Я тебе, а ты мне.

— Боги ничего не делают безвозмездно, но продают людям различные блага: и можно у них здоровье купить по случаю за бычка, а богатство за четырех быков, царскую власть за гекатомбу, благополучное возвращение из Иллиона в Пилос за девять быков, а плавание из Авлиды в Иллион за невинную царскую дочь. А разве Гекуба за двенадцать быков и покрывало не хотела выторговать у Афины согласие на то, что Троя не будет взята за это время? Надо полагать, у богов есть много таких товаров, которые идут за петуха, за венок и даже за одну щепотку ладана!

Этим словам греческого философа-атеиста Лукиана немного меньше двух тысяч лет.

Жертвоприношение — один из древнейших религиозных культов, в котором фантастично отразилась человеческая взаимопомощь: я тебе, а ты мне. Взаимопомощь людей первобытного доклассового общества перешла к ним от животных. Но в отличие от животных человек осознал пользу взаимопомощи, а осознав, отразил не только реально в своей практике, но и фантастично — как необходимость жертвы богам.

В доклассовом обществе отношения «я тебе, а ты мне» были проявлением только взаимопомощи. В классовом же обществе эти взаимоотношения стали социальной основой жертвоприношения как явления общественной психологии. Но на каком-то этапе жертвенность оторвалась от религиозного чувства и стала нравственной чертой личности. Сомкнувшись с коллективизмом, она стала опять близкой взаимопомощи. Ведь подарки своим детям или своим родителям в день рождения, сохранив историческую гомологию с жертвоприношением, освободились от всякого элемента расчета.

Обет.

— Когда мы выехали из Красноярска, то шел какой-то странник: сделает два шага да перевернется на одной ноге… — так писал в письме матери художник Василий Иванович Суриков, вспоминая свое детство.

Странник, встреченный Суриковым, выполняя этот странный обряд, отмаливал свой грех. Шел он таким нелегким способом, конечно, не одну версту. Не только кающиеся, но и «божьи люди» — юродивые, вроде изображенного Суриковым на картине «Боярыня Морозова», носили вериги — тяжелые цепи, причинявшие физические страдания. Во время минувшей войны я видел в польских костелах кающихся, которые на коленях, и даже на животе, почти по-пластунски, ползли от ворот до алтаря.

Психологические корни обета общи с жертвоприношением и молитвой. В подобных самоистязаниях проявляется психология аскетизма — «умерщвления плоти» ради «приближения духом к богу». Но вместе с тем здесь аскетизм смыкается с фанатизмом. Яркий литературный образ аскета дал Глеб Успенский в очерке «Парамон юродивый».

Корни молитвы.

Молитва исторически родилась из магического заговора и заклинания, слова которых якобы имели чудесную силу действовать не только на других людей, животных и силы природы, но и на духов, богов.

— Сгинь! Рассыпься! Пропади! — этими словами человек ограждал себя от нападающих на него духов.

Мы до сих пор, рассердившись на кого-нибудь или на что-нибудь, восклицаем, даже не думая, что это исторический рудимент, проклятия:

— Чтоб тебе провалиться!

Впоследствии заклинание стало просительным и благодарственным, и постепенно оно превращалось в молитву. Но в молитве содержится не просто жалоба или просьба, а чаще просьба именно о чуде.

Правильно сказал И.С. Тургенев:

— Всякая молитва сводится на следующее: «Великий боже, сделай, чтобы дважды два не было четыре».

А за два тысячелетия до Тургенева Эпикур выразился так:

— Если бы боги внимали молитвам людей, то скоро все люди погибли бы, постоянно желая много зла друг другу.

Молитвы контрабандистов.

В течение почти всего 1965 года общественность Италии, со свойственной южанам горячностью, обсуждала скандальный судебный процесс. Большая группа монахов-капуцинов из монастыря Альбено, около Рима, попалась на контрабанде американских и швейцарских сигарет.

Основанный еще в 1525 году, орден капуцинов всегда был опорой папства и пользовался особой поддержкой Ватикана. И на тебе — этакий скандал, замять который церковь не смогла.

Как сообщали итальянские газеты, капуцины-контрабандисты и на следствии и на суде вместо чистосердечного признания только молились и заявляли:

— Мы действовали из любви к ближнему по божьему наитию. Бог нас видит, и он нас рассудит.

Конечно, эти прожженные жулики не верили в то, что говорили, как не верили им и большинство читателей газет, смеявшихся над незадачливыми контрабандистами. Но все же нашлись и такие, которые молились в церквах, прося бога «обеспечить оправдание грешников».

Во что только не верит иногда человек и о чем он не молится!

Молитва матроса.

Американский психолог и философ-идеалист Уильям Джемс в своей книге «Многообразие религиозного опыта» приводит поучительный рассказ матроса.

Роберт Лайд, английский матрос, бывший пленником на французском корабле в 1689 году, напал на экипаж этого корабля, состоявший из семи матросов Двух из них убил, пять остальных сделал пленниками и привел корабль к себе на родину. Лайд следующим образом описывает, как во время этого подвига бог пришел к нему на помощь и поддержал его в дни испытания:

«С помощью бога я удержался на ногах, когда четыре француза пытались повалить меня. Чувствуя, что француз, державший меня за середину тела, начинает меня одолевать, я сказал мальчику, который вместе со мной попал в плен: „Обойди кругом нактоуза (деревянный ящик, в котором хранится компас) и сбрось на пол того, который висит у меня на спине“. Тогда мальчик нанес ему удар по голове, от которого он упал. Я стал искать глазами свайку или что-нибудь другое, чем бы я мог ударить их. Но, не видя ничего подходящего, я сказал: „Господи, научи, что мне делать“. В это время, бросив взгляд налево, я увидел висячую свайку, высвободил свою правую руку, схватил ее и ударил ею четыре раза по голове человека, державшего мою левую руку, с такой силой, что свайка на четверть дюйма вошла в его череп. (Затем один из французов вырвал у него из рук эту свайку.) Но да будет благословенна милость бога! — он или выронил из рук свайку, или бросил ее, и в это время всемогущий бог даровал мне силу схватить одного из французов и с силой стукнуть его голову о голову другого француза. Затем, бросив вокруг себя взгляд и не видя ничего, чем бы я мог ударить их, я сказал: „Господи, что мне теперь делать?“ Тогда богу было благоугодно напомнить мне о ноже, лежавшем у меня в кармане, и, хотя оба француза держали мою правую руку, всемогущий бог настолько укрепил меня, что я всунул свою правую руку в правый карман, вытащил оттуда нож в ножнах… зажал его между ног и высвободил из ножен; этим ножом ударил в шею человека, обернувшегося ко мне спиной, после чего он упал и уже больше не двигался…»

Но ведь французы, небось, тоже молились о своей победе!

Военная молитва.

— Господи боже наш, помоги нам разнести их солдат снарядами в кровавые клочья; помоги нам усеять их цветущие поля бездыханными трупами их патриотов; помоги нам заглушить грохот орудий криками их раненых, корчащихся от боли; помоги нам ураганом огня сровнять с землей их скромные жилища; помоги нам истерзать безутешным горем сердца их невинных вдов; помоги нам лишить их друзей и крова, чтобы бродили они вместе с малыми детьми по бесплодным равнинам своей опустошенной страны, в лохмотьях, мучимые жаждой и голодом, летом — палимые солнцем, зимой — дрожащие от ледяного ветра, вконец отчаявшиеся, тщетно умоляющие тебя разверзнуть перед ними двери могилы, чтобы они могли обрести покой; ради нас, кто поклоняется тебе, о господи, развей в прах их надежды, сгуби их жизнь, продли их горестные скитания, утяжели их шаг, окропи их путь слезами, обагри белый снег кровью их израненных ног! С любовью и верой мы молим об этом того, кто есть источник любви, верный друг и прибежище для всех страждущих, ищущих его помощи со смиренным сердцем и покаянной душой. Аминь.

Нельзя не согласиться с Марком Твеном, который воспроизвел эту молитву бравых вояк, что она как нельзя более точно соответствует мысленной просьбе:

— Даруй нам победу, господи боже наш!

Хорошо знал Марк Твен психологию своих соотечественников. Ведь и сейчас, более чем через 60 лет после того, как эта молитва была написана, она вполне современна для американских агрессоров.

Жонглер богоматери.

Анатоль Франс, блестящий писатель-гуманист и страстный борец с религией, отлично показал в новелле «Жонглер богоматери» еще один тип молитвы. Вот несколько фрагментов из нее.

«…Во времена короля Людовика жил во Франции бедный жонглер по имени Барнабе, уроженец Компьеня, который странствовал по городам, показывая удивительные фокусы… В монастыре, куда он был принят, все соревновались в служении святой деве, и каждый посильно посвящал ей талант, дарованный ему богом…

…При виде такого соревнования славословия и такой богатой жатвы деяний Барнабе сокрушался о своей несмышлености и невежестве.

— Увы, — вздыхал он, — прогуливаясь в одиночестве по чахлому монастырскому садику, — как я несчастен, что не могу, подобно братьям моим, достойно прославить святую богоматерь, которой я посвятил всю нежность своего сердца. Увы! Увы! Пресвятая дева и госпожа моя, я человек грубый и неотесанный и не могу служить вам ни назидательными проповедями, ни трактатами, построенными по всем правилам, ни прекрасными картинами, ни тщательно выточенными фигурками, ни размеренными и равностопными стихами. Увы, я ничего не умею!..

И вот в одно прекрасное утро он вдруг проснулся полный радости, поспешил в часовню и пробыл там в совершенном одиночестве больше часа. После обеденной трапезы он вновь вернулся туда.

С этих пор он каждый день шел в часовню, когда она была пуста, и проводил там почти все время, которое другие монахи посвящали искусству и ремеслу, и больше он не грустил и не вздыхал.

…Настоятель, в чьи обязанности входит все знать о поведении своих монахов, решил понаблюдать за Барнабе во время его исчезновения. Однажды, когда жонглер, как обычно, заперся в часовне, настоятель с двумя старейшими монахами стал подсматривать в дверные щели за тем, что происходило внутри.

Они увидели Барнабе, который, стоя на голове перед алтарем Святой Девы и подняв кверху ноги, жонглировал шестью медными шарами и дюжиной ножей.

Он проделывал в честь святой богоматери те фокусы, которые когда-то особенно прославили его. Не понимая, что этот простодушный человек таким образом посвящает все свои таланты и все свое искусство служению Святой Деве, старцы стали кричать о кощунстве…»

Последние слова Анатоля Франса говорят, что сами благочестивые старцы не понимали психологической сущности молитвы.

В молитве человек может не только жаловаться богам на свою судьбу или просить их о чуде, принося взамен свои обещания и клятвы. Молитвой он может приносить в дар свое восхищение.

Молитва-привычка.

В минуту жизни трудную Теснится ль в сердце грусть: Одну молитву чудную Твержу я наизусть. Есть сила благодатная В созвучье слов живых, И дышит непонятная, Святая прелесть в них. С души как бремя скатится, Сомненье далеко — И верится, и плачется, И так легко, легко…

Это писал М.Ю. Лермонтов, которому принадлежат и такие строчки:

…Но что такое ад и рай?.. Не для толпы ль доверчивой, слепой, Сочинена такая сказка? — я уверен, Что проповедники об рае и об аде Не верят ни в награды рая, Ни в тяжкие мученья преисподней.

Как психологически понять стихотворение Лермонтова «Молитва», написанное им в двадцатилетнем возрасте? Что это: только дань времени или правдивое описание чувств не очень религиозного человека, и уж конечно не религиозного фанатика?

Я думаю, что второе. И объяснение, почему Лермонтов успокаивался, когда «одну молитву чудную» твердил наизусть, надо искать в привычке. Можно не сомневаться, что к этой молитве Лермонтов привык с детства. Привычка — вторая натура.

Привычка свыше нам дана: Замена счастию она!

Так Пушкин в «Евгении Онегине» переложил на стихи слова его современника, французского писателя Шатобриана:

— Если бы я имел безрассудство верить еще в счастье, я бы искал его в привычке.

Привычка — это действие, выполнение которого стало потребностью. Привычка образуется тогда, когда повторяемое действие условно-рефлекторно связывается с какой-либо положительной эмоцией. Так психологическая наука раскрывает закон образования привычек.

Вполне понятно, что действия, повторно выполняемые при одновременном переживании религиозного чувства, легко становятся привычками. Тогда выполнение этого теперь уже привычного действия будет вызывать, как и выполнение любой привычки, чувство удовлетворения, покоя.

Так, человек, «привыкший мурлыкать» какую-либо приятную по воспоминаниям песню, успокаивается, если, разволновавшись, начнет ее напевать. Я, например, если хочу успокоиться, напеваю, хотя бы мысленно, первые строфы лермонтовского «Бородина».

Молитва писателя.

Довелось мне прочитать и молитву, которую (видимо, от всей души) написал один писатель.

Вот она.

— Как легко мне жить с тобой, господи! Как легко мне верить в тебя! Когда расступается в недоумении или сникнет подавленно ум мой, когда умнейшие люди не видят дальше сегодняшнего вечера и не знают, что надо делать завтра, ты спосылаешь мне ясную уверенность в том, что ты есть и что ты позаботишься, чтобы не все пути добра были закрыты.

На хребте славы земной я с удивлением оглядываюсь на тот путь, которого никогда не смог бы изобрести без тебя. Удивительный путь через безнадежность — сюда, откуда я смог посылать человечеству отблеск лучей твоих.

И сколько надо будет, чтобы я их еще отразил, ты дашь мне. А сколько не успею, — значит, ты определил это другим…

Здесь образ «господа» отождествлен в поэтической форме с творчеством, в котором писатель находил утешение в самые, казалось бы, безнадежные периоды своей жизни. Возможно, что эта «молитва» и была и осталась для него только поэтическим образом. Но не исключена возможность, что, написав ее в минуту вдохновения, автор поверил в этот образ и полюбил его, как Пигмалион созданную им Галатею.

Так тоже бывает (так, видимо, было и у Лермонтова), и в этом случае молитва является не следствием веры, а ее причиной.

Ленинский ответ.

«…Был конец августа 1916 года. Уже прошло некоторое время, как Ленин приехал из Цюриха и снова поселился в Шаи, под Лозанной», — пишет в своих воспоминаниях о встречах с В.И. Лениным художник А.Е. Магарам.

«…Мы сели на курсировавший по Женевскому озеру пассажирский пароход, который направлялся в сторону Лозанны, — пишет он далее. — После небольших остановок к Кларане и Веве пароход взял курс на самую середину озера. На верхней палубе, где мы сидели, было мало пассажиров. По обеим сторонам озера мерцали в воде отраженные огни берегов, но особенно невыразимо торжественно было небо, на темном бархатном фоне которого ярко сверкали звезды. Я обратил на это внимание Ленина. Он также смотрел на небо и, видимо, о чем-то думал.

— Да, — сказал он после паузы, — удивительный спектакль, которым всегда восхищаешься.

Мы долго сидели молча. Я думал о прочитанных книгах Метерлинка, Фламмариона и др. Находясь под сильным впечатлением той торжественной ночи, я заметил Ленину, что мысль невольно устремляется к Великому Разуму, когда перед глазами в небесном пространстве бесчисленное количество, мириады звезд. Ленин засмеялся и иронически произнес:

— К боженьке!

— Назовите это как хотите, Владимир Ильич. Вы знаете, когда я присутствовал при ваших дискуссиях с Луначарским, Хейфецом и другими, я давно хотел поставить вопрос ребром…

— Ну-с, — сказал, усмехнувшись, Ленин.

— Так вот, — начал я, — человечество открыло такие замечательные законы в математике, физике, химии, механике и прочие! Ведь эти законы существовали и существуют вне человеческого разума! Не так ли?

— Так, — ответил Ленин.

— Теперь, когда я смотрю на небо, нельзя не удивляться движению этих светил, с точностью которого ни один хронометр сравниться не может. Разве не прав был Спиноза, который говорил: когда передо мною прекрасный часовой механизм, я невольно думаю о мастере, сотворившем его.

— Все это несет поповщиной, — ответил Ленин, — короче говоря, вы хотите сказать, что все было создано боженькой. Хорошо, допустим, что все, что существует, всю вселенную боженька создал N-ое число миллиардов лет тому назад, ну, а что он делал раньше, спал, что ли? Ведь и раньше существовало какое-то абстрактное время. Стало быть, ваши рассуждения нелогичны. Материя не творима! Она движется в пространстве и видоизменяется по существующим вечным великим законам. Человечество постепенно открывает завесу этих законов и, таким образом, без боженьки познает природу. Многое нам еще неизвестно, но основательно познать природу можно только диалектическим путем, а боженька тут ни при чем и является лишь преградой к познанию, — закончил Ленин…»

Конечно, это не точные слова Ленина, а только запись их, сделанная А.Е. Магарамом в рукописи, хранящейся в фонде Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Но я думаю, что собеседник Владимира Ильича достаточно точно передал смысл его слов.

А привожу я этот разговор потому, что Ленин здесь ответил не только своему собеседнику, но и огромному числу других людей.

В том числе и тем, кто пользовался приведенными выше молитвами.

Проклятие!

— Выкопай своего отца при лунном свете и сделай суп из его костей; изжарь его кожу, сделай из нее печень; гложи его череп; сожри свою мать; выкопай свою тетку и разрежь ее на куски; кормись землей со своей могилы, сжуй сердце своего дедушки; проглоти глаза своего дяди; ударь своего бога; съешь хрящевые кости своих детей; высоси мозги своей бабушки; оденься в кожу своего отца и завяжи ее кишками своей матери…

Это проклятие полинезийцев с острова Тонга, записанное Моримером, является заклинанием, и произнесение его сопровождается у них магическими движениями. Иными словами, у первобытных народов проклятие непосредственно связано с обломками двигательных стереотипов и является проявлением вредоносной магии.

Немецкое «доннер веттер!», французское «миль дьябль!», испанское «каррамба!» и русское «черт побери!» — все эти ругательства, так же как и божба «ей-богу», являются рудиментами проклятий и магических заклятий.

Но почему же они так стойко держатся в общественной психологии, хотя и церковь с ними всегда боролась, требуя от верующих:

— Не произноси имени господа бога твоего всуе!!

Дело в том, что эмоциональное проклятие или божба, произносимые всегда во время возбуждения, представляют собой вид эмоциональной разрядки. Выругавшемуся человеку «становится легче на душе». Это так. И если бы этого не было, с распространенной привычкой к ругательствам не было бы так трудно бороться.

Проклятие и молитва психологически очень близки, как близки чувство веры и чувство неверия, как близки вера в бога и в черта. Ведь недаром слово Sacer по-латыни означает и священное, и проклятое.

Молитва шамана.

«…К ночи, когда все собрались спать, шаман взял бубен. Раскатистые звуки бубна зарокотали, зазвенели. Медленно затихал ветер. Шаман речитативом пел:

Мои люди много дней не выходили из яранг… Моим людям надо идти за тюленем… Алитет устал помогать им… Ветер, остановись! Сам Корауге просит…

— Гыть, гыть! Кийва, Кийва! — поощряя и возбуждая шамана, выкрикивал Алитет. Корауге исступленно бил в бубен, истерически кричал, взывая к духам».

Так Т. Семушкин, большой знаток Чукотки, описывает молитву шамана в книге «Алитет уходит в горы». Но эта картина характерна не только для чукотских шаманов.

— Надеюсь, что никто не заподозрит меня в пристрастии к шаманам, и я могу спокойно засвидетельствовать, что в моем присутствии экстаз шамана и таинственная обстановка, при которой метался и вопил исступленный избранник, приводили гиляков в такое состояние, что они галлюцинировали и видели все то, что видел в трансе и сам шаман, — писал известный этнограф Лев Яковлевич Штернберг в своей книге «Первобытная религия», изданной в 1936 году.

Слово «шаман» происходит от маньчжурского «симан» — исступленный. Шаманизм — вера в то, что особые люди обладают способностью сноситься с духами, приходя в состояние исступления, во время камлания, или, иначе говоря, шаманствования.

Элементы психологии шаманства есть во всех религиях. Так, в Библии говорится, что пророки, пророчествуя, раздевались догола (1 Царств, гл. 19, ст. 24); царь Давид скакал и веселился перед священным ковчегом (1 Парал., гл. 15, с г. 28, 29). Есть в Библии и такие слова: «И стали они кричать громким голосом, и кололи себя, по своему обыкновению, ножами и копьями, так что кровь лилась по ним» (3 Царств, гл. 18, ст. 28). Это — описание действия, которое, по сути, равняется шаманскому камланию. У мусульман шаманами являются так называемые вертящиеся дервиши. Шаманство проявляется также в религиозных процессиях шахсей-вахсей и тазии.

«Шаман начинает действие пением и стуком в бубен. Пение состоит из короткой музыкальной фразы, которая повторяется несколько десятков раз, потом заменяется другой. В тесном помещении пение и бубен производят оглушительное, одуряющее впечатление. Шаман пользуется бубном как резонатором и при помощи его старается отклонять волны звуков вправо и влево. Через несколько времени уже исчезает возможность ориентироваться в темноте, и кажется, будто голос шамана перемещается из угла в в угол, снизу вверх и обратно. Тогда начинается чревовещание…»

Так описывал шаманское камлание революционер и ученый В.Г. Богораз, изучавший шаманство на Колыме, куда его сослало царское правительство. О самих шаманах он пишет:

«В зрелом возрасте шаманы продолжают сохранять крайнюю степень нервной возбудимости, которая часто соединяется со злостью, строптивостью и буйством…»

Камлание шаманов имеет психологически общее с истерическими припадками, получившими в Колымском крае название мэнэрика, и с припадками кликуш, в дореволюционные годы очень частых в деревенских церквах.

— Несколько кликуш мне приходилось наблюдать во время припадка — они поразительно напомнили мне колымчанок в состоянии мэнэрика, — писал С.И. Мицкевич, изучавший эти явления в Колымском крае во время ссылки.

Шаманка.

«Заимка не спала. Одни приезжали с тоней, расположенных за 10–15 верст от жилья, другие уезжали, третьи убирали снасти, женщины — рыбу и т. д. Уже было поздно, когда я решил уснуть, но не успел я сомкнуть глаз, как из соседнего близ стоявшего балагана раздались какие-то ужасающие звуки, от которых холод пробежал по всему моему телу. Они росли, увеличивались, они шли, так сказать, crescendo, усиливаясь в высоте и темпе до такой степени, что, казалось, у поющей вот-вот разорвется от них грудь…

Не в силах преодолеть своего страха, я бросился на голос, и глазам моим представилась потрясающая картина. На низких нарах сидела молодая женщина с распущенными по плечам и ниспадавшими в беспорядке на грудь длинными волосами и, придерживая руками голову, как маятник, быстро раскачивала все свое конвульсивно вздрагивающее тело то из стороны в сторону, то взад и вперед. Она была вся в поту, ее грудь ходила ходуном, глаза неестественно блуждали, сильно расширенные зрачки горели каким-то сухим блеском. Порой она отнимала руки от головы и с ожесточением рвала свою одежду, порой прекращала пение, но только для того, чтоб дико захохотать или разразиться истерическим плачем.

…Спустя несколько лет я настолько привык к описанному явлению, что отлично спал под пение и плач двух таких женщин, живших со мной в одной юрте. Тогда я понял, что можно притупить свои нервы до полного равнодушия даже к этому явлению, носящему среди колымчан-русских название шаманства, а среди якутов омеряченья».

Так А. Гедеонов в 1896 году описывал молитвы, переходящие в истерические припадки колымских шаманов. Он эти припадки называл «омеряченьем», другие — «эмиряченьем».

Тазия.

«— Это и есть их тазия? — спросила Кэтрин.

— Только начало, — ответил Мак-Грегор. — Уйдем отсюда.

— А что это вообще такое, Мак-Грегор?

— Нечто вроде мистерии.

— А кто у них за страстотерпца? — спросил Эссекс. — Уж не Магомет ли?

— Нет. В этой мистерии изображается мученичество Хуссейна и Али, шиитских святых.

— Первый раз слышу о таких, — сказал Эссекс.

— Хуссейн — традиционный герой шиитов, — объяснил Мак-Грегор. — Он был убит своим соперником Шамром.

— Долго они тянут эту канитель? — спросила Кэтрин. — Я видела мистерию в Обераммергау — конца не дождешься.

— Тут показывают все — и убийство Хуссейна и Али, и погребение, и семьи, оплакивающие покойников. Обычно это продолжается несколько дней. Цель мистерии — доказать, в противовес лжеучению суннитов, что Хуссейн и Али подлинные потомки Магомета. В прежние времена это было кровавое зрелище. Население целых деревень, придя в неистовство, истязало и увечило себя буквально до смерти. Актеры должны были, истекая кровью, взывать о мщении за Хуссейна и Али. Это скверное дело, и нам лучше уйти отсюда. Они способны накинуться на кого угодно, если дойдут до исступления.

…На площадь под дробь маленьких барабанов со всех сторон сбегались дети, крича, хлопая в ладоши и подпрыгивая. За ними, возглавляя процессию, шел водовоз, пригоршнями плескавший воду на воображаемую пыль. Настоящая пыль столбом поднималась за ним из-под ног кричащих, беснующихся людей. Водовоза окружали юноши, бившие себя по голове и груди с воплями: „Ийа Хуссейн! Если бы эта вода могла освежить нашего Хуссейна! Ийа Хуссейн! Ийа Али! Хуссейн! Хуссан!“

Дальше ехали солдаты верхом, а за ними следом с плачем и воплями шли мужчины, женщины, дети. Им вторила толпа зрителей, которые тоже плакали, кричали и били себя в грудь.

Мак-Грегор тщетно пытался разъяснить смысл этой хаотической процессии Эссексу и Кэтрин, которые не видели в ней ничего, кроме толпы беснующихся людей, страшных и занимательных в своем диком неистовстве. Поэтому он ограничился тем, что показывал самые приметные фигуры тазии: старого однорукого бородача, изображавшего архангела Гавриила; закутанных в покрывала пророков, святых и ангелов; группы плачущих мужчин, женщин и детей, представляющих братьев и семьи мучеников, и убийцу Шамра, которого играл накурившийся опиума солдат; его все били и проклинали.

Затем появился главный герой — Хуссейн. Это был сам сеид в зеленой чалме, зеленой мантии и с ржавым мечом, высоко поднятым над головой. Его приветствовали стонами, славословиями и скорбными воплями. Барабаны забили громче, а сеид, потрясая мечом, стал что-то выкрикивать во всю силу своих легких. На каждый выкрик шестеро полуголых мужчин, шедших за ним, отвечали воплем: „Горе, горе! Хуссейн! Хуссан!“, ударяя себя толстыми цепями по голой спине. Позади этих шестерых шли еще четверо в грязных, рваных саванах; кровь ручьем текла у них из ран на голове, плечах, шее, которые они наносили себе кинжалами и мечами. Толпа восхваляла их за то, что они проливают свою кровь в честь мучеников, и оплакивала Хуссейна и Али, но все это служило к вящей славе самого сеида, который изображал героя-мученика. Когда самоистязатели падали без чувств от усталости и потери крови, к нему неслись исступленные крики жалости и скорби.

— Какой ужас! — Кэтрин отвернулась, стряхивая с себя гипноз кровавого зрелища. — Зачем они это делают? Они хотят убить себя? Чем их опоили? Ужас!

— Не поверишь, что это люди, — брезгливо морщась, заметил Эссекс. — Какой в этом смысл? Почему они беснуются?

— Никакого смысла в этом нет, — ответил Мак-Грегор. — Просто ваш милейший сеид нарочно разжигает религиозный фанатизм…»

Я не смог больше сократить это очень красочное и точное описание одного из современных проявлений религиозного ритуала, приведенное Джеймсом Олдриджем в его романе «Дипломат».

Всем религиям свойственны, как отвечающие ее духу, ее психологической сущности, ставки на эмоциональное возбуждение, подражание, затуманивание сознания, различные религиозные процессии, «массовые действия» исступленных религиозных фанатиков.

В Советском Союзе подобные процессии, приводящие к массовому фанатическому экстазу, были запрещены законом сразу же после Октябрьской революции. Однако в нарушение этого закона дикие процессии шиитского праздника шахсей-вахсей в Азербайджане можно было наблюдать еще в 20-х годах. В Иране и в ряде других мусульманских стран подобные процессии можно наблюдать и поныне.

Демонизм.

В XV веке в женском монастыре в Германии одна из монахинь начала кусаться, и вскоре кусаться стали не только монахини этого монастыря. Эпидемия охватила почти все монастыри Германии и Голландии.

В 1631 году игуменья монастыря Урсулинок в Лудене Жанна де Бельфиель увидела во сне мертвеца. На следующий день во время богослужения у нее начались припадки, а вскоре такие же припадки можно было наблюдать у всех монахинь монастыря. Игуменья обвинила в колдовстве и наговоре аббата Урбана Грандье. Хотя он и под пытками не сознался в том, что колдун, его публично сожгли.

Аббат Абрам Палинг в трактате о демонизме, написанном в XVII веке, дал подробное описание такого припадка: «Одержимая вдруг упала на пол, издавая страшный крик. Она судорожно билась, лицо ее утратило человеческий образ, сам дьявол сводил ее черты. Все ее тело вздрагивало, и она оглашала воздух воплями, изо рта у нее шла пена. Наконец дьявол покидал ее, причем выход его из тела бесноватой сопровождался страшными припадками и рвотами».

Это весьма точное описание истерического припадка, хорошо известного любому врачу-психиатру. И.П. Павлов раскрыл причины и механизм возникновения этой болезни, ранее считавшейся священной. Интересно, что в патологии до сих пор сохранилось старое название другой болезни, причины которой не менее изучены, чем причины, скажем, ишиаса или сухотки спинного мозга. Это болезнь хорея, или пляска святого Витта («хорея» — по-гречески и значит «пляска»). Проявляется она в подергиваниях, чрезмерных, некоординированных движениях и представляет собой одну из форм ревматизма. А раньше причины ее видели в божественном влиянии святого Витта.

Так незнание причин болезней рождало суеверия и укрепляло религию. А излечение от них считали возможным только с помощью молитвы.

Лурд.

В Верхних Пиренеях во Франции, у Массабьельского грота произошло событие, потрясшее верующих. В 1858 году 14-летняя дочь бедного мельника из близлежащего селения Лурда Бернадетта Субиру, собирая около грота валежник, увидела деву Марию. Эта галлюцинация возникала у нее 18 раз в течение нескольких месяцев. Слух «о явлении божьей матери» распространился не только во Франции, но и по всей Европе. К источнику начали стекаться больные, жаждущие исцеления.

И исцеления начались.

К источнику приезжало более полумиллиона человек ежегодно, и исцелено было так много, что была введена специальная их регистрация. Вокруг статуи девы Марии вывешивались гипсовые слепки исцеленных конечностей.

Исцелялись… Но об этом лучше сказать словами крупного французского психиатра того времени Шарко. В книге «Исцеляющая вера» в 90-х годах прошлого века он писал: «Я посетил почитаемую святыню на юге Франции… Я заметил гипсовые формы нижних конечностей молодой девушки лет двенадцати, пораженные кривоножьем. Эта форма точно воспроизводила хорошо известную форму истерических контрактур нижних конечностей». Короче говоря, исцелялись те заболевания, которые излечивались психотерапией, внушением.

Настроение толпы, ярко описанное Э. Золя, создало фон, способствующий проявлению во время общей молитвы внушения и самовнушения, излечивавших некоторые (но, конечно, далеко не все) болезни.

В романе «Лурд» у Золя есть замечательные слова, раскрывающие одну из особенностей религиозной психологии, ту сторону, которая дала основание К. Марксу назвать религию опиумом народа: «Если достаточно было сновидения больного ребенка, чтобы привлечь толпы людей, чтобы посыпались миллионы и вырос новый город, значит это сновидение хоть немного утоляло голод обездоленного человечества, его ненасытную жажду обмана и утешения! Найти прибежище в тайне, раз действительность так жестока, поверить в чудо, раз неумолимая природа так несправедлива!..»

И заканчивает роман Э. Золя словами о Бернадетте:

«Она не стала ни женщиной, ни супругой, ни матерью от того, что ей привиделась святая дева».

Все болезни, излечивавшиеся молитвами в Лурде, как и во многих других «святых местах», были так называемыми функциональными заболеваниями нервной системы. Теперь они излечиваются в клиниках и больницах психотерапией, и в частности гипнозом.

Чудесное исцеление.

«…Глаза больной, еще лишенные всякого выражения, расширились, а бледное лицо исказилось, словно от невыносимой боли. Она ничего не говорила и, казалось, была в отчаянии. Но в ту минуту, как пронесли святые дары и она увидела сверкнувшую на солнце дароносицу, ее словно ослепило молнией. Глаза вспыхнули, в них появилась жизнь, и они загорелись, как звезды. Лицо оживилось, покрылось румянцем, осветилось радостной, здоровой улыбкой. Пьер увидел, как она сразу встала, выпрямилась в своей тележке…

…Она встала на ноги, сильная дрожь сотрясала ее девичье тело, словно в нем происходил могучий процесс возрождения. Сперва освободились от сковывавших их цепей ноги, потом она почувствовала, как в венах ее заструилась кровь, в ней зародилась женщина, супруга, мать, и наконец исчезла тяжесть, давившая ей на живот и подступавшая к горлу. Но на этот раз комок не застрял у нее в горле, она не почувствовала обычного удушья и радостно крикнула:

— Я исцелена!.. Я исцелена!..

Необыкновенное зрелище представилось тогда глазам всех. Одеяло упало к ногам Мари, ослепительно прекрасное лицо ее сияло торжеством. Она с таким опьянением закричала о своем исцелении, что всколыхнула всю толпу, она как будто выросла и стояла, радостная, сияющая, а толпа смотрела на нее, никого, кроме нее, не видя.

— Я исцелена, исцелена!

Сильное потрясение вызвало у Пьера слезы, и он заплакал. Вслед за ним разрыдались и остальные. Безудержный восторг овладел тысячами взволнованных паломников, давивших друг друга, чтобы увидеть исцеленную, оглашавших воздух криками, словами благодарности и восхваления. Раздалась буря аплодисментов, и гром их прокатился по всей долине.

Отец Фуркал потрясал руками, отец Массиас кричал что-то с кафедры; наконец его услышали:

— Бог посетил нас, дорогие братья, дорогие сестры…

И он запел Magnificat.

Тысячи голосов подхватили гимн…»

Так Эмиль Золя в 1892 году в романе «Лурд» описывает исцеление больной и переживания героя романа Пьера Фромана — сына ученого-химика, ставшего священником вопреки своим склонностям. В его уста Э. Золя вкладывает все то, что понял сам, изучая «чудеса Лурда».

А ведь Лурд далеко не единственное место, где совершались подобные «чудеса».

Религиозные эпидемии.

На крыльце сидело несколько ребят. Каждый из них был занят своим делом: кто разговаривал, кто что-то мастерил, а кто просто глазел по сторонам. Вдруг один из них внезапно громко закричал: «Ой, ой, ой!» И, вскочив, бросился бежать.

Те, кто был менее занят, тоже вскочили и побежали за ним. Заметив это, побежали и другие, и вот почти все ребята бежали сломя голову, приближаясь ко мне.

Когда я их с трудом остановил и спросил, в чем дело, никто, кроме первого побежавшего и до поры до времени молчавшего (это я его заранее так подговорил!), не мог объяснить, почему они бежали. Некоторое даже забыли, кто побежал первый.

Этот простой, легко повторимый опыт показывает силу подражания. Со взрослыми он не всегда удается. Зато достаточно двум-трем взрослым остановиться на улице и начать демонстративно рассматривать небо, чтобы на небо стали смотреть и многие другие, а иногда может собраться и толпа. А кто не знает, что стоит кому-нибудь одному на концерте кашлянуть, как волна кашля прокатится по всему залу?

Такова сила подражания.

Подражание играет огромную роль в том явлении общественной психологии, которое называется модой. Особенно оно сильно там, где мода усиливается эмоциональным возбуждением, что легко наблюдать среди «болельщиков» на футболе. «Бесноватость» приверженцев рок-н-ролла и твиста по своему внешнему проявлению и по психологической сущности очень близка религиозным эпидемиям, хотя и не содержит никаких элементов религиозной идеологии. Это яркий пример безрелигиозной эмоциональной эпидемии, причиной которой является подражание.

Подражание играло, да и до сих пор иногда играет важнейшую роль и в так называемых религиозных эпидемиях, хорошо известных историкам религии. Чем ниже культурный уровень определенной группы людей, тем более отчетливо в ней проявляется подражание и тем легче возникают религиозные эпидемии.

В России они принимали форму кликушества. Так, психиатр П.И. Якобий, специально изучавший этот вопрос, писал в работе «Религиозно-психические эпидемии», что в 1893 году он имел «поименный список больше тысячи кликуш» из одной только Орловской губернии.

Лет 50–70 назад на севере и востоке Сибири наблюдались массовые случаи судорожных припадков, начинавшихся с молитвы или ритуального танца. Эти припадки, получившие название мэнэрика или эмиряченья, также иногда охватывали большие группы людей.

Если массовые припадки эмиряченья появлялись у некультурных, физически ослабленных условиями жизни народов царской России, то для появления массовых припадков теперь у трясунов и прыгунов «проповедники» этих сект сами доводят рядовых верующих на «бдениях» до истощения и полного отупления, т. е. до состояния, способствующего проявлению истерических припадков и массового внушения.

Радения хлыстов.

— Радения начинались пением, затем пророк или пророчица, выскочив на середину избы, начинали кружиться так быстро, что почти невозможно было разглядеть лица; причем все махали руками.

Во время пения наставник весь в движении, машет руками, стучит. Его окружают, и начинается общее прыганье. Каждый старается изо всех сил, издавая при этом какие-то нечленораздельные звуки, похожие на крик курицы, на лай собаки; кто ревет, кто воет. Стучат сектанты до изнеможения, некоторые из них падают.

Когда ускорится пение, бегают один за другим, начинают вертеться. Круговое радение продолжается до тех пор, пока рубашки совершенно измокнут от пота.

Кричат, плачут, прыгают, хлопают в ладоши, бьют себя по лицу, дергают себя за волосы, топают ногами, издают всевозможные звуки…

Сравнивая эти сцены, всегда одинаковые во всех хлыстовских эпидемиях, со сценами шаманства, нельзя отметить ни одной черты, которая не была бы общей шаманству и хлыстовству; те же черты известны нам в орфических оргиях…

Так пишет П.И. Якобий, специально изучавший этот вопрос, из работы которого и взяты дословно приведенные описания радений.

Очень правдивое описание хлыстовства дал А.Ф. Писемский в романе «Масоны». Хлыстовство было очень модным среди «высшего света» России в начале XIX века. Им увлекался, например, видный современник Пушкина государственный деятель М.М. Сперанский.

Кликуши.

— Кликуша известна почти по всей России — по народному поверию это юродивые, одержимые бесом, кои по старинному обычаю показывают штуки свои преимущественно по воскресеньям на погосте или на паперти церковной. Они мечутся, падают, подкатывают очи под лоб, кричат и вопят не своим голосом; уверяют, что в них вошло сто бесов, кои гложут у них животы и прочее. Болезнь эта пристает от одной бабы к другим, и, где есть одна кликуша, там вскоре показывается их несколько. Есть глупые кликуши, которые только ревут и вопят до корчи и пены на устах, есть и более ловкие, кои пророчествуют о гневе божьем и скором преставлении света. Покуда на селе есть одна только кликуша, можно смолчать, потому что иногда это бывает баба с падучей болезнью, но как скоро появится другая, и третья, то необходимо собрать их всех вместе, в субботу перед праздником, и высечь розгами. Двукратный опыт убедил меня в отличном действии этого средства: как рукой сымет!

Так писал Владимир Иванович Даль в работе «О повериях, суевериях и предрассудках русского народа».

А примененный им «метод лечения» кликуш груб, но вполне обоснован и подтверждает истерическую сущность кликушества. Истерический припадок, как известно, нельзя остановить уговорами, но можно резким эмоциональным воздействием. В медицинской литературе описаны случаи, когда истерические припадки врачу удавалось прекратить только… неожиданной пощечиной. В начале XIX века порка была столь распространенным явлением, что «метод лечения», применяемый Далем, вполне отвечал духу времени.

«Глубоко интересен вопрос о развитии порчи, кликушества и бесоодержимости в нашем народе. В этом отношении играет, по-видимому, огромную роль внушение, испытываемое отдельными лицами при разных условиях. Описание бесноватости в священных книгах, рассказы о порче и бесоодержании и вера в колдунов и ведьм, передаваемые из уст в уста среди простого народа, особенно же поражающие картины кликушества и бесоодержимости, которые приходится видеть русской крестьянке в церкви, — картины, которые надолго запечатлеваются в душе всякого, кто имел случай наблюдать неистовства кликуш и бесноватых… действуют на расположенных лиц наподобие сильного и неотразимого внушения…»

Эти слова принадлежат академику Владимиру Михайловичу Бехтереву и написаны им в 1900 году в предисловии к книге Н.В. Краинского «Порча, кликушество и бесноватые, как явления русской народной жизни».

После Октябрьской революции массовое проявление кликушества стало быстро уменьшаться. Сейчас в церквах можно очень редко увидеть даже отдельных кликуш. Зато в молитвенных домах сектантов не только единичные кликуши, но и групповые кликушества не являются редкостью.

Луиза Лато.

У Луизы Лато, французской девушки, религиозной до фанатизма, во время церковного празднования дня страстей Христовых на местах ран распятого спасителя появлялись кровоточащие раны. Этот случай был верующими истолкован как чудо.

Подобные же язвы каждую пятницу открываются у баварской крестьянки Терезы Нейман, к которой и поныне стекается много верующих.

Эти случаи не единственные. Такие раны (они получили название стигм) впервые были обнаружены у Джованни Берна донне (1182–1226), основателя католического монашеского ордена францисканцев и канонизированного папой римским в 1228 году в качестве святого Франциска Ассизского. Уже в 1914 году было описано 49 случаев стигматизации, причем 41 случай — у женщин и только 8 — у мужчин.

Чаще всего стигматизация возникала на религиозной почве. Но среди этих случаев известен и такой. Сестра присутствовала при наказании плетьми любимого брата, и ее спина покрылась такими же кровоточащими рубцами, как у него.

Стигматизация — это характерный симптом истерии, а истерия чаще встречается у женщин, чем у мужчин. Недаром древние греки считали, что это заболевание вызвано неправильной работой матки. Само слово «истерия» и происходит от названия матки на греческом языке.

Различные проявления истерии испокон века считались проявлением божественной или демонической силы, и только в XIX веке истерия начала рассматриваться как психическое заболевание — заболевание мозга. Механизм ее был в деталях изучен И.П. Павловым. Случаи демонизма и религиозных эпидемий являются проявлением истерии.

Но подобные стигматы могут появиться и у здорового человека в результате внушения в состоянии гипноза. Мне довелось видеть, как загипнотизированному, которому к руке была приложена обыкновенная трехкопеечная монета, было сделано внушение:

— Эта монета раскалена!

Через несколько минут на месте, к которому была приложена холодная монета, образовался волдырь, соответствующий ожогу второй степени.

У Луизы Лато, Терезы Нейман и у всех им подобных стигматы — результат самовнушения.

Поражай воображение дикарей!

— Мною воображаемые лица тревожат меня, преследуют меня, или вернее, я живу в них. Когда я описывал отравление Эммы Бовари, я имел во рту такой ясный вкус мышьяка и сам был так отравлен, что выдержал одно за другим два несварения желудка, несварение весьма реальное, так как после обеда меня рвало, — писал французский писатель Гюстав Флобер в 1870 году в одном из писем.

В психологии воображение определяют как психический процесс создания новых образов, представлений и идей на основе прошлых восприятий и понятий. В создании религиозных представлений воображение играет очень большую роль. Это хорошо понимали священнослужители всех времен и народов, пытаясь религиозными обрядами возможно в большей степени поражать воображение верующих. Трудно установить, кто первый сказал:

— Поражай воображение дикарей!

Но жрецы и миссионеры всегда придерживались этого правила в торжественных массовых молитвах, без всякого стеснения считая своих пасомых дикарями.

Обновление икон.

Одним из предрассудков, в который свято верят религиозные люди, является так называемое обновление икон. Лики на иконах «просветляются», а иногда открывают и закрывают глаза. Например, такое чудо было в 1524 году в Брешии и Пистойе, и наблюдали его тысячи молящихся.

В итальянском городе Анконе такое чудо продолжалось без перерыва с 30 июня 1796 года по 10 февраля 1797 года, когда Наполеон вступил в город. Убежденный, что чудо было мошенничеством, преследовавшим цель восстановить итальянцев против французов, Наполеон вызвал глав духовенства и, как писал современник, «осыпал жесточайшими упреками». И чудеса немедленно прекратились.

Были «обновления икон» и в нашей стране в период гражданской войны. Случай в Анконе говорит о том, что не только там, но и в ряде других мест было прямое мошенничество духовенства. Но немалую роль здесь играли и религиозные эпидемии, начинавшиеся с совместных молитв, в конце концов, приводящих к появлению массовых (групповых) галлюцинаций, возникающих на основе подражания. Ведь многим виделось даже больше того, что мошеннически фабриковалось духовенством.

Галлюцинации — это чувственный образ, непосредственно не зависящий от внешних впечатлений и вместе с тем имеющий для галлюцинирующего характер объективной реальности. Так определил галлюцинации в 1880 году выдающийся русский психиатр Виктор Хрисанфович Кандинский — автор первого, ставшего классическим, исследования этих явлений.

Во время галлюцинаций человек ничего не связанного с ними не воспринимает. Это следы ранее бывших восприятий, болезненные представления, возникающие в сознании. Галлюцинация — это сон наяву. Человеку кажется, что он видит и слышит то, чего нет. Он может ощущать отсутствующие запахи и даже чувствовать прикосновение. При этом обычно он, закрыв глаза, продолжает видеть, а заткнув уши — слышать.

Аутогенная тренировка.

На I Всесоюзном совещании по психотерапии в 1956 году о ней, даже в кулуарах, почти не говорили, но на втором — в 1966 году аутогенная тренировка оттеснила на задний план даже гипнотерапию.

Название ее, как нередко бывает в науке, не очень удачно. Но лечебный эффект завоевывает ей все больше и больше сторонников. В медицинской литературе все чаще говорится о ее успешном использовании при лечении неврозов, бронхиальной астмы, гипертонической болезни, стенокардии, заикания, при обезболивании родов, для устранения пред- и после-операционных явлений.

Аутогенная тренировка — это лечение самовнушением, и по своей психологической сути она имеет много общего с молитвой. Та же совершенствуемая путем упражнения концентрация внимания на одной мысли, то же ярко эмоционально окрашенное волевое стремление к осуществлению своего желания.

Именно этими, общими с аутогенной тренировкой, способами молитва приучала человека владеть собой и нередко вылечивала. Девушка, которая привела себя самовнушением в состояние каталепсии, или больной, научившийся устранять у себя спазмы сосудов, как и изменять частоту пульса или температуру тела, вполне подобны йогу или какому-либо святому «столпнику», стоявшему «во имя божье» на столбе в состоянии каталепсии. Но между методом аутогенной тренировки и молитвой есть и отличие. Глубокое, принципиальное отличие.

— Достоинством метода является то, что при его применении личность больного активно участвует в лечении, — сказал об аутогенной тренировке на совещании по психотерапии в 1966 году профессор А.М. Свядощ, много и давно работающий над совершенствованием этого метода.

При аутогенной тренировке больной учится сам, с помощью врачей, сознательно и активно преодолевать свою болезнь, владеть процессами своего организма.

Молясь же, человек учится отстранять себя от дела, узаконивает свою пассивность, и если молитва ему помогает, то перекладывает все совершаемое «на волю божью». Молитва ему часто помогала, но механизм этой помощи был вполне естественным, он только казался проявлением божественных сил. Потому люди и молились, еще не научившись пользоваться самовнушением.

Из всех приведенных выше молитв видно, сколь разнообразны чувства и мысли, вкладываемые в них, и сколь разнообразна их психологическая структура в целом: от невнятного бормотания привычных штампов и неприкрытой сделки с тем, к кому она обращена, до высшего взлета мыслей и чувств, на которые вообще способен человек.

Но теперь мы уже все больше узнаем, что именно в структуре молитвы приносило помощь человеку, научаемся использовать это, отбросив всю религиозную шелуху, овладевая законами и творчества, и аутогенной тренировки, и психотерапии. Понятно, что в основе молитвы лежала психологическая сосредоточенность человека на желаемом ему, переживание стремления к этому желаемому. Подлинная наука ничего не отбрасывает из опыта человечества, накопленного на его долгом извилистом пути, но все использует и трактует в соответствии с уже познанными законами объективного мира.

Но понят наукой и психологический вред молитвы: как оправдания самоустранения и пассивности, перекладывания «на бога» ответственности за то, что должно быть достигнуто самим человеком. Народ давно отметил эту противоречивость, отразив ее в поговорке: «На бога надейся, а сам не плошай!»