Утром Хью Берингар вместе с шестью верховыми стражниками выехал в Итон. Еще дюжину своих людей он оставил за рекой у тракта, чтобы те тщательно прочесали поля и леса в полосе между Рокстером и Эйтоном. Беглого убийцу следовало бы искать дальше к западу, однако Ричард наверняка находился где-то рядом, поблизости, если он и впрямь собирался предупредить Гиацинта о грозившей ему опасности. Отряд Хью прямым ходом проследовал по тракту от Форгейта до Рокстера, а оттуда короткой дорогой через лес к скиту Кутреда, куда, видимо, направлялся и Ричард в поисках Гиацинта. Судя по рассказу Эдвина, Ричард лишь на несколько минут опередил Босье и наверняка поехал короткой дорогой. И все-таки до отшельника мальчик так и не добрался.
— Мальчик Ричард? — удивился отшельник. — Вчера вы меня о нем не спрашивали, только о том человеке. Нет, Ричарда здесь не было. Я отлично помню молодого лорда, упаси его господь! Понятия не имею, куда он мог подеваться.
— И вы не видали его? Он уже второй день как исчез.
— Нет, не видал. Дверь у меня не запирается, даже ночью, — сказал Кутред. — Я всегда здесь, если кто приедет. Если бы мальчик оказался в беде, где-нибудь поблизости, он наверняка прибежал бы ко мне. Но я его не видал.
Обе двери скита и впрямь были открыты настежь, так что обстановка жилой комнаты и часовни была видна даже снаружи.
— Если узнаете что-нибудь о мальчике, пошлите известие ко мне или в аббатство, — попросил Хью. — Или сообщите моим людям, которые прочесывают лес.
— Так я и сделаю, — мрачно ответил Кутред, стоя у изгороди своего огорода и провожая взглядом всадников, направившихся в сторону Итона.
Едва заслышав глухой и дробный стук конских копыт по утрамбованной земле двора, Джон Лонгвуд немедленно отъехал верхом от одного из сараев, стоявших чередой вдоль частокола. Его руки и лысина были цвета темного дуба, ибо большую часть времени он проводил под открытым небом, причем в любую погоду, и ни одно дело во владениях Люделов не обходилось без него. С удивлением и любопытством, но никак не с тревогой, он смотрел на подъехавший к воротам отряд Шерифа и двинулся встречать гостей.
— Милорд, что привело вас сюда в такую рань? — Лонгвуд обратил внимание на экипировку отряда. Ни собак, ни соколов, — но мечи у пояса, а у двоих даже луки за спиной. Похоже, это уже совсем другая охота. — У нас тут все в порядке. А что случилось в Шрусбери?
— Мы ищем двух пропавших людей, — коротко сказал Хью. — Только не говорите мне, что не слыхали об убийстве, случившемся два дня назад неподалеку отсюда. А тут еще слуга отшельника исчез, причем есть подозрение, что он из беглых вилланов и у него были основания к убийству. Похоже, он опять сбежал. Но это первый из двоих, кого мы ищем.
— Ну конечно, мы слыхали об убийстве, — с готовностью согласился Лонгвуд. — Но я думаю, что убийца давным-давно унес ноги. С тех пор как он был у нас и взял медовые лепешки, которые леди Дионисия послала Кутреду, о нем ни слуху ни духу. Леди не очень-то жалует его. Я слышал, как она его бранила. Этот парень, конечно, еще тот фрукт! Но я думаю, что мы его больше не увидим. Впрочем, оружия при нем никогда не было, — сказал он и в задумчивости нахмурился. — Как знать, может, это и не он убил своего хозяина. Угроза быть схваченным вполне могла заставить его скрыться как можно быстрее. В незнакомых местах его хозяин вряд ли добрался бы до него. Зачем Гиацинту было убивать? Оставаться здесь куда опаснее.
— Никто его пока не обвиняет, — сказал Хью. — Но и оправдать нельзя, пока его не нашли. В любом случае, он мне нужен. Однако у нас, Джон, есть и еще один пропавший. Это внук вашей леди — Ричард. Примерно в то же время, когда произошло убийство, он уехал из аббатства и до сих пор не вернулся.
— Молодой лорд! — Лонгвуд открыл рот от удивления. — Это случилось два дня назад, а мы узнаем лишь сегодня! Боже правый, она же с ума сойдет! Как это произошло? Кто увел его?
— Никто его не уводил. Он просто оседлал своего пони и уехал сам, по собственному желанию. Но вот что с ним стряслось, никто не знает. А поскольку один из разыскиваемых подозревается в убийстве, я осматриваю каждый дом и каждый сарай, а заодно мои люди ищут и Ричарда. Я знаю, Джон, вы отличный управляющий, но даже вам не дано знать абсолютно точно, что творится в итонских закоулках. Однако именно это я намерен выяснить, и не только в самом Итоне, но и во всей округе. Передайте леди Дионисии, что я хочу поговорить с ней.
Джон Лонгвуд смиренно наклонил голову и удалился. Хью спешился и подошел к ведущему в дом высокому крыльцу, прикидывая в уме, как поведет себя леди Дионисия, когда выйдет к нему из широкой двери дома. Если она и впрямь до сих пор не слыхала об исчезновении мальчика и впервые услышит это сейчас из уст своего управляющего, ему следует ожидать гневного натиска, усугубленного искренним горем и отчаянием. А если это для нее не новость, то у нее было время подготовиться к представлению гневной сцены. Однако Хью полагал, что старая леди так или иначе выдаст себя. Что же касается Джона Лонгвуда, то его честность была вне всяких подозрений. Если старая леди прячет мальчика, то управляющий не имеет к этому никакого отношения. Никогда бы он не стал плясать под ее дудку, ибо он отлично знает, что является управляющим Ричарда, но никак не управляющим леди Дионисии.
Леди решительно вышла на крыльцо, ее юбки развевались, глаза горели огнем.
— Что я слышу, милорд! Это невозможно! Что значит: «Ричард пропал»?
— Однако это так, госпожа, — вымолвил Хью, внимательно следя за выражением ее лица и нисколько не смущаясь тем обстоятельством, что ему приходится задирать голову. Впрочем, даже не стой старая леди на высоком крыльце, шерифу все равно пришлось бы смотреть на нее снизу вверх, ибо леди Дионисия была выше его ростом. — Его нет с позавчерашнего вечера, когда он покинул монастырскую школу.
— И я узнаю об этом только сегодня! — возмущенно воскликнула старая леди и воздела руки к небу. — Два дня назад! Вот как монахи заботятся о вверенных им детях! И сами же не дают мне позаботиться о ребенке, который есть плоть от плоти моей! Если что-нибудь случится с моим внуком, аббат ответит мне. Вся вина целиком ляжет на него. А вы, милорд? Что предпринимаете вы? Ричарда нет второй день, а вы сообщаете мне это с таким опозданием…
Леди на мгновение смолкла, но лишь для того, чтобы перевести дыхание. Седая, высокая, грозная, она стояла на крыльце и метала очами молнии, ее благородное лицо раскраснелось от гнева. Понимая, что эта пауза едва ли продлится долго, Хью не преминул воспользоваться ею.
— Был ли здесь Ричард? — твердо спросил он, бросая своим вопросом вызов ее явно напускному гневу и отчаянию.
Леди Дионисия перевела дыхание, но так и осталась с открытым ртом.
— Здесь? — выдохнула она. — Нет, сюда он не приходил. Да и стала бы я возмущаться, будь он тут?
— И если бы Ричард приехал домой, вы, разумеется, послали бы известие к аббату, не так ли? — с невинным видом вопросил Хью. — В аббатстве о нем беспокоятся не меньше вашего. Уехал он один, по собственной воле. Где же нам в первую очередь его искать, как не здесь? Но вы утверждаете, что его здесь нет и не было. А как насчет пони Ричарда? Не вернулся ли он часом в свою старую конюшню?
— Нет, пони не возвращался. Мне бы сразу доложили, — ответила леди, гневно раздувая ноздри. — Я бы всех своих людей послала бы на поиски Ричарда.
— Теперь этим займутся мои люди, — сказал Хью. — Однако если вы хотите добавить людей Ричарда, то пожалуйста. Чем больше, тем лучше. Впрочем, мы приехали, похоже, напрасно. Ведь Ричарда здесь нет? — заметил он, изучающе глядя в лицо леди Дионисии.
— Нет! — взорвалась она. — Его здесь нет! И не было! Раз вы говорите, что он уехал по собственной воле, то, возможно, он и не собирался ко мне. Что бы ни случилось с ним по дороге, я во всем обвиняю аббата Радульфуса! Ему нельзя доверять заботу о детях из благородный семей. Вот она, его забота!
— Так я ему и передам, — с готовностью сообщил Хью и подчеркнуто вежливо добавил: — А сейчас мне следует продолжить поиски Ричарда, а заодно и разбойника, который убил в Эйтонском лесу одного из гостей монастыря. И вы, госпожа, можете не беспокоиться о том, что я буду пренебрегать своими служебными обязанностями. А поскольку я полагаю, что у вас нет причин ежедневно производить обыск в маноре вашего внука, то, с вашего позволения, я сделаю это сегодня вместо вас. И таким образом вы подадите хороший пример своим соседям и арендаторам.
Леди Дионисия окинула шерифа долгим ненавидящим взглядом, затем резко повернулась к Джону Лонгвуду, который с безразличным видом стоял по левую руку от нее. При этом движении ее юбки крутанулись, словно хвост разозленной кошки.
— Отворите мои двери этим господам. Все двери! Пусть они удостоверятся в том, что я не скрываю у себя ни убийцу, ни своего собственного внука. Пусть все арендаторы знают, что я велю им подчиниться приказам этих господ, — вымолвила она, всем своим видом показывая, что не склонилась перед волей шерифа. — Проходите, милорд, и ищите, где пожелаете.
Хью поблагодарил леди Дионисию самым почтительным образом. Если она и заметила лукавый блеск в его глазах, то об этом можно было судить лишь по ее беглой усмешке. Старая леди повернулась к шерифу спиной и решительно вошла в дом, предоставив Хью заниматься поисками, от которых, как Хью уже почувствовал, едва ли стоило ожидать каких-либо результатов. Тем не менее, это следовало еще проверить, и если старая леди рассчитывала на то, что одно ее приглашение, выдержанное в столь оскорбительном тоне, заставит людей шерифа отступиться и уехать ни с чем, то она сильно ошибалась. Хью принялся за работу — он заглянул в каждый уголок дома, начиная с прихожей и кончая верхними комнатами, а также обследовал кухни и кладовые, сундуки и бочки в подвале, не забыл и про конюшни, стоявшие вдоль частокола, а также кузницу и погреба. Его люди наведались также на поля и овечьи пастбища, посетили дома всех арендаторов и вассалов, проживающих на земле Ричарда. Однако мальчика так и не нашли.
Ближе к вечеру Кадфаэль выехал на лесникову прочисть. С собою он вез пару костылей, которые смастерил для Эйлмунда брат Симон, — как раз по мерке лесничего, две толстых, прочных палки, рассчитанные на большую нагрузку. Кость, похоже, срасталась правильно, нога была прямой и не стала короче. Эйлмунд не привык лежать без дела и с большим беспокойством относился к тому, что за его лесными угодьями ухаживают другие. Не особенно радовало его и то, что Аннет ходит за ним, как за малым ребенком. Кадфаэль подумал, что нынешняя беспомощность ее отца дает девушке известную свободу в ее девичьих делах, разумеется, вполне невинных, однако неизвестно, что еще скажет Эйлмунд, когда узнает о них.
На подъезде к Рокстеру Кадфаэль встретил возвращавшегося в город шерифа, который целый день провел в седле. Его люди все еще рыскали по полям и лесам, методично прочесывая каждую рощицу, каждый холмик, однако сам Хью направился обратно в замок, дабы выслушать отчеты других своих людей, и, если окажется, что поиски не дали никаких результатов, то подумать о том, как их лучше продолжать дальше.
— Нет, у нее его нет, — крикнул Хью Кадфаэлю, заранее отвечая на вопрос, едва они сблизились на достаточное расстояние, чтобы слышать друг друга. — Судя по всему, она вообще ничего не знала, покуда я не сказал ей. Впрочем, мне известно, как женщины умеют притворяться. Мы переворошили всю солому в ее сараях, тут бы и мышь не проскочила. Да и черного пони нигде нет. Никто ничего не знает, начиная с Джона Лонгвуда и кончая подмастерьями из кузницы. Ричарда в Итоне нет. Мы обшарили каждый дом и каждый сарай. Священник пустил нас к себе, а потом обошел с нами весь манор, а он человек честный.
Кадфаэль угрюмо покивал головой в знак того, что его опасения оправдались.
— Полагаю, этого недостаточно, — сказал он. — Стоило бы перетряхнуть и Рокстер. Разумеется, я не считаю Фулке Эстли злодеем, он для этого слишком толст и осторожен, но все-таки.
— Я как раз из Рокстера, — сказал Хью. — Трое моих людей остались досматривать до конца, но мне уже ясно, что Ричарда там нет. Мы осмотрели все — дом, постройки, окрестный лес… И вот что подозрительно: ни леди Дионисия, ни Фулке Эстли особенно не противились обыску. Быть может, потому что искать там было нечего?
— А как же пони? — спросил Кадфаэль, в задумчивости покусывая губу. — Где-то же он должен быть.
— Если только второй беглец не уехал на нем за пределы графства, — мрачно заметил Хью. — А Ричарда, небось, запер где-нибудь, чтобы не навел на его след.
Друзья долго смотрели друг на друга, обдумывая возможность такого поворота событий, поскольку и этого нельзя было полностью исключить.
— Сам посуди, — продолжил Хью, — Ричард поехал к нему, не сказав никому ни слова. Что если мальчик и впрямь попал в лапы разбойника и убийцы? Лошадка у Ричарда крепкая, выносливая, для мальчика даже великовата, а вот для слуги отшельника в самый раз. К тому же, Ричард единственный свидетель. Может, оно все и не так, но такое бывало…
— Что верно, то верно, — согласился Кадфаэль.
Однако было в голосе монаха нечто такое, что заставило шерифа спросить его:
— Но ты в это не веришь, не так ли? — сказать по правде, Кадфаэль и сам еще терялся в догадках. — Ты о чем-нибудь догадываешься? Я ведь знаю, что твоими догадками пренебрегать нельзя.
— Да нет, Хью. — Кадфаэль отрицательно покачал головой. — Мне известно не больше твоего. В данном случае я никого не защищаю, кроме Ричарда. С этим Гиацинтом я и пары слов не сказал, когда он приходил в монастырь с посланием от Кутреда и когда провожал меня в лес к Эйлмунду. Все что я могу, так это смотреть в оба по дороге в Эйтонский лес. И будь уверен, если я что-либо замечу, ты узнаешь об этом раньше, чем кто-либо другой. К добру ли, к худу ли, но да принесут нам господь и святая Уинифред какие-нибудь новости!
На этом они и простились. Хью поехал в замок, надеясь узнать какие-нибудь новости, накопившиеся за день, а Кадфаэль направился через Рокстер к опушке Эйтонского леса. Ехал он не спеша, ему многое нужно было обдумать. Странное дело, но одно предположение о том, что могло произойти худшее, утвердило монаха в мысли, что этого худшего не случилось, да и не могло случиться! Но самым странным было то, что, отдавая себе отчет в том, что Гиацинта он совсем не знает, в Кадфаэле крепла уверенность в благополучном исходе дела: вот-вот он узнает если не все, то по крайней мере все необходимое.
Эйлмунд уже более или менее поправился, бледность прошла, лесничий был рад гостю, так что Кадфаэль с чистым сердцем мог дать ему костыли. Пять дней лежания в четырех стенах оказались для Эйлмунда нелегким испытанием, однако возможность выходить из дома в огород и осваивать новый способ передвижения явно взбодрила его и подняла ему настроение. Когда он вдоволь поупражнялся с костылями, Аннет усадила его за ужин вместе с Кадфаэлем.
— Теперь я со спокойной душой могу возвращаться, — сказал лесничему Кадфаэль. — Я вижу, у тебя все в порядке. Кость срослась правильно, нога твоя прямая, как копье. Теперь мне не нужно навещать тебя так часто. Кстати, не заходили ли к вам незваные гости? Сегодня Хью Берингар со своими людьми прочесывал окрестные леса. Вы слыхали, наверное, они ищут слугу Кутреда Гиацинта, его подозревают в убийстве своего бывшего хозяина. Да и мальчик Ричард тоже пропал.
— Мы узнали об этом вчера вечером, — сказал Эйлмунд. — А нынче утром тут цепью прошли люди шерифа, они прочесывали лес между рекой и дорогой. Заглядывали под каждый кустик, не пропустили даже мой хлев и курятник. Варден и сам ворчал, мол, глупости это все, но у него был приказ шерифа. Он говорил, мол, к чему тратить время в поисках явно невиновного, но, дескать, шериф обещал спустить с них шкуру, если они пропустят хоть один кустик. А как насчет мальчика? Его нашли?
— Пока нет. Во всяком случае в Итоне его нет. Если это послужит тебе утешением, то леди Дионисии, как и тебе, пришлось согласиться на обыск. Как видишь, перед законом все равны, и простолюдин, и благородная леди.
Аннет молча обслуживала стол, приносила то хлеб, то сыр. Ее походка была как прежде легка, лицо безмятежно, лишь при упоминании о Ричарде чело ее омрачила тень сострадания. Трудно было сказать, что кроется за ее спокойствием, однако у Кадфаэля на этот счет были свои соображения. После ужина, несмотря на возражения гостеприимного хозяина, Кадфаэль стал собираться в обратный путь.
— За последние несколько дней я пропустил столько служб, что мне следует поторопиться и успеть хотя бы на повечерие. Я наведаюсь к тебе послезавтра. А ты пока осваивай костыли. Только вот что, Аннет, не давай ему ходить слишком много. А будет спорить, просто отбери костыли.
Девушка рассмеялась и пообещала, что так и сделает, однако Кадфаэль заметил, что мысли ее были заняты чем-то совсем другим и что она не присоединила свой голос к голосу отца, когда тот принялся уговаривать Кадфаэля не уезжать так рано. Кроме того, на этот раз Аннет не стала провожать монаха до ворот, но осталась стоять в дверях дома, глядя за тем, как тот садится в седло. Аннет помахала на прощание рукой, когда Кадфаэль, оглянувшись, направил свою лошадь по узкой тропе, вьющейся между деревьями. И лишь когда он исчез из виду, девушка повернулась и ушла в дом.
Но Кадфаэль отъехал совсем недалеко. В двухстах шагах от сторожки была небольшая затененная полянка, где он спешился и привязал лошадь, после чего крадучись пошел обратно и остановился неподалеку от сторожки, откуда он мог видеть все, оставаясь незамеченным. Над прочистью сгущались зеленоватые сумерки, стояла глубокая тишина, нарушаемая лишь запоздалой песней лесной птицы.
Через несколько минут Аннет вновь вышла из дома и остановилась, оглядываясь и чутко прислушиваясь. Затем, удовлетворившись результатами своих наблюдений, она решительно вышла за изгородь и свернула за угол. Под прикрытием деревьев Кадфаэль двинулся следом за девушкой. Курятник давным-давно был заперт, корова в хлеву. Все свои вечерние дела Аннет закончила еще час назад, покуда ее отец осваивал костыли на поросшем травкой участке прочисти. Видимо, у девушки было еще какое-то неотложное дело, которое надо было сделать до того, как на ночь дверь сторожки запрут на засов. Аннет шла легко и весело. Дойдя до края прочисти, она принялась раздвигать руками подступившие вплотную ветки кустов. Ее каштановые волосы были распущены по плечам, голова немного задрана, словно девушка вглядывалась в темные кроны деревьев, смыкавшиеся у нее над головой и ронявшие в тишине свои увядшие листья, — эти слезы стареющего года.
Аннет ушла недалеко. Пройдя всего сотню шагов вглубь леса, она остановилась под ветвями огромного старого дуба, побуревшая крона которого все еще не облетела. Укрытый тенью деревьев, Кадфаэль стоял совсем близко и видел, как девушка запрокинула голову и тихонько свистнула. Где-то наверху тихо зашуршали листья, послышалось легкое постукивание, словно падали желуди, и наконец весь этот еле слышный шум обернулся спрыгнувшим на землю юношей, ловким и бесшумным, как кошка. Едва юноша спрыгнул на землю, как оказался в объятиях девушки.
Стало быть, Кадфаэль не ошибся. Эти двое полюбили друг друга, чему, видимо, немало способствовало то обстоятельство, что Гиацинт сослужил добрую службу отцу девушки. Покуда Эйлмунд лежал дома, у Аннет были развязаны руки и она могла спокойно заниматься своими делами — прятать здесь беглеца и кормить его. Но что они будут делать теперь, когда лесничий вот-вот встанет на ноги? Честно ли это будет, ставить отца перед фактом нарушения закона? Однако вот они, двое влюбленных — стоят, обнявшись, искренне, словно дети, и кажется, эти бесконечные объятия не в силах прервать никакой отец, никакой король и никакой закон. Аннет с ее распущенными волосами и босыми ногами, и Гиацинт, стройный и гибкий, исполненный некой тревожной красоты — чем не два существа, вышедшие из древнего леса, чем не фавн и нимфа из безыскусной, но красивой сказки? Даже сгустившиеся сумерки не могли скрыть сияния их лиц, лучившихся счастьем.
Завороженный на некоторое время увиденным, Кадфаэль подумал, что раз уж он зашел так далеко, то отступать некуда. С треском ломая сучья, он выступил из кустов и, не скрываясь, пошел прямо к дубу.
Услышав чье-то приближение, Аннет с Гиацинтом, не разжимая объятий, мгновенно отпрянули в тень, словно два оленя, почуявшие опасность. Наконец они увидели Кадфаэля. Бледная как полотно, Аннет тут же вышла вперед и заслонила Гиацинта грудью, однако тот засмеялся, легко приподнял ее за талию и, отставив в сторону, сам вышел вперед.
— Что и требовалось доказать! — вымолвил Кадфаэль, давая им возможность услышать свой голос и немного успокоиться. Чтобы не пугать их, он остановился в нескольких шагах поодаль, хотя они, видимо, уже поняли, что ничего страшного им не грозит. — Я не служитель закона. Если вы не сделали ничего дурного, вам нечего бояться меня.
— У меня как-то не хватает духу открыто заявить о своей невиновности, — мягко сказал Гиацинт. Даже в сумерках Кадфаэль заметил его легкую усмешку. — Но я никого не убивал, если ты это имел в виду, брат Кадфаэль. Ведь это ты?
— Я самый, — признал Кадфаэль. Он переводил взгляд с одного встревоженного лица на другое и увидел, что у обоих, похоже, отлегло от сердца и охота убегать пропала. — Ваше счастье, что люди шерифа не взяли нынче с собой собак. Хью не любит травить собаками людей. Прости, парень, что мой нынешний визит в сторожку заставил тебя дольше обычного посидеть в твоем гнездышке. Надеюсь, ночуешь ты с несколько большими удобствами.
Тут юноша с девушкой улыбнулись, все еще настороженно озираясь, но промолчали.
— Ну и где же ты прятался, покуда тут были люди шерифа?
Собравшись с духом, Аннет решительно выступила вперед, ее распущенные волосы колыхались облаком.
— Если уж тебе так хочется знать, — вымолвила она, улыбнувшись, — то покуда Вилли Варден сидел у нас дома за столом и потягивал эль, а его люди шуровали в нашем курятнике и на сеновале, Гиацинт прятался под топчаном Эйлмунда, — сказала она, подходя вплотную к Кадфаэлю и держа Гиацинта за руку. — Ты, небось, думал, что мой отец ничего не знает о моих делах? Что все это я? Так вот ничего подобного! Он знал все с самого начала, во всяком случае, с тех пор как начались поиски Гиацинта. А теперь, когда ты обнаружил нас, не лучше ли будет нам пойти в дом и всем четверым подумать, как быть дальше и как выпутываться из этой истории?
— Сюда они больше не заглянут, — с уверенностью сказал Эйлмунд, взявший на себя роль председателя на этом необычном собрании. Лесничий возлежал на том самом топчане, под которым от людей шерифа прятался Гиацинт. — А если и заглянут, то мы узнаем об этом заранее. Да и зачем им перепроверять одно и то же место?
— Ну, разумеется, — согласился Кадфаэль. — Кому придет в голову, что ты прячешь убийцу? — вымолвил он, надеясь, что его поймут правильно.
— Какой там убийца! — воскликнул Эйлмунд. — Я сразу понял, что это не так. Да и тебе пора бы это уяснить. И это не просто слепая вера, у меня есть доказательства. Хотя и вера, сам понимаешь, далеко не последнее дело. Сам посуди, когда той ночью ты уехал от нас и обнаружил в лесу покойника, он был мертвым уже больше часа, не так ли?
— А то и все два, если это тебе поможет, — добавил Кадфаэль.
— Ты уехал от меня, когда Аннет вернулась в дом, закончив свои вечерние дела. Помнишь, я еще ворчал на нее, мол, ходила она слишком долго, больше часа? Ее можно понять, она бегала на свидание вот с этим парнем. Чем бы они там ни занимались, надеюсь, ты догадываешься, что они вовсе не спешили. Короче говоря, эти двое были в лесу в миле отсюда, от нас с тобой, и туда же Аннет, спустя два часа, вернулась. Так вот там, в лесу, их встретил Ричард, и Аннет привела этого парня ко мне, как раз минут через десять после твоего отъезда. Никого он не убивал, поскольку все это время был вместе с моей дочкой, а потом и со мной. И той ночью он спал в моем доме. Так что его и близко не было рядом с тем убитым человеком, и мы с Аннет готовы поклясться в этом.
— Так почему же ты… — начал было Кадфаэль, но осекся на полуслове, сообразив, что собрался задать глупый вопрос. — Нет, не отвечай ничего! Я и так все понял. Туповат я что-то стал. Если бы ты пошел к Хью Берингару и все выложил ему, ты снял бы с Гиацинта обвинение в убийстве, но, хотя один Босье мертв, со дня на день в аббатстве ожидают другого. Может, он уже и прибыл. Судя по словам грума, Босье-сын ничем не лучше своего отца, а уж этот грум знает, что говорит. Я вижу, ты, Эйлмунд, повязан по рукам и ногам.
Гиацинт сидел прямо на полу у ног Аннет, обняв руками свои колени.
— Я не собираюсь возвращаться туда, — вымолвил он спокойно, но голос его был полон отчаянной решимости.
— Ну хватит, хватит! — мягко остановил его Эйлмунд. — Ты же понимаешь, Кадфаэль, что, когда я пустил его к себе в дом, ни о каком убийстве вообще не было речи. Просто я приютил у себя беглого виллана, у которого были веские причины сбежать от своего хозяина и который оказал мне неоценимую услугу. Этот парень пришелся мне по душе и, в любом случае, я не желал прогонять его. А потом, когда до нас дошли слухи об убийстве, я не переменил своего решения, поскольку был уверен, что Гиацинт тут совершенно не при чем. И как тут было мне идти к шерифу, к аббату или к кому бы то ни было? Просто невозможно! И теперь мы имеем у себя на руках этого парня и нам нужно как-то позаботиться о его безопасности.