Слезы текут из глаз, а душу раздирает щемящая боль от осознания своего несовершенства: обидно – я хочу любить, но не могу, не способен на это чувство. Его интонации всегда ранят меня, словно изнутри бичуют красотой. Его совершенство завораживает, я во всем хочу быть Ему подобен: как красиво Он преломляет хлеб, одаривая им нас; как щедро Он раздает то немногое, что имеет; как ясно Он мыслит и поступает; как Он уверен в себе. Я следую за Ним уже не один день и не перестаю удивляться. В Его мире, где существует Истина, все общаются с помощью чувств: нам не нужны слова, нет нужды представлять себя каким-то иным способом, – мы такие, какие есть. Он учит нас, что Он есть истина и для спасения нас должен пострадать и принять крестную смерть. Его смерть освободит нас, и мы станем такими же, как и Он, – достигнем совершенства. Когда Он это говорит, я плачу: никогда еще не рождался столь совершенный человек, готовый смертью сделать нас такими же, как он сам. Я хочу принять истину, слиться с Ним. Его совершенство завораживает, и я хочу быть частью этого совершенства.

Когда Он говорит, я отчетливо понимаю, что Он не может солгать, так как Он пользуется не языком – инструментом лжи, а одними лишь чувствами и образами, которые находятся вне природы слов. То, что Он говорит сейчас мне, и то, что Он чувствует, – одно и то же. Он для меня есть истина в последней инстанции.

Все мы сидим вокруг Него и ждем – сейчас он должен взойти на крест и этим спасти и преобразить нас. А Он угощает нас вином и хлебом, которые только что сотворил, словно не боится смерти, словно ее не существует. Крест уже готов, и палачи ждут.

Последний, кто получает Его дары, – это я. Вино кислое, а хлеб пресный, но с какой любовью Он мне их вручает. На вопрос, каким я нахожу Его причастие, вру, что вино сладкое, а хлеб вкусный: я не могу Его расстраивать, не желаю, чтобы он почувствовал мое разочарование, – поэтому клятвенно заверяю, что это лучшее, что я пробовал в жизни.

А Он спрашивает меня, насколько Он для меня дорог. И я без всякой задней мысли заявляю, что для Него готов на все. Трижды Он меня пытает, и все три раза я Его в этом заверяю. И Он говорит: «Полезай тогда на крест вместо меня, испей чашу мою, а я дальше людей пасти буду». И тут палачи хватают меня и кладут на крест. А я и сказать ничего не могу: стыдно; боюсь, что если сейчас откажусь, то перед миром и перед Ним опозорюсь. И себя жалко, ведь жить-то хочется. До слез жалко, пропал ни за грош, ни за тридцать сребреников, какой же из меня спаситель, если я трус и обманщик?.. На крест обманом взошел.