— Целомудрие мыслей! Словосочетание-то, какое придумали? Целомудрие мыслей! Бред! Думать и то нельзя о грешном! Это смешно, смешно и ненормально! — человек сидел за столом и, попивая вино из большого бокала, ел какой-то салат, тыкая в зелень вилкой. Между этими двумя занятиями он небрежно бросал своему собеседнику презрительным тоном фразы, которые звучали немного смешно и картаво, из-за непрожеванной пиши:
— Как можно подумать о красивой бабе? Как? Да просто можно подумать, что у нее красивая задница и большие груди! И ее можно затащить в постель! Вот и все! Что тут нового? Что? Мужик банально хочет бабу! Природа. Инстинкт размножения его-то никто не отменял. Его собеседник чувствовал себя неуютно за этим столиком в ресторане. Мужчина как-то скованно и немного боязливо временами тоже брал бокал и глотал вино. К еде он не притрагивался, внимательно рассматривая человека напротив, а тот продолжал напористо говорить:
— Вы поймите уважаемый, Валериан Степанович, то, что вы вот так всего боитесь, и даже думать, в конце концов, вас и уничтожит! Человеки мрачные и кровожадные существа, они готовы съесть друг друга за любую мелочь! А вы о бабе, подумать плохо не можете, стыдно видите ли вам!
— Да, но,… все равно, то, что вы мне говорите не приемлемо. Одно дело о женщине пошло подумать, а другое… окончательно пасть ведь можно очень быстро. Человек упадет и не заметит, как окажется на самом дне,… а я не хочу этого! Мне противно и чуждо это! Собеседник чуть не поперхнулся. Он закашлялся и, схватив бокал со стола, сделал несколько крупных глотков. Отдышавшись, он вытер губы тряпичной салфеткой, заткнутой за воротник рубашки и противно скорчив лицо, словно его кто-то ущипнул, пропищал:
— Что? Что я слышу?
— Понимаете, Леонид Андронович! Вы говорите страшные вещи! Я на такое не способен! И вообще я обратился к вам вовсе не за тем, что бы выслушивать от вас страшные и не приемлемые советы, а за помощью. Если вы поможете мне, значит и поможете своей дочери!
— Да бросьте господин Скрябин мне тут высокопарные слова! Бросьте! Это в первую очередь нужно вам, а не мне! Вам! А со своей дочерью, я, как ни будь разберусь! Леонид Маленький нервничал. Он сматривался в черты этого странного и противного на вид человека по фамилии Скрябин, и понимал, то, что он задумал, будет сделать не просто! Ой, как не просто!
Нервничал Маленький еще и по тому, что в последнее время его семейные дела вышли из-под контроля. Такого с ним еще не было! Такое он не допускал никогда!
Дочь Викторию словно подменили, она не хотела разговаривать и даже встречаться с ним. Кроме этого его отец Андрон Кузьмич стал каким-то странным и порой стал разговаривать сам с собой. Это Леонид заметил случайно, он однажды тихо зашел на кухню и застал Андрона Кузьмича за монологом. Маленький — старший, словно разговаривая с невидимым собеседником, яростно что-то бормотал. Леониду сначала даже стало страшно, вдруг отец сошел с ума на старости, но после того как он поговорил с Андроном Кузьмичем, то понял, отец в здравом уме, просто у него депрессия которую он пытается лечить вот таким необычным способом — диалогом с самим собой. Леонид для себя решил отца все-таки надо показать врачу, но только вот как это сделать он не знал. Но Маленький младший решил пока события не торопить и понаблюдать за отцом, а лишь, в крайнем случае, настоять на его посещении поликлиники. И все-таки больше Леонида пугало увлечение дочери этим выскочкой поэтом, по фамилии Щукин. Виктория словно сошла с ума и была поглощена как это ей казалось этим безумным и страстным романом с уже не молодым литератором, который похоже не дорожил ее чувством. Это Леонид понял после общения с Вилором Щукиным и его просьбой убить мужа его любовницы. Подумать только, этот поэт выскочка попросил о таком?! Просить уничтожить человека из-за любви к замужней бабе! И этого поддонка полюбила его дочь? Этому смазливому рифмоплету она хочет посвятить свою жизнь? Она, умница и красавица — единственная надежда отца! Нет, никогда не бывать этому! Никогда! А иначе, зачем ВСЕ? Зачем все эти старания, зачем вообще ЖИТЬ? Нет, он справиться с этой проблемой! Сначала Леонид решил решить проблему просто — банально и жестоко! Исключить из списка «существующих на земле» этого человека по фамилии Щукин. Но этот как оказалось позже «просто так» невыполнимо. Его преданный и надежный человек Сергей Вавилов, приняв «заказ»,… пропал,… исчез и не выходил на связь. Что с ним случилось, Леонид не знал, но чувствовал, что пропал Сергей не просто так и за этим вот его исчезновением скрывается какая-то опасность именно для него, для Леонида Маленького! А это уже было опасно! Этого Леонид не переносил, когда играли против него «не по правилам», причем играли его же бывшие преданные и вскормленные им люди! И Леонид придумал план, и Леонид теперь точно знал, как все устроить, вот для этого ему и нужен был этот противный и мерзкий на вид человечишка по фамилии Скрябин.
Тем более что Валериан сам вышел на контакт, сам пришел, как думал Маленький — «Что бы решить именно его Леонида Маленького, семейную проблему»! И Леонид действовал! И Леонид пошел в наступление! Он понимал, ему, во что бы, то не стало, нужно выиграть эту партию!
— Вы поймите, поймите Валериан Степанович, вся злость на этой планете она исходит именно от женщин! Именно от них! От них мы, мужики готовы друг другу грызть глотки и рвать на куски! А они? Что делают с нами они? Они нами пользуются как прокладками! — Маленький зло ухмыльнулся. Скрябин сидел и тяжело вздыхал, Леонид понял, что просто так вот нахрапом, общими кричащими фразами не пробить этого человека! Да и понятно почему! «Этот тип, этот Скрябин и сам кидал такие пафосные и гневные слова, только он говорил их на бумаге, расписывая и размазывая писателей и поэтов литераторов и драматургов, просто ради красного словца втаптывая в целлюлозную основу человеческие судьбы. Творческие карьеры и литературные задумки. Сколько же человек на этой грешной земле ненавидят этого типа? Сколько же людей готовы поднять бокал и радостно плясать, когда узнают о его кончине? О его исчезновении с этого света? До чего дожил этот человек? Его жена, наверное, тоже ненавидит его и поэтому изменяет ему! Стоп! А я? А я разве не такой? А сколько будут человек на земле рады моему уходу? Сколько? Нет, нет, я не хочу быть похожим на него! И все же! Я такой как он. Я его крови, с той разницы что я ненавижу просто всех людей это проклятое человечество, а он ненавидит лишь своих врагов.» — грустно подумал Леонид и ухмыльнулся.
— Я не такой человек! Вовсе не такой, то, что я пришел к вам это лишь, то, что я люблю свою жену и, я ни в коем случае, не хочу ей зла! Не хочу! — Скрябин говорил это тихо, оглядываясь по сторонам. Валериан косился то на одного, то на другого официанта, которые, услужливо стояли в сторонке и ждали сигнала от клиента. Это был уютный небольшой ресторан. Его интерьер был оформлен под английский стиль XIX века. Заведение находилось в самом центре, старого Красноярска и было очень популярно у местной политической и бизнес элиты. И хотя цены здесь были нереально высокими, на это никто из клиентов не обращал внимания. Валериан Скрябин здесь был второй раз. И он уже успел возненавидеть, это мерзкое и как ему казалось, пропитанное деньгами и фальшью место. Валериан, был приглашен сюда одним бизнесменом, который заказал ему статью в центральную красноярскую газету. Статья должна была стать «настоящим ударом» по репутации одного из знаменитых и талантливых красноярских писателей, который, имел несчастье влюбиться в жену этого самого бизнесмена, но предприниматель оказался человеком не глупым и не стал банально мстить, нанимая молодчиков, которые должны были избить наглого соперника и соблазнителя. Бизнесмен подкупил редакторов издательства и те дали «показания», что текст последнего романа, «оказывается» написан не самим писателем, а целой группой молодых студентов литераторов. Бедолагу писателя обвинили в плагиате и использования чужих мозгов, но главное писателю был нанесен удар по его репутации, по его творческому самолюбию и порядочности, а последний контрольный выстрел нанес именно Скрябин, опубликовав большую скандальную статью в газете. Леонид за это ненавидел себя! Он презирал себя и даже ушел в запой, пытаясь пропить весь «черный гонорар» заплаченный ему «бизнесменом рогоносцем». А когда он узнал, что писатель умер после его заказной статьи от сердечного приступа, Скрябин даже хотел было покаяться и опубликовать опровержение, что бы восстановить честное имя литератора…. Но Леониду не хватило силы воли! Не хватило духа! Он так и не решился на этот поступок, И вот вновь этот ресторан! Этот проклятый ресторан! Он, почему-то возненавидел этот ресторан, срывая ненависть как то банально и беспомощно как ни в чем невиновном заведении общепита. Но по воли рока опять! Опять тут! И на этот раз ему предлагают «такое»! Ему, предлагают совсем нереальное! Мерзкое!
— Я не такой человек! Почему вы думаете, что я решусь на это? — вновь тихо и как-то обиженно сказал Скрябин. Маленький ответил не сразу, он долил вина в бокал сначала Скрябину, а затем и себе. Затем взял вилку и съел несколько листьев какой-то зелени из салата. И лишь после этого Леонид откинулся на стуле, щелкнув зажигалкой подкурил сигарету и выпустив смачно дым сказал:
— А вы, почему не едите? Брезгуете что ли моим угощением? — ответа Леонид не дождался и добавил. — Зря, я вам рекомендую хорошая тут жратва. И еще, вы все хотите решить чужими руками. Не приложив к решению этой непростой проблемы никакого усилия. Ну да. Пришли вот поплакались, пожаловались. Ну да, сволочь он, конечно, этот Щукин,… но не это главное, ну да любите вы жену и что?
— Ну как что… не будет Щукина, будет у нас с женой все хорошо. И потом этот Щукин он ведь главное вон, что с вашей дочерью делает! Маленький стал злым. Его глазки недобро заблестели в полумраке ресторана. Он как-то небрежно вытащил салфетку из-за воротника и бросил ее на стол рядом с тарелкой. Шумно затянувшись, он брезгливо бросил:
— А вот это не надо. Это уже не ваше дело…
— Да, конечно не мое, но все же. Вы же можете гораздо больше чем я.
— Хм, странно как звучит да? Один человек может гораздо больше чем другой. А ведь, по сути, мы с вами одинаковые. Так же как и у меня, у вас две руки, ноги два глаза, один мозг, в конце-то концов! И я, почему-то могу больше чем вы? Как вы думаете, что я могу такое, что не можете вы?
— Ну, у вас связи,… у вас возможности,… вам стоит лишь дать команду… и все…
— Хм, дать команду,… связи,… нет, а вы, что, не можете дать команду?
— Я?! — Скрябин удивленно хмыкнул и, пожав плечами, глотнул вина. — Мне некому давать команду!
— Ну,… как это не кому? А самому себе? — зло ухмыльнулся Маленький.
— Что?!!! На что это вы намекаете? Опять? Я же говорил! Я не могу такое сделать! Нет! И потом,… я банально не умею это делать!
— Ну, это уже отговорки, просто отговорки, если бы хотели решить проблему решили бы…
— Нет, нет, нет, об этом даже и не может быть речи. Нет и вообще… — замахал руками Скрябин. Маленький вновь ухмыльнулся и, щелкнув пальцами, подозвал официанта. Тот подлетел молнией и услужливо нагнулся возле Леонида.
— Подавайте горячее… Официант улыбнулся, кивнул и исчез где-то в полумраке ресторанного зала.
— Значит, не хотите вы проблему решать, а вернее боитесь… — разочаровано буркнул Леонид.
— Да, да если на то пошло, я боюсь, банально боюсь попасть в тюрьму! А попаду я в тюрьму после этого, так что вы думаете, она меня ждать будет? Ха, как бы, не так! Она меня точно ждать не будет! Не будет, понимаете! Зачем мне это? Сгнить в тюрьме? И мучиться, зная, что моя жена тут вышла замуж за другого? — обреченно говорил Скрябин.
— Да, я вижу,… вы не сильно-то доверяете своей супруге, не сильно, — язвительно заметил Леонид.
— Да не доверяю! И что? И вообще сами знаете, идеальных преступлений не бывает. Да, так! Маленький зло улыбнулся и махнул рукой. Он тяжело вздохнул и, наклонившись в сторону Скрябина тихо, но напористо сказал:
— А вот мыслить-то, вы не стандартно, не можете! Не можете просчитывать ситуацию в другом ракурсе!
— В каком, это? — недоуменно спросил Валериан.
— А в таком. Зачем вообще, что бы ваша жена ждала? Пусть не ждет. Пусть вообще никого не ждет. Скрябин не дышал. Он начал догадываться, «куда» клонит Леонид. Но даже от мыслей, у Валериана, защемило сердце, стало страшно и высохли губы. Он медленно взял бокал с вином и отпил спиртное. Маленький буравил его взглядом. Он словно наслаждался этим беззащитным и беспомощным состоянием Валериана. Когда Скрябин проглотил жидкость, Леонид добавил:
— Ну вот, видите, какое есть хорошее решение этой проблемы. А то что нет идеальных преступлений, так это вы правы, только вот порой подозреваемые в этих самых преступлениях можно и поменять. Можно сделать совсем другого человека виновным в этом самом, как вы говорите, не идеальном преступлении и тогда все будут довольны… все!
— Я вас не понимаю, — испуганно пробормотал Скрябин.
— Ай, да бросьте, все вы понимаете! — отмахнулся Леонид. — Не надо тут дурака включать. Просто я вижу вам пока страшно даже от мысли. И это нормально, но постепенно, я уверяю вы к ней привыкнете, и более того согласитесь что она и есть выход в этой ситуации.
— Да, но…
— Вы хотите спросить сделать виновным другого человека? Кого? Скрябин лишь закивал в такт словам Маленького, но не издал, ни звука.
— Ну как кого? — удивился Леонид. Кто у вас главный враг? Вот его и сделаем!
— Как это? — выдавил из себя Валериан.
— А это уж не ваше дело. Вот тут-то я вам помогу. Уж тут-то действительно я заинтересован. Скрябин закрыл глаза. Он тяжело дышал. Он не мог даже поверить, что все слушает это. Было противно и страшно, так страшно, что у Валериана, затряслись руки. Он, как-то беспомощно, забормотал:
— Нет! Нет, только не это, я не смогу, нет, это бред какой-то! Нет, я не смогу, нет, только не это!
— Господин Скрябин успокойтесь! Ау! Человек может все! И даже такой как вы способен на многое! Просто вы себя не знаете?
— Что вы хотите этим сказать?
— Ничего, просто спуститесь на землю! Вы, вы сами хотите возмездия! Так?
— Да так, но не таким способом…
— Да ладно вам! Вы сами-то подумайте и решите для себя, кому больше всего вы хотите отомстить,… своей жене… или ему? Ему этому поддонку и выскочке! Этому рифмоплету?!!!
— Да но… она, она-то, — продолжал беспомощно бормотать Скрябин.
— Да зачем она нужна? Вообще зачем? Почему вы должны ее кому-то, как вы говорите, оставлять ее, и потом, потом,… как он-то будет мучиться там, в тюрьме зная, что ее нет! Вы подумайте! Это двойной эффект! — как-то безжалостно сказал Маленький.
— Нет, даже такое, не может заставить меня решится на то, что вы предлагаете! Нет, это не приемлемо! Нет! В этот время официанты принесли заказ. Они поставили блюда с жаркое возле Маленького и Скрябина и услужливо склонились в полупоклоне. Леонид брезгливо махнул рукой, что бы те удалились. Официанты тут же исчезли.
— Хорошо, видно я ошибся в вас. Я хотел вам помочь. Хотел. Но теперь вижу, что это не имеет смысла. Пожалуй, нам больше не надо видеться, вообще никогда. Я вам говорю, не ищете больше со мной встреч. Скрябин угрюмо кивал головой. Он так и не притронулся к пище. Да какая там пища! В горло кусок не полезет! Противно и мерзко. Он выслушал все это…. Зачем? Еще раз узнать о себе, что он мразь? Он мерзкий и малодушный человечек? Уйти отсюда! Из этого проклятого места! Уйти! Убежать! Маленький заметил растерянное и подавленное состояние Валериана и тихо, но очень уверенно сказал:
— Валериан Степанович, прежде чем вы встанете из-за стола, я хочу вам напоследок сказать то, чего не хотел. Не мог и вообще не имел права. Скрябин вздрогнул. Он растерянно посмотрел на собеседника и как-то обреченно кивнул головой.
— Так вот, я вам не хотел говорить, но что ж, коль мы не увидимся, то скажу. Я ведь встречался со Щукиным…
— Вы?!!! — вспыхнул Скрябин. — Зачем?!!!
— Как зачем хотел решить проблему… дочери… Скрябин с недоверием смотрел на Леонида. Тот ухмыльнулся и продолжил:
— Да, да, решить. Я предложил ему денег. Просто денег. Что бы он уехал. И все.
— А он? — недоуменно буркнул Валериан.
— А он согласился…. Но попросил кое-чего.
— И чего же? — совсем обреченно спросил Валериан.
— Этот поэтишка сказал, что они решили с вашей женой,… что им проще будет если…
— Если что… — выдавил из себя Скрябин.
— Если вас не будет. Валериан не понял его слов. Вернее не захотел понять. Он растерянно, с совершенно глупым и безучастным взором глядел на Маленького. Он даже не переспросил у Маленького смысла его последней фразы. Но Леонид, вздохнув сам, добавил:
— Он просил меня тоже, самое, что просили вы. Он просил раньше вас. Он сказал, что ваша жена просто устала от вас и ей нужна свобода. Вот так. А вы говорите… эх жалко мне вас. Я-то, конечно, этим заниматься не буду,… но где гарантия, что они не обратятся к другому, как вы говорите, человеку с возможностями?
— Вы лжете… — Скрябин плакал. Маленький увидел, что на щеках у этого человека блестели слезы. Леонид вновь тяжело вздохнул:
— Это мне все равно, что вы думаете. Я сказал, а вам уж решать верить или нет.
Скрябин неожиданно вскочил из-за стола. От резкого движения, упал бокал с вином. Его бардовая жидкость моментально растеклась по белоснежной скатерти.
Пятно стало похоже на кровь. Валериан нервно замахав руками, завертел головой и, бросился к выходу, чуть не сбив на пути администратора ресторана. Скрябин резко отворил массивную дубовую дверь с резным стеклом и выскочил на улицу. Ему вслед, грустно ухмыляясь, смотрел Леонид. Маленький, покачав головой, едва слышно буркнул себе под нос:
— Ты еще вернешься дурачок. Вернешься…
* * *
Настоятель шилинского храма отец Андрей с удивлением смотрел на человека стоящего посреди центрального зала церкви. Правда сама она еще и церковью то и не была. Конечно, снаружи она уже преобразилась. Забелели отреставрированные стены, заблестели новенькие купола и загорелись недавно вознесенные на их макушки кресты. Но вот внутри,… внутри храм все еще выглядел сиротливо. Окончание генерального ремонта, а по сути дела и вообще поной реставрации порушенной и разоренной ранее церкви превратило ее в настоящий склад. Повсюду стояли бочки с краской и лежали доски, плиты и прочие стройматериалы. В этом бардаке пожилой человек в отутюженном новеньком костюме и галстуке смотрелся нелепо. Отец Андрей нахмурился и, сделав два шага вперед, спросил басовито:
— Вы ко мне уважаемый? — вопрос разнесся эхом под сводами церкви. Незнакомец не ответил, а лишь склонив голову, перекрестился и медленно шагнул навстречу отцу Андрею.
Священник ждал. Он попытался рассмотреть лицо гостя, но не смог. Человек низко опустил голову, да и полумрак помещения словно скрывал черты лица.
— Уважаемый, вы по какому делу? — тревожно спросил отец Андрей. — Вы что из стройинспекции? Или из администрации края? Человек молча, подошел к священнику и лишь после паузы тихо сказал:
— Нет, я не из администрации края и не из стройинспекции.
— А кто же вы?
— Я человек, которому нужна помощь.
— Чем я вам могу помочь? — удивился отец Андрей.
— Я пришел за помощью к Богу… Отец Андрей удивленно дернул бровями. Словно виновато попятился назад и тихо буркнул:
— Вообще-то еще церковь закрыта. Тут видите, еще какой бардак, тут еще вот не прибрано, да и алтаря видите нет. Тут все очень не так как должно быть…
Незнакомец ухмыльнулся и посмотрел на отца Андрея. Священник увидел, что перед ним стоит совсем, пожилой, точнее даже сказать старый мужчина. Седые волосы морщинистое лицо, но глаза. Глаза грустные и как показалось отцу Андрею вовсе не старые. Они словно не принадлежали этому человеку.
— Я видел эту церковь в гораздо худшем состоянии и ничего…
— Что ничего? — удивился священник.
— И ничего, молился, молились, а что было делать…
— Грустно вздохнул мужчина.
— Вы тут молились? Когда?
— Это было, очень давно. Отец Андрей пожал плечами:
— Как давно? Церковь-то давно и церковью-то не была. Тут и кочегарка была и склад и еще что-то, как тут можно было молиться?
— Я молился, когда тут была тюрьма…
— Что?! — священник вздрогнул от неожиданности. — Тут?!!! Тюрьма? Вы что-то путаете, тут не было тюрьмы, по крайней мере, мне местные жители говорили… про то, что тут было. Но про тюрьму, что-то никто, ни слова не сказал…
— А они, наверное, не помнят. Тут, скорее всего тюрьма-то была недолго. Года два, три. Как я предполагаю.
— И когда ж? В каком году тут тюрьма была? — подозрительно спросил отец Андрей. Ему вдруг показалось, что мужчина не в себе. Незнакомец неожиданно размашисто перекрестился и, посмотрев в глаза священнику, грустно улыбнулся:
— В тридцать седьмом батюшка. В тридцать седьмом…
— Когда? В тридцать седьмом? Хм, однако. И что ж… вы тогда тут молились? Вы что тут… сидели что ли? В этой тюрьме? Незнакомец тяжело вздохнул и, вновь перекрестившись, посмотрев куда-то ввысь, тихо сказал:
— Да как сказать сидел. Пару часов был. Ну, если пару часов заключения назвать сидением, то, наверное, так.
— Как это пару часов? — не понял незнакомца отец Андрей.
— Так батюшка, так,… можно было в тридцать седьмом… сидеть в церкви как в тюрьме… пару часов. Время, было такое. Время,… страшное время. Отец Андрей внимательно посмотрел на мужчину и, вздохнув, соучастным тоном спросил:
— Ну, а ко мне-то зачем пришли?
— Честно?
— Да уж в церкви-то лгать негоже… место святое…
— Да уж… святое. Столько видело, место. Да, как вообще место может видеть? Нет не так. Столько тут было и крови пролилось.
— Крови?!!!
— Ну да,… вы батюшка, что думаете, в тюрьме кровь не льется?
— Ну не знаю,… - смутился отец Андрей. — И все-таки, зачем вы пришли? Мужчина вновь перекрестился и, посмотрев в глаза отцу Андрею, ответил:
— Я пришел, к вам, вот хочу исповедоваться.
— Хм, ну что ж… дело нужное… — ухмыльнулся отец Андрей. — Вы живете где-то неподалеку? В какой-то из деревень этого района?
— Нет, батюшка, я уж не думаю, что сельские мужики, вот, носят костюмы типа моего. Вряд ли. Отец Андрей осмотрел с ног до головы незнакомца и равнодушно сказал:
— Да кто его знает,… сейчас есть и на селе люди… хорошо одеваются. У кого деньги есть. Кто не пьет, кто работает. Так что…
— Нет, батюшка я из Красноярска.
— Хм, из Красноярска? Странно так далеко стоило ли ехать ко мне. У вас там, в Красноярске есть церкви и священники хорошие…
— Есть-то, оно есть, но вот мне вы нужны, — настаивал незнакомец. — Вы, я знаю вы настоящий честный священник без искушений большого города.
— Что это значит? Вы на что намекаете? — подозрительным тоном спросил отец Андрей. — Уж не опорочить ли хотите братьев моих во Христе? Начальство мое церковное? Обидеть хотите?
— Нет, никакой обиды. Просто я считаю, большой город развращает, и не только мирских людей, но и священников. Вот у нас в Красноярске, вроде и церкви большие и красиво возле них и брусчатку положили и внутри, ремонт богатый и охрана возле церкви ходит. Чтоб никаких там глупостей среди мирян. А с другой стороны… вон эта самая охрана нищих с паперти гоняет, а это грех. Хоть и говорят они, что нищие эти на водку да спирт деньги клянчат, да все равно… нельзя их гонять,… грех это, а гоняют они потому, как священники им приказывают, мол,… вид не презентабельный у церкви с пьяницами попрошайками на паперти. Мол, нормальный человек прийти помолиться не может. Мешают они, цепляются.
— А, что это не так? — ухмыльнулся отец Андрей. Ему, почему-то нравились смелые высказывания незнакомца. Священник поглаживал свой большой крест на груди.
— Так-то оно так батюшка, только-то общество само сделало этих людей такими. И нельзя просто их выгнать или отогнать от церкви, проблема от этого не решится. Может, стоит священникам красноярским пообщаться с этими людьми, поговорить переубедить их? Может они и в Бога поверят? А не в силу рубля! Да не в стакан со спиртом!
— Красиво вроде говоришь сын мой. Но не все так просто.
— Не все. Не все батюшка. Вот и я об этом. Священники-то красноярские сами в искушение подались. Ездят на дорогих машинах. Строят большие особняки. Там пьянствуют. Деньги зарабатывают на исповедях да на отпущении грехов. Вот, например время-то, сами батюшка знаете какое, придет человек бандит и говорит, мол, убил я,… отпусти грехи,… а священники им грехи отпускают, но за плату большую. За подать за мзду! А это грех великий!
— Это все наговоры! Нет такого! — сурово ответил отец Андрей.
— Ладно, не хотите про это слушать так про другое могу рассказать, вот например знакомый есть у меня, так он хотел свою машину освятить, что б мол в аварию не попасть, и что ж? Пошел к батюшке а тот такую цену заломил… вроде как прейскурант есть цена больше в зависимости от марки машины, дорогая иномарка стоит на порядок выше чем Жигули например.
— Вы что ж уважаемый пришли сюда ко мне рассказать какие у вас в Красноярске священники плохие? — обиженным тоном спросил отец Андрей.
— Нет, что вы батюшка, я пришел исповедоваться к вам. Именно к вам. А почему к вам я рассказал. Такие как вы священники и есть самые чистые и натуральные. И есть самые, к Богу близкие. Потому как несете вы свой крест не за плату, а за веру! Вы не испорчены нашим больным обществом потому как общество портится именно в больших городах, а тут в деревнях оно просто вымирает. Вот я к вам и пришел. Вы тут вдалеке от большого города с его соблазнами просто спасение для настоящих верующих. Отцу Андрею было приятно слышать такие слова. Он, довольный, улыбнулся в свои пышные усы с бородой и, погладив крест, спросил:
— Как зовут тебя, сын мой?
— Меня? Меня зовут Павел Сергеевич Клюфт. Священник еще раз осмотрел с ног до головы прихожанина и тихо добавил:
— Значит Павел Сергеевич…. Интересные вещи вы говорите. Хм, есть некая правда в них. И все же обида, обида сквозит в твоих словах. Словно ты обижен, словно на весь мир. Не хорошо это.
— Да не обижен я батюшка, мне и обижаться-то, уже смысла нет. Жизнь в закате моя. Просто не справедливо это. Не справедливо. Когда даже в церкви начинают лгать.
— Ну, сын мой, ты уж сильно перегибаешь. Как это лгать? Ты все начинаешь черной краской мазать, — вновь обиделся отец Андрей. Клюфт вновь перекрестился и, посмотрев вверх, тихо сказал:
— Простите батюшка, если обидел! Не хотел я, просто вот говорю, что на душе у меня накипело. Вот вам и говорю.
Отец Андрей подошел к Клюфту и, положив руку ему на плечо, миролюбиво ответил:
— Хорошо, хорошо, если тебе есть что сказать. Скажи сейчас. Молчать и носить в себе не надо. Ты как-то очень напряжен, как я вижу.
— Да, много противоречий в душе моей.
— А ты вот почему-то противоречия с церкви начал, зачем?
— Да как сказать батюшка. Как сказать. Вот, например и тут не все, так как должно быть.
— А как должно быть?
— Ну, вот например батюшка ответьте мне. Почему священники говорят одно, а делают другое?
— Не пойму тебя сын мой?
— Да просто все. Вот, например Христос ничего не говорил про храмы золоченные, про алтари серебряные, про рясы расписные, золотом шитые, про колпаки блестящие. А оно есть?! Христос вообще не говорил про священников, он про человека и Бога отца говорил. Говорил, что ему надо поклоняться и верить в него! Приходить в храм и верить. И все. А священники говорят, что они избранные и именно они могут до Бога донести просьбы! Так? Кто им дал право это делать? Они сами? Отец Андрей грустно улыбнулся и, погладив в очередной раз свой крест, тихо сказал:
— У тебя мысли протестантские. Такое уже говорили люди. В Европе, в средние века. Говорили и церковь раскололась. Их церковь раскололась.
— Вот батюшка вы уже делите церковь на ИХ и НАШУ. А это тоже как я считаю не правильно.
— Это не я делю, это они сами разделили. А у нас церковь одна, и называется она православная. И в словах этих все сказано, право и славие. Это правильные слова. Но ведь ты сюда пришел не только за этим?
— Да батюшка, да уж извините, я, что-то много говорю. Просто вот некому сказать такое.
— Вы что ж, одинокий?
— Нет, внук у меня есть. Живем вроде вместе.
— А жена, дети?
— Жена и дочь умерли.
— Извините, боль я вам причини, — погрустнел отец Андрей.
— Да ничего. Отец Андрей огляделся по сторонам и, перекрестившись, положил руку на плечо Клюфту:
— Я вот что предлагаю, пойдемте ко мне в молильню напротив храма. Там посидим, чай попьем. Вы мне выскажетесь. Я вам совет дам… если смогу.
— Нет, батюшка, я хотел бы тут в храме…
— Почему? — удивился отец Андрей. — Тут и ремонт-то не доделан, вон как краской пахнет, — священник махнул на бочки в углу.
— Я уж говорил, я эту церковь видел, куда в более печальном виде… в тридцать седьмом…
— Вижу, тяжело тебе в жизни пришлось, прошел ты испытания трудные, суровые, коль в тридцать седьмом здесь как в тюрьме сидел. Ну, коль так, что ж… говори, что тяготит тебя и, что мешает жить. Какой грех, считаешь, ты совершил? Клюфт посмотрел по сторонам. Затем склонил голову и как-то неестественно, словно он был робот, коряво и некрасиво опустился на колени. Перекрестившись, Павел Сергеевич сказал:
— Я виноват перед Богом, потому как верю в него лишь с выгодой для себя. А это неправильно. Когда мне очень нужно я верю. И поэтому, наверное, у меня появилась вторая жизнь. Ненастоящая. Странная и непонятная. Ко мне постоянно приходит человек, которого я пытаюсь очернить и ругаю, но человек этот говорит мне о Боге правильные вещи. А я их ставлю под сомнение. И это тоже не правильно. Я ненавижу за это себя батюшка. За недоверие, за желание мести, за брезгливость к людям. Вот грех мой, какой батюшка. Отец Андрей тихо ухмыльнулся и тяжело вздохнул. Покачав головой, он погладил рукой по плечу Павлу Сергеевичу:
— За что же ты так окружающих людей не любишь?
— Да нет батюшка, я не так выразился, я их люблю. И хочу это делать, но порой ловлю себя на мысли что непроизвольно где то там на подсознание, я их невольно как-то ненавязчиво но презираю¸ как-то, непроизвольно презираю, вроде как не до неистовства, а так. Я не хочу делать это! Нет, напротив я хочу любить людей, и я люблю людей, но чем больше я с ними общаюсь, с людьми, тем вот так, простите меня батюшка, непроизвольно как-то вот так, люблю и в тоже время презираю… Ненавязчиво,… если можно сказать. Презираю их за расточительство жизни, неверие в добро, не желание его делать, за равнодушие и беспомощность перед своими плотскими желаниями…. Вот так батюшка. Странное отношение у меня к людям…. И к себе. И самое главное батюшка я считаю что я, именно я могу сказать людям, что нужно делать. Но это неправильно. Я не могу им это говорить. Не вправе я брать на себя такую миссию. Мне страшно батюшка. Сомнения у меня в душе. Сомнения и боль! Отец Андрей новь тяжело вздохнул. Он перекрестил стоящего на коленях Клюфта. Ласково и в тоже время как то настороженно спросил:
— А тот человек, ну что к тебе приходит, тот, что про Бога говорит, он кто?
— Я не знаю батюшка, пророй, мне кажется, что это мое второе я. Его и нет вроде вовсе, так ведение. Но мне все время кажется, что он есть. Есть и я чувствую его присутствие. Я сначала думал, что я просто сошел с ума. Но нет. Он много лет ко мне не приходил. Хотя я сам как не странно, хотел, что бы он пришел ко мне хотя бы во сне. Но его не было, и вот он опять появился. И я теперь боюсь! Да батюшка, прошлый раз он появился и у меня случалась трагедия, я расстался со своей любимой женщиной и попал в тюрьму. И вообще… и вот опять…. Я боюсь батюшка он говорит правильные вещи, но он приносит горе…. Он говорит очень правильные вещи, но за его словами стоят мучения,… вот я и пришел к вам батюшка…. Помогите мне посоветуйте, что ни будь! Отец Андрей вновь перекрестил Клюфта. Он посмотрел вверх, туда, где сквозь маленькие оконца под куполом пробивались лучи солнца. Что-то прошептав, размашисто перекрестился и тихо сказал:
— Я помогу тебе, как могу, но …. Уважаемый ты должен слушаться меня, во-первых, надо правильно помолиться, и делать это постоянно, а во-вторых, пойдем со мной, пройдем, я хочу тебе кое-какие книги дать. И кое-что сказать тебе еще хочу. Пока тут не надо нам проповеди да исповеди устраивать. Грех это в грязи о Боге говорить. Церковь, как и душа все равно должна чистая быть, а иначе искренности не будет и все старания напрасны…. Пойдем. Отец Андрей перекрестился и двинулся к выходу. Клюфт еще несколько секунд стоял на коленях, низко опустив голову, но затем, вздрогнув, медленно поднялся. Вдруг наверху под самым куполом послышались хлопки и шуршание. Затем эхом по церкви разнеслось голубиное воркование. Пара сизарей, устроили ненавязчивую толкотню на карнизе. Клюфт улыбнулся и, перекрестившись, двинулся за отцом Андреем.