ОН проснулся от дикой жажды. Голова не болела с похмелья, но во рту, да и внутри пылал костёр, это был жар организма. Кирилл захотел пить и понял, что вот-вот потеряет сознание, если не глотнёт холодной воды. Он к своему удивлению обнаружил, что спит раздетым, и кто-то его аккуратно укрыл свежей и приятно пахнувшей простынёю. Одежда аккуратно сложена на стуле, а рядом с кроватью на тумбочке стоит открытая бутылка с минеральной водой. Лучинский потянулся за посудиной и ненароком уронил стакан, что стоял рядом и который он не заметил.
– Мать твою! Ой, горит душа! – пробурчал он и принялся жадно глотать воду.
Через несколько секунд он насытился и, задержав дыхание, с наслаждением выдохнул на полную силу лёгких. Затем втянул воздух и вновь тяжело вздохнул:
– Фу! Какое спасение! – он вдруг понял, что разговаривает сам с собой.
Кирилл вдруг так захотел подбежать к окну и, растворив его, втянуть ноздрями свежий и холодный чистый воздух улицы. Но тут же он вспомнил, что номер находится глубоко под землёй.
Кирилл зажмурился и застонал:
– Ум… замуровали, демоны…
– А Вы любитель киноцитат! – раздался знакомый голос и затем какие-то жидкие аплодисменты.
Лучинский вздрогнул. Он непроизвольно натянул простыню до подбородка и поискал глазами то место, где скрывался невидимый человек. В углу он рассмотрел мужскую фигуру. Это был Хрущёв. Начальник гостиницы стоял, сложив руки на груди.
– Этот Вы? Вы, что… тут, подсматриваете за мной? – возмутился Лучинский, правда, получилось у него это не убедительно, а как-то трусливо.
– Подсматриваю не я, а мои операторы… – вновь голос звучит как-то тревожно и очень знакомо…
Кирилл вдруг напряг мозг. Ему показалось, что он уже слышал этот голос в прошлой жизни.
«Стоп? Стоп? Ко мне приходит память прошлого? Но откуда я мог слышать этот голос в прошлом? Он что, со мной работал в газете? Может… Нет, не может быть!»
– Сейчас вы придёте в себя, пойдёте в бассейн и примете душ, а потом… потом завтрак и три дня строгой диеты. А потом процедуры, и Вы приступаете к обследованию То есть к своей основной работе. Вас уже ждут врачи в спеццентре при главной кремлёвской больнице.
– Что?! – Кирилл, вздрогнул. – Какое исследование?!
– Как какое? А Вы что думаете, зачем Вас сюда привезли? Верховный Правитель ждёт результатов! И Вы должны оправдать его доверие! – насмешливо сказал Хрущёв.
«Стоп! Нет, я определённо слышал этот голос! Он мне знаком! Он… он, что тоже из прошлого?»
Кирилл зажмурился и застонал.
Он вдруг с трудом вспомнил полубредовое посещение Мавзолея. Он никак не мог понять, что это было: сон или явь?!
А может, это просто галлюцинации?!
А может, не было никакого Мавзолея и каких-то там этих… заговорщиков?!
Их не было?!
– Вы пытаетесь зарыться в свои мысли? Вставайте, товарищ Кирилл!
И опять это знакомый голос… он вновь мучает барабанные перепонки своей загадкой и воспоминанием.
– А где… Ленин?
– Владимир Ильич себя плохо чувствует… и вообще, пока Вам не нужно видеться. Возраст у старика как-никак!
Кирилл кивнул головой и обречённо поддакнул:
– Да, да, конечно… и всё-таки… он…
Хрущёв груб и категоричен:
– Он будет в норме… позже…
Опять этот голос!
Стоп!
Он слышал его в Мавзолее! Да! Это был он! Это человек в маске, это председатель заговорщиков! Этот определённо он!
Кирилл в ужасе посмотрел на Хрущёва и открыл рот от удивления и смятения, чтобы спросить, но не успел. Хрущёв, прижав палец к губам, покосился на потолок, потом громко, словно для кого-то сказал:
– У Вас был очень нервный и очень странный сон?! Вы несколько раз просыпались в бреду! Вам что-то приснилось страшное?! Да?! Товарищ Кирилл?
Кирилл беспомощно замотал головой, понимая, что он должен сейчас просто либо молчать, либо подыграть этому… Хрущёву или председателю заговорщиков.
– Да… уж, вот, не могу отойти… а мне можно виски? Или пива? – растерянно пробормотал он.
– Нет! – обрезал Хрущёв. – В ближайшее время никакого спиртного! Вы должны попасть к врачам в нормальной форме стерильного пациента. Так что принимайтесь приводить в порядок своё тело! – почти скомандовал Хрущёв.
– Когда надо будет, я Вас найду! – сказал он, то ли дав понять, что Кириллу надо ждать новой встречи с заговорщиками, то ли просто то, что Хрущёв подаст ему определённый знак.
Кирилл остался один.
Он некоторое время лежал недвижим, вслушиваясь в тишину. Потом, убедившись, что в номере никого больше нет, скоро и ловко вылез из-под простыни и поплёлся в бассейн. Там он осторожно спустился в воду и несколько минут плавал в ней, как осенний лист, безвольно и обречённо бесцельно. Затем он нырнул – и к нему вернулась как-то скромненькая бодрость. Затем он нырнул ещё и ещё… потом начал плескаться, как морж, фыркая и резвясь. Устав от своего развлечения, он, тяжело дыша, выполз на мраморную ступеньку и некоторое время сидел и ждал, пока вода окончательно стечёт с его тела. Потом он поплёлся в большую комнату, гостиную, и увидел, что бар, в котором стоят бутылки, закрыт толстой стеклянной перегородкой. Кирилл потрогал её и, поняв, что остался без выпивки, обречённо плюхнулся в мокрых плавках на роскошный диван.
Затем ему принесли завтрак, затем он обнаружил, что у него есть возможность посмотреть кино по плоскому и странному большому телевизору, а затем он просто стал валяться на диване от безделья, распевая какие-то блатные матершинные песенки. Потом был ужин и опять просмотр фильма со скуки. Кирилл понял, что местные телепрограммы ему смотреть запрещено, поэтому он вынужден был, пользуясь электронной картотекой, которая находилась в пульте от телевизора, часами смотреть старые советские фильмы. Благо фильмотека этой элитной спецгостиницы была огромная.
Всё это время он понимал, что чего-то ждёт. Или кого-то…
Но ничего не происходило.
Он превратился в обыкновенного узника тюрьма, только вот в отличие от того же Дантеса – будущего графа Монте-Кристо – его камера была очень и очень комфортабельной.
Он уснул на диване.
И на следующий день всё повторилось вновь.
Потом опять.
Сколько прошло вообще таких вот безликих и длинных и нудно противных дней, он не знал…
Очнувшись оттого, что ему нужно вести самому какой-то отсчёт на пятый… или, может быть, седьмой день, он хотел было завести себе какой-то маленький календарь заточения, но не придумал где и чем делать эти самые зарубки.
И ещё три дня прошли в тоске и ожидании.
Безвременье. Вот что значить безвременье.
Он попал в ситуацию безвременья!
Время ему, оказывается, и не нужно, оно материально, но оно обесценилось! Оно не нужно его телу, его организму, его жизни. Оно лишнее теперь для него и не имеет никакого значения! Вот так жить без времени!
А это, оказывается, страшно: взять и оказаться без времени! Хоть один человек мог бы себе представить, что время ему не нужно?!!!
Оно просто не нужно!
Кирилл то ходил по номеру, то лежал в кровати, то на диване и всё время думал, думал, думал. И мысли всё больше и больше пугали его! Они пугали его именно безвременьем!
«Мы всё время… Господи, я даже в мыслях обращаюсь ко времени! Вот опять… мы во время!!! В нормальной жизни только и думаем, что про… время! Оно для нас… то медленно тянется, то слишком быстро бежит! Мы всё время… Господи, опять время… Мы всё время сравниваем что-то со временем! Опять со временем! „Со временем подрастёшь“, – говорит мать! „Ты временный человек на этой земле“, – говорит поп! „Время – деньги“, – говорит бизнесмен! И все они правы! Но могли бы они представить, что вот так, однажды, человек возьмёт и обесценит время! Просто уберёт его как понятие, как физическую структуру! А вообще время может быть именно физической структурой, если твоё тело не стареет?! Как оно может стареть, если нет времени?! А может, это и есть самое страшное наказание – мне… да и другим вот так, ощутить, что времени больше нет! Господи, нет времени! У меня сейчас лопнет от дум таких голова! Сойду с ума?! И в самом деле, а могу ли я сойти с ума от того, что вот так рассуждаю? Интересно, когда я думаю, время вообще идёт?! Оно остановилось или нет? Нет, оно не может остановиться, ведь… оно тоже вечно! А что если я и есть время?!!! Что если я… просто вот так – превратился во время?!!! А?! Господи, как страшно!!!»
Он уснул. Сон был тревожным, и вообще, был ли это сон или так, полудрёма.
Но очнулся он от какого-то звука. Кирилл вздрогнул и увидел, что на пороге стоят охранники. А это значит – наконец-то за ним пришли!
Он был счастлив, что его вообще вспомнили и пришли!
– Как долго вас носило! – мрачно пошутил он и засуетился.
Он оделся быстро, но как-то нервно и дёргано. Он волновался. Он понимал, что его куда-то поведут, но куда?
К кому?
У охранников спрашивать бесполезно, хотя…
– А куда мы идём?
Молчание…
Молчание – лучшая защита…
Его вели по коридору. Он чувствовал, что раздуется хоть такой, под конвоем, но прогулке. Он радуется просто движению, стремлению к чему-то! Даже к неведомому!
Они поднимались на лифте, потом шли, шли. Раза три его передавали «из рук в руки». Конвоиры менялись, коридоры мелькали.
И вот, наконец, последняя, как он понял, остановка. Это было явно медицинское учреждение. Сотрудники и сотрудницы строго в белых и бледно-синих одеждах. На лицах марлевые повязки. Так что черты человека рассмотреть нельзя. Его завели в большой кабинет. Он напичкан какой-то аппаратурой. Мониторы, шкафы с лампочками и датчиками, лампы причудливой формы с ядовито-синим свечением. Какие-то приборы со шлангами и насосами и куча различных странных сосудов с жидкостями.
И ещё много всего.
Тут человек невольно теряется…
Слабый характерный писк и мигание лампочек.
Кирилл окинул помещение пристальным взглядом, он понял, что эксперименты ставить над ним будут именно здесь. Лучинский потрогал один из приборов и тяжело вздохнул, в этот момент его сзади окликнули:
– Да, товарищ Кирилл! Смелее!
Лучинский обернулся. Перед ним стоял секретарь правительства Бродский. Белая рубашка, но вместо тёмно-синего на этот раз ярко-оранжевый галстук. В нём Бродский уже не так похож на представителя похоронного бюро, как в их первую встречу. Но смазливая рожа и зализанные бриолином волосы остались. Глаза внимательно всматриваются в гостя, в них нездоровый охотничий блеск. Кирилл невольно улыбнулся.
Бродский сделал шаг вперёд и приобнял Кирилла за плечи:
– Вы, товарищ Кирилл, Вы настоящая историческая личность, и вы будете творить мировую историю!
– Да уж, сказал лаборант подопытной мыши… – буркнул Лучинский.
– Ну-ну, зачем такое упадническое настроение?! А?! Никто Вас тут на органы не пустит! Печень не вырежет, а почки не отрежет! Всё будет хорошо, просто тщательное и доскональное обследование пройдёте – и всё! – подбодрил его Бродский, он отстранился от Кирилла и, прихлопнув его по плечу, добавил. – Кстати, обследование увести будет ваш старый знакомый! Это доктор, уважаемый в нашей народной республике! Михаил Альфредович Щупп, профессор, недавно получил государственное звание – народный лекарь! А это особые привилегии и полномочия! Он и займётся вашим обследованием! – Бродский кивнул в бок.
Из-за приборов вышли Щупп и ещё два человека в белых халатах. Щупп грустно улыбнулся Лучинскому.
– А это его помощники! Это товарищи Лысенко и Вавилов! – Бродский указал на двух незнакомцев в халатах. – Они помогут во всём товарищу Щуппу! И более того, у них есть тоже кое-какие идеи относительно нашего проекта!
– Лысенко… Вавилов… опять ваша фантасмагория! – хмыкнул Кирилл. – Надеюсь, тот, что Лысенко, не будет заставлять выдёргивать пинцетом у меня волосы из носа?! А то его, как это… прототип в двадцатом веке заставлял полстраны с пинцетами раком по полям ходить, – съязвил Кирилл. – Выдёргивать волоски у колосков! Ещё тот был мудак!
Бродский рассмеялся, Лысенко стоял как оплёванный и не знал, как реагировать на слова Лучинского.
А Бродский весело ответил за него:
– Ну, наш товарищ Лысенко не такой, как Вы выразились, мудак! Он тоже профессор и заслуженный учёный. А товарищ Вавилов у него старший! Вот так и примирили мы их! – издевательским тоном пояснил Бродский. – И ещё, мы Вам, товарищ Кирилл, сделали приятное! Сделали, так и быть! – Бродский как-то издевательски погрозил Кириллу пальцем. – Вот человек, которого Вам наверняка будет приятно увидеть!
Из-за шкафа с аппаратурой вышла она!
Он даже вздрогнул от неожиданности!
Её голубые глаза излучали теплоту. Роскошные светлые волосы аккуратно собраны под белой шапочкой. Даже в бесформенном халате она выглядит очень сексуально: большие груди и стройная фигура. Девушка виновато смотрела на Кирилла и молчала. Она потупила взгляд и, достав из кармана халатика носовой платок, вытерла им кончики пальцев.
Лиза! Лиза!
Как он мог забыть о ней?!!!
Нет, он не забыл, он помнил, просто… просто не было времени вспоминать…
Нет, Лиза!
Действительно, ему очень приятно её видеть. Бродский словно играл на его чувствах. Сердце ёкает в груди, как будто он увидел близкого и совершенно родного человека.
– Ну, Елизавета! Что же Вы, не стесняйтесь, подойдите ближе! Смелее! – Бродский явно скомандовал, девушка неуверенно двинулась вперёд.
Секретарь правительства взял её за руку:
– Вот, товарищ Кирилл. Это Лиза Палкина. Подающая надежды, молодой ученый. И она включена нами в список Вашей бригады исследований! Вы что ж… не рады?!!! – Бродский пристально посмотрел в глаза Кириллу.
– Нет, почему, я… просто… как-то…
– А что тут такого? Палкина Вас обследовала на протяжении последних четырёх лет! И она, именно она, как никто другой знает особенности Вашего организма… да и Вам будет приятно работать с такой красавицей…
– Да… конечно… – окончательно смутился Кирилл.
– Ну, что ж Вы не поздороваетесь? А? – давил секретарь правительства.
– Здравствуйте… – выдавил из себя Кирилл.
Он покраснел, он сейчас был похож на влюблённого восьмиклассника. Опустил взгляд, горят от напряжения кончики ушей. Во рту пересохло.
Лиза… милая Лиза, она из всего, что его окружает, как светлое пятно! Почему, почему он забыл о ней?! Он забыл о ней?!!! А может, она, только она может его спасти?!
«Спасти?! От чего?! От бессмертия?! От безвременья?! От чего меня спасать?! Странно! Как всё странно! Спасать нужно человека, который ни в чём в принципе не нуждается!» – подумал Кирилл.
– Здравствуйте, товарищ Кирилл, – Лиза смущённо улыбнулась и тут же разрядила обстановку.
Она вязала Кирилла за руку и потрогала запястье, прощупав пульс. Несколько секунд висело молчание, и вот девушка радостно сказала:
– Всё хорошо, пульс слегка учащённый, но всё в норме. Человек готов к работе! – она посмотрела на Бродского.
Вавилов и Лысенко одобренно причмокнули, Щупп тоже кивнул головой и, радостно вздохнув, заявил:
– Ну вот, товарищ секретарь, всё будет хорошо! Всё хорошо!
Бродский вдруг нахмурился, он обвёл взглядом всех присутствующих и ледяным тоном сказал:
– А я и не сомневался в этом! Другого быть просто не может! Что ж, я рад, что всё идёт, как я и рассчитывал. Итак, я оставляю вас в надежде, что следующий раз, когда я приду, вы сможете порадовать меня уже первыми надежными и оптимистичными результатами! Всего доброго! – он сказал это, как будто бы угрожал.
Всем!
Почему «как будто»? Он и угрожал.
Кирилл понял его именно так.
Лысенко и Вавилов засуетились и скрылись где-то среди приборов. Щупп взял под локоть Бродского и повёл к выходу, что-то бормоча ему негромко на ходу. Михаил Альфредович вёл себя так, как будто хотел оставить Кирилла и Лизу один на один. Старый врач словно понимал: им сейчас свидетели не нужны.
И это была правда.
Когда все разошлись и Лиза осталась стоять одна рядом с ним, Кирилл не мог найти в себе силы, чтобы что-то ей сейчас сказать. Он смущённо сопел и думал, что должен сделать.
Как должен себя вести?
Ерунда какая-то, что тут стесняться, у них ведь ничего нет и не было!
Почему он так смущается её? Он боится её?! Но почему?! Он надеется, но на что?!!!
Девушка осмотрелась и, подойдя совсем близко, кивнула на большую белую ширму. Она стояла сбоку, как бы прикрывая кушетку рядом с аппаратурой.
– Туда идите. Там поговорим.
Кирилл повиновался, он медленно зашёл за ширму, сел на кушетку, как-то обречённо сложив руки на коленях. Он ждал. Лиза подошла совсем близко, она, еле коснувшись, погладила его по волосам:
– А я, честно говоря, соскучилась по Вам. Я привыкла к Вам, как к родственнику. Как-никак обследовала Вас в центре Топорыжкина в Красноярске целых четыре года. Вы, можно сказать, часть моей жизни… – хмыкнула девушка и села рядом на кушетку. – Вы тут можете негромко говорить, никто не услышит и не запишет ничего. Наш разговор будет только наш. Для этого я включила напряжение на катушки и подала его на ширму. Это специальная ширма, которая отводит электроволны, посторонние от высокочувствительных приборов. И эта ширма действует как глушилка. Так что можете говорить и не бояться.
Кирилл посмотрел на девушку и вздохнул:
– Что мне бояться, Лиза? Мне уже нечего бояться. Вы же понимаете, какая участь мне уготована. Бойся или не бойся, а на закланье пойдёшь за идею вашего этого… Верховного.
– Вы были у него?
– Да, уже два раза.
– Он Вам что-то рассказывал?! – спросила Лиза.
– Да, он и его холуи уже мне всё рассказали, посвятили в свои планы. И мне очень жаль, Лиза, что разрабатывать и воплощать в жизнь суждено именно Вам! Вы такая… но это не имеет никакого значения. Мне очень приятно Вас видеть. Так даже легче. А где, кстати, вот та, вторая женщина? Ну, заведующая отделением?
– Вы и про неё знаете?! – испугалась девушка.
– Что я должен знать? Нет, не знаю… – растерянно ответил Кирилл.
– Ну, не знаете. Ну, так это к лучшему… – Лиза вдруг стала совсем грустной. – Вы имеете в виду Светлану Турнову?
– Ну, я не помню, по-моему, да… – Кирилл вдруг покраснел, он понял, что врёт и ему стыдно. – Она такая вот, на гречанку похожа…
– Вы очень хотите её видеть?!
– Нет, но просто…
– Нет, Вы знаете, что-то знаете про неё!
– Нет, да ничего я не знаю! И вообще, просто спросил! Зачем мне вот эти Лысенковы и Вавиловы! Лучше бы уж знакомые врачи!
Но Лиза его не слышала, она запричитала как-то часто и страшно обречённо:
– Нет! Вам не надо с ней видеться! Не надо! Это Вас окончательно добьёт!
Кириллу стало немного страшно за девушку. На секунду показалось, что она не в себе. Он тревожно переспросил у неё:
– Что добьёт?! Что за загадки, Лиза?! Говорите мне толком! Опять тайны!
– Это страшно! Молчите! Молчите! – девушка заплакала. Она разрыдалась и тут же, как бы собравшись, достала из кармана платок и вытерла слёзы.
– Извините, если я обидел Вас… – обомлел Кирилл.
Ему было очень неудобно, что он вызвал у девушки такую реакцию.
– Да нет, это не Вы! Это я. Я! Я виновата. Мне не надо было во всё это влезать! Мой шеф! Он, конечно, хороший человек, он романтик, он видит только хорошее. Он увлечён этой идеей! И я! Я поверила ему! А сейчас, сейчас я понимаю, что всё это ерунда! И что мы будем работать на зло!
Кирилл погладил Лизу по плечу ласково и осторожно.
– Так откажитесь! Просто откажитесь!
– Нет! Это бесполезно! Вместо меня найдут другую. А Михаил Альфредович… он как ребёнок, он не понимает, что делает! И меня не слышит! Хоть я ему и стараюсь всё донести.
– А что, что он не слышит?
– Он ведь разработал свой метод долгожительства! Он мечтает его внедрить, и чтобы все, все пользовались им! А я уже поняла, что ему не дадут этим воспользоваться! И его метод только сработает на руку этим безумцам… Так что я во всём виновата.
– А в чём Вы виноваты?
– Простите, но мне надо было с Вами поступить жёстко…
– В смысле?!
Он вдруг понял, что эта девушка сильно изменилась. Она стала совсем другой, не такой, какой он видел её в последний раз. Возможно, с ней что-то серьёзное произошло, и она решительно либо поменяла в своей жизни цель, либо вообще потеряла смысл жизни.
– Я не должна была Вас доводить до пробуждения. Мне нужно было…
Девушка вновь заплакала. Кирилл, поражённый, посмотрел на неё. Её плечи дергались, словно от попадания маленьких камешков. Ему было так жаль её.
– Вам нужно было умертвить меня?! Чтобы я умер?! – горько спросил он.
Девушка ничего не ответила, она пару раз всхлипнула и, подняв глаза, полные слёз, жалобно посмотрела на него. Он понял всё в её взгляде, он понял весь трагизм ситуации этой красивой молодой женщины.
Он всё понял – и вдруг! И вдруг он тихо рассмеялся:
– Как я сразу не догадался?! Как я сразу не догадался… это же выход! Вот он выход! Господи! Это же выход!
– Какой ещё выход?
– Мне нужно убить себя! – как можно трагичнее сказал он, понимая, что шутит на грани.
– Нет! – вскрикнула девушка. – Даже не думайте об этом! Во-первых, это ничего не решит! Будете Вы или нет, они всё равно будут разрабатывать этот чёртов препарат! А во-вторых, вы должны помочь…
Кирилл внимательно посмотрел на неё:
– Лиза, Вы же сами сказали! Ничего не изменишь.
– Нет, изменишь! Ещё изменишь! Вот! – Лиза задрала рукав у халата и протянула свою руку к Кириллу.
– Что это? – удивился он.
– Смотрите! Смотрите! – потребовала она.
На сгибе её красивой ручки он увидел три еле заметные рыжие точки. Словно веснушки, они притаились на коже совсем в незаметном месте.
– Это… это… – растерянно шепнул Кирилл и поражённый посмотрел на Лизу.
Девушка одёрнула рукав и, поправив волосы, более жёстко сказала:
– Да, да, Вы правильно догадались! И поэтому не раскисать! А пока нужно адаптироваться. И мы что-нибудь придумаем!
– Так Вы… – Кирилл хотел что-то спросить, но ком застрял у него в горле.
В этот момент раздался голос Михаила Альфредовича:
– Что-то вы там, голубки, уж долго воркуете! Пора и приниматься за обследование. Итак…
Врач показался внезапно, словно судебный исполнитель в комнате смертников с электрическим стулом посредине. Он недобро и тревожно, как-то с недоверием посмотрел на Кирилла и покосился на Лизу. Та молча встала и, вздохнув, спросила:
– Мы сегодня что готовим?
– В первую очередь пункцию печени, ну и давайте кровь и прочее. Сразу. Что тянуть. Я думаю, пока начнём с анализов. Ну-с, Вы готовы, молодой человек? – Щупп склонился над Кириллом.
– Я-то готов, были бы вы готовы… – зло ответил Лучинский.
Он вдруг почувствовал какую-то нелепую ненависть ко всем окружающим его людям. Какая-то мгновенная вспышка злости захватила его разум. Он закрыл глаза и, тяжело дыша, откинулся на кушетку.
Щупп склонился над ним и потрогал лоб:
– С Вами всё в порядке?
– Да, в порядке, – процедил Кирилл сквозь зубы.
– Тогда выпейте вот эти таблетки, затем вот эту микстуру и, пожалуйста, проходите вон на тот стол, – Щупп уговаривал его, как воспитатель капризного ребёнка в детсаду.
Кирилл всё делал, как в тумане. Он даже не помнил, как ему помогали раздеться два санитара. Он лёг на стол и лишь хотел просто отключиться и уснуть, уснуть. Уснуть! Как у Шекспира! Как у Шекспира!
В эту секунду он вдруг подумал, ему стало сначала страшно, а затем немного смешно, он подумал совсем какую-то ересь и чепуху!
«Шекспир писал тот монолог! Тот знаменитый и бессмертный монолог! Он писал его явно в каком-то особом состоянии! А что если… А что если он писал его в таком же вот, как я, состоянии! А что, если Шекспир просто вложил в уста своего Гамлета-то его странное и страшное состояние в тот далёкий момент?! А что, если Шекспир тоже чувствовал себя бессмертным и мучился от этого?! А что, если уснуть, уснуть и умереть, и видеть сны! Это не просто слова! А это крик души?! Это код, код, который он послал кому-то в будущее! В надежде, что кто-то, оказавшийся в таком же состоянии, как он, поймёт его! И я понял его! Быть или не быть – вот в чём вопрос! Быть или не быть! Это ведь про вечность! Он хотел умереть! Уснуть! Он просто хотел избавиться от бессмертия! Видимо, не он один оказался в такой вот, как он, Кирилл Лучинский, шкуре бессмертного и совершенно опустошённого человека! Уснуть, уснуть! Это так страшно и так просто! Нет, это, наверно, всё-таки мои вымыслы! Нет, этого не может быть? А если может?!!!»
Сон пришёл неожиданно. Он был как розовый туман: сначала очень даже приятный и красивый, а затем длинный и тревожный. Туман всё длился и длился. Он был бесконечным. Он, казалось, окутывает весь мир, всю землю, всю галактику и всю Вселенную. Кирилл не понимал, он то ли летит, то ли бежит по этим розовым облакам. Таким лёгким и в то же время таким тягучим. Он пытался их пробить, чтобы увидеть, а что там, за ними?! Что там за пространство?! Но тщетно, облака всё тянулись и тянулись, и общая какая-то усталость, а затем обречённость охватили его разум. Потом опустошённость и дикое желание вообще ничего не видеть. Он хотел проснуться, но не мог. Он хотел вырваться из объятий этого сна, но не мог! Сон был вечен! Сон был жесток и всесилен! Сон уносил его в бездну, и эта бездна была бесконечной.
Кирилл открыл рот, чтобы закричать, но не мог выдавить из себя и звука. Он лишь напрягал лёгкие и мышцы гортани, но они были бессильны послать звук наружу. Он так и летел в розовую пропасть немой и почти ослепший…