Милу Лапину нельзя было назвать красавицей, но её внешний облик полностью соответствовал имени: она была, действительно, довольно мила. Среднего роста, темноволосая, она носила уложенную феном короткую модельную стрижку, которая очень удачно подходила к овальной формы миловидному лицу. Светло-карие глаза с едва уловимо-восточным разрезом были средними по величине, их нельзя было назвать ни большими, ни маленькими, и обрамляющие их ресницы тоже были средней длины и не отличались особой пушистостью. Небольшой нос казался чуть приплюснутым, что придавало лицу женщины что-то азиатское, хотя никаких азиатов в её роду не наблюдалось, во всяком случае, Мила о них ничего не знала. Губы её тоже ничем особым не выделялись — не пухлые и не узкие, обыкновенные губы, без излишней чувственности… Всё в ней было среднее — даже фигура, не худая, не полная, без особого изящества — прямые плечи, почти сливающаяся с бёдрами талия и кажущийся плоским профиль — с едва заметными "выпуклостями"…
Однако, все эти ничем не примечательные черты в совокупности составляли довольно симпатичный облик аккуратной, ухоженной, молодой тридцатичетырёхлетней женщины. Мила была умна, не болтлива, умела внимательно слушать и никогда не перебивала собеседника. Она не была хохотушкой, но и излишне серьёзной её было трудно назвать. Она могла поддержать беседу, посмеяться удачной шутке, и, если нужно, промолчать. Не сплетница, не истеричка, не молчунья — даже черты её характера сохраняли заложенный природой психологический баланс. Она никогда не старалась быть в центре внимания, но и не оставалась незамеченной серой мышкой.
Пожалуй, самой отличительной чертой жены Леонида Лапина была исключительная аккуратность: казалось, даже юбки приучены к раз и навсегда заведённому "порядку", и поэтому совершенно не мнутся на подоле, а обувь самостоятельно отталкивает уличную грязь, оставаясь в любую погоду абсолютно чистой.
Своего мужа Мила очень любила, и любовь эта была настолько сильна, что даже дочь получилась похожей на отца — как две капли воды. Единственным сходством с матерью были цвет и структура волос: тёмные, почти чёрные, они послушно ложились в любую причёску, в отличие от волос самого Леонида — жёстким, непослушным вихром пытавшихся "украсить" даже короткую стрижку.
Общаясь с Милой, Анна пыталась угадать, насколько Леонид привязан к своей супруге, но это оказалось довольно сложной задачей. При посторонних Лапин не афишировал своего отношения к жене, а сама Мила семейными секретами предпочитала не делиться. Впрочем, общаться часто не получалось: в будние дни все работали и были заняты собственными делами. Оставались выходные, и тут Леонид проявлял дружескую инициативу, приглашая Морозовых то в ресторан, то в собственную сауну, а то советовал супруге пригласить Анну сходить куда-нибудь вместе, если у мужчин были какие-то собственные планы на субботу или воскресенье.
Анна не могла назвать Милу своей близкой подругой, скорее приятельницей, и единственное, о чём обе женщины с искренним удовольствием поддерживали разговор, были дети. Анна с гордостью рассказывала об успехах сына, и с интересом слушала рассказы Милы про Кристину. Девочка нравилась Анне всё больше и больше — несмотря на то, что она была капризна и часто закатывала матери истерики, даже не стесняясь посторонних. Как правило, Леонид становился на сторону дочери, и, несмотря на своё педагогическое образование, Анна в душе полностью поддерживала любящего отца. Что служило причиной такому видимому противоречию с собственным здравомыслием — она и сама не знала, но почему-то позиция Милы не находила поддержки в её душе.
Кристину Анна всегда хвалила, ведь она была так похожа на Леонида… Слушая шутки Лапина на тему женитьбы их детей, она в глубине души ловила себя на мысли, что была бы совершенно не против в будущем породниться с семьёй Леонида… вернее, с ним самим…
А Кристина… ну, какая девочка в её возрасте не капризна? Тем более, такая красивая, совсем не похожая на свою мать…
…Приглашение Милы вместе сходить в салон красоты на стрижку и маникюр Анна приняла с внутренним содроганием — лишних денег не было, а до её зарплаты оставалось ещё более недели. Однако она согласилась, решив, что лишь поправит волосы, а маникюр пока подождёт.
Мастер, к которому села Аня, быстро справилась со своей задачей: лишь поправив волосы, она нанесла гель и уложила их в стильную причёску. Анюте ничего не оставалось, как, вооружившись модным журналом, ожидать свою приятельницу, пока той делали модельную стрижку и маникюр. Слушая, как Лапина привычно-приветливо разговаривает с работниками салона, Анна сделала вывод, что она здесь — постоянная клиентка. Как будто пытаясь компенсировать долгое ожидание, Мила уговорила Анну зайти на обратном пути в кафе и выпить по чашке кофе.
— А я так и не могу решиться на короткую стрижку, — разглядывая новую причёску Людмилы, Анна невольно провела рукой по своим волосам — чуть укороченные мастером, они мягкими, прямыми прядями струились по плечам, — Саша говорит, что мне идут длинные волосы.
— Аня, ты сама про себя всё знаешь… — улыбнувшись уголком губ, Мила бросила на собеседницу короткий взгляд, — Ты — красивая женщина, и тебе пойдёт абсолютно любая причёска. Но… твой Саша прав: длинные волосы украшают женщину.
— Но вот тебя украшает и короткая стрижка, — из вежливости Анна была вынуждена сделать комплимент, — и, наверное, нравится Лёне?
— Лёне?.. — Мила как-то загадочно усмехнулась и опустила глаза, — Если честно, он никогда не говорил мне, что ему нравится. Я сама выбираю свой стиль, а он… он молчит.
— Значит, ему всё нравится.
— Надеюсь… А, вообще, он больше озабочен тем, как выглядит Кристина, а вовсе не я. Представляешь, он сам возит её по магазинам, и покупает всё, на что она показывает пальцем.
— Я заметила, что он её очень любит.
— Не то слово… Понимаешь, он её балует, при чём, без меры. Бросается решать её проблемы, хотя я считаю, что она должна сама привыкать к самостоятельности.
— Он поступает, как настоящий отец, — Аня не смогла не заступиться за Леонида, хотя в душе понимала, что Мила абсолютно права, — девочка всегда должна знать, что у неё есть надёжное отцовское плечо.
— Ты сейчас сказала совсем, как Лёнька, — рассмеялась Мила, — прямо слово в слово!
— Вот видишь! — Анюте было приятно слышать эти слова, — Значит, он прав!
…Расплачивалась Мила сама, несмотря на протесты Анны — она просто положила деньги на стол и утащила свою спутницу за руку.
— Аня, успокойся, — отвечая на возражения, Лапина взяла ту под руку и направилась к выходу, — в следующий раз ты меня угостишь. А, вообще, это такие мелочи…
— Всё равно, мне неловко… — Анна качнула головой, — Я как-то не привыкла… Ну, правда, Мил, я чувствую дискомфорт, когда кто-то платит за меня, я потом спать не могу!
— Господи, Аня, какая ты смешная! — Мила бросила на подругу весёлый взгляд, — Да если бы ты знала, как я благодарна вам с Сашей!
— Нам?! — Анна изумлённо приподняла красивой формы брови, — За что?!
— За то, что Лёня сейчас почти всё свободное время проводит с вами. Ты даже представить не можешь, что это для меня значит…
— Почему?..
Оставив вопрос без ответа, Мила неожиданно замолчала. Они неторопливо шли по улице, усыпанной опавшей листвой, которую ещё не успели собрать дворники, и их шаги были почти беззвучны. Переспрашивать Анна не стала — глядя, как её спутница задумчиво смотрит себе под ноги, она тоже замолчала. Ей показалось, что Мила не хочет говорить, и даже жалеет о том, что завела этот разговор, но пройдя молча несколько минут, та неожиданно решила всё объяснить.
— Я, конечно, понимаю, что бизнес обязывает… и Лёнька должен поддерживать связи со многими нужными людьми. Но, знаешь, Аня, среди этих людей есть такие, которых я не хотела бы видеть в числе наших друзей. А они не просто в числе друзей… они ему стали как родственники. Он такой… ему нужно постоянно с кем-то общаться… кому-то помогать… вернее, брать шефство. Да-да, не удивляйся. Есть у него такая черта. А вот сейчас я более-менее спокойна. Он полностью переключился на Сашу, и его встречи с теми людьми носят теперь чисто деловой характер.
От этого признания Милы Анна невольно смутилась. Она была уверена, что объектом интереса Лапина является не столько её муж, сколько она сама.
И что интерес этот — взаимен… она с ужасом для себя убеждается в этом с каждым днём всё больше и больше.
Вернувшись домой, Анна застала сына, лежащего на кровати. Дима был бледным, и руками держался за живот. На вопрос матери, что случилось, он пожаловался на боль в животе и тошноту. Испуганная Анна тут же набрала номер квартиры Лапиных — Мила была детским врачом, и могла дать нужную консультацию.
Расспросив в подробностях, что ел ребёнок, и есть ли у него температура, она посоветовала Анне сходить в аптеку и купить некоторые лекарства.
— Скорее всего, это отравление, — Мила разговаривала из прихожей, одновременно снимая обувь, — Аня, ты не паникуй, дай ему сейчас уголь и купи то, что я тебе продиктовала. Проверь живот на болезненность… и следи за температурой. Если что, сразу вызывай скорую…
— Спасибо, Мила… — Анна не сводила тревожного взгляда с сына, — Я сейчас сбегаю в аптеку…
— Да, и угля дай не меньше четырёх таблеток! — как будто вспомнив о чём-то, воскликнула Лапина, — Ой, Аня, подожди… кто-то пришёл… я сейчас…
Анне было слышно в трубку, как хлопнула входная дверь квартиры Лапиных. Почти сразу же раздался громкий голос Леонида.
— Слушай, почему я должен искать тебя по всему городу?! — вместо приветствия Лапин обрушил на супругу гневную тираду, — Ты что, забыла, что Кристинку нужно встречать от подруги?!
— Мне кажется, это ты забыл, — несмотря на грубый тон мужа, Мила отвечала совершенно невозмутимо, лишь чуть приглушив голос, — а, вообще, здравствуй.
— Что я забыл?! — Лапин и не подумал ответить на приветствие, — Ты же знала, что она пошла к девчонкам! Если не получилось у тебя, могла просто мне позвонить, я бы сразу поехал за ней.
— А где она сейчас?
— Её уже везут! Сидоренко сам везёт… позвонил мне! А я ни сном, ни духом, на тебя надеюсь!
— Лёня, ты, наверное, забыл, что я сегодня собиралась в салон?
— Мне больше делать нечего, только помнить про твои походы в салоны!
— Мы вчера с тобой разговаривали, ты ещё сам сказал мне, чтобы я обязательно позвала с собой Аню!
— А, ну да… — Лапин резко сбавил тон, — Действительно… ну, и как? Сходили?..
— А ты не замечаешь?.. — судя по тону, каким Мила задала этот вопрос, она сейчас демонстрировала мужу новую причёску.
— Вроде бы то же самое… или нет?.. — видимо, при этих словах Лапин пожал плечами.
— Нет, не то же самое, — теперь голос Лапиной звучал несколько обиженно, — впрочем, ты прав… Всё то же самое.
…Анне было неловко слушать разговор супругов — судя по всему, Мила совсем забыла, что попросила её подождать и просто отложила трубку. К тому же, нужно было срочно идти в аптеку, но она не могла заставить себя нажать на отбой. Слова Людмилы о том, что Леонид сам посоветовал ей позвать её, Анну, в салон красоты, привели в замешательство. Что это было — простая вежливость, или она, действительно, так ужасно выглядит, что посторонний мужчина считает, что ей необходим поход к парикмахеру?!
…Но, судя по реплике его жены, он вовсе не обращает внимания на женские причёски… Или это касается только причёски самой Милы?..
…Пересилив любопытство, Анна всё-таки поставила трубку на базу. Всю дорогу до аптеки, которая находилась в соседнем доме, она чувствовала, как её щёки не просто горят — они буквально полыхают! Мало того, что ей пришлось лишних полтора часа просто ждать, пока увешанной драгоценностями Миле сделают модельную стрижку, а потом — дорогой маникюр, так, оказывается, всё это было с подачи Леонида! Но он прекрасно знает, что у них с Сашей сейчас финансовый напряг… Саша только вчера говорил с ним по телефону на эту тему.
И ещё этот кофе, за который заплатила Лапина…
Почему-то сейчас Анне казалось, что она выглядит жалкой, бедной родственницей… она успокаивала сама себя, что ничего страшного не произошло, ну, мало ли, предложил и предложил… Ну, заплатила Милка за кофе — невелики деньги… Она и сама бы так сделала в другой ситуации.
Но чувство неловкости не оставляло её до позднего вечера, и даже вернувшийся с работы Александр заметил волнение жены. На его вопрос, что случилось, Анна ответила уклончиво. В душе ей очень хотелось всё рассказать мужу… но она не знала, как передать ему подслушанный разговор, а, самое главное, как объяснить собственную реакцию на слова Лапина. Ответив что-то невнятное, она уселась возле больного сына и принялась поить его лекарствами.
— А это что такое?.. — поправляя длинную прядь волос, Анна заметила на Димкином лбу, рядом с виском, небольшую, но глубокую ссадину, окружённую явным синяком, — Дима, откуда у тебя эта царапина?
— Я нечаянно об угол ударился, — судя по тому, как сын отвёл глаза, он говорил не совсем правду, — да ерунда, мам. Завтра заживёт.
— Расскажи, как это было, — заподозрив неладное, Анна внимательно следила за выражением лица Димы, — как можно удариться об угол так, чтобы рассадить висок?
— Ой, мам, я уже не помню… — мальчик нарочно закрыл глаза, притворяясь, что хочет уснуть, — Не обращай внимания.
— Дима, ты хоть понимаешь, что это — висок?! — осторожно трогая подушечками пальцев травмированную кожу, Анна строго нахмурила брови, — А, если бы ударили чуть правее?
— Не ударили же… — нечаянно проговорившись, сын тут же попытался исправиться, — Вернее, никакого удара не было. Просто я не вписался в поворот.
— Не ври. Ты подрался?
— Мама, — Дима снова открыл глаза, — я ни с кем не дрался. Если бы я подрался, тебя бы вызвали к директору.
— Я всё равно узнаю правду. И не забывай, что обманывать родителей — нельзя.
— Я не обманываю…
Анна волновалась не зря. Несколько дней назад, ведя урок в одном из старших классов, она была вынуждена наказать одного очень дерзкого ученика — тот демонстративно расхаживал по классу во время урока, громко разговаривал и на замечания Анны не реагировал. На её требование дать дневник, ученик, которого звали Максим Казаков, только насмешливо скривил губы и ответил, что забыл его дома. Понимая, что парень врёт, Анна пообещала позвонить его родителям, но Казаков только рассмеялся.
"Можешь смеяться сколько угодно, но завтра же я вызову в школу твоего отца", — Анна старалась не повышать тона, но удавалось ей это с трудом.
"А у нас дома засекреченный телефон", — парень явно издевался над преподавательницей, красуясь перед девчонками.
"Ничего, я узнаю, где работают твои родители, и позвоню им на работу".
"Я тоже узнаю, где вы живёте…"
"И — что?"
"Ничего. Это же ваш сын учится в седьмом "в"?"
Услышав о Димке, Анна буквально задохнулась от возмущения. Этот юный отпрыск богатенького папаши явно намекал ей на то, что может учинить расправу над её сыном, если она нажалуется на него родителям. Она сразу не нашлась, что ответить, только едва побледнела и поджала губы.
После уроков она всё же позвонила Казаковым и вызвала в школу отца. Сославшись на занятость, тот ответил, что сможет прийти лишь в субботу. Суббота была уже завтра, и Анна теперь не сомневалась, что эта ссадина на Димкином лбу — ничто иное, как месть Максима Казакова.
Напоив сына лекарствами, она укрыла его тёплым одеялом и выключила свет. Александр на кухне разговаривал по телефону с Лапиным, и, дождавшись, когда он положит трубку, Анна рассказала ему обо всём — и об инциденте с учеником, и о его угрозах, и о ссадине.
— Аня, не драматизируй события, — Александр, как всегда, рассуждал по-военному, — не дело в пацанячьи разборки влезать. Пусть Димка учится стоять за себя сам. Не сказал тебе правду — молодец! Если дал сдачи — молодец вдвойне!
— Саша, о чём ты?! — Анна с возмущением посмотрела на супруга, — Какие пацанячьи разборки?! Ты бы видел этого "пацана" — ему шестнадцать лет, выпускной класс!.. Да он с тебя ростом, Дима против него — ребёнок!
— Не такой он и ребёнок, — Морозов невозмутимо пожал плечами, — тринадцать лет, слава Богу, и ростом вышел… Тебя уже перегнал, вот-вот меня догонит! Да он на свои года не выглядит, зря ты его всё в ребёнках держишь! Парень взрослый, я даже не знаю, в кого он у нас такой крепкий…
— В тебя, в кого ещё… — услышав слова мужа, Анна почувствовала, как давно забытая холодная волна прокатывается внутри неё. Не время сейчас вспоминать про Виталия и вытаскивать наружу свои сомнения… но, всё-таки, она не смогла удержаться.
…После рождения Димы она была уверена, что он — сын Саши. Об этом говорило и родимое пятно, и Сашина открытая улыбка… Но со временем сомнения стали возвращаться… Творческие наклонности, музыкальность, а ещё — стремительное взросление, высокий рост, крепкое телосложение наводили на мысль, что вероятность того, что Дима — сын Виталия Мясникова, всё же — есть…
"Да что же оно сегодня всё так навалилось?!"
Ни до чего не договорившись с мужем, она в смятённых чувствах ушла спать.
На следующий день Александр уехал рано, и, пользуясь этим, Анна запретила сыну идти в школу — объяснив это тем, что он ещё не совсем поправился, но главной причиной такого решения была боязнь расправы. Она надеялась, что разговор с родителем Казакова принесёт свои положительные плоды, и тот сумеет урезонить сына. Заручившись Димкиным обещанием, что сегодня он из дому — ни ногой, Анна отправилась на работу.
Десятый класс, в котором учился Максим Казаков, был выпускным, и в прошлом учебном году его вела другая преподавательница английского языка, которая теперь ушла на пенсию. За те два месяца, которые Анна проработала с этим классом, она немного изучила всех учеников. Казаков был общепризнанным лидером — видный парень, неглупый, с явными способностями, он был крайне дерзок, и не подчинялся общепринятым правилам. Большинство учителей старались закрывать на это глаза — отец Казакова занимал высокий пост в городской администрации и имел огромные связи во всех сферах.
Окончив последний урок, Анна отпустила учеников, а сама осталась в классе — именно сюда она пригласила Казакова-старшего. Она прождала около получаса, но мужчина так и не пришёл. Она уже собиралась уйти, как в открывшуюся дверь заглянула одноклассница Максима.
— Анна Сергеевна, бегите скорее к директору, — девушка сделала испуганные глаза, — вас там ждут, ждут…
— Меня?.. — Анна удивлённо приподняла брови, — Кто меня ждёт?..
— Как кто?.. Директор. Меня послали за вами.
Недоумённо пожав плечами, Морозова вышла из класса. Кабинет директора находился в другом крыле, ей понадобилось около пяти минут, чтобы попасть в приёмную.
— Ну, где вы ходите, Анна Сергеевна?! — секретарь смотрела на неё почему-то возмущённо, — Идите скорее, Ираида Генриховна уже нервничает.
— Ничего не понимаю… — решив не обращать внимания на тон секретарши, Анна одёрнула блузку и решительно потянула на себя отделанную инкрустацией тёмно-вишнёвую директорскую дверь.
Картина, представшая перед её глазами, удивила, если не сказать больше: директор лицея, сорокапятилетняя строгая дама, сидела в довольно фривольно расстёгнутом пиджаке, закинув ногу на ногу, одной рукой облокотившись на стол, другую откинув на спинку кресла. Весь её вид говорил о том, что разговор идёт довольно приватный, и приятный, во всяком случае, для неё: щёки женщины покрывал лёгкий румянец, а губы расплывались в полуулыбке. Сидевший напротив неё мужчина лет пятидесяти, полноватый, с откровенной лысиной на круглой голове, в дорогом костюме и дорогих часах, выглядывающих из-под правого рукава, по свойски навалился на стол, положив перед собой сложенные локти и что-то увлечённо рассказывал.
Судя по обстановке, эти двое были очень хорошо знакомы.
— Добрый день, — войдя в помещение, Анна вопросительно уставилась на директрису, — Ираида Генриховна, вы меня вызывали?
— Здравствуйте, Анна Сергеевна, — едва кивнув, та подняла на Анну ставший строгим взгляд, — это не я вас вызывала, это же, кажется, вы вызывали Евгения Максимовича?
— Да, я вызывала, — догадавшись, что перед ней никто иной, как отец Максима Казакова, Анна посмотрела на мужчину, — я ждала вас в своём классе…
— Анна Сергеевна, — вставая с места, Ираида на ходу застёгивала пиджак, — вы, наверное, не в курсе, но на будущее, вы должны знать, что все вопросы с Евгением Максимовичем решаются только в моём кабинете.
— Я не знала, — едва заметно усмехнувшись, Анна приподняла подбородок, — меня никто не предупредил.
— Ну, что ж, я вас оставляю, — директриса прошла к двери и, взявшись за ручку, обернулась к Казакову, — я не прощаюсь…
Дождавшись, пока за ней закроется дверь, Аня снова посмотрела на мужчину. Она не знала, что делать — присесть в кабинете директора без приглашения было, вроде бы, неловко, но, с другой стороны, мужчина сидел, и стоять перед ним, как провинившаяся школьница, Анюта посчитала ниже своего достоинства. Поэтому она решительно отодвинула один из стульев и уселась за стол напротив гостя.
С той минуты, как она вошла в этот кабинет, мужчина не проронил ни звука, и Анна немного оробела. Тут же заставив взять себя в руки, она незаметно вздохнула и подняла на него глаза.
— Меня зовут Анна Сергеевна, — она постаралась придать голосу как можно больше твёрдости, — я преподаю английский язык в классе, где учится ваш сын.
…Рассказ учительницы о поведении своего сына Казаков слушал так же молча, с бесстрастным выражением лица, так, что под конец своей речи Анна засомневалась — слышал он он её — вообще?!
— Это всё? — он всё-таки выдавил из себя два слова.
— Нет не всё! — Аню охватило справедливое возмущение, и она решила этого не скрывать, — После того, как я сделала замечание Максиму и сказала, что вызову в школу вас, он намекнул мне, что знает моего сына…
— И — что? — вопреки её ожиданиям, на его лице не дрогнул ни один мускул.
— Как — что?! Разве непонятно, что он имел в виду?!
— Мне — непонятно.
— Он намекнул, что отомстит!
— Конкретнее.
— Что… — Анна всё же стушевалась, — Что — конкретнее? Разве непонятно?
— Вы можете привести его угрозы — дословно?
— Он не сказал, но…
— Тогда какое право вы имеете обвинять Максима в угрозах и шантаже?
— Вчера мой сын пришёл домой с синяком и ссадиной, почти у виска.
— И — что?
— Послушайте… — понимая, что достучаться будет очень сложно, Анна устало вздохнула и чуть сбавила тон, — Евгений Максимович… я сейчас говорю с вами не как учитель… а как мать… неужели вы не понимаете, что поведение Максима не умещается ни в какие рамки? Я понимаю, что вы очень заняты, но, может, мама сможет как-то убедить его…
— У Максима нет мамы, — небольшие, светло-серые глаза смотрели холодно, не выражая никаких эмоций, — у него — мачеха.
— Извините… я не знала… Но, может, тогда ваша… жена… может, она…
— Она не сможет.
— Странный у нас с вами разговор получается.
— У вас есть ещё какие-то претензии к моему сыну? — бросив взгляд на часы, мужчина откинулся на спинку стула, давая понять, что его время закончилось.
— Нет, — Анна покачала головой, — других претензий нет.
— Я поговорю с ним. А насчёт угроз вашему сыну… Не вижу никакой конкретики, кроме ваших истеричных домыслов. Если у вас всё, можете идти.
* * *
— И зачем я пошла в эту школу?.. — вечером того же дня, приехав по приглашению Леонида в его сауну вместе с мужем, Анна рассказала друзьям о сегодняшней встрече с высокопоставленным родителем, — И зачем меня туда взяли… ведь это была случайность… оказывается, туда было очень сложно устроиться, а мне просто повезло…
— Не расстраивайся, Аня, — выслушав приятельницу, Мила решила её поддержать, — это же обычное дело.
— Я никогда в жизни не сталкивалась с такими учениками, а уж с родителями!.. — расстроенная Анна укоризненно покачала головой, — А, главное, как мне теперь там работать?! Меня наша Ираида потом, как первоклассницу очитала!
— Серьёзно?.. — Александр, которому Анна не успела дома рассказать всё в подробностях, нахмурился, — Может, мне сходить, поговорить с ними со всеми, как у нас в армии…
— Ой, Саша… — Аня махнула на мужа рукой, — Только этого не хватало! Я лучше уволюсь по-хорошему…
— Да что вы заладили… — Леонид, который всё это время только внимательно слушал, решил подать голос, — Сашка, никуда не надо ходить… Аня, и ты успокойся. Примите всё как данность. Сейчас время такое, понимаете?! Вы до сих пор живёте в прошлом измерении, а жизнь не стоит на месте! Она меняется, ребята… И с этим ничего не поделаешь.
— А как жить, Лёнь? — Анна усмехнулась и бросила на мужчину быстрый взгляд, — Если мальчишка, который мне чуть ли не в сыновья годится, ставит мне свои условия, а я вынуждена их принимать… Как с этим бороться?!
— Надо не бороться, — по-хозяйски разлив пиво по огромным стеклянным бокалам с брендовыми наклейками, Леонид поднял свой, приглашая всех последовать его примеру, — а менять тактику.
— Как же её поменять?.. — грустно улыбнувшись, Анна тоже взяла в руки бокал, — Может, посоветуешь?
— Конечно, посоветую, — кивнув, Лапин чокнулся со всеми по очереди. — Просто нужно подстроиться под ситуацию. Проще говоря — принять условия новой жизни… и стать в ней — своим!
— Своим?.. — Александр недоверчиво усмехнулся, — Вот с этим Казаковым?..
— Это самый лучший вариант, Сашка.
— Да я ему лучше морду набью.