СТРИЖЕННАЯ лысая голова, впавшие усталые глаза и совсем изношенное физически тело. Словно какой-то узник Бухенвальда, Кирилл лежал на большой кровати, опутанный целым пучком проводов. Датчики были прикреплены повсюду. Он лежал смирно и не двигался. Да ему и не хотелось двигаться. Ему хотелось просто покоя. Ему хотелось просто недвижимой стабильности, которая, как ему казалось, приносит успокоение.
«Боже мой! Мне ведь больше сотни лет! Я такой дряхлый старик! Я ведь совсем старый человек! Но думаю я как молодой мужик, но я чувствую, что моё тело уже устало жить. Оно не хочет жить. А мой разум… Он так молод. Ведь я не прожил со своим телом этих ста десяти – ста двадцати лет, которые обычно отмеряет природа. Какой абсурд. Человек на вид молод, но он старая развалина, которая давно должна умереть и превратиться в перегной! Нелепость. Может, это и есть вечность? Может, эта мука и есть вечность? Какой-нибудь там памятник стоит себе лет четыреста и также мучается, потому как он вроде молод, но на самом деле кусок старого камня или бронзы…» – мысли его не возмущали, они как бы возникали в сознании и тухли, словно сполохи северного сияния. Вроде ярко, но не греет и не светит.
Он лежал в палате и тихо плакал, слёзы невольно текли из глаз, но эта солёная вода лишь обжигала щёки и скатывалась к подбородку.
Раздался щелчок – и дверь в палату растворилась. Это вошли Щупп и его два помощника – Лысенко и Вавилов. Кирилл грустно и немного натужно улыбнулся.
– А, ботаники-косторезы? Резать меня пришли? Я к вашим услугам.
Никто из троицы не отреагировал на его колкое приветствие. Они как ни в чём не бывало начали крутить ручки своих приборов. А Лысенко с какой-то неподдельной нежностью принялся отдирать от тела Кирилла датчики. Лучинский смотрел на него, улыбаясь. Он тихо спросил у врача:
– Слушай, а как у тебя настоящая фамилия?
Лысенко покосился на Кирилла и, смущаясь, ответил:
– Ордыгайло…
– Вот твою мать! Конечно, лучше уж Лысенко быть, чем как там его – Ордыгайло…
Вавилов и Лысенко сняли какие-то показания с приборов. Вставили в них какие-то коробки (возможно, с новыми датчиками и бумагами) и вышли из палаты. Когда дверь за ними закрылась, Щупп покрутил по сторонам головой, подошёл к двери, словно прислушиваясь, он неестественно выгнул шею, но, ничего не обнаружив подозрительного, немного успокоился и, вернувшись к кровати и прижав палец к губам, кивнул на ширму, приглашая Кирилла туда пройти. Лучинский понял это как сигнал к действию.
Когда они оказались за белой перегородкой, Михаил Альфредович замахал руками, словно дирижёр и яростно зашептал:
– Вы понимать должны всю историчность этого момента!
Кирилл кивнул своей стриженой головой в знак согласия:
– Да я давно уже всё понимаю! Как только вот тут проснулся у вас, так сразу и понимать начал!
Щупп покачал головой и грустно ухмыльнулся:
– Вы, молодой человек, зря ёрничаете, это всё очень серьёзно! Очень! Не получится сейчас, значит, земля вообще обречена!
Кирилл пожал плечами и тяжело вздохнул:
– Ну, вы уж слишком мрачно всё! Обречена! Ну, останутся они жить тут навечно, ну и что? Пусть себе живут!
– А мы?!!! – вспыхнул Щупп.
– А что вы? Вы как перегной пойдёте! – равнодушно-цинично ответил Лучинский.
Михаил Альфредович вскочил с кушетки.
– Как перегной – это ладно. Это естественно. Но они на земле вообще неестественный элемент! И этот неестественный элемент будет существовать непомерно долго! Для земли это катастрофа практически! Катастрофа!
Кирилл немного испугался такого вот агрессивного поведения врача:
– Ну, вы уж слишком! Вы о чём?
Щупп склонился над ним и зашипел:
– Ни о чём, а о ком! О чиновниках! О них! Это ведь раковая опухоль человечества! Раковая опухоль, а хочет быть вечной! Раковую опухоль вообще-то вырезать надо, а не устраивать ей тепличные условия!
Лучинский отмахнулся от Щуппа, как от надоедливой мухи:
– Послушайте, Вы как настоящий революционер говорите! Страшно аж! Чем Вам-то чиновники навредили? Вы же сами вон хоть и медицинский, но вроде чиновник! – удивился Лучинский.
Михаил Альфредович на секунду задумался, но лишь на секунду, затем он выпалил, слова вылетали, словно пули из скорострельного пулемёта:
– Что они мне-то сделали хорошего?! Что?! Я сам всю жизнь бился в их непробиваемую дверь! Я с молодых лет, как только стал врачом, сразу стал разрабатывать свою систему долгожительства и параллельно систему предупреждения заболевания раком! Да, да, молодой человек, всё это ходит очень рядом! Всё рядом! Долгожительство и рак – это почти одна тема! Я разрабатывал свою систему, представлял её в различных чиновничьих инстанциях! Я написал кучу писем, кучу обращений, и что вы думаете?
Кирилл посмотрел в глаза врачу и понял, что тот говорит не то что искренне, а это вырывается наружу его крик души. Лучинский тихо спросил:
– Что?!
Михаил Альфредович махнул рукой:
– А ничего! В нашей стране оказалось всё, что я делал, никому ничего не надо! Более того, некоторые чиновники мне говорили открыто: «А зачем нам бороться с раком? Пусть народ болеет больше!» Парадокс?! Да?!
Кирилл, сощурившись, подозрительно буркнул:
– А вы не преувеличиваете?
– Да какой там – преувеличиваете! – выпучил глаза от обиды Щупп.
– Ну… что им выгодно, чтоб народ болел? – недоверчиво переспросил Лучинский.
– Да, как вы не поймёте! – Михаил Альфредович надулся и покраснел от напряжения. – Им выгодно! Ведь чем больше будут болеть, тем большим потребуется помощь! А это бюджетные деньги, которые можно разворовывать! К тому же каждому больному требуется куча лекарств, а это тоже льготные отчисления! Это тоже кормушка! Вот и получается, что чиновникам выгодно, чтобы мы побольше болели и поменьше жили!
Кирилл потрогал свою колючую щетину на голове и, втянув воздух ноздрями, выдавил из себя:
– Ну у вас и теория, ужас берёт, а что ж тогда они…
Щупп присел рядом с ним на кушетку и, глядя куда-то в пространство, пробубнил:
– Что ж они спохватились? Да потому, как ни крути, а всё просто, они, как оказывается, тоже склонны к раку! Тоже склонны к болезням! Вот такие пироги!
Кирилл покосился на врача и, помолчав, сказал:
– Что ж, Вы невольно становитесь для них одной из надежд!
Щупп вытянул вправо руку и сунул под нос Лучинскому кукиш:
– Вот! Как бы не так!
– Это почему? Вы же врач? – ухмыльнулся Кирилл.
Он понял, что этому человеку эта тема очень близка, и он буквально кипит, когда рассказывает о подробностях своего научного скитания.
– Я-то врач! Но лечить я должен нормальных людей, а не извращенцев! Моральных извращенцев!
Лучинский вновь потрогал свой ёжик на голове:
– И всё-таки они люди…
Михаил Альфредович вяло махнул рукой:
– Да, но только вот они нас с вами за людей не считают!
Кирилл покосился на врача:
– И какой выход?
Щупп встрепенулся и, словно ожив, склонился к Кириллу и яростно зашептал:
– А выход прост! Я понял это, когда был ещё молод и решил заняться проблемой долголетия и проблемой предотвращения заболевания раком. Я понял это тогда, будучи зелёным и неопытным врачом! Я понял, что если и изобрету способ, по которому люди смогут жить сотни лет, то никогда не отдам его в руки чиновников, этих самодовольных и в тоже время ущербных существ, которые делают всё, чтобы жизнь простых людей стала невыносимой!
Кирилл невольно немного отстранился от Михаила Альфредовича:
– Как Вы всё-таки ненавидите чиновников, это почти паранойя. Осторожней надо. Смотрите. Да и я не думаю, что они уж такие зловещие, как вы говорите. Они всё-таки тоже часть народа!
Щупп, как-то недобро и зло сощурившись, поджал губы и ответил:
– Народа? Вот и Вы туда же угодили! В их ловушку! Они промывают уши таким, как Вы! А ведь именно Вы-то первый должны кричать о том, что эти чиновники – раковая опухоль общества! Вы, как никто другой, это испытали!
– Да, но я испытал это от высших должностных лиц… но это, наверное, не совсем то…
Михаил Альфредович подскочил и вновь замахал руками, как неумелый боксер:
– Ага! Чем наш Правитель отличается от какого-нибудь мелкого чиновника в районе?! Да ничем! Масштабом, да и всё! А остальное… Вы должны знать, он ведь не напрасно создал этот чёртов государственный список! Это государственный список попадания в будущее! Этот абсурд! Он создал список, по которому после конкретного открытия именно того препарата, который должен был окончательно получен после экспериментов с Вами, так вот этот эликсир вечности смогли бы получить только чиновники! Понимаете, он в будущее собирался взять только чиновников и их семьи! Он собирался расплодить там именно их! Не композиторов, художников, писателей, а чиновников! Управляющий персонал!
– Ну, кое-что я слышал… – вздохнул Кирилл.
– А Вам это не дико?! И вообще, какое они имеют право так вот поступать со всеми?! – Щупп стоял перед ним как старшина пред новобранцем, подперев бока руками.
Кирилл вздохнул и, грустно улыбнувшись, ответил:
– Извините, доктор, тут я в ответ спрошу, а Вы какое имеете право так вот поступать именно с ними? То есть Вы разработали своей метод долгожительства и хотите его внедрить только среди простого народа, а чиновники? Они ведь тоже люди?!
– Вы передёргиваете! – отмахнулся Щупп. – Во-первых, мой метод доступен всем! Им могут пользоваться все желающие! Во-вторых, чиновники слишком ленивы! И мой метод, поскольку он слишком много требует воли и усилий, им не годится. Вот поэтому они и разрабатывали химический метод! То есть принял лекарство и стал долгожителем! Вот! А я в первую очередь, разрабатывая свой метод, учитывал индивидуальные и общие особенности человеческого организма и способы его более рационального использования! То есть любой человек, если будет соблюдать мои рекомендации, сможет реально продлить себе жизнь естественным путём! Естественным! Понимаете! Конечно, это не четыреста лет, но до ста восьмидесяти я гарантирую продолжительность жизни! Это почти два века! Больше просто не разумно! Да и природа не предусматривает больше! Это предел! Зато эти почти два века человек, как говорится, живёт по-человечески! Он не превращается в машину по поглощению всякой ерунды, дерьма разного, того, что в принципе есть нельзя, а живёт размеренно, красиво и, главное, приятно! И это всё реалии! Всё это возможно! Всё это ждёт человечество в будущем без всяких препаратов! А они? Им это не годится! Чиновникам это не годится! При моём методе нельзя ни пить, ни курить, нужно вести здоровый образ жизни! Разве этот годится чиновникам? Им нужно всё сразу и сейчас! Но так не бывает! Так в жизни просто не бывает! Это абсурд! А они это не понимают! Они амёбы! Перхоть человечества! Они твари! Они мрази, которые мешают жить нам! Они недалёкие и мерзкие людишки, возомнившие себя полубогами!
– Ну что Вы их всех одной краской мажете! Зачем? Среди них, наверное, есть тоже люди, которые готовы вести здоровый образ жизни… – Кирилл в очередной раз потрогал свой ёжик.
Щупп медленно опустился рядом с ним на кушетку и как-то грустно сказал:
– Может, Вы и правы… Но какой процент таких чиновников? А?! Вот то-то и оно! И потом им нужен результат немедленно! Выпил таблетку – и всё, стал долгожителем! А я пропагандирую постепенное выравнивание гармонической жизни организма! Так сказать, существование с природой в гармонии! Вот! Понимаете! И тут, на фоне моего метода, непроизвольно и рождалась теория предотвращения раковых заболеваний! Вот!
Кирилл похлопал врача по плечу и добавил:
– Что-то мы слишком ушли от темы, доктор.
Щупп, словно встрепенувшись, согласился:
– Да, Вы правы. Вы правы. Просто, Вы, прежде чем мы перейдём к практической части, должны знать, почему я на это решился. Хотя у меня в руках есть, конечно, препарат, вернее был препарат, который реально мог бы существенно продлить человеческую жизнь химическим путем! Я его формулу вывел! Вывел! Но это всё не нужно человечеству! Не нужно!
– Я уже это понял, доктор, – вздохнул Кирилл. – Давайте всё же о деле.
– Да, да, конечно. Но Вы должны знать! Препарат, а вернее эликсир бессмертия, если хотите, реально существует, и выведен он в том числе и из вашего организма. Вернее, из тех биологических проб, которые мы из Вас взяли.
Кирилл вскинул брови и невольно вновь дотронулся до ёжика, а вернее, шишку на затылке. Щупп добродушно кивнул головой в знак подтверждения и продолжил:
– Если есть такой препарат, вернее эликсир, то должен быть и антипрепарат! Правильно? И это они не учли! Не учли, что я могу пойти по научному пути и в противоположном направлении. Не учли. А может, и учли… я не знаю. Мне помогли! Кто и как – не моё дело! А я, как говорится, сделал своё! Всё сделал и всё! И я горд этим! И меня теперь ничего не остановит!
Кирилл рассмеялся. Тихо, но так искренне и от всей души. Он посмотрел на этого смешного человека, на этого врача, который отдал всю свою жизнь, чтобы вывести сначала формулу бессмертия, а затем к ней прибавить и интеграл смерти.
И всё это ради чего?!
Ради того, чтобы человек просто нормально мог жить и умереть. Вовремя родиться и умереть!
Как это просто!
Что может быть в мире, во Вселенной, проще, чем обычная, закономерная смерть.
Даже звёзды – и те умирают, когда приходит их время! Целые галактики исчезают в пучине космической пустоты, если пришло время! Всё поддается этому закону… всё!
А человек?!
А человек?! Он кем себя возомнил? Он считает, что он сильнее, чем время? Что это даст? Что может дать это проклятое искусственное бессмертие? Суету и суматоху? А главное, дисбаланс всего! Дисбаланс всего!
ВСЕГО!
Щупп медленно поднялся. Он стоял, как обиженный на педагога ученик, в бессилии опустив руки и не понимая, почему этот человек так смеётся над ним? Что тут могло быть смешного?
Что может быть смешного?
Это самая серьёзная тема всего живого и неживого!
Время жизни! Время жизни!
– Почему вы смеётесь? – обиженно спросил Щупп.
– Извините, доктор. Просто именно сейчас я понял простую истину! Простую, как сама жизнь! Не суй свой нос в дела Бога – и всё будет нормально! Зачем Вы потратили свою жизнь? Зачем?
– Зачем? – вторил ему Щупп.
– Вы потратили свою жизнь на то, что и так могло бы быть! Обычная человеческая жизнь, а не идиотское измерение отрезка биологической активности некого серого вещества, которое вложено природой в мою черепную коробку! Господи! Как всё смешно и просто!
Щупп нахмурился. Он стал злым, медленно присел вновь рядом с Лучинским, засопел и, помолчав с полминуты, грубо сказал:
– Хватит тут патетики и философии! Есть вещи, которые не нужно вот так, резко осуждать! Не нужно!
Кирилл грустно ухмыльнулся и похлопал Щуппа по плечу:
– Простите, доктор, ради Бога, простите, я не хотел Вас обидеть!
– Всё, не будем об этом! – сурово сказал Михаил Альфредович. – Итак. Я Вам сейчас передам шесть капсул препарата, который стимулирует человеческий организм и заставляет его из любого состояния возвращаться в исходное состояние организма. Проще говоря, это препарат просто выводит все посторонние витамины, элементы и прочие вещества, которые в принципе не должны находиться в организме человека. Это и есть, так сказать, антидот бессмертия. Но, есть одно «но»! У этого препарата есть побочные эффекты. Человек, его принявший, рискует подхватить любую, даже самую безобидную, инфекцию, и от этой самой инфекции умереть. Его организм в период действия препарата становится беззащитным. Он просто чист, как душа Адама в раю. И всё, поэтому препарат имеет некую степень риска, и принимать его, конечно, надо в специальных помещениях и под наблюдением врача. Лучше всего это делать в лаборатории. Потому как врач сможет в любую секунду предпринять какие-либо действия, чтобы попытаться блокировать инфекцию.
– То есть Вы хотите сказать, что человек рискует, принимая этот препарат?
– Да, рискует. Но ради общего дела придётся это сделать.
Кирилл задумался. Он отрешённо посмотрел куда-то вдаль, хотя на пути его взора была ширма. Он смотрел словно сквозь неё.
– А что, я должен, по-вашему, человеку это объяснить?
Щупп внимательно посмотрел в глаза Лучинскому и, пожав плечами, равнодушно ответил:
– Ну, это как Вам будет угодно. Хотите – говорите, хотите – нет. Это всё зависит от Вас. Как Вы себя будете чувствовать по отношению к этому человеку. Ради общей цели, в принципе, можете ничего и не говорить.
– То есть даже тут, в благородном деле, мне придётся обманывать или скрывать? Ну что у вас за время такое сучье?!!! Что за время?! Понимаете, доктор, когда там у нас начались перемены, рухнул этот чёртов Советский Союз, все надеялись, да какое там надеялись, все были уверены, что жить станет лучше. Что всё изменится, и, главное, что никогда больше никакие такие вот времена не вернутся! Никогда! И что же я вижу?! У вас стало ещё хуже, чем было у нас при коммунистах! У вас тут какой-то рассадник дебилизма, маразма и, главное, подлости на всех уровнях! Подлость как главная государственная стратегия! Вот символ вашего чёртого времени! И когда я немного задумываюсь, то на ум мне приходят очень плохие мысли.
– Это какие? – хмыкнул Щупп.
– А такие. Может, не надо ничего тут менять?! Не надо тут геройствовать?! Не надо тут вам ни в чём помогать?! Потому как вы сами заслужили то, что вы сейчас имеете! Сами заслужили!
Щупп вздохнул, грустно покачал головой и тихо сказал:
– Молодой человек, Вы решите всё сами. Я не буду Вас убеждать. Вы сами всё знаете и поэтому сами должны решить. Единственное, что я сделаю, то передам Вам шесть капсул. А поступить Вы с ними можете, как Вам подсказывает Ваша… бессмертная совесть. Делайте, как знаете.
Он положил рядом с Лучинским на кушетку большую серебряную упаковку с прозрачным полиэтиленовым верхом. Внутри этой коробочки, как в коконах, лежали шесть больших жёлтых капсул. Кирилл покосился на этот подарок врача и хмыкнул. Щупп медленно встал и, ничего не говоря, вышел из-за ширмы. Лучинский его не окликнул, он понял, что говорить больше в принципе не о чем.