Ну, что за фигня! Просил же старика настроить, а он: «сам, сам…» Блин, нашел настройщика-водопроводчика. Лучше бы я вчера без браслета спать лег. На фиг мне такой сон нужен. Смотреть, как моя бабушка познакомилась с моим дедушкой… страсть, как интересно! У меня было всего два конкретных вопроса, и я на них хотел получить конкретные ответы. Без всяких там… розовых соплей и уси-пуси. Или я что-то не так понял, или Многозрящий как-то невнятно объяснил. Вроде и выполнил все, как он говорил, а получилось совсем не то, что требовалось.

Не так-то просто думать о том, о чем надо. Как в той японской сказке, про дурика и бога счастья. Достал его дурик своим нытьем, вот бог и пообещал ему счастье, если тот не будет думать о синей обезьяне. А иначе - принудительное харакири и прямо в его присутствии. Любят почему-то японцы такие концовки. Типа, «они жили недолго, не было им счастья, зато умерли в один день». Дурик согласился на условия бога, и всю ночь думал, как бы не думать про обезьяну. Вот и у меня та же проблема. Стараешься, стараешься, а потом вдруг вылезет что-то этакое, синее и лохматое. Какая-нибудь бабка в синем халате.

Кстати, ни бабок своих, ни дедок я так и не знаю. Вроде бы должны они у меня быть, но… Ни отец, ни мать не торопились приобщить меня к родовым корням, а у меня любопытства не хватило. Даже не сообразил, что кроме родителей, у меня еще родственники могут быть. Привык, понимаешь ли, что в детдоме есть друзья или совсем даже наоборот, а родственников нет и быть не может. Там не о бабушке с дедушкой мечтают, а о маме с папой или хотя бы о маме. Наивные… Иногда мамы такими бывают, что… лучше о папе мечтать. Вот и домечтался. Детдомовские привычки в большую жизнь перетащил. Все свое - на себе, а остальное чужое. Теперь, похоже, мне решили восполнить пробелы в памяти, и познакомить, так сказать, со старшим поколением. Спасибо, конечно, но как-то не очень хочется. Лучше бы с тем, что поближе. Ну, по крайней мере, узнал, как звали бабку по материнской линии. А может, и зовут все еще. Если в восьмидесятом ей было где-то под двадцать, то сейчас чуть больше семидесяти. Вполне могла дожить. Вот только мамочка моя почему-то совсем не вспоминала своих родственников. Будто на луне родилась, в тамошних песках.

Ладно, надо избавляться от этого браслета. И мысли дурные в голову лезут, и настроение портится. Да и на фиг мне нужен сериал «О чем говорят женщины, когда мужчины их не слышат». Это даже не интим получается, а обнюхивание ношеных трусиков. Конечно, кто-то тащится и от такого, а я найду себе другое развлекалово. Можно на охоту сходить, сайтаров погонять. Говорят, что бить их сейчас не сезон - ни шкуры, ни мяса не получишь, но догнать, поймать, а потом отпустить - то еще занятие. И размялся, и время с пользой провел: столько нужного народа выбралось сейчас за город. Можно еще на рыбалку выехать. Красота! Море, звезды, кувшин тифуры, знакомая массажистка, что всегда может помочь, если устал сидеть в лодке. Лодка, кстати, тоже есть. Почти своя собственная. Я ее когда-то лично купил. Ну и что, если потом продал? Лодочник сам просил-умолял вернуть товар. А в качестве компенсации предложил пользоваться лодкой. Иногда. Когда будет удобно. Вот только, кому будет удобно, он не уточнил. Значит, можно пользоваться тогда, когда удобно будет мне. Вот после завтрака и загляну к лодочнику. Нет, лучше Малька попрошу заглянуть. Он этого мазая и на дне моря найдет! Еще и ко мне доставит. Вместе с лодкой.

За последний год Малек здорово изменился. Он перерос меня и в высь, и в ширь. Еще немного и он выше Кранта будет. Совсем даже не мелким мужиком стал. Из нескладного котейки-недоростка уссурийский тигр получился. Кажется, они крупнее своих южных собратьев и массивнее. А еще Малек мне Саню из второй бригады напоминать стал. Почти пять лет прошло, а я и сейчас помню, как впервые встретил это чудо в халате.

В первый момент я даже испугался, когда увидел, какой мастодонт прет по нашему коридору. Привык, понимаешь ли, что я самый реальный мужик на всю больницу, и вдруг такое вот нарисовалось - не сотрешь. И занял, паразит, весь коридор, пола под ногами не видит, а мне хоть в окно прыгай, хоть по потолку обходи. Ну, остановился я возле кабинета главного - и отступить можно, в случае чего, и защиты попросить. Если меня, маленького, обижать станут. Стою, жду новенького. Надо же выяснить, что за чудо-юдо по моей территории бродит. А он с высоты своих два двадцати этак снисходительно сообщает:

- Александр Павлович я. Из второго… - И паузу, паразит, держит. Моей обалделой рожей любуется.

Второй-то корпус у нас гинекологический. Я как представил это лыхо рядом с осмотровым креслом, мне аж поплохело.

- А как ты пациенток осматриваешь? - только и нашелся я, что спросить. - У тебя же палец больше, чем у некоторых аппарат воспроизводства.

- Ты еще мой аппарат не видел! - Стоит и ржет, довольный, что произвел впечатление.

- Могу себе представить. Быки, наверно, дохнут от зависти.

- Почему быки? Слоны!

Похоже, новенький немного обиделся. Я бы тоже не прыгал от восторга, если бы мне намекнули, что я покрываю коров.

Оказалось, Санек над всеми так прикалывается, а потом за реакцией наблюдает. И все почему-то думают так же, как и я. Ну ладно я… устал после ночной смены, мог и ошибиться. А остальные чего стормозили? Извращениями страдают, в особо тяжкой форме? И ведь ни одному извращенцу в голову не пришло, что у нас еще второе отделение есть, хирургическое, откуда Санек вполне даже может быть.

Фамилия этого оригинала оказалась та еще - Куценький. Я долго не мог поверить, думал, прикалывается мужик, думал, дразнилка у него такая. У англичан был Джон Маленький, а у нас - Саня Куцый. Его ведь редко кто по имени-отчеству величал, больше Куценький да Куцый. А он не обижался, скорее наоборот. Ну, при таких габаритах можно хоть Дюймовочкой обзываться, все равно уважать будут. И держаться подальше. Тоже из уважения. А когда я этого дюймовчика в спортзале увидел, то впечатлился до полного обалдения. Ну, гвоздь в кольцо согнуть или пудовку на пальце удержать - это и я могу. А вот плечом подбрасывать да на шею эту гирьку принимать - такой экстрим без меня. А он на спор двухпудовкой жонглировал. Без помощи рук. Перебрасывал с одного плеча на другое. Над головой. Народ в зале офигел, когда в первый раз это увидел. А потом офигел еще раз, когда Санек до боксерской груши добрался.

Какого черта этот боксер к Сане прицепился, мы так и не узнали. Пожалел, наверное. Увидел реального мужика, что слабенько так по груше тюкает - несолидно совсем, ну и посоветовал: «Резче, резче удар!» Санек и ударил. Резче. Так груша из спортзала улетела. Вместе с советчиком и креплениями. Через закрытое окно. Хорошо хоть на первом этаже дело было, а то без жертв не обошлось бы. Окно потом вставили новое, грушу перевесили, а боксер полтора месяца с сотрясением провалялся. В нашей больнице. Он когда Куценького видел, заикаться начинал. От полноты чувств, наверное.

Пал Нилыча Санек тоже впечатлил. Настолько, что старик обошел вокруг нового сотрудника, посмотрел на него снизу вверх, основательно-таки задрав голову - в Нилыче всего метр семьдесят - и спросил:

- Скажите, молодой человек, откуда вы такой взялись?

Все в комнате дружно заржали, предвкушая ответ «молодого человека». А Санек нахмурился и обиженно засопел. Его уже достали этим вопросом. В конце концов, ему это настолько надоело, что он стал кратко и емко сообщать, откуда вылез. Нилычу он тоже сообщил:

- Мама родила.

Наверное, из уважения к старику, он сделал ответ цензурным.

- Ну, это понятно, - усмехнулся Пал Нилыч, оценив тактичность нового сотрудника. - Мы все в свое время… из мамы родились. Мне бы хотелось узнать, откуда вы к нам перешли, и кем работали раньше.

- Забойщиком работал, - с тяжелым вздохом признался Санек.

Вид у него сделался настолько несчастным, что я невольно представил этого детинушку, ползущим под землей, с привязанной к ноге вагонеткой.

- А вам в забое не очень тесно было? - поинтересовался Нилыч. - Я шахтеров немного другими представлял.

В голосе моего учителя слышалось легкое такое сомнение. Не каждый заметит, но я-то не первый год со стариком работаю - заметил и присмотрелся к Саньку внимательнее. Дурака валял наш Санек, развлекался, как сам хотел.

- А я не шахтером был, а забойщиком… - небольшая пауза, а потом скромно так: - Крупного рогатого скота.

Дождавшись, пока утихнут шутки и смех, Куценький добавил:

- До армии еще дело было. Молодых бычков бил. Кулаком.

Пал Нилыч снисходительно улыбнулся, прощая хвастовство «молодому человеку». Мол, и сам молодым был, любил перед барышнями покрасоваться. А Женька-пианист, отсмеявшись, спросил:

- А в медицинский как тебя занесло?

- Мечтал! С детства!

- Ну, а в забойщики зачем пошел?

- Там платили хорошо. Знаешь же, сколько на медицинский бабок отстегнуть надо…

Мы с Женькой кивнули. Сами не так давно отстегивали.

- Простите, молодой человек, а зачем вас в армию понесло?

Если бы я такое спросил, или Женька, думаю, ответ был бы: «А какое твое собачье дело?», а вот Нилычу Санек ответил:

- А там еще больше платили. На скотобойне я бы до сегодняшнего дня деньгу заколачивал.

Юмором от этого ответа и не пахло.

- А в армии ты кем был?

Это Пианист у нас любопытничать надумал. В армии он не был и любил прикалываться над теми, кто там «деньгу зашибал».

- Поваром я в армии был. Кем же еще?

Что изменилось в Саньке, я не успел понять. То ли улыбка исчезла из глаз, то ли лицом отвердел, но было новенькому уже не так радостно и весело, как перед Женькиным вопросом. А Пианист не заметил, что у мужика настроение испортилось, и дальше себе шутит. Он всегда много шутит перед операцией - на работу так настраивается. Кстати, пианистом он не был, играть не умел, просто музыку любил.

- Хорош повар, что доску-сороковку с одного удара проламывает.

- Да уж, какой есть.

- А остальные «повара» какие были?

Женька уже помылся перед операцией и ждет, когда на него натянут перчатки. Строит глазки Раечке и болтает почем зря. А глянул бы на Саньку, может, и болтал бы о чем-то другом.

- А оно тебе надо? - спросил Санька шепотом. То, что осталось от его улыбки, только оскалом и можно было назвать. Чем бы это мужик ни занимался в армии, вспоминать об этом ему не хотелось. - Оно тебе надо, какие были? Были да сплыли, больше нету.

Тут и до Пианиста дошло, что базар надо прикрывать, или срочно тему менять. А когда оглянулся и увидел Санькину рожу, то заткнулся сразу и надолго. В комнате стало слишком тихо и мрачно. А Раечка, что натягивала Нилычу перчатку, сжалась, как испуганная мышка.

- Простите за любопытство, молодой человек, - старик протянул Раечке вторую руку. - А почему вы в армии не остались? Почему врачом захотели стать? Ведь про детскую мечту вы это в шутку сказали, я правильно понял?..

Санька вздохнул, криво улыбнулся.

- Ага, пошутил я. Люблю, знаете ли, пошутить.

Кажется, мужик начал приходить в себя, а до меня вдруг дошло, что все то время, пока он стоял рядом, я старался не делать резких движений. Вот как намылили руки, так и остался с намыленными. Ведь возле умывальника стоял Александр Павлович Куценький, бывший «повар», чье внимание мне совсем не хотелось привлекать.

- Если это секрет или вы не хотите отвечать - не отвечайте. Я пойму, что сунул нос, куда не следует, и перестану любопытничать.

Голос Нилыча журчал тихо и размеренно, и мне показалось, что я испугался невесть чего. Все спокойно, все нормально, Санек пошел в перчатки паковаться, а я стою дурак дураком и, непонятно чего, боюсь.

Уже потом, когда я смыл-таки пену и сушил руки, Санька сказал:

- Да никакой это не секрет. Подписку с меня не брали… просто… получилось так, что после армии мне… или в монахи, или во врачи. Зарок я такой дал, вот и…

Ждали только меня и, чтобы не молчать, я спросил:

- А почему ты в монахи не пошел?

- Отсоветовали. Меня женщины очень любят.

- А ты их? - спросил Пианист уже возле операционной.

- А ты как думаешь? - ответил «молодой человек» и подмигнул.

Вот теперь это был уже привычный всем Санька.

А женщины его действительно любили. Очень. Особенно в ночные дежурства. И сестрички, и пациентки. Чаще из второго корпуса. Из тех, что от бесплодия лечились. Ни одну из них Санька не оставил невылеченной. А года через полтора, когда ему доверили вторую бригаду, увидел я и Санькину жену. Потрясающая женщина! Не только красивая, но еще и монументальная. Ростом с меня, а в груди так и побольше будет. Смотрелись они с Санькой потрясающе! Кажется, его шутка про слоних, чисто отмытой правдой оказалась. Такая женщина не только пасть самсоновому льву порвет, но и самого Самсона по стойке «смирно!» поставит. А ведь не толстая мадам, просто крупная и фигуристая. Греблей она занималась, если Санька не шутил. Женщины таких габаритов мне всегда нравились, но предлагать этой любовь и ласку, у меня язык не повернулся. И совсем не из уважения к Саньке.

Да-а, есть женщины в русских селениях…

- Господин, я тебе нужен?

Я чуть с кровати не упал, когда услышал такое от Саньки. Проморгался, головой тряхнул - Малек в дверях стоит. Собственной персоной. На лице повышенное внимание, на губах задумчивая улыбка.

- Вообще-то нужен. - Воспоминания вещь хорошая, если приятные, конечно, воспоминания, но жить надо в реальности. - Вот только не помню, чтобы я тебя звал. Или ты мысли читать научился?

Малек энергично замотал головой. Может, зарядку для шеи делает?

- Нет, господин, я не смотрел твоих мыслей. Мне Крант сказал.

- Что он тебе мог сказать?!

- Что нутер плохо спал.

И когда эти двое спеться успели? С какой это радости Крант отчитывается перед Мальком.

- А ты мне снотворное принес? Поздно спохватился. Ночь прошла, пора за стол, завтракать желаю!

Интересно, откуда это я барских замашек набрался? И почти стихами говорить стал. Вредно так долго в постели валяться. Надо раньше ложиться и… спать без сновидений. На пользу они мне не идут. Загулялись мы вчера с Молчуном. Всех ящерок окрестных распугали. А были бы кошки, распугали бы кошек.

- Господин, пора обедать. Для завтрака уже поздно.

- Завтракать никогда не поздно! - А то будут мне указывать, что и когда делать. - Запомни, Малек, первый прием пищи - это всегда завтрак, даже если он происходит после заката. Запомнил?

- Да, господин.

- Тогда шагом марш за завтраком и… вот еще. Лови!

Стянул с руки браслет Памяти, бросил Мальку. Тот поймал его в открытую шкатулку. Лихо! Только что стоял возле двери, и вот уже посреди комнаты, со шкатулкой в руках. Второй раз вижу, как он ловит браслет, и пока не надоело. Может, ради этого броска, я и нацепил его вчера?

- Мне отнести его Многозрящему?

- Отнести. Но не сегодня. У меня для тебя важнее дело есть…

Мне показалось, что Малек ждал другого ответа.

- Давай, шевели ногами! Сначала жрать, а дела подождут.

Не зря умный человек советовал: не спеши решать все вопросы - девяносто процентов из них решаются сами по себе, а десять процентов - вообще не разрешимы.

Когда малек вернулся с завтраком, я думал, что же выбрать: охоту или рыбалку?.. Рыбалка интереснее, но охота привычнее. Так и не выбрал - решил подбросить монетку.

Подбросил.

Как я и хотел, выпало ехать на охоту.

Поеду.

С судьбой по пустякам не спорят. А из-за серьезных вещей не ссорятся.