Джорджия дулась, что было не очень приятным зрелищем.

Хотя я уже извинилась миллион раз, она не разговаривала со мной.

Дома было довольно не уютно.

Мами и Папи старались игнорировать тот факт, что что-то произошло, но на пятый день после моего непростительного преступления, Папи потянул меня и сказал, — Почему бы тебе не прийти сегодня ко мне на работу? Он посмотрел на задумчивый силуэт Джорджии и многозначительно посмотрел, как бы говоря, что не могу здесь говорить.

Прошли месяцы с тех пор как вы остановились у нас, и у меня появилось много товара, который ты еще не видела.

После школы я направилась прямиком в галерею Папи.

Прогулки по его магазину был сродни походу в музей.

В его приглушенном свете, древние статуи выстроились друг против друга по обе стороны комнаты, а в витринах были выставлены артефакты в виде керамики или драгоценные металлы.

— Ma princesse, — закричал Папи, когда увидел меня, разрушая напыщенную тишину комнаты.

Я поморщилась.

Это прозвище дал мне папа, которым меня никто не называл с тех пор, как он умер.

— Ты пришла.

Итак, что нового мы ищем для тебя?

— Его, для начала, — сказал он, указывая на статую в натуральную величину атлетически сложенного юноши с выставленной вперед одной ногой и сжатым кулаком, опущенным вниз рядом с ним.

Другая рука и нос отсутствовали.

— Ах, мой курос, — сказал Папи, подойдя к мраморной статуе.

пятый век до н. э.

Настоящая ценность.

В настоящее время греческое правительство даже не выпускает такие ценности из страны, но я купил его у швейцарского коллекционера, чья семья приобрела его в девятнадцатом веке.

Он провел меня мимо усыпальницы в драгоценностях, находящейся в витрине.

Ты никогда не догадаешься со сколькими подделками тебе придется столкнуться.

— Что это? спросила я, остановившись перед большой черной вазой.

Её поверхность была разрисована дюжиной людей красноватого цвета в драматических позах.

Две группы в доспехах лицом друг к другу, а в середине обнаженный свирепого вида человек, стоявший во главе каждой армии.

Они держали свои копья на готове, собираясь бросить их друг друга.

— Обнаженные солдаты.

интересно.

— О, амфора.

Она где-то на сто лет моложе куроса.

Демонстрирует битву двух городов, ведомую их нумина.

— Кем?

— Нумина.

В единственном числе нумен.

Вид Римского божества.

Она наполовину человек, наполовину бог.

Могут быть ранены, но не убиты.

— Итак раз они боги то дерутся голышом? — спросила я.

— Нет необходимости в доспехах? Для меня это они выглядят выпендрежниками.

Папи усмехнулся.

Нумина, подумала я и пробормотала себе под нос, — Звучит как нума.

— Что ты сказала? — воскликнул Папи, его голова дернулась, он оторвал взгляд от вазы и уставился на меня.

Он выглядел как будто кто-то ударил его.

я сказала, что нумина похоже на нума.

— Где ты слышала это слово? — спросил он.

— Я не знаю.

.

.

по телевизору?

— Очень в этом сомневаюсь.

— Папи, я не знаю, — сказала я, отводя взгляд от его буравивших меня глаз, и шаря по галереи в надежде найти что-нибудь, что могло бы вырчить меня в этой ситуации.

— Возможно прочла об этом в старинной книге.

— Гмм.

Он кивнул, нерешительно приняв моё объяснение, но продолжая смотреть на меня с тревогой.

Довериться Папи, который слышал про всех древних богов и чудовищах когда-либо существовавших.

Я должна была рассказать, что Винсент ревенент, или, в конце концов, злобное подразделение ревенентов, не были "под радаром", как им казалось.

— Спасибо тебе за приглашение, Папи, — сказала я с облегчением, меняя тему.

— Ты хотел еще о чём-то поговорить? Кроме статуй и ваз.

Папи слабо улыбнулся.

— я попросил тебя прийти, чтобы привлечь к работе вас с Джорджией.

— это просто перестрелка, — сказал он, взглянув на вазу, — или полномасштабная война? Наверное, это не мое дело.

и мне просто интересно, когда вы планируете пойти на перемирие и восстановить покой в семье.

Если всё пойдет так и дальше, то мне придется уехать в срочную непредвиденную деловую поездку.

— Прости Папи, — сказала я.

— Это полностью моя вина.

— Знаю.

Джорджия сказала, что ты и некие молодые люди оставили торчать её в ресторане.

— Да.

Было что-то вроде экстренной ситуации и нам пришлось уйти.

— И у тебя не было достаточно времени, чтобы забрать Джорджию с собой? — спросил он скептически.

— Нет.

Папи взял меня за руку и осторожно повел меня обратно, в сторону выхода из магазин.

— Не похоже на тебя, ты так обычно не поступаешь, princesse.

И твоё сопровождение повели себя не по-джентльменски.

Я кивнула головой, соглашаясь но я не могла ничего сказать в своё оправдание.

Мы подошли к двери.

Поосторожнее с тем, с кем ты выбрала проводить время, cherie.

Ни у кого нет такого доброго сердца как у твоё.

— Прости, Папи.

я улажу это с Джорджией незамедлительно.

я обняла его и вышла из темной комнаты, моргая от солнечного света.

И после того как я купила букет гербер у флориста по соседству, я пошла домой отчаянно надеясь помириться с сестрой.

Я не знаю то ли из-за цветов, который свершили чудо, то ли он была просто готова простить и забыть.

Но на этот раз мои извинения сработали.

Речь Папи, вместо того, чтобы отговорить меня от встречи с Винсентом, только усилила моё желание его увидеть.

Прошли долгие пять дней, и хотя мы планировали увидеться на выходных и общались смсками и по телефону, казалось, что прошла вечность.

После завершение моей миротворческой миссии с Джорджией, я подняла телефон, чтобы позвонить ему.

Но прежде, чем закончить набирать номер, я увидела его имя, появившиеся на моём экране и телефон начал звонить.

— я только что собиралась тебе позвонить, — сказала я, смеясь.

— Ага, конечно, — его бархатистый голос донесся с другого конца линии.

— Амброуз проснулся? и как он? — спросила я.

По моей просьбе он давал мне полный отчет о восстановлении своего близкого.

На следующий день после поножовщины, его рана начала затягиваться и Винсент заверил меня, что всё как обычно, Амброуз будет как новенький, когда очнется.

— Да, Кейт.

Я же говорил, с ним всё будет в порядке.

— Да, я знаю.

Мне всё еще сложно во все это поверить, вот и всё.

— Ну, ты можешь сама его проведать, если захочешь приехать.

Но куда ты хочешь сначала пойти? Так как нам удалось обойтись в ле де маго без того, чтобы быть кем-нибудь убитыми или искалеченными, я мог бы снова отвести тебя туда.

— Конечно.

У меня есть несколько часов перед ужином.

— Заеду за тобой в пять?

— Прекрасно.

Винсент ждал снаружи на своей Веспе к тому времени, как я уже спустилась.

— Ты быстрый! — сказала я, забирая у него шлем.

— Расцениваю это как комплимент, — ответил он.

* * *

Это был первый холодный день октября.

Мы сидели за пределами кафе на бульваре Сен-Жермен, под одной из высоких, ламп-обогревателей, которые растут на по всей террасе кафе, как только на улие начинает хололдать.

Их излучавшиеся тепло согревало мои плечи, в то время как горячий шоколад грем меня изнутри.

— Теперь это шоколад, — сказал Винсент, заливая толстой лавой растопленный шоколад в свою чашку и добавляя немного молоко из второго кувшина.

Мы сидели и наблюдали, как мимо шли люди, одетые в пальто, шапки и перчатки, впервые в этом году.

Винсент откинулся на своём сидении.

— Итак, Кейт, дорогая, — начал он.

я приподняла свои брови и он рассмеялся.

— Ладно, просто добрая Кейт.

В духе нашего согласия раскрытия информации, я подумал, что мог бы предложить ответить на твой вопрос.

— На какой вопрос?

— На любой, если он относиться к двадцать первому, а не к двадцатому веку.

Я на мгновение задумалась.

Что я действительно хотела знать так это, кем он был до того, как умер.

В первый раз.

Но очевидно, что он не готов был мне рассказать.

— Ладно.

Когда ты последний раз умирал?

— Год назад.

— Как?

— Помощь при пожаре.

Я замолчала, интересно насколько близко он меня подпустит.

— Это больно?

— Что?

— Умирать

Я имею в виду, что мне кажется, что в первый смерть такая же как и в любая другая.

Но после того, когда вы умираете, спасая кого-нибудь.

.

.

— это больно?

Винсент изучал выражение моего лица прежде, чем ответить.

— Так же больно, как если бы ты, человек, попала под поезд метро.

или задохнулась под грудой горящей древесины.

По моей коже поползли мурашки, когда я представила, что некоторые люди.

.

.

или ревененты.

.

.

неважно.

.

.

Испытывал боль смерти ни один раз, а многократно.

Из-за выбора.

Винсент увидел моё беспокойство и потянулся к моей руке.

Его прикосновение успокоило меня, но не из-за того, что оно было сверхъестественным.

— Тогда почему вы это делаете? Это что-то вроде гипертрофированного чувства добровольной помощи? Или погашения своего долга перед вселенной для принятия своего бессмертия? Я имею в виду, я уважаю то, что вы спасете жизни людей, но после нескольких спасений, почему бы вам просто не позволить себе стареть, как Жан-Батист, пока вы, наконец, не умрете от старости? — я замолчала.

— Вы умираете от старости?

Игнорируя мой последний вопрос, Винсент наклонился ко мне и заговорил горячо, как если бы исповедовался.

Потому, Кейт.

Это как принуждение.

Это как давление, растущее внутри, пока вы не должны сделать что-то, чтобы получить облегчение.

«благотворительные» или «бессмертные» мотивы не делают ценным боль и травмы сами по себе.

Против нашей природы этого не делать.

— Тогда как этому сопротивляется Жан-Батист.

.

.

Как? на протяжении тридцати лет?

— Чем дольше ты ревенет, тем проще удаеться этому сопротивляться.

Но даже с пару сотней лет у него под каблуком, это требует от него гигантских усилий самоконтроля.

Однако у него на это есть веские причины.

Он не только приютил наш маленький клан, но и поддерживает другие группы ревенентов по всей стране.

Он не может управлять направо и налево и продолжать управлять, что накладывает большую ответственность.

— Ладно, — согласилась я.

— Я поняла, что у вас есть принуждение к смерти.

Но это не объясняет почему, в период между всеми умираниями, ты делаешь такие вещи, как, например, ныряние в Сену, после попытки самоубийства.

Очевидно же, что ты не умрешь от этого.

— Ты права, — сказал Винсент.

— Случаи, когда мы и действительно умираем, спасая кого-то, редки.

Один

.

.

самое большее два раза в год.

— Обычно мы делаем, что-то вроде того, как предупреждаем хорошеньких девушек, чтобы те не погибли под обломками обрушившегося здания.

— Очень учтиво, — сказала я, пихая его.

— Но это именно то, что я имел в виду.

где награда за это? или это тоже принуждение?

Винсент, похоже, смутился.

— Что? Это действительно вопрос.

— Мы все еще говорим про двадцать первый век, — сказала я, оправдываясь.

— Да, но мы выходим немного за рамки первоначального вопроса.

Пока он изучал упрямое выражение лица, зазвонил его телефон.

— Уф, звонок меня спас, — сказал он, подмигивая мне, и ответил.

На другом конце линии я услышала пронзительный голос в панике.

— Жан-Батист с тобой? Хорошо.

Шарлотта, просто постарайся успокоиться, — утешал он.

— Я сейчас буду.

Винсент достал бумажник и положил на стол немного мелочи.

— Чрезвычайная семейная ситуация.

— Я должен сходить помочь.

— Я могу пойти с тобой?

Он помотал головой, пока мы вставали, чтобы уйти.

— Нет.

Произошел несчастный случай.

Это может быть, — он замолчал, подбирая слова, — неприятно.

— Кто?

— Чарльз.

— А Шарлотта с ним?

Винсент кинул.

— Тогда я хочу пойти.

Она говорила с грустью в голосе.

Я могу помочь ей, пока ты не разберешься с

.

.

не важно, что тебе там нужно сделать.

Он посмотрел на небо, как будто ждал божественного вдохновения, которое подскажет как объяснить это мне.

Все не так как обычно.

Как я уже говорил, обычно мы умираем вместо кого-то только один, может быть два, раза в год.

Это читая случайность, что Жюль и Амброуз оба умерли, как только мы с тобой начали встречаться.

Мы дошли до скутера.

Винсент разблокировал на нём замок и одел шлем.

— Это же твоя жизнь, правильно? и ты обещал ничего не скрывать от меня.

Так может, это то, что мне следует увидеть, если я захочу понять, что на самом деле значит встречаться с ревенентами.

— Внутренний голос говорил мне, чтобы я всё бросила, пошла домой и держалась подальше от "семейных" дел Винсента.

я его проигнорировала.

Он прикоснулся пальцем к моему упрямо сжатому рту.

— Кейт, я правда не хочу, чтобы ты шла со мной.

Но, если ты настаиваешь, я не собираюсь тебя останавливать.

Я надеялся, что пройдет больше времени, прежде, чем ты увидишь худшее, но ты права — я не должен укрывать тебя от нашей действительности.

Натягивая свой шлем, я уселась на скутер позади него.

Винсент завел двигатель и поехал к реке.

Мы проехали мимо Эйфелевой Башни и остановились в скверике перед Королевским мостом.

Я знала это место потому что, это — конец маршрута экскурсионных лодок прежде, чем они возвращаются в центр Парижа.

Одна из таких экскурсионных лодок была вытащена на берег, а перед ней была взволнованная толпа людей, которая что-то высматривала из-за защитного ограждения полицейских барьеров.

Две машины скорой помощи и пожарная машина были припаркованы на лужайке рядом с рекой, их мигалки горели.

Винсент прислонил скутер к дереву, не потрудившись даже привязать его и, держа меня за руку, побежал к ограждению, чтобы поговорить с полицейским, который стоял за этим ограждением.

— Я член семьи, — сказал он полицейскому, который даже не шелохнулся, но кинул вопросительный взгляд на своего начальника.

— Дайте ему пройти.

— Это мой племянник, — раздался знакомый голос, и Жан-Батист зашагал сквозь орды парамедиков и отодвинул заграждение, давая нам возможность пройти.

Винсент крепко обнимал меня рукой за талию, давая понять, что я с пришла с ним.

Теперь, когда у нас перед глазами никто не маячил, я увидела на берегу реки три тела.

Одно достаточно далеко от других.

Это был маленький мальчик, возможно пяти-шести лет, а он лежал на носилках обернутым в одеяло.

В его изголовье сидела женщина и тихо плакала, вытирая его мокрые волосы полотенцем.

Через секунды, два парамедика по бокам помогли ему маленькому и дрожащему подняться до положения сидя, лицом от двух других тел, и начали задавать вопросы ему и женщине.

С ним очевидно всё было в порядке.

В отличие от тела, лежавшего в нескольких ярдах в стороне.

Это была маленькая девочка, возможно того же возраста, что и мальчик.

Её голова лежала в луже крови.

Рядом с ней сидела обезумевшая от горя женщина и кричала что-то неразборчивое.

О, нет, подумала я.

Я не знала, как я собираюсь справляться в этой ситуации.

Здесь требовались все мои силы, чтобы оставаться спокойной и не разрыдаться самой.

Я знала, что помощи никакой не последует, если я начну терять самообладание.

И наконец, в десяти футах было еще одно, третье тело — это был взрослый.

Я не могла сказать, кто это был: мужчина или женщина, потому что лицо было всё в крови.

С тела свисало одеяло скорой помощи, в тепле которого уже никто не нуждался.

Должно быть оно скрывало окровавленное тело, подумала я, а потом я перевела глаза на девушку, сидящую на коленях рядом с ним.

В отличие от других выживших, у Шарлотты не было истерики.

Она горько плакала, но язык её тела говорил о поражение, а не о шоке.

Её руки были поверх одеяла, вдавливая труп своего брата вниз, как будто она пыталась удержать его от взлета в воздух.

Она огляделась вокруг, когда Винсент позвал её по имени и, увидев нас, встала.

— Шарлотта, всё будет хорошо, — прошептал Винсент, как только обнял её.

— Ты знаешь это.

— Я знаю, — всхлипывала она.

— Но от того не становится легче.

.

.

.

— Шшш, — оборвал её Винсент, крепко прижав её к себе, прежде, чем отпустить и мягко передать её мне.

— Кейт пришла побыть с тобой.

Она может сейчас же отвести тебя домой на такси, если ты хочешь.

— Нет.

Шарлотта покачала головой, одновременно потянувшись, чтобы схватить мою руку, как будто это была сетка безопасности.

— Я подожду пока, вы парни, не доставите его в скорую.

Винсент повернулся ко мне.

— С тобой всё буден нормально? — пробормотал он.

Я кивнула и он оставил нас, а сам пошел к Жан-Батисту.

Двое мужчин подошли к третьей машине скорой помощи, которая только что приехала.

Из такси со стороны пассажирского сидения вышел Амброуз, который выглядел сильным и здоровым, как модель с рекламной листовки спортзала.

Шарлотта откинулась на землю и начала водить рукой под одеялом Чарльза, как будто пыталась согреть его трением.

— Итак, — сказала я мягко, — если ты не хочешь рассказывать об этом, так и скажи.

Но что произошло?

Она глубоко вздохнула, искаженное лицо дало мне представление, как бы она выглядела, если бы она была в своем истинном возрасте.

Она подняла дрожащую руку и указала на пустую туристическую лодку.

— Лодка.

Её арендовали для празднования детского дня рождения.

Мы с Чарльзом прогуливались неподалеку, и с Гаспаром, который был парящим и он дал нам знать прежде, чем двое детей вывалились.

Черльз спрыгнул в воду и вытащил мальчика сразу же после того, как тот ушел под воду.

Он вытащил ребенка на берег, где я делала ему дыхание рот в рот.

Потом он вернулся за маленькой девочкой, которую затянуло под мотор лодки.

Он пытался вытащить её, но мотор уже убил её.

А затем добрался и до него.

Пока она рассказывала о том, что произошло в её голосе звучала такая беспомощность. А, как только она закончила говорить, она снова начала тихо плакать, и её плечи вздрагивали под моей рукой.

Я ощутила, как у меня на глазах наворачиваются слёзы и больно себя ущипнула.

Держи себя в руках, подумала я.

Шарлотте не нужны твои рыдания прямо рядом с ней.

Я взглянула на берег реки, из воды вышли два полицейских водолаза.

Парамедик, стоявший рядом с Амброузом тоже из заметил и быстро зашагал в их сторону.

Я начала догадываться что происходит, когда он подошел к ним и они передали ему некий объект.

Шарлотта почувствовала, как напряглось моё тело и перевела взгляд на водолазов

— О, хорошо.

— Они нашли её, — сказала она монотонно, когда парамедик потянулся за пластиковым пакетом, заполненным на половину кровавой водой.

В этот раз я не смогла сдержать слёз, и хотя очертания были размыты, я поняла, что у он держал в руках.

Моё тела пришло в оцепенение, а дыхание оставило мои легкие так резко, как будто меня пнули в живот.

В мешке находилась человеческая рука.