Через пару минут помещение для задержанных, огороженное лишь металлической решёткой, заполнилось по максимуму — устроивших драку футбольных фанатов распределили по двум таким «обезьянникам», разделив их по понятному лишь самим полицейским принципу. Семеро неестественно оживлённых парней, попав в отсек, где «сидела» Наташа, тут же бесцеремонно расположились на свободных лавках, так, что ей и Говорову, стоявшим в это время на ногах, не осталось места, чтобы присесть. Громко гогоча и перекидываясь шуточками, молодёжь вела себя довольно развязно, и даже «девицы» старались не задевать их и не отвечать на реплики. Сашкину попытку согнать кого-то из фанов с места, Наташа сразу пресекла, в страхе, что разгоревшийся после этого скандал не посодействует их скорейшему освобождению. Оттащив его за руку в угол, она сама встала рядом, собрав последние силы, чтобы тут же не скинуть туфли на высоком каблуке.
— Ты Диме уже позвонила? — выслушав её рассказ, Сашка нахмурился.
— Нет, — она грустно покачала головой, — я без телефона, и попросить не у кого, у девчонок тоже отобрали. А у тебя?.. Тоже?..
— Мой ещё вечером разрядился. Но ты могла попросить дежурного, чтобы он сам позвонил Димычу. Это твоё право.
— Я просила… Он сказал, что у него зарплата не резиновая, за всех звонить.
— Серьёзно?! — Сашкины брови поползли вверх, — Так и сказал?!
— Ага.
— Они что, думают, что все такие тупые? Звонок положен всем, тем более, что это задержание только на предмет проверки личности, а не по подозрению.
— Да ничё они не думают, — лениво протянула одна из девиц, сидевшая ближе всех, довольно плотного телосложения, в короткой юбке и полупрозрачной блузе, с крашеными под медь волосами, — просто её вместе с нами загребли. Приняли за проститутку. Тоже…
— Ну, и чё?! — возмущению Говорова не было предела, — Вам что, звонок родным не положен?!
— Кому это — вам?.. — другая девица, худенькая, с короткой модельной стрижкой, в довольно откровенном летнем сарафанчике и накинутой сверху лёгкой кофточке, закинув ногу на ногу, яростно месила челюстью жевательную резинку.
— Ну… Вам, — усмехнулся Сашка, — хотя, может, я и ошибаюсь.
— Ты ошибаешься, — челюсть не менее яростно заработала в другом направлении.
— Всё, девочки, понял! — Говоров поднял обе руки, — Вас всех ошибочно приняли за женщин нетяжёлого поведения. Несправедливо приняли. Тогда так. Им что, звонок не положен?
— Положен. В течение трёх часов.
— Ну, а я о чём?
— Только менты считают, что проституткам звонить некому. Маму с папой, что ли звать? — хихикнула полненькая девушка.
— Зачем маму с папой? — Сашка пожал плечами, — Скорее, мамочку, или свою крышу.
— Ну, крыше они сами и позвонят. У них одно ведомство, — под смех остальных сделала заключение девушка.
— А смысл тогда задерживать?
— А ты много видел в жизни смысла? — худенькая девица вытянула ноги и, засунув руки в карманы кофточки, зябко поёжилась.
— Понятно, — Говоров повернулся к решётке и, что есть силы, заорал на весь коридор, — Дежурный!
— Чего тебе? — тот высунулся из своего кабинета.
— Мне нужно сделать звонок.
— Вот очередь до тебя дойдёт, и сделаешь.
— А давай, она до меня прямо сейчас дойдёт?
— Вот когда дойдёт, тогда и дойдёт.
— Тогда почему вы не даёте позвонить вот этой девушке? — откинув руку назад, в сторону Наташки, возмутился Говоров, — Вы её уже оформили и не выпускаете.
— Какой ещё девушке?
— Которая без паспорта. Ты её что, на закусон себе оставил?
— Мы этих ещё не оформляли, — усмехнулся опер, — при чём тут закусон?
— Так интересно дело ведёте. Данные записали, выпустить не выпустили, позвонить не дали.
— Я смотрю, ты больно разговорчивый, — дежурный подошёл почти к самой решётке, — вот и поговорите тут пока. Придёт время — вызову.
Глядя, как Наташка стоит на одной ноге, высвободив из туфли другую и держа её на весу, Говоров снова обвёл взглядом помещение, раздумывая, кого бы «подвинуть».
— Не надо… — догадавшись о его намерениях, шепнула Наташа, — Постоим.
— Я-то постою… — он снова посмотрел, как она меняет уставшие ноги, — Да скинь ты их!
— Я бы скинула, но пол холодный, — она с сожалением вздохнула, — неизвестно, когда они с этими ребятами закончат разбираться и за нас примутся.
— А ты разуйся и встань на мои кроссеры…
— Ты что?! — она тихонько рассмеялась, — во-первых, тебе будет тяжело, а, во-вторых, я равновесие не удержу.
— Я буду тебя держать… — он с готовностью приобнял её за талию, — Давай…
— Ты что, пьяный? — убирая его руку, Наташа подозрительно посмотрела на него снизу вверх, — Когда успел?!
— Долго ли умеючи? — усмехнулся Говоров, снова заведя руку ей за спину, — Ты чего такая холодная? Замёрзла?
— Нет, — смущаясь от его бесцеремонности, Наташа на самом деле поёжилась от холода, — просто… просто холодная…
— А мне кажется… — повернувшись к ней всем корпусом, он упёрся ладонями в крашеную, зелёную поверхность стены, — Мне кажется, что ты совсем не холодная… в определённом смысле…
— Не твоё дело! — сердито прошептала Наташка, тем не менее, не пытаясь вырваться из невольного тёплого плена, чтобы не привлекать к себе внимания, — Сашка, ты пьяный, и только поэтому я слушаю твой бред!
— Ну, да, не моё, — он слегка наклонился и сделал глубокий вдох, — какие у тебя духи… Хотя, нет… Это не духи. Это — ты… Подожди… У меня идея!
Неожиданно присев, он расшнуровал свои кроссовки, потом выпрямился и снял их с обеих ног.
— Зачем ты разулся? — Наташа смотрела на него с недоумением, — У тебя сейчас ноги замёрзнут. Почему-то здесь очень холодно.
— Не-а… Давай… Снимай туфли и обувай мои кроссеры, — видя, что она не собирается подчиняться его приказу, Говоров снова присел и, схватив её за щиколотку, стянул с ноги туфлю, — Натаха, ну, чего ты сопротивляешься? Ну, подумаешь, мужские… Зато тёплые и без каблука!
— Саша, прекрати… — пытаясь вырвать ногу, Наташа окинула взглядом помещение, — На нас смотрят… Что подумают?!
— А какая разница? Они всё равно нас не знают. Глупая ты, Наташка…
— Ну, Са-а-а-ш… — ей и правда стало легче, когда уставшая ступня оказалась в Сашкином тёплом кроссовке, поэтому она уже не сопротивлялась, когда он снял туфлю со второй ноги.
— Ну, нормально же? — глядя на неё снизу вверх, Говоров заулыбался, — У тебя такие ножки маленькие… и красивые…
— Дурак!.. — снова сердито прошептала Наташа, но тут же смягчила тон, — Нормально… Только теперь ты босиком.
— Слуш… А ты, правда, артистка? — девица, что сидела ближе всех, всё это время наблюдала за их вознёй.
— Да, мы оба — артисты, — кивнула Наташа, — мы давали концерт, я же сразу говорила. А потом мы с Димой как-то разминулись… и — вот… Он теперь меня по всей Москве разыскивает, наверное.
— Ну, спели бы чё-нить, — хмыкнула другая, со жвачкой, — всё веселее было бы.
— Да без проблем! — Сашка снова схватился за прутья решётки, — Э, командир!.. У вас гитара есть?.. А барабан?..
— Ты ещё не угомонился? — опер в очередной раз высунулся из-за двери кабинета, — Ща оформлю, как сопротивление, будет тебе и барабан, и гитара, и флаг пиратский.
— Саша!.. — Наташка одёрнула Говорова за рукав, — Прекрати! Сейчас тебя заберут куда-нибудь, а я тут одна останусь?!
— Девчонки, нет у них гитары! — обернувшись, тот невозмутимо развёл руками, — И барабана тоже! Но мы всё равно приглашаем вас на концерт! Следующий наш концерт в Москве будет в Олимпийском, никак не меньше!
— Да? — один из фанатов, услышав название концертного зала, резко обернулся, — А чё, без барабана слабо сбацать? Руками по полу, типа…
— Мне?! — Говоров босиком прошлёпал на середину «обезьянника» и встал напротив ржущих фанов, — Мне ваще ничё не слабо, это чтобы ты запомнил знаменитого драммера Саню Говорова. А, чтобы не быть голословным, я на ваших бòшках сейчас и сбацаю… Вот ты, — он пальцем показал на крайнего парня, — ты будешь рабочим барабаном… Ты, — палец поменял направление и упёрся в другого фаната, довольно крупного, — ты будешь «бочкой», а ты, — подумав, он махнул рукой в сторону самого тощего, — ты будешь «хет»… А вы — «краш» и «чайна»… И сейчас я отожгу на ваших безмозглых головах самый беспредельный бластбит!..
Наблюдая за разошедшимся Сашкой и нарастающим возмущением его «противников» по словесной перепалке, Наташа от страха закрыла глаза. Говоров был явно нетрезв и возбуждён. Машинально сделав к нему шаг, чтобы утащить назад, в угол, она едва не упала, забыв, что стоит в его кроссовках сорок третьего размера.
— Вы, сынки, вы, хоть знаете, из какой я группы?! — Сашка явно не собирался утихомириваться и шёл в атаку на сидевших напротив парней. Видимо, такие задержания для них были не впервой, поэтому парни сидели пока на своих местах, лишь подавая грозные реплики.
— Да из какой-нибудь… — фанат, которому Сашка уготовил роль «бочки», нецензурно выругался и заржал, — широко известной в твоей вонючей деревне…
— Это ты — … — на этот раз Говоров спокойно повторил слово, — а мы — рок-группа «Ночной патруль». Вкурил?.. Впрочем, где тебе, ущербному? У тебя же мозги мячом прессанутые.
— Ты чё сказал?! — не выдержав и вскочив с места, парень уже готов был кинуться на Сашку, но из кабинета снова высунулась голова — теперь уже Ильи.
— Так, задержанные! — нехилого телосложения опер от бессонной ночи выглядел довольно свирепо, и фанат нехотя попятился назад, к скамейке, — Устроите драку — всем обеспечу лишение свободы, сроки каждому установлю индивидуально!
— Как ты сказал?! — услышав название группы, одна из путан даже подалась вперёд, — «Ночной патруль»?
— А что, знакомое название? — обернулся к ней Говоров.
— Ну, в общем, да. Если это именно тот самый «Ночной патруль»… из моего родного города. Дима Морозов, Витька Мазур… Никита Белов… Правильно?
— Ну, в общем, правильно… — радостно кивнул Сашка, — только Никита с нами уже три года не работает… Но это неважно. А меня, что, не помнишь?.. Меня-то как раз и не назвала!
— Тебя?.. — девица встала и, подойдя к Говорову, внимательно посмотрела ему в лицо, — Хм… Ну, в общем-то я тебя сразу узнала, только не могла вспомнить, кто ты… А ты — меня?.. Помнишь?..
— Не-а… — тот развёл руками, — А что, есть что вспомнить?
— Если честно… — та как-то небрежно окинула его взглядом с ног до головы, — По большому счёту, вспоминать нечего. Был бы ты тогда потрезвее, мож, и вспомнилось бы чего…
— Видишь, Натаха, — кивнул Сашка на девушку, — оказывается, нас уже и в Москве знают!
— Ну, да… ну, да… — как-то загадочно усмехнулась девица и села на своё место, — Ладно, привет от меня городу… И «патрулям» тоже.
— Всем или кому-то конкретно? — молчавшая во время их разговора Наташа подала голос.
— Всем, — охотно кивнула девушка, — Ну, можно Морозову отдельный. Мы с ним и с этим, — она кивнула на Сашку, — в одной школе учились. Правда, они на три класса старше. Вот он меня не помнит, а я их хорошо помню, по выступлениям. Ну, и ещё… по некоторым обстоятельствам, — она снова многозначительно посмотрела на Сашку и усмехнулась, — вот не ожидала встретиться в Москве, да ещё и в ментовке…
— Ну, Диме ты и сама привет передашь, — хмыкнул Говоров, — Думаю, он тебя ещё застанет, когда сюда приедет.
— А его, что, тоже должны сюда привезти? — рассмеялась девица, — Ну, и гастроли у вас!
— Дима — это и есть мой муж, которого я искала, — Наташка произнесла эти слова почему-то обиженным тоном, как-то по-детски.
— Ну, понятно, — снова усмехнулась девушка, окидывая взглядом теперь саму Наташу, — кто бы сомневался, что он женат…
— Ты что, Диму заревновала?! — окончив разговор, Говоров снова повернулся к Наташке, — Глупая ты… Это Ирке меня ревновать нужно.
— Я не глупая. Я — дура… — закусив губу, Наташа тяжело вздохнула, подумав о муже.
— Знаю, — охотно кивнул Сашка, — дура… А я до сих пор эту дуру…
— Всё! — она сердито закрыла ему рот ладошкой, — Ещё слово, и я попрошусь в другую камеру!
— Да ладно тебе, — Говоров, смеясь, взял её ладонь в свою руку, — Наташка… Ну, потерпи меня полчаса?.. У меня больше никогда не будет такой ночи…
— Какой ночи?!
— Вот такой. Наедине с тобой…
— Ничего себе наедине… — она тихонько прыснула, — Ты сколько выпил?!
— Ты и правда, дура…
— Знаешь, меня даже Дима никогда дурой не называл. А ты уже не в первый раз… По-моему, я имею полное право заехать тебе… — она уже хотела сказать, по чему готова заехать Говорову, но так и застыла со сжатыми губами, не решившись произнести обидного слова.
— Ну?.. Ну?.. — подбадривающим тоном, радостно прошептал Сашка, — Ну, чего ты, говори!.. По ро-же… Да?
— Да! По роже! — она снова сердито стрельнула на него глазами, — по твоей наглой роже!
— Ты забыла сказать, что Димыч мне друг, — наклонившись, он прошептал ей в ухо, — а я — такая сволочь!
— Ну, что, говорун, — дежурный лязгнул замком решётки, — пошли, твоя очередь!
— Саша!.. — в Наташкином голосе было столько отчаяния, что Говоров, резко повернувшись у самых дверей, снова шагнул ей навстречу, — Сашка… А, вдруг, они тебя…
— Не бойся, — он несильно сжал её плечо, — я вернусь. И Диме сейчас позвоню.
— Подожди!.. — выпрыгнув из его кроссовок, она надела свои туфли, — Обуйся!..
— Это ты про неё говорил? — дежурный внимательно всматривался в Наташу, как будто что-то вспоминая.
— Да, про неё. Мы вместе приехали в Москву выступать.
— Какое-то нашествие гастрольных артистов сегодня, — хмыкнул дежурный, выпуская его в коридор, — с ума можно сойти.
Ещё раз махнув Наташке, Говоров проследовал за ним в кабинет. Усевшись за свой стол, оперативник окликнул сослуживца, на противоположной стороне кабинета «оформляющего» очередного футбольного фаната:
— Слышь, Илья, с этим закончишь, возьми из обезьянника женщину. Ту, что типа артистка.
— Угу, — не переставая печатать протокол, кивнул Илья, — что, документы нашлись?
— Нет, но, кажется, найдутся. Егоров звонил, из соседнего отделения, рассказывал, как муж жену приходил искать сегодня. Описание подходит. Тоже говорил, что они приезжие музыканты.
…Наташа с надеждой и страхом смотрела на телефонную трубку, по которой дежурный разговаривал с Морозовым.
«Где?!» — даже сидя поодаль, она услышала, как Дима выкрикнул это слово. Почему-то ни ей, ни Сашке позвонить не разрешили, но она даже была рада этому обстоятельству. Чувствуя себя ужасно виноватой, она боялась, что в этот раз получит от него непривычный, но очень справедливый нагоняй. Впрочем, это было не так уж и важно… Главное, что он сейчас приедет!
* * *
…Удобно устроившись в углу нижней полки мягкого вагона, Журавлёв через полуприкрытые веки наблюдал, как Милена, ловко набрав лекарство в шприц, не менее ловко сделала укол Наташке в плечо. Морозов, с чересчур серьёзным лицом, дождавшись, когда Милена отойдёт от жены, тут же присел рядом и положил той на лоб мокрое полотенце.
Утром, усевшись благополучно в поезд, вся компания дружно позавтракала и разбрелась — после бессонной и полной переживаний ночи Морозовы улеглись спать, Женька с Миленой устроились в том же купе на нижней полке, а все остальные, включая и Говорова, едва протрезвевшего к утру, отправились в соседнее купе, где и продолжили «отмечать» удачную поездку. Ближе к вечеру все в первом купе проснулись — все, кроме Наташи… Уже глядя на её пунцовые щёки, Дима понял, что с ней не всё в порядке. Лоб оказался горячим, а сама она еле открыла глаза. Кое-как приведя себя в порядок, Наташа снова без сил опустилась на полку. Морозов уже собирался через проводника вызывать врача на ближайшей станции, но тут на помощь пришла Милена…
— Ну, ты и Пилюлькин! — рассмеялся Журавлёв, глядя, как она достаёт из небольшой сумочки шприцы и лекарства, — У тебя там на все случаи жизни таблетки припасены?
— Нет, — она лукаво посмотрела на него, — всё есть, кроме таблеток от сердечных ран…
— Спасибо тебе, — кивнул Димка, когда она, выбросив использованный шприц, снова вернулась в купе, — будем надеяться, что это не простудное…
— Не за что, — улыбнулась Милена, — это хороший укольчик, он сбивает температуру, но не резко, а постепенно.
— Когда я приехал в отделение, она была босиком, — Дима с тревогой смотрел на жену, которая лежала, прикрыв глаза, и держал в руках её ладошку, — туфли на высоком каблуке, она их сняла… Да и в помещении было прохладно. Могла застудиться.
— Всё хорошо, Дим… — открыв глаза, тихо пробормотала Наташка, — Сейчас всё пройдёт. Ты только здесь на меня не ругайся, ладно? Дома поругаешься…
— На тебя не ругаться надо, — чтобы увидеть её, Женька весело заглянул под столик, — тебе по одному месту надо надавать, а потом в угол поставить. Хотя… у Димы наказание на первом пункте и закончится…
— Женька… ну тебя… — слабо махнув на него рукой, Наташа тихо рассмеялась, потом перевела взгляд на мужа, — Дима, мне уже лучше… Сейчас я встану. Ты только прости меня, ладно?
Привстав, она села на полке и, обхватив Морозова руками за шею, прижалась к его плечу. Обняв в ответ её одной рукой, другой он гладил её по голове и целовал то в горячий лоб, то в висок…
Деликатно выйдя в коридор, Женька с Миленой закрыли дверь в купе и прильнули к окну напротив.
— А ты молодец, — приобняв её за плечи, Журавлёв потёрся лбом о её макушку, — настоящий Пилюлькин! Вон как быстро Наташку вылечила!
— Да это не я вылечила, — рассмеялась Милена, — а инъекция. А я… Не забывай, что я — педагог дошкольного воспитания, и мне просто положено знать азы медицины. Я и тебя вылечу, если что…
— Ты, главное, сама не болей. А я как-нибудь справлюсь.
— А Наташе помочь — это просто мой долг, — Милена понизила голос, — ведь, по сути, она тебя спасла…
— Да, если бы не Наташка… Перо в спину бы мне этот Славик загнал на раз-два. Да и Дима руку хорошо располосовал, когда нож отбирал. Хорошо, что сухожилие не задето, а то прощай, музыкальная карьера.
— Послушай… А его не могут отпустить? Суда ещё не было?
— Не должны. Во всяком случае, я надеюсь, что не отпустят и впаяют ему по полной.
— Женя… — она положила свою ладонь поверх его ладони, лежащей на поручне, — Я хочу тебя спросить… только ты ничего не подумай. Ты же будешь навещать Настю до того, как родится ребёнок?.. Я же понимаю, что ты будешь ей помогать…
— Н-ну… да… — Женька неуверенно пожал плечом, — А что? Ты против?
— Нет, конечно, нет, — торопливо произнесла Милена, — я, как раз и хотела… просто хотела уточнить. И попросить тебя, чтобы ты не делал из этих посещений тайны. Хорошо? Поверь, я не устрою тебе ни одного скандала.
— Н-ну, хорошо… — он снова пожал плечом, — В общем-то, я и не собирался делать из этого тайны. И частых посещений не предполагал. Мы расстались. Понимаешь? Рас-ста-лись. Может, я и подлец. Но я по другому уже не смогу жить. Без тебя не смогу. Понимаешь?
— Понимаю, — она едва заметно, с облегчением, вздохнула и улыбнулась.
— Но ребёнок — он уже есть, и он мой. Понимаешь?
— Понимаю, — всё так же, улыбаясь, она кивнула, — Женя… Я даже не мечтала, что снова буду с тобой. Я даже не могла представить, что ты всё ещё любишь меня… Так разве может твой ребёнок помешать моему счастью?
— Не твоему… — он прижал её к себе ещё крепче, — Нашему счастью!
— Так! — вывалившись из соседнего купе, Говоров с ходу обнял их обоих сзади за плечи, — Кому тут помешать?.. Пришёл плохой мальчик Саша!.. И он сейчас всем будет мешать! А где Димыч?
— Вот Димычу точно не мешай, — усмехнулся Женька, — мешай тогда лучше нам!
— А ещё лучше — нам! — Юлька, тоже довольно нетрезвая, высунулась из своего купе, — Говоров, а ну-ка, давай возвращайся!.. Ты мне ещё не рассказал, чем «чайна» отличается от «хета»! Прикинь, Милен, — отчаянно жестикулируя руками, она перевела взгляд на Милену, — там, оказывается, столько интересного!.. И одна тарелка — шляпа… и другая — тоже шляпа… А звучат совсем по-разному!.. Да, Саня?!
— Да, Саня! — сзади неё появилась белёсая голова Мазура, — Хорошо тебе, Саня, ты один в поездке! А мне вот эта тарахтелка все уши протарахтела за трое суток! Лучше бы её в ментовку забрали, по чесноку!.. Я бы хрена с два по всей Москве мотался, как Димон, один бы уехал!
— Во-о-о-т, белобры-ы-ысая сво-о-олочь! — нараспев протянула Юля, — Ну, погоди, до дому только доедем…
* * *
Знакомство, а, вернее, возобновление знакомства с родителями Журавлёва произошло ещё до поездки в Москву, и Милена с удовольствием для себя отметила, как обрадовалась Женькина мать. Поэтому, на следующий же день после возвращения, она решила навестить будущую свекровь. Журавлёв с утра уехал в студию, и она, купив по дороге торт, взяла такси и приехала к дому, где жили его родители. Мать тоже обрадовалась — Милена нравилась ей всегда, с первого дня, как они познакомились много лет назад. Отец был на работе, и женщины, вскипятив чайник, устроились в кухне за столом.
Рассказав о поездке, Милена выслушала все новости из жизни Женькиных родственников и узнала диагнозы их болезней. Беседа уже подходила к концу, и она приготовилась прощаться, как в дверь кто-то позвонил.
— Алёнушка! — донеслось до неё из прихожей, — Ты что, одна?
— Да… — Милене показалось, что она услышала детский всхлип.
— Что случилось?! Почему ты плачешь?! — пожилая женщина за руку завела на кухню девочку лет девяти-десяти.
— Ма-ма сказа-ла, чтобы я слуша-лась дя-дю Ми-шу… — девочка всхлипывала и говорила прерывисто, размазывая слёзы по щекам.
— Какого дядю Мишу? — бабушка чистым полотенцем вытирала внучке слёзы.
— Он с на-ми жи-вёт… — едва успокоившись, Алёнка всё ещё не могла говорить нормально, — А мама сказа-ла, что я должна его слу-шать…
— Ну… А он — что?
— А он… — девочка опять всхлипнула, — Он на меня кри-чит!
— Как кричит?! — бабушка схватилась за сердце, — А мама?! Мама что?!
— А мамы нет… Мама уехала… Она приедет только завтра…
— А как ты сюда попала?! Ты папе позвонила?
— Нет… — Алёнка горько вздохнула, — Я хотела… А дядя Миша у меня отобрал телефон.
— Так ты — одна?! С другого конца города?! И он тебя отпустил?!
— Нет… он не отпустил…
— А как?!
— Я сбежала…