Наташа сидела в гостиной Димкиных родителей, устремив невидящий взгляд куда-то вниз. Анечка так и уснула у неё на руках, но перекладывать ребёнка в кроватку она не собиралась. Ей казалось, что сейчас она не сможет оторвать от себя крохотное родное тельце и, прижимая к себе дочку, изо всех сил боролась со слезами, готовыми хлынуть из глаз.
Только что уехала скорая помощь, которую пришлось вызывать свекрови — узнав о том, в какую беду попал Дима, Анна Сергеевна потеряла сознание, и Александру стоило немалых усилий привести её в чувство. Но, и придя в себя, она не смогла больше встать, жалуясь на головокружение и слабость. Приехавший врач констатировал гипертонический криз.
Наташа и сама еле держалась на ногах после известия, которое ей сообщила Юля.
«Наташа, только держись… — позвонив под вечер, Юлька еле выговаривала слова, — Только что позвонил мой знакомый с телевидения… По дороге наших ребят взяли в заложники. Всех подробностей не знаю, но известно только, что их уже пять часов удерживает в автобусе какой-то человек с гранатой… и, судя по всему, нервы у него начинают сдавать…»
Сначала она не могла поверить. Такого просто не может быть. Нет, это какой-то сон… Какие заложники?.. Какая граната?..
Но ведь она уже несколько часов сама не может дозвониться до Димки. Гудки идут, но трубку он не берёт… То же самое говорит Ира. Телефона Насти они не знают, а Тане, жене Вадима решили пока не звонить — она на последнем месяце беременности.
Позвонив в первый раз Юльке и удостоверившись, что с Мазуром тоже нет связи, Наташа долго ходила по комнате из угла в угол, не в силах присесть. Нарастающая тревога заползала в каждую клеточку её существа… Решив пока ничего не говорить Диминым родителям, она сходила за Валеркой в детский сад, потом погуляла с обоими детьми во дворе… Не выдержав, набрала номер администратора дворца эстрады, где должен был выступать «Ночной патруль»…
«Нет… пока ничего не знаем…» — её насторожили эти слова, ведь она лишь спросила, подъехали ли артисты — времени до начала концерта оставалось уже немного, но переспросить не успела: на том конце положили трубку. Она уже начинала догадываться, что что-то произошло, когда Юля перезвонила ей во второй раз.
«Как я скажу Анне Сергеевне?!» — было первой мыслью. Оставив детей на Алису, которая сама не сводила с неё встревоженного взгляда, Наташа вошла в квартиру Морозовых-старших.
— Александр Иванович, — ей плохо удавался спокойный тон, но она старалась изо всех сил, — зайдите, пожалуйста, ко мне, я что-то с краном сделала… — сказала она первое, что пришло ей в голову.
— Что?! — мгновенно побледнев, Александр тоже не мог поверить в то, что сообщила ему невестка, — Наташа, может, это какая-то ошибка?! Нет… Это какая-то ерунда… Какие к чертям террористы?!
— Не знаю… — у неё задрожал подбородок, но она мужественно боролась со слезами, — Так сказала Юля… Они связались со СМИ, информация уже разошлась, возможно, вечером будет репортаж…
— А что… что?! Что от них хотят?! — Морозов-старший вытянул вперёд дрожащие ладони, — Как вообще они попали?!
— Я не знаю, — Наташка покачала головой, — Юля сказала, что ребята и этот человек находятся в закрытом автобусе… Власти все уже на ногах, ОМОН тоже там, но связаться с ними больше не удаётся. Этот человек что-то потребовал от властей, и на переговоры больше не идёт… Он отобрал у ребят телефоны, только Диме приказал позвонить в полицию, а потом в мэрию и в местные СМИ. Вот и всё, что пока известно…
— Как же я скажу Ане?! — Александр как-то беспомощно посмотрел на Наташу.
— Мама! Там пло папу говолят!.. — Валерик выскочил из гостиной, где сидел с Алисой возле телевизора.
— Господи… Сейчас Аня увидит… — вспомнив, что жена смотрит местные новости, Александр Иванович выскочил из квартиры. Когда Наташа вышла следом за ним, Анна Сергеевна уже была без сознания…
Забрав детей и Алису, она снова вернулась в квартиру Морозовых-старших. Всё тело бил озноб, ей казалось, что оно сковано какими-то невидимыми цепями; прижимая к себе дочь, она долго сидела, не двигаясь и глядя перед собой.
— Мама, почему ты плачешь? — заметив, как по щеке матери скатывается слеза, маленький Валерик сочувственно сдвинул бровки.
— Я не плачу, — чувствуя, что сдерживаться больше нет сил, Наташа до боли закусила губу.
— Не пла-а-а-ачь… — малыш залез рядом на диван и ручонкой провёл по её голове.
— Я не плачу, — повторила Наташа и, прижав его к себе свободной рукой, попыталась улыбнуться, — Пойди, пожалей бабушку, а то она заболела…
— Бабуска… — теперь, усевшись рядом с Анной, Валерик гладил её по руке, — Ну, не болей, ладно?..
— Ах, ты, мой зайчик… — прижав к себе внука, Анна скорбно закрыла глаза.
Глядя, как страдает свекровь, Наташа не выдержала. Войдя в их с Димой комнату, она положила уснувшую дочку в кроватку и, упав плашмя на свою кровать, глухо разрыдалась.
— Наташа… — Александр вошёл следом и прикрыл за собой дверь, — Постарайся успокоиться… пожалуйста… Ничего непоправимого пока не произошло. И не произойдёт… — добавил он не совсем уверенно.
— Я не могу, — она подняла от подушки заплаканное лицо, — Если с Димой что-то… я не смогу без него жить… не смогу…
— Не говори так… — уговаривал Александр, — Наташенька, успокойся… И пойдём к Ане. Будем вместе. Так легче…
— Да… — присев на постели, Наташка вытерла мокрое лицо, — Я сейчас…
Вернувшись в комнату, она устроилась в кресле напротив Анны Сергеевны. Забравшись к ней на колени, Валерик притих в ласковых маминых руках… Приглаживая его белую пушистую макушку, Наташа не сводила взгляда со своего телефона, лежащего на журнальном столике. Внезапно вздрогнув от дверного звонка, испуганно посмотрела на свёкра, потом, поднявшись, передала ему внука и вышла в прихожую.
— Не могу одна сидеть… — Юля с годовалым сыном стояла в дверях, — Не выгоните?
— Ты с ума сошла, — снова расплакавшись, Наташка бросилась к ней на шею, — как хорошо, что ты приехала… Так легче…
— Мотьку некуда деть, — Юлька тоже вытирала слёзы, — Витькина мать уехала к сестре, она ничего не знает, и я звонить пока не стала…
— Правильно сделала, — Наташа расстёгивала комбинезон на малыше, — сейчас мы их с Валеркой вместе спать уложим…
— Ира у Сашкиных родителей, — повесив пальто, Юля подхватила сына на руки, — а Танины родители сами к ней приехали.
— Я знаю, — кивнула Наташа, — я им сразу позвонила, как узнала… Хотела Насте позвонить, но не знаю её телефона.
— Подожди… — как будто вспомнив о чём-то, Юля замерла, — Я точно знаю, что у неё есть домашний. Если информация не скрыта, можно узнать через справочное.
— А как ты узнаешь без адреса?
— Я знаю адрес… — снова замерла Юля, — Женька как-то Мазурику при мне говорил, где его искать, если что…
— Юль, а, может, за ней сразу поехать? У неё тут никого нет, она сейчас одна совсем… — Наташа потянулась к вешалке, — Давай так. Ты иди детей укладывай, а я поеду за Настей…
— Куда тебе ехать… — Юля недоверчиво посмотрела на Наташкино зарёванное лицо, — Я сама поеду.
— Куда вы собрались? — Александр вышел в прихожую, — Здравствуй, Юля!
— Здрасьте, дядь Саш… — кивнула девушка, — Вот, не выдержала, приехала к вам…
— Правильно сделала, — кивнул Морозов, — вместе горе легче переживать. Так куда вы ехать-то собрались?
— За Настей, — Наташа посмотрела на свёкра, — это Женькина девушка. Она живёт одна, у неё тут никого нет.
— Идите к Ане, — Александр взял с вешалки куртку, — я сам съезжу. Только адрес скажите.
* * *
Телевизор в этот день Настя не включала, и о том, что произошло по дороге с группой, она узнала только вечером, от подружки, с которой вместе работала в ночном клубе. Первым желанием было забиться в какую-нибудь щель и завыть от горя и бессилия. Родственников здесь у неё не было, близких подруг тоже… Самым дорогим человеком для неё был сам Журавлёв, и поэтому то, что случилось с ним теперь, она восприняла как огромное горе… Впервые в жизни Настя пожалела, что у неё дома нет ни одной иконы… Желание помолиться было таким сильным, что она просто встала на колени и, устремив взор куда-то вверх, запричитала, заревела, обращаясь одновременно и ко всем святым, и к Богородице, и к самому Богу… Молитв она не знала, но слова вырывались из самого сердца, и единственным их смыслом было одно — только бы он был жив…
Она очень удивилась визиту Морозова-старшего, и вначале категорически отказывалась ехать с ним, но потом, представив тревожную, одинокую ночь, всё же согласилась, тем более, что, по словам Александра, все новости они должны будут получить первыми — Юля договорилась со знакомыми журналистами…
Попав в квартиру к Морозовым, Настя сначала очень смущалась. Позже смущение сменилось удивлением — её очень тепло приняли и родители Морозова, и его жена. И только рыжеволосая девушка с пронзительными зелёными глазами смотрела на неё как-то странно, но, убитая горем, Настя не придала этому большого значения. Её лишь насторожило имя девушки — в самый первый момент…
«Алиса», — представила ту Наташа, и Настя ощутила неприятный холодок в груди. Перед отъездом Женька разговаривал по телефону с какой-то Алисой… Но невесёлые события, камнем лежащие на душе, вскоре увели её от всех посторонних мыслей. «Только бы он был жив… — мучительно думала Настя, сидя вместе со всеми в гостиной Морозовых, — Только бы жив…»
Александр Иванович всё же уговорил Анну уйти в их спальню — под действием лекарств ей очень захотелось спать. Проводив её, Наташа вернулась в гостиную. Подобрав под себя ноги, Алиса задремала в большом мягком кресле. Не выдержав эмоционального напряжения и выпив успокоительного, Юля на диване последовала её примеру.
— Хочешь посмотреть на наше богатство? — заметив, как Настя скованно сидит в другом кресле, Наташа решила как-то разрядить обстановку.
— Богатство? — удивлённо переспросила та.
— Ну, да, богатство, — печально улыбнувшись, Наташа приоткрыла дверь в свою комнату, — идём, покажу…
Тихо войдя вслед за ней, Настя тоже невольно улыбнулась: на большой кровати в ряд, укрытые одним одеялом, сладко сопели Валерик и Мотька, а рядом, в детской кроватке, спала Анечка. Казалось, мир и покой разливаются по самым дальним уголкам уютно обставленной комнаты.
— Мы решили их вместе уложить, а то Валерка никак спать не соглашался, — поправив на детях одеяло, Наташа обернулась к гостье.
— Хорошо так у вас… уютно… — оглядевшись по сторонам, Настя чуть ли не впервые подала голос.
— В этой комнате вырос Дима… — Наташка старалась держаться, но голос всё же дрогнул, — А потом мы жили здесь с ним…
— А сейчас?
— А сейчас мы живём в соседней квартире, но это только так говорится, что живём. На самом деле мы все без конца пропадаем здесь, у родителей. Если честно, я никак не могу привыкнуть к новому жилью, — Наташа снова грустно улыбнулась, — Так и тянет сюда…
— Наверное, вы дружно живёте? — Настя внимательно посмотрела на Наташу.
— Да, — кивнула та, — Димкины родители относятся ко мне как родной дочери, и я их люблю. О внуках и говорить не стоит…
— Надо же, как похож на папу, — разглядывая в свете ночника Валерку, Настя покачала головой, — а мы тогда всё гадали, кто же отец.
— И весь ресторан думал, что Женька, — разговор и умильные детские мордашки отвлекали от тяжёлых мыслей, и Наташа продолжала невольно улыбаться, — а я даже не догадывалась об этом.
— Даже я так думала, — усмехнулась Настя, — потом только поверила, когда мы с ним снова начали встречаться, уже через год.
— Прошло уже четыре года, а кажется, как будто вчера я там пела, — Наташа подошла к кроватке, в которой спала Аня, и тоже поправила одеяльце.
— Я помню, как ты пела, — Настя тоже посмотрела на спящую девочку, — ты совсем молоденькая была, я думала тогда, что тебе лет шестнадцать… Да ты и сейчас совсем молодо выглядишь, и не скажешь, что у тебя двое детей.
— А мне и не верит никто, — кивнула ей в ответ Наташка, — недавно интервью брали для музканала, и, когда я сказала, что у меня двое детей, они даже микрофоны отключили, сказали, что лучше об этом не говорить, всё равно не поверят.
— А у меня нет детей, — грустная улыбка сползла с Настиного лица, — даже и не знаю, рожу когда-нибудь или нет.
— Конечно, родишь, — уверенно ответила Наташа. — вот сейчас они вернутся, и всё будет намного лучше…
— Только бы вернулись, — шёпотом сказала Настя, — только бы всё обошлось…
Внезапный телефонный звонок в гостиной обрушился ледяной волной… Почувствовав, как всё внутри замирает, Наташа и Настя испуганно переглянулись.
Алиса и Юля молча смотрели на журнальный столик, на котором лежали мобильные телефоны.
— Чей звонит?.. — пересохшими от волнения губами спросила Юля.
— Это мой… — дрожащим голосом проговорила Наташа и протянула руку, — Да…
Все присутствующие замерли в тревожном смятении, не сводя глаз с Наташкиного лица, по его выражению стараясь понять, какая новость их ждёт…
— Дима… — они не поняли, обращалась Наташа к звонившему или произнесла имя мужа в порыве эмоций, но спросить ничего не успели, — прислонившись спиной к стене, она так и сползла по ней на пол…
* * *
Жар от высокой температуры сменился жутким ознобом, но, даже не будь этой проклятой простуды, всё равно остывший до минуса салон автобуса не давал никаких шансов согреться. Засунув правую кисть в левый рукав, а левую в правый, Женька ещё глубже утопил лицо в высоком мягком вороте куртки, так, что из-под поднятого капюшона были видны только воспалённые от болезни глаза.
Они уже несколько часов находились в салоне автобуса, под нервным, обозлённым взглядом обезумевшего от свалившихся на него несчастий мужика, в буквальном смысле между жизнью и смертью. Зажатая в его руке граната с выдернутой чекой могла сработать в любой момент — нервное напряжение всё нарастало, и он просто мог не справиться с эмоциями и разжать ладонь… в конце концов, он мог просто её выронить.
Так охотно рассказавший свою историю в самом начале, теперь Васильченко сохранял полное молчание и пресекал все попытки заговорить с ним. Журавлёв сидел с краю второго ряда, и, когда всё только началось, и окна ещё не затянулись инеем, хорошо видел и полицейские машины, и машины с высокопоставленными чиновниками, и микроавтобусы с логотипами СМИ, вскоре подъехавшие к месту происшествия. Несмотря на неоднократные попытки «поговорить» через двери, Васильченко никак не шёл на контакт, ограничиваясь лишь повторением своих требований. С психологом, позвонившим ему на телефон, он даже не стал разговаривать и, обозвав его нецензурно, нажал на отбой. Время шло, но прямого ответа на его требования так и не было, и мужчина заметно нервничал. Наконец, ответив на очередной звонок, он буквально заорал в трубку:
— Я ничего не хочу знать! Или моя дочь сегодня же будет отправлена в нужную клинику, или в шесть утра я взрываю и себя, и тех, кто находится в этом автобусе!
— Что вам сказали? — Морозов старался говорить негромко и как можно спокойнее.
— Ничего толком. Ур-р-роды… — сжав побелевшие губы, Васильченко вперил ненавидящий взгляд куда-то в замороженное стекло.
— Ну, хоть что-то обещают?
— Обещают. Но ничего не делают.
— Послушайте… У меня есть к вам предложение.
— Я не буду слушать никакие предложения! — он ещё сильнее сжал губы, — Все вы — уроды…
— Мы артисты, — не обращая внимания на нервозность собеседника, Дима продолжал говорить, — Сегодня у нас должен был состояться концерт. Билеты были проданы все, поэтому у нас должен быть очень хороший гонорар. Я предлагаю вам эти деньги. Всё, что мы заработаем за этот концерт, мы отдадим на лечение вашей дочке. А вы сейчас вставляете назад чеку и выпускаете нас из автобуса. Ничего не произошло, мы подтвердим ваше состояние и не будем свидетельствовать против вас.
— Ты что, думаешь, я сейчас тебе в ноги брошусь?! — мужчина медленно повернул голову, — Выпущу, а потом сдамся ментам?! А вы потом заберёте свои денежки и свалите к себе домой. Ты ведь именно так хотел поступить?!
— Нет, не так. Я даю вам слово, что все заработанные нами деньги мы переведём вашей Маше на лечение.
— Ну, и сколько вы переведёте? — Васильченко с сарказмом усмехнулся, — Двести тысяч?.. Триста?..
— Тысяч пятьсот будет.
— А ей нужно больше миллиона! — не оставляя своего тона, ответил Роман, — Так что засуньте свой гонорар себе куда подальше. Мне нужно либо всё, либо ничего.
— Так будет лучше. Я уверен, что этот случай уже не останется незамеченным, и вашу дочь прооперируют. И вам срок будет грозить не такой большой, и вы когда-нибудь с ней встретитесь… Ей не придётся жить с клеймом дочери убийцы.
— Слушай, ты… — мужчина снова поднял тяжёлый взгляд на Морозова, — Заткнись! И вы все! — он обвёл глазами остальных, — И вы все заткнитесь!.. Если кто-нибудь из вас произнесёт хоть одно слово, я отпущу рычаг… Если я замечу хоть малейшее движение, я отпущу рычаг… Я отпущу рычаг в любом случае, если кто-то из вас захочет помешать мне…
…Ступни ног замёрзли настолько, что Журавлёв с трудом шевелил пальцами внутри ботинок. Приступы кашля одолевали его то и дело, и он еле с ними справлялся, краем глаза замечая нервные взгляды захватившего их автобус мужчины. Чувствуя, как коченеет всё тело, Женька с тоской вспомнил вчерашний день… Ещё сутки назад он лежал на Настином диване, в тепле, окружённый её заботой и любовью…
«И чего не лежалось, придурку?» — думал он, вспоминая её ласковые руки и губы.
— Куда?! — истерично крикнул Васильченко, глядя в конец автобуса, — Я непонятно сказал?!
— Да нога затекла… — раздался голос водителя.
— Заткни-и-и-ись!.. Я сказал — заткнись!.. — подняв руку с зажатой в ней гранатой, Роман демонстративно разжал указательный палец, — Сейчас разожму остальные, если никто ещё не понял, что я не шучу!..
Глядя на него, Журавлёв внутренне сжался. Судя по тому, как мужик ёжился и откровенно дрожал от холода, замёрз он основательно, и гарантии, что его заледеневшие даже в перчатках пальцы не разожмутся сами собой, не смог бы дать никто. Для пущей убедительности Васильченко встал по центру салона в самом начале прохода, держа гранату в вытянутой руке. Вторую руку он держал в кармане, но, видимо, зачем-то решил вытащить, и Женька внезапно увидел, как какой-то небольшой предмет, зацепившись за трикотажную перчатку, падает на пол салона… Находясь в крайнем напряжении, мужчина этого не заметил.
«Чека…» — осенившая догадка заставила мозг работать в нужном направлении… Отбросив все ощущения и нахлынувшие чувства, теперь Журавлёв думал только об одном…
«Интересно, я один видел э т о?»
Очередной приступ кашля заставил его согнуться пополам.
— Заткнись! — заученно выкрикнул Васильченко.
— Чё заткнись, я же не говорю ничего… — простуженным голосом произнёс Журавлёв.
— Я сказал — ни единого звука!.. — сорвался на фальцет Роман, — Я не шучу!..
— Да ты задолбал… — сквозь кашель Женька нецензурно выругался, — Давай, я таблетку выпью, и не буду кашлять.
— Нет!.. — в порыве Васильченко было сделал шаг вперёд, но вовремя вспомнив о дистанции, попятился назад.
— Ну, тогда терпи… — сотрясаясь в собственных хрипах, Журавлёв полностью погрузил лицо в ворот куртки.
— Ладно, жри, только быстро и не сходя с места! — раздражение от звуков из простуженных лёгких только усиливалось, и мужчина решил пойти на уступку.
— Как я тебе без воды порошок сожру?.. — поняв, что едва заметный контакт налицо, Женька поднял глаза.
— У меня воды нет!
— Вода в термосе — сбоку от тебя, — кивнул Журавлёв, краем глаза косясь на кружку с лекарством, так и стоящую на соседнем сиденье, которую он не успел выпить и которую не мог заметить Васильченко, стоя впереди, — набери, если не трудно, чтобы я с места не вставал.
— Больше тебе ничего не нужно?! — грубо возмутился Васильченко, — Иди, сам набирай, только быстро, без лишних телодвижений…
— Спасибо, — быстрым движением опрокинув полную кружку на мягкое сиденье, Журавлёв с трудом поднялся с места. Окоченевшие и затёкшие от многочасового сидения конечности не слушались и ныли. Демонстративно держа кружку на весу, он направился по проходу вперёд. Ему предстояло сделать всего несколько шагов, и он понимал, что времени на то, чтобы сконцентрироваться, было ничтожно мало… Но это был единственный шанс.
Освобождая ему дорогу, Васильченко отступил назад и вбок — к дверям, практически нависнув над нижней ступенькой. Термос был расположен чуть ближе, и это затрудняло задачу, но Журавлёв невозмутимо подставил кружку и нажал на кнопку.
— Примёрзла, что ли?.. — сделав вид, что не может пустить воду, он без паузы обернулся к Васильченко и правой рукой подал ему кружку, — Подержи?..
Уже поняв, что сейчас что-то произойдёт, все парни, не отрываясь следили за их руками — Журавлёва и Васильченко… В первый момент машинально протянув левую, свободную, руку за кружкой, Роман тут же её отдёрнул, но Женьке хватило и этой одной десятой доли секунды… Воспользовавшись тем, что внимание Васильченко на мгновение переключилось, он разжал пальцы — выпавшая из ладони кружка ещё не долетела до пола, как та же ладонь уже сжимала сверху кисть противника, которой тот держал гранату, а правое колено изо всех сил врезалось ему в пах…
— Парни, чека!.. — применив для верности и вторую руку, Женька завёл локоть согнувшегося от боли Васильченко за спину, — Там, недалеко от левого сиденья должна быть!
Морозов, который сидел ближе остальных, кинулся Журавлёву на помощь.
— Вот она! — Зимин поднял с пола за кольцо чеку.
— Вадик, усики сразу… усики… — от волнения и напряжения Женька забыл, что нужно сделать с усиками, и только повторил это слово.
— Нету усиков, — Вадим поднял чеку в руке — он их обрезал, видать…
— Давай, скорее… — вцепившись мёртвой хваткой в руку Романа, подгонял Журавлёв, — Дима, осторожнее… видишь отверстия?.. Чёрт, его перчатки мешают…
…Вконец обессилев, Васильченко не сопротивлялся, и, когда Морозову удалось вставить назад чеку, никак не мог разжать пальцы…
— Чека без усиков, закреплять нечем, Дима, положи её на панель… — высвободив, наконец, гранату, из рук Романа, Журавлёв из последних сил протянул руку к Морозову и тут же рухнул на сиденье… Осторожно приняв опасный предмет, Дима положил его на панель возле водительского места.
— Сейчас, ребятки, двери откроем… — Михаил, водитель, радостно перелезал через бортик, — Окончились наши мучения…
— Погоди, Миш, — кивнув ему, Говоров подошёл к сидевшему на полу Васильченко, — Дай, я этому пид…су без регламента пару слов скажу…
— Саня, прекрати, — заметив, как тот сжимает кулаки, Морозов схватил его за руку, — Говорить — говори, а рукам волю не давай.
— Слышишь, ты, мудак, — нависнув над горе-террористом со сжатыми кулаками, Сашка поджал синие от холода губы, — мы могли бы сейчас размазать тебя по стенке… Да скажи спасибо Диме. Он тебе реальную помощь предлагал, а ты нашими жизнями тут играл… Взорву-не-взорву… Ты не мужик. Ты — тряпка. Распустил сопли, так ведь легче, правда? У тебя горе, так почему бы и не у других, да? Рома?.. А у нас у всех есть родители, есть семьи, у всех дети… У Вадика жена вот-вот родить должна, а ты ей — могилку вместо мужа и отца?.. А у Димы — вообще двое… Что, так легче было бы, да? Вмазал бы я тебе сейчас с носака, чтоб мозги разлетелись по всему автобусу, да нельзя… А жаль. Мы вместо этого сегодня твоей дочке будем помогать.
— Будет с него… — Михаил нетерпеливо держал руку на панели, — И с нас тоже… Ну, что, я двери открываю?..
* * *
…Выхватив у Наташи из рук телефон, Юлька со всего размаху уселась рядом на полу.
— Алло!.. Кто это?! Дима?! — услышав в трубке голос Морозова, она подняла на остальных радостные глаза, — Наташка?.. Да она тут, в обмороке лежит… Дима, что?! Все живы?! А Витька?! Почему он до сих пор не позвонил, сволочь белобрысая?! Ну, и что, что руки греет… Скажи ему, что я его убью… Нет, дай ему трубку… Ви-и-и-ить… — услышав голос Мазура, она окончательно разревелась, — Витенька… Ты живой?.. Я тебя так люблю… Ой, слушай, а Женька-то где?! Женька-то?! Да что там у вас у всех с телефонами?! Настя же здесь!
Приняв из Юлькиных рук телефон, как эстафетную палочку, Настя отошла в сторону — разбуженный шумом Александр, услышав радостную новость, что все живы, помогал Юльке и Алисе приводить в чувство Наташу.
— Женя… — очередная порция слёз попала на Наташкин телефон, — Женька… Ну, ведь, говорила же тебе…
— Настя… — он не мог вставить ни слова сквозь её причитания, — Настя…
— Ну, что ты молчишь?! — выговорившись, она шмыгнула носом и провела ладонью по мокрой щеке, — Ну, скажи мне хоть что-нибудь?!
— Настя… — вконец простуженный голос послышался на том конце, — Ты меня спрашивала, но я не ответил. Вот, теперь отвечаю. Я тебя люблю…
— Что?! — не веря своим ушам, она смахнула очередную слезинку, — Женька, ты не врёшь?..
— Не вру. Выходи за меня замуж…