Дейзи казалось, что все присутствующие заметили, насколько далеко от предмета обсуждения витали ее мысли. Она изо всех сил старалась подавить нахлынувшие на нее эмоции и заставила себя говорить голосом еще более бесстрастным, чем обычно. Но слова, стоило ей их произнести, уже не подчинялись ее воле, и она чувствовала, что не может как следует контролировать свои мысли.

Это все из-за него. Она смотрела на него во время беседы с президентом, зная, что он не видит ее, что он не может даже подозревать о ее присутствии. И, слушая его голос прямодушного человека, так непохожий на речь Боукветта и ему подобных, она хотела встать на колени и умолять президента отменить операцию. Судьба Советского Союза, принадлежность какихто далеких сырьевых ресурсов не шли ни в какое сравнение с будущим этого одного-единственного порядочного человека с его древними понятиями о долге. Когда дошла очередь и до нее, когда она принялась профессиональной терминологией и холодными рассуждениями дополнять секретную информацию, показываемую на мониторах, у нее возникло такое чувство, будто она выносит ему приговор и отправляет на верную смерть. Логика политики и власти, некогда столь для нее очевидная, вдруг обратилась ни во что. В конечном итоге разговор шел о жизни людей. Мужчин. И женщин. Нашедших, наконец, того, кого они просто могут полюбить. Только затем, чтобы увидеть, как те уходят во имя какой-то красиво звучащей глупости. Разговор шел о Джордже Тейлоре с его изуродованным лицом и непоколебимым намерением любой ценой сделать доброе дело для страны, чьи граждане не смогут взглянуть на него без содрогания.

А может, она просто нарочно мучила себя? Может, это только пародия на любовь? Как ей в голову хоть на миг могло взбрести, что она его любит? Вспомни - тебе приходилось сперва выключать свет и закрывать глаза.

Больше всего ей нравилось, когда он обнимал ее. Она спиной прижималась к его огромной груди, а он ласкал ее своими сильными руками. Он, Тейлор, который в своем лучшем костюме, наугад купленном на какой-то распродаже, походил на самого серьезного в мире странствующего коммивояжера, невежда, который принес на обед бутылку десертного вина.

Как могла она испытывать такое при виде подобного мужчины? Когда в ответ на вопрос президента он произнес те серьезные, логичные слова, которые камня на камне не оставили от ее анализа, ее карьеры, ее блестящего образования, она хотела одного - попросить у него прощения, сказать, что не это имела в виду, просто сегодня мысли путались у нее в голове, а слова не слушались мыслей.

Он не вернется. Она это знала.

Сидевший внутри нее черт требовал, чтобы она позвала его, прямо перед президентом и всеми другими похожими друг на друга стариками, служившими ему, чтобы сказала Тейлору, что да, она любит его и уже любила в то последнее утро, но просто не имела сил и здравого смысла признаться тогда же. А затем Тейлор исчез, связь прервалась, и она осталась перед выключенными мониторами и рядом с Рейнардом Боукветтом.

Президент улыбался, покачивая головой. Он оглядел большой стол заседаний и устало потянул галстук.

- Что ж, джентльмены, - заключил он счастливым голосом, - думаю, этот наш полковник действительно вселит страх в сердца врагов. - Он слегка склонил голову набок и с усмешкой добавил: - Видит Бог, у меня у самого от одного его вида душа уходит в пятки.

Все расхохотались, кроме Дейзи. Рядом с ней громче всех смеялся Боукветт. Потом он наклонился к ней и прошептал:

- Ты ведь не собираешься наделать глупостей, а?