ОЖИДАНИЕ властителя – особое ожидание.

Тем более, когда ты этого самого властителя и не знаешь. Не знаешь, не то что его повадки, его характер или пристрастия, а просто не знаешь его самого!

Ну, не видел ты никогда, этого самого властителя в лицо!

Странное ощущение. Когда все вокруг только и делают, что говорят о его величии, ты невольно сам себе рисуешь его образ. Ну а когда уж ждёшь этого сильного и всемогущего человека, так и вовсе голова от мыслей может взорваться!

Кирилл ждал. Он ждал свою судьбу, как он думал вначале. Потом он просто ждал в тревоге. Ну а потом он ждал кого-нибудь, лишь бы кто пришёл уже побыстрее!

Его привели в следующий, не менее роскошный зал. Но тут, в отличие от трапезного зала со столом, посредине стояли три кресла и огромный диван. На полу лежал гигантских размеров роскошный ковёр. Его площадь Кирилл даже не мог представить, на вид в длину он был не менее десяти, а в ширину не менее семи метров.

Кроме кресел, дивана и ковра, в этой роскошной и большой комнате с огромными окнами (кстати, вместо штор, на которых висели уже знакомые Кириллу белые волнистые покрывала) стояли ещё три огромных вазы. Скорее всего, старинной работы, такие высокие вытянутые к потолку сосуды, с тонким горлышком и очень широкой, похожей на тарелку, шапкой сверху. Эти самые вазы были тёмно-синего цвета с яркими какими-то жёлтыми и красными цветами на боках. Кирилл рассмотрел вазы от нечего делать и понял, что эти вот фарфоровые сосуды привезены из Китая, где они и сделаны, в лучшем случае в средние века, а то и раньше.

Лучинский был один в этом помещении уже продолжительное время.

Сначала он ходил из угла в угол, затем развалился в одном из кресел.

Сколько прошло времени, он не знал, но по его представлению не меньше часа.

Когда стало ждать совсем противно, Кирилл вновь зашагал из угла в угол. Затем из любопытства стал рассматривать пейзаж Кремля за окном. Странно и поразительно, но по территории, которую было видно из окна (а это, конечно, была небольшая территория) вообще никто не ходил. Ни солдат, ни просто человек – вообще никто. Такое создавалось впечатление, что Кремль вымер. Кирилл устал смотреть в эту трёхмерную, почти живую картину и вновь стал прохаживаться из угла в угол. По его подсчётам прошёл ещё час.

Ещё через полчаса как минимум ему очень захотелось в туалет. Вишнёвка и огромный бокал пива стали проситься наружу. Кирилл надул щёки и посмотрел на дверь.

Тишина.

Он тут оставлен на произвол судьбы. Лучинский подошёл к двери и легонько потрогал золотую ручку. Но она не поддалась, дверь оказалась запертой. Кирилл тогда, сжав кулак, легонько постучал костяшками пальцев. Стук словно утонул в тишине. Кирилл задумался и через секунду побарабанил кулаком в тяжёлую и дорогую, резную, покрытую лаком преграду.

Несколько секунд он ждал, но опять тишина.

Никто не реагировал на его стук! Тогда Лучинский начал долбить кулаком что есть силы. Но эффект тот же. Немного утомившись, он понял, что ещё через несколько минут он облегчится прямо в штаны. Кирилл, сжав ляжки, как-то смешно засеменил к двери напротив.

Там он вновь колотил ногами в дубовую преграду. Кроме этого, он начал со злости дико орать:

– Эй! Выпустите меня, я в туалет хочу! Эй! Уроды, вы что, не слышите!

Но и тут ему никто не ответил.

Кирилл, развернувшись, начал долбить ногой в дверь. Минут пять он с остервенением орал и стучал ступнёй, пытаясь хоть как-то привлечь к себе внимание.

Но опять никакого результата.

– Эй! Сволочи, вы держите меня тут уже пять часов, не меньше! Суки! Вы что! Я вам тут сейчас нассу! Прямо тут! Немедленно откройте!

Но опять тишина.

Кирилл тяжело вздохнул и понял, что ещё мгновение, и он начнёт мочиться прямо в штаны.

Терпеть уже не было мочи!

В глазах было темно. Какие-то круги и цветные вспышки. Сердце стучит кувалдой в висках.

Тук-Тук!

«Нассу! Я вам обязательно нассу!» – Кирилл подумал с дикой злобой, обречённой на воплощение идеи.

И вдруг!

О чудо!

Его взгляд упал на одну из больших ваз. Ту, что стояла в углу. Она была сделана в виде писсуара именно для него.

– Ну, китайцы, получайте! – пробормотал Кирилл и поплелся к фарфоровому сосуду.

Он расстегнул ширинку и, пристроившись, зажмурившись от облегчения, начал мочиться струёй в центр большой горловины китайской вазы.

Секунда… другая…

Моча звонко журчала где-то внутри вазы.

Ещё десять секунд.

Он понял, что в его организме скопилось очень много воды. Кирилл с наслаждением ждал, когда моча выйдет из него.

Это блаженство! Это настоящее блаженство!

«Как здорово быть животным! Захотел и нассал себе под ноги! Какой там этикет? Да и кто тут проверит, что в этой редкой и дорогой вазе есть моя моча? Кому это нужно? Вонять в таком помещении, я думаю, она не будет сильно!» – стучали мысли вместе с сердцем.

И в этот момент он вдруг услышал какой-то щелчок.

Зам ним ещё один, и ещё.

Кирилл в ужасе открыл глаза и понял, что щелчки эти – ничто иное, как щёлканье затвора фотоаппарата и мигание вспышки!

Яркие сполохи слепили!

Кирилл невольно отвернулся и свободной рукой прикрыл глаза. Он, застеснявшись, отвернулся и попытался застегнуть ширинку. С первого раза ему это не удалось. Кирилл рвал молнию и, наконец, справившись с замком, он в ужасе повернулся. Рядом с ним стоял невысокий мужчина, он старательно снимал Лучинского фотоаппаратом. За спиной мужчины стояли ещё два человека в военной, как показалось Кириллу, форме чёрного цвета.

Мужчина с фотоаппаратом прекратил снимать и, улыбнувшись, отдал свою фототехнику помощнику, что стоял сзади. Кирилл только сейчас успел рассмотреть лицо этого человека, который почему-то начал бесцеремонно снимать его во время оправления его нужды.

Это был мужчина на вид лет пятидесяти. Моложавый и подтянутый. Лысый, седые волосы покрывали лишь его боковины черепа. Маленькие глаза и острый, словно крысиный нос. Широкие скулы, вполне нормальная пропорциональная голове, вовсе не тонкая и не толстая шея. На мужчине был надет бежевый вязаный в крупную клетку свитер и синие джинсы. Обычный вид обычного человека, хотя что-то всё-таки выдавало в его облике, что он вовсе не обычный смертный.

– Вот как Вы дожидаетесь встречи с руководителем республики? – ухмыльнулся мужчина.

– Извините я… меня заперли тут на три часа, а туалета-то нет, – смутился Кирилл. – Вот, я решил. Вот так. А что лучше было… если бы я на пол?! – обиженно буркнул он.

– Ай! Ай! Конечно, это нехорошо! Конечно! Как же без туалета? – мужчина явно издевался над Лучинским, это чувствовалось по его интонации. – Кстати, любезный, а как Вы сами-то думаете, кто виноват?! – язвительно спросил он.

– В чём?! – удивился Кирилл.

Он немного оробел. Он чувствовал, что этот человек и есть главный тут, в этом чёртовом будущем. В этом ужасном загадочном государстве. И он, он, Кирилл Лучинский, имел наглость помочиться, возможно, в любимую вазу этого самого правителя, который неизвестно как теперь его накажет за дерзость.

– Так как Вы думаете, кто виноват в этом вот? В том, что тут нет туалета? – грозно допытывался мужчина.

– Не знаю, возможно, тот, кто устроил встречу мою… с Вами… встречу…

– Вы догадались… я так и понял, Вы догадались… – довольным тоном сказал мужчина и кивнул головой.

Он махнул двумя руками, и его помощники, а может быть, это были телохранители, отошли в угол огромной комнаты и застыли там, в позе «смирно».

– Пройдёмте, присядем, друг мой… – нарочито ласково, словно палач на эшафоте, позвал мужчина Кирилла и показал рукой на кресло.

Кирилл в робости повиновался и, просеменив, сел в большое кожаное гнездо. Мужчина уселся в кресле напротив. Он закинул нога на ногу и, пристально рассматривая Кирилла, спросил:

– Так вы хотите, чтобы я наказал тех, кто устроил нашу встречу?

– Нет… зачем, просто…

– Просто у нас ничего не бывает! А впрочем, так всегда. Мы всегда готовы простить свои обиды и унижения. Простить и забыть! Вот наша гнилая натура. Ну что ж, я понял Вас… – противным почти официальным тоном говорил хозяин этого правительственного замка. – В жизни так не бывает! Должен кто-то за всё это отвечать. Так уж устроена жизнь. А мы, мы не можем жить по этим вот законам. Какие самые главные у нас… и у вас вопросы есть, были и будут?! – читал нотацию мужчина и в тоже время вроде как пытался услышать мнение собеседника.

– Кто виноват… что делать… – буркнул себе под нос Кирилл.

– Вот! Вот! Вот, мой друг! Вы сами всё и подтвердили!

– Да, но…

– Никаких «но»! Всё в этом мире существует или происходит зачем-то. Вот, например, зачем, как Вы думаете, тут Вас мучили три часа, без возможности сходить в туалет?

– Ну не знаю… – растерялся Кирилл.

– Как, Вы не поняли? Да затем, чтобы Вы помочились в вазу!

– Зачем?! Зачем это кому-то нужно, чтобы я помочился в вазу? – обомлел Кирилл.

– Да затем, чтобы Вас снять на фотографию, как Вы мочитесь в вазу!

– Зачем? Зачем это кому-то? – Лучинский не понимал, куда клонит его могущественный собеседник.

А тот довольный продолжал, словно озарился своим успехом в закручивании и запутывании этого разговора, его смысла, его сущности. Он рассмеялся и радостно заявил:

– А это нужно мне.

– Вам?!

– Да, да, уважаемый. Да! Я хотел посмотреть, как человек, которому суждено вот так просто – стать вечным, первым вечным на земле, умудряется ссать в вазу!

Кирилл ничего не ответил, он вздохнул и пожал плечами. Он вдруг испугался.

«А что если этот вот Правитель просто сумасшедший?! Мало ли в России у руля страны стояло сумасшедших? Тот же Павел Первый или вон Сталин?» – подумал Кирилл и непроизвольно сжался в кресле.

– Нет, мой друг, я не сумасшедший.

– Да, но…

– Нет, нет, Вы так подумали, я увидел это по Вашим глазам. Очень интересно. А Вы занимательный человек и мне нравитесь. Я думал, Вы гораздо противнее и скучнее. Но как вижу, нам с Вами скучно не будет.

Кирилл вновь тяжело вздохнул и робко покосился на мужчину в свитере.

– Кстати, пока мы не перешли непосредственно к делам, я Вам открою эту тайну. Про фотоаппарат и Ваш конфуз с вазой. Вы знаете такого знаменитого художника Сальвадора Дали?

– Угу… кто ж его не знает.

– Ну, Вы не торопитесь. Большая часть граждан нашей республики, а именно процентов девяносто девять, точно не знает, кто такой Сальвадор Дали. Но, да хрен с ними. А Вы, Вы, слава Богу, знаете. Так вот, господин Дали был шутником. Причём очень умным шутником! Он, как известно, симпатизировал Франко и Гитлеру в противовес, так сказать, поклоннику коммунистов и сопернику в творчестве Пикассо. За это долгое время господина Дали никак не вспоминали в России, в Советской России. Но то, что он был талантом, гением эпатажа, знали и восхищались даже коммунисты. Конечно, восхищались тайно. И вот однажды, когда Испания и Россия ещё даже не имели нормальных дипломатических отношений, в Испанию приехал великий советский композитор Хачатурян. Ну, вы знаете его танец с саблями. Так вот, этот Хачатурян захотел встретиться с Дали. Ему разрешили. И он приехал к Дали в его родной Фегейрос. И что же?

– Что? – насторожился Кирилл.

– А то, что Дали с Хачатуряном поступил так же, как я с Вами.

– Как? – обомлел Кирилл.

– Так же продержал его три часа взаперти и заставил нассать в вазу! Или в горшок, не помню!

– Зачем? – Лучинский не мог понять, в чём смысл этой истории.

– Да затем, что его, Хачатуряна, также сняли на фотоаппарат, а потом его снимок появился в испанских газетах, с подписью: вот так известный советский композитор ждёт великого испанского художника! Был скандал. Хачатурян потом долго отмывался на Родине.

– Не понял, я не понял, в чём смысл? Ну, с Хачатуряном понятно, там вроде идеология была. А тут? Я-то зачем вам в таком виде?

Мужчина вздохнул, он, загадочно посмотрев куда-то вдаль, нехотя ответил:

– Так, на всякий случай. Вы же гений. Но гений жизни, так сказать. Вы первый на земле, первый в истории человечества человек, реальный живой человек, который сам без каких-то там препаратов и инъекций просто не стареет. Вы вечный!

– Ну, это Вы слишком, да что там, я же просто выпил этот чёртов бальзам… – засмущался Кирилл.

Он почувствовал в словах этого могущественного человека зависть. А зависть сильных мира сего – опасна. Ой как опасна!

– Не смущайтесь! Вы пока загадка, которую я хочу разгадать. Пока нет подтверждения, формулы подтверждения того препарата, который Вас сделал таким, вы считаетесь гением жизни! Просто вечным! Вы как гений тоже, простите, опасны! И чтобы даже гений не думал, что он всемогущий, его нужно держать на крючке. И я вот так буду держать Вас на крючке…

Кирилл молчал. Он не понимал, о чём говорит этот человек, куда заводят его мысли, его желания? Куда он стремится? Но Лучинский понял одно: ему надо бояться, очень бояться после этой чёртовой вазы. Ваза… ваза – лишь сигнал. Дурацкий и нелепый сигнал.

– Неужели Вы ничего не хотите у меня спросить? Ничего не хотите мне сказать? – обиделся мужчина.

Кирилл вздохнул, отвёл взгляд в сторону и сбивчиво ответил:

– Нет, почему же… я хочу, но не знаю… простите, я не знаю… я даже не знаю, кто Вы… как Вас звать… как мне можно Вас называть?

Мужчина улыбнулся, Кириллу показалось, что ему понравился его вопрос. Незнакомец хмыкнул, покачал головой и ответил:

– Ну, это самое простое. Это даже проще, чем я думал. То, что Вы догадались, кто я, я вижу. И чувствую по-вашему поведению. И мне нравится, что Вы себя вот так ведёте. Но тем не менее я отвечу. Да, я занимаю должность Верховного Правителя нашей республики. Верховный Правитель – это высшее звание, которое существует тут у нас. Но за званием, конечно, как Вы поняли, и ответственность – это высшая ответственность перед всеми и вами в том числе! Чтобы Вы могли нормально жить и существовать! Вот так. Как меня зовут?! Вы знаете, Вас немного удивит, но у нас тут уже приняты некие правила, которые мы соблюдаем. Человек, который занимает такую вот высокую должность, не должен, простите за каламбур, иметь имени. Вот так.

– Как это? – испугался Кирилл.

Он вдруг вновь подумал о вменяемости этого человека.

– Ну, вот так. Так, Кирилл. Вы можете иметь имя. А я нет. Я просто Верховный Правитель. И всё. Но вы ввиду исключительного своего положения о том, что я вам говорил, Вы можете меня называть товарищ Правитель, или просто Правитель. Вот и всё.

– Извините. Но мне тут не все понятно…

– Что ж тут непонятного?

– А как Вас… в семье зовут? Жена вот и дети? Неужели они тоже… – Кирилл испугался своей смелости, но почему-то он не смог заставить себя замолчать и не спрашивать эту дерзость.

Правитель хмыкнул. Он встал и, вздохнув, размялся, сделав несколько движений, согнув руки в локтях и упорно разрывая грудную клетку, подергал ими назад.

– У меня нет детей. Нет и всё…

– Простите… – Кирилл понял, что переборщил, и настроение у Верховного явно испортилось.

Но он ошибся и с удивлением увидел, что Правитель сел вновь на кресло и, улыбнувшись, довольно приветливо сказал:

– А что тут плохого. Я теперь вот не убиваюсь за их судьбу… И вообще, чтобы Вы, Кирилл, понимали. У нас всё проще, чем у вас, и в тоже время рациональней. Ну сами посудите?! Ну разве хорошо, если бы мои подчинённые звали меня, ну допустим – Сергей Сергеевич? Или какой-нибудь Владимир Каземирович? Они просто зовут меня Верховный Правитель, товарищ Верховный или товарищ Правитель. Просто и честно. И никакого панибратства. Были бы фавориты – звали бы меня по имени-отчеству, а те, кто в опале, что им по-формальному? Нет, для всех всё одинаково. Вам ясно?!

Кирилл скукожился. Ему стало всё ясно и от этого ещё страшнее. Он как-то сжал плечи и, опустив голову, тихо сказал:

– Ясно всё, товарищ Правитель…

– Почему Вы боитесь? Почему Вы расстроились? – удивился Верховный, он загадочно прищурился и покачал головой. – Я знаю почему… Вы проводите исторические параллели, а этого нельзя допускать! Никакой истории! История только смущает! Она заставляет человека либо действовать по шаблону, либо отказаться от своего действия! Это неправильно! Вот поэтому я и отменил историю как науку к изучению! По крайней мере её официальное изучение в школах и университетах. И людям без истории легче.

– Вы не знаете истории? – Кириллу стало совсем плохо.

– Но почему не знаю?! Я прекрасно её знаю… поэтому и угадал – какие параллели Вы провели! Вы сравнили меня со… Сталиным! И знаете, мне приятно даже такое сравнение. Но это не так, поверьте. Я в своём уме. И то, что я говорю, истина. А историю как науку многие мои подчинённые знают, и все, кому положено, конечно… знают. Я же не дурак, я не могу её полностью запретить! Это безумие! А вот ограничить можно! И никто не запрещает её знать, по крайне мере, официально. Если хочешь, можешь прийти в специальный центр и сделать исторический запрос. Тебе ответят. Но только это не приветствуется у нас… незачем. Я же объяснил. Зачем иногда её знать?! Она смущает.

– Да, но… – Кирилл совсем смутился.

– Нет, никаких «но»! Вы спросите, как вообще мы живём?! В общем неплохо и живём. По крайней мере лучше, чем вы, там, в прошлом. Потому как я сделал вот такое вот введение, и оно сработало! – Правитель, довольный, снова вскочил.

Кирилл понял, что настроение у этого человека может меняться, как погода в тундре. Но Правитель надул щёки и, покосившись на своих помощников, пробурчал:

– А что ж мы так вот с вами сидим?! Давайте хоть выпьем за встречу? Вы не против выпить? Со мной?!

– Ну, как я могу…

– Ну, вот и хорошо! – Правитель хлопнул ладошка в ладошку и яростно потёр ими друг о друга, затем крикнул. – Эй! Кто там есть! Давайте нам мою любимую вишнёвку, грейпфруты и ещё там чего…

Правитель улыбнулся и, усевшись в кресле, развалился, вытянув ноги:

– Ну, спросите меня чего-нибудь, что Вы так смущаетесь. Поверьте, я не каждого человека так прошу… и разрешаю спрашивать…

Кирилл вздохнул, он не знал, что вообще тут можно спросить и чем поинтересоваться.

Но, наконец, собрался с мыслями и выдавил из себя:

– А как же тогда другие? У них фамилии есть, может, тоже им лучше бы было по званиям… должностям… подчинённым вашим?

Правитель рассмеялся, но смех его был какой-то подленький, сдержанный, он хихикнул три раза и, погрозив пальцем Кириллу, словно нашкодившему ученику, молвил:

– Э-э-э нет! Нет, тут тоже своё есть искусство! Тоже своя логика! Тут всё должно быть с умом! Поэтому у них есть фамилии, вернее не фамилии, а псевдонимы! Клички так сказать!

Кирилл сглотнул слюну. Он смотрел на Правителя и ждал… правда, чего – не знал.

– Что Вы… говорите? – подгонял его хозяин.

– Не знаю. Клички… клички… хм, странно, что, значит, Бродский – это кличка? Вот этот секретарь Бродский – это псевдоним?!

Правитель, довольный, приподнялся с кресла. Его глаза блестели от удовольствия. Он радостно махнул рукой и затараторил:

– Ну да! Конечно, это псевдоним в честь поэта… того. Ну, нобелевского лауреата… поэта, в общем, знаете Вы… про Венецию, Марию Стюарт и прочие стихотворения… Ну, в общем, так вот… он носит его фамилию. А на самом деле его фамилия Зельберман. Моисей Соломонович.

Лучинский затаил дыхание. Он посмотрел на Правителя и воскликнул:

– Хм, вот те раз! Но зачем?!!!

Верховный вновь махнул рукой и улыбнулся:

– Как? Вы не поняли? Это схема такая, система! Я думал, Кирилл, Вы умнее, извините…

Лучинский покачал головой и ухмыльнулся:

– Я, простите, не пойму, зачем Зельберману носить имя великого русского поэта?

– Великого советского поэта! – поправил правитель. – Да затем, простая Вы душа, что он еврей! И еврей у нас, как всегда, нация ругаемая! Вот! Ну, представьте себе, говорили бы, этот секретарь Зельберман! Фу! Рожа жидовская назвали бы, и всё такое… противно бы было…

Кирилл хлопнул себя ладошкой по коленке:

– Ну, его так и называют…

Правитель покачал указательным пальцем:

– Нет, не скажите! Его называют Бродский! А рожей жидовской называют именно Бродского, а не Зельбермана!

– Да, но в чём тут смысл?! – не унимался Кирилл.

Правитель стал вдруг совсем серьёзным и, выпятив как-то нелепо вперёд голову, напряг все вены на шее и прошипел, как шланг под давлением сжатого воздуха:

– А в том, что сейчас рожей жидовской называют нобелевского лауреата! Вот это и есть гармония! Нобелевский лауреат ими руководит!

Лучинский тяжело вздохнул и опустил глаза в пол:

– Ими руководит Зельберман…

Правитель ухмыльнулся и вновь откинулся на спинку кресла. Довольный, он закинул одну ногу на другую и махнул небрежно рукой:

– Это Вы знаете, но не они.

Кирилл встрепенулся и тревожно посмотрел на Верховного:

– Так значит и этот, как его, ну… второе лицо в государстве?!

Хозяин рассмеялся. Он закатил глаза и, хватаясь за живот, гоготал, как конь. Затем, переведя дух, устало спросил:

– Ну… да… да… Вы имеете в виду Павла Егоровича Бунина? – и тут сам себе же ответил. – Да, да, в честь великого русского писателя и нобелевского лауреата…

Кирилл немного обиделся. Он почесал волосы над правым ухом и тихо спросил:

– А он кто в натуре?!

Правитель сел прямо и ответил:

– Он, хм, он… – и Правитель три раза вновь хихикнул. – Он в натуре… Золотевич, Исаак Михайлович Золотевич.

Лучинский по инерции бросил:

– Тоже еврей?!

Верховный встрепенулся и стал серьёзным:

– Но про него уже не услышишь рожа жидовская… он Бунин! Великая фамилия! Хотя и я, и Вы теперь знаете, что он обычный хитрый еврей! Вот!

– А зачем Вы тогда этих… евреев к себе?

Правитель встал. В этот момент подвезли небольшую хромированную тележку на маленьких колёсах. На передвижном столе возвышалась бутылка с вишнёвкой, два бокала. В вазах лежали очищенные и порезанные грейпфруты, апельсины и ещё какие-то фрукты – всё это на серебряных с позолотой блюдах. Правитель разлил водку по бокалам, протянув один Кириллу, второй взял сам и, выпив, закусил грейпфрутом. Затем он опустился на своё место в кресле и словно устало сказал:

– Ну и что?! Евреи – умные люди. И главное – умеют угодить! И знают выгоду. Вот! И на первые места не лезут! Вот Вы говорите – историю знать надо! А сами?! Лезли ли когда-нибудь евреи во власть самую верховную. Ну, на трон так сказать, чтобы всеми повелевать напрямую у нас?! Ну, в нашей истории? Нет!!! А вот у руля были и помогали рулить. В том-то их универсальность. А то, что их будут жидами называть, так от этого не убудет. Да они и не обижаются, просто не обращают внимания. Они ведь умные люди. Ну, скажите, ну и что вас бы обозвали рожей жидовской?! Что вам от этого?! Ну?! Вот Вас ведь обзывают те же немцы русская свинья?! А?! Вот вы что ж, вешаетесь от этого?! Нет! Не вешаетесь! Так же и жиды… простите, евреи. Они умные люди и тактичные. Вот. Они мне нравятся. Поэтому и у руководства стоят.

Кирилл выпил вишнёвку и тоже потянулся за долькой апельсина:

– Так и те двое… Пельше и Кунаев – это псевдонимы?

– Конечно! Это псевдонимы! Наконец-то до Вас дошло! У меня есть правило – вся высокая охрана носит фамилии, этих, ну были такие… члены… политбюро… вот они в честь их и носят. Вот так! Пусть носят.

– А как у них фамилии?

– Ай! Да я и не помню! Я своих самых близких знаю. А те… те… второй круг, так сказать. Просто вот Кунаев, Пельше, Демичев, кто там ещё…

– Суслов, Громыко… – подсказал Кирилл.

– Да! Суслов, Громыко! Вот были такие деятели! Члены! Так сказать! – Правитель почему-то сделал особое ударение на словно «член». – Пусть, пусть им память такая будет!

Кирилл ухмыльнулся:

– Память в виде того, что членов этих… вот… нобелевские лауреаты гоняют?

– Ну и так…

– Понятно… вроде как… историческая справедливость…

– Понимайте, как знаете… – устало махнул рукой Правитель. – А впрочем, будет ещё много, чему вы удивитесь. Но не это ведь главное. Вы, Кирилл, странный человек! У Вас другая миссия! У Вас другая судьба! А Вы вот, простите, ерундой сейчас интересуетесь! Главное-то Вы! Наше с Вами общение!

Кирилл тяжело вздохнул, вновь потупив глаза, тихо буркнул:

– Вот этого я и опасаюсь.

– А что тут? Что тут опасного? Вы мне нужны как помощник, как очень нужный помощник! Как незаменимый помощник! Вы не должны бояться своей участи. С Вами всё будет хорошо! Только…

– Что только?! – встрепенулся Кирилл.

– Только не делайте глупостей! И всё! Ну, я вижу, Вы утомились, и я… уже устал. Вам пора и отдохнуть. Кстати, спать будете в специальном корпусе… и Вас ждёт ещё одна приятная, а может, и очень неожиданная встреча. Только вот Вы ничему не удивляйтесь! Ничему! Всё будут хорошо! Всё…

Правитель встал, вздохнул, покосился на столик, налил себе ещё вишнёвки и выпил, не предложив Кириллу. Верховный поморщился и, закусив грейпфрутом, повернулся, махнув рукой, удалился, даже не попрощавшись.

Кирилл так и остался стоять в недоумении и смотрел вслед этому загадочному и могущественному человеку. Даже когда за Правителем закрылась огромная двухстворчатая дверь, Лучинский продолжал стоять недвижимым и разглядывать ручку этой самой далёкой двери. Сколько бы он так ещё стоял, не ясно, но тут до него кто-то дотронулся.

Это была миловидная девушка с аккуратной причёской в строгом тёмно-синем костюме и красной нашивкой на лацкане пиджака. На руке её словно горела меленькая золотая звёздочка, а на грациозной шее, как крестик на цепочке, висел какой-то замысловатый медальон в виде буквы «П».

– Прошу Вас следовать за мной. Вас ждут, – девушка склонила голову.

Кирилл увидел, что руки у неё в белых перчатках, словно она была на параде. Лучинский улыбнулся и повиновался. Он пошёл на выход в дверь напротив той, куда вышел Правитель. Кирилл шёл почему-то без страха и смущения. Слова Верховного о его безопасности показались ему очень убедительными. И теперь в душе Кирилла притаилась лишь такая вот маленькая неуверенность перед будущим.

Они вышли через большие двери. Затем ещё через одни, и вот, наконец, они оказались в длинном полумрачном, каком-то бесконечном коридоре с тёмно-красной ковровой дорожкой, тоже уходящей вдаль. К девушке незаметно присоединились ещё два охранника в чёрной форме, с красными нашивками и маленькими жёлтыми звёздочками на руках. Кирилл на них почти не реагировал, он относился к своему патрулю как к должному.

Кирилла подвели к еле заметной дверке лифта, которая маскировалась в углублении длинного коридора. Они зашли в кабину и поехали… как почувствовал Кирилл, вниз. Сколько метров они спускались, было определить очень трудно. Как Лучинскому показалось, они углубились этажей на пять-шесть нормального городского дома. Затем дверки открылись и Кирилл зажмурился: в глаза ударил резкий, противный, голубовато-белый свет. Ему помогли выйти, чтобы он не споткнулся о порог кабины. Охранники подхватили его под локти и подвели к столу, который стоял, перегораживая проход. За огромным белым столом и с кучей каких-то кнопок и лампочек, мигающих, как светомузыка, сидел толстый человек в ярко-жёлтом кителе. Он, ничего не спрашивая, протянул руку, девушка вручила ему какую-то маленькую пластиковую карточку величиной с небольшую фотографию. Мужчина в жёлтом кители нагнулся под стол и примостил эту самую карточку в чрево какого-то прибора. Через несколько секунд раздался писк, и сзади толстяка в жёлтом раздвинулись почти невидимые стеклянные двери. И только тут Кирилл рассмотрел какой-то странный коридор, он вилял, как лесная тропа, и не имел прямых и ровных углов. Коридор уходил тоже вдаль и был освещён жёлтыми ярко светящимися лампами. В конце коридора чернела не то дверь, не то какой-то тёмный люк. По бокам коридора виднелись светло-синие двери с окошками в верхней части. У дверей не было ни ручек, ни замков. Кирилла подвели к одной из таких дверей, сопровождающая его девушка втолкнула в щель между дверью и косяком ту самую пластиковую карточку (оказывается, толстяк вернул её назад). Что-то щёлкнуло, и над дверью закрутилась и замигала красная лампа. Дверь медленно отползла куда-то, сначала назад, затем в бок.

Путь вновь был свободен.

«Да, удрать из этой кремлёвской то ли тюрьмы, то ли гостиницы поистине невозможно! Судя по всему, над нами метров двадцать бетона!» – подумал Кирилл с каким-то весёлым равнодушием.

Они вновь вошли в помещение, но тут же их остановил человек в красном кителе. Он улыбнулся, молча кивнул девушке и охранникам и показал им, что они свободны. Свита, сопровождавшая Кирилла, растворилась, как в сказке, он лишь услышал, как сзади, зажужжав, закрылась дверь.

Путь был окончательно отрезан…

– Здравствуйте! Товарищ Кирилл, Вы наш особый постоялец. Сразу представлюсь. Я начальник внутренней стражи государственного комплекса «Гостиница „Кремль“» Хрущёв. Я буду следить за тем, чтобы у нас Вам было особенно приятно и уютно. Добро пожаловать!

– Здрасте… – Кирилл растерянно вглядывался в черты этого человека.

«Знал бы папа Кузькиной матери и отец кукурузной революции эс-эс-эс-эр, что его фамилию в виде клички дадут гарсону… пусть и такому важному. Нет, наверное, всё же он администратор… гостиничный администратор», – с ухмылкой подумал Лучинский.

– Мне поступило распоряжение приготовить для Вас одноместный люкс. Но сначала Вы должны посетить наш специальный изолятор. Там, кстати, как Вам и обещали, Вы встретитесь с одним человеком… ну, а потом, потом, если пожелаете, или не захотите с ним больше оставаться один на один, или просто захотите побыть и пожить один, то Вас переселят в одиночный люкс, – Хрущёв добродушно улыбнулся. – Вы согласны с таким предложением?

– Хм, а если нет? – съязвил Лучинский.

Хрущёв ничего не ответил. Он лишь ещё раз улыбнулся и поднял руку. Тотчас за его спиной появился ещё один охранник в бледно-розовой форме цвета недоспелого арбуза.

– Проведите товарища Кирилла в спецномер ноль ноль один. И распорядитесь ему дать всё, что он запросит. Еда, спиртное, табак. И прочее.

– Прочее?!!! – удивился Кирилл.

– Ну, да…

– Хм, что я бабу… простите, женщину, могу вызвать…

– А что, Вам надо?!

– Нет, но…

– Вот когда понадобится, можете обратиться… – равнодушным тоном ответил Хрущёв.

Кириллу показалось, что он разозлился, да и вообще этот администратор-тюремщик не очень-то обрадовался ему. Но рассуждать времени не было. Его пригласили пройти с этим парнем цвета арбузной мякоти.

Его опять провели по изогнутому коридору, но на этот раз туннель вёл вправо. Шли они недолго. Сразу за прозрачной дверью, которая раздвинулась, как по мановению волшебной палочки, перед ними оказался ещё один охранник в арбузной форме. Он-то и указал Кириллу на небольшую дверь сбоку. За ней оказался… ещё один коридор.

«Господи! Они, как кроты, тут нарыли целую вот шахту, что тут за город? Как в кино про будущее. Только вот это жаль, что не кино, а самое настоящее будущее!» – грустно подумал Кирилл.