XXVIII
ПЕЛЕНА тает, как надежда, или надежда проясняется, как тает пелена?! Что быстрее?
Он лежит совсем без движения.
Так хочется повернуться на бок, но он не может. Он лежит на спине прикованный. Его мышцы не могут пошевелить его же тело. Это странное ощущение беспомощности вновь вернулось. Оно вновь вернулось и стало гнетущим. Слабый писк и глухой тихий голос рядом.
Он звучит, но разобрать слова очень трудно. И вот опять, опять эта попытка двинуться.
Но тщетно.
– Кирилл, Кирилл, Вам нельзя пока шевелиться. К Вам прикреплены датчики, сейчас мы их отсоединим, и Вы сможете повернуться. Я Вам помогу. Потерпите ещё немного.
Голос приятный. Он успокаивает. Он создает некую уверенность и придаёт силы.
Кирилл почувствовал, как кольнуло где-то в правом боку. Затем в паху и возле пупа. Он чувствовал, как от его тела что-то отделили. Было не больно, но неприятно. Это как давно приклеенный пластырь отдирать от кожи.
– Ну вот и хорошо. Вот и всё. Можете открыть глаза. Можете повернуться на бок. А я приду совсем скоро. Приду, принесу Вам поесть и попить. Вам нужно попить и поесть обязательно. Лежите пока, – опять этот красивый и мягкий голос.
Он раскрыл глаза.
Всё в пелене тумана. Он в той самой палате, куда привели его два охранника. Он мучительно попытался вспомнить, как он уснул. Он вдруг почувствовал, что его кожа на голове как-то странно колется обо что-то жёсткое. Кирилл потянулся и потрогал затылок рукой. Он был щетинистый и ровный. Он был побрит наголо. Он был лысый, словно призывник в Советскую армию.
– Ещё этого только мне не хватало!
Он ощупал голову и наткнулся на небольшую шишку на затылке. Это было что-то вроде прыщика или расчёсанного укуса комара. Лучинский попытался определить, что это такое, он надавил на бугорок пальцем и застонал: было больно. Словно кто-то вонзил спицу в голову.
– М-м-м, мать твою!!! Что они тут со мной сделали? – зло спросил он сам у себя.
– А вот этого делать не надо! Этот опасно, не надо трогать голову! – опять этот приятный голос. Кирилл повернул голову.
Это была она. Лиза.
Она со стаканом воды в руке стояла рядом. В другой она держала горсть таблеток.
– Вот, Вы должны выпить эти лекарства, они помогут восстановиться. А нам обязательно надо как можно быстрее восстановиться!
Кирилл поморщился и брезгливо посмотрел на таблетки в руке девушки. Он молча взял у неё лекарства и выпил, запив этот разноцветный винегрет шариков водой. Поморщился и с раздражением спросил:
– Вы что тут со мной сделали?!
– Ничего страшного. У Вас взята пункция всех особо важных частей организма. Печени, почек, спинного мозга, головного мозга и спермы…
– Спермы?!!! Мать его, вы что, мне и яйца резали?!!! – возмутился Кирилл.
– Ну, не резали… а исследовали. Это надо, так надо. Также ещё взяли пробу вашей кожи на бедре. На правом бедре.
Кирилл со страхом засунув руку под одеяло, нащупал на правой ляжке большой кусок пластыря.
– Вы что ж, меня всё-таки решили на запчасти разобрать?!
– Нет, не волнуйтесь, ничего серьёзного для Вашего состояния нет. А вот образцы ой как нужны. И от них может многое зависеть! – Лиза сделала ударение на слово «зависеть».
Кирилл внимательно посмотрел на девушку и вздохнул. Он закрыл глаза и пробормотал:
– Когда это кончится?!
– Ну, теперь не скоро… – грустно вторила ему Лиза. – И помните, я рядом, если что, я всегда помогу… – она кивнула незаметно на свою руку.
Он понял, что она напоминает ему о тех рыжих трёх точках на изгибе у локтя. Кирилл вздохнул и попытался улыбнуться.
– А сейчас Вам нужно поспать, Вы должны поспать, но прежде выпейте вот этот питательный бульон. Это витамины, и вообще, стимулировать надо немного ваш организм. Мы для пробы опять его усыпили.
– Опять?! Как усыпили?
– Так, мы Вас усыпили с помощью наших препаратов, которые уже разработаны.
– Хм, и сколько я проспал?
– Два месяца…
– Два месяца? Вы что, на полном серьёзе? Я тут, в вашей ветеринарке, уже два месяца?!!!
– Ну да… исследования-то идут. И Вас изучают, а так Вас просто нельзя изучать, Вы же должны есть и пить, Вы должны испражняться и мочиться, а это мешает и отвлекает. Вот мы вынуждены были Вас усыпить и очистить Ваш организм. Вот и всё. Сейчас Вы в норме. Так что Вам просто нужно восстановиться и вот выпить, – Лиза протянула ему странный сосуд. Это был какой-то пластмассовый чайничек с носиком.
Из чайника ароматно пахло куриным бульоном. Только сейчас Кирилл понял, что очень хочет есть, что кишки буквально прилипли к стенкам желудка, а он ссохся и превратился в старый бурдюк. Кирилл взял чайничек и хлебнул из носика ароматную жидкость. Она оказалась приятной на вкус. Он выхлебал почти всё содержимое, и ему тут же стало легче, пришло чувство сытости, и очень захотелось спать. Глаза буквально смыкались, он откинулся на кровати и хотел сказать что-то Лизе, но не смог.
Силы оставили его.
Он лишь вдалеке слышал её голос:
– Спите, это снотворное, когда проснётесь, Вам будет очень хорошо, Вы будете в норме. Спите… ничего не бойтесь…
На этот раз никакого сна. Он словно провалился в чёрную пропасть. Без эмоций и красок, просто пустота. И всё. И вот уже светло, он открыл глаза…
Ему хотелось пить, ужасно хотелось пить. Он осмотрелся. В палате он был один, лишь слабое попискивание лампочек на приборах. Кирилл приоткрыл одеяло и увидел, что он совсем голый. Как встать, чтобы сходить в туалет?
Он завернулся в одеяло и, словно любовник-неудачник, который попался при приходе ревнивого мужа, украдкой засеменил в уборную. Когда он вернулся, то к удивлению своему обнаружил, что палата полна гостей. Тут стояли секретарь Бродский, Щупп и два типа в белых халатах по фамилиям Лысенко и Вавилов.
– О-о-о! Я вижу, товарищ Кирилл, Вы в полной норме! Только вот подстричься пришлось! – радостно воскликнул Бродский.
– Да уж… – Кирилл потрогал свой колючий ёжик на голове.
– Не беда! Для нашего общего дела что ни сделаешь? А?! – секретарь словно издевался.
– Ну, как сказать… – хмыкнул Кирилл. – Мне, извините… трусы-то выдадут?! – он требовательно посмотрел на Лысенко, затем на Вавилова.
Те беспомощно пожали плечами. Бродский усмехнулся:
– Конечно, конечно, как же без трусов? Без трусов делать государственные дела прямо никак нельзя! Вот, уже всё готово! Вы должны быть в форме через пять минут! Нас ждут на торжественном семейном обеде! Нас ждут великие дела! – пафосно воскликнул Бродский.
– На торжественном семейном обеде?! Как это?! – удивился Кирилл.
– А так! У нас в стране есть такая традиция у высшего руководства! Раз в месяц обедать семьями и приглашать на это мероприятие самых заслуженных людей! Вот Вы и оказались в этом списке! Собирайтесь! Я оговорил обо всём с вашими докторами! Они меня уверили, что Вы сейчас в полном порядке, более того, Вам требуется усиленное питание! Вот Вы его и получите! – не рассказывал, а пел арию Бродский.
Его лицо светилось какой-то неподдельной радостью и энергией. Оно буквально пылало жаром благополучия.
Кирилл почесал свою бритую голову и пожал плечами:
– Если меня с такой вот рожей не испугаются ваши руководители, можно и пожрать!
– Не волнуйтесь, наши руководители ещё и не такие рожи видели! – сказал смущённо секретарь правительства.
Кириллу даже показалось, что Бродский хочет добавить: у них, у самих, такие рожи, кого хочешь напугают… но просто сдержался или побоялся.
Лучинский одевался специально медленно, как бы капризничая. Пусть подождёт этот напыщенный индюк с кличкой нобелевского лауреата и талантливого поэта.
«Надо ж, этот гондон – Правитель – такую вот муку придумал. Бродский, Бунин! Издевается, сука! Над великими людьми издевается! Показывает, скотина, мол, он выше и хитрее всех! Вот сука!» – в ярости думал Лучинский, натягивая на себя пиджак от парадного костюма. Галстук он надевать не стал, специально расстегнув верхнюю пуговицу рубашки.
Себе на щёки и на ёжик на макушке он вылил почти бутылёк одеколона, понимая, что теперь будет вонять этим приторным запахом на весь Кремль. Под мышками он побрызгал освежителем воздуха, специально усердно много, чтобы ядовито-сладкий запах смешался с запахом одеколона и пах пошло и невыносимо!
«Вот, суки! Нюхайте правду жизни! Вот так вот вонять буду вам назло!» – он вдруг поймал себя на мысли, что как-то неестественно сильно разозлился, вернее даже не разозлился, а рассвирепел! Он готов был в эту минуту набить физиономию любому, кто попался бы ему под руку. Особенно он хотел засветить под правый глаз этому лизоблюду и пижону Бродскому. Этому засранцу с бриолином в волосах. И лишь какая-то невидимая сила сдерживала его выскочить из ванной и с размаху садануть секретарю правительства в нос.
Когда он вышел из ванной, Бродский присвистнул и похлопал Кирилла по плечу. Он повёл носом, но сделал вид, что приторный запах его вполне удовлетворяет.
– Ну, даже очень хорошо! Мне нравится, а вот галстучек-то придётся всё равно надеть!
– А мне нельзя! Мне нельзя шею сдавливать! – моментально найдя повод, соврал Кирилл и посмотрел на Щуппа. – Так ведь, Михаил Альфредович?!!!
Щупп растерялся, но тут же взял себя в руки:
– Да, нежелательно… у него рана на голове от пункции мозга, вот поэтому нежелательно, чтобы…
Бродский нахмурился, но кивнул головой, согласился:
– Без галстука, так без галстука…
И опять эти блуждания по лабиринтам. И опять дорога вверх. Кирилл шёл по коридорам и пытался втянуть в себя запах свежего воздуха. Он так соскучился по свежему воздуху. Бродский словно уловил его настроение:
– Вздохнуть хочется настоящим воздухом, терпите, может, Вам и повезёт!
Они пришли в большую приёмную, золотые двери все в вензелях. Гигантские тяжёлые ручки. Человек, похожий на швейцара в супердорогом отеле Нью-Йорка, что-то шептал Бродскому на ухо и всё время разглядывал Кирилла. Лучинский заметил, как два солдата, что стояли у дверей на входе, поморщились, когда настигла их волна запаха его экспериментального синтезосвежителя-одеколона. Довольный Кирилл улыбнулся от успеха этой химической атаки.
Бродский подошёл к нему с улыбкой и заявил:
– Ваше пожелание сбывается! Пикник будет на свежем воздухе! Так что сейчас мы поедем в другое место!
– А шашлычок Верховный Правитель не в Кремле, что ли, жарит? – съязвил Кирилл и сделал совсем наивное лицо.
Бродский поводил скулами и буркнул:
– Он иногда и в Кремле жарит шашлык, но не из свинины, а из врагов!
– Извините, я не хотел никого обижать…
– Я понял! – нахмурился Бродский.
– А мы полетим на вертолёте? Хотелось бы Москву будущего посмотреть! – радостно пропел Кирилл.
– Нет, нас ждёт спецветка метро. Метро – самый надёжный вид транспорта. Ни пробок, ни случайных летательных тел навстречу…
– А что, у вас тут есть случайные летающие тела? Нет, не так… случайные летающие объекты… эс-эн-ло?! По-моему, звучит! – Лучинский вновь невинно улыбнулся.
И опять та знакомая стена с шикарным цветным панно на ней. На панно был изображён мужчина, который держал в руках девочку. На вид нарисованному мужчине было лет шестьдесят, лысый с заострённым, каким-то смешным носом, он картинно пялился. Кирилл теперь понял, кого художник изобразил из цветной стеклянной мозаики. Это был Верховный Правитель.
По крайней мере ему так казалось.
Белый мрамор и красный гранит, золотые ободки на колоннах, золотая отделка ручек и перил, но на это раз Кирилл этому ничему не удивлялся, он шёл уверенно и вальяжно. Рядом семенил Бродский.
Метродрезина стояла в ожидании пассажиров с открытыми дверями. Кирилл зашёл внутрь без приглашения и плюхнулся на сиденье. Рядом сел Бродский. Через пару секунд он всё-таки не выдержал ядовитого запаха одеколона и освежителя и пересел на сиденье подальше от Кирилла.
Вагон задрожал, двери зашипели и сдвинулись. Через мгновение они были в пути. Вагонетку бросало по катящимся рельсам из стороны в сторону. И вновь унылый скрежет металла об металл и скрип колёс на стыках отдавался в пустоте туннеля. Кирилл вспоминал ту, первую поездку в Москве. Он мечтал в детстве и ждал момента, когда мог прокатиться по московскому метро…
Луч прожектора шарил по тёмному пространству, и вновь запах сырости и плесени. Скорость движения электровагончика сегодня была ещё выше, чем в прошлый раз. Тусклые лампы, редко висящие на бетонных стенах словно слились в одну светящуюся полоску и уже не просто отмеряли километраж пути, а проглатывали их.
Сколько они ехали, Кирилл не мог понять, но то, что больше чем полчаса, это точно. Довольно далёкая поездка, если судить и по скорости этой спецдрезины. Наконец, вагон начал резко тормозить, и дрезина вылетела из темноты туннеля на свежий воздух. Через окна по глазам резанул настоящий солнечный свет, он буквально ослепил. Кирилл зажмурился от неожиданности и прослезился. Капли покатились из глаз градом. Шутка ли! Глаза столько времени не видели настоящего солнечного света! Скорость резко упала, и Кирилл, растирая глаза кулаками, потерял равновесие, ткнулся в сиденье. Наконец, вагон окончательно остановился. Дверки, зашипев, раздвинулись.
Это был небольшой уютный перрон прямо под открытым небом! Правда, сверху, видно от дождя, была пристроена небольшая крыша, а так всё очень напоминало загородную какую-то маленькую станцию для электрички.
Их уже встречали несколько солдат в летних мундирах с короткими рукавами, пара типов в штатском в тёмных солнцезащитных очках и приятной наружности дама лет сорока пяти на вид, с фривольно открытым декольте на блузке и немного коротковатой для её лет юбкой. Её солнцезащитные очки были использованы в качестве заколки и поддерживали большую копну волос на голове.
Бродский ехидно улыбнулся и, поцеловав галантно руку даме, поприветствовал её:
– А вот и мы! Екатерина Павловна! Вы, как всегда, на все сто!
Дама дежурно улыбнулась и, покосившись на Кирилла, ответила немного презрительным тоном:
– Спасибо, голубчик, ты врёшь как всегда мастерски!
Бродский ещё раз поцеловал даме руку и кивнул на Лучинского:
– Вот, как и просили, доставил!
– Очень приятно! – дама, пристально всматриваясь в глаза Кириллу, протянула ему руку, как-то кокетливо изогнув её в кисти.
Кирилл не стал целовать запястье, а лишь дотронулся до пальцев этой стареющей красотки и буркнул:
– Если честно, то мне всё равно. Вы ведь так хотите, чтобы вам не лгали? Вот я и не буду! – Кирилл зло улыбнулся.
– Какая прелесть! – вздохнула дама и толкнула Бродского. – Ну что замер, представляй!
– Ах да! – спохватился тот. – Позвольте представить! Государственный женский секретарь, главный официальный сопровождающий – Екатерина Петровна Ахмадулина.
Кирилл взглянул на роскошные формы дамы и, тяжело вздохнув, всплеснул руками:
– Как я сразу не догадался… ведь и женщин знаменитых… тоже надо как-то пристроить в этой… пирамиде абсурда… кстати, что это за женский секретарь… официально сопровождающий? Эскортуслуги госуровня?
– А вот пошлить не надо! Не надо! Всё очень серьёзно! – зло сказала Ахмадулина.
– Екатерина Петровна у нас выполняет очень деликатную роль. Дело в том, что на государственных приёмах она советует и выполняет роль секретаря у супруги Верховного Правителя. И она же ответственна за диалоги мужчин-гостей с супругой Верховного, и она же скрашивает их минуты ожидания перед официальным приёмом. Ничего пошлого! – Бродский улыбнулся.
– Короче, я смотрю – дурак совсем или нет… этот гость. О чём говорить с ним решаю, и чтобы не обидеть человека… тоже решаю. И вообще… зондирую почву, так сказать, направляю мысли гостей мужчин в нужное русло! Так что никакой проституции государственного масштаба, как Вы подумали, никто тут Вам никакие интимуслуги оказывать не будет! И не смотрите на меня глазами кадета, попавшего впервые в публичный дом! Хотя… ночь я бы с вами провела… – Ахмадулина улыбнулась коварно и цинично. – Но по должности я не имею права это делать, и всякие половые связи с гостями мне вообще запрещены! Вот так, милок! – дама говорила очень уверенно и нагло.
Чувствовалось, что она тут хозяйка положения. Кирилл вздохнул и развёл руками:
– Да я в принципе и не претендую, чтобы меня обслуживали государственные шлюхи, а что мы будем обсуждать с женой… вашего Верховного?
– Во-первых, не моего! А нашего! И смените тон… супруга Верховного не любит таких вот презрительных типов. Советую Вам просто молчать и временами просто говорить «да» или «нет». А если сповадились на фразу дерзкую и глупую, то продумайте, как превратить всё это в шутку. Любимые темы супруги Верховного – это эволюция человека и искусство. Вы что-нибудь по этим темам знаете? – Ахмадулина поправила воротник рубашки у Кирилла.
– Я… по эволюции… э-э-э честно говоря, что мы произошли от обезьяны и всё! А по искусству… Смотря какому…
– Хорошо. Уже достаточно. Как я поняла, Вы человек неглупый. Итак, первое правило: если даже она Вам протянет руку, не вздумайте её пожать, Верховному это очень не понравится, и второе: даже если супруга сделает Вам комплимент, не говорите спасибо. Вот и всё! Вам всё ясно?
– Ну, да… – улыбнулся Кирилл.
– Ну, тогда пошли есть шашлыки!
Они расположились на небольшой, но уютной полянке, окружённой густыми ёлками. Где-то там, в кустах, виднелись стены дома. В углу поляны в ветвях пряталась беседка, на поляне были расставлены три мангала, большой стол и куча брезентовых складных кресел. Тут и там стояли столы с бутылками и какой-то зеленью на тарелках. А на разносах лежали овощи и фрукты. Кирилл быстро оценил обстановку и стал рассматривать участников этого государственного банкета на свежем воздухе. Это были всё те же Салтыков, Щедрин и Бунин. Но одеты они сегодня были в обычные тренировочные костюмы, с тремя лампасами на штанах и куртках, кроме этой троицы около мангалов суетились ещё два человека. Около мужчин сидело несколько женщин. Они что-то обсуждали и негромко смеялись.
– Это супруги всех членов верховного совета, – шепнула ему на уху Ахмадулина. – Постарайтесь им понравиться. Это разрядит обстановку.
Они подошли к группе отдыхающих дам, и сразу же повисло молчание, забавный женский щебет стих, и все уставились на Кирилла.
– Вот, дамы, разрешите представить, это и есть товарищ Кирилл!
Женщины добродушно улыбались. Две из них были совсем молоды, от силы лет по двадцать пять, ещё одна выглядела самой старшей, ей было за пятьдесят, а вот, как понял Кирилл, главная и душа компании была форменная красавица, на вид ей было чуть больше тридцати пяти. Она встала с кресла и сделала шаг в сторону Лучинского.
– Очень приятно… – пролепетала красотка.
Кирилл чуть было не протянул руку. Но, дернувшись, просто склонил голову, затем он посмотрел в глаза красотки и… к своему удивлению, узнал её.
Это была та шикарная дама, которая пришла к нему утром в номер к Ленину. Тогда, как вспомнил Кирилл, она была одета в пурпурное платье с низким большим декольте. Но даже сейчас в неформальной походной обстановке в тренировочных облегающих брюках и майке она выглядела очень эффектно. Дама была не просто хороша собой, а изысканна и как-то божественно идеальна. Идеальные черты лица, губы, брови, нос, идеальный цвет кожи. Дама, молча, смотрела на Кирилла и тревожно улыбалась. Это почувствовал и Лучинский. Он вспомнил, что дама просила его никогда не рассказывать, что она к нему приходила. Но почему?
«Она наверняка и есть супруга… она?! Как ещё может выглядеть человек, с которым занимается любовью полубог, фараон будущего?! Конечно, только вот такая секси… Была надежда, что этот фюрер… всё-таки голубой… но, нет… Она, она эта женщина… Она, зачем? Зачем? Что она боится, зачем она тогда приходила?» – судорожно подумал Кирилл.
– Что же Вы молчите, ответьте супруге нашего Верховного Правителя! Как Вас зовут? – подтолкнула его плечом Ахмадулина.
– Э-э-э… Кирилл… – смущаясь, выдавил он.
Он заметил, как маска напряжённости спала с лица этой женщины. Она еле заметно благодарно кивнула ему головой. Вздохнув, провернулась и указала на своих подруг:
– А это супруги товарищей Салтыкова и Щедрина, – супружница Верховного смотрела на двух молодок. – Это товарищ Бунина! – уважительно добавила она, ткнув пальцем на старшую женщину.
Все по очереди снисходительно и как-то вопросительно улыбнулись Кириллу. Он хмыкнул и сказал, как белогвардейский офицер:
– Честь имею, сударыни!
– О-о-о! Как Вы оригинальны! – воскликнула супруга Верховного и вновь протянула руку Лучинскому, словно испытывая его второй раз.
Кирилл не поддался на провокацию и тактично лишь кивнул головой в ответ. И тут же понял, почему этот спектакль с протянутой рукой был так пунктуально разыгран. На них смотрели из кустов. И этот человек был не кто иной, как Верховный. Он, затаившись, внимательно наблюдал за сценой приветствия, и лишь когда Кирилл второй раз отказался пожать руку супруге, вышел из своей зелёной засады, весело расставив руки в стороны, прикрикнул:
– Ба! Какие люди! Ну, добро пожаловать! Добро! Дорогая, вижу, вы уже познакомились! Тебя представить Кириллу?! А?!
– Да… – немного виновато шепнула его супруга.
– Ну и хорошо! Ну что ж, теперь я представлю тебя нашему гостю! Знакомьтесь, Кирилл, это моя жена – Стюарт!
Кирилл вздрогнул и посмотрел сначала на Правителя, затем на женщину. Та обречённо качала головой. Верховный довольный и весёлый кивнул в сторону мангалов:
– Ну что, пойдёмте, а то и Салтыков, и Щедрин там втихоря съедят всё мясо! Всё! Поверьте моему опыту: они с мясом могут покончить, как народ! Мяса нет!
Женщины послушно встали. Бродский помогал им, словно был галантным кавалером, подавая каждой свою руку. Супруга Верховного подхватила своего мужа под руку, тот благосклонно поцеловал её волосы.
– Пойдём, моя королева!
Кирилл сглотнул слюну и просмотрел вслед этой парочке. Обычные муж и жена. Он выглядит как американский фермер: в джинсах и какой-то полувоенной рубашке с карманами и блестящими пуговицами.
В этот момент Лучинского под локоть подхватила Ахмадулина, она хихикнула и шепнула:
– Пока всё идет хорошо. Вы молодец. Я так боялась, что Вы намекнёте ему про Марию Стюарт…
– Надо было? – хмыкнул Кирилл.
– Ни в коем случае, этого он как раз и не любит!
– Да он сумасшедший… – пробурчал Лучинский.
– А вот это разглашение гостайны! – еле слышно ответила Ахмадулина.
– Что?!!!
– Я говорю, будет хороший шашлык! – нарочито громко сказала она.
Когда они подошли к мангалу, Бунин деловито раздал каждому по большому сочному шашлыку, а Салтыков расставил тарелки на столике возле мангала. Он усердно поливал лук красным соусом.
Они ели шашлыки, как голодные коты, урча и причмокивая, казалось, это какое-то сумасшествие – вот так есть мясо. Верховный то и дело мычал и нахваливал кушанье. Все вторили ему, Кирилл, тоже поддавшись такой аппетитной симфонии, съел свой шашлык.
– Ну, а теперь можно и выпить, – насытившись, воскликнул Верховный.
Бунин разлил по стаканам белое сухое вино.
– За наш метод решения мясной проблемы! – поднял тост Щедрин.
– За решение! – подхватил его Салтыков.
Их жены, довольные едой и сытые, выпили свою дозу почти залпом. Кирилл пригубил из своего стакана и спросил:
– Как решили-то проблему? Мяса так и не было в государстве? Как у коммунистов? У нас вроде, когда я засыпал, мясо уже дефицитом не было!
Повисла тишина. Все напряглись. Лучинский понял, что спросил не то и не в то время. Ахмадулина опустила глаза. На неё сурово посмотрел Верховный и вздохнул. Казалось, грянет буря, но Правитель подошёл к бутылке, налил себе в стакан ещё вина, разрядил эту мрачную обстановку:
– Да, Кирилл, видно Вы так ничего там, у себя, и не поняли.
Все рассмеялись, но смеялись они, как понял Лучинский, потому что так вот они выказывали своё облегчение от несостоявшейся бури.
– Мяса в нашей стране никогда теперь не будет! – пояснил Бунин. – Коммунисты, как Вы говорите, во всём и виноваты. Однажды под страхом смерти отучили крестьянина работать. Увели его в город и там развратили. А вот вернуться на землю так и не смогли заставить. Вот и всё. И с тех пор мяса в стране нет. Если оно при Вас и было, то оно было закупное. А наш народ не научился заново ни коров, ни свиней выращивать. Вот.
– Да и зачем это? Учить его тому, что он не хочет делать?! – подхватил его речь Щедрин. – Он ведь лентяй, народ наш любимый. А жрать хочет от пуза! А работать в грязи и говне – нет! А жрать требует! У нас требует! Почему у нас?! Мы выращиваем?!
– Да, странные они люди: коров пасти не хотят, а мясо жрать хотят! – пел и свою песню Салтыков (это был словно третий куплет).
Кирилл глотнул ещё вина и спросил:
– Как же тогда вы проблему-то решили? На закупках у других стран, что ли?
– Упаси Бог! – отмахнулся Бунин. – Мы всякую торговлю, кроме энергопоставок, с заграницей не ведём. Мы пытаемся жить по своим силам. Мы сами себя обеспечиваем!
– Как же так? А? Мясо не выращиваете, а проблему мяса решили?
– Всё просто! – вновь вклинился в разговор Щедрин. – Мясо можно и не выращивать, а оно будет!
– Охотиться на диких животных – так их на всех не хватит? – не понимал его Кирилл.
И тут вновь слово взял Правитель. Он удобно уселся в один из брезентовых шезлонгов и деловито, закинув ногу на ногу, посмотрел через солнце на вино в своём бокале:
– А Вы как сами думаете, Кирилл?! Вот нет у Вас мяса, а Вам надо его производить, где взять? И чтобы… никому ничего не делать?!
Его супруга села рядом с мужем. Стюарт улыбнулась и погладила Правителя по ляжке.
– Ну и как? Не знаю, – буркнул Кирилл. – Тут у вас всё как-то непонятно сильно… чересчур заумно.
– Нет, у нас-то как раз всё просто! Всё гениальное очень просто! – гаркнул Бунин.
Он налил себе огромный бокал вина.
– Только наш гениальный Правитель мог найти выход в этой непростой ситуации! – уважительно вставила пожилая женщина, которую Кириллу представили как супругу Бунина.
– Вот не надо про гения! Вы же знаете, я лести не люблю, – картинно капризно отмахнулся Верховный. – Вот Вы, Кирилл, вот Вы, как бы решили эту проблему?
– Я же сказал, не знаю, – обиделся Лучинский.
– Ну не знаю – это не ответ для руководителя страны. Страна хочет есть мясо, но не хочет его производить! Так вот – решить проблему надо! А иначе?! И однажды я понял, что страна-то всё равно что-то производит!
– И что?! Что она может производить, если ничего не производит? – скептически ответил ему Кирилл.
– А то и производит… – загадочно буркнул Правитель.
– А производит она пищевые, пусть и скудные, но отходы! – вновь рявкнул Бунин, он, как показалось Кириллу, уже был довольно пьян.
– Да, Кирилл, да, тут и был секрет решения проблемы. Вот в Вашем времени куда пищевые отходы отдавали?
– Ну не знаю… в баки… вываливали на помойку, а там, кто его знает… куда…
– А там собаки бродячие на помойках-то? Так?! – подхватил его мысль Правитель.
– Ну, так… – согласился Лучинский.
– А собаки – это что? – давил Верховный.
– Это что? – не понял его Кирилл.
– Это мясо! Дурачок! – хихикнула одна из молодушек – жена не то Щедрина, не то Салтыкова.
– Ну-ну! – пригрозил ей пальцем Правитель. – Не оскорбляйте моего гостя! Нашего гостя! Правильно, собаки – это мясо!
– Вы стали разводить бродячих собак и есть их?!!! – обомлел Кирилл.
– Ну, зачем разводить, просто кормить, разводиться они сами стали. Они плодились очень быстро, дворняги ведь устойчивы к различным заболеваниям, они очень плодовитые псы! – вновь встрял в разговор Щедрин.
– Да, Кирилл, зачем разводить их, просто мы организовали такие специальные места и огромные помойки за городом, куда вывозили отходы, и там же собирались огромные стаи собак. И мы стали их как бы подкармливать специально. Ну, а потом пошло-поехало. Собаки давали потомство, давали мясо. А мы его использовали.
– Вы что ж, собачатиной народ накормили?!!!
– Ну и что такого? Зато все сытые стали! Мяса много, работать не надо. Все довольны, только вот отдавай пищевые отходы – и всё! Безотходное производство! Этот метод уже двадцать лет в стране работает! – с гордостью заявил Правитель. – А собачатина даже от туберкулеза полезна, да и от баранины почти не отличишь! Да и что мы, хуже корейцев? Так ведь?
– Ну не знаю, не ел! – брезгливо буркнул Кирилл.
– Ну, как же не знаете, а шашлык?! Вы же его уплетали с таким удовольствием?! Я смотрел за Вами! Кстати, хотите добавки?
Кирилл замер. Ему вдруг стало внутренне противно, нет, его не стошнило, но как-то стало не по себе. Ему вдруг захотелось выпить огромное количество спиртного.
– Вот, неприятно первый раз. Ну, а второй. А третий… уже как-то приедается. Так что, Кирилл, выражение «народ схавает всё» подкреплено нашим экономическими опытом! – читал нотацию Правитель. – Да и как там древнее – «я на этом деле собаку съел»! Это тоже, как говорится, аргумент.
Кирилл собрал в себе силы и спросил:
– Хорошо, что вы хоть только собак есть народ заставили, а не крыс…
Повисла тишина.
Потом залп хохота. Громче всех ржал Бунин. Он, противно схватившись за живот, корчился от нахлынувшего веселья.
– Что?!!! Что… вы и крыс?!! – воскликнул поражённый Кирилл.
И тут он почувствовал, что его точно стошнило. Он побежал к самым близко стоящим ёлкам и, залетев за них, выблевал всё, что было в желудке. Когда он закончил очищение… и с трудом поднял голову, то к ужасу своему увидел, что рядом с ним стоят два человека в чёрных костюмах, они замерли и внимательно смотрели на Лучинского.
Опешивший Кирилл только махнул рукой и ничего не мог сказать им. Он устало поплелся обратно к столу, где в это время звучал смех и кто-то что-то громко рассказывал. Когда Кирилл подошёл ближе, все замолчали. А Правитель, улыбаясь, внимательно посмотрел на Лучинского и грустно сказал:
– Ничего, ничего, привыкните.
– Да уж, крысы как решение продовольственной проблемы – это сильно даже для коммунистов и Мао Цзэдуна! – хмыкнул Кирилл.
– Кто сказал, что только крысы?!!! А?!!! А вороны… лягушки… наши леса и помойки полны живностью! Орлы и куропатки! Как там у классика?! Ешь, родной народ! – Бунин размахивал руками, как поэт на творческом вечере.
Кирилла опять замутило. Правитель, довольный, улыбнулся и кивнул Салтыкову. Тот налил большой бокал с водкой и протянул Лучинскому:
– Вот, очиститесь! Поможет!
Кирилл выпил водку, с трудом сдерживая рвотный рефлекс, его пару раз чуть вновь не вырвало. Потом вытер губы ладонью и обвёл всех присутствующих каким-то усталым и мутным взором:
– А вы нормальные условия для жизни не пробовали ему создать? Народу-то? А?! Вы всё его какой-то помойкой кормите! Просто дайте работать и всё… он сам себя накормит!
Правитель дёрнулся и вскочил с шезлонга.
Стюарт от испуга поджала ноги. Все остальные замерли. Верховный подскочил к Кириллу и зашипел:
– Вы что ж думаете, Вы один такой тут, умный и правдолюб?!!! Вы один такой, что простые истины знаете?!!! Да они сами захотели с помойки есть! Более того! Они «уря-уря» кричали! Одобряли! Восхваляли! А теперь мы виноваты?! Они сами говно готовы жрать, чтобы не работать! А мы тут все извращенцы и властолюбцы?!!! Нет, уважаемый! Пока вы спали, всё это было! И свобода, и демократия! Но!!! Только народишко-то наш сам её отверг! Не захотел он… свободы и демократии! При ней-то работать надо! А тут, тут зачем работать, лучше за так получать миску баланды да чесать пуп у себя, лежа на диване! И ругать всех и вся! И на власть всё свалить! Вот что народишко наш хочет! Он лентяй, ваш народишко! Он работать не захотел! Мы и пытались вступать в различные мировые структуры и в вэ-тэ – о! И в Евросоюз! Что толку?!!! Нас сначала принимали, а потом с треском исключали! Потому как никто нас кормить задарма не хотел! Вот и всё! А Вы думаете, что мы тут ерундой маемся?! Нет, уважаемый, мы говно-то это наше народное и расхлёбываем! Никто ничего в нашей стране просто уже делать не хочет! Ничего никому не надо! Надо только жрать, пить и ругать всех и вся! Вот что!!!
Повисла тишина.
Блеск злости в глазах Верховного как-то незаметно затух. Кирилл облегчённо вздохнул после этого страшного монолога. Правитель немного остыл, махнув рукой, вновь подошёл к столу и налил себе вина.
Его мысль поддержал Бунин, он полупьяным голосом сказал:
– Вот Вы думаете, Кирилл, мы тут ерундой занимаемся, себе какую-то бессмертность придумали?! А мы ведь просто хотим, чтобы народ наш окончательно не погиб! Он ведь вымрет, если что-то не предпринять! Ресурсов у нас нет, вот мы и будем продавать бессмертие и жить за счёт этого все вместе… мы же Вам свою концепцию объясняли?!
Кирилл насупился, опустив глаза, грустно буркнул:
– Я не верю, что в стране никто работать не хочет. Не может такого быть!
Правитель, услышав его реплику, выпил вина и, вздохнув, ответил:
– Вы правы, есть ещё небольшая часть, которая хочет, но поверьте мне, это очень небольшая часть. Та особо интеллектуальная и инициативная часть, о которой вы говорите, выехала из страны давно, уже полвека как прошло. А кто остался?! Это как в Интернате для умалишённых и дебилов. Пара буйных есть, а остальные… понимаете, страна-дегенерат! Они ведь, правда, ничего не хотят! Понимаете, этот наша трагедия! Они ничего не хотят!
– Вот что им надо, товарищ Кирилл? – вдруг вклинился в разговор Салтыков. – А?! Что было надо вашим соплеменникам?
– Ну не знаю… – Кирилл задумался. – Ну, конечно, надо было и денег, и достатка, и всё же люди как-то стремились что-то своё сделать. Что детям оставить?! После себя что оставишь?! А?!
– Да, было, но, увы, увы! Общество пошло по пути нахлебничества! Вот вспомните, что люди одобряли в Ваше время?! Ну чтобы их отвлечь от чего-то? Какие темы всплывали?
Кирилл пожал плечами, он не знал, что сказать. Правитель подошёл вновь к нему и, посмотрев в глаза, тихо и грустно сказал:
– А нужно ему, Кирилл, всё то же. Вот, например, он очень ненавидит евреев! Тема евреев в нашем народе вечна! Во всём виноваты евреи… и американцы! Потому что они богатые и умные, трудолюбивые и хитрые! Идём дальше… что ещё народу надо? Собственное величие! Чтобы все надували щёки и говорили: «Вот какие мы мощные! Мы самые сильные и, если что, мы так всем покажем!» И чтобы кулачком погрозить обязательно! – Правитель грустно ухмыльнулся, сжав кулак, погрозил им куда-то вдаль. – А дальше, чтобы все уважали, чтобы все говорили – да! Такая она – загадочная русская душа! Какие они все уникальные! И чтобы вот все восхищались, а если начинают замечания делать, так это ни-ни! Это враги кругом! Враги во всём виноваты! Насрал в подъезде – явно враг заставил!
Все рассмеялись. Лишь Кирилл остался грустным. Он покосился на шашлык, ему вдруг так захотелось есть, ведь желудок был совсем пустой:
– А нельзя ли нормальной еды? – робко спросил он.
Правитель улыбнулся, он похлопал Кирилла по плечу и грустно сказал:
– Ну, Вы это зря, для себя, конечно, мы уж нормального мяса-то найдём. Свинины нормальной. Не будем же мы иностранным высоким гостям бифштекс из крысы предлагать? Так что ешьте, этот шашлык ещё утром на нашей спецферме хрюкал…
– Так вы меня разыграли?
– Почему разыграли? – Верховный ухмыльнулся. – Мы Вам рассказали, как решается продовольственная проблема в стране, но не в руководстве. Кстати, если хотите знать, у нас в стране разрешено брать землю в аренду и самим разводить для себя кур, свиней и прочую живность. Это, как при коммунистах, про шесть соток. Когда они страну накормить не могли, так всем по шесть соток раздали. И мы вот раздаём столько, сколько кто хочет. Но вот парадокс, который и заставил нас к собакам и крысам обратиться. Брать землю захотели единицы! Особого ажиотажа нет! Так что в этом смысле у нас свобода: хочешь есть не крысятину с собачатиной – работай! Что, это несправедливо?!
Кирилл пожал плечами:
– Ну, почему? Есть, конечно, разумное звено, и всё же…
Лучинскому Щедрин протянул свежий шипящий шашлык и кусок хлеба. Кирилл с удовольствием принялся кусать сочную свинину. Правитель смотрел на него и улыбался. Стюарт, как заметил Кирилл, меж тем наблюдала за мужем. Она явно чего-то ждала. Правитель заметил это и как бы невзначай спросил:
– Кирилл, а у Вас там дети были?
– У меня?! – жуя, переспросил Лучинский. – Нет! С ними возни было много.
– Ну, понятно, а хотелось иметь?
– Ну не знаю, я как-то не задумывался…
Правитель покачал головой и тихо сказал:
– У меня к Вам серьёзный разговор. Если позволите, давайте пройдём в беседку, чтобы нам никто не мешал.
Кирилл насторожился, тон Верховного ничего хорошего не предвещал. Стюарт, как по команде, встала и направилась в беседку. Кирилл дожевал кусок и отложил на тарелку недоеденный шашлык. Вытер губы салфеткой и налил себе водки. Правитель стоял и ждал. Все молчали. Верховный вдруг прикрикнул:
– А ну, что молчим?! Веселиться! Я собрал вас веселиться! Давай! Жуй!
И тут же раздался хохот и веселье. Громкое ржание Бунина и вопли молоденьких жён Салтыкова и Щедрина.
Беседка, куда они прошли с Правителем, оказалась довольно большой, но в тоже время уютной. Покатая красная остроконечная крыша, резные столбы, держащие её, и дощатый пол. В беседке стояли белые стулья и толик. Было мило и как-то тепло. На столе в высокой стеклянной вазочке букетик полевых цветов.
Стюарт сидела, закинув ногу на ногу, и дымила сигаретой. Правитель, увидев это, кивнул Кириллу:
– Она, видите ли, стесняется всех, вот и курит только в одиночестве. Но вот Вас, как я вижу, не боится. Как Вы думаете, почему?
Кирилл насторожился. Вопрос был странный и с подтекстом: что имел в виду этот всесильный человек? Лучинский пожал плечами и ничего не ответил. Правитель похлопал его по плечу и вежливо настоял:
– Вы садитесь, садитесь, разговор-то серьёзный.
Пришлось сесть в кресло прямо напротив Стюарт. Она покосилась на Кирилла, их взгляды на секунду встретились и тут же, как встречные поезда, разошлись. Кирилл почувствовал, что жена Правителя ощущает себя как-то неловко.
– Вы, Кирилл, как думаете, что в Вашей жизни главное?
Лучинский оторопел, он не знал, что ответить. Он задумался и погладил свой ёжик. Потом посмотрел на фигурки возле мангалов, пожав плечами, немного робко ответил:
– Сейчас, право, не знаю. А почему вы такой вопрос вдруг задаёте?
– Вопрос-то не праздный. Просто у человека всё равно должна быть хоть какая-то цель. Вот на Вас статус нашего первого долгожителя свалился. Можно сказать, почёт большой. Да и Вам самому надо как-то определяться? Вы так и будете по течению своей судьбы плыть? Надо ведь наоборот. Это Вы судьбу делаете.
– А не Бог?
– Бог?!!! Вы верите в это?! Ну не знаю! Может, и Бог! Только мне кажется, что на девяносто процентов сам человек. Вот вам Бог, допустим, дал бесконечную жизнь. А как Вы хотите ею распорядиться?!
– Как… я не думал пока… – Кирилл посмотрел в глаза Правителя.
– А зря. Это Вам сейчас кажется, что времени столько, что его девать некуда, а потом…
– А что потом, потом… бесконечность, – хмыкнул Кирилл.
– Нет, не правда! Даже у бесконечности есть конец. Вот! Все считали, что Вселенная бесконечна, оказывается, и у Вселенной есть конец. Правда, так далеко, что мы себе и представить не можем. А там… за ней? Там, за ней, тоже очередная бесконечность, у которой есть конец… я верю, что в жизни, ну вот, так не может быть, что вообще нет конца.
Кирилл вновь посмотрел на Стюарт, та безучастно дымила сигаретой и смотрела куда-то вдаль.
Лучинский вздохнул и махнул рукой:
– О чём вы говорите?! Зачем весь это разговор?! Вы хотите что-то важное мне сказать?! Если по поводу эксперимента, так он вроде по плану идёт. Они берут всё, что надо из меня! Все пробы!
Правитель кивнул головой:
– Да, конечно, я не об этом.
– Что тогда?!
– А то, что я Вам хочу предложить быть крёстным у нашего будущего ребёнка и занять должность моего второго заместителя, – сказал он официальным, каким-то холодным тоном.
Лучинский внимательно посмотрел в глаза Правителя, тот грустно улыбнулся.
– Это вы серьёзно? – воскликнул Кирилл. – Мне?! Вы хотите, чтобы я стал крёстным вашего ребёнка?!
– Ну да, вторым отцом!
– Хм, зачем? У вас будет ребёнок?! Зачем я?! – растерялся Кирилл.
– Понимаете, бывает так, что у ребёнка сразу два отца…
– Вы о чём?!
– Я Вам сейчас скажу нашу очень интимную, так сказать, тайну. И попрошу, чтобы она таковою осталась. Вы ведь человек слова?
– Ну, конечно. Но, может, не стоит…
– Что не стоит?! – подозрительно переспросил Правитель.
– Ну, говорить мне её. Тайну эту… вашу…
Правитель задумался, тяжело вздохнул и откинулся на стуле. Он посмотрел на Стюарт, та, будто не замечая его, продолжала дымить сигаретой. Верховный закинул руки за голову и, сощурившись, прикусил губу. Он молчал и, как понял Кирилл, мучительно рассуждал над своим поступком. Затем, встрепенувшись, выпрямился, положив руки на колени, устало сказал:
– Нет, вы обязаны будете её узнать. Я так решил.
Кирилл пожал плечами. Его сердце почему-то учащённо забилось.
Нет!
Он не хотел как можно быстрее узнать эту тайну всемогущего человека, нет, он просто не мог себе представить, что у него, этого полубога, вообще есть интимная тайна.
– Понимаете, Кирилл. Вы должны принять моё предложение. Просто должны. И я прошу сделать это не по принуждению, а по совести, по желанию Вашему. Так сказать, добровольно.
– Зачем? Зачем? – вопросил Кирилл.
– Понимаете, у нас со Стюарт не может быть детей. Я бесплоден. От этих препаратов что-то сбилось у меня в организме. Она тоже не может самостоятельно выносить. У неё было несколько выкидышей. Матка отвергает плод. Вот так. Но мы обязаны иметь потомство. Наследство. Вот. Иначе… иначе вообще всё рухнет. И не поможет никакое там бессмертие… ведь, как мы с Вами выяснили, всё когда-нибудь всё равно кончается…
– Подождите, вы же сказали, чтобы я стал крёстным отцом вашего ребёнка? Ну? Так? А как же я могу стать крёстным отцом вашего ребёнка, если… если у вас его в принципе быть не может?!
– Ну да. Это и есть тайна. Сейчас, как вы знаете, медицина шагнула далеко вперёд. И вот если взять яйцеклетку моей жены и смешать её со спермой здорового мужчины, моей спермой, но не в матке моей жены, а в матке донора. То есть у посторонней женщины. То может и произойти, если хотите, чудо. Так вот, может родиться ребёнок. Конечно, он не будет именно наш, но что-то всё-таки наше физическое в нём будет. А тем более, если мы потом его вырастим, то он вообще будет наш ребёнок. Вот так.
«Так собирается отомстить всем? Всем своим подданным? Он же говорил мне, что хочет, чтобы те, кто собирается стать долгожителем или бессмертным, назови, как хочешь, не могут иметь детей! И вот, он один?!!! Он один сможет?!!! Это что? Месть? Это такая вот месть всему человечеству?! Господи, а не слишком ли это?» – у Кирилла даже захватило дух от своих мыслей.
Он вздохнул и, собравшись силами, спросил тихо и осторожно:
– Ну, это да… но при чём тут я? Зачем вы мне это рассказали?
Правитель грустно ухмыльнулся, он посмотрел в глаза Кириллу, и тот почувствовал, что сейчас произойдёт что-то совсем неприятное. Но Верховный встал со стула и подошёл к краю беседки, опершись на перила. Он встал, как капитан на мостике корабля, широко расставил ноги и пристально всматривался вдаль.
Стюарт потушила окурок в пепельнице и подошла к мужу. Она погладила его по плечу и спросила:
– Может, я скажу?!
– Как хочешь…
Женщина виновато улыбнулась и села напротив Лучинского на то самое место, где минутой ранее сидел её супруг. Стюарт вновь виновато хмыкнула и тихо сказала:
– Когда речь идет о ребёнке, он нервничает и не может быть таким, каким он должен быть всегда. Короче, Кирилл, мы нашли донора и зачали плод. Нам помогает одна женщина. Она добровольно согласилась на эту операцию. Вот. Но только это никто не должен знать, кроме Вас. Понимаете, какая это тайна? И наша тоже? А? Этот ребёнок – наша последняя надежда…
– Ну и что? Это ж хорошо! Я поздравляю! – воскликнул Кирилл.
Он вдруг представил этих людей ночью в кровати. Её с заплаканными глазами и его, беспомощного и злого. Понимающего, что всё в жизни прервётся именно с его смертью. Он не сможет больше ничего, и всё, что он делал, это такая мелочь. И вся эта власть и величие – мерзость и пошлость, которые просто сопровождают его мучительный уход в никуда… Кирилл вдруг представил, каково этим людям. Какие это мучения?! Он вдруг понял, что ничто в мире не сможет скрасить или как-то приуменьшить их. Она просит у него детей, а их просто не может быть! И никакая сила не может их дать! Тогда… тогда… они решили, пусть катится всё в тартарары… это даже страшнее, чем ядерная зима… и гибель человечества…
Кирилл вновь вздохнул и сочувствующе посмотрел в глаза Стюарт. Ему стало её жаль. Жаль даже не как человека, а как некое безобидное существо, которое должно обречённо погибнуть и которое так желает отсрочить это всё до бесконечности…
Стюарт ухмыльнулась, жалобно, как-то просяще, словно нищенка на вокзале, сказала:
– Спасибо. Вот дело в том, что, кроме моей яйцеклетки, есть ещё и сперма постороннего мужчины. Вот. И эта сперма нам и помогла. Вот.
– Ну и здорово! Это ж хорошо! – воскликнул Лучинский.
– Нет, Вы не поняли. Донор, который дал сперму, ну, в общем, зачал ребёнка… это Вы…
Кирилл заморгал как-то быстро и нелепо, словно его контузило артиллерийским разрывом.
– Что?!!! Что вы сказали?!!!
– Вы зачали нашего ребёнка.
– Нет… – Кирилл замотал головой. – Вы не можете так со мной поступить!!! Об этом мы не договаривались! Нет! Вы взяли у меня сперму и привили её какой-то женщине без моего спроса?!!!
– Нет, не так. Всё не так! Вы сами добровольно оплодотворили её! – Стюарт вновь грустно улыбнулась.
– Я?!!! Я не мог…
Правитель повернулся и, сложив руки на груди, смотрел на Лучинского. Затем он кивнул головой – и в беседку вошёл толстый человек в генеральском мундире с потной шеей. Он переминался с ноги на ногу, было видно, что он очень волновался:
– Вы привезли её? Всё в порядке? – строго спросил Правитель.
– Так точно, товарищ Верховный… – залепетал генерал. – Всё в лучшем виде! Она тут.
– Пригласите её.
Генерал вылетел из беседки, как пробка из бутылки. Возникла пауза. Кирилл смотрел то на Верховного, то на его супругу. Они, в свою очередь, глядели на него. Немая сцена. Сколько это тянулось – неизвестно. Но потом, как сон, как туман, появилась она безумно и плавно.
Это была она, та прекрасная гречанка…
Светлана Турнова стояла, выпрямившись, как по стойке смирно, гордо задрав голову вверх и смотря куда-то в потолок. Правитель подошёл к ней совсем близко. Кириллу даже показалось, что он втягивает ноздрями воздух, чтобы уловить запах её духов. Как старый кобель, который уже не может уговорить суку, но пытается разнюхать её запах.
Наконец, он нарушил тишину:
– Эта женщина носит в себе нашего ребёнка и вашего сына, Кирилл. Вы узнаете её?
Лучинский молчал, он не знал, что сказать. Верховный это понял и добавил:
– Вот поэтому я и прошу Вас принять моё предложение. Прошу… добровольно…
И вновь тишина. Кирилл слышит, как бьётся его сердце. Он краснеет. Он не знает, что делать?!
– Чтобы вы могли подумать, мы с супругой оставим Вас пока наедине со Светланой. Вы можете поговорить.
Верховный обречённо всплеснул руками, кивнул Стюарт, направился к выходу. Кирилл смотрел ему вслед с ненавистью. Он видел лишь мутный силуэт. Просто шаги по дощатому полу. Просто пятно, нелепое, никчёмное и ненужное никому пятно! Пятно, которое считает, что оно бессмертно, но которое еле видно, и вообще нельзя понять: есть оно или это мираж…
Он молчал, он скрипел зубами. Ему так хотелось завыть как волку. Он зажмурился и лишь застонал, потом раскрыл глаза и посмотрел на неё. Она сидела как ни в чём не бывало и добродушно разглядывала его лицо. Эта красивая женщина, так похожая на гордую гречанку.
– Зачем? – наконец выдавил он из себя? – Зачем ты это сделала?!!!
– А как ты думаешь, сколько стоит вечность?!
– Ты о чём?! – зло цыкнул он.
– О тебе. Ты теперь самый состоятельный человек на земле. Ты, но пока ты не понимаешь и, может, не поймёшь. А я, я все давно поняла.
Кирилл схватился руками за голову и замычал. Он опустился на колени и, дёрнувшись пару раз, ударил кулаком по дощатому полу:
– Вы все тут сумасшедшие! Вы помешались на вечности! На бессмертии! Вы не хотите ничего знать, кроме этого! Вы всё меряете на это! А жизнь?! Вы забыли о жизни!!!
Она смотрела на него, ухмыляясь. Никаких эмоций это его театральное поведение не вызвало. Она ещё раз ухмыльнулась и равнодушно ответила:
– Вот как раз о жизни… я и не забыла. Не забыла. Вот поэтому…
– Как не забыла? Как не забыли?! Вы же не можете понять, что жизнь тем и ценна, что она хрупка и уязвима! Что она может кончиться, что она дана лишь раз и не навсегда! Она такая маленькая и хрупкая, и прожить её нужно как можно лучше и честнее! А вы? Вы устроили из неё просто фарс! Вы помешанные! Вы из своей жизни сделали фарс! Фарс сумасшествия бессмертия! Но оно… оно вам ничего не даст! – он сидел на дощатом полу, обхватив голени, и говорил это с грустной усмешкой. – Ты могла решить за себя. Тебе я не могу в этом запретить. Но зачем? Зачем ты решила за меня?
– В смысле?
– Ты решила за меня! Это мой ребёнок! И ты решила за меня! Ты не имела права!
Светлана встала и, подняв руки, как богиня в древнем храме солнца, весело ответила:
– А это уже тебя не должно касаться. Тем более, что ты от этого никак не пострадаешь. А я и твой ребёнок только выиграем! Ты не вправе мне даже задавать такие вопросы! Ты просто должен знать и всё. И всё. Ты и так слишком много получил.
– Что я получил? Да я самый несчастный человек! Вот что я получил!
– Это ты-то несчастный? Да тебе, дурачок, принадлежит весь мир! Тебе! Ты пойми… у него… у нашего Правителя даже детей быть не может, а ты! Ты великий, и вот тебе даётся право иметь детей! Ты всё имеешь!
– Дура! Ты просто дура, – он грустно засмеялся и медленно встал с пола, подошёл к ней и, потрогав её пальцами за щёку, добавил. – Ты так ничего и не поняла. Счастье – это даже не когда тебя любят, а когда ты имеешь право сам решать: любить или нет. Понимаешь, только ты. Вот думаешь, например, те же самые самоубийцы, они несчастливы? Они счастливы по-своему. Они сами решили, как им поступить: прервать жизнь или нет… Вот. Понимаешь, счастье… оно такое разноплановое. А ты, ты просто банально списываешь его до возможности дышать воздухом и смотреть на солнце… это, конечно, может быть счастьем, но не всей жизни.
– Ты болтаешь чушь! Короче, ты должен знать, твой ребёнок родится примерно через четыре с половиной месяца. И если ты его никогда не увидишь, это будет твоя вина. Но я надеюсь, ты ещё всё сможешь переменить в своём отношении. И последнее. Я счастлива, так как я живу, и ты не можешь меня разуверить, что это не счастье, а что-то другое. Ты не Бог. Вот.
Кирилл смотрел на этого человека, на эту женщину, и понимал, что никаких сил воздействия на неё у него просто быть не может. Она далеко… но она мать его будущего ребёнка. Он вздрогнул. Неожиданная мерзкая и противно-склизская мысль пришла в голову. Он зажмурился. Он попытался прогнать эту мысль, но не смог. Она как червоточина в его разуме:
«А что если просто взять и убить её? Вот тут завалить на пол и придушить! И всё? Интересно, они меня за это умертвят? Или побоятся потерять бессмертие? Что пересилит?»
Когда он открыл глаза, её уже не было. Она исчезла. Зато рядом стояла Стюарт, Кирилл понял, что жена Правителя напугана. Она явно знала, что творится в душе у него. Она растерянно смотрела на Лучинского и, словно в бреду, лопотала:
– Вы поговорили? Вы поговорили с ней?
Её лепет прервал жёсткий голос Правителя. Верховный рявкнул:
– Они поговорили, дорогая! А Вы, товарищ Кирилл… Вы всё должны понять! На этом Ваша аудиенция окончена! К сожалению, шашлыков Вам поесть уже не удастся!
Кирилл догадался, что Правитель в ярости. И сейчас что-то говорить не имеет смысла. Он вздохнул и отвернулся. Его уже ждали Ахмадулина и Бродский. Они стояли с мерзкими постными рожами и злобно смотрели на Лучинского. Кирилл покосился на Стюарт. Женщина тяжело вздохнула и пожала плечами. Кириллу показалось, что в уголках её глаз блеснули слезинки. Лучинский медленно двинулся к выходу из беседки. Дощатый пол угрожающе пару раз скрипнул под его подошвами.
