КОГДА Кирилла завели в его комфортабельный номер-камеру, он в бессилии рухнул на мягкий диван. Ему не хотелось никого видеть и тем более говорить. Он вдруг так захотел раствориться в одиночестве. Вот так упасть и раствориться в одиночестве. Он устал, он устал от того, что не может ничего решить сам. Ничего. Он вдруг понял, что, действительно, вообще ни в чём себе не принадлежит, и каждый его поступок или шаг – это вовсе не его. Повальный контроль вымотал. Повальный контроль убивал разум окончательно. И ещё… ещё эта женщина, эта прекрасная гречанка, такая холодная и циничная, она добила его, высосав его семя…
«А что если я всех их обману! Вот сейчас зайду и просто вздернусь в сортире! Нет, пожалуй, не получится, прибегут и за ноги схватят, гады! Нет… надо придумать что-то другое! Как-то исхитриться и броситься, например, под колёса электрички… Тоже мне Анна Каренина… Они и тут удержат. И вообще, где мне взять эту самую электричку, чтоб она ехала? А как, как тогда мне покончить с собой? Что, я теперь на это тоже не имею право? И на смерть я тоже не имею право! На добровольную смерть!» – Кирилл замычал куда-то в обшивку дивана. Он выл, как слон во время гона. Пускал слюни, слёзы катились из глаз. Он выл, и ему так хотелось выть!
– Держу пари, Вы мечтаете о самоубийстве? – неожиданно раздался рядом голос.
Кирилл вздрогнул и, резко перевернувшись на спину, увидел, что рядом с ним стоит Ленин. Старик внимательно смотрел на него и ухмылялся.
– Ильич?! Какого чёрта? Как ты сюда попал?
– Через дверь, батенька, через дверь…
Кирилл закрыл глаза и устало, положив руку на лоб, пробормотал:
– Знаешь, я хочу побыть один. Просто побыть один. Прошу, уйди к себе в историю… ну чего ты, как призрак коммунизма, тут шаришься? Дай мне покой!
– Э-э-э, нет! Покой нам только снится! Летит, летит степная кобылица и мнет ковыль! – Ленин почесал пальцем свой широкий лоб и плюхнулся в кресло, что стояло рядом.
– Ты Блока заучил? Он же буржуй был! Да и революцию вашу он так и не принял…
– Да хр-р-рен с ним, с Блоком! – опять еврейский прононс. – Блок был наркоманом. На кокаине сидел. Марафет нюхал! Вот и донюхался, хотя стихи у него некоторые были неплохи. Кстати, знаешь?! А это ведь была спецоперация тогда! Немцы по нашему настоянию зафрахтовали пару пароходов и отправили их в Латинскую Америку. Там купили беспрецедентную по весу дозу кокаина и под конвоем своих рейдеров доставили их на рейд Кронштадта.
– Зачем? – буркнул Кирилл.
– Как зачем? А революционная матросня? Она, по-твоему, по доброй воле за большевиками пошла? Да там всех подряд коксом охмурили. Они все марафет нюхали! Они все были, как говорится, р-р-революционно настроенные, но пр-р-равильно настроены именно кокаином! А иначе? А иначе многие бы из них, конечно, такой вот фигни, что мы им предлагали, делать не стали!
– Ну вы и суки…
– А кто сказал, что революция чистыми руками делается? А?
– Всё равно суки!
– Да уж… Кстати, когда потом эта матросня очнулась, то было поздно. Они поняли, что совершили, решили задний ход дать, но кронштадтский мятеж, как ты знаешь, подавили в двадцать первом лихо. Как там у этого дурака… Демьяна Бедного? Нас бросала молодость на кронштадтский лёд?
Кирилл посмотрел на Ленина и, махнув рукой, зло бросил:
– Слушай, Ильич! Твоя революция тебе столько горя принесла! И ты вон до сих пор мучаешься! Ты мог бы стать нормальным адвокатом. Отцом многих детей. Те бы, в свою очередь, родили других детей, тоже нужных родине, а вместо этого ты по ссылкам да по эмиграциям прошатался, и в итоге стал никем… призраком! Тенью! Своей тенью! И ты с такой вот теплотой про свою сраную революцию рассказываешь? Да побойся Бога!
– Хи-хи… Бога нет… хи-хи… – Ильич, как-то скукожившись в кресле, сидел и подленько смеялся.
Лучинский смотрел на него зло и презрительно и не знал, что сказать. Наконец, Ленин распрямил ноги и, потянувшись, весело заявил:
– А я вижу… Вам стало, батенька, легче! А то задумали тут всякую чепуху! Легче, ведь Вам стало легче? – лукаво прищурился Ильич.
– Да мне не легче стало, а противнее! Понимаешь! Противнее! Я сдохнуть хочу! Надеюсь, и ты тоже самое хочешь! Понимаешь, я не могу больше! Они забрали всё! Я не принадлежу себе! Я не хочу ничего! Просто сдохнуть!
– О-о-о, батенька, Вы, я вижу, пользуетесь всеми прелестями бессмертия! И это ещё начало! Начало! И дальше будет хуже! Уж поверьте мне, старику… – Ленин вдруг стал хмурым.
Лучинский поднялся с дивана и огляделся, он смотрел на потолок, стены, пытаясь увидеть скрытые камеры слежения. Он пытался рассмотреть те места, откуда за ними следят.
– Бесполезно, батенька, ничего не увидите! – словно поймав его мысли, вторил Ленин. – Это будет преследовать Вас всегда и везде!
Кирилл сплюнул и, повалившись на диван, нервно спросил:
– Что делать-то? Что делать? Что, что я должен сделать, чтобы прервать всё это! Помоги мне, Ильич!
Ленин задумался, почесав бородку, загадочно ответил:
– Есть, есть выход. Нет такого, чтобы выхода не было. Но есть одно «но»!
– Да какое но! Говори! Я уже на всё готов! Готов пустить себя на эти самые органы для их сраных пробирок! Ты понимаешь, Ильич! Они сумасшедшие! Они построили какой-то ад на земле! Они не понимают, что тут нормальному человеку жить нельзя! Они страшные люди! Они собак жрут, крыс, они… они…
Ленин устало отмахнулся:
– Да знаю, знаю всё это, всё это эмоции. Всё это чепуха!
– Что делать-то? – прикрикнул Кирилл.
– Я говорю – есть выход. Но тебе надо довериться одному человеку. Довериться. И всё. И вот что, друг мой, ничему не удивляйся!
– Да чему мне удивляться?! Ты меня уже к своим заговорщикам сводил… после этого мне очень приятную новость сказали… такую новость, что и врагу не пожелаешь!
– Это вы, батенька, про Вашего будущего сына, которого вынашивает для Правителя одна дама?
Кирилл замер. Он несколько секунд не шевелился, переваривая информацию. Затем выдавил из себя:
– А ты откуда знаешь?!
– Я, батенька мой, тут давно уже, всё и про всех знаю.
– Он давно пережил всех нас, ведь он живее всех живых! – раздался неожиданно голос сбоку.
Кирилл покосился на дверь и увидел, что на пороге стоит Хрущёв. Начальник этого отеля-тюрьмы был хмур. Он стоял, сложив руки крест на крест, и смотрел на Кирилла…
Лучинский понял, что Хрущёв слушает их разговор давно, просто не вмешивается. Наконец, начальник гостиницы сделал несколько шагов вперёд и, оказавшись возле дивана, медленно опустился в кресло напротив. Закинув ногу на ногу, он покачал головой и добавил:
– Ильич говорит правду. Мы ведь Вас не напрасно позвали на наше тайное заседание, и поверьте… это всё не игры в масонов. И вот я Вам могу сообщить, что уже есть результаты. И эти результаты есть благодаря Вам.
– Какие ещё результаты? Что у меня сын будет? – обиделся Кирилл.
– Нет, это побочный эффект! – невозмутимо ответил Хрущёв. – Результаты есть по нашему делу, по нашей борьбе за нормальную жизнь. И они есть благодаря Вам.
Кирилл замер, он не хотел переспрашивать, а просто ждал, когда Хрущёв сам расскажет. Но тот сделал слишком длинную паузу. Ленин тоже в нетерпении ёрзал на кресле.
Наконец, Хрущёв, закрыв глаза, как-то картинно прикоснулся ладонью к виску и пафосно сказал:
– Господа, я рад сообщить, что препарат нормальной жизни готов.
– Что значит нормальной? – не понял Лучинский.
– Препарат старения… – пояснил Ильич и радостно хлопнул в ладоши.
– И что это даёт? – раздражённо буркнул Лучинский.
– А это даёт многое. Почти всё! – Хрущёв вскинул вверх руку. – Это, по сути, почти победа. Победа нашего движения за нормальную жизнь, и теперь человек, который имеет ненормальную продолжительность, должен принять этот препарат, и он автоматически превратится в нормального человека. Его организм будет стареть с нормальной скоростью, – с такой скоростью, которой задумала природа. Вот! Вот, господа! И это благодаря Вам, Кирилл! А вернее, Вашему организму, из которого при опытах и были извлечены нужные вещества! – Хрущёв, довольный, кивнул головой, словно подтверждая свои же слова.
– У-у-у, – Кирилл скептически замахал руками. – Я-то думал, что действительно, что-то революционное. А тут! Кто ж из тех, кто медленно стареет, будет пить эту микстуру?
– Ну, понятно, что нужно время. И всё же есть план, как начать процесс нормализации всех этих людей, которые сейчас имеют ненормальную продолжительность жизни.
– Какой ещё план? – подозрительно переспросил Лучинский.
– Очень дерзкий и эффективный, – кивнул в ответ Хрущёв. – И воплотить должны его Вы, Кирилл!
– Что?!!! Опять я?!!! Да… на хрен мне это надо?!!! – возмутился Кирилл.
– Как?!!! Батенька?!!! Вы же десять минут назад тут комедию, а вернее тр-р-рагедию устр-р-роили?!!! – взвизгнул Ленин. – А тепер-р-рь в кусты? Вы не хотите всё закончить?!!! Вы же сами хотели и стр-р-радали?!!! – картавил старик.
– Нет, но… – попытался оправдаться Кирилл.
– Если Вы поможете нам, Вы поможете и себе, и всему человечеству! – вновь пафосно заявил Хрущёв. – Эти сумасшедшие люди перестанут вынашивать идею бессмертия человека! Бредовую идею человеческого превосходства над временем!
– Да, я понимаю… но что я должен сделать? Что я могу? – искренне воскликнул Лучинский.
Хрущёв кивал головой, словно разминаясь перед решительной речью. Он картинно закатил глаза. Ленин тоже напрягся и замер. Кириллу всё это очень не понравилось, он заволновался и невольно, как-то на подсознательном уровне испугался. Испугался накатывающей лавины неизбежности…
– Вы должны будете заставить или уговорить, как хотите… выпить этот препарат супругу Верховного Правителя… – выдохнул Хрущёв.
– Что?!!! – Лучинский сначала хотел было дико закричать, но у него не получилось, и он в итоге лишь как-то жалобно пропищал. – Вы сами-то понимаете, что сейчас говорите?
Хрущёв кивнул головой:
– Я понимаю, что это почти безумие. Я понимаю, насколько это будет трудно. И всё же. Если Вам представится возможность, Вы должны уговорить принять препарат Стюарт!
– Да как я её уговорю? Они напротив… вон! Собираются моего сына воспитывать и быть вечными, ну если не вечными, то пару веков точно протянуть! – грустно хмыкнул Кирилл.
– То, что они собир-р-раются, ещё ничего не значит! Повер-р-рьте мне, батенька! Моему опыту, судар-р-рь, повер-р-рьте! – воскликнул Ленин.
– Конечно… поверь… а что сказать-то я должен, и вообще, почему вы решили, что она меня послушает?!
– Потому что вы отец её будущего приёмного сына… она ради уступок пойдёт на всё… лишь бы Вы пожертвовали своим родительским чувством… то есть добровольно согласитесь отдать им сына… без злобы… да и информация у нас имеется… очень для Вас забавная… симпатизирует она Вам… нравитесь Вы ей как мужик! Она хочет Вас! Понимаете, она, скорее всего, влюбилась в Вас! Это ведь её идея… сына от Вас заиметь! Спать она с Вами побоялась… гнев Правителя, конечно, силён! Но она баба, а бабы коварны, и вот, вот, вот так… она и уговорила Правителя так поступить с Вами… поэтому Вы и никто другой в этом мире не сможет решить эту проблему!
Лучинский смотрел в глаза Хрущёва, пытаясь понять, насколько правды в его словах? Ведь звучало всё это почти фантастически, словно приманка, а вернее, замануха для него! Послать его на эту роковую встречу!
«А почему роковую? Что я теряю? Что? А что вообще могу я потерять? Пусть, пусть он мне врёт и лишь успокаивает, лишь бы заманить меня на эту вот встречу, но его можно понять, а меня? Меня тоже можно понять! Я сам себя должен понять! Я сам себя должен понять и решить! Что я теряю? Вечность? А что такое вечность? Вечное мучение вот этого существования? Хм, а ведь, действительно, что я теряю? Я ничего не теряю!»
Кирилл медленно встал в полный рост и, вытянув руки по швам, словно солдат, неожиданно для Хрущёва и Ленина заявил:
– Я готов! Кто, кроме меня? Никто, кроме меня в вашем историческом заповеднике, это не сделает!
Хрущёв молчал, Ильич кряхтел и постанывал. Затем повисла тишина. Но такая пауза длилась недолго. Наконец, Хрущёв собрался с мыслями и, хлопнув в ладоши, удовлетворённо сказал:
– Вы сделали правильный вывод. Вы настоящий здравомыслящий человек. Таких сейчас мало.
Кирилл тяжело дышал. Ему ничего не хотелось говорить, ему вообще сейчас хотелось остаться одному. Он стоял и не знал, как дальше себя вести. Хрущёв кивнул ему рукой и вежливо сказал:
– Вы садитесь, что тут стоять. Я вот что скажу. Встречу с ней я Вам организую. Ведь я уже один раз организовывал её.
Лучинский медленно опустился на диван, он посмотрел на Хрущёва и переспросил:
– Это когда она пришла утром посмотреть на меня? Это вы её пустили?!
– Да, это я…
– Я так и понял, – обиделся Кирилл. – Зашла и рассматривает меня! Как коня на выставке!
– Вот об этом я и говорю! Неравнодушна она к Вам! Ладно, я организую эту встречу, ну а дальше всё зависит от Вас! Перед тем, как эта встреча состоится, Вы должны встретиться с Михаилом Альфредовичем Щуппом. Он Вас проинструктирует и расскажет о препарате, который появился. Он его разрабатывал и всё о нём знает, он расскажет, что нужно делать практически.
– Да, но этот Щупп… он же вроде против. Он свою систему долгожительства разрабатывал, как же так? Как он этот препарат делал? Он вообще, может, обманул вас? – подозрительно спросил Кирилл.
Хрущёв задумался, но ненадолго. Он, помассажировав мочку правого уха, рассудительно ответил:
– Нет, не обманул, и Вы поймёте почему. Он Вам свою позицию изложит, и Вы всё поймёте. А сейчас давайте сделаем так, что Вы останетесь один. Вызовите санитаров и пожалуетесь на плохое самочувствие. Они Вас доставят в центр Щуппа. Я дам команду: если Вам станет плохо, везти именно туда.
Хрущёв встал и, покосившись на Ильича, скомандовал и ему:
– И ты, Ильич, иди-ка к себе в номер. Иди и отдыхай. Я приду и сообщу, когда что-то изменится. Иди, отдыхай.
– Я и так сто с лишним лет отдыхаю… – пробурчал Ленин, но тем не менее подчинился и, встав с кресла, направился к двери.
Там он остановился и, повернувшись, внимательно посмотрел на Кирилла. Ильич тяжело вздохнул и как-то обречённо сказал:
– Надо же, кто бы мог подумать тогда, в Казани, что я вот так кончу. Кончу вот так нелепо и, главное, не скоро.
Лучинский и Хрущёв ему ничего не ответили. Они смотрели на ссутуленную фигурку старика, и каждый думал о своём. Ленин вышел медленно, словно пропал в пространстве.