Тирэлл. Охотник из клана Кугаров

Я не стал спорить с Зовущей. Повернулся и пошел к прежней стоянке.

Все последние дни я ждал, когда меня позовут – я знал, что меня позовут! А кого же еще? И тогда я услышу, как она рычит и стонет подо мной. Они все рычат и стонут... Но... ошейник и чужак. Проклятый чужак и ошейник... Если бы не они, она бы меня позвала.

Четверо сидели у реки: трое ждали своего вожака, а четвертый – Зовущую. Бывший избранник... А он знает, что он уже «бывший»? Думаю, знает, если ошейник не лишил его нюха. Даже я чую запах чужака на ее теле.

Чужак... Этот выродок бесхвостой кошки едва не убил нас. Из-за него Карающая почти забралась в убежище, пока он ходил за хромоногим. И после этого они называют его вожаком! Чужака, ущербного... Глупо! А мелкий из клана Котов даже ударил меня, чтобы я не мешал старику. Я думал, старик умнее, а он дал камню давить себя, чтобы чужак и хромой смогли войти. Только глупец делает такое. И как Лохматый только выжил? Ведь старик уже. Хотя Медведи – они живучие, как и все дикари.

А, раздери их всех Кугар и сожри! Не хочу видеть этих глупцов и думать о них не хочу. Спать, спать и спать, пока чужак с этой где-то бродят. Пусть делают, что хотят, а я буду спать.

Проснулся я, когда она вернулась. И на ней не было запаха чужака. Это было приятно. Я всегда знал, что ущербные совсем слабые самцы. Их на один раз только и хватает.

Зовущая долго сидела рядом с Четырехлапым, о чем-то молчала.

А потом вернулся чужак.

Один.

Длиннозубой больше не было с ним.

Это тоже приятно.

Когда-нибудь, когда он останется один, совсем один... Но это потом. Вот выберемся из проклятого города. С местью придется подождать. Но чем дольше выслеживаешь добычу, тем она вкуснее.

И совсем не похожа на ту гадость, что чужак вытащил из воды. Не знаю, как такое можно есть, но остальные жрали и облизывались, будто ничего вкуснее не пробовали. Вот выберусь наверх, устрою настоящую охоту. И забуду о подачке чужака.

О, кажется, тот опять проголодался.

Ну и ненасытное же у него брюхо! Или все силы потратил на Длиннозубую? Храни Кугар от такой самки – заиграется и сожрет, не заметит. Только безумный глупец станет крутиться возле такой. Хорошо, что меня не было рядом, когда эта уродка стала Зовущей. Выбрала бы лучшего самца и как бы я ей отказал? Обиделась бы и загрызла на месте. Хорошо, что меня не было и она позвала этого бесхвостого чужака.

Вон он, свесился над водой и что-то высматривает. Добычу, что ли? Даже старику стало интересно, притопал на берег и пялится то на воду, то на своего занюханного вожака.

Ну а теперь-то что? Похоже, чужаку захотелось в воду. Безумец – он и есть безумец. Начал стягивать одежду, бросать ее под ноги. Какое все-таки отвратительное у него тело... И хвоста совсем нет. А то, что болтается под брюхом... У меня больше будет. И как только Зовущим хватило этого заморыша? Такой и показать стыдно, а он самку им пользовал. Теперь понятно, почему у чужака свежие укусы на плече. Хорошо хоть, что не на шее. Нужен мне мертвый враг, как Зовущей сморщенный стручок чужака.

Этот безумец таки полез в воду. А старику это не нравится. Что-то недовольно ворчит и с опаской поглядывает в реку. Да пусть себе лезет! Может, водные твари откусят что-нибудь бесхвостому, и он станет дважды бесхвостым.

Подходить к воде не хочется, но другие-то подошли. Стоят, смотрят. Подойти, что ли, и мне?

Не успел. Ну и ладно, обойдусь. Мне и сидя всех видно.

Старик присел, опустил лапы над водой, поднялся. Сжал пальцы на запястьях чужака, а тот висит себе и не трепыхается, совсем как дохлый. Потом старик отошел от края, поставил чужака на плиты, и тот начал одеваться. Но прежде руками по себе повозил – проверял, ничего ему не отъели?

– Что ты искал там?

А это другой Медведь открыл рот. Интересно хромоногому стало, зачем глупец делает глупости. Будто этому есть объяснение.

– Искал дорогу.

Ну и как тебе ответ, Лохматый? Нравится? Один глупец спросил другого. Дорогу он искал, в воде! И было-то ума у них мало, да и тот Карающая сожгла. Лучше бы вы там с ней и остались!

– А по воде можно ходить?

Вот ведь настырный...

– Говорят, можно. Я сам не видел, но кое-кто утверждал, что был такой... у нас, кто ходил по воде.

– А ты умеешь?

Чужак оскалился.

– Только там, где есть дорога.

– А здесь она есть?

Лохматый все не уймется.

– Нет. – Чужак уже совсем оделся. – Пойдем дальше, поищем.

Ну вот, два глупца поговорили, а я должен куда-то идти. Да какое мне дело до какой-то дороги?!

А калека не унимается, любопытно ему, зачем чужаку нужна дорога.

– Это дорога наружу.

А что, по прежней пройтись нельзя? Возвращаться придется, но дорога-то цела.

Я только подумал, а хромой уже спрашивает. Глупец, он и есть глупец: не может держать пасть закрытой.

Чужак посмотрел на город проклятых, пожал плечами.

Еще одна глупая привычка.

– Или твой Прародитель запрещает тебе возвращаться?

Старик молчит, как все остальные, и только переминается с ноги на ногу. Будь я старшим, приказал бы хромому заткнуться, а то треплет языком, как вонючий хост. Было лучше, когда мы шли по пескам: хромой тогда молчал.

– Прародитель? – Чужак опять скалится. – Мой прародитель позволяет мне делать все, что нужно, чтобы выжить.

Хороший прародитель... я о таком еще не слышал. И никакого долга перед кланом, и никакого уважения старейшим и вожаку, никакой заботы о...

– ...если бы здесь был один выход, я бы уже шел к нему, – говорит чужак, пока я думаю о его прародителе.

– А здесь есть еще один выход?

Это уже Кот сует свои усы в болтовню двух глупцов.

– Есть. И не один.

– Тогда зачем ты полез в воду? Выбери какой-нибудь другой...

Советчик выискался. Уж не умнее ли Повелителей ты себя считаешь, мелкий?..

– ...чтобы вам не пришлось лезть в воду? Не получится. Все другие дороги начинаются в воде.

– А в воду лезть надо всем?

Это уже Зовущей интересно. Или не-Зовущей – я пока не пойму. Кот молчит, смотрит под ноги. Оба Лохматых тоже не рычат от радости, узнав, какую тропу ищет их любимейший вожак. Еще один калека – Трехлапый – дохромал до т'ангайи, вопросительно рыкнул.

Чужак посмотрел на него, потом на старика.

– Мерантос, сколько ночей до белой луны?

– Четыре.

– Ладно. Успеем.

– Успеем, – повторила т'ангайя.

Какие тайны завелись между ними!

Ну и ладно. Не очень-то и хочется знать.

– А лезть в воду всем не обязательно. – Чужак пошевелил пальцами, и завоняло паленой шкурой. – Не хочешь, не надо. Подниметесь, выйдете там, где мы входили, и топайте себе, куда хотите.

– А ты?

– А я – туда, – чужак кивнул на реку.

– Почему? – не унималась т'ангайя, будто на этом чужаке сошелся свет трех лун.

– Не люблю ходить одной и той же дорогой. Да и к горам так ближе.

Лохматые переглянулись.

– А мы по этой тропе пройдем? – спросил старик.

– Если захотите, то пройдете.

– Тогда мы с тобой, – сказал хромоногий.

Ну конечно, ты и в воду полезешь, только бы быстрее до своих гор добраться.

В воду... мокрую, противную, где обитают какие-то твари, что так мерзко прикасаются к телу. А вода заливается в нос и уши... Нет! Не хочу в воду!

– Не хочешь – не надо. Я никого не зову с собой. И силой не тащу.

Чужак смотрит на меня. Похоже, это «не хочу» я сказал громко. «Ладно, подождем» – так всегда говорил мой наставник, когда видел тучу над головой. А после охоты он любил говорить: «Попробуешь, когда сам поймаешь», – и в одиночку сжирал добычу. С таким наставником я быстро научился не промахиваться и... не торопиться. Подождем...

– А я не знаю, – сказал мелкий, с опаской посматривая на реку. – Не знаю...

Еще вчера я посмеялся бы над этим трусом. Сегодня – не стал.

– А я... – т'ангайя погладила бывшего избранника по голове. – Мы подумаем. Ты ведь не теперь собрался выходить наружу?

– Нет. Наверху сейчас очень жарко. – Чужак к чему-то прислушался, оскалился. И кого он хочет напугать своими зубами? Там же бояться нечего! – И для здоровья наверху пока очень вредно.

– А здесь?

Не напрасно говорят, что любопытнее кота бывает только кошка.

– А здесь – не очень. Но я не собираюсь здесь долго оставаться. Пошли, что ли?

– А-а?.. – и мелкий завертел головой.

– Ты кого-то ищешь?

– Да так...

– Она в городе. Догонит, если захочет, – сказал чужак и пошел вдоль реки.

Остальные послушно потянулись за ним.

Лохматые, мелкий, двое Кугаров. Четырехлапый сильно хромал на переднюю лапу и часто становился трехлапым.

А я пошел сам. За ними.

Пока я шел, кто-то смотрел на мою спину. Тогда я останавливался и оборачивался, ожидая увидеть Длиннозубую. Но никого не видел. Тогда я опять начинал идти, и... все повторялось: на меня опять пялились, я оборачивался...

Путь вдоль реки оказался не близким. Только после второго привала они подошли к стене, под которую пряталась река. Высоко над головой виднелся выступ, что тянулся по всей стене пещеры. Такой снизу была лестница-дорога, по которой я спустился в город.

А река затекала в арку. Арка была совсем низкой. Лохматым придется идти на четырех, чтобы забраться под нее. Только идти некуда – плиты закончились.

Похоже, чужак опять решил полезть в воду. Он стал снимать одежду. И все-таки у него самое уродливое тело, какое я только видел. Сколько раз смотрю на него – и все не могу привыкнуть. А когда он мокрый стоит в луже воды... на такую мерзость и смотреть противно. Теперь я понял, почему ущербные носят одежду. На каждом привале чужак забирался в реку, искал свою тропу, потом охотился, выбрасывал добычу на берег, где она трепыхалась, пытаясь вернуться в воду.

Белые длинные твари, на которых смотреть так же противно, как на голого и мокрого чужака. Одну из них я упустил, и она упала в реку. А старик ловко перехватывал скользкие тела, отрывал головы и швырял тушки подальше от воды. Он так посмотрел на меня, будто укусить хотел.

– Уронишь еще одну – останешься без жратвы.

Я не стал рычать на него, хоть не он охотился и не ему мне грозить. Умный не станет спорить с Медведем. А если Медведь – воин, то и смотреть на него лишний раз не станет. Эти воины совсем безумные. Лучше промолчать и отойти, пока Лохматый не отправил меня помогать чужаку охотиться в воде.

Ну уж нет, охотиться я буду потом, когда Лохматые уберутся куда подальше и даже следы их остынут.

Я отловил и оторвал головы еще трем рыбины – кажется, так чужак назвал свою добычу. И съел две из них. После еды мы пили. Мне даже вспомнить противно, как добывалась вода. Я пил последним, когда все уже напились и легли отдыхать.

А чужак... ему не лежалось. Он ходил вдоль берега, высматривал свою тропу. Потом разделся и полез в воду. Старик тоже не спал, ждал, когда его позовут. Не дождался – чужак сам выбрался на берег. Интересно, как у него получилось? Раньше не получалось, а в этот раз...

Оказалось, что все смотрели на чужака, не только я. Всем хотелось узнать, найдет он свою тропу или нет и что это за тропа такая.

Нашел.

Мелкий с хромым склонились над рекой: посмотреть на тропу. А чужак пошел в город, к стенам, и т'ангайю с Четырехлапым позвал. Те пошли.

Интересно, почему только Кугары? А если Кугары, то почему не позвали меня? Я ведь тоже...

Пошел за ними.

Чужак оглянулся, заметил меня, но ничего не сказал. Почему?

Я пошел, и те, что сидели на берегу, тоже не стали останавливать меня.

Возвращаться в город мне очень не хотелось, но они-то пошли. Что они там будут делать? Почему прячутся от меня?

Стены все ближе, вот они уже вокруг, и... это был не тот город, в который я попал, спасаясь от Карающей. Этот Город не давил на меня холодными стенами, его плиты не обжигали мои ноги, а его воздух не застревал у меня в горле. Я не бежал по мертвому, почерневшему от дождя лесу и не уворачивался от капель, что до костей прожигали тело. И колючий ветер больше не сдирал с меня кожу, а страх не гнал меня по улицам, как вонючего дрожащего хоста. Этот Город не охотился на меня, не забирался в мою голову, не выедал мой мозг, не кусал за сердце. Это был другой Город, совсем другой.

Когда я закрывал глаза, то нос и уши твердили мне, что я в лесу, среди молодых деревьев, что легкий и теплый ветер трогает их, что все вокруг пахнет цветами и листьями. Среди этих запахов я уловил запах т'ангайи, Четырехлапого и чужака. Потом, когда я открыл глаза, лес исчез, остались стены, колонны, мимо которых я шел, и плиты под ногами. Город играл со мной, и я не знал, чему верить: глазам или своему нюху. Это было так странно и неправильно, что я опять закрыл глаза и потряс головой. Но запах остался, и я пошел по следу, доверясь нюху.

След вывел меня к полянке, окруженной молодой куавой. Трое долго петляли среди тонких стволов, а потом ушли по тропе в чащу. Я направился напрямик, через полянку, и быстро потерял след. Тогда я открыл глаза и... увидел площадь. По краю ее стояли тонкие колонны разной высоты. Я осмотрелся, принюхался – ничего. Вокруг было тихо, спокойно и не было тех, за кем я шел. Тишина и покой были такими, что мне захотелось сесть и отдохнуть, а еще лучше лечь и заснуть до следующей ночи.

Отдохнуть, уснуть, видеть сны... сны...

Нет!

Я сюда не спать пришел! Опять Город дразнит меня!

Злость помогла мне проснуться.

С трудом добрался до ближайшей колонны, заставляя себя не закрывать глаза. Но пока я думал о глазах, ноги забывали, как надо ходить; когда я думал о ногах, глаза начинали закрываться. Кажется, я заснул на ходу и упал.

Проснулся я, стоя на коленях и обнимая ствол куавы. Сон сбежал от меня, гладкий ствол согревал щеку, было так хорошо, что не хотелось открывать глаза. Так, с закрытыми глазами, я и нашел утерянный след. И я пошел по нему медленно и осторожно, чувствуя рядом – протяни руку и дотронешься – стволы других деревьев. Обошел поляну, россыпь мелких камней с колючим запахом. Они иногда попадаются в лесу, и никто не знает, откуда они взялись и чем были раньше. Камни обходят и не трогают. Я как-то тронул из глупого любопытства... наставник сильно побил меня. Потом, когда я смог уползти от камней. А еще у меня пропал нюх тогда. И несколько дней я жрал корни и червей.

Эти камни я обошел очень осторожно, по следу тех, кто прошел впереди. След вывел меня на узкую старую тропу, по которой давно уже не ходили ни звери, ни т'анги. Она довела меня до высоких узких плит, что соединялись верхушками. Это было похоже на огромный шалаш. Таких я раньше не видел и ничего не слышал о них. След троих вел в большую щель, между двух ближних плит. Я не хотел идти туда, те трое могли устроить засаду. А когда я подумал про другую щель, то почему-то вспомнил сонную поляну. Похоже, у меня не было выбора, придется идти по следу. И я пошел, а возле самой щели открыл глаза.

Тяжелые плиты исчезли, как не бывало.

Тогда я оглянулся.

Исчез лес и заброшенная тропа. Ничего этого не видели мои глаза. Только короткий проход между стенами и площадь, где я потерял след.

А между плитами было что-то непонятное.

Две круглые широкие ступени вели к небольшому колодцу. Похожий торчал среди песка, и это из него мы пили в первый раз.

Чужак ходил и вокруг этого колодца, но не открывал его, а наверху лежал Кугар, свесив лапы с выпущенными когтями. Чужак почти цеплялся за них, когда проходил мимо. Т'ангайя держала хвостатого за ошейник и что-то шептала ему на ухо.

Подходить ближе я не стал. Остановился перед первой, самой широкой ступенькой и смотрел. Те, возле колодца, меня словно не замечали. А я больше не видел высоких плит, что склонились друг к другу. Я открывал и закрывал глаза, но плит не было. Может, они мне приснились?.. Вместо них из первой ступени торчали тонкие, не толще руки, столбики. Даже не столбики, а пенечки мне по колено. На второй ступени, той, что ближе к колодцу, пенечки были разной высоты: от колена и до локтя. И стояли они часто – боком протискиваться не надо, но вдвоем не пройти.

Да и зачем идти куда-то, если и снизу всех хорошо видно?

Вот чужак нагнулся над Четырехпалым и так удобно подставил спину!.. Будь у меня копье – не промахнулся бы!

Я представил, как это копье пробивает кожу чужака, пробует кровь, высовывает жало с другой стороны... Только у хостов такие копья: с длинным, зазубренным жалом, способные насквозь пробить тело. И дротики у них такие же – зазубренные, такой не выдернуть из раны, только выгрызать или вырезать надо.

Хвостатый рявкнул и заворчал, но совсем не злобно. И кусать чужака он не стал, только задвигал лапами и убрал когти. А чужак дернулся так, будто в него попало копье, затряс рукой, как сурам лапой, что залезла в гнездо за сладкими личинками и напоролась на острые колючки – их всегда таскают взрослые луукти, чтобы защититься от таких вот обжор.

Потом возле меня что-то упало, звякнуло об камень, и я забыл про луукти с сурамом и про чужака с Четырехлапым... Мне захотелось посмотреть, что там упало, и я обернулся.

Увидел я, как же!

Глаза сразу залило слезами, в носу закрутило, будто я сунулся в гнездо луукти. Это только сурам их жрать может, а Кугар чихает от их запаха, а потом еще нюх теряет на день. И даже изменение не помогает. Мне не помогло. А наставник скучать в тот день мне не дал.

Вот и теперь я чихал и ничего не видел – из глаз текло, из носа текло, я тер его лапами... Нет, на этот раз руками, но ничего не помогало. Проклятый чужак! Что ты со мной сделал?!

– Растопчи! Быстро!

И не надо так кричать! Вот прочихаюсь, увижу, что топтать, тогда и... А кто ты такая, чтобы приказывать мне?!

Послышались шаги. Совсем близко.

Открыл глаза – болят и плохо видят – может, Кот, а может, и Медведь, не разглядеть. Принюхался и чуть не зарычал от злости – нюх тоже пропал.

Чужак, что же ты со мной сделал? Выживу – не забуду.

Кто-то протопал мимо, а я ни увидеть, ни унюхать не могу. Потом я услышал голос чужака:

– Готово! А с ним что?

– Жить будет. Перестань тереть глаза!

Опять мне приказывает какая-то т'ангайя.

– Кому сказала? Убери лапы от глаз! Поотбиваю!

Злюсь, но убираю. Вот смогу видеть, тогда и...

Поморгал. Глаза слезятся меньше, с носа тоже почти не течет, а вот нюха как не было, так и нет.

Увидел чужака. Это он выполнил приказ незнакомой т'ангайи. Может, это ему она и приказывала, а не мне. Этого я не знаю и знать не хочу. А вот что меня искалечило – это я хочу узнать.

Посмотрел на место, где топтался чужак, и... ничего не увидел. Только маленькое светлое пятно на плите. Пыль или песок. Но долго смотреть мне не дали – дунул ветер, и пятно исчезло.

– Не хочу, чтобы эта дрянь оставалась в моем Городе.

Смотрю на ту, что это сказала, да еще таким тоном, будто она сама призвала ветер.

Незнакомка была выше т'ангай из клана Кугаров, но не намного. А еще она была темной. ВСЯ. И кожа, и волосы, и глаза, и губы. Не такая темная, как шерсть Четырехлапого или мои волосы, но я еще ни у кого не видел такой темной кожи. А как пахла эта самка! И как я хотел ее! Позови она меня, чуть-чуть только позови, и я забыл бы, что рядом чужак и двое Кугаров. Что мне до них? Они никто, они мне не мешают. У меня шумело в голове, высохло во рту, задрожали ноги, а сердце едва не выломало ребра...

Не позвала. Даже не посмотрела на меня больше.

Я не сразу понял, что мой нос уже может нюхать.

– Что это было? – спросил я, когда смог заговорить.

– Синда-Ро.

– Что?

Я не знал слова, что сказала незнакомая самка.

– Белый металл.

Это мне понятнее. Но откуда он взялся здесь? Кто принес его и зачем?

Спрашивать я не стал. Только посмотрел на каждого из этих четверых и понял: Четырехлапый. Больше некому. Вон как старательно он вылизывает бок! Так от грязи не отмываются. Непонятно только, зачем чужак привел всех сюда, зачем надо было идти так далеко?

– Ты выбрал хорошее место для лечения. Правильное, – сказала темная чужаку.

– А я не выбирал. Оно само...

Чужак замолчал, посмотрел на самку, будто впервые увидел ее, и сказал:

– Мы скоро уйдем.

Будто тайну какую открыл.

– Я знаю.

– А ты?

Темная пожала плечами. Молча.

– Ты останешься здесь? Сама?

Чужак посмотрел по сторонам с таким видом, будто ожидал, что из-за угла появится еще десяток-другой темношкурых самок. Не дождался. Темная заговорила:

– Не забывай – это мой Город. И это моя земля. И скоро я буду не одна.

Она стояла, сложив руки на животе, и чему-то улыбалась. А я не сразу разглядел, что на ней нет ошейника. И что это земля Ипш, не сразу вспомнил. Так вот какими бывают их самки, когда становятся двуногими!..

– Значит, ты никуда не уйдешь отсюда? – спросил чужак.

А чего спрашивать-то? Она уже сказала... или кто-то слышать плохо стал?

– Никуда. Будешь проходить мимо, захочешь меня увидеть... – самка улыбнулась, не показывая зубов. – Поищи. Может, и найдешь.

Долго молчат. Смотрят друг на друга. Меня нет для них. Остальных тоже нет. И Города нет... Молчат. Смотрят. А чего молчат? Мне уже и стоять надоело на одном месте, а они молчат.

Потом подошли двое из клана Кугаров, Хвостатый все еще хромал, но уже меньше. Чужак посмотрел на них, потом на меня – заметил-таки!.. Сказал им, не мне:

– Я возвращаюсь. А вы как хотите.

Не зовет и не гонит. Хорошего же вожака они себе выбрали!

– По воде пойдешь? – спросила та, что меня не позвала.

– По воде.

Кугары переглянулись. А может, и поговорили, не открывая рта.

– Мы с тобой, – сказала т'ангайя, а хвостатый что-то проворчал и посмотрел на чужака, ожидая, что тот ответит.

Чужак пожимает плечами:

– Это ваш выбор.

– Хороший выбор, – говорит вдруг темная.

Т'ангайя фыркнула и ничего не ответила. А чужак кивнул в мою сторону:

– А что с ним? Выведешь наверх или мне самому...

Даже не спросил у меня ничего! Будто я без языка совсем.

– Выведу, – кивнула темная. – Чтоб даже часть его не осталась в городе. Наверху много места...

Она замолчала, а я словно услышал ее мысли:

«...чтобы сдохнуть!»

И понимаю, что это истина: если мне улыбнется удача, то сдохну я быстро. Раньше, чем до меня доберутся Ловчие. Наверху хватает голодных тварей, о которых я и не слышал. А не сожрут твари, сдохну без еды и воды. Это в лесу я смог бы выжить даже в ошейнике.

А здесь...

И вдруг я понял, что мне совсем не хочется идти наверх самому. И быстро сказал, пока злость на чужака не пересилила желание жить:

– Я иду с ними!

Они оба – чужак и темная – посмотрели на меня. Она тут же отвернулась, а он сказал:

– Как хочешь. Но сразу предупреждаю, – он опять оскалился, – легко не будет. Никому. – Глянул на кугаров так, что хвостатый зарычал. Т'ангайя погладила того за ухом, и рычание прекратилось. – Это я могу обещать.

Т'ангайя упрямо склонила голову:

– Мы пойдем.

«Никому... так и будет», – подумал я, но говорить не стал. Не убила же вода меня в первый раз...

А наверху посмотрим. Выберемся – и посмотрим... поохотимся.