Н. Вавилов и ВИР

Бюро по прикладной ботанике до революции

Бюро по прикладной ботанике, в 1930 году преобразованное во Всесоюзный институт растениеводства (ВИР), было основано ещё в дореволюционное время, в 1894 году. Его первым руководителем был Александр Фёдорович Баталин (1847-1896 гг.), физиолог растений, флорист, занимавшийся систематикой растений. А. Ф. Баталин изучал флору Псковской губернии; провёл обработку гербарной коллекции центрально-азиатских территорий; преподавал в Военно-медицинской Академии. С 1892 по 1896 годы он был директором Петербургского ботанического сада, а с 1894 до 1896 года занимался организацией работы Бюро по прикладной ботанике, инициатором создания которого он был. Научную деятельность А. Ф. Баталина высоко ценил Ч. Дарвин, находившийся с ним в переписке.

В должности директора Бюро прикладной ботаники А. Ф. Баталина сменил Александр Александрович Фишер фон Вальдгейм (1839–1920 гг.). Он руководил деятельностью Бюро с 1896 по 1899 годы. В начале своей научной карьеры А. А. Фишер фон Вальдгейм работал на кафедре ботаники Московского университета, которой заведовал его отец ― Александр Григорьевич Фишер фон Вальдгейм. С 1869 по 1896 годы он занимал профессорскую должность в Варшавском университете; был специалистом по головнёвым грибам. Он написал "Курс ботаники", изданный в 1884 году. В 1896 году Александр Александрович стал директором Петербургского ботанического сада и руководителем Бюро по прикладной ботанике. Его дед, Готтгельф (Григорий) Иванович Фишер фон Вальдгейм (1771-1853 гг.) ― палеонтолог, ученик Жоржа Кювье, приехал в Россию в 1804 году. В Москве он организовал Общество любителей природы и длительное время руководил им, одновременно занимая профессорскую должность в Московской медико-хирургической академии.

В 1899 году А. А. Фишера фон Вальдгейма на посту руководителя Бюро по прикладной ботанике сменил Иван Парфентьевич Бородин (1847-1930 гг.). В этой должности он находился до 1904 года. И. П. Бородина называли "патриархом русской ботаники". В 1869 году, после окончания Петербургского университета, 22-летней И. П. Бородин был избран заведующим кафедрой ботаники Лесного института. Его первая крупная научная работа "Физиологические исследования над дыханием листоносных побегов" была опубликована в 1876 году. В 1888 году увидели свет два учебника: "Курс анатомии растений" и "Краткий учебник ботаники", 15-ое издание которого вышло в 1929 году. В 1897 году был опубликован его "Краткий очерк микологии". И. П. Бородин увлекался теорией "жизненной силы". Особенно ярко эта его приверженность проявилась в статье "Протоплазма и витализм". С критикой мировоззренческих взглядов И. П. Бородина выступал К. А. Тимирязев. В 1902 году Бородина избрали действительным членом Академии Наук по отделению систематики; тогда же он занял должность директора Ботанического музея Академии. В 1904 году И. П. Бородин перешёл на должность профессора в Петербургский университет.

В 1905 году к руководству Бюро по прикладной ботанике пришёл Роберт Эдуардович Регель (1867-1920 гг.). В 1888 году Р. Э. Регель окончил Петербургский университет и три года стажировался за границей. По возвращении, с 1891 по 1893 год он состоял консерватором Петербургского ботанического сада, а с 1893 по 1897 ― приват-доцентом Петербургского университета. Диссертацию на степень магистра ботаники он защитил на тему "Ячмени с гладкими остями". Придя к руководству Бюро по прикладной ботанике, Р. Э. Регель чётко сформулировал цели и задачи коллектива и дал определение прикладной ботанике: "прикладная ботаника есть специальная отрасль общей ботаники, избравшая своим объектом возделываемые, а также дикорастущие полезные, сорные и вредные растения; таким образом, она является лишь специальной отраслью общей ботаники, ограничиваемою выбором имеющих отношение к сельскому хозяйству и подлежащих научному изучению растений". Особое внимание он уделял сбору коллекции семян различных культур, изучению стабильных и лабильных признаков растений, географии их распространения. Им, по единой методике, было организовано географическое изучение коллекции на нескольких пунктах. Коллекция ячменей, собранная Р. Э. Регелем, в 1920 году насчитывала 2932 образца. Таким образом, основные направления работы современного ВИРа ― сбор растительного материала и его географическое изучение, были чётко определены Р. Э. Регелем. Кроме того, Р. Э. Регель особо подчёркивал, что сборы необходимо ограничить растениями, имеющими непосредственное отношение к сельскому хозяйству, то есть он делал акцент на хозяйственной, практической стороне исследовательской работы прикладного ботаника.

Р. Э. Регеля, наряду с А. Ф. Баталиным, по праву считают основоположником прикладной ботаники в России. В 1908 году он организовал лучший, не только в России, но и во всём мире, журнал по прикладной ботанике, ― "Труды Бюро по прикладной ботанике". Он был прекрасным флористом, изучал флору "Озёрного края", уделяя особое внимание Петербургской губернии. Р. Э. Регель сплотил и воспитал замечательную школу исследователей: А. И. Мальцев ― академик ВАСХНИЛ, специалист по сорным растениям и овсам, автор широко известных статей и монографий, К. А. Фляксбергер ― кропотливый исследователь мирового разнообразия пшениц, Ф. А. Сацыперов ― специалист по подсолнечнику, другим масличным культурам и лекарственным растениям, Н. И. Литвинов, внимание которого было сосредоточено на изучении ржи, овса и других зерновых культур, В. А. Кузнецов, проводивший интереснейшие исследования по луговым травам. Труды Бюро по прикладной ботанике, как оригинальное периодическое издание, собрали вокруг себя сильный коллектив авторов.

Приведённые данные, со всей очевидностью, показывают, что перед революцией 1917 года Бюро по прикладной ботанике имело славную историю. Плодотворная деятельность учреждения высоко оценивалась не только в России, но и за рубежом. Даже в период революционных потрясений, в трудные послереволюционные годы исследовательская работа продолжалась и была весьма успешной.

В предвоенные годы (1911 г.) в Бюро прикладной ботаники проходил стажировку и молодой Н. Вавилов. С руководителем Бюро Р. Э. Регелем Вавилов познакомился в январе этого года, на съезде селекционеров в Харькове. Он настойчиво просил Роберта Эдуардовича принять его в Бюро на практику, но получил уклончивый ответ. В октябре 1911 года Н. Вавилов письмом напомнил Р. Э. Регелю об их харьковском разговоре и, в конце концов, начал практику в Бюро. Впрочем, через некоторое время, не дожидаясь окончания срока практики, он перешёл в лабораторию Артура Артуровича Ячевского ― известного миколога и фитопатолога. Приняли его хорошо, познакомили с работой, с её результатами. Направления работы лаборатории А. А. Ячевского были известны и положительно оценивались не только в России, но и за рубежом. Н. Вавилов проявил заинтересованность. Но на одном научном совещании Николай Иванович, в докладе по иммунитету растений, упрекнул Артура Артуровича в том, что он, дескать, неправильно трактует результаты исследований и делает ошибочные выводы. Возмущению Артура Артуровича не было предела. Он взял слово, в дискуссию вступать не стал, но высказал своё мнение о Николае Ивановиче и в заключение воскликнул: "И этот юнец ещё берётся меня учить!"

Бюро по прикладной ботанике после революции

Экономическая обстановка в России осложнялась. Решать финансовые и организационные вопросы Бюро интеллигенту Р. Э. Регелю становилось всё труднее. И он стал искать себе помощника, который мог бы заниматься всеми хозяйственно-организационными вопросами. Из всех возможных кандидатур как нельзя лучше подходил молодой, энергичный, пробивной Н. Вавилов. Поразмыслив, Р. Э. Регель в мае 1917 года решился предложить ему занять должность его помощника. Бюро тогда было переименовано в Отдел прикладной ботаники. Николай Иванович, работавший в то время в Саратове, довольно долго не отвечал на предложение Регеля и только спустя почти пять месяцев (в конце сентября) написал ответное письмо. В принципе он был согласен, но он поставил ряд условий, в частности, возможность параллельной работы в Саратове. 25 октября 1917 года Н. Вавилов был избран заместителем заведующего с отсрочкой появления его в отделе даже не до весны, как просил он сам, а до сентября 1918 года. Ему был установлен оклад 5000 рублей. Впрочем, в Петрограде Вавилов не появился ни в сентябре 1918 года, ни в сентябре 1919 года. Р. Э. Регель так и не получил себе помощника.

Наступил 1920 год. В Петрограде разруха, голод. В январе 1920 года Р. Э. Регель, как пишут его биографы, с целью немного подкормиться поехал в деревню в Вятскую губернию к родственникам жены. По дороге заразился тифом и вскоре умер. Н. Вавилов получил предложение возглавить отдел. Теперь он уже всерьёз задумался о Петрограде. В одном из писем он рассуждал, что руководить из Саратова отделом невозможно. Но всё же оставались сомнения: у отдела не было экспериментальной базы.

4 июня 1920 года. Открылся третий съезд селекционеров в Саратове, организованный Н. Вавиловым. Там он познакомился с ректором Петроградского Агрономического института Ильёй Львовичем Джандиери. Джандиери предложил Вавилову организовать кафедру генетики и селекции растений, а при кафедре две опытные станции ― генетическую и селекционную.

В сентябре 1920 года на ботаническом съезде в Воронеже И. Л. Джандиери напомнил Вавилову о своём предложении и пригласил его в Петроград, чтобы познакомить с условиями будущей работы. Вернувшись ненадолго после съезда в Саратов, Вавилов поехал к Джандиери. Эта поездка должна окончательно решить будет ли он переезжать в северную столицу. 14 октября 1920 года Н. Вавилов принял твёрдое решение ― переехать туда. Для организации опытных станций И. Л. Джандиери отдавал ему бывшую усадьбу (дачу) великого князя Бориса Владимировича Романова, внука императора Александра II. С 1920 года не только эта усадьба, но все парки Царского села находились в ведении Агрономического института.

Приняв такое решение, Николай Иванович приступил к работе в Отделе прикладной ботаники. Примерно в тоже время, в ноябре 1920 года, в Агрономическом институте Н. Вавилова единогласно был избран заведующим кафедрой генетики и профессором этой кафедры.

Вавилов пользовался вниманием и авторитетом у ректора Агрономического института. Об этом свидетельствует, например, следующий эпизод. 7 июня 1921 года в Президиум Учёного совета Агрономического института поступила докладная записка от профессора Н. А. Наумова. Он сообщил, что получил приглашение принять участие в фитопатологической конференции, намеченной на 19–22 июля в Северной Дакоте (США). Он также просил снабдить его валютой в достаточном количестве, чтобы закупить в Америке необходимое для лаборатории оборудование и литературу. Учёный Совет поддержал просьбу Наумова и просил ректора Джандиери ходатайствовать по этим вопросам перед Наркомпросом. Однако 15 июня 1921 года, то есть оперативно, всего через неделю после постановления Президиума Учёного совета, И. Л. Джандиери подал ходатайство в Наркомпрос о командировании в США ― но не профессора Н. А. Наумова, а Н. Вавилова. В ходатайстве говорилось, что Вавилов получил личное приглашение на конференцию и в Америке ему была обещана помощь в перемещениях. Джандиери также просил продлить Вавилову командировку до 3–4 месяцев и выдать ему валюту в размере 100 тысяч рублей золотом.

После этой командировки в Америку у Вавилова были и другие зарубежные поездки. Они плохо сочетались с его обязанностями сразу по двум направлениям ― по руководству Отделом прикладной ботаники и по заведованию кафедрой генетики и селекции в Агрономическом институте; где он, кроме прочего, должен был организовать работу генетической и селекционной станций. На генетической станции Агрономического института, в отсутствии Николая Ивановича, все организационные дела решал С. М. Букасов. На кафедре генетики и селекции он же читал лекции по этим предметам. То обстоятельство, что главного руководителя длительное время не было на рабочем месте, провоцировало недовольство в коллективах. В Агрономическом институте даже была создана комиссия по проверке работы кафедры.

Однако одну работу для Отдела прикладной ботаники Н. Вавилов провёл успешно. От имени руководства ОПБ и Наркомата земледелия он заключил договор с Детскосельским исполкомом о передаче Отделу сроком на 36 лет бывшей усадьбы Бориса Владимировича Романова и прилегающих к ней территорий, для организации опытной станции. То есть, получить именно того, чего ему очень не хватало в Отделе прикладной ботаники. Правда, это ущемляло интересы Агрономического института, где он тоже был заведующим кафедрой, вследствие чего договор был "учинён" в тайне от руководства института. Предстояло объяснение с ректором И. Джандиери. Николай Иванович выбрал наиболее надёжный, беспроигрышный ― атакующий ― вариант. В июле 1922 года, как заведующий кафедрой генетики и селекции, он подал руководству института Меморандум. В этом меморандуме он потребовал "изменить отношение" к генетической станции. Далее он написал, что в марте 1921 года из Саратова в Детское Село прибыло 27 человек. Взаимообразно Саратовский университет оплатил переезд. Следующее привожу дословно: "Мною было многократно указываемо Петроградскому институту на необходимость ассигновки суммы на переезд, который обошёлся, к тому времени, около 4 миллионов. До сих пор, несмотря на неоднократные заверения ректора, переезд остался неоплаченным". На полях Меморандума против этого абзаца И. Джандиери написал: Недобросовестное утверждение.

Вавилов продолжал: "Без больших колебаний в конце 1920 года я согласился взять на себя организацию кафедры и станции, хотя и знал трудности впереди, в особенности в настоящее время. Учитывая исключительно благоприятное расположение института в Детском Селе: наличие огромного числа построек, домов, мебели, живого и мёртвого инвентаря, технического отдела, оранжерей, как будто полную возможность быстро развернуть научную и учебную работу при содействии института, о каковом говорилось чрезвычайно много ректором института, я шёл определённо перевести весь центр работы нашей группы селекционеров и генетиков в Детское село". И далее: "Год жизни показал, что я очень ошибся, переоценил возможности института". Отвечая на эти обвинения, И. Л. Джандиери на полях Меморандума пишет: Год жизни в Америке и по заграницам, а не в Детском Селе. Никаких занятий за это время Вавилов не проводил. Вавилов ни разу или один раз был на заседании Совета института, где и надо было поднимать эти вопросы.

Затем Николай Иванович сетует на ничтожное финансирование, ему не нравится система управления, при которой за каждой мелочью нужно обращаться к ректору, на недопустимое вмешательство в автономию кафедры и пр. Далее в меморандуме: "всё это привело нас к необходимости коренным образом пересмотреть заново наше твёрдое решение сосредоточить свою работу в институте". И ещё Вавилов пишет: "в самом институтском строении есть ряд органических условий мешающих созданию настоящей высшей с. х. школы и серьёзной научной работе". На эти упрёки Джандиери ответил: Вавилов имел возможность влиять на организацию школы, но почему ни разу никакой критики мы не слышали? Почти всё нижеследующее есть либо провокация, либо недомыслие. На такие меморандумы неприлично и отвечать. И. Джандиери.

А нижеследующее, которое И. Л. Джандиери назвал "провокацией или недомыслием", заключалось в следующем. Вавилов поставил перед институтом 15 условий:

— Участок земли в 4–5 десятин у самой лаборатории и 15–16 десятин на расстоянии до версты.

— У существующего опытного участка, не допуская вмешательства архивной комиссии и садово-паркового факультета, вырубить ивы и другие деревья, окружающие огородный пруд.

— Главное здание станции следует обособить от других построек.

— Для нормального отопления зданий предоставить возможность самостоятельно заготавливать топливо.

— Электрифицировать станцию.

— Принять экстренные меры к нормальному функционированию водопровода.

— Сделать отдельный вход в помещение центрального отопления.

— Амбары, сараи, конюшни должны быть вблизи станции.

— Предоставленные в распоряжение станции оранжереи должны быть официально зафиксированы за станцией. Построить новых 1012 оранжерей, высоких и светлых, без которых работа станции не может вестись.

— Выделение парников на территории станции.

— Станции необходим свой живой и мёртвый инвентарь.

— Оборудовать здания станции мебелью, которой в институте много.

— Ремонт крыши главного здания.

— Квартиры для сотрудников станции вблизи самого здания станции. Он требует минимум шесть 4-ёх комнатных квартир. "Часть служащих станции прошедшую зиму провели в ужасных условиях, что подтверждается медицинским осмотром".

— Необходимо финансирование станции. За год станция практически ничего не получила и существовала за счёт Отдела прикладной ботаники.

Далее в меморандуме Николай Иванович писал: "К сведению ректора имею сообщить, что всё оборудование станции сделано почти исключительно за счёт отдела прикладной ботаники, в него вошла часть моего личного инвентаря, привезённого из Саратова, и с переходом нашим в другое место будет взято, как занесённое в инвентарь отдела".

Н. Вавилов также требовал, чтобы все его условия были выполнены в кратчайшие сроки. Он писал: "Это определит дальнейшее существование станции в институте". Это уже угроза, ультиматум. Конечно, для И. Л. Джандиери это был удар, как говорится, ниже пояса. Человек, которому он доверял, не отказывал в доступной помощи, защищал, когда поднимались вопросы, связанные с постоянным отсутствием Н. Вавилова, с тем, что его фамилия мелькает только в списках на получение зарплаты, этот человек сильно подвёл.

Понимал неловкость положения и Вавилов. Поэтому в заключительном абзаце Меморандума он сделал неуклюжую попытку сгладить эту неловкость. "В заключение этого беглого меморандума должен отметить от лица станции и всех сотрудников искреннюю признательность и уважение настоящему ректору института проф. Илье Львовичу Джандиери, секретарю института Маргарите Осиповне Горяиновой и проректору по финансовой части Евгению Борисовичу Лопухину за посильное внимание, которое они смогли уделить нуждам станции при всей своей занятости. Только благодаря активному содействию И. Л. Джандиери станция смогла просуществовать год и выполнить, хоть в тяжких условиях, часть своего научного задания". Заведующий кафедрой селекции и генетики проф. Н. Вавилов.

Резолюция на этом меморандуме: "К делу, как курьёзнейший документ".

Среди замечаний И. Л. Джандиери на полях вавиловского меморандума есть слова, что это провокация или недомыслие. Это, так называемое, недомыслие, Николай Иванович замыслил ещё летом 1920 года, когда И. Л. Джандиери знакомил его с имеющейся в Агрономическом институте экспериментальной базой. Чтобы осуществить намеченный план Николай Иванович согласился руководить кафедрой генетики и селекции, быть в штате Агрономического института, пойти в подчинение ректору, проректорам. И, несомненно, этот меморандум был направлен на оправдание отделения станции от Агрономического института. Большинство требований Николая Ивановича в той политической и экономической обстановке были неосуществимы и он это прекрасно понимал. На фоне такой разрухи меморандум Н. Вавилова иначе, как провокацией, направленной на оправдание отделения генетической станции от Агрономического института и присоединения её к Отделу прикладной ботаники, не назовёшь. Подтверждением тому служит записка Николая Ивановича в Правление уже Пушкинского сельскохозяйственного института с предложением преобразовать генетическую станцию института в опытный участок кафедры селекции. Эта записка зарегистрирована 10 июля 1923 года. Николай Иванович пишет: "Настоящим имею честь довести до сведения правления нижеследующее: Генетическая станция института, состоящая при кафедре селекции, открытая три года тому назад по инициативе Агрономического института, фактически с самого начала её существования не могла развиваться нормально, и для того чтобы вести серьёзную работу, мне пришлось определённо связать свою работу с Отделом прикладной ботаники и селекции и возбудить вопрос о создании Центральной опытной станции прикладной ботаники и селекции, каковой и был разрешён в утвердительном смысле Всероссийским съездом по опытному делу и Наркомземом". Таким образом, Николай Иванович Вавилов создал при Отделе прикладной ботаники и селекции Центральную опытную станцию. Но Генетическую станцию сельскохозяйственного института никто не сокращал. А база, на которой эти станции сосуществовали, была одна. Поэтому, в конце записки Николай Иванович пишет: "Таким образом, настоящим я имею честь предложить правлению, согласно заявлению заведующего генетической станцией < видимо? имеется в виду С. М. Букасов>, таковую станцию преобразовать в опытный участок кафедры селекции, сократив персонал станции до 12 человек и переименовав её в опытный участок кафедры селекции". Штат генетической станции сельскохозяйственного института тогда насчитывал 26 сотрудников. Резолюция на этом документе: Согласиться назвать ― селекционное поле.

Таким образом, сельскохозяйственный институт лишился прекрасной экспериментальной базы, которую сейчас называют Пушкинские лаборатории ВИРа.

Руководство кафедрой в институте Николай Иванович осуществлял вплоть до 1927 года. Но руководство это было формальным. Основное внимание, между длительными командировками за рубеж, в экспедиции и на конгрессы, он уделял Отделу прикладной ботаники. Впрочем, из-за постоянного отсутствия руководителя в 1927 году взбунтовался и коллектив Отдела прикладной ботаники. Было бурное заседание Учёного совета. Лектором на кафедре Агрономического института Н. Вавилов оставался до 1930 года.

Коллекция семян ВИРа

А теперь поговорим о знаменитой коллекции образцов семян ВИРа. С ней тоже было и есть немало курьёзов. Я как-то задал вопрос, почему коллекция ВИРа в 1940 году насчитывала 300 тысяч образцов, а в 2007 ― 318 тысяч? Получается, что за 15 лет было собрано 300 тысяч образцов, а за последующие 67 лет ― только 18??

В 1920 году тогдашний директор ВИР Р. Э. Регель считал главной задачей института сбор и изучение растительных ресурсов, имеющих непосредственное отношение к развитию сельского хозяйства России. Н. Вавилов, сменив Р. Э. Регеля, решил, что необходимо мотаться по свету и собирать всё подряд; если сейчас не нужно, то когда-нибудь, лет через 100–200, пригодится. При ответственном отношении к делу необходимо было взвесить всё за и против, рассчитать, как сейчас выражаются, составить бизнес-план. Уже в 30-х годах прошлого века такая безрассудная политика подвергалась критике. Вавилов гордился тем, что в коллекции собралось 300 тысяч образцов, а оппоненты писали: "300 тысяч мусора, который через каждые 3–4 года необходимо пересевать на сотнях тысяч делянок". В стране повальный голод, умирают десятки, сотни тысяч людей, а на что тратятся государственные деньги? Штат института раздут. Мне приходилось слышать разные цифры ― 1000 ― 1200 ― 1400 и даже 1800 человек. Из 300 тысяч образцов коллекции до 1940 года ни одного не было внедрено в производство, хотя деньги тратились огромные. Критики указывали на эти недостатки и неоднократно писали и говорили о необходимости завозить из-за рубежа современные высокоурожайные сорта и внедрять их в производство. Вавилова эта критика раздражала.

Мало того, и методика работы ВИРа с собранными семенами имела значительные недостатки:

1.  Нетрудно размножать самоопыляющиеся культуры, а как быть с перекрёстниками? Нужны изоучастки, изоляционные кабины. А где их взять на сотни тысяч образцов? Поэтому, в довоенные годы, поддерживали коллекции перекрёстников без изоляции.

2.  При поддержании перекрёстников в изокабинах (обычно 5 кв. м.) старались втиснуть под одну кабину как можно больше культур, например 2–3 корнеплода свёклы, 3–4 моркови, 2–3 растения огурца и т.  д. Результат ― обеднение исходной популяции.

3.  Недостаток средств, изоучастков и изокабин, заставлял, как говорится, выкручиваться. Подбирались образцы одной культуры, сходные по морфологическим признакам и их высевали на одном изоучастке. Переопыление неизбежно. Оригинальность образцов терялась. Использовался метод шахматного расположения делянок на поле. Так поддерживалась всхожесть семян коллекции арбуза и дыни ― делянка арбуза, делянка дыни, делянка арбуза и т.  д. Но по углам делянок плети переползали на соседние делянки, да и для насекомых-опылителей 3-5 метров не является барьером.

4.  Из экспедиций обычно привозили небольшое количество семян каждого образца (1–5, от силы 10 граммов, в зависимости от крупности семян). Это мизерная часть популяции, она не отражает всё её содержание.

5.  Образцы любой культуры из Америки через 3–5 пересевов в России совершенно изменяют свой внутрипопуляционный состав, остаются биотипы, лучше приспособленные к условиям их размножения (Майкоп, Москва, Поволжье), а преобладающие биотипы оригинала исчезают.

Зарубежные экспедиции ВИР, в большинстве, были плохо продуманы. Посещение какой-либо страны, или ряда стран с расплывчатым заданием ― сбор растительных ресурсов. Собиралось всё подряд, в том числе на рынках. Приведу пример: в конце 1970-х годов группа сотрудников ВИРа ездила в Испанию. Среди доставленного материала было около 50 образцов лука репчатого. Все они были высеяны на Майкопской опытной станции. Сотрудница по лукам, доктор наук Антонина Алексеевна Казакова, попросила меня пройтись вместе с ней по посеву. Все образцы были идентичны и в первый и во второй год жизни. Пришлось их объединять в один образец. Экспедиции должны иметь конкретную цель, а не сбор всего, что "попадёт под руку".

Поддержание в живом виде любой коллекции дело очень хлопотное и сложное. Расцвет работы ВИРа приходится на конец 1960-70-е годы, когда директором был Д. Д. Брежнев. Будучи первым вице-президентом ВАСХНИЛ, он имел непосредственное отношение к распределению средств, и ВИРу всегда доставалось чуть больше. Кроме того, он умел строго спрашивать с подчинённых. Даже в те годы коллекция ежегодно теряла 1–2% своего состава, по ряду объективных и субъективных причин. Опытные станции редко справлялись на 100 % с планом поддержания. С годами положение усугублялось. И в настоящее время положение не только с поддержанием, но и с изучением коллекции катастрофическое. В конце 2007 года я писал отзыв на одну прекрасную диссертацию, выполненную на одной из опытных станций ВИР. Исходный материал ― более 500 образцов коллекции. Семена почти 20 % коллекции оказались мёртвыми, невсхожими. Я сознательно не называю культуру, потому что в настоящее время подобное положение со многими коллекциями. За это нельзя винить сотрудников. Дело в том, что поставленные перед коллективом ВИРа задачи не совпадали с возможностями.

А теперь несколько слов о КПД коллекции. ВИР отчитывается количеством разосланного селекционерам коллекционного материала. По овощным культурам, например, заявка ― это 20–30 образцов, в редких случаях, доходит до ста. Селекционер высевает их на участке оценки исходного материала и отбирает пригодные для использования в его селекционной программе. Обычно это 2–3 образца. Остальное — брак. Иногда выделить что-либо полезное вообще не удаётся.

Ещё о коллекции семян ВИРа. 1963 год. После окончания Ленинградского сельскохозяйственного института я был направлен в Архангельскую область на опорный пункт ВИР. Занимался мной временно исполняющий обязанности зав. отдела овощных культур Б. И. Сечкарёв (работал с коллекцией моркови). Знакомя с работой института, он, с сожалением, поведал, что во время войны основная часть коллекции вместе с частью персонала была эвакуирована на Урал. После войны коллекция в ВИР не вернулась, железнодорожный вагон в пути где-то затерялся. Через 4–5 лет об этой ситуации я вспомнил в отделе овощных культур в кабинете Д. Д. Брежнева. Помимо Д. Д. Брежнева, присутствовала при разговоре А. А. Казакова (работала с коллекцией луков). Антонина Алексеевна сказала, что никакого вагона не было. Хотели на месте эвакуации открыть опытную станцию, но по каким-то причинам не получилось (после снятия блокады эвакуированный персонал с такой скоростью устремился в Ленинград, что забыл о коллекции), а через 3–4 года возвращать было нечего.

В конце 1987 года, в год столетия со дня рождения Н. Вавилова, мне довелось проехать Бразилию с севера (г. Бразилиа) до самого юга (г. Порту-Алегро). В ряде университетов и институтов я упоминал о ВИРе и его коллекции, в том числе о довоенных сборах образцов в Бразилии. Был большой интерес и было много просьб выслать старинные бразильские образцы. По возвращении, стремясь выполнить обещания, я обращался во многие отделы. Ни одного довоенного образца бразильского происхождения не нашлось.

В заключение повторю вопрос. В публикациях Н. Вавилова и ряда других сотрудников ВИРа (1936-1940 гг.) утверждалось, что институтская коллекция семян насчитывает 300 тысяч образцов различных с.-х. культур. Имеется много публикаций о героическом спасении коллекции ВИРа в период блокады Ленинграда. Однако в отчёте ВИРа за 2006 год, который представлен в РАСХН, фигурирует цифра 318 тысяч.

Спрашивается, почему коллекция растительных ресурсов ВИРа за последние 60 лет активной экспедиционной деятельности пополнилась всего на 18 тысяч образцов?

Возможные ответы:

1.  Указываемое количество довоенных образцов ― 300 тысяч ― не соответствует действительности;

2.  Коллекция утеряна в военное время;

3.  Активная послевоенная деятельность ВИР по сбору растительного материала ― миф.

Приложение. Договор с Детскосельским исполкомом

Комментарии автора. Нижеследующий Договор был заключен Н. Вавиловым с Детскосельским исполкомом. В верхней части этого договора рукой Николая Ивановича написано: "Ценнейшая бумага …. не затерять!!". Поэтому текст этой ценнейшей бумаги привожу полностью с сохранением орфографии и стилистики.

Договор

Тысяча девятьсот двадцать второго года, мая двадцатого дня, мы нижеподписавшиеся, представители Детскосельского Исполнительного Комитета Совета Рабочих и Крестьянских депутатов в лице заведывающего Отдела Народного Образования тов. КОСТИНА, заведывающего Земельным Отделом тов. ПРОКОФЬЕВА и заведувающего Отдела Местного Хозяйства тов. ГОЛОВЕШКО, с одной стороны, Представителя Сельскохозяйственного Учёного Комитета Народного Комиссариата Земледелия в лице Члена Комитета и директора Отдела Прикладной Ботаники и Селекции профессора Н. И. Вавилова и заведывающего Экспериментальной станцией Отдела Прикладной Энтомологии Н. (второй инициал неразборчив) Троицкого, с другой стороны, заключили настоящий договор в нижеследующем:

1.  Согласно постановления Детскосельского Исполнительного Комитета от 12 мая 1922 года, Сельскохозяйственному Учёному Комитету Народного Комиссариата Земледелия для организации Центральной Опытной Станции по прикладной ботанике и селекции с Экспериментальной Энтомологической станцией предоставляется в пользование сроком на тридцать шесть лет а/ усадьба Бориса Владимировича, находящаяся в гор. Детском Селе, по Московскому шоссе за Колонистским прудом в границах бывшего владения со всеми надворными постройками и жилыми домами, а также б/ участки земли, непосредственно прилегающие к усадьбе Бориса Владимировича с юговосточной стороны, общей площадью в двенадцать десятин.

2.  Передаваемое имущество, поименованное в ч. 1 настоящего договора, не может быть передано Учёным Комитетом другому учреждению без согласия Детскосельского Уездного Исполкома.

3.  Сельскохозяйственному Учёному Комитету предоставляется право производить ремонт и переоборудование существующего помещения и возводить новые сооружения на участке, передаваемом по п. 1.

4.  Передача указанного имущества Сельскохозяйственному Учёному Комитету производится на следующих условиях: а/ дом и надворные постройки передаются в момент подписания Договора и по заключению Договора с Отделом Местного Хозяйства на общих основаниях по (дальше слово неразборчиво) акту с инвентарными описями, б/ комнаты освобождаются Исполкомом после приспособления соответствующего помещения по указанию Отдела Народного Образования, в/ участок земли в три (десятины передаётся?) Станции немедленно по заключению настоящего Договора, г/ полевой участок, прилегающий непосредственно к усадьбе Бориса Владимировича вне ограды, передаётся Станции на общих основаниях следующими очередями, постепенно отступая от ограды: а/ осенью 1922 г. после уборки урожая передаётся две десятины б/ осенью 1923 г. после уборки урожая ещё три десятины в/ осенью 1924 г. передаётся четыре десятины г/ осенью 1925 г. передаётся ещё три десятины, всего двенадцать десятин.

5.  Станция берёт на себя расходы или производит собственными средствами распашку целинных земель, если таковые будут Земельным Отделом отведены нынешним использователям участков, передаваемых Станции по п. 4.

6.  Сельскохозяйственный Учёный Комитет Народного Комиссариата Земледелия возмещает Отделу Народного Образования все расходы по ремонту дома Бориса Владимировича, произведённому в 1922 году средствами Наробраза, а также принимает на себя расходы по ремонту конюшны, поступающей в распоряжение Наробраза в замен освобождаемых согласно пункту 4-му, конюшен в усадьбе Бориса Владимировича.

7.  Настоящий Договор вступает в силу немедленно после утверждения его Президиумом Детскосельского Исполкома.

8.  Договор учинён в двух подлинных экземплярах.

Далее идут подписи договаривающихся сторон.

На левом поле листа написано от руки: "Разсмотрен и утверждён на заседании Президиума ДС Исполкома 30/V-22

Секретарь (подпись)"

 

Н. Вавилов и бюро ВИРа в Нью-Йорке (переписка Н. Вавилова с Д. Бородиным)

Повернём вспять стрелки Великого Механизма Времени и окунёмся в прошлое, прошлое, прожитое не нами. Переместимся в 20-е годы XX века, когда в России бушевали сгустки социальных противоречий, и страна содрогалась в судорогах жесточайших несчастий ― разруха, голод. Оживить картины прошлого нам помогут письма. Письма, написанные Дмитрием Николаевичем Бородиным Николаю Ивановичу Вавилову ― известному учёному, академику, длительное время возглавлявшему сельскохозяйственную науку Советского Союза.

Вначале я собирался представить диалог Вавилов ― Бородин, но, к сожалению, вавиловских писем сохранилось мало. Поэтому данная работа ― монолог в письмах. Это своеобразная "оптимистическая трагедия". В ней Николай Иванович, являясь главным действующим лицом, остаётся в тени.

В конце июля 1921 года Н. Вавилов принимал участие в фитопатологической конференции, которая проходила в штате Северная Дакота (США). Он приложил максимум усилий, задействовал все возможные связи, чтобы добиться этой командировки. В июле его желание исполнилось. В это же время исполнилось 8 месяцев пребывания его на посту руководителя Отдела прикладной ботаники и 7 месяцев у руля создаваемой им кафедры генетики и селекции Петроградского сельскохозяйственного института. Организационной и текущей работы, как говорится, невпроворот. Следовало бы ожидать быстрого возвращения Николая Ивановича домой. Но не тут-то было. Командировка превратилась в путешествие по США и Канаде, растянувшееся на 7 месяцев. В Петроград Вавилов вернулся только в феврале 1922 года.

12 марта 1922 года он написал в Народный комиссариат земледелия (Наркомзем): "В октябре прошлого года, во время моего пребывания в Америке, мною было открыто в Нью-Йорке Отделение прикладной ботаники и селекции с целью установления постоянных сношений с американскими опытными учреждениями, с целью сбора образцов растений и семян и научной литературы для русских опытных учреждений. Во главе ― агроном Д. Н. Бородин. Им собрано со всех штатов Америки и частью с других стран огромное количество сортов растений и переслано в Россию (до 20 000), собрана огромная литература со всех опытных станций, установлено общение не только с Соединёнными Штатами и Канадой, но и с другими странами. В полном смысле слова оно сыграло роль для русских опытных и сельскохозяйственных учреждений окна в мир".

А вот как историю создания Нью-Йоркского отделения представлял сам Д. Н. Бородин в журнале "Обозрение Американского сельского хозяйства", 1925, т. 2, № 1 (журнал был основан Д. Н. Бородиным с целью ознакомления учёных России с новейшими достижениями США в сельском хозяйстве):

"Осенью 1918 года, когда вопрос о моей поездке в Соединённые Штаты был окончательно решён, в составе моего скудного багажа были пакеты с семенами житняка, кунгурского красного клевера, солодки, ковыля с солонцов и двух видов валерианы… Семена эти предназначались для обмена в Соединённых Штатах на американские семена в Вашингтоне и Бруклине. Имена мистера Давида Фейрчайльда и профессора Ганзена были мне известны из литературных источников и к ним я пролагал путь далёкий, исключительно трудный и тернистый. Сделать то, что они сделали для Америки, но сделать для России, решил я тогда… Прошло три года… Узнал о приезде в Америку первых после революции русских учёных гостей, профессоров Н. И. Вавилова и А. А. Ячевского… Мною была послана профессору Н. И. Вавилову через профессора Г. Р. Боллей в Фарго (Норт Дакота) подробная записка с предложением организовать "трансплантацию американских культурных и диких растений в Россию". Копия записки была переслана профессору А. А. Ячевскому в Сен-Пол (Миннесота) через доктора Е. С. Стакмана… В кабинете одного из профессоров Калифорнийского университета… я совершенно неожиданно столкнулся с Николаем Ивановичем Вавиловым, немедленно заявившем буквально следующее: "Записку получил. Слово трансплантация нужно заменить словом интродукция. Идея правильная. Предложение принимаю. Подробности вечером".

И вот в городе Беркли в штате Калифорния, на второй родине известного чудотворца в области растениеводства м-ра Лютера Бербанка вечером 20 сентября 1921 года с профессором Н. И. Вавиловым, командированным в Соединённые штаты Сельскохозяйственным комитетом, был заключён письменный договор об организации мною интродукции культурных и диких растений из Нового Света в Россию.

Докладная записка о трансплантации и договор об интродукции явились тем фундаментом, на котором возникло Русское сельскохозяйственное агентство в Америке".

Началась интенсивная переписка.

15 января 1922 года

Дорогой Николай Иванович!

…

Посылку Вашему сыну посылаю <имеется в виду Олег>.

…

Ваш Д. Н. Бородин

21 января 1922 года

Дорогой Николай Иванович!

…

Хочу высказаться… в связи с некоторыми из моих доводов в пользу моей постановки вопроса о направлении работы. Должен Вам сказать, что финансовая неопределённость сильно мешает во многих отношениях. Я не миниатюарист и не буду копаться в мелочах, а кроме того, я определённо обамериканился. Поясню. Вы непрямо намекаете на то, что нужно делать что-либо одно и служить или Богу, или Мамоне. Если под Богом Вы разумеете чистую науку, а под Мамоной практику, из неё выходящую, то мы с Вами сильно расходимся теперь во взглядах и Америка дала мне то, что Россия не смогла дать нам обоим. Судите сами: случай показать и дать возможность произвести интродукцию не в научно-опытном, а в жизненно потребном масштабе Вы называете Мамоной и неприемлемым, копание же в течение 3-х лет на опытном поле ― Богом?

Политические затруднения? Коммерческая деятельность? Ничуть не бывало! Не всё ли равно здесь в Америке при налаженности коммерческого аппарата, купить 100 пакетов семян или 100 вагонов их?

Скажу, что тот же самый труд. Мелочная покупка требует больше труда и больше средств на производство её ― одна запись чего стоит. Поэтому я немедленно ответил Вам и Дубянскому телеграммой.

Если Вы хотите, чтобы Россия имела максимум интродуцированных растений в жизненно потребном количестве, а это, и только это — единственная цель всей работы моей и Вашей и её смысл, то Вы не должны возражать на моё служение Мамоне, как Вы выражаетесь.

1.  Рекомендация семян и участие прямое или косвенное в семенной компании Гувера даёт сразу миллионы бушелей желательных растений.

2.  Рекомендация и закупка (дело 1 дня) семян для Дубянского, борющегося с засухой, необходимы, и отойти от этого преступно, это величайший случай дать что нужно по интродукционной схеме.

3.  Рекомендации и участие во всех частных покупках (для России) необходимо и я даю списки для Армении для Внешторга, в Константинополе их office.

4.  Отъезжают в Россию с. х. артели и я долблю им в даровых воскресных лекциях, что нужно взять из семян (лекции продолжу).

Всё это способы интродукции, а то, что мы с Вами ввязываемся в полукоммерческие, полуобщественные дела ― это способ удержать аппарат бюро заказов, его жизненную потребность.

Для меня это ясно вполне. Чем больше даже постороннего дела попадает в мои руки, тем больше шансов для возможности доведения дела до конца. И если завтра я от кого угодно получу предложение развернуть Отдел до пределов с. х. агентства, я не постеснялся бы согласиться, с Вашего благословения, и дело снабжения теми же семенами и книгами выиграло бы. Это лишь пример американского прагматизма.

После года жизни в Америке на меня при свидании с Вами сильно подействовали следующие факты: Ваше предложение писать книгу о полевых культурах в первую очередь. Книга как самоцель перестала для меня быть понятной. Книга нужна из-за сведений; сведения нужны для дела. какого? Утилизации в России сортового состава, методики культуры и т.  п. в Соединённых Штатах!

Люди смертны, и поэтому нужна книга для распространения знания.

Всё это нужно, но в обратном порядке: 1 ― семена, 2 ― всё остальное. Организацию и дело здесь ставят перед книгой, а книгу после…

Я не знаю, как удаётся в России сохранить работу Бюро при удалении от жизни. Неужели Вы упустите случай превратить все опытные станции в семенные хозяйства? Неужели в России уже достаточно хороших семян? Да неужели это не окупится и не будет оценено по достоинству? Словом, где это нужно, я постараюсь быть в контакте с жизненными потребностями, и Вы не слишком ругайте меня.

Чистой наукой и миниатюрными дозами работу не окупишь, как ни лезь из кожи (валюта).

Вывод: не препятствуйте быть в контакте с публикой, коя будет объсеменять Россию ― это наше дело, которое не видно за размерами Организации семенной компании. Вас пугает? Снабжать станции материалом, который через 3 года даст результат (правильный вывод о сорте), обидно, позволяя в то же время гнать тысячи тонн случайных семян иммигрантов. Не понимаю я этого. И как это Вы думаете оградить научную работу от вторжения жизни (голода и т.  п.), изолировавшись от неё…

Ваш Д. Бородин

31 января 1922 года

Дорогой Николай Иванович!

…

Если Ваша помощь выразится в 6–7 долларов в месяц, то не трудитесь. Я понять не могу, но вижу, что русский "аугуриум" тот же, что и раньше и диогенство ему свойственно, как один из видовых систематических признаков. Жизнь катит мимо бочки, а бочка занята.

С Новым Годом!

P. S. Ваше письмо Ball получил, и ему и доктору Харлану ждать надоело Вашего приглашения. Он через 2 недели уезжает в Алжир, Тунис и Марокко, оттуда едет в Индию и будет ползти от Калькутты в Симлу и выше по мере созревания хлебов. Зимою он едет в Абиссинию (там посевы зимние).

Ваш Д. Бородин

30 марта 1922 года

Дорогой Николай Иванович!

Позволю себе поделиться с Вами своими соображениями при использовании посылаемого мною семенного материала помимо того использования, которое Вы предполагали в селекционных целях.

Служение практическим целям ― дело прикладной ботаники. Я посылаю Вам в Россию из Америки значительное количество культурных растений, имеющих то или иное экономическое значение. Я делаю всё, чтобы посылать растения в порядке их постепенного экономического значения. Вы предполагаете распределить их по сельскохозяйственным опытным станциям для производства селекционных опытов, а также выяснения их пригодности в данных климатических и почвенных условиях. Я даю Вам ряд данных о пунктах возможного их произрастания на основе интродукционной схемы. Более чем уверен в том, что многие из нужных растений не смогут быть доставлены в краткий срок на юг ко времени их нормального посева. Речь идёт о растениях из южных штатов, Кубы и Мексики. В этом случае, на мой взгляд, было бы весьма желательно использовать ботанические сады и их теплицы. Я был бы вполне удовлетворён следующим разрешением вопроса.

Опытные станции временно превратить в семенные хозяйства коммерческого типа и войти в особое полуконцессионное соглашение с частными семенными фирмами и кооперацию с ними. Одновременно войти в соглашение с сельскохозяйственными обществами и кооперативами.

Все ботанические сады временно превратить в рассадники полезных растений, испросив из Наркомзема специальный кредит для ведения дела. Подчинить часть персонала Наркомзему или пригласить новый персонал для обслуживания под общим руководством Бюро прикладной ботаники всей сети семенной индустрии. Создать особые постоянные при ботанических садах отделы культурных растений. Я лично совершенно не понимаю, как можно выписывать Victoria regia (что я всё-таки лично сделал) для Исаченки. Я предпочитаю видеть 20 разновидностей (да и Вы тоже) Velvet beans, 200 soybeans, 10 cowpeas, 30 sweet potatoes, 10 peanuts и т.  д. Может кое-что и не пойдёт при Вашем питерском отсутствии дров и тому подобных анормальностей, но у Вас будет резерв семян, не использованных в теплице.

Словом, завоюйте кусок Ботанического сада, оккупируйте его культурными растениями другого континента, создайте рекламу, создайте моду на американские растения и заставьте широкую публику забыть схоластику и беллетристику, литературу и поэзию для агрикультуры. Хотя я сомневаюсь иногда, получая письма от своих коллег, головы которых до сих пор набиты теориями, несмотря на практику, которая уже имела место, чтобы большинство пошло по пути устроения жизни, как это имеет место в Америке. Иногда в этих письмах чувствуется, что жизнь кто-то другой должен устраивать.

С приветом, Д. Бородин

2 апреля 1922 года

Дорогой Николай Иванович!

…

Средства иссякли уже три недели тому назад. Я проедал свои запасы (160), и теперь у меня 10. 50 на книжке и резерв (ликвидационный) на другой (книжка Бюро) в 75 долларов.

Чтобы вывернуться пришлось заняться предосудительным с Вашей точки зрения делом: закупить семян кукурузы и проса для южной России, которых я купил на 10 000 долларов для одной из организаций, снабжающих голодную Россию. С точки зрения интродукционной эта покупка дала около 5 000 фунтов north western dent и ряда других дакотских фунтов.

Для меня это всего 75 долларов, которые пошли на уплату за помещение до 1 апреля…

Очень рад, что удалось Вас заинтересовать теорией интродукции, в итоги Вы, видимо, уверовали также. Те же Life zones (жизненные зоны) Абиссинии, Перу и Европы очень наглядно показывают смысл интродукции, когда может быть не "виды" можно перенести, так разновидности с одного конца мира в другой. Я рад, чем могу, помочь и буду здесь работать, но ехать теперь же в Россию не слишком стремлюсь, ибо отсюда больше можно сделать, и я в этом уверен.

Ваш Д. Бородин

22 апреля 1922 года

Дорогой Николай Иванович!

…

3-его апреля представитель ARCOSа здесь предложил мне выполнить заказ ARCOSа на семена (то есть заказ Дубянского и Таланова) ― я согласился, оговорив себе 20 долларов в сутки, в расчёте на то, что могу содержать на это всё Бюро, и содержу, расходуя на себя по 116 долларов в месяц (прожиточный минимум).

Ваш Д. Бородин

? апрель 1922

Дорогой Николай Иванович!

…

1 апреля я получил Вашу телеграмму о том, что Бюро закреплено и деньги высланы, на что я запросил Вас телеграфно (в Питер) о размере месячного бюджета, но ответа пока не имел. Дела при отсутствии монет, ясно, не могут идти блестяще. Вы ничего не обеспечили вкладом в Лондонский банк, и я также предвидел ликвидацию. Желая выкрутиться, взялся за покупку семян и вошёл в переговоры с кооперативами.

…

Ваш Д. Бородин

3 апреля 1922 года

Дорогой Николай Иванович!

Ваша телеграмма о закреплении Бюро получена (из Москвы). Очень рад, что нашлись на это средства.

…

Я теперь более уверенно смотрю на будущее и постараюсь оправдать Ваше доверие, которое меня трогает весьма. Сознаюсь, что дело шло не без заминок, но иного трудно было и ожидать в новом деле и при не налаженной связи с Россией и с Вами лично и полной Вашей зависимости от средств, так же как и моей.

Одного я не знаю ― это размера бюджета месячного и годового, что определяет дальнейшее. Если бюджет выразится в той сумме, которую Вы мне написали из Ревеля, а именно мне 200 долларов, прочим 125 долларов и упаковка и помещение 150 долларов, итого 475 дол. ― очень мало и не даст возможности работать ― это ясно.

Выход я найду, конечно, и дело не брошу, но всё же на 100–125 долларов я не смогу и не хочу работать, зарывшись в библиотеку и уйдя от жизни.

Вы отметили мою инициативу и энергию ― и это мои главные плюсы. Дайте мне возможность их проявить в наилучшем устроении и производительности Бюро, на что я теперь обращаю главное внимание.

…

Ну-с, пока всё. Ваш Д. Бородин

12 мая 1922 года

Дорогой профессор Вавилов!

…

Я очень хорошо осознаю, дорогой профессор, что Вам не слишком нравится, что я веду мою работу с большим размахом. Вы предпочитаете граммы семян, я ― тонны. Вы предпочитаете исключительно Вашу собственную работу. Мне нравится то же самое, но я пытаюсь найти возможность выполнять эту деятельность на более фундаментальной основе…

Искренне Ваш Д. Бородин

? май 1922 год

Дорогой Николай Иванович!

…

Вы очень ревнивы в случаях попыток моих к расширениям и присвоениям. Взялись за Дубянского, определённо, но, my dear, если я останусь при одной ботанике, я быстро сяду в калошу, исчерпаюсь и перестану быть рентабельным. Ну, да к чёрту это всё…

В Россию скоро не зовите, ― не поеду, а сделать сделаю всё, что смогу, ― здесь я настолько ориентируюсь скоро, что буду незаменим…

Вы ищете денег и героически их находите, но масса денег, среди коих наши расходы были бы ничтожными, проходят в другие руки и вообще за границу. Да и это к чёрту…

Ваш Д. Бородин

3 июня 1922 года

Дорогой Николай Иванович!

…

Я абсолютно, по-видимому, не понимаю того, что творится у Вас в России и какое отношение имеет факт вставления стёкол в бывшем Германском посольстве к финансовым затруднениям Бюро.

Я вижу вполне ясно лишь одно то, что германские произведения действительно наводнят Россию, а здесь делается чересчур мало для того, что бы в Россию что-либо двинуть. Я мог бы много сказать,… но Вам это не интересно…

Очень рад, если наша популярность даст возможность работать и дальше в 1923 и 1924 гг. Имейте в виду, что я скоро не собираюсь в Россию и жить там тоже не хочу. Мне жаль будет потерять связи и опыт, здесь приобретённые, разве они не ценны?

Ваш Д. Бородин

P. S. Посылки высылаю

Это письмо Бородин отправил 3 июня 1922 года и 3-го же июня Вавилов пишет Бородину: "Положение с продовольствием довольно неважное и было бы хорошо если можно было бы посылать посылки 1.  На моё имя, 2. На имя сына моего Олега ― Москва, Средняя Пресня, 15, 3. На имя брата Сергея Вавилова ― Москва, Средняя Пресня, 15.

8 июля 1922 года

Дорогой профессор Вавилов

…прилагаю список семян, которые были посланы в Наркомзем. В левой колонке этого списка Вы увидите номер "Интродукция Д. Бородин", которыми я очень прошу пользоваться в опытах с этими новыми семенами. Прилагаю также перечень семян, переданных Дубянскому.

С наилучшими пожеланиями, искренне Ваш Д. Бородин

14 июля 1922года

Дорогой Николай Иванович!

…

Початки получим уже наверно. Кукурузу, ясно, нужно не вгонять в один пункт, это, с моей точки зрения, абсурд полнейший и грубое нарушение интродукционной схемы. Главная масса кукурузы ясно будет на Северном Кавказе и в южной России. N. Dakota должна быть в Везейске и Саратове, часть в Харькове и Воронеже.

Селекция пойдёт на севере и востоке на краткость периода, засухоустойчивость и морозостойкость. На юге ― на урожайность. Делать селекцию в одном пункте нельзя… Не забудьте, однако, Ставрополя и Екатеринодара ― вот где кукуруза пойдёт в большом количестве. Ставрополь особенно, так как его два опытных поля расположены на разной высоте, и созревание разнится на 1–2 недели. Кроме того, в Ставропольской губернии количество осадков очень различно в различных пунктах, кои напоминают штаты…

Сейчас я имею сведения, что агенту ARCOSа неприятна моя самостоятельность и он будет стремиться прибрать к рукам моё дело или отобрать его тем или иным способом. Я ничего не возражаю против работы с Сельхозсоюзом, Наркомземом, но с ARСOS-ом, по-видимому, нужно всё сделать чтобы allinc-а избежать. Раньше я думал, что это возможно, но поведение Шермана меня определённо убедило в противоположном. Этот allance крупным тормозом может стать, так как я отправкой не буду ведать совершенно, не говоря о другой зависимости…

Д. Бородин

21 июля 1922 года

Дорогой Николай Иванович!

…

ARCOS в лице Шермана идёт походом и стремится нас съесть. Я иду на работу с Сельскосоюзом, но отнюдь не подчиняюсь ARCOS (ранее я думал иначе) и вижу, что, кроме враждебной подозрительности, там я ничего не найду…

Ваш Д. Бородин

13 августа 1922 года Вавилов пишет Бородину, что "голод добивает Россию" и "Большая просьба к Вам, если позволяют ресурсы, выслать посылки. Первые три: на моё имя, на имя Чинго-Чингаса и Якушкиной ― получены. Пошлите на этот раз по нашему адресу следующим нашим сотрудникам.

Виктору Евграфовичу Писареву

Кириллу Наумовичу Ткачуку

Константину Андреевичу Фляксбергеру

Надежде Максимилиановне Шаллерт

Елене Ивановне Барулиной.

Очень прошу об этом".

23 января 1923 года

Дорогой профессор Вавилов!

…

Бюро в целом, конструкция Бюро, по-видимому, ещё не выращена "триумвиратом". Николай Максимович говорит о расширении деятельности до Учёного комитета в целом или даже о представительстве от Наркомзема in corpore. В последнем случае, конечно, возникнут очередные русские сомнения о том, "знают" или "не знают" кандидата.

Решайте сами по делам нашим, ибо навязываться непригодно, но и сдавать позиции мы не собираемся. Ваши "отеческие внушения" я получил и в Нью-Йорке, когда Вы собирались дать меня проглотить по очереди А., М. и т.  д. В Берлине Вы метали молнии и громы и хотели дать меня на съедение Со, но сейчас я уже опасаюсь различных американских компаний (несть им числа), кои скушать не прочь и меня и Вас, или же, вернее, повторить историю с "корешками" и "вершками".

Нужны мы Вам и другим? Хотите Вы нас? И что от нас нужно Вам? Эти ответы ожидаю вскоре от Вас же…

Ваш Д. Бородин

16 марта 1923 года

Уважаемый профессор Вавилов.

… 

Также посылаю Вам некоторое количество семян очень ценного сорта пшеницы, устойчивого к головне.

Посылаю Вам половину посевного материала, выведенного здесь, вторую половину высылаю на Екатеринославскую станцию, где, как явствует из писем мистера Баумана и мистера Бургхарта, ведутся специальные полевые работы. Я искренне надеюсь, что Вы сделаете всё, чтобы семена этого воистину чудесного сорта попали в надёжные и умелые руки… Думаю, что в южной России с его помощью удастся разрешить многие проблемы. Происходит этот сорт из штата Вашингтон. Климат в штате Вашингтон весьма схож с климатом степей Туркестана и восточной части Ставропольского края; сорт можно также опробовать под Екатеринославом и на Украине. Ещё раз напоминаю, пожалуйста, не забудьте о моей просьбе передать семена в надёжные руки, чтобы им уделили необходимое внимание.

С наилучшими пожеланиями, искренне преданный Вам, Д. Бородин

31 марта 1923 года

Дорогой Николай Иванович.

…

Для Юрия Александровича Филипченко я сделаю всё, что смогу, но только с русскими без гарантии дела делать не решаюсь, даже после такой маленькой практики, которую имел с Георгием Георгиевичем Якобсоном (энтомолог), который прекрасно знает, что мне нужно, но ни одним словом не обмолвился о получении десятидолларовой книги, которая была послана мною ему в кредит…

Как характеристику завоёванного нами здесь положения между американцами, могу сказать, что на прошлой неделе получил предложение, с одной стороны, и просьбу с другой стороны, организовать исследования в России в связи с анизоплией (хлебный жук) на жалование 250 долларов в месяц, что в 25 раз превышает Ваше. Телеграфировал Знаменскому и получил его согласие. Думаю, что половину Полтавской станции можно будет содержать на эти деньги…

Забронированность бюджета, о которой я писал, создана письмом от ОЗРа и Наркомзема, где ясно и определённо указывается назначение средств, причём оговаривается, что таковы даются не на содержание, а на приобретение перечисленных предметов. Может быть, это русский способ делать дела и подработка под русскую психологию в определённых сферах, но, к сожалению, то же указание повторяется и в полуофициальном письме Пантелеева.

Часть расходов покрываем, беря деньги из отпущенного кредита взаимообразно, в ожидании кредита на содержание.

С приветом, Ваш Д. Бородин

5 апреля 1923 года

Дорогой Николай Иванович

…

Как Ваши дела с закреплением? Вы сообщали, что в апреле всё выяснится. ОЗРа нами, по-видимому, довольны. Вы если и ругаетесь, то не слишком скверными словами, а Н. М. Тулайков скуп на слова и на письма, но неодобрения, во всяком случае, от него мы не слышали.

К Вашему сведению, мне удалось устроить Александра Васильевича Знаменского на американскую службу, минимум на полгода, с весьма приличным содержанием. Сам я за это дело не берусь, хотя имею шансы вполне определённые, если захочу ― будьте уверены.

14 февраля я получил через Центросоюз телеграмму из Сельскосоюза по вопросу о представительстве в Америке. Ответил им телеграфно, но никаких звуков в ответ не имею. Особого желания с коммерцией связываться у меня нет, весьма возможно, придётся иметь дело, если неопределённость будет продолжаться, а донос любой сволочи может сказываться губительно на учреждение с ничтожным бюджетом, обслуживающее часть света, которая именуется Россией. Если Вы считаете, что не будете в состоянии отвоевать и обеспечить Бюро, то сообщите, и я буду знать, что делать.

Самое искреннее желание работать на Россию и русских может быть поколеблено бомбардировкой доносами, с одной стороны, и постоянным недоверием и подозрительностью ― с другой. Весьма вероятно, что придётся принять американское гражданство, которое, по-видимому, в России значительно более ценится, чем принадлежность к гражданству РСФСР. Быть парией, с одной стороны, и мишенью для острот и доносов ― с другой, надоело.

…Состояние Ваших личных финансов следующее: с 1 января Ваши личные деньги в размере 199. 72 долларов я перевёл со счёта Бюро в Грант. Трест Ко ― на мой личный счёт; к ним добавлены 18 долларов, вырученные с продажи Вашей платиновой пластинки…

Ваш Д. Бородин

2 мая 1923 года

Дорогой Николай Иванович!

…

Мне удалось устроить А. В. Знаменского на американскую службу, будет иметь 185 долларов в месяц. Я очень рад, что в Полтаве оживится исследовательская работа.

…

Ваш Д. Бородин

2 августа 1923 года

Дорогой Николай Иванович!

…

Жалею, что интродукция не вполне закреплена за мной, и идея, брошенная мною, не имеет масла в огонь, который затухает в слякоти нашей Родины, где часто за деревьями не видят леса. Закрепляя Бюро, не думайте обо мне…

Дайте, пожалуйста, карту, куда Вы послали и где высеяны посланные образцы, иначе я с Вами не полажу. Просите прислать краткие отчёты о том, что из американских сортов вышло. Особенно по сое. Сумеют ли отделить наши кустари и не кустари агрономы сою с большим процентом жира и как это они узнают? Сумеют ли оценить мягкую сою?

Ваш Д. Бородин

14 октября 1923 года

Дорогой Николай Иванович!

…

Жду С. К. Чаянова, коему визу уже исхлопотал, и думаю, что Бухгольц приедет с ним вместе as quide <как гид>. Жене Чаянова не могу обещать визы и впредь отказываюсь хлопотать такие визы. Россия всё норовит везти с собой самовары, жену, тёщу и т.  п. Много карикатурного, немало и горьких последствий. Некоторые похождения закрывают путь другим. Слышал, что Ваш спутник впутался в какую-то сложную комбинацию, и я не рад, что взял его поручение.

Ваш Д. Бородин

Конец октября 1923 года

Дорогой Николай Иванович!

…

а от Вас я не жду помощи и предвижу перемещение центра тяжести в Москву в самом непродолжительном времени или Вашу дальнейшую академизацию, к которой склонность Вашу знаю…

Дела финансовые очень плохи. Я истратил все свои деньги и часть Тулайковских. Ждать, ― здесь не ждут. Последний перевод — гроши, я получил и вижу, что наука отошла от жизни настолько, что её перестали ценить и оплачивать.

Привет, Д. Бородин

8 ноября 1923 года

Дорогой Николай Иванович!

Настоящее письмо является последней попыткой выяснить причины Вашего молчания в течении всего выставочного периода и последовавшего за ним послевыставочного. Бухгольц пишет мне весьма исправно, и я имею довольно полную картину наших удач и неудач на выставке, но я не имею Вашего и Тулайковского мнения о наших экспонатах и о наших акциях на Московском рынке, который может быть сравнён с биржей.

Д. Бородин

9 декабря 1923 года

Дорогой Николай Иванович!

Надеюсь, что Вы будете проводить идею интродукции не в схеме, которая неожиданно предстала передо мной после Вашей заметки в "Экономической жизни". Заметка меня очень и очень "неудовлетворяет", и я надеялся на большую с Вашей стороны признательность в печати, а не в письмах деятельности нашего Бюро и лично нашей. Признаюсь, она мне настолько испортила настроение, что я серьёзно задумался, стоит ли метать бисер действительного дела перед подобным отношением…

Вы хотели, если не ошибаюсь, книгу о полевых культурах. Если Вы не получили книги ещё, то Вы имеете интродукцию уже !!! и Ваш тон в газете нам не нравится… Словом, просьба отдать кесарево кесарю, а богово богу, и только. Посылаю отчёт, без которого, по-видимому, можно забыть, что сделано за эти два года больше, чем за существование всех агентств растений… насчёт статей ― просим справедливого воздаяния и исторического аспекта, по возможности точно выраженного … прошу прощения за мою протестующую надпись на Extention work экспонатах: "Наука агрономическая дала в настоящее время знаний более чем нужно для немедленного использования населением "

С приветом и уважением, Д. Бородин

14 декабря 1923 года

Дорогой Николай Иванович!

Вы совершенно несправедливо сетуете на то, что хлопок, лён, кунжут и прочее из Египта и Греции присланы были на выставку и только благодаря Вашему присутствию там попали в Ваши руки. Прошу принять к сведению, что одновременно с отправкой в Москву три четверти всех образцов было переслано Вам в Петроград, так что Вы их имеете и не писали бы мне "кислых" слов, если бы предварительно ознакомились с полученной во время Вашего отсутствия почтой.

С приветом, Д. Бородин

9 января 1924 года

Дорогой Николай Иванович!

…в своей области, в смысле введения новых и улучшенных семян в Россию из Нового Света и других пунктов земного шара, я полагал бы рациональным тесный контакт Вашего института, а через его посредство и нас с сельскохозяйственными обществами всех типов, сельскохозяйственной кооперацией, не говоря об опытных станциях, а также с целым рядом образцовых хозяйств, может быть через Губземотделы и совхозов. Результаты распределения новых семян должны быть учитываемы, и Ваш институт и наше Бюро должны иметь в своих руках постоянные данные о результатах не только испытаний, но и факта выхода сорта с Опытной станции под своим именем или номером в широкое обращение и занятие им положения, выражаясь американским языком, "коммерческого сорта"…

Это опера, увертюру которой Вы слышали неоднократно от меня, но за дальностью расстояния и из-за неполноты информации с моей стороны (по независящим от меня обстоятельствам) Ваш слух многого не воспринял.

С приветом, Д. Бородин

8 мая 1924 года

Дорогой Николай Иванович!

…

От Резинотреста я получил 500 долларов по телеграфу и договорился с ними о работе на довольно сносных условиях…

Совершенно не могу понять позицию Н. М. Тулайкова, по-видимому считающего, что мы ему чем-то очень обязаны и обязаны делать ему всё даром, причём он со своей стороны при полной возможности поддержки нас был очень сдержан и скуп на действия…

Очень жаль, что Вы всё же огласку нашей деятельности не вынесли на страницы если не специальных журналов, то хотя бы на страницы газет, как это недавно сделал м-р Коль по Вашему примеру, не упоминая о нас, закатив статью в "Правду" на этот раз об интродукции из Америки, да ещё с предисловием т. Горбунова. Скромность с Вашей стороны совершенно излишняя и, признаюсь, очень неприятная.

Ваш Д. Бородин

2 июня 1924 года

Дорогой Николай Иванович!

…

Я вижу полное отсутствие понимания экономических вопросов и делового подхода со стороны лучших представителей русской интеллигенции, что, конечно, сильно осложняет работу. В довершение также не вижу того, к чему мы здесь уже привыкли, а именно, элементарной корректности при использовании услуг, а также тех материалов, которые нами посылались всё время. Я не усмотрел, чтобы где бы то ни было имело место упоминание об источниках получения материалов из Америки, которые считаются и по сию пору манной небесной.

Очень легко делать заявления о незначительности услуг после того, как они были использованы в своих интересах, в свою пользу и для своей популярности, а может быть и карьеры.

Как видите, дорогой Николай Иванович, Вы были правы в том, что мне следовало писать толстую книгу, толще тех, которые пишут в России, ибо только толстая книга может прошибить некоторые головы.

Ваш Д. Бородин

От руки: P. S. Перевёл 900 долларов А. В. Знаменскому в Полтаву, устроив для него американский job (заработок). Если у Вас плохо с финансами, пишите мне, пожалуйста. Могу, м. б., кое-что устроить.

20 июля 1924 года

Дорогой Николай Иванович!

…

Мы, как Вы знаете, стали официальным учреждением НКЗ (Наркомзем), но с ограниченными функциями, что не даёт делать дела, и Вас так не убедить, и Вы не хотите понять, что вяжете петлю. Я не могу писать, но препятствия к "закупкам", коих Вы боитесь, как огня, лишают теперь возможности посылать даже и книги!

Если Вы будете поддерживать мнение о том, что закупочная деятельность будет мешать нашей работе, то знайте, что это Вы нас ликвидируете как самостоятельную организацию, а м. б. ликвидировали вообще.

При русской нищете никакие Бюро прикладной, даже, ботаники (ни астрономии) не выдержат, если параллельно не станет вести работы, которую требует жизнь. Измените свою точку зрения, пожалуйста, и мы Вам же будем в состоянии большие услуги оказать.

Пока, всего лучшего,

Ваш Д. Бородин

24 февраля 1925 года

Дорогой Николай Иванович!

…

По вопросу о наших счетах с В. В. Талановым Вам многое может сообщить Н. Д. Кондратьев, и Вы уясните себе вполне определённо, что с 1 сентября мы существовали каким-то чудесным способом, не получая абсолютно ни одного цента от Наркомзема и вращаясь в собственном соку…

Вы ничего не упоминаете о переводе и получении Вами денежного перевода по телеграфу в Ташкент через Зайцева в размере 55 долларов.

Ваш Д. Бородин

4 марта 1925 года

Дорогой Николай Иванович!

…

P. S. Скажите сообща соответствующим идолам, что Ваш покорный слуга с первого октября живёт на средства, заимообразно полученные от его друзей, терпение которых его искренне удивляет.

Уважающий Вас Д. Бородин

7 января 1926 года

Дорогой Николай Иванович!

…

Пришли Ваши три комплекта (Труды по прикладной ботанике, генетике и селекции), кои ещё не просмотрел. О Вашей громадной, но весьма теоретической, работе на благо не сего дня, а человечества здесь хорошо знают, и стремление получить в свою библиотеку эти рассеваемые в мировые пространства блага увеличивается.

Ваш Д. Бородин

16 февраля 1926 года

Дорогой Николай Иванович!

…

Ваши тома (Тр. прик. бот. ген и сел.) ― достояние очень немногих, их можно все перечислить по пальцам, правда, учить придётся ещё долго, но Ваши работы в пределах СССР несомненно недооцениваются. Вся энергия, которую Вы рассеиваете, для меня, несомненно, идёт на будущее или за пределы страны…

Лично я считаю Труды классической работой действительно достойной всех библиотек. Здесь Ваши Труды рвут для каждой библиотеки. По поводу "шпаргалок" и популярных брошюр, я скажу, что они здесь нам не нужны, и давать их некому…

Ваш Д. Бородин

5 августа 1926 года

Дорогой Николай Иванович!

…

Вероятнее всего с Наркомземом придётся расстаться и искать дела и заработка. Правда, с Центросельбанком я связи пока сохранил, но это лишь побочное дело.

Лично я уже давно не получаю содержания…

Резинотрест со мной поддерживает хорошие отношения, я их очень ценю, и если получу хорошее предложение, то его приму, вместо того, чтобы сидеть без вознаграждения по полгода и грязнуть в долгах, не получая ни оценки, ни поддержки.

Если Вы по-прежнему цените наши знания и энергию, а главное инициативу, то пишите кому надо в Москву и действуйте, если есть охота, а то будет поздно и от нашей организации останется пустое место, а мои сотрудники без меня никуда не поедут. Не слишком остроумно было сначала начинать и порвать связи…

Ваш Д. Бородин

5 мая 1927 года

Дорогой Николай Иванович!

…

Средства у меня в небольшом количестве свои и те, что я недополучил из Наркомзема РСФСР, а недополучил я много. Надеюсь на помощь таких организаций, как Хлопком, Сахаротрест, Табачный синдикат, Льноцентр, есть шансы получить немного и от Наркомзема Украины. Сообразите, не может ли что-либо дать и ИПБ и НК, хотя он так распух, в смысле штатов, что, наверное, неохотно будет уступать на сторону.

С Вашим отъездом Коль и Арцыбашев перевели всю работу на Амторг и я не выполняю поручений института и не состою в переписке. Институт мне по-прежнему должен, но я, признаться, мало надеюсь на получение денег, хотя сам Виктор Евграфович Писарев взялся за это дело.

Скажу Вам больше, с чего бы следовало собственно начать. С 6 апреля сего года я не являюсь более представителем Наркомзема РСФСР, и на моё место в качестве представителя, но подчинённого Амторгу, приехал ещё в марте тов. И. А. Миртов ― бывший красный ректор Межевого института. 6-ого я сдал ему дела и остался не у дел…

Я получил неполный расчёт по 1 октября 1926 г, по каковое число мне Наркомзем должен 2000 долларов, из них 1007 долларов на поездки, кои оплачены мною лично пока что. С 1 октября по день ликвидации мы ничего не получили, и вот об этих-то деньгах я и говорю, как о подлежащих получению с Наркомзема.

Ваш Бородин

13 сентября 1927 года

Дорогой Николай Иванович!

…

Весь период с 1 октября (1926 г.) по день ликвидации оплачен не был, и всё это легло на меня и на мою помощницу. Если бы мне найти кого-либо в Москве для взыскания всего того, что нам должны русские организации и тот же самый Наркомзем, мы смело могли бы снарядить вторую экспедицию в Ю. Америку и Индию…

Ваше учреждение при наличии классических работ стало, судя по отзывам, чересчур объёмистым с уклоном к академизму и даже, говорят, с бюрократической стороной по современному масштабу…

Знайте также, что у меня нет для пересылки никаких абсолютно средств и я, подрабатывая отнюдь не по своей специальности, плачу наркомземовские долги…

Представитель Института прикладной ботаники и новых культур мистер Джакоб Пинкус получает порядочное количество семян из

России и может сделать то, что я и моя организация не могла сделать столько лет ― отблагодарить американцев за их любезность. Это самое для меня неприятное, ибо это я должен был сделать. Тот же Пинкус фактически делает всю работу за Russian Bureau of Agricultural Information и его заведующего… мы разгромлены, ликвидированы и т.  д., не сетуйте, поэтому ― я работаю не по своей части ради заработка и опасаюсь, что придётся уйти на американскую службу и принять гражданство, если это будет так. Не встретив Вас в Калифорнии, я уже давно имел бы те же возможности, что и М. О. Шаповалов.

Ваш Д. Бородин

28 декабря 1927 года

Дорогой Николай Иванович!

…

Через В. В. Таланова я передал Вам, что готов реферировать все новейшие книги здесь выходящие, если буду уверен, что Вы это оцените. Я совершенно не уверен в том, что это моё предложение Вам передано. Может быть В. В. Таланов не передал Вашего рекомендательного письма мне и заходил усиленно лишь перед отъездом, а разговоры были больше вокруг монет, которые с мая одновременно хочет получить: а) НКЗ, в) Таланов, с) Институт ПБ и НК (ВИР). Речь идёт о 65 долларах, требуемых Наркомземом РСФСР, который сам должен мне несколько тысяч долларов.

Ваш Д. Бородин

12 мая 1928 года

Дорогой Николай Иванович!

…

Среди здешних советских учреждений происходят сдвиги, которые могут привести к открытию более широких возможностей работы с СССР. Ушли некоторые лица, которые не только тормозили мою работу, но и делали её совершенно невозможной под конец, искусственно вызывая конфликт за конфликтом. С уходом этих лиц атмосфера определённо разряжается… Организация И. А. Миртова, ― Информационное Бюро, кажется, приближается к ликвидации…

Казалось бы, что по некоторым признакам можно было бы опять работать, но, признаться, я настолько устал от постоянной борьбы и неприятностей, которые занимали много времени и энергии, что мало охоты снова бороться, не имея полной уверенности в настроениях в СССР к нам.

По части запросов на разные научные темы я могу сказать, что их не меньше, чем в прошлом году, и американские научные учреждения также нас продолжают бомбардировать запросами и пр. Посылаем всё, что можем, из литературы, просто из вежливости и по старой памяти. Личный контакт с американцами у меня ни на минуту не порвался, и связи и отношение прекрасные. Посылают же они мне столько, что у меня контора постепенно превращается в склад…

Главным препятствием к желанию продолжать работу на СССР, по-видимому, послужит отношение Наркомзема РСФСР и расчёты по своим обязательствам к нам (см. письмо от 5 мая 1927 года). Сокращение задним числом и непризнание долга не есть разрешение вопроса. Я лично и мои служащие не берут обратно наших претензий по отношению к Наркомзему, и эти претензии зафиксированы нотариально здесь в Америке. Вполне ясно, что наша настойчивость и требование уплаты долга непривычны и неприятны. Возможно, что эта настойчивость не способствует нашему с Наркомземом РСФСР сближению, но, предвидя эту возможность, исключающую перспективу работы с ними, я постепенно прочно и определённо перехожу на американскую работу в своей научной области…

Ваш Д. Бородин

19 сентября 1928 года

Дорогой Николай Иванович!

…

Про себя скажу, что мои коннекшенс с СССР постепенно ликвидируются при содействии моих друзей. Я ухожу снова по линии науки, но уже в американских сферах…

Ваш Д. Бородин

24 октября 1928 года

Дорогой Николай Иванович!

Давно от Вас ничего не имел, но не претендую, так как знаю, что быть во главе двух учреждений и доставать для них средства ― берёт чересчур много времени.

Сейчас пишу Вам по одному вопросу, который меня занимает. Окончательно выяснилось, что работать с Россией или для России не буду в состоянии, а потому перехожу на американский курс, по-видимому, надолго. <Затем Бородин напомнил Вавилову и вновь попросил посодействовать более тесному сближению с Т. Х. Морганом и Э. М. Истом. Бородин хотел получить от Вавилова рекомендательные письма к ним>…

Контору я прикрыл и в настоящее время private resident of US. Буду очень рад за скорый ответ.

Ваш Д. Бородин

19 января 1929 года

Дорогой Николай Иванович!

…

Я писал Вам как-то по части introduction <рекомендации> East’у и Morgan’у. Прошу мне сообщить только посылали ли Вы что-либо или нет?

…

Ваш Д. Бородин

11 марта 1929 года

Дорогой Николай Иванович!

…

Я связался с Колумбия Юнивёсити, но, возможно буду искать более постоянного места работы… Имейте ввиду, что письма от Вас я не имел больше года… не имел также письма для доктора Т. Х. Моргана и Э. М. Иста.

Ваш Д. Бородин

29 апреля 1929 года Н. Вавилов пишет Д. Н. Бородину: "Рекомендацию не писал, просто думая, что она не имеет никакого значения для Вас, ибо Вы сами можете дать кому угодно рекомендацию, зная всех и всё, и можете сами великолепно ко всем непосредственно обращаться". Кроме того, Вавилов утверждал, что у Моргана не лаборатория, а монастырь, что несносный характер и что Бородину там не место.

18 мая 1929 года из Пасадены

Дорогой Николай Иванович!

…

Если у Моргана есть что-то похожее на монастырь, то я с этим не вполне согласен, а после его ухода в Колумбию у Колкинса форменная могила и мертвечина. Мухи там, правда, истреблены почти нацело, но появились мыши и биометрический, ни к чему не обязывающий, уклон. Один русский студент выразился про работу Денна: "Там множат хвосты на головы, а иногда наоборот". Если профессора в СССР будут также завалены лекциями и не будут в состоянии вести самостоятельных исследований, то пусть заводят дешёвых помощников, делают хорошую карточную систему и меряют, скрещивая до бесконечности, мышей, настаивая на коэффициентах корреляции и их значении. Карточки будут расти в прямой пропорции с периодом беременности мышей, и дело будет на мази всё время…

Здесь, в Пасадене, я чувствую себя отлично, хотя и тут пованивает соотечественниками, кои получают вкус к американскому пирогу, несмотря на свои первоначальные патриотические выступления. Карпетченко гоните сюда ― неплохо. Тут у Моргана… Школа не плохая, а посидев тут, он может и дальше проехать. Дольше года не позволяйте, особенно если он с женой, иначе не увидите. Контраст, несмотря на всякое поощрение учёных в СССР, велик…

По слухам, сюда собираются снова Максимовы для изучения каучуконосных растений. Неужели Юзепчук и Воронов на 10 000 ничего не сделали, чтобы стоило опять о том же поднимать разговор? Или это просто предлог? Америка страна не без привлекательности. Напечатал ли что-либо Воронов? Что дал Юзепчук? Моя инициатива, конечно, замолчена. Я в этом уверен. Чересчур дёшево я им обошёлся, по-видимому…

Где у Вас в науке новые имена? Где Ваша многообещающая молодёжь? Имею программы съездов и абстракты и не вижу пока что многих. Старики орудуют.

Ваш Д. Бородин

В конце 1929 года Д Бородин решил издать в США книгу о советских учёных-биологах и просил Вавилова посодействовать в получении их портретов и кратких сведений. В письме от 30 мая 1930 года Вавилов пишет Бородину, что в СССР происходит революция в сельском хозяйстве, и он в ней принимает непосредственное участие. Поэтому не до портретов.

26 июля 1930 года

Дорогой Николай Иванович!

…

Ваше письмо с ругнёй по поводу портретов получил. Зря ― немцам дорогу прочищаете, сэр. Мне наплевать бы, а Вам не то. Вы СССРовцы, не чересчур-то здесь во многих областях популярны, так хоть в науке хотел Вас осветить, а Вы ― чертыхаетесь…

Воронов ― стопроцентная скотина, выражаясь Вашим языком…

P. S. Если приедете сюда, получите право или полномочие свести счёты Я многого не прошу и не рассчитываю, но хочу разойтись прилично. Требование не чересчур тяжёлое. Потолкуем.

Ваш Д. Н. Бородин

Но потолковать так и не удалось. Переписка оборвалась. С долгами ВИРа, Наркомзема и других российских ведомств перед различными организациями США Д. Н. Бородин рассчитывался самостоятельно.

Итак, попробуем осмыслить прочитанное.

В начале XX века плодотворная интродукционная деятельность Департамента земледелия США была хорошо известна во всём мире. В 1918 году 29-ти летнего сотрудника Полтавской сельскохозяйственной опытной станции Д. Н. Бородина командируют в США с конкретной целью ― изучить опыт интродукции, наладить обмен семенами и научной сельскохозяйственной литературой. Революционные потрясения в России и Гражданская война превратили Д. Н. Бородина в вынужденного эмигранта, а затем и в полноправного гражданина США. Дмитрий Николаевич проявил себя человеком деятельным и на момент встречи с Н. Вавиловым в 1921 году он собрал в США, Канаде и других соседних странах семена более 20 000 сортов важнейших сельскохозяйственных культур и переслал их в Россию. "Обмен", конечно, был односторонним, так как из России Бородин ничего не получал. Он также собрал всю сельскохозяйственную литературу (издания университетов и опытных станций США и Канады), издававшуюся с 1910 по 1920 годы. Её Бородин называл "дармовой". Но за свежие выпуски, то есть, начиная с 1921 года, и за капитальные труды нужно было платить. Бородина никто не финансировал, и ему приходилось выкручиваться самому. Несомненно, прибытие в США командированных Н. Вавилова и А. А. Ячевского давало шанс создать организацию, действующую на законных основаниях и обеспеченную определёнными финансами.

Бюро было создано, но уже с первых месяцев работы между Н. Вавиловым и Д. Н. Бородиным начались разногласия. Они по разному понимали цели и задачи Бюро, и вообще, направление развития сельскохозяйственной науки в России. В конфликте столкнулись практицизм Д. Н. Бородина, желание реально помочь восстановлению сельского хозяйства голодной России и отстранённость Н. Вавилова от решения задач, явно требовавших срочного решения, стремление всеми правдами и неправдами отгородиться от реальной жизни. Если Вы внимательно прочли письма, то ясно проступает образ Николая Ивановича Вавилова как человека с сугубо личностными эгоистическими установками. Оазисы возможностей для развития страны откровенно им игнорировались. В упрямстве Вавилова не просматривается разумности, но нет и наивности. С упорством рыбы, идущей на нерест против течения, Вавилов отвергал все попытки Д. Н. Бородина направить деятельность в русло решения насущных проблем сельского хозяйства голодной России.

В письме от 21 января 1922 года Бородин пишет: "И как это Вы думаете оградить научную работу от вторжения жизни (голода и т.  п.), изолировавшись от неё…"

В письме от 31 января 1922 года Бородин упрекает Вавилова в том, что ему свойственно диогенство, но "…жизнь катит мимо бочки, а бочка занята".

В послании от 30 марта 1922 года Бородин отмечает, что в ответных письмах Вавилова и некоторых других коллег из России "…чувствуется, что жизнь кто-то другой должен устраивать".

Из переписки видно, что Д. Н. Бородин ― человек простодушный и бесхитростный, он бескорыстно помогал всем: членам российских делегаций и экспедиций, стажёрам, частным лицам и командированным из России, устраивал гостевые визы, оказывал материальную помощь. Помощь эта была, как говорится, от чистого сердца, так как он отдавал не излишки, а делился тем, чего ему самому недоставало. Самое неприятное то, что никто ему не сказал даже спасибо. Все принимали его работу, но не допускали в свои пределы. Вавилов всячески замалчивал деятельность Бородина, она даже его раздражала. В одном из писем, адресованных Вавилову, Бородин с огорчением писал: "Очень легко делать заявления о незначительности услуг после того, как они были использованы в своих интересах, в свою пользу и для своей популярности, а может быть и карьеры".

Он просил Вавилова следить за высылаемым материалом, писать о том, что пошло в производство. Но никаких результатов внедрения или селекционного использования высылаемого материала не было, да и не могло быть, так как никто в ВИРе этими делами не занимался.

Дружба с Вавиловым вышла Бородину боком. Ушло самое главное в человеческих отношениях ― доверие. Он получил хороший урок на всю оставшуюся жизнь.

 

Вавилов и интродукция культурных растений в СССР

Интродукция растений это перенос их из исходного ареала обитания в другой, с целью введения в сельскохозяйственный или иной культурный оборот. Общеизвестными примерами интродуцированных растений являются картофель, кукуруза, томаты, перец ― исходно американские культуры ― сегодня широко распространённые в Европе.

Интродукция, наряду с выведением новых культурных форм, селекцией и гибридизацией, является важнейшим средством повышения урожайности и разнообразия сельскохозяйственных растений.

В этой главе мы рассмотрим насколько эффективной была деятельность ВИРа и лично его директора Н. Вавилова в 1920-30-х гг. по интродукции новых сельскохозяйственных растений в СССР.

Интродукции растений в 1900-1920-х гг. в США

Для лучшего понимания этой стороны деятельности ВИРа и Н. Вавилова рассмотрим, как решалась задача по внедрению новых культурных растений в то время в Соединённых Штатах Америки.

К середине XIX века сельское хозяйство США, развивавшееся ранее в основном экстенсивным способом ― освоением фермерскими американскими хозяйствами новых, нетронутых территорий ― начало приходить в упадок. За три столетия снизилось плодородие почв, уменьшилась площадь естественных пастбищ, растениеводство, а вместе с ним животноводство ― оказались на грани разорения. Вот как ситуацию в сельском хозяйстве США середины XIX века, характеризовал А. Гарвуд: "…Иссушенная ветрами, занесённая снежными метелями, заглушенная сорными травами, выпахавшаяся Старая Земля, с её жалкими урожаями, была далеко не раем. С угрюмым, разорённым, по большей части неопрятным жилищем, с нависшим над ним двойным проклятьем, едой, непригодной в пищу, и постоянно нарастающим долгом, отрезанная от всего мира, без возможности какой-либо человеческой культуры, нелюбимая, порою ненавидимая ― такова была эта Старая Земля" (А. Гарвуд "Новая Земля").

Необходимо было принимать срочные меры. И вот, в разгар войны между Севером и Югом, а конкретнее, 15 мая 1862 года президент А. Линкольн учредил, с одобрения Конгресса США, Департамент земледелия (USDA). В 1889 году президент Г. Кливленд поднял ранг Департамента до статуса министерства. К ведению Департамента земледелия США было отнесено "приобретение и распространение среди населения Соединённых Штатов полезных сведений по предметам, имеющим отношение к земледелию в самом широком и понятном смысле этого слова, а равно и добыча, размножение и распределение новых и ценных сортов семян и растений". Были поставлены также задачи восстановления плодородия земель, развития животноводства и кормовой базы, укрепления песчаных приморских земель. В первом отчёте Департамента земледелия (за 1863 год) говорилось: "Развитие земледелия является источником и показателем здорового образа жизни населения; с возникновением земледелия кончается варварство и появляются все полезные искусства. С процветанием земледелия процветают и все остальные отрасли народной жизни. С его упадком обнаруживается общее угнетённое состояние, возникает паника и наступает полное разорение".

Значительную роль в Департаменте играло Бюро растениеводства, деятельность которого заключалась в оказании помощи фермерам, садоводам, торговому огородничеству. К концу XIX века правительство рассылало фермерам примерно 20 млн. образцов семян в год.

В 1898 году в Департаменте земледелия был создан Отдел интродукции зарубежных растений. В задачу его сотрудников входило "… разыскивать во всех частях земного шара новые растения, изучая вопрос, возможно ли их введение в нашу страну и желательно ли оно в том случае, если б представилось возможным".

К сотрудникам-интродукторам предъявлялись высокие требования:

— специальное агрономическое образование,

— интерес к путешествиям и способность к подобной деятельности,

— должен превалировать здравый смысл, следовало иметь из виду, что на их оплату тратятся народные деньги,

— определённая доля дипломатического искусства.

В 1906 году штат таких сотрудников насчитывал 500 человек (по другим данным ― 600). Земной шар был поделён на отдельные области, с целью планомерного и тщательного их изучения. Было организовано широкомасштабное экспедиционное обследование всех обладающих богатыми растительными ресурсами регионов. Двести человек по всему миру собирали растениеводческий материал, а другие занимались на опытных станциях его изучением, размножением и внедрением лучших образцов на фермы, плантации, сады. Интродуктор был обязан на месте сбора определить пригодность растения для сельского хозяйства США и указать примерно зону (штат), где возможно возделывание этой культуры.

Масштабы работы были огромными. Например, лишь за 1904 год было привлечено и внедрено в производство, в значительных объёмах, 1,5 тысячи новых сортов разных культур. Существенно расширились площади, на которых сеялась твёрдая пшеница, хлопчатник, рис, сахарная свёкла, чай. Из кормовых культур особое внимание уделялось люцерне. Было произведено и продано большое количество семян нового высокоурожайного сорта ячменя из Моравии. Спросом у фермеров пользовались не только традиционные сельскохозяйственные культуры. Например, было внедрено 42 сорта финиковой пальмы, 19 сортов винограда с Кавказа, 33 сорта манго из центральной Индии, много устойчивых к патогенам и выносливых к морозам сортов вишни из России и т.  д. Бюро изучало особенности применения минеральных удобрений, использования азотофиксирующих бактерий; вопросы хранения и перевозки продукции. Оно также успешно занималось укреплением приморских дюн и восстановлением вытравленных пастбищ.

В начале XX века сельское хозяйство США превратилось в мощную индустрию. В отчёте Департамента земледелия за 1904 год было указано, что в 1903 и 1904 годы фермы США произвели продукции на сумму, превышающую мировую добычу золота. В 1905 году урожай хлопчатника оценивался в 575 миллионов долларов, пшеницы в 525, овса ― в 282, картофеля в 138 миллионов. Молочных продуктов было произведено на 665 миллионов долларов, а сена на 505 миллионов.

Экспедиции Отдела интродукции Департамента земледелия

Прежде всего, надо ещё раз напомнить, что поиск растений для интродукции в США вёлся, во-первых, планомерно, а во-вторых, с целью немедленного внедрения найденных полезных культурных растений в сельское хозяйство США. В этом отношении цели и результаты зарубежных экспедиций, предпринимавшихся Отделом интродукции

Департамента земледелия США разительно отличались от целей и результатов экспедиций Н. Вавилова, набиравшего в разных регионах мира, где он бывал, не столько культурные, пригодные к интродукции, образцы, но все подряд, в том числе и семена диких, или представлявших лишь теоретический интерес растений. Результатом экспедиций Департамента земледелия стал ввод в сельскохозяйственную практику США большого количества разнообразных полезных растений. Результатами экспедиций ВИРа стал хаотичный "банк семян" и исследования по вопросам происхождения культурных растений.

Приведем теперь краткий обзор экспедиций Отдела интродукции Департамента земледелия США в конце XIX ― 1 четверти XX вв.

1898 год ― экспедиция Фэрчайлда и Латропа в Венесуэлу, Эквадор, Перу, Чили, Аргентину, Бразилию, Тринидад. Были собраны большие коллекции тропических цитрусовых, ананаса, ямса. Переправлены в США коллекции местных сортов риса и твёрдых пшениц, фасоли, сладкого перца, физалиса, плодовые виды опунции, бесколючковый кактус, образцы кормовых культур. Многочисленной была коллекция люцерны. Собраны коллекции травянистых и древесных декоративных растений.

1899 год. Экспедиции У. Свингла ― Италия, Греция, Франция. Из Франции Свингл вывез 70 видов эвкалиптов и сосны, местных и интродуцированных видов сумаховых деревьев, белую шелковицу, ряд красильных растений, виноград, барбарис, грецкий орех, различные виды райграса, клевера, много сортов вики, люцерны, брюквы и редьки. Из Италии Свингл вывез коллекцию инжира, лесного ореха и опунции и много декоративных древесных. После обследования Европы он посетил Алжир и собрал все селекционно улучшенные сорта финиковой пальмы, а также другие экономически важные культуры.

Экспедиция Гансена. Европейская часть России, Украина, Поволжье, Северный Кавказ, Крым, Туркестан, южная Сибирь, Дальний Восток. Собраны коллекции местных пшениц, ячменя, дыни, арбуза, кормовых и овощных корнеплодов, клевера, люцерны, тимофеевки и других кормовых трав, несколько видов груши и сливы, виноград. Из древесных пород ― липа, сосна, тополь, вяз и др.

Экспедиция Латропа в Египет. Собраны местные сорта хлопчатника, местные зерновые злаки, кунжут, конские бобы, коллекция александрийского клевера.

1905-08 гг. Первая трёхлетняя экспедиция Франка Майера в Китай, Корею, Манчжурию. За три года Майер собрал огромные коллекции грецкого ореха, каштанов, яблони, груши, персика, фиников, миндаля, японской хурмы, вишни. 29 форм бамбука также перекочевали в США. Из древесных пород им были пересланы в США образцы пихты, лиственницы, вяза, боярышника. Коллекция растений Отдела интродукции пополнилась значительным количеством образцов голозёрного овса, сои, гречихи, сорго и длинноволокнистого хлопчатника.

1909 год ― экспедиция Гансена в Среднюю Азию и Западную Сибирь. Цель поездки ― изучение и сбор кормовых культур. В Западной Сибири Гансен собрал 170 образцов диких и культурных видов люцерны. В Чарджоу ему понравились дыни и твёрдые пшеницы. Привёз он в США также семена персидского клевера и коллекцию различных пескоукрепителей.

1909 год. Экспедиция Франка Майера в Европу. Была поставлена задача посетить и познакомиться с работой ведущих селекционных центров Англии, Франции, Германии, Бельгии. Были закуплены семена новейших сортов экономически значимых для США культур.

1909-12 годы. Вторая трёхгодичная экспедиция Франка Майера. Монголия, Туркестан, Таджикистан, Узбекистан, южная Сибирь, Якутия, Кавказ, Крым. Собраны коллекции яблони, груши, сливы, алычи, абрикоса, персика, миндаля, маслины, барбариса, винограда, шелковицы. Заинтересовали его также тополь (особенно пустынный) и бук. Из зерновых внимание привлекли твёрдые и мягкие пшеницы, голозёрные и крупнозёрные ячмени, сорго, просо. В Сибири (в районах Томска, Барнаула, Омска) были собраны морозостойкие и хорошо облиственные чина, эспарцет, клевер, люцерна. При дальнейшем изучении в США, образцы этих растений (даже дикорастущие) по хозяйственным показателям превзошли селекционные сорта Испании и Туниса. Из южной Сибири Майер вывез 12 видов вики. В Якутии он собрал коллекцию дикорастущей крупноплодной смородины, которую американцы назвали "алданским виноградом" и т.  д.

1911 год. Экспедиция Пайпера (Piper) на Филиппины. Собраны коллекции фасоли, маниока, арахиса, каянуса (свиной горох ― pigeon-pea ― Cajanus) и коикса (job-tears ― Coix lacryma).

1912 год. Экспедиция Пайпера в Индию и Индокитай. Цель ― собрать кормовые культуры и пастбищные растения: золотобородник (scented grass ― Chrysopogon montanus) и виды местного пастбищного бобового растения Alysicarpus.

1912-15 годы. Третья трёхгодичная экспедиция Франка Майера. Китай, Алтай, Амурская область. В Амурской области Майер собрал коллекции амурского винограда, морозостойких форм фундука, сибирского кедра с крупными плодами, в Манчжурии ― уссурийской груши и лакового дерева. На Алтае его внимание привлекли высокорослые и крупноплодные формы дикорастущего крыжовника и смородины. В Китае он собрал коллекции персиков, крупноплодных форм боярышника, грецкого ореха, крупноплодные формы фиников, абрикосов, японской хурмы. Привлечена большая коллекция различных овощных и зерновых культур, а также древесных и декоративных.

1913 год. Экспедиция Мазона в Египет. Цель поездки ― учитывая разнообразие финиковой пальмы в этом регионе ― собрать лучшие сорта со всех оазисов. Попутно ― местные сорта полевых и кормовых культур.

Экспедиция Уайта (Wight) в Перу, Чили, Боливию. Собрано 240 образцов диких и культурных видов картофеля и других клубненосов (Oxalis tuberosa, Ullucus tuberosus), 70 образцов кукурузы, 70 образцов фасоли и много кормовых, декоративных и лекарственных растений.

Экспедиция Дорсетта, Попено (Popenoe) и Шамеля (Shamel) в Бразилию. Основное внимание уделено изучению и сбору махровоцветковых апельсинов, которые были выведены в Бразилии с использованием сорта Селекта, завезённого туда из Средиземноморья. Попутно собрали значительное количество образцов просо, покровных сидератов и лубяных текстильных.

1914 год. Экспедиция Кука (О. Соок) в Гватемалу. Задача ― собрать местные формы авокадо. Переслал в США большое количество образцов, относящихся к 24 разновидностям этой культуры, а также ряд других местных плодовых.

1915 год. Экспедиция Кука в Перу. Цель ― изучить высокогорное террасное растениеводство и собрать дикорастущие и возделываемые виды картофеля и других местных клубненосных растений. Собраны коллекции дикорастущих томатов, квиноа, маниока, местные формы земляники, дынного дерева.

Экспедиция Куррана (Curran) в Бразилию, Колумбию, Венесуэлу. Главное внимание ― какао, местные древесные и декоративные культуры, масличная пальма и др.

1915-16 годы. Экспедиции У. Свингла по Китаю и Японии. Основное внимание изучению и сбору цитрусовых. Обнаружил несколько новых видов в составе родов Citrus и Fortunella, а также ряд клубненосных растений, имеющих пищевое и техническое значение.

1916-17 годы. Экспедиция Попено в Гватемалу. Выявлено 36 культурных разновидностей авокадо и несколько дикорастущих форм. Собрана коллекция анон и чайота.

1916-18 годы. Четвёртая экспедиция Франка Майера в Китай. В отчёте Майер писал, что обнаружил новую плодовую культуру с плодами тёмно-красного цвета, величиной с небольшое яблоко, приятного вида, вкуса и аромата (это восковица обыкновенная или мирт болотный ― bay-berry или sweet gale). В долине реки Янцзы была собрана коллекция морозостойких цитрусовых: 40 разновидностей мандаринов, помпельмусов и др. В сборах представлены коллекции фиников, грецкого ореха, каштанов, риса, кукурузы, веничного и зернового сорго, шпинатных форм амаранта, гречихи, сои, фасоли, гороха, ряд красильных растений, пекинской и китайской капуст.

1919 год. Экспедиция Шанца (Shantz) в Конго, Кению, Восточную Африку. Шанц переслал в США огромные коллекции твёрдой и мягкой пшеницы, ячменя, сорго, гороха, фасоли, семена, выращиваемых в Африке, томатов, огурцов, люфы, арбуза из пустыни Калахари, местных форм клещевины, льна, табака, а также ряда эндемичных кормовых растений.

1919-20 годы. Экспедиция Нортона (Norton) в южный Китай и Японию. В Китае проведены сборы местных форм слив и плодовой актинидии. В Японии собрана коллекция люфы, ямса и кохии (кохия или прутняк, summer cypress ― англ.).

Экспедиция Попено в Гватемалу, Колумбию, Эквадор и Чили.

1920 год ― экспедиция Рокка в Индию и Бирму.

1924-1925 годы ― экспедиция Дорсетта в Китай.

В те годы большой вклад в обустройство США растительными ресурсами внесли также экспедиции Вильсона, Корни, Райерсона, Морзе, Карльтона, Скофилда, Уайтхауза, Харлана и многих других.

Приведённые примеры показывает грандиозные масштабы, планомерный и целенаправленный характер интродукционной деятельности в США, которую проводил Департамент земледелия США в конце XIX ― начале XX веков.

Завозимый материал поступал в карантин, затем в интродукционные питомники. В 1900 году их было четыре; их называли садами. Сад Bell (Мэриленд) ― в нём занимались первичной оценкой плодовых культур умеренного пояса с опадающими листьями. Изучали каштаны, а также древесные и травянистые декоративные растения. Сад Barbur Lathrop (Джорджия) обслуживал соседние штаты по плодовым, цитрусовым, декоративным растениям. В нём была большая коллекция бамбуков. В саду Coconut Grove (Флорида) были представлены коллекции тропических и субтропических плодовых и декоративных растений ― пальмы, авокадо, ананасы, манго, различные цитрусовые; там изучали коллекции каучуконосов, хлопчатника и других текстильных растений. Сад Chico (Калифорния) ― различные орехоплодные, виноград, абрикосы, сливы, инжир, хурму, фисташки, ююбу и т.  д. В последующие годы были образованы сады в штате Вашингтон, а также на территории Пуэрто-Рико, в Панаме и на Кубе.

Полевые культуры изучали на специальных опытных станциях, которые подчинялись Бюро растениеводства при USDA.

В конце XIX ― начале XX века американцы "обустроили" свою страну. Сельское хозяйство США и Канады не менее чем на 99 % работает на интродуцированных культурах. "В настоящее время трудно обнаружить в США формы и сорта, которые выращивались до 1900 г." (Г. Н. Шлыков, "Интродукция растений", М., 1936 г.). Люди трудились не только себе в удовольствие, но и, главное, на благо страны, собирая всё ценное для сельского хозяйства ― а не что попало под руку, не некий абстрактно-теоретический "банк всех семян". И не только для сельского хозяйства, но и для культуры. Как рассказывали очевидцы, в вековых парках США и Канады собрана пригодная для произрастания в этих регионах древесная, кустарниковая, декоративная флора юго-восточной Азии. Это настоящий памятник, который воздвигли себе интродукторы США, работавшие на рубеже XIX ― XX веков.

Зарубежные экспедиции ВИРа и интродукция растений в период с 1920 по 1940 годы в СССР

В 1920-х ― начале 30-х годов сельское хозяйство не только окраинных республик Советского Союза, но и центральных районов России, Украины, Белоруссии, без преувеличения, находилось в упадке. Частыми были неурожаи, голод. Следовало срочно решать насущную проблему ― накормить народ, а, значит, расширять площади и повышать урожайность важнейших продовольственных культур. Однако большинство староместных сортов-популяций наших сельскохозяйственных культур значительно уступали по урожайности новейшим сортам Западной Европы, США, Канады.

И в Наркомземе, и в ВИРе, главной организации, ответственной за развитие растениеводства страны, вполне понимали необходимость интродукции новых высокоурожайных сортов различных культур. Для этого требовалась планомерная экспедиционная работа. Экспедиции организовывались ― в трудное время ликвидации разрухи и восстановления народного хозяйства, страна не жалела на них средств, в том числе валютных. В статье "Мировые растительные ресурсы и их использование в селекции", опубликованной в 1938 году, Н. Вавилов отмечал: "1923 год можно считать началом планомерных экспедиций Всесоюзного института растениеводства". В докладе на сессии ВАСХНИЛ 22 декабря 1936 года Н. Вавилов говорил: "Из 180 экспедиций, проведённых за последнее десятилетие Всесоюзным институтом растениеводства, 29 были проведены за границей, а остальные внутри Советского Союза". На конференции ботанических садов при АН СССР в январе 1940 года Вавилов сделал доклад "Интродукция растений в советское время и её результаты". Подводя итоги интродукционной работы ВИРа за период с 1921 по 1940 год, он сказал: "Наряду с изучением сортового состава возделываемых растений нашей страны начиная с 1923 года Институт растениеводства организует одну за другой многочисленные экспедиции. Из 180 экспедиций института, проведённых за два десятилетия, 140 приходится на Советский Союз, остальные были направлены за пределы нашей страны".

Итак, экспедиции организовывались, но какие?

Вот перечень зарубежных экспедиций за период 1923-33 гг:

1923 г. ― экспедиция В. Е. Писарева в Монголию;

1924 г. ― экспедиция Н. Вавилова и Д. Д. Букинича в Афганистан;

1925-26 гг. ― экспедиция Ю. Н. Воронова, С. М. Букасова и др. в Мексику, Гватемалу, Колумбию, с посещением Венесуэлы, Панамы, Кубы, Курасао, Тринидата и Барбадоса. Экспедиция была организована Резинотрестом с целью изучения каучуконосов. В составе экспедиции был ещё С. В. Юзепчук, который, после возвращения основной группы, продолжил путешествие в 1927 году, прихватив немного от 1928 года. Вавилов попросил начальника экспедиции Ю. Н. Воронова взять сотрудника ВИРа С. М. Букасова;

1925-27 гг. ― экспедиция П. Жуковского в Малую Азию;

1926-27 гг. ― экспедиция Н. Вавилова в страны Средиземноморья: Францию, Алжир, Марокко, Тунис, Крит, Кипр, Грецию, Ливан, Сирию, Палестину, Сомали, Абиссинию, Эритрею, Италию, Испанию;

1926-27 гг. ― экспедиция В. Маркович в Палестину, Индию, Цейлон, Яву, Китай, Японию;

1927 г. ― экспедиция, а точнее непродолжительная командировка, Ф. Д. Лихоноса в Югославию;

1927-28 гг. ― экспедиция С. В. Юзепчука (продолжение экспедиции Ю. Н. Воронова) в Перу, Боливию, Чили;

1927 г. ― экспедиция Н. Вавилова в Абиссинию и Эритрею;

1927 г. ― экспедиция В. В. Таланова а Северную Америку;

1928 г. ― экспедиция Е. Синской в Японию, Корею, на Тайвань;

1929 г. ― экспедиция Н. Вавилова и М. Попова в Западный Китай;

1930 г. ― экспедиция Н. Вавилова в США, Мексику, Гватемалу, Гондурас;

1930 г. ― экспедиция Н. Вавилова в Японию, Корею, на Тайвань;

1932-33 гг. ― экспедиция Н. Вавилова в США, Канаду, Кубу, Мексику, на Ямайку, Панаму, Эквадор, Перу, Боливию, Чили, Аргентину, Уругвай, Бразилию, Тринидат, Пуэрто-Рико;

Повторим ещё раз. В 1920-х ― начале 30-х годов сельское хозяйство Советского Союза находилось в упадке. Частые неурожаи, голод. Необходимо решать насущную проблему ― накормить народ. Староместные сорта-популяции значительно уступали по урожайности новейшим сортам Западной Европы, США, Канады. В отличие от России, в этих странах успешно развивалась селекционная работа, разрабатывались и внедрялись более совершенные агротехнические приёмы. На изучение сельского хозяйства этих стран, на сбор семян новейших сортов, их размножение и внедрение в производство и должны были бы быть направлены все усилия коллектива Всесоюзного института растениеводства.

Но посмотрите на географию зарубежных экспедиций ВИР и самого Н. Вавилова ― тропики, субтропики, отсталые в сельском хозяйстве Абиссиния, Эритрея, Монголия, Палестина и др. ― для России всё экзотика. Что можно привезти из этих стран для непосредственного промышленного использования в сельском хозяйстве своей страны? Николай Иванович много ездил по США, Канаде, по странам Европы, но оттуда не было внедрено ни одного образца, который оказался бы полезным для сельскохозяйственного производства в СССР в те годы.

А теперь давайте детальнее присмотримся к вавиловским путешествиям. Рассмотрим его длительную поездку по странам Средиземноморья в 1926-27 годах. Всё путешествие заняло 14 месяцев. Его цель Вавилов определил так: "В 1926 году мы поставили себе задачей посетить по возможности все страны Средиземноморья, собрать возможно полный сортовой материал, изучить условия культуры… Предстояла задача изучения земледельческой культуры трёх основных южных полуостровов Европы ― Балканского, Апеннинского, Пиренейского и крупнейших островов Средиземного моря".

31 мая 1926 года Николай Иванович прилетел в Лондон. Через несколько дней он уже во Франции и 1 июля 1926 г. из Марселя отплыл в Алжир. (Следовательно, месяц он провёл в Англии и Франции). Из Алжира "…направляемся в Марокко, имея задачей в течение короткого времени (10–12 дней) ознакомиться с главными земледельческими растениями этой страны". Затем он перебрался в Тунис и путешествовал до конца августа. На три страны у Вавилова ушло 60 дней. Распределим их следующим образом: 25 дней ― Алжир, 10 дней Марокко, 25 дней Тунис. Что можно изучить за 10 дней в Марокко? Что полезного можно перенять из всех этих стран для сельского хозяйства Советского Союза?

1 сентября 1926 года Вавилов на острове Крит, затем на Кипре и галопом по Греции и Ливану. Этим островам и странам он посвятил 16 дней. 17 сентября он на территории Сирии, 20 сентября в Дамаске.

Следующее письмо Вавилова, полученное в Ленинграде, написано 9 октября. Отправлено оно из Иерусалима (в Сирии Вавилов находился также около 20 дней). Второе письмо из Палестины Вавилов пишет 20 октября. Вавилов сообщает, что 2–3 января 1927 года он будет в Риме. (Следовательно, в Палестине Вавилов находился с 5.10.1926 по 1.01.1927 гг. ― 85 дней).

План выполнен, и 4 января 1927 года Вавилов из Рима отплывает во Францию, а 6 января из Марселя ― в Порт-Саид, затем в Сомали. В этой стране он долго не задерживается. Из очередного письма узнаём, что 7 февраля он уже на территории Абиссинии и отправляется во внутреннюю часть страны. 8-ым апреля датировано письмо из Эритреи, адресованное Е. Барулиной, с которой он недавно зарегистрировал брак, в котором он назначает ей встречу в Риме в середине апреля. Они встретились в Риме 16 апреля. Начинается их "свадебное путешествие". Они побывали в Мессине, Палермо, Флоренции, Болонье, Милане, Венеции, Ломбардии. 26 мая Елена Ивановна вернулась в Ленинград, а Николай Иванович поехал в Испанию. В СССР он вернулся во второй половине июля.

Несомненно, Николай Иванович регулярно высылал посылки с семенами, но что из материалов Марокко, Абиссинии, Сирии … оказалось полезным для сельского хозяйства СССР и России в частности? Ничего.

Рассмотрим ещё одно вавиловское путешествие, растянувшееся на полгода. В августе 1932 года Николай Иванович вылетел в США на VI Международный генетический конгресс, который проходил 24–31 августа в городе Итака. После конгресса, 2 сентября, Вавилов, проезжая на поезде, познакомился с земледельческими штатами Канады по маршруту с востока на запад и вернулся в США, посещая засушливые штаты, по направлению с запада на восток. С 14 по 17 октября Вавилов на Кубе. Он посетил Ботанический сад в Сьенфуэгосе и Агрономическую станцию в Сантьяго-де-лас-Вегас в пригороде Гаваны. 17 октября он вернулся в США, город Майами, штат Флорида. Затем самолётом ― в Мексику. Побывал на Ямайке, откуда перебрался в Панаму, а затем в Эквадор и Перу. 7 ноября 1932 года Вавилов пишет письмо в ВИР из Куско (Перу). Письмо адресовано Н. В. Ковалёву, В. Е. Писареву и С. М. Букасову (ЛГА, ф. 9708, оп. 1, ед. хр. 500, л. 131–132).

Вот выдержки из этого письма: "…Оторвался на 3 месяца от всего мира. Пока идёт ничего. Был на Юкатане, постиг теперь немного всю Центральную Америку… До черта тут замечательного и интересного! Пример ― картофель. Всё, что мы знаем о нём, надо удесятерить… Изучая поля цветущего картофеля в Перу, убедился, что все, так называемые, местные сорта ещё могут быть разбиты на сотни форм, да каких… Цветы различаются по размеру вдвое, чашелистики в 10 раз, есть с раздельными и спайными лепестками, сколько тут химер, гамма цветов на любом поле от синего тёмного через весь ряд до белого, да с орнаментом, а листва. Словом, сортов и разновидностей ботанических тут миллионы… Я не сомневаюсь, что если диалектику картофельную тронуть всерьёз в Перу и Боливии, то мы переделаем картофель, как хотим. До черта видов дикого, культурный в таком виде, что хотя и видел "пекла творения”, но такого ещё не видел… Это всё в таком ошарашивающем разнообразии и так локализовано, что только недоразумением можно назвать недоучёт целых два века селекционером и генетиком того, что тут есть… Невежество наше и картофель Андов поражающи". Подобные вавиловские высказывания нередко воспринимаются как величайшие открытия. Но Вавилов это разнообразие картофеля открыл только для себя лично. Американские учёные давно это знали. То, что для Вавилова было открытием, для них было хорошо известными, хорошо изученными фактами, притом зафиксированными в многочисленных публикациях в американских журналах конца XIX ― начала XX века.

Следующая выдержка из этого письма: "Беру всё, что можно… Отправил 8 посылок по 5 кило. Не могу не посылать. Но с ужасом помышляю о весе картошки (а надо каждого "сорта" по 30 клубней минимально) и о стоимости каждой посылки в 7–8 рублей золотом, не считая труда". Во фразе "Беру всё, что можно" заключена главная ошибка в стратегии путешествий Н. Вавилова и его помощников. За этим "что можно" Вавилов забыл, что действительно нужно было в то время нашей стране.

Из Перу Вавилов перелетел в Боливию, затем в Чили, Аргентину и Уругвай. Письмо из Монтевидео он написал 14 декабря. В конце месяца Вавилов уже в Бразилии. Следовательно, на Боливию, Чили, Аргентину и Уругвай приходится 40 дней ― в среднем, по 10 дней на страну. Если учесть, что в каждой стране, в каждом городе Вавилов встречался с властями, посещал музеи, университеты, заповедники, то у него не оставалось времени изучать "субстанции культур и сортов… изучать будущее мирового земледелия". Это краткое знакомство со страной, с работой исследовательских учреждений, не более. В суть исследовательской работы при таком верхоглядстве вникать просто некогда. Поэтому путешествие превращается в обычную туристическую поездку. Он не успевал даже всё увидеть, а не только изучить.

А сейчас, дорогие читатели, мы проследим, какие мировые открытия сделаны Николаем Ивановичем, скажем, в Бразилии.

Примерно в середине декабря он прибыл в Порту-Алегро. Это город на юге Бразилии, штат Риу-Гранди-ду-Сул. С самолёта он видит огромные пространства прерий. Уже на суше делает заключение, что это край животноводства и что там много немцев. Затем он перелетает в город Паранагуа и остаётся там несколько дней. Следующий пункт — город Сан-Паулу. Оказывается там много кофейных плантаций. Посещает Вавилов местный Агрономический институт, знакомится с работами биологического института, с его ботаническим и зоологическим отделениями. Его удивляет, что там много змей и прекрасные гостиницы. Из Сан-Паулу, вначале на поезде, а затем авто, он едет в Мату-Гросу, город, расположенный в центральной части страны. Его восхищают отличные дороги и огромные кофейные плантации. Ещё одно открытие ― оказывается там мощные краснозёмы. Вавилов возвращается в Сан-Паулу и 25 декабря он снова в Мату-Гросу. С заведующим Отделения ботаники Биологического института, доктором Хэнэ, они едут в тропический заповедник. Хэнэ рассказывает, что площадь заповедника около 2 тысяч гектаров и, что биологи насчитывают на этой территории более 2 тысяч видов цветковых растений. Как замечает Вавилов, заповедник ухоженный, проложены специальные тропинки и названы они именами знаменитых натуралистов ― Ламарка, Линнея, Жюсье. В заповеднике прекрасная гостиница. Вавилов возвращается в Сан-Паулу и летит в Рио-де-Жанейро. Обосновавшись, он посещает Ботанический сад, в котором собрано более сотни видов пальм и много видов хлебных деревьев. В честь Вавилова как директора ВИРа устроена дегустация топических плодов. Должное внимание Вавилов уделяет и этнографическому музею Рио-де-Жанейро.

Следующий пункт пребывания ― город Байя (ныне Сальвадор), где он знакомится с работой института какао. Этот отрезок "изучения" Бразилии занял у Вавилова 15 дней. 1 января 1933 года на гидроплане он летит в город Пернамбо, расположенный в штате Пернамбуку. Это крупный центр хлопководства и огромных плантаций сахарного тростника. Но взгляд Вавилова ничего интересного там не отметил, и он перелетел в город Белен, расположенный недалеко от устья Амазонки. Провинция славится натуральным каучуком. На следующий день был приём у губернатора провинции. Вавилов просит его организовать поездку по Амазонке, ему хочется "взглянуть на роскошные леса". Посвящает день на знакомство с зоологическим музеем, затем посещает коммерческий музей и "заводит дружбу" с его директором, французским натуралистом доктором Кэно. Кэно много лет исследовал долину Амазонки и написал монографию в двух томах "Долина Амазонки". Просьба Вавилова о поездке по Амазонке удовлетворена. Снарядили пароход с полным запасом провизии и собственным поваром. Посетили, по пути следования, каучуковые концессии Форда и японских компаний. Вавилов восхищается очень хорошими дорогами, проложенными вглубь тропических лесов. Путешествие заняло 7–8 дней. Вавилов возвращается в Белен. Прощальный обед у губернатора и он улетает в Гвиану, затем на Тринидат. На острове Сент-Винсент гостит у доктора Харланда. От Харланда летит в Пуэрто-Рико и оттуда в Европу. Путешествие закончено.

Вот фрагмент из работы Николая Ивановича: "Тропические леса Амазонки полны диких плодовых. Их можно насчитать сотни видов и ими завален рынок в Белене. Созревая в разное время, они сменяют друг друга на прилавках. По качеству эти разнообразные плоды далеки от обычных требований европейца к плодам. Они нередко терпкие, грубые, твёрдые, но тем не менее съедобные. В тропическом лесу Амазонки можно прожить, питаясь только плодами: если к этому прибавить съедобных обезьян, аллигаторов, всевозможных рыб, птиц, то можно понять, как существуют в глубине тропического леса в почти первобытном состоянии коренные жители страны".

Подобные впечатления, возможно, имели научный интерес в 1540 году, когда впервые по всей Амазонке проехал Франциско де Орельяна. Начало же серьёзному её изучению положил Шарль Мари де ла Кондамин. Затем на Амазонке побывал Александр Гумбольдт (1800 г.), Спикс и Мартиус (1819-20 гг.). Плодотворными в научном плане оказались исследования Амазонки, проведённые Уоллесом в 1848-52 годах, Чандлесом в 1862-69 гг., Крево в 1876-82 гг., и упомянутым Вавиловым французским натуралистом Кэно. Но в XX веке вавиловское путешествие по Бразилии, да и ряду других стран, хорошо вписывалось в рамки туристических ознакомительных поездок.

Правда, одно "открытие мирового масштаба" Вавилов сделал. Как он писал в "Пяти континентах", в Бразилии на Амазонке над его головой ворковали-рокотали райские птицы. (Райских птиц не только на Амазонке, но и во всей Бразилии никогда не было и нет. Основное их место обитания ― Новая Гвинея, Молуккские острова и некоторые районы Австралии).

Обратите внимание на статью Вавилова "Великие земледельческие культуры доколумбовой Америки и их взаимоотношения" (1939 г.). Это 100 % компиляция. Вавиловского там только "и я в этих местах побывал". Но Николай Иванович считал, что, побывав в какой-либо индейской резервации в течение нескольких часов, он её изучил.

Конечно, ВИР в те времена (да и теперь) ― это не Отдел интродукции Департамента США. Но всё же и по объёму и качеству экспедиционной и интродукционной деятельности он не просто проигрывал, а выглядел жалко. У американцев ― спокойная, без лишнего шума и суматохи, огромнейшая работа по "обустройству" своей страны. В России ― громкая, пафосная трескотня. Анализируя путешествия Вавилова по странам Средиземноморья и по Америке, мы видим, что при такой спешке ничего изучить невозможно, можно только посмотреть, удивиться и восхититься тому, что увидел впервые. Хочу ещё раз подчеркнуть, что увиденное Вавиловым впервые ― не есть открытие "мирового масштаба", это открытие "для себя". Лихорадочность перелётов-переездов, которую нередко ставят в заслугу Николаю Ивановичу, восхищаясь его энергией, не позволяла что-либо изучить ― это знакомство с уже изученным и опубликованным в сотнях статей зарубежных коллег.

Все экспедиции Вавилова ― это прыганье с уступа на уступ и вселенское верхоглядство. Но сам Николай Иванович оценивал свои поездки иначе; он искал "субстанцию культур и сортов" и "изучал будущее мирового земледелия", забыв о насущных нуждах земледелия в своей стране. В своих поездках Вавилов много времени уделил только Палестине и Эфиопии, однако там полезного для сельского хозяйства СССР взять было нечего. (Возможно, Вавилов искал в этих местах подтверждение поддерживавшейся им идеи горных районов формообразования растений).

Практическую результативность интродукции ВИР в довоенный период лучше всех отразил ближайший соратник Н. Вавилова ― Ф. Х. Бахтеев в книге "Выдающиеся советские генетики", изданной в 1980 году. Он написал, что под руководством Вавилова в СССР были интродуцированы несколько видов бамбука, многие виды эвкалиптов и хинное дерево.

Критика экспедиционной деятельности ВИРа

Разумеется, такое понимание целей экспедиций ВИРа встретило критику. С середины 1920-х годов вплоть до 1940-го года деятельность Н. Вавилова и руководимого им института неоднократно критиковалась внутри самого коллектива, на трибунах учёных советов и партийных собраний.

Первыми критиками интродукционной деятельности ВИРа и Н. Вавилова в довоенный период, указывавшими, что целью экспедиций ВИРа, особенно с учётом напряженного положения в сельском хозяйстве СССР, должна быть интродукция высокоурожайных культурных растений, а не "сбор всего многообразия семян" были А. К. Коль, Г. Н. Шлыков, Д. Д. Арцыбашев.

В 1936 году в журнале "Социалистическая реконструкция сельского хозяйства" № 10 была опубликована статья А. К. Коля "Реконструкция растениеводства СССР". Он писал: "При обсуждении вопроса о создании института мы считали, что заимствование готовых новейших достижений иноземных растениеводов и селекционеров являлось в то время наиболее быстрым и дешёвым путём вооружения нашего хозяйства лучшими сортами. К сожалению, во вновь созданном институте был допущен _крен на прикладную ботанику, т.  е. на академическую морфологическую систематику сельскохозяйственных культур, не давшую, в конце концов, нашему строительству ничего реального [85]Ничего важного, кроме академических исследований относительно центров происхождения растений. Но под эти ли академические результаты выделялись в те годы громадные суммы в валюте правительство СССР?
. Всем известное отставание Всесоюзного института растениеводства от задач социалистического строительства в сельском хозяйстве своими корнями уходит именно в этот неправильно допущенный крен ".

Коль ставил вопросом: где искать нужные для сельского хозяйства формы ― в горных дебрях или странах, "где особенно кипуче и напряжённо в течение многих тысячелетий протекала борьба человечества за улучшение материальной базы его существования, в том числе и за улучшение культурной растительности?"

Он же и отвечал на этот вопрос: "Работая над культурными растениями надо, прежде всего, определить, что, в сущности, представляет собой культурное растение: является ли оно даром природы или же результатом человеческого труда. Если культурное растение дано нам в готовом виде природой, то, естественно, только у неё же следует искать и другие формы для дальнейшего улучшения культурного растения. Если же культурное растение есть продукт творческой работы бесчисленных поколений человечества над грубым диким растением, то источником форм для целей дальнейшего его улучшения будут не дикие горные дебри, а центры многовековой цивилизации, где улучшающая работа человечества зашла наиболее далеко [86]То есть, подбирать образцы для интродукции новых, высокоурожайных сортов растений следовало в первую очередь в культурных центрах, где уже давно, на протяжении столетий, велась работа по их селекции.
" . Следовало искать и привлекать в коллекцию только то, что концентрирует в наследственной основе наибольшее количество не примитивных, а хозяйственно-ценных признаков [87]В своих воспоминаниях о Н. Вавилове Е. Синская так характеризовала Александра Карловича Коля: "Он был прежде всего человек недалёкий и даже по наружности странный …. Коль вечно носился с разными фантазиями. Речь шла то о культуре лебеды в широких размерах, то о каких-то древесных растениях для веточного корма, что должно поднять отечественное животноводство; об амаранте как о крупяной культуре, то о крапиве как о прядильном растении и т.  п. ” .
Однако, как видно из приведённой статьи, не таким уж "недалёким" человеком был Александр Карлович Коль. Его можно было считать "недалёким" только в том смысле, что его волновали не столько далёкие академические проблемы, сколько неотложные задачи развития сельского хозяйства ― прим. авт .
.

Понимал ли это Вавилов? Конечно, понимал. В подтверждение этого Коль приводил в своей статье выдержку из "Ботанико-географических основ селекции" 1935 года, где Вавилов сам писал: "чем выше технический уровень цивилизации, тем более отселектированы её культурные растения. Китайские овощи, разные виды китайских капуст, соевые бобы, рис, так же как и многие полевые культуры стран, расположенных по берегам Средиземного моря, где развивались мощные цивилизации Старого Света, характеризуются высоким качеством, крупностью плодов, семян, отображая наглядно результаты тщательной многовековой селекции… Наоборот, ассортименты многих стран ― Северо-западной Индии, Афганистана, Абиссинии, доинкских цивилизаций Перу и Боливии, сохранившихся в высокогорных райнах Андов ― характеризуются мелкозёрностью, мелкоплодностью, низким качеством и мало отличимы от диких форм, нередко произрастающих рядом на полях или на пустырях и межах".

Как видим, Вавилов вполне понимал, где именно нужно искать ценный материал для селекции и интродукции. Но экспедиции были ориентирована на сбор "всего многообразия". Нужды сельского хозяйства были отодвинуты на задний план, на неопределённое потом.

То же писал по этому поводу и Г. Н. Шлыков. В 1938 году в журнале "Советские субтропики" № 8–9 он опубликовал статью "Формальная генетика и последовательный дарвинизм", где критиковал Н. Вавилова за убеждение, что в Афганистане, Эфиопии, Палестине необходимо искать наиценнейший исходный материал для селекции. Он писал, что за многие годы путешествий Вавиловым и его последователями там было собрано несколько десятков тысяч образцов материала, который может найти, по утверждению Вавилова, использование в позднейшей селекции. Однако ничего из собранного там не оказалось ценным. Ценным было только то, что собрано в странах с высокой техникой земледелия.

В 1967-69 годах мне неоднократно приходилось беседовать с заведующим лабораторией семеноведения ВИРа Николаем Георгиевичем Хорошайловым. Аспирантуру ВИРа он закончил в 1935 году и был свидетелем, а в некоторых случаях и участником этих перипетий. Критики упрекали Вавилова в оторванности деятельности института от проблем сельского хозяйства. Молодые аспиранты, пришедшие в ВИР, стремились выполнять научные исследования, непосредственно связанные с практикой сельского хозяйства. Но все предлагаемые темы носили отвлечённый описательный характер. Упор был сделан на изучение морфологических признаков и стремление отыскать такие, которые позволяли бы заполнить, пока ещё пустые, клеточки гомологических рядов. Вавилов нервозно реагировал на критику и повторял, что только избранные могут его понять.

Мой знакомый, который моложе меня лет на двадцать, говорит: "Важно делать то, что тебе по силам и что имеет сейчас наибольшую ценность". Но, дорогие читатели, задайте себе вопрос: Какую неотложную ценность имел для сельского хозяйства СССР 1920-30-х годов материал, собранный в отсталых Афганистане, Эфиопии, Монголии? Ответьте на него честно, хотя бы для самих себя.

 

Реорганизация ВИРа в августе 1940 г

Комментарий автора. 6 августа 1940 года произошло трагическое событие. Николая Ивановича Вавилова арестовали.

Всесоюзный НИИ растениеводства остался без руководителя. Раньше тоже случались подобные ситуации. Командировки Николая Ивановича часто растягивались на несколько месяцев. Случалось на год и больше. Но данный случай, разумеется, особый.

Всесоюзная Академия (ВАСХНИЛ) сформировала комиссию по приёму дел института и передаче их новому директору ― Эйхвельду Иоганну Гансовичу. Возглавил комиссию член коллегии Наркомзема Алексей Клементьевич Зубарев.

Результаты работы комиссии были рассмотрены на заседании Президиума ВАСХНИЛ 25 ноября 1940 года. Вот выдержки из протокола № 18 этого заседания:

…

а) институтом хотя и собраны большие коллекции культурных растений, но при сборе их не всегда руководствовались полезностью собираемого материала и, в настоящее время, трудно определить научную и практическую ценность каждого образца коллекции

б) изучение собранных коллекций было поставлено неправильно и не давало ценных для производства и науки выводов. Небрежное же хранение коллекции привело к гибели части коллекционных образцов

в) институт недостаточно работал по продвижению перспективных сортов в производство.

На основании изложенного Президиум постановил:

перевести всю работу с кукурузой из ВИРа на опытную станцию Отрада Кубанская

цветы передать в Ботанический сад АН СССР

исследования по винограду передать в Институт виноградарства

закрыть секцию субтропических культур

закрыть лабораторию табака и чая

передать коллекцию риса Краснодарской рисовой станции

закрыть отдел географии растений

закрыть отдел внедрения

Передать местным органам:

Дальневосточную станцию ВИРа (Лянчихэ)

Туркменскую станцию (Кара-Кала)

Репетекскую станцию в Кара-Кумах

Опорный пункт "Якорная Щель" в Крыму

Считать нецелесообразным существование в составе института Бюро пустынь и высокогорий

Президент ВАСХНИЛ Т. Д. Лысенко

По моему мнению, констатирующая часть изложена корректно. Часть замечаний можно отнести и к работе современного ВИРа. Постановляющая часть вполне соответствует сложившейся к тому времени экономической обстановке.