Ни слова о письме Огастина Девлина. Мередит вслух прочитала последнюю, самую ненавистную строчку из нового закодированного послания от Эмили. Она с отвращением бросила бумагу на стол и вышла из комнаты. Проклятие!

Мередит так старалась перехватить письмо, которое Девлин написал той ночью, когда она чуть не попалась в его спальне. Если бы Тристан не помешал ей, она могла бы прямо сейчас отправить письмо Анастасии для расшифровки. Ей не пришлось бы бояться за жизнь Тристана всякий раз, когда Девлин оставался без присмотра, и у нее было бы больше улик для завершения дела.

Но поскольку Тристан решил встать на защиту Мередит, письмо пропало. Исчезло, как лепесток на ветру. Даже использование связей Общества в почтовом ведомстве не имело успеха: письмо отправилось неизвестно куда.

Ее пальцы нервно теребили накидку. Не зная, куда делось потенциально опасное письмо, Мередит не могла контролировать ситуацию. Не нравилось ей все это, особенно если учесть, что ситуация непрестанно менялась.

Эмоции бурлили в ней, а она не привыкла к состоянию внутреннего смятения. В течение многих лет она приучала себя управлять своими эмоциями.

Когда после смерти родителей она оказалась в доме дяди и тети и поняла, что в этой семье до нее никому нет дела, она научилась скрывать свои чувства. Это было средство защиты.

В следующий раз она позволила себе дать волю чувствам с Тристаном. Ее девчоночье увлечение кончилось ничем. Когда он оттолкнул ее, это разбило ей сердце, и она позволила дяде с тетей выдать себя замуж за человека, к которому была равнодушна.

Дэниелу, казалось, было все равно, любит Мередит его или нет, да и она никогда не прилагала усилий сделаться ему ближе, оставаясь в рамках благовоспитанности и терпимости. Их брак был добропорядочным, но лишенным страсти. Мередит это устраивало. Но она чувствовала себя одинокой.

Тристан напомнил ей, какой одинокой она была, когда рассказал, что искал ее и узнал, что она уже замужем.

Подойдя к двери, Мередит выкинула эти мысли из головы и шагнула в коридор. Она не знала, куда идет. Не знала, где ей спрятаться от разбушевавшихся чувств, которые пробудил в ней Тристан. Но она хотела от них спрятаться.

— О, вот вы где, леди Нордем.

Мередит устало прикрыла глаза. Она чувствовала себя прескверно. Голос, раздавшийся сзади, принадлежал леди Кармайкл.

Наклеив на лицо дежурную улыбку, Мередит обернулась:

— Добрый день, миледи.

— Не хотите ли составить мне компанию? — предложила Констанс.

Леди Кармайкл сделала жест, приглашая зайти в ее апартаменты. Мередит искала способ избежать приглашения, но все происходило так быстро, что она не сумела ничего придумать.

— Конечно. — Мередит вернулась и вошла туда, куда ее звали.

Гостиная в апартаментах леди Кармайкл была обставлена так же безупречно, как и все другие комнаты в доме. Стены и мебель спокойных тонов. Пол натерт до блеска, превосходный персидский ковер в той части комнаты, где стоял чайный столик.

— Какая славная комната, — безмятежно произнесла Мередит, ощущая все возрастающий дискомфорт. Когда она оставалась наедине с этой доброй женщиной, ее начинало мучить чувство вины. Констанс пыталась женить сына, а Мередит старалась доказать, что он изменник, и готовила его шею для петли. Тристан заслуживал кары за свои поступки, но Мередит все равно не нравилось лгать леди Кармайкл.

— Надеюсь, вы выпьете со мной чаю?

Мередит снова подумала о том, что надо найти способ отказаться, но прежде, чем ей это удалось, Констанс шагнула к ней и дотронулась до ее руки. От этого прикосновения трепет пробежал по телу Мередит.

Когда она последний раз чувствовала теплоту материнского прикосновения? Очень, очень давно. Воспоминания нахлынули на нее.

— Пожалуйста, посидите со мной, и давайте поговорим, — ласково сказала Констанс, приглашая сесть на диванчик у камина.

Мередит не раз приходилось вести беседы с изменниками и преступниками всех мастей, но сейчас она почувствовала себя совершенно беспомощной. Она, не возражая, позволила подвести себя к диванчику и вскоре уже сидела перед чашкой горячего чаю, приготовленного именно так, как она любила, хотя она не могла вспомнить, чтобы когда-нибудь говорила Констанс о своих предпочтениях. Ее светлость явно произвела собственное расследование.

— Можем мы поговорить откровенно, моя дорогая? — спросила Констанс, глядя зелеными глазами поверх чашки.

Мередит подумала, что никак не может быть откровенной. Почти никогда. Но пожала плечами:

— Конечно.

Констанс поставила чашку на блюдце.

— Я знаю, в прошлом у вас была нелегкая жизнь.

— Уверяю вас, миледи, это не так, — ответила Мередит.

Лицо Констанс смягчилось.

— Дорогая, я часто посещала дом ваших тети и дяди. В них не было жестокости, но было мало любви. Я часто говорила об этом с вашей тетей. Хилда, говорила я, так нельзя обращаться с ребенком.

Кровь бросилась в лицо Мередит. Она не знала, что Констанс тревожилась за нее. Мысль об этом согрела Мередит, но она тут же почувствовала угрызения совести.

— Простите, — вздохнула Констанс, — я не хотела напоминать вам о том времени. Я только хотела сказать, что девочкой вам пришлось многое пережить… как и моему сыну.

Мередит проглотила комок и едва посмела взглянуть на леди Кармайкл, глаза которой стали отстраненными и затуманились слезами.

— Отец Тристана был с ним суров, но когда его не стало, Тристану пришлось забыть о беззаботных денечках, которые могли бы быть у молодого человека. Вскоре умер Эдмунд. Тристан знает, что такое утраты. Как и вы. — Ее глаза остановились на Мередит с явным намерением сказать что-то важное. — Может быть, вместе вы сможете найти средство, исцеляющее старые раны. Я наблюдала за вами, когда вы оказывались вместе. Мое сердце радовалось.

— Миледи, — сказала Мередит, стараясь дышать ровно.

Констанс жестом остановила ее:

— Я понимаю, что это не мое дело. И обычно в качестве свахи я стараюсь действовать незаметно.

Несмотря на потрясение, вызванное словами леди Кармайкл, Мередит не смогла удержаться от улыбки.

— Я вижу, вам смешно, — поддразнила ее Констанс. Мередит заулыбалась шире:

— Вы очень любите своего сына.

Улыбка на лице Констанс увяла, и она подтвердила предположение Мередит:

— Да, люблю. И вижу, что между вами что-то происходит, но каждый из вас сохраняет дистанцию, — с сожалением отметила леди Кармайкл.

Мередит вскочила на ноги и отошла. Ее руки дрожали, сердце стучало. Констанс Арчер могла бы прекрасно вести допрос, учитывая, какое действие она оказала на Мередит: та чувствовала себя беспомощной. Неспособной сопротивляться.

— Мне, конечно, нравится ваш сын и всегда нравился. Но если вы усматриваете в этом нечто большее, чем дружбу, то это лишь плод вашего воображения.

Леди Кармайкл тоже поднялась.

— Вовсе нет. Я знаю Тристана. После смерти брата он не жил, а мучился. Ничто не могло вырвать его из мрака, в который он погрузился.

Мередит хотелось закрыть уши, не слышать, как Констанс принимает желаемое за действительное. В первый раз в жизни она пожалела, что не может слушать, оставив в стороне свою специальную подготовку, без опасений и подозрений.

Констанс продолжала, не догадываясь о борьбе, разыгравшейся в сердце Мередит.

— С тех пор как он встретил вас в Лондоне, в его глазах появился свет, которого я не видела очень давно, — радостно говорила она. — Это не мое воображение, это на самом деле так. И я думаю, что если бы вы решились, вы с ним могли бы быть счастливы.

Мередит медленно повернулась к леди Кармайкл. Все в сердечной манере поведения этой женщины говорило, что она абсолютно искренна, что она действительно надеется на то, о чем говорит. Констанс хотела верить, что ее сын в конце концов обретет сказочное счастье.

Hо с каждым днем Мередит находила все больше улик, которые не позволяли надеяться на счастье Тристана. Ни с ней. Ни с любой другой женщиной. Она испытывала огромное желание подготовить Констанс к удару, который ее ожидает.

Если быть до конца честной, иногда ей хотелось предупредить Тристана. Изменить своему долгу, чтобы спасти его.

— Я очень признательна вам за то, что вы заботитесь обо мне, о моем счастье, — запинаясь, заговорила Мередит. — Ваша доброта трогает меня гораздо больше, чем вы могли бы подумать, но…

Леди Кармайкл подняла руку, останавливая ее.

— Это не мое дело, я знаю. Я только хотела сказать то, что думаю, но больше я не буду вмешиваться. Вы и мой сын сами должны разобраться, что с вами происходит. — Она протянула руку, чтобы погладить Мередит по щеке, и лицо ее стало очень мягким. — Вы были такой славной девочкой. И стали такой прелестной молодой женщиной.

— Благодарю вас, миледи, — с трудом выдохнула Мередит.

Констанс отстранилась, и исходившая от нее магическая сила исчезла. Теперь, когда Мередит смогла перевести дух, она взглянула на свою собеседницу. Ей хотелось выскочить из комнаты и сбросить с себя чувства, вызванные Констанс, но она не могла этого сделать.

— Могу я спросить, хорошо ли вы знаете мистера Девлина? — решилась Мередит, стараясь говорить без нажима и не выдать смятения чувств.

Леди Кармайкл подняла голову.

— Боюсь, не очень. У Тристана много друзей в Лондоне, которых я не знаю. — Тень пробежала по ее лицу. — Больше, чем когда-либо раньше. Мистер Девлин один из них. Кажется, симпатичный человек.

Мередит всмотрелась в лицо собеседницы. Несмотря на надлежащую вежливую оценку, когда Констанс заговорила о Девлине, выражение глаз у нее стало другим, губы сжались. Мередит не сомневалась, что леди Кармайкл ничего не знает о деятельности Девлина. Если Констанс испытывает к нему неприязнь, то она порождена только интуицией.

— Я потому спрашиваю, что слышала, будто у вашего сына с ним общий бизнес, а я всегда интересуюсь новыми возможностями вложения средств, — произнесла Мередит.

Констанс засияла.

— У моего сына талант бизнесмена, — сказала она. — Посмотрите, насколько лучше пошли дела в Кармайкле с тех пор, как он стал маркизом. Если вы интересуетесь инвестициями, он, несомненно, будет вам полезен.

— И он никому не поручает вести дела? — уточнила Мередит.

— Насколько я знаю, нет, — ответила леди Кармайкл. — То есть ему помогает Филипп Баркли, но Тристан гордится тем, что всегда сам вникает во все тонкости управления имениями и коммерции.

Мередит почувствовала, как внутри у нее все скрутило, хотя Констанс только подтвердила факты, уже известные ей. Не было никакого человека, который бы, оставаясь в тени, манипулировал Тристаном или злоупотреблял его доверием.

Скрыв разочарование, Мередит сказала:

— Прошу меня извинить. Мне нужно успеть кое-что сделать перед ужином и сегодняшним балом.

— Разумеется. — Леди Кармайкл кивнула. — Спасибо, что вы посидели со мной и отвлекли старую женщину от грустных мыслей.

Мередит с улыбкой выскользнула из комнаты. Закрыв за собой дверь, она прислонилась к стене, не в силах вздохнуть. Мысленно возвращаясь к разговору, она не могла не терзаться, зная, что ничто не сравнится с болью, которую она причинит собранными уликами.

Она погубит эту семью. Констанс будет убита. Имя Арчеров навсегда покроется позором. Тристана в лучшем случае сошлют на каторгу в Австралию… а в худшем… Она вздрогнула и отказалась додумать мысль до конца. Это было бы страшно.

Но идя по коридору, она осознавала, что есть еще один человек, который пострадает в результате ее расследования.

Она сама.

Мередит небезразлична эта семья. Уничтожив Тристана, она расстанется со своими надеждами, ей придется только терзаться мыслями, что она погубила его.

— Сегодня на маскараде, — шептала она, направляясь к лестнице, чтобы выйти на свежий воздух.

Пока гости будут развлекаться, наслаждаться напитками и гадать, кто этот потрясающий джентльмен, танцующий с дамой, и кто эта прекрасная дама, ей нужно будет сделать то, чего она пыталась избежать.

Обыскать место, куда она боялась и шагу шагнуть. И сделать это надо как можно быстрее.

Бал кружился вокруг Тристана, как запущенный детский волчок. Мелькание красок, загадочные маски. Ежегодный маскарад был давней традицией Кармайкла, уходящей корнями во времена прапрадедушки. Мать Тристана поддерживала традицию даже после того, как умерли его отец и брат.

— Это наш долг и наша надежда, — сказала она сквозь слезы.

— Долг и надежда, — повторил он. Его отец вложил оба эти понятия в его голову, но Тристан никогда не думал, насколько близко ему придется познакомиться с ними. С ложью и предательством. Но так случилось, и ничего нельзя изменить.

Внезапно мрачные мысли покинули его. Краем глаза он поймал промелькнувшее бледно-розовое платье с темно-розовой верхней юбкой. Его обладательница была в дымчато-розовой маске, окаймленной лепестками. Цветок среди чертополоха.

Мередит.

Тристан смотрел, как легко она движется в танце. По крайней мере не в руках какого-нибудь молодого щеголя, приехавшего в Кармайкл на бал. Мужчина много старше направлял движения Мередит в каком-то сложном сельском танце. Тристан был рад этому. Видеть ее с каким-нибудь худосочным вертопрахом было бы слишком неприятно. Он больше не мог отрицать этого, как не мог отрицать того, что дышит. Тристан не хотел, чтобы Мередит оказывалась в любых руках, кроме его собственных.

Выполняя следующую фигуру, она подпрыгнула, ее юбка приподнялась, и Тристан на миг увидел аккуратную лодыжку и начало стройной икры в светло-розовых чулках с вышитыми на них маленькими бутонами роз. Кровь разыгралась в его теле, ему представилось, как он снимает эти чулки, а заодно и платье.

— Она прелестна, — раздался у него за спиной голос.

Тристан очнулся. Рядом стоял неслышно подошедший Девлин. Хитроумная маска из перьев скрывала большую часть его лица. Видны были только твердый рот и холодные серые глаза.

Губы кривились в подленькой улыбке. Глаза следили за Мередит с хищным интересом. Тристан сжал кулаки и, прежде чем ответить, досчитал до десяти.

— Все дамы сегодня прелестны, — сказал он с притворным равнодушием. — Маски придают им дополнительное очарование.

— Хм. Так вы уверяете, что не знаете точно, которая из них ваша? — Глаза Девлина сощурились от веселого недоверия. — Я видел, как вы наблюдали за той, в розовой маске. Вы знаете, кто она.

Тристан сжал губы, позволив себе еще раз взглянуть в сторону Мередит.

— Мередит трудно не узнать.

Девлин самодовольно хохотнул.

— В этом вы правы. — Он сделал паузу. — Удивляюсь, что вы не очень-то стремитесь показать свои чувства, если вы действительно имеете на нее виды.

Глядя, как Мередит с легким смешком поклонилась партнеру и убрала прядь волос, выбившуюся из замысловатой прически, Тристан все больше хмурился. Он не показывал, что «имеет на нее виды», потому что если бы коснулся ее, то не смог бы остановиться. Потому что каждый раз, когда он оказывался рядом с ней, он переходил тонкую линию, которая отделяла ее от всех опасностей, каким он мог подвергнуть ее.

Девлин продолжал:

— Вы прогуливались вместе и вместе выезжали верхом несколько дней назад… но ненадолго.

Тристан метнул взгляд на Девлина. Значит, тот следил за ним. Тристан подумал о словах Филиппа, о том, что Мередит может проверять его по наущению Девлина. Нет. Этого не может быть.

— Если ваши чувства к этой леди поостыли, я буду счастлив, — с издевкой проговорил Девлин.

— Нет!

Несколько человек вокруг закрутили головами, услышав громкий возглас. Понизив тон, Тристан сказал:

— Нет. Следующий танец я танцую с ней.

Он настороженно следил за собеседником. Обычно он самым тщательным образом просчитывал каждое свое действие, касающееся Девлина. Когда появилась Мередит, это стало невозможным. Ухмылка Девлина стала шире.

— Какая досада, — вздохнул он. — Но я сказал вам, что остаюсь в стороне, пока вы обхаживаете ее. Это мой знак доверия. — Его взгляд стал пристальнее, а из голоса исчезла нотка удовольствия: — Что вы дадите мне взамен?

Еще сильнее сжав кулаки, Тристан повернулся и пошел по залу. Гнев кипел в каждой клеточке его тела, наполнял каждый кровеносный сосуд, пронизывал его и бурлил у поверхности. Если бы Тристан долгие годы не приучал себя к сдержанности, гнев вырвался бы наружу.

Танцевавший с Мередит мужчина отошел. На какой-то момент она осталась одна и стояла, осматриваясь, ее синие глаза внимательно изучали окружающих, словно она хотела запомнить все это на будущее.

Тристан посмотрел через плечо. Девлин наблюдал за ними, сложив на груди руки. Даже на расстоянии было видно, как он самодовольно ухмыляется. Не говоря ни слова, Тристан приблизился к Мередит и взял ее за локоть. Она онемела от его прикосновения, он и сам с трудом удержался, чтобы не выдать удивления, когда между ними будто проскочила электрическая искра. Одного легкого прикосновения оказалось достаточно, чтобы его тело пришло в полную готовность. Тристан мог только гадать, что происходило бы с ним, если бы во время любовных утех ее обнаженная кожа терлась о его кожу.

Он вывел ее на площадку для танцев и притянул к себе как раз в тот момент, когда раздались первыезвукивальса.

Хотя Мередит не могла ясно видеть лицо под темной маской, она ничуть не сомневалась, что мужчина, увлекший ее танцевать так, словно он вправе распоряжаться ею, был Тристан. Мередит почувствовала это по искре, проскочившей между ними. По тому, как ее тело качнулось к нему, хотя ей следовалобы воспротивиться этим притязаниям. По жару его тела, который, казалось, проникал в ее поры.

Не говоря ни слова, он поймал ее руку. Пальцы другойруки властно легли на ее бедро. Даже через многие слои шелка и атласа его прикосновения обжигали.

Выровняв дыхание, Мередит постаралась успокоиться. Она не могла устроить сцену, ей необходимо было владеть собой. Хотя бы ради соблюдения приличий, если не по другим причинам. По любопытным взглядам, бросаемым в их сторону, было ясно, что напор, скоторым Тристан заявил о своих притязаниях, замечен… как и то, что она не пытается сопротивляться.

— Ч-что вы делаете? — выдохнула она.

Жар его дыхания обжигал ей щеку. Зазвучала музыка, и он закружил ее в танце. Почему этот танец оказался вальсом? Почему это была не джига, тогда между ними все время оставалось бы расстояние, не было бы этого мучительного соприкосновения тел прикаждом шаге.

— Следующий танец вы снова танцуете со мной, — произнес Тристан ровным скучающим голосом. Словно емубыло все равно. Но глаза говорили другое. За маской в зеленых глазах пылало желание. Что, если он так же ясно читал ответное желание в ее глазах?

— Я… — начала Мередит, намереваясь отчитать его. Сказать, что она не позволяла ему такой дерзости, что она не принадлежит ему и не собирается бежать на его зов.

— Ш-ш-ш. — Губы его под нижней кромкой маски изогнулись в улыбке. Это остановило ее протесты — Мередит так редко видела его улыбающимся. — Потанцуйте со мной. Не спорьте, не анализируйте и не торгуйтесь. Просто танцуйте.

Она хотела отчитать его, но остановила себя. Это могла быть последняя возможность побыть возле него. Почувствовать его прикосновение.

Если будет доказано, что он предатель, его отправят на каторгу или того хуже. Даже если этого не случится… даже если ее надежды и желания осуществятся и будет доказано, что он не имеет никакого отношения к исчезновению картины, Мередит не будет счастлива, усказки не будет счастливого конца. Она будет знать, что использовала его семью, подозревала и выслеживала его самого и его друзей.

Между ними легла бы слишком большая тайна, слишком большая ложь. Не говоря уже о том, что она — действующий тайный агент. И хочет остаться им. А это стало бы невозможным, если бы она связала себя с Тристаном.

Так что этот танец с большой степенью вероятности мог стать прощальным.

Она заглянула Тристану в глаза и задрожала под его пристальным взглядом.

— Вам холодно? — шепнул он.

Мередит отрицательно покачала головой, не отведя глаз:

— Нет.

Музыка смолкла, дамы и кавалеры стали покидать площадку для танцев. Но Тристан остался стоять в ее центре, не спуская глаз со своей дамы и явно не замечая неловкости ситуации.

— Тристан? — шепнула она, и ее голос дрогнул от осознания, что пора расставаться. С надеждой быть с этим мужчиной, с будущим, которого у нее не могло быть.

Он протянул руку, и кончики пальцев Тристана скользнули под край ее маски, чтобы погладить по щеке. Прикосновение было таким интимным, таким приятным, что Мередит на миг прикрыла глаза и едва удержалась от стона.

Перед ее трепещущими ресницами прошли картины всего, что ей стало известно. Карета с гербом Тристана, уносящаяся с места похищения, его отказ от сотрудничества, зашифрованное письмо от Огастина Девлина и подозрительные разговоры с этим человеком, билет на аукцион… они складывались в ее голове в одну гигантскую стрелу, указывающую на виновность Тристана.

Она открыла глаза и вырвалась из его объятий.

— Благодарю вас, милорд. Доброй ночи.

Повернувшись, Мередит торопливо покинула бальный зал и вышла на террасу. Ночной воздух охладил ее горячую кожу. Она посмотрела вверх, на окна спальни Тристана. Больше медлить нельзя, нужно исполнить долг. Если она позволит себе и дальше искать для него оправдания, это не поможет ей уберечь от него сердце, не поможет предотвратить удар по интересам страны. Как ей избежать этой раздвоенности?