1972 год начинался в Чили в условиях контрнаступления оппозиции и некоторого замешательства в рядах Народного единства. «Меркурио» сочла главными событиями 1971 года убийство Суховича, действия нелегальных вооруженных групп и возникновение в стране чувства беспокойства. Насчет экономического положения Чили орган правых сил пока не мог сказать ничего обидного для Альенде.

На праздновании 50-летия КПЧ 2 января 1972 года коммунисты призвали неуклонно выполнять правительственную программу левого блока и не отступать от нее, оставаясь при этом в рамках законности.

Социалисты придерживались прямо противоположной точки зрения. Генеральный секретарь ЦК СПЧ Альтамирано, поздравляя компартию от имени всех партий Народного единства, подчеркнул, что на первый план вышла задача завоевания пролетариатом всей полноты государственной власти, то есть большинства в Конгрессе. В экономике Альтамирано призвал «покончить с реформизмом как паллиативным решением драматических экономических и социальных проблем». Он предлагал ускорить революционный процесс через «активное, воинствующее и боевое участие масс, фабрично-заводского пролетариата, крестьян, молодежи» в преобразованиях.

Фактически Альтамирано говорил языком МИР. Его предложения означали, по сути, открытую гражданскую войну в Чили. Ведь формально за левыми пока не шло большинство чилийцев. Их еще предстояло привлечь на сторону Народного единства – прежде всего за счет улучшения жизненного уровня населения. Но линия Альтамирано на «воинствующее участие масс» (например, на захваты земли) прямо отталкивала средние слои и укрепляла социальную базу оппозиции.

Ободренное своим успехом 1 декабря 1971 года, 6 января 1972-го оппозиционное большинство в Конгрессе вынесло министру внутренних дел Хосе Тоа конституционное обвинение в жестокости при разгоне «марша пустых кастрюль». Альенде пришлось принять отставку своего ближайшего соратника, но он сразу же назначил Тоа министром обороны.

Внешняя обстановка для правительства Альенде тоже начала обостряться. В начале января 1972 года «Кеннекот» выиграл первый судебный иск против Чили в Гамбурге, добившись ареста на партию чилийской меди в 3 тысячи тонн. Правда, аналогичный иск в Италии компания проиграла.

Тем не менее действия американских компаний подрывали и без того непростое положение Чили в сфере валютных поступлений. Переговоры с Парижским клубом по реструктуризации чилийского долга шли очень тяжело. Кредиторы требовали, чтобы Альенде согласовал программу экономической стабилизации с МВФ, что автоматически означало для Народного единства прекращение всех социально-экономических реформ. Поэтому чилийские переговорщики отказывались подключать МВФ к обсуждению ситуации в стране. Они мотивировали просьбу временно приостановить обслуживание долга падением мировых цен на медь – здесь МВФ вряд ли мог помочь чилийскому правительству.

16 января 1972 года стала ясна политическая цена воинствующих заявлений и действий МИР и левого крыла СПЧ. Объединенная оппозиция выиграла дополнительные выборы в сенат от провинций О’Хиггинс и Кольчагуа и в палату депутатов в провинции Линарес. В Линаресе, набрав 57,1 % голосов, победил представитель Национальной партии, что явилось тревожным сигналом для левых. Ведь Линарес был сельскохозяйственным регионом, и победа НП означала, что против правительства, а значит, и аграрной реформы высказались большинство крестьян, утомленных постоянными захватами земель активистами МИР и СПЧ. Лидер НП Харпа с удовольствием прокомментировал исход выборов в Линаресе как отпор сельского населения Жаку Чончолю и его реформе.

В провинциях О’Хиггинс и Кольчагуа сенатором был избран представитель ХДП, набравший 51,4 % голосов и победивший члена СПЧ, баллотировавшегося от Народного единства. Как и на президентских выборах, за объединенных кандидатов оппозиции в большинстве проголосовали женщины, что с удовлетворением отметила «Меркурио». ХДП удалось мобилизовать «женский электорат» через «материнские центры», основная масса которых по-прежнему находилось в руках демохристиан. Народному единству не помогло даже то, что оно выдвинуло кандидатом в Линаресе женщину.

Победой объединенная оппозиция была во многом обязана щедрой финансовой подпитке ЦРУ, особенно усилившейся после успешных декабрьских уличных акций правых. 15 декабря 1971 года по решению «Комитета 40» на поддержку оппозиционных кандидатов на дополнительных выборах было ассигновано 160 тысяч долларов. Еще 200 тысяч долларов было выделено непосредственно по каналам ЦРУ 12 февраля 1972 года.

Ободренная оппозиция назначила на 12 апреля 1972 года «марш демократии» в Сантьяго, приуроченный к открывающейся в чилийской столице конференции ЮНКТАД. Коммунисты предполагали, что марш может стать началом фашистского переворота, и начали готовить контрманифестацию.

17 января итоги дополнительных выборов в парламент обсуждал политический комитет Народного единства. Было констатировано, что политическая обстановка в стране продолжает меняться в пользу оппозиции. Однако единых выводов из поражения партии левого блока не сделали. Социалисты опять требовали ускорить реформы и вынести на референдум конституционные поправки, направленные на роспуск Конгресса и замену его однопалатной Народной ассамблеей.

Представители КПЧ, как и Альенде, сомневались, что левые смогут выиграть плебисцит. Коммунисты обратили внимание на появившиеся признаки ухудшения экономического положения страны вследствие разбухшей денежной массы. Высокие издержки производства заставляли многие предприятия сокращать выпуск продукции. Госсектор, на который в начале 1972 года приходилось примерно 40–45 % чилийского ВВП, был дефицитным, так как были заморожены цены на многие виды выпускаемых им товаров. Субсидии госсектору составили в 1971 году 4,6 % ВВП, в 1972 – 9,5 %. Возможности для наращивания импорта практически исчерпались вместе с валютными резервами страны. Все это вело к перебоям снабжения населения некоторыми товарами широкого потребления.

Частные торговцы придерживали товары, ожидая неминуемого роста цен.

Например, в Сантьяго неожиданно из продажи исчезли сигареты. Представители властей расследовали эту ситуацию и пришли к выводу, что производители и оптовые торговцы укрывали товар в ожидании скорого повышения цен.

Для борьбы со спекуляцией и контроля ценовой политики по всей стране были созданы комитеты снабжения и контроля над ценами (испанская аббревиатура ХАП; всего по стране комитетов было около 2500, половина из них – в Сантьяго). Члены комитетов проводили инспекции ларьков и магазинов, выявляя припрятанный товар и заставляя предпринимателей выставлять его на прилавок. Министр экономики Вускович заявил, что на одном предприятии его владельцы использовали дефицитное растительное масло для изготовления красок.

Естественно, деятельность комитетов пришлась частному бизнесу не по вкусу. Оппозиция в Конгрессе обратилась в Контрольное управление с требованием проверить законность существования комитетов. Генеральный контролер подтвердил, что комитеты в сотрудничестве с представителями властей действуют вполне законно.

Однако было ясно, что только с помощью комитетов нельзя разрешить проблему скрытой инфляции, которая в условиях контроля над ценами на большинство повседневных товаров приобретала форму дефицита.

До 1970 года все чилийские правительства решали проблему инфляции просто – сокращали государственные расходы и замораживали заработную плату, но поступить так правительство Альенде, с гордостью именовавшее себя народным, не могло. Наиболее безболезненным вариантом сокращения денежной массы, а заодно и пополнения государственной казны, была бы налоговая реформа, направленная на ужесточение налогообложения для богатых слоев населения. Однако такую реформу блокировало оппозиционное большинство в Конгрессе, и не было никаких шансов на то, что правые изменят свою позицию. Между тем до парламентских выборов оставался еще целый год.

При этом предприниматели и землевладельцы, а также лица свободных профессий активно утаивали налоги от государства. Если в 1970 году прямые налоги составили 7,73 % от ВВП, то в 1971-м – 6,19 %, а в 1972-м – всего 4,28 %.

Оставался только один выход – повышение розничных цен (чтобы дать предприятиям и государственным и частным возможность работать рентабельно) при одновременной индексации зарплат бюджетников и рабочих. Однако в начале 1972 года Народное единство еще не было готово пойти на столь непопулярные меры. Вускович считал, что пока можно откачать из экономики лишние деньги путем повышения цен только на предметы роскоши, к которым были отнесены, например, импортные автомобили.

Государство подвергло «интервенции» крупнейших импортеров автомобилей и фактически взяло ввоз автомашин под контроль. Прибыли оптовых автодилеров были фантастическими – до 8460 %. Они собирали с тех, кто хотел купить машину, предоплату и активно «прокручивали» деньги, в то время как 35 тысяч чилийцев терпеливо ждали минуты, когда могут сесть за руль собственного автомобиля. После государственного вмешательства были резко (на 56 %) повышены цены на ввозимые машины. «Фиат 125» стал, например, стоить 187 023 эскудо, «ситроен Ак-30» – 93 тысячи. Однако эта мера была всего лишь каплей в море и, конечно, не могла сдержать инфляцию. К тому же для импорта автомашин требовалась валюта, а ее в чилийской казне было мало.

Перебои с говядиной, послужившие предлогом для опасного «марша пустых кастрюль» 1 декабря 1971 года, правительство попыталось решить с помощью активной пропаганды среди населения рыбы мерлузы (хека) в качестве замены мяса.

26 января 1972 года Альенде и его министры торжественно встретили три советских траулера «Сумы», «Янтарь» и «Астроном», которые были переданы в эксплуатацию чилийской государственной рыболовецкой компании «Арауко». Советские траулеры водоизмещением (3000 тонн) превосходили самые крупные чилийские рыболовецкие суда в шесть раз. Кроме того, прямо на судах происходила первичная обработка мерлузы (отрезались голова и хвост) и рыбу замораживали в крупные блоки. Это давало возможность поставлять улов в любую точку Чили, например на шахтерский север страны. Советские суда могли легко увеличить месячный вылов мерлузы в два раза, что они и сделали. Правительство поставило в торговые точки 500 витрин-рефрижераторов.

На советскую помощь немедленно ополчились правые СМИ. «Меркурио» писала, что русские поставляют в торговую сеть грязную и неочищенную рыбу, что столько рыбы вообще не нужно чилийцам и «Арауко» отправляет ее в школы и тюрьмы (мерлузу продавали по низким ценам – 1–3 эскудо за килограмм, что было примерно в 20 раз дешевле говядины). Советские траулеры обвиняли и в том, что они разорили чилийских рыбаков, которые торгуют свежей рыбой. Многие чилийцы раньше вообще не ели рыбы, и в трущобах, школах и университетах устраивались показательные мероприятия, на которых домохозяек учили готовить мерлузу различными способами.

Помощь СССР и других социалистических стран вообще вызвала яростное неприятие правых. Оппозиция в Конгрессе направила депутатский запрос в МВД с требованием сообщить пофамильно, сколько граждан социалистических стран въехали в Чили после прихода Альенде к власти. МВД передало в Конгресс несколько томов соответствующих материалов. Выяснилось, что Чили посетили 21 086 граждан соцстран (что, естественно, вызвало всячески подозрения «Меркурио», хотя ничего конкретного газета инкриминировать гостям не смогла), в том числе 1178 кубинцев, 822 советских граждан, 418 югославов, 233 граждан ЧССР, 206 китайцев, 194 венгра и 146 румын. Посчитать американцев оппозиция почему-то не требовала.

28 января 1972 года Альенде сформировал новое правительство. Большинство из министров при этом сохранили свои посты. Новым главой МВД стал социалист дель Канто, Тоа пересел в кресло министра обороны, а бывший глава военного ведомства Вальдивия стал министром образования. 31 января 1972 Альенде собрал лидеров партий Народного единства на совещание в городе Аррайян, которое продолжалось целую неделю.

Предметом встречи были падение популярности народного правительства среди населения и меры по переходу левых в контрнаступление. На совещании опять вскрылись разногласия между СПЧ и МАПУ, с одной стороны, и коммунистами и радикалами – с другой. Предметного обсуждения экономических вопросов не получилось. Социалисты утверждали, что успехи оппозиции вызваны лишь плохой координацией действий между левыми партиями на местах (с этим были согласны и коммунисты), а также со слабой работой СМИ, поддерживающих правительство. Среди социалистов и МИР вообще было распространено пренебрежение к экономическим вопросам: мол, для истинного революционера кусок мяса не главное.

8 февраля 1972 года Политический комитет Народного единства опубликовал итоговый документ совещания в Аррайяне под названием «Новые задачи народного правительства». Правда, ничего принципиально нового в документе как раз не было. Все партии – члены блока обязались теснее координировать свою деятельность и с этой целью провести местные и региональные съезды комитетов Народного единства, а затем – Национальную ассамблею местных комитетов. Партиям и движениям блока предлагалось прекратить вредную публичную полемику друг против друга и «соблюдать четкие правила игры».

Тем не менее предложение о составлении единого списка Народного единства на парламентских выборах 1973 года не прошло, хотя дополнительные выборы января 1972 года ясно показывали, что победить единых кандидатов правых можно только при условии максимального сплочения сил.

В документе содержалась противоречивая оценка политики правительства. С одной стороны, в нем излагались требования коммунистов заняться повышением эффективности работы госсектора и создать гарантии для свободного развития малого и среднего бизнеса. В общей форме говорилось о необходимости принятия мер по сокращению денежной массы. У коммунистов вызывал беспокойство дефицит 1971 года – 15, 3 % ВВП, хотя по меркам Чили он был не столь уж и большим.

С другой стороны, в документе отразились требования СПЧ и МАПУ скорейшего завершения аграрной реформы и подготовки нового закона об «углублении» реформы, то есть изъятия земель площадью более 40 гектаров. Следует отметить, что наделы от 40 до 80 гектаров составляли 30 % всех чилийских землевладений. В течение 1972 года предполагалось экспроприировать оставшиеся 2000 имений, площадью более 80 га.

Понятно, что требование «углубления реформы» противоречило положению о создании гарантий для мелких и средних предпринимателей. Ведь причиной нехватки говядины помимо роста денег в обращении и замораживания цен была неуверенность фермеров в завтрашнем дне. Многие из них, опасаясь незаконных захватов, забивали скот или угоняли его в Аргентину. Социалисты и миристы считали всех таких землевладельцев саботажниками (были, конечно, и такие) и требовали принятия против них репрессивных мер правоохранительными органами.

Несмотря на то, что документ Аррайяна призывал левые партии к сплочению, уже 10–13 февраля 1972 года пленум ЦК СПЧ выразил публичное несогласие с теми левыми партиями, «которые во имя сохранения мнимого мира и спокойствия ищут союза с оппозиционными партиями». Линия КПЧ, дескать, «не способствует укреплению дружественных связей между двумя марксистскими партиями».

«Меркурио» с удовлетворением расценила решения пленума СПЧ как открытое проявление разногласий между двумя ключевыми партиями Народного единства – социалистами и коммунистами.

Открытую полемику СПЧ против компартии немедленно подержали миристы. Несмотря на заключенное при посредничестве Альенде в декабре 1970 года джентльменское соглашение с КПЧ о прекращении взаимных нападок в печати, 3 февраля 1972 года МИР на страницах газеты «Кларин» подвергла резкой критике аграрную политику компартии. Миристы требовали немедленной экспроприации всей «сельской буржуазии», к которой они отнесли землевладельцев, имевших более 40 гектаров. Газета «Кларин» стояла близко к соцпартии, и коммунистам было ясно, что декларация МИР появилась с согласия СПЧ.

Коммунистам пришлось публично ответить, и они раскритиковали МИР за то, что ее политика незаконных захватов земли дает «оружие врагу и объективно действует против правительства Народного единства». Компартия подтвердила, что считает возможным сотрудничество с ХДП по вопросам, имеющим большое значение для страны. «Неужели миристы считают, что будет лучше, если ХДП полностью попадет под влияние реакционных партий?»

С началом 1972 года над Чили нависла угроза гиперинфляции, чему было причиной неоправданно резкое повышение зарплаты в госсекторе, в то время как столь же внушительного подъема производства там не наблюдалось.

Уже в январе 1972 года был отмечен существенный рост цен – на 3,7 % (год назад в это время цены вообще не росли). Но правительство ждало февральской статистики – февраль считался в Чили традиционным началом экономического года после новогодних праздников. И в феврале 1972 года был отмечен сильный скачок инфляции – примерно на 6,5 %. «Меркурио» отмечала: «Шлюзы инфляции открыты».

Население начало проявлять недовольство – все больше и больше товаров поставлялись в торговую сеть с перебоями. Рабочие национализированных предприятий, не без подстрекательства со стороны ХДП, стали требовать еще более резкого увеличения заработной платы, угрожая забастовками. Альенде выступил в Консепсьоне (оплоте МИР) и уговаривал трудящихся отложить требования повышения зарплаты на некоторое время: «Если будет продолжаться практика чрезмерных требований о повышении зарплаты, то может случиться, что в определенный момент у трудящихся будет в кармане много денег, но они не смогут ничего купить из-за нехватки товаров на рынке».

Правительство продолжало бороться с инфляцией в основном административными методами – например, 5 февраля 1972 года в Сантьяго было реквизировано шесть пекарен, владельцы которых отказывались продавать хлеб по установленным властями ценам.

К моменту встречи лидеров Народного единства в Аррайяне правительство уже располагало статистическими данными, свидетельствовавшими о всплеске инфляции. Однако социалисты считали проблему роста цен не столь уж важной – ведь можно напечатать еще денег и повысить зарплату трудящимся. Поэтому в итоговом документе встречи появилась довольно расплывчатая формулировка: «Задача бюджетной политики – примирить ограничение финансирования с увеличением общественных услуг, таких, как жилищное строительство, образование, здравоохранение… Сокращение избыточного количества денег в руках частного сектора… еще одна важная задача, которая будет решаться путем специальных мер и общих положений о кредитных нормах, которые вскоре будут оглашены Центральным банком».

В марте 1972 года тревогу публично забили коммунисты. На пленуме ЦК КПЧ 15 марта один из лидеров партии Орландо Мильяс заявил: «Необходимо удержать инфляцию в 1972 году в гораздо более жестких рамках; наказанием за невыполнение этого было бы уничтожение инфляцией социально-экономических выгод, полученных рабочими и средними слоями… Любое терпимое отношение к ассигнованиям, которые страна не может финансировать, привело бы к росту инфляции, что равносильно сидению на кратере вулкана…Дело жизни и смерти – не допустить повторения инфляционных циклов, к которым нас приучили буржуазные правительства».

Мильяс предложил резко сократить государственные расходы и принять жесткие меры по борьбе с уклонением от уплаты налогов. Альенде в послании Конгрессу отметил, что только в 1971 году частные предприниматели не заплатили налога с торговли на 20 миллиардов эскудо, что на 6 миллиардов превышало бюджетный дефицит.

Следует отметить, что еще в феврале 1972 года экономическая команда КПЧ (включая Мильяса и министра финансов Соррилью) на своих встречах обсуждала необходимость каким-то образом прекратить волюнтаристскую кредитно-денежную политику Вусковича. Вускович обычно реагировал на предложения коммунистов позитивно, но в жизнь их не претворял. Министр экономики все больше и больше полагался на поддержку социалистов, а в конце 1972 года вообще подал заявление о вступлении в ряды СПЧ. Поговаривали, что Альтамирано видит в Вусковиче кандидата в президенты от соцпартии на выборах 1976 года.

Однако пока только коммунисты считали нарастающую инфляцию главной проблемой правительства, тем более что в марте 1972 года рост цен несколько замедлился и составил «всего» 2,7 %.

Все внимание Народного единства в то время было привлечено к возобновившемуся фронтальному наступлению объединенной оппозиции в Конгрессе. 19 февраля 1972 года парламент большинством голосов проголосовал за проект конституционных поправок ХДП по вопросам национализации. По нему любая национализация должна была проводиться только после предварительного принятия Конгрессом специального закона. Все акты государственного вмешательства в деятельность частных фирм после 14 октября 1971 года, когда ХДП внесла на обсуждение свой законопроект, объявлялись незаконными, и предприятия предписывалось вернуть их прежним владельцам.

Альенде заявил, что новые поправки к Конституции незаконно ограничивают прерогативы исполнительной власти, и наложил вето на часть поправок (по закону президент не мог ветировать законопроект в целом). Оппозиционное большинство в Конгрессе заявило, что для преодоления президентского вето необходимо простое большинство парламента, а Альенде настаивал на том, что его вето на изменение Конституции может быть преодолено только квалифицированным большинством в две трети голосов (такого большинства у правых не имелось).

Оппозиция немедленно обвинила президента в нарушении Конституции и неуважении Конгресса. Теперь ХДП и НП уже требовали от Альенде передать конституционные поправки на референдум. Но президент понимал, что при существующей расстановке сил в стране Народное единство может проиграть плебисцит. Поэтому Альенде передал свой спор с Конгрессом о том, каким большинством можно преодолевать вето президента по изменениям Конституции, на рассмотрение созданного только в начале 1970 года Конституционного суда (трех членов суда с согласия сената назначал президент, двух – Верховный суд).

Альенде хотел выиграть время до парламентских выборов, намеченных на март 1973 года. Если Конституционный суд не принял бы никакого решения, президент имел бы право распустить Конгресс, объявить плебисцит по спорным поправкам и назначить новые выборы в законодательный орган страны.

Спор между законодательной и исполнительной ветвями власти снова обострил политическую ситуацию в Чили.

Чтобы подтвердить свои прерогативы в экономической сфере, Альенде дал КОРФО указание приступить к выкупу акций 91 крупного предприятия (400 тысяч акционеров-миноритариев этих фирм практически были отстранены от реальных рычагов управления). С точки зрения монетарной политики это решение вряд ли было своевременным – в стране и так ощущался переизбыток денежной массы. Однако политически этот шаг был необходим – президент демонстрировал своим сторонникам, что не намерен добровольно отказываться от своих полномочий в экономической сфере.

На национализированных предприятиях прошли организованные коммунистами и социалистами митинги рабочих, где было заявлено, что прежние хозяева назад свои фабрики не получат.

27 февраля 1972 года Национальная партия опубликовала заявление, в котором утверждалось, что Альенде окончательно покинул законодательное поле, не утвердив конституционные поправки Конгресса. Президента упрекали в том, что, передав дело в Конституционный суд, он испугался плебисцита.

4 марта на секретном совещании с участием лидеров НП и ПИЛ оппозиция решила разработать план масштабных антиправительственных действий, которые должны были привести к возникновению в Чили политического и экономического хаоса и свержению Альенде. Плану дали название «Солидарность, порядок, свобода». За этим совещанием явно просматривалась рука ЦРУ. Именно при помощи аналогичного плана американской разведки («Бог, отечество, семья») был свергнут прогрессивный режим Гуларта в Бразилии в 1964 году. И тогда дестабилизация начиналась с «марша пустых кастрюль». По итогам совещания был принят документ, в котором говорилось: «Перед лицом нынешней ситуации не должно быть места ни трусости, ни малодушию. Пробил час действий».

Во встрече участвовали председатель Сената Айлвин (член ХДП), бывшие владельцы национализированных предприятий, руководители правых СМИ, бывший ректор столичного университета Боэнингер и люди из окружения Вио. Фактически был создан единый фронт олигархии и ХДП против Альенде.

Левые газеты расценили встречу 4 марта как начало консолидации фашистского движения в Чили. 11 марта правительство возбудило против лидера Национальной партии Харпы уголовное дело об обвинении в подстрекательстве к мятежу. Харпа был арестован, но через два дня освобожден судом под небольшой залог.

Естественно, арест Харпы был использован правыми для новых обвинений Народного единства в «диктаторских замашках». 13 марта правые организовали массовые демонстрации в Сантьяго, которые ознаменовались самыми крупными после 1 декабря 1971 года столкновениями между сторонниками правительства и оппозиции. На стенах домов появились надписи «Джакарта грядет!».

Однако вооруженные силы, а именно их главнокомандующий Карлос Пратс, по-прежнему твердо стояли на стороне законности. Через пять дней после беспорядков 13 марта на встрече со старшими офицерами армии, темой которой был конфликт между законодательной и исполнительной ветвями власти по поводу конституционных поправок, Пратс заявил, что сторонников правительства в Чили гораздо больше, чем противников. Было заметно, что Пратс постепенно переходит с позиции нейтрального наблюдателя и сторонника Конституции на позицию человека, с симпатией относящегося к проводимым в Чили в интересах большинства реформам. Однако из 14 участников совещания в поддержку правительства твердо высказались лишь шесть офицеров – остальные считали, что права оппозиция.

Конгресс начал требовать расследования некого тайного груза, который прибыл на кубинском самолете в Сантьяго и был перевезен в резиденцию Альенде. Президент ответил, что речь идет о подарках Кастро и он готов предоставить их перечень. Одновременно депутаты от оппозиции критиковали сотрудничество с СССР в сфере рыбной ловли. Газета «Меркурио» писала, что Советский Союз с экономической точки зрения не в состоянии заменить США как надежного партнера Чили. Мол, русские сами производят медь и даже ее экспортируют – что же тогда они будут закупать у Чили?

В начале марта появились официальные данные об инфляции в Чили – с начала года она превысила 10 %. Союзы предпринимателей предрекали полный коллапс экономики и рост цен свыше 60 %. Правительство отреагировало на это, сообщив, что рассматривает вопрос о единовременном выделении рабочим и служащим надбавки к зарплате в 120 эскудо для компенсации роста цен. Однако в целом власти пока все еще не видели в росте цен большой опасности. Глава чилийского Офиса планирования (ОДЕПЛАН) Мартнер подчеркнул, что главное – продолжающийся рост экономики и сокращение безработицы.

15–18 марта 1972 года пленум ЦК КПЧ отметил, что в условиях продолжающего наступления реакции партии Народного единства так и не выполнили своего аррайянского решения о сплочении сил. Реакция не просто плетет заговоры – она использует справедливое недовольство масс ухудшением экономического положения. Коммунисты публично потребовали перейти к политике экономии государственных расходов, что было воспринято как открытая критика в адрес Вусковича.

Но сам Вускович в это же время выступал на пленуме ЦК СПЧ, и социалисты выразили ему полную поддержку. Соцпартия решила ускорить национализацию, чего потребовал в своем выступлении Вускович.

Вускович продемонстрировал свою склонность к административным методам, поставив под контроль государства производство школьной формы и детской обуви, которые перед началом нового учебного года неожиданно исчезли из продажи. Частным фирмам были даны строгие задания по производству определенного количества школьной формы, невыполнение которых могло повлечь за собой экспроприацию (кстати, такого рода экспроприации допускали даже конституционные поправки оппозиции). Во время рейдов государственных инспекторов из Управления промышленности и торговли (ДИРИНКО) в подвалах обувных фабрик и магазинов было обнаружено 47 тысяч пар детской обуви. На другой фабрике было найдено 6 тысяч комплектов школьной формы. В одном из магазинов владельцы, ожидая повышения цен, не выставляли на продажу 110 газовых плит, 900 стиральных машин и 800 холодильников.

Большую помощь инспекторам оказывали представители общественных комитетов по снабжению и контролю над ценами.

19 марта появилась возможность для начала нового диалога между правительством и ХДП. Председатель Христианско-демократической партии Фуэнтеальба (он был сокурсником Корвалана во время учебы в педагогическом лицее и поддерживал с генеральным секретарем ЦК КПЧ ровные доброжелательные отношения) положительно отреагировал на решения пленума ЦК КПЧ и предложил наладить диалог с правительством по конкретным вопросам. Ту же линию проводил и Томич. «Меркурио» немедленно обрушилась на Фуэнтеальбу, обвиняя его в соглашательстве. Против диалога с правительством по-прежнему был и бывший президент Фрей.

В конце марта – начале апреля 1972 года казалось, что правительство Народного единства вновь овладело ситуацией и перешло в контрнаступление против оппозиции. 23 марта Альенде отказался подписать конституционные поправки и формально провозгласил состояние юридического конфликта между законодательной и исполнительной властью.

24 марта 1972 года на улицы чилийских городов вышли более миллиона человек, чтобы выразить поддержку президенту. Левые доказали, что улица по-прежнему в их руках. В тот же день власти объявили о раскрытии антиправительственного заговора. Сторонники Вио планировали в ночь на 25 марта напасть на президентский дворец и убить Альенде. Полиция провела рейды по офисам ПИЛ, обнаружила там склады оружия и арестовала лидера организации Родригеса. Полиция нашла карту Сантьяго с помеченными на ней маршрутами выдвижения боевых групп «Патриа и Либертад».

Были также арестованы несколько офицеров вооруженных сил, хотя министр внутренних дел подчеркнул, что заговорщикам не удалось вовлечь армию в свои планы. В заговоре участвовал и уже упоминавшийся отставной майор Артуро Маршалл, который был арестован по подозрению в покушении на Альенде еще в октябре 1970 года, но выпущен судом под залог и скрылся.

Демохристиане несколько присмирели и поспешили отмежеваться от сотрудничества с Национальной партией. Однако в начале апреля и им пришлось открещиваться от обвинений в попытке свержения правительства.

На этот раз удар был нанесен из США. Американский журналист Андерсон предал гласности документы ИТТ осени 1970 года, из которых было ясно видно, что ЦРУ с помощью ИТТ и при содействии тогдашнего лидера ХДП Фрея пыталась помешать Альенде стать президентом.

В Чили разразился грандиозный скандал. Документы ИТТ напечатала даже «Меркурио». Политику ИТТ и США пришлось осудить не только христианским демократам, но и Национальной партии. Фрей, находившийся в Европе, выступил по телевидению и радио и пытался отвести от себя все обвинения. Мол, то, что Альенде стал президентом, лучше всего опровергает слухи о причастности, его, Фрея, к заговору с участием ИТТ и ЦРУ.

17–18 апреля 1972 года правительству Альенде удалось добиться блестящей победы, завершив переговоры с Парижским клубом кредиторов. Чили добилась реструктуризации приходящихся на 1971–1972 годы платежей по долгу в объеме 160 миллионов долларов (70 % всей суммы, подлежащей уплате в этот период). На два года Чили вообще освобождалась от уплаты долга, а затем уплачивала реструктурированную сумму в течение шести лет. Самое главное для Альенде было в том, что соглашение подписывалось без всякого участия МВФ и без условий, ограничивающих свободу внутренней экономической политики Чили.

Соглашение с Парижским клубом трудно переоценить в условиях сохранявшихся низких цен на медь – на два года Чили фактически освобождалась от тяжелого бремени внешнего долга.

Авторитет Народного единства явно вырос, и реакция перешла к обороне. Но тут опять дали о себе внутренние разногласия в правящей коалиции. 7 апреля 1972 года объявила о выходе из правительства и из Народного единства Партия левых радикалов. В качестве причины разрыва с Альенде лидер партии сенатор Боссай отметил экстремизм части правящего блока в экономической политике и несогласие с позицией президента по поводу конституционных поправок.

Уход левых радикалов ослабил позиции Народного единства в Конгрессе – у блока осталось 75 депутатских мандатов вместо 87. Сильно пострадал и имидж правительства среди средних слоев – «Меркурио» и другие правые СМИ писали, что после ухода левых радикалов оно стало чисто пролетарским и марксистским и теперь начнет генеральное наступление на частную собственность.

Социалисты особо не переживали из-за ухода левых радикалов, предполагая, что их позиции в правительстве теперь только усилятся. Однако и Альенде, и компартия сожалели о расколе правящей коалиции, произошедшем к тому же тогда, когда оппозиция всеми силами пыталась перетянуть на свою сторону средние слои.

КПЧ прекрасно понимала, из-за кого не удается наладить контакт со средними слоями. 9 апреля 1972 года в Консепсьоне Корвалан обрушился с резкой критикой на МИР (а опосредованно и на соцпартию, которая в Консепсьоне заключила с МИР соглашение о единстве действий). Лидер КПЧ подчеркнул, что правительство не может подавлять вооруженные банды ПИЛ и спустя рукава относиться к таким же бандам МИР, которые тоже являются незаконными. Корвалан потребовал от МИР раз и навсегда отказаться от насильственных действий, а главное – прекратить захваты земли на селе.

В этой непростой для Альенде обстановке 11 апреля 1972 года (за день до намеченной оппозицией «демонстрации демократии») в поддержку Народного единства четко высказался чилийский епископат. Руководство чилийской католической церкви в своем послании «За путь надежды и радости» объявило, что поддерживает проходящие в стране реформы в интересах равенства и что революционные преобразования невозможны без жертв со стороны богатых слоев общества. «Богатство и роскошь… немногих являются постоянным оскорблением тех, кто живет в нищете».

12 апреля, в день открытия конференции ЮНКТАД в Сантьяго, правые провели многотысячную «демонстрацию демократии», однако на этот раз она прошла мирно – аресты лидеров ПИЛ не могли не сказаться. Активисты молодежной организации ХДП следили за порядком, а в лозунгах демонстранты избегали прямых нападок и оскорблений в адрес действующей власти. Национальная партия явно держалась в тени, уступив первую скрипку в проведении акции ХДП.

Народное единство ответило на марш оппозиции собственным шествием 18 апреля в Сантьяго, которое собрало вдвое больше участников, чем «марш демократии». Опять левые продемонстрировали, что улицы столицы остаются за ними.

Кульминацией контрнаступления Народного единства весной 1972 года могли бы стать выборы нового ректора ведущего ВУЗа страны – Чилийского университета в Сантьяго, за которыми внимательно следила вся страна. Правые выдвинули бывшего ректора Боэнингера (участника упомянутого выше совещания правых 4 марта). Альенде нашел сильного кандидата от Народного единства – Фелипе Эрреру Лейна, который несколько лет работал в штаб-квартире МБРР в Вашингтоне и никак не мог считаться безответственным радикалом. Шансы Лейны были предпочтительными, но тут неожиданно свою кандидатуру от МИР выставил племянник президента Андрес Паскаль. Разногласия в стране левых (многие подумали, что племянник заручился поддержкой дяди-президента) привели их к провалу – ректором стал Боэнингер, набрав 51,8 % голосов.

ХДП организовала в начале мая 1972 года забастовку 8500 рабочих на медном руднике «Чукикамата» (всего на предприятии были заняты 9 тысяч человек). Они требовали расширения прав трудящихся по управлению предприятий и обвиняли в некомпетентности назначенных государством администраторов (в большинстве – членов компартии). За этим лозунгом явно чувствовалась рука христианских демократов – они постоянно упрекали правительство в том, что на национализированных предприятиях трудящиеся отстранены от процесса принятия решений.

Конкретные предлоги для стачки явно были высосаны из пальца. Например, механики ультимативно требовали повышения в должности одного их своих коллег. Работники одного из участков потребовали выдачи им специальных бонов за вредность условий труда, что обошлось бы в 1,8 миллиона эскудо в месяц. Христианские демократы искусно попытались вбить клин между рабочими и военными – забастовщики протестовали против передачи соседней воинской части 30 построенных для рабочих квартир.

Забастовка на одном из крупнейших медных рудников нанесла по чилийской экономике ощутимый удар – каждый день простоя обходился бюджету в 800 тысяч долларов неполученных доходов. Общие потери от забастовки превысили 7 миллионов долларов. Заместитель председателя ХДП сенатор Ольгин немедленно поддержал стачку, сказав, что она является следствием справедливого возмущения рабочих «плохим менеджментом» представителей компартии.

Почти синхронно с ХДП удар правительству нанесла МИР. 4 мая 1972 года один из лидеров МИР Алехандро Вильялобос (псевдоним Микки) заявил в интервью «Меркурио», что его партия создала в бедном квартале «Новая Гавана» (1700 жителей) альтернативные органы власти – народные трибуналы. Эти «трибуналы» должны были заменить собой полицию и «буржуазную юстицию». МИР также учредило некие «группы бдительности». Эти группы должны были выявлять и расследовать преступления и «аморальные действия» жителей. Естественно, «Меркурио» не преминула прокомментировать интервью Микки: левые в Чили следуют примеру своего президента и не уважают Конституцию и действующее законодательство.

Интервью миристов было как нельзя «кстати» – 5 мая 1972 года Альенде объявил о полной конфискации собственности ИТТ в Чили в качестве наказания за вмешательство компании во внутренние дела страны.

12 мая 1972 года в Консепсьоне должна была состояться разрешенная властями демонстрация ХДП. Лидеры местных организаций МИР, СПЧ, МАПУ и ЛХД решили сорвать манифестацию и стали строить на пути следования демохристиан баррикады (МИР называла это тактикой «прямого действия»). В завязавшейся драке погиб один человек, член МИР. КПЧ решительно осудила выходку МИР, которая «ведет страну в пропасть»: «Если вообще лишить оппозицию права выражать свое мнение, то страна расколется на два лагеря, которые, в конечном счете, столкнутся в гражданской войне. Ультраправые и ультралевые сектора работают в этом направлении, а «Меркурио» публикует одновременно и фашистов из «Патриа и Либертад», и леваков из МИР… Мы говорим: хватит! Надо изменить курс».

Фактически заявление компартии было направлено и против СПЧ, лидер которой Альтамирано и сам уже давно призывал к решительной конфронтации с буржуазией. СПЧ пришлось осудить действия своей региональной организации в Консепсьоне.

Однако на пленуме ЦК соцпартии 13 мая 1972 года Альтамирано призвал правительство немедленно национализировать все предприятия, чей капитал на 31 декабря 1970 года превышал 14 миллионов эскудо (миллион долларов в ценах того периода, но реально в 1971 году эскудо обесценился почти наполовину) и экспроприировать земельные наделы площадью более 40 гектаров.

Как и ХДП, социалисты потребовали расширения участия трудящихся в управлении и национализированными, и частными предприятиями, что было бы, бесспорно, популярной мерой, но никак не могло улучшить и так расшатанную дисциплину на фабриках и заводах госсектора. Не ждал ничего хорошего от этого предложения и частный бизнес.

Фактически эти требования ничем не отличались от программных установок МИР.

Социалисты всегда завидовали доминирующей позиции коммунистов в КУТ (действующим председателем крупнейшего профцентра страны был коммунист Луис Фигероа). При этом в рядах компартии на тот момент находились около ста пятидесяти тысяч членов, а в СПЧ (с учетом «ленинского призыва» в 1971 году) – 40 тысяч. В соцпартии размышляли о том, не выдвинуть ли на пост главы профцентра собственного кандидата.

Явно без согласия Альенде пленум ЦК СПЧ потребовал провести плебисцит относительно конституционных поправок (на этом же настаивали ХДП и НП).

21 мая 1972 года Альенде выступил с очередным посланием Конгрессу. В нем он подтвердил, что правительство Народного единства намерено строить в Чили социализм, оставаясь при этом в рамках действующего законодательства. «Существующие институты могут открыть путь для перехода к социализму… Преобразование конституционного и институционного строя в Чили не должно быть результатом волюнтаристских действий дерзкого меньшинства». Таким образом, глава государства недвусмысленно осудил МИР и его сторонников в рядах собственной партии.

То же самое сделал на многочасовой пресс-конференции 24 мая 1972 года лидер чилийских коммунистов Луис Корвалан. Он самокритично признал, что Народное единство не только подвергается нападкам оппозиции, но и переживает внутренний кризис, кризис политической ориентации и руководства. И одним из проявлений этого кризиса стали недавние события в Консепсьоне: «Некоторые партии вместе с МИР встали на ошибочный путь». В то же время Корвалан покритиковал правительство за то, что оно слишком мягко относится к действиям правоэкстремистских групп и поддерживающих их СМИ. Например, недавно «Меркурио» опубликовала план марша правых в Сантьяго, который нарушал отведенный властями маршрут шествия. Газету следовало наказать, но правительство этого не сделало. Оппозиция имеет право на демонстрации (Корвалан отметил, что коммунисты не возражали против «марша демократии» 12 апреля), но они должны не выходить за рамки закона, а деятельность правых и левых экстремистов нужно жестко пресекать.

Корвалан подчеркнул, что миристы не шевельнули и пальцем, чтобы помочь Альенде прийти к власти, а теперь хотят возглавить революционный процесс. Они прекрасно знают, что народное правительство не применит силу против трудящихся, поэтому и подбивают крестьян на захваты земель.

ХДП воспользовалась событиями в Консепсьоне и недовольством широких масс населения бесчинствами левых и правых экстремистов. 26 мая 1972 года демохристиане внесли в парламент законопроект о контроле над оружием. Согласно этой инициативе весь контроль над обращением оружия в стране передавался вооруженным силам, которые получали право проводить обыски на любых объектах, в том числе и на предприятиях. Нарушение закона подлежало рассмотрению военными, а не гражданскими судами.

28–30 мая партии Народного единства провели в Ло-Курро совещание относительно будущего курса правительства. Опять возник спор между компартией и радикалами, с одной стороны, и СПЧ, МАПУ и ЛХД – с другой. Коммунисты критиковали действия министра экономики Вусковича, который хотел форсировать национализацию любой ценой, не заботясь о качестве работы национализированных предприятий. Между тем чилийский госсектор работал в убыток и был тяжелым бременем для бюджета, и так подорванного падением мировых цен на медь. Левые христиане вообще внесли в Конгресс проект поправки к Конституции, ограничивавшей максимальный доход чилийцев 20 минимальными зарплатами. Ничего, кроме повода для нападок со стороны правых, такие инициативы не давали.

Коммунисты по-прежнему считали необходимым сотрудничество с ХДП по отдельным вопросам, особенно по поправкам к Конституции относительно национализации. Плебисцит по данной теме волей-неволей толкнул бы христианских демократов в объятия НП.

Лидер СПЧ Альтамирано, наоборот, полностью поддержал Вусковича и призвал к скорейшей национализации 91 предприятия, которые правительство объявило подпадающими под критерии национализации. Генеральный секретарь соцпартии требовал также проведения «второй аграрной реформы», хотя у правительства не хватало средств, чтобы обеспечить уже реформированный аграрный сектор техникой, удобрениями, семенами и племенным скотом.

Совещание Народного единства опять завершилось компромиссом, который не удовлетворил ни радикалов (социалистов), ни умеренных (коммунистов). Например, в принципе было решено провести плебисцит по национализации (победа СПЧ), однако окончательное решение оставили на усмотрение президента (победа КПЧ). Не отвергалось сотрудничество с партиями, не входившими в Народное единство (победа КПЧ), но только в том случае, если это не противоречило программе правительства (победа СПЧ).

С целью укрепления организационного единства правящего левого блока было решено провести провинциальные ассамблеи комитетов Народного единства и созвать 29 сентября 1972 года Национальную ассамблею Народного единства.

Руководство соцпартии, между тем, продолжало повышать градус напряжения в и так неспокойной стране. 8 июня 1972 года пленум ЦК СПЧ констатировал, что вооруженное столкновение с оппозицией неизбежно. Социалисты призвали к ликвидации буржуазной законности как тормоза на пути революционных преобразований. Того же требовали и миристы, подкреплявшие свои тезисы реальными действиями – захватами земли.

ХДП упрекала Народное единство в том, что захваченные миристами наделы не возвращаются хозяевам, а переходят в собственность «асентамьентос» и центров аграрной реформы, то есть правительство, формально осуждающее захваты, на самом деле их легализовало.

На совещании Народного единства в Ло-Курро по настоянию коммунистов было решено заменить министров экономического блока. Инфляция на первые четыре месяца 1972 года превысила 20 % и становилась угрозой для экономической стабильности страны. Только в апреле цены выросли более чем на 5 %. Госсектор продолжал терпеть убытки из-за того, что многие его предприятия поставляли продукцию по замороженным правительством ценам.

12 июня 1972 года Альенде реорганизовал правительство. Новым министром финансов стал коммунист Мильяс, давно требовавший решительных мер в борьбе с инфляцией. Министерство экономики возглавил социалист Матус, считавшийся более умеренным, чем его предшественник Вускович. Однако сам Вускович формально был даже повышен: он стал заместителем председателя Экономического совета. В этот совет, возглавлявшийся самим президентом, входили по должности министр финансов с его заместителем и министр экономики; ему подчинялись главы ОДЕПЛАН, Центрального банка и секретариата внешней торговли.

Новый состав правительства, особенно уход Вусковича, был положительно воспринят ХДП, и 13 июня Альенде встретился с лидером христианских демократов Фуэнтеальбой. Стороны договорились начать переговоры между правительством и ХДП о согласовании совместного варианта конституционных поправок по национализации. Казалось, Чили возвращается к стабильности.

Переговоры шли две недели, и к 30 июня стороны еще не достигли соглашения по двум вопросам. ХДП была против перевода целлюлозно-бумажной фабрики «Папелерия» в госсектор, опасаясь, что в этом случае правительство прекратит поставлять бумагу оппозиционным СМИ. К тому же христианские демократы настаивали на преобразовании четырех национализированных банков в «предприятия трудящихся», что фактически означало их вывод из госсектора.

При этом по подавляющему большинству спорных вопросов ХДП и Народное единство договорились. Правительство, в частности, согласилось предоставить гарантии от национализации мелкому и среднему бизнесу и зафиксировать полномочия работников по участию в управлении национализированными предприятиями.

Альенде и коммунисты позитивно расценили итоги переговоров с ХДП, считая, что конфликт между законодательной и исполнительной властью близок к завершению. Когда президента спросили, считает ли он проблему «Папелерии» принципиальной, он ответил: «Не думаю».

Однако такое развитие событий не устраивало влиятельные силы в обоих политических лагерях. Социалистическая партия отказалась утвердить итоги переговоров. То же самое сделала группа Фрея в ХДП. 26 июня пленум Национальной партии осудил переговоры ХДП с властями. Глава ПИЛ Родригес подчеркнул: «Переговоры христианских демократов с правительством выгодны только Народному единству… и приведут к укреплению и неудержимому развитию марксизма в Чили…»

Фрей, находившийся в Европе, заверил лидеров христианско-демократических партий Старого Света, в том числе ХДС ФРГ и ХДП Италии, что никакого взаимопонимания с Альенде быть не может. Результат переговоров Фуэнтеальбы бывший президент расценил как удар в спину и потребовал их прекращения, иначе в Европе его, Фрея, сочтут болтуном, не контролирующим собственную партию. Под давлением Фрея Национальный комитет ХДП 29 июня 1972 года прервал переговоры, сославшись на то, что истек отпущенный для них срок.

Британское посольство в Сантьяго отмечало в докладе в Лондон, что со стороны Народного единства переговоры с ХДП сорвало левонастроенное руководство соцпартии.

Призрак стабильности, появившийся было на политическом горизонте Чили, улетучился. 2 июля произошло нападение на ЦК компартии, при этом один коммунист был убит и трое ранены.

1 июля начали бастовать железные дороги, и контроль над ними был передан армии как вопрос, затрагивающий интересы национальной безопасности. 3 июля объявили забастовку водители автобусов в Сантьяго, требуя увеличения платы за проезд. Альенде опять прибегнул к помощи вооруженных сил и отдал указание генералу Бради обеспечить немедленное принудительное возобновление работы общественного транспорта столицы. Примечательно, что, стремясь заручиться поддержкой вооруженных сил, правительство 1 июля повысило жалованье офицерам на 25 %.

7 июля 1972 года Сенат отверг поправки президента в законопроект о конституционной реформе. Представителю президента, министру юстиции фактически не дали говорить, что было неслыханным событием в истории чилийского парламентаризма. Министру внутренних дел дель Канто предъявили конституционное обвинение в том, что он пропустил без таможенного досмотра кубинский самолет с грузом для Альенде.

Но и правительство восприняло разрыв переговоров с ХДП как повод для углубления реформ. 12 июля был национализирован последний частный банк в Чили – «Банко Судамерикано». В этот же день рабочие пяти консервных фабрик взяли свои предприятия под контроль и потребовали государственного вмешательства, так как были отвергнуты их требования увеличения заработной платы до среднего уровня по отрасли. Сенату Чили пришлось одобрить правительственный законопроект о полной экспроприации ИТТ за вмешательство во внутренние дела Чили осенью 1970 года.

Коммунисты всеми силами пытались сохранить взаимопонимание с ХДП. 13 июля 1972 года политкомиссия ЦК КПЧ подчеркнула: «Наша линия состоит в том, чтобы сохранить единство всех чилийцев, которые поддерживают структурные реформы».

Результаты выборов нового руководства КУТ показали, что компартия является сильнейшей политической организацией рабочего класса Чили. За список компартии проголосовали 118 028 человек, за социалистов – 92 294, за ХДП – 78 914 (причем процент голосов, отданных христианским демократам, вырос более чем в два раза – с 10 до 26 %). За МИР высказались около 3 % рабочих КУТ. Новым лидером единого профцентра опять стал коммунист – Луис Фигероа. Раздосадованные христианские демократы заявили, что засилье марксистов КУТ вынудит их создать альтернативный профцентр.

Народное единство победило и на выборах в исполком Федерации студентов Чили, набрав 40 % голосов. Председателем федерации также стал коммунист – Рохас. Однако в этом случае правительственным партиям помогла раздробленность оппозиции, которая не смогла выдвинуть единый список кандидатов (хотя суммарно за оппозицию голосовали 13,2 тысячи студентов).

14 июля 1972 года Национальный офис планирования Чили (ОДЕПЛАН) сообщил, что достигнут самый низкий уровень безработицы в истории страны – 3,7 %. Это означало, что правительство Народного единства за год с небольшим смогло создать 300 тысяч рабочих мест – абсолютный рекорд чилийской экономики. Рост ВВП в 1972 году ожидался на уровне 6 %. Причем, несмотря на критику аграрной реформы оппозицией, в Чили росло и сельскохозяйственное производство. За первые полгода 1972-го на 35 % выросло производство продуктов птицеводства, а по итогам года рост в аграрном секторе ожидался на уровне 3,5 %, что было в среднем больше, чем во времена Фрея, и опережало прирост населения.

Промышленное производство в Чили за первые шесть месяцев 1972 года увеличилось на 12,6 %, а с момента прихода Народного единства к власти – на 20 %. В 1966–1970 годах среднегодовой рост промышленного производства не превышал 3,3 %. Несмотря на организованные ХДП забастовки на медных рудниках, горнодобывающий сектор Чили в январе – июне 1972 года демонстрировал устойчивый рост, и правительство ожидало увеличение выпуска продукции по итогам года на 6 %. В первом полугодии 1972 года в Чили строилось 60 тысяч домов и квартир, из которых 22 тысячи были уже введены в эксплуатацию.

Темным пятном на этом блестящем фоне была высокая инфляция – 27 % за первые полгода 1972 года. Однако для Чили такой показатель не являлся чем-то из ряда вон выходящим, тем более на фоне быстрого роста ВВП. Все зависело от того, как поведут себя цены во втором полугодии.

Оппозиция понимала, что ей не удалось подорвать веру населения в правительство Народного единства. Каких-либо серьезных причин для организации массовых беспорядков пока не просматривалось.

16 июля оппозиции был нанесен новый удар. На дополнительных выборах в палату депутатов от провинции Кокимбо 53,9 % голосов получила коммунистка Аманда Альтамирано. Кандидат объединенной оппозиции набрал 44,7 %. Конечно, Кокимбо (в отличие, например, от сельскохозяйственного Линареса) был промышленным регионом, где коммунисты уже много лет удерживали сильнейшие позиции в электорате. Однако эти выборы явно показывали тенденцию – оппозиция уже не могла говорить, что большинство чилийцев отвергают марксизм.

Народное единство использовало свой успех не для ударов по оппозиции, а для новой попытки разрешить конфликт между президентом и Конгрессом. Альенде внес законопроект о гарантиях малому и среднему бизнесу. Не подлежали национализации средние (с капиталом до 9,6 миллиона эскудо) и мелкие предприятия (капитал до 2,4 миллиона эскудо). Четко определялись те отрасли экономики, где будут существовать только государственные предприятия: горнорудная промышленность, транспорт (кроме автомобильного), электроэнергетика, связь, нефтедобывающая и нефтеперерабатывающая, сталелитейная, газовая, цементная, химическая, оборонная промышленность, банки и страховые компании.

Была также гарантирована собственность землевладельцев в размере до 30 га.

В законопроекте, как ранее и требовала ХДП, было расширено участие рабочих в управлении предприятиями. Высшим органом предприятия считалась Ассамблея трудящихся, которая могла обсуждать и решать любые вопросы хозяйственной деятельности.

Оппозиции было сложно отвергнуть законопроект, содержавший все основные требования ХДП. Но тут на помощь правым опять пришли миристы и их союзники из левого крыла СПЧ.

19 июля 1972 года Национальная служба расследования (ее возглавлял социалист Паредес по прозвищу Коко, а его заместителем был коммунист) провела аресты членов левоэкстремистских боевых групп, замешанных в «экспроприациях» банков и нападениях на магазины. Среди арестованных оказались члены МИР, СПЧ и один из бойцов личной охраны Альенде.

Оппозиция в Конгрессе немедленно осудила социалистов за потворство вооруженному бандитизму (мол, СПЧ хочет организовать вооруженный «автопереворот») и опять сосредоточила внимание на скорейшем одобрении закона об оружии. Социалисты неубедительно оправдывались, говоря, что партия в целом не отвечает за действия своих отдельных членов.

27 июля леваки опять нанесли сильнейший удар по престижу правительства. Региональные организации МИР, СПЧ, МАПУ, радикалов и левых христиан в Консепсьоне объявили о создании «Народной ассамблеи» как альтернативного парламента в противовес «буржуазному и контрреволюционному» конгрессу. Механически ссылаясь на опыт Советской России, левые в Консепьсоне твердили о необходимости «двоевластия», как в 1917 году в России, и считали свою ассамблею «советом», противостоящим буржуазно-реформистскому «временному правительству».

Ассамблея была настоящим подарком для оппозиции, которая давно и безосновательно обвиняла Народное единство в узурпации власти и неуважении парламента.

Коммунисты решительно осудили образование в стране любых «альтернативных органов власти». МИР назвало позицию коммунистов «абсурдной», а лидер региональной организации социалистов в Консепсьоне заявил: «На наш взгляд, является большой ошибкой то обстоятельство, что одна из партий, входящих в Народное единство, выступает против народной ассамблеи и при этом говорит на одном с Национальной партией языке».

Однако президент недвусмысленно встал на сторону КПЧ. 31 июля Альенде направил руководителям партий Народного единства письмо, в котором резко критиковал альтернативный парламент в Консепсьоне: «Второй раз в течение последних трех месяцев в провинции Консепсьон проявились раскольнические тенденции, которые наносят ущерб Народному единству и, в конечном счете, служат интересам врагов революции… В некоторых странах народная ассамблея возникла в качестве «параллельной власти». Однако использование этого опыта в Чили абсурдно, так как в стране существует правительство, избранное законным путем. Поэтому любой «революционер», выступающий против законного правительства, на деле является контрреволюционером».

Но миристы не успокоились и перешли к открытому насилию, уже не против «буржуазии», а против властей. 4 августа полиция и карабинеры попытались провести в одном из «побласьонес» Сантьяго – поселке Эрмида – задержание замешанных в различного рода «экспроприациях» миристов и других левых экстремистов. Примечательно, что награбленные в банках деньги шли зачастую не на финансирование революции, а на покупку домов для лидеров экстремистских групп, а также пакетов акций в частных предприятиях. Миристы, прикрываясь женщинами и детьми, оказали карабинерам вооруженное сопротивление. Полиция также ответила оружием и 120 бомбами со слезоточивым газом. В результате столкновения один человек был убит, 11 ранены, 160 – арестованы (в том числе руководители МИР Виктор Торо и Микки). Среди арестованных, по данным газеты компартии «Сигло», оказался один аргентинец, стрелявший запрещенными на международном уровне разрывными пулями «дум-дум».

МИР немедленно осудила «полицейский произвол новых богачей» и попросила депутатов оппозиции выразить недоверие министру внутренних дел. Миристы оценили полицейскую акцию как месть Альенде и коммунистов за события в Консепсьоне. Леваки сокрушались по поводу 400 детей, «отравленных» слезоточивым газом. На защиту МИР встала «Меркурио». Подтвердились слова компартии об общих целях левых и правых экстремистов.

Особенно сильно правительство критиковал один из функционеров МИР «команданте Рауль» (Освальдо Ромо), который впоследствии был разоблачен как агент ЦРУ, а после военного переворота 11 сентября 1973 года служил следователем в охранке Пиночета, где «прославился» пытками арестованных. «Рауль» отказался прийти на встречу с директором Национальной службы расследований Паредесом, чтобы обсудить инцидент.

Региональное отделение МИР в Сантьяго призвало трудящихся «отвергнуть репрессивную политику некоторых секторов правительства (намек на компартию был понят всеми – прим. автора), которая вызвана реформистскими течениями в Народном единстве».

Президент Альенде лично выехал на место происшествия и побеседовал с жителями поселка и миристами. Глава государства пошел на уступки и отстранил Паредеса и его заместителя коммуниста Торо от занимаемых должностей, а также дал согласие на выступление по национальному телевидению представителей МИР с изложением их версии событий в Эрмиде. Выступление было использовано миристами для новых выпадов против правительства и «репрессивной политики» компартии.

После этого демарша президента и событий в Эрмиде пленум ЦК СПЧ 4 августа исключил из рядов партии 33 человек, состоявших одновременно и в МИР.

Оппозиция немедленно воспользовалась приглашением МИР и перешла в контрнаступление против Альенде, причем миристам вновь удалось создать своими акциями единый фронт оппозиционных партий. 5 августа 1972 года ХДП, Национальная партия и Демократическая радикальная партия выступили с совместным заявлением, в котором обвиняли Альенде в том, что он идет на поводу у безответственной группировки социалистов во главе с Альтамирано, которая намерена привести Чили к «тоталитарному режиму».

Альтамирано расценил обвинения в свой адрес как подтверждение тезиса о неминуемом вооруженном столкновении с оппозицией и решил инициировать конституционное обвинение против Верховного суда. Но оно было обречено на провал в парламенте и лишь дало новую пищу правым для критики правительства за неуважение судебной власти. Министру юстиции пришлось официально заявить, что правительство не участвовало в подготовке конституционного обвинения в адрес Верховного суда.

Рост насилия со стороны левых экстремистов стал беспокоить и высшее командование вооруженных сил, прежде всего Пратса, который до сих пор лояльно относился к Альенде. Военная разведка Чили СИМ, находившаяся под полным контролем командования вооруженных сил, собрала сведения (впрочем, явно преувеличенные), что левые вооруженные группы, в частности Движение национального освобождения и «Движение 16 июля», готовят восстание. Пратс доложил об этих сведениях Альенде и подчеркнул, что основные противники Народного единства находятся в его собственных рядах. Альенде с горечью ответил, что стал заложником непродуманных действий политиков, за которые ему приходится нести ответственность перед страной.

Акции МИР создали максимально неблагоприятный климат для давно назревших непопулярных мер правительства в сфере борьбы с инфляцией.

Новый министр экономики Матус при поддержке министра финансов коммуниста Мильяса быстро пришел к выводу, что необходимо повысить максимальные цены и девальвировать эскудо, чтобы позволить всем предприятиям (в том числе и государственным) а также производителям сельскохозяйственной продукции начать работать рентабельно. Для сохранения социальной справедливости одновременно с повышением цен предполагалось повысить заработную плату так, чтобы она компенсировала 100 % роста цен.

Однако если цены правительство могло повысить самостоятельно, то для повышения зарплаты с 1 октября 1972 года требовалось просить согласие Конгресса на выделение примерно 10 миллиардов эскудо. Альенде внес соответствующий законопроект еще в конце июля, но оппозиционное большинство Конгресса тянуло с его принятием. А между тем откладывать повышение цен было уже нельзя: из продажи стали пропадать основные продукты питания, например мясо и растительное масло. Фермеры уничтожали молоко или кормили им свиней, не желая сбывать продукцию по фиксированным ценам.

В Сантьяго вдруг исчезли простыни. Комитеты по контролю над ценами были не в состоянии заглянуть в подвалы и на склады каждого частного предприятия. Торговцы не хотели продавать товары себе в убыток.

Страдал от низких фиксированных цен и госсектор. Если принять реальные цены за электричество в 1970 году за 100 %, то в 1972 году они составили 67,7 %, цены на бензин – 69,4 %, на мазут – 57,8 %. Не сократились в реальном исчислении только цены на услуги телефонной связи.

С 1 августа 1972 года правительство приступило к повышению розничных цен: в этот день на 100 % подорожали сигареты. 12 августа были увеличены на 85–100 % цены на безалкогольные напитки и пиво, 13 августа на 220 % стали дороже автомобили.

Но настоящий шок ждал население Чили 19 августа. В этот день было объявлено о резком повышении цен на основные продукты питания: филе говядины, например, с 55 эскудо за килограмм подорожало до 160. Цена на молоко увеличилась на 40 %, на хлеб – на 75 %. Подорожали также соль, растительное масло, сахар, чай, кофе и телевизоры. Стоимость набора из 33 продуктов первой необходимости выросла в 2,6 раза.

Скачок цен был столь стремительным, потому что требовалось компенсировать безудержное увеличение Вусковичем денежной массы в 1971–1972 годах. Если за январь – июль 1972 года инфляция выросла на 33,2 %, то только в августе – на 22,7 % (причем на продукты питания цены выросли еще больше – на 38,1 %), в сентябре – еще на 22,2 %. Правительство обещало с 1 октября повысить заработную плату, чтобы смягчить последствия августовского шока.

Почувствовав понятное недовольство широких слоев населения, оппозиция быстро использовала свой шанс и решила перейти к активным забастовочным и уличным действиям против властей. Необходимо было еще раз показать и Чили и всему миру, что большинство населения не приемлет «марксистский эксперимент».

Правые СМИ во главе с «Меркурио» писали о крахе всей экономической политики правительства и предрекали новую волну повышения цен. И это вынуждало население скупать все, что попадалось на прилавках. «Меркурио» сообщала, что правительство контролирует производство и сбыт большинства товаров (это было откровенной ложью) и из-за его некомпетентности чилийцы стоят в очередях, а теперь еще и вынуждены платить за дефицитные товары огромные деньги. Но даже по данным той же «Меркурио» власти после национализации контролировали 70 % производства и 100 % сбыта сахара. При этом газета почему-то не писала, что сахара в Чили всегда не хватало и его приходилось импортировать. А в условиях низких цен на медь сделать это было нелегко. Непонятно также, на чем основывались утверждения «Меркурио», что государство контролирует 70 % производства и 100 % сбыта мяса. Реально власти контролировали только производство и добычу нефти и газа, меди, цемента и железной руды, электроэнергии, производство (но не сбыт) части текстильной продукции.

Следует отметить, что, даже несмотря на скачок цен в августе – сентябре 1972 года, реальная зарплата рабочих в Чили составляла в третьем квартале 1972 года 94 % от уровня 1970 года, а в четвертом квартале она уже превышала этот уровень на 21 %.

Тем не менее профсоюзы, находившиеся под контролем ХДП, обратились к КУТ с призывом организовать совместные акции против правительства. Однако рабочие благодаря влиянию компартии на провокацию не поддались, и тогда оппозиция решила организовать забастовку среднего класса: предпринимателей, торговцев, водителей грузовиков, школьников, студентов и лиц свободных профессий (врачей, инженеров, адвокатов). Здесь-то и пригодились формально аполитичные профессиональные организации – «гремиос», возникшие в Чили при Фрее.

17 августа 1972 года торговцы провинции Магальянес объявили забастовку против нехватки товаров и твердых цен. Были закрыты все частные магазины, но правительство предписало немедленно возобновить торговлю. Произошли столкновения бастующих с силами правопорядка, и в провинции пришлось ввести осадное положение.

В ответ на действия правительства в Магальянесе объединение торгово-промышленных палат и Конфедерация розничной торговли объявили 22 августа 1972 года о прекращении всей частной торговли на территории Чили. Забастовка сопровождалась организованными ПИЛ уличными беспорядками. Женщины из богатых кварталов и «материнских центров» опять устроили шумную акцию – «кастрюльный перезвон», а ученики средних школ (Федерацию учащихся средних школ контролировали христианские демократы) объявили забастовку солидарности с торговцами. Оппозиции только и ждала, что правительство применит полицию против женщин и детей. Бросается в глаза схожесть тактики правых и миристов – и те и другие прятались за спинами женщин и детей.

Формально забастовка торговцев началась из-за смерти коммерсанта из города Пунта-Аренас Мануэля Агиляра Гарсии, погибшего во время беспорядков. Однако требования «гремиос» были совсем иными – они требовали роспуска комитетов по контролю над ценами и фактической отмены предельных цен, что привело бы к новому всплеску инфляции, которого страна могла уже попросту и не выдержать.

Но именно на это и делали ставку торговцы, чья забастовка с самого начал носила политический антиправительственный характер. Закрытие всех магазинов (а в рознице государственных торговых точек почти не было) привело бы к голоду и, как надеялась оппозиция, к вмешательству вооруженных сил, то есть к свержению Альенде. Еще 4 июня 1972 года корреспондент французской газеты «Монд» в Сантьяго Марсель Нидерганг писал: «В Сантьяго общепризнано, что только серьезная «встряска» заставит вооруженные силы отказаться от традиции аполитичности и невмешательства в дела государства. Но офицеры, которые большей частью принадлежат к средним слоям, ощущают основные течения в стране, как и все другие граждане. На вопрос: «Что думает армия?» – руководители Народного единства, оппозиции, крайне правые и МИР единодушно отвечают: «В своем подавляющем большинстве она с нами». Кто-то где-то, по-видимому, ошибается».

Правительство тоже прекрасно понимало, чем может обернуться «встряска», которую затеяли розничные торговцы. Министр экономики Матус отдал приказ немедленно открыть магазины. Лавки тех, кто не подчинился приказу, были реквизированы. Арестовали 112 человек, которые пытались помешать властям взять под контроль торговые точки. В провинции Сантьяго было введено чрезвычайное положение.

Гремиалистские организации только этого и ждали. Они заявили, что «репрессии» правительства против одной из профессиональных организаций (в данном случае против торговцев) будут расценены как атака на все средние слои. Соответствующее воззвание подписали Единственная национальная конфедерация малой промышленности и ремесла Чили, Конфедерация производства и коммерции, Национальное общество сельского хозяйства, Чилийская строительная палата, Общество фабричного развития (СОФОФА). За этими названиями скрывались организации предпринимателей соответствующих отраслей, ранее именовавшие себя аполитичными и узкопрофессиональными.

Лидер КПЧ Луис Корвалан заявил: забастовка торговцев носит чисто политический характер и свидетельствует о том, что в Чили возникает новая разновидность фашизма. Он сказал, что в случае необходимости рабочие выйдут на улицы для защиты правительства. Альенде встретился с лидером оппозиции в палате депутатов Игнасио Пальмой (членом ХДП), и был быстро найден компромисс: торговцы открывают магазины, а правительство возвращает реквизированные за участие в стачке (которую правильнее назвать бойкотом) торговые точки.

Однако правая оппозиция не думала уходить с улиц. 1 сентября 1972 года школьники и активисты из ПИЛ соорудили в Сантьяго баррикады и начали громить витрины и поджигать автобусы и автомобили. Полиция применила силу. В стычках были ранены десятки человек с обеих сторон. «Репрессии» в Сантьяго послужили поводом для антиправительственных демонстраций под лозунгом «защиты демократии» 2 сентября в Вальпараисо, Ранкагуа и других городах.

Альенде дал оппозиции самую решительную отповедь. Выступая в Техническом государственном университете 30 августа, президент подчеркнул, что не хочет гражданской войны («меня приводит в ужас, когда я слышу призывы к гражданской войне»), но если оппозиция ее развяжет, то левые наголову разобьют своих противников. Президента уже традиционно поддержала католическая церковь: кардинал Сильва Энрикес осудил провокации оппозиции и заявил: «Меньшинство не имеет права навязывать политику насилия и террора, отвергаемую подавляющим большинством населения страны».

Тем не менее 1 сентября 1972 года сенатор от ХДП Гамильтон (один из авторов конституционной поправки о национализации) призвал Альенде уйти в отставку ввиду неприятия его политики населением Чили.

В ответ на это 4 сентября на улицы вышли около 2 миллионов чилийцев (из них 650 тысяч в Сантьяго и 60 тысяч в Вальпараисо), отмечавших вторую годовщину победы Альенде на выборах.

9 сентября Национальный совет КУТ единогласно принял заявление о полной поддержке правительства: «Большая опасность нависла над нашей страной. Вандализм на улицах, экономический саботаж, припрятывание товаров, спекуляция, черный рынок, организованная преступность, покушения, террор против населения представляют собой основные черты фашизма – нового обличия правых сил».

Рабочие предпринимали попытки не допустить голода в стране. Комитеты по контролю над ценами в ответ на бойкот торговцев взяли на себя совместно с государством закупку у сельскохозяйственных кооперативов и распределение среди населения картофеля и лука. Комитеты продавали картошку по 4 эскудо за килограмм, вызывая ярость частных перекупщиков, торговавших по 12 эскудо. Лук распределялся по 5,50 эскудо за килограмм, в то время как в частной торговле его цена доходила до 30 эскудо. В конце сентября министр экономики Матус заявил, что правительство полностью прекращает импорт говядины и сливочного масла, который наносит ущерб отечественным производителям.

Мясники-частники встретили активность комитетов в штыки, так как продавали мясо по «специальным», то есть превышающим разрешенные ценам (разница была подчас троекратной). Поскольку по фиксированным ценам торговцы мяса свою продукцию практически не продавали, возникал дефицит, и люди были вынуждены покупать по ценам «специальным».

Как и предсказывали коммунисты, к правым на улицах фактически присоединились миристы. 6–7 сентября 1972 года они захватили здание столичного университета в знак протеста против «произвола полиции» во время разгона незаконных демонстраций.

Правительство устами министра внутренних дел Суареса объявило, что правоохранительные органы раскрыли план подготовки государственного переворота – «План «Сентябрь». Согласно этому плану, правые продолжали бы провоцировать столкновения на улицах, а затем команды ПИЛ под видом боевиков МИР напали бы на квартиры некоторых офицеров и на армейские подразделения во время парада в честь Дня независимости. Все эти акции должны были спровоцировать вооруженные силы на переворот. Возглавить заговорщиков, по данным правительства, должен был бывший майор Артуро Маршалл, находившийся в эмиграции в Боливии.

Однако 15 сентября 1972 года именно МИР предупредила по национальному телевидению, что сегодня или завтра фашисты предпримут государственный переворот. Военизированная организация Национальной партии «Роландо Матус» и ПИЛ должны были убить несколько офицеров и свалить вину на МИР.

Акции правых были скоординированы с американцами. 30 сентября 1972 года «Кеннекот» выиграла иск против чилийского правительства во Франции, и в Гавре была арестована большая партия чилийской меди. 3 тысячи тонн меди конфисковал ранее земельный суд Гамбурга. Иски были предъявлены также в суды Швеции, Голландии и Италии. Фактически в самый сложный для чилийской экономики момент страна лишилась важнейшего источника валютных поступлений и основного рынка сбыта меди – Западной Европы.

Профессор Стэнфордского университета Ричард Файген, побывавший в Сантьяго в 1972 году, вспоминал, что посольство США в Чили считало себя находящимся в состоянии «священной войны» против Альенде. Знакомый профессора в посольстве похвастался, что ЦРУ смогло внедриться во все политические партии Чили, кроме МИР. Новый резидент ЦРУ в Сантьяго Раймонд Уоррен делал главную ставку на экономическую дестабилизацию Альенде. В сентябре 1972 года «Комитет 40» экстренно выделил 24 тысячи долларов на помощь чилийским предпринимателям (СОФОФА – организация находилась тогда в очень тяжелом финансовом состоянии). Однако американцы сомневались, что армия выступит против правительства.

Зато ЦРУ было полностью в курсе плана правых по экономической дестабилизации обстановки в Чили. 29 августа 1972 года резидентура ЦРУ в Сантьяго направила в Лэнгли шифровку, в которой говорилось об «усилиях «Патриа и Либертад» и предпринимательских лидеров по провоцированию военного переворота». ПИЛ, сообщала резидентура, будет организовывать «насильственные действия» на улицах городов, а «большинство» предпринимательских кругов «готовят акции с целью повышения недовольства (населения)… особенно в районе Сантьяго, для того чтобы создать нужную атмосферу для военного переворота в стране. Лидеры частного сектора, вовлеченные в эту акцию, намерены спровоцировать забастовки и трудовые конфликты, в то время как «Патриа и Либертад» планирует спровоцировать инциденты с применением насилия».

Но 29 сентября 1972 года генерал Пратс опять спутал оппозиции все карты, заявив: «Мы, солдаты, не совершим преступления и не нанесем ущерба своей стране, предприняв незаконные действия, которые могут заставить нас запятнать нашу честь, оружие и мундир кровью тысяч соотечественников».

Однако во время обеда в министерстве обороны вместе с военным министром Тоа, министром иностранных дел Альмейдой и лидером СПЧ Альтамирано Пратс выразил самое серьезное беспокойство политической и экономической нестабильностью, которая постепенно окутывала Чили. Он прямо сказал Альтамирано, что большинство офицеров считают его «серым кардиналом» правительства, ответственным за излишне радикальный курс кабинета.

Пратс убеждал Альенде, что ситуация в стране может выйти из-под контроля, но не из-за действий МИР, а из-за ускоренной и малоэффективной национализации. Как и КПЧ, Пратс совершенно справедливо полагал, что любой акт национализации в это время увеличивает ряды оппозиции на улицах страны.

Позиция Пратса побудила Альенде 11 сентября 1972 года предложить лидерам партий Народного единства три варианта дальнейшего развития ситуации в стране:

1. правительство продолжает работу в прежнем составе, но с условием установления внутренней дисциплины и реального организационного единства между различными партиями;

2. левый блок создает правительственный союз с ХДП за счет изменения программы реформ;

3. в правительство входят представители вооруженных сил.

Альенде наделся, что такая жесткая альтернатива наконец заставит Альтамирано прекратить подрывную работу против компартии и самого президента. Альтамирано, как и ожидал Альенде, решительно отклонил два первых варианта. Корвалан же сказал, что ему надо вынести столь важный вопрос на рассмотрение политической комиссии ЦК КПЧ. В политкомиссии КПЧ за сотрудничество с христианскими демократами высказался Мильяс. Но Корвалан в беседе с советским послом отметил, что сами христианские демократы расколоты и вряд ли смогут всей партией пойти на сотрудничество с Народным единством, – сторонники Фрея охвачены жаждой реванша. Вхождение военных в кабинет политкомиссия КПЧ тоже отвергла.

Альтамирано на время сбавил тон своих выступлений и даже обещал коммунистам прекратить нападки на них в партийной прессе СПЧ. 30 сентября – 3 октября 1972 года пленум ЦК КПЧ констатировал падение влияния правительства среди средних слоев и в который раз потребовал от партнеров по Народному единству четко определить отношение к МИР и ХДП.

Между тем в армии шли острые дискуссии среди генералитета. Многие высшие офицеры считали, что Пратс продался левым. 8 сентября 1972 года бригадный генерал Альфредо Каналес (начальник воспитательной службы вооруженных сил – фактически главный идеолог армии) сказал контр-адмиралу Орасио Юстиниано, что военный переворот произойдет через два месяца и если генералы испугаются возглавить движение против Альенде, то это сделают полковники. Каналес утверждал, что к перевороту в любом случае присоединится командование ВВС и флоту негоже оставаться в стороне. Юстиниано сообщил о беседе главкому ВМС адмиралу Монтеро, а тот – Пратсу. 21 сентября Пратс вызвал Каналеса и потребовал от него уйти в отставку в «интересах конституции».

«Меркурио», естественно, связала отставку Каналеса с планами Народного единства заменить профессиональными вооруженные силы другими формированиями, поддерживающими марксизм-ленинизм. Дескать, коммунисты – мощный враг вооруженных сил, и любая попытка внести раскол в армию (например, отставка Каналеса) играет только на руку этому врагу. Далее «Меркурио» прямо подстрекала армию к неповиновению: «Доктрина вооруженных сил предполагает преданность Конституции и стране больше, чем людям, режимам и правительствам».

Начиная с весны 1971 года ЦРУ, полностью восстановив свою агентуру в вооруженных силах Чили, стало составлять списки офицеров, которые могли бы принять участие в перевороте против Альенде.

9 ноября 1971 года американская разведка составила для директора ЦРУ Хелмса и Киссинджера документ под названием «Предварительное планирование возможного военного движения против чилийского правительства». В нем говорилось, что высшее офицерство чилийской армии решило свергнуть чилийское правительство осенью 1972 года. Как ожидали потенциальные заговорщики, к этому времени чилийская экономика будет настолько подорвана, что это оправдает введение чрезвычайного положения, которое и станет прелюдией для переворота.

В марте 1972 года ФБР (которое согласно американскому законодательству занималось контрразведкой, но традиционно вело разведывательные операции в Латинской Америке) представило Киссинджеру детальный отчет о настроениях отдельных частей и офицеров чилийских вооруженных сил. По оценкам ФБР, переворот в Чили был не за горами, и готовила его группа бывшего генерала Вио.

В августе 1971 года один из источников американской разведки доложил о настроениях генерала Аугусто Пиночета, с которым этот информант ужинал 5 августа. На основании этого сообщения резидентура в Сантьяго отправила характеристику на Пиночета в штаб-квартиру ЦРУ. Генерал характеризовался как «обычный военный, дружелюбный, недалекий, полностью встроившийся в существующее положение в сфере безопасности, общественного порядка и политической ситуации… очень любит чувствовать себя важной персоной». Жена Пиночета, сообщало ЦРУ, настроена против Альенде, а сын генерала женат на члене Национальной партии и невестка хочет побудить Пиночета к активному участию в перевороте. Однако, по оценкам других потенциальных участников военного заговора, сообщала резидентура, Пиночет не способен на руководство никаким серьезным переворотом.

В январе 1972 года Пиночет стал начальником генерального штаба чилийских вооруженных сил, то есть фактически занял второе место в военной иерархии страны после Пратса.

В марте 1972 года резидентура в Сантьяго уже сообщала, что Пиночет вовлечен в подготовку военного переворота в рамках группы генерала Каналеса, с которым ЦРУ давно установило доверительный контакт. По оценкам ЦРУ, генерал был трусоват и, хотя поддерживал переворот, предпочитал, чтобы он совершился без его активного участия. 27 сентября 1972 года источник ЦРУ из окружения Пиночета сообщил, что генерал «колеблется» относительно необходимости свержения Альенде. Однако источник также передал слова Пиночета, что единственной альтернативой свержению является добровольный уход Альенде.

После военного мятежа 11 сентября 1973 года Пиночет вспоминал, что уже 13 апреля 1972 года в генеральном штабе под его руководством были проанализированы возможности осуществления антиправительственного переворота. Под видом военной игры была разработана операция «Оценка состояния внутренней безопасности чилийской армии», которая держалась в тайне от Альенде. Составить план реакции армии на возможные антиправительственные выступления Пиночет доверил генералу Бради. Формально это был легальный документ, но на самом деле именно его использовали для осуществления государственного переворота в 1973 году. О «двойном назначении» оперативного плана Бради, по его словам, ничего не знал.

В июле 1972 года Пиночет приказал провести передислокацию частей армии, чтобы они были готовы быстро установить контроль над ключевыми пунктами страны.

В сентябре 1972 года Пиночет приезжал в зону Панамского канала (штаб-квартира Южного командования вооруженных сил США, отвечавшего за Латинскую Америку), чтобы договориться о поставках американских танков для чилийской армии. Американцы постарались окружить генерала вниманием, и человек из делегации Пиночета подтвердил ЦРУ, что тот остался доволен оказанным ему приемом. Американцы передали генералу, что поддержат военный переворот против Альенде всеми силами, когда для этого наступит подходящий момент.

13 октября 1972 года вышла «изданная на хорошей бумаге», как сообщали газеты, очередная книга Аугусто Пиночета – «Тихоокеанская война». До этого генерал уже опубликовал несколько трудов по военной географии и геополитике. Среди них был «Учебник по сбору информации» – руководство для военной разведки.

Октябрь 1972 года в Чили, как и сентябрь, начался уличными демонстрациями школьников и бесчинствами пиловцев и активистов Национальной партии (часто это были одни и те же лица) на улицах Сантьяго. Штурмовые отряды правых пытались парализовать движение общественного транспорта в столице и опять напали на штаб-квартиру компартии. Лидер НП Харпа призвал оппозицию сплотиться в единый антиправительственный фронт и организовать общенациональную кампанию «гражданского неповиновения».

«Гремиос» 29 сентября обратились с посланием к президенту, требуя отмены повышения цен на бумагу национализированной компании «Папелериа» на 19,6 %. Интересно, что против повышения цен в розничной торговле «аполитичные» профессионалы не возражали. Было абсолютно ясно, что за петицией предпринимателей стояли правые СМИ, опасавшиеся, что могут остаться без бумаги.

Альенде, выступив 7 октября по радио, призвал чилийцев упорно трудиться в условиях тотального бойкота чилийской меди на мировых рынках. Страна должна проводить экономическую политику военного времени, подчеркнул глава государства. В этот же день четыре фабрики по производству растительного масла и два текстильных предприятия были реквизированы и стали частью госсектора. Мера была вызвана тем, что все эти частные предприятия прекратили производство.

Синхронно с воззванием против правительства выступили четыре оппозиционные партии в Сенате, утверждая, что Альенде выходит за рамки правового поля. Однако каких-то серьезных доводов в поддержку столь резкого выпада оппозиционеры представить не смогли.

9 октября в борьбу против Альенде вступило еще одно мощное «аполитичное» объединение – Конфедерация водителей грузовиков (в нее входило 165 местных организаций, в которых насчитывалось 40 тысяч человек – собственников 56 тысяч грузовиков). Лидер конфедерации Вильярин был членом ХДП. Водители потребовали от президента возвратить владельцам радиостанцию «Агрикультура» в провинции Био-Био, конфискованную за клеветнические антиправительственные выступления. Требовали владельцы грузовиков и «справедливых» цен на продукцию все той же «Папелерии».

Но на самом деле владельцы грузовиков были отнюдь не бескорыстными борцами за свободу прессы. Правительство решило создать в отдаленной провинции Айсен государственную автотранспортную компанию для транспортировки жизненно важных продуктов первой необходимости, и частники попросту решили не допустить возникновения нежелательной конкуренции. Эта забастовка особенно возмутила власти потому, что незадолго до нее на нормальных переговорах водители добились от правительства повышения расценок на свои услуги на 120 %.

Неудивительно, что, рассмотрев незаконные требования водителей грузовиков, правительство их отклонило. Дальше все пошло уже по накатанному ЦРУ сценарию. 10 октября 1972 года снова позвенели пустыми кастрюлями богатые домохозяйки в Сантьяго. А на следующий день (точнее с 0.00 часов 12 октября) Конфедерация водителей грузовиков объявила забастовку в восьми южных провинциях. В ней приняли участие 12 тысяч водителей. Это явилось сильным ударом – железных дорог на юге Чили было мало, зато там находились основные районы сельскохозяйственного производства. Фактически владельцы грузовиков, как и торговцы в августе, решили задушить крупные города Чили голодом, полностью прекратив подвоз продовольствия.

Одновременно оппозиция заблокировала в Конгрессе правительственный законопроект о повышении налогов для предпринимателей, чтобы окончательно подорвать государственный бюджет Альенде, и так страдавший от акций американских медных компаний во всем мире.

На этот раз оппозиция попыталась вовлечь в бойкот все организации коммерсантов и предпринимателей. 12–13 октября к бастующим владельцам грузовиков присоединились водители такси, владельцы частных предприятий и многие торговцы. Некоторые предприниматели даже платили своим рабочим зарплату за то, что те не выходят на работу. Постепенно к «октябрьской стачке» среднего класса присоединялись другие «гремиос» – профессиональные организации врачей, банковских служащих, инженеров и адвокатов.

Однако чилийский пролетариат забастовку полностью проигнорировал. Рабочие появлялись на предприятиях даже тогда, когда хозяева угрожали ничего не заплатить за работу.

Многие владельцы грузовиков тоже не хотели бастовать, и против них был развязан настоящий террор. Штурмовики ПИЛ при поддержке профсоюза водителей блокировали несогласных в гаражах, разбивали машины, разбрасывали на шоссе «мигелитос» – металлические шипы. Некоторые колонны грузовиков, все же вышедшие на трассы, были обстреляны. Пиловцы подорвали две железнодорожных линии, чтобы не дать правительству задействовать при перевозке продуктов железные дороги.

Забастовка привела к огромным потерям (они оценивались в 170–240 миллионов долларов, то есть фактически превышали объем выручки за проданную на мировом рынке медь), особенно в сельском хозяйстве, о котором так пеклась в парламенте оппозиция. Пропали тысячи тонн овощей и фруктов, много молока (было испорчено и просто вылито в канавы около 10 миллионов литров этого дефицитного продукта). Скоро стало понятно, что никакого экономического роста в стране в 1972 году, наверное, уже не будет.

Правительство активно боролось со стачкой, начатой по абсолютно надуманным поводам. Были реквизированы 300 грузовиков, и по призыву КУТ за их руль сели добровольцы. Коммунисты организовали студенческие и комсомольские бригады, которые добровольно и бесплатно разгружали поступавшие в города по железной дороге грузы.

В 12 провинциях, включая Сантьяго было объявлено чрезвычайное положение, и отвечавший за его осуществление генерал Бради установил правительственный контроль над 155 радиостанциями, подстрекавшими к беспорядкам. По обвинению в нарушении Закона о безопасности государства было арестовано руководство Конфедерации водителей грузовиков.

Альенде, тем не менее, не стал отвечать оппозиции той же монетой – 13 октября он попросил своих сторонников пока не выходить на улицы, чтобы избежать кровавых столкновений: «Предпринимается еще один шаг в темной эскалации, направленной против правительства Народного единства, и я говорил уже, что воспрепятствую столкновению, которое может стоить Чили лишь крови и страданий».

Однако зачинщики стачки очень скоро осознали, что подняли против правительства оружие, очень опасное для них же самих. Под руководством КУТ рабочие явочным порядком стали брать под контроль те предприятия, где хозяева отказывались начинать работу, и де-факто переводили их в госсектор. В некоторых «побласьонес» были созданы «коммунальные команды», то есть, по сути, новые органы власти, взявшие на себя распределение основных товаров и подавлявшие бастующих торговцев. Во многих «коммунальных командах» тон задавали миристы, стремясь всеми силами превратить стихийно возникшие организации взаимопомощи голодающих людей в альтернативные органы государственной власти.

Помимо «коммунальных команд» в Чили во время октябрьской забастовки появились и рабочие организации под названием «индустриальные кордоны». Если «коммунальные команды» формировались из жителей рабочих предместий, то «промышленные кордоны» объединяли рабочих пригородов (отсюда название – рабочие предместья охватывали города, образуя кордоны). «Кордоны» захватывали предприятия, хозяева которых присоединились к забастовке и налаживали там производство. В каком-то смысле кордоны тоже стали базой для левых из СПЧ и МИР, потому что КУТ не поощрял захват предприятий. Леваки твердили, что кордоны стали новой формой рабочего единства, чуть ли альтернативными профсоюзами, освобожденными от бюрократов из КУТ.

В то же время следует отметить, что и члены КУТ, и коммунисты активно участвовали в движении «коммунальных команд» и «промышленных кордонов». Но они видели в этих спонтанно возникших формах организации общества помощников правительства, а не альтернативу ему. Коммунисты предполагали, что после прекращения забастовки и наведения порядка власть вернется к нормальным местным органам власти.

Следует отметить, что большую роль в организации октябрьской забастовки частного сектора в Чили сыграли и американские профсоюзы АФТ-КПП, стоявшие в тот период на крайних антикоммунистических позициях. АФТ-КПП создавали специальную программу подготовки кадров для профсоюзного движения в зарубежных странах (AIFLD). Семинары в рамках этой программы к концу 1969 года посетили 5963 чилийца, а к концу 1972 года – 2874. 108 чилийских профсоюзных активистов прошли «курсы лидеров» в США, причем именно в 1972 году это количество достигло максимума – 29 человек. Во второй половине 1972 года «обучение» чилийцев по линии АФТ-КПП выросло на 400 % по сравнению с предыдущим периодом. Американские профсоюзы наиболее активно работали именно с владельцами грузовиков, докерами и гремиалистскими организациями.

Деньги для своей работы в Чили АФТ-КПП получали от ЦРУ – 125 тысяч долларов в 1972 году, 118 тысяч – в 1973-м.

12 октября 1972 года резидентура ЦРУ с удовлетворением сообщала в центр, что запись выступления арестованного лидера Конфедерации владельцев грузовиков Леона Вильярина была передана всеми оппозиционными радиостанциями. Вильярин призвал к продолжению забастовки против правительства, а также к забастовкам солидарности в других секторах чилийской экономике (например, он просил о помощи водителей такси).

ЦРУ отмечало, что организации КПЧ и СПЧ приведены в боевую готовность в ожидании возможных действий по свержению правительства: «Кажется, что линия противостояния между правительством и частным сектором обозначена теперь со всей четкостью, с перспективой насильственных столкновений утром 13 октября, когда ХАП попытаются открыть закрытые частные торговые точки, а студенты Федерации студентов Чили начнут эксплуатировать конфискованные (у забастовщиков) грузовики. Ситуация, возникшая за последние 24 часа, несомненно, окажет давление на чилийских военных, а акты насилия и успешная забастовка коммерсантов это давление только увеличат… Общенациональная забастовка в течение двух дней может оказаться достаточной, чтобы побудить вооруженные силы взять в свои руки управление страной».

Итак, во второй половине октября 1972 года казалось, что план ЦРУ и военных заговорщиков по дестабилизации чилийской экономике и введению чрезвычайного положения полностью удался. Если сначала чрезвычайное положение ввели в 12 провинциях, то по мере присоединения к транспортникам других гремиалистских организаций средних слоев чрезвычайное положение было распространено на все провинции, кроме одной. По закону режим чрезвычайного положения означал, что власть в зоне этого режима переходит к военным. Однако Пратс твердо контролировал положение в армии, а временные военные губернаторы провинций активно применяли данные им полномочия не против Альенде, а против забастовщиков.

Между тем во второй половине октября Чили была практически парализована. 35 тысяч студентов и комсомольцев не могли, конечно, при всем своем энтузиазме заменить десятки тысяч грузовиков. В портах Чили гнила закупленная за валюту и неразгруженная пшеница, а правые кричали, что Альенде обрек страну на голод. В Вальпараисо закрылось 80 % частных магазинов, в Консепсьоне – 90 %. В городе Винья-дель-Мар поначалу открылось большинство магазинов, однако штурмовики ПИЛ силой заставили торговцев закрыть свои лавки. Правительству с трудом удавалось обеспечивать бензоколонки бензином.

200 рабочих государственной газовой компании силой прорвали блокаду владельцев грузовиков и доставили в столицу 21 грузовик с газовыми баллонами для населения (многие жители Сантьяго не имели централизованного газового снабжения). Рабочие горнодобывающих предприятий по призыву КУТ предоставили в распоряжение правительства 200 грузовиков, 30 автобусов и сформировали бригады из 500 шоферов и 1000 грузчиков. Железнодорожники, перевозившие в день примерно 1500 тонн грузов, добровольно увеличили свои смены и стали доставлять 3 тысячи тонн ежедневно.

На всех крупных предприятиях КУТ создал рабочие комитеты бдительности, которые следили за бесперебойной работой и предотвращали акты саботажа со стороны хозяев. Например, когда служащие крупнейшей мебельной фабрики страны вместе с хозяином не вышли на работу, комитет бдительности взял управление производством в свои руки и назначил нового генерального директора – бухгалтера, проработавшего на предприятии почти 20 лет.

Полная поддержка Альенде со стороны рабочих, твердая позиция самого президента (он заявил, что в 1976 году передаст власть любому человеку, выигравшему выбору, но до этого «Ла Монеду» не покинет), а также лояльность вооруженных сил Народному единству произвели удручающее впечатление в США.

В октябре 1972 года «Комитет 40» выделил чилийским предпринимателям еще 100 тысяч долларов. Впоследствии некоторые владельцы грузовиков вспоминали, что получали от своего профсоюза за невыход на работу больше, чем зарабатывали в самый хороший день. Например, владелец 10-тонного грузовика рассказал потом на пресс-конференции (скрывая лицо под маской), что обычно в хороший день зарабатывал 3500 эскудо, а за участие в забастовке получал от профсоюза до 5 тысяч эскудо в день. Причем даже в ноябре, когда забастовка закончилась, некоторые водители продолжали получать от лидеров Конфедерации владельцев грузовиков по 2500 эскудо в день, чтобы они «поддерживали с ними связь» на будущее.

Деньги шли от ЦРУ. Однако вскоре американцы пришли к выводу, что если чилийскую экономику и удалось подорвать забастовкой, то Альенде таким путем свергнуть не удастся.

В октябре 1972 года в Вашингтоне была образована специальная группа из ведущих аналитиков ЦРУ, госдепартамента и СНБ (Senior Research Group, SRG) для того, чтобы подготовить руководству США прогноз по развитию обстановки в Чили и, соответственно, рекомендовать курс американской политики по отношению к этой стране. Аналитики пришли к неутешительному выводу – единственно верный и гарантированный сценарий устранения Альенде от власти пока не просматривается.

17 октября 1972 года в госдепартаменте состоялось обсуждение обстановки в Чили с участием представителей СНБ и ЦРУ. Обсуждался вопрос: как отреагировать, если военные заговорщики в Чили попросят США о помощи для совершения переворота? Представители SRG предложили осторожное соломоново решение: помощь США не является необходимым условием для успешного военного переворота в Чили, зато ее предоставление таит в себе большой политический риск в случае провала заговора. Поэтому было решено: «Если чилийские военные решатся совершить переворот, им не потребуется помощь Соединенных Штатов для того, чтобы добиться успеха. И поэтому маловероятно, что они эту помощь попросят. Кроме того, если учесть возможности чилийских военных для организации переворота без внешней помощи, то любого вмешательства или поддержки Соединенных Штатов надо избегать».

Между тем, к возмущению оппозиции, армия активно участвовала в подавлении забастовки. Подчиняясь приказам Пратса, 16 октября 1972 года генерал Бради отдал приказ открыть все магазины в Сантьяго и предупредил, что все демонстрации протеста будут разогнаны. Министр экономики Матус заявил, что забастовка владельцев грузовиков вынуждает правительство всерьез задуматься о национализации этого вида перевозок: «Транспорт представляет слишком большую ценность, чтобы находиться в частных руках. Для того чтобы строить социализм, необходимо обобществить транспортные средства».

Чтобы предотвратить подстрекательскую пропаганду, правительство распорядилось объединить в общенациональную сеть все радиостанции. Естественно, оппозиция стала активно протестовать против «ущемления свободы слова». Оппозиционные парламентарии посетили Пратса, но тот был непреклонен: объявляя политическую забастовку, ее организаторы знали, чем рискуют.

19 октября 1972 года правительство реквизировало несколько магазинов и пригрозило лишить прав юридического лица несколько гремиалистских организаций, в том числе Конфедерацию розничной торговли. Оппозиция ответила на это уже на следующий день: объявили забастовку служащие государственных банков и владельцы столичного городского транспорта. Лидер Национальной партии Харпа призвал Конгресс представить на обсуждение конституционное обвинение против президента.

Газета «Меркурио» в своей статье от 18 октября открыто признавала, что забастовка «аполитичных» «гремиос» не носит экономического характера: средний класс выступает в защиту «демократических ценностей».

Альенде провел раздельные совещания с руководством всех трех видов вооруженных сил и с лидерами партий Народного единства, а также встретился с епископатом. Чилийская церковь призвала паству уважать конституционные органы власти и выступила за продолжение «процесса перемен, призванных освободить бедных от несправедливости и нищеты».

На встрече с лидерами Народного единства 20 октября президент опять предложил ввести представителей вооруженных сил и КУТ в правительство в качестве временной меры: военно-гражданский кабинет министров должен обеспечить нормальное проведение в стране парламентских выборов, намеченных на начало марта 1973 года. Однако и на сей раз предложение Альенде не прошло. За вхождение военных во власть высказалось только Независимое народное действие (АПИ), в котором было много отставных офицеров.

Зато 22 октября в Конгрессе при попустительстве правительственных фракций (они слишком поздно внесли в законопроект поправки, и их не учли при обсуждении) был принят инициированный ХДП закон о контроле над оружием, сыгравший не последнюю роль в успехе военного переворота 11 сентября 1973 года. Теперь армия могла самостоятельно изымать оружие в частных домах и на предприятиях. Формально закон был направлен против нелегальных вооруженных формирований любой окраски. Но на практике использовался в основном против МИР и других левых экстремистов.

Между тем возмущенное нехваткой продуктов и топлива население городов не совсем понимало, чего, собственно, хотят от правительства торговцы и водители грузовиков. Для того чтобы представить себе, что шоферы бросили работу из-за «демократических ценностей», надо было обладать слишком буйной фантазией.

Тогда оппозиционное гремиалистское движение попытался идеологически возглавить бывший президент Фрей: 22 октября он призвал к проведению плебисцита для разрешения противоречий между законодательной и исполнительной властью. В этот же день орган руководства забастовки «Национальное командование гремиалистской защиты» наконец опубликовал перечень своих требований – «Список Чили» (испанское слово «перечень» – «плиего» (pliego) означало технический список, то есть даже этим гремиалисты хотели подчеркнуть аполитичный характер своей акции).

Первым в «списке» значилось требование немедленно вернуть реквизированные властями в ходе забастовки предприятия и освободить арестованных лидеров стачки. Затем шли «демократические требования»: ликвидация национальной сети радиостанций, установление других цен на бумагу «Папелерии», возобновление работы закрытой радиостанции «Агрикультура». Но центральным был третий раздел «списка» – предприниматели требовали немедленного введения в действие предложенных ХДП конституционных поправок по национализации, денационализации банков и соблюдения существующего закона об аграрной реформе. Далее «гремиалисты» требовали прекращения политического контроля в экономике, что, по их мнению, означало ликвидацию комитетов по контролю над ценами и комитетов бдительности КУТ, так как эти организации якобы носили «тоталитарный характер».

Таким образом, под лозунгом борьбы за «демократические ценности» гремиалисты, по сути, требовали отмены контроля над ценами и денационализации финансового сектора. Неудивительно, что требования стачечников практически слово в слово повторила в своей декларации Демократическая конфедерация (объединение оппозиционных партий, созданное для выдвижения единого списка на предстоящих мартовских парламентских выборах).

Правительство вело переговоры с бастующими, но категорически отказывалось рассматривать политические требования ввиду их незаконности – политические забастовки в Чили были запрещены.

Однако не все коммерсанты и водители грузовиков были согласны со списком. Торговцы несли большие потери и отнюдь не горели желанием лишиться своих магазинов. 23 октября в Антофагасте был образован Патриотический фронт мелких коммерсантов, принявший решение открыть магазины и сотрудничать с законным правительством страны. Эти торговцы жаловались властям, что получают анонимные угрозы по почте и по телефону. Образовалось и Патриотическое движение владельцев грузовиков, осудившее забастовку своих коллег.

Видя, что единый фронт гремиалистов стал давать трещину, оппозиция решила провести 24 октября кульминационную и эффектную с пропагандистской точки зрения акцию – Национальный день молчания. Все сторонники оппозиции должны были в этот день остаться дома и не выходить на улицу. Однако день удался только в богатых кварталах Сантьяго. В целом чилийская столица жила обычной жизнью.

Тогда правые перешли к открытому террору – на передний план, как и планировалось, вышли боевики «Патриа и Либертад». За последние две недели октября 1972 года правоохранительные органы зафиксировали в Чили около 60 политически мотивированных актов насилия. Были взорваны железнодорожные линии в Тальке, Винья-дель-Мар, Ла-Серене и Кокимбо. Была обстреляна колонна из 23 тракторов, везшая семена на поля (не забудем, что осень в Чили – период сева). В одном из туннелей между Сантьяго и Вальпараисо был открыт огонь по грузовикам, доставлявшим грузы из порта в столицу. При попытке взорвать железнодорожный мост в провинции Осорио были задержаны местные активисты Национальной партии. Нападениям подверглись здания СПЧ и КПЧ в Сантьяго, Пунта-Аренас и Антофагасте.

28 октября депутаты НП обратились с воззванием к своим коллегам, требуя, чтобы Конгресс больше не подчинялся исполнительной власти.

Казалось, вот-вот – и Альенде сломается. И тогда можно будет воззвать за спасением родины к вооруженным силам. Однако Альенде опередил оппозицию. 27 октября правительство прервало все переговоры с гремиалистами. Президент правильно рассчитал расстановку сил в стране. 1,8 миллиона рабочих и служащих продолжали работать. Армия была лояльна, карабинеры и полиция беспрекословно выполняли указания по обеспечению чрезвычайного положения. Наконец, католическая церковь недвусмысленно встала на сторону Народного единства. Забастовка гремиалистов, особенно водителей и торговцев, была, конечно, очень болезненной. Но именно поэтому с каждым днем росло недовольство населения, и недовольство это было направлено отнюдь не против Альенде, как предполагало ЦРУ.

Во многом Альенде удалось выиграть пропагандистскую войну против оппозиции. Во всех своих выступлениях по радио и телевидению президент убеждал соотечественников, что гремиалисты играют в одну игру с США. Не случайно, что забастовка совпала по времени с наступлением «Кеннекота» на чилийский медный экспорт (судебные иски этой компании против Чили были вынуждены решительно осудить и все оппозиционные партии).

К концу октября 1972 года лидеры оппозиции, особенно из рядов ХДП, пришли к выводу, что забастовка бесперспективна и лишь способствует росту поддержки Народного единства. К тому же с каждым днем правительство и «промышленные кордоны» реквизировали все новые предприятия, хозяева которых участвовали в забастовке. Чтобы как-то смягчить недовольство населения забастовкой, Сенат 31 октября наконец принял законопроект правительства о повышении вдвое заработной платы в связи с августовским ростом цен.

30 октября бывший кандидат в президенты от ХДП Томич заявил, что надо дать народу высказаться на парламентских выборах в марте 1973 года. К тому же выводу пришли и в Вашингтоне. Там решили, что экономике Чили нанесен такой непоправимый ущерб, что уставшее от очередей и дефицита население проголосует за оппозицию.

2 ноября 1972 года Альенде нанес своим противникам решительный удар. Было сформировано новое правительство Чили с участием военных и КУТ. Генерал Пратс, сохранивший пост главкома вооруженных сил, стал министром внутренних дел и лицом, замещающим президента во время его отсутствия в стране. Министерство транспорта и общественных работ возглавил контр-адмирал Исмаэль Уэрта, а Министерство горнодобывающей промышленности – командующий корпусом карабинеров генерал Клаудио Сепульведа. Получалось, что теперь водители грузовиков и профсоюзы ХДП на медных рудниках стали бы бастовать против армии. Не случайно один из лидеров ХДП сенатор Айлвин осудил вхождение военных в кабинет – он понял, что теперь забастовка предпринимателей окончательно провалилась.

Провалился и план ЦРУ по организации военного переворота. Чилийская армия могла консолидировано восстать против гражданского правительства, но никогда не выступила бы против своего командующего. Между тем в армии, по аргентинским источникам, была группа заговорщиков во главе с Каналесом, которую поддерживали несколько высокопоставленных офицеров ВВС. Ключевой фигурой заговора считался бригадный генерал Франсико Эррера. Однако в неофициальной иерархии чилийских вооруженных сил ВВС как самый небольшой род войск стояли на третьем месте после армии и флота, а именно представителей этих родов войск и ввел Альенде в свой кабинет. А уж представить себе, что за бригадным генералом пойдут дивизионные, мог себе только человек, незнакомый с традициями чилийской армии и ее чинопочитанием на прусский манер.

Блестящий ход Альенде по привлечению военных на свою сторону едва не был сорван Социалистической партией. Альтамирано предупредил президента, что если генералам будут предоставлены министерские посты, СПЧ выйдет из правительства, но останется в блоке «Народное единство». Неудивительно, что против военных министров решительно высказалась и МИР.

Альенде пришлось, по сути, поставить собственную партию перед свершившимся фактом. 1 ноября еще заседал пленум ЦК СПЧ, решавший вопрос о своем отношении к вхождению военных в кабинет. Неожиданно пришло известие, что президент уже принял решение. До 4 ноября по избирательному законодательству надо было представить единый список Народного единства для участия в парламентских выборах. Если бы социалисты ушли в оппозицию, то и на выборы им пришлось бы идти самостоятельно, что было чревато полным разгромом. Поэтому ЦК СПЧ нехотя, хотя и большинством всего в один голос, одобрил включение генералов в правительство.

Коммунисты, напротив, абсолютно разделяли замысел президента: гарантировать с помощью армии процесс революционных преобразований в стране. Корвалан даже выразил мнение, что военных стоит оставить в правительстве и после мартовских выборов в парламент: возможно, «сотрудничество между военными и гражданскими в правительстве превратится в новую особенность революционного процесса в Чили». Месяц спустя Корвалан с удовлетворением отметил, что армия превратилась в плотину против подрывной деятельности оппозиции.

Национальная партия, как и МИР, решительно осудила вхождение военных в правительство. ХДП сквозь зубы вынуждена была одобрить этот шаг – ведь ранее сами христианские демократы с надрывом призывали военных взять на себя ответственность за судьбы страны. Теперь это и случилось, хотя и не так, как хотели Фрей и его сторонники.

Конечно, гамбит Альенде с военными был рискованным шагом (гамбитом эту комбинацию считала СПЧ – социалисты думали, что, обеспечив стабильность и порядок, президент принес в жертву революционные преобразования) оттого, что вся лояльность армии держалась в основном на Пратсе и Сепульведе. Однако и за заговорщиками тогда большинство офицеров еще не шли. Британский посол в Сантьяго сообщал в Лондон, что несколько генералов и офицеров среднего звена, а также «значительное количество» солдат, особенно в сухопутных войсках и ВВС, поддерживают Народное единство. Однако большинство офицеров и сержантов на стороне оппозиции, «правые, националистические тенденции очень сильны, особенно среди офицеров среднего звена и сержантского состава».

5 ноября Пратс предъявил забастовщикам ультиматум: они немедленно (в течение 48 часов) возобновляют торговлю и транспортировку грузов, а взамен правительство возвращает реквизированные грузовики и освобождает арестованных. Никаких других требований Пратс выполнять не собирался. Он не обещал даже реституции реквизированных в ходе забастовки предприятий. Судьбу каждого из них должна была решать специальная смешанная комиссия гремиалистов и властей при участии трудового коллектива того или иного завода. Последнее условие на деле означало, что назад никто никому предприятий не вернет – рабочие этого просто не допустили бы. А правительство не стало бы применять силу против тех, кто хранил ему верность в самую трудную минуту.

6 ноября 1972 года стачка гремиалистов прекратилась. Чрезвычайное положение было отменено.

С политической точки зрения забастовка была полным фиаско – многие стали винить в экономических трудностях не правительство, а оппозицию. Однако нанесенный ею ущерб национальной экономике оказался невосполнимым.

Как уже упоминалось, правительство повысило в августе 1972 года розничные цены, а с 1 октября – заработную плату. С учетом масштабного повышения цен (индекс роста цен в январе – сентябре 1972 года составил 99 %) министерство экономики полагало, что примерно целый год можно было бы не трогать ни зарплату, ни цены. Однако забастовка привела к массовой нехватке продовольствия в стране, особенно картофеля, овощей, молока и мяса. А поскольку стачка сорвала сев на миллионах тысяч гектаров – из-за нехватки горючесмазочных материалов не засеяли тысячи га сахарной свеклы, что означало тотальный дефицит сахара в следующем году, – было понятно, что в 1973-м продовольствия в стране станет еще меньше. Общие потери в сельском хозяйстве оценивались в 300 миллионов эскудо. В трюмах неразгруженных кораблей погибло продовольствия на 50 миллионов эскудо.

Купить за границей все необходимое продовольствие, как постоянно делали раньше при всех правительствах, Альенде не мог: иски «Кеннекота» заблокировали фактически весь экспорт меди. Министр финансов оценил ущерб от действий американской компании в 140 миллионов долларов. А на экспорт меди приходилось 80 % валютных поступлений в стране. Причем из-за стачки профсоюзов ХДП не было произведено примерно 5 тысяч тонн меди, что равносильно потере 5 миллионов долларов. Оказался подорван и внутренний бюджет – из-за забастовки правительство не получило 50 % запланированной суммы налога с продаж. Общие налоговые потери превысили 1,1 миллиарда эскудо.

В этих условиях в Чили расцвел «черный рынок». По фиксированным ценам стало невозможно купить даже хлеб. Люди стояли в очередях часами. Перебои в торговле начались даже с мукой и картофелем. В Сантьяго пропала зубная паста, так как издержки ее производства превышали установленные государством фиксированные цены.

Папа Павел VI в ноябре 1972 года направил в Чили в виде гуманитарной помощи 2600 тонн пшеничной муки. Кубинское население, получавшее сахар по норме от 2 до 4 килограммов в месяц, решило добровольно передать часть своего рациона Чили. В результате кубинцы отправили Альенде 40 тысяч тонн сахара.

Несмотря на сложное положение с валютой, рос и импорт продовольствия. В 1972 году было закуплено за рубежом 745 тысяч тонн пшеницы (в 1971 году – 367 тысяч тонн). Однако забастовка привела и к падению производства этой культуры в самой Чили – с 1368 тысяч тонн в 1971 году до 1195 в 1972-м.

В целом сельскохозяйственное производство в Чили в 1972 году снизилось на 7,4 %, промышленность выросла на 2,2 %, а торговля – на 3,8 %.

Несмотря ни на какие трудности, правительство наращивало обеспечение молоком детей. В 1972 году молоко получали регулярно уже 80 % всех чилийских детей, хотя правительство установило себе на этот год плановую цель в 75 %. Появились специальные карточки для получения молока – всего программой было охвачено 35 % населения Чили.

Населению бесплатно роздали около 5 миллионов школьных учебников.

В целом подушевое потребление продуктов в Чили в 1972 году выросло по сравнению с 1971 годом на 7,9 %. И все же в частной торговле наблюдался дефицит многих товаров.

Одновременно с дефицитом в частной торговле росли цены: в октябре – декабре 1972 года они увеличились на 32 %. а за весь 1972 год – на 163,4 %. «Меркурио» злорадно писала, что Чили стала чемпионом мира по инфляции. Такого годового роста цен история страны еще не знала.

Забастовка и саботаж привели к тому, что ВВП Чили в 1972 году снизился на 1 %. Однако безработица тоже сократилась и достигла самого низкого уровня за всю историю Чили – 3,1 %.

Новый министр экономики, представитель МАПУ Фернандо Флорес считался сторонником Альенде и скрытым коммунистом. Портфель министра финансов сохранил коммунист Мильяс, коммунист и лидер КУТ Фигероа стал министром труда. Флорес и Мильяс были преисполнены решимости активно бороться с инфляцией.

Выбор средств борьбы с дефицитом и инфляцией у экономического блока правительства был невелик. «Меркурио» и частные предприниматели предлагали просто отпустить цены (напомним, что правительство регулировало цены в Чили еще во времена Фрея и даже раньше). Но после разрушительной забастовки предпринимателей отпуск цен означал их рост в несколько раз, так как наполнения товарного рынка ждать было неоткуда. Без адекватного роста зарплат большинство населения Чили стало бы голодать. 85 % чилийцев и так получали зарплату и жалованье менее трех прожиточных минимумов в месяц. Но повысить зарплату правительство могло только путем печатания новых денег, а это не решило бы проблему товарного дефицита и лишь снова повысило бы инфляцию. И до забастовки почти 90 % госбюджета уходило на выплату зарплат и пособий.

Второй путь был прямо противоположным: взять под контроль государства производство, транспортировку и розничную продажу основных предметов первой необходимости по твердым ценам. Ведь никто не был застрахован от повторения транспортной и торговой блокады предпринимателей. Меры по усилению государственных позиций в торговле предполагалось дополнять усилением активности комитетов по контролю над ценами в торговле частной.

До сих пор правительство национализировало в основном предприятия, необходимые для создания национальной промышленности (то есть те, которые производили средства производства, а также строительный сектор). В области пищевой промышленности национализировали лишь несколько монополий. Теперь было решено взять под контроль именно те объекты, которые производили продукты питания.

К концу 1972 года в руках государства, несмотря на шумные протесты оппозиции по поводу «этатизма» кабинета Альенде, было всего лишь 25 % промышленного производства. На реформированный сектор в сельском хозяйстве приходилось 40 % товарного производства. Однако этот сектор был представлен в основном «асентамьентос» – фактически частными кооперативами, во многих из которых еще со времен Фрея заправляли христианские демократы. Эффективность «асентамьентос» была очень низкой: они зависели от финансовых дотаций государства (в том числе и от импорта техники, удобрений и пестицидов). Создание же образцовых центров аграрной реформы было фактически сорвано оппозицией – опять же под лозунгом борьбы с «ползучей национализацией».

Таким образом, забастовка предпринимателей только укрепила позиции радикальных сил в Народном единстве, которые и ранее считали компромисс с частным бизнесом недостижимым. Но теперь курс на усиление государственного вмешательства в экономику властно диктовала не правительственная программа Народного единства, а крайне сложная социально-экономическая ситуация в Чили.

Уже 9 ноября 1972 года государство объявило, что не вернет прежним владельцам конфискованные в ходе октябрьской забастовки предприятия монополистического характера. Всего за время конфликта с предпринимателями государство взяло под контроль 30 предприятий, шесть из которых принадлежало к тем 91, которые и так подлежали в будущем национализации. Министр экономики недвусмысленно заявил: «Стратегические предприятия, которые были парализованы из-за саботажа хозяев, не будут им возвращены. Они будут переведены в социальный сектор, как это и предполагала программа правительства Народного единства».

Новый курс правительства вызвал самую горячую поддержку Альтамирано, хотя и не по экономическим, а по политическим соображениям. На пленуме СПЧ 10–12 ноября 1972 года генеральный секретарь ЦК СПЧ заявил, что невозможно построить новое государство, не сломав старого. Поэтому необходимо жестко покарать всех виновных в забастовке октября 1972 года и окончательно подорвать с помощью национализации экономическую базу предпринимателей-саботажников. Соцпартия считала, что «только путем смелого перехода к мерам социалистического характера – эффективному планированию производства, распределения и потребления, развивая власть трудящихся, можно частично ликвидировать последствия саботажа в экономике и контрреволюционной деятельности». 25 ноября в интервью кубинской газете «Гранма» Альтамирано подчеркнул, что «коммунальные команды» стали не только центрами распределения основных продуктов питания, но и «зародышем независимой власти народа».

В ноябре 1972 года в Сантьяго открылся первый из 40 запланированных государственных универмагов, куда государственная служба снабжения поставляла продукцию прямо от производителя, минуя частную торговлю. Корреспонденты газет с удивлением обнаружили в магазине массу пропавших с прилавков товаров, причем по государственным ценам.

Оказалось, что универмаг с 10 сотрудниками работает рентабельно и при фиксированных ценах – кассирша получала примерно 4100 эскудо. При этом большая упаковка популярного в Чили молока «Нидо» стоила там 104 эскудо, в то время как частники продавали ее по ценам от 230 до 300 эскудо. Окрестные предприниматели немедленно принялись скупать продукты с целью перепродажи, и вскоре магазину пришлось перейти к отпуску ограниченного количества товаров в одни руки.

Усилили свою активность комитеты по контролю над ценами, пытавшиеся бороться с продолжающимся ползучим саботажем частной торговли. Частники по-прежнему гноили у себя в подвалах чилийскую картошку, и правительству пришлось закупить 15 тонн в Польше, причем из-за океана картофель добирался до магазинных прилавков быстрее, чем с отечественных полей. Но валюты для импорта большого количества продовольствия не было. К тому же цены на продовольствие – например на мясо – на мировом рынке в тот период были высокими. 2 декабря 1972 года на съезде комитетов по контролю над ценами было помимо иных предложений выдвинуто и такое: необходимо следовать примеру Голландии и потреблять маргарин вместо сливочного масла. Голландцы так и делают, а все масло у них идет на экспорт.

Для того чтобы заручиться помощью дружественных государств, а также для того чтобы продемонстрировать прочность своих позиций, Альенде отбыл 30 ноября 1972 года с официальным визитом в Мексику, на Кубу и в СССР. Обязанности президента исполнял Пратс.

По случаю отъезда президента сторонники Народного единства устроили в Сантьяго массовый театрализованный митинг, еще раз доказав оппозиции свою силу. Например, шахтеры закамуфлировали грузовик под корабль, на котором было написано: «Счастливого пути, президент!» В столицу на тракторах приехали тысячи крестьян. Лозунги манифестантов были боевыми: «Раздавим заговорщиков!», «Слава великому советскому народу!», «Мы с вами, кубинские братья!»

Перед отъездом Альенде за рубеж в присутствии президента Чили был запущен в эксплуатацию подаренный Советским Союзом домостроительный комбинат. Альенде написал на сыром бетоне первой выпущенной панели: «Спасибо, советские товарищи!» В конце 1972 года в Вальпараисо прибыли и первые 800 советских тракторов из 5 тысяч, приобретенных в кредит.

4 декабря 1972 года президент Чили выступил на заседании Генеральной ассамблеи ООН, где разоблачил политику США по экономическому удушению правительства Народного единства. Альенде подчеркнул, что его страна подвергается не просто экономической блокаде, а прямой агрессии, о чем говорят документы ИТТ осени 1970 года. «С момента нашей победы на выборах 4 сентября 1970 года на нас стали оказывать в широких масштабах давление извне, чтобы помешать приходу к власти свободно избранного народом правительства, а позднее, чтобы свергнуть его. Нас хотели изолировать от мира, задушить экономически, парализовать нашу торговлю медью, которая является нашим основным экспортным продуктом, и лишить нас возможности получения внешних кредитов… Нам противостоят силы, которые действуют в тени, без опознавательных знаков, но располагают мощным оружием и занимают влиятельные позиции в самых различных областях».

Большинство членов ООН (социалистические и почти все развивающиеся страны) поддержали Чили в ее борьбе против американских транснациональных компаний. Речь Альенде встретили овацией. Во многом росту авторитета Чили на международной арене способствовало вступление этой страны к Движению неприсоединения в ноябре 1971 года.

Радушный прием Альенде оказали в Москве. Еще летом 1972 года СССР выделили Чили кредит на 115 миллионов долларов, и в счет этих денег в страну уже пошли советские трактора и другое оборудование. Было решено довести объем взаимной торговли в 1973 году до 160 миллионов долларов. Выступая на обеде в Большом Кремлевском дворце 6 декабря 1972 года, Альенде сказал: «Для меня большая честь быть первым президентом Чили, который посещает Советский Союз… Чили превращается в «молчаливый Вьетнам» без грохота самолетов и разрывов гранат, но с теми же чувствами: миллионы наших соотечественников чувствуют то явное и неявное окружение, которое существует вокруг нашей страны. Поэтому, дорогие советские товарищи, особое значение имеет ваша помощь и солидарность с нами… мы почувствовали эту симпатию. Почувствовали братское тепло, солидарность, поддержку, нерушимую твердость Советского Союза в защите свободы и независимости народов… мы опираемся на вашу любовь, на вас – пионеров строительства социализма».

Во время переговоров Альенде с Кастро были достигнуты договоренности о расширении чилийско-кубинского товарооборота, который и так развивался с опережением относительно намеченных планов. В 1971 году предусматривалось выйти на уровень в 22 миллиона долларов во взаимной торговле, на самом деле товарооборот составил 27 миллионов долларов. Куба поставила в Чили 120 тысяч тонн сахара, что, как предполагалось, полностью покроет потребности чилийского населения в этом товаре. В 1972 году Чили нарастила поставки на Кубу селитры, лука, целлюлозы, рыбной муки, изделий из меди, получая в обмен сахар. Товарооборот составил 30 миллионов долларов, и в 1973 году его решили увеличить до 40 миллионов, причем Куба согласилась поставлять в Чили сахар по льготной цене в размере 6,5 американских цента за англофунт. Переданные кубинцами Чили в виде помощи 40 тысяч тонн сахара составляли 10 % потребления Чили и помогли сэкономить Альенде 8 миллионов долларов.

Вторая крупная зарубежная поездка Альенде (в сентябре 1971 года он посетил соседние с Чили страны – Перу и Боливию) продемонстрировала рост авторитета правительства Народного единства на международной арене и полный крах попыток США изолировать Чили от мировой экономики.

Между тем на родине Пратс твердо держал бразды правления в своих руках, а потерпевшая в октябре поражение оппозиция продолжала досаждать кабинету министров в Конгрессе. 13 декабря 1972 года министру финансов Мильясу было выдвинуто конституционное обвинение в том, что он не прекратил преследование участников забастовки предпринимателей. Конечно, авторы обвинения метили в Пратса, и генерал это прекрасно понял – он открыто взял под защиту Мильяса, назвав обвинения в его адрес беспочвенными. Тогда депутаты от оппозиции раскритиковали самого Пратса за неуважение Конгресса. 29 декабря Мильяса отрешили от должности, но Альенде просто поменял местами министров финансов и экономики.

14 декабря 1972 года Конфедерация владельцев грузовиков опять пригрозила забастовкой, начиная с 15 января. Но Пратс твердо заявил: правительство «не может допустить повторения забастовки, подобной той, которая была в октябре, потому что, она, без сомнения, привела бы страну к гражданской войне и породила бы хаос, последствия которого нация не преодолеет в течение полувека». Такие слова вызвали угрозы оппозиции выдвинуть конституционное обвинение уже против самого Пратса. Национальная партия назвала поддержку Пратсом Мильяса «абсолютно неприемлемой».

Рассмотрев проект бюджета правительства на 1973 год, Конгресс жестко урезал практически все статьи, при этом уже в который раз отказавшись повысить налоги на крупные состояния. Например, на 2 миллиарда эскудо был сокращен бюджет КОРФО. Это означало, что у правительства почти не будет возможности национализировать предприятия путем покупки их акций. Конгресс также отказал правительству в праве получать кредиты за границей.

Последняя мера была явно продиктована американцами, которые продолжали требовать от Чили выплаты компенсации за национализированную меднорудную промышленность. В декабре 1972 года начались соответствующие чилийско-американские переговоры, но уже в январе 1973 года они зашли в тупик и были прерваны.

Между тем в Народном единстве даже в преддверии судьбоносных для правительства парламентских выборов не утихали внутренние разногласия. 3–8 декабря 1972 года состоялся съезд МАПУ, который объявил, что партия превратилась из мелкобуржуазной в рабоче-крестьянскую и марксистско-ленинскую. Новым генеральным секретарем стал Гарретон, представитель леворадикального крыла партии и бывший заместитель министра экономики Вусковича. Гарретон заявил, что в Народном единстве отчетливо просматриваются две основные стратегические линии. Первая линия (СПЧ и сама МАПУ) делает ставку на немедленный переход к социализму без всяких промежуточных этапов. Вторая линия (которая представлена компартией) – реформистская и центристская, «характеризуется принятием мер исключительно антимонополистического, антифеодального и антиимпериалистического содержания». Сторонники второй стратегической линии, «господствующей ныне, делают акцент на союз со «средними слоями» и ориентируются на мирное развитие революции», что, по мнению МАПУ, неверно.

9 января 1973 года правительство объявило о начале решительной борьбы против спекуляции и «черного рынка». Министр экономики Флорес провозгласил установление государственного контроля над заготовкой и продажей важнейших продуктов питания и предметов первой необходимости (мясо, сахар, растительное масло, крупы, картофель), а также всех промышленных товаров, производящихся на предприятиях госсектора (30 наименований). Отныне весь урожай пшеницы должен был продаваться только государству. Флорес назвал эти меры режимом «экономики военного времени». Главной причиной расцвета «черного рынка» и дефицита в торговле Флорес назвал отсутствие у Чили возможности занимать деньги за границей. Кабинет Фрея активно закупал продовольствие в кредит и накопил почти 2 миллиарда внешнего долга. Теперь за этот долг приходилось расплачиваться новому правительству.

Естественно, оппозиция (особенно торговцы) встретила новые меры кабинета Альенде в штыки. «Меркурио» писала, что марксисты хотят удушить свободу Чили голодом. Тогда Альенде попросил «аполитичных» министров в военной форме высказать свое отношение к новым шагам правительства по нормализации снабжения населения. 12 января 1973 года Пратс, адмирал Уэрта и генерал Сепульведа подписали декларацию, в которой, в частности, говорилось: «…мы заявляем, что – как члены вооруженных сил… разделяем национальную необходимость принятия срочных мер в рамках закона для борьбы против причин и последствий черного рынка, спекуляции и припрятывания товаров».

Как уже упоминалось, оппозиция в Конгрессе решила вынести конституционное обвинение за действия комитетов по контролю над ценами коммунисту Мильясу.

Однако на защиту Мильяса и всего правительства выступил авторитетный генерал чилийских вооруженных сил Альберто Бачелет, исполнительный секретарь государственной организации по распределению и продажи товаров (в том числе конфискованной у спекулянтов продукции). Депутат от НП обвинил генерала в том, что, поощряя работу комитетов по контролю над ценами, он препятствует деятельности других общественных организаций, например «соседских комитетов» в квартале Сантьяго Баррио Альто (один из самых богатых кварталов столицы). Подтекст вопроса был ясен – комитеты по контролю над ценами поддерживали Народное единство, а «комитеты соседей», особенно в зажиточных кварталах, – ХДП и НП.

Бачелет отметил, что комитеты по контролю над ценами действуют в интересах всего государства и проявили себя очень хорошо, и намекнул парламентариям от НП, что выдвижение бездоказательного обвинения против Мильяса и комитетов затрагивает и его честь как генерала вооруженных сил. После этого депутаты от НП заметно поутихли и стали подобострастно уверять Бачелета, что не хотели обидеть славные вооруженные силы. Генерал сказал, что его все равно терзают сомнения: нападки на Пратса в правой прессе не утихают, а его самого, Бачелета, величают не иначе как «марксистом». «Но я не марксист, я – вне политики».

Между тем в некоторых государственных магазинах населению стали продавать по карточкам покупателей продуктовые наборы («народные корзины») по фиксированным ценам. Для того чтобы избежать очередей, очередность покупки наборов определялась жребием и наборы раздавались по субботам в строго определенное время. В «побласьонес» Сан-Бернардо, «Новая Гавана» и Эрмида два государственных универмага обслуживали по 1200 жителей окрестных домов. Набор из 20 продуктов первой необходимости стоил 215 эскудо.

«Народные магазины» вызвали яростное неприятие частных торговцев (еще бы: они продавали, например, сдобный хлеб по 15 эскудо, а государственный магазин – по пять) и активистов ХДП, которые пытались их поджечь и разгромить. Жители «побласьонес» образовали специальные группы, которые круглосуточно охраняли новые магазины от нападений.

23 января 1973 года в рамках Министерства экономики был учрежден Национальный секретариат распределения и торговли – государственная организация по заготовке и продаже населению предметов первой необходимости. Возглавил новую структуру генерал ВВС Альберто Бачелет.

ХДП назвала новые меры правительства переходом к карточной системе и призвала торговцев активно сопротивляться их введению. «Меркурио» опубликовала несколько статей против комитетов по контролю над ценами, обвиняя их в запугивании честных частных торговцев.

Альенде 14 января 1973 года написал в «Меркурио» письмо, в котором убеждал, что ни о какой карточной системе не может быть и речи. Одновременно для того, чтобы успокоить средние слои, министр экономики Мильяс представил в Конгресс законопроект о национализации 93 предприятий, ранее перешедших под контроль государства путем реквизиции и экспроприации или входивших в список монополистических предприятий, подлежавших «плановой национализации». В законопроекте говорилось, что часть реквизированных в октябре 1972 года предприятий будет возвращена прежним владельцам.

Законопроект Мильяса, полностью поддержанный Альенде, опять расколол Народное единство. Коммунисты, радикалы и военные министры полностью поддержали эту инициативу, которая наводила порядок в по-прежнему нерентабельном госсекторе, освобождая его от мелких предприятий и способствуя тем самым примирению правительства со средними слоями. Однако члены СПЧ, МАПУ и ЛХД отвергли законопроект. Социалисты опять стали угрожать уходом из правительства, что предопределило бы поражение Народного единства на предстоявших парламентских выборах. Альенде направил в ЦК СПЧ личное послание, в котором разъяснял суть законопроекта: упорядочение работы госсектора и юридически окончательное оформление национализации предприятий, перешедших под контроль государства на временной основе.

Тем не менее 26 января 1973 года руководство СПЧ отклонило проект Мильяса и в знак протеста отозвало члена партии, занимавшего пост заместителя министра экономики.

Между тем в Чили набирала обороты предвыборная кампания. Оппозиция решила несколько изменить стратегию борьбы против Народного единства. События октября 1972 года ясно показали, что большинство рабочих твердо стоят на стороне властей и не собираются участвовать в акциях протеста. Поэтому в начале 1973 года оппозиция, особенно ХДП, решила сделать все возможное, чтобы внести раскол в рабочее движение и организовать забастовки на промышленных предприятиях для создания видимости неприятия правительственной политики даже среди оплота левых – рабочего класса Чили. Для этих целей христианские демократы использовали свои сильные позиции на некоторых медных рудниках (там ХДП руководила профсоюзами еще со времен «чилизации»). 15 января 1973 года удалось подбить на стачку в знак протеста против нехватки продовольствия 8260 рабочих медного рудника «Чукикамата». Каждый день забастовки (она была объявлена на 48 часов) обошелся бюджету в 2 миллиона долларов.

Во время предвыборной кампании 1973 года у каждого из двух блоков – правительственного и оппозиционного – была своя задача-максимум. Оппозиция намеревалась получить две трети голосов в парламенте и объявить Альенде импичмент. Народное единство хотело завоевать в Конгрессе простое большинство, чтобы иметь возможность проводить через парламент законопроекты правительства. Цель правых казалась более достижимой – после Второй мировой войны следовавшие за президентскими парламентские выборы обычно приносили потери президентской партии (за исключением выборов 1965 года, которые состоялись сразу вслед за президентскими).

Из 150 мест в нижней палате депутатов (все они подлежали переизбранию) Народное единство имело 57 (22 – коммунисты, 14 – социалисты, 12 – радикалы и 9 – левые демохристиане). У оппозиции было 93 места (47 – ДП, 33 – Национальная партия, 9 – левые радикалы, 4 – Демократическая радикальная партия). Таким образом, правым надо было отвоевать у правительственных партий всего семь мест.

Из 50 депутатов Сената переизбранию в марте 1973 года подлежала половина (в том числе 9 мест, которые занимали левые, и 16 – правые; сенаторы избирались на 8 лет). У Народного единства в верхней палате было 18 мандатов (6 – коммунисты. 4 – социалисты. 3 – радикалы, 2 – левые демохристиане, 1 – представитель Независимого народного действия, 2 – представители Социалистического народного союза). Оппозиция имела 32 места, и ей достаточно было завоевать еще три мандата, чтобы завоевать квалифицированное большинство.

Впервые в истории Чили в парламентских выборах 1973 года участвовали две сплоченные коалиции с едиными списками кандидатов – Демократическая конфедерация (оппозиция) и Федерация партий Народного единства. На 150 мест в нижней палате были выдвинуты ровно 300 кандидатов, в том числе 39 – от СПЧ и 34 – от КПЧ. На 25 мест в Сенате от оппозиции претендовали 22 кандидата, от Народного единства – 17.

В выборах предполагалось участие рекордного числа чилийских избирателей – 4510 тысяч. Это объяснялось как ростом населения, так и тем, что право голосовать получили лица, достигшие 18-летнего возраста (ранее такое право имели лишь граждане старше 21 года), а также неграмотные.

Оппозиция была уверена в успехе, и Фрей, баллотировавшийся в Сенат от ХДП, заявил, что в случае поражения Народного единства Альенде придется досрочно сложить свои полномочия. Бывший президент сообщил западногерманским дипломатам, что, по его оценкам, 60–70 % чилийцев настроены против Народного единства и оппозиция рассчитывает на «сокрушительное поражение» левых. Фрей на митингах говорил, что нынешние выборы – не просто замена одного состава парламента другим, а плебисцит о доверии Альенде.

12 февраля 1973 года «Комитет 40» выделил на поддержку кандидатов оппозиции 200 тысяч долларов.

И все же правые, как и их покровители в Вашингтоне, не стали пускать дело на самотек. Молодежные бригады ХДП и НП вместе с пиловцами устроили в стране десятки провокаций и терактов. В результате только с 4 января по 18 февраля были совершены 30 покушений (например, два нападения на дом депутата-коммунистки Бальтры), убиты 4 человека и 120 – ранены. За месяц, предшествовавший парламентским выборам 4 марта, полиция и карабинеры арестовали на месте преступления 464 террористов.

Особенно серьезные беспорядки правые спровоцировали 18 февраля. На следующий день министр внутренних дел Пратс пригласил к себе всех руководителей политических партий и жестко потребовал от них прекратить насилие на улицах. В этот же день Альенде внес в Конгресс законопроект, предусматривавший повышение задним числом с 1 февраля заработной платы и пособий в связи с ростом цен. Оппозиция фактически заблокировала принятие этого закона. 4 февраля Альенде и министр труда Фигероа подписали декрет об установлении пенсий для рабочих на уровне не ниже минимальной заработной платы, а для служащих – не ниже прожиточного минимума.

Между тем СПЧ, несмотря на договоренность с компартией о прекращении взаимной критики в печати, продолжала нападки на коммунистов. Фактически Альтамирано заключил предвыборный союз с МИР, и миристы поддерживали генерального секретаря соцпартии, который баллотировался в Сенат от Сантьяго. 25 февраля в интервью центральному органу МИР «Пунто Финаль» Альтамирано заявил, что не разделяет политики «других секторов» Народного единства, примиренчески настроенных по отношению к средним слоям. Если коммунисты требовали развернуть в госсекторе и на селе «битву за производство», чтобы наполнить прилавки магазинов, то Альтамирано как настоящий маоист говорил, что экономические успехи для истинного революционера – вещь второстепенная.

«Меркурио» с удовольствием опубликовала конфиденциальный документ МАПУ, в котором говорилось, что экономика Чили находится в плачевном состоянии, а правящая коалиция фактически раскололась на два лагеря: умеренный (КПЧ, радикалы и сам президент) и «революционный» (СПЧ, МАПУ, левые христиане при поддержке МИР). После публикации этого документа МАПУ отозвало с правительственных постов 15 своих членов и пошло на окончательное сближение с МИР.

Казалось, что Народное единство не доживет и до выборов. 1 марта 1973 года на заключительном митинге ХДП Фрей еще раз подтвердил: выборы 4 марта – это плебисцит о доверии Альенде, и марксисты ни в коем случае не должны его выиграть. «Чили находится на пути к дезинтеграции. Сегодня у Чили есть возможность дать нам необходимую власть для восстановления мира и единства чилийцев». Лидер Национальной партии Харпа был еще более категоричен: «Нельзя продолжать сохранять правительство Альенде до 1976 года, мы требуем нового правительства сейчас».

Народное единство завершило кампанию массовым митингом 2 марта 1973 года под лозунгами: «Пусть повышение зарплаты трудящимся оплачивают богатые!», «Выиграть битву за производство!», «Смерть «черному рынку!»

День голосования – 4 марта 1973 года – просто ошеломил оппозицию. В выборах приняли участие 3 661 989 избирателей – наибольшее количество за всю историю парламентаризма в Чили. Народное единство получило 43,39 % голосов (1 589 025 человек), то есть больше, чем набрал на выборах Альенде в 1970 году (36,2 %). Правительственные партии получили дополнительно 9 мест в нижней палате и 2 места в Сенате. Социалисты получили 18,6 %, коммунисты – 17,14 % (628 тысяч голосов), радикалы – 3,7 %, МАПУ – 2,5 %, ЛХД – 1,18 %, АПИ – 0,79 %. Обращает на себя внимание, что если социалисты серьезно потеряли по сравнению с муниципальными выборами 1971 года, то коммунисты, пусть и ненамного, нарастили свой электорат.

Коммунисты набрали на шахтерском севере страны в Тарапаке 34,74 % голосов (33,1 % в 1969 году) и 21,7 % – Сантьяго. Зато в Консепсьоне – бастионе влияния МИР – доля голосов, поданных за компартию, резко сократилась: с 27,05 % в 1969 году до 15,1 % в 1973-м.

За оппозицию голосовали 54,7 % избирателей (2 003 047 человек), в том числе за ХДП – 29,1 %, НП – 21,3 %, Демократическую радикальную партию – 2,2 %, за «левых радикалов» – 1,8 %.

Левые праздновали победу – хотя они и не смогли завоевать большинство в парламенте, но все же увеличили свое представительство в законодательном органе. Однако выборы показали, что средние слои полностью отошли от правительства, а успех достигнут за счет полной мобилизации рабочего класса. Было очевидно, что без альянса со средними слоями большинства в парламенте левые не завоюют никогда.

Президент Альенде оценил выборы как «триумф чилийских демократических институтов» и поблагодарил армию за организацию голосования.

В Вашингтоне были поражены успехами чилийских левых при, казалось бы, полностью подорванном снабжении населения основными товарами. Только по линии ЦРУ в кассу оппозиции было внесено 1 627 666 долларов, и опросы общественного мнения предвещали, что противники Альенде получат не менее 60 % голосов.

Надежды оппозиции, по оценкам американцев, не оправдались потому, что классовая борьба стала очень важной для чилийцев с низкими доходами, «которые отождествляли себя с правительством Альенде. Экономические проблемы очень важны для оппозиционного электората, но не для чилийских низших классов, включая получивших право голоса неграмотных, которые, видимо, убеждены, что Альенде улучшит их участь».

Сенатор от ХДП Фуэнтеальба признал успех Народного единства как отражение воли большинства чилийцев в пользу продолжения социальных преобразований. Однако в то же время ХДП заявила, что между ней и правительством не может быть достигнуто никакого взаимопонимания.

Выборы привели к расколу МАПУ. Из рядов этой организации была исключена группа Гарретона, образовавшая «собственное МАПУ», признанную СПЧ. КПЧ признала «старое» МАПУ, которое отныне именовалась Рабоче-крестьянской партией МАПУ.

Альенде и КПЧ решили использовать успех Народного единства на парламентских выборах, чтобы наконец достигнуть с ХДП соглашения в ключевом вопросе политической повестки дня – конституционным поправкам по национализации и разграничению частного, смешанного и государственного секторов в экономике. Левое крыло демохристиан настаивало на переговорах с правительством. Новым председателем ХДП был избран представитель левых Лейтон.

Однако удар в спину правительству опять нанес Альтамирано. Он расценил итоги волеизъявления граждан как мандат на радикализацию реформ. СПЧ потребовала от Альенде отозвать военных министров из кабинета, что и привело потом к перевороту 11 сентября 1973 года. Альтамирано призвал к тому, чтобы «спонтанные органы власти трудящихся» – «коммунальные команды», «промышленные кордоны», комитеты по контролю над ценами взяли на себя больше властных функций. Правда, на сей раз Альтамирано оговорился: это должно происходить не вопреки правительству, а в тесной координации с ним.

Зато союзники Альтамирано из МИР, с чьей помощью он вновь стал сенатором, откладывать народную революцию «на потом» не желали. 24 марта 1973 года миристы захватили здание министерства жилищного строительства, взяли заложников и встретили подоспевших карабинеров камнями.

27 марта 1973 года Альенде сформировал новое правительство, дав отставку всем представителям вооруженных сил, на чем настаивали социалисты. Между тем в рядах СПЧ, похоже, наконец начал преобладать здравый смысл. 28 марта – 2 апреля состоялся закрытый пленум социалистов, осудивший ультралевые тенденции и призвавший к укреплению единства действий с компартией. Из состава политкомиссии ЦК (высшего органа партии) были выведены несколько представителей ультралевой политической платформы, и их место заняли соратники Альенде – дель Канто, Альмейда и Кальдерон.

В ответ на это миристы, МАПУ Гарретона, часть социалистов и левых христиан начали переговоры с целью создания блока «Революционное единство» в качестве противовеса «реформистскому» Народному единству.

Луис Корвалан направил Альтамирано письмо, в котором дружески просил прекратить пропаганду «фантасмагорической народной власти, независимой от правительства».

Генерал Пратс представил Альенде меморандум с оценками политической ситуации в стране, которые были очень близки тому, как видели эти проблемы коммунисты. Пратс поддержал законопроект Мильяса о разграничении государственного, смешанного и частного секторов в экономике, призвал президента попытаться найти общий язык с представителями ХДП по поводу конституционных поправок и активизировать борьбу против незаконных вооруженных групп, как левых, так и правых. Альенде разослал меморандум Пратса партиям Народного единства, и его поддержали коммунисты, радикалы и АПИ, однако отвергли социалисты, потому что предложения Пратса якобы тормозили революционный процесс.

После выборов оппозиция пребывала в растерянности и никак не могла найти новый повод для атак на правительство, которое только что получило поддержку избирателей на демократических выборах. Но тут неожиданно тему правым подсказало само Народное единство, а точнее – Радикальная партия, отвечавшая в правительстве за вопросы образования.

Ранее Конгресс педагогов и преподавателей высказался за учет рекомендаций ЮНЕСКО и предложил реформировать среднее образование в Чили. По советскому и западноевропейскому образцу предлагалось заменить школы различного профиля и уровня единой государственной школой с унифицированной программой. Ничего особенного в этом не было. Однако правые немедленно прицепились к пункту о ликвидации частных школ. Альенде стали обвинять в отходе от конституционных гарантий осени 1970 года, когда лидер Народного единства обещал не политизировать среднее и высшее образование в стране.

В начале апреля 1973 года депутаты от Радикальной партии внесли в Конгресс законопроект о создании единой государственной школы. С европейской точки зрения он был абсолютно нормальным – провозглашалось право на школьное обучение любого чилийца независимо от материального достатка.

Пользуясь преобладающим влиянием среди студенчества и школьников частных школ (рабочих в вузах и частных школах было немного), правые, особенно ХДП, развернули массовую кампанию против «марксистской промывки мозгов молодому поколению Чили».

Правительство могло бы и проигнорировать эту кампанию, однако в нее включилась церковь. 21 марта 1973 года архиепископ Вальпараисо от имени церкви заявил, что католики отвергают проект единой школы. Впервые с 1970 года наметились расхождения между епископатом и Народным единством. Епископы просили отложить введение в силу системы единой общенациональной школы и провести широкое общественное обсуждение этого проекта. Ни Альенде, ни коммунисты не возражали, и 12 апреля правительство согласилось провести в стране общественное обсуждение проекта реформы системы образования.

Реформа школы вызвала большое беспокойство и среди армейского офицерства. 11 апреля министр образования радикал Тапиа выступил на совещании командования гарнизона Сантьяго с разъяснениями, однако против проекта резко высказались генерал Паласиос, контрадмирал Уэрта (бывший член правительства) и ряд других высокопоставленных офицеров. Если бы Пратс остался в правительстве, реакция армии, несомненно, могла быть иной – главком в ранге министра сумел бы убедить своих коллег в политической безобидности и демократическом характере новой школы.

6 апреля 1973 года проект новой школы официально отвергла ХДП.

Однако правым был нужен только повод для новой дестабилизации обстановки в стране и перехвата инициативы, утерянной после мартовских выборов. И помимо проекта новой единой школы пищу для нападок на Альенде, как всегда, подкинули миристы. В начале апреля 1973 года «Меркурио» опубликовала заявление МИР, в котором солдат и сержантов призывали выступить против реакционного генералитета, в частности против Пратса и Бачелета – единственных твердых сторонников Альенде в командном составе армии. Одновременно миристы призвали рабочих и крестьян активизировать самовольные захваты фабрик и земли: только таким путем якобы можно разрешить продовольственный кризис.

Альенде осудил тактику миристов и повторил тезис коммунистов о том, что наполнить прилавки можно только нарастив производство товаров в госсекторе. С целью оказания экстренной помощи Чили СССР в апреле 1973 года увеличил кредитную линию на 40 миллионов долларов, которые поступили в распоряжение КОРФО.

Между тем правые усиленно эксплуатировали, казалось бы, отложенную в долгий ящик реформу средней школы. 17 апреля ХДП организовала в Сантьяго массовую демонстрацию учащихся средних школ и лицеев, в которой участвовали 40 тысяч человек. Аналогичные манифестации прошли и в других чилийских городах.

18 апреля 1973 года ХДП наконец удалось спровоцировать крупную рабочую забастовку против правительства. Рабочие и специалисты крупнейшего медного рудника Чили «Эль Теньенте» потребовали неоправданно высокого повышения заработной платы на 41 %, якобы обещанного правительством осенью 1972 года для компенсации роста цен. Но эта индексация уже учитывалась при ежемесячном повышении заработной платы. По сути, профсоюзные деятели ХДП пытались обмануть рабочих и натравить их на правительство.

Руководство рудника встретилось с представителями трудового коллектива. Было обещано, что будет проводиться дополнительная индексация в зависимости от производительности труда. Такой выход вполне устроил большинство рабочих, и 75 % из них (всего на руднике было занято примерно 13 тысяч человек) решили вернуться на производство. Однако четверть рабочих и 75 % служащих и специалистов (они потеряли в зарплате, после того как ее стали выплачивать не в долларах, а в эскудо) объявили забастовку, которая продолжалась до 3 июля и нанесла сильный удар по экспорту меди.

Для поддержки бастующих в район рудника прибыли штурмовые отряды ПИЛ и военизированной организации национальной партии «Роландо Матус». Они напали на автобусы, которые везли вернувшихся на работу горняков на рабочие места, и обстреляли помещения молодежных организаций социалистов и коммунистов в городе Ранкагуа.

Альенде выступил перед рабочими «Эль Теньенте» и призвал их не поддаваться на уговоры «рабочей аристократии» и не бастовать против народного правительства.

Тогда правые совершили провокацию уже против самого главы государства. 23 апреля группа членов ХДП и сотрудников Министерства общественных работ передала в прессу заявление Альенде министерским служащим, в котором глава государства якобы призвал рабочих захватить газету «Меркурио» и разгромить Конгресс. 25 апреля Альенде направил официальное опровержение в «Меркурио» и потребовал опубликовать его в соответствии с законом.

26 апреля 1973 года оппозиция организовала в Сантьяго новый многочисленный митинг школьников и студентов против единой школы. Демонстранты, среди которых было много пиловцев, вооруженных дубинками, цепями и кастетами, парализовали движение общественного транспорта, прорвались к президентскому дворцу и забросали его камнями. Манифестанты развели костры на улицах столицы и стали строить баррикады. Оппозиция сознательно толкала детей и подростков на насильственные акции, стремясь спровоцировать применение силы правоохранительными органами. По сведениям некоторых журналистов, в штаб-квартире ХДП митингующим раздавали оружие. Демонстранты напали на здания ОДЕПЛАН, КОРФО, Государственного кредитного банка, попытались поджечь здание столичного университета. Возникли яростные стычки с теми студентами и школьниками, которые поддерживали школьную реформу.

Митингующие ворвались в Министерство образования и, не найдя министра, ринулись к президентскому дворцу.

Но там уже собрались студенты и школьники – сторонники левых сил, чтобы защитить главу государства от нападения экстремистов. На балкон «Ла Монеды» в сопровождении министра обороны и генерала Бачелета вышел Альенде, чтобы поприветствовать своих сторонников.

Естественно, карабинерам пришлось противодействовать актам насилия. Итог того дня был для оппозиции радостным – 90 раненых, 250 задержанных (в других чилийских городах ранили около 100 человек и арестовали примерно 600) – появилась возможность опять обвинить Альенде в диктаторских замашках и «подавлении протеста детей и молодежи».

На следующий день после бесчинств оппозиции в столице левые хоронили молодого рабочего-строителя Рикардо Аумадо Васкеса, который был убит прицельным выстрелом прямо из штаб-квартиры Христианско-демократической партии. Надежда на диалог с ХДП еще сохранялась, поэтому правительство ограничилось порицанием партии и призвало ее задуматься, куда может привести избранная ей дорога крови.

27 апреля КПЧ и КУТ заявили, что не дадут правым опять взять под контроль улицу. Единый профцентр пообещал, что, начиная с 27 апреля, каждый день будет выводить на улицы Сантьяго по 10 тысяч рабочих в поддержку правительства.

3 мая 1973 года недавно созданный секретариат по распределению во главе с Бачелетом объявил, что в целях борьбы со спекуляцией будут разработаны нормы гарантированного обеспечения чилийцев основными продуктами питания по государственным ценам. Все остальное можно было купить в частной торговле. Оппозиция немедленно стала обвинять власти в введении карточной системы и принудительной организации массового голода в стране.

Одновременно правые развернули оскорбительную кампанию против Альенде в связи с присуждением президенту Чили советской Ленинской премии за заслуги в борьбе за мир. Сенатор от НП Виктор Гарсия, в частности, сказал: «Русские дают премии войны. Эту они, видимо, присудили Гитлеру. Русские ведь знают, что происходит в Чили». Сенатор от ХДП Левандор саркастически прокомментировал: «Это все равно, что дать Стресснеру всемирную премию демократии». Создав в стране обстановку массового насилия, оппозиция теперь обвиняла в этом президента.

4 мая 1973 года оппозиция и пиловцы опять организовали массовые уличные столкновения с полицией в Сантьяго. Во время перестрелки со сторонниками правительства был убит один из лидеров «Патриа и Либертад», а два человека получили ранения. 6 мая Альенде пришлось ввести в столичной провинции чрезвычайное положение. Левые со дня на день ждали начала настоящего вооруженного мятежа, хотя позиция армии на тот момент все еще оставалась не вполне ясной.

В начале мая 1973 года Народное единство еще полагало, что армия либо поддержит правительство, либо останется нейтральной. Основную опасность власти видели в деятельности правоэкстремистских групп, особенно ПИЛ. Такую точку зрения подкрепили странные события, произошедшие 7 мая в Аргентине. В этот день неподалеку от чилийской границы в аргентинском департаменте Мендоса совершил вынужденную посадку частный самолет. Местные крестьяне преградили самолету путь тракторами и вызвали военных. Два пилота были арестованы, и одним из них оказался лидер ПИЛ Роберто Тиме.

Это вызвало сенсацию в Чили, потому что официально Тиме пропал в феврале во время полета в районе Консепсьона и был признан погибшим в авиационной катастрофе. Пиловцы даже устроили похороны своего лидера.

Теперь Тиме «воскрес», и явно не случайно. В его самолете были обнаружены планы мятежа, большая сумма в долларах и оружие, которое он собирался нелегально переправить в Чили. Тиме и не думал скрывать своих намерений: «Если гражданская война является ценой за освобождение Чили от марксизма, то мы готовы заплатить эту цену».

13 мая чилийская полиция совершила рейды по офисам ПИЛ, в которых было обнаружено много оружия. Через два дня были запрещены все митинги и демонстрации с участием ПИЛ. Правительство отдало приказ об аресте всех лиц, задержанных с оружием.

9 мая 1973 года Народное единство выступило с декларацией, в которой обвиняло оппозицию в подготовке «моральной обстановки» для государственного переворота. Подчеркивалось, что правительство и трудящиеся не дадут себя запугать «этой преступной политикой».

Коммунисты, невзирая ни на какие трудности, все еще пытались договориться с ХДП, чтобы вырвать ее из единого оппозиционного фронта. 14 мая представители КПЧ встретились с рядом деятелей левого крыла ХДП. Стороны сошлись в оценке деятельности МИР и ПИЛ как сил, толкающих Чили к гражданской войне. Была достигнута договоренность о прекращении взаимных нападок в газетах «Сигло» (КПЧ) и «Пренса» (ХДП). Однако к тому моменту левое крыло в Христианско-демократической партии уже мало что решало – руководство сосредоточилось в руках группы Фрея, а она была настроена против Альенде не менее бескомпромиссно, чем Национальная партия.

Сам Альенде прекрасно понимал, что дальше так продолжаться не может – страна была, по сути, целенаправленно парализована оппозицией, лицемерно утверждавшей, что именно она остается на почве законности, а правительство ее всячески попирает. Конгресс бойкотировал практически все правительственные законопроекты, не давая возможности даже индексировать зарплату в соответствии с инфляцией. Суды открыто перешли на сторону оппозиции и отпускали под залог арестованных полицией правых экстремистов.

21 мая 1973 года, выступая с очередным посланием Конгрессу, Альенде предложил разработать новую конституцию Чили, так как старая превратилась в смирительную рубашку для социальных реформ. Президент был готов после общественного обсуждения вынести новый основной закон на референдум.

После проигранных в марте выборов оппозиция уже побаивалась требовать плебисцита, итог которого был, по меньшей мере, не ясным. Было решено продолжать забастовки и уличные акции протеста до ухода Альенде в отставку или до военного переворота.

Середина мая 1973 года представлялась идеальным временем для мятежа, так как Пратс во главе военной делегации отбыл в длительную зарубежную поездку (он посетил США, СССР – в числе прочих городов Волгоград – и ряд европейских стран, в частности Англию, Испанию и Югославию). Поездка Пратса, во время которой обсуждались и возможные закупки военной техники, должна была продемонстрировать готовность чилийской армии сотрудничать не только с США, но и с другими странами, вне зависимости от их политического режима. Естественно, в Вашингтоне визит Пратса в СССР (где его принял председатель Совета Министров А. Н. Косыгин, что было высокой протокольной честью) восприняли с большим недовольством. Позитивным фактором с точки зрения ЦРУ было то, что пока Пратс активно занимался политикой, реальные рычаги командования вооруженными силами все больше и больше сосредотачивались в руках Пиночета.

Оппозиция решила перейти в генеральное наступление по всем фронтам, и 11 мая 1973 года ей удалось подбить на 48-часовую стачку солидарности с рабочими «Эль Теньенте» трудовой коллектив второго крупного медного рудника – «Чукикаматы». Правая печать развернула критику генералов Бачелета и Пратса, которые якобы предали доктрину политической независимости вооруженных сил и открыто перешли на сторону марксистов.

23 мая 1973 года была объявлена забастовка водителей общественного транспорта в Сантьяго – в Чили решили повторить октябрь 1972 года. Водители требовали в несколько раз повысить плату за проезд: до 4 эскудо в дневное время и 6 – в ночное время и праздничные дни. Правительство утверждало, что большинству жителей столицы такие цены будут не по карману, но соглашалось удвоить плату за проезд: до 3 эскудо днем и 5 –ночью. Было ясно, что компромисс вполне возможен, однако водители на него не пошли и 21 мая прервали переговоры.

Город был парализован, но на сей раз Альенде не намеревался это терпеть. Был отдан приказ о немедленной реквизиции всех автобусов, троллейбусов и маршрутных такси, которые не выходят на линии. Железнодорожники пустили дополнительные пригородные поезда. Для перевозки пассажиров были переделаны десятки грузовых автобусов.

По уже накатанному сценарию забастовку автобусников и таксистов 24 мая поддержали другие гремиалистские организации – врачи, студенты, мелкие и средние предприниматели. В ответ на это 25 мая правительство приказало прекратить забастовку на медном руднике «Эль Теньенте» и уволить всех, кто не выйдет на работу в течение 24 часов. При этом власти подтвердили свою готовность выдать рабочим в виде облигаций (Конгресс бойкотировал повышение заработной платы в денежной форме) за 1972 год и первое полугодие 1973 года 24 тысячи эскудо, а служащим и тем, кто работал на основе повременной системы, – 20 тысяч.

В городе Ранкагуа состоялась демонстрация протеста шахтеров, организованная оппозицией. Когда манифестанты проходили мимо здания местной организации СПЧ, оттуда раздались выстрелы. Двое демонстрантов получили легкие ранения. Правительство осудило действия социалистов, но оппозиции они были только на руку.

Газета «Меркурио» в своем обзоре прошедшей недели от 27 мая 1973 года констатировала, что страна находится в состоянии хаоса. Правительство Народного единства потеряло все нити управления. Послание Альенде Конгрессу свидетельствует о том, что президент окончательно перешел на позиции коммунистов и хочет ввести в Чили марксистско-ленинскую конституцию.

Тем не менее левые опять показали свою силу и влияние на массы 27 мая – в очередном Дне добровольного труда под лозунгом «Чилийцы работают для Чили!» приняли участие около 2 миллионов человек. В этот же день Конфедерация водителей грузовиков объявила предупредительную забастовку. На сей раз даже не предпринимались попытки аргументировать ее какими-либо экономическими требованиями. Лидер конфедерации Вильярин прямо сказал: «Пора проявить себя, чтобы спастись от марксистской диктатуры».

30 мая 1973 года политкомиссия ЦК КПЧ разоблачила планы ХДП и НП по созданию «рабочей оппозиции» правительству. Реакция подбивала рабочих требовать увеличения зарплаты и одновременно отказывала правительству в Конгрессе в необходимых ассигнованиях. Коммунисты призвали рабочих пока отставить в сторону экономические требования и всеми силами нарастить производство товаров и услуг, что может привести к реальному сокращению инфляции. Любое повышение зарплаты отныне должно быть неразрывно связано с увеличением выпуска продукции.

29 мая Пратс в Риме дал интервью журналистам и выступил за урегулирование сложной ситуации в Чили на путях демократического диалога между правительством и оппозицией – иначе может случиться «фатальная для родины конфронтация». Несмотря на провокационные акты насилия правых и левых экстремистов, вооруженные силы, отметил Пратс, твердо стоят на стороне законной власти.

31 мая 1973 года студенты Католического университета Сантьяго призвали бастующих горняков совершить марш на столицу, который они назвали Национальным освободительным крестовым походом.

Альенде, между тем, все еще был настроен на компромисс с ХДП и объявил 1 июня 1973 года о вступлении в силу тех конституционных поправок по национализации (предложенных именно ХДП), которые не вызвали возражений у исполнительной власти. К 31 мая 1973 года Конституционный суд Чили заявил, что не компетентен разрешить спор между исполнительной и законодательной властью. По закону у Альенде оставался только один выбор: ввести в силу предложенный ХДП законопроект по конституционным поправкам или вынести этот вопрос на референдум. В созданной оппозицией обстановке хаоса и уличного насилия плебисцит практически наверняка привел бы к вооруженному противостоянию с участием армии.

ХДП опять отвергла протянутую руку, потребовав, чтобы Альенде либо подписал конституционные поправки целиком, либо вынес их на референдум. Газета компартии «Сигло» опубликовала статью Корвалана, где говорилось, что вооруженное столкновение в Чили вовсе не является неизбежным, если христианские демократы «вернутся к политике разума». Лидер КПЧ заявил, что предотвращение гражданской войны является «национальным и патриотическим долгом сегодняшнего дня».

За ситуацией в Чили очень внимательно следили в Вашингтоне. В меморандуме, составленном в апреле 1973 года, отдел Западного полушария ЦРУ отмечал, что «любая программа действий должна быть составлена так, чтобы либо спровоцировать военных на акцию, либо укрепить демократические партии в достаточной степени для того, чтобы кандидат оппозиции – вероятно, Эдуардо Фрей – смог победить Народное единство в 1976 году. Рекомендация резидентуры в Сантьяго… состоит в том, чтобы активно продвигаться по обоим этим направлениям». В меморандуме раскрывалась тактика, которая должна привести к успешной реализации первого варианта: «…политика, направленная на провоцирование военного переворота в течение ближайших шести месяцев, должна усиливать политическую напряженность и обострять экономические лишения, особенно среди низших классов, чтобы чувство национального бедствия заставило военных ударить».

Именно так и действовала чилийская оппозиция весной – летом 1973 года.

Посол США в Сантьяго Дэвис запретил свом сотрудникам не только участвовать в подготовке переворота, но даже вести с чилийцами беседы, которые могли бы быть интерпретированы как сочувствие США подобного рода планам.

Однако к тому времени президент США Никсон и его советник по национальной безопасности Киссинджер в обход Госдепартамента и даже «Комитета 40» уже приняли окончательное решение – ЦРУ и разведслужбы министерства обороны США должны подбить чилийские вооруженные силы на переворот. Именно такие указания от президента получил директор ЦРУ.

Понимая, на что он идет (свержение иностранных правительств насильственным путем было нарушением законодательства США), Никсон поручил ЦРУ в конце мая 1973 года прекратить с чилийскими военными формальные контакты, которые обычно документировались, а отчеты о них посылались в штаб-квартиру ЦРУ. Теперь все контакты следовало вести так, чтобы не оставлять никакого «бумажного следа». «Короче говоря, – вспоминал тогдашний шеф отдела Западного полушария ЦРУ Дэвид Филипс, – главе резидентуры в Сантьяго было приказано делать все возможное, чтобы спровоцировать переворот, оставаясь за пределами прямого участия в заговоре и избегать контактов или действий, которые позднее могли бы быть интерпретированы как подстрекательство тех, кто планировал свержение Альенде».

Отстранившись формально от активного участия в подготовке переворота, ЦРУ и военная разведка США стали готовить его с удвоенной силой по тайным (даже для госдепартамента) каналам. Было решено спровоцировать на путч, прежде всего, командование чилийских ВМС и основную базу чилийского флота в Вальпараисо. Чилийские адмиралы были настроены гораздо реакционнее, чем Пратс или генерал авиации Бачелет. Обработку адмиралов взял на себя глава миссии связи ВМФ США с чилийским флотом (и одновременно главный военно-морской советник США при чилийских ВМС) капитан Рэй Дэвис, чья группа находилась территориально рядом с командованием ВМС Чили в Вальпараисо. Через него шла секретная переписка с аппаратом СНБ в Вашингтоне, о которой не знал даже «Комитет 40». Ничего не знал о подрывной деятельности Дэвиса и посол США в Сантьяго.

Если осенью 1970 года основным препятствием на пути переворота был генерал Шнейдер, то весной – летом 1973 года такой же мощной преградой был его преемник Пратс. Причем если Шнейдер был сторонником доктрины невмешательства вооруженных сил в политику, то Пратс явно симпатизировал Народному единству, о чем говорила его деятельность в правительстве в ноябре 1972-го – марте 1973 года. Посольство Великобритании в Чили в мае 1973 года отмечало: «Кажется, нет сомнений, что сейчас у Пратса установились очень тесные и дружественные связи с чилийской компартией, особенно с Володей Тейтельбоймом». В частных беседах, отмечали британские дипломаты, Пратс не скрывал своего восхищения компартией, особенно дисциплиной и организованностью коммунистов.

Американцы с подозрением отмечали политические амбиции Пратса – генерал активно и со знанием дела руководил Чили во время зарубежной поездки Альенде в конце 1972 года. Возможно, он даже не исключал ухода в отставку и выдвижения своей кандидатуры от левых на президентских выборах 1976 года. Победить такого кандидата было бы крайне сложно.

ЦРУ считало, что новая линия КПЧ в мае 1973 года, направленная на активное силовое подавление незаконных акций оппозиции, вызвана именно установившимся союзом компартии с Пратсом.

Между тем оппозиция наращивала давление на правительство. В начале июня были предъявлены конституционные обвинения сразу нескольким министрам – главам Министерства горнодобывающей промышленности Битару и Министерства труда Фигероа за забастовку на «Эль Теньенте», а также министру экономики Мильясу за нехватку продовольствия.

Усилия оппозиции и ее американских покровителей по дестабилизации чилийской экономике не могли не принести своих плодов. В 1972 года экспорт товаров Чили упал на 27 % (в том числе и из-за снижения цен на медь, а также в связи с судебными исками «Кеннекота»). В то же время из-за ущерба, который нанесли сельскому хозяйству Чили октябрьские забастовки 1972 года, пришлось увеличить импорт товаров на 18 %. Однако виды на 1973 год (при условии сохранения социального мира в стране) были неплохими. В январе – феврале 1973 года экспорт меди в стоимостном выражении увеличился на 8 % по сравнению с аналогичным периодом 1972 года. Если весь экспорт меди в 1972 году составил 618 миллионов долларов (701 миллион – в 1971 году), то по итогам 1973 года он вырос до 1049 миллионов. И в мае – июне 1973 года эта тенденция была уже очевидной. Именно поэтому оппозиция и организовала забастовки на медных рудниках: правительству Альенде нельзя было давать возможность за счет импорта продуктов питания стабилизировать ситуацию в стране.

8 июня 1973 года оппозиция (боевики ПИЛ и «Роландо Матус») организовали массовые беспорядки в городе Ранкагуа, куда они прибыли якобы для организации помощи бастующим шахтерам «Эль Теньенте». Были взорваны несколько установок по подаче воды на рудник, подложен заряд динамита в помещение Союза коммунистической молодежи, захвачена радиостанция «Либертад», по которой передавались призывы к неповиновению правительству. Было совершено также 78 нападений на автобусы, которые перевозили на работу горняков, не желающих присоединяться к забастовке. Стремясь предотвратить нападения на торговые помещения и отбить радиостанцию, полиция применила силу: в результате опять появились раненые.

Оппозиция немедленно ответила на «репрессии» властей массовым митингом протеста в Сантьяго 10 июня, в котором приняла участие и автоколонна Конфедерации водителей грузовиков. Затем она с грузом продовольствия отправилась на «помощь» шахтерам «Эль Теньенте».

Но даже по меркам оппозиции все нормы гуманности попирала забастовка врачей, организованная гремиалистами. Причиной стачки были якобы политически мотивированные назначения руководителей некоторых медицинских учреждений и недостаток медикаментов и материалов для операций. Правда, многие врачи и медперсонал все же остались верны клятве Гиппократ и продолжали оказывать помощь больным.

15 июня 1973 года был организован марш протеста бастующих работников «Эль Теньенте», участники которого отправились в Сантьяго, чтобы соединиться там со студентами Католического университета и провести мощные антиправительственные демонстрации. Боевики ПИЛ попытались прорвать кордоны карабинеров дубинками и кастетами. Манифестанты заблокировали железную дорогу, остановили два поезда, вагоны которых были подожжены бутылками с горючей смесью, и перегородили шоссе тракторами, гружеными динамитом.

В тот же день после 12.00 к президентскому дворцу стали стекаться толпы рабочих КУТ и призванных Федерацией учащихся Чили студентов столичного университета, стремившихся выразить поддержку правительству.

Как и ожидалось, произошли столкновения со сторонниками Народного единства и миристами, в результате которых был убит один человек (член МИР), 66 – ранены и 37 арестованы. Шахтеры с «Эль Теньенте» забаррикадировались в Католическом университете.

16 июня 1973 года Национальная партия провозгласила, что «сеньор Альенде престал быть конституционным президентом Чили». «Согласно праву и морали никто не обязан уважать и подчиняться правительству, утратившему свою законность». 18 июня автоматными выстрелами из проезжавшей машины были ранены три комсомольца, выходившие с собрания своей ячейки в одном из районов Сантьяго.

20 июня ХДП собрала в Сантьяго на антиправительственную демонстрацию 80 тысяч человек.

Через три дня, 23 июня, КУТ вывел на улицы столицы до 500 тысяч сторонников Альенде. Президент выступил на митинге и заявил, что потребовал от Конгресса принять закон о немедленном запрете ПИЛ. 22 июня было возбуждено уголовное дело против Национальной партии, а «Меркурио» – закрыта на шесть дней за публикацию призывов к неповиновению властям. Левые (в основном миристы и члены МАПУ) палками и камнями атаковали Католический университет, где отсиживались шахтеры с «Эль Теньенте». По оценкам полиции, раздалось 20–30 выстрелов. Попытки шахтеров и студентов-католиков совершить контратаки были быстро отбиты. Вдребезги разлетелись все обращенные на улицу окна университета. Было совершено нападение на штаб-квартиру ХДП, откуда быстро вызвали на помощь карабинеров. Реакции ответили на ее же языке.

22–24 июня 1973 года прошел первый общенациональный съезд партий Народного единства, в котором приняли участие 700 делегатов. Съезд постановил теснее сплотить ряды левого блока и активизировать реформы в экономике, а также изменить политическое устройство Чили. Левые партии решили опираться на органы народной инициативы: «коммунальные команды», «промышленные кордоны», комитеты по контролю над ценами. Казалось, что давнее требование коммунистов о прекращении внутренних споров среди левых перед лицом объединенной реакции начинает воплощаться в жизнь.

Альенде предложил опять создать военно-гражданское правительство, чтобы положить конец актам насилия со стороны реакции. Против вхождения военных в правительство немедленно высказалась ХДП: вооруженные силы должны быть беспристрастным арбитром, а для этого им следует оставаться вне кабинета министров. Оппозиция не хотела вновь, как в октябре 1972 года, признать свое поражение и подчиниться генералам-министрам. Ей срочно необходимо было убрать с политической сцены Пратса – главную опору правительства в вооруженных силах.

27 июня 1973 года была совершена провокация против Пратса. В этот день в районе 15.00 генерал вместе с шофером ехал в своей машине по авениде Костанера, когда его неожиданно стал подрезать автомобиль «рено» красного цвета, в котором находились двое лиц (Пратсу показалось, что оба были мужчинами). До этого, как по команде, из трех или четырех соседних машин на генерала посыпались оскорбления и неприличные жесты.

Пратс прекрасно помнил судьбу Шнейдера и немедленно выхватил пистолет. На светофоре из красной автомашины неожиданно высунулась женщина с короткой стрижкой, из-за которой Пратс сначала и принял ее за мужчину, и показала генералу язык. Машины ехали рядом, и дама продолжала делать не совсем приличные жесты. Пратс приказал ей остановиться и дать объяснения, но сеньора только посмеивалась. У генерала от возмущения сдали нервы, и он дважды выстрелил – первый раз в воздух, второй раз – уже по автомашине госпожи Алехандрины Кокс Пальмы (сам Пратс утверждал, что стрелял только один раз и в воздух).

Генерал погнался за обидчицей и заставил ее красный автомобиль остановиться: «Проси прощения, дерьмо, иначе я тебя прикончу». «Простите, простите», – залепетала сеньора. На вопрос полиции, почему она показала язык генералу, Алехандрина ответила: «Мне так захотелось». Генерал сказал: «Я просто устал от всех этих оскорблений!»

Интересно, что на месте инцидента вдруг оказались правые журналисты, как будто их заранее кто-то предупредил. Машину генерала окружили возмущенные «прохожие», ей прокололи шины, и кто-то написал на ней краской: «Убийца!» Пратс собирался было идти дальше пешком, но один таксист услужливо подвез его до работы.

Толпу сторонников невежливой сеньоры (которая скандировала: «Да здравствует Чили!») слезоточивым газом разогнали карабинеры. Доставленная в полицейский участок для допроса, виновница происшествия стала более откровенной: она показала генералу язык из-за опасений за судьбу Чили и будущее ее детей.

Оппозиционные СМИ (прежде всего «Меркурио») стали склонять Пратса на все лады: человек, обладающий такими расшатанными нервами, не может возглавлять вооруженные силы. А какой же это кабальеро, если он бросается с пистолетом на слабую беззащитную женщину!

Провокацию сработали гениально: в этот же день Пратс подал прошение об отставке, а на следующий день в стране уже должен был состояться военный переворот.

Альенде во время провокации против Пратса находился на приеме в советском посольстве. Узнав об инциденте, он немедленно собрался ехать к Пратсу, чтобы выразить ему полное доверие. На этом же приеме Бачелет предупредил президента, что в армии зреет план переворота: «Президент, сегодня или никогда. Вы должны понимать, что необходимо действовать. Необходимо обезвредить генералов, которые участвуют в заговоре». Альенде был невозмутим: «Успокойтесь, генерал, успокойтесь. Генерал Пратс так не считает».

К счастью для страны, президент отставку Пратса не принял и объявил в Сантьяго чрезвычайное положение. Военным комендантом Сантьяго был назначен сторонник Пратса, командующий корпусом карабинеров генерал Сепульведа.

В публичном заявлении для прессы Пратс подчеркнул, что уже продолжительное время является объектом несправедливых нападок и клеветы со «стороны некоторых средств массовой информации». Заявление для прессы сделала и Алехандрина Кокс, которая принесла Пратсу официальные извинения и вернулась к версии, что показала генералу язык спонтанно: «Клянусь богом как христианка, что этим мои действия и ограничились».

Пока Пратс был вынужден оправдываться перед всей страной, в гарнизоне Сантьяго проходили лихорадочные встречи некоторых офицеров среднего звена из 2-го бронетанкового полка и активистов ПИЛ. На совещании 24 июня был согласован следующий план военного переворота. Предполагалось, что 26 июня пиловцы организуют в столице ряд терактов и спровоцируют уличные беспорядки. На следующий день утром пять танков 2-го бронетанкового полка подойдут к резиденции Альенде на улице Томаса Мора, и офицеры арестуют президента. Другие пять танков захватят «Ла Монеду».

Пратс к этому времени уже должен был подать в отставку, и главкомом вооруженных сил по старшинству становился Пиночет. Если бы вся акция удалась, то заговорщики передали бы именно ему верховную власть. Таким образом, Пиночет был бы «вынужден» принять на себя полномочия президента, чтобы предотвратить полномасштабную гражданскую войну. Для вида он мог бы даже наказать взбунтовавшихся офицеров-танкистов.

Однако сведения о заговоре дошли до армейского командования, и в ночь на 27 июня одного офицера-путчиста арестовали. На следующий день (когда Пратс стал жертвой провокации) были арестованы еще один офицер и семь унтер-офицеров. Интересно, что в этот же день, 27 июня, «Меркурио» открыто призвала заменить Альенде правительством в составе небольшой избранной группы военных, которые покончат с охватившей Чили анархией.

28 июня на пресс-конференции генерал Сепульведа объявил, что раскрыт военный заговор, в котором замешаны гражданские лица и младшие офицеры. Идут аресты, и путчисты дают показания следствию. В тот же день о готовящемся перевороте Сенат проинформировал министр обороны Хосе Тоа. В ответ прозвучали насмешки со стороны оппозиции: правительство, мол, выдумало очередной «заговор», чтобы еще активнее душить демократию в стране. В знак протеста против клеветы и оскорблений Тоа покинул Сенат.

Вечером 28 июня командир 2-го бронетанкового полка полковник Роберто Супер сообщил своим офицерам, что отстранен от должности. Заговорщики выразили ему полное доверие, и на следующий день было решено произвести переворот. В 8.45 29 июня из казарм 2-го танкового полка вышли несколько танков, направившихся к «Ла Монеде». Путчисты были настолько уверены в успехе, что по дороге даже заправились на обычной бензоколонке и соблюдали сигналы светофоров.

Сначала группа танков выдвинулась к зданию Министерства обороны, чтобы освободить арестованных накануне заговорщиков. В 9.10 мятежники открыли прицельный огонь по кабинету министра обороны (был убит оказавшийся в здании сержант Рафаэль Вейльена) и освободили своих сторонников. Один из танков попытался протаранить главные ворота, но был отогнан защитниками. От перестрелки пострадало и находившееся рядом здание МИД. Министерство обороны, однако, захвачено не было. После боя путчисты направились к президентскому дворцу.

В тот день в Сантьяго выпал снег. «Ла Монеду» охраняли 60 карабинеров, которые отказались сдаться.

На требование сложить оружие, спустить флаг президента и покинуть дворец командир карабинеров ответил: «Гвардия умирает, но не сдается, дерьмо!» Тогда путчисты открыли огонь из пулеметов (в здании президентского дворца потом насчитали более 500 следов от пуль, было разбито 70 окон). Сопротивлением защитников «Ла Монеды» руководил заместитель министра внутренних дел коммунист Даниэль Вергара, поддерживавший телефонный контакт с президентом.

В 9.00 радиостанция «Агрикультура» (которую власти закрыли в октябре 1972 года за подстрекательство к мятежу, что стало поводом для забастовки гремиалистов) передала, что военные свергли Альенде и захватили «Ла Монеду». До этого с раннего утра «Агрикультура» посылала в эфир кодовую фразу: «Запомните, сегодня 29 июня». Весть о падении марксистского режима успел передать в Вашингтон и корреспондент «Ассошиэйтид Пресс».

Пока пять танков Супера обстреливали «Ла Монеду», с крыш окрестных зданий огонь по прохожим вели снайперы ПИЛ.

Альенде выступил по радио и призвал рабочих захватывать заводы и превращать их в узлы сопротивления. По команде КУТ в течение всего нескольких часов были заняты 30 тысяч предприятий.

Между тем Альенде связался по телефону с генералами Пратсом, Пиночетом, Сепульведой, Пикерингом и Урбиной и приказал вооруженным силам подавить мятеж. Президенту стали звонить лидеры ХДП (накануне высмеявшие в Сенате министра обороны), которые заверяли, что не имеют к мятежу никакого отношения.

Пратс, по счастливой случайности не находившийся на момент атаки в министерстве обороны, немедленно поднял по тревоге несколько полков и частей столичного гарнизона, в том числе 1-й моторизованный пехотный полк, полк самоходной артиллерии, пехотное училище и сержантскую школу. Примечательно, что среди частей, направленных против Супера, был и артиллерийский полк «Такна», который сам в октябре 1969 года попытался под командованием Вио свергнуть правительство. «Такне» было приказано захватить казармы 2-го бронетанкового полка и арестовать находившихся там офицеров. В 11.30 казармы танкистов были захвачены.

Сам Пратс во главе сборной колонны войск (их отличительным знаком была белая повязка на рукаве) направился к президентскому дворцу, все еще обстреливаемому танками Супера. Командующий карабинерами Сепульведа быстро прислал к резиденции президента на улице Томаса Мора два батальона карабинеров и шесть танкеток.

В 10.00 верные правительству силы окружили мятежников у «Ла Монеды». Пратс, которого еще накануне «Меркурио» называла трусом, воюющим с женщинами, в сопровождении двух офицеров направился к танкистам и с автоматом в руках уговорил сдаться экипажи четырех машин. Но командир пятого танка достал пистолет и попытался выстрелить в Пратса. К счастью, один из адъютантов генерала вовремя сумел его обезоружить. Три танка поспешно вернулись к казармам, где их экипажи были вынуждены сдаться правительственным войскам.

Альенде, получив сведения о перевороте, в сопровождении трех танкеток карабинеров отправился в «Ла Монеду». Экипажи танкеток были поставлены в известность, что им, возможно, придется сражаться с танками, и все как один выразили готовность вступить в бой.

К полудню мятеж был подавлен. В 11.45 Альенде прибыл в «Ла Монеду» в сопровождении ГАП и карабинеров. «Танкасо» (или «танкетасо», как путч стали презрительно называть по аналогии с «такнасо» генерала Виов 1969 году) стоил стране 22 жертв, и некоторые из них были просто случайными прохожими. Погибли семь военнослужащих. Офицеров-путчистов отдали под суд, солдат от уголовной ответственности освободили – они лишь выполняли приказы своих командиров.

29 июня 1973 года главари ПИЛ укрылись в эквадорском посольстве. В этот же день, уже ближе к вечеру Альенде созвал своих сторонников на площадь перед «Ла Монедой». За пару часов поддержать президента пришли около 100 тысяч человек.

30 июня коммунисты предложили Альенде принять самые жесткие меры против тех сил оппозиции, которые ведут незаконную антиправительственную деятельность. Политкомиссия СПЧ призвала покарать «интеллектуальных авторов» путча, которые в течение многих месяцев создавали в Чили обстановку анархии и ненависти по отношению к законно избранной власти.

Альенде объявил по всей стране чрезвычайное положение и обратился в Конгресс с просьбой ввести в Чили осадное положение сроком на 90 дней. Однако уже через два дня оппозиция отвергла предложение президента. Примечательно, что правые были готовы на осадное положение, но лишь в том случае, если Альенде предоставит всю полноту власти в провинциях военным. А ведь еще не так давно и ХДП, и НП были против вовлечения вооруженных сил в политику.

29 июня полиция заняла здание «Меркурио» и помешала выходу другой реакционной газеты – «Ла Сегунда». Но в тот же день после вмешательства военных властей полиция покинула здание «Меркурио». Рупор правых немедленно обрушился на военных, поставив под сомнение их полномочия подвергать прессу цензуре (это право на период действия чрезвычайного положения было гарантировано законом). «Меркурио» опять пространно писала о том, что долг вооруженных сил – не слепо следовать Конституции, а спасать страну, находящуюся на пороге катастрофы.

1 июля были закрыты семь оппозиционных радиостанций за то, что они не выполнили указание командующего зоной чрезвычайного положения о вхождении в единую сеть радиостанций. В тот же день в госсектор были переведены все винодельческие предприятия страны. Руководство КУТ призвало рабочих продолжить оккупацию занятых во время «танкасо» предприятий при условии поддержания нормального режима производства. По оценкам «Меркурио», в промышленных пригородах Сантьяго в оккупации предприятий участвовали около 3 тысяч рабочих.

Глава католической церкви кардинал Сильва Энрикес призвал оппозицию к диалогу с правительством. КПЧ немедленно положительно отреагировала на этот призыв. Альенде начал переговоры о вхождении в правительство представителей ХДП и вооруженных сил, против чего сразу же резко выступила МИР. Руководство ХДП под угрозой исключения из партии запретило ее члену, ректору Католического университета Сантьяго входить в правительство Альенде, пока Народное единство не изменит свою политическую линию.

3 июля 1973 года закончилась продолжавшаяся 74 дня забастовка на руднике «Эль Теньенте», которая обошлась чилийской казне в 30 миллионов долларов. Причем закончилась она после встречи Альенде с женами бастующих. Женщины быстро согласились на те же самые условия (повышение зарплаты в виде облигаций на 20 и 24 тысячи эскудо), которые правительство предлагало еще перед началом стачки. Стало еще более очевидно, что с самого начала трудовой конфликт на «Эль-Теньенте» носил чисто политический характер. Из-за забастовки на руднике производство меди в Чили за первые шесть месяцев 1973 года сократилось на 5 %.

В этот же день Контрольное управление отвергло частичное подписание президентом конституционных поправок по национализации. Главе государства было предложено либо подписать их в целом, либо вынести вопрос на референдум.

5 июля Альенде сформировал новый кабинет министров. Экономическое ведомство возглавил представитель КПЧ Кадемартори, Министерство внутренних дел – социалист Брионес, Министерство обороны – член СПЧ Альмейда, Министерство труда и социального обеспечения – лидер КУТ коммунист Годой, МИД – социалист Летельер. Министром финансов остался Флорес (МАПУ). По настоянию коммунистов правительство провозгласило жесткие меры по борьбе с инфляцией и черным рынком, распространение аграрной реформы на поместья от 40 до 80 га, расширение госсектора при одновременном укреплении финансовой дисциплины на национализированных предприятиях.

Правительство немедленно подвергло интервенции самые крупные предприятия, захваченные рабочими во время недавней попытки государственного переворота.

6 июля 1973 года государство назначило генерального внешнего управляющего всеми хлебопекарными предприятиями столицы. Снабжение хлебом ухудшалось с каждым днем, людям приходилось часами стоять в очередях. Сказывались последствия забастовки предпринимателей осенью 1972 года. Из-за резкого сокращения посевных площадей Чили в 1973 году пришлось закупить 54 % потребляемой в стране пшеницы. При этом проблема была даже не в недостатке валюты, хотя цена на медь продолжала оставаться на крайне низкой отметке 48 центов за фунт. Альенде удалось заключить кредитное соглашение с Австралией и оперативно закупить зерно в Аргентине. Но в Чили не было ни одного порта, способного принимать большие массы зерна. Много импортной пшеницы сгнило прямо на кораблях во время стачки водителей грузовиков. К тому же 1973 год характеризовался невиданным дефицитом зерна в мире из-за засухи, поразившей в 1972 году основные страны-производители – США, Австралию и СССР.

Между тем меры правительства по борьбе с инфляцией (экономия госрасходов, привязка любого повышения зарплаты к росту производства, создание народных универмагов и рынков для исключения из сбытовой цепочки перекупщиков) начали приносить свои плоды. В январе – июне 1973 года цены выросли на 60 % (за весь 1972 год – на 163 %), в том числе на продовольствие – на 55 %. Конечно это были все еще слишком тревожные цифры, но динамика инфляции стала замедляться. В мае – июне 1973 года цены увеличивались примерно на 13 % в месяц. В июне 1973-го – выросли на 15 %, в том числе на продукты питания – на 9 %. С июня 1972-го по июнь 1973 года инфляция составила 283 %.

Позитивным фактором для правительства было то, что с 1973 года опять начали расти мировые цены на медь – за первые пять месяцев года они составили в среднем 70,32 цента за фунт. Несмотря на саботаж оппозиции и бойкот американцев, производство меди в Чили в 1972 году выросло на 1,2 % (до 716 900 тонн; в 1972-м средняя мировая цена была 48,55 цента за фунт).

Это позволяло обеспечить необходимый импорт продовольствия, на который правительство предполагало отвести в 1973 году 290 миллионов долларов. 75 % доходов от экспорта меди направлялись на закупку продовольствия. Только в июне 1973-го импорт вырос на 11 % по сравнению с тем же месяцем предыдущего года.

Основной причиной сложного положения с продуктами питания была, прежде всего, октябрьская стачка предпринимателей в 1972 году, из-за которой посевные площади в стране сократились на 19 %. Производство мяса в 1972 году уменьшилось на 6,4 %. 63 % потребляемого в Чили сахара пришлось купить за рубежом – из-за бойкота водителей на сотни тысяч гектаров сократились посевы сахарной свеклы.

Выступая на активе столичной парторганизации КПЧ 7 июля, Корвалан еще раз выразил уверенность, что в стране можно избежать вооруженной конфронтации. В который раз генеральный секретарь ЦК КПЧ призвал христианских демократов к диалогу.

Следует отметить, что быстрое подавление мятежа Супера вселило в некоторых деятелей Народного единства, прежде всего в социалистов определенную эйфорию: армия твердо стоит на стороне Конституции, поэтому можно существенно усилить наступление на оппозицию и преодолеть наконец обструкцию правых в парламенте.

На самом деле мятеж Супера военным переворотом не являлся. На путч полковника подбило ПИЛ, и выступление никак не было согласовано с высшим генералитетом. Войска 29 июня выполняли не столько приказ Альенде, сколько приказы своих командиров. Если бы им приказали поддержать мятеж, они тоже не дрогнули бы. Восторженное скандирование собравшимися тогда на улицах Сантьяго людей лозунга «Сольдадо, амиго, пуэбло эста контиго!» («Солдат, друг, народ с тобой!») оставляло военных равнодушными. Никакого братания военных и гражданских на улицах не происходило.

Мятеж Супера был досадной ошибкой – высшее руководство вооруженных сил уже готовило настоящий заговор в полном согласии со сценарием ЦРУ: обострение нужды «низших классов» путем новой забастовки предпринимателей и свержение Альенде как президента, не способного справиться с кризисом.

Тем не менее «Танкасо» ободрило заговорщиков – даже мятеж малыми силами показал, что организованного сопротивления армии правительство Народного единства оказать не в состоянии. Рабочие, конечно, быстро захватили предприятия, но никакой конкретной помощи Альенде в «Ла Монеде» это не оказало бы. Как только танки Супера появились в центре столицы, улицы быстро опустели, и люди не встали живым щитом вокруг «Ла Монеды».

Пиночет срочно приказал генералу Бради переработать план действия вооруженных сил на случай обострения внутриполитической ситуации, сделав его более наступательным. В июле 1973 года Бради регулярно представлял Пиночету несколько вариантов нового оперативного плана, и к концу месяца он был утвержден.

В день мятежа Супера Киссинджер представил Никсону два меморандума о событиях в Чили. В последнем отмечалось, что попытка переворота была «изолирована и плохо подготовлена». Главной причиной неудачи Киссинждер считал тот фактор, что командующие родами войск остались верны правительству.

К началу июля 1973 года командование ВМС и Пиночет были готовы к осуществлению реального переворота. Оставалось оперативно решить три задачи:

1. убрать Пратса и командующего ВМС адмирала Монтеро;

2. провести внутреннюю чистку рядов армии от сторонников правительства, особенно на флоте, который, по сценарию ЦРУ, должен был начать мятеж;

3. используя закон об оружии, провести обыски и облавы на государственных и захваченных рабочими предприятиях, чтобы убедиться, что противник безоружен.

После решения всех этих задач гремиалисты должны были объявить всеобщую забастовку и парализовать всю страну голодом. Это и послужило бы сигналом к мятежу.

Агентура ЦРУ докладывала, что переворот был намечен на 7 июля, но отложен из-за позиции Пратса и из-за неудачной попытки привлечь на сторону путчистов «ключевые полки армии в зоне Сантьяго». Источник ЦРУ сообщал: «Ключевой проблемой для заговорщиков на данный момент является преодоление сопротивления высшего командования. Одной из форм действий могла бы быть встреча генералов-заговорщиков с генералом Пратсом с целью поставить его в известность о том, что он не пользуется доверием высших офицеров, и побудить его подать в отставку. Заговорщики выбрали генерала Мануэля Торреса, командующего 5-й дивизией и третьего человека в иерархии сухопутных войск, который заменит Пратса в момент переворота. Заговорщики не считают, что генерал Аугусто Пиночет, второй человек в военной иерархии, представляет собой адекватную замену (Пратсу – прим. автора) в условиях переворота».

Между тем о планах командования ВМС по свержению законной власти узнали миристы, установившие плотный контакт с некоторыми матросами и сержантами эскадры в Вальпараисо. Однако первое время МИР эту информацию до правительства не доводила. Леваки считали, что переворот даже выгоден – его быстро подавят, а тогда можно будет нанести реакции последний сокрушительный удар: разогнать Конгресс и перевести все предприятия в государственный сектор. Таким образом, неудачный переворот мог бы реализовать, по мнению МИР, социализм в Чили в течение нескольких дней.

9 июля 1973 года путчисты начали действовать. В этот день прошла первая «оперативка» – войсковая операция по поиску оружия в Вальпараисо, будущем центре мятежа. Причем искали оружие (естественно, безуспешно) в здании государственной организации по распределению и в одном из лицеев, где были сильны позиции левых студенческих организаций. И в дальнейшем почти все «оперативки» проводились на предприятиях и в учреждениях госсектора.

Левым СМИ сразу бросилось в глаза, что операции по поиску оружия походили на осуществленные по всем правилам захваты объектов, хотя никто никакого сопротивления не оказывал. Военные штурмовали здания с примкнутыми штыками и при поддержке вертолетов. Рабочих избивали и укладывали на пол с руками за головой.

Особое внимание армия уделяла предприятиям в промышленных пригородах Сантьяго. Там на захваченных в октябре 1972-го и июне 1973 года заводах верховодили «промышленные кордоны» МИР и социалистов (коммунисты в руководстве этих структур практически не участвовали – они продолжали работать в обычных профсоюзных организациях КУТ). Миристы усиленно, правда, не слишком успешно, собирали оружие и были, казалось, готовы оказать сопротивление путчистам. При скоординированных действиях промышленные пригороды могли блокировать центр Сантьяго и сорвать переброску частей армии к «Ла Монеде» и другим стратегически важным объектам. Именно поэтому «оперативки» наиболее тщательно и жестоко (следовало деморализовать будущего противника) проходили на предприятиях под контролем «промышленных кордонов».

Как упоминалось выше, в июле 1973 года генерал Бради получил секретное указание начальника генерального штаба Пиночета подготовить план по борьбе с вооруженными группами МИР в Сантьяго. Уже после переворота «Меркурио» писала: «Авторы плана исходили из того, что поставить под контроль войск остальную часть территории страны не составит труда и что наиболее активное и серьезное противодействие следует ожидать лишь в Сантьяго». Действительно, армия рассчитывала на то, что Альенде сам передаст ей управление провинциями – предприниматели организуют забастовку, президент, как в октябре 1972 года, объявит чрезвычайное положение, по которому вся власть в провинциях легально перейдет к военным. Отсюда и предложение ХДП согласиться на объявление осадного положения на 90 суток при условии передачи всей полноты власти на местах армии.

Большой Сантьяго был разделен путчистами на четыре сектора, которые в день переворота надлежало молниеносно поставить под контроль восставших войск. Чтобы парализовать сопротивление, были подготовлены списки для ареста наиболее активных рабочих лидеров КУТ и глав местных организаций партий Народного единства. Причем для удобства опознавания были даже размножены их фотографии.

Резидентура ЦРУ в Сантьяго докладывала, что в конце июля 1973 года план переворота был «почти готов». И опять единственным препятствием оставался Пратс. Резидентура полагала, что «единственной формой удаления Пратса является похищение или убийство». Однако заговорщикам было тяжело это сделать, так как дом Пратса (ранее там жил Шнейдер) охраняли несколько десятков солдат.

МИР и некоторые деятели СПЧ сразу заподозрили, что «оперативки» – часть подготовки переворота. Депутат-социалист Марио Палестре заявил в парламенте, что если путчисты попытаются захватить фабрики, то рабочие подожгут их.

Всего с 23 июля по 5 сентября 1973 года военные провели 75 операций по поиску оружия, в основном на «промышленных кордонах», в центрах по проведению аграрной реформы и вузах.

Нельзя сказать, что Альенде не понимал всей сложности ситуации. Президент активно пытался решить две задачи: снова включить высших военных в свой кабинет и добиться раскола единого фронта парламентской оппозиции путем переговоров с ХДП. Альенде, начиная с мая 1973 года, два раза обращался за помощью в налаживании переговоров с ХДП к кардиналу Раулю Энрикесу, другом которого был лидер демохристиан Айлвин. Однако к тому времени ХДП была прочно в руках группы Фрея, а тот ни на какие компромиссы с Альенде идти не желал.

В отношениях с армией президент пытался избегать любой критики, несмотря на возмущение рабочих «оперативками». 11 июля 1973 года, выступая на медном руднике «Сальвадор» по случаю Дня национального достоинства, Альенде подчеркнул, что правительство не потерпит в стране никаких вооруженных групп, кроме армии: «….нет никаких других вооруженных сил, кроме тех, что предусмотрены Конституцией… Нет других сил правопорядка, кроме карабинеров и службы расследования… Если реакция попытается спровоцировать гражданскую войну, народ будет бороться вместе с верными вооруженными силами, чтобы защитить мир в Чили».

Однако пиловцы усиленно пытались спровоцировать недовольство армии. 16 июля боевики правых в городе Винья-дель-Мар совершили нападения на многоэтажные здания, где жили семьи офицеров ВМС, – в дома были брошены заряды взрывчатки. В этот же день ПИЛ официально ушла на нелегальное положение и объявила, что будет бороться против Альенде вооруженным путем.

22 июля Альенде провел раздельные встречи с командованием вооруженных сил и руководителями КПЧ и СПЧ (Корваланом и Альтамирано). Речь шла об образовании нового военно-гражданского правительства и о начале новых переговоров с ХДП. Коммунисты и Пратс поддержали необходимость переговоров. Альтамирано был категорически против. Лидер левого крыла ХДП Фуэнтеальба в интервью газете КПЧ «Сигло» также поддержал идею переговоров. В том же духе высказался и Томич.

Для путчистов такое развитие событий было крайне опасным. Следовало немедленно обострить обстановку в стране. 26 июля глава Конфедерации владельцев грузовиков Вильярин объявил о начале предупредительной забастовки в знак протеста против того, что правительство якобы не выполняет свои обязательства, данные осенью 1972 года. Конфедерация требовала предоставления ей нескольких сотен новых импортных машин, запчастей и покрышек. На самом деле Вильярин проводил смотр сил в преддверии новой забастовки предпринимателей, которую опять должны были начать водители. Забастовка шоферов в краткий срок парализовала 50 % транспортных перевозок в Чили.

Альенде пригрозил Вильярину арестом за связь с запрещенной организацией «Патриа и Либертад». Социалисты, коммунисты и МИР призвали к немедленной конфискации всех грузовиков, владельцы которых приняли участие в забастовке.

Ночью 27 июля 1973 года произошло неслыханное в истории Чили событие. Рядом со своим домом был застрелен из автомата адъютант президента от ВМС капитан Артуро Аррайя. Во двор дома Аррайи был брошен небольшой заряд, и когда в 1 час 25 минут капитан выбежал из дома, чтобы посмотреть, что произошло, его хладнокровно убили. Следствие обнаружило пять выбоин от пуль – шестая оказалась смертельной для Аррайи. Правительство подозревало в теракте ПИЛ.

Именно Аррайя был связующим звеном между Альенде и ВМС. Если бы честные военнослужащие флота решили сообщить о планах мятежа, они сделали бы это через Аррайю. Поэтому заговорщики и решили спрятать концы в воду. Расследование убийства взяло в свои руки командование ВМС, немедленно засекретившее весь ход следствия.

Полиция ВМС арестовала 32 членов «Патриа и Либертад», большинство которых быстро оказались на свободе. В исполнении покушения был обвинен пиловец Гильермо Клавери, которого приговорили к трем годам тюрьмы. Но после военного переворота 11 сентября 1973 года все участники покушения были амнистированы Пиночетом за «заслуги перед родиной», а Клавери удостоился похвалы главкома ВМС Торибио Мерино.

В конце июля 1973 года Альенде вел напряженные переговоры с ХДП об условиях вхождения христианских демократов в правительство. Однако группировка Фрея выдвигала заведомо неприемлемые условия: передать армии контроль не только над отдельными министерствами, но и на среднем уровне всех органов госуправления, одобрить полностью конституционную поправку о национализации, вернуть захваченные рабочими в октябре 1972-го и в июне 1973 года предприятия, распустить левые вооруженные группы. По сути, это была программа путчистов, и от Альенде требовали, чтобы он сам провел ее в жизнь.

На пленуме ЦК СПЧ 31 июля Альтамирано категорически высказался против соглашения с ХДП на условиях Фрея. Если Альенде пойдет на уступки ХДП, заявил он, то социалисты покинут правительство. Генеральный секретарь Социалистической партии также констатировал, что весь генералитет и офицерский корпус сухопутных войск, ВМС и ВВС уже перешли на сторону оппозиции.

29 июля 1973 года личное письмо Альенде направил Фидель Кастро: «Вижу, что вы предприняли весьма сложный диалог с христианскими демократами в условиях, когда происходят такие серьезные события, как зверское убийство Твоего морского адъютанта и новая забастовка собственников грузовиков. Понимаю, что это вызвало большое напряжение. Понимаю и Твое желание выиграть время, что позволит улучшить соотношение сил на случай, если начнется борьба… Эти стремления достойны похвалы. Но если противная сторона, подлинные цели которой мы не в состоянии определить отсюда, настаивала бы на коварной и безответственной политике, требуя от Народного единства и революции невозможную плату, не забывай ни на секунду об огромной помощи чилийского рабочего класса… Рабочий класс в состоянии по Твоему приказу спасти революцию, находящуюся под угрозой, – парализовать заговорщиков… враг должен знать, что рабочий класс начеку и готов ступить в бой. Его сила и боевитость могут определить соотношение сил в столице в твою пользу…»

Совет Кастро был политически верен, но неосуществим с военной точки зрения. Рабочие, конечно, могли бы занять фабрики в случае переворота. Но чем они могли бы остановить танки или авиацию путчистов?

2 августа 1973 года лидер ХДП Айлвин прервал начавшиеся 30 июля переговоры с Альенде. Теперь президент мог рассчитывать только на образование военно-гражданского правительства с участием Пратса. Другой гарантии от переворота не было.

ХДП тоже пыталась привлечь армию на свою сторону. 5 августа 1973 года партийный орган демохристиан «Пресса» написала, что после провала переговоров с Альенде только армия может спасти Чили от неминуемой катастрофы. Фактически разрыв ХДП с правительством стал точкой начала обратного отсчета для военного мятежа.

Согласно избранному ЦРУ сценарию, начала разрастаться забастовка водителей. Альенде призвал армию наладить бесперебойное транспортное сообщение в стране. Опять, как и в 1972 году, были организованы молодежные бригады по разгрузке товаров. Правительство объявило о конфискации грузовиков бастующих и заявило, что новые машины и запчасти будут предоставлены только тем водителям, которые не бросили работу.

Но на этот раз люди Вильярина не намеревались ограничиваться пассивным саботажем. Были взорваны несколько железнодорожных линий, мостов и газопровод. Пикеты Конфедерации владельцев грузовиков соорудили на ключевых шоссе баррикады. Те грузовики, которые все же выходили на дороги, подвергались обстрелу, водителей жестоко избивали, трое шоферов были убиты. За первые две недели забастовки погибли пять человек, более ста были ранены. Всего за время стачки конфедерации было зарегистрировано 71 нападение на грузовики, 37 диверсий на железной дороге, 10 взрывов мостов, 6 подрывов нефте-и газопроводов. Было совершено 270 терактов всех видов.

Между тем армия не боролась с погромщиками, а активизировала проведение «оперативок». 6 августа 1973 года с помощью вертолетов был фактически захвачен государственный металлургический завод в Сантьяго. В провинции Магальянес были заняты семь государственных предприятий, причем во время этой акции «при попытке к бегству» застрелили рабочего.

Политкомиссия ЦК КПЧ выпустила экстренное обращение к нации под заголовком «Родина в опасности!». МИР призвала всех солдат и сержантов не подчиняться преступным приказам. Миристы потребовали немедленной отставки ряда генералов, в том числе Торреса де ла Круса, который руководил «оперативками» в провинции Магальянес Альенде провел встречу с лидерами партий Народного единства и с командованием вооруженных сил. Однако генералы заявили, что при проведении обысков на фабриках действуют строго в рамках закона о контроле над оружием. Это был тревожный для Альенде симптом – к мнению президента генералы и адмиралы (особенно последние) уже не прислушивались.

7–8 августа 1973 года командование ВМС фактически начало ползучий переворот. 7 августа командование 2-й морской зоны в Вальпараисо возбудило иск против радиостанции КПЧ «Симон Боливар», которая посмела критиковать действия ВМС во время «оперативок». 8 августа командование ВМС арестовало 23 членов экипажей крейсера «Адмирал Латорре» и эсминца «Бланко Энкалада». Морякам вменялась в вину подрывная деятельность против военно-морских сил совместно с гражданскими лицами. Арестованных моряков зверски пытали, например, прикладывая оголенные электропровода к гениталиям.

Следствие показало, что арестованные информировали членов МИР о приготовлениях к военному перевороту.

В этот же день, 8 августа командование ВМС запретило прессе сообщать о ходе расследования убийства Аррайи.

Однако Альенде не сдавался: пока на его стороне был Пратс, президент еще надеялся перехватить инициативу и сорвать путч. 9 августа после мощной массовой демонстрации в поддержку правительства Альенде объявил о создании нового военно-гражданского кабинета министров – правительства «национальной безопасности». Пратс стал министром обороны, командующий ВМС адмирал Монтеро – министром финансов, главком ВВС Руис – министром общественных работ и транспорта, командующий корпусом карабинеров Сепульведа – министром колонизации и освоения земель. Альенде заявил, что это – «правительство последней надежды» для Чили.

10 августа новый кабинет в ультимативной форме потребовал от владельцев грузовиков в течение 48 часов вернуться к работе. Но Вильярин ответил, что будет бастовать до отставки Альенде. В ответ в тот же день началась конфискация грузовиков у бастующих членов Конфедерации владельцев грузовиков. Силами карабинеров было изъято 1620 машин и 500 микроавтобусов. Правительство назначило во все 25 провинций военных уполномоченных для осуществления реквизиции. Правые ответили на решительные меры властей новым эффектным терактом – 13 августа во время выступления Альенде по телевидению был совершен подрыв линий электропередачи. Без света остались около 4 миллионов человек в девяти центральных провинциях. Выступление Альенде было прервано на полуслове, но вскоре президент снова вышел в эфир с помощью аварийной подстанции. Глава государства проинформировал соотечественников, что из-за безответственной политической забастовки владельцев грузовиков 40 % предприятий работают только на четверть мощности: «Мы на грани гражданской войны, надо помешать ей».

16 августа состоялось заседание Высшего военного совета ВМС, на котором адмиралы пытались заставить адмирала Монтеро подать в отставку со своих постов. Уход Монтеро должен был привести к полному развалу военно-гражданского правительства. На следующий день служба расследований доложила президенту, что в подготовке военного переворота замешан главком ВВС Руис. Альенде отправил его в отставку и назначил новым командующим ВВС Густаво Ли, а новым министром общественных работ – генерала Маглиокетти.

Возможно, Альенде стал жертвой дезинформации. Заговор зрел, прежде всего, в ВМС, а Густаво Ли был самым активным заговорщиком среди генералов авиации. К тому же отставка Руиса еще более обострила отношения между президентом и генералитетом.

19 августа президент вновь обратился к нации с осуждением забастовки водителей грузовиков. Он отметил, что из-за забастовки к середине августа уже потеряна большая часть урожая овощей, под угрозой гибели оказались 3000 га сахарной свеклы, от недостатка кормов погибли 350 тысяч кур и 10 тысяч овец. Ежедневно страна теряла половину производимого молока.

С точки зрения ЦРУ все это было прекрасно: «низшие классы» Чили терпели страшные лишения, как и предполагал сценарий дестабилизации американской разведки. 20 августа 1973 года «Комитет 40» по телефону разрешил резидентуре ЦРУ в Сантьяго выделить миллион долларов оппозиционным партиям и организациям частного сектора Чили, которые должны были присоединиться к забастовке владельцев грузовиков и полностью парализовать страну.

20 августа 1973 года Альенде находился в южном городе Чильяне, когда ему сообщили, что ВВС при поддержке флота собираются совершить государственный переворот. Радиостанция оппозиции «Агрикультура», заранее знавшая о мятеже Супера, постоянно передавала информацию о «волнениях в ВВС» и «ожидающихся важных событиях». Оппозиционные СМИ призывали не допустить отставки генерала Руиса. О своей солидарности с генералом завили видные деятели ХДП. Стали циркулировать заявления некоторых офицеров ВВС о том, что они не признают другого командующего, кроме Руиса.

Провокация, на которую попался Альенде, убрав Руиса из правительства, стала приносить свои плоды.

Президент быстро вернулся в Сантьяго и навестил генерала Пратса, который лежал в постели с высокой температурой. Пратс связался по телефону с Пиночетом, и тот заверил, что никакого повода для беспокойства нет. Пиночет заявил Пратсу: «Я генерал, уважающий Конституцию, и я буду оставаться лояльным правительству до конца».

21 августа, получив деньги ЦРУ, ХДП и руководители гремиалистских организаций призвали к всеобщей забастовке.

Вечером 21 августа заговорщики наконец убрали главное препятствие на пути к мятежу. В этот день к резиденции Пратса пришли несколько сотен женщин, среди которых были жены действующих генералов и офицеров. Национальная служба расследования сфотографировала демонстрацию и выявила шесть жен генералов и других офицеров, которые явно не вышли бы на улицу без санкции своих мужей. Примерно 300 дам хотели передать жене Пратса письмо, в котором содержалось требование к генералу уйти в отставку с министерского поста. Супруга главкома принять петицию отказалась.

К дому Пратса подъехали карабинеры и попытались разогнать демонстрацию слезоточивым газом. Но женщины, казалось, только этого и ждали. Неожиданно ряды протестующих выросли примерно до 2 тысяч человек. Пратса опять грубо обвиняли в том, что он только и умеет, что воевать с женщинами.

Вечером к больному заглянул генерал Бонилья, близкий сторонник Фрея, и попросил, чтобы Пратс подал в отставку. После Бонильи приехал Альенде, чтобы выразить главкому свое полное доверие. Пратс заявил, что вынужден подать в отставку и что, по его мнению, в армии зреет государственная измена. Президент просил Пратса оставаться на своем посту.

Вернувшись в резиденцию, Альенде пригласил на обед нескольких генералов сухопутных войск, включая Пиночета. Президент сказал, что намерен уволить в отставку всех генералов, чьи жены пришли к резиденции Пратса (формально Альенде не мог этого делать без согласия квалификационного военного совета, в котором сидели те же генералы).

Глава государства прекрасно понимал, что заговорщики могут использовать этот шаг как предлог для переворота. Поэтому президент немедленно встретился с главами партий Народного единства и КУТ и просил рабочих быть начеку. Пиночету было поручено вместе с лидерами КУТ обсудить план отпора мятежу. Корпус карабинеров в Сантьяго был пополнен тысячью бойцов.

22 августа об открытом неповиновении президенту объявил Конгресс. Оппозиционное большинство палаты депутатов одобрило «соглашение палат» – документ, в котором Альенде были предъявлены официальные обвинения в нарушении Конституции. В «соглашении» содержался призыв к населению и вооруженным силам не подчиняться правительству. В этот же день предприниматели объявили всеобщую бессрочную забастовку: к владельцам грузовиков присоединились частные торговцы, инженеры, врачи и адвокаты.

Коллегия адвокатов выступила с заявлением, в котором говорилось, что Альенде не в состоянии исполнять свои обязанности и должен подать в отставку. Левые СМИ сразу же обратили внимание, что точно с таких же формулировок начинался путч против прогрессивного президента Чили Бальмаседы в 1891 году.

23 августа на совещание собрались 12 генералов, представляющих высшее командование вооруженных сил. Вел заседание Пиночет. Пратс поставил вопрос о доверии и получил давно подготовленный заговорщиками ответ: дальнейшее пребывание Пратса на должности главкома может расколоть вооруженные силы. Фактически Пратса «выдавили» из армии. Главком заявил: «Я ухожу, чтобы не дать предлога тем, кто решил свергнуть конституционное правительство». Вместе с Пратсом ушли и другие сторонники Конституции – адмирал Монтеро и начальник военных учебных заведений генерал Пикеринг (напомним, что именно курсанты подавили «танкасо» Супера).

24 августа резидентура ЦРУ в Сантьяго сообщала: «…события развиваются с невероятной быстротой и активность военных в данный момент, по-видимому, является решающим фактором». Именно эти события, дескать, повлияют на будущее Альенде.

25 августа представитель военной разведки США докладывал из Сантьяго, что отставка Пратса «устранила главное препятствие на пути переворота».

ЦРУ было явно в курсе. 25 августа новый командующий сухопутными войсками генерал Пиночет провел совещание с генералами столичного гарнизона. Было решено обратиться к Альенде с просьбой образовать чисто военное правительство, причем, как того и требовала ХДП, военные должны быть назначены и на средние должности в основных государственных ведомствах.

Чтобы сделать президента более покладистым, в тот же день командование ВМС выступило с сенсационным заявлением: мятеж матросов на флоте готовили Альтамирано, Гарретон (лидер «левого» МАПУ) и Энрикес (лидер МИР). Получалось, что генеральный секретарь президентской партии Альтамирано – главный заговорщик в стране. Фактически демарш ВМС означал открытое неповиновение Альенде.

25 августа в Вашингтоне только что назначенный директором ЦРУ Уильям Колби направил Киссинджеру меморандум о положении дел в Чили, в котором говорилось о «скрытой финансовой поддержке (со стороны США) чилийского частного сектора», то есть бастовавших предпринимателей. В то же время явно с оглядкой на госдепартамент в меморандуме утверждалось: «Резидентура в Сантьяго не работает напрямую с вооруженными силами, чтобы спровоцировать переворот, и не дает советов оппозиции, результатом которых мог бы быть переворот». Однако в меморандуме все же пришлось признать очевидный факт: «Является реальностью и то, что интенсификация давления оппозиции на Альенде может привести к перевороту».

В донесении резидентуры ЦРУ в Сантьяго еще в начале июля позиция Христианско-демократической партии, с которой отчаянно пытался наладить диалог Альенде, описывалась так: «Лидеры ХДП с каждым разом все более убеждаются в том, что только военный государственный переворот может предотвратить марксистскую оккупацию Чили».

Между тем в Чили была проведена оригинальная операция прикрытия военного мятежа. 26 августа по анонимному звонку полиция арестовала в одном из столичных ресторанов лидера ПИЛ Тиме. На допросах тот и не отпирался: «Патриа и Либертад» готовит мятеж и сотрудничает с людьми Вильярина в организации диверсий и актов саботажа. Но про военных заговорщиков Тиме ничего не сказал: всю энергию властей следовало направить против пиловцев, в то время как генералы-заговорщики отработают последние детали переворота.

25 августа командование ВМС спровоцировало события, которые оно пыталось подать как начало захвата власти левыми экстремистами. В этот день около 30 военных моряков во главе с сержантом морской пехоты Хуаном Карденасом заняли радиостанцию в Вальпараисо и призвали всех военнослужащих не подчиняться приказам командования флота, которое готовит государственный переворот. Карденас пытался в начале августа добиться встречи с Корваланом и предложить ему создать на флоте «революционную подпольную организацию». Но лидер коммунистов заподозрил неладное и отказался принять сержанта. Тогда Карденас встретился с лидерами МАПУ и СПЧ.

Прокуратура ВМС арестовала «заговорщиков» во главе с Карденасом (всего на флоте были арестованы около 200 военнослужащих) и 30 августа поставила вопрос о лишении депутатской неприкосновенности Альтамирано и Гарретона как «интеллектуальных авторов» «мятежа» на флоте. Одновременно морская пехота начала в Вальпараисо массовые облавы и аресты членов профсоюзов и партий Народного единства. К арестованным применялись жестокие пытки. Например, моряков распинали на крестах.

28 августа Альенде реорганизовал правительство в связи с отставкой Пратса. Военные (хотя и не первые лица вооруженных сил) остались в кабинете: министром финансов стал контр-адмирал Арельяно, а министром горнорудной промышленности – генерал Гонсалес.

В конце августа правительство провело несколько раундов переговоров с водителями грузовиков и удовлетворило все их требования. Так, конфедерации было обещано 1200 средних автобусов, 700 автобусов «мерседес», 2000 такси. 203 междугородних автобуса, 500 легких, 13 333 средних и 400 тяжелых грузовиков. Для правительства пойти на это было непросто – все машины пришлось бы импортировать, что оставляло меньше денег на импорт продовольствия. Несколько раз намечалось подписание акта о прекращении забастовки, но представители Вильярина то не являлись на подписание, то выдвигали очередные требования.

Между тем страна голодала, а во многих больницах пациенты умирали без медицинской помощи, потому что врачи бастовали в поддержку владельцев грузовиков. В начале сентября Альенде объявил на встрече с женщинами, что в Сантьяго осталось муки всего на несколько дней. В начале сентября в столице пропало мясо. На государственных складах его было достаточно, но забастовка водителей лишала возможности привезти мясо в столицу.

В это сложное время Чили была не одна. 7 сентября в порт Кокимбо пришел корабль из ГДР с первым грузом гуманитарной помощи. Всего Берлин обещал поставить Чили 5 тысяч тонн обычной и 200 тонн специальной муки, по тысяче тонн шпика и сливочного масла, 500 тонн консервов, 300 тонн готовых супов, 30 тонн медикаментов, 25 тонн галет на общую сумму 32 миллиона марок ГДР. Кредиты на закупку продовольствия предоставили Нидерланды, Ирландия, Швеция и Финляндия. 1 сентября 1973 года владельцы грузовиков окончательно прервали переговоры с правительством, и все гремиалистские организации объявили всеобщую забастовку. В стране опять закрылись все частные магазины. «Меркурио» с удовлетворением писала, что «миллион трудящихся» полностью парализовал страну.

2 сентября армия сообщила, что 30 августа во время очередной «оперативки» в провинции Каутин военные «накрыли» партизанский тренировочный лагерь МИР и СПЧ. Были арестованы 20 человек, обнаружена взрывчатка и противотанковые мины.

Однако угроза стране исходила явно не слева, а справа. 3 сентября правые взорвали участок железной дороги, и состав с 3 тысячами тонн зерна не смог попасть в столицу. Оппозиция пыталась сорвать празднование третьей годовщины победы Альенде на выборах, но, несмотря на бойкот предпринимателей, 4 сентября поддержать президента в Сантьяго пришли около миллиона человек.

В этот же день патруль карабинеров попытался убрать с дороги пикетчиков Вильярина, которые перегородили шоссе баррикадой. По карабинерам открыли огонь, и ответными выстрелами был убит один из пикетчиков. Естественно, оппозиция опять стала яростно нападать на «репрессивное правительство» Альенде.

5 сентября оппозиция вывела на улицы 100 тысяч женщин, которые требовали отставки Альенде, угрожая в противном случае «постучаться в казармы». Часть женщин прорвались к «Ла Монеде» и разбили окна президентского дворца камнями. Быстро была организована демонстрация женщин – сторонниц Народного единства, и между двумя группами произошли столкновения.

В тот же день пиловцы и боевики Национальной партии совершили сразу 27 терактов и диверсий. Было разобрано полотно на железной дороге Сантьяго – Консепьсон, и пассажирский поезд чудом избежал крушения.

Альенде отверг прошение об отставке адмирала Монтеро, так как не хотел перехода всей власти на флоте к адмиралу Торибио Мерино, который слыл реакционером. Президент собрал высший совет ВМС, на котором некоторые адмиралы потребовали наказать Альтамирано и Гарретона за то, что они солидаризировались с группой Карденаса.

Пытаясь сгладить ситуацию, Альенде уговорил партии Народного единства взять назад заявление, в котором они протестовали против пыток, применяемых к арестованным морякам.

Однако встреча с адмиралами ясно показывала – флот в любой момент готов свергнуть правительство и лишь ждет сигнала от командования сухопутными силами.

7 сентября Альенде собрал генералов во главе с Пиночетом и объявил им о своем решении на следующей неделе объявить плебисцит, чтобы разрешить затянувшийся конфликт между законодательной и исполнительной властью. Президент сказал, что сделает это заявление в обращении к нации во вторник, 11 сентября 1973 года. Этим Альенде невольно сам назначил дату мятежа – после объявления плебисцита никакого предлога для путча у военных уже не оставалось.

1–2 сентября, как стало известно резидентуре ЦРУ в Сантьяго, на встрече командующих всех родов войск было окончательно решено свернуть Альенде, и переворот наметили на 10 сентября. ЦРУ сообщало, что лидером заговорщиков был «избран» генерал Пиночет, который и определит окончательно день и час выступления.

В начале сентября военные, в том числе парашютисты провели в Сантьяго наиболее жестокие «оперативки» на «промышленных кордонах». Это была генеральная репетиция переворота – командование армии убедилось, что никакого оружия у рабочих нет. 7 сентября командование ВМС в Вальпараисо объявило о запрете любых публикаций, критикующих действия армии во время «оперативок». Подразделения ВВС заняли государственную текстильную фабрику «Сумар», подавив сопротивление рабочих. В завязавшейся перестрелке были ранены три человека, 10 – арестованы.

Между тем Национальная служба расследований продолжала громить «Патриа и Либертад». 10 сентября лидер этой организации Пабло Родригес заявил из одной из южных провинций, что нелегально вернулся в страну для борьбы против марксистского правительства. Были обнаружены документы ПИЛ с детальным описанием плана переворота. Но настоящий переворот готовили совсем другие люди, и ПИЛ в их планах отводилась только вспомогательная роль.

8 сентября 1973 года ЦРУ и военная разведка США сообщили в Вашингтон из Сантьяго, что переворот случится в самое ближайшее время, скорее всего 10 сентября. В донесении военной разведки говорилось: «Все три рода вооруженных сил договорились выступить против правительства 10 сентября, и, как представляется, группы гражданских террористов и правые группы готовы их поддержать».

ЦРУ, в свою очередь, сообщило, что вооруженные силы Чили начнут акцию по свержению правительства в 8.30 10 сентября. 9 сентября один из агентов-нелегалов ЦРУ в Чили доложил в резидентуру, что путч перенесен на 11 сентября. В шифровке, отправленной в Лэнгли, говорилось: «Переворот начнется 11 сентября. В акцию вовлечены три вида вооруженных сил и карабинеры. В 7 часов утра будет сделано заявление по радио «Агрикультура». Карабинерам поручено арестовать президента Сальвадора Альенде». Бывший сотрудник ЦРУ в Сантьяго Дональд Винтерс вспоминал позднее: американская разведка заранее договорилась с заговорщиками, что они сообщат ей точную дату выступления.

Заговорщики сильно нервничали. 10 сентября вечером на связь с ЦРУ в Сантьяго вышел «ключевой офицер из группы чилийских военных, которые хотели свергнуть президента Альенде» и спросил, поможет ли военным правительство Соединенных Штатов, если у путчистов возникнут трудности. Ему пообещали срочно передать соответствующий запрос в Вашингтон.

Но еще 7 сентября заместитель госсекретаря Кубиш фактически сформулировал американскую позицию относительно возможного переворота в Чили: «…если будет совершен благоприятный с нашей точки зрения переворот, который окажется под угрозой срыва, вполне вероятно, что мы введем в действие рычаги, чтобы повлиять на ситуацию». Кубиш попросил ЦРУ внимательно отслеживать ход событий.

В любом случае медлить путчисты уже не могли – они не имели права допустить выступления Альенде с инициативой плебисцита.

Однако 8 сентября к перевороту было готово только командование ВМС. В этот день адмиралы собрались в Военной академии Вальпараисо, но никакой ясности относительно позиции армии и ВВС у них не было. Без прояснения этого вопроса рисковать никто не хотел.

Решили еще раз встретиться на следующий день, в воскресенье в доме адмирала Пабло Вебера – вроде бы как поболтать после церковной мессы.

Командующий морской пехотой адмирал Уидобро понял, что путч под угрозой срыва, и решил пойти на прямой обман. В это время в Вальпараисо находился начальник разведслужбы генерального штаба капитан ВМС Ариэль Гонсалес. Уидобро уговорил его предстать в роли посланца Пиночета и командования ВВС, которые якобы готовы к перевороту. На встрече в доме Вебера Уидобро солгал, что ночью ездил в Сантьяго и заручился поддержкой Пиночета и командующего ВВС Густаво Ли. Адмиралы не очень ему поверили, и тогда Уидобро попросил пригласить в зал свидетеля его «переговоров» – капитана Гонсалеса. Гонсалес, не моргнув глазом, все подтвердил.

После этого адмиралы наконец решились выступить и наметили точную дату переворота: вторник, 11 сентября, в шесть часов утра. Участники совещания направили Уидобро и Гонсалеса в Сантьяго с посланием к Аугусто Пиночету и Густаво Ли, которое от руки написал главком ВМС Торибио Мерино: «Густаво и Аугусто, даю слово чести, что день Н (буква латинская – прим. автора) – это 11-го, а час Н – 6.00. Если вы не сможете в этот день принять участие всеми силами под вашим командованием, то сообщите об этом. Адмирал Уидобро уполномочен обсуждать с вами любые вопросы. Приветствую вас с надеждой и пониманием. Мерино». Подумав немного, адмирал сделал две приписки: «Густаво, это последняя возможность. Х. Т.» (то есть Хосе Торибио – инициалы Мерино) и «Аугусто, если ты не задействуешь все силы Сантьяго с самого первого момента, то мы не останемся в живых. Пепе» (Пепе – уменьшительное от Хосе).

Уидобро и Гонсалес переоделись в гражданскую спортивную одежду (если бы их задержали сотрудники службы расследований, офицеры сказали бы, что собрались на рыбалку) и поехали с посланием Мерино в Сантьяго. Правда, пришлось вернуться – Уидобро забыл в форме деньги.

В это время все генералы, адмиралы и большинство офицеров были возмущены заявлением Альтамирано, сделанным 8 сентября. Лидер СПЧ не только признал, что встречался с моряками, которых теперь судили за призывы к неповиновению («я волен встречаться с кем захочу и слушать все, что мне рассказывают»), но и довольно пренебрежительно высказался о боевой мощи вооруженных сил. Если генералы и адмиралы, сказал Альтамирано, пойдут на путч, то Чили превратится в «новый Вьетнам» и военных быстро раздавит народная мощь.

Непонятно, зачем Альтамирано провоцировал военных, но добился он только одного – теперь правительство стали ненавидеть не только генералы, но и многие офицеры, которые восприняли слова лидера социалистов как оскорбление вооруженных сил. Он прекрасно знал, что никакого оружия для оказания сопротивления армии ни у социалистов, ни у миристов нет, если не считать пару гранат, автоматов, винтовок и пистолетов. Скорее всего, Альтамирано хотел припугнуть военных – мол, о заговоре все известно. Но своей выходкой он лишь подтолкнул к действиям Пиночета, опасавшегося теперь за свою жизнь.

Основываясь на опыте путчей 1969-го и июня 1973 года, левые в Чили, включая Альенде, думали, что может восстать только часть армии, но большинство военных останутся на стороне законных властей и подавят переворот, а в крайнем случае – раздадут оружие сторонникам правительства.

9 сентября Пиночет вызвал к себе Густаво Ли – главком чилийских вооруженных сил праздновал день рождения своей дочери Жаклин. Ли приехал с бумагой от Мерино и с порога стал возмущаться: ВВС не намерены терпеть Альенде после высказываний Альтамирано. Пиночет слушал и приводил в порядок свои бумаги на рабочем столе в кабинете. Потом он задумчиво спросил: «Но ты отдаешь себе отчет в том, что все это может стоить нам жизни?» Тем не менее Пиночет и Ли вместе подписали бумагу Мерино, и Пиночет даже скрепил ее печатью главкома вооруженными силами.

Заметим, что еще 8 сентября позиция Пиночета была неизвестна идейным вождям заговора – Густаво Ли и Торибио Мерино. Тогда к главкому послали генерала Серхио Арельяно Старка, который заявил, что переворот в любом случае состоится – с Пиночетом или без него. В ответ якобы возмущенный Пиночет ударил кулаком по креслу, на котором сидел, и крикнул: «Я же вам не марксист, черт подери!»

10 сентября президент собрал экстренное заседание кабинета и объявил, что завтра обратится к народу с предложением о проведении плебисцита. Альенде планировал выступить с этой инициативой в Техническом университете Сантьяго, радиостанция которого контролировалась коммунистами. Президент хотел поставить все на одну карту, но был твердо уверен, что соберет на референдуме как минимум 55 % голосов. В случае проигрыша он готов был подать в отставку.

Альенде долго беседовал 9 сентября с лидером МИР Энрикесом, который полностью отверг идею референдума как отступления перед оппозицией. Той же точки зрения придерживался Альтамирано. Оба эти политика толкали Альенде на конфронтацию с оппозицией и требовали немедленно уволить 10 наиболее реакционно настроенных генералов. Но Альенде понимал, что сделай он это – и его противники в вооруженных силах немедленно воспримут такой шаг как желанный предлог для переворота.

Однако президент отнюдь не был мягкотелым интеллигентом, закрывавшим глаза на положение дел в армии. Сотрудники службы расследования круглые сутки следили за адмиралами из командования ВМС – Альенде было ясно, что путч начнет именно флот.

Заметим, что кричавшие о своей революционности миристы предвидели возможность переворота. Энрикес уже давно ночевал на конспиративной квартире. А руководство СПЧ заранее наметило место, где лидеры партии должны были собраться к моменту начала военного переворота, – государственную фабрику «Мадесма», которая совсем недавно подверглась армейской «оперативке».

После заседания правительства КПЧ издала поздно вечером 10 сентября «Обращение к народу», в котором предупредила, что на днях может произойти фашистский переворот. Компартия и другие партии Народного единства рекомендовали своим активистам не ночевать дома.

В этот момент (в 21.00 10 сентября) командующий 2-й (столичной) дивизией генерал Баэса и другие генералы армии и карабинеров уже получили от Пиночета последние директивы по занятию ключевых точек Сантьяго 11 сентября. Пиночет использовал подготовленный Бради еще в июле 1973 года план действий армии на случай внутренних волнений. Поэтому на инструктаж у него ушло не более 15 минут – все приглашенные генералы также были знакомы с планом и знали, какие части столицы им предстоит занять.

Составной частью плана переворота была «Операция Молчание». Согласно этой операции, все радиостанции оппозиции с 11 сентября включались в единую сеть во главе с радиостанцией Союза землевладельцев «Агрикультура», которая должна была передавать все сводки и приказы военной хунты. Остальные радиостанции сети были призваны тиражировать эту информацию по все стране. Одновременно все радиостанции партий Народного единства должны были быть быстро захвачены солдатами или карабинерами, а в случае необходимости – атакованы танками и самолетами. Главным было не допустить их выхода в эфир.

Армейские техники укрепили здание «Агрикультуры» броневыми стойками и плитами на случай обстрела сторонниками Народного единства – рядом с «Агрикультурой» находилась штаб-квартира КПЧ.

К моменту переворота в чилийских сухопутных войсках насчитывалось 38 тысяч солдат и офицеров, в том числе 9 тысяч призывников. ВМС состояли из 15 тысяч матросов (из них по призыву служили 1200). В ВВС служили 8 тысяч солдат и офицеров. Корпус карабинеров насчитывал 22 500 человек.

В 16.00 10 сентября эскадра ВМС Чили вышла из Вальпараисо для соединения с американскими боевым кораблями, прибывшими в Чили на очередные ежегодные совместные маневры «Унитас XVI» («Единство XVI»). Вечером 10 сентября части в окрестностях Сантьяго перешли на казарменное положение – солдатам и офицерам объяснили, что завтра не исключены силовые действия левых во главе с Альтамирано и Гарретоном против армии или даже президента.

На одном из участвовавших в маневрах американских кораблей – эсминце «Джесси Браун», предназначенном для радиоэлектронной борьбы – был оборудован пункт прямой связи с Пентагоном.

14 августа 1973 года американцы запросили у Чили визы для 27 летчиков эскадрильи «Воздушные акробаты», которые намеревались устроить в Сантьяго показательные выступления. Через день визы запросили уже для 150 летчиков, а выступление перенесли с конца августа на первую половину сентября.

7 сентября самолет РЭБ США «Локхид Ср-57» пролетел над чилийской территорией с целью отработки взаимодействия с кораблями американской эскадры, находившейся в Вальпараисо. В этот же день «Воздушные акробаты» прилетели в аргентинский город Мендоса на границе с Чили.

Задача американской эскадры и сил ВВС была следующей. В Вашингтоне не исключали, что путч натолкнется на вооруженное сопротивление некоторых частей армии, борьба затянется и Альенде может попросить помощи у Кубы. Американские морские и воздушные силы в этом случае должны были перехватить кубинский спецназ, который мог оперативно прибыть в Чили только воздушным путем. Переправка морем потребовала бы гораздо больше времени.

Кубинцы действительно проводили у себя военную подготовку около 30 активистов СПЧ. 11 сентября им поступило указание быть готовыми к вылету в Чили вместе с бойцами кубинского спецназа. Но через три дня приказ был отменен, потому что стало ясно, что никакого вооруженного сопротивления путчистам не оказывается, а Альенде погиб еще 11-го.

Утром 11 сентября эскадра ВМС неожиданно вернулась в Вальпараисо, и солдаты морской пехоты стали занимать ключевые точки второго по величине города Чили. Префект Вальпараисо успел позвонить генералу карабинеров Хорхе Уррутии, а тот сообщил о мятеже флота Альенде.

Альенде не жил в президентском дворце. Ему не нравилось холодное большое и помпезное здание, почти все помещения которого были проходными. Для президента, как уже упоминалось, построили резиденцию на улице Томаса Мора – несколько особняков (включая помещения для охраны) с высоким забором, которые легче было оборонять. После 29 июня 1973 года охрану резиденции усилили – карабинеры теперь находились в ней постоянно.

Ночью 11 сентября многие сторонники правительства заметили, что некоторые части столичного гарнизона и окрестностей перешли на казарменное положение, а часть солдат на грузовиках отправились в Сантьяго. Все это было подозрительно.

В полночь 11 сентября Альенде доложили, что в Сантьяго замечено странное перемещение войск. Президент поручил министру обороны Орландо Летельеру позвонить генералу Баэсе и выяснить в чем дело. Баэса отрапортовал, что разберется, и попросил у Летельера номер телефона, чтобы перезвонить, но министр обороны сказал, что выйдет на связь сам. Когда Летельер перезвонил, Баэса выложил ему следующую версию: якобы получены сведения о готовящихся бастовавшими владельцами грузовиков актах саботажа против бензоколонок, и армия решила взять их под защиту.

В 6.20 раздался телефонный звонок Уррутии, и Альенде сообщили, что флот в Вальпараисо восстал и требует его отставки. Глава государства был спокоен и попытался связаться с Пиночетом и другими генералами, но они не брали трубку – ни на службе, ни дома.

Генералу авиации Бачелету на момент переворота было 49 лет. Он чувствовал, как в последнее время почти открыто ненавидят его сослуживцы – Бачелет считался в ВВС отъявленным «альендистом» (он действительно симпатизировал президенту), а его жена, преподаватель, – «красной». Ей даже пришлось перестать посещать светские мероприятия генералитета, где ее встречали с плохо скрываемой ненавистью. Узнав утром 11 сентября 1973 года о мятеже, Бачелет понял, что закончилась не только его карьера, но, возможно, и сама жизнь. По иронии судьбы, собираясь на службу, среди бумаг он обнаружил пришедшее пять дней тому назад приглашение на прием в Военный клуб от супруги Пиночета Лусии Ириарт. Прием должен был состояться 11 сентября. Но в этот день Бачелет был арестован, как только приехал в Министерство обороны.

Там же был арестован и министр обороны Орландо Летельер, приехавший, чтобы выяснить обстановку.

В 6.47 самолеты ВВС обстреляли радиостанцию «Корпорасьон».

В 7.15 президент в сером твидовом пиджаке поверх свитера отбыл из резиденции (он ехал на своем «фиате 125», его сопровождала три машины ГАП с 23 бойцами и три танкетки карабинеров) и через 20 минут прибыл в «Ла Монеду», которую охраняли 25 карабинеров и несколько танкеток. Глава государства был вооружен автоматом АК-47 (подарок Кастро). Гаповцы помимо автоматов и двух пулеметов привезли с собой три гранатомета РПГ-7. На улицах уже было много военных патрулей, но кортеж президента никто не остановил.

Всю ночь у резиденции Альенде дежурила легковая машина с офицером военной разведки. Как только глава государства покинул резиденцию, об этом узнали путчисты. Альенде решили не задерживать и, тем более, не убивать по простой причине: Пиночет надеялся, что президент перед лицом мощи всех вооруженных сил сам напишет заявление об отставке и придаст таким образом перевороту легитимность.

В 7.10 оппозиционные радиостанции («Агрикультура», «Минерия», «Радио Бальмаседа») передали первое коммюнике командования вооруженных сил Чили. Президенту предлагалось «немедленно передать свои высокие полномочия чилийским вооруженным силам и корпусу карабинеров», которые «едины в своей решимости взять на себя ответственную историческую миссию и развернуть борьбу за освобождение отечества от марксистского ига и за восстановление порядка и конституционного правления». Далее говорилось, что «рабочие Чили могут не сомневаться в том, что экономические и социальные блага, которых они добились на сегодняшний день, не будут подвергнуты большим изменениям». Всем СМИ Народного единства предписывалось немедленно прекратить передачи, «иначе они будут подвергнуты нападению с суши и с воздуха». Коммюнике подписали командующий сухопутными войсками генерал Пиночет, командующий ВМС адмирал Торибио Мерино, командующий ВВС генерал Ли и командующий корпусом карабинеров генерал Мендоса.

Примерно в то же время, когда Альенде выехал в «Ла Монеду», Пиночет прибыл в свой командный центр в Пеньялолене (юго-восток Сантьяго), где находился главный пункт управления и связи чилийских вооруженных сил. В командном центре уже оборудовали линии связи с Ли, бывшим в этот момент в здании Академии ВВС, и адмиралом Патрисио Карвахалем, который отвечал за непосредственное осуществление переворота в столице и располагался в здании Министерства обороны рядом с «Ла Монедой».

Президент из «Ла Монеды» опять попытался связаться с Пиночетом – и опять безуспешно. Альенде с горечью воскликнул: «Бедный Пиночет! Его наверняка арестовали».

Прибывший в «Ла Монеду» директор корпуса карабинеров генерал Сепульведа заверил президента, что корпус стоит на стороне правительства. Однако Сепульведа не знал, что реально карабинерами уже командует его заместитель Мендоса, который полностью поддержал переворот.

Позднее Альенде объявил карабинерам, что их командование восстало против президента, и он намерен оборонять дворец. Если кто-то из карабинеров не желает участвовать в бою, то может покинуть дворец. Однако охрана осталась. Позднее к защитникам дворца присоединились семь человек из службы безопасности – единственное подкрепление, которое получил в свой последний день президент Чили. Во дворец приехали дочери президента – Беатрис (она была беременна) и Мария Исабель. Позднее стали прибывать некоторые министры и просто сторонники Народного единства – оружия никто из них не имел.

В 7.55 президент записал радиообращение к нации, которое передала радиостанция СПЧ. Альенде заявил, что не подаст в отставку: «Я готов драться против мятежников любыми средствами. И пусть это знают те, у кого в руках сила, но не право». На тот момент президент еще считал, что восстала только часть флота. Лидер КУТ Фигероа обратился к рабочим и крестьянам с призывом немедленно занять фабрики и сельхозкооперативы для организации сопротивления путчистам.

В 8.15 Альенде позвонил представитель правительственной хунты (так называли себя мятежники) адмирал Карвахаль и предложил немедленно улететь из Чили с родственниками и ближайшими сотрудниками в любую страну, в которую он пожелает. Адмирал сказал, что на раздумье защитникам дворца отводится время до 11.00, после чего «Ла Монеду» начнут бомбить с воздуха.

Президент гордо отказался, хотя, по воспоминаниям дочери, уже тогда предполагал, что никакая помощь к «Ла Монеде» не прорвется: военные успели отрезать «промышленные кордоны» от центра города.

У Карвахаля с Пиночетом состоялся следующий диалог, сохранившийся в материалах Комиссии по исторической правде Чили.

«Карвахаль: Я говорил с ним лично и предложил сдаться от имени главнокомандующих родами войск… Но он ответил просто ругательствами, и ничего больше.

Пиночет: Посмотрим, как в 11.00 прилетят первые попугайчики (имелись в виду самолеты ВВС – прим. автора)… Поглядим, что тогда произойдет. Точно в 11.00 начнем бомбить!

Карвахаль: Когда они (карабинеры охраны – прим. автора) покинут «Ла Монеду», ее будет проще атаковать.

Пиночет: Как только дворец подвергнут бомбардировке, мы атакуем его полком «Буин» и курсантами пехотного училища. Надо сказать об этом (генералу) Бради.

Карвахаль: Понял. Тогда не будем ждать, пока дворец покинут карабинеры и военные адъютанты президента.

Пиночет: Точно».

Услышав по радио коммюнике хунты, карабинеры в 9.00 решили покинуть дворец, ссылаясь на приказ начальства. Вместе с карабинерами президент после краткой беседы отправил из «Ла Монеды» и своих военных адъютантов. Адъютант президента от ВВС снова передал предложение путчистов улететь из Чили на уже подготовленном самолете. Альенде отказался.

С Альенде остались примерно сорок человек. Президент, не теряя духа, организовал оборону дворца, включая временный медицинский пункт. Альенде позвонил жене в резиденцию на улице Томаса Мора и посоветовал срочно ее покинуть.

В 9.55 танки генерала Паласио окружили «Ла Монеду» по периметру и через некоторое время открыли по дворцу стрельбу. Защитники дворца ответили огнем. Президент тоже стрелял из окон дворца из подаренного Кастро автомата Калашникова, и его с трудом удалось уговорить хотя бы менять место своего расположения.

В 10.15 законно избранный президент Чили обратился к нации со своей последней речью, которую транслировала радиостанция компартии «Магальянес» – единственная из всех радиостанций Народного единства, еще продолжавшая свои передачи. Президент сказал свои знаменитые слова, которые ныне высечены на памятнике Сальвадору Альенде перед «Ла Монедой»: «Я верю в Чили, я верю в судьбу моей страны!» И далее: «Другие чилийцы переживут этот мрачный и горький час, когда к власти рвется предательство. Знайте же, что недалек, близок тот день, когда снова откроется широкая дорога, по которой пройдет достойный человек, чтобы строить лучшее общество».

После выступления президента сотрудники «Магальянес» запели в прямом эфире гимн Народного единства. Они пели до тех пор, пока их не прервали автоматные очереди ворвавшихся в здание мятежников.

Хунта объявила в Сантьяго осадное положение, а дни с 11 по 15 сентября – нерабочими.

Примерно в 10.25 президент предложил женщинам и всем тем, у кого с собой не было оружия, покинуть дворец. Для этого защитники дворца попросили разрешения выслать парламентеров. Карвахаль передал просьбу Пиночету.

«Карвахаль: Сообщаю, что они хотят выслать парламентеров.

Пиночет: Нет, пусть он выходит из «Ла Монеды» с небольшим количеством сопровождающих.

Карвахаль: Если они уйдут, то…

Пиночет: В министерство, в министерство (обороны).

Карвахаль: Но они предлагают переговоры.

Пиночет: Безоговорочная капитуляция! Не о чем говорить! Безоговорочная капитуляция!

Карвахаль: Хорошо, понял вас, безоговорочная капитуляция, и его надо взять в плен, не обещая ничего, кроме сохранения жизни, так скажем.

Пиночет: Жизнь и физическую неприкосновенность. А потом отправим его в другое место.

Карвахаль: Вас понял. И подтвердим предложение о его выезде из страны.

Пиночет: Да, предложение о его выезде из страны сохраняет силу. Однако самолет упадет, старик, как только взлетит.

Карвахаль: Понял, понял…»

В 11.00 пехотные подразделения мятежников атаковали «Ла Монеду», но после 20-минутного боя отступили на исходные позиции. Президент снова в настоятельной форме попросил женщин уйти. Мятежники предоставили краткое перемирие, и женщины в 11.45 вышли из «Ла Монеды». Дочери Альенде вспоминали, что отец отказался надеть бронежилет: «Почему я? Я такой же боец, как и все». Женщины нехотя покинули дворец – многие из них боялись, что путчисты застрелят или изнасилуют их, как только они переступят порог. Альенде провожал женщин до ворот и на прощание поцеловал каждую из них.

В 11.53 самолеты мятежников «Хоукер Хантер» стали обстреливать дворец с воздуха – в «Ла Монеду» попали четыре ракеты, вызвав большие повреждения. Одновременно мятежники подвергли ударам с воздуха резиденцию Альенде на улице Томаса Мора, которую обороняла часть ГАП. По ошибке ВВС нанесли удар и по госпиталю военно-воздушных сил, расположенному рядом. К «Ла Монеде» подтянулись новые танки и БТР.

Альенде и группа его соратников переждали воздушный налет в подвале МИД (внешнеполитическое ведомство Чили находилось в здании «Ла Монеды»). Президент дал указание открыть во дворце все краны, чтобы сдержать распространение пожаров.

Когда у защитников президентского дворца стали кончаться боеприпасы, Альенде приказал взломать комнату охраны и сам пересек внутренний двор, чтобы сделать это. Дверь не поддавалась, и президент приказал взорвать ее гранатой. Было обнаружено четыре пулемета, винтовки СИК, патроны, противогазы и каски. Альенде с оружием в руках воскликнул: «Так пишется первая страница этой истории!» Во время одного из воздушных налетов президент получил легкое ранение осколком выбитого окна.

Видя, что «Ла Монеда» не сдается, путчисты попытались выкурить ее защитников слезоточивым газом, но безуспешно. Сам президент из гранатомета подбил один из танков на улице Моранде. Через несколько минут его соратники вывели из строя второй танк. От слезоточивого газа спасались, прикладывая к лицу носовые платки.

Бывший министр внутренних дел дель Канто утром прибыл в «Ла Монеду» и от имени руководства СПЧ спросил президента, какие рекомендации он дает партии. Альенде отреагировал холодно: когда все было хорошо, социалисты не очень-то нуждались в его рекомендациях и часто ставили главу государства перед свершившимся фактом. Теперь же им вдруг понадобились указания. «Вы сами знаете, что делать». Дель Канто в панике покинул дворец.

Между тем миристы планировали организовать вооруженное сопротивление, но выяснили, что главная конспиративная штаб-квартира партии, где были запасы оружия, захвачена мятежниками. Часть руководства СПЧ и лидеры МИР собрались на заводе «Индумет», чтобы согласовать тактику своих действий. Как уже упоминалось, у МИР была элитная боевая группа «Центральная сила» – примерно 40–50 человек, подчинявшихся напрямую политкомиссии МИР. Лидер МИР Энрикес предложил следующую тактику. «Центральная сила» становится ядром вооруженного сопротивления. Она продвигается к «Ла Монеде», прорывая оборону путчистов простейшим оружием – бутылками с горючей смесью и гранатами, сделанными из консервных банок. Своим порывом боевики увлекают в атаку трудящихся (в основном из «промышленных кордонов») и прорываются к «Ла Монеде», освобождая Альенде. Президент после этого должен перейти на нелегальное положение и возглавить сопротивление военной хунте. Миристы предполагали, что только в Сантьяго могут поднять в атаку до 5 тысяч. Другим маршрутом к дворцу одновременно с миристами пойдет вооруженная колонна СПЧ.

Во время совещания на «Индумете» один из лидеров соцпартии Арнольдо Камю наугад набрал один из личных номеров Альенде в «Ла Монеде». Ответил бывший директор службы расследований Эдуардо «Коко» Паредес, спросивший, когда же подойдет помощь. Лидер МИР Энрикес обещал пробиться к «Ла Монеде» часам к четырем. В это время раздались крики: «Нас окружают!» К «Индумету» подъехал автобус, из которого выскочили карабинеры. Участники совещания стали спасаться бегством. Отныне надеяться Альенде было уже не на что.

Видимо, первоначально решение президента сопротивляться было вызвано во многом и тем, что он ожидал помощи своих сторонников. Альенде приказал экономно расходовать воду и продукты, готовясь к длительному бою.

Впрочем, очень сомнительно, что миристам с самодельными гранатами удалось бы пробиться к президентскому дворцу. В воздухе кружили самолеты и вертолеты мятежников. Когда экипаж одного Б-26 увидел группу примерно в 200 человек, продвигавшуюся из пригорода к центру Сантьяго, он просто сделал несколько предупредительных очередей из пулемета, и колонна рассеялась.

Тактика Энрикеса привела бы лишь к огромным жертвам среди безоружных рабочих. Именно поэтому Альенде ни в одном из двух своих выступлений по радио 11 сентября не призвал трудящихся идти к президентскому дворцу.

В 13.30 путчисты решили штурмовать дворец и под защитой танков прорвались во внутренний двор через главные ворота, а в 13.45 проникли и в само здание. Кто-то воскликнул: «Президент! Они взяли первый этаж и кричат, чтобы мы спускались и сдавались».

Существуют две различные версии дальнейшего развития событий и смерти Альенде.

Первая из них звучит так.

К 13.30 в строю остались примерно 20 защитников «Ла Монеды», которые вместе с Альенде оказывали ожесточенное сопротивление. В 14.00 солдаты ворвались на второй этаж, и Альенде со своими соратниками забаррикадировался в Красном зале. Нападавшие, которыми командовал капитан Гарридо, вышибли дверь, и президент встретил их автоматной очередью. Ответным огнем Альенде ранили в живот, но он продолжал стрелять, опираясь на кресло. Гарридо (отличный стрелок) примерно в 14.10 прошил грудь Альенде смертельной очередью. В последнем порыве защитники дворца выбили ошеломленных нападавших из Красного зала. Альенде унесли в его кабинет, надели уже мертвому главе государства на грудь президентскую ленту, усадили его за стол и укрыли тело национальным флагом.

Через два часа все очаги сопротивления в «Ла Монеде» были окончательно подавлены. Дворец горел из-за прямых попаданий танковых снарядов и авиабомб. Люди Гарридо ворвались в президентский кабинет и увидели спокойно сидящего на своем рабочем месте президента. Разъяренный Гарридо выпустил в покойника автоматную очередь.

Эту версию впервые озвучил Фидель Кастро почти сразу после переворота.

Вторая версия развития события основана на показаниях врача Гихона, который находился в «Ла Монеде» и описал увиденное представителям хунты.

Согласно рассказу Гихона, когда мятежники прорвались на первый этаж дворца и предложили сдаваться, президент рекомендовал своим соратникам сдаться, а сам поднялся на второй этаж.

Там он крикнул: «Альенде не сдается, вы, военное дерьмо!» После чего поставил автомат АК-47 между ног на пол, выпустил себе в подбородок очередь из автомата и умер на месте. Самого самоубийства Гихон не видел: когда он поднялся на второй этаж, Альенде был уже мертв.

Если принять во внимание бойцовский характер Альенде и его готовность погибнуть в бою на своем посту, версия о самоубийстве представляется крайне неубедительной, хотя исключать ее полностью нельзя. Но даже если Альенде покончил жизнь самоубийством, то сделал это не из трусости, – он мог решить, что сопротивление бесполезно и что его смерть, возможно, сохранит жизнь остальным защитникам дворца. Уже после свержения режима Пиночета была проведена эксгумация останков Сальвадора Альенде, которая якобы подтвердила версию Гихона. Однако многими специалистами в Чили результаты этой экспертизы оспариваются.

Увидев мертвого Альенде, генерал Паласиос доложил Пиночету: «Задание выполнено. «Монеда» взята. Президент мертв».

Хунта распространила официальное сообщение, что Альенде застрелился. Но в это уже тогда мало кто поверил. Естественно, версия самоубийства была на руку Пиночету – ведь убийство президента страны являлось преступлением, с какой бы политической точки зрения его ни рассматривать.

Позднее стало известно о разговоре, произошедшем 11 сентября 1973 года между двумя генералами-путчистами, одним из которых был Никанор Диас. Генералы решили не отправить тело Альенде службе здравоохранения для вскрытия и официального установления причины смерти. Бради распорядился вывезти тело президента в военный госпиталь. Есть и такая версия: ворвавшиеся во дворец путчисты увидели убитого Альенде, заменили ему брюки (так как брюки президента были прошиты пулями), приставили к подбородку автомат Кастро и инсценировали самоубийство.

15 сентября 1973 года Никсон позвонил Киссинджеру: «Наша рука здесь хорошо скрыта». Киссинджер ответил: «Да, это не мы сами сделали… я хотел сказать, мы им помогли… Во времена Эйзенхауэра мы были бы героями».

Примечательно, что еще за несколько дней до путча в Чили ЦРУ сообщило о готовящемся перевороте своим коллегам из западногерманской разведки БНД. Но БНД не довела эти сведения до канцлера ФРГ социал-демократа Вилли Брандта, который наверняка предупредил бы Альенде. Однако агент МГБ ГДР в БНД Альфред Шпулер передал информацию в Восточный Берлин, но ГДР уже не успела вовремя предостеречь Альенде.

ФРГ приняла после 11 сентября 1973 года около 3000 чилийских эмигрантов, ГДР – 6000 (в том числе дочь генерала Бачелета и будущего президента Чили Мишель Бачелет).

Во время путча 11 сентября были убиты около 60 гражданских лиц (отдельные группы миристов и коммунистов оказывали сопротивление и 12 сентября). Судьба некоторых членов ГАП (46 из них погибли) неизвестна до сих пор. Уже в 2000-е годы Пиночета обвиняли, в числе прочего, и в убийстве двух человек из личной охраны президента.

Военных погибло 34 человека, в том числе 15 карабинеров. Отдельные группы миристов перешли к партизанской борьбе, и военные продолжали нести небольшие потери еще и в октябре – декабре 1973 года. Партизаны и подпольщики убили более 150 солдат, офицеров и карабинеров.

В первые недели после путча были арестованы более 40 тысяч чилийцев, многие из которых содержались на Национальном стадионе Сантьяго. Чтобы попасть в застенки хунты, достаточно было иметь дома картины кубистов: не слишком образованные военные считали, что эти художники являются сторонниками Кубы. В течение трех лет после переворота количество арестованных превысило 130 тысяч человек. По разным современным данным, от рук путчистов погибли или «пропали без вести» от трех до четырех тысяч человек. Однако следует иметь в виду, что до 1976 года никто точной статистики жертв в Чили не вел. «Эмнести Интернешнл» утверждала, что были убиты 30 тысяч чилийцев только в первый год диктатуры. Посольство США в Чили исходило из цифры 5000.

Примерно 25–28 тысяч чилийцев, в том числе жена и дочь генерала Бачелета, подверглись издевательствам и пыткам.

История оказалась на стороне Сальвадора Альенде. Ему поставлен памятник у «Ла Монеды», а генерал-предатель Пиночет умер мучительной смертью. Как преступника его разыскивали суды многих стран мира. Никсон ушел в отставку, чтобы избежать импичмента в 1974 году, а Киссинджеру десятилетия спустя в американском суде пришлось оправдываться в участии в убийстве генерала Рене Шнейдера в 1970 году (он ссылался на политическую целесообразность – мол, надо было противостоять СССР по всему миру, в том числе и в Чили). Героем Киссинджер тоже не стал: госсекретарь США Колин Пауэлл был вынужден признать, что участие США в свержении Альенде – та страница американской истории, которой никак нельзя гордиться.