Не дав Кадфаэлю договорить последние слова, Хью уже вскочил на ноги.

— Если верно, что ты сейчас сказал, то после всего случившегося они уже не станут откладывать. Они и без того слишком долго ждали, как, впрочем, ей-богу, и я.

— Так ты сейчас туда? Я с тобой!

Брат Кадфаэль начинал беспокоиться за Раннильт. Ни о чем не подозревая, она проговорилась о таких вещах, которые для нее звучали совершенно безобидно, зато для ее слушателей они означали большую опасность. Лучше всего поскорее забрать оттуда Раннильт, пока Сюзанне не показалось, что та может нарушить ее планы. Очевидно, Лиливин испугался того же; он торопливо выскочил из темного уголка, где сидел, и поймал за рукав Кадфаэля, прежде чем он и Хью успели выйти из монастыря.

— Сэр! Я ведь теперь свободен? Мне не нужно больше прятаться? Тогда возьмите меня с собой! Я хочу забрать мою девушку из этого дома. Я хочу, чтобы она была со мной. Что, если они вдруг испугаются, подумав, что она слишком много знает? Вдруг они что-то сделают? Я иду с вами, чтобы забрать ее, а со мной уж будь, что будет!

Хью дружески похлопал его по плечу.

— Пошли! Ты можешь идти куда хочешь. Ты свободен, как птица. Я скажу это моим людям и позабочусь, чтобы они обеспечили твою безопасность. А завтра об этом узнает весь город.

Когда Хью пришел к дому Аурифаберов и сержант громко постучал в дверь, ни в одном окне не светился огонь. Все домашние уже улеглись спать, и их долго не могли добудиться. Покойную Джулиану, наверное, уже облачили в саван, и она дожидалась, когда ее положат в гроб.

Первой наконец проснулась Марджери; спустившись вниз, она спросила дрожащим голосом сквозь закрытую дверь, кто пришел и зачем, мол, пожаловали в такой поздний час. По требованию Хью она отворила, неприятно удивленная тем, что Сюзанна, которая спала внизу, не вышла на стук и заставила ее спуститься. Однако очень скоро всем стало ясно, что, сколько ни стучи, Сюзанна все равно не услышит и что ее вообще нет дома. Комната ее была пуста, кровать стояла нетронутая, а в сундуке, в котором она держала свои платья, лежали только старые обноски.

Появление представителей власти во главе с помощником шерифа быстро подняло на ноги всех обитателей дома: сверху спустился Уолтер, недоверчиво моргая заспанными глазами, прибежал озабоченный Даниэль на помощь своей супруге, на другой стороне двора высунулся из двери Гриффин и растерянно вертел головой. Их компания производила удручающе жалкое впечатление, как будто они сразу измельчали, потеряв двух решительных предводителей; ни один из них не мог придумать, как тут быть, и они только растерянно переглядывались, словно ожидая, что сейчас из темной глубины холла вдруг выйдет Сюзанна.

— Моя дочь? — охрипшим голосом воскликнул Уолтер, беспомощно озираясь вокруг. — А разве она не здесь? Должна быть тут… Она была тут, как всегда… погасила, как всегда, свет… она всегда ложится последней. Да ведь и часу еще не прошло! Не может быть, что она исчезла!

Но Сюзанна исчезла. И как обнаружил Кадфаэль, который во время разговоров потихоньку ускользнул с фонарем, чтобы с заднего хода, спустившись по наружной лестнице, заглянуть в подвал, одновременно с ней исчез Йестин. Валлиец Йестин, человек без роду и племени, без денег и без положения, который и помыслить не смел о том, чтобы посвататься к дочке своего мастера, зная, что Сюзанну никогда не выдадут за него, даже теперь, когда она стала ненужной в качестве домоправительницы и вообще потеряла для семьи всякое значение!

Подвал тянулся во всю длину дома. Повинуясь внезапному побуждению, Кадфаэль отвернулся от пустой кровати и, освещая себе путь фонарем, прошел в ту сторону, которая выходила на улицу. Там оказалась узенькая лестница, ведущая в мастерскую. Открыв небольшую дверцу, он прямо перед собой увидел пустой сундук, в котором Уолтер хранил свои богатства. В эту ночь здесь не мелькала ничья тень, не прозвучало ни единого шороха, только мелькнул свет свечи, когда тихонько отворилась дверь.

Кадфаэль вернулся назад, поднялся по лестнице и вышел во двор; всего в нескольких ярдах чернел колодец. А справа была дверь, ведущая в комнатку Сюзанны, из которой она, пройдя несколько шагов, попадала на кухню; точно так же в нее мог входить молодой парень, после того как в доме все утихало.

Оба исчезли, как было задумано еще в прошлую ночь, когда побег пришлось отложить из-за смерти Джулианы. Решив тут же проверить другую мысль, Кадфаэль вошел в холл через комнату Сюзанны и попросил Марджери отпереть дверь кладовки. В углу он нашел большую кадушку, в которой Сюзанна хранила запас толокна. Кадфаэль приподнял крышку и посветил фонарем. На дне еще оставался довольно большой запас толокна: если постараться, под ним можно было спрятать внушительный сверток. Сейчас он был вынут, и кадушка оказалась наполненной едва лишь на четверть. Джулиана побывала здесь, воспользовавшись своими ключами, и оставила все так, как было, собираясь по заведенной привычке самостоятельно разобраться со своими близкими. Она все знала, но, вместо того чтобы объявить о своем открытии, промолчала. А эта неустрашимая девушка, кровь от крови старухи, невзирая на свое отчаянное положение, с железной выдержкой добросовестно ухаживала за бабкой, бестрепетно и без единой жалобы ожидая, как решится ее судьба! Одинаково сильные духом и в добре, и зле, ни та ни другая никого не щадили и ни у кого не просили пощады. Кадфаэль опустил на место крышку, вышел и запер за собою дверь. В холле царило общее смятение и неслись причитания; узнав, что их родственница заподозрена в таком гнусном преступлении, как грабеж в собственном доме, все страшно всполошились, и каждый старался всеми силами доказать свою добропорядочность. Уолтер отвечал на вопросы, заикаясь на каждом слове при одной мысли о таком вероломстве; он так терзался из-за пропажи своих денег, да еще по вине родной дочери, что у него язык заплетался от горя. Махнув на него рукой, Хью обратился к Даниэлю:

— Скажите, куда, по-вашему, она могла направиться, если собралась в дальний путь, чтобы поскорее оказаться там, где бессильны наши законы или где по крайней мере она была бы для нас за пределами досягаемости? Для этого им нужны лошади. Есть ли у вас лошади, которыми они могли воспользоваться?

— Есть, только не здесь в городе, — ответил бледный и растрепанный Даниэль. Попав в переплет, этот смазливый парень смотрелся дурак-дураком. — Но за рекой у нас есть свой выгон и конюшня. Отец там держит двух лошадей.

— В какой это стороне? Во Франквилле?

— Немного подальше по западной дороге.

— Туда-то, верно, ведет и наш путь, — сказал Кадфаэль, выходя из кладовки. — Там, внизу, нет на месте молодого валлийца, он исчез с кое-каким добром, которое пропало, и когда он перейдет границу Уэльса, то оставит с носом шропширского шерифа. А все, что он увез с собой, оттуда уже не вернешь.

Едва он закончил речь под возмущенные и недоверчивые возгласы Уолтера, который был вне себя от намека на столь греховный союз его дочери, как к ним со двора примчался трясущийся от волнения Лиливин.

— Я был на кухне — Раннильт там нету. Ее постель холодная, она оставила все свои вещи, ничего не взято… — Наверно, у Раннильт было так мало собственных вещей, что и забирать-то нечего, но Лиливин, у которого тоже не было ничего за душой, понимал, какая ценность даже то малое, что у нее было. — Они увели ее с собой!.. Они боятся, что она много знает и может рассказать. Эта женщина ее увела! — закричал он, бросая вызов обитателям дома, представителям закона и всему свету. — Она уже убила человека и снова убьет, если решит, что это необходимо. Куда они отправились? Я их догоню!

— Мы все хотим их догнать, — сказал Хью и повернулся к Уолтеру Аурифаберу. Ничего, пускай отец помучается из-за родной дочери, как этот влюбленный мучается из-за своей возлюбленной! Пускай пострадает за свою плоть и кровь или за свое богатство! — Вы, сэр, поедете с нами! Вы сказали, что она опередила нас только на час и вышла из дому пешком. Собирайтесь, мы поскачем верхом. Я послал в замок за лошадьми, они, наверно, уже дожидаются нас на улице. Вы лучше всех знаете дорогу к вашей конюшне, проводите нас туда побыстрее!

Темная ночь едва спустилась на землю, поэтому то и дело попадались неожиданные пятна света: то блеснет своей гладью река, то стена дома, сложенного из светлого камня, то цветущий куст или рассеянные в тени деревьев белые звездочки ветреницы. Две женщины вышли из Валлийских ворот и миновали мост, сторожа их не окликнули. Овейн Гуинеддский, грозный повелитель обширных валлийских земель, любезно воздерживался от вмешательства в братоубийственную войну, раздиравшую Англию. Хитроумно блюдя собственные интересы, он гостеприимно принимал беглецов, спасавшихся от его врагов, дарил дружбой тех, кто сообщал ему полезные сведения. Он не нападал на границы Шрусбери. Зато свои собственные границы он охранял зорко. Ночь была хороша, и хорош был час для беглецов, которые поскачут на запад, была бы только у них на чужой стороне защита родственников!

Двумя тенями проскользнули они через Франквилль, и Сюзанна повернула на запад; они вышли на полевую тропинку, которая не уклонялась далеко от реки. Из двух узлов Сюзанна сама несла меньший, но зато более увесистый. Другой, большой и неудобный, в котором были сложены ее хорошие платья, они тащили вдвоем, взявшись за него с двух сторон. Одной женщине было не справиться с таким громоздким узлом.

«Если бы не ты, — так сказала Сюзанна, — мне пришлось бы бросить дома половину моего имущества, а все это мне очень нужно».

— Далеко ли вы хотите успеть за одну ночь? — робко спросила Раннильт, у которой было так смутно на душе, что очень хотелось услышать доброе слово.

— Надеюсь выбраться за пределы этой страны. Здесь Йестин — ничтожный человек, а там, на родине, у него есть родня, свой дом. Там мы с ним будем в безопасности. Если поспешить, то к утру мы будем уже там, где нас никто не догонит. А ты не боишься, Раннильт, что забралась со мной так далеко от города глухой ночью?

— Нет, — отважно ответила Раннильт. — Не боюсь. Я желаю вам добра и счастья. Я рада, что вы унесли свое добро и не окажетесь без средств.

— Ты права, — согласилась с ней Сюзанна, и в ее голосе послышался странный всплеск, похожий на смешок. — Без гроша я не останусь. Ведь правда же, я заслужила свое будущее? Оглянись-ка назад, вон там виден наш городишко, похожий на кротовую кочку.

Город чернел в ночи плотным комом, по крепостной стене перебегали мерцающие блики, отброшенные на ее светлую поверхность серебристой лентой Северна, которая отделяла их от города.

— Прощальный взгляд, — сказала Сюзанна. — Теперь нам уже осталось недалеко. Тяжеленька ноша? Скоро ты ее скинешь.

— Совсем не тяжела, — ответила Раннильт. — Для вас я и не то бы сделала, если б это было в моих силах.

Тропинка, тянувшаяся через холмы и овраги, была ухабистой и разбитой, но Сюзанна хорошо ее знала и ступала уверенно. Справа темнел холм, покрытый лесной порослью, от которой веяло благоуханной свежестью, слева простирались поля, сбегающие к переливающемуся серебром, тихо журчащему Северну. Впереди в темноте показались смутные очертания крыши, возвышавшейся над зарослями кустов, с севера к строению подступали изрытые оврагами холмы, а с юга привольно раскинулось мирное пастбище.

— Вот мы и пришли, — сказала Сюзанна и прибавила шагу.

Раннильт еле поспевала за ней, следя за тем, чтобы мешок не перевешивал с другой стороны.

Строение, выступавшее из темноты, было не очень велико, но сложено из могучих бревен и было достаточно высоким, чтобы над конюшней мог разместиться сеновал. Дверь была настежь распахнута, из душной тьмы тянуло запахом лошадиного пота и сена; когда они подошли ближе, на них пахнуло сухим и теплым воздухом. В проеме неясной тенью замаячила мужская фигура, мужчина напряженно прислушивался, не раздадутся ли шаги. Он тотчас же узнал поступь Сюзанны и вышел ей навстречу с распростертыми объятиями, она выпустила свой край узла, который они несли вместе с Раннильт, и тоже бросилась к нему. Раннильт осталась стоять, держа брошенный Сюзанной узел. Она задрожала, точно под ней заколебалась земля, при виде немого объятия, в котором сплелись эти двое, изо всех сил сжимая друг друга. Один-единственный раз она сама тоже испытала искру этого пожирающего пламени! Она зажмурилась и так стояла, дрожа всем телом.

Они разняли объятия так же молча и резко, как сошлись в них при встрече. Йестин взглянул из-за плеча Сюзанны и сумрачно посмотрел на Раннильт.

— Зачем ты привела с собой девчонку? Для чего она нам?

— Зайдем-ка в дверь, — ответила Сюзанна. — Сейчас я тебе скажу. Ты оседлал коней? Нам надо спешить.

— Я как раз это делал, когда услышал тебя.

Он взял узел с одеждой и скрылся с ним во мраке конюшни; Раннильт робко пошла следом, слишком хорошо понимая, насколько она здесь лишняя. Йестин затворил двери, но не стал запирать на щеколду.

— Кто знает, вдруг там, на реке, найдется живая душа, которой не спится! Незачем всем показывать, что тут кто-то бродит.

В темноте Раннильт снова услышала и почувствовала, как они обнялись; даже эта короткая ласка превращала их в единое, согласное существо. Тогда она догадалась, что они разделяли общее ложе, как она с Лиливином, только не один раз, а часто, и с более светлой надеждой. Она вспомнила дверцу в спальне Сюзанны, которая выходила на зады, и в нескольких ярдах от нее лестницу, ведущую в подвал. Соблазн был велик, и все поощряло их к тому, чтобы нарушить запреты.

— А что эта девочка? — тихо спросил Йестин. — Что ты с ней собираешься делать? Зачем ее сюда притащила?

— Она слишком глазастая и слишком много всего примечает, — коротко бросила Сюзанна. — Эта бедная дурочка рассказала мне такие вещи, о которых ей лучше было помалкивать, а то… другие услышат и поймут из них больше, чем она сама, а для нас это смерть. Вот я ее и привела. Пускай проводит нас… немножко.

После короткого молчания раздался вопрос Йестина:

— Что ты хочешь этим сказать?

— А как ты думаешь? По ту сторону границы нам встретится довольно темных лесов и пустынных мест. Кто будет ее искать? Безродную кухонную рабыню?

Это произносилось таким обычным, спокойным и рассудительным Сюзанниным голосом, что Раннильт не сразу уразумела сказанное; слушая, как они о ней говорят, она чувствовала себя ужасно одинокой и покинутой.

В темноте затопала лошадь, перебирая копытами, от ее тела в ночном воздухе расходилось тепло. Постепенно из мрака начали проступать отдельные очертания, потом Йестин глубоко вздохнул и передернулся, как в ознобе. Раннильт почувствовала его содрогание, но все еще ничего не понимала.

— Нет! — вскрикнул он приглушенным до шепота голосом. — Этого мы не можем! Этого я не хочу делать! Господи, да что она сделала нам плохого, бедняжка, она ведь еще несчастнее нас!

— Тебе и не придется, — просто ответила Сюзанна. — Я и сама смогу! Теперь я ни перед чем на свете не остановлюсь ради тебя, чтобы быть с тобою, чтобы всю жизнь ты был со мной! После того, что я сделала, чего еще я могу испугаться?

— Только не это! Нет! Не бери на себя такой грех, если любишь меня! В тот раз ты не могла иначе, да и не велика потеря! Он был такой же подлец, как твои родственнички. Но это дитя — нет! Я тебе не позволю! Да и нужды в этом нет, — сказал он, переходя от резких слов к уговорам. — Вот мы уже здесь, выбрались из города, ты и я — вместе, так что же еще нужно? Позволь мне отпустить ее, когда настанет день! Где мы тогда будем? Никакая погоня нас не достанет, мы будем уже в Уэльсе, в безопасности. Чем она может нам навредить? Она никогда никого не обидела и никому не делала зла!

— Но за нами будет погоня! Если только мой отец узнает… Ты его знаешь! Ради меня он и шагу не сделает, а вот ради этого… — Сюзанна толкнула ногой сверток, который сама несла, и в темноте что-то негромко зазвенело. — На пути в Уэльс могут встретиться препятствия, непредвиденные случайности, мы можем задержаться… Нет, уж лучше наверняка!

— Нет, нет, нет! Не смей убивать мою любовь к тебе, я не хочу видеть тебя такой! Ты станешь тогда совсем другой, а я люблю тебя такую, как сейчас…

Лошади фыркали и беспокойно переминались, встревоженные людским присутствием в неурочный час, и стремились скорее в путь. Затем наступило молчание, короткое и бездонно глубокое, и наконец долгий тяжелый вздох.

— Сердце мое! Любовь моя! — произнесла Сюзанна задушевным шепотом. — Все, что ты захочешь! Как ты прикажешь! Ну и что, если нас поймают? Для тебя мне ничего не жаль, даже жизни!

На этом разговор окончился. Растерянная Раннильт, забившаяся в угол конюшни, еще не успев понять ничего, мечтала только, чтобы они поскорее ускакали на запад и добрались до Уэльса, где Йестин уже будет не слугой, а сам себе хозяин среди людей своего племени, а Сюзанна из никчемной бесприданницы, домашней прислуги, которой все помыкают, станет честной, уважаемой женой.

Йестин поднял с полу узел с одеждой и, судя по тому, как затопталась одна из лошадей, стал приторачивать его сзади к седлу. Второй узел, тот, что потяжелее, снова звякнул тонким металлическим звоном, когда Сюзанна подняла его, чтобы нагрузить на другую лошадь. Лошадей по-прежнему было почти не видно. Иногда на их шерсти вспыхивали отдельные блики, но едва мелькнув, потухали; от каждого движения коней вокруг них расходилась волна теплого воздуха.

Чья-то рука распахнула одну створку дверей, и в нее заглянул краешек неба, немного светлее окружающей темноты и синее черного мрака, потому что в вышине поднялся месяц. Одна из лошадей тронулась вперед к засветлевшему проему.

И вдруг — короткий, отрывистый и негромкий крик, полный такого отчаяния, что, казалось, от него вздрогнул окружающий воздух. Раскрытая створка снова захлопнулась, и Раннильт услышала, как чьи-то торопливые руки завозились с тяжелой щеколдой, засовывая ее в толстые скобы. Дверь закрывалась на два толстых бруса, и конюшня стала неприступной крепостью.

— Что случилось? — остро прозвенел из потемок голос Сюзанны. Она натянула уздечку, и лошадь от неожиданности взбрыкнула и захрапела.

— Люди! Их много, спускаются через овраги! Ведут за собой лошадей! Направляются к нам. Они знают!

— Они не могли узнать! — закричала Сюзанна.

— Знают! Они растягиваются в цепь, чтобы нас окружить, я видел, как отряд разделился. Полезай на лестницу! А ее забери с собой! Может быть, для нас она — последняя надежда.

И вдруг в бешенстве он закричал:

— Чем еще нам защититься от гибели?

Ошеломленная, напуганная Раннильт дрожала во тьме; внезапный топот копыт со всех сторон, заметавшиеся люди, набегавшие отовсюду жаркие запахи конюшни, от которых защекотало в носу, всколыхнули в ней затаившийся страх, от которого сразу зачесалась покрывающаяся пупырышками кожа. И все еще она не могла поверить, не могла осознать происходящее, не в силах взять в толк, что эти двое отчаянных людей — те самые Сюзанна и Йестин, которых она знала раньше. Вдруг чья-то рука схватила ее запястье и повлекла в дальний угол конюшни; она безвольно следовала за ней, подчиняясь ее властной силе. А что ей было делать? Раннильт споткнулась, наткнувшись на нижнюю перекладину лестницы. Тяжело дыша, кое-как нащупывая перекладины, она полезла куда ее тащили, затем ее швырнули в кучу сена, и она упала, проваливаясь в пыльное пахучее облако. Затем она смутно различила за собой просвечивавшие сквозь сено точечки небесной синевы, которые были светлее окружающего мрака: в крыше конюшни было отверстие с решеткой, чтобы сено могло дышать.

Где-то за спиной, в том конце чердака, под которым располагалась дверь, виднелся другой прямоугольный кусочек неба: там было отверстие, через которое на сеновал вилами забрасывали сено, оно находилось высоко над запертой на задвижку дверью. Раннильт услышала, как заскрипела лестница под ногами Йестина; он быстро вскарабкался наверх, кинулся к этому отверстию и, опустившись на колени, стал наблюдать, как враги окружают их пристанище. И тут у Раннильт наконец открылся слух и вернулась способность понимать то, что она слышит. Снаружи люди барабанили в запертые двери, именем закона громко требовали отворить.

— Отворяйте и выходите, или мы взломаем дверь топорами! Мы знаем, что вы там засели, и знаем о ваших преступлениях!

Голос был незнакомый: один из нетерпеливых сержантов опередил своего начальника и товарищей, услышав, как изнутри запирают дверь, и первым подбежал ко входу. Но теперь Раннильт уже поняла смысл выкрикнутых слов и осознала, какая ей грозит опасность.

— Отойди! — громко и жестко приказал Йестин. — А не то на твоей совести тоже будет человеческая жизнь! Ну-ка! Подальше от двери! И не вздумайте приближаться, я вас ясно вижу! Со всякой мелочью, вроде тебя, я не буду говорить, зови своего начальника! Скажи ему, что у меня в руках девчонка, а за поясом нож и, если хоть один топор ударит в эту дверь, мой нож перережет ей горло. А теперь ступай и приведи кого-нибудь, с кем я могу вести переговоры!

За дверью прозвучала отрывистая команда, затем наступило молчание. Раннильт отползла как можно подальше и спряталась в сено под самой решеткой, сквозь которую просвечивали звезды. Между нею и верхним краем лестницы стояло что-то безмолвное и неподвижное; Раннильт знала, что там притаилась Сюзанна, охраняя единственное оружие своего возлюбленного.

— Что я вам такого сделала? — спросила Раннильт беззлобно и безнадежно.

— Повстречались мы с тобой на беду, — с равнодушной горечью сказала Сюзанна.

— Так вы взаправду хотите меня убить? — спросила Раннильт с таким удивлением, что даже забыла в этот миг о своем страхе.

— Если будет нужно!

— Но ведь мертвая я вам уже ничем не пригожусь, — сказала в мгновенном озарении Раннильт, которая с ясностью отчаяния поняла свою роль заложницы. — Только живая я могу принести вам пользу. Иначе вы своего не добьетесь. Если вы убьете меня, вы все потеряете. И ведь вам самим не хочется меня убивать, вам это тоже не в радость. Выходит, вам от меня нет вообще никакой пользы.

— Если уж мне придется погибать, — ответила Сюзанна с холодной яростью в голосе, — я прихвачу с собой столько невинных жизней, сколько сумею, чтобы мне не одной ложиться в гроб.