Люба никогда не была избалованным ребёнком. Отец, по сути, доброго нрава человек, и рад был уделять дочерям своё родительское внимание, но этому мешало его постоянное пребывание в состоянии алкогольного опьянения, а так же его супруга, ограждающая Веру и Любашу от навязчивых, по её собственному убеждению, и совершенно не нужных поползновений Романа Ивановича. Сама же мать была женщиной суровой, не способной к проявлению ласки и материнской нежности даже к собственным дочерям. Она искренне считала, что её детям важнее правильное питание, а так же добротная, но не дорогая одежда, о стильности и красоте которой речи никогда не шло. Она никогда не учитывала мнение дочерей при покупке нарядов и обуви, даже когда те были уже старшеклассницами. Покупать себе пусть не самые дорогие, но всё же модные вещи Любаша смогла, лишь, когда начала работать, и то, часто обманывая Тамару Васильевну — чтобы мать не пилила её за потраченные «на шмотки» деньги, Люба нарочно называла той заниженную цену, впоследствии жутко экономя на прочих расходах, так же контролируемых строгой родительницей.
Егор, с которым она теперь жила, подарками её не заваливал, но сразу перевёл на её банковскую карточку деньги — сумма не была огромной, но вполне достаточной, чтобы Люба могла спокойно передвигаться по городу, покупать разные «женские штучки и прочие мелочи», как выразился он сам. В их следующую совместную поездку по магазинам Егор снова предложил ей купить что-нибудь из вещей. Он специально привёл её в отдел женской одежды, но Любаша и в этот раз категорически отказалась от нового пуховичка.
— Почему?! — он смотрел на неё с искренним недоумением — теперь уже в обувном бутике, — Давай, купим тебе хоть что-нибудь! Смотри, какие сапожки…
— У меня есть сапоги, — при виде стеллажей с модной зимней обувью у Любаши разбежались глаза, но она мужественно покачала головой, — правда, Егор, мне ничего не нужно.
— Ну, ты хотя бы примерь, — он решил схитрить и купить ей высокие сапожки на шпильке сам, лишь узнав наверняка размер.
— Не буду, — бросив прощальный взгляд на понравившуюся пару, она потянула его к выходу за рукав куртки, — идём.
Егора искренне удивляло поведение Любаши. Он даже не знал — радоваться такой скромности девушки или нет, но решил пока ни на чём не настаивать.
Сама Люба была бы рада обновкам, но ей не хотелось вместе с вещами приобретать ещё большую финансовую зависимость от Егора — она считала, что ей и так повезло, и достаточно того, что она не отказывается от денег на мелкие расходы, которые он переводил на её карту.
Вот уже три недели, как она жила вместе с Егором в его квартире. Ей всё чаще казалось, что мужчина искренне в неё влюблён — это сквозило в каждом его слове, в каждом взгляде. Он, действительно, часто уезжал в командировки: обычно они продолжались по два-три дня, и Любу это вполне устраивало — в отличие от Егора, она не питала к нему никаких чувств, кроме обычной человеческой благодарности за то, что он помог уехать ей из опостылевшего городка и устроиться здесь, в областном мегаполисе.
— Любка, какая ты дурочка! — Вера, с которой Любаша почти ежедневно перезванивалась, узнав о том, что сестра отказывается от подарков Егора, возмущённо дышала в трубку, — Почему ты не хочешь, чтобы он купил тебе новый пуховик?!
— Потому, что не хочу, — Люба уже не раз пожалела, что искренне делилась с сестрой подробностями своей новой жизни.
— Странная ты, Люба! Другая на твоём месте шубу бы выпросила, а ты от какого-то несчастного пуховика отказываешься.
— Я и так живу у него на всём готовом.
— Ты ему готовишь? Квартиру прибираешь? Ты с ним спишь, наконец?.. — перечисляла Вера Любашины «обязанности», — Любка, да ты на него работаешь! И повар, и уборщица, и любовница…
— Ничего я не работаю, — отмахнулась Любаша, подумав о том, что по-настоящему тягостными для неё являются обязанности любовницы, хотя Егор относился к ней довольно чутко и бережно. А ещё она очень боялась, что когда-нибудь назовёт его именем Даниила…
— Как это не работаешь?! — не унималась Вера, — Ты посчитай, во сколько бы ему обошлись услуги повара и горничной, а заодно и проститутки…
— Вер… — услышав последнее слово, Люба почувствовала, как в лицо ударил жар, — Ты что… Ты про меня так?!
— Не про тебя… — догадавшись, что сказала лишнего, Вера смутилась, — Я к примеру…
— Знаешь, я не проститутка… и не наложница… — Люба обиделась на сестру не на шутку, — Егор ко мне очень хорошо относится… почти как к жене… Просто… просто я его не люблю… И поэтому не могу принимать его подарки… Понимаешь?! Это было бы нечестно. Я всё равно уйду от него, рано или поздно… Это я им пользуюсь, понимаешь?!
— Ой, дурочка… — вздохнула на том конце Вера, — Неисправимая ты дурочка, Любка.
— Ну, и что. Мне главное — своего добиться.
Днём Любаша уезжала в «творческую деревню», где сначала занималась с преподавателем по вокалу, а потом репетировала свои партии, которые ей предстояло петь на концертах Натальи и в рок-опере. Ей очень понравилась атмосфера, царившая в студии Дмитрия и Натальи Морозовых — все репетиции проходили весело, особенно, когда там находились и участники группы «Ночной патруль». Люба быстро перезнакомилась со всеми музыкантами и сотрудниками студии, а заодно подружилась со своей напарницей — второй бэк-вокалисткой Татьяной, симпатичной девушкой двадцати трёх лет, с тёмно-каштановыми вьющимися волосами и выразительными глазами синего цвета. Татьяна не была замужем, но у неё уже была маленькая дочка, которую она оставляла со своей матерью.
Таня была приходящей бэк-вокалисткой, она работала ещё с несколькими исполнителями и, в отличие от неё, с Любашей заключили трудовой договор на полгода — именно столько рассчитывала отсутствовать певица, которую Люба должна была заменить.
«Тебе нужен трудовой стаж, — объясняла Любаше Наталья, — поэтому ты будешь работать по договору, за тебя мы будем делать отчисления в пенсионный фонд».
Люба пожала плечами в знак согласия — она даже не думала об официальном оформлении, когда ехала сюда, настолько казалась ей заманчивой эта работа. Наталья расспросила её обо всём — и о жилье, и о материальном положении, и, узнав, что Люба устроена, удовлетворённо кивнула головой.
«Месяца репетиций должно хватить, — Наташа говорила очень серьёзно, несмотря на то, что всего несколько минут назад весело смеялась вместе с Любой над дурачившимися парнями из подтанцовки, которые сегодня тоже присутствовали на репетиции, — Люба, сейчас у тебя очень ответственный период. Ты должна будешь изучить весь наш репертуар, а он у нас огромный. Это и клубное шоу, и мои сольные программы, а ещё рок-опера… Если что-то не будет получаться, Дима меня убьёт, потому, что это я настояла на твоём участии… Понимаешь? Мы могли пригласить опытную певицу, но пригласили тебя. Ты не должна меня подвести, и я в тебя верю!»
«А зачем ты приглашаешь подпевку? — согласно кивнув, Любаша решилась задать давно мучивший её вопрос, — У тебя же есть минусы с готовым бэк-вокалом. Можно под них выступать, и платить никому не надо».
«А можно и вообще на сцену не выходить, — рассмеялась Наташа, — включил свой диск, и пусть поёт, правда?»
«Нет… я не то имела в виду… — Люба смутилась, — Просто…»
«Люба, мы же не халтурщики, мы — артисты, — Наталья снова заговорила серьёзно, — при чём, настоящие артисты. Знаешь, как тщательно мы готовим каждую программу, сколько думаем над каждым словом текста, над каждой нотой… Над каждым костюмом, над каждым движением. Мы поём только вживую, даже я на своих сольниках никогда не позволяю себе петь под фанеру. В самых исключительных случаях я использую минусы с бэк-вокалом… Это, если нет нормального аппарата на площадке… Но, даже в этом случае, девчонки стоят на сцене и просто открывают рот, потому что каждый из нас — часть общего действа, понимаешь? И неважно, кто ты — солист, танцор, музыкант, вокалист второго плана… Мы — творческая команда».
«Понимаю…»
Люба слушала Наталью, раскрыв рот… Сама она много лет ходила в свою молодёжную студию, стояла на сцене и, как ей казалось, вращалась в самом настоящем творческим кругу. Но сейчас, попав в профессиональный коллектив, ощутила огромную разницу между ним и художественной самодеятельностью.
Она с огромным удовольствием ехала каждый день к обеду в студию, и с такой же, огромной, неохотой вечером возвращалась домой, к Егору. Сам Егор как-то снисходительно относился к её занятиям, без серьёзности, скорее всего, понимая, что запереть дома молодую девушку будет невозможно, и, уж если на то пошло, то пусть она занимается своим любимым делом. То, что она пока не получала зарплаты, его как будто совершенно не интересовало. Егора вполне устраивало то, что она замечательно готовила, была чистюлей, и никуда, кроме «творческой деревни», не ходила. Любашины репетиции заканчивались около восемнадцати часов, и, за исключением тех дней, когда он был в командировках, Егор неизменно заезжал за ней на своём внедорожнике.
Всем в студии, в том числе и Наташе, Люба сказала, что живёт у своего родственника. Ожидая её на автомобильной стоянке, Егор из машины обычно не выходил и ни с кем не общался, поэтому она надеялась, что никому не придёт в голову, что Егор ей вовсе не родственник, а сожитель. Она понимала, что, пока она живёт у него, то не может считать себя полностью свободной, хотя бы из уважения к этому мужчине, но, в то же самое время, ей хотелось оставаться свободной в глазах других…
Вопреки её страхам, большинство сотрудников студии Морозовых приняли её появление доброжелательно. Большинство, если не сказать — все. И лишь одна девушка, с тёмно-рыжей копной волос, по имени Алиса, смотрела на Любашу как-то насмешливо.
Позднее Люба узнала, что Алиса — троюродная сестра самого Морозова, а заодно гражданская жена режиссёра Паши Рулёва, которую Паша уже давно зовёт замуж, но Алиса лишь ограничивается обещаниями узаконить их отношения.
В студии Алиса выполняла роль модельера: разрабатывала костюмы, занималась подбором тканей и заведовала костюмерной. От неё, единственной, Люба услышала неожиданную критику в адрес своих нарядов.
— Зря ты такую короткую юбку носишь, — снимая с неё мерки для концертного платья, Алиса скривила губы, — это не твой фасон.
— Почему? — глядя на себя в зеркало, Люба пожала плечами.
— Потому, что у тебя ноги неправильной формы. Такие ноги лучше закрывать.
— Неправильной? — Любаша окинула взглядом свои ноги, — Впервые слышу.
— Видишь, какая ширина бедра? — Алиса ловко измерила Любашину ногу вверху, — По сравнению с икрой бедро слишком полное. Ты что, сама не видишь?
— Не знаю… — Люба снова растерянно посмотрела в зеркало, — Я всегда думала, что у меня нормальные ноги… Ровные…
— А я и не говорю, что не ровные. Я говорю, что бёдра слишком полные. Говоря по-русски — толстые ляжки. А голяшки, наоборот — худые. Если надеть короткую юбку, то смотрится вульгарно.
— И что теперь?..
— Не знаю… — Алиса озабоченно покачала головой, — как вариант — длина юбки до колена и шлица…
Люба чувствовала, что Алиса дразнит её нарочно, из каких-то своих, личных соображений, и, всё же, настроение после этого разговора испортилось на весь оставшийся день.
— Почему ты такая грустная? — вечером, за ужином, Егор внимательно посмотрел на Любашу, — Тебя кто-то обидел?
— Нет, — подцепив вилкой кусочек свежего огурца из салата, она замотала головой.
— И, всё-таки…
— Просто… сегодня сказали, что у меня некрасивые ноги.
— Что за глупости? — распрямившись на стуле, он удивлённо уставился на девушку, — Кто тебе такое сказал?
— Ну… там… наша модельер. Она сегодня с меня мерки снимала, ну, и сказала, что у меня ноги неправильные.
— О, Господи… — Егор с облегчением выдохнул, — Да она это из зависти! Сколько ей лет? Сорок?.. Пятьдесят?..
— Двадцать два… кажется…
— Значит, у неё у самой ноги страшные, — Егор утвердительно кивнул сам себе, — кривые, наверное…
— Нет… — Люба с сожалением вздохнула, — Не кривые… Она вообще, знаешь, какая красивая… У неё волосы тёмные, с рыжим отливом… И глаза — зелёные-презелёные… Алиса красивая…
— Да ерунда, Люба… — он под столом нащупал её колено, — Красивые у тебя ножки… Это я тебе как мужчина говорю. Хотя… — ладонь скользнула вверх по бедру, — нужно будет получше рассмотреть… м-м-м?.. Что скажешь?..
— Потом… — Люба попыталась сдвинуть его руку со своей ноги.
— Что-то я это «потом» слышу всё чаще и чаще в последние дни, — он снова внимательно посмотрел на Любашу.
— Ну, потом… мы же ещё чай не пили… — смутившись, она встала из-за стола и подошла к плите, на которой закипал чайник.
— Хорошо… давай попьём чаю… — он с готовностью взял в руки чашку, — Кстати, там к тебе никто не пристаёт? Если что, говори, я разберусь.
— Ко мне?.. — Люба удивлённо улыбнулась, — Нет, конечно! Кто ко мне может приставать?
— Ну, мало ли… Этот ваш… Морозов. Он же там вроде хозяина? Хозяева любят к молоденьким артисткам приставать.
— Кто?! Дима?! Да он вообще ни к кому не пристаёт! — весело рассмеялась Любаша, — Он жену любит. Он даже в честь неё рок-оперу написал, ту, в которой я тоже буду петь.
— Пусть не Дима… Другие малолетки…
— Ничего себе — малолетки, — прыснула Люба, — если ты о «патрулях», то им всем лет по двадцать восемь, двадцать девять, а Журавлёву, кажется, тридцать один… Они при мне недавно на эту тему разговаривали. Не намного младше тебя. И ко мне они не пристают…
— Поверю тебе на слово… — усмехнувшись, Егор отпил из чашки налитый Любашей чай, — А, вообще, конечно, несерьёзно это всё.
— Что — несерьёзно? — Люба настороженно застыла, сжимая в руке крышечку от стеклянной сахарницы.
— Ну, вот это — всё… — Егор поморщился, — Оперы эти… патрули ночные…
— Почему?
— Ну, потому, что… потому, что моя женщина не должна петь по кабакам, жить в задрипанных гостиницах, кланяться пьяной публике…
— Потому, что ты — начальник?
— Нет. Потому, что я — мужчина.
— Но ты сам живёшь в задрипанных гостиницах… — Любаша обиженно подняла на него глаза, — И — ничего! А разве начальники должны раскатывать по командировкам?
— Есть офисное начальство, а есть — разъездное. Вот я — разъездное. Не хватало, чтобы и ты была в разъездах…
— Ну, Егор… Мне же это нравится! Это же так интересно, ты даже не представляешь!
— Что же там такого интересного? — он добродушно усмехнулся, — Надрывать связки?
— Почему — надрывать?! Петь!.. Мне петь интересно, понимаешь? Я ведь… — Люба хотела сказать, что она приехала сюда только ради этого, но вовремя остановилась, догадавшись, что обидит этими словами Егора.
— Что — «ты ведь»? — кажется, он догадался о том, что она хотела сказать, — Договаривай.
— Я… я ведь… — она лихорадочно придумывала, что бы сказать, — Помнишь, ты предлагал мне купить платье?.. Ну, то, красное, трикотажное… с ремешком… Помнишь?
— Помню… — он кивнул, — И что?
— А можно… можно, я соглашусь?.. — умильно глядя ему в глаза, Любаша закусила губу, — Мне сегодня сказали, что я выгляжу очень провинциально…
— Опять Алиса? — снова улыбнулся Егор.
— Угу.
— Конечно, можно. Приеду из командировки, и купим.
— А можно, я куплю сама? А то ты приедешь только через три дня…
— Ты же не вытерпишь и наденешь его сразу… А я хочу быть первым, кто увидит тебя в новом платье… — он потянул её к себе за руку и Люба, нехотя поднявшись, присела к нему на колени, — И первым, кто с тебя его снимет…
— В смысле?.. — она непонимающе нахмурилась, — Кто ещё с меня его может снять?..
— Ты сама… — всё крепче прижимая её к себе одной рукой, другой он потянул вниз молнию футболки, которая была на Любе, — Ты сама его будешь снимать с себя… но я хочу быть самым первым…
— Хорошо, ты будешь первым… — слушая его прерывистое дыхание где-то у себя, в районе шеи, Люба невольно подчинялась его рукам, — Я только куплю… а надевать не буду, пока ты не приедешь… Ладно?..
— А мы уже чай попили? — резко поднявшись, Егор подхватил её, как ребёнка, на руки — Любаша невольно обхватила его руками за шею.
— Попили… — она обречённо кивнула.
— Значит — ладно… — выдохнул он, шагнув к выходу, — Но сначала…
* * *
Денег на карте оказалось даже больше, чем рассчитывала Любаша — Егор перевёл ей сумму не только на покупку платья, а, видимо, и на новые сапоги. Решив в этот раз купить и то, и другое, Люба перед тем, как отправиться в студию, посетила магазины. Времени на покупки ушло немного — она уже знала, на чём остановить своё внимание и, выйдя с пакетами на улицу, обнаружила, что сможет ещё заехать домой, чтобы оставить там обновки.
Дома, не удержавшись от того, чтобы примерить и платье, и сапожки, она так и не смогла снять их с себя и, поколебавшись несколько секунд, отправилась в них на репетицию, решив, что не скажет об этом Егору, когда он вернётся из командировки.
— Вау! Ты сегодня при параде… — увидев её в новом платье красного цвета, ловко облегающем фигурку, Татьяна восхищённо развела руками, — Класс!
— Ну, как?.. — Люба повернулась на одной ножке, — Мне идёт?
— Не то слово… — оглянувшись на дверь репетиционной, Таня чуть понизила голос, — Антон увидит — обалдеет…
— При чём тут Антон?.. — услышав имя молодого звукорежиссёра, Люба слегка смутилась.
— Как при чём? — Татьяна загадочно улыбнулась, — А то ты сама не замечаешь, как он на тебя глаза таращит.
— Не замечаю… — пожав плечами, Люба включила ноутбук, — И вообще… У него, наверное, девушка есть.
— В том-то и дело, что… нет у него девушки! — Таня многозначительно прицокнула языком, — Раньше была… А теперь — нет.
— Может, есть. Откуда ты знаешь, чем он после работы занимается.
— Тут все про всех всё знают. А особенно — про Антошку.
— Почему?
— Потому, что он сосед Наташи с Димой… Разве ты не знала?
— Знала, — кивнула Люба, — я у них жила три дня в декабре… Видела его. А ещё он мне плюс писал…
— Ну, вот, видишь! Значит, я не ошиблась.
— Да глупости… — Любаша деланно нахмурилась, — Ну, что, я минус даю?
— И не глупости… — всё так же улыбаясь, Татьяна не сводила с Любы пытливых глаз, — Уже вся деревня знает, что Антоха в тебя влюбился. Одна ты не в курсе!
— А мне об этом не докладывали, — попыталась отшутиться Люба, — И, вообще… мне репетировать пора.
— Можно подумать, он тебе самой не нравится…
— Мне вообще никто не нравится.
— Почему? Ты же у нас холостая-незамужняя… Или парень дома остался?
— Нет… — вспомнив о Данииле, Люба вдруг резко помрачнела, — У меня никого нет. И, вообще… давай уже начинать. А то я Наташу подведу… Это она меня из моей дыры вытащила…
— Наташа — добрая душа… — Таня усмехнулась как-то странно, — Всех готова вытащить… И кого надо… и кого не надо…
— Это ты про меня? — Люба удивлённо посмотрела на Татьяну.
— Да нет… так… Мысли вслух. Я очень наблюдательная. Кстати, а что за мужик встречает тебя каждый день после репетиции?
— Это мой родственник… — Люба снова смутилась от неожиданного вопроса, — А ты откуда знаешь?
— Так все знают, — Таня пожала плечами, — Стоянка освещена… Он там не один стоит, примелькался уже… Я, когда ухожу, как раз мимо него иду, и как ты к нему садишься, тоже видела. Кстати, тачка у него крутая.
— Ну, да, крутая, — Люба была совершенно не рада этому разговору, но Татьяна никак не хотела его прерывать.
— А он — кто?
— Он начальник, что-то там по строительству… — Любаша не стала вдаваться в подробности профессии Егора.
— Женат? — Таня мельком бросила на неё взгляд, — В смысле — живёт с кем-то?
— Да, живёт.
— Жаль… Симпотный мужичок. Я бы закадрила…
— Так закадри… — усмехнувшись, Люба снова потянулась к ноутбуку, чтобы включить фонограмму.
— Закадрила бы… да старый больно, — ещё один пытливый взгляд был брошен на Любашу, — ему же лет сорок?
— Тридцать пять. И ничего он не старый.
— Тебе виднее… Может, и не старый. Но, сама же говоришь, что с кем-то живёт. А брать чужое — не моё. И сама не беру и другим не советую.
Любаша искренне удивилась неожиданной перемене настроения, произошедшей у Татьяны в считанные минуты. Ей показалось, что та недвусмысленно на что-то ей намекает, но никак не могла взять в толк — на что… Они были дружны с самых первых дней, как только Люба пришла в студию Морозовых. Таня не раз говорила Наталье о том, что с Любашей очень легко работать — та, действительно, хватала всё на лету, и легко учила самые сложные партии.
Едва уловимую перемену в отношении Татьяны к себе Люба заметила, вернее, почувствовала, неделю назад. Егор был в очередной командировке, и она после окончания репетиции собиралась направиться к остановке троллейбуса. Из здания студии они вышли втроём — она, Татьяна и Антон… Зная, что Егора нет на стоянке, Любаша шла неторопливо, о чём-то болтая со своими спутниками.
«А, между прочим, я сегодня на машине… — чуть зайдя вперёд, Антон посмотрел почему-то на Любу, — Могу подвезти…»
«Нет, я на троллейбус… — покачав головой, Люба сделала рукой прощальный жест, — Бай-бай!»
«Бай-бай…» — грустно ответил ей вслед Антон.
«Подвези тогда меня…» — Любаша уже сделала несколько шагов в сторону, но от неё не укрылся чуть обиженный тон Татьяны.
Она уже забыла о том случае, но сейчас почему-то вспомнила…
Тане нравится Антон?! Судя по всему, это так, хотя она тщательно скрывает свои чувства…
Неужели, увидев её в новом платье, Таня решила, что оно — для Антошки?..
Глупо.
Ни Антошка, ни Егор абсолютно ничего для неё не значат. Место в её сердце до сих пор занято лишь одним… Она знает, что он не достоин ни её слёз, ни её чувств… Она знает, что между ними никогда и ничего уже не будет. Она всё это прекрасно знает…
И, всё же…
Даня… Это имя она была готова повторять без конца… Имя, от которого сердце начинало бешено колотиться в груди… Имя, от которого бросало то в жар, то в холод… Да, прошло ещё очень мало времени для того, чтобы навсегда вычеркнуть его из памяти. Но она знает, что пройди целая вечность, она и тогда не сможет разлюбить его…
Видимо, это её судьба. Её крест…
Да, ей его не вернуть никогда. Но она может… нет, она должна доказать ему, что она — самая большая потеря в его жизни!..
Однажды он должен будет почувствовать и понять, что нет большего горя на земле, чем её, Любашино, равнодушие…
Он почувствует…
Он — поймёт!..
Но будет поздно.
* * *
Месяц подготовки пролетел быстро. Премьера рок-оперы «Ты услышишь мой голос», в которой Люба вместе с Татьяной пели две сольных композиции, а, так же, выступали в качестве бэк-вокалисток, была назначена на канун международного женского дня, но самое первое выступление в сольном концерте Натальи Морозовой предстояло шестого марта, на корпоративе какой-то фирмы, название которой Любу совершенно не интересовало. Она настолько волновалась перед первым своим выходом на сцену, будто это именно она, а не Морозова, выступала в качестве солистки…
Люба даже забыла, что на следующий день предстоит более серьёзное испытание — премьера рок-оперы во Дворце молодёжи, на которую были распроданы все билеты, поэтому ожидался полный аншлаг…
Она совершенно забыла об этом — пусть всего на несколько часов, но всё же её сознание переключилось на это — самое первое её серьёзное выступление…
— У нас намечается банкет по случаю праздника… — ещё четвёртого числа сообщил ей Егор, — И я хочу, чтобы ты поехала со мной. Нехорошо будет, если я буду поздравлять чужих женщин, а моя останется дома…
— Когда? — Любаша подняла на него глаза.
— Послезавтра, — сомкнув руки у неё на талии, он губами ткнулся в её шею, — сейчас поедем покупать тебе вечернее платье…
— Послезавтра… — она растерянно замолчала на несколько секунд, — А послезавтра я не смогу… У меня первый концерт. Я же говорила…
— У тебя седьмого — первый концерт.
— Седьмого — премьера оперы. А шестого, послезавтра, мы выступаем на корпоративе. Как раз в то же самое время.
— Нет… так я не согласен… — чуть отстранившись, он посмотрел на неё сверху вниз, — Какой ещё корпоратив, если это — твой праздник? Нет-нет… Вечернее платье, новые туфли… И, кое-что ещё…
— Егор… — она с мольбой смотрела на него, — Но это же — моя мечта… Понимаешь?! Я к этому стремилась, я так хотела именно этого… Я хочу выступать! Тем более, с такой певицей, как Наталья Морозова… Да если я скажу кому-нибудь у себя дома, мне не поверят!
— Господи, Любка… — он смотрел на неё, как на непослушного ребёнка, — Какая-то певица… какой-то корпоратив… Да будь она трижды заслуженная, всё равно это — балаган… понимаешь?! Это — как обслуга… Я дал тебе возможность чем-то занять себя, я не препятствовал тому, что ты ездишь на эти репетиции… Но теперь… Ты будешь где-то петь по ночам, для кого-то… на тебя будут смотреть пьяные рожи… Нет-нет, всё… Точка!
— Ты что, Егор… — до Любы только сейчас дошло, что он не шутит, а говорит вполне серьёзно, — Но ведь я готовилась… Я — член коллектива, я не могу никого подвести! Со мной целый месяц занимались… Ты что, думал, что всё это — просто так?! Как будто в детский сад меня отправлял?!
— Ну, я не знаю… — глядя, как она плачет, стоя у окна, он присел на диван и положил локти на колени, — Если честно, я вообще не придавал этому никакого значения… Ну, ходишь и ходишь… Ходи… Я не думал, что всё это вот так — серьёзно.
— Ты думал, что только твоя стройка — серьёзно, да?! — обернувшись к нему, Люба тыльной стороной ладони вытерла слёзы с лица, — Тебя послали в командировку — ты поехал… Это же твоё любимое дело, да?! А у меня… у меня что, не может быть своего любимого дела?! Я должна сидеть дома, да?!
— Подожди… — внезапно вскочив, он быстрым шагом приблизился к ней и, обняв за плечи, повернул к себе, — Любаша… Как ты сейчас сказала?..
— Что?.. — она вдруг испугалась, что он сейчас рассердится и выгонит её из дома.
— Ну, как ты сейчас… — Егор неожиданно улыбнулся, — Ну, ты сейчас говорила, а у меня мелькнула мысль, что мы с тобой ссоримся, как настоящие муж и жена…
— И… что?.. — проведя ладошкой по щеке, она подняла на него заплаканные глаза, — Ну, ссоримся…
— Ты не поняла?.. — в его голосе звучала настоящая радость, — Мы ссоримся, но… как муж и жена!
— Это плохо… или хорошо?.. — уже заранее зная, что он ответит, Любаша всё же задала этот вопрос.
— Наверное, хорошо… — Егор обхватил её руками и крепко прижал к себе, — ну, ладно… что с тобой поделаешь… Поезжай на свой концерт… Хотя, нет… Я отвезу тебя сам.
— А обратно? — шмыгнув носом, пробормотала Люба, — Заберёшь?..
— Заберу… И поедем на мой банкет. Согласна?..
— Угу…
— И сразу надевай новое вечернее платье. Пусть к концу банкета, но ты будешь со мной.
— Я не знаю, когда закончится наше выступление. Наши говорят, что за отдельную плату они сверх программы могут работать.
— А я им сам заплачу…
— Зачем?..
— Чтобы тебя со мной отпустили.