Большой трехэтажный особняк напоминал маленькую средневековую крепость. Зеленые остроугольные крыши, крытые пластиковой черепицей, витиеватые угловые башни с псевдо бойницами и зубастой окантовкой, черные кованые перила на балконах и ромбовидные кона с темными стеклами предавали дому образ декорации к сказке.

А вот высокий забор и небольшой ров перед ним все портили. Скорее всего, архитектор попросту схалтурил и огородил особняк замок безвкусным барьером с обычной канавой, которая заросла бурьяном и смотрелась неприглядно.

Возле этой крепости бродил мужчина. В руках у него была небольшая черная сумка. Прохожий напоминал грибника, хотя в это время собирать грибы было еще рано. Поэтому мужчина выглядел нелепо. Путник медленно брел вдоль стены и то и дело всматривался небольшие отверстия в кирпичной кладке.

Когда незнакомец медленно подошел к главным воротам, в них с противным скрипом, отворилась маленькая незаметная калитка и, из нее вышел круглолицый мужик в форме охранника, с рацией в нагрудном кармане. Здоровяк встал, подперев руками бока и презрительно посмотрев на мужчину с котомкой, гневно рявкнул:

– Эй ты, оборванец, иди сюда! Иди сюда бомжара!

Путник остановился. Он со страхом рассматривал громилу, не рискуя подойти. Охранник разозлился окончательно и двинулся в сторону незнакомца:

– Иди сюда, я сказал, а то сейчас пулю с задницу получишь! – для устрашения страж особняка вытащил из кобуры на поясе большой черный пистолет.

Размахивая оружием, здоровяк, словно носорог, летел на мужчину. Тот втянул голову в плечи, бросив сумку на землю, стоял и обреченно ждал. Охранник подлетел к нему и, схватив за шиворот, швырнул незнакомца на землю. Придавив его коленом, боров в черной униформе приставил к голове несчастного ствол и заорал:

– Ты что не слышишь! Раз говорят стоять, надо стоять!

– Я и стоял, – лепетал мужчина.

– Стоял! Ты, блин, что тут лазишь? А? Что вынюхиваешь? Ты что шпион? Террорист? А? Ты кто вообще? А? Кто тебя послал сюда? Кто дал команду лазить тут? Я за тобой уже полчаса по камерам наблюдаю! Ты мне в мониторе уже так примелькался что тошнит! А! А? Ты кто такой?

– Я хотел просто спросить одного человека! Я знаю, она тут живет! Хрипел задержанный незнакомец.

– Какого человека? Ты твоих бомжей нет! Тут порядочные люди живут! Кого ты хотел? Что ты мне тут гонишь?

– Мне нужна Виктория Леонидовна! Маленькая Виктория Леонидовна!

Охранник сразу ослабил давление. Он встал в полный рост и посмотрел на мужчину, который лежал у его ног. Засовывая в кобуру пистолет, здоровяк ухмыльнулся: Что-то не верится, что тебе нужна Виктория Леонидовна! Ты кто такой?

– Я, я ее знакомый. Я из газеты!

Ты журналюга что ли? – брезгливо бросил стражник. – Вот блин папарацци хренов! А что у тебя в мешке то? Небось, камера? – охранник нагнулся и поднял с земли сумку.

Порывшись в поклаже, он ничего, не обнаружил кроме исписанных листов бумаги.

– Ты, что пришел к Виктории Леонидовне без приглашения? Она тебя не ждет? Или как? Ты что крутишься тут возле дома? Не знаешь, что стучать надо и звонок есть? – охранник швырнул сумку на лежавшего на траве мужчину.

Незнакомец медленно поднялся. Тяжело дыша, он отряхнулся и виновато пробубнил:

– Я ж не знал, что дом дача господина Маленького охраняется как президентский дворец. Я пришел на квартиру в городе. Мне сказали, Виктория Леонидовна на даче. Вот я и отправился сюда. Машины у меня нет. Вот и хожу пешком.

– Пешком! Да ты хоть летай, а если пришел так надо созваниваться. Виктория Леонидовна позвонит на вахту и тебя тут встретят и проводят. А так, можешь и на пулю нарваться. Значит, говоришь, что пришел к Виктории Леонидовне. Ну, смотри, если она тебя не ждет, точно собак спущу! Побежишь до электрички словно спринтер! А это пять километров! Гы, Гы! – зарыготал громила и достал небольшую рацию из нагрудного кармана.

Охранник, нажал кнопку и затараторил в передатчик:

– Я лиса, я лиса, тут пилигрим к хозяйке! Справься, ждет ли она?

Эфир фыркнул шипением и замер. Тишина висела несколько секунд. Затем из динамика вырвался недовольный голос:

– Лиса, хозяйка спит еще! Какого черта! Как фамилия этого болвана?

Охранник пнул по голени мужчину и спросил:

– Эй, журналюга как фамилия твоя?

– Я Валериан Скрябин. Из газеты «Сегодня»! Она должна меня принять!

Охранник пробубнил что-то в рацию и, повернувшись, грубо рявкнул:

– Не знает ничего она о тебе. Ты, наверное, точно извращенец папарацци! Ну, держись!

В этот момент рация вновь забулькала полу разборчивыми фразами:

– Веди этого козла. Вроде хозяйка его примет.

Здоровяк ухмыльнулся и покосился на мужчину. Толкнул его в плечо и схватив под локоть повел к воротам.

* * *

Виктория Маленькая внимательно рассматривала Валериана Скрябина. Девушка сидела в кресле, поджав ноги. Рядом на столике стоял стакан с апельсиновым соком. Вика дымила сигаретой и временами поднимала стакан, попивая желтую жидкость.

Большая гостиная с камином, больше напоминала загородные апартаменты, какого ни будь американского миллиардера, нежели дачное убранство рядового российского депутата Госдумы.

Валериан чувствовал себя неуютно. Он осматривался по сторонам и то и дело потирал голень. Удар кованого ботинка охранника был болезненным. Да и эта напыщенная роскошь. Она, угнетала. Она, простого человека, делала совсем маленьким. Ведь простой человек, оказываясь в шикарной обстановке, всегда начинает понимать, что он немощный и беспомощный. Что он неудачник, который никогда этого не достигнет. Что он невольно слабее и ниже по рангу человека богатого, владельца этой самой роскоши. Конечно, так думают не все люди, но большинство. Скрябин относился к большинству.

Виктория хмыкнула и самодовольно кивнула на кресло напротив:

– Вы садитесь Скрябин. Садитесь в ногах, как говорится, правды нет. Она должна быть в словах. Хорошее выражение? А? Это я придумала! – Виктория улыбнулась.

Скрябин тяжело вздохнул и присел на краешек мягкого большого кресла.

– Вы Скрябин как я вижу, пришли каяться? Пришли извиняться?

Валериан посмотрел на девушку. Она действительно была красива. Ухоженная кожа, красивые волосы. Даже без макияжа у нее очень выразительные глаза. Скрябин тяжело вздохнул.

– Вы, какие-то бумаги принесли? Это статья? Это статья опровержение? Да? Я думаю ее нужно поставить в ближайший номер. Я позвоню главному редактору и, он тут же поставит ее. Давайте сюда!

– Нет, я ничего вам не принес. Ни статьи, ни опровержения. Я пришел по другому делу, – виновато молвил Скрябин.

Виктория присвистнула:

– Во как! И зачем же вы притащились? Вы подлый человечек! Имеете наглость, приходить ко мне и не принесли, того чего я жду? Вам самому-то не стыдно?

– Нет мне не стыдно. И это мое убеждение. Но в прочем речь не об этом. Я пришел к вам с предложением, которое вас должно заинтересовать.

Маленькая вновь отглотнула сок. Затушила сигарету.

– И что же может меня заинтересовать? Что вы можете такого мне сказать?

– Вы девушка грамотная и дерзкая. Вот я и подумал, что вы решите свою и мою проблему.

– Хм, о чем это вы?

– Я о вас и мне.

– Слушайте Скрябин! Вы мне надоедать начинаете. Сейчас позову охрану.

Скрябин с опаской огляделся. Он втянул шею в плечи, словно гриф и зашептал:

– А нас тут не подслушают?

Девушка немного испугалась. Мужчина вел себя неадекватно. Виктории даже показалось, что Валериан не в себе. Он, словно поймав ее мысли, замахал руками:

– Нет-нет я в порядке! Я в порядке! Просто я хотел бы, что бы наш разговор был тайным!

– Что еще такое? – Вика поднялась с кресла.

Девушка стояла рядом с критиком. Свысока рассматривая его, мысленно решала, что делать, собеседник явно походил на сумасшедшего.

– Нет, Виктория, я нормальный. Но я вам пришел сказать очень неприятную весть.

– Какую еще весть?

– А весть такую, моя жена ушла от меня и подала на развод. Вот!

– Не поняла, а я-то тут причем?!

– А вот вы-то как раз причем. Вы как я понял, заступаетесь за поэта Щукина. И заступаетесь за него не просто так.

Виктория рассмеялась. Она вновь села в кресло и закинула нога на ногу. Халат распахнулся. Скрябин невольно покосился на изящные красивые бедра девушки.

– Вы ошибаетесь Скрябин. Я защищала Вилора просто так. Бескорыстно. Так, что вы тут ничего не выгадаете.

– Нет, Виктория Леонидовна! Выгодою. И вы тоже выгадаете. А вернее проиграете.

Скрябин вдруг поймал себя на мысли, что Маленькую зовут так же как звали дочь Брежнева: «Смешно! Знал бы бровастый маразматик, до чего докатится его коммунистическая империя. А может он и знает. И там крутится в горбу, понемногу позванивая своими многочисленными медальками да орденками! Виктория Владимировна! Экзотика! Та тоже сукой была!»

– И в чем же это я проиграю? А? – Виктория вдруг стала мрачной.

– А в том. Она ушла от меня. И, наверное, ушла она от меня к Вилору Щукину. Человеку, который как я понимаю, нужен вам. И не только в качестве поэта. А и в качестве мужчины.

Виктория разозлилась. Она уронила стакан с соком. Подкуривая сигарету, злобно бросила:

– И что? Вам-то что? Зачем вы пришли?

– Хм, зачем? А затем. Я-то оказался тоже в этой ситуации проигравший. И вы. Так, что мы можем объединить усилия.

– Не поняла?

– Я говорю противно быть отвергнутым. Противно и больно. Вот такое примерно у меня сейчас настроение. И у вас я вижу, похожие мысли.

– Что вам надо мерзкий человечишка? – прошипела Вика.

– Мне, мне надо немногого. Я не хочу, чтобы все кончилось вот так. Как решили эти двое. Щукин и моя жена.

– А я-то вам как могу помочь? Что именно сделать?

– А-то! Если не будет моей жены, то и вам достанется Щукин. Вот и все.

– Что? Что вы имеете в виду?

– Да бросьте Вика! Все понятно. Все просто и понятно. Моя жена должна исчезнуть, просто исчезнуть! Ее не должно быть! – зашептал Скрябин.

Виктория прикусила губку и со страхом посмотрела в глаза этого человека. В них сверкнула неподдельная животная злоба. Жажда смерти. От Скрябина словно повеяло холодом.

– Ну, вы и гад! Вот так предать свою жену? Предать и желать ей такого? Вы мерзкий тип! – девушка говорила это испуганным голоском.

– Лучше она пусть не достанется никому! Никому! Чем кому-то! Я столько в нее вложил! Столько вложил и в итоге, она меня продала! Променяла! Нет, это тоже такая форма любви! Вы это поймете, вы еще очень молоды. Вы поймете! Это очень больно. Больно! И потом, вам то что? Вы что ее жалеете? Жалеете ту, которая спит с вашим любимым человеком! Которая, ласкает его по ночам?

– Замолчите! Заткнитесь! – прошептала Виктория и закрыла уши.

Она сжала голову руками. Она не хотела слушать этого человека. Это мерзкого человека. Он пришел к ней и хочет сделать ее своей сообщницей! Мерзкий и противный тип. Он хочет сделать ее злодейкой! Он хочет сделать ее человеком, который несет лишь разрушение и ненависть! Нет! Он хочет сделать ее отрицательной!

Виктория вспомнила, как еще с детства представляла себя героиней длинного многосерийного фильма. Конечно, положительно героиней. Она девчонкой думала и воображала, что ее жизнь и жизнь окружающих это все большое и интересное кино. Где она без сомнения добрый и порядочный персонаж. Зрители, где-то там, в зазеркалье, в параллельном мире, невольные свидетели всего, смотрят на нее и восхищаются ее умом, честностью и правдивостью. Ее смелостью и решительностью. Она главная героиня в этом увлекательном волшебном кино! Она главное действующее лицо в этом бесконечном фильме под названием «Жизнь». Виктория играла в кино. Виктория жила этим кино. Этим сценарием, который кто-то неведомый пишет для нее и окружающих ее людей.

И вот пришел мерзкий тип, который словно помощник невидимого режиссера предлагает ей стать отрицательным персонажем. Из главной героини, перейти во в категорию второстепенных. Нет! Она не может на это пойти! Нет! Это не честно! Она главная героиня! И должна ее оставаться! Она не может стать злодейкой!

– Вы Виктория не понимаете, что происходит. Вы окончательно потеряете того, ради кого боретесь! Своего Вилора Щукина! Он вас окончательно бросит. Променяет на мою жену! Вы этого хотите? И тогда получится, что все ваши эти опровержения они в принципе не кому не нужны! Они не нужны Виктория, вы окажетесь лишней в его жизни!

– Замолчите! – Виктория уже не требовала.

Она плакала и просила. Она разрыдалась в присутствии этого мерзкого человека. Она вытирала слезы и смотрела в его ненавистные глаза. Что он ей предлагает? Что? Ради чего?

«Стоп! Но он предлагает мне бороться за свою любовь! Бороться за свое счастье! Другой вопрос, каким путем? Но это уже не важно! Человек ведь должен бороться за свое счастье? Человек вообще создан для счастья, поэтому обязательно должен за него бороться! Должен, иначе он не стоит этого самого счастья! Лишь сильные и волевые люди могут себе позволить счастье! Они заслуживают это! Нет! Стоп! Человек не может переступить через другого человека, чтобы быть счастливым! Это будет тогда счастье на несчастье? На горе? Кому нужно такое счастье? Нет! А иначе, тогда как? Как тогда быть счастливым? Как бороться, если ты не произвольно доставляешь окружающим горе и боль? Что вообще тогда такое счастье? Почему я должна смириться и уступить свое счастье жене вот этого мерзкого человека? Она будет счастлива, разбив мое сердце? Выбор! Выбор! Я должна сама бороться за свое счастье!» – мысли терзали сознание Виктории.

Девушка вытерла слезы. Всхлипнула, решительно встала и подошла к большому бару, который был встроен в стене. Достав оттуда бутылку коньяка и два толстых бокала, она вернулась.

– Пейте, это коньяк французский. Он хороший, – Виктория брезгливо поставила бокал перед Скрябиным на столик.

– Да я к вам пришел не водку пить! – обиделся Скрябин. – Вы меня не хотите услышать Виктория Леонидовна!

Виктория вздохнула, она посмотрела на собеседника и сморщилась. Отглотнула из бокала коньяк. В висках тюкали молоточки.

– Виктория Леонидовна! Вы не понимаете! Вы можете помочь и мне и себе!

– Что вы хотите от меня, что? Что вы тут предлагаете мне? А? Пойти зарезать вашу жену из ревности? Вы хитрый тип Скрябин! А потом я поеду в тюрьму, Вилор будет один и, не дай Бог сопьется, и вы останетесь со своим интересом? Экий вы шустрый и коварный человек! Нет! На ваши уловки я не попадусь!

– Да вы меня не понимаете! Я не призываю вас резать мою жену! Нет!

– А что тогда? – подозрительно спросила Маленькая.

– Я предлагаю вам избавиться от моей жены. Я вам помогу это сделать. Ну, сделать так, чтобы, ее не было. Я не знаю, как, но это можно решить. Например, несчастный случай. Или дорожное происшествие. Или еще что-то подобное. Это вам видней. Просто можно все это устроить так, что никто не будет виноват!

– Вот куда вы клоните?! Вы скотина Скрябин! Вы хотите убить свою жену! Убить чужими руками и свалить вину на меня или еще кого! Вы мразь Скрябин!

– Да бросьте вы! – отмахнулся Валериан. – Вы что тут такое морально устойчивое заладили? Вы, девчонка, которая жизни-то не видела! Купаетесь тут в роскоши, пользуетесь деньгами своего отца, считаете себя, чистенькой и честной и играете в порядочную влюбленную дурочку! Но вы, вы Виктория Леонидовна сама, сама такая же! Такая же, как моя жена, такая же! И ничем, слышите ничем не лучше! Да, я написал эту статью о вашем бойфренде Щукине! А он-то, кто? Кто? Таскается по чужим женам! Пудрит мозги богатеньким девчонкам, таким как вы и сосет с них деньги! Он-то лучше? Вы, то скажите, денег ему давали? А? О чем вы говорите? Вы лучше, чем я?

Но Скрябин не договорил свой монолог. Виктории я сначала плеснула ему в лицо остатками коньяка из бокала, а затем, вскочив, влепила Валериану звонку пощечину.

– Пошел вон ублюдок! Вон пошел!

Валериан вытащил из кармана носовой платок и обтер мокрое лицо. Он делал это медленно. Виктория сидела в кресле, поджав ноги и опустив на них подбородок, рассматривала Скрябина.

«Интересно, когда это у людей началось? Вот так желать смерти друг другу? Вот так пытаться убить другу друга из-за денег, власти или своего самолюбия? Когда человек стал таким? Когда обрел разум? Душу? Он стал таким, потому что он умеет мыслить? Не так как животные? Это случилось, когда человек перестал быть обезьяной и встал на ноги? Но что его заставило и главное зачем? Зачем все это, если разум «гомо сапиенсу» причиняет, лишь боль и страдания? Эти низменные животные инстинкты, на фоне страшные желаний людей выглядят совсем безобидно! Грешен! Человек грешен! Он грешен, потому что хочет другим зла! Не произвольно хочет другим зла, а ждет от других любви? Но за что ему любовь? За что? За то, что человек – вот, так, как этот мерзкий мужчина хочет смерти своей пусть и бывшей жене? Протвино! Как все противно!» – Виктория поморщилась от нахлынувших страшных мыслей.

– Вы можете презирать меня. Вы можете говорить все что хотите. Но вы все равно, не уйдете от меня! Не уйдете от себя! Потому что вы отвергнутая! И я отвергнутый! Мы с вами из одной стаи! Знаете, сколько в мире, таких, как я и вы? А? Миллионы! Наверное, четверть человечества – отвергнутые!

– Я не хочу вас слушать! Убирайтесь.

– Я уйду, – Валериан встал и свысока посмотрел на Викторию. – Но вы все равно придете ко мне. Что бы спросить, как сделать так, что я вам предложил. Я знаю. Вы придете. Тем более вы знаете, где меня искать. Вы ведь приходили уже в мою квартиру? И говорили с моей женой. Вы говорили, сделали ей очень интересное предложение!

Виктория вздрогнула и с опаской посмотрела на Скрябина.

Тот самодовольно кивнул:

– Вижу, вижу, я попал в цель. Так, что я приходил сюда, не зря! До свидания Виктория Леонидовна! Вы знаете, где меня искать, а если…

– Что, если? – тревожно вскрикнула Маленькая.

– А если не надумаете, то будет хуже и вам, и мне…

Скрябин направился тяжелой походкой к двери. Виктории смотрела ему вслед. На глазах у нее навернулись слезы. Ей вновь стало противно и страшно. Страшно за себя. Страшно за Вилора. Страшно за всех людей! Они сошли с ума они все почему-то хотят делать только зло! Почему люди хотят делать зло себе и другим? Почему? Почему в людях столько зла? Как жить среди этого зла? Неужели зло будет всегда побеждать добро!

Нет, кто сказал, что добро сильнее? Кто? Нет! Добро слабее и беззащитнее. Оно нежнее и уступчивее! Как добро может быть сильным? Сила ведь – это почти насилие, не это всегда насилие! И никто не это не сможет изменить! Человек всегда жил с насилием! Человек всегда хотел жить, причиняя насилие другим и не важно, как он это называл и какие причины к причинению насилия придумывал. Он это делал что бы оправдать себя перед самим собой! Перед Богом! Придумывал красивые и пафосные причины и делал. Делал насилие! Прикрываясь какими-то нелепыми лозунгами, прикрываясь верой и любовью – делал насилие! Но насилие не может быть добром! Не в какой форме! Насилие – это зло! Насилие – это всегда боль!

А как же добро? Как же ее всепоглощающая, неистребимая сила, о которой все так много говорят, нет, добро не такое оно слабое и невинное! Потому что оно добро, но эта слабость и невинность и делает добро добром!

Поэтому зло всегда сильней! Зло всегда циничней и подлее оно всегда переиграет добро! И все-таки человек так хочет именно добра, даже причиняя зло, он мечтает именно о добре…

* * *

Вилор Щукин знал, легко в этом мире ему никогда не будет. Обычное душевное спокойствие, это слишком безболезненно для «таких, как ОН». Вилор знал, он «мученик» этой жизни. Он чувствовал, что до конца дней ему придется быть заложником самого себя. Это все он сам себе как-то нелепо и неожиданно внушил. Вбил в голову. И верил, верил своим этим эмоциям глубоко и безнадежно крепко.

Щукин не мог понять лишь одного, за что он страдает?! Вроде обычный человек, такой как все. Средний на внешность и на таланты. Ну, пишет стихи и прозу. Ну, что тут такого? Миллионы людей на земле пишут стихи и прозу. Но не все так мучаются.

Под словом «мука» Щукин подразумевал – внутреннее непонятное состояние, когда он, начинал себя есть, да что там есть, поедать, грызть изнутри! Ему казалось, что он опаздывает, что он непременно должен что-то сделать такое, что принесет человечеству пользу. Написать такое произведение, которое станет для людей, важнее, чем дешевая нефть или дорогой бензин.

Вилор Щукин боялся жить бесполезно. Он просыпался и с ужасом ощущал, еще один день прожит бездарно и зря! Время уходит зря! Жизнь убегает бессмысленно! Почему? Как она коротка? Она коротка. Человеку лишь кажется, что жизнь будет очень долгой. Нет! Она так коротка и так беззащитна! И прожить ее надо со смыслом! С пользой!

Вилор знал, он очень мнительный. Он очень впечатлительный и очень ранимый. Он пытался себя изменить, но не мог. Щукин знал, он сгорит, растает в этой огромной толще времени. Но он не хотел исчезнуть бесследно. Он хотел, хоть что-то после себя оставить!

– Наплевать, ведь я ей не нужен, не таких, встречала она! Понял я, что в душе ее стужа, и ближайшая оттепель не видна! – Щукин нашептывал себе под нос неожиданно пришедшее на ум четверостишие. – Ну и пусть! Не таких мы встречали! Ну и пусть, я замкнусь навсегда! Этот день хоть и будет печален, но в дальнейшем пройдут холода!

Стихи получались мрачные и грустные. Вилор бросил ручку и отложил лист бумаги.

Он сидел за столом в своем кабинете, подперев голову руками, думал.

«Дед. Лидия. Виктория. Этот мерзавец Скрябин. Господи! Я собрался его убить! Нет. Я не могу подписать человеку смертный приговор! Нет, ерунда! Без этого нельзя. Или я или он. А впрочем. Разве можно все мерить вот так, или да или нет. Жизнь очень категорична. Смерть как альтернатива решения проблемы. Слишком жестоко. Слишком все хрупко. Дед. Он не выживет один. Старик совсем сдал. Лидия пропала. Она исчезла. Уехала. В ее фирме говорят срочная командировка, но я чувствую, там, что-то не так. Дед, он немного отошел, после инфаркта, но все равно. Я видел в его глазах поволоку смерти. Старику недолго осталось. Как все противно! Все быстро. Еще полгода, год, два. И старик умрет. И все. Что после него останется? Кучка земли? Хм, как все противно. Он, знает, что умрет. Каково ему сейчас? Знать, что уже пришел твой черед и жить. Нет! Это тоже мука!».

Вилор опустил голову и уперся лбом в крышку стола.

Он закрыл глаза и зашептал:

Вилор тяжело вздохнул. Ему так не хотелось открывать глаз. Не двигаться и обессилившим вот так лежать тут на столе. Отречься от всего и всех. Одиночество могло бы и вылечить, если оно добровольное. Щукин тяжело вздохнул.

«Я бесполезный человек. Который думает, что талантлив. А на самом деле, обыкновенная посредственность. Я живу мечтой. Я грежу завтрашним днем. Я верю, что впереди может все быть хорошо. Я буду удачливым драматургом. Меня оценят и поймут! А на самом деле? Кому все это нужно, что я делаю. Кому вообще нужно, что бы я был на свете. Людям все равно. Даже если я умру, кто это заметит? Дед? Лидия? Виктория? И все? И все! Пылинка, маленькая пылинка исчезну в этой громадине вселенской пустоты. А зачем? Все зачем? Зачем я появился? Кто создал меня? Бог? Но зачем ему это надо? Зачем ему нужно создавать бесполезных существ? Нет, ни я один, таких как я миллионы! Тьма! Милоны вас, нас тьмы и тьмы! Может, Блок, это имел в виду? Бессмыслие жизни? Обреченность на эту бессмысленность? Блок! Есенин? Все они это знали? Неужели все они это знали?»

Вдруг Вилор услышал непонятный шум. Словно кто-то шагал по его коридору. Шаги! Нет, это определенно были шаги! По его квартире шел человек! Вилор охватил панический страх! Кто это? Вор? Щукин вздрогнул и вскочил на ноги. Он с напряжением всматривался в пустоту коридора! Так и есть, там мелькнул силуэт человека!

– Вы не бойтесь, не бойтесь! У вас тут дверь не открыта, вот я и зашел. А то, вон дверь то не закрыта. Простите. Что вот так зашел! – говорил неизвестный из темноты.

Щукин задержал дыхание от напряжения. В висках стучали удары сердца. Наконец человек появился в проеме двери комнаты. Это был мужчина. Тот самый. В нелепом длинном грязно-зеленом плаще. Массивные ботинки с резной подошвой идеально начищены.

Мужчина, виновато ухмыльнулся. Вилор с удивлением и тревогой смотрел на нежданного гостя. Тот, улыбнулся. Добрый взгляд серых глаз немного успокоил Щукина. От странного человека исходила, какая-то неведомая энергия умиротворения. Доброе лицо с гладкой кожей, слегка натянутой на скулах. Горбатый нос, безупречно выбритый подбородок.

– Простите меня! Но я вот зашел без приглашения. И вижу, дверь открыта. Вот и набрался смелости войти. Вы не прогоните меня? – гость сам ответил за Вилора.

Тому оставалось лишь качать головой в знак согласия и гостеприимно улыбаться.

– Вновь пришел по поводу вашего деда. Павел Сергеевич, я слышал, он в больницу попал. Инфаркт? И вот я зашел справиться, как ему лучше?

– Да! Да! – растеряно ответил Вилор. – Да вы походите, садитесь! – Щукин кивнул на кресло. – Может, раздеться хотите? Жарко, наверное, летом-то в таком плаще?

– Да нет, все нормально!

– Хм, вообще-то мне дед, строго настрого приказал не общаться с вами. И вообще в дом не пускать. Он очень злой был, что вы к нему приходили. Он испугался, когда я про вас рассказал. Вы что с ним в молодости поссорились? – виновато спросил Вилор.

– Нет. Он просто злится на себя. А на мне, отыгрывается. Вот и все.

– Хм, странно как-то! Как там вас? Я уже забыл?

– Иоиль.

– Ах, да Иоиль. Вы странно как-то говорите.

– Да я вообще не говорю. Молчу, вот вас слушаю.

– Меня? Вы же зашли, ко мне в квартиру. Без спроса! Чтобы меня послушать?

– Ну да. А что тут такого? Ведь человеку надо, что бы его выслушали. Может вот вам сейчас как никогда надо, что бы вас кто-то выслушал. И может, посочувствовал или совет дал! Вы ведь хотите, чтобы вас выслушали? – Иоиль улыбнулся.

– Да… – растерянно ответил Вилор.

– Ну вот. Кстати я вас хотел бы спросить, как-пьеса-то?

– Какая еще пьеса?

– Ну, вот вы прошлый раз говорили, что пьесу пишите. Что, мол, убить там героя хотите, чтобы третий какой-то герой стал счастлив. Или как там героиня? Вы дописали пьесу-то?

– А? Нет, не дописал.

– Почему? – расстроился Иоиль.

Щукин махнул рукой и тяжело вздохнув, плюхнулся в кресло. Он достал сигарету и закурил. Внимательно посмотрел на богослова. Прищурившись, спросил:

– Скажите мне честно, вы откуда моего деда знаете? Почему он вас так боится?

– Я знаю его случайно. Мы просто спорщики. Собеседники, так сказать. Временами собираемся, чтобы поспорить. Вот спор длится несколько десятков лет. А злиться он, дед ваш, потому что постоянно проигрывает.

– Странно как-то? – не поверил собеседнику Вилор. – Спор какой-то дурацкий!

– Почему же дурацкий?

– Ну, так, мой дед обычно ни с кем не спорит.

– Ну почему вы так считаете. Спорит. Вы просто не знаете. Вот, например, вы же не знали, что ваш дед работал журналистом в газете в тридцать седьмом году?

– Хм, не знал.

– Ну, вот видите. Значит, вы и деда своего не знаете до конца.

– А вы знаете?

– Ну, более-менее. Вот поэтому и спорим с ним.

– Хм, и о чем же этот столь длинный спор? О любви? О политике?

– Нет о вере.

– О вере?!

– Да, он говорит, что Бога нет. Не верит в него. А я противоположное. Вот и спорим.

– Хм, не правда.

– Что неправда?

– Что дед так говорит. Вы лжете.

– Это почему же? – удивился богослов.

– Он верит. Он не может не верить. Да и он каждый вечер молится. Я сам слышал. У него в тумбочке икона есть. Он от меня, ее прячет и убирает. Но я видел!

Повисла пауза. Иоиль улыбнулся. Он, закрыл глаза и, словно медитируя, что-то бормотал про себя. Вилор с удивлением смотрел на этого человека. Наконец не выдержав, грубо спросил:

– Вы, что тут делаете? А?

– Извините. У меня просто радость. Я сделал свое главное дело.

– Какое еще дело?

– Хм. Да так. Вы не обращайте внимание.

– Странный вы какой-то? – фыркнул Вилор и глубоко затянулся сигаретой. – Ну, а ко мне, зачем пришли?

– Я к вам? Я же говорил. Может, вам помощь нужна. Вы же поговорить хотите? Что бы вас выслушали?

– Нет, ничего я не хотел. Просто…

– Просто вы не знаете, как поступить?

– Вы, о чем?

– Я о вашей пьесе. Ну, о том человеке, главном герое, который собрался убить другого человека из-за его жены. Вроде та не счастлива с ним. Вот это человек и собрался убить плохого мужа. Так ведь?

Щукин обомлел. Богослов словно читал его мысли. Он рассказывал ему самое сокровенное. Иоиль тем временем продолжил:

– Вот вы сейчас и мучаетесь. Кому рассказать про этот сценарий? Деду? Нет, он не поймет. Этой женщине? Вернее, героине, так ее вроде и как нет. Рассказать вам не кому. Вот вы и мучаетесь. Так расскажите мне. Я вам посоветую.

Вилор молчал. Он не мог произнести и слова, странный человек рассказывал ему его мысли. Его душевные муки. Это было и удивительно, и страшно. Кто-то мог знать, что думает человек. О чем переживает. Нет!

– Так, что вы решили? – настаивал Иоиль.

Щукин вздрогнул. Ему было страшно.

– Я ничего не решил. Я просто…

– Вы просто думаете, что та женщина, жена этого нехорошего человека, будет после этого счастлива?

– Ну, да…

– Странный вы. Как можно построить счастье на смерти другого? Нет! Это плохо. Тем более все это уже было. И люди сто миллионов раз это проходили. Да и конец известен.

– Кому? – еле выдавил из себя Вилор.

– Как кому? Богу!

– И что будет?

– Хм, от тех, кто оставляет стези прямые, чтобы ходить путями тьмы. От тех, кто радуется, делая зло? Восхищается злым развратом? Хм. Нужно спасаться, и спасти себя можно лишь самому и спасти от жены другого, которая умягчает речи свои. Которая, оставила руководителя юности своей и забыла завет Бога своего. Дом ее ведет к смерти и стези ее к мертвецам. Никто из вошедших к ней, не возвращается и не вступает на путь жизни. Посему ходи путем добрых и держись стезей праведников.

Вилор задумался. Ответил не сразу. Иоиль ждал. Щукин надул губы и, чмокнув, усмехнулся:

– Слишком как-то все замысловато и мрачно. Дом ее ведет к смерти и стези ее к мертвецам. Мрачно.

– Мрачно. Но, это истина. Истина иногда бывает мрачной. Тут ничего не сделать, – тяжело вздохнул Иоиль.

– И все-таки. Я с вами не согласен.

– Люди, почему-то всегда не хотят слушать нужные им советы. И когда им говорят правду, стараются делать вид, что это ложь и делают все наоборот.

– Вы это о чем? – изумился Вилор.

– Вы поймете.

– Слушайте, вы очень странный тип. Вас нужно бы в милицию сдать. А? Как вас там?

– Иоиль…

– Ах да, Иоиль, еврейское имя конечно.

– Почему еврейское?

– Ну, так мне показалось.

– Хм странно, вообще-то оно библейское, но если вы хотите, чтобы оно было еврейское, то пусть.

– Как это пусть? Вам что все равно? Вы что действительно еврей?

Богослов тяжело вздохнул и пожал плечами. Он грустно улыбнулся, от его улыбки Вилору почему-то стало смешно, он рассмеялся. Щукин хохотал и грозил Иоилю пальцем. Богослов ждал. Наконец Щукин успокоился и махнул рукой:

– Вы я вижу очень опасный человек. Осторожный, вежливый и главное… умный. Вы я вижу, можете манипулировать людьми. Я много раз встречался с такими как вы. Такие как вы можете водить народ за нос. И это настоящее искусство. Вы можете дурить народ и поэтому, таких как вы, я уважаю.

– Вы что же уважаете плохих людей?

– Почему плохих? Я уважаю людей, которые могут достигать своей цели! – удивился Вилор.

– Да, но цели можно достигать по-разному и цель может быть разная. И если человек достигает цели, делая другим зло, значит он плохой человек, а вы говорите, что уважаете таких…

– Странный, вы какой странный тип! Красиво как все путаете. Я даже как-то запутался. Но нет, в конце концов, совсем запутать меня вы не сможете. Если как говорится спорить с вами-то и вы не справы. Вас надо побеждать вашим же оружием. Если философствовать по-вашему, то все люди в принципе плохие!

– Это не правда,… но я все равно спрошу, почему вы пришли к такому выводу?

– Да потому что все люди в принципе сволочи! Они хотят счастья лишь себе и своим близким, а на остальных им наплевать? Не так ли? Люди мерзкие и противные существа! И иногда их нужно наказывать. Неважно как… обманом, голодом, смертью или мученьем, но наказывать! Вот поэтому и нужны такие, такие как вы наверняка их могут обмануть. Заставить почувствовать, что они не самые хитрые и не самые умные заставить почувствовать, что он вовсе не цари природы и не всесильные и могущественные существа, а простые черви!

– Какое страшное у вас представление о людях. Сразу видно вы мучаетесь! Сразу видно, что вы человек ранимый и может быть, даже добрей, чем я вас представлял. Вы лучше, чем есть на самом деле, но почему-то хотите заставить других, а главное себя самого думать, что вы плохой и мерзкий человек! Но это не так. И пока не поздно вам нужно передумать и заставить себя делать поступать по-другому. Поверьте, вы очень сильно заблуждаетесь!

– Нет! Не надо меня тут внутренне лечить! Не пройдет! Люди сволочи! И меня в этом никто не переубедит. Никто!

– Никто? А Бог?

Щукин замер, он не ожидал такого ответа незнакомца. Вилор вздрогнул и как-то прищурившись, попытался всмотреться в глаза этого странно человека. Он вглядывался в зрачки, но ничего не видел, пустота, и какая-то внутренняя уверенность, спокойствие и умиротворенность. Все вперемешку. Щукин тяжело задышал и нервно переспросил:

– Что вы сказали кто?

– Бог, вас Бог заставит, правда, когда не знаю. Но вы человек хороший. Но почему-то стараетесь казаться мне и остальным людям плохим, а главное заставляете себя самого поверить, что вы плохой и злой. Но вы ничего не можете сделать, знаете почему, потому, что глаза-то у вас добрые! Понимаете, добрые! А глаза это главное, ибо как говорит наш Господь: светильник для тела – это глаз. А потому если твой глаз будет простым, то и все тело будет светлым, но если глаз будет злым, то и все тело твое будет темным. Если же свет, который в тебе тьма, то, как же велика эта тьма!

– Складно конечно, складно, но вы меня не переубедите, ибо если как вас, послушав я стану добреньким, то другие людишки меня попросту съедят! Понимаете, эти как вы говорите добренькие людишки меня съедят! И вот, она вся… правда и нет на нее у вас аргументов нет! Не так ли?

Но Иоиль не ответил. Вилор с удивлением увидел, что кресло пусто. И вообще в комнате никого нет. Щукин вскочил и в панике бросился в коридор и тут… упал… упал, в лужу. Она была липкая и теплая, Вилор понял, что это кровь. Щукин в ужасе пытался оторвать от пола руки, но они словно присохли к паркету. Вилор попытался крикнуть. Но вместо этого голосовые связки издали какой-то писк. Электронную трель. Щукин надрывался всей грудью…

И тут он очнулся. Где-то в глубине коридора входной звонок противно звал на помощь. Щукин вздрогнул и попытался встать. Руки и ноги слушались. Вилор с опаской подошел к двери. Припав к глазку, он попытался рассмотреть гостя, который стоял у порога. Это был какой-то незнакомый мужчина. В кожаной куртке и бейсболке на голове. На глазах солнцезащитные очки. Щукин осторожно потрогал щеколду замка и тихо спросил:

– Кто тут? Что вам надо!

– Мне нужен Вилор Щукин. Он дома?

– Хм, а вы кто?

– Так он дома? – стоял на своем, незнакомец.

– Он-то дома. Только вот не для всех. С неизвестными типами он не разговаривает.

– Странно. А мне сказали, что он меня ждать будет. И очень будет.

– Кто сказал?

– Да какая разница. Один человек. Он сказал, что Вилор Щукин очень ждет, когда придет человек, что бы выполнить его просьбу…

Повисла тишина. Вилор все понял. Он догадался от кого пришел этот тип. Конечно. Это был посланец от Леонида Маленького, отца Вики. Тот самый человек, который должен был, выполнить его заказ!

Вилор испугался. Испугался до самых кончиков пальцев на руках и ногах. Его словно прошило электричество. Он не ожидал, что все это воплотиться в реальность. Этот дурацкий разговор, про заказ на убийство был, какой-то страшной сказкой. Просто далекой сказкой не касавшийся его жизни. Там. Где-то далеко! Где-то не по-настоящему и где-то не в его жизни. И вот, он пришел. Этот страшный человек пришел, чтобы выполнить его просьбу! Так просто и категорично – выслушать и пойти, и убить человека! Лишить жизни другого человека! Так просто и незатейливо. Нет, это не могло быть реальностью.

Вилор зажмурился и прислонился спиной к двери. Он стоял и тяжело дышал. А незнакомец там за дверью, словно почувствовав нерешительность хозяина квартиры – грубо спросил:

– Ну, так мне откроют дверь или уходить?

Щукин словно в бреду потянул щеколду. Засов лязгнул обреченностью. Через мгновение незнакомец стоял возле Вилора. От него пахло дорогим одеколоном и табаком. Мужчина, не смотря на полумрак прихожей, солнцезащитные очки не снял. Кивнув на Щукина, он спокойно сказал:

– Ну, ведите, не тут же разговаривать будем?

Вилор поплелся за гостем, словно то уже знал куда идти. В кабинете незнакомец деловито развалился в кресле, закинув, нога на ногу. Мужчина сидел и рассматривал стоящего напротив него Щукина, который переминался, словно нерадивый ученик перед завучем.

– Ну, я вас слушаю. Что-надо-то?

– Так, это… в общем, ну, как сказать, в общем. Я не знаю.

– Нет, так делать дела нельзя. Вы уж определитесь. Вы что боитесь? Чего?

– Ну, не знаю, – Вилор с трудом преодолевая страх, сел в кресло, напротив.

– Так, все ясно. Это понятно. Заказать человека не каждый может. Одно дело на словах бросаться и бравировать по пьяной лавочке. А другое, когда дело доходит до конкретных действий. Поэтому вы сами должны еще раз решить, нужен ли вам этот заказ? Может вы все так, в горячке решили?

Вилор опустил глаза и ничего не ответил. Мужчина тяжело вздохнул:

– Ну, так я и знал. Задний ход. Я по два раза ходить тут и уговаривать не буду. Или мы говорим о цели, или расходимся и больше никогда, никто друг друга не увидим. Вы уж решайте. Время оно тоже материально. Вы сами, как я вижу, еще и не решили, нужно вам кого-то заказывать?

– Нет, нет. Нужно, нужно, – затараторил Вилор. – Понимаете. Как-то все не ожидал. Так вот резко. Я поэтому и не готов.

– Хм, да, вот так решить за человека, что ему не стоить жить, конечно, очень ответственно. Вы как я вижу, боитесь этой ответственности. И правильно. Такие вопросы очень трудно решать. Жизнь она ведь такая штука. Так кто вас там достал?

– Да так тип один.

Незнакомец вздохнул. Он покачал головой и противно улыбнулся. Вилор поймал себя на мысли, что именно таким он и ожидал увидеть наемного убийцу. Вот такого типа в черных очках и кожаной куртке.

«Почему у них вот такая форма одежды: Профессиональный дресс код? Эти люди сами хотят так выглядеть? Они думают, что черная куртка и темные очки делают их незаметными в толпе? Нет, напротив такой тип всегда заметен. От него всегда веет какой-то неприятностью. Злостью и бедой. Я бы лично всегда насторожился, если бы увидел вот такого мужика рядом с собой. Нет. Почему? Такая одежда? Нет, а с другой стороны, они все похожи друг на друга. Начнешь потом делать словесный портрет для милиции и рассказать то нечего. Тупая рожа, в черных очках и бейсболке. Кожаная курка, кроссовки? Что описать? По таким приметам никого не найдешь. Значит, есть какое-то рациональное зерно в его облике!» – подумал Вилор.

– У вас хоть фотография есть этого человека? Или как? – прервал его мысленные рассуждения гость.

– Хм, нет. Фотографии нет. Да и зачем вам. Вы если профессионал, так найдете. Я вам фамилию и имя скажу. И все. Там проще простого.

– А вы, что действительно поэт? – неожиданно спросил незнакомец.

Вилор смутился. Он пожал плечами и, улыбнувшись, нервно ответил:

– А какое это имеет значение?

– Хм. Да в принципе-то никакого. Просто! До чего дошло наше общество? Трансформировалось, так сказать. Поэты вон, конкурентов заказывают. Раньше-то вон, на дуэль вызывали. А тут?

– Хм, когда поэты на дуэль вызывали и киллеров-то, наемных не было! Там все открыто было! И Пушкин не боялся за честь своей жены постоять! – зло бросил Вилор и с ненавистью посмотрел на гостя.

– Да бросьте вы! – отмахнулся брезгливо мужчина. – Киллеры наемные были всегда! Даже во времена пещерного строя! Человек такая скотина, что прежде чем придумать профессию проститутки и журналиста придумал профессию киллера! Убивать себе подобных! Устранять конкурентов! Ладно, вы тут мне не пытайтесь на внутренние чувства надавить. Я сам все знаю. Кто он?

– А вам не все равно? – разозлился в конец Вилор. – Это мое дело кто он! Вам вон, заплатили небось! Вот и делайте свою чертову работу! И все! И не надо, тут мне, тоже устраивать очищение души!

Гость покачал головой. Он развел руками и как-то дружески щелкнул пальцами. Словно фокусник, перед тем как зарезать бутафорского петуха.

– Вот, за что я люблю творческие личности, они за всякую ерунду готовы пол человечества уничтожить. А там хоть трава не расти! Лишь бы идея их воплотилась в жизнь! Так сказать – после нас хоть потоп! А ведь так не бывает милый мой! Не бывает!

– Это вы, о чем? – не понял незнакомца Вилор.

– Я ведь зря тут с вами разговариваю. Я профессионал. И никогда спонтанно никакую работу не делаю. Тем более такую деликатную. Знаете ли, человека жизни лишить это вам не поле перейти. Тут ошибки быть не должно. И вот я хочу, чтобы вы потом мне как в магазине не захотели товар назад вернуть. Тут, как говорится, ничего не возвращается. Да и долги они-то на вас висеть будут.

– Какие долги? Мы договаривались, что денег я вам платить не буду.

– Да причем тут деньги? – вздохнул гость. – Эх, ладно. Как зовут вашего врага?

Вилор внимательно посмотрел на человека, от которого теперь зависела его судьба. Назвать имя и все! Он Вилор Щукин перейдет в другую категорию! Он станет «заказчиком», а попросту таким же убийцей как этот хладнокровный тип, который читает ему тут проповедь. Назвать имя и мир перевернутся для него! Станет все другим. Пойдет новый отсчет его жизни. Жизнь «до» и «после». До и после этой секунды, когда он приговорил другого человека к смерти.

«Господи, как все просто! Слово! Я напрягу голосовые связки, вылетит нужный звук и через какое-то время от этого звука прервется жизнь другого человека! Вот так, его убьет мое слово! Господи, как все просто и сложно! Что так все символично? Сначала было слово? Да, да! Бог говорил слово! По-моему, так! Он сказал и появилась вселенная! Господи! Вот почему к слову нужно так относиться! Слово! Вот оно, наверное, самое страшное и беспощадное оружие! Словом, действительно можно убить? А можно и наоборот? Стоп! Если я сейчас не скажу ему имя Валериана и тогда я спасу ему жизнь? И тогда. Тогда все будет по-другому? Все будет иначе? Вот так, от одного слова зависит хоть маленький, вернее малюсенький микроскопический, но эпизод в истории всего человечества? Один человек останется жить, а другой не будет убийцей? Нет, все очень сложно! А как же Лидия? Она-то как? А как же я? Это человек Валериан, он не даст быть нам счастливым? Господи, как все просто – одно слово!»

– Вы я вижу, сами-то не решили. Надо это вам или нет. В общем, я пошел. И больше я к вам не приду! – нарушил внутренние мучения Вилора незнакомец.

Он встал с кресла и направился к выходу. Но его остановил Щукин. Вилор вскрикнул, он почти приказал этому человеку остановиться:

– Стойте! Вам нужно найти… некого Валериана Скрябина! Он работает в городской газете «Сегодня»! Он литературный критик и обозреватель культурных событий. Вот! А Адрес где он живет, Взлетная улица дом пятнадцать квартира сорок пять. Вот и все! – Вилор зажмурился от напряжения.

Ему было противно и больно. Он тяжело дышал. Его лоб покрылся потом. Незнакомец внимательно посмотрел на Щукина и, ухмыльнувшись, бросил:

– Да, я вижу, он вас достал. В конец, если вы все-таки решили. Ну, что ж. Пусть будет, по-вашему. Но учтите, потом наступит наказание, понимаете, наказание.

– Какое наказание?

– Потом поймете. Достоевского-то читали? Или так… кино посмотрели? Учтите, потом будет очень больно и трудно. Очень больно и трудно, это тяжелая ноша решить судьбу человека. Поверьте, мне, это очень трудная ноша. Поэтому пока не поздно, откажитесь от заказа. Откажитесь, это будет лучше для вас. Мне не хочется, что бы вы стали потом таким как я. В этом ничего хорошего нет. Поверьте.

– Вы странный исполнитель, отговариваете клиента от заказа. Такое не бывает.

– Я отговариваю вас ради… другого человека, который… вас любит. Этот человек мне дорог, и я не хочу, чтобы он был несчастлив.

– Кто это Лидия?

Но незнакомец не ответил, он лишь хмыкнул и, повернувшись, тихо вышел из комнаты.

Вилор тихо шепнул ему в след:

– Не надо, ничего не надо…

Щукин еще долго сидел, не открывая глаз. Ему никого не хотелось видеть. Вернее, ему даже не хотелось видеть даже белого света! Ничего! Пустота вокруг!

«А может прав был это странный тип в длинном плаще? Этот человек с библейским именем? Это его видение? Как оно появилось? Это, что его… совесть, она, что так вот выглядит и называет себя странным библейским именем, то там он говорил? Этот человек-видение? Он говорил, что-то про глаза. Он говорил… что глаза не могут врать не могут! Он говорил, он говорил правду? А иначе,… зачем же я зажмурился? Мне стыдно видеть даже белый свет? Как страшно! Я схожу с ума и пытаюсь при этом убить другого человека! Нет, не хочу открывать глаза!»

Щукин вздрогнул, когда хлопнула где-то далеко входная дверь. Страшный человек вышел, но навсегда остался с ним. Это Вилор понял.