Я проснулся с жестоким похмельем: в голове поместилась целая колокольня, вовсю трезвоня множеством колоколов. Когда мне вздумалось спуститься по лестнице, звон усилился, хотя я старался не делать резких движений, ступал осторожно, мешкая на каждой ступеньке, – ни дать ни взять старичок, боящийся за свои хрупкие кости, – и цеплялся за перила – так меня штормило от этого бронзового гула. Падающая башня и та была бы не столь шаткой.

Силде не сказала мне ни слова, молча махнув рукой на дверь во двор и ожидавшую меня там полную лохань. Я окунул голову в холодную воду, обильно полил себя из пригоршни и повторял это до тех пор, пока в мозгах мало-мальски не прояснилось. Она бросила мне полотенце. Я вытерся, не смея поднять на нее глаза. Она смотрела на меня сурово, уперев руки в бока. Ясное дело, я был не в лучшем виде для разговора по душам, к тому же не знал, в каком порядке последуют упреки, которые она не преминет мне перечислить. Уехал, не оставив адреса? Нарушил слово? Украл книгу у человека, ставшего мне учителем и покровителем? Что еще? Родился под несчастливой звездой? В недобрый час попал в эту окаянную страну? Странствую в ней из огня да в полымя? Не могу очухаться после памятной попойки? Ну и что я мог со всем этим поделать? Ничего, ровным счетом ничего.

– А новый дом неплох, – сказал я как мог безмятежно.

– Ты смеешься надо мной, Гвен из Варма?

Силде еще постояла в той же позе живым воплощением оскорбленной в лучших чувствах доброты, но наконец уголки ее губ дрогнули в улыбке. Она раскрыла объятия, и я бросился ей на шею.

– А ты как будто вырос.

– Может, это ты стала меньше?

– Ладно, иди завтракать.

Она села напротив меня.

– Просторно здесь, – продолжал я, окинув взглядом кухню.

Силде вздохнула. Легкая тень омрачила свет ее лица. Нам обоим стало неловко. Я и забыл, до какой степени она хороша, и вдруг почувствовал себя смешным с моими длинными руками и нескладной худобой.

– Гвен, я могу сказать тебе одну вещь?

Она отвела глаза. Так мяться было на нее не похоже. Я промолчал, лишь пристально посмотрел на нее поверх чашки.

– От тебя плохо пахнет. Просто ужасно. Ты воняешь.

Краска бросилась мне в лицо от обиды. Выйти невредимым из таких передряг и стыдиться того, что ты еще жив! Бежать отсюда, скорее. Исчезнуть, сгинуть, как Ивон, в темных водах, и чтобы обо мне забыли. Все, что угодно, только не это. Это было стократ хуже всех упреков, которых я ожидал.

– Я хочу сказать, это не ты, – продолжала она мягче. – Это… Даер. От него вонища. А ты аж до плеч в его перьях. Ни дать ни взять ходячая голубятня.

– Но, Силде, Даер со мной работает. Без него я ничего не могу.

– Что ж делать, если он воняет. Это большой город, Гвен, здесь тебе не Варм. Тебя никуда не пустят с этим запахом курятника.

Я вскочил. Пулей вылетел за дверь. Дом с этой стороны выходил на канал. На узком и высоком кирпичном фасаде красовались стрельчатые окна с деревянным переплетом; впритык стояли соседние дома, все почти одинаковые, только щипец крыши у одних был зубчатый, у других вогнутый. На другом берегу такой же ровный ряд фасадов и буржуазных жизней, так и дышавших здоровьем и процветанием, – они были очень далеки от моей бедной деревни и еще дальше от пекла Железных садов. Какие красивенькие все эти фасады, какие аккуратные. Только поглядев на них, я уже знал, что биться мне в эти стены – пустое дело, наживу только синяки и шишки. Надо было послушать Матиаса. Бежать куда подальше, пока не поздно, продать книгу и пибила. А я вместо этого еще сильнее запутался в сети. Всего лишь попал из одной клетки в другую, покорно шел за приманками, которыми водили перед моим носом, и, куда ни кинь, стукался головой все о ту же решетку. Еще вчера я готов был потягаться с Йорном, хмелея от уверенности, думал, что играю на равных, как мужчина с мужчиной, отвечал на его доводы своими. Я гордился собой, даже проиграв, убежденный, что снискал его уважение. И готов был скрепить наше воссоединение в кабаке. Увы, стараясь не отставать от него, стакан за стаканом, я в конце концов свалился под стол. И наутро трех слов Силде хватило, чтобы вернуть меня к жалкому уделу мальчишки-недоумка. Как живут в этом мире? Как стоят на своих ногах? Где сердце? Где голова? Именно этот момент выбрал Даер, чтобы высунуть свою голову из кармана, и, клянусь, еще немного – и я свернул бы ее, выбросил пернатого в канал и, как знать, сам бы прыгнул следом, чтобы покончить со всем раз и навсегда.

Отсюда не выбраться. Путь в телеге Анку нельзя проделать дважды. Жизнь только одна. Даже если моя совершила крутой поворот, это все равно моя жизнь, и другой не будет. И как будто чтобы я убедился в этом, жестокий приступ кашля согнул меня пополам, не давая забыть о предательском теле, которое не хотело умирать, но и жить мне давало лишь наполовину.

Я шел вдоль канала, бередя себя все сильнее. Вокруг суетились люди; в лодках, в лавках, повсюду, куда ни глянь, я видел грациозные женские фигурки, и безжалостный приговор Силде вновь и вновь напоминал мне о моей ничтожности. Старому Бразу повезло, что он ослеп. Красота и грация, когда они недостижимы, могут и убить.

Йорн был дома, когда я вернулся. Я скинул куртку и пошел ее стирать, оставшись в одной рубашке.

– Ну, Гвен, как тебе город?

– Красивый.

– Не правда ли? А ведь ты видел только наш квартал; подожди, мы еще прокатимся по каналам, это просто чудо. И богатый, вот что главное! Ты не можешь себе представить, какие здесь золотые горы. Поесть можно по-королевски: рыбный рынок, сырный рынок и кабаки на каждом углу. Для услады глаз есть цветочный рынок. Но лучше всех – суконный. Прогуляйся туда, ты все сразу поймешь. Там не одно только сукно – разные ткани со всего света: парча, бархат, муслин, перкаль… Посмотри на публику: трогают, щупают, оценивают, торгуются, делают дела. Посмотри хорошенько. Здесь кто одет дорого, тот дорого стоит. Ну, или дорого себя ценит. Но видишь ли, в сукне или в шелку, люди все одинаковы. А мне интереснее, чем они промышляют… Я нашел для тебя местечко. Комнатку, недалеко отсюда. Я даже выкупил твою книгу по анатомии у Кожаного Носа, так что с этим все улажено. Карательных мер не будет. И не говори теперь, что старый добрый Йорн о тебе не заботится. Ты сможешь приступить к работе уже завтра.

– Как это? К какой работе?

– К твоей же, черт возьми. Лечить – разве ты не этим хотел заниматься? Не стесняйся. Будешь платить мне за жилье, и ладушки.

– А долг?

– Нет больше никакого долга. Забыли. Видишь, малыш Гвен, я не злопамятен, я тебя всегда любил как родного, с тех пор как нашел на берегу. И потом, согласись, без меня бы ты ничему не научился! У тебя дар, не спорю, но ведь это благодаря мне ты его в себе открыл.

– Я все равно не понимаю.

– Все очень просто. Каждый занимается своим делом. Время от времени будем видеться, есть тут два-три кабака, где я завсегдатай.

– И что мы будем делать?

– Ничего особенного. Посидим за стаканчиком. Твое дело – снабжать меня информацией, рассказывать.

– Что? Что рассказывать?

– Всё!

– Что – всё?

– Почему ты всегда хочешь казаться глупее, чем ты есть? Мне не нужна скорлупа, мне нужно ядрышко.

– Скорлупа?

– Дом, одежда, семья, тело – такому, как ты, сам Бог велел прозревать сквозь все это, до нутра.

– А если я откажусь?

– Видишь эту бумажку? Она дает мне право отослать тебя в литейный цех Железных садов. Сегодня, завтра. Когда угодно. Она имеет силу с той минуты, как я дам ей ход. У доменной печи и здоровому человеку нелегко дышать. Ты не протянешь там и двух месяцев. Это будет… поучительно. Но я думаю, проще мне обратиться к услугам Йера. Оно тише, да и надежнее. И больнее, скажу я тебе. У него тоже есть дар. Он умеет играть на человеческом теле так же хорошо, как ты, но в другом регистре. Постой, постой… я шучу. Ничего этого не понадобится. Мы договоримся, не сомневаюсь. Мы ведь с тобой всегда друг друга понимали. С самого начала.

– Как долго?

– Этого никто не может предугадать. Я охотник. Я не знаю, что ищу, но точно знаю одно: есть уйма резонов, заставляющих людей вокруг жить так, как они живут. Мне понадобилось немало времени, чтобы это понять. И теперь мне интересно разобраться в этом окаянном механизме, что ими движет. Золото – слишком просто, слишком незамысловато. Почести – почти смешно и скучно, потому что предсказуемо. Взаимная тяга мужчин и женщин – на это нельзя полагаться, прихотливая штука и мешает сохранять холодную голову. Страх – да, это мощный двигатель. И загадочный: кто-то дрожит перед лужицей темной воды, но встречает стоя штормовую волну. Однако всего этого недостаточно. Есть что-то еще. Что – не знаю. С тобой я это найду. Эх, если бы ты только захотел мне довериться, мы бы с тобой горы свернули…

– Как долго, Йорн?

– Откуда я знаю? На охоте со временем не считаются. Вот что ты должен усвоить, Гвен: мир только один. Единственный. Ты не вернешься на корабль, на котором приплыл. Я не вернусь на сторожевой пост на побережье. Время течет здесь и сейчас, и, скажу тебе начистоту, твоя жизнь – в моих руках. Когда ты это поймешь, жить станет легче. Ты молод, лови момент. Не медли. Дерзай. Шевелись, живи. Пей, пой, задирай девкам юбки. Кончай копаться в себе, делать вид, будто прошел сквозь стены. Это ж тоска смертная. Взгляни на Даера! Эта пичуга в десять раз живее тебя! Он не побоялся ослепнуть. Да, он воняет, неказист собой, зол и капризен. Он не лукавит. Показывает себя таким, каков он есть. Вот ты на него в обиде за те зерна, что он принял из моих рук. Ты, с твоей моралью! Он-то, по крайней мере, не боится выпить и захмелеть! Ну ничего. Тобой ведь тоже что-то движет. Только ты этого боишься. Бери с него пример, вылезай из кармана. Иди на свет. Покажи себя… Кстати, можешь выбросить остальную одежду, я заказал тебе новую.

– Не надо было тратиться, мне и в моей хорошо.

– Эта чистая. И выглядит получше.

– Я же сказал, она мне не нужна.

– Вот как? Отлично. Но ты ее все равно наденешь. Кто хочет лечить, должен иметь вид.

– Это всё?

– Это всё.

– Без контракта?

– Без контракта. Но только попробуй снова меня подвести. Ты не свободен, пока я сам тебя не отпущу. Посмотрим, когда ты со мной расквитаешься. А пока мы с тобой повязаны, хочешь ты этого или нет. Одной веревочкой, Гвен. Ну же, сделай мне одолжение. Открой пошире свое сердце, черт побери! Забудь прошлое. Вперед!

– Йорн, у меня есть вопрос. Последний. Ты будешь смеяться, но я должен его задать.

Он попыхтел трубкой, глубоко затянулся, полузакрыв глаза, чтобы полнее насладиться моментом, как я понял. Любил он это – точку невозврата, минуту, меняющую жизнь. Он как никто умел заставить человека почувствовать себя неуютно в своей шкуре и легкими касаниями подточить его внутренний мир, лишить рассудка, сломать волю. С него сталось бы задушить вас, осыпая бранью самым ласковым голосом.

– Ну?

Я глубоко вдохнул и наклонил голову, не в силах посмотреть ему в лицо.

– Ты дьявол?

Его широкая физиономия фавна расплылась в улыбке, и он захохотал. Другого ответа я не дождался.