Ожидание выматывает. Ожидание — это мучительно. Я всю жизнь ненавидела ждать, но на этот раз все оказалось даже хуже прежнего. Металась по маленькой комнате, то и дело сшибая что-то на своем пути.
Кан время от времени хватал меня в охапку, усаживал на диван и пытался успокоить, как только мог. Получалось не очень… Долго сидеть я была не в состоянии. При первой возможности вскакивала и начинала бесцельно мерить шагами пол. И цикл повторялся снова и снова. Так несколько часов кряду. Рехнуться можно.
Кан Му Ён долго сохранял спокойствие. Упорно держался за здравомыслие и мне не давал рехнуться… Парню надо было памятник ставить за долготерпение.
Но спустя пять или шесть часов сам подорвался, пересел на подоконник, прижавшись к стеклу, и уставился в окно так, будто от этого зависела его жизнь. Наверное, я его окончательно замучила. Ведь любое терпение не бесконечно.
Тут сразу выяснилось, что биться в истерике, когда на тебя не обращают внимания, совершенно неинтересно. Поэтому я замерла на диванчике, обняв себя за колени. Опять захотелось плакать.
— В этом дворе и должно быть так оживленно? — неожиданно спросил мужчина, поднимая на меня глаза. И выражение в них мне совершенно не понравилось. Это был страх. Страх и обреченность.
— Оживленно? — напряглась я. Встала и подошла к окну, чтобы понять причину волнения.
Двое пьяных мужчин что-то втолковывали друг другу, сидя на лавочке. У каждого было по бутылке, к которым они время от времени прикладывались. Ну явно ведь не кола… Словом, ничего странного я пока не заметила.
— Ты о чем? — чуть растерянно переспросила я. — Галлюцинации, что ли? Головой еще раз где-то сильно ударился и теперь мерещится невесть что?
— Нет! В последние полчаса в этот двор постоянно заходили какие-то люди. Мужчины. И они были слишком хорошо одеты, чтобы жить где-то поблизости. Мне это не нравится…
У меня мурашки по спине побежали. Нет, Кан Му Ён, конечно, тот еще параноик, я это уже успела понять… Но то, что он не идиот, я поняла тоже. Да и в нашей ситуации паранойя — это лучшая стратегия выживания.
— Лиллен, нам с тобой нужно отсюда убираться. У меня очень плохое предчувствие. Слышишь? Мне кажется, они нас уже нашли. Те два ушедших от полиции психа. И они ни перед чем не остановятся, чтобы до нас добраться, — тихо обратился ко мне Кан. Голос у него звучал как-то тускло, невыразительно. — Срочно едем в аэропорт. По дороге закажешь нам по Сети билеты до Ямато. Там отсидимся у твоих друзей. Пусть этих фанатиков осталось лишь двое, но я не хочу тобой рисковать. Вами рисковать.
Я нервно сглотнула. На меня начала накатывать паника. Выбираться из убежища, которое дарило хоть какую-то иллюзию безопасности, не хотелось. Неизвестно, что с нами может случиться за пределами квартиры. Руки сами собой тут же легли на живот, то ли в попытке защитить самое дорогое, то ли я просто хотела получить от своего чудо-ребенка каплю-другую уверенности в благополучном исходе.
— Мне страшно, — безэмоционально сообщила я Кану, чувствуя, как внутри все холодеет от ужаса и, что греха таить, от обреченности.
Кан, которого в последнее время меня так и подмывало назвать по имени (черта с два я это сделаю даже мысленно), обнял меня. Неуверенно, некрепко, но все-таки тепло чужого тела рядом принесло какое-то облегчение.
— Я сделаю все ради тебя и дочки. Слышишь? С вами обеими будет все в порядке.
Он говорил тихо, вкрадчиво, но с той самой интонацией, с какой обычно люди говорят, что земля круглая и солнце встает на востоке. Непреложный факт. Иначе быть не может.
— Ты ведь всего лишь человек. И ты не всесилен… — тихо отозвалась я, утыкаясь носом ему в плечо, вдыхая его запах, впитывая его тепло. Нелюбимый мной, он стал за совсем короткое время кем-то очень близким, дорогим. Тем, в ком я больше не сомневалась… Пора было все заканчивать, пока он не стал еще и нужным.
Все-таки он умеет добиваться своей цели, хитрая косоглазая образина…
Мир вокруг нас замер. Пусть всего на несколько секунд, но замер. И нас было только двое. Точнее, трое. Я уже начала верить, будто наша дочка прекрасно понимает, что вокруг происходит. Понимает и пытается помогать в меру своих сил. Моя храбрая и сильная девочка. Лучшая на свете.
— Если нужно, стану даже всесильным. Стану любым, только чтобы с вами все было хорошо.
Мы просто стояли и молчали пару минут.
— Выходи за меня замуж, Лиллен. Я буду хорошим мужем, вот увидишь, — тихо попросил меня он. — Пожалуйста… Нам не надо расставаться.
Еще не так давно я легко отвечала ему «нет» на такой вопрос.
— Я подумаю. Хорошо?
На этот раз я уже колебалась. С языка упорно не срывалось решительное «нет». Не было уже той полной уверенности, что хуже мужа представить нельзя, пропала она куда-то, будто и не было никогда. И на ее место пришло спокойное понимание, что даже если он действительно будет ходить на сторону после свадьбы, то в некотором роде все остальные достоинства будут искупать этот грех. Он будет делать все для жены и детей. А дочку так и вовсе наверняка будет боготворить и баловать, как настоящую принцессу. Хотела бы я, чтобы моя девочка почувствовала себя принцессой?..
Может быть, правы те, кто твердил мне до сих пор, будто он не самый плохой вариант? Беннет, мама…
— Хорошо, — согласился Кан с явным облегчением, обнимая меня чуть крепче. — Я ведь все равно не отстану, веришь?
— Верю, — недовольно буркнула я, решительно выпутываясь из его рук. Не время для всех этих телячьих нежностей. За нами могут вот-вот явиться убийцы…
Да и поговори мы еще немного, и Кан вытянул бы из меня признание, что я ему уже верю практически во всем. Или даже не практически… Просто верю.
— Нам пора, — твердо сказала я, стараясь не смотреть в его глаза. — Они ведь уже подобрались к нам вплотную. Нужно опередить их.
— Верно, — согласился он, как-то по-особенному нежно проводя по моей щеке.
Чертов сериальный выкормыш, наверное, на съемках подцепил трюк, а потом начал активно использовать. Но почему на меня действуют все эти штампы? Настолько долго не было рядом мужчины? Не любовника, а просто мужчины, который пожелал бы стать стеной между мной и остальным миром.
Сборы заняли меньше пяти минут. Не так уж много имущества у беглецов. Паспорта, кредитки да еще подаренный Ким Ми Сон планшет, с которого мы могли заказать себе билеты прямо в дороге. Заранее покупать их было бы глупо, могут и отследить… Фальшивые паспорта оказались бы полезны… Но увы, у меня в друзьях были копы, а никак не преступники.
Из квартиры я вышла с самым дурным предчувствием. Как будто мы движемся к концу. Никогда не считала себя пессимистом. Но после стольких покушений подряд поневоле пропадают всякие надежды на лучшее.
— Лиллен, взбодрись. Мы с тобой выкрутимся, — с ободряющей улыбкой заверил меня Кан. — В Ямато будет более безопасно. Я уже списывался с твоей подругой. Она сказала, мы сможем пожить в доме ее свекрови. Там-то до нас сложно будет добраться. Прости, использовал твой ящик.
Опешила от такой наглости. Он воспользовался моими логином и паролем, чтобы связаться с моей подругой и попросить ее об одолжении. Нет, какова наглость! Это мои друзья! Моя жизнь! А он влез в нее без моего разрешения. Да и в моем ящике лежит бездна личных писем. Страшно подумать, что он мог про меня узнать.
— Ты совсем совесть потерял?! — вызверилась я, ударив Кана головой по плечу. Не слишком чувствительно, но чтобы понял всю степень моего недовольства.
Мужчина только закатил глаза, демонстрируя, что считает мои претензии глупостью.
— Это же моя лучшая подруга! Как ты только посмел?! — чересчур резко даже по своим меркам вспылила я. Но охватившая меня истерика требовала выхода. Со слезами у меня никогда особо не складывалось, зато перейти на крик получалось легко. Пусть я и понимала, что поступок Му Ёна не заслуживает столь сильного гнева.
Кан, кажется, понял мое состояние, поэтому не стал ни оправдываться, ни спорить, просто подхватил нашу одну на двоих тощую сумку и начал подталкивать меня к выходу, попутно бормоча что-то успокаивающее. Как же он меня раздражал своим постоянным всепрощением, пониманием моих чувств, убийственным спокойствием… Мы с ним совпали до малейших мелочей. Точней, он полностью совпал со мной. Подстроился.
— Откуда ты только такой появился на мою голову? — риторически вопросила я, уже когда мы сели в машину.
— Откуда явился, там таких больше уже нет, — с хитрой улыбкой ответил он. — Лиллен, пристегнись. Ехать придется очень быстро. Будешь говорить мне, где сворачивать.
Скорость я особо никогда не любила. Папе нравилось гонять очень быстро, особенно после того, как немного принимал на грудь. Один раз мы едва не разбились все втроем: он, мама и я. До сих пор становилось не по себе, когда речь заходила о быстрой езде. Но научиться водить все-таки пришлось… на свою голову. На самом деле хорошо, что на этот раз за рулем будет Кан Му Ён.
— Надеюсь, ты хоть нормально водишь? — с легким напряжением в голосе спросила я, вжимаясь в сиденье. Не хотелось бы, чтобы мы случайно разбились по дороге в аэропорт…
— Лиллен, не волнуйся, я отлично вожу. Даже в любительских гонках одно время участвовал. Все будет хорошо.
Он был совершенно уверен в собственных силах. А вот я в нем сомневалась. И очень сильно. И чем больше он разгонялся, тем страшней мне становилось. Настолько, что если бы он не спрашивал постоянно, куда дальше направляться, я бы просто впала в прострацию от ужаса. В голове против воли всплывали слова молитв, которые я, казалось, давным-давно позабыла.
— Просто верь мне, — услышала я голос мужчины. — Все будет хорошо.
И как будто по волшебству — на самом деле поверила. Поверила в то, что он действительно способен спасти нас обоих, способен довести в целости и сохранности до аэропорта.
С четверть часа мы ехали в напряженном молчании, которое нарушалось только вопросами Кана о направлении. Я редко открывала глаза, предпочитая пребывать большую часть времени в тревожной полудреме. Скорость я чувствовала всем телом, она была большой, но не иначе как чудом Кан во все повороты входил очень мягко, по-настоящему профессионально. Не соврал, стало быть, насчет своего водительского мастерства.
— Лиллен, можешь открыть глаза, мы выехали из города. Резких поворотов не предвидится, да и машин тут не очень много. Тебе будет уже не так страшно.
Неожиданно для самой себя послушалась и глаза открыла. Мы действительно уже были к тому времени за городом. Стало быть, до аэропорта оставалось совсем немного.
— Поверить не могу, что нам в конечном итоге удалось… Они же практически взяли нас. И тут вдруг упустить? Не глупо ли?
— Глупо, — согласился Кан. — Очень глупо и странно. Поэтому нам с тобой не стоит расслабляться. Слишком просто… Будем надеяться, что они нас потеряли.
Будем надеяться… Никогда не умела надеяться.
— Они нас потеряли… Но как надолго? — пробормотала я, обхватывая себя за плечи руками. Волна адреналина схлынула, оставив после себя апатию и усталость… Как же хотелось просто спать… В тепле, покое, безопасности… И черт с ним, пусть даже будет Кан под боком. Он не так уж нарушает гармонию моего мира.
— А теперь я бы сказал, что нас опять нашли, — как-то слишком уж безразлично произнес Му Ён. И я отметила, что он необычайно бледен.
Обернувшись, я увидела, что за нами на довольно близком расстоянии следует автомобиль. А учитывая, как Кан гнал, это не могло быть случайностью. Либо нашли, либо вовсе не теряли. Просто ждали, пока начнем из одного безопасного места перебираться в другое. И дождались…
Сердце оборвалось. Получается, мы сами подставились, выбравшись из убежища? Но в квартире до нас тоже легко могли добраться.
Теперь единственный призрачный шанс на спасение — это попытаться оторваться. Слава Создателю, хотя бы машина нам досталась достаточно быстрая. Впрочем, слабое утешение. Эти сектанты достаточно хитры, чтобы что-то не придумать на такой случай… Уж слишком они были последовательны все это время.
А еще я заметила, что в машине, преследовавшей нас, был только один человек.
Истерика подкатывала все ближе и ближе.
Все изначально шло слишком хорошо. Слишком хорошо, чтобы оказаться правдой… Сбежали. Обманули. Вырвались. Черта с два…
Меня затрясло мелкой дрожью. И безумно захотелось расплакаться. Мне еще было рано умирать. Рано! Я еще ничего не сделала, ничего не увидела! Моя девочка должна родиться на свет!
— Лиллен, все будет хорошо, — с просто ненормальным для данной ситуации спокойствием произнес Кан.
Его руки уверенно лежали на руле. Да и сам он казался ни капли не взволнованным. Полностью уверен в себе и собственных силах. Вот только было что-то такое в этом спокойствии ненормальное… Обреченное. Неправильное. И мне казалось, будто я поняла, о чем он в тот момент думал.
— Ты должен выжить, — практически приказала я ему. — Ты же понимаешь это? Ты должен выжить. Ты не посмеешь!..
Бросил взгляд искоса и пожал плечами.
— Как будто я так хочу умирать. Я буду стараться изо всех сил, поверь. Но… ты же понимаешь, кого я выберу, если вдруг придется решать, кому из нас следует остаться в живых?
Он себя не выберет. Я это понимала совершенно ясно. И это было сказано так равнодушно, будто речь шла о прогнозе погоды. Ни пафоса. Ни драмы.
Просто он умрет за нас. Даже не любя.
Я могла понять Беннет и ее ненаглядного, которые рисковали ради друг друга без всякого страха. Эти могли сквозь адово пламя друг за другом пойти не дрогнув. Потому что были влюблены с первого взгляда. И потому что любят до сих пор до звездочек перед глазами. Но у нас с Каном все не так. Это только… долг? Но тогда этот поводок едва ли не крепче, чем взаимная любовь…
— Понимаю. Хотя в моей голове не укладывается почему, — тихо ответила я, закрывая лицо руками. — За что нам все это? Вот скажи, чем мы заслужили?
Му Ён пожал плечами и надавил на педаль газа. Да, у нас имеется неплохое преимущество в скорости. Значит, есть шанс оторваться. Уйти от погони.
— Ну ни ты, ни я не святые, с какой стороны ни посмотри. Если уж мы заслужили друг друга… То почему бы не заслужить и все эти проблемы? Но радуйся, после такого у нас карма явно улучшится.
Потрясающий оптимизм.
— Какое мне дело до кармы, если я почувствую ее изменения только в следующей жизни?! — возмутилась я… и так и замерла с открытым ртом. Вывернувшая из-за поворота фура уверенно шла на таран. И уйти от столкновения нам уже точно не удастся. Слишком большая скорость. Слишком маленькое расстояние. Все было просчитано наперед… От этого нам не спастись.
И не нужно было обладать выдающимся умом, чтобы понять: после столкновения от нашей машины мало что останется. Да и от нас тоже…
Это конец…
Я была уверена, что проклятая фура — последнее, что я вижу в своей жизни. И последнее, что видит Кан Му Ён. Но этот паршивец в последний момент успел резко крутануть руль влево, подставляя под удар водительскую сторону и уберегая меня.
Он и правда легко выбрал, кому из нас двоих стоит остаться в живых. Сделал для меня все, что только мог.
Когда в ушах перестало звенеть, я с изумлением поняла, что все еще жива. И каким-то чудом даже не изувечена. Кан Му Ён действительно сделал для меня и моего ребенка все.
Не помнила, как выбралась наружу из покореженной машины. Ничего не помнила. Как будто не со мной все происходило. С кем-то другим. И не помню, как навела пистолет на человека, который вылез из кабины протаранившей нас фуры…
Или нет… Помню еще… Помню, как горел автомобиль преследователя, слетевший с обочины. Он даже не пытался спастись. Его задачей было загнать нас с Каном в ловушку. Он это сделал. Больше у него не имелось причин жить.
Еще я помнила черные злые глаза водителя фуры, полные торжества, когда он понял, что Кан из автомобиля уже не выберется. И, скорее всего, его уже и в живых-то нет… Нельзя убить меня и ребенка раньше отца. Отец — мертв. Теперь между мной и смертью уже никто не стоял.
— Не расстраивайся, — с жутким акцентом произнес он. — Вы совсем скоро встретитесь с Каном. Все трое будете вместе. И уже никогда не расстанетесь.
Тут мужчина улыбнулся. Так довольно. Практически счастливо. А я только понимала, что Кана… что Му Ёна больше нет на этом свете. Что он больше не дышит. И еще стало совершенно ясно, что я выжить просто обязана. Выжить и родить нашего общего ребенка, нашу кнопку. Чтобы на том свете, когда действительно встретимся, Кан не мог меня ни в чем укорить. Нельзя, чтобы он впустую пожертвовал собой, когда ему и тридцати не исполнилось.
Я вытащила из кармана револьвер и навела его на убийцу.
— Думаешь, сможешь выстрелить в человека? — ухмыльнулся он. — Ну попробуй. Ты даже не попадешь.
Это он о том, что у меня руки должны трястись, потому что я слабая напуганная женщина? Или об очередном колдовстве, которое должно уберечь мерзавца?
Плевать. Все равно всажу в него всю обойму. Спасибо Арчи за то, что когда-то научил меня обращаться с оружием. Сейчас я хотела выстрелить. Выстрелить в человека. Что бы он там ни думал, этот ублюдок, а башку я ему продырявлю. Мне нельзя было умирать. А вот он должен сдохнуть. Прямо сейчас.
Он стоял передо мной и потешался над моей якобы беспомощностью.
— Лучше сдайся, девка. Поверь, тогда умрешь быстрее и легче.
В ответ только оскалилась и нажала на курок. В животе разлилось привычное ровное тепло. Что бы ни случилось, моя дочка со мной и помогает.
«Прости, кнопка, что тебе приходится со мной проходить через все это, — взмолилась я. — Просто у твоей бестолковой матери не осталось никакого выбора».
На курок я нажала почти что с медитативным спокойствием. Время вокруг, кажется, замедлилось настолько, что можно было увидеть, как пуля летит во вражью голову. И я прекрасно понимала, что попала в цель, еще до того, как в голове ублюдка появилась лишняя дырка.
Но на всякий случай выпустила еще пять пуль. И все попали в цель.
Паршивая вышла самооборона, если честно. Больше походило на нападение…
Разрыдалась я в голос, уже когда человек, который хотел убить нас, упал на землю и больше не пошевелился.
Еще бы ему шевелиться со столькими дырками в голове…
Могла бы, наверное, еще долго рыдать, если бы не едва слышный стон, донесшийся из машины, который мигом привел в себя и заставил подорваться на ноги.
Жив.
Жив, задохлик.
Дрищ косоглазый.
Жив!
Я метнулась к нашему покореженному автомобилю, про себя молясь всем известным святым разом. Только бы дождался приезда «скорой»… Только бы дотянул до больницы… Только бы не бросал меня…
Дверь удалось открыть с третьей попытки, сил едва хватило, а после я, трясясь от ужаса, вытаскивала окровавленного мужчину наружу. Он не открывал глаз и даже дышал, кажется, через раз.
С пятой попытки удалось позвонить в службу спасения… Вот теперь руки так тряслись, что планшет Ми Сон, который чудом уцелел в аварии, несколько раз падал на землю… А Кан Му Ён казался таким бледным… И я боялась, что для него это уже конец… Не выдержит больше…
— Кан! Кан, не смей подыхать! Только не так! Ты же еще дочку не видел! Ты же хотел ей сам имя выбрать! Я тебе позволю, только выживи! Ты слышишь?! Выживи! Ты же нужен! Нам нужен! Ей нужен! Пожалуйста, только живи! Не смей меня бросать одну, когда Я вдруг поняла, что с тобой мне лучше, чем без тебя!!!
По дороге в больницу я все время держала его за руку, не собираясь отпускать ни на минуту. Как будто стоит мне это сделать, оставить его, как он тут же уйдет… Навсегда.
— Девушка, вас саму осмотреть надо! Да и молодому человеку нужно срочно операцию провести, — уже в больнице уговаривала меня медсестра, по одному разгибая пальцы.
Я в ответ кивала, но как будто плохо понимала, о чем она вообще говорит. Все звуки доносились, будто через слой воды.
— Лиллен-ши, пойдемте, слышите? — неожиданно оказалась рядом со мной Чхве Ки Де.
Его мама. Она понимала, что я чувствую.
Женщина обняла меня за плечи и помогла дойти сперва до кабинета врача, потом, когда убедились, что я практически в полном порядке, увела меня в коридор, где напоила горячим травяным настоем, который почему-то был при ней в термосе.
Чхве даже не предлагала пойти отдохнуть. Наверняка понимала, что я добровольно не покину больницу, пока не пойму, что все в порядке. Или что все кончено.
— Успокойся, девочка, успокойся, тебе нельзя волноваться, — приговаривала женщина, ласково гладя меня по голове. — Мой сын крепкий. Вот увидишь. Он выживет.
А я просто беспомощно плакала. Ничего не могла с собой поделать.
Сильный… Я слишком хорошо успела разглядеть, как его покорежило в той аварии. Слишком хорошо. Ни единого живого места. Как можно выжить после такого? Даже если ты действительно сильный.
Но ничего этого я не сказала Чхве Ки Де. Пусть хоть одна из нас двоих надеется на лучшее. Потому что помочь нам может только надежда. Или чудо.
Так я и уснула в больничном коридоре в объятиях чужой матери.
Разбудили меня голоса. Кто-то что-то очень энергично втолковывал, но слов я сквозь полудрему не могла разобрать. А потом тепло чужих рук исчезло, и я пришла в себя окончательно.
Возникло понимание: если Чхве ушла, оставив меня, стало быть, операция закончена. И теперь остается только узнать, что с ним…
В ожидании Чхве Ки Де я металась по коридору, как дикий зверь по клетке. Ждать всегда страшней всего. Теперь я понимала, почему Джули отправилась за своим ненаглядным даже смерти в зубы, наплевав на уговоры тогда еще жениха. Она просто понимала, что не выдержит ожидания…
А потом его мама снова появилась. И в ее лице я не видела ни капли радости. Ни единой чертовой капли радости…
Неужели?..
Я стояла перед Чхве Ки Де и отчаянно боялась. Боялась задать тот самый вопрос, самый важный. Боялась спросить, что с Му Ёном. Мое сердце не остановится, если его вдруг не станет. Я смогу жить дальше, заниматься любимым делом, растить дочку, но…
А Чхве стояла предо мной. Безмолвная. Строгая. Скорбная.
— Что?.. — в конце концов спросила я.
— Операция прошла неудачно, — тихо произнесла она.
И что-то у меня внутри в тот момент оборвалось. Моя дочка не увидит папы… На глаза сами собой наворачивались слезы. Ненавижу плакать. И Кана тоже ненавижу. Как только он посмел…
— Он жив, но…
Клянусь, в тот момент я едва не ударила ее. Как можно было меня настолько сильно пугать? В моем-то положении!
— Так он жив?! — не сдержавшись, воскликнула я в голос.
Со всех сторон тут же зашикали. Ну как же. Больница. Нельзя кричать. Я это знала, но как было удержаться?
— Жив, — подтвердила мать Кан Му Ёна. — Но целители говорят, мой сын, скорее всего, никогда не сможет ходить.
На этом месте женщина сделала красноречивую паузу, как будто эти слова должны были все для меня объяснить.
Вот только я все равно ничего не поняла.
— Вы… вам лучше уйти сейчас. Я сама ему все объясню.
Я начала закипать. Какого черта она творит? То тянула к алтарю, несмотря на все мое сопротивление, а теперь вдруг гонит? Теперь, когда уже я сама приняла решение?
— С чего бы это я должна уходить? — зашипела я разъяренной кошкой, уперев руки в бока. — Никуда я не пойду!
Чхве посмотрела на меня с безграничным отчаянием.
— Но вы же теперь бросите его. Будьте милосердной к моему мальчику, не причиняйте ему лишней боли.
И опять эта стерва из Корё все решила за меня. Сперва за меня решила, что будет свадьба, теперь за меня же решила, что я брошу ее сыночка. И почему? Потому что он, вероятно, больше не сможет ходить?! Какая чушь!
— Я не собираюсь бросать его, — отчеканила я, пронзая иностранку практически ненавидящим взглядом. — У меня нет ни единой причины бросать Кан Му Ёна. Не теперь точно.
Похоже, бедную женщину едва не свел в могилу глубокий когнитивный диссонанс. По ее расчетам, я уже должна была испариться из больницы и больше никогда не появляться возле Му Ёна.
— Он же теперь… инвалид.
Вот же непонятливая.
— Для меня это не играет никакой роли, — равнодушно бросила я.
Глаза Чхве понемногу увеличивались.
— Он же даже как мужчина… — пробормотала моя свекровь (и уже не отвертится!), слегка краснея. Не так чтобы сильно, но все же…
Я только вздохнула. Тоже мне велика беда… Нет, я, конечно, молодая здоровая женщина, но не инстинктами едиными жив человек. Есть вещи и куда важней.
— Ребенка мне он уже сделал, на этом его мужской долг можно смело считать выполненным.
Она хотела заплакать. Я совершенно ясно видела, что Чхве Ки Де собирается заплакать. Но она держалась.
— Лиллен-ши… Вы не понимаете… Мой сын… Му Ён не выдержит жалости. В особенности от вас.
Как будто кто-то тут вообще говорит о жалости… Такой функции в моем программном обеспечении не было изначально. Нет. Мной двигал исключительно здравый смысл. И ничего больше.
— Я никогда и никого не жалею. И Му Ёна жалеть не собираюсь. Он — отец моего ребенка. Раньше вам было достаточно этой причины, чтобы требовать нашей скорейшей свадьбы.
Женщина на мгновение закрыла глаза. И одному Создателю известно, что она от меня в тот момент прятала.
— Раньше он был богатым и успешным…
— Богатым он остался и сейчас, — пожала плечами я, не понимая, в чем, собственно говоря, проблема. На что содержать семью у Кана все равно есть.
— И он был здоровым…
— Живой. Голова на месте, — цинично перечислила я. — Остальные функции можно рассматривать как приятное, но не обязательное дополнение. Я его не брошу. Не теперь, когда поняла, что мы с малышкой для него значим.
Чхве стояла передо мной неподвижная как соляной столб и только смотрела с благоговением, не отрываясь, словно на икону в храме. И губы у нее мелко дрожали, как будто она не знала, улыбаться ей или нет.
— Но Му Ён… Он же гордый… Он не позволит…
Демонстративно ухмыльнулась. Не позволит он мне. Как же. Нашелся герой.
— Дочка…
Меня не так чтобы часто обнимали в порыве чувств. Поэтому подобный жест со стороны не так чтобы слишком близкой для меня женщины слегка деморализовал. Но… ведь свекровь ближе матери, так?
— Никуда он не денется, — с полной уверенностью заявила я матери Кана. — Женится как миленький. Я решила — и черта с два он теперь отвертится.
Нужно было действительно идти к нему немедленно. Идти и доказывать, что он мне теперь нужен. Любой. Пускай и увечный. Так ли это важно после всего произошедшего? Как по мне, так не особо. Главное, я поняла, что могу ему верить, как себе. Или даже больше, чем себе…
Оставалось только донести свою точку зрения до пострадавшего. Горький опыт подсказывал мне, что он наверняка чего-то себе уже напридумывал.
Он лежал на больничной кровати. Бледный. Изломанный. Жалкий.
Человек, который еще вчера был на вершине мира, сегодня не мог даже встать на ноги. Глаз Кан не открывал, поэтому не удавалось понять, в сознании он или нет.
— Му Ён? — тихо окликнула я его. Первый раз назвала по имени. — Му Ён, ты спишь?
Минуту ответом мне была только тишина. А потом я услышала:
— Уходи, Лиллен.
О эти сериальные интонации благородного страдальца. О этот проверенный годами сценарий. Зря надеется.
А вот черта с два я уйду! Не теперь, когда успела уже похоронить его!
— Размечтался, — ехидно ответила, нагло усаживаясь на кровати. Все равно сейчас он ничего не почувствует.
— Что ты хочешь? Поиздеваться надо мной? — измученно спросил мужчина. — Я не нужен тебе был здоровым, а теперь… я…
Я мученически вздохнула.
— А теперь ты единственный, кому бы я ответила согласием на предложение руки и сердца. И я от тебя уже так просто не отстану, можешь не рассчитывать.
И тут я увидела то, чего хотела бы никогда не видеть… По щеке Кан Му Ёна, самодовольного, яркого Кан Му Ёна скатилась слеза.
И я даже могла понять его чувства. Его жизнь сейчас была разрушена. Полностью. До самого основания. Все, что у него было, по сути, это сцена, известность… Теперь… Теперь же он мог никогда больше не вернуться к карьере. Я представляла тот ужас и отчаяние, которое он испытывал. Слишком хорошо представляла.
Схватила его за руку, сжав как можно сильней.
— Я тебя не брошу, слышишь? — почти что зло заговорила я. — Никогда тебя не брошу. Всегда буду рядом. Мне плевать, как ты ко мне относишься, плевать, сможешь ли ты ходить или нет в будущем, и на деньги твои — тоже плевать! Ты готов был отдать ради нашего ребенка все! И сейчас даже и не думаешь обвинять меня в этой жертве! Неужели ты после всего этого считаешь, будто есть кто-то лучше тебя?
— Ты не любишь меня, — обреченно вздохнул он, измученно улыбаясь. — Ты ведь не любишь меня…
Тоже мне новость.
— Не люблю, — и не подумала врать ему я.
Джули… Она рассказывала, каково это, любить. Как каждый раз сердце начинает биться быстрее только от одной мысли о нем. Как злишься только потому, что он вовремя не позвонил или не написал. Как по двадцать раз на дню решаешь все бросить, а после двадцать один раз понимаешь, что жить без него, единственного на земле, уже и не получится…
Ничего похожего я не испытывала по отношению к Кану. Рядом с ним просто становилось спокойней. Потому что он готов был делить со мной на двоих одну тяжелую ношу.
И вдруг стало ясно, что этого вполне достаточно. Достаточно просто верить человеку, с которым собираешься вступить в брак. И черт с ней, с великой любовью.
— Но я тебя уважаю. И я тебе доверяю. Ты будешь хорошим отцом. А то, что ходить не можешь… Ну, значит, бегать за каждой юбкой тебе тоже не удастся. Как для меня — так это скорее достоинство.
— Ты потрясающе умеешь успокаивать, — с грустной усмешкой откликнулся Кан. Но уже не настолько убито.
Да уж, утешитель из меня еще тот.
— Как есть. Зато вся твоя.
— Вся моя?
— Вся, — подтвердила я с абсолютной серьезностью. — А ты — мой. Весь. И только попробуй забыть.
Вот теперь улыбка у моего будущего мужа (а я таки решила, что мужа) стала действительно светлой и радостной.
— Никогда. Никогда не забуду… Твой.