В душе Анна понимала, что не стоит верить словам девочки, у которой во всей этой, не имеющей к ней никакого отношения, истории оказался неожиданный личный интерес. И, в то же самое время, она вполне допускала, что такой вариант вполне возможен: чтобы не попасть в список несогласных и не подвергать своих детей гонениям, их родители слепо подпишутся под любой жалобой, составленной "авторитетной" стороной.

Учитывая все обстоятельства, теперь она вполне допускала мысль об увольнении… С работой в городе, да и в стране было плохо, а светившая в трудовой книжке запись о несоответствии вообще не сулила никакого трудоустройства.

…В последующие несколько дней её никто не тревожил, но Аня догадывалась, что это затишье перед бурей.

Буря началась с неожиданного визита матери Саши Говорова — Валентины Кирилловны. В один из дней та поджидала Анну после уроков в школьном коридоре. Морозовой ничего не оставалось, как вернуться и пригласить гостью в свой кабинет.

— Сашку хотят исключить из лицея, — после недолгого вступления пожаловалась Валентина, — вся надежда на вас!

— Сашу?! — Анна удивлённо округлила глаза, — Я ничего об этом не знаю. А за что?

— Да стекло разбил… потом ещё унитаз в туалете своротил… не нарочно, конечно, с кем-то подрался опять…

— За это не исключают… — Анна растерянно пожала плечами, — Во всяком случае, в моей практике таких случаев не было. Самое большее — могут вызвать на педсовет. А кто вам такое сказал?

— Да классная руководительница Сашкина и сказала, Елена Юрьевна. Говорит, что сейчас особые требования к дисциплине, даже больше, чем к успеваемости. Он-то учится хорошо… а вот поведение — не очень.

— А чем я-то могу вам помочь? Я ведь даже иностранный язык в их классе не веду.

— Он с сыном вашим задружил… С Димой.

— Да, я в курсе. Они и в музыкальное училище вместе ходят.

— Вот-вот… — эти слова Говорова произнесла как-то осуждающе, — С этого-то всё и началось. В классе-то они вроде сначала и не очень общались… мне Елена Юрьевна рассказывала… А после того, как парня того избили, стали не разлей вода.

— И вы туда же… — Анна печально усмехнулась, — Да не избили они его, Валентина Кирилловна… На Казакове ни царапинки нет, не то, что у наших с вами мальчишек.

— Я не знаю… — Говорова упрямо поджала губы, — Сам он молчит, как рыба… А Елена Юрьевна говорит, что избили.

— Понятно, — вспомнив о том, что вышеупомянутая Елена Юрьевна — лучшая подруга директора лицея, Аня снова усмехнулась, — ну, и в чём должна заключаться моя помощь?

— Вы поговорите с Димой, — лицо женщины приняло крайнюю озабоченность, — не нужно им с моим Сашкой дружить! Ну, какие из них друзья?!

— Это вам тоже Елена Юрьевна посоветовала?

— Они ж как небо и земля! — не отвечая на заданный Анной вопрос, Валентина решила привести собственный аргумент, — Дима ваш — усидчивый, серьёзный… Сашка говорит, вон, музыку сочиняет… А мой — оболтус… он даже и тут не как все! Нет бы на пианино, или на баяне учился… Так нет же, стучит на своих барабанах, как оглашенный!

— Валентина Кирилловна… — Анна внимательно посмотрела на гостью, — Я не очень поняла… Вы так за Диму переживаете, или за Сашу?

— Так… за Сашку… За кого же ещё?.. Вашего-то Диму в любой школе с руками-ногами оторвут! А выгонят моего дурня с такой характеристикой, потом — куда?..

Наводящие вопросы можно было не задавать — всё было ясно, как белый день. Травля, которую развернула против Морозовой директриса, теперь коснулась и её сына — разговор с Валентиной Говоровой был лишь первой ласточкой. Судя по всему, с женщиной поработала классная руководительница ребят, объяснив, что, если Саша не перестанет дружить с Морозовым, то ему припомнятся и разбитое стекло, и сломанный унитаз, и "зверское избиение" Казакова, в котором сама Валентина не была уверена, но ведь "Елена Юрьевна сказала"…

— Странно, — чуть улыбаясь, Анна качнула головой, — вы думаете, что, если Дима не будет дружить с Сашей, то Саша будет себя лучше вести?

— Да при чём тут… — нахмурившись, Говорова тяжело вздохнула, как бы собираясь с духом, прежде чем высказать то, зачем она сюда пришла, — Сашка-то он всегда такой был… его уж не переделать… Да только теперь он как бы с вашим сыном заодно… ещё и драка эта… Не простят ему. Вы же не захотели перед Казаковым извиниться! А всего-то было делов!.. Теперь вот и за вас взялись… жалобу, говорят, написали… потом и за Димку вашего возьмутся… А там — и до Сашки очередь дойдёт… а у него и так уже неудов полный дневник! Так и пойдёт прицепом. Только вам-то что, вы в другую школу перейдёте, муж у вас, говорят, бизнесом занимается… А нам — что делать? Выдадут волчий билет, и вой потом на луну без образования!

— Хорошо вас Елена Юрьевна обработала, — Анна бросила осуждающий взгляд на собеседницу, — выходит, мой сын сейчас для вас как прокажённый? Да только вы поторопились, Валентина Кирилловна. Во-первых, пока никакой жалобы на себя я не видела. А, во-вторых, у нас власть всё-таки не феодальная. И, как бы не сложилась моя судьба, ни мой, ни ваш сын от этого не пострадают. Это — полный абсурд.

— Вам легко говорить, — Говорова обиженно поджала губы, — у вас, может быть, запасных вариантов — куча. А мне рисковать нельзя. Я и сама — не барыня, и муж у меня не коммерсант. Так что, Анна Сергеевна… вы уж как-нибудь с Димкой поговорите… А я Сашку буду отваживать.

…Разговор с матерью Говорова оставил на душе неизгладимый отпечаток. И, хотя Валентина Кирилловна была женщиной явно недалёкой и легко внушаемой, Анна была возмущена тем, с какой готовностью та была исполнять волю "всемогущих", к каким, судя по всему, относились директор лицея и классная руководительница их сыновей.

Вечером того же дня Анна решила поговорить с сыном. Она не могла не заметить грустного Димкиного взгляда.

— Ну, да… — на вопрос матери о том, правда ли, что Саше Говорову угрожают отчислением из лицея, Дима нехотя кивнул головой, — Сашка говорил, Елена Юрьевна его пугает… А ещё она поставила мне двойку, за то, что я забыл тетрадь.

— Что?! — Анна протянула руку к школьной сумке Димы, — А ну, дай дневник!

Дневник сына на этой неделе Анна ещё не видела, и, раскрыв его, была буквально огорошена: кроме сегодняшней двойки по английскому, в нём красовались две тройки по алгебре и геометрии. Для такого ученика, как Дима Морозов, подобные оценки были исключением из правила, и, судя по всему, кто-то упрямо это правило переписывал на свой лад.

— А это откуда?! — уже догадываясь, что выставленные оценки не имеют никакого отношения к истинным Димкиным познаниям в области математических дисциплин, Анна кивнула сыну на "трояки".

— Математичка поставила… — тот сдержанно пожал плечами.

— За что?

— За ответ у доски.

— Ты что, неправильно ответил?

— Правильно.

— Тогда за что тройки?

— За несообразительность.

— Дима, ты можешь подробнее объяснить?! — не выдержав, Анна чуть повысила голос.

— А что подробнее… — опустив глаза, Димка угрюмо рассматривал носки домашних тапок, — Я задание выполнил, она говорит — неверно… Я стал переписывать, ну, и другую формулу применил, только уже неправильно… Она посмотрела, и говорит, снова неверно, а вот в первый раз было верно… но, раз ты стал переделывать, значит, был не уверен, то есть, не учил, а просто наобум решил… и поэтому выше тройки не заслужил.

— Что за ерунда?!

— Ну, вот… все так и сказали… А тройку она мне всё равно влепила.

— А с геометрией что?!

— Да почти то же самое. Была контрольная, я всё правильно решил, одна только ошибка была, на четвёрку… а математичка сказала, что видела, как я списывал, и поэтому снижает ещё на один балл.

— А ты точно не списывал?..

— Нет, конечно… — Дима пожал плечами и усмехнулся, — У кого мне списывать, у Сани, что ли?..

— Понятно… — слушая сына, Анна уже не сомневалась в том, что месть Казакова зашла за допустимые рамки — учительница математики была одной из свиты директрисы.

"Хотя… разве у мести бывают рамки?.. Тем более, допустимые…"

Доверительный разговор с физруком на следующий день только подтвердил её догадки.

— А я что тебе говорил… — сидя с Анной за одним столом в школьном буфете, Виктор усердно намазывал себе бутерброд, — Аня, ты даже сама не знаешь, с кем ты связалась.

— Но это же — низость, отыгрываться на детях! — Анна возмущённо посмотрела на своего собеседника, — Ну, ладно, они на меня взъелись… Но при чём тут мой сын?! А Говоров?! Он вообще — постороннее лицо, если не считать той драки… Но даже его сделали мишенью!

— Это не они на тебя взъелись…

— А кто?..

— Это Казаков на тебя взъелся. А Ираида и её прихлебатели просто выполняют команду "фас".

— Я одного не пойму… — Анна ещё больше приглушила голос, — Ну, уволюсь я… даже пусть меня уволят!.. Ему что, легче станет?! Или Максим станет другим?!

— Аня… — вопреки этикету физрук водрузил на стол сложенные локти и чуть подался вперёд, — Самое интересное в том, что ему совсем не нужно твоё увольнение. Он даже не заметит, если ты уволишься… и если не уволишься — тоже…

— Тогда чего ему надо?!

— Ему надо, чтобы ты унизилась перед ним. Встала на колени. Это — единственная его цель. Ты задела его самолюбие… ты обязана просить прощения.

— Ни за что и никогда!

— Значит, тебе грозит разбирательство по жалобе… твой сын скоро станет твёрдым троечником, а его друг будет отчислен за поведение, которое не идёт ни в какое сравнение с поведением Максима Казакова… и этот факт будет мучить тебя всю оставшуюся жизнь.

— Ну, спасибо… утешил.

— Хотя, есть ещё один выход.

— Какой?

— Уволиться самой, пока тебе не выдали волчий билет. Думаю, Ираида подпишет тебе по собственному…

— Мне сейчас нельзя увольняться… — Анна с тоской подумала о том, что у мужа так и не появились новые заказы, — Никак нельзя.

— Ну, тогда жди новых неприятностей.

…Вечером, дома, Анна не знала, как рассказать мужу о Димкиных оценках — сын принёс ещё одну, явно не заслуженную, тройку по английскому. Она понимала, что вступать сейчас в войну с другой учительницей иностранного языка чревато разговорами. Остальной преподавательский состав решит, что она просто придирается к коллеге из чувства соперничества, а заодно выгораживает своего сына, и, учитывая последние события, большинство учителей будет не на её стороне. Конфликт имел очень скользкие основания, и разрастался не по дням, а по часам. Действовать нужно было как-то по-другому… а вот как — она не знала.

Поделиться своими проблемами с Сашей Анна не могла — зная его характер, можно было предполагать, что он будет уговаривать её уволиться, или, ещё хуже — захочет заступиться за жену доступными ему способами…

Анне очень хотелось услышать ободряющие слова, но не от мужа… а от человека, который смог бы посоветовать что-то конкретное.

Она уже в который раз за эти дни вспомнила о Лапиных… но, как назло, уже третью неделю Леонид не давал о себе знать, не приглашал ни в ресторан, ни в сауну. Он даже ни разу не приехал за эти дни к Александру — просто пообщаться…

…Телефонный звонок нарушил вечернюю тишину.

— Аня, приглашаем вас с Сашей и Димой в субботу на день рождения Кристинки! — после обычных приветствий торжественно объявила Мила Лапина в трубку, — А лично тебя я прошу завтра поехать со мной. Поможешь мне выбрать ей подарок, заодно и поболтаем, а то давно не виделись, я уже соскучилась!

…Анна и раньше знала, что день рождения Кристины — в самом конце ноября, но за собственными проблемами совсем об этом забыла. К тому же, поход в гости предполагал не самый дешёвый подарок, а денег, увы, не было. Зная, как балуют свою единственную дочь Лапины, она могла догадываться, по каким дорогим бутикам и отделам придётся таскаться с Милкой, а ещё обсуждать её собственные предстоящие покупки, и настроения эта перспектива совсем не добавляла.

Однако отказаться Анна не могла, и в назначенный день отправилась вместе с приятельницей по магазинам.

— Даже не знаю, что и выбрать… ей ужасно трудно угодить… — перебирая на плечиках различные брендовые наряды, Мила озабоченно качала головой, — Лёнька-то ей уже купил от себя колечко… Ой, слушай… — она неожиданно бросила своё занятие и обернулась к Анюте, — Такое колечко классное… всё как будто сплетено из золотой нити, но не как обыкновенные "сетки", а намного элегантнее, воздушнее… как раз для девочки… Впрочем, это бесполезно объяснять, это надо видеть! Вот придёте завтра, я всё покажу!

"Золотое колечко для девочки на четырнадцать лет… — грустно усмехнулась про себя Анюта, — И, наверное, уже не единственное".

Сопровождая Лапину, Анюта через силу кивала, поддакивала, цокала языком… Единственная мысль, которая крутилась в этот момент у неё в голове, была о том, что огромный плюшевый заяц, которого она присмотрела в отделе игрушек, и на которого должны были уйти все имеющиеся у них с Сашей деньги, будет выглядеть сиротливо перед теми дорогими подарками, которыми завалят Кристину её родители.

"А ещё нужно купить подарок от Димы…"

Вечером, вернувшись домой, она уже не могла скрыть своего состояния. Глядя на подавленную жену, Александр пытался выяснить причину её плохого настроения, заодно утешая по мере сил.

— Анютка, ну, что ты такая хмурая? — по обыкновению приобняв жену, супруг поцеловал её в висок, — Не переживай, всё будет хорошо… Плевать на ту фирму, не жили богато, нечего было и начинать… завтра же пойду, и закрою её к чертям собачьим. Устроюсь где-нибудь простым рабочим. Только не плачь, ладно?

— А как не плакать, Саша?! — она не смогла сдержаться и подняла на него полные слёз глаза, — Ну, почему у нас с тобой всё время — так?! Постоянно какая-то нужда… Я устала, Саша…

— Анечка… ну, всё будет хорошо…

— Да что хорошо, Саша?! Сегодня я истратила последние деньги на подарок Кристине, а что я такого купила?! Зайца этого несчастного?! И не купить не могла, потому, что без подарка не пойдёшь, и не пойти нельзя… И при этом я почти три часа помогала выбирать Милке дорогущие наряды — для неё и для Кристинки… Нет, ты не подумай, я не позавидовала… но, Саша… я ведь ещё молодая женщина… и мне тоже хочется красиво одеться, обуться…

— Анютка, обещаю тебе, что к новому году я тебя и одену, и обую.

— Не смеши меня, Саша… — горько усмехнувшись, Аня вытерла заплаканные глаза тыльной стороной ладони, — Новый год уже через месяц. Денег у нас с тобой нет, а те, что были, ты в своё предприятие вложил. Вся надежда на мою смешную зарплату. Впрочем… ты на меня не обижайся… это я так, просто перенервничала на работе.

…Ей пришлось рассказать мужу всё, что происходило у неё в лицее в последнее время. Слушая жену, тот мрачнел с каждым её словом, всё сильнее хмуря брови и сжимая кисти рук.

— Неужели такое возможно… Аня?.. Я даже предположить не мог, что так бывает — захотели, и съели человека…

— Оказывается, бывает.

— Завтра же пиши заявление на увольнение. Нечего тебе делать в таком волчьем коллективе.

— И как мы будем жить? Ты без работы… я — без работы… А Дима?.. Его тоже — в другую школу?..

— Я не знаю, Аня… но нужно же что-то делать!.. Или я сам пойду с ними разбираться.

— Вот это — исключено! — взгляд Анны стал стальным, — Об этом даже думать забудь! Иначе мне не избежать "несоответствия", а Димке — плохой характеристики.

— Но ведь должен же быть какой-то выход?!

— Должен… — встав со стула, Анюта подошла к окну, — Как его только найти…

* * *

День рождения Кристины Лапины отмечали у себя дома. Из гостей были лишь Морозовы в полном составе. Ещё днём Кристина со своими одноклассниками повеселилась в ресторане отца, а затем специально нанятый Лапиным автобус развёз детей по домам. Димка тоже был среди приглашённых на "детскую" часть, но в ресторан не пошёл, а отправился к виновнице торжества лишь вечером, вместе с родителями.

…Сидя в узком, почти семейном кругу, Анна не узнавала себя… Впервые в жизни её раздражали и богато накрытый стол, и роскошная обстановка в квартире Лапиных, и их искреннее гостеприимство. Она с огромным трудом заставляла себя говорить какие-то поздравительные слова, улыбаться, обмениваться любезностями с Людмилой, делать комплименты Кристине.

На Леонида она старалась вовсе не смотреть. Она боялась, что он сможет прочитать по лицу всё, что творилось сейчас в её душе. Боялась, и в то же самое время, надеялась на это…

Сам же Леонид в этот вечер казался абсолютно довольным и счастливым. Он то и дело шутил, рассказывал анекдоты, а так же с удовольствием демонстрировал всё, что они с супругой подарили сегодня своей дочери — и золотое колечко, и новые наряды, и модный плеер с наушниками. Анна смотрела на эти подарки, еле сдерживая себя, чтобы не расплакаться прямо здесь, за праздничным столом. Она не могла понять, что с ней происходит — испытываемые ею чувства не были похожи на зависть, скорее на обиду, но, так или иначе, внутренний дискомфорт к концу вечера достиг наивысшего предела. В какой-то момент ей ужасно захотелось встать и убежать прямо из-за стола, не попрощавшись.

Про свой обычный наряд и простенькую бижутерию она уже не думала — на фоне других неразрешимых проблем, эта проблема казалась сейчас совершенно пустяковой.

Как будто решив подразнить и её, и Димку, Лапин в разгар веселья вытащил из другой комнаты ещё один подарок: на металлической подставке, сияя чёрно-белыми клавишами, лежал новый синтезатор. Анна не могла не заметить, как Дима весь оставшийся вечер не сводил глаз с инструмента. Купить ему пианино так и не получилось — сначала они с Александром решили все деньги вложить в доллары, потом — в его бизнес, а вот теперь не было ни денег, ни инструмента. Да и бизнеса, по сути, больше не было…

— Кристиночка, ты решила учиться играть? — пересилив себя, Анна улыбнулась имениннице, когда та без особого восторга нажимала пальцами на первые попавшиеся клавиши.

— Не зна-а-а-ю… — девочка жеманно повела плечиком, — Я папу не просила мне его покупать, это он сам…

— А что, пусть учится! — Леонид довольно развёл руками, — А не захочет — подарим кому-нибудь, да, Кристинка?

— Можно сыграть?.. — Дима всё-таки решился подойти к заветному инструменту.

— На, — Кристина равнодушно уступила место, — играй, мне не жалко.

Глядя, как сын бережно, почти любовно настраивает инструмент, Анна почувствовала, как сжимается её сердце.

Несмотря на искреннее радушие, с каким их встретил Леонид, её весь вечер не покидало чувство, что он дразнит и её, и Александра. Впрочем, в отличие от жены, Саша пребывал в хорошем расположении духа, казалось, что он напрочь забыл о собственных неприятностях, и, вопреки намерениям, с которыми направлялся сегодня в гости, не собирался обсуждать эти самые неприятности со своим товарищем.

Он весело поднимал бокал, говорил тосты, танцевал с Милой и Анной, подшучивал над Димкой и Кристиной, а под конец с искренним удовольствием смотрел видеофильм, снятый Лапиным на морском курорте, куда тот возил отдыхать свою семью этим летом.

— А вот тут ещё несколько кадров… — вынув просмотренную кассету, Лапин вставил в видеомагнитофон новую и защёлкал пультом, — Смотри, Сашка… Аня, ты тоже посмотри…

— Что это? — Анна уже была не в силах изображать радостное удивление, поэтому её вопрос прозвучал устало.

— Это — наш будущий дом… Ну, как вам фактура?

— Ничего себе, дворец ты решил отгрохать! — Александр изумлённо уставился на экран телевизора, где мелькали кадры строящегося трёхэтажного особняка, — Когда это ты успел?!

— Да буквально пару недель назад, я поэтому и не звонил, всё документы оформлял. Один знакомый начал стройку, да не потянул, отдавал недодел почти задаром. Грех было не воспользоваться… — Лапин нажал на "стоп" — изображение на экране застыло, — смотри, как думаешь, чем лучше крышу покрыть? Я вот хочу остановиться на итальянской черепице…

Остаток вечера Анна досидела как на иголках. Ей показалось, что сегодня она была не на празднике, а отбывала наказание.

Судя по тому, что ни Леонид, ни Мила не заметили её истинного настроения, роль весёлой гостьи ей сегодня всё же удалась… Хотя, возможно, они просто не захотели портить праздник дочери ненужными расспросами и разговорами.

"В конце концов, они собрались для веселья, а не для обсуждения чужих проблем…"

Вернувшись, наконец, домой, Аня уложила довольно подвыпившего супруга спать, пожелала спокойной ночи сыну и, закрывшись в ванной, долго плакала под шум льющейся воды. За весь вечер Леонид ни разу не спросил об их с Сашей делах, что было для него нетипично. Более того — хвастаясь новым, пока недостроенным домом, он даже не намекнул, что захочет поручить его отделку фирме Морозова.

…А ещё он ни разу не сделал ей ни одного, ставшего уже привычным, комплимента…

…Он даже не заметил, в каком она состоянии…

…А чего она, собственно, хотела?.. Что Лёнька так и будет вечно помогать им с Сашей? Он и так помог сверх всякой меры. И не его вина, что у Александра ничего не получилось.

А сейчас у них разные заботы.

…Саша не может найти заказы… Лёнька не знает, какой черепицей покрыть свой новый особняк.

…Они не могут купить своему талантливому сыну пианино… Лапин дарит своей дочери совершенно не нужный ей дорогущий синтезатор…

…По словам Милки, её хотят назначить главным врачом детской поликлиники… А ей, Анне, грозит увольнение за несоответствие занимаемой должности, а её сыну — искусственно организованная неуспеваемость. И всё только потому, что она не захотела попросить какого-то там прощения…

…Лёжа в наполненной ароматной пеной ванне, Анна закрыла глаза и представила себе всё, что ожидает её семью в недалёком будущем…

…Саша?.. На него, действительно, мало надежды. Он хороший, ответственный руководитель, когда есть фронт работ — так было, когда он служил в армии. Но вот обеспечивать этот самый фронт самостоятельно, на гражданке, он, увы, не умеет. Во всяком случае, в ближайшее время ей придётся надеяться только на себя.

* * *

…Взойдя по мраморным ступенькам на крыльцо областной администрации, Анна потянула на себя тяжёлую, массивную дверь. Простучав каблучками по устеленной ковровой дорожкой лестнице, поднялась на третий этаж, прошла по длинному коридору, свернула в боковое крыло, остановилась у знакомой со вчерашнего дня двери.

— Здравствуйте, — войдя в приёмную, она кивнула секретарю, — я вчера записывалась на приём.

— На сколько?

— На четырнадцать тридцать.

— Секундочку… — вспорхнув со своего места, секретарша скрылась за крашеной под дуб дверью в "высокий" кабинет. Выйдя оттуда через полминуты, жестом пригласила Анну войти, — Проходите. Евгений Максимович примет вас.