Вокруг такой чудовищный смрад, что тяжело дышать. Все тело болит, особенно бицепсы. Это от того, что я постоянно переворачиваю голые тела, проверяя, кто жив: если найду хоть кого-то живого среди мертвецов, смогу с его помощью выбраться отсюда. В этом желании я не одинок: слева и справа от меня такие же падальщики. Время от времени между нами вспыхивают стычки, но в целом мы друг другу неинтересны.

Жив или нет? Чтобы удостовериться, я надгрызаю тело, запах падали ласкает вкус; швыряю его за спину и проверяю следующее. И так непрерывно, словно шахтер в забое, вгрызаюсь в мертвую плоть. Пожалуй, я мог бы назвать это омерзительной целеустремленностью. Те, кто устают искать, замирают, и их тоже разрывают на части. Но я не такой, я не сдамся – я ищу искру Божью, я ищу жизнь. Я убежден, что если найду живое, то через него прикоснусь к тайне бессмертия.

Вокруг одна разлагающаяся плоть. Сержант Бертран по сравнению с нами – невинный невротик, так и не понявший, чем он занимается. Мы все служим Сету. Я – рептилоид. Я не человек, я пресмыкающееся: мой прямой родственник – крокодил. Я не умею жевать. Кусая, я отрываю плоть, а потом заглатываю. Моя нижняя челюсть плохо двигается, зато я откушу что хочешь: даже кусок металла или скалы. А еще я умею менять пол: в зависимости от окружающей меня температуры я или женщина, или мужчина, а то и оба одновременно. В общем, я исчадие ада, тварь, стремящаяся поколебать Землю. И я копаюсь в говне – в человеческих останках. В этом мире у нас нет фантазий, я движим только всепоглощающим желанием найти живое, но зачем – не знаю; оно сжигает меня изнутри, не давая успокоиться.

И это случается: я прикасаюсь к чему-то теплому и упругому, чувствую биение крови под тонкой гладкой кожей. Прижимаюсь носом к телу и явственно ощущаю терпкий запах живого. Невольно клацаю зубами, чуть не прикусив себе язык. Бесподобно, ни в какое сравнение не идет с запахом трупов. Осторожно извлекаю из-под окоченевших останков и прижимаю к груди, как самое драгоценное, что у меня есть. Воровато оглядываюсь, проверяя, не заметили ли другие падальщики мою находку, а затем несусь со всех ног по долине смерти к узким вратам, в которые она упирается: наконец-то я нашел ключ к освобождению из этого мира.

Когда-то Сет сотворил людей и вложил в них лучшее, что у него было, – жизнь. Этим творением он обрек себя и нас на смерть и заточение в долине. Всю жизнь без остатка необдуманно отдал людям. И освободить одного из нас может лишь человек, решивший отказаться от жизни: жизнь самоубийцы в обмен на мою смерть – воскресение наоборот. Жизнию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав. Через врата смерти может провести только живой.

Я прикладываю находку к кровожадным створкам, и они начинают жадно пожирать мой дар, расступаясь и пропуская меня в пространство живых. Я иду к свету, кропя перед собой жертвенной кровью, пока не оказываюсь снаружи, в стеклянной реторте алхимической лаборатории, где медленно материализуюсь из перегоняемого вещества в уродливого зеленого гомункула в миазмах сероводорода – в счастливое завершение святотатственного эксперимента. Падаю без сил и закрываю глаза.