Вера оказалась права. Тоска, отошедшая, было, на второй план, навалилась с новой силой уже не следующий день. Не хотелось есть, и Люба всю первую половину дня просидела на крепком кофе, пользуясь тем, что матери не было дома и некому было приставать с расспросами. Мысли о Данииле беспощадно заполнили мозг, и казалось, что им тесно в черепной коробке — они шевелились, ворочались, пытаясь устроиться поудобнее, причиняя этим жуткую физическую боль… У Любы даже не было сил отгонять их, и она обречённо смотрела куда-то впереди себя, хмуря лоб и сжимая красивые, полные губы. Слёз теперь не было, и ей казалось, что, если бы она могла выплакаться, то ей стало бы намного легче.
Она даже забыла о предстоящем конкурсе, на который она не попадала из-за жуткой несправедливости членов жюри.
Даниил… Даня… Первая, по-настоящему сильная любовь, пришедшая так поздно, завершилась трагично, оставив на сердце открытую рану, и кто знает, зарастёт ли когда-нибудь этот кровоточащий порез…
— Ну, как ты? — низкий голос Веры в телефоне немного встряхнул её сознание.
— Плохо. Ужасно хочу его видеть…
— Не истязай себя. Он не стоит твоих слёз.
— Я знаю… Ничего не могу с собой сделать. Люблю…
— Убей… — Вера немного помолчала, потом выдохнула, — Убей её!
— Кого?.. — Люба застыла от неожиданных слов сестры, — Кого убить?!
— Любовь. Убей её… Чтобы и следа не осталось! — в голосе Веры послышались истеричные нотки, — И никогда… Слышишь?.. Никогда никого не люби!..
— Ты что, плачешь?.. — услышав в трубке всхлипы, Люба тревожно нахмурилась, — Вер?..
— Всё уже, прошло, — Вера шмыгнула носом, — Нормально…
— С Серёгой не помирились?
— Помирились…
— А чего тогда плачешь?
— Да потому, что козёл он. Всё равно козёл.
— Ну, чего ты, Вер? Помирились же.
— Ты думаешь, надолго?! — Вера снова повысила голос, — Я уже ничему не верю, Любаша! Не верю, и всё!..
— Вер, успокойся… — Люба постаралась говорить как можно мягче, — Всё наладится, вот увидишь. Пройдёт! Тем более, что Морозова уехала, и больше не приедет.
— Ну, и что, что уехала?! Люба, ну, и что?! Есть телефоны, есть интернет, включит и будет опять таращиться! У него работа такая, целый день можно в интернете сидеть, да он так и будет делать, я не сомневаюсь! Я и знать не буду!
— Мне кажется, ты себя накручиваешь.
— А как не накручивать, Люба?! Если я каждую секунду думаю, что он снова на неё любуется! Я ему так и сказала утром, я ему всё высказала!..
— Так вы же помирились…
— Ну, и что?! А веры-то нет!..
— Ну, он же не изменяет…
— Да лучше бы изменял! — Вера снова расплакалась, теперь уже не скрывая этого от сестры, — Лучше бы изменил и пришёл, виноватый… А так — ни с ней, ни со мной… И вроде не виноват ни в чём…
— Не надо, чтобы изменял, — Люба угрюмо разглядывала рисунок на линолеуме, — ты не представляешь, как это тяжело. Даня мне изменил… это очень тяжело…
— Да и плевать на твоего Даню!.. Любаша, плевать!.. И хорошо, что изменил, поверь! Пусть лучше сейчас всё встанет на свои места, пока вы никто друг другу, поверь! Обожглась один раз, зато теперь будешь умнее, не будешь позволять себе влюбляться! Слышишь?! — Вера почти перешла на крик, — Любаша, слышишь?! Никогда не позволяй себе любить! Любви не бывает, запомни это, сестрёнка!.. не бывает! Вот карьеру сделать — это да!.. Это на всю жизнь! А любовь… Любовь — это на минуту… на секунду!.. Ты выходишь замуж и думаешь, что это счастье — навсегда!.. А это — всего на один миг! Понимаешь?! На один единственный миг!.. он промелькнул, и — всё! И ты лежишь в постели, одна… Ты даже мужика себе не можешь завести, потому, что у тебя, вроде, есть муж… который сидит в соседней комнате и пол ночи таращится на какую-то сучку… А ты ревёшь и ревёшь в подушку, потому, что понимаешь, что ты бессильна… во всём — бессильна… Потому, что у тебя ребёнок, работа, домашние обязанности, что ты не можешь каждый день делать стильную причёску, и что ты не такая яркая и ослепительная, и, что даже, если ты наденешь самое шикарное платье и сделаешь самый гламурный макияж, он всё равно не обратит на это внимания!.. потому, что будет тупо смотреть на неё в монитор!.. и, что этот кошмар будет продолжаться, пока она жива!..
— Вер… — ошеломлённая истеричным монологом сестры, Люба, наконец, решилась позвать ту шёпотом, — Вер… Ты что?!
— Ничего… — та приглушила голос, — Плюнь, Люба… А, ещё лучше, отомсти… Наизнанку вывернись, но отомсти!..
— Как?..
— Добейся своего… Слышишь?.. Он тебя променял?.. Променял! Променял на какую-то сучку, которая и мизинца твоего не стоит! А ты поднимись над ними обоими! У тебя все данные есть… Слышишь, Люба?! Я не могу, у меня нет такого таланта, а ты — можешь! Слышишь, Люба?! Забудь всё — честь, честность, достоинство… всё это хорошо для тех, у кого есть надёжный тыл. Они могут себе позволить быть честными и порядочными… красивыми… яркими… — Вера говорила с нескрываемой обидой, так, как будто имела в виду конкретного человека, известного ей одной, — А мы себе такого позволить не можем… и поэтому о нас всегда будут вытирать ноги! Не позволь сделать это с собой, слышишь?! Не повторяй мою судьбу! Поняла?!
— Поняла…
* * *
Затяжная осень, к которой все уже как-то привыкли, закончилась неожиданно: буквально за пару дней земля покрылась пушистым белым ковром, который, вопреки утверждениям, что первый снег, как первая любовь, быстро сходит на нет, так и не растаял, а, напротив, за прошедшую ночь стал ещё толще и пушистее.
Супермаркет, куда по дороге на работу забежала Люба, находился напротив её гостиницы. Пополнив счёт телефона, она уже собиралась толкнуть тяжёлую стеклянную входную дверь, когда, взглянув сквозь неё на улицу, невольно вздрогнула: на крыльце гостиницы, видимо, только что выйдя оттуда, стояли Даниил и Анжелка. Глядя друг другу в глаза, они обнимались и что-то весело обсуждали. Почувствовав, как непрошеная, мелкая дрожь охватывает всё тело, Люба застыла на месте.
Половина восьмого утра… Даниил и Анжела провели ночь в номере гостиницы — других вариантов, объясняющих их присутствие здесь, не было. Сам Даниил жил вместе с родителями и двумя младшими сёстрами в двухкомнатной квартире, и Люба помнила, как он не раз сетовал на то, что им негде провести ночь «на всю катушку»… он именно так и говорил — «на всю катушку»… Сейчас она понимала, что для него это значило одно: секс… Но тогда ей казалось, что он, и в самом деле, любит её, и только поэтому стремится к уединению. Встречаться у неё было тоже проблематично, и Даня не раз предлагал снять номер в гостинице, но Люба не соглашалась — она бы не смогла объяснить матери своё отсутствие до утра. Провести в постели целую ночь он так её и не уговорил.
А с Анжелкой, значит, получилось…
Дождавшись, пока они уйдут, Люба резко толкнула дверь и выскочила на улицу. В голове снова всё загудело…
Сволочь… мразь… тварь… Он же знал, что она работает именно в этой гостинице!.. Да, это самая лучшая гостиница в городе… самая дорогая… Но он знал, что Люба может их увидеть!.. Знал, и всё равно привёл сюда эту тварь!..
Тварь!.. Тварь!.. Тварь!..
Она за считанные секунды пересекла улицу и ворвалась в вестибюль. Мигом преодолев лестницу, оказалась на втором этаже и, забежав в служебную комнату, расплакалась.
Господи, ну, почему она не вышла из дома на десять минут позже?!
— Любаша, ты уже пришла? — дежурная по этажу Ирина, крашеная блондинка лет сорока, заглянула в помещение, — Доброе утро!
— Доброе утро, — отвернувшись, чтобы женщина не увидела её заплаканного лица, выдохнула Люба.
— Чайник только вскипел, — Ирина кивнула на столик у стены, на котором стояли чайник, чашки, ваза с печением и конфетами, — сейчас приду, чайку попьём.
— Угу, — не поворачиваясь, кивнула Любаша и, как только за дежурной закрылась дверь, сняла со спинки стула вафельное полотенце и вытерла лицо.
Переборов желание спуститься к администратору и посмотреть журнал регистрации гостей, Люба налила в две чашки кипяток и опустила туда по пакетику чая.
Вера права… Нужно убить эту проклятую любовь. Она только мешает жить. И вообще… нужно уничтожать в себе всё, что стоит на пути к настоящему счастью.
С самого детства Любаша слышала в свой адрес слова восхищения.
«Как поёт эта девочка!..»
«Какой чудный голос!..»
«Талант… жаль, что в нашей провинции не найдётся применения…»
Ох, уж эта провинция… В их семье хорошо пели все — и бабушка, и мать, и Вера, но больше всех талантом природа одарила именно Любашу. В отличие от своих родственниц, она предпочла домашнему застольному пению настоящую сцену, хоть и на уровне художественной самодеятельности.
«Не пропадай… Не забывай, что у тебя шикарное драматическое меццо-сопрано», — сказала преподаватель по вокалу в музыкальной школе, когда Люба получила диплом об окончании.
Она и не пропадала… Придя в молодёжную творческую студию при доме культуры, она сразу получила свой эстрадный репертуар, и выступала на различных торжествах. Конкурсы на местном уровне… В них приятно было побеждать, но дальше своего провинциального городка их победители всё равно не попадали, ну, разве что участвовали в концертных выездных программах в пределах района. О большой сцене Люба не мечтала, её вполне устраивал тот уровень, на котором остановился её творческий рост.
Не мечтала… до недавнего времени. До того, как познакомилась с Даней… Это он зажёг в её душе огонёк желания пробиться на высшую ступеньку славы… Ей и самой было странно — он, так внезапно «запевший», растормошил её, которая уже давно и уверенно стояла на сцене… Он заразил её жаждой славы, рассуждая о жизни звёзд шоу-бизнеса. И, хотя ни он, ни она не имели ни малейшего представления о том, какие реальные шансы могут иметь совершенно простые, далёкие от столицы и больших городов молодые люди, эта мечта прочно поселилась в их сердцах… Люба свято верила, что эту мечту они будут осуществлять с Даниилом вместе.
Вместе…
И у них всё получится.
Весть о том, что студией подана заявка на всероссийский конкурс молодых исполнителей, буквально окрылила их. Нужно было только пройти отборочный тур на местном уровне, а затем — первый этап на областном… Даже не представляя, сколько претендентов будет бороться за право участвовать в заключительном, всероссийском этапе, Люба была почти уверена, что и она, и Даниил с Ильёй, обязательно попадут в топ.
Мечты оборвались внезапно…
Ей очень бы хотелось винить во всём одну лишь Анжелу… Но Люба прекрасно понимала, что Анжелкины змеиные повадки не идут ни в какое сравнению с подлостью Даниила. И от этого становилось ещё больнее. Ещё безысходнее…
— Любаня! — появившаяся в дверях Ирина прервала её мысли, — Срочно двести шестой нужно приготовить! Только что освободился, и тут же заселяются… Давай, в темпе, а чай потом попьём!
— Хорошо, — Люба была даже рада, что сразу пришлось включиться в работу. Ирина не преминула бы спросить, почему у неё опухшие глаза, — давно освободился?
— Говорю же, только что… Парочка была, не семейная, точно, — Ирина многозначительно усмехнулась, — наверное, порезвились, будь здоров.
…Взяв ключи, Люба медленно подошла к двери двести шестого номера. Ей даже не нужно было смотреть в журнал регистрации… Она и так поняла, что за парочка только что покинула двести шестой номер…
Войдя в помещение, она резким движением раздвинула плотные портьеры на окне.
Порезвились… Да, порезвились, это точно… Бутылка шампанского в мусорной корзине, упаковки от закусок…
Откинув покрывало на двуспальной кровати, она во второй раз за сегодняшнее утро ощутила предательскую, противную дрожь… Уже знакомый комок подкатил к горлу…
Рванув на себя измятую, в едва заметных «любовных» пятнах простыню, она бросила её на пол и начала топтать обеими ногами. Большего издевательства судьба не могла придумать. Убирать номер, в котором Даня всю ночь изменял ей с этой сукой Анжелкой!..
Подушки… Они лежали на них… Он целовал Анжелу, ласкал, сжимая в объятиях её упругое тело… Он говорил ей те же самые слова, что и Любаше… А, может, даже лучше…
Жуткая боль сдавила грудь.
Дурак… какой же он дурак!.. Разве Анжелка сможет любить его больше чем она — Люба?! Сколько у неё уже было парней?!
Это она, Люба, берегла себя до двадцати лет, чтобы вот так… И зачем нужно было хранить свою невинность?! чтобы отдать её такому предателю, как Даниил?.. Зачем вообще все эти комплексы?! И кто сказал, что мужчина должен быть единственным и любимым?! Вот он — именно такой… Единственный и любимый… всю ночь кувыркался с другой, променяв её, Любашу, на возможность попасть на этот чёртов конкурс, растоптав её любовь!..
…Простыня рвалась на удивление легко… Люба остановилась только тогда, когда от той осталась добрая сотня лоскутков, размером с носовой платок. Разорвать наволочки тоже не составило труда, но вот с самими подушками пришлось повозиться — в результате их содержимое разлетелось по всему номеру, ровно покрыв устеленный ковровыми дорожками пол.
Тяжело дыша, Любаша оглянулась вокруг.
Ей вдруг захотелось настежь растворить окна, чтобы холодный ноябрьский ветер разметал этот жуткий воздух… воздух, в котором чувствовался запах измены… Нет… окна нужно не растворить… Их нужно разбить!..
Желание схватить стул и запустить им в оконное стекло было таким сильным, что Люба уже представила, с каким наслаждением она замахнётся… Она уже обернулась, чтобы схватить стул за спинку…
Внезапно взгляд упал на большое круглое зеркало, висевшее возле входных дверей.
Ей показалось, что в нём мелькнуло отражение сплетённых в любовном клубке тел…
…Она опомнилась только тогда, когда, услышав грохот, в дверь заглянула испуганная Ирина.
— Что тут происходит?! — дежурная с изумлением смотрела на усыпанный холлофайбером и зеркальными осколками пол.
— Я… я нечаянно… — Любаше было всё равно, что подумает или скажет Ирина. Она устало опустилась на край кровати и уронила лицо в ладони.
— Господи!.. — дежурная в ужасе схватилась за голову, — Ты что наделала?! Сейчас заселяться будут!..
…Она даже не помнила, как вышла из этого проклятого номера и оказалась в дежурной комнате. Она даже не знала, кто убирал двести шестой, и как Ирине удалось уговорить администратора найти для новых постояльцев другой номер. Люба пришла в себя, только когда Ирина, уладив все неожиданные проблемы, наконец, вернулась в дежурку.
— Ну, и натворила ты делов, девка!.. — укоризненно качая головой, дежурная щёлкнула кнопкой на чайнике, — Какая муха тебя укусила?!
— Простите меня… — Люба опустила голову, — Я всё уберу и оплачу…
— Уберёшь, — охотно кивнула Ирина, — куда ты денешься!.. — Я номер закрыла, пришлось оформить на тебя проживание на сегодня… Иначе Марина должна будет туда кого-нибудь заселить.
— Я заплачу, — Люба подняла на неё глаза, — Я за всё заплачу…
— Потом заплатишь… Директору ничего не скажем, — Ирина откусила кусочек печенья и сделала глоток чая, — Постельное купишь, подушки тоже… зеркало… Раскошелиться придётся, но, главное, что с работы не выгонят. Ничего, замнём. Я смену-то сдала, сказала, что двести шестой сегодня на брони…
— Спасибо, — Люба тоже взяла со стола чашку, — я всё куплю.
— А теперь рассказывай, — положив локти на стол, Ирина придвинулась ближе и приготовилась слушать, — что у тебя произошло?
То ли в благодарность, то ли оттого, что держать в себе события последних дней не было сил, Люба рассказала свою несчастливую историю любви — от начала и до конца.
— Ты смотри, какой гад, а?! — любопытство так и светилось в глазах дежурной, — Я ж как его увидела, ну, думаю, такой красавчик, значит, кобель!
— Вы только никому не рассказывайте, ладно? — Люба исподлобья посмотрела на дежурную, — Пожалуйста…
— Да ты что?! — перейдя на громкий шёпот, та для убедительности приложила руку к груди, — Ты что?! Умру — никому не скажу!.. А ты-то, случаем, не беременная?
— Нет, — слегка смутившись от такого вопроса, Люба покачала головой, — Вроде бы, нет…
— Так вроде или нет? — Ирина пытливо уставилась на девушку, — Ты смотри, если что, не затягивай…
— Да нет…
— Ну, и хорошо, — женщина казалась несколько разочарованной, — успеешь ещё!
— Я уеду скоро, — Люба упрямо колотила чайной ложечкой, размешивая сахар.
— Куда?! — огонёк любопытства загорелся с новой силой, — куда собралась?
— В Москву.
— Ого… — Ирина недоверчиво покачала головой, — У тебя там родня?
— Нет. Я так поеду. Сама. Буду пробиваться на большую сцену. Назло ему… Наизнанку вывернусь, но пробьюсь…
— Не знаю… — Ирина снова покачала головой, — Там же всё через постель… А ты так не сможешь.
— Я?! — Любаша подняла на женщину полные холодной решимости глаза, — Я всё смогу.
— Ну, и правильно, — дежурная с притворным согласием кивнула, — если уж давать мужикам, то не за так! Всё равно мы для них суки и проститутки! А ты молоденькая, хорошенькая… окрутишь там какого-нибудь продюсера… Глядишь, и замуж выйдешь!
— Нет уж… Замуж я не собираюсь.
— И тоже правильно! — снова охотно согласилась Ирина, — Живи в своё удовольствие, нечего этих козлов ублажать! Всё равно мы для них проститутки, хоть напополам разорвись!
* * *
К обеду, окончательно убрав разгромленный ею самой двести шестой номер, Люба позвонила Сергею и, сказав, что нечаянно разбила зеркало, попросила купить и привезти ей в гостиницу новое. Всегда готовый прийти на помощь, муж сестры уже через полтора часа вешал новое зеркало на место разбитого.
Странно, но у Любы не было ни капли сожаления ни о том, что она наделала, ни о деньгах, которые ей пришлось потратить так неожиданно. Напротив, она чувствовала удовлетворение и облегчение одновременно.
«Может, так и убивают любовь?»
…Мужчину, проживающего в соседнем, одноместном двести восьмом номере Люба запомнила ещё с прошлого дежурства — он смотрел на неё с нескрываемым мужским аппетитом, когда она пришла убираться в его номере. Лет тридцати пяти, скорее всего, командировочный, довольно приятной внешности, он не сводил с неё глаз, пока она пылесосила дорожку. Люба буквально спиной ощущала его пристальный взгляд на своих «прелестях», и к концу уборки даже почувствовала желание развернуться и треснуть по его наглой роже…
— Вы сейчас съедете или ещё продлили на сутки? — время его пребывания заканчивалось сегодня в четырнадцать часов, и она, как обычно, зашла уточнить время освобождения номера.
— К сожалению, через час уже уйду… — мужчина собирал дорожную сумку, но при виде девушки распрямился и повернулся к ней.
— Хорошо, — она уже собиралась выйти, но, как будто что-то вспомнив, снова посмотрела на него, — может, что-нибудь хотите? Кофе, печенье на дорожку?
— Благодарю, — он, слегка улыбаясь, смотрел на неё из-под полуприкрытых век… Точно так же, как Даня…
— Жалобы, пожелания есть?
— Жалоб нет… — он сдвинул в полуулыбке левую половину губ, — А пожелания… Пожелания есть. Правда, не уверен, что они выполнимы…
— Какие же? — она не узнавала себя… Заранее догадываясь о том, что сейчас скажет мужчина, Люба даже не подумала побыстрее уйти из его номера! Напротив, она улыбнулась ему в ответ. Мужчина был приятной наружности — чуть выше среднего роста, худощавый, с коротким ёжиком на русой голове, с тонкими чертами лица… Одет в довольно дорогую одежду — стильные джинсы и хорошего качества пуловер.
— Да вот вчера что-то скучно стало… Хотел познакомиться с симпатичной девушкой.
— И — что? — Люба не мигая, в упор смотрела в его серые глаза.
— Не увидел ни одной. А сегодня увидел, но уже уезжаю.
— Уезжаете через час, — Люба произнесла это утвердительно, как будто напомнив об этом постояльцу.
— Да, но за час разве познакомишься? Пока уговоришь…
— Может, и уговаривать бы не пришлось, — она понизила тон, — хотя, конечно, если пропало желание…
— Да нет… не пропало, — он многозначительно покачал головой, — я бы сказал, наоборот…
— Через пять минут — в соседнем номере… — Люба неторопливо развернулась и вышла в коридор.
…Она подумала, что переспать с чужим мужчиной, оказывается, очень просто… Особенно на той самой кровати, на которой лишь несколько часов назад спали Даниил и Анжела. Всё произошло довольно быстро, и это обстоятельство тоже радовало… Ей даже не пришлось полностью раздеваться — его устроил вариант со снятыми колготками и нижним бельём и вздёрнутой вверх короткой юбочкой. Сам он тоже не заморачивался, лишь расстегнув и приспустив джинсы.
Мужик был не местный, поэтому Люба не боялась, что он тут же всё разболтает своим друзьям, к тому же, он уже уезжал из их города.
— Сколько? — застёгивая молнию, он бросил на Любашу взгляд, уже лишённый прежнего интереса.
— Что — сколько? — надевая колготки, она медленно подняла голову.
— Сколько стоит твоё удовольствие?
— Ты решил, что я проститутка? — она улыбнулась ему уголком губ.
— А разве нет? — он удивлённо пожал плечами.
— Нет! — встав с кровати, она бросила на неё победный взгляд, — Я не проститутка.
— Так что, бесплатно, что ли? — он с готовностью шагнул к порогу, — Любительница, что ли?
— Это ты — любитель. А я — профессионал!
…Несмотря на свою решимость и смелость, она еле успела добежать до туалета. Тошнота, едва заметная с утра, теперь накатила внезапной волной, и, склонившись над унитазом, Люба чуть не вывернула наизнанку желудок. Она так и не поняла, что спровоцировало рвоту — некачественная пища, её утреннее потрясение или акт возмездия, который она сама придумала, но боялась признаться самой себе, что до сих пор чувствует брезгливость и отвращение оттого, что переспала с незнакомым мужчиной…
«Ничего… — умываясь под краном холодной водой, она изо всех сил подбадривала сама себя, — Ничего!.. Зато отомстила!»