Год 27, 30 марта, суббота

Алекс Северов

Неделя пролетела, словно её и не было.

С Хелен было всё было шикарно. Никакого выноса мозга, розовых соплей или “ты теперь на мне женишься?”. Она не пыталась прогнуть меня под себя, мне не надо было распускать перья, словно павлину в брачный период. Мы просто наслаждались обществом друг друга, причём не только в постеле. Обнажив друг перед другом тела, мы не стеснялись обнажать и души, словно пара случайных попутчиков в купе поезда: можно делать и говорить всё, что угодно, ведь скоро второй навсегда растворится на бескрайних дорогах жизни, что лишь на время свели вас вместе. Если Антон и Ариэль осторожно прощупывали друг друга, присматривались, принюхивались, робко преоткрывались, тут же прячась обратно в свои раковины, то нам все эти игры были вдоль бедра. Хочешь — говори, не хочешь — не надо. Никогда не думал, что стану хиппи, но это было реально круто!

— Ты мне должен новые стринги, — это была единственная претензия, что я слышал от француженки за все эти дни.

А моя майка — единственным её трофеем. Согласитесь, это немного, большинство мужчин отдают дамам сердца кошелёк, яйца и независимость.

К ужину мы тогда спустились вместе, не таясь. Смысл играть в секреты на ровном месте?

Гретта ничего не сказал, только поджала губы — живём во грехе.

Антон с Маршаллом подмигнули.

Ариэль стрельнула глазками и, пунцовая, покосилась на наёмника. Ох, чую, сегодня вечером будут штурмовать эту внезапно принципиальную крепость. Когда после ужина я забирал свои вещи, чтобы переехать к Хелен, то Антон уже не подмигивал, смотрел хмуро, думая о чём-то своём. По ходу, до него тоже дошло, что дочка фермера удвоит свои усилия по его соблазнению.

— Будь стойким, оловянный солдатик, — подначил я приятеля, покидая мансарду.

Тот ничего не ответил, лишь одарил меня тяжёлым взглядом. Он бы и не прочь поддаться, но портить отношения с будущими тестем и (особенно) тёщей не хотел. Такая вот вилка. Всё же правду говорят, что самые лучшие родственники — дальние. И чем дальше, тем лучше. В моём случае они вообще идеальные, в другом мире.

— А как же твой парень? Как его там… — я не сторонник измен, и никогда не пытался ухлёстывать за девушкой, если она уже занята. Считайте это мужской солидарностью. Ну, и ещё есть принцип: не рой яму другому, а то сам в неё навернёшься.

— Пьер гей, — отмахнулась Хелен. — Мы встречаемся, чтобы его родители не запалили. Они из старой гвардии, все эти однополые отношения и браки не про них. Лишат наследства и точка.

— А тебе это зачем?

— Он хороший парень. Почему бы не помочь? Тем более, мне это не мешает.

Тут она немного лукавила. Аппетит девушка в своих “fake relations” явно успела нагулять, я чуть кони не двинул. Правда, это была бы самая приятная смерть. Молодая, раскованная, горячая. Чёрт, я сам себе завидую!

— Ну, а ещё мои предки тоже не будут зудеть, что мне пора найти парня и замуж, — добавила девушка. — А так вроде парень есть, из неплохой семьи. Мы уже прикинули, что года через два можно будет объявить о помолвке. А после свадьбы уехать куда-нибудь на юг, подальше от предков. Там нравы проще, никого не удивило бы, появись у меня любовник. Или у Пьера.

— Как современно, — не удержался я от сарказма. — Как вы там ещё не вымерли, с такими нравами.

— Не начинай, пожалуйста, — я увидел сморщенный носик девушки в зеркале, перед которым та крутилась, нанося боевой раскрас. Сегодня суббота, день Большой Ярмарки, на которую Маршалл возлагает большие же надежды. — Лучше подай мне платье.

— Прости, не хотел, — пожалуй, единственное, что не нравилось Хелен, это моя дурацкая привычка сравнивать “здесь” и “там. И я сейчас не про Эдем и Землю.

Комната девушки размерами не впечатляла, от кровати до шкафа полшага, поэтому выполнить просьбу Хелен труда не составило.

— Ого, — распахнув дверцы, я немного опешил. Вроде бы чемодан у француженки совсем ни о чём был, каким чудом в нём уместилось столько одежды? Десяток маек и юбок, полдюжины платьев, две пары джинс, туфельки, кроссовки, балетки трёх разных цветов… — И какое именно тебе подать?

— Это вопрос, — девушка на секунду замерла, превратившись в античную статую. Белая кожа, идеальное молодое тело, грация и поэзия в каждом движении, жесте, в каждой позе. Такому не обучить, это врождённое, на генном уровне, выкристализованное десятками поколений французской знати и богемы. — Давай лимонное, — кисточка туши вновь пришла в движение, делая прекрасные ресницы ещё гуще и длиннее.

— Лимонное… Можно просто сказать “жёлтое”, — буркнул я себе под нос.

— Если сегодня не будешь ворчать, как старик, так и быть, исполню одно твоё желание. Или фантазию, — Хелен хитро подмигнула мне в зеркало.

— Ваше платье, миледи! — я подхватил жёл… простите, лимонное, подлетел к девушке и, припав на колено, протянул ношу на двух руках.

— То-то же, — Хелен нагнулась и чмокнула меня в макушку. — Только не растрать весь пыл до вечера.

— Обижаешь! Какие наши годы!

— Вот-вот. В твои годы…

Вот ведь стервочка.

Впрочем, мне это нравится. Не люблю постные блюда, как и переперчённые. В первом случае приедается быстро, во втором можно и копыта двинуть. Или рога получить. В общем, тем ещё оленем стать.

За что стоит уважать американский автопром, так это за размеры и комфорт. В поездку мы отправились на машине Маршалла, впятером, но тесноты не было. Антон сбежал от подружки на переднее сидение, мотивировав какими-то там тактическими соображениями: что-то там про правильную посадку-высадку и всё такое, случись нам попасть в передрягу. Ну да, ну да.

До Лоусвиля, возле которого проходила ежегодная Большая Ярмарка, добрались быстро и при параде.

Девушки в лёгких, обтягивающих, всё подчёркивающих и почти ничего не скрывающих лёгких летних платьях, едва доходящих до середины бёдер, мальчики — в джинсах, рубашках. Но чистых и выглаженных, так что сойдёт. И при оружии, конечно же, без него тут даже дети старше восьми лет на улицу не выходят.

Вообще, у меня сложилось впечатление, что повальное вооружение местного населения не столько необходимость, сколько показуха. Если в первые годы освоения Эдема стреляли действительно повсеместно и ежечасно, то в наше время перестрелка в населённом пункте — почти такое же ЧП, как и на Земле. Да и на дорогах хулиганят всё меньше и меньше, по крайней мере там, где живут белые. Поэтому оружие у населения сейчас скорее дань традиции и намёк зарождающейся власти, что гайки закручивать слишком уж не стоит. Регулярные армии не просто карликовые, а микроскопические, полицейские же силы обычно состоят сплошь и рядом из местных, у которых половина округи если не родственники, так друзья-приятели, так что, случись конфликт интересов, один к ста, что они выступят на стороне народа.

Ярмарка раскинулась широко, с размахом, и занимала площадь едва ли не большую, чем Джефферсон. Палатки и лотки раскинулись стройными разноцветными рядами между окраиной города и парой Верблюжьих Холмов на юге города, которые создавали естественную границу между людьми и прерией. Продавали и покупали всё и вся, от строительного инвентаря и техники до цыплят и индюшат. Оружие, одежда, еда и выпивка, запчасти и электроника, новое, старое и убитое в хлам, местного производства и “импортное, из-за ленточки”, под любой, даже самый тощий, кошелёк.

На сцене друг друга сменяли фокусники, стендаперы, музыканты, в перерывах между их выступлениями ведущие проводили конкурсы “кто больше съест сэндвичей” или “плюнь дальше всех. Вечером обещали огненное шоу. Вход — два экю с человека, двадцатка за парковку, автоматическое оружие рекомендовалось с собой не носить, за это сразу попросят вон с праздника жизни, а вот против короткоствола никто ничего против не имел.

— Окей, молодёжь, я пойду попробую толкнуть свою рухлядь, — Маршалл кивнул на “механические ряды”, где виднелись кабины различной техники и реяли многочисленные флаги с гайками, шестерёнками и прочими интернациональными знаками, дающими понять, что здесь торгуют всяким металлоломом.

— Мне надо к оружейникам, — Антон приподнял тощую брезентовую сумку.

— Я с тобой, — с готовностью откликнулась Ариэль.

— Мы, наверное, просто по Ярмарке побродим, да? — я обернулся к Хелен.

Планов что-то покупать или продавать у меня не было, если только пополнить запас патронов: тренировки в стрельбе плотно вошли в мою жизнь, очень уж увлекательное занятие. Да и девушка втянулась, былой пацифизм улетучился, словно его и не бывало.

— Да, ничего конкретного мне не надо, — кивнула француженка.

— Тогда давайте часа через три встретимся у машины и пойдём обедать, лады? — подвёл итог Маршалл.

Возражающих не нашлось, и мы разбежались.

— Интересно, здесь есть обменник или что-то типа того? — Хелен смешно закрутила головой, пытаясь высмотреть искомое. Полтора метра в прыжке, без каблуков, в плотном потоке людей, плывущем среди этого палаточного городка, она не то что обменник, меня с двух метров уже не найдёт.

— Должен быть, это же Большая Ярмарка. Маршалл говорит, что сюда и русские приезжают, и китайцы, и даже индусы со своими маслами-специями бывают.

— А они разве не пользуются экю? — удивилась девушка.

— К сожалению, не все.

— Почему “к сожалению”?

— Долго объяснять…

— Рассказывай, пока ищем обменник, — разрешила Хелен.

— Ну…. — замялся я, вспоминая обещанный на вечер “пряник”.

— Я даже не буду считать это за старческий нудёж (я правильно сказала?), — правильно поняла мою заминку девушка.

— Нет, ну раз так… Что ты знаешь об истории денег?

— Ничего, — пожала хрупкими плечиками француженка, протискиваясь через толпу в поисках заветного обменника.

— Так, давай я пойду впереди…

— Не нуди, — отмахнулась Хелен. — Я маленькая, мне удобней. Ты давай, не отставай и не отлынивай, рассказывай свою историю бабла.

И я рассказал.

В начале было слово. И слово было “бартер”. Ты мне хлеб, я тебе — утку. Или горшок. Или топор.

Торговли в те времена почти не было, обмен в основном шёл внутри общин, поселений. Товаров было минимум, поэтому составлять пропорции было нетрудно. Но постепенно география сделок ширилась, начался обмен с соседними племенами и поселениями, а то и странами. Это требовало более универсального способа. Так появились первые “деньги”.

В кавычках, потому что обычно это был один или несколько товаров, наиболее востребованных, ходовых и при этом достаточно “вместительных”, чтобы за одну единицу можно было получить много другого. Где-то это были ракушки, в других местах шкуры животных или пушнина, в третьих — рабы, быки и овцы. Меры были всем понятны, ценность их было сложно оспорить. Но вот хранить такие “деньги”, транспортировать — дело не самое простое.

Очень быстро все пришли к “золотому” стандарту. Жизнь выявила наиболее удобные “деньги”, коими являлись украшения из драгоценных металлов и камней: золото, серебро, рубины, сапфиры. И хотя практической ценности у такого средства обмена мало (его не съешь, одежду из него не сделаешь и дом не построишь), зато с точки зрения практичности и эстетики они были идеальны. От обмена украшениями был один шаг до торговли за драгметаллы сперва в слитках, а затем и в монетах. Первые монеты из золото и серебра появились примерно в 7 веке до нашей эры, в Лидии.

Кстати, одно из заблуждений, которое можно часто встретить, это то, что такие деньги (из драгметаллов) не имеют инфляци. Оно лишь верно отчасти. История знает множество примеров, когда золотые и серебряные монеты “дешевели”: во время кризисов, когда казна тратила существенно больше, чем зарабатывала, некоторые правители начинали хитрить, снижая вес платёжных средств или разбавляя их менее ценными металлами.

Ещё один интересный момент связан с ценностью того или иного средства платежа в зависимости от географии. Так, очень долго серебро на Востоке ценилось почти так же сильно, как и золото. Поэтому было очень выгодно везти его в Азию, покупать там специи, шёлк, чай, и продавать их за золото в средиземноморье, зарабатывая тысячи процентов.

Как бы то ни было, металлические деньги в качестве единственного платёжного средства существовали очень долго. Первый бумажный эквивалент появился только в 1716 году, во Франции, и очень быстро получил распространение (хотя, если быть совсем уж честным, первыми в этом вопросе были китайцы, в 800-х годах до нашей эры, но кого интересует какая-то там Азия?). Такие деньги было проще хранить и перевозить, что и обусловило их популярность. А ещё их можно было выпускать больше, чем у правителя было золота — ведь вероятность того, что все обладатели банкнот одновременно пойдут менять их на металл, нулевая. Тем не менее, печатать деньги сколько душе угодно, было всё одно невозможно, хочешь не хочешь, а пропорции с золотом будь добр соблюдать. Тем более что в международной торговле металл всё равно был популярнее.

Помимо удобства, бумажные деньги помогли решить ещё один вопрос: дефляцию. Население, а с ним и количество товаров и услуг, росли быстрее, чем денежная масса, что приводило к парадоксу: тратить сегодня было менее выгодным, чем завтра. Накопление капитала в “закромах” вело к коллапсу экономики, деловая активность снижалась, население нищало. Бумажные деньги помогли расшить этот вопрос.

Потом был “Золотой стандарт”. Это когда от металлов в оплате почти вовсе отказались, перейдя на ассигнации и облигации, но с жёстко фиксированным курсом по золоту. Просуществовала такая система в том или ином виде достаточно долго, до второй половины 70-х годов 20-го века, когда США первыми отказались от золотого стандарта, а деньги превратились в товар сами по себе: теперь курсы не фиксировались жёстко, а определялись рынком, и на их колебаниях стало возможным зарабатывать.

— В итоге это привело к тому, что страны, чьи валюты определены Международным Валютным Фондом как резервные, по сути, могут печатать деньги в огромных объёмах, а полученную таким образом инфляцию скидывать на всех остальных. Ведь другие государства обязаны держать у себя на балансе какое-то количество твоей валюты, если хотят получать хорошие рейтинги во всяких Мудисах и прочих Фитч Рейтингс.

— И чем это плохо? — не поняла Хелен.

— Если упрощённо, то представь, что Ник и Эндрю работают на одной и той же работе. Только Ник работает 4 часа, Эндрю — 8, а денег у них одинаковое количество. Потому что Эндрю получает наличку, только когда продаёт результат своего труда, а Ник может дома принтер включить и получить недостающие деньги из него.

— Но это же нечестно!

— В большом мире нет таких понятий, мон ами. Там прав тот, кто сильнее. Закон природы.

— Ты всё выдумываешь, — вынесла вердикт девушка.

— А вот сейчас и узнаем, — усмехнулся я.

Мы уже минут пять как нашли обменник, но не спешили заходить — француженка хотела дослушать историю денег. Всё это время я краем глаза изучал курсы, и увиденное навело меня на определённые мысли.

Обменник представлял собою обычный морской контейнер, с дверцей в торце. Внутри помещение было разделено два к трём, меньшая часть отошла “залу”, бОльшая предназначалась для персонала. Одна единственная стойка от стены до стены, чуть выше пояса, бронестекло до потолка, хитрый лоток ниппель-системы. И тучный секьюрити в углу у входа на табуретке, сканирующий из-за газеты своим цепким взглядом каждого входящего.

На одной из стен повесили обычную пластиковую доску, какую можно встретить в любом офисе. Позиций было с полдюжины, все равнялись на экю: нью-либертарианского доллар, золотой динар Халифата, рупии Индии (которая в Эдеме называлась Магадха, но которую все, включая её жителей, кроме самых фанатичных буддистов, звали на старый лад), китайские юани, русские рубли и европейские… франки. Как ни странно, именно лягушатники взяли финансовую власть в местной Единой Европе, отсюда и название валюты. С каждым годом у французов налоги всё выше, а прав всё меньше. Вот их бизнес массово и рванул в Эдем. За ним потянулись рядовые граждане и гражданки (а также бесполые, андрогены, мужеженственные, бигендеры, предженщины и предмужины, предполовые и неустойчивые, абигендерные и всеобщеполовые, и ещё бог пойми какие жители данной страны), спасаясь от запредельных налогов и идиотизма французского социализма, в котором работающий белый имеет прав на порядок меньше, чем безработный цветной, а обязанностей — ровно наоборот, больше.

— Добрый день, — я кивнул охраннику на входе.

Дядька сурово просканировал меня сверху донизу, остановил тяжёлый взгляд на кобуре, но как только этот живой рентген переключился на Хелен, его лицо разгладилось, тонкая полоска губ под густыми чёрными усами преобразилась в улыбку. Вы видели когда-нибудь, как улыбается гранит? Я вот видел.

— И вам доброго дня мистер. Мисс, — охранник даже чуть привстал, приветствуя нас. Хотя, кому я вру, весь политес был направлен на Хелен и только на неё.

При этом я готов биться об заклад, никаких сексуальных фантазий или побуждений девушка у этого усатого пузана не вызывала, он смотрел на неё как на любимую дочку или племянницу. Это я знаю, на сколько эта девочка-одуванчик развратна и раскрепощена, окружающие же видят в ней мимими и вах-вах-вах. Впрочем, вне спальни Хелен таковой и является, тут они недалеки от истины.

— Чем могу быть полезен? — клерк за стойкой оживился, едва мы вошли.

Посетителей у данного заведения на ярмарке не так уж и много, всё таки международная торговля развита пока что слабо. Ещё реже услуги менял требуются красивым девушкам.

— Скажите, уважаемый, а почему у вас такой разброс в курсах? — я кивнул на доску с цифрами. — Почти у всех валют разница в купле-продаже десять процентов, а у доллара целых двадцать?

— Из-за золотого обеспечения, мистер. Первые десять лет в этом мире единственной валютой были экю, жёстко привязанные к золоту. И орден всегда честно менял деньги на металл по первому требованию.

— Тогда почему возникли другие валюты?

— Как вам сказать… Кого-то не устраивало то, что экю слишком дороги, понимаете, о чём я? В них не очень удобно рассчитываться за мелкие покупки, а на них приходится значительный товарооборот. Есть, конечно, центы, но это лишняя возня с монетами. Другие хотели подчеркнуть свою независимость, государственность. У Китая, например, юани один к одному к экю.

— Так что всё таки с долларом?

— О, с ним всё так… Он тоже жёстко привязан к золоту, и его тоже меняют на этот металл по первому требованию. Однако, пару лет назад был скандал. Франки накопили какую-то очень уж большую сумму долларов, сотни миллионов. Очень уж у них большой дисбаланс в торговле с Нью-Либерти, считай, две трети экспорта в эту сторону идёт. Купить что-то у американцев сложно, промышленность развита слабо, сельское хозяйство тоже. У них только чай и кленовый сироп более-менее котируются, а так… В общем, говорят, франки попробовали одним махом поменять все накопленные за годы торговли доллары хотя бы на золото. А американцы отказались. Точнее, предложили, но по курсу почти в два раза ниже, чем было заявлено. У них там чуть до войны не дошло, даже армии мобилизовать начали. Но потом всё как-то утихло. Говорят, что либертарианцы подкинули оружия баскам, те начали бузить на юге Европы, оттягивать на себя часть сил лягушатников. Те поняли, что на два фронта воевать не самая лучшая идея, сели за стол переговоров. Парни в Штатах языкастые, на подобных вещах не одну собаку ещё на старой Земле съели. В общем, никто не знает точно, с каким дисконтом франки фантики на золото поменяли, но с тех пор к доллару отношение не самое лучшее. Так что, мистер, если кто-то будет предлагать расплатиться с вами зеленью, вы не спешите соглашаться. И поднимайте цену смело на треть. А то и больше.

Я кивнул, благодаря за совет, и победно посмотрел на Хелен. Нечто подобное я и подозревал, когда увидел такой разброс в курсах. Не бывает подобного на ровном месте, менялы ничего просто так не делают. Раз поставили доллар в такое невыгодное положение по отношению к другим валютам, то на то была причина.

Девушка подошла к окошку, открыла сумочку, но ничего доставать не стала, обернулась ко мне.

— Ты не мог бы подождать меня на улице?

— Конечно.

После прохладного офиса жара вдавила в сухую землю, на лбу тут же появилась испарина. То, что у неё какие-то тайны от меня, ни капли не задело. Секреты есть у всех, это нормально, а мы не настолько близки, чтобы делиться всем сокровенным. Имеет право. Хотя, любопытно, не скрою.

Девушка вышла из офиса минут через пять. Сумочка потолстела.

— В банк?

— Нет, — Хелен поджала губы. — Нет нужды.

Я спорить не стал. Хочет носить с собой пачки налички, пусть. Просто буду чуть осмотрительней, на всякий случай.

Потолкались ещё час в рядах. Первые минут пятнадцать Хелен прижимала сумочку, словно мать ребёнка, ходила, словно оловянный солдатик. Я весь извёлся от напряжения, лучшего сигнала, что у тебя куча бабла, чем подобное поведение, и быть не может. Если в толпе есть карманники, они в раз засекут жертву. Но обошлось. С каждой новой торговой точкой Хелен всё больше оттаивала, вела себя всё естественней и естественней, а на одном из прилавков даже чуть сумочку не забыла, и ничего, никакой паники, спокойно вернулись и забрали.

В назначенный час собрались у машины. Антон был увешан пакетами, словно новогодняя ёлка.

— Ничего не говорите, — буркнул он, глядя на наши с Хелен лыбы.

Дождались Маршалла. Тот вернулся довольный, как слон.

— Продал на три тысячи дороже, чем думал, — счастью человека не было предела. — Это надо отметить!

Возражений не нашлось.

В восточном углу ярмарки было с десяток шатров-кафешек. Цены и меню плюс-минус одинаковые, поэтому выбрали ту, где людей поменьше. Мясо и рыба с гриля, овощи, пиво. Я и Хелен взяли вино, Маршалл заказал всем по коктейлю.

Во время обеда Антон украдкой бросал на меня задумчивые взгляды, был молчаливее обычного. Поэтому когда он предложил мне сходить взять ещё выпивки на всех, я не удивился.

— Может, проще официанта позвать? — Ариэль повернулась было, чтобы окликнуть паренька в белой рубашке и чёрных брюках, что ужом скользил между столиками на дальней от нас стороне шатра, но Антон настоял на своём.

— Сами принесём, быстрее будет. Да и ноги немного разомнём, да, Алекс?

Мы отошли к барной стойке, сделали заказ. Антон словно филин, покрутил головой на 360, убедился, что рядом никого нет. ПОсмотрел на наш столик, на месте ли Хелен — кроме неё, тут вряд ли кто-то по-русски понимает.

— Помнишь тех двоих, что на тебя в Сан Антонио напали? — Антон склонился ко мне поближе и перешёл на шёпот.

— Это которые от наших конкурентов по бизнесу с панелями были? Забудешь такое, — невесело усмехнулся я.

Рёбра давно не болели и синяки уже сошли, но из памяти такое выветрится не скоро.

— Ага. Только панельщики к этому, как оказалось, дела никакого не имеют.

— Тогда кто? — нахмурился я.

— У меня в полиции Мехико кое-какие знакомые есть. Они это дело по моей просьбе чуть поглубже копнули, и выяснили, что это был какой-то холёный тип. Голубой костюм, имя ни на что не похожее, вычурное, с первого раза и не запомнишь даже. Может, знаешь кого-то, кто подходит под описание?

Что-то такое было… Антон не поторапливал, напряжённо ждал.

— Кажется, вспомнил. Был один тип. Одет, словно лондонский денди, приталенный костюм, часы дорогие. Имя не помню, блин. Вроде бы визитка где-то была, надо поискать. Он ко мне за завтраком подкатывал, работу по профилю предлагал. Ну, программы для него писать, здесь, в Эдеме. Зарплату хорошую сулил, должность. Но я отказался, мутный он какой-то, — я потёр переносицу задумчиво. — Но за это же не заказывают?

— Не заказывают ты прав, — Антон уставился мне прямо в глаза. — Ты на той стороны остался должен большую сумму. Очень большую.

— И ты думаешь, он как-то с этим связан?

— Есть другие идеи? Вряд ли каждый раз, когда с ним кто-то отказывается работать, этот Гадар нанимает шпану. Поэтому других причин я не вижу. Если ты только что-то от меня не скрываешь.

Я отрицательно мотнул головой.

— В общем, я тебя предупредил. Смотри в оба. Если его послали за тобой, то он сейчас должен землю носом рыть, чтобы найти тебя.

— Знаешь, очень странно. Он не производил впечатление киллера. Очень уж дорого был одет. Скорее он похож на тех, кто заказывает, а не исполняет.

— Может, ему действительно не понравился твой ответ. В таком случае, вряд ли он всё бросит и будет тебя искать, слишком дорогое это удовольствие. Но если это за тобой с той стороны…

— Я понял. Спасибо, что предупредил.

— Пойдём, а то наши уже косятся.

Мы подхватили давно ожидающую нас выпивку и вернулись за столик.

Хелен с любопытством посмотрела на меня, на Антона, вновь на меня. Но ничего не спросила.

А я не сказал. У каждого свои маленькие тайны.