Ив, который невольно задремал, проснулся, как от толчка, услышав какие-то звуки. Правда, они были такие отдаленные и слабые, что их вполне можно было принять за обрывки рассеивающихся сновидений. Рука мальчика по-прежнему обнимала брата Элиаса, который так устал, что погрузился в глубокий сон без сновидений. Он лежал спокойно и больше не разговаривал во сне. Дыхание монаха было ровным, и по его ритму мальчик почувствовал, что Элиас благополучно пережил эту страшную ночь. Он подумал, что монах все-таки хочет жить, хотя жизнь и доставляет несчастному такие мучения.

Однако Ив был уверен, что только что слышал какие-то странные звуки. Это не был шум ветра: вьюга уже прекратилась. Мальчик сидел навострив уши, хотя вокруг была полная тишина. Нет ничего более беззвучного, чем глубокий снег, пока люди не нарушат эти чары. Но вот они раздались снова, какие-то далекие звуки, — это была не иллюзия. И снова, через несколько напряженных минут, послышались легкое позвякивание металла и бряцание лошадиной упряжи. Ив осторожно поднялся на ноги, стараясь не потревожить спящего, и прокрался к двери. Стоял предрассветный сумрак, но от снежной пустыни, простиравшейся перед мальчиком, исходил призрачный свет. Ночь подходила к концу, и, значит, какие-то люди уже вышли из дому. И они с лошадьми! Ив прикрыл за собой дверь хижины, но не запер ее и стал пробираться через сугробы, спеша позвать на помощь, пока эти люди не уехали слишком далеко.

Где-то внизу, на склоне, послышался смех и снова звякнула уздечка. Никого не было видно, так как все заслоняли заросли кустов, засыпанных снегом, и группа деревьев, склонившихся под тяжестью снежных шапок и побеленных, как головы стариков. Ив решил, что эти люди движутся от Ладлоу или Бромфилда. Боясь, что они проедут мимо, не заметив хижины, он бросился вниз с холма, спотыкаясь и увязая в снегу. Обогнув кусты, мальчик начал продираться сквозь рощицу, в темноте нащупывая дорогу вытянутыми руками, — деревья здесь стояли очень тесно. Голоса приближались и становились все громче, но слов еще нельзя было разобрать. Сердце мальчика радостно забилось. Кто-то затянул песню, другой его оборвал громким восклицанием, и снова послышался смех. Это слегка расстроило и возмутило Ива. Если это поисковая группа, которая ищет их, то они не слишком-то беспокоятся о пропавших. Но даже если он ошибся и это не люди Хью Берингара, какая разница? Кто бы ни были эти люди, они наверняка смогут ему помочь.

Приблизившись к опушке рощицы, Ив, глаза которого начали привыкать к предрассветным сумеркам, разглядел какое-то движение между деревьями. Он выскочил на открытое место и наконец увидел людей, растянувшихся цепочкой. Их было больше, чем ему показалось, — по меньшей мере человек десять — двенадцать. Три лошади и четыре пони, тяжело нагруженные, при дыхании выпускали бледные облака пара, таявшие в морозном воздухе. Даже в таком слабом освещении мальчик разглядел очертания мечей, топоров и луков. Эти люди были хорошо вооружены — в такое время, когда ночь была на исходе, — причем шли они не в боевом порядке, как подчиненные Хью Берингара, а как-то вразнобой. Все они были небрежно одеты, и от них исходил сильный запах дыма. Пони были нагружены мешками с зерном, винными бурдюками, тюками с одеждой и тушами двух убитых овец.

Сердце у Ива ушло в пятки. Он поторопился отступить назад, в укрытие, но его уже заметили, и один из этих людей, издав шутливый охотничий клич, устремился ему наперерез. Другой кинулся следом, и теперь они вдвоем, с вытянутыми руками, широко ухмыляясь, загораживали мальчику путь к отступлению. В следующую минуту Ива окружило уже с полдюжины человек. Он попытался проскользнуть между ними и бросился в сторону от хижины, интуитивно сознавая, что в любом случае он не должен выдать, что поблизости находится брат Элиас. Но к мальчику лениво протянулась чья-то длинная рука и, схватив его за конец капюшона, швырнула на открытое место.

— Ну и ну! — завопил этот человек. — Что же делает здесь в этот час такая маленькая птичка?

Ив попытался вырваться, но скоро понял, что это бесполезно. Чувство собственного достоинства не позволило ему извиваться и умолять этих разбойников. Он затих под большой рукой, державшей его, и сказал с твердостью:

— Отпустите меня! Вы делаете мне больно. Я же не причинил вам никакого зла.

— Неосторожным ночным птичкам сворачивают шею, — сказал один из них и, жестикулируя грязными руками, показал, как это делается. — Особенно если они клюются.

Всадник, возглавлявший колонну, остановился и оглянулся. Резкий голос властно приказал:

— Что за дичь вы там поймали? Приведите его, я хочу взглянуть. Мне ни к чему, чтобы этот шпион вернулся в город и рассказал, что он видел.

Ива с веселыми возгласами схватили и подтащили к самой высокой лошади. Эта лошадь была белой, и всадник казался огромной тенью на фоне неба. Когда он нагнулся в седле, чтобы взглянуть на пленника, случайный луч скользнул по его кольчуге и быстро, как молния, угас. Вероятно, пешим он был не очень высок, но из-за широких плеч и мощного торса, густой львиной гривы и косматой бороды всадник казался огромным. Вместе с лошадью он как бы представлял одно могучее существо. Этот человек вызывал страх еще и потому, что лицо его было в тени и по нему невозможно было ничего прочесть.

— Подтащите его поближе, — нетерпеливо приказал главарь. — Сюда, к моему колену. Я хочу его рассмотреть.

Ив почувствовал, как его дернули за волосы, заставив поднять вверх лицо. У него напряглась спина, и он застыл, молча глядя в предрассветное небо.

— Кто ты, мальчик? Как твое имя? — спросил всадник, и по голосу чувствовалось, что этот человек привык, чтобы ему подчинялись.

— Меня зовут Джехан, — солгал Ив, изо всех сил стараясь замаскировать свою манеру говорить.

— Что ты здесь делаешь в такой час? Ты здесь один?

— Да, милорд. Мой отец держит своих овец вон там, — он указал в сторону, противоположную той, где находился Элиас и, как он надеялся, до сих пор еще спал. — Вчера некоторые из них заблудились, и мы вышли рано, чтобы их поискать. Я не шпион, чего мне тут шпионить? Мы только беспокоимся об овцах.

— Ах вот как? Пастух, да? И какой хорошенький пастушок! — послышался насмешливый голос вожака. — На тебе добротное тонкое сукно, которое стоило кругленькую сумму, когда было новое. А теперь переведи дух и скажи еще раз: кто ты такой?

— Милорд, я сказал вам правду! Я Джехан, сын пастуха из Уитбейча… — Это был единственный манор, находившийся на ближнем берегу Корва, к западу отсюда, который он помнил. Ив не понял, почему его слова вызвали приступ бурного веселья, — все присутствующие разразились грубым хохотом. Кровь застыла у мальчика в жилах, когда он услыхал резкий, лающий смех человека на коне. Он разозлился и, стиснув зубы, гневно взглянул в темневшее над ним лицо. — Вы не имеете права меня допрашивать, раз я не делаю ничего незаконного и не причиняю вам вреда, — крикнул мальчик, стараясь преодолеть страх. — Прикажите своему человеку отпустить меня.

Но это не произвело никакого впечатления, и всадник резко приказал:

— Подайте-ка мне игрушку, которая у него на поясе. Я хочу посмотреть, чем наши пастухи обороняются от волков в эту зиму.

Грубые руки отвернули полы плаща Ива, и стал виден пояс, на котором висел маленький кинжал. Его с готовностью отстегнули и подали главарю.

— Значит, они предпочитают серебро, — шутливо заметил всадник, — и украшают рукоятки драгоценными камушками. Превосходно! — Он поднял голову, заметив, что небо на востоке начало светлеть. — Слишком мало времени, чтобы развязать ему язык прямо здесь. К тому же у меня замерзли ноги. Доставьте его в крепость живым! Можете немного поразвлечься, если хотите, но не причиняйте ему вреда. Он может нам еще пригодиться.

Главарь отвернулся и, пришпорив коня, тронулся в путь, а двое всадников последовали за ним. Ив был оставлен на милость мелкой сошки. Ни на минуту у него не возникло ни малейшего шанса сбежать. Сняв с мальчика пояс, бандиты туго затянули им туловище мальчика повыше локтей, а запястья соединили коротким шнурком. На шею накинули длинную веревку с петлей и конец ее прикрепили к седлу пони, замыкавшего шествие. Если Ив отставал, петля затягивалась, если же поторапливался, то мог, приподняв связанные руки, ослабить веревку, чтобы вздохнуть. Он был сообразительным и понимал, что, если упадет, они остановятся и поднимут его. Им было велено доставить его туда, куда направлялся их предводитель, живым и в сносном состоянии.

Однако эти люди рады были воспользоваться разрешением и немного развлечься, поиздевавшись над пленником.

Ив попытался просунуть складку плаща в петлю, когда ее накинули на голову, но кто-то громко засмеялся и сильно ударил его в ухо, а плащ вытащил из петли. Именно в этот момент Ив вспомнил, что под воротником у него брошь, на которую застегнут плащ. Это была старинная саксонская вещица с очень длинной булавкой — единственное его оружие, которое враги пока не обнаружили.

— Ну, маленькая птичка, лети! — сказал один из его сторожей, захлебываясь от смеха. — Но только помни, что ты на привязи. Тебе не взлететь в небо.

Сказав это, бандит зашагал вперед, чтобы дать сигнал колонне двигаться вслед за хозяином. Полусонный Ив, напуганный и дрожащий, словно оцепенел, и когда петля дернулась, она чуть не задушила его. Мальчику пришлось ловить ртом воздух, и он поспешно двинулся вперед, вцепившись в веревку. Вознаграждением ему был оглушительный смех его мучителей.

Вскоре Ив обнаружил, что от него зависит, насколько бурным будет их веселье. Дело в том, что из-за своей добычи они ехали так медленно, что для него не составляло особого труда не отставать. Груз, награбленный бандитами был тяжелым и громоздким, а мальчик, теперь окончательно проснувшийся, — гибким и проворным. Несколько минут он из осторожности давал им повод для смеха, то отставая, то кидаясь вперед, чтобы уберечь свою шею. В результате Ив хорошо разглядел пони, к которому был привязан, и его поклажу, которую составляли два больших мешка с зерном и два бурдюка с вином, столь же внушительных размеров. Сверху были навалены тюки с одеждой и посуда. Когда мальчик приближался к пони, то почти касался щекой бурдюка, раздувшегося от вина, которое перекатывалось и булькало внутри. При этом Ив, находившийся в самом конце процессии, был скрыт от глаз тех, кто ехал впереди, громоздким грузом, навьюченным на пони. А поскольку дорога, которую они, как видно, очень хорошо знали, была заметена сугробами, разбойники вскоре словно позабыли о мальчике и перестали оглядываться.

Изогнув связанные руки насколько было возможно, Ив попытался нащупать под воротником брошь. Поскольку маленький пленник спрятался за грузом и прижался к пони, никто не видел, что он делает. Пальцы мальчика наткнулись на металл и принялись нащупывать булавку. Руки заболели от напряжения, а кончики пальцев онемели. Однако Ив упорно не выпускал брошь из рук и начал ее осторожно высвобождать, боясь уронить, когда она отколется от плаща. Если удастся отколоть ее и подержать, опустив руки, пока не восстановится кровообращение, тогда он справится.

Булавка внезапно отстегнулась, и круглая брошь чуть не упала на землю. В отчаянии зажав свою драгоценность обеими руками, мальчик поранил палец о булавку. Он с благодарностью воспринял этот укол и опустил побелевшие кисти, дожидаясь, пока к ним прильет кровь. Из ранки выступила алая капелька. Наконец руки перестали болеть. У Ива теперь было бесценное оружие, острое, как кинжал.

Мальчик выждал несколько минут, прежде чем отважился воспользоваться булавкой. Наконец пальцы у него опять стали ловкими и гибкими.

Ив прижимался к бурдюку, и утренние сумерки скрывали очертания его фигуры. Хотя на бурдюке местами вытерлась шерсть и кожа была старой и мягкой, проткнуть ее оказалось нелегко. Булавка была крепкой, длиной с мизинец Ива. Бурдюк раскачивало из стороны в сторону, и он выскальзывал из рук мальчика, и тому никак не удавалось его проколоть. Ив прижался к бурдюку плечом, чтобы уменьшить колебания, и наконец воткнул булавку в его нижнюю часть.

Когда мальчик вытащил булавку, из дырки брызнула темно-красная жидкость, и, взглянув под ноги, Ив с восторгом увидел на белом снегу кроваво-красные пятна, казавшиеся бурыми в предрассветных сумерках. После этого отверстие сузилось, но вес вина не давал ему закрыться, и тоненькая струйка продолжала сочиться на дорогу. Ив решил, что этого достаточно. Вино сразу же замерзнет на снегу в такой мороз, поэтому его будет видно и днем.

Поскольку капает оно понемножку, то бурдюка хватит надолго. Он надеялся, что хватит до конца пути. Но чтобы струйка не стала слишком тонкой, так что ее невозможно будет разглядеть, мальчик время от времени снова прокалывал кожу, оставляя на снегу крошечную лужицу вина.

Начинался рассвет, серый и тихий. Туман спускался на землю. Воздух был холодным, стояла тишина, и только голодные птицы безнадежно кружили в небе. Разбойники, видно, рассчитали время так, чтобы вернуться в свое логово, пока еще не совсем рассвело. Ив надеялся, что опустевшему бурдюку не удивятся и объяснят это тем, что он прохудился.

Они уже давно взбирались в гору. Высокая, мрачная и негостеприимная Титтерстон Кли приняла их. Эти люди ориентировались даже в густом тумане и сейчас принялись подгонять навьюченных пони, почувствовав близость жилья, пищи и отдыха.

Ив позаботился о своей драгоценной броши, воткнув ее в шов своей куртки. Таким образом, не держа больше булавку, мальчик связанными руками вновь мог ухватиться за веревку, которая начинала сдавливать шею, когда он отставал.

После пространства, окутанного туманом, где в двух шагах ничего не было видно, как-то вдруг возникли низкорослые деревья, а за ними можно было различить скалы. Затем люди и животные поднялись на открытую вершину, и стал виден частокол, в котором была узкая калитка, а за ним темнела широкая приземистая башня. Кто-то, видимо, стоял на страже, и при приближении отряда калитка открылась.

За частоколом стояли низенькие строения с односкатной крышей, и между ними сновало множество людей. Под башней находилось длинное здание. Ив услышал мычание коров и блеяние овец. Все строения были деревянные, новые и грубо сколоченные, но, видимо, прочные. Неудивительно, что бандиты так нагло делали ночные вылазки, уверенные в своем численном превосходстве и неприступности их тайного убежища.

Перед тем как войти во двор, Ив сообразил как можно дальше отодвинуться от проколотого бурдюка и притворился, что еле передвигает ноги от усталости и страха. Завидев частокол, он больше не притрагивался к бурдюку; когда отряд остановился во дворе, на снег упала лишь последняя капля вина. Дырявый бурдюк никого не удивит, и, по крайней мере, второй был цел. Иву повезло: его страж поспешил отвязать пленника и за шиворот потащил за собой, так что никто сразу не заметил красную каплю на снегу и не поднял крик, что половина вина пролилась во время пути.

Ив послушно шел туда, куда его тащили, и, вскарабкавшись по ступенькам, оказался в зале, где было очень жарко, дымно и шумно. На стенах горели факелы, а в каменном очаге посредине зала пылал огонь. По крайней мере двадцать голосов громко и весело что-то обсуждали. Мебели было мало — несколько тесаных скамей и большие столы на козлах из грубо обработанных бревен. В зале было полно народу — и все обернулись и, ухмыляясь, уставились на маленького пленника.

В дальнем конце зала возвышался низкий помост, где за столом, уставленным яствами и кувшинами с вином, на резных стульях сидели трое. В высоких канделябрах горели свечи, а на стенах висели гобелены. Ива бесцеремонно схватили за шиворот и швырнули на колени у ног человека, сидевшего во главе стола. Мальчик чуть не упал лицом вниз, но удержался, оттолкнувшись ладонями все еще связанных рук.

— Милорд, вот ваш пастушок, в целости и сохранности, как вы приказывали. Ребята сейчас разгружают добро, все в порядке. По пути нам не попалось ни души. — Доложив это, сопровождавший мальчика разбойник отошел в сторону.

Ив собрался с силами и поднялся на ноги. Он глубоко вздохнул и подождал, пока перестанут дрожать колени, прежде чем взглянул в лицо предводителю этих ночных стервятников.

В сумерках на коне этот человек казался огромным. Теперь, когда он развалился в кресле, видно было, что это вовсе не великан, хотя и выше среднего роста, и при этом очень могучего сложения, широкоплечий и с широкой грудью. По-своему он был красив, но какой-то дикой красотой. Теперь, при ярком свете свечей, было еще заметнее, что он похож на льва: густая грива кудрявых волос и блестящая нестриженая борода были темно-русые, и такого же песочного оттенка были прищуренные глаза с острым взглядом из-под тяжелых век. Полные губы, выделявшиеся среди этой массы тусклого золота, были горделиво изогнуты. Главарь молча изучал Ива с головы до пят, а Ив бесстрашно смотрел на него, не произнося ни слова скорее из осторожности, чем от страха. Мальчик понимал, что его положение еще может измениться к худшему. Сейчас разбойники вернулись после нового успешного набега с богатой добычей, они выпивают и закусывают и крайне довольны собой. И этот похожий на льва главарь, по-видимому, находится в хорошем расположении духа. Даже если его улыбка насмешлива, все-таки он улыбается.

— Развяжите его, — приказал предводитель.

Развязали шнурок, стягивавший запястья Ива. Он стоял, растирая онемевшие руки, настороженно смотрел прямо в лицо главарю и ждал. Несколько прихвостней подошли поближе к своему господину и, встав за спиной мальчика, ухмылялись, наблюдая за этой сценой.

— Ты откусил по дороге язык? — добродушно спросил бородач.

— Нет, милорд. Я могу говорить, когда мне есть что сказать.

— Тебе бы не мешало придумать, что сказать нам сейчас, немедленно. Что-нибудь более похожее на правду, чем то, что ты мне наплел там, в роще.

Ив решил, что храбрость не повредит ему, а излишняя осторожность не принесет большой пользы. Он сказал напрямик:

— Я голоден, милорд. Вряд ли вы когда-либо слышали более правдивые слова. И, насколько я понимаю, вы угощаете своих гостей, как положено у джентльменов.

Главарь откинул свою золотистую голову и взревел от смеха, которому вторил весь зал.

— А, насколько я понимаю, это признание. Значит, ты джентльмен? А теперь расскажи мне еще что-нибудь, и тебе дадут поесть. И больше не надо о поисках пропавшей овцы. Кто ты на самом деле?

В каком бы благодушном настроении сейчас ни находился хозяин, было очевидно, что, если ему будут перечить, он не станет выбирать средства, с помощью которых добьется, чтобы ему сказали правду. Ив слишком медлил, обдумывая, что именно сказать, и ему намекнули, к чему может привести упрямство. Чья-то грубая рука, схватив его за локоть, легко швырнула на колени. Другая рука вцепилась ему в волосы и, дернув голову назад, заставила взглянуть в лицо предводителя, который все еще спокойно улыбался:

— Когда я спрашиваю, умные люди сразу отвечают. Итак, кто ты?

— Позвольте мне встать, и я вам отвечу, — сказал Ив сквозь зубы.

— Говори, ублюдок, и тогда, возможно, я позволю тебе встать. Может быть, я даже накормлю тебя. Если ты маленький задавака-петушок из знатного рода, то помни, что многим петухам здесь свернули шею за то, что они слишком громко кукарекали.

Ив слегка пошевелился, чтобы облегчить боль, сделав глубокий вдох, чтобы голос звучал твердо, и четко произнес свое имя. Сейчас было не время для глупого героизма, и даже для того, чтобы упрямо отстаивать свое достоинство.

— Мое имя Ив Хьюгонин. Я из знатной семьи.

Его больше не держали. Бородач откинулся в кресле, устраиваясь поудобнее. Его лицо не изменилось, он совсем не рассердился. Гнев не имел никакого отношения к его поступкам, которые он совершал абсолютно хладнокровно. Хищные звери не чувствуют к своим жертвам вражды, а также не ведают угрызений совести.

— Хьюгонин, да? А что ты там делал, Ив Хьюгонин, когда мы тебя нашли, — один, ранним утром, зимой?

— Я пытался отыскать дорогу в Ладлоу, — ответил Ив. Поднявшись с колен, он откинул с лица растрепанные волосы. Мальчик решил больше никого не впутывать и говорить только о себе. Он осторожно развивал свою версию — между правдой и ложью. — Я был в пансионе у монахов Вустерского аббатства. Когда на город напали, они отослали меня прочь из этой бойни. Я вместе с другими людьми пытался добраться до какого-нибудь тихого города, но мы потеряли друг друга во время метели. Сельские жители приютили и накормили меня, и я решил добраться до Ладлоу.

Он надеялся, что это звучит убедительно. Он не хотел придумывать никакие детали, так как в ушах у него все еще стоял грубый хохот, который вызвало у бандитов упоминание манора Уитбейч, где, по утверждению мальчика, он жил. Он с беспокойством подумал, отчего последовала такая странная реакция на его слова об Уитбейче.

— А где же ты тогда провел прошлую ночь? Не на открытом же месте!

— В хижине среди полей. Я думал, что засветло доберусь до Ладлоу, но начался снегопад, и я заблудился. Когда утих ветер и перестал идти снег, я снова отправился в путь. И тут я услышал ваши голоса и подумал, что вы подскажете мне дорогу.

Бородач размышлял, глядя на него с веселой улыбкой, лишенной, однако, всякого тепла.

— И вот ты здесь, и над головой у тебя прочная крыша, за спиной — пылающий огонь, а перед тобой — еда и питье, если ты будешь себя хорошо вести. Конечно, за твой стол и ночлег надо будет заплатить, Хьюгонин! И Вустер… А не сын ли ты того Джеффри Хьюгонина, который умер несколько лет тому назад? Мне помнится, что основная часть его земель находится в том графстве.

— Я его сын и наследник.

— Ах вот как! Ну, тогда не возникнет трудностей с оплатой твоего содержания. — Прищуренные глаза хозяина удовлетворенно блеснули. — А кто сейчас опекун вашей светлости? И почему он отпускает тебя зимой одного, не снабдив всем необходимым?

— Он недавно вернулся в Англию из Святой Земли и ничего обо мне не знал. Если вы пошлете кого-нибудь, то узнаете, что он в Глостере, он сторонник императрицы.

Мальчик увидел, что предводитель отрицательно покачал головой, отмахиваясь от этого предложения. Очевидно, сам он не был ни на чьей стороне в этой гражданской войне, и ему было наплевать, каких взглядов придерживались другие. Он создал свою собственную партию и не признавал прочих. Но, разумеется, он бы с удовольствием содрал выкуп с обеих сторон.

— Его имя Лоран д'Анже, — продолжал Ив. — Это брат моей матери. — Это было известное имя, и обычно на него благосклонно реагировали. — Он щедро заплатит, чтобы меня вернуть.

— Ты так уверен в этом? — Бородач рассмеялся, — Дяди не всегда горят желанием выкупать племянников, которые должны в один прекрасный день унаследовать большие поместья. Известно, что некоторые предпочли не платить выкуп, поскольку это было им невыгодно, и предоставили своим племянникам исчезнуть с лица земли, а сами стали наследниками их состояний.

— Он не станет наследником вместо меня, — возразил Ив. — У меня есть сестра, и она далеко отсюда, в безопасном месте. — Внезапно его пронзила острая боль при мысли, что он не знает, где сейчас Эрмина, а ведь она может находиться в столь же бедственном положении, как и он. Однако голос его не дрогнул, а выражение лица оставалось непроницаемым. — К тому же мой дядя — честный человек, — холодно сказал мальчик. — Он ничего не пожалеет и заплатит выкуп. И таким образом получит меня обратно живым и невредимым, — подчеркнул он.

— Ни один волос не упадет с твоей головы, если он даст хорошую цену, — смеясь, сказал главарь и обратился к парню, стоявшему у Ива за спиной: — Я отдаю его на твое попечение. Накорми его, обогрей у очага, а когда он поест, хорошенько запри в башне. И помни: если он ускользнет, расплатишься собственной головой. Этот мальчик стоит гораздо больше, чем все добро, которое мы привезли из Уитбейча.

Брат Элиас проснулся, перейдя из мирного забытья без сновидений в этот страшный, мучительный мир. Уже рассвело, и бледный дневной свет пробивался сквозь щели хижины. Он был один. Но ведь тут ночью находился кто-то еще, он это помнил. Да, был мальчик, который составлял ему компанию и, лежа рядом на сене, согревал его. Во время снегопада они поддерживали друг друга, ощущая взаимную симпатию, и пытались вместе одолеть нечто большее, чем холод и жестокий ветер. Что бы ни случилось с мальчиком, он должен его найти и убедиться, что ему не причинят зла. Дети имеют право на жизнь — право, которое многие взрослые утратили из-за своих глупостей, ошибок, грехов. Сам он изгой, но мальчик чист и невинен, и его надо защитить от опасности.

Брат Элиас вышел наружу. Под карнизами, где ветер сдунул снег, оставив лишь тонкий слой, были четко видны маленькие следы, слегка припорошенные свежим снежком. Они поворачивали вправо, вниз по склону, и там, в глубоком снегу, коренастая энергичная фигурка проложила неровную борозду, которая огибала заросли кустарника и спускалась вниз, к рощице.

Элиас шел по следам мальчика. За деревьями была проторенная тропинка, пересекавшая наст, который был почти ровным и постепенно поднимался к востоку. По этому пути прошли лошади, а с ними пешие люди — их было достаточно, чтобы утрамбовать дорогу. Они шли с запада. Забрали ли они с собой мальчика? Тут было трудно обнаружить следы ребенка, но, несомненно, он бежал по склону холма, потому что хотел присоединиться к ним.

Пребывая в своем мире сновидений, куда не могли проникнуть ни холод, ни боль, открытом только для воспоминаний о мальчике, брат Элиас повернул на восток и направился по дороге, по которой прошел этот неизвестный отряд. Хотя борозда, которую они проложили сквозь снежную равнину, была завалена сугробами, по ней легко было идти: эта сильно петлявшая дорога, очевидно, была давно проторена, чтобы облегчить подъем. Она изгибалась вдоль всего склона холма. Пройдя примерно триста шагов, Элиас заметил первое темно-красное пятно на белом снегу.

Кто-то пролил кровь. Немного крови, но тут брала начало пунктирная линия из рубиновых бусинок, и через несколько минут он нашел еще один кровавый цветок. Взошло солнце, и его бледный свет пробивался сквозь туман, который днем должен рассеяться. Красные пятна сверкали, заледенев на морозе. Их не растопит полуденное солнце, выглянувшее ненадолго, и только ветер может припорошить снегом. Брат Элиас шел по дороге, где кто-то капля за каплей истекал кровью. За кровь платят кровью. Если это кровь мальчика, если ему причинили зло, то он, Элиас, которого уже коснулись отчаяние и смерть, все же сможет умереть не зря. Он должен спасти ребенка или отомстить за него.

Нечувствительный к холоду, боли и страху, в сандалиях на босу ногу, брат Элиас шел по проторенной дороге — он искал Ива.