромный обед, который благодаря ее очарованию может превратиться в…

Жаклин оборвала его. У нее все хорошо. Жилье прекрасное. Она не сможет прийти к ним на обед; она устала и не любит водить машину по незнакомым дорогам в дождливую погоду… и, кроме того, она этого не хочет. Однако последняя часть фразы не была произнесена вслух, и Сен-Джон любезно принял ее извинения. Он едва мог дождаться встречи. Сразу же с утра? Он постарается сдержать себя до того времени.