Весной 1912 года в окне ресторации Звержины, который переселился с Виноград на Уезд, к смиховским казармам, можно было прочесть:
«Искусство, сбежавшее из театров
Партия умеренного прогресса в рамках закона, наблюдая тщетные попытки наших театров поставить что-либо порядочное, решила сама подать руку искусству и одарить публику драматическими шедеврами новейшего направления…»
Своеобразное место в истории чешского кабаре принадлежит выступлениям веселого содружества литераторов и актеров, группировавшихся вокруг Гашека. Играли на сцене, не походившей на обычные театральные подмостки. Это был просто угол зала с небольшим возвышением, возле которого стоял рояль. Да и зрители не напоминали театральную публику. Сюда являлись завсегдатаи ресторанов, узнавшие о спектакле по слухам или из газет. Сначала, когда играли в ресторации Звержины, коллегами Ярослава Гашека и соавторами одноактных пьесок были Йозеф Мах и Франтишек Лангер, в то время, вероятно, и не подозревавший, что станет известным чешским драматургом.
Хорошо принимались публикой изобретательность и остроумие одного из основателей партии умеренного прогресса, Эдуарда Дробилека. Как и деятельность самой партии, эти выступления были пародией на актуальные моменты литературной и политической жизни. Связь самодеятельного кабаре с партией умеренного прогресса явствует почти из каждой сценки или диалога. Так, в пьеске «Гора Оливетская» один из персонажей объявляет, что «прогресс возможен лишь без насилия». Эти слова пародируют реформистскую социальную программу реалистической партии, в них та же ирония, что и в предвыборных речах Гашека.
Герой пьесы «Гора Оливетская» — поэт-декадент. Сюжет другой пьесы вертится вокруг картины Альфонса Мухи и тогдашней аферы с кражей «Моны Лизы». В ряде пьес изображены известные политики и общественные деятели: профессор Масарик, профессор Дртина и др. В одной из них мы встречаемся с фигурой бравого солдата Швейка. Это свидетельствует о том, что уже в 1911 году, после публикация на страницах «Карикатур» и еще до книжного издания 1912 года, гашековский «Швейк» имел широкую популярность.
Кабаре приобрело известность и получило название «У братьев Макавеев», ибо в пьесах щедро использовались библейские мотивы. Богемное содружество и до этого присваивало себе различные названия, как, например, «Братство Яна Мыдларжа, пражского палача».
Впрочем, драматические сценки составляли только часть программы кабаре. На другой сохранившейся афише сообщается, что редактор «Света звиржат» Ярослав Гашек выступит с лекцией «О святых с точки зрения экономики». Вопросы, дискуссия и общая полемика в рамках приличия приветствуются. По окончании программы — воскресенье. В один из вечеров Гашек взял на себя роль конферансье и, черпая знания из своей кинологической практики, говорил «о дрессировке полицейских собак», делая недвусмысленные намеки на свой опыт обращения с «легавыми».
В апреле 1912 года, когда Гашек читает лекции в ресторации Звержины, он является одновременно членом актерской труппы, выступающей в ночном заведении «Монмартр» на Ржетезовой улице или в трактире «Копманка» на Темпларжской улице.
«Монмартр» принадлежал известному пражскому шансонье Йозефу Вальтнеру. Среди всех староместских трактирчиков его заведение имело наибольшие основания стать сборным пунктом художественной богемы. Он удобно расположился в глухом тупике, в старинном доме «У трех дикарей», да еще в непосредственной близости к культурному центру Праги. Художник В.Г. Бруннер расписал потолок помещения смелыми эротическими рисунками, в которых крылась пародия на входивший тогда в моду кубизм. В программе участвовали актеры и певцы, выступавшие здесь после спектаклей. Порой Вальтнер ангажировал постоянных исполнителей из числа безработных актеров; среди них были Э.А. Лонген и его жена Ксена Лонгенова, включавшие в свой репертуар песенки парижских апашей и т. п. Заходили сюда и члены молодежной труппы «Семерка червей». И всегда тут можно было застать веселую четверку неразлучных друзей — Гашека, Опоченского, Кудея и Гануша.
Привилегированным положением здесь пользовался Ярослав Гашек. Он завоевал признание непосредственным юмором, журналистским опытом и находчивостью, благодаря которым в любой момент мог вести конферанс и импровизировать на какую угодно тему. В «Монмартре» Гашек был не только ежедневным, но и еженощным гостем. Нередко тут и спал на плюшевом диване в каком-нибудь дальнем углу. Владелец «Монмартра» хотел, чтобы Гашек за ужин участвовал в вечерней программе. А тот порой начинал бунтовать и вел себя непристойным образом. Вернувшись, например, из очередного бродяжнического странствия по Чехии, он уселся на сцене и перед всей публикой, ожидавшей невесть каких острот, стал разуваться и медленно, деловито разматывать ужасающе грязные портянки. После нескольких таких эксцессов хозяин запретил ему появляться в трактире, дескать, его поведение шокирует приличных посетителей. Интересно при этом, что Гашек льнул к «Монмартру» «как к родной матери» и без него вообще не мог обойтись. Было даже трогательно смотреть на него, когда ночью, в дождь и непогоду, он прохаживался по улице перед заведением Вальтнера, пока не появлялся достаточно влиятельный заступник, который как-то уговаривал впустить его в зал.
Выставленный из «Монмартра», он отправлялся в старинную «Копманку», куда ради отличного трактирщика Карела Флашнера и доброго велькопоповицкого пива наведывались многие популярные деятели искусства. Навестить Гашека в ресторации «На Балканах» (это название трактир получил в пору балканских войн) приходили самые верные его друзья — литераторы и художники. Комические сценки и лекции здесь чередовались с музыкальными номерами. Гашек брал слово в перерывах между выступлениями. Говорил главным образом о своих путешествиях по «средней Европе», как он называл скитания по Чехии, которые предпринимал тогда с З.М. Кудеем, и в качестве известного сторонника связей с балканскими народами высмеивал австрийскую великодержавную политику.
В ночных заведениях Гашек был самым постоянным посетителем. Еще в 1913 году пражская газета «Заимаве новины» («Интересные новости») приглашает читателей из кабаре «Нирвана» в ресторацию «На Балканах». Правда, рецензент сожалеет, что нет уже того веселья, которое прежде поддерживали наши литераторы Гануш, Гашек, Опоченский. Остался лишь неутомимый и первый наш поэт и юморист Ярослав Гашек, в одиночку спасающий эти вечера.
Гашековский конферанс явно связан с его предвыборными выступлениями на собраниях партии умеренного прогресса, как это верно подметил в своих воспоминаниях Франтишек Лангер:
«В кабачке „Коровник“ избиратели видели перед собой кандидата, похожего на персонажа из программы кабаре. Он произносит речи, играя как актер, то и дело поглядывая на слушателей, с порозовевшего лица не сходит лукавая усмешка, всякий успех, всякую сочувственную реакцию публики он подкрепляет еще более широкой улыбкой и явно счастлив, когда ему удается вызвать взрыв громкого, безудержного смеха. Обычно он дает людям нахохотаться всласть и пользуется передышкой, чтобы освежиться солидным глотком пива. А иной раз изображает преувеличенную серьезность политического оратора и вещи совершенно обычные сообщает патетическим тоном, с неистовством фанатика стуча кулаком по столу» размахивая руками и гипнотизирующим строгим взглядом обводя слушателей: не осмелится ли кто возразить? — точно он произнес самую смелую истину или сделал великое открытие. Он полностью использует преимущества опытного юмориста, а потому нисколько не стесняется и позволяет себе затягивать паузы, которые не утомляют публику, а превращаются в напряженное ожидание: что там оратор замышляет и что из всего этого получится. Ему нравится играть, и он охотно играет, причем видно, что эта роль доставляет ему истинное наслаждение».
Идет обычная ресторанная жизнь, за столиками обслуживают посетителей. Актерам кабаре приходится занимать и смешить публику, заглушая шум разговоров. Они не могут полностью отдаться игре, должны прислушиваться к реакции зрителей, мгновенно ее учитывать. Актеры и авторы не просто произносят текст, а выявляют собственное отношение к изображаемому. Во времена авангардного театра такой способ творчества получит название «импровизационной игры».
Был ли Гашек актером? Из свидетельств очевидцев явствует, что большей частью он выступал с импровизированными речами, главным в которых была его авторская, а не исполнительская роль. В пьесах и сценках он проявлял себя скорее как актер, но и там текст был лишь основой для бесчисленных вольных отступлений.
Гашек необычайно гордился своими успехами в кабаре, но, по мнению некоторых очевидцев, несколько себя переоценивал. Разумеется, ему не хватало актерской самодисциплины и профессионального контакта с публикой. Так, по крайней мере, считает Лонген, который хорошо знал его с этой стороны. Гашек и на сцене был иронически безразличен ко всему, не умел достаточно разнообразно пользоваться актерской мимикой. Он охотнее прибегал к оригинальной мысли, афоризму или шутке, чем к жесту.
После большого успеха в «Монмартре» и «На Балканах» Гашек выступает как конферансье перед широкой аудиторией с труппой кабаре, возглавляемой Лонгеном. Он принимает участие в некоторых ее пражских и гастрольных представлениях, в частности в Пльзени.
Гашек не выносил, когда кто-нибудь нелестно отзывался о его артистических способностях. И видел в этом лишь зависть конкурента. Некоторые современники считали, что он вообще был актером по природе. Эдуард Басс, к примеру, писал: «В Гашеке всегда жили два человека. Один изображал шута, а другой на это смотрел. Этот второй Гашек, которого знали немногие, со страшной отчетливостью узрел ничтожность человеческой жизни и, познав эту ничтожность, пытался опровергнуть ее, заглушить, обойти, обмануть шутками и таким образом провоцировал того, первого Гашека. Его великолепная комедийная игра была исполнена трагизма».
В нашем документальном повествовании мы не можем углубляться в парадоксы души клоуна. Однако присмотримся к сохранившимся текстам. Сравнив записи сыгранных в кабаре пьес и сценок с остальными литературными сочинениями Гашека, мы будем разочарованы. Это лишь наметки и наброски, выглядящие мертво и фрагментарно, свидетельство невосстановимой атмосферы, из которой рождалось богемное веселье. Забава, чтобы походить на забаву, должна быть до банальности простой, должна основываться на всем известных фактах и привычках, на проверенных актерских приемах. Поэтому сценки и пьесы Гашека для нас только документ, говорящий об обстановке и ситуации, в которых его осенили искрометные идеи, больше ни о чем. Им недостает той непосредственности, легкости, спонтанной изобретательности, огромной потенциальной способности к творческой импровизации, которые характерны для его литературных произведений.