В ГАЗЕТЕ «ВПЕРЕД»

В Женеве шла бурная подготовка к созданию газеты: собирали деньги среди тех, кто еще мог чем-либо пожертвовать, намечали планы и придумывала названия. «Особенно подробно обсуждался этот вопрос (о газете. — Н. П.) с Вацлавом Вацлавовичем Воровским, — вспоминал В. Бонч-Бруевич. — Название газеты я предложил «Вперед». Были найдены и деньги: дал часть своих сбережений Воровский (недавно ему выслал гонорар московский журнал «Правда»), раскошелился Бонч-Бруевич, отдал свои золотые часы с цепочкой Ольминский.

Ленин в это время (декабрь 1904 г.) находился в Париже. После его возвращения в Женеву на квартире В. Бонч-Бруевича состоялось собрание большевиков. Главным редактором газеты выбрали В. И. Ленина, редакторами отделов: В. В. Воровского, М. С. Ольминского, А. А. Богданова. В. И. Ленин предложил пригласить А. В. Луначарского. С ним Владимир Ильич познакомился в Париже.

Анатолий Васильевич только что приехал тогда из России и еще не разобрался, кто же прав: большевики или меньшевики? Выслушав реферат Владимира Ильича, Луначарский больше не колебался. Вскоре он появился в Женеве. Стройный, с хитринкой в глазах, он произвел хорошее впечатление на женевскую группу большевиков. Понравился он и Воровскому. Луначарский много и интересно рассказывал, при этом тонкие губы его слегка подергивались. Он мог говорить часами на любую тему. Луначарский и сам чувствовал свои прирожденные ораторские способности и нередко любовался собой.

Луначарскому поручили написать заявление от редакции новой газеты. Он стал третьим членом редколлегии «Вперед», ибо А. А. Богданов не смог выбраться из России.

4 января 1905 года вышел первый номер газеты. Он был горячо принят в России. От номера к номеру возрастал интерес рабочих к своей газете, с каждым номером им становились все яснее и яснее причины разногласий большевиков с меньшевиками. Почти каждый день в редакцию «Вперед» приходили письма из разных уголков России, в которых рабочие и партийцы с радостью приветствовали орган большевиков. Большую поддержку Ленину и всей редакции «Вперед» оказывали большевики: А. Стопани с Кавказа, Л. Книпович из Одессы, С. Гусев из Петербурга.

В. Бонч-Бруевич, отправившийся по партийным делам в Россию, извещал из Тулы, что газету «Вперед» охотно читают рабочие и отдельные статьи ее горячо обсуждают на собраниях. В первом номере «Вперед» была напечатана статья «Пора кончить». В ней разоблачалась гнусная роль меньшевиков из Петербургского комитета, по вине которых была сорвана рабочая демонстрация.

Статья эта родилась из письма рабочего в редакцию. Воровский обработал материал этого письма, предпослав ему вводную часть, и показал Владимиру Ильичу. Ленин счел необходимым расширить статью и сделать к ней большую приписку, которая подводила итог оппортунизму «меньшинства» в организационном вопросе. Ленин призывал местные комитеты заявлять открыто, что партия порывает с этими господами всякие отношения.

Многие статьи во «Вперед» шли без подписи, поэтому случалось так, что статья одного редактора дописывалась другим. Часто это было у Воровского и Ольминского. Ленин читал их статьи, вносил исправления и дополнения. Просматривая ленинскую правку своих статей, Воровский учился искусству партийной публицистики.

С первых же дней в редакции газеты «Вперед» установилась настоящая товарищеская обстановка. Душой всего коллектива был В. И. Ленин.

«В большинстве случаев, — вспоминал А. В. Луначарский, — весь материал, кроме телеграмм, хроники и т. д., зачитывался вслух на редакционном совещании под руководством Ленина. Он и сам также читал нам свои статьи и чрезвычайно охотно выслушивал всякие замечания и советы. Ленин вообще очень любил коллективную работу в самом подлинном смысле этого слова, то есть выработку формулировок на основе некоего черновика, путем непосредственной работы многих голов».

Замечательный пример ленинского руководства, ленинского принципа коллективности в работе крепко и на всю жизнь запал в душу Воровского. Чуткость Ленина к своим сотрудникам, его любовь и бережное отношение к их творческим поискам — все это так помогало в работе.

Однажды, вернувшись домой, Воровский застал у себя Владимира Бонч-Бруевича, только что вернувшегося из России. Гость сидел на кушетке и разговаривал с Дорой Моисеевной, женой Вацлава Вацлавовича. (Это была та самая девушка, которую Воровский встретил в Берлине. Вскоре их дружба переросла в любовь, и они поженились.) Находясь еще под впечатлением редакционного совещания, Воровский стал рассказывать о ленинском обаянии:

— Вы понимаете, Владимир Дмитриевич, сколько я ни бываю с Ильичем, а все никак не перестаю восхищаться им. Любит он людей, с которыми работает вместе. Любит по-мужски: без сладких слов и внешних знаков. Внимателен и учтив. Всегда выслушает, постарается понять. Никогда не сделает шага, пока не убедится, что это не только его личное мнение, но и мнение его товарищей.

— Согласен, — заметил Бонч-Бруевич. — Однако это не мешает Мартову называть его узурпатором.

— Да, с врагами он тверд и непримирим. Но он выглядит совершенно иначе, когда сидишь с ним за одним столом и разрабатываешь планы, читаешь рукописи или обсуждаешь какие-либо практические вопросы. Никто не может так охотно следовать совету, если совет хорош, как Ильич; никто так добродушно не позволит редактировать и «изменять» свои рукописи, как Ильич; никто не подчиняет себя так охотно мнению большинства, как это делает Ленин. Но, когда он убежден, что этим наносится вред интересам партии и рабочего класса, Ильич становится тверд, как железо…

В газете «Вперед» Воровский много писал, редактировал рукописи, обрабатывал письма рабочих и т. д. Большую часть редакционной работы Воровский выполнял дома, на улице Каруж, впрочем, как и другие члены редакции. Часто к нему приходил рабочий-наборщик Л. Владимиров и забирал материалы для набора. Почти в каждом номере газеты появлялись статьи Воровского. Они были часто без подписи, как и другие статьи в газете. Но на всех его материалах сказывалось духовное влияние Ленина. Постепенно Воровский усвоил не только дух ленинской публицистики, но даже и стиль его стал острее, ярче, доходчивее.

С созданием газеты «Вперед» большевики получили возможность вынести свои разногласия с меньшевиками на суд миллионов простых рабочих читателей. И рабочий класс России постепенно понял, что только большевики во главе с Лениным ведут по-настоящему борьбу с самодержавием. Меньшевики же окончательно скатились к оппортунизму и в организационных и в тактических вопросах. В своих письмах и резолюциях рабочие высказывались за III съезд, они оказывали поддержку Ленину и его единомышленникам.

 

ОТГОЛОСКИ РЕВОЛЮЦИИ

В России началась революция. Она подготовлялась давно, всем ходом событий. Тяготы, связанные с русско-японской войной, невыносимо тяжелые условия труда, постоянные штрафы, мизерная зарплата — все это обострило до предела отношения между рабочими и царским самодержавием. Петербургские рабочие, спровоцированные агентом охранки Гапоном, организовали 9 января шествие к Зимнему дворцу, чтобы вручить царю петицию о своих нуждах. Но даже и эту мирную демонстрацию Николай II, прозванный кровавым, разогнал залпами. На площади перед Зимним дворцом умирали рабочие, истекая кровью, но тут же умирала и вера в царя.

Утром Воровский, как всегда, просматривал женевскую «Трибуну», выходившую несколько раз в сутки по мере поступления новостей.

Что это? На первой странице крупным шрифтом: «РЕВОЛЮЦИЯ В РОССИИ».

Вацлав Вацлавович снял пенсне, протер глаза и стал с жадностью читать.

Сомнений не было: в Петербурге началась революция…

Воровский накинул пальто, схватил шляпу и направился к столовой Лепешинских — месту встреч и собраний. Он миновал несколько домов, показались широкие, словно витрины, окна, между ними дверь. Несколько ступенек вниз — и он уже в помещении. Туда стекались и многие другие политэмигранты с газетами в руках. Лица у всех оживленные…

…В столовой столпились и большевики и меньшевики. Все поздравляли друг друга. Все чаще и чаще стали слышаться в толпе речи:

— Довольно с нас распрей! Не пора ли объединиться? Ведь там льется на улицах пролетарская кровь… Да здравствует русская социал-демократическая революция!

«Да и мы, ближайшие товарищи Ильича, сами заразились общим настроением, — писал старейший большевик П. Лепешинский.

— Владимир Ильич! Мы к вам за советом. Дан от имени меньшевиков предлагает устроить совместный митинг. Идти или не идти на это?

— Гм… боюсь данайцев, даже приносящих дары…»

Поразмыслив, Ленин согласился, но посоветовал договориться с меньшевиками, чтобы на совместном митинге не поднимать фракционной борьбы.

Воровский, так же как и Ленин, мало верил в мирный исход митинга. Вместе с Ильичем он сел на задние ряды и слушал, как Мартов мямлил свою речь. Мартов явно был не в ударе, видимо потому, что выполнял условие — не полемизировать с большевиками.

Потом выступил Луначарский. Его горячую речь слушали внимательно.

Но вот взобрался на трибуну рыжеватый Дан. Он решил, видимо, скрасить речь Мартова и стал пускать шпильки в адрес большевиков. Владимир Ильич не выдержал наглого издевательства над доверчивостью своих товарищей и тихо сказал:

— Идемте, товарищи!.. Нам здесь делать нечего.

Первые известия о революции в России не объединили два крыла русской социал-демократии. Наоборот, разногласий между большевиками и меньшевиками стало больше: появились разногласия по вопросам тактики.

Ленин и его соратники выдвигали и отстаивали марксистскую линию поведения РСДРП в революции, а меньшевики защищали, по существу, либеральную тактику. Если газета «Вперед» призывала к вооруженному восстанию, к гегемонии пролетариата в буржуазно-демократической революции, то «Искра» всячески боялась, как бы не отпугнуть либеральную буржуазию, и отдавала ей первенство в революции. Большевики считали, что пролетариат должен руководить революцией, а меньшевики полагали, что руководство должно быть за либеральной буржуазией.

В. И. Ленин терпеливо разъяснял своим соратникам вопросы тактики на данном этапе, отдельные положения Маркса применительно к новым условиям и т. д. Он старался убедить, доказать свою правоту и был недоволен, когда его положения брали на веру. И с этой стороны Владимир Ильич являлся настоящим учителем.

В ряде статей Вацлав Вацлавович подверг резкой критике соглашательскую линию меньшевиков. В статьях «Всероссийский съезд адвокатов», «Две тактики», «Игра в парламент», «Что значит «поддерживать» либералов» и других Воровский горячо защищал ленинский взгляд на либеральную буржуазию и ее роль в первой русской революции.

Рассматривая адвокатов как наиболее ярких представителей русского либерализма, а их съезд как говорильню, он писал: «В трехдневной болтовне съезда адвокатов отразился, как в капле воды, весь буржуазный либерализм с его блудливым вожделением конституции, с его заячьей боязнью борьбы, с его лакейской угодливостью перед сильным еще самодержавием, с его лицемерным и корыстным народолюбием». Воровский доказывал, что за красивыми фразами либералов о свободе, конституции и парламенте на деле кроется только игра в парламент, что либералам нужна сильная монархическая власть, которая ограждала бы их от «ярости народной». Цели в революции у либералов и пролетариата разные. Поэтому надо разоблачать недостаточную революционность либеральной буржуазии, говорил Воровский. Его публицистическая деятельность в годы первой русской революции помогала Ленину и большевикам проводить свою революционную тактику и ограждала русский пролетариат от конституционных иллюзий.

К весне 1905 года газета «Вперед» не только сумела сплотить большевистские местные комитеты РСДРП вокруг Ленина и его ближайших соратников, но и подготовила III съезд партии.

 

III СЪЕЗД РСДРП

Владимир Ильич позаботился о том, чтобы Воровский был на III съезде. В письме Одесскому комитету Ленин рекомендовал послать мандат Вацлаву Вацлавовичу (Жозефине). «…Я бы позволил себе посоветовать дать мандат обоим из ваших здешних кандидатов, — писал Ленин, — т. е. и Жозефине и Даниле (социал-демократ Д. И. Новомирский. — Н. П.), именно: одному из них с решающим голосом, а другому— с совещательным (г. е. написать письмо съезду, что Одесский комитет просит съезд допустить с совещательным голосом Жозефину, как члена южного бюро, очень полезного в совещательном отношении работника, или, я говорю к примеру, Данилу, как превосходно знающего периферию и замечательно энергично работавшего среди одесского пролетариата)».

Л. Книпович ответила Ленину и Крупской, что Одесский комитет подтвердил мандат, еще раньше данный Жозефине, но затем пересмотрел это решение. Жозефине был дан мандат Николаевского комитета, а Ленину — мандат Одесского.

Вскоре Воровскому был выслан мандат и доклад Николаевского комитета, и Вацлав Вацлавович стал деятельно готовиться к III съезду. В. И. Ленин поручил ему подготовить доклад об отношении РСДРП к либералам.

— Вспомните наш спор о либералах, — смеясь, сказал Ленин. — Мне кажется, что вы теперь можете по праву считаться архиспециалистом по либералам…

В конце апреля 1905 года В. И. Ленин, В. В. Воровский, А. В. Луначарский, Н. К. Крупская и другие делегаты выехали в Лондон, где должен был состояться съезд. Меньшевики отказались от участия в съезде и созвали в Женеве свою конференцию.

Съезд начал свою работу днем 25 апреля. В продолговатой задней комнате одного из ресторанчиков стоял длинный стол. Там сидели делегаты. Впереди находился небольшой столик для президиума. Съезд открыл самый старший из делегатов — Миха Цхакая. Воровский хорошо знал его. Коренастый, с большой копной седоватых волос, Миха Цхакая подошел к столу, подождал, пока стихнут голоса, и сказал небольшую приветственную речь.

В президиум съезда избрали Ленина, Красина, Богданова, и работа закипела.

Уже со второго заседания, когда представитель ЦК Красин настаивал, чтобы на съезд был приглашен с совещательным голосом Рязанов, Воровский активно включился в работу съезда. Он выступил против приглашения Рязанова, политическая физиономия которого была неясна.

Меткая, остроумная речь Воровского против оппортуниста Рязанова сыграла свою роль, и он не был допущен на съезд.

Воровский выступил также с разоблачением меньшевиков, которые утверждали, что они, мол, не имели времени обсудить с периферией вопрос о съезде. Он рассказал делегатам о неблаговидной роли примиренческого ЦК, который своим необдуманным решением распустил Южное бюро.

С пятого заседания началось обсуждение основных вопросов съезда. С докладом о вооруженном восстании выступил Луначарский. Он говорил как признанный оратор: красиво, убедительно, понятно. Содокладчиком был Богданов. Утром 28 апреля начались прения. Вацлав Вацлавович положительно отозвался о докладе Луначарского, но критиковал доклад Богданова за отсутствие практических указаний по организации восстания.

Затем выступил В. И. Ленин.

«Вся история последнего года показала, — говорил он, — что мы недооценивали значение и неизбежность восстания. Надо обратить внимание на практическую сторону дела. Тут чрезвычайно важен опыт практиков и рабочих — петербургских, рижских, кавказских…»

Г. Крамольников, делегат Самарского комитета, В. Десницкий, делегат от Нижнего Новгорода, и другие обвиняли Воровского, что он недооценивает активности масс народа и поэтому предлагает сосредоточить всю работу в крупных центрах. «Такое «обескровливание» сильно бы повредило делу», — заявили они.

Воровский выступил вторично. Он разъяснил свою точку зрения.

— Некоторые из моих оппонентов, — говорил Вацлав Вацлавович, — придали моему положению карикатурный вид: будто я предлагаю свезти всех социал-демократов в Петербург, в Москву и другие центры. В действительности же я ставлю вопрос так. Революционный переворот будет; пролетариат будет в нем участвовать, и если социал-демократия не станет во главе пролетариата, он пошлет ее, по выражению тов. Жаркова (один из делегатов съезда. — Н. П.), к черту. Далее. Может ли хоть один из присутствующих товарищей сказать, что его организации в силах взять на себя ответственную задачу подготовки и проведения вооруженного восстания? Конечно, нет. Наши силы не позволяют одинаково хорошо поставить эту работу повсеместно. Если, например, восстание восторжествует в Курске, а не восторжествует в Петербурге и Москве, дело курских революционеров будет проиграно. Если же победят центры, тогда реакция не удержится и в провинции. Поэтому раз мы серьезно хотим готовиться к подготовке вооруженного восстания, нам необходимо принять это во внимание и приспособить к этой задаче нашу организацию. Вот и все. С этой же точки зрения я стоял за централизацию боевых организаций, так как центральные учреждения призваны как раз представлять общероссийское движение и руководить им…

По вопросу о вооруженном восстании за основу была принята резолюция, написанная В. И. Лениным. В постановляющей части ее говорилось: «Принять самые энергичные меры к вооружению пролетариата, а также к выработке плана вооруженного восстания и непосредственного руководства таковым, создавая для этого, по мере необходимости, особые группы из партийных работников».

Все три редактора «Вперед» твердо отстаивали общую позицию: Луначарский в докладе, Воровский в прениях, Ленин в резолюции.

В свободное время делегаты знакомились с Лондоном, бывали в Британском музее. Воровский принимал активное участие р этих коллективных походах. Он с большим интересом изучал коллекции произведений искусств, пополнял свои знания.

Вечером 1 мая все делегаты с большим вниманием выслушали доклад В. И. Ленина об участии социал-демократии во Временном революционном правительстве. Воровский наблюдал, как Владимир Ильич, потирая свой сократовский лоб, начал просто, без эффектов и позы, свою речь. Вацлав Вацлавович удивлялся железной логике Ильича, его ясным и убедительным аргументам.

В. И. Ленин полемизировал с меньшевиками: Мартовым, Плехановым и другими, которые пугали партию тем, что ей, пожалуй, придется принять участие во Временном революционном правительстве.

— Одно из двух, — говорил Ленин, — или возьмем крепость, чтобы удержать ее, или не идти на приступ, а заявить, что хотели только маленькое местечко около крепости.

Когда на съезде разгорелись споры по крестьянскому вопросу, Воровский принял в них участие и внес в резолюцию поправку, которая вызвала справедливое возражение Луначарского и других. В это время Воровский явно недооценивал еще крестьянство, его беднейшие слои, как будущего союзника пролетариата в революции.

На одном из заседаний съезда был поднят вопрос об отношении между интеллигенцией и рабочими. Воровский выступил с речью, в которой обратил внимание делегатов, что и на съезде и в комитетах мало рабочих. Воровский считал очень важным, чтобы комитеты обратили особое внимание на теоретическую подготовку рабочих-комитетчиков и политическое воспитание их на живой партийной работе, В. И. Ленин поддержал Воровского и тех ораторов, которые были за энергичное введение рабочих в партийные комитеты.

— Я очень бы сочувствовал тому, — говорил Ленин, — чтобы в составе наших комитетов на каждых двух интеллигентов было восемь рабочих.

6 мая, вечером, пришла очередь Воровскому выступить об отношении к либералам.

— Отношение наше к либералам, — говорил он, — определяется в главнейших чертах нашей программой, принятой на II съезде… Более обстоятельно отношение нашей партии к либералам было выражено в специальных резолюциях, принятых благодаря расколу на съезде в двух редакциях: Старовера (Потресова. — Н. П.) и Плеханова. Истекший почти двухгодичный период показал, насколько неприспособлена к жизни резолюция Старовера… Вопрос о соглашениях, особенно общеполитического свойства, едва ли вообще имеет для нас значение. По отношению к либералам наш лозунг: врозь идти — вместе бить, если они вообще решатся бить…

Затем Воровский зачитал резолюцию. В прениях выступил В. И. Ленин. Он возражал делегатам, критиковавшим резолюцию Воровского за то, что в ней отсутствовал пункт о соглашении с либералами.

— Поднимать вопрос о соглашениях с либералами, — сказал Владимир Ильич, — неуместно. Дело у нас в России подошло к восстанию, а при таких условиях соглашение маловероятно…

С некоторыми поправками резолюция Воровского об отношении социал-демократии к либеральной буржуазии была принята единогласно.

Съезд подходил к концу. На последнем заседании съезд вынес благодарность редакции газеты «Вперед». В специальной резолюции отмечалась выдающаяся роль редакции газеты в критике отступлений от решений II съезда, в постановке вопросов тактики, в борьбе с демагогией в партии.

Съезд поручил ЦК создать новый Центральный орган, дав ему имя «Пролетарий».

Перед отъездом из Лондона делегаты посетили могилу Маркса. Они не спешили уходить с кладбища: каждый мысленно давал клятву довести дело Маркса в России до победы.

 

В ГАЗЕТЕ «ПРОЛЕТАРИЙ»

На заседании ЦК редактором «Пролетария» был назначен В. И. Ленин. 20 мая 1905 года в Женеве состоялось собрание сотрудников газеты. Было 12 человек: В. И. Ленин, В. В. Воровский, М. С. Ольминский, В. Д. Бонч-Бруевич, В. М. Величкина, П. Н. Лепешинский, В. А. Карпинский и другие. Отсутствовал только Луначарский: он сразу же после съезда уехал в Италию лечиться. На собрании решили, что ответственный редактор ЦО вместе с бывшими редакторами «Вперед» составят редакционную коллегию. Остальные из собравшихся образуют коллегию сотрудников при ЦО. Ответственным секретарем редакции был избран М. С. Ольминский.

Душой коллектива был Владимир Ильич Ленин. Сотрудники газеты испытывали, как писал А. В. Луначарский, огромное наслаждение от живого, находчивого и пламенного руководства В. И. Ленина. «Необычайная быстрота сообразительности, умение вдруг сопоставить несколько фактов, казавшихся очень разнородными, отдельными друг от друга, поразительная быстрота маневрирования, меткость формулировок — вот что нас поражало в нашем вожде. И это было сдобрено непередаваемым, очаровательным лукавством по отношению к противнику…»

Воровский продолжал учиться у Ленина мастерству журналиста: принципиально оценивать материалы сотрудников, бережно править рукописи авторов, если дух статей был выдержан в партийных позициях. К недостаткам Воровский был нетерпим и отвергал неудачные статьи или отсылал их автору на переделку. Воровский стремился к точной, углубленной и заостренной формулировке статей, но сохранял манеру письма автора.

У Воровского был легкий, слегка иронический стиль. Он, казалось, соответствовал внешнему облику Вацлава Вацлавовича. С приятными мягкими манерами, изящно одетый, Воровский служил прямым контрастом М. С. Ольминскому — ответственному секретарю редакции. Это был крепкий человек с седой окладистой бородой. Строгий взгляд из-под опущенных нахмуренных бровей нередко пугал незнакомых людей. Но душа у Михаила Степановича была добрая, отзывчивая, ласковая. Он был строг только в работе.

Однажды к Воровскому пришел Н. Чужак, сотрудник «Пролетария», и стал жаловаться на М. С. Ольминского, который так выправил заметку, что в ней ничего не осталось авторского.

Вацлав Вацлавович усмехнулся и, поглаживая маленькую бородку, спросил:

— А точка в конце осталась? Ну, тогда хорошо. Василий Васильевич строг к авторам, он им спуску не дает…

Воровский был более свободен, чем другие сотрудники, поэтому отдавал газете много времени и сил. Он часто писал сам (нередко темы ему подсказывал Владимир Ильич), заказывал статьи, правил рукописи, просматривал корректуру.

А. В. Луначарский, одаренный журналист, прекрасный оратор, непосредственно в работе редакции мало участвовал, так как находился во Флоренции. Оттуда он вел переписку с редакцией.

М. С. Ольминский в основном был загружен черновой работой, часто хандрил. В это время на нем сказывалась усталость от интенсивной борьбы с меньшевиками перед III съездом, когда брошюры Галерки метко разили идейных противников.

В. И. Ленин и В. В. Воровский, по существу, вели всю работу. «Дело вести трудно, — писала Н. К. Крупская в Россию, — Воинов уехал, Галерка закис, денег ниоткуда нет, вся дельная публика понемногу уезжает, работы уйма».

В. И. Ленин настойчиво звал А. В. Луначарского в Женеву. В одном из писем Анатолию Васильевичу Ленин писал о плохом настроении политэмигрантов в Женеве: это милые ребята, но ни к дьяволу не годные политики. Нет у них цепкости, нет духа борьбы, ловкости, быстроты. «Вас. Вас. (М. С. Ольминский. — Н. П.) крайне типичен в этом отношении, — указывал Владимир Ильич, — милейшая личность, преданнейший работник, честнейший человек, он, я боюсь, никогда не способен стать политиком. Добер он уж очень, — даже не верится, что «Галеркины» брошюры писаны им. Боевого духа он не вносит ни в орган (все жалеет, что я не даю ему писать добрых статей о Бунде!), ни в колонию».

По совету Владимира Ильича Ольминский взял отпуск и уехал отдыхать. Обязанности ответственного секретаря легли на Воровского.

В то же время Воровский выполнял и другие партийные поручения. Он был одним из руководителей рабочего кружка. Летом 1905 года Воровский выезжал в города Швейцарии и Франции, где читал рефераты, пропагандируя революционную тактику большевиков.

Воровский горячо брался за то дело, которое поручал ему Ленин. О необыкновенной партийной дисциплинированности Воровского хорошо впоследствии сказал П. Лепешинский — один из старейших деятелей нашей партии: «…Редко кто-нибудь из нас обладал такой способностью скромно подчинять свою волю партийной дисциплине, какая была всегда свойственна Вацлаву Вацлавовичу. Это был настоящий солдат революции в идеальнейшем смысле этого слова. Нужно идти в подполье — слушаюсь! Нужно оставаться на своем революционном посту — будьте покойны! Нужно взяться за литературное перо или за корректурный карандаш, просиживая в редакции с утра до поздней ночи, — есть! Других реакций на требование своего революционного центра у Вацлава Вацлавовича никогда не было да и не могло быть…»

Но Воровский был все же прирожденный литератор, партийный журналист по складу своего ума и по биению своего горячего сердца. Отлучившись летом из Женевы, Воровский продолжал поддерживать связь с редакцией «Пролетария» и выполнять свои обязанности редактора. Он регулярно писал статьи, советовался с Владимиром Ильичем.

«Дорогой Владимир Ильич! — писал Воровский 7 августа 1905 года. — Посылаю Вам статью для передовицы. Вышла неважно, посмотрите, пускать ли; как-то эту неделю не писалось… Посылаю обратно статью «Петуха» — настоящий петух. Статья, собственно говоря, ерундовая — разве что на затычку. Набросал я к ней несколько ругательных слов. Посылаю документ Над[ежде] Конст[антиновне] и извиняюсь за задержку. Пока всего хорошего. Завтра, вероятно, кончу просмотр перевода, над которым порядочно пришлось посидеть. Всем привет. Шварц».

На другой день Воровский выслал Ленину перевод книги Маркса «Введение в философию права Гегеля», который он редактировал. Воровский сообщил Владимиру Ильичу недостатки перевода и его собственные уточнения.

16 августа Воровский снова написал Владимиру Ильичу. В письме он делится своими впечатлениями от чтения статьи Мартова против Гэдиста (Г, Лейтейзена). Воровский указывал, что его огорчение сменилось облегчением, когда он увидел, как злоба помрачила разум Мартушке (Мартову) и тот вместо справедливого «разнесения» сбился на пошлую болтовню. Далее Воровский сообщал о своей статье, которую он написал в защиту Лейтейзена, и послал ее Владимиру Ильичу, не пригодится ли? «Говоря между нами, черт бы побрал публицистический недуг «нашего друга» Лейтейзена. Писал бы о французских делах — и довольно.

Чует мое сердце, что, если Вы одобрите статью, Вы начнете ее «смягчать»… Но мне кажется, этого не следует. Они (то есть меньшевики из «Искры». — Н. П.) чересчур зарвались в своем доносительском рвении, и нужно, наконец, назвать вещи по именам и дать им по морде. Жму руку. Привет от нас Елизавете Васильевне и Надежде Константиновне».

В свою очередь, Ленин давал поручения Воровскому, просил его написать брошюру и делился с ним своими планами.

В конце августа Воровский получил от Ленина письмо. День был жаркий, стояла духота, как перед грозой. Иногда налетал ветер, и столб пыли вставал перед окном. Воровский только что вернулся с собрания, где читал реферат, снял пиджак и сел отдохнуть. Дора Моисеевна подала ему письмо, и он углубился в него. Ильич просил заняться брошюрой об избирательном законе. Предложение было заманчивым, но тут, в Берне, под рукой у него не было необходимых материалов. Воровский сел и написал об этом Владимиру Ильичу. Накануне Воровский прочитал плехановский «Дневник» № 2, и его возмутила очередная статья Плеханова об исторических экскурсах, где автор немецкую революцию подменил французской и заявил, что это для Маркса, мол, все едино. В письме Воровский обращал внимание Ленина на эту статью Георгия Валентиновича и на его «аргументы». «Вообще вся его статья, — писал Воровский, — характерное плехановское гаерство: не возьму аргументом — совру аргумент; не удастся соврать — сострю; не удастся сострить — пущу инсинуацию.

А этот намек на эмпириомонизм — автором и единственным литературным защитником его является Богданов — разве это не гнусность?»

В. И. Ленин хорошо знал слабые и сильные стороны своих соратников. Он высоко ценил, например, литературный талант Воровского, но вместе с тем в письме к А. Луначарскому писал: «Шварц в отсутствии: пишет он оттуда усердно и хорошо, даже как будто лучше, чем здесь, но только пишет. А лично воздействовать на людей и уметь направлять публику и собрания он редко в состоянии даже тогда, когда в Женеве» И наоборот, Ленин отдавал должное ораторскому таланту Луначарского. Однако Владимир Ильич сознавал, что Луначарский не настолько марксистски тверд, как, скажем, Воровский. Зная особенности своих друзей, В. И. Ленин расставлял партийные силы так, чтобы каждый в отдельности мог принести наибольшую пользу делу революции.

А в России полным ходом шло революционное брожение. Заволновалась и армия — оплот царского самодержавия. Вспыхнуло восстание на броненосце «Потемкин». Оно было жестоко подавлено, но нашло горячий отклик в сердцах простых тружеников. Героический поступок черноморских моряков вдохновил Воровского. Он посвятил ему замечательный очерк «Корабль-скиталец», напечатанный в 10-м номере «Пролетария». Очерк проникнут оптимизмом, верой в победу революции.

«Князь Потемкин-Таврический» сдался румынским властям, — писал Воровский. — Но разве это поражение революции? Нет, вся кампания этого первого революционного броненосца была сплошной победой революции. Разве она не раскрыла бессилия противника? Разве она не разоблачила революционного брожения в самой, казалось, прочной опоре трона — флоте и армии? Разве она не заставила Николая унижаться до просьбы о помощи у иностранных держав? Разве она не сорвала отрепьев порфиры, прикрывающих наготу самодержавия? Нет, не на этом одном судне покоились надежды русской революции. Его история была лишь одним из эпизодов, одним из многочисленных эпизодов ее. Тот могучий броненосец, которому суждено освободить Россию… — он жив, он цел, грозной громадой надвигается он на врага, зловеще сверкают жерла пушек, жаждой боя сгорает команда, а высоко в воздухе радостно бьется и трепещет красное знамя свободы».

 

ПОЕЗДКА В БЕРЛИН

В начале октября Воровский получил от Ленина задание: съездить в Берлин и переговорить с М. Рейснером — профессором-либералом, а заодно узнать мнение немецких социал-демократов о положении в России.

— «Папаша» настойчиво просит, — ответил Владимир Ильич на молчаливый вопрос Вацлава Вацлавовича. — Захватите с собой Дору Моисеевну и прогуляйтесь вдвоем. У нее ведь, кажется, в Берлине родственники?

— Сестра…

— Ну вот, видите… Пишите оттуда обо всем подробнее, ставьте меня в известность. Помните, я на вас надеюсь…

Вскоре В. И. Ленин и Н. К. Крупская известили ЦК РСДРП и М. М. Литвинова («Папашу») о том, что Орловского пришлось услать по делу…

Посылая Воровского для переговоров в Германию, Ленин знал, что Вацлав Вацлавович сделает все, чтобы добиться успеха. Владимир Ильич не раз убеждался в необыкновенной честности Воровского, в его добросовестности, порядочности, трудолюбии. Воровский нередко выступал как доверенное лицо Владимира Ильича в разного рода партийных переговорах, комиссиях, третейских судах с меньшевиками и т. д.

В Берлин Воровский приехал не впервые. И поэтому он уже не поражался чистоте прямых улиц, омытых осенним дождем, строгому уличному движению, островерхим домам и учтивым, пунктуальным немцам. Зная немецкий язык, он был в Берлине как дома: рекламы указывали отель, где он мог остановиться, ресторан, где пообедать, магазин, где можно приобрести необходимую вещь.

Профессор М. А. Рейснер произвел на Воровского двойственное впечатление. С одной стороны, ученый муж был настроен радикально, разыгрывал из себя «марксиста», социал-демократа, а с другой — был настолько наивен в оценке фактов и событий, что заставлял думать: это человек посторонний для русской социал-демократии. О своем впечатлении Воровский известил Ленина.

«Если бы из него и получился с.-д., — писал Воровский, — то в конечном счете это был бы самый зловонный оппортунист. Вот минусы, с которыми надо считаться. А теперь плюсы. Это человек с большими и широкими связями во всевозможных кругах. Пользуется авторитетом и влиянием. Может доставать деньги, читать рефераты, писать в немецкой прессе. Вхож в буржуазные (либеральные) круги, русские и немецкие. Может быть нам очень полезен и ценен. Было бы неразумно отталкивать, но было бы большой ошибкой привлекать в партию. Это не Гапон, не чернорабочий, а «профессор». Пользоваться им надо в самых широких размерах, но не надо давать ему права говорить от имени партии или вообще с. — д… Между прочим он не любит меньшевиков — это нужно использовать. По вопросу о Государственной думе он стоит на нашей точке зрения (должно быть, его сильно обидели!)».

Далее Воровский сообщал Ленину о плане, который выдвигал профессор Рейснер: устроить конференцию сторонников бойкота думы. В этом было здоровое ядро: конференция с Бундом, латышами и социал-демократами Польши и Литвы могла быть выгодной в политическом отношении. Это заставило бы меньшевиков либо присоединиться, либо остаться за флагом — в обоих случаях подняло бы шансы большевиков за их счет.

Получив это письмо, Ленин лишний раз убедился в том, что Воровский мог толково вести беседу, умел выяснить точку зрения собеседника, правильно сопоставить факты и сделать из них соответствующие выводы. Поэтому, когда встал вопрос, кого послать в Международное социалистическое бюро, Ленин рекомендовал туда Воровского. «Усердно прошу, — писал Владимир Ильич в ЦК РСДРП, — бросьте теперь совсем мысль о Плеханове и назначьте своего делегата из большинства. Только тогда мы вполне будем обеспечены. Хорошо бы назначить Орловского. Он знает языки, умеет говорить и обладает представительностью».

А когда ЦК не поддержал его просьбу, Ленин весьма сожалел об этом.

Нарастающие революционные события в России настоятельно требовали, чтобы большевики чаще выступали с призывом к вооруженному восстанию. И такие призывы были почти в каждом номере газеты. Воровский из Берлина постоянно писал в «Пролетарий» пламенные статьи.

Воровский посетил в Берлине видных немецких социал-демократов: А. Бебеля, К. Каутского, Р. Люксембург. О своих беседах с ними Вацлав Вацлавович регулярно и обстоятельно информировал Владимира Ильича.

В то время Бебель симпатизировал меньшевикам и всячески старался принудить большевиков к объединению с меньшевиками. В разговоре с Воровским он высказался против бойкота Государственной думы. Он находил, что при слабых силах русских социал-демократов осуществить бойкот, сорвать думу не удастся, а потому бойкот привел бы лишь к удалению из думы той горстки депутатов, которые могли бы пользоваться думой как трибуной для разоблачения правительства перед Россией и Европой. Бойкот, заявлял Бебель, при таких обстоятельствах будет только на руку правительству.

Воровский задал Бебелю вопрос: следует ли выставлять социал-демократические кандидатуры? На это Бебель ответил, что, если только возможно, обязательно. Воровский пошутил: может, Бебель искровец? Бебель уверял, что он не является приверженцем ни «Искры», ни «Пролетария».

— В вашем споре, — сказал Бебель, — обе стороны в той или в другой мере виноваты.

Через несколько дней Воровский побывал у Карла Каутского и Розы Люксембург.

Возвращаясь с очередного визита в русскую колонию политэмигрантов, Воровский купил в киоске русские газеты. Развернув одну из них на ходу, он прочел сообщение из Москвы об убийстве 18 октября Николая Баумана. Вацлав Вацлавович был потрясен этим известием. Не верилось, что погиб его хороший друг и партийный товарищ…

Царизм был жесток. Он не хотел уступать своих прав, расправлялся с борцами за свободу.

«Но всех нас не убьешь, — думал Вацлав Вацлавович, — нас много».

В октябре 1905 года намечалась поездка Ленина в Финляндию или Швецию на заседание ЦК. Владимир Ильич рассчитывал на Воровского, как на своего заместителя по газете, и согласился выехать после возвращения Воровского. Владимир Ильич писал в ЦК, что Орловского он сможет вернуть через неделю, и тогда кое-как они обошлись бы недели две без него….

Но Вацлав Вацлавович возвратился из Германии только в конце октября.

…В России обстановка требовала руководства со стороны большевиков. В. И. Ленин срочно выехал в Стокгольм, а затем в Россию. Туда же потянулись и другие работники редакции. Вскоре уехал и Ольминский. Покидая Женеву, Ленин пожелал успеха Воровскому и просил скорее кончать дела и приезжать в Питер в «Новую жизнь».

— Слушаюсь, Владимир Ильич, — с грустью в глазах ответил Воровский. «Все едут в Россию, а мне все еще тут киснуть», — мелькнуло у него в голове, но он ничего не сказал Ильичу, а только наморщил свой открытый лоб и слегка нахмурил брови.

…За окном падал снег. Тяжелые белые хлопья медленно опускались на тротуар. Скоро все стало белым-бело. «Совсем как на родине», — подумал Воровский, печально глядя через стекло…

И Воровский остался фактически единственным руководителем Центрального органа. Без Ленина он выпустил два последних номера «Пролетария» (25 и 26). Эти номера полны предчувствия революции. «Грозовые тучи скопляются над Россией самодержавия и произвола, — писал Воровский. — Буря будет. Здоровая, очистительная буря».