[* Интервью газете «Подмосковье». 3.05.1997 г.]

Пожалуй, трудно сегодня среди современных служителей пера найти писателя более русского по духу, чем Олег Платонов. Его книги «Русский труд», «Путешествие в Китеж-град», «Воспоминание о народном хозяйстве», «Русская цивилизация», «Убийство Царской семьи», «Правда о Григории Распутине» стали библиографической редкостью. Но уникальный материал, собранный в них, нашел свое продолжение в его многотомнике «Терновый венец России», изданном по благословению митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна. Работы Олега Платонова хорошо известны в Америке, Германии, других странах мира. У нас их можно увидеть разве что на книжных лотках и в православных лавках. Сегодня, когда мы снова на перепутье, книги Платонова позволяют сориентироваться в окружающей действительности, сделать правильный выбор духовных и нравственных ценностей.

—  Олег Анатольевич, главным героем ваших книг и статей выступает русский народ. Ему вы посвящаете свои исследования, очерки, монографии, нарочито выступая против сложившихся правил и норм. Ведь сегодня само словосочетание «русский народ» употреблять не принято. Его заменило безликое «россияне».

—  Но почему же сегодня? Словом «русский» брезговали и передовое дворянство, декабристы и так называемые народовольцы, большевики — все партии и движения, ополчившиеся против царя. При Хрущеве и Суслове в ЦК КПСС была разработана установка: не употреблять понятие «русский народ». Именно русский, а не армянский, грузинский или любой другой.

—  Воспринято это было как достижение социализма, и никто против не выступал. С понятием «советский народ» связывают хрущевскую «оттепель», на волне которой вырос Горбачев, избавивший страну от засилья КПСС...

—  А что такое КПСС? Тот самый костяк, который цементировал все государство. Тонкий замысел Ленина как раз в том и состоял, чтобы партию встроить в общество и государство таким образом, чтобы гибель партии означала бы и гибель государства. Сталин, как ни парадоксально, пытался изменить этот механизм в пользу русского народа в предвоенное и особенно в послевоенное время. По документам можно проследить, как проводилось четкое квотирование должностных лиц в госаппарате, в сфере культуры, искусства. Ведь при большевиках в двадцатые—тридцатые годы многие должности были заняты нерусскими. В некоторых ведомствах нерусские составляли от 60 до 80 процентов. И Сталин не раз говорил, что это подрывает основы государства.

Во время войны партия даже по составу резко изменилась. Вместо большевистских космополитов в нее пришли новые люди, а вместе с ними и новые лидеры. Одним из них был Жданов, который занял отчетливую русскую позицию. Он привел с собой целую когорту единомышленников: Вознесенского, Кузнецова, Попкова и других. Сталин совершенно отчетливо представлял себе: если он уйдет, то его преемником по партии будет Кузнецов (секретарь ЦК), по государству — Вознесенский (председатель Госплана).

— Выходит, грузин Сталин был более русским по духу, чем его учитель Ленин или Хрущев?

— Хрущев отменил все те национальные реформы, которые проводил Сталин, изменил систему формирования правительственных учреждений по национальному принципу. Хрущев отменил обязательное обучение русскому языку в национальных школах, в то время как в той же Америке или во Франции вместе с языком той или иной народности обязательно преподавался и государственный. В результате у нас выросло целое поколение людей, лишенных возможности нормального межнационального общения.

— Но был же и 37-й год, когда погибло немало русских.

— Однако предыдущие чистки, которые вели большевики, носили ярко выраженный антирусский характер — по сути, уничтожались основы нации. Важно понять, что в тридцать седьмом Сталин уничтожал не личности, а кланы. Ведь у каждого нерусского большевика могла быть русская жена, множество всяких секретарей других национальностей — возникал слоеный пирог. Людей расстреливали не за определенную вину, а за принадлежность к клану. Да, это было беззаконие. Но после тридцать седьмого года государственный корабль поплыл более уверенно...

Опасаясь прихода к власти тех людей, которым прочил свое наследство Сталин, Берия, Маленков, Хрущев затевают против них настоящую интригу. Эта зловещая троица после смерти Жданова сумела добиться у Сталина (используя его подозрительность) ареста и расстрела всей русской партии — более двух тысяч человек. Именно они могли составить ядро общества для успешного проведения национальной русской реформы. Этим шагом в последние годы жизни уже больной Сталин сам создал вокруг себя вакуум, уничтожил опору, остался один на один с людьми, которых сам в свое время учил высшей политической интриге. В начале пятидесятых он совершал грубые ошибки. Став заложником своей системы, Сталин перечеркивал то, с чего начинал во время войны и в первые послевоенные годы.

— Олег Анатольевич, давая нетрадиционную оценку сталинскому времени, не боитесь ли вы прослыть сталинистом или коммунистом?

— Я вовсе не сторонник коммунистов и не могу согласиться с теми, кто связывает с ними надежды на возрождение России. Быть патриотом — вовсе не значит причислять себя к коммунистической партии, в какие бы одежды нынче она ни рядилась. А что касается оценки того или иного правителя, то как бы сегодня к нему ни относились кремлевские идеологи, для историка всегда важен объективный подход, чтобы понять не только мотивы его поведения, но и суть происходящего в то или иное время. Только правда истории позволяет здраво судить о прошлом и настоящем. А без этого, согласитесь, невозможно строить, как раньше говорили, действительно светлое будущее.

— В своих работах вы призываете «провести полную ревизию либеральной и большевистской исторической науки», очистить ее от мифов, измышлений всех времен — иными словами, заново переписать историю России. Что может быть сегодня, на ваш взгляд, критерием отрицательной или положительной оценки тех или иных событий?

— Критерием могут быть только национальные интересы коренного народа России, не заслужившего такого уничижительного отношения к себе. И сегодня, на пороге XXI столетия, многие факты, оценки, выводы новых и старых учебников истории Отечества требуют самой серьезной проверки по первоисточникам и архивам. Изучение русской истории и глубин национального сознания имеет первостепенное значение, ибо позволяет открыть для нас и освободить от всяческих наслоений духовный источник нашей силы, русскую идеологию действия, вне которой наш человек ущербен и слаб, превращается в игрушку внешних сил.

— Но вы же сами признаете, что многие вершины национального сознания разрушены. Дом Духа Русского взорван, как храм Христа Спасителя. Прервалась преемственность поколений. Да что там говорить, большинство из нас — Иваны, не помнящие родства. Нам пытаются вбить в голову, что надо, мол, быть реалистами, искать выход из кризиса не в прошлом, а настоящем, не в отрицании западной цивилизации, а в продолжении начатого Западом дела построения общечеловеческой цивилизации.

— Я не разделяю такую точку зрения. Противоречие между Россией и Западом было неразрешимым противоречием двух разных цивилизаций — русской, духовной, и западной, агрессивно-потребительской, ориентированной на эксплуатацию других народов. И сегодня есть надежда на сохраняющиеся в глубинах бессознательного узлы национальной памяти, национальные психологические стереотипы, приобретшие генетическую устойчивость. Чем бы новые властители ни пытались застроить это место, глубинные особенности национального устройства будут давать о себе знать — то в неустойчивости вновь строящегося здания, то в стихийных взрывах и разрушениях.

— Так где выход?

— Надо строить здание государственности на старом фундаменте, укрепив его. Мы должны вернуться к своим духовным истокам, корням, как бы далеко от них ни ушли. Это и будет первый шаг к национальному возрождению.

— Трудно представить себе, чтобы место бестселлеров и детективных романов сегодня заняли творения святителя Тихона Задонского или старца Паисия Величковского, чтобы вернулись к переведенному им на русский «Добротолюбию» и по «Домострою» зажили. Не то время, Олег Анатольевич... Где они, русские по духу? Вымирают в глухих деревнях. Вы же сами признаете, что «мы нация поврежденная, черпающая силу не из прямых источников света».

— И все же мы живы после стольких страданий и потерь и готовы к возрождению. Этот свет сохраняется в глубине национального чувства. Пока оно живо, нация продолжает жить.

— Олег Анатольевич, посвящая свои работы национальному вопросу, вы даете повод демократам обвинять вас в разжигании национальной розни...

— Но почему в таком случае ни у кого из демократов не вызывает такого чувства возведение рядом с православным храмом на Поклонной горе синагоги и мечети? Или объявленное Горбачевым строительство храма всех религий в Москве?

Правда истории — возвращение к национальным истокам — никогда еще не сеяла ненависть между народами.

И я убежден, что в начале ХХ века на первое место в мире по темпам роста промышленной продукции и производительности труда России помог выйти интерес значительных слоев населения к национальным основам бытия. Именно тогда велось широкое строительство (и не только церквей) в русском стиле. Во всей своей красе раскрывается русская икона. Выходят книги, открывавшие глубину, самобытность и величие национального художественного гения, расцветает оптинское старчество. Разве не способствовала всему этому национальная политика последних русских царей Александра III и Николая II, горячих приверженцев Святой Руси?

—  Но почему не удалось сохранить национальные основы? Сегодня, согласитесь, ближе многим не народные песни, а современные хиты.

—  Важно понять, что угасание национального сознания началось не в народе, а в дворянской среде. Если русский дворянин еще в конце XVII — начале XVIII века по формам культуры, мировоззрению и воспитанию (преимущественно церковному) ничем не отличался от крестьянина и городского ремесленника, только богатством и количеством слуг, то дворянин XIX века уже стремится отгородиться от простого народа, сочиняет родословные на западный манер, приписывая несуществующих английских, немецких предков. Он ориентируется на европейскую культуру, черпает оттуда образование и становится для своих простых соотечественников иностранцем. Да, в начале нашего века дворяне продолжают оставаться на службе у государя, но живут с оглядкой на Европу. Они культурно больше связаны с ней, чем с родиной, охотно проводя многие месяцы за границей.

Русское дворянство и вообще образованное общество воспитывались преимущественно на западных авторах. Гончарова, Некрасова, Тургенева читали меньше, чем Майн Рида, Фенимора Купера, Вальтера Скотта. Еще меньше — Писемского и Лермонтова и совсем мало — Пушкина. Позднее признаком хорошего тона считалось читать запрещенные книги — Герцена, Чернышевского, Берви-Флеровского. Современники вспоминают, что нередко воспитатели собирали учеников в кружок и прочитывали им «Что делать?» Чернышевского с иностранными толкованиями. В высшей школе читали Маркса, Спенсера, Лассаля и разных социалистических авторов, которых называли венцом прогресса. Студенты были сплошь материалистами по верованиям и величайшими идеалистами по характеру. Они организовывали тайные гимназические и студенческие библиотеки, вели подпольную работу против «реакционного» правительства, и она, а не вера в Бога, становилась для них смыслом жизни.

Этот образованный слой ориентировался на западный уровень потребления. Интеллигенция и дворянство никак не хотели понять, что на Западе живут лучше за счет эксплуатации значительной части остального мира. Как бы ни работали русские люди, они не могли достичь уровня дохода, который на Западе получали, перекачивая в свою пользу неоплаченные ресурсы других стран.

—  И как же русские крестьяне смотрели на своих господ?

—  Как на чужаков и зачастую весьма недружелюбно. «Знайте, что мужик — наш враг. Запомните это!» — говорила дворянской молодежи княгиня П. Трубецкая (урожденная Оболенская). И таких Трубецких-Оболенских было в России немало.

В глазах народа абсолютен был только авторитет царя и царской власти. Без имени царя правящий режим становился чужим для большинства русских людей. Очень хорошо сумели использовать это настроение большевики. Без активной поддержки всех антирусских сил большевистский режим пал бы через несколько дней. Именно при большевиках уничтожается все национально мыслящее, а само национальное сознание относится к разряду самых опасных государственных преступлений. С большевиками сотрудничали интеллигенция, военспецы, чиновники, которые предали национальные интересы своей Родины. И, как ни странно, основная часть образованного общества с приходом большевиков к власти стала сознательным и активным проводником их кровавой политики.

—  Теперь мы знаем, что Николая II предали все...

—  А перед этим взяло верх чужебесие, которое помутило умы русской интеллигенции, отпавшей от своего народа, и некоторой части дворянства. Сползанию в пропасть способствовала Первая мировая война.

— Свет заслонил мрак, нарушились законы бытия, восторжествовал хаос...

—  Его сменил террор, страшный по своему размаху. За 1918—1955 годы не своей смертью от массовых репрессий, голода, эпидемий, войн умерло 87 миллионов человек (в том числе 70 миллионов русских, включая белорусов и малороссов). Более

половины из них погибло в результате репрессий в местах заключения и ссылках. Практически полностью были уничтожены священнослужители и национальная русская интеллигенция. Но и это еще не полная сумма человеческих потерь. Если к числу людей, умерших не своей смертью, покинувших Родину после 1917 года, прибавить детей, которые у них могли бы родиться, то общий ущерб составит 156 миллионов человек (это численность населения Англии, Франции, ФРГ, вместе взятых). Таким образом, при иных обстоятельствах в нашей стране могло бы жить не 280 миллионов, как в середине семидесятых, а не менее 400— 430 миллионов человек. Погибла генетически лучшая часть населения — главные творцы материальной и духовной культуры страны, носители лучших трудовых традиций и идеалов.

Сколько уничтожено культурных ценностей! По самым заниженным подсчетам, погибло или превратилось в руины 25— 30 тысяч церквей и соборов, около 500 монастырей, не менее 50 тысяч ценных городских зданий (палат, особняков), около двух тысяч усадеб. Уничтожены сотни тысяч предметов прикладного искусства, десятки тысяч художественных живописных произведений, фресок, росписей, не менее 20 миллионов икон. А сколько вывезено из страны национальных сокровищ!..

Если восстановить все, что было убито, погублено, изгнано, сожжено, сломано, разрушено, разграблено, то рядом с Россией можно было бы создать страну с народом, по численности равным населению Западной Европы. Страну, духовно-нравственный и культурный потенциал которой был бы неизмеримо выше того, что мы у себя сегодня имеем. Такова трагедия России, а вместе с ней и всей русской цивилизации.

Тогда, на пороге революции семнадцатого, России требовались реформы. И если быть до конца честными, требуются они и сейчас. Но реформы не космополитические, не западнические, не оторванные от русской жизни, а основанные на традициях и обычаях нашего народа, его менталитете, духовных ценностях. Чем раньше это осознают в верхах, тем быстрее начнется возрождение России.

Беседу вел Юрий Сазонов