— Валера! — Анна Сергеевна в поисках внука заглядывала во все двери квартиры сына, — Ты где? Мама с папой уже подъехали, иди скорее, встречать будем!

— Бабуска! — дверь встроенного шкафа в прихожей неожиданно приоткрылась и оттуда выглянула хитрая Валеркина мордашка, — Я сплятался! Не говоли, сто я тут!

— Ой, он теперь любит в этом шкафу прятаться, — рассмеялась Милена, которая вместе с Анечкой тоже вышла из детской встречать Диму с Наташей, — я в прошлый раз чуть с ума не сошла, пока его искала.

— Ну, ладно, — Анна Сергеевна понимающе кивнула внуку, — прячься, а то уже слышно, как к дверям подходят!

Возвращение в родной дом Морозовых, как всегда, было радостным и шумным — время ещё было не совсем позднее, и их дети, и родители не спали и вместе поджидали своих любимых «гастролёров». Держа за обе ручки маленькую десятимесячную Аню, которая уже довольно уверенно перебирала ножками по полу, Милена бросила тревожный взгляд на Журавлёва. Встретив Морозовых, он вернулся и вместе с ними вошёл в квартиру. От Милены не укрылось, что он чем-то подавлен, несмотря на все попытки шутить.

— А где Валера? — радостно подхватив на руки дочь, Наташа обернулась в поисках сына.

— А его нет, — Анна нарочито говорила громко, — он ушёл вас встречать. Разве вы его не видели?

— Не-а, не видели, — догадавшись, где может быть Валерка, Дима тоже повысил голос, — ну, и ладно, ушёл, так ушёл. Правда, мы ему тут подарки привезли…

— Ну, чё, Дима, раз Валерки нет, давай, я подарки заберу, — подмигнув Морозову, Женька включился в игру, — что за подарки-то хоть?

— Микрофон, — Дима забрал у Наташи дочку и, расцеловав её в розовые щёчки, весело обвёл взглядом окружающих, — тебе нужен микрофон?

— Ясный перец, нужен, — Журавлёв говорил тоже громко, чётко произнося каждое слово, — давай сюда, где он у тебя?

— Папа, я ту-у-ут!.. — не выдержав, Валерик распахнул дверь шкафа и, развернувшись спиной, пыхтя, вылез наружу, — Не отдавай миклофон, я ту-у-у-т!

Рассмеявшись вместе со всеми, Милена, тем не менее, тревожно продолжала наблюдать за Женькой. Он пробыл с ней весь день, уехав лишь полтора часа назад в аэропорт, чтобы встретить Морозовых, и произошедшая с ним за это короткое время перемена, по всей видимости, имела под собой очень серьёзные основания.

— Что-то случилось? — «сдав» детей и распрощавшись с их родителями, Милена устраивалась на пассажирском сиденье их «ровера».

— Ну, в общем… да, — он не стал отнекиваться, и, отъехав со двора, решил рассказать ей о причине своей тревоги, — По дороге в аэропорт я позвонил Насте… Ты ничего не подумай, я просто хотел узнать, не нужно ли ей чего.

— И… что?.. — несмотря на то, что она сама поощряла его заботу о бывшей невесте, Милена почувствовала, как внутри что-то предательски холодеет.

— По-моему, она снова пила, — глядя исподлобья вперёд, Журавлёв нервно поджал губы, — мне так показалось по голосу.

— Может, ты преувеличиваешь? — Милена осторожно взглянула на него, — Может, тебе просто показалось?

— Да нет… Не показалось. Ленка, если честно, я не знаю, что делать.

Ничего не ответив, всю оставшуюся до дома дорогу Милена так и молчала, уставившись невидящим взглядом куда-то вперёд себя. Она и понимала Журавлёва, и, в то же самое время, не могла принять до конца его обострившееся чувство вины перед Настей, которое выливалось в самоистязание, так изощрённо подогреваемое легкомысленным поведением бывшей невесты… Неразрешимость ситуации была налицо, и Милена понимала, что любые слова сейчас ничто иное, как пустой звук. С головой уйдя в обиду, Настя совершенно не думала о последствиях своих поступков. Сваливая полностью вину на одного Женьку, она буквально упивалась своим горем, совершенно забывая о ребёнке, которого носила под сердцем. Судя по подсчётам, шёл уже шестой месяц беременности, но это не останавливало будущую мать, которая не собиралась отказываться ни от сигарет, ни от алкоголя.

Сама Милена в душе тоже чувствовала свою вину перед этой несчастной женщиной за то, что буквально вырвала у неё Журавлёва, и эта вина не позволяла ей быть искренней с ним до конца… Вместо того, чтобы поговорить с ним откровенно, она самоотверженно «благословляла» Женьку на помощь и поддержку, каждый раз с замиранием сердца провожая его к Насте… Несмотря на видимое одобрение его участия в дальнейшей судьбе Насти, Милена каждый раз испытывала настоящие душевные муки, зная, что в этот момент Журавлёв находится у той в квартире. Сам же он, видимо, не догадывался о её терзаниях, становясь всё откровеннее и откровеннее в разговорах. Милену эта его откровенность и радовала, и мучила одновременно, но она мужественно терпела, стараясь погасить в душе всё чаще возникающую ревность.

За последние двое суток, что она провела в доме Морозовых с детьми, её ни на минуту не покидало какие-то странное предчувствие чего-то нехорошего. Анна Сергеевна несколько раз предлагала ей поехать домой, но Милена почему-то не согласилась, «отстояв» свою вахту до конца. Теперь же нервное напряжение и усталость выливались в несвойственное ей раздражение.

— Женя, — придя домой, Милена сразу прошла в гостиную и уселась в кресло, — я долго думала… я не вижу другого выхода из сложившейся ситуации…

— Какого выхода? — уловив её интонацию, Журавлёв прошёл следом и уселся напротив.

— Ты должен вернуться к Насте. И не спорь!.. — заметив, что он готов возразить, Милена подняла вверх обе ладони, — на кону — жизнь и здоровье твоего ребёнка!

— Что за глупости ты говоришь?.. — по Женьке было видно, что он ожидал чего угодно, только не этих слов.

— Это не глупости, — Милена медленно покачала головой, — она ведь пьёт нарочно, в отместку тебе.

— Я это знаю. Но при чём тут наши с тобой отношения? Лена, я сделал свой выбор, и он окончательный.

— Да, я тоже так думала… я старалась поддерживать тебя в этой ситуации, но… это становится невыносимым. Ты просто изводишь себя чувством вины, и я… я тоже чувствую себя виноватой! — она подняла на него полные искреннего страдания глаза, — Да, я виновата в том, что ты ушёл от Насти… Наверное, я виновата больше, чем ты… И… я больше так не могу. Прости меня…

— Ленка!.. — подойдя к ней, Журавлёв присел на корточки и взял в руки её ладони, — Ты ведь говоришь совсем не то… И вина эта — только моя, и перед Настей, и перед тобой… Прошу тебя, не усугубляй её, пожалуйста! Я обещаю тебе, что больше ты не услышишь о моих проблемах, я тебе клянусь!.. Ленка!..

— Ну, что ты… — она ласково провела рукой по его волосам, — Это не твоя вина. Это — наша с тобой вина… Но ты не сможешь… я знаю, что ты не сможешь не думать о Насте и о том, что происходит с ней и твоим будущим ребёнком. Я тоже не смогу спокойно спать, зная, что она губит своё дитя, и что виной тому — я… Мы оба не сможем спокойно спать, Женя!

— Глупости!..

— Мы не можем повлиять на ситуацию. И мы не сможем чувствовать себя счастливыми.

— Глупости…

— Нет… Женя, это не глупости. Ты должен вернуться к ней… — Милена с трудом произнесла эти слова, — Хотя бы до того момента, пока она не родит.

— Всё, прекрати, — нахмурившись, Журавлёв встал во весь рост и отошёл к окну, — Лена, прекрати. Ты говоришь и сама себе не веришь. Куда и почему я должен вернуться?! Ты вообще — о чём?!

— А как ты представляешь нашу с тобой дальнейшую жизнь?! Ты каждый день будешь дёргаться, потому, что твоя бывшая женщина ежедневно, в отместку тебе, убивает твоего ребёнка! Женя!.. — Милена вскочила с места и подошла к нему почти вплотную, — Ты добрый, благородный человек!.. Я горжусь, что ты — такой… я люблю тебя ещё больше за это!.. но все эти качества делают нашу с тобой жизнь просто невыносимой! Да, ты вправе обвинить меня в том, что я не смогла понять тебя, хотя это совсем не так — я тебя понимаю. Да, ты вправе упрекнуть меня в том, что я разрушила наши с тобой отношения… Но отбрось эмоции и загляни в наше с тобой будущее.

— Что ты хочешь этим сказать? — Журавлёв был мрачнее тучи, и, говоря с ним, Милена внутренне сжалась.

— Я представила себе, что будет, когда ребёнок появится на свет… — она заговорила тише, с оттенком горечи в голосе, — Да, Женя… ты — замечательный отец. Это огромное достоинство, и я сама была бы счастлива иметь от тебя детей.

— Лена… — он повернулся к ней и, глядя прямо в глаза, взял её за плечи, — Я тоже очень хочу наших с тобой детей. Разве нам что-то мешает?!

— Нам мешает твоё прошлое, — она буквально прошептала эти слова, изо всех сил борясь с нахлынувшими слезами.

— Ленка… прости меня… — Женька прижал её к себе изо всех сил, — Я — дурак… Я — самый настоящий дурак… Я клянусь тебе, что ты больше не услышишь о моих проблемах.

— Женя! — отстранившись, она буквально выкрикнула его имя, — Ты можешь больше не говорить о своих проблемах, но они от этого не исчезнут! Потому, что они — внутри тебя! Понимаешь?! Внутри! И я в любом случае буду всё знать и видеть! Но я ничем, понимаешь?.. ничем не смогу тебе помочь!.. Эта ситуация — она неразрешима!

— Ну, что мне делать?! — взяв в ладони её лицо, он вглядывался в огромные карие глаза, — Ленка… Скажи, я послушаю тебя. Ты же знаешь, что я без тебя уже не смогу. Скажи, что мне делать, и я послушаю.

— Ты не послушаешь… — она снова ответила с горечью, — Ты не послушаешь, ведь для этого тебе придётся перестать быть самим собой. А я… я — слабая женщина… Я не справилась.

— Ну, ты ведь говоришь не своими словами!

— У нас ничего не получится… — подбородок предательски задрожал, и слёзы, так тщательно сдерживаемые ею до сих пор, горячим потоком хлынули по щекам.

— У нас уже получилось. Всё, — прижав её лицо к своей груди, он чувствовал, как тонкая ткань рубашки наполняется влагой, — всё… Сейчас мы успокаиваемся, ужинаем и ложимся спать. А утром встаём, бодрые и весёлые. И у нас всё хорошо!

— Прости меня… — неожиданно обвив руками его шею, Милена стала целовать его лицо, — Прости… Я не знаю, что со мной произошло… Я совсем не думаю так, как наговорила тебе сейчас…

— Я знаю, — Журавлёв лихорадочно целовал её в ответ, — я знаю… Это моя вина. Это ты меня прости, хорошо?.. Ленка… Я тебя очень люблю.

— И я тебя… Только не скрывай от меня ничего, ладно? Пожалуйста, не скрывай…

Ночью Журавлёв долго не мог уснуть. Глядя на спящую рядом Милену, он мысленно ругал себя на чём свет стоит за то, что был с ней так откровенен в тех вопросах, в которые он не должен был её посвящать, во всяком случае, так ему казалось в этот момент. Понимая, что взвалил на неё, по сути, непосильную ношу, он старательно убеждал себя в том, что с прошлым нужно завязывать окончательно — раз и навсегда.

«Настя — взрослый человек, я не должен ставить свою жизнь в зависимость он её желания отомстить… В конце концов, она — мать, и, в первую очередь, должна думать о ребёнке…»

Он уже в который раз мысленно проговаривал эти слова, пытаясь убедить себя в своей правоте… но, в то же самое время, в глубине души чувствуя, что слабо поддаётся убеждению. В конце концов, решив, что постарается как можно реже звонить Насте и навещать её, ещё крепче сжал в объятиях прильнувшее к нему женское тело и закрыл глаза…

* * *

— Валера, зачем ты снова вытащил из корзины все свои игрушки?! — Наташа, торопясь закончить уборку, завезла в детскую пылесос и теперь укоризненно смотрела на сына и на разложенные на полу, вокруг огромной корзины, мячики и мягкие игрушки.

Сам же Валерик стоял посреди комнаты с микрофоном в руках и громко распевал новую песню, которую Дима написал специально для него и Наташи — вскоре планировалось сделать звукозапись, а потом снять на эту песенку летний видеоклип.

— Пу-у-у-хлые ссёцьки, смеснаа-а-я пана-а-а-ма, а у неё из ломасек вено-о-о-к… — старательно выводил Валерик, краем глаза кося на маму, которая терпеливо дожидалась окончания «концерта».

— Валера, быстренько собирай назад игрушки, мне нужно у тебя пропылесосить. Скоро бабушка Анечку приведёт, а у вас ещё не убрано! — невольно улыбаясь, сказала Наташа, как только юный вокалист замолчал.

— Мама, а когда мы будем записывать эту песню? — Валерка нехотя поднял с пола мячик.

— Скоро. У нас с папой подряд два концерта, вот как выступим, так сразу и займёмся записью.

— А клип когда будем снимать?

— В августе.

— На моле?

— Да, на море. Я поеду выступать, и вы с папой со мной поедете.

— А мы долго будем на моле?

— Неделю. Валера, не заговаривай мне зубы, а собирай игрушки!

— А папа сказал, сто с нами дедуска Валела поедет.

— Да, и дедушка Валера, и бабушка Света.

— Ула-а-а!.. — радостно закричал Валерка, подпрыгивая на месте, — Я есё никогда с дедуской Валелой не ездил!

— Вот и поедешь, — видя, что от сына помощи ждать придётся долго, Наташа сама начала поднимать с пола раскиданные игрушки, но, заглянув за корзинку, удивлённо уставилась на какой-то предмет, — а это — что такое?.. Валера, откуда у тебя эта бутылка?..

— Какая? — Валерик вприпрыжку приблизился к маме.

— Вот эта, — Наташа держала на весу пустую бутылку наклейкой «Велкопоповицкий козел», — откуда она у тебя?

— А я насол в скафу.

— В каком шкафу? — нахмурившись, Наташа подозрительно смотрела на сына.

— Там, в плихозей, — малыш выбежал из детской в прихожую и ручкой показал на встроенный шкаф для одежды, — я там сплятался и насол.

— То есть, бутылка была в шкафу?!

— Да! — судя по искреннему взгляду синих-пресиних глазёнок, Валерик не обманывал, и Наташа, пожав плечами, унесла бутылку в кухню, но решила пока не выбрасывать, а, дождавшись Димку, спросить его. Пивные бутылки в квартире Морозовых появлялись крайне редко, и Наташа не помнила, чтобы они когда-то покупали пиво этой марки.

— И когда это было?

— Давно, тли дня, а потом есё тли дня, и есё один день…

— Понятно, — Наташа понимающе кивнула, — значит, давно.

— Где ты взяла эту бутылку?! — уставившись на пустую тёмно-зелёную посуду, стоящую в раковине, удивлённо спросил Морозов, как только вошёл в кухню.

— Спроси у своего сына, — рассмеялась в ответ Наташа, — это его находка, которую он тщательно от нас прятал.

Выслушав ещё раз рассказ Валерика, Дима какое-то время вертел его странную «находку» в руках.

— Очень интересно, — усмехнувшись, он посмотрел на жену, — это точно такая же бутылка, как и та, что я отвозил на анализ. Но в той ничего не нашли…

— Может, ты привёз её назад?

— Нет, я оставил ту в лаборатории. Это — совершенно другая бутылка, — он понюхал горлышко, а потом посмотрел её на свет, — знаешь, у меня такой впечатление, что на дне какой-то белый налёт. Что-то вроде осадка…

— Может, это и есть именно т а бутылка?

— Не знаю… Но её появление в нашей квартире очень странно…

— А ты можешь договориться с лабораторией насчёт исследования ещё раз?

— Ну, в принципе… думаю, не откажут. Может быть, тогда ты мне окончательно поверишь? — посмотрев на Наташку, Дима улыбнулся краешком губ.

— Да ладно, не вози, — она подошла к нему, положила руки на плечи и, привстав на цыпочки, дотянулась до его губ, — Я тебе и так верю.

— Ну, уж нет, теперь это дело принципа, — целуя её в ответ, Морозов качнул головой, — правда, если всё подтвердится, ещё одной загадкой станет больше.

— Какой?

— Как эта бутылка попала в наш шкаф.

Вечер был свободным от выступлений, и Анна с Александром, как теперь это бывало чаще, коротали время в гостях у семьи сына. Всё внимание было приковано к маленькой Анечке — судя по всему, она вот-вот должна была пойти, и взрослые наперебой подбадривали девочку, пытающуюся встать самостоятельно на ножки. Получалось лишь отчасти — держась за край манежа, Анечка поднималась во весь рост, но, отпустив ручки, тут же шлёпалась на мягкий матрасик. Жалобно посматривая на родителей, малышка изображала искреннее горе, заранее рассчитывая на сочувствие в виде маминых или папиных ласковых объятий и поцелуев.

— Ну, совсем зацеловали ребёнка, — смеялся Александр Иванович, — так она у вас ходить никогда не научится!

— Дедуска, а я ведь не плакал? — Валерик, не дождавшись к себе внимания, вскарабкался на колени к дедушке, — Если падал?

— Ты-то? — тот ласково потрепал внука по белой макушке, — Ты никогда не плакал, ты у нас настоящий мужчина! Это Анютка — рёва!

— Не-е-е-т! Она не лёва! — заступаясь за сестрёнку, Валерка отчаянно замотал головой, — Она плосто маленькая!

Мелодии вызова то и дело раздавались в Димкином мобильнике, и он едва успевал выходить, чтобы ответить на очередной звонок.

— Наташа, — после очередного разговора он радостно заглянул в детскую, — только что звонили из Сочи. Помнишь, с тобой разговаривал Михаил, он там что-то вроде организатора концертов… Помнишь?

— Да, а что? — повернулась к нему Наташа.

— В общем, у них в конце августа будет проходить заключительная часть фестиваля «Песни нашего лета». В ней будут участвовать победители региональных туров.

— Да, я знаю, у нас в городе проходит такой конкурс… И — что?

— Да, конкурс проходит. Ты в нём не участвуешь, но по правилам фестиваля любой из спонсоров может выставить от себя внеконкурсного исполнителя, за отдельную плату. Этот исполнитель, по решению жюри, потом сможет принять участие в гала-концерте. Так вот, этот самый Михаил сказал, что Прохоров хочет оплатить твоё участие в финале… И спрашивает, сможешь ли ты приехать.

— И что ты ответил? — у Наташки аж дух перехватило от радости, — Ди-и-им?!

— Ну, а ты как думаешь? — рассмеялся тот, — Кстати, фестиваль по датам совпадает с нашими запланированными съёмками клипа… В общем, готовься!

— Дима-а-а!.. — тихонько визжа, Наташка повисла на шее у мужа.

— Господи, ну и лето у вас, — Анна Сергеевна покачала головой, — никакого продыху!

— Это же хорошо, мама, — прижимая к себе жену, улыбнулся Дима, — значит, мы чего-то достигли.

— Ничего себе, «чего-то», — Анна возмущённо подбоченилась, — насколько я понимаю, вы — настоящие звёзды эстрады!

— Сейчас это называется «шоу-бизнес», — Димка шутливо поднял указательный палец вверх.

— Да какая разница, — Анна Сергеевна нетерпеливо махнула рукой, — главное, что вы — известные артисты!

— Да не очень мы и известные.

— Как это?! И в Германии выступаете, и в Москве, и фильм о вас снимали, и радиопередача была… Дима, это же настоящая слава!

— Мам, тут всё намного сложнее. Настоящая слава приходит тогда, когда ты даёшь концерты на стадионах, и все места забиты, потому, что твоё имя на слуху. А мы не настолько на слуху. Во всяком случае, в Москве о нас не слышали.

— Как?! Димочка, но вы же выступали там в клубе!

— Ну, да, — усмехнулся Морозов, — выступали… Но на нас пришли не потому, что знали, а потому, что нужно было куда-то пойти в тот пятничный вечер. А настоящая слава, это когда идут только потому, что там выступает любимая группа. И день недели не имеет никакого значения.

— Но вас же сами пригласили…

— А вот тут ты права. И это — очень высокая ступенька на пути к настоящей славе, когда устроители начинают приглашать тебя на свои площадки, даже заведомо зная, что ты пока неизвестен, но будучи уверенным в том, что ты понравишься публике и уж в следующий раз эта публика пойдёт именно на тебя. И мы эту ступеньку преодолели! Вот, Наташа — подтверждение тому. За её участие в финале крупнейшая промышленная корпорация готова заплатить деньги, при чём, без наших просьб, а самостоятельно.

— Ты думаешь, это бескорыстно?.. — Анна как-то недоверчиво покрутила головой, — А меня именно это как-то настораживает.

— Почему?.. — Наташа растерянно смотрела на свекровь, — Они меня уже не в первый раз приглашают дать концерт, и моё участие в финале, возможно, имеет какое-то значение для них, как для спонсоров фестиваля.

— Ну, может быть, и так, — пожала плечами Анна Сергеевна, — я только переживаю, не придётся ли вам быть у них в долгу…

— Отработаем! — Наташа весело махнула рукой, — Лишь бы только работа была!

* * *

С тех пор, как Женька не звонил и не навещал Настю, прошло уже около двух недель. После того, как они чуть не поссорились с Миленой, он решил больше не испытывать судьбу, а принять всё, как есть. В конце концов, он будет помогать Насте и своему ребёнку, он постарается сделать так, чтобы они ни в чём не нуждались… Да, это будет его плата за своё счастье. За счастье, которое он когда-то потерял и снова обрёл. Он не собирается больше терять Милену… А Настя… ей он будет помогать.

В то же самое время он никак не мог забыть последнюю встречу с Алёнкой. После того, как Кира вернулась из командировки, она больше не позволила ему видеться с дочерью, постоянно ссылаясь на свою или её загруженность. Женька несколько звонил и напоминал о том, что он обещал девочке участие в конкурсе, но Кира в конце концов резко ответила, что не собирается растить из дочери певицу, и чтобы Журавлёв оставил эту идею раз и навсегда.

Он уже почти смирился с этим и почти успокоился на предмет нового отчима Алёнки, но неожиданный звонок от Киры заставил его снова вернуться к этой проблеме.

— Нам нужно срочно увидеться, — голос бывшей жены был резким, а тон — раздражённым.

Договорившись о встрече, уже через полчаса Журавлёв подъезжал к небольшому кафе в центре города. Вопреки его ожиданиям увидеть дочь, Кира пришла одна.

— У меня мало времени, поэтому я сразу о деле, — от него не укрылось некоторое волнение, с которым она обращалась к нему.

— Слушаю, — положив локти на стол, Женька уставился на свои скрещенные пальцы.

— Мне нужно твоё официальное согласие на то, чтобы Алёна выехала за границу.

— Прости… а за какую границу? — он поднял на неё свои светло-карие глаза.

— Ты не можешь без своих дурацких шуточек? — да, он не ошибся — Кира, действительно, нервничала.

— Могу. Куда ты собралась и как надолго?

— Мы уезжаем в Вильнюс. Навсегда.

— То есть?..

— Что непонятного?! Мы с Мишей официально женимся. Он — гражданин Литвы, у него там свой дом, бизнес… мы уезжаем к нему. Но по нынешним дурацким законам нужно согласие второго родителя на то, чтобы вывезти ребёнка.

— Знаешь, я сейчас засомневался в том, что законы у нас дурацкие… Всё же, не совсем они дурацкие.

— Что ты хочешь этим сказать?! — Кира повысила тон, — Женя, я повторяю, у меня мало времени! Давай, договоримся, когда ты сможешь выделить время, чтобы оформить все документы! У меня в запасе всего две недели, поэтому нужно поторопиться. Когда ты будешь свободен?

— Никогда.

— То есть?!

— Никогда, это значит — никогда.

— Ты что, не дашь своего согласия?!

— Не дам, — Женька невозмутимо пожал плечами.

— Я так и знала, что ты — последняя сволочь!

— Если знала, зачем пришла?

— Прекрати!.. Мне нужно твоё согласие на выезд дочери!

— А я не согласен.

— Ты что, хочешь, чтобы я подключила Мишу?!

— Ой, — сморщился Журавлёв, — подключай хоть Мишу, хоть Машу. Согласия на Алёнку я не дам.

— Ты пожалеешь!.. — Кира покрылась пунцовым румянцем, — Ты даже не представляешь, как ты пожалеешь!

— У тебя ко мне всё? — Женька спокойно встал из-за стола, — Тогда прости, я побежал.

— Сволочь!.. — он был уже у входной двери, когда услышал злой окрик бывшей жены, — Козёл!..

По дороге домой он созвонился с Миленой — она была в курсе его встречи с Кирой.

— Ты уверен, что поступаешь правильно? — помня о последней ссоре, Милена постаралась придать своему голосу как можно более доверительный тон.

— Если честно… то даже не знаю, — он и действительно ответил честно, — боюсь, что мне будет нужен твой совет…

— Я думаю, что ты и сам примешь правильное решение, — Милена улыбнулась на том конце, — приезжай скорее, у меня горячий обед… И я по тебе соскучилась.

Сославшись на необходимость посетить студию, Женька пообещал приехать домой где-то через час, и на первом же светофоре свернул с привычного маршрута.

— Привет, Дима, — заглянув в аппаратную, с ходу кивнул он Морозову, — Наташка здесь?

— Да, в репетиционной, — тот удивлённо посмотрел на друга, — она тебе нужна?

— Ага, — ничего не объясняя, Журавлёв захлопнул за собой дверь и быстрым шагом направился дальше по коридору.

Наташа и вправду была в репетиционной — вместе с Валериком они разучивали свою новую песню под минусовку. Дождавшись, наконец, заветного часа, малыш почему-то разволновался и забывал слова, и Наташе стоило больших усилий успокоить его так, чтобы он больше не путался.

— Наташа, у меня к тебе огромная просьба, — поздоровавшись, Журавлёв сразу перешёл к делу, — но она деликатная, и хотелось бы, чтобы всё осталось между нами.

— Ты пой, а я с Женей поговорю, — включив минусовку, Наташа дала сыну микрофон и отошла к Журавлёву, — Жень, всё, что смогу…

— Ты не могла бы съездить к Насте? Ленка что-то стала волноваться в последнее время… А я этого совсем не хочу.

— Да, конечно, — с готовностью кивнула Наташа, — обязательно съезжу! Только сегодня не получится… Если послезавтра — нормально?

— Нормально. Спасибо тебе. Вот… — Журавлёв вытащил из кармана конверт, — Отдай ей, пожалуйста, деньги. Она сейчас не работает и постоянно дома.

— Я могу сказать Диме, куда поеду?

— Я ему сам сейчас всё скажу… А то он, кажется, очень удивился, что я приехал именно к тебе.

* * *

Наташа уже несколько минут звонила в ставшую уже знакомой квартиру, но никто не открывал. Она бы ушла сразу, решив, что Насти нет дома, но какое-то странное чувство, что за дверью что-то происходит, не давало ей покинуть лестничную площадку.

Этим «что-то» были какие-то странные звуки, которые слышались где-то внизу, на уровне пола… Ей казалось, будто кто-то тихо стонал и ползал по прихожей…

— Настя! — присев на корточки, громко позвала Наташа, — Настя, ты дома?!

Прозвучавший в ответ стон не оставил сомнений — Настя дома, и с ней что-то явно произошло. Наташа ещё раз громко постучала в двери, но результат был тем же — тихий стон и шорох… Достав телефон, она уже хотела звонить Женьке, но с досадой вспомнила, что сегодня они с Миленой уехали за город.

Неожиданно шорох за дверью усилился — Наташе показалось, что кто-то бьёт ладонями по двери изнутри… в тот же момент она услышала, как в замочной скважине повернулся ключ и что-то тяжело упало на пол…

Рванув на себя дверь, Наташка в ужасе застыла… Настя без сознания лежала на полу — видимо, собрав последние силы, она смогла дотянуться до ключа и открыть дверь, после чего силы окончательно покинули её. Растекающаяся под ней лужа крови не оставляла сомнений — с ней и с ребёнком произошла беда.

— Дима! — набрав номер мужа, который ожидал её в машине, отчаянно прокричала Наташа, — Скорее поднимайся, с Настей что-то случилось!

Появившийся через минуту Морозов застал жену, стоявшую на коленях возле лежащей на полу Насти…

— Дима, срочно — скорую… — Наташа подняла полные страха и сострадания глаза, — она умирает…