1

Джин отнеслась к вопросу Жаклин спокойно. Казалось бы, ей следовало возмутиться, запротестовать или, по крайней мере, прийти в ужас. Но по сути дела Жаклин произнесла только то, о чем Джин, не признаваясь себе самой, давно уже думала.

— Не знаю, — ответила она.

Удивленная Жаклин опустилась на стул.

— Ну, слава Богу, спасибо и за это.

— За что? За то, что не знаю?

— Нет, нет — за то, что не отвергаешь саму мысль. Я боялась, что ты сочтешь меня истеричкой. Все время забываю, что хоть ты и кажешься Алисой в Стране чудес, голова у тебя работает четко. Смотришься ты неприлично молодой...

— Ох, Жаклин, а я думала, что мне это все мерещится. Но ведь не такая уж я растяпа, поверьте мне. Один несчастный случай я допускаю, даже два... но три подряд...

— Ты и правда ничего не помнишь о сегодняшнем? — Жаклин закурила очередную сигарету. Только по этому беспрерывному курению и можно было догадаться, что она взволнована, руки у нее не дрожали, а лицо выражало лишь крайнюю сосредоточенность. — Я подыгрывала тебе в том, что ты ничего не помнишь, из осторожности, понимала, тебе не хочется, чтобы кому-то показалось, будто ты догадываешься, кто на тебя напал. Догадываешься?

— Нет, честное слово, нет. Это мог быть кто угодно. Игра в бассейне была сумасшедшая. Вряд ли кто-нибудь видел, что делали другие... Да! Вы сказали, Хосе...

Жаклин неохотно покачала головой:

— Не скидывай со счетов Хосе. Он ненадолго уходил в дом. И после этого я увидела его, только когда он выхватил тебя у меня из рук, бросил на землю и начал вдавливать тебе ребра.

— Выхватил у вас из рук... Вот оно что! Так это вы вытащили меня из воды?

— А чего ради я, по-твоему, восседала на краю бассейна, будто старая зануда компаньонка? — огрызнулась Жаклин. — Я следила за тобой, а при всеобщем мельтешении это было не так-то просто. Слава Богу, у меня хватило ума сообразить вовремя, что в маленьком бассейне ты будешь в большей безопасности, чем в море в Остии.

— Разумно, — медленно проговорила Джин. — Жаклин, вы не старая зануда компаньонка, вы — ведьма! И давно вы заподозрили неладное?

— С тех пор, как Майкл упомянул о первом «несчастном случае» с тобой, когда я заклеивала ссадины, оставшиеся после второго. Конечно, я сомневалась, не могла не сомневаться. Но все время ощущала в животе противный холодок и, когда вы собрались в Остию купаться, сразу подумала, что это превосходная возможность для нового несчастного случая. Предупреждать тебя я не решилась, боялась, что ты подумаешь, будто я спятила. Единственное, что я могла, — организовать купание в таком месте, где ты была бы у меня на глазах. Простить себе не могу, что даже здесь я чуть не прозевала...

— Вы спасли мне жизнь, — сморкаясь, сказала Джин.

— Ну, допустим. Что же, нам теперь сидеть и реветь по этому поводу? Во всяком случае, — мрачно сказала Жаклин, — лучше побереги свои благодарности. Ты еще не в безопасности. И не будешь, пока мы не вычислим, кто на тебя покушается и почему.

— Почему — достаточно очевидно. Разве нет?

— В известной степени. Хотя, с другой стороны... нет, черт побери, совершенно непонятно! Ты думаешь, из-за смерти Альберта? Я тоже так считаю, эта догадка напрашивается сама собой. Но разве не ясно, что это предположение влечет за собой другое, еще более скверное? Альберта нашла ты. И он не только был способен что-то сообщить, но и сообщил на самом деле. Ситуация настолько классическая, что даже смешно. Во всех триллерах я читала, что свидетель преступления находится в опасности, даже если молчит. Убийце необходимо заткнуть ему рот прежде, чем тот прольет свет на важную улику. Но ты-то уже рассказала все! Давай вспомним: ведь Альберт не сказал и не написал ничего, помимо того, что ты уже сообщила мне, а также всем своим друзьям и даже полиции. Верно?

— Верно.

— И в том помещении, где произошло убийство, не было ничего такого, что могло бы послужить ключом к разгадке. Никаких предметов, никаких несоответствий или перемен, которые не бросились в глаза полиции, но могли бы иметь значение для кого-то еще?

— Ничего такого не было. — Джин покачала головой, которая все еще болела, но физическая боль сейчас, во время этого разговора, казалась сущим пустяком. Джин испытывала громадное облегчение — ведь теперь она могла обсудить все, что таилось в глубине ее сознания. Еще бы ей не быть страстно заинтересованной — ведь речь шла о ее жизни и смерти. — Думаете, я не ломала над этим голову? И сейчас, стоит мне закрыть глаза, я вижу это помещение — абсолютно пустое, там только Альберт. Он ничего не говорил, ничего не писал, кроме того, о чем, как вы правильно выразились, я сообщила чуть ли не всему Риму. А мне никто не поверил, — мрачно заключила она.

— Есть еще одно соображение в нашу пользу. Пытаясь заставить тебя замолчать, убийца рискует привлечь внимание к тому, что ему необходимо скрыть. А убийца явно человек сообразительный. Убийство Альберта было хорошо продумано. Станет ли преступник так рисковать, если ты не представляешь для него реальную опасность?

— Вы все время говорите «он».

— Традиционное местоимение в устах мужененавистницы для обозначения неизвестного лица, — сказала Жаклин с улыбкой, казавшейся не очень убедительной.

— А мне бы хотелось, чтобы злоумышленницей оказалась Дейна, — мечтательно произнесла Джин.

Жаклин расхохоталась.

— Слава Богу, ты не из робких, — сказала она одобрительно. — Представляешь, как бы все усложнилось, если бы ты совершенно раскисла от страха.

— Я и правда боюсь, — прошептала Джин. — Сегодня я отчетливо поняла, как мне... как мне хочется жить.

— Значит, наша задача сохранить тебе жизнь, — бодро отозвалась Жаклин. — И начинать надо с самого начала. Джин. Убийца — кто-то из наших шестерых друзей. Но я даже представить не могу кто, даже подозрений у меня нет.

— Вы уверены, что это кто-то из наших?

— Давай рассуждать логически. Предположим, Альберта убил некто посторонний, с кем у него были личные счеты. Двери в церкви оставались открытыми какое-то время после убийства, так что преступник, до того как поднялась тревога, мог спокойно выйти на улицу и затеряться в толпе. Оставаться там ему было ни к чему, если только убийца не один из Семи Грешников, которые должны были следовать намеченной программе. Поэтому туристов, задержанных в тот день, я не принимаю в расчет. Лейтенант совсем не такой легкомысленный, каким кажется. Он, конечно, проверил их всех.

— Логично. Но убийца ведь не рассчитывал, что на Альберта наткнусь я. Альберт мог пролежать там несколько часов, прежде чем его найдут. К тому времени мы все уже убрались бы из катакомб.

— Справедливо, но это ничего не меняет. Рано или поздно Альберта все равно опознали бы. Проследили бы его связь с вами, и полиция узнала бы, что вы все были там в момент убийства. Убийца старался создать видимость, будто Альберт покончил с собой, и это ему блестяще удалось.

— Пожалуй.

— Все это никак не исключает, что его убил кто-то посторонний. Но тогда почему покушаются именно на тебя? Конечно, можно допустить, что тебя преследует кто-то неизвестный — и под машину толкнул, и в опасном месте свет потушил. Но сегодня-то вечером никого, кроме твоих друзей, в бассейне не было.

— Только доктор Сковил.

— Да, доктор, — повторила Жаклин. — Доктор Сковил... нет, это уж слишком.

— И все же, если учитывать всех, кто имел возможность напасть на меня, надо не забывать и про него. Ведь алиби придумать нетрудно. Послушайте, Джеки, профессор что-то такое говорил, будто должен на другой день куда-то уехать на поезде, но мы же не знаем, так ли это? Может, вместо этого он улетел самолетом? И доказать ничего нельзя — для путешествия по Италии паспорт ему был не нужен.

— Ну а какой мотив?

— Черт с ним, с мотивом! До него еще очередь не дошла.

— Ну ладно, включаем в число подозреваемых и профессора, — хладнокровно согласилась Жаклин. — Таким образом, наш список опять будет состоять из семи человек. Я не допускаю мысли, что ты нарочно чуть не потопила себя с единственной целью придать правдоподобие малоубедительному повествованию.

— Плешивому, малоубедительному повествованию... — подхватила цитату Джин.

— Рада удостовериться, что ваше поколение читает не только Леонарда Коэна и «Степного волка»... Итак, мы свели число подозреваемых к семи?

— Я понимаю, трудно поверить, что сегодня к нам мог подкрасться кто-то чужой, — упрямо стояла на своем Джин. — Но ведь у бассейна было темно. Разве это невозможно, Джеки?

— Ты забываешь об одном. — Жаклин снова потянулась за сигаретой. — Конечно, тебя может преследовать чужой. Но почему? Ведь кроме твоих друзей и полиции никто не знает, что Альберт был еще жив, когда ты его нашла.

Джин молчала. Жаклин продолжала уже более мягко:

— Я понимаю, что тебе не хочется допускать это. Ты любишь своих друзей и даже Дейну — по-своему. Но от фактов никуда не денешься.

— Да, конечно. И спасибо вам, что вы подходите к этому как к своеобразной интеллектуальной игре. Только это не игра.

— Игра, но опасная. Как только наступит утро, я позвоню нашему другу лейтенанту.

— Не надо.

— Почему, скажи на милость?

— Они вам не поверят. Лейтенант уже решил, что Альберт покончил с собой, и такое заключение вполне его устраивает. Из-за того, что со мной случилось сегодня, он возобновлять дело не станет. Мы можем быть стопроцентно уверены, что эти происшествия не случайны, но он поднимет нас на смех. Да и что он может предпринять?

— Полиция может проверить все алиби, — упрямо возразила Жаклин. — На тебя нападали трижды. Установив, кто, где и когда был, полиция, конечно, может выявить подозреваемого.

— Что они могут выявить? Вот вы сегодня сами присутствовали при нашем купании, вы можете кого-нибудь заподозрить? То, что случилось на лестнице, вообще так неясно, что можно счесть это совпадением. Мы же не знаем, когда потушили свет, когда игрушку оставили на ступеньке. А взять случай с машиной — мы и сами знаем, что Майкл в это время был где-то неподалеку. Дейна и Тед находились в центре — она собиралась походить по магазинам, а Тед потом завтракал с кем-то, живущим около площади Испании. Это только в двух кварталах от площади Барберини. Уверена, что и алиби других будет так же трудно проверить.

— Интересно, — заметила Жаклин. — Представители моего поколения, чуть что случится, сразу обращаются к полиции, а вы, молодые, инстинктивно ей не доверяете. Но в чем-то вы правы.

— Полиция не может сделать ничего, что не можем мы, — настаивала Джин, она села в кровати, ощутив прилив энергии. — Джеки, надо начинать со смерти Альберта. Если мы сможем доказать, что это не самоубийство...

— Как?

— Надо подумать! Наверняка можно за что-то зацепиться.

Жаклин села поудобней.

— В обстоятельствах его смерти мы ничего не найдем, — задумчиво сказала она. — Нож лежал рядом, он мог упасть, когда Альберт выпустил его из рук. Характер раны тоже подтверждает, что он мог нанести ее сам. Допытываясь, левша был Альберт или правша, ди Кавалло удовлетворенно кивал, значит, ответ его устраивал.

— Он был правша, — сказала Джин. — А это значит, что его мог зарезать тоже правша, стоявший сзади. Если задумаете перерезать кому-нибудь горло, вставайте сзади жертвы, тогда не запачкаетесь в крови.

Жаклин поглядела на Джин с восхищенным удивлением:

— А ты, малютка, жестко стелешь!

— Я могу быть, какой захочу, — могу быть наивной, могу расчетливой, — угрюмо ответила Джин. — Но мы уже говорили, что это не игра... Убийца определенно стоял за спиной Альберта. Никто не пойдет навстречу жертве, размахивая ножом, подойдут сзади. Тогда сработает элемент внезапности, и кровью не запачкаешься, а вид раны будет свидетельствовать о самоубийстве. Если уж мне это ясно, то умному убийце и подавно.

— Но ведь должна была остаться кровь! На руках убийцы.

— Стояла жара, на всех была одежда с короткими рукавами или вообще без рукавов. А там, где его убили, бежит вода из трубы в стене.

— Господи Боже! — пробормотала Жаклин. — Об этом я не подумала... Считала, что убийца выбрал эту комнату из-за ее отдаленности, но, возможно, была и другая причина. А как насчет отпечатков пальцев?

— Ну, я не придаю этому большого значения, хотя думаю, полиция их искала.

— И нашла только отпечатки Альберта. Правда, вряд ли убийца надел перчатки, это привлекло бы к нему внимание.

— Он мог спрятать их в кармане, а потом выбросить. Нас ведь не обыскивали.

— Да, не слишком мы успешно продвигаемся, — заметила Жаклин. — А как алиби на момент смерти Альберта?

— Безнадежно. Все мы находились в разных местах. И потом, никто же не знает, когда на Альберта напали. Он умер гораздо позже.

— И все же над этим надо потрудиться. Я могу прикинуться, что любопытствую от нечего делать. Энн и Тед, по-моему, много времени были вместе.

— Да, но подобное алиби мало что дает. Майкл и Дейна тоже тогда были вместе, но они могли бы и наврать, чтобы выгородить друг друга. Кстати, на самом нижнем уровне они были за минуту до того, как я нашла Альберта.

— А вот у меня есть что-то вроде алиби, — сказала Жаклин. — И не смотри так удивленно, очень глупо с твоей стороны, если ты меня не подозреваешь. Я тогда устала от этих ваших мерзких руин и пошла посмотреть прелестные фрески в капелле Святой Екатерины. Священник, продававший билеты, должен был видеть, как я поднялась, да и те, кто спускался, должны были пройти мимо него. Когда я возвращалась, чтобы узнать, куда ты делась, Энн и Тед беседовали с другим священником. Если они пробыли там сколько-то времени...

Джин покачала головой:

— Мы на ложном пути. Полиция добьется тут результатов гораздо скорее. Я уверена, что нам так и не удастся отбросить всех и сузить поиски до единственного подозреваемого. Надо искать мотив. Кто мог желать смерти Альберта? Вот это действительно легче выяснить нам, чем полиции. Мы знаем всех, кто связан с этим делом.

— Но мотив как раз самый уязвимый момент. Если ты интересовалась убийствами, настоящими или вымышленными, то знаешь, что людей убивают по причинам, которые нам с тобой показались бы смехотворными. Потому-то, и совершенно правильно, при полицейском расследовании мотивом интересуются не в самую первую очередь.

Они молча смотрели друг на друга. Потом Жаклин поднялась и подошла к балконным дверям. Она распахнула тяжелые деревянные ставни. Солнце как раз начало подниматься над горизонтом. -Над сонным миром стояла тишина, но вдруг прохладный утренний воздух прорезала птичья трель.

Несколько секунд Жаклин, все еще подняв руки, постояла у дверей. Джин вглядывалась в нее глазом профессионального искусствоведа, отдавая должное линиям и цвету. В слабом свете солнца распущенные волосы Жаклин казались расплавленным золотом.

Но вот статуя ожила, повернулась и сказала устало:

— Мы обе выдохлись. Может, если мы немного поспим, думать будет легче? Здесь еще одна кровать, ты не против, если я...

— Почему я могу быть против?

— Надеюсь, что так. Но все равно, возражаешь ты или нет, я теперь не отлипну от тебя, подобно банному листу из поговорки. Раз уж ты оказалась в этой квартире, то без меня никуда ни шагу.

— Может быть, мы глубоко ошибаемся, — сказала Джин. — И все обстоит совсем не так?

— Может быть. Но я больше не желаю рисковать. С завтрашнего дня мы начинаем искать.

— Знать бы только, что искать!

— Не беспокойся, — невозмутимо отозвалась Жаклин. — Что-нибудь прояснится.

 

2

— "Семеро святых"? — переспросил Хосе. — Где вы это слышали? Ах да! — Его голос чуть заметно дрогнул. — От Альберта, конечно.

Они стояли перед алтарем в церкви Святой Цецилии, любуясь знаменитой статуей работы Мадерно.

В последние двое суток Жаклин затаскала всех свободных членов семерки по достопримечательностям. В этот день с ней было только четверо. Дейна наотрез отказалась осматривать еще что-нибудь, а Энди залег у себя дома, запасшись пузырями со льдом и кофе. Энн преданно ему служила. Подать реферат нужно было через два дня.

Джин знала, зачем Жаклин затеяла эти походы. Во всяком случае, знала о ее побуждениях, хотя логика поступков Жаклин от нее ускользала. Церковь Святой Цецилии была старая, и в ней сохранилось много интересного, но она не принадлежала к числу главных городских достопримечательностей.

— Я понимаю, это звучит глупо, — с невинным видом заявила Жаклин, — но знаете, я попробовала подсчитать, и оказалось, что святых девственниц действительно семь.

— И одна из них святая Цецилия? — Тед с интересом глядел на статую. — А знаете ли вы, что после того, как ей отрубили голову, она в полном сознании пролежала три дня на полу своей ванной, радостно ожидая мученического венца?

Джин прыснула, а Хосе, хоть и покачал укоризненно головой, улыбнулся.

— Тед, ты поступаешь нечестно. Цитируешь жизнеописание святой из популярной детской книжки. А то, что пишут для детей, всегда звучит по-дурацки, если пересказывать это умным взрослым.

— К тому же ты цитируешь неверно, — строго заметила Жаклин. Она вынула из сумки маленькую книжку и потрясла ею. — Это «Словарь святых», и составитель его весьма сомневается в таких легендах.

— Можно взглянуть? — Хосе протянул руку, и Жаклин дала ему книжку. Он полистал ее. — Вот-вот, как раз это место: «Ее приговорили к смерти от удушья в ванной комнате собственного дома, но ни жара, ни пар не возымели действия, так что пришлось послать солдата, чтобы он обезглавил ее. Он ударил ее трижды, но не убил и ушел, оставив Цецилию умирать. Она прожила еще три дня». Конечно, неправдоподобно, но совсем не так смешно, как рассказываешь ты, Тед.

Джин взглянула на Майкла, стоявшего немного поодаль. Он не сводил глаз со статуи, лежавшей у алтаря в застекленном футляре.

— А мне эти истории нравятся, — примирительно сказал Тед. — Они трогательные, надо только отбросить всю эту фрейдистскую муру насчет девственности... — Он увернулся от кулака Хосе и продолжал: — Больше всего мне нравится рассказ о том, как нашли тело святой.

— В моей книжке этого нет, — отозвалась Жаклин.

— Ладно, тогда я расскажу. В 1599 году гробницу святой, находившуюся в катакомбах, вскрыли. Уж не знаю зачем. Эти наши предки были суровые ребята. При вскрытии гробницы присутствовало много знатных персон, в их числе и Стефано Мадерно. И представьте, тело святой ничуть не пострадало от времени; она лежала словно живая в аккуратной скромной одежде, как на этой статуе, повернутое лицо было закрыто вуалью. Тело перенесли сюда и перезахоронили, а Мадерно побежал домой и создал статую — буквально скопировал тело святой, каким оно было спустя пятнадцать столетий после ее смерти.

Все разом повернулись к мраморной фигуре. Это была молодая женщина, лежащая на боку, поджав колени и грациозно вытянув руки. Черты лица были почти неразличимы, но линии на шее, оставленные мечом палача, выделялись отчетливо.

— Очень трогательно, — нарушил молчание Майкл. — Слащаво, слюняво — одним словом, китч! Пошли, а то здесь холодно.

Все последовали за ним. На выходе, щурясь от солнца, Тед повернулся к Жаклин:

— Что у вас за цель? Коллекционируете святых девственниц? Мы уже в шести церквах побывали... да, в шести... — Он смотрел на Жаклин большими невинными глазами. — А какая будет седьмой?

— Санта Приска, — спокойно ответила Жаклин.

Майкл взвыл:

— Боже милостивый! Это же на Авентине. Незачем туда тащиться, Джеки. Такая даль! И может, она закрыта. А кроме того...

— День прекрасный. — Жаклин решительно утвердила очки на переносице. — И Авентине в такой день — прекрасное зрелище. К тому же...

— Что?

— Если ты опять без денег, а я подозреваю, что так и есть, лучше тебе от нас не отставать — иначе останешься без ленча.

— Слава Богу, у меня нет такой проблемы, — елейно заметил Тед. — Увидимся завтра у Джузеппе?

— Вряд ли, — сказала Жаклин. — Мы опять отправимся на экскурсию.

— Неужели опять по церквам? — взмолился Майкл.

— Вот именно. Завтра пойдем по семи церквам пилигримов. Ведь их тоже семь? — вкрадчиво осведомилась Жаклин. — Я не ошибаюсь?

 

3

— Вы треплетесь? — спросил Энди. — Или свихнулись на цифрах? С чего такой страстный интерес к септетам.

В этот вечер Энди казался близким к обмороку, если только нечто подобное может произойти с таким загорелым и крепким молодым человеком. Синяки у него темнели не только под глазами, но и вокруг них.

— Перестань болтать и ешь, — приказал ему отец.

Энди послушно запихал в рот большую порцию спагетти. Остальные с интересом наблюдали, как он на итальянский манер втягивал в себя длинные болтающиеся концы. Снова обретя дар речи, Энди мягко упрекнул друзей:

— Я, конечно, понимаю, что могу гордиться своим умением есть спагетти, но стоит ли так на меня таращиться? Я их ел, ем и буду есть, так что не такое уж это редкостное зрелище.

— Ты их ел, но уже давно не ешь, — возразила Энн, тревожно глядя на брата. — Спасибо Жаклин, что она заставила нас пойти поужинать. Нельзя заниматься без сна и еды. Сегодня я подкину тебе в кофе пару снотворных таблеток.

— Я тоже вам благодарен. — Сковил одарил улыбкой Жаклин. И у нее затрепетали ресницы, а на щеках показались ямочки. Она была без очков. — Но ты, Джинджер, должна была вызвать меня раньше. Я предпочту, чтоб этот молодой дурень лишился всяких стипендий, только бы не заболел.

— Так я тебе и поверил, — с полным ртом пробормотал Энди. — «Лучше умереть, чем лишиться ученой степени» — вот девиз нашего семейства... Ладно, червячка заморили. А теперь, пока ждем следующее блюдо, могу я перевести разговор на что-нибудь более интересное, чем мои личные дела? Повторяю, откуда такой страстный интерес к цифре семь, Джеки?

Жаклин рылась в сумке в поисках сигарет и ответила не сразу. Они ужинали в одной из тех немногих тратторий в Трастевере, которую еще не успели облюбовать туристы. Наступили сумерки — мягкие голубые сумерки римского лета. Друзья сидели под тентом на улице, от суетливых прохожих их отделяла густая зеленая изгородь. Между кадками, в которых росли составляющие эту изгородь кусты, шнырял тощий облезлый уличный кот, ожидая, не достанется ли ему какой-нибудь лакомый кусочек.

— Просто семь — мистическое число, — наконец отозвалась Жаклин. Она с победным видом извлекла из сумки пачку сигарет, и Сковил поспешно перегнулся через стол, чтобы предложить ей огня. Она продолжала: — Это число нас так и преследует. Семь святых, семь церквей, семь холмов...

— И семь грешников, — перебил ее Энди. — Не заговаривайте нам зубы. Все ясно. Вы стараетесь истолковать последние слова Альберта? Кстати, вот вам еще семерка — Семь Последних Слов Христа.

Он поглядел на Джин. И остальные перевели на нее глаза — трое Сковилов, Жаклин и Майкл. Майкла никто не приглашал сюда, но тем не менее он явился. Отделаться от него было не так-то просто. Физически не воздействуешь — слишком он крепкий, а намеками не проймешь — слишком толстокожий. К тому же если его навязчивость заметно усилилась, то о словоохотливости сказать этого было нельзя. Он сидел за столом в полном молчании, только переводил взгляд с одного говорящего на другого. Вытянув ноги, Майкл почти съехал под стол, насколько это позволяла прямая спинка стула. Он скармливал длинные макаронины коту — тощий черно-белый бродяга поглощал спагетти подобно истинному римлянину.

— А я думала, вы мне не поверили, — сказала Джин.

— Ну почему же, — немного чересчур поспешно возразила Энн.

— Значит, мне показалось, — вызывающе бросила Джин. — Кроме меня ведь никто ничего не видел. А когда появилась полиция, от написанного и следа не осталось.

— По полу прошаркало столько ног, — сказал Энди. — И ты же сама говорила, что знаки были едва различимы.

Джин бросила на него благодарный взгляд:

— Значит, ты поверил.

— Мы все поверили, — повторила Энн. — Другое дело, что ты, может быть, неверно поняла увиденное. Последняя рефлекторная судорога мышц...

— Хватит, Джинджер, — прервал ее отец. — Какая разница? Если этот жест и означал что-то, то теперь его смысл потерян навсегда. Причуда умирающего...

Официант подал следующее блюдо, и на некоторое время все замолчали, увлеченные едой. Затем Энди снова начал рассуждать:

— Может, это и был бред умирающего, но забыть его трудно, верно? Что он так страстно старался нам передать? Почему мы этого не можем понять?

— Вот именно, — поддержала его Жаклин. — Я просто с ума схожу от этих мыслей... Но у меня такой нелогичный склад ума... Ничего в голову не приходит, хоть тресни.

— Вам не приходит? А меня, наоборот, так и одолевают всякие предположения. Этот город просто наводнен семерками. Альбертовы святые, церкви пилигримов, холмы... Кстати, вот вопрос на засыпку: назовите-ка эти семь холмов.

Все, кроме Жаклин, ответили Энди растерянными взглядами, но Жаклин, казалось, наслаждалась игрой. Она начала загибать пальцы.

Тут подал голос Сковил:

— Не вижу связи...

— А я приведу вам еще примеры, — усмехнулся Энди. — Как насчет семи азиатских храмов? Эфес, Смирна, Пергам...

Внезапно Майкл так резко выпрямился на стуле, что кот, привыкший остерегаться порывистых движений, мгновенно исчез за кустами.

— Да ерунда все это! Вы еще сюда Седьмую симфонию Бетховена приплетите.

— Еще семь чудес света, — предложила Жаклин. — Правда, в Риме ни одного из них нет...

— Семь мудрецов, — с вызовом подхватила Джин. — Семь спящих в Эфесе. Семеро против Фив. Семь смертных...

Внезапно она остановилась на полуслове, и Энди, наблюдавший за ней, мягко сказал:

— Ягненок мой, твои познания о грехе весьма приблизительны. Но их перечень наводит на размышления, правда? Семь смертных грехов и семь грешников. Эти грехи так необычны, совсем не то, что можно было бы предполагать. Мой любимый — Уныние... Гнев мы, конечно, отведем Майклу, а Гордыню — духовную гордыню — Хосе. А вот как быть с Чревоугодием, не знаю, вроде никому из нас этот грех приписать нельзя.

— Мне, — заявила Джин. Она не могла сказать почему, но то, что беседа приняла такой оборот, было ей неприятно. — Обожаю поесть. Я бы выросла толстухой, если в Тщеславие не оказалось сильней Чревоугодия.

— Сожалею, но Тщеславие в перечень смертных грехов не входит, — сказал Энди. — Гордыня — да, но это не одно и то же. Затем блуд...

— Перестань! — прикрикнула на брата Энн. — Некрасиво обсуждать тех, кого здесь нет и кто не может защитить себя.

Все расхохотались, а Энди ласково сказал:

— Хорошо! Хорошо! Нечасто доводится слышать из твоих уст такие коварные намеки. Ладно, как антитеза семи грехам существуют еще семь добродетелей.

— По-моему, с нас уже довольно этих семерок, — перебил его профессор. — Ваши идеи не только заводят вас Бог знает куда, но вы еще упускаете из виду одно важнейшее обстоятельство.

— А именно? — кротко спросила Жаклин.

— Все, что вы перечислили, не пронумеровано. Между тем «седьмой» может относиться к чему-то одному из семи. Как вы узнаете к чему, если все ваши перечни не имеют порядковых номеров?

— Господи помилуй, — прошептала Жаклин. — А ведь верно. Ну и голова же вы, Сэм!

Сковил заметно расцвел, а Джин, увидев, какое сладкое выражение напустила на себя Жаклин, быстро нагнулась под стол, делая вид, что ищет кота.

 

4

— Дейна не пойдет, она не сможет, — доложил Майкл. — Сказала, что ей надо позаниматься.

— Ты так говоришь, будто не веришь ей, — удивилась Джин.

— Думаю, она усердно занимается милым старым папочкой Сковилом, а он ею.

— Мне казалось, у него вкус получше.

Майкл пнул камень, который проскакал по тротуару и ударился о дерево.

— Твоя подружка дала ему отставку, вот он и отлетел рикошетом к Дейне, а может, просто хочет показать Жаклин, будто ему плевать на нее.

— Вот как, — равнодушно отозвалась Джин. Повернувшись спиной к роскошному, обсаженному деревьями бульвару, она устремила взгляд на открывшийся вид. Пространство, расположенное ниже уровня современных улиц, было так загромождено, что, с точки зрения современных городских планировщиков, никак не могло радовать глаз. Без всякой связи друг с другом повсюду возвышались остатки кирпичных стен, увитых плющом и наполовину скрытых сорняками. В хаотическом беспорядке высился целый лес колонн всех видов и размеров — белые мраморные и темно-красные из гранита, половинки колонн и даже просто основания, колонны стояли рядами, кругами, образовывали колоннады. Римский Форум, окруженный с задней стороны темными деревьями, растущими на склоне Палатинского холма, сейчас был переполнен людьми, почти как в дни былой славы, когда торговцы, сенаторы и рабы наводняли его лавки.

— Кого мы ждем? — спросил Майкл.

— Тебя никто не просил ждать. По правде говоря, тебя и приходить-то никто не просил.

— Дейна сказала, чтобы я передал тебе...

— А откуда ты узнал, что Дейна должна встретиться с нами? — Джин повернулась и прислонилась к железной решетке, которая оберегала порывистых обедневших туристов от прыжка вниз в руины. — Знаешь, Майкл, мне все время кажется, что кто-то следует за мной по пятам. Думаю, это не мания, думаю, за мной следишь ты.

— Раньше ты не возражала, чтобы я всюду ходил за тобой.

— Но ты... впрочем, ладно. Почему бы тебе не оставить нас в покое? Форум ты видел уже сотню раз, а семь цезарей тебя не интересуют.

— Почему семь цезарей? Кто сказал, что их было семь?

Джин пристально вгляделась в него. Учитывая обстоятельства, подходящая цитата неизбежно должна была прийти ей на ум. Майкл казался голодным и отощавшим. Даже взгляд у него был напряженный, он быстро косил глазами то в одну, то в другую сторону. Прежде такой привычки она у него не замечала. Так и хотелось сказать, что вид у него затравленный.

— Ты слишком много думаешь, — игриво заметила Джин. — Такие мужчины опасны.

— Я думаю о семерых. Мы все на них помешались, заклинились на числах. Скажи, Джин, чего добивается эта женщина?

— Что ты имеешь в виду?

— Две недели назад ты и не знала о ее существовании. А теперь она тебя прямо-таки удочерила. Что ей нужно? Тебе не кажется, что она ненормальная?

Джин не знала, смеяться ей или сердиться. Гнев взял верх — сказывалось, что нервы не в порядке. А рассердившись, она забывала о решении, которое они с Жаклин приняли с самого начала, — никому не говорить о своих подозрениях.

— Конечно она ненормальная! Ведь у нас считается ненормальным заботиться о других! Только потому, что она пытается меня спасти, не дать меня убить...

Взгляд Майкла переместился в сторону, и Джин обернулась — к ним приближалась Жаклин. Ее проницательные зеленые глаза скрывались за темными очками, и поэтому она выглядела отчужденной и незнакомой. На ней было золотисто-желтое короткое платье без рукавов. Локтем она крепко прижимала к боку сумку.

— Простите, что опоздала, — начала Жаклин. — Никак не могла... Что с вами обоими? Чего вы не поделили?

— Так вот, значит, в чем дело, — тихо процедил Майкл. — Выходит, все это были не случайные происшествия. Ты теперь тоже это понимаешь.

— Да нет, я не то хотела сказать, — залепетала Джин. — Сболтнула не подумав. Я хотела...

— Минутку. — Жаклин дотронулась до руки Джин. — Ты сказал «тоже», Майкл?

— А почему, как вы думаете, я хожу за Джин по пятам? — Майкл возмущенно махнул рукой. — Если я торчу там, где меня видеть не хотят, значит, на то есть причины. Ради чего, по-вашему, я полночи околачивался у вашего дома?

— Ты был там ночью?

— Не волнуйся, Джин, — вмешалась Жаклин. — Я знала об этом, мне сказал Джорджио.

— Вот толстая свинья! — разъярился Майкл. — А я-то накачивал его вином и плакался насчет неразделенной любви и счастливого соперника.

— Он и считает тебя очень simpatico молодым романтиком, — сказала Жаклин. — Но не сердись, я ему заплатила. Пора взрослеть, Майкл... Значит, ты хочешь убедить нас, что следил за Джин, желая ее защитить? Что тебя тоже насторожили эти так называемые происшествия?

— Именно.

— Но почему?

— Почему? А вы почему?..

— Ну ладно, — вздохнула Жаклин. — А что еще бросилось тебе в глаза?

— То, что это все как-то связано со смертью Альберта, — не задумываясь проговорил Майкл. — Черт возьми! Разве это не ясно? Вы же сами думаете, что это убийство, а не самоубийство.

— А ты что считаешь?

— Вполне может быть, почему бы и нет? Если кто и напрашивался, чтобы его убили, так это Альберт.

Джин все еще не находила слов. Жаклин спокойно заметила:

— Интересное соображение. Мы как раз и ломаем голову, почему кто-то решил его убить.

— О Боже, да можно найти тысячу причин.

— Ну, например?

— Господи! — воскликнул Майкл. — Уж больно логично вы мыслите. Для убийства не бывает разумной причины, верно? Во всяком случае, исходя из этих ваших общепринятых понятий. Ну, разве что на убийство пошли, спасая убогого ребенка от ножа преступника, или что-нибудь в таком же роде. Но каждый день, каждую секунду происходят убийства по самым банальным причинам. Альберту на роду было написано стать жертвой. Он был грубый, бестактный, во все совал нос. Рано или поздно он должен был ввязаться не в свое дело.

— Ты полагаешь, его убили, потому что он наткнулся на чью-то тайну? И ты знаешь, кого он подозревал? Правда?

Глаза Майкла блеснули.

— Конечно знаю. Это же очевидно. Он подозревал семерых — ваше любимое число.

— И следовательно, — терпеливо продолжила Жаклин, — кто-то из вас семерых — милых юных интеллектуалов — имеет за душой некую страшную тайну. В это трудно поверить, Майкл.

— Милые юные интеллектуалы! — с кривой усмешкой повторил Майкл. — Леди, за кого вы нас принимаете? Да мы все битком набиты страшными тайнами.

Он перевел взгляд с одной на другую и внезапно вышел из себя.

— Думаете, я шучу? Ладно, я вам докажу. Который час? Если поспешим, можем его застать.

— Кого? О чем ты?

Но Майкл уже бежал и тащил Джин за руку. Она упиралась, но он был сильнее. За ними, требуя объяснений, спешила Жаклин. Майкл не обращал внимания на их протесты.

— Такси! — воскликнул он. — Если поймаем такси, то успеем.

Он остановил машину, просто-напросто преградив ей путь, и втолкнул в нее обеих женщин.

— Площадь Колонны, — сказал он водителю. — Subito, pronto, быстрее! О'кей?

Движение было оживленным, они попадали в пробки и двигались не так быстро, как хотелось Майклу. Он не переставал возмущаться и чертыхаться и не желал отвечать ни на какие вопросы. Когда они подъехали к площади, на которой стояла высокая круглая колонна Марка Аврелия, он вытолкнул своих спутниц из машины так же безжалостно, как и втолкнул. Жаклин сунула водителю какие-то деньги и не успела взять сдачу.

Майкл потащил их к знаменитому кафе-кондитерской на углу площади. Как обычно, в нем было полным-полно народу.

— Ага, они еще здесь, — проговорил Майкл. — Я их вижу. Подойдите к двери, но не входите. Третий столик справа в крайнем ряду.

От дверей Джин была видна вся аркада — любимое место встреч состоятельных туристов. Это была длинная застекленная галерея с магазинчиками, и вдоль нее стояли столики. Кафе считалось одним из самых дорогих в городе, здесь играл оркестр, и цены, так же как и блюда, были впечатляющими.

— Я даже не знаю, кого искать, — раздраженно сказала Джин. — Кого...

И тут она увидела пару, о которой говорил Майкл.

Тед сидел к ним спиной, но Джин уже так хорошо изучила своих друзей, что узнала бы их, как бы они к ней ни повернулись. Напротив него, лицом к двери, сидела какая-то девушка. Джин было хорошо видно ее лицо. Раньше она ее никогда не встречала.

Девушку нельзя было назвать хорошенькой. Черты ее лица были слишком резкими и четкими. Но это лицо тем не менее сразу привлекало к себе внимание, на такие лица обычно оборачиваются, стараясь получше их разглядеть. Оно было смуглое, как у сицилиек, но высокие скулы и смелый с небольшой горбинкой нос говорили о том, что итальянская деревня здесь ни при чем. Черные волосы, откинутые с высокого лба, подхватывал яркий вышитый шарф — единственная уступка женскому кокетству. Ни украшений, ни косметики на девушке не было, распахнутый ворот бежевой блузки обнажал стройную шею, жилы на ней напряглись в пылу разговора. Она была сердита или расстроена, а может быть, и то и другое, черные глаза горели, большой рот выстреливал сердитые слова.

— Значит, она все-таки приехала, — удивилась Джин. — Девушка Теда? Давайте подойдем к ним...

Рука Майкла сильно сжала ее плечо.

— Ты что, дурочка?! Это вовсе не его невеста.

— Откуда ты знаешь?

— Он нам показывал ее фотографию.

— Да, но...

— Но ты ее не помнишь. А у меня память на лица отличная, — заявил Майкл. — Это не та девушка. Господи, разве такое лицо забудешь?

— Похожа на молодого сокола, — тихо проговорила Жаклин. — На красивую, хищную птицу.

— Да, да, она красивая, — отмахнулся Майкл, будто это обстоятельство ровно ничего не значило. — И Тед встречается с ней здесь каждый день в одно и то же время. Мы ведь сюда обычно не заглядываем. Видно, он и решил, что здесь они в безопасности. А я как-то случайно проходил мимо на прошлой неделе и увидел их.

— Как-то случайно? Откуда же ты знал, что они будут здесь сегодня?

— Потому что они были здесь и вчера и позавчера. Я проверял, — пояснил Майкл.

— Зачем?

В этот момент смуглая девушка подняла глаза, и Майкл потянул Джин назад. Она шлепнула его по руке:

— Прекрати меня дергать, Майкл. Я ничего не понимаю. К чему эта секретность?

— Не я это начал, — возразил Майкл. — Тед сам виноват. Мы же знаем всех друзей друг друга, а почему он нас с нею не познакомил? И место для своих встреч они почему-то выбрали здесь, в этой ловушке для туристов. Хотят избежать внимания?

— Но это уже дело Теда, где и с кем ему встречаться! — воскликнула Джин. — Может, у него здесь роман, а дома невеста...

— Посмотри на них хорошенько, — перебила ее Жаклин. — Ты считаешь, что у них роман?

Пара встала из-за стола. Тед все еще стоял к ним спиной, но даже его спина излучала ярость. Он стоял неподвижно, как судья, вытянувшись во весь рост и сжав руки в кулаки. Девушка, слегка наклонившись к нему, продолжила говорить. Казалось, она выплевывает слова. Она была гибкая, как мальчишка, а на загорелых руках, упиравшихся в стол, играли мускулы.

Вдруг она резко повернулась и пошла прочь. К их столику поспешил официант, и Тед, смотревший вслед девушке, вышел из оцепенения. Он собрался уходить, и три конспиратора торопливо ретировались. Удирая, словно застигнутые на месте преступления шпионы, Джин и Жаклин выскочили вслед за Майклом на улицу и не останавливались, пока не нырнули в какой-то переулок в квартале от Виа дель Корсо.

— Все равно я ничего не понимаю, — первой заговорила Джин.

— Господи, да ты тупая! — с негодованием воскликнул Майкл.

— Может быть, мы спешим с выводами, — осторожно сказала Жаклин. — Но во всяком случае, мне пришло в голову то же, что и тебе, Майкл, недаром ты так мечешься... Как по-твоему, Джин, какой национальности эта девушка?

— Да мало ли какой...

— Правильно. Но я тебя спрашиваю, — как по-твоему?

— Ну, наверно, израильтянка. Может быть, конечно, итальянка или испанка, но у тех другое строение лица. Впрочем, я встречала испанцев с такими же скулами.

— В Испании долго были мавры, — заметила Жаклин.

Майкл выразительно взглянул на нее и кивнул.

— Да. Мы с вами пришли к одному заключению... Такие лица, Джин, встречаются на Ближнем Востоке. Если она из Израиля, тогда она сабра, то есть родившаяся там. А может быть, она арабка.

— Как... Альберт.

— Да. Как Альберт. И прежде, чем ты начнешь нести чушь о совпадениях, позволь напомнить тебе, кто с кем сейчас воюет.

— Не могу в это поверить.

— В то, что девушка арабка? Если она из Израиля, почему Тед нас с ней не познакомил? Мы же не куча старых сплетниц, не станем же мы слать его девушке анонимные письма.

Джин продолжала с сомнением качать головой:

— Мы наверняка заблуждаемся. Насчет всего, что случилось. В конце концов, могут ведь с человеком произойти три несчастных случая подряд, и не такое бывает.

— Так нельзя рассуждать, — возразила Жаклин. — Мы не можем пойти на такой риск. Но эта новая версия, которую ты нам навязываешь, Майкл, мне очень не нравится. Неужели нам предстоит запутаться в сетях международного шпионажа...

— О Господи, — простонала Джин. — В это я не могу поверить!

— С другой стороны, перед нами открываются новые перспективы, — размышляла Жаклин. — И появляется мотив для убийства. А ведь на данном этапе нас интересует именно это.

— Ага, значит, вы занимаетесь поисками мотива! — Майкл уже не спрашивал, а утверждал. — И много ли у вас набралось вариантов?

— Достаточно, — спокойно ответила Жаклин и, увидев изумление Джин, ядовито добавила: — Брось, Джин, неужели ты так наивна? Я же говорила тебе — в каждом человеке уживается по крайней мере дюжина разных личностей. Разве ты знаешь своих друзей по-настоящему? Альберт страдал назойливым любопытством. Если он наткнулся на тайну, которая угрожала чьей-то безопасности...

— Например?

— Все это пока одни предположения. Но возьмем хотя бы Хосе. Он увлечен своими исследованиями и понимает, как ему повезло, что он получил возможность ими заниматься. Ведь церковь дорожит не столько талантами, сколько другими качествами. Если бы Альберт застиг Хосе за чем-то предосудительным, это угрожало бы его дальнейшим занятиям. Церковь, разумеется, наказала бы его, а без ее поддержки он сделать ничего не сможет.

— Продолжайте, — сказала Джин.

— Теперь Энн. Я видела, как ее передернуло, когда Альберт пытался приобнять ее. Такая брезгливость может быть проявлением острого невроза, а Альберт был слишком толстокожим, чтобы это понять. Если он там ее притиснул...

— Ну и ну! — поразился Майкл. — Да вас надо изолировать! Ну а дальше?

— Дальше Дейна, — невозмутимо продолжала Жаклин. — Вспомним эпизод, который все почему-то забыли. Помните, как Альберт утверждал, что кто-то его обокрал? Вы все только посмеялись, зная, что он нищий. Но при этом у него могло быть что-то ценное, какая-нибудь семейная реликвия. А Дейне нужны деньги, это всем известно.

— Не меньше, чем мне, — пробормотал Майкл.

— Но твоих доходов хватает на твои нужды. Я готова согласиться, что тебе, как ты сам утверждаешь, плевать на деньги. Но может быть, я ошибаюсь.

Казалось, Майкл был потрясен. Что-то бормоча, он покачал головой. Джин тоже была поражена. Сама того не желая, она вспомнила, какое лицо было у Майкла в тот день, когда он рассказывал ей в катакомбах о своей тщательно скрываемой фобии. А вдруг страдающий такой фобией человек мог не справиться с собой и убил? Что, если Альберт наткнулся на Майкла в том закрытом со всех сторон помещении и, решив зло пошутить, не выпускал его оттуда...

— Нет, — с трудом выдавила из себя Джин. — Это уж какие-то дикие фантазии, все эти предположения...

— Она и есть фантазерка. — Майкл ткнул пальцем в сторону Жаклин. — Надо же, какое воображение! Хорошо, для Теда мотив подсказал я, а как насчет Энди?

— О нем я еще думаю, — ответила Жаклин. — И о тебе тоже.

— Все это сущие бредни, — упорствовала Джин. — Вы ничего ими не доказали.

— Нет, доказала кое-что, — возразила Жаклин. — А именно — бесплодность нашего теоретизирования. Я просто пыталась убедить и вас, и себя, что мотивы найти можно. Но конечно, мы взялись за это не с того конца. Все мотивы, которые мы перебирали, допустимы, но недоказуемы. Нет, надо браться за это дело по-другому.

— Считайте, что я с вами, — твердо заявил Майкл.

— Естественно, — ответила Жаклин. Она избегала встретиться взглядом с Джин, и Джин понимала, о чем та думает. Ни трогательные заботы Майкла о безопасности Джин, ни его обвинения против Теда — ничто не снимало с него подозрений. Совсем наоборот. Все это могло быть шагами умного человека, решившего завоевать доверие следующей жертвы.