Утром в субботу 24 апреля 1965 года начальник генерального штаба доминиканской армии генерал Маркос Ривера Куэста решил подавить заговор молодых офицеров в зародыше. Он вызвал к себе в штаб-квартиру армии, расположенную в четырех милях к северо-востоку от Санто-Доминго четырех подозрительных офицеров, которых надлежало первыми уволить из рядов вооруженных сил. Куэста, видимо, не знал, что один из приглашенных – майор Хуан Мария Лора Фернандес – был одним из руководителей заговора, и что заговорщики решили немедленно начать переворот, если кого-то из них попытаются нейтрализовать.

Куэста не ожидал никаких неожиданностей: он думал, что заговор еще не оформился организационно и находится на стадии обычного недовольства молодых офицеров тем, что их недостаточно быстро продвигают вверх по карьерной лестнице.

Ничего необычного не замечали и в посольстве США. 23 апреля 1965 года посол Беннет вылетел в свой родной штат Джорджию, чтобы навестить больную мать. 26 апреля он должен был изложить руководству госдепартамента свои впечатления об обстановке в Доминиканской республике. 11 из 13 членов американской военной миссии в Доминиканской республике (включая главу миссии полковника морской пехоты Джозефа Килти) находились на рутинном семинаре в зоне Панамского канала. Шеф резидентуры ЦРУ Кинг отправился загорать на пляж.

Еще в пятницу, 23 апреля военно-морской атташе США уехал в долину Сибао поохотиться на голубей. На охоту его пригласил сам «Тони» Имберт.

22 апреля (перед отъездом в США) Беннет составил для госдепартамента отчет о событиях в Доминиканской республике за прошедшую неделю. Положение в стране представлялось ему спокойным. Посол сообщил в отчете о слухах насчет возможного переворота со стороны группы молодых офицеров, но рекомендовал всерьез эти слухи не воспринимать.

Между тем к полудню 24 апреля четыре офицера прибыли к Куэсте, и тот стал расспрашивать, что они знают о заговоре в военной среде. Капитан Марио Пенья Таверас, который командовал комендантским взводом в штаб-квартире армии, тоже был одним из руководителей заговора. Узнав о вызове своих коллег-заговорщиков к Куэсте, капитан решил привести план «Энрикильо» в действие. Он отдал приказ арестовать Куэсту, что и было исполнено. Таким образом, примерно в 12:30 24 апреля 1965 года в Доминиканской республике начался военный переворот.

В течение следующего часа Пенья Таверас обзвонил всех руководителей заговора, и машина переворота заработала по заранее предусмотренному сценарию. Восставшие военные назвали себя конституционалистами, так как их главными требованиями было восстановление действия конституции 1963 года и возвращение к власти законно избранного президента страны – Хуана Боша.

Повстанцы быстро взяли под контроль военную базу «16 августа» (17 миль к северо-западу от Санто-Доминго) и расположенный неподалеку от штаб-квартиры вооруженных сил артиллерийский арсенал. Силы восстания возглавил подполковник Мигель Анхель Эрнандо Рамирес, прибывший на военную базу «16 августа».

Однако командующий второй ключевой военной базой «27 февраля» в окрестностях столицы примкнуть к перевороту отказался. Фактически он занял нейтральную позицию, выжидая, чья возьмет. Таким образом, не успев начаться, переворот оказался под угрозой провала. План – быстрое концентрированное движение частей двух военных баз на столицу – срывался: было потеряно много времени на обработку командного состава базы «27 февраля». Открывать огонь по своим коллегам восставшие не хотели.

Но взять базу «27 февраля» было жизненно необходимо: пока восставшие располагали только 300 солдатами и офицерами из гарнизона «16 августа», а на одной только базе «27 февраля» их находилось около 2 тысяч.

Примерно в 13:45 капитан Пенья Таверас дозвонился до одной из радиостанций, которая находилась под контролем сторонников Боша. В эфире в тот момент выступал Франсиско Пенья Гомес – один из лидеров ДРП и один из немногих гражданских политиков, которых молодые офицеры посвятили в план переворота. Поэтому звонок капитана для Пеньи Гомеса полной неожиданностью не был. Пенья Гомес немедленно передал в эфир обращение ко всем сторонникам Боша и демократии выйти на улицу и мирными демонстрациями поддержать военных, которые хотят восстановить в стране конституцию 1963 года. Уже через несколько минут улицы Санто-Доминго наполнились ликующими сторонниками Боша и просто противниками правящей диктатуры. Так военный переворот превратился в народное восстание.

Огромная толпа окружила Национальный дворец. Рейд Кабраль приказал полиции разогнать манифестантов. Полиция применила водометы и огнестрельное оружие, ранив трех человек. Однако убрать ликующее население с улиц столицы не удалось: всю ночь доминиканцы радостно отмечали торжество демократии.

Пенья Гомес возглавил атаку сторонников Боша на комплекс радио-и телестанции. Примерно в три часа дня 24 апреля этот современный комплекс, построенный Трухильо для владычестванад умами доминиканцев, оказался под контролем конституционалистов. Теперь призывы выйти на улицу и поддержать переворот мирными демонстрациями слышала вся страна. Пенья Гомес прокричал в эфир: «Режим свергнут! Все на улицу! Да здравствует Хуан Бош!»

В мгновение ока улицы покрылись сделанными краской надписями типа «Свобода или смерть!» и самодельными транспарантами, прославлявшими Боша и конституцию 1963 года.

Рейд Кабраль прекрасно понимал силу радио в стране, где большинство населения не умеет читать и писать, но в каждом дворе есть радиоприемник. «Донни» отдал приказ немедленно очистить от мятежников центральную радио– и телестанцию. Кабраль не сомневался в своем численном превосходстве: президентский дворец охраняли около 600 хорошо вооруженных бойцов полиции и CEFA, а рассеянные по городу 2300 солдат вооруженных сил хранили нейтралитет. От Национального дворца к радиокомплексу выдвинулись танки и ударные части полиции. Находившийся практически рядом с Национальным дворцом комплекс был легко отбит у фактически безоружных защитников, трое из которых погибли. Пенья Гомес был арестован.

Кабраль выступил по телевидению и объявил, что правительство полностью контролирует обстановку в стране. Восстали якобы лишь небольшие группы военных на двух базах. Кабраль ультимативно потребовал от мятежников сложить оружие к 6 часам утра 25 апреля, пообещав в противном случае подвергнуть базы ударам с воздуха.

Пока восставшие офицеры все еще уговаривали своих коллег с базы «27 февраля» примкнуть к восстанию, командование ключевой военной базы в Сан-Исидро (в 8 милях к востоку от Санто-Доминго, где генерал Вессин и Вессин командовал ударными танковыми частями) никак не могло определиться с собственной линией поведения. Кабраля генералы недолюбливали, но и возвращения Боша не желали. Ударить по восставшим частям побаивались, так как не было известно досконально, на чьей стороне большинство сухопутных сил и ВВС. В частности, Вессин-и-Вессин опасался, что если он пошлет танки в столицу, то по ним могут ударить самолеты с соседней базы ВВС «19 ноября». На первых порах генерал отправил нескольких офицеров в Санто-Доминго для изучения складывавшейся там ситуации.

Начальник штаба ВВС генерал Хуан де лос Сантос собрал офицеров базы, чтобы выяснить их точку зрения. Некоторые молодые офицеры высказались в поддержку мятежа конституционалистов. Напротив, командующий ударными наземными частями базы майор Сальвадор Льюберес Монтас предложил немедленно выступить против путчистов.

Однако большинство офицеров, включая самого де лос Сантоса, решили переждать. Победила точка зрения, что всем военным надо договориться между собой и создать объединенную военную хунту, которая и заменит Кабраля у власти. Затем можно будет провести и обещанные выборы. Де лос Сантос наивно полагал, что восставшими молодыми офицерами движут только карьерные соображения, поэтому договориться с ними не составит большого труда.

Имберт, командующий полицией, предложил Кабралю немедленно атаковать мятежников, но взамен потребовал для себя пост министра обороны. Кабраль отказался, опасаясь, что тогда Имберт свергнет и его самого.

Посольство США в Санто-Доминго с трудом успевало реагировать на стремительно менявшуюся обстановку. Временный поверенный Уильям Конетт послал первую шифровку в Вашингтон 24 апреля в 15:30 с пометкой «вне очереди», что предполагало ознакомление с ней всех министерств, чьи представители входили в СНБ, а также военных, ЦРУ и аппарата Белого дома. Конетт считал, что режим Кабраля находится под серьезной угрозой, но в целом способен справиться с мятежом. Буквально через несколько минут после первой телеграммы он отправил вторую, где говорилось, что военные атташе оперативно пытаются прояснить ситуацию. ВМС, по оценкам американцев, стояли на стороне Кабраля. О своем формальном подчинении ему заявил и де лос Сантос. Однако Конетт абсолютно верно полагал, что реальная позиция многих высших военных чинов пока еще не ясна. Особенно тревожила американцев нейтральная линия, которой придерживался Вессин-и-Вессин.

Прочитав путаные шифровки Конетта, заместитель госсекретаря Манн два раза позвонил ему в посольство, чтобы получить дополнительную информацию. После этого Манн поставил в известность о доминиканском кризисе президента Джонсона. Президент пока не видел особого повода для беспокойства, так как жизни американцев в Доминиканской республике были вне опасности. Джонсон лишь попросил держать его в курсе событий. Президенту США было не до Доминиканской республики: в феврале 1965 года он решил начать полномасштабную войну во Вьетнаме, и все его внимание было приковано к Юго-Восточной Азии.

Вечером 24 апреля огромные толпы народа, скандировавшие здравицы в честь Боша, снова окружили президентский дворец в Санто-Доминго. Офицеры-конституционалисты, устав от бесплодных переговоров с командованием базы «27 февраля», подтянули к ней артиллерию и пригрозили открыть огонь. После этого, примерно в 18:00, командующий базы (сторонник Балагера) бежал, и повстанцы наконец установили контроль над объектом. На базе было захвачано примерно 30 тысяч единиц оружия. Эрнандо Рамирес перенес на базу «27 февраля» (она находилась в четырех милях от центра Санто-Доминго) свой командный пункт. Теперь можно было идти на столицу.

Примерно в час ночи 25 апреля восставшие войска на грузовиках начали прибывать в Санто-Доминго. Никакого сопротивления им никто не оказывал. Полиция попросту разбежалась. Не присоединившиеся к мятежу армейские части ждали команды своих начальников, а таких команд не поступало. Повстанцы действовали быстро и слаженно, словно пытаясь отыграть потерянное накануне время. Были взяты под охрану важнейшие транспортные развязки столицы, на центральной площади Независимости разместилась артиллерия. Импровизированная линия обороны была создана на мосту Дуарте через реку Осама. Река отделяла Санто-Доминго от находившейся к востоку от него базы Сан-Исидро (откуда повстанцы могли ожидать удара реакционных военных под командованием Вессин-и-Вессина), а мост был единственным местом, где танки Вессин-и-Вессина могли пробиться в город.

Рейд Кабраль уже не контролировал ситуацию и успел лишь назначить генерала Вессин-и-Вессина командующим вооруженными силами.

Повстанцы тем временем снова заняли теле– и радиостанцию. Охранявшие ее части Центра боевой подготовки (CEFA, которым командовал Вессин-и-Вессин) предпочли без боя отойти: приказа открывать огонь по своим коллегам-военным у них не было. Та же ситуация повторилась и у президентского дворца. Его также охраняли танки и БТР CEFA. Повстанцы взяли дворец вместе с охранявшими его частями в кольцо и, в свою очередь, старались избегать вооруженной конфронтации.

Когда столица проснулась, она уже фактически была уже в руках конституционалистов. ДРП снова, используя все радиоканалы, призвала своих сторонников выйти на улицу и поддержать восстание. Множество людей (в Санто-Доминго жили тогда примерно 400 тысяч человек) радостно праздновали победу.

Однако до победы было еще далеко, и поэтому уже утром радиостанции восставших стали призывать население собраться на мосту Дуарте, чтобы «живым щитом» помешать танкам Вессин-и-Вессина пробиться в город. Утром 25 апреля у воинских гарнизонов выстроились длинные очереди желающих получить оружие. Народ скандировал: «Армас! Армас!» («Оружия! Оружия!») Однако конституционалисты все еще надеялись, что кровопролития удастся избежать, и оружие не раздавали. Наоборот, они издали приказы, строго запрещавшие передачу оружия и боеприпасов гражданским лицам, хотя отдельные солдаты и сержанты стали уже было раздавать винтовки и патроны.

Желая как-то воодушевить своих сторонников среди населения, жаждавших реальных действий, Эрнандо Рамирес приказал людям делать «коктейли Молотова», чтобы встретить танки Вессин-и-Вессина. За несколько часов было изготовлено около пятнадцати тысяч бутылок с зажигательной смесью: женщины споро наполняли бутылки бензином. Наиболее рьяно в изготовлении «коктейлей Молотова» участвовали активисты левой партии ДНД.

Еще утром 25 апреля восставшие военные заняли центральную телефонную и телеграфную станцию Санто-Доминго. Теперь временный поверенный в делах США в Доминиканской республике Конетт опасался, что все его разговоры по телефону с Вашингтоном могут прослушиваться. А госдепартамент требовал оперативной информации. Конетт стал использовать коротковолновую радиостанцию сотрудника посольства, отвечавшего за связи с общественностью. Но и сообщения по этой рации приходилось передавать открытым текстом, а значит, их тоже могли прослушать конституционалисты.

Рейд Кабраль все еще надеялся, что Вессин-и-Вессин быстро подавит восстание. Именно поэтому генерал и был назначен верховным главнокомандующим вооруженными силами. Однако база в Сан-Исидро молчала.

Тогда «Донни» призвал на помощь американцев. Он пожаловался находившемуся в президентском дворце военно-морскому атташе США полковнику Хейвуду, что Вессин-и-Вессин ничего не хочет предпринимать. Рейд Кабраль прямо спросил Хейвуда, не могут ли американские войска вмешаться в события. Но единственное, что мог обещать полковник, – передать просьбу Кабраля Конетту. Примерно в 9:30 25 апреля Конетт приехал в президентский дворец и встретился с Рейдом Кабралем. К сожалению последнего, ничего утешительного временный поверенный сообщить не мог. Вместо этого он предложил Кабралю образовать правительственную хунту из офицеров, враждебных Бошу и конституционалистам. Фактически Конетт тем самым предложил «Донни» подать в отставку: мавр сделал свое дело и теперь был должен уйти.

Расстроенный предательством своих былых покровителей, Кабраль подал в отставку, и президентский дворец в 10:30 без боя был занят небольшим отрядом конституционалистов, которым командовал полковник Франсиско Альберто Кааманьо Деньо.

Охране Национального дворца из CEFA было позволено удалиться вместе с танками. Однако когда танки подошли к мосту Дуарте, на них набросились безоружные сторонники восстания из числа гражданского населения. Только первым двум танкам удалось пробиться через толпу и перебраться на другой берег реки. Остальные пять были остановлены, и их экипажи бежали через мост на своих двоих. Эти события резко изменили соотношение сил в пользу конституционалистов: теперь у них тоже были средства для быстрого наступления на базу Сан-Исидро.

Между тем генералы в Сан-Исидро послали в президентский дворец на вертолете своего представителя полковника Бенуа для переговоров с восставшими армейскими частями. Бенуа представился как эмиссар командующего ВВС де лос Сантоса (чьи реакционные взгляды были более чем известны в стране). Бенуа предложил Эрнандо Рамиресу образовать объединенную военную правительственную хунту, однако быстро убедился, что восставшие офицеры действительно хотят как можно скорее передать власть законному президенту – Хуану Бошу. Бенуа сообщил де лос Сантосу по телефону, что дальнейшие переговоры бесполезны.

Однако провал переговоров с Бенуа создал для восставших серьезную проблему. Бош мог вернуться с Пуэрто-Рико только на самолете, причем срочно, пока американцы не успеют этому воспрепятствовать. Но из переговоров с Бенуа было понятно, что ВВС (по крайней мере, на базе под Санто-Доминго) не хотят никакого возвращения Боша и могут сбить его самолет еще на подлете к столице. К тому же было неясно, куда должен приземлиться самолет с президентом: аэропорт столицы находился в руках сторонников де лос Сантоса и Вессин-и-Вессина.

После отставки Рейда Кабраля военные примерно в 10:30 25 апреля образовали временный орган власти – «Военное революционное командование». Однако, будучи сторонниками конституции, они просили Боша как можно скорее вернуться в страну и приступить к исполнению своих обязанностей. Бош, в свою очередь, ждал в Пуэрто-Рико самолета с родины, но все машины были в распоряжении противников конституционалистов.

Тогда Бош связался по телефону с одним из своих сторонников и лидеров ДРП Хосе Рафаэлем Молина Уреньей и попросил его принять на себя обязанности временного президента вплоть до возвращения в страну законного главы государства. С точки зрения конституции 1963 года, Бош действовал безупречно: в 1963-м Уренья был председателем конституционной ассамблеи и палаты депутатов. В отсутствие президента именно он по конституции должен был исполнять обязанности главы государства.

После полудня 25 апреля Молина Уренья образовал временное правительство страны. Эрнандо Рамирес стал министром обороны, Франсиско Кааманьо – министром внутренних дел. После этого в глазах закона мятежниками оказались уже не конституционалисты, а офицеры и генералы на базе Сан-Исидро. Поэтому, как только Уренья принял на себя полномочия главы государства, в президентский дворец снова вызвали полконика Бенуа. На этот раз к Бенуа присоединились представители полиции и ВМС – тем самым конституционалистам давали понять, что все силовые структуры настроены против них. Но второй раунд переговоров оказался столь же бесплодным, сколь первый: Бенуа от имени генералов из Сан-Исидро решительно высказался против возвращения Боша в страну. Он опять предложил Эрнандо Рамиресу создать объединенную военную хунту без участия гражданских политиков. Однако офицерам-конституционалистам не нужны были высокие звания и должности: возвращение законного президента для них не являлось предметом политического торга.

Вернувшись в Сан-Исидро, Бенуа доложил о провале своей миссии де лос Сантосу, и тот решил поговорить с конституционалистами на другом языке. На тот момент реакционным генералам было ясно, что восстание поддержали не более 1000 солдат и офицеров сухопутных сил и артиллеристов, а также группа боевых пловцов численностью примерно в 200 человек. Подавляющее численное и материально-техническое превосходство было на стороне реакционного командования ВВС, ВМС, полиции и CEFA. Гражданское население генералы в расчет не принимали. Правда, непонятно было, от чьего имени действуют генералы после того, как Рейд Кабраль сложил свои полномочия. Но такие формальности де лос Сантоса и Вессин-и-Вессина интересовали мало.

Де лос Сантос передал конституционалистам ультиматум: если они немедленно не согласятся на образование единой военной хунты, то ВВС нанесут удары по президентскому дворцу. Сразу же после ультиматума четыре самолета П-51 «мустанг» с базы Сан-Исидро начали обстреливать дворец из пулеметов. Один самолет был сбит пулеметным огнем. В 16:00 к обстрелу присоединились ВМС: по резиденции главы государства было выпущено четыре снаряда с канонерки в устье реки Осама. Впрочем, большого ущерба канонерка не нанесла.

Но вместо того, чтобы достичь главной цели – деморализации повстанцев, налеты и обстрелы едва не убили Рейда Кабраля. Во дворец, спасаясь от бомбежки, ворвалась группа из примерно 50 вооруженных гражданских лиц. Увидев Рейда Кабраля, люди закричали: «К стенке его!» Кааманьо спас «Донни», спрятав его в подвале, а потом вообще разрешил свергнутому диктатору идти домой. Кабраль, естественно, направился к своим американским друзьям и попросил политического убежища в США. Однако в этом ему было отказано: в Вашингтоне уже не хотели ставить на битую карту. «Донни» нашел пристанище в доме одного из своих друзей в Санто-Доминго, где спокойно жил до июня.

Таким образом, 25 апреля 1965 года генералы-реакционеры развязали в Доминиканской республике гражданскую войну. Позднее Вессин-и-Вессин объяснял, что обстрел дворца не был с ним согласован, и де лос Сантос действовал по своему усмотрению. Последний, в свою очередь, утверждал, что его заставили атаковать президентский дворец чуть ли не силой: якобы командир ударного батальона базы Сан-Исидро Монтас привел танки и пригрозил репрессиями, если де лос Сантос не начнет налеты.

На самом деле военные-реакционеры просто не хотели возвращения Боша, в чем имели мощного союзника – Соединенные Штаты. Конетт и военные атташе США постоянно давили на генералов из Сан-Исидро, требуя немедленно навести порядок и подавить восстание конституционалистов. Если первоначально посольство США в Санто-Доминго полагало, что Кабраль и Вессин-и-Вессин быстро расправятся с немногочисленными повстанцами, то после отставки «Донни» и приведения к присяге Молины Уреньи Конетт стал сообщать в Вашингтон о том, что положение становится критическим и угрожающим.

В депеше, посланной в госдепартамент уже днем 25 апреля, Конетт писал, что Вессин-и-Вессину и де лос Сантосу от имени США было заявлено, чтобы «они делали все возможное для предотвращения захвата власти коммунистами». Именно в ответ на эти требования Вессин-и-Вессин и де лос Сантос согласились прибегнуть к силе. Таким образом, США в лице временного проверенного Конетта спровоцировали кровопролитие в Доминиканской республике, обосновав его бредовыми утверждениями о каком-то «коммунистическом перевороте».

При этом для доминиканских коммунистов – Народно-социалистической партии – сам переворот явился полной неожиданностью. Партия придерживалась точки зрения, что все вооруженные силы представляют собой единый реакционный монолит. Позднее лидеры доминиканской компартии Куэльо и Иса Конде так оценивали роль НСП в событиях конца апреля 1965 года: «Наша партия не была подготовлена к вооруженному восстанию. Партия придерживалась сектантских позиций по отношению к вооруженным силам, рассматривая армию как монолитную силу, состоящую из горилл». Естественно, после обращения офицеров-конституционалистов по радио сторонники компартии (как и других левых сил) присоединились к народному восстанию, так как коммунисты поддерживали восстановление в стране конституционного образа правления.

После обстрела «мустангами» президентского дворца Конетт отправил в Вашингтон сообщение, в котором не скрывал удовлетворения тем, что «позиция генералов в Сан-Исидро становится „более жесткой“ и направлена на то, чтобы „предотвратить коллапс общественного порядка и возвращение Боша“». «Нью-Йорк Таймс» писала через несколько дней: «В воскресенье, 25 апреля, когда стало ясно, что восстание победило, и что Бош вернется из Пуэрто-Рико, государственный департамент, как утверждают, решил, что такое развитие событий может создать угрозу победы коммунизма в Доминиканской республике через шесть месяцев».

После полудня 25 апреля кризисный центр в Белом доме передал президенту Джонсону (он находился в загородной резиденции в Кэмп-Дэвиде) отчет о событиях в Доминиканской республике. Президента проинформировали, что Рейд Кабраль ушел в отставку и власть взял бывший начальник штаба вооруженных сил генерал Монтас Герреро, который, в свою очередь, передал полномочия некой военной хунте из трех человек. Американцы явно выдавали желаемое за действительное, пытаясь «сконструировать» какой-либо правительственный орган, дружественный США. Никакой «хунты» на тот момент в стране не было. Хунту еще только предлагали создать де лос Сантос и Вессин-и-Вессин: исходя из этого, понятно, откуда черпало информацию посольство США в Санто-Доминго.

О конституционалистах в отчете говорилось так: «…смешанная группа из недовольных офицеров, студентов и политических агитаторов. В число лидеров входят, по крайней мере, два видных деятеля Доминиканской революционной партии экс-президента Боша: Хосе Франсиско Пенья, опытный и умелый агитатор, и Мигель Сото, который руководит связанными с партией профсоюзами. Оба характеризуются как члены левого крыла партии и имеют связи с левыми экстремистами. Однако на данный момент кажется, что ни официальная коммунистическая партия (Народно-социалистическая партия. – Прим. автора), ни Доминиканское народное движение, партия, ориентирующаяся на китайских коммунистов, напрямую не вовлечены (в восстание)».

Главной проблемой для США, согласно этому документу, было восстановление единства в рядах доминиканских вооруженных сил (на базе хунты, которой еще не существовало в действительности). В противном случае будет «открыта дорога» экстремистам. Если хунту все-таки создадут, то она, «наверное», проведет выборы, а эти выборы наверняка выиграет Балагер. Балагер «демагог» и «трухильист», «однако является твердым антикоммунистом и пользуется поддержкой лучших людей страны. Мы будем сотрудничать с ним, как делали это и ранее».

Перспективы образования хунты США 25 апреля считали еще вполне реальными, поскольку восставшими офицерами якобы руководили чисто карьерные соображения (так же, как упоминалось выше, считали и реакционные генералы в Сан-Исидро).

Уже утром 25 апреля Джонсон отдал Комитету начальников штабов вооруженных сил США приказ подготовить эвакуацию американских граждан с пылающего острова. Президент США задумывался, не послать ли в Доминиканскую республику войска, чтобы не допустить возникновения «у порога» США второй Кубы.

На ход его мыслей повлияло весьма негативное отношение части американского общественного мнения и большинства СМИ к проводимой президентом внешней политике. Например, влиятельная газета «Нью-Йорк Херальд Трибюн» писала, что Джонсон реагирует на международные кризисы уже после того, как они возникают. «Нью-Йорк Таймс» писала, что президент не умеет толком обращаться с иностранными дипломатами. В июле 1964 года (перед первыми для бывшего вице-президента Джонсона президентскими выборами) опрос общественного мнения в США показал, что 58 % американцев недовольны вьетнамской политикой Джонсона и только 42 % поддерживают ее. Именно во внешней политике большинство американцев отдавали крайне правому кандидату от республиканцев на пост президента Барри Голдуотеру, предпочтение перед Джонсоном, в котором многие видели не слишком образованного провинциала из Техаса. Особенно разительным был контраст Джонсона с Кеннеди: убитый президент предпочитал заниматься именно внешней политикой, а Джонсон побаивался выходить на международную арену.

Сенатор-демократ от Миннесоты Юджин Маккарти (однофамилец известного мракобеса, сенатора от Висконсина) говорил о Джонсоне: «У нас дикий человек в Белом доме, и нам надо относиться к нему соответствующим образом».

Убедительная победа, одержанная Джонсоном на выборах 1964 года, придала президенту дополнительной решимости во внешнеполитических делах. Джонсон понимал, что избиратели проголосовали скорее в память о Кеннеди, чем за него лично, и стремился затмить погибшего президента международными успехами.

Джонсон приступил к эскалации американского вмешательства во Вьетнаме, за что, по данным опросов, выступали 46 % американцев (только 31 % опрошенных поддерживал идею переговоров с Северным Вьетнамом).

Неожиданно возникший кризис в Доминиканской республике был для Джонсона еще одной желанной возможностью доказать всему миру свою решимость ответить на любой внешнеполитический вызов.

Между тем обстрел с воздуха президентского дворца не привел к капитуляции конституционалистов, а лишь побудил их раздать оружие населению. Винтовки, патроны и пулеметы раздавали прямо с грузовиков и у арсеналов. Стали формироваться боевые отряды гражданского населения – «команды» (обычно на базе местных профсоюзные организаций или просто из жителей какого-нибудь дома или квартала). В «команду» входили, как правило, один-два солдата или сержанта конституционалистов, которые учили гражданских лиц обращению с оружием. Предпочтение при раздаче винтовок отдавалось ветеранам вооруженных сил, но таковых было немного. Прямо на ходу рабочие, студенты и жители трущоб учились передергивать затвор и досылать патрон в патронник.

Задачей «команд» была оборона своих собственных домов и кварталов, а также защита стратегически важного моста Дуарте. Уже утром 26 апреля на стороне конституционалистов было три-четыре тысячи вооруженных гражданских лиц, готовых ценой собственных жизней отбить нападение танков Вессин-и-Вессина на столицу. Конечно, воинской выучкой импровизированные «команды» не могли тягаться с элитными частями CEFA. Однако боевой дух бойцов «команд» был крайне высок, и в условиях городской партизанской войны они могли сыграть весьма значительную роль.

Во многом ненависть населения к реакционным генералам была обусловлена и тем, что 25-26 апреля ВВС с базы в Сан-Исидро варварски бомбили жилые кварталы столицы, особенно трущобы и районы, прилегавшие в мосту Дуарте. Количество жертв было огромным: погибли несколько сотен мирных жителей, в том числе женщин и детей. Больше всего пострадали обитатели трущоб, построенных в лучшем случае из досок и фанеры.

В ответ на зверства ВВС несколько вооруженных отрядов конституционалистов, состоявших в основном из подростков и молодежи (их называли «лос тигрес» – «тигры»), напали на офисы трех консервативных партий, в том числе НГС, и на несколько предприятий, которые принадлежали клану Трухильо или Рейду Кабралю. Однако в столице не было отмечено никаких случаев массовых казней, актов вандализма или мести.

Не было реализовано даже предложение выставить семьи пилотов ВВС в качестве «живого щита» на мосту Дуарте и на теле– и радиостанции, которую тоже бомбили и обстреливали самолеты. О высоком боевом духе и возвышенных идеалах гражданского населения говорит и тот факт, что за все время военных действий не был ограблен ни один из банков в Санто-Доминго, в которых находилось в общей сложности более 40 миллионов долларов.

Такие мелочи, как бомбежки жилых кварталов, не волновали посольство США в Санто-Доминго, озабоченное «восстановлением порядка». Американцы требовали от Вессин-и-Вессина как можно скорее двинуть танки через мост Дуарте, чтобы покончить с восстанием и не допустить возвращения Боша. Вессин-и-Вессин, в свою очередь, считал предпосылкой успешного наступления бомбовые удары по столице. Они должны были деморализовать сторонников конституционалистов среди населения и заставить восставших офицеров сложить оружие: в боевом духе своих собственных солдат Вессин-и-Вессин был отнюдь не уверен и предпочитал не доводить дело до уличных боев.

Поздним вечером 25 апреля Конетт сообщил из Санто-Доминго, что возвращение Боша крайне нежелательно, так как, по его словам, это откроет дорогу экстремистам. Перспективы генералов из Сан-Исидро Конетт оценивал не очень высоко и не исключал необходимости прямого вооруженного вмешательства США. Но интервенцию временный поверенный считал очень рискованным делом – высокая популярность Боша среди населения означала ожесточенное сопротивление интервентам и крупные потери в условиях городских боевых действий.

Однако в Вашингтоне уже были готовы применить силу и без согласия Конетта. Еще утром 25 апреля Крокет, отвечавший за Карибский бассейн в госдепартаменте, связался с Пентагоном и попросил срочно направить к Доминиканской республике соединение ВМС.

После победы кубинской революции американцы решили создать в Карибском море группу постоянной боевой готовности, чтобы оперативно подавлять революции в других странах региона. В 1961 году была образована «Карибская группа постоянной готовности» (Caribbean Ready Group), в состав которой входили боевые корабли ВМС США, вертолеты и десантные части морской пехоты (Caribbean Ready Amphibious Task Force). С 1961 по апрель 1965 года «Карибская группа» поднималась по тревоге 19 раз, но в реальных боевых действиях не участвовала.

25 апреля 1965 года группа находилась неподалеку от Пуэрто-Рико, где проводила боевые учения (десантирование на занятую противником территорию, которой служил остров Вьекес). Учения назывались Quick Kick («быстрый удар»), и теперь морской пехоте предстояло опробовать полученные навыки на реальном противнике. В учениях принимала участие и самая элитная дивизия вооруженных сил США – 82-я воздушно-десантная, которая оказывала поддержку морскому десанту морской пехоты (примерно 3000 человек) десантированием с воздуха (1700 парашютистов). Американский журнал «Уолл Стрит Джорнэл» сообщал: «Судя по всему, маневры преследовали двойную цель – отработать „быстрый удар“ по мятежным силам в любой карибской стране и одновременно продемонстрировать решимость Вашингтона применить крайние меры для сохранения угодных режимов».

В 11:04 25 апреля «Карибская группа» получила приказ главкома сил ВМС США в Атлантике адмирала Мурера выдвинуться к Доминиканской республике и быть готовой к эвакуации американских граждан из этой страны. Вечером группа отправилась по указанному маршруту. Флагманом соединения из шести боевых единиц (примерно 3000 моряков) был авианосец «Боксер». На борту кораблей находилось примерно 1700 морских пехотинцев, в основном из 3-го батальона 6-го полка Корпуса морской пехоты США. Солдатам и офицерам было сказано, что целью похода является эвакуация американских граждан из Доминиканской республики и Гаити. Среди военнослужащих по линии офицеров разведки Корпуса морской пехоты распространялась откровенная ложь о массовых бесчинствах и грабежах населения на улицах Санто-Доминго.

В два часа ночи 26 апреля, после 15 часов непрерывного движения, «Карибская группа» уже заняла боевые позиции неподалеку от Санто-Доминго, примерно в 30 милях от берега. В 1964 году группа два раза отрабатывала десантные операции на кубинской базе США в Гуантанамо (в том числе и для того, чтобы запугать Фиделя Кастро).

Присутствие «Карибской группы» ободрило генералов в Сан-Исидро, и утром 26 апреля самолеты доминиканских ВВС еще более мощными силами стали бомбить столицу и радиостанцию. Конетт с удовлетворением сообщил в Вашингтон, что Вессин-и-Вессин обещал военно-воздушному атташе США полковнику Фишберну в самое ближайшее время начать наступление на столицу через мост Дуарте. Однако он недоговаривал: на самом деле и Вессин-и-Вессин, и де лос Сантос просили войска США помочь им очистить город от конституционалистов, на что Конетт ответил отказом, опасаясь чрезмерных потерь.

Чудовищные бомбежки жилых кварталов ожесточили беззащитное от ударов с воздуха население. В отчаянии люди пускали по самолетам солнечные зайчики из карманных зеркал, чтобы ослепить пилотов. Дикторы радиостанции пригрозили вывести семьи летчиков на мост Дуарте (который тоже бомбили, готовя атаку частей Вессин-и-Вессина). Были разграблены несколько домов в богатых кварталах. Группы вооруженных гражданских лиц начали осаждать разбросанные по столице полицейские участки (те сохраняли нейтралитет), так как ненависть к полиции была повсеместным явлением. Взяв несколько участков штурмом, всех находившихся там полицейских убили.

Переодевшись в штатское, многие полицейские бежали в расположенную рядом с устьем реки Осама одноименную крепость под защиту расположенного там гарнизона полиции особого назначения – «белых касок». К вечеру 26 апреля в крепости Осама скопилось несколько сотен полицейских из столицы.

Известия о расправах над полицейскими в Санто-Доминго привели к тому, что многие гарнизоны полиции в стране заняли по отношению к восстанию враждебную позицию. Но в целом командующие воинскими частями 26 апреля все еще соблюдали нейтралитет: они ждали, чем закончится противостояние между офицерами-конституционалистами и генералами из Сан-Исидро.

Относительно настроений подавляющего большинства населения страны (особенно горожан) не могло быть никаких сомнений: во всех городах после сообщений радио Санто-Доминго о восстановлении конституции 1963 года состоялись массовые демонстрации в поддержку восстания. В третьем по величине городе страны Сан-Франсиско-де-Макорис командующий местным гарнизоном обратился к толпе сторонников Боша с балкона и заверил, что армия с народом. Он лишь посоветовал демонстрантам не напиваться с радости.

Временное правительство Молины Уреньи и офицеры-конституционалисты, естественно, стремились распространить восстание на всю страну, чтобы изолировать никого не представлявших реакционеров на базе в Сан-Исидро (Вессин-и-Вессину отключили воду и электричество – питавшая базу электростанция находилась в столице).

Уже 25 апреля на базе гарнизона «16 августа» была сформирована колонна из трех танков и пяти грузовиков, которой надлежало быстрым броском захватить второй по величине город страны Сантьяго (166 километров к северу от Санто-Доминго). В городе находилось два военных объекта: база ВВС (собственно, кроме Сан-Исидро и Сантьяго других пунктов дислокации военной авиации не было) вместе с приданным ей военным училищем и армейский гарнизон численностью до полка в крепости Сан-Луис в двух километрах к югу от аэродрома.

Задачей командующего колонной конституционалистов полковника Хуана Томаса было убедить пехотный полк перейти на сторону восставших и совместными усилиями захватить аэродром. Задача представлялась несложной, если учесть, что гарнизоном крепости, как и всеми армейскими частями на северо-западе страны, командовал отец полковника Томаса. Овладение конституционалистами базой ВВС под Сантьяго могло означать разгром Вессин-и-Вессина в течение нескольких часов – реакционеры мгновенно лишились бы тотального превосходства в воздухе.

Но у полковника Томаса была еще и важнейшая политическая задача: на базе в Сантьяго стоял новейший британский бомбардировщик «канберра», недосягаемый по скорости для «мустангов» де лос Сантоса. Томас вез с собой экипаж «канберры», состоявший из надежных сторонников Боша (еще один экипаж в то время тренировался в Венесуэле, и реакционеры не могли поднять новейший бомбардировщик в воздух). «Канберра» должна была немедленно вылететь в Пуэрто-Рико и привезти Боша в Сантьяго.

В Сантьяго же тем временем перед дворцом губернатора провинции собралась большая толпа сторонников Боша, требовавшая оружия. Полиция не решалась разогнать манифестантов.

Поначалу колонна полковника Томаса продвигалась на север триумфально: увидев на бортах танков надпись «пуэбло» («народ»), десятки жителей окрестных деревень и городков залезали на джипы и грузовики, желая присоединиться к восстанию. В местечке Вилья-Альтаграсия Томасу пришлось реквизировать две машины: места для добровольцев в его колонне уже не было. В Новильеро на своих двух грузовиках к колонне присоединились рабочие-транспортники. Рабочие сахарной фабрики «Гатарей» дали Томасу пятитонный грузовик.

Правда, на подходе к стратегически важному городу Ла-Вега сломался флагман колоны – старый американский танк «шерман». Пришлось ждать его починки – на базе ВВС имелись свои легкие танки, и взять ее или принудить к капитуляции без «шермана» было бы непросто. Чтобы не терять времени, Томас решился на военную хитрость: впереди колонны на простреленном для вида джипе (имитация погони) был отправлен на базу ВВС в Сантьяго экипаж «канберры». Летчики должны были соврать командиру базы, что едва спаслись от конституционалистов, а затем поднять бомбардировщик в воздух под предлогом атаки Санто-Доминго и вылететь за Бошем.

Между тем американский генеральный консул в Сантьяго Фрэнсис Уити узнал из сообщений радио Сантьяго, которое контролировали сторонники Боша, о приближении к городу колонны конституционалистов. Уити работал в Доминиканской республике еще со времен Второй мировой войны и 30 июня 1965 года должен был отправиться на пенсию. Консул связался по телефону с посольством США в Санто-Доминго и уяснил, что Соединенные Штаты на стороне Вессин-и-Вессина («сил порядка») и против возвращения в страну Боша.

Уити немедленно позвонил командиру гарнизона Ла-Веги и потребовал не пропускать колонну Томаса через город. Ответ майора из Ла-Веги был вполне резонным – это не касается консула Соединенных Штатов. Гарнизон Ла Беги присоединился к конституционалистам.

Тогда консул немедленно выехал в крепость Сан-Луис, где жестким тоном сказал генералу Томасу, что США на стороне Вессин-и-Вессина, и если генерал не присоединится к этому лагерю, то окажется среди побежденных, – ведь в Доминиканской республике всегда побеждали те силы, за которыми стоит Вашингтон.

После длившегося не больше трех минут разговора с Уити генерал Томас позвонил командующему базой ВВС Сантьяго, чтобы прозондировать его позицию. Командующий базой был на стороне своих коллег из Сан-Исидро и сообщил, что вскоре бросит против Санто-Доминго все свои шесть машин, включая «канберру». «К счастью», только что из столицы пробился подготовленный экипаж для этого современного бомбардировщика. Оба офицера заверили друг друга, что не применят против своих братьев-военнослужащих силу. Генерал пообещал, что не допустит колонну конституционалистов к базе ВВС.

Вскоре командующий базой вновь позвонил Томасу и сообщил, что на подступах к взлетно-посадочной полосе замечены два «шермана» (третий так и не удалось отремонтировать): почему армия пропустила их? Генерал оправдывался, что танки конституционалистов, видимо, обошли город и крепость Сан-Луис. Командующий базой угрожал поднять в воздух свои штурмовики Т-33 и расстрелять танки с воздуха бортовыми ракетами.

Полковник Томас, располагавший, с учетом солдат из Ла-Веги, приблизительно 250 военнослужащими, не мог, конечно, в лоб штурмовать крепость Сан-Луис, где у его отца было не менее 1500 солдат и офицеров. Вся надежда была на пример Ла-Веги: полковник ожидал добровольного присоединения армейского полка и совместной атаки на базу ВВС.

Однако генерал Томас после разговора с Уити был преисполнен решимости уговорить своего сына отказаться от прямой вооруженной конфронтации с коллегами-военными и переждать неопределенное время борьбы за власть в стороне. Переговоры в крепости ни к чему не привели – полковник был вынужден признать, что его миссия провалилась. Гарнизон Сан-Луиса сохранил нейтралитет и удержал колонну из Санто-Доминго от нападения на базу ВВС, угрожая в этом случае ударить конституционалистам в спину.

Попытка распространить революцию на север и тем самым избежать затяжной гражданской войны провалилась во многом благодаря вмешательству консула США. Ошибкой колонны конституционалистов стало то, что, положившись на внезапность и родственные связи командира, офицеры не взяли с собой оружие, чтобы вооружить рвавшееся в бой гражданское население. При поддержке «шерманов» в этом случае можно было бы захватить или хотя бы повредить взлетно-посадочную полосу базы ВВС. Войска крепости Сан-Луис вряд ли подняли бы оружие против огромных народных масс. Но пока бросок на север закончился фиаско, а тотальное преимущество в воздухе осталось у Вессина и Вессина.

Но мужественный экипаж «канберры» действительно смог угнать самолет, и он приземлился в аэропорту Пуэрто-Рико. Бош был готов подняться на борт, но его удержал офицер иммиграционной службы США. Американцы сказали Бошу, что в принципе не могут запретить ему улететь, но предостерегают, что самолет будет сбит: ВВС Доминиканской республики предупредили, что не пропустят в страну ни одного не согласованного с де лос Сантосом самолета. Узнав, что конституционалистам не удалось захватить аэродром Сантьяго, Бош понял, что проиграл, – «канберра» не могла приземлиться нигде, кроме Сантьяго или Сан-Исидро. Взлетные полосы других аэродромов (например, Пуэрто-Платы) были слишком коротки для современного бомбардировщика.

26 апреля в 9:35 утра заместитель госсекретаря Манн по телефону доложил президенту Джонсону о развитии событий на острове.

«Президент: Доложите о ситуации в Доминиканской республике.

Манн: Ну, в общем, утро сегодня не доброе. Мы надеялись прошлым вечером, что вооруженные силы смогут объединиться, но они расколоты. Группа Вессина и военно-воздушные силы в одном лагере; большая часть сухопутных войск, которые находятся в Санто-Доминго, непосредственно в столице, поддерживает мятежное правительство, а позиция войск за пределами столицы по-прежнему неясна. Они пока не перешли на сторону мятежников и, возможно, тоже расколются. Силы Вессина отделены от центра города (Санто-Доминго) рекой, которую контролируют мятежники. Орудия, контролирующие единственный мост через реку, подвергаются налетам ВВС, и Вессин пока еще не пытался перейти на другой берег с основной частью своих войск. В столице – грабежи и вообще сплошной хаос. У нас примерно 1400 морских пехотинцев на кораблях, стоящих на рейде. Я только что спросил, можем ли мы просить министерство обороны подготовиться к организации воздушного моста, если дела станут совсем плохи… какие-нибудь войска из южной части США, при условии, что морская пехота уставит контроль (над местом предстоящей высадки войск из США. – Прим. автора).

Президент: Южная часть США?

Манн: Ну да. По воздуху.

Президент: Повторите, что вы сказали.

Манн: Мы предупредили министерство обороны о возможности организовать воздушный мост, чтобы перебросить дополнительное количество людей, если окажется, что 1400 морских пехотинцев недостаточно. Я не думаю, что это надо делать немедленно, пока нужно обождать. Я не знаю, как будет развиваться обстановка. Они (доминиканцы. – Прим. автора) вряд ли станут особенно сильно стрелять – по крайней мере, в прошлом они этого не делали. Войска на той или иной стороне все равно, наверное, сдадутся. Мы слышали прошлой ночью, что они переходят на сторону Вессина, и его войска, по-видимому, укрепились за ночь и нынешнее утро».

Джонсон поделился информацией, полученной от кругов, близких к Бошу: бывший президент намерен вернуться в страну, но так как все аэродромы в руках его противников, то он пока останется в Пуэрто-Рико. Манн подтвердил это.

С учетом долгосрочного развития ситуации Джонсон заметил: «…нам надо создать там правительство, которое тем или иным образом стабилизирует ситуацию. Бош – плохой человек. Я ведь там бывал (Джонсон, как упоминалось выше, присутствовал на инаугурации Боша и был крайне враждебно встречен демонстрантами. – Прим. автора).

Манн: Да, его не назовешь хорошим. А трагедия за всем этим в том, что есть цена на сахар, с которой ничего нельзя поделать – даже попытаться поднять, без того, чтобы укрепить Кастро в седле. И та и другая экономика основана на сахаре (имеются в виду Куба и Доминиканская республика. – Прим. автора). Полагаю, нам придется закачать еще больше денег в Санто-Доминго, чтобы компенсировать нынешнюю низкую цену на сахар. Это то, что им (доминиканцам. – Прим. автора) мешает. И если мы, мистер президент, вместо приличного правительства получим там еще одного Боша, это окажется еще одной „черной дырой“.

Президент: Ну, это ваша проблема. Подумайте-ка над ней хорошенько.

Манн: Думаю, что через 6-8 часов мы увидим, чем все закончится. Если выиграет Вессин, то президентом, вероятно, станет Балагер. Это человек, который лидировал в опросах общественного мнения.

Президент: Хорошо, попробуйте этого добиться; попробуйте сделать это тем или иным образом».

В конце беседы Джонсон потребовал от Манна немедленно сделать для прессы заявление, что США никоим образом не поддерживают мятежников (сообщения такого рода появились в некоторых СМИ).

Таким образом, настрой в Вашингтоне утром 26 апреля был вполне благодушным: там ждали, что Вессин-и-Вессин в кратчайшие сроки подавит восстание, а тогда прямая военная интервенция США может и не понадобиться. Но на всякий случай подготовка к быстрой переброске войск воздушным путем уже рассматривалась в качестве реального варианта развития событий.

В этот же день, 26 апреля американцы через посредников вышли на Боша и пытались побудить его согласиться с вариантом создания временной военной хунты, которая проведет выборы в сентябре 1965 года. Секретарь СНБ Банди подключил к зондажу бывшего губернатора Пуэрто-Рико Луиса Муньоса Марина, известного в Латинской Америке социал-демократа и единомышленника Боша. Однако Бош ни на какие компромиссы не соглашался: он был уверен в быстрой победе конституционалистов и своем скором возвращении на родину.

После начала боев в Санто-Доминго (в основном после варварских налетов авиации Вессина-и-Вессина) сотни иностранцев, главным образом американцев, стали искать убежища в комфортабельном «Эмбахадоре» – самом большом пятизвездочном отеле города. К утру 26 апреля там была уже примерно тысяча американцев. Никто на жизнь и здоровье граждан США не покушался (что казалось странным на фоне информации американского посольства о грабежах и бесчинствах на улицах доминиканской столицы). Лишь в районе полудня 27 апреля в отель ворвалась вооруженная группа молодежи (20-30 человек), которая искала главного редактора правой газеты «Ла Пренса Либре» Рафаэля Бонилью Айбара. Стрельнув несколько раз в воздух и не найдя Айбара, группа удалилась.

Этот инцидент и побудил президента США начать вывоз американских граждан из Доминиканской республики. В 13:25 27 апреля заместитель госсекретаря Вон передал председателю КНШ Уилеру приказ Джонсона начать эвакуацию.

Американцы решили эвакуировать своих граждан из страны, чему абсолютно никто не препятствовал. Командующий «Карибской группой» коммодор Дэр и Конетт постановили высадить для эвакуации на берег только безоружных морских пехотинцев.

В 7:17 утра 27 апреля Манн сообщил Джонсону, что обе стороны доминиканского конфликта дали согласие на эвакуацию граждан США. Манн заметил, что можно было бы эвакуировать граждан США еще ночью, если бы не опасность, исходящая от множества шныряющих по улицам Санто-Доминго коммунистов.

В 12:40 27 апреля в Доминиканскую республику вернулся посол Беннет, который также немедленно начал организовывать эвакуацию американцев из страны.

Во второй половине дня 27 апреля 1176 американцев под конвоем полиции отвезли на автобусах и грузовиках в порт Айна в 8 милях к западу от столицы. Примечательно, что эвакуация была начата не из-за опасений насилия со стороны конституционалистов, а из-за того, что именно в сторону «Эмбахадора» должны были наступать с запада сторонники Вессина-и-Вессина. Без всяких приключений американцев посадили на приставшие к берегу две самоходные десантные баржи «Карибской группы» (USS Ruchamkin и USS Wood County) и отвезли на «Боксер» и другие корабли. Часть граждан США перебросили туда же вертолетами Корпуса морской пехоты. Эвакуацией руководили высадившиеся на берег несколько морских пехотинцев, безоружных, чтобы не спровоцировать недружественную реакцию местных жителей. Вся операция по «вызволению» американцев заняла примерно пять часов.

В 16:40 27 апреля эвакуация была полностью завершена: 620 человек были переброшены на корабли «Карибской группы» морем, 556 – по воздуху.

Утром 27 апреля ВВС с базы Сан Исидро возобновили варварские бомбардировки жилых кварталов доминиканской столицы. Еще до начала бомбежек Манн сообщил Джонсону, что на этот раз ВВС намерены поднять в воздух сразу 30 самолетов. Особенно досталось трущобам в районе моста Дуарте. Около полудня к обстрелу города впервые с момента начала восстания присоединились корабли доминиканских ВМС, до тех пор в борьбе не участвовавшие. Вессин-и-Вессин считал, что к полудню 27 апреля никакой обороны у моста Дуарте уже не будет, – столь интенсивными были бомбежки.

С утра 27 апреля для конституционалистов неожиданно возникла угроза с запада. Там, примерно в 17 милях от Санто-Доминго, в родном городке Трухильо Сан-Кристобаль располагался усиленный пехотный батальон под командованием бывшего главкома сухопутных сил генерала Монтаса. Он был снят с должности Рейдом Кабралем как коррупционер и трухильист и поэтому не горел желанием выступать на его защиту после начала мятежа конституционалистов. Однако под давлением американцев Монтас все же решил присоединиться к Вессин-и-Вессину. Утром 27 апреля его батальон (800 солдат и офицеров) стал медленно продвигаться к столице и примерно к двум часам дня занял позиции на западных окраинах города, изготовившись для решающего броска.

С востока к мосту Дуарте через Осаму подтягивалась ударная группировка Вессин-и-Вессина: около 1500 солдат и несколько танков. Беннет, прилетевший на самолете с «Боксера», 27 апреля снова был в посольстве США. Он не сомневался, что в этот день с конституционалистами будет полностью покончено. После прибытия «Карибской группы» посольство могло обмениваться информацией с Вашингтоном, уже не опасаясь ушей конституционалистов. Депеши Беннета перевозились вертолетом на «Боксер», а оттуда шифрованными телеграммами передавались в госдепартамент. Задержка по времени по сравнению с отправкой депеши из самого посольства составляла не более 15 минут («Боксер» находился примерно в 5 милях от берега).

Около 10 часов утра 27 апреля личный помощник Джонсона Билл Мойерс, самый влиятельный человек в офисе Белого дома, позвонил помощнику госсекретаря по латиноамериканским вопросам Джеку Вону, чтобы получить для президента свежую «картинку» положения в Санто-Доминго. Вон сказал, что натиск на повстанцев вот-вот начнется: «…мы надеемся, что Вессин – противник Боша – выиграет». Манн в беседе с Джонсоном был более реалистичен, чем Беннет или Вон: он сказал президенту, что у Вессина «отчаянное положение» и, видимо, нет сил, чтобы пробиться через мост Дуарте в городе. «Все, что им остается, – бомбить и обстреливать с воздуха». «Это выглядит как шаг, продиктованный отчаянием, и направлен он, я думаю, на то, чтобы сломить боевой дух повстанцев и в конечном итоге восстановить контроль над городом».

Джонсон счел все это «ужасным» и поинтересовался у Манна, не возникает ли в настоящее время в Доминиканской республике «второе правительство типа Кастро». «Пока еще нет, – ответил Манн. – Нет. Сложно сказать, что получится из всего этого хаоса и кто победит, но мы не думаем, что этот парень Бош понимает коммунистическую опасность. Мы не думаем, что он сам коммунист, однако мы боимся, что если он вернется к власти, то множество их окажется вокруг него, а они настолько умнее, что, пока он очухается, начнут прибирать к рукам всю власть». Джонсон искренне не понимал, что доминиканцы нашли в Боше. Манн не без снобизма ответил, что Бош образован и пишет книги, но он – «самый непрактичный парень в мире». Он хороший оратор, и доминиканцы из-за своей «незрелости» верят ему.

Госдепартамент в депеше в Белый дом на имя секретаря СНБ Банди сообщал уже пополудни 27 апреля: «сегодня… кажется, последний день для Вессина, чтобы начать боевые действия, взять ситуацию под контроль и предотвратить захват власти Бошем». Госдепартамент сообщал, что сотрудники посольства и военные атташе США делают все возможное, чтобы помочь Вессин-и-Вессину, но так, чтобы об этом никто не знал. Интересно, что госдепартамент поручил посольству и резидентуре ЦРУ в Санто-Доминго предоставить лидерам конституционалистов списки коммунистов, которым якобы было роздано оружие, чтобы побудить повстанцев принять против них жесткие меры, но ни тогда, ни позднее никакой подобной информации раздобыть американцам не удалось.

Положение в лагере конституционалистов казалось отчаянным. Подполковник Эрнандо Рамирес страдал от приступа гепатита. Полковник Франсиско Кааманьо 26 апреля укрылся в посольстве Эквадора, опасаясь измены в собственных рядах.

В 9:30 27 апреля войска Вессин-и-Вессина стали занимать позиции у моста Дуарте для финального броска на столицу. Радиостанции конституционалистов постоянно передавали призыв к гражданскому населению идти к мосту и вооружаться камнями, палками и всем, что попадется под руку. Быстро сооружались баррикады из булыжников и автомашин. В 13:00 ударная группа Вессин-и-Вессина в 1500 солдат и офицеров (один усиленный батальон) в сопровождении примерно 30 танков (французские АМХ-13) и бронемашин при поддержке артиллерии начала наступление. Реакционерам противостояли два батальона артиллеристов и тысячи наспех вооруженных мирных жителей. У конституционалистов было восемь пушек «обус» времен Первой мировой войны.

По позициям конституционалистов выпустила три залпа канонерка ВМС, которая сразу же после этого предпочла удалиться на безопасное расстояние.

Сначала все для Вессин-и-Вессина шло хорошо. Примерно через час реакционеры очистили плацдарм на западном берегу Осамы и двумя колоннами начали наступать в центр города. Одна группа свернула вдоль реки Осама на юг и захватила стратегически важную электростанцию, расположенную примерно в трети мили от моста. Основная группа начала продвигаться на запад к центру города. Неожиданно из всех окон и переулков был открыт шквальный огонь из винтовок и пулеметов, а танки и БТР получили свою порцию «коктейля Молотова». Разгорелись упорные бои, в которых гражданское население и несколько сотен солдат конституционалистов проявляли чудеса героизма и самопожертвования.

За три часа упорных боев лучшие силы доминиканской армии смогли продвинуться вглубь Санто-Доминго на пять кварталов, после чего начали в беспорядке отступать обратно к мосту. Но путь им преградили два тяжелых грузовика-сахаровоза. Три танка были захвачены ликующими защитниками моста. Начатый по совету американцев «блицкриг» Вессин-и-Вессина полностью провалился.

Сражение у моста Дуарте оказалось самым кровавым боем в истории доминиканской гражданской войны апреля – мая 1965 года. Представители Красного Креста нашли сразу же после окончания сражения 450 трупов, но еще очень много людей умерли в госпиталях. За все время боев с 25 апреля 1965 года, по данным Красного Креста, погибли 2500 человек (в основном от бомбежек). Данные об общем количестве жертв сражения у моста Дуарте колеблются от 1000 до 2000 человек.

Провалом закончилось и наступление батальона Монтаса с запада. Собственно, большинство солдат и офицеров просто отказались стрелять в своих братьев-конституционалистов, и батальон развалился как организованная часть. Правда, 200 человек все же подошли к Национальному дворцу, уже покинутому временным президентом Молиной Уреньей (см. ниже), и взяли его под контроль. Но сил для дальнейшего развития наступления у реакционеров уже не было.

Пока у моста Дуарте шли ожесточенные бои, и части Вессин-и-Вессина, казалось, неудержимо продвигались вперед, лидеры конституционалистов решили просить посольство США о посредничестве в прекращении огня и проведении переговоров с генералами из Сан-Исидро. Примерно в 15:00 лидеры конституционалистов (Эрнандо Рамирес, Кааманьо и другие) пришли пешком из Национального дворца в посольство США и попросили о встрече с Беннетом. Но последний высокомерно отказался разговаривать с «мятежниками»: он считал, что дело уже сделано и танки Вессин-и-Вессина проводят «зачистку» Санто-Доминго. Еще бы: Вессин-и-Вессин сообщал, что уже пройден Кафедральный собор, и впереди видны очертания президентского дворца.

К тому же в 11:37 27 апреля американское посольство в Санто-Доминго получило указания госдепартамента следующего содержания: «Нашей главной целью являются восстановление законности и порядка, предотвращение возможного взятия власти коммунистами и защита жизни американцев. Мы считаем, что временное правительство Молины Уреньи не контролирует ситуацию. Мы также понимаем, что ситуация серьезно изменилась по сравнению с вчерашним днем (26 апреля), и что позиция Вессина, де лос Сантоса и компании сейчас выглядит более сбалансированно по отношению к мятежным силам».

Тем не менее госдепартамент рекомендовал Беннету все же попытаться объединить враждующих между собой военных (американцы, видимо, так и не поняли, что офицерами-конституционалистами руководят политические убеждения, а не карьерные соображения): «Мы считаем, что вам надо установить контакт с военными лидерами враждующих группировок и предложить им образование военной хунты в качестве временного правительства. Задачами этой хунты будут восстановление закона и порядка, предотвращение коммунистического переворота и проведение свободных и демократических выборов так скоро, как это возможно. Вам не надо вовлекаться в детали образования хунты, но следует настаивать на том, чтобы не было никаких предварительных условий для участия в хунте, и чтобы обе стороны дали заверения, что не станут производить никаких репрессий по отношению друг к другу».

Делегацию конституционалистов принял сотрудник посольства США Бенджамин Рейл. Он подчеркнул, что США не согласятся с возвращением Боша, и предложил образовать военную хунту, что подразумевало отставку Молины Уреньи. Офицеры-конституционалисты не возражали, но сказали, что им надо проконсультироваться с временным президентом. Американцы сочли, что победа уже достигнута, и Рейл отправился с делегацией в Национальный дворец для беседы с Молиной Уреньей. Во дворце, которому тоже досталось от ВВС де лос Сантоса, царили хаос и паника. В здании было уже мало солдат-конституционалистов: все ожидали, что с минуты на минуту подойдут танки Вессин-и-Вессина. Однако Молина Уренья не пал духом и уйти в отставку отказался. Рейл вернулся в посольство, а дворец снова начали бомбить.

Через час после ухода Рейла Молина Уренья все-таки решил отказаться от поста временного президента: военное положение казалось ему и многим офицерам-конституционалистам в тот момент безнадежным. Делегация конституционалистов, теперь уже во главе с самим Молиной Уреньей, снова прибыла в американское посольство. На этот раз до встречи снизошел Беннет, но только для того, чтобы продемонстрировать гостям свое полное презрение. Посол США высокомерно сказал прибывшим, что именно они несут полную ответственность за кровопролитие, потому что начали «братоубийственную борьбу». Попытка вернуть Боша провалилась, и теперь конституционалистам надо просить «другую сторону» о переговорах, пока не поздно. Беннет раскритиковал Молину Уренью за то, что он предоставил «коммунистам полную свободу действий», раздав оружие гражданскому населению.

Когда делегация попросила Беннета вместе с папским нунцием монсеньором Эммануэлем Кларисио выступить посредником на переговорах с генералами из Сан-Исидро, посол США «вежливо» отказался (хотя имел на сей счет недвусмысленное поручение госдепартамента) – мол, этот вопрос должны решить сами доминиканцы. На самом деле Беннет просто считал, что через час-два Вессин-и-Вессин одержит победу, и никаких переговоров вообще не понадобится. Он сказал Молине Уренье и сопровождавшим его офицерам буквально следующее – «сейчас не время переговоров, а время капитуляции» (позднее Беннет это отрицал). Рейл слышал, как посол на повышенных тонах и с плохо скрываемым торжеством говорил Молине Уренье примерно следующее: «Военное положение вам понятно, поэтому вы и пришли. Идите сами к Вессину».

Молина Уренья заплакал от отчаяния. Однако полковник Кааманьо с достоинством ответил Беннету: «Мы будем драться, чтобы ни случилось. И я обещаю вам, что еще до вечера завтрашнего дня вам придется напрячься, чтобы спасти Вессина от краха». Из посольства США Молина Уренья и Эрнандо Рамирес, сорвавший со своей фуражки кокарду, отправились в посольство Колумбии и попросили политического убежища: они уже не верили в победу. Также поступил и Пенья Гомес. Они сделали США подарок: теперь и на стороне конституционалистов не было никакого формального правительства, так же как и у генералов из Сан-Исидро.

Кааманьо и его близкий друг капитан ВМС Монтес Араче (командир элитной группы боевых пловцов) отправились из посольства США прямо к находившемуся примерно в двух километрах мосту Дуарте и взяли под свое командование разгром сил Вессин-и-Вессина. Офицеры прибыли к мосту примерно в 17:00, когда войска Вессина уже были остановлены и начали отходить. Кааманьо разделил боевые силы у моста на три группы, в каждой из которых были военнослужащие и гражданские лица, и лично повел в бой одну из них. К защитникам моста неожиданно присоединились военные моряки со стоявшего в порту столицы корабля, прибыв с тяжелыми пулеметами.

Задачей было расчленить колонну Вессин-и-Вессина на части и уничтожить ее полностью. С прибытием Кааманьо уже наметившееся поражение Вессина превратилось в разгром. Танки были отсечены от пехоты и стали беспорядочно отходить. К вечеру все было кончено. Деморализованные остатки группы Вессина окопались на восточном берегу Осамы, но никакой боевой силы уже не представляли – если бы Кааманьо немедленно ударил по базе Сан-Исидро, спасти Вессина уже не смог бы даже Беннет.

Таким образом, с момента победы у моста Дуарте у конституционалистов появился новый лидер, который своим личным мужеством спас восстание и стал крайне популярным среди доминиканцев.

Франсиско Альберто Кааманьо Деньо родился в 1933 году. Его отец, генерал Фаусто Кааманьо был начальником полиции при Трухильо и отличался крайней жестокостью. Он принял самое активное участие в геноциде гаитян, получив за это прозвище «мясник». Схватив позднее нескольких грабителей, похитивших из «Канадского банка» 200 тысяч долларов, генерал приказал расстрелять их разрывными пулями и оставить трупы на улице в назидание остальным. В 1952-1955 годах Кааманьо-старший даже занимал пост министра обороны. Естественно, отец уготовил сыну карьеру военного. После средней школы Франсиско учился в военном училище, получив после его окончания в 1951 году звание лейтенанта.

Кааманьо прошел боевую подготовку в США в Джорджии и, вернувшись на родину, был зачислен в элитный вид доминиканских вооруженных сил – морскую пехоту. После этого он еще два раза стажировался в США на базах морской пехоты в Куантико (Вирджиния) и Коронадо (Калифорния). Связи отца и высокие отзывы американских инструкторов, бесспорно, помогали быстрому продвижению по службе – в 1960 году Кааманьо был уже майором. Он был направлен в самые боеспособные части армии-CEFA, где два года служил помощником Вессина-и-Вессина. В 1962 году его перевели в полицию и назначили командиром спецподразделения «белые каски», которое американцы тренировали для борьбы с беспорядками. В 29 лет Кааманьо уже был полковником. Он не поддержал Боша на выборах президента, а в сентябре 1963 года не имел ничего против его отстранения от власти.

Однако полковник был человеком прямым и честным, и его страшно возмущала тотальная коррупция, которая воцарилась в стране во время правления «Донни» Кабраля. В ноябре 1964 года Кааманьо проявил характер и публично обвинил начальника полиции генерала Белисарио Пегеро в коррупции. Рейд Кабраль в ответ на критику перевел Кааманьо обратно в CEFA. Именно это и побудило полковника установить контакт с офицерами, планировавшими свержение Кабраля.

В отличие от Боша, Кааманьо не был зажигательным оратором и внешностью обладал тоже отнюдь не представительной: коренастый, склонный к полноте, начинающий лысеть. Лидером восстания его сделала героическая оборона моста Дуарте – после этого народ его просто боготворил.

Для американцев Кааманьо был фигурой крайне неудобной. Даже имея богатое и больное антикоммунизмом воображение, трудно было представить этого человека в качестве коммуниста. Напротив, в характеристике ЦРУ ранее отмечался «твердый антикоммунизм» Кааманьо. Не могли же США признать, что добросовестно учили на всевозможных элитных курсах сторонника Кастро? К тому же и назначение Кааманьо на должность командира «белых касок» состоялось именно по протекции США, которые готовили это спецподразделение.

Еще меньше подходили на роль агентов Кремля и Кастро гражданские политики, которые стали основными советниками нового лидера конституционалистов.

За внешние связи у Кааманьо стал отвечать Хотин Кури, который во время президентства Боша был депутатом парламента от правого НГС. В ряды оппозиции его привел переворот в сентябре 1963 года, который он не принял. Всего за несколько недель до апрельской революции 1965 года Кури вступил в ряды ДРП. Американцы начали активно критиковать Кури в прессе сразу же после того, как он вошел в круг ближайших соратников Кааманьо. Но и этого человека коммунистом назвать никто не смог бы.

Вторым «альтер эго» Каааманьо стал Эктор Аристи, выходец из очень богатой семьи. Еще юношей Аристи примкнул к оппозиционному движению против диктатуры Трухильо и уже в 17 лет был вынужден эмигрировать. За границей он получил высшее образование и занимался спекуляциями на рынке ценных бумаг. Аристи был по натуре прожигателем жизни и плейбоем, которого многие не воспринимали всерьез.

После убийства Трухильо, используя связи своей семьи, Аристи стал заместителем министра сельского хозяйства. Аристи был человеком очень мужественным: именно он возглавил народные демонстрации против клана Трухильо осенью 1961 года.

Этот политик был категорически против сентябрьского переворота 1963 года и стал активно участвовать в различных планах по свержению Рейда Кабраля. Аристи давно знал Кааманьо, и именно он втянул полковника в заговор.

В самый тяжелый для конституционалистов день 27 апреля 1965-го Аристи опять проявил изрядное личное мужество: он не укрылся в посольствах других стран, как поступили тогда многие. Смелости этому человеку было не занимать, что делало его в США объектом повышенной ненависти. ЦРУ организовало кампанию по дискредитации Аристи в прессе – как человека, который участвует в революции всего лишь ради острых ощущений. Но и Аристи было невозможно заподозрить даже в легком сочувствии коммунистическим идеям.

Многие считают, что Кааманьо совершил стратегическую ошибку, не развивая наступление от моста Дуарте на базу Сан-Исидро. Ведь тогда войска Вессин-и-Вессина были деморализованы, и бросок конституционалистов закончился бы быстрой и полной победой. Представляется, что Кааманьо был большим реалистом, чем иные современные исследователи тех событий. Во-первых, у самого Кааманьо фактически не было спаянных регулярных боеспособных частей. Тысячи гражданских лиц, стреляя из домов, могли остановить в городе продвижение солдат регулярной армии и забросать танки на узких улицах «коктейлями Молотова». Но к наступлению на открытой местности, да еще в условиях господства в воздухе противной стороны, эти люди были не готовы, тем более с учетом страшных потерь в битве у моста.

Войска Вессин-и-Вессина 27 апреля были действительно деморализованы и не готовы к новому наступлению. В гражданских войнах вообще подчас трудно бывает заставить солдат стрелять в своих же земляков. Однако в обороне части Вессина как раз могли снова обрести боевой дух: те, кто борется за свою жизнь, уже не ищут аргументов для стрельбы по согражданам.

После победы у моста Кааманьо поставил (и успешно решил) две задачи: создание надежной линии обороны Санто-Доминго по всему периметру города и ликвидация очагов сопротивления в самой столице, прежде всего крепости Осама, где засели несколько сотен полицейских. В случае нового наступления Вессина они могли ударить конституционалистам в спину. Тем более важен был захват богатого арсенала крепости: тысячи новых сторонников конституционалистов требовали оружия.

Что касается первой задачи, то Кааманьо и его друзья-офицеры формализовали стихийно возникшие «команды» своих сторонников, выделили каждой из них участок обороны, обеспечили огневое и коммуникационное взаимодействие «команд». Все члены «команд» стали проходить регулярное военное обучение и патрулировать свои участки обороны. В Санто-Доминго, к неудовольствию американцев, воцарился полный порядок: нормально работали магазины, вывозился мусор. К середине мая 1965 года в столице были около 130 «команд», численность которых колебалась от 20 до 200 человек, но в среднем составляла примерно 40-50 бойцов.

30 апреля 1965 года под личным руководством Кааманьо конституционалисты взяли крепость Осаму, применив гаубицы и минометы. 600 полицейских, в конце концов, прекратили оборону. Некоторые из них попытались вплавь перебраться на другой берег одноименной реки и стали добычей акул. В руки Кааманьо попали солидный арсенал оружия и пять бронетранспортеров. Теперь любая повторная атака на город могла обернуться для Вессин-и-Вессина еще более страшными потерями.

Однако Вессин и не помышлял о новом наступлении, хотя заверял Беннета в обратном. 28 апреля он послал офицера, чтобы тот доложил о состоянии обороны на мосту Дуарте. Эмиссар Вессина нашел у моста пару десятков вконец деморализованных солдат, которые держались только потому, что их никто не атаковал. Когда Вессин-и-Вессин попытался мобилизовать новую ударную колонну для атаки на Санто-Доминго, он сумел набрать всего лишь 25 человек.

Единственное, что смогли сделать реакционные генералы 28 апреля, – образовать собственное «правительство»: военную хунту во главе с полковником Бенуа, которому помогали еще два офицера от каждого вида вооруженных сил. Однако все понимали, что реально руководит этой хунтой Вессин-и-Вессин, – просто генерал стал настолько одиозной личностью в собственной стране, что не решился сам возглавить «правительство».

В посольстве США, между тем, считали разгром у моста Дуарте досадной мелочью. Беннет вечером 27 апреля доложил в Вашингтон, что завтра части Вессина вернутся и начнут «зачищать» город. Такой же точки зрения первоначально придерживался и Манн. Однако после того как никакой «зачистки» 28-го не случилось, в Вашингтоне заподозрили неладное. Примерно около полудня этого дня Манн обсудил ситуацию в Доминиканской республике с Боном, и оба чиновника пришли к выводу, что в Санто-Доминго воцарилось как минимум равновесие сил. Но Манн, тем не менее, все же считал, что Беннет переоценивает силу «мятежников» (то есть конституционалистов). Пока американцы поддерживали хунту Бенуа тайно, стараясь предстать для мировой общественности в роли беспристрастного наблюдателя. Но военно-воздушным силам де лос Сантоса было предоставлено горючее, без которого хунта не смогла бы продолжать варварские налеты на столицу, а Беннету предписали направить всех военных атташе в Сан-Исидро для помощи в разработке плана нового наступления на Санто-Доминго.

Военные атташе до визита на базу в Сан-Исидро считали, что достаточно лишь помочь войскам хунты средствами связи, чтобы они могли одержать победу, лучше координируя свои действия. Это мнение Беннет и передал в Вашингтон.

Однако атташе были потрясены увиденным на базе в Сан-Исидро. Они сообщили, что боевой дух частей хунты полностью сломлен, и ни о каком новом наступлении не может быть и речи. Американцы увидели рыдающих от отчаяния офицеров. 28 апреля Беннет был вынужден доложить в срочной депеше в Вашингтон, что «психологическое преимущество» находится на стороне повстанцев. Вечером того же дня президент Джонсон собрал свой «ближний круг» (госсекретарь, министр обороны, секретарь СНБ Банди, Билл Мойерс) на экстренное совещание по Доминиканской республике. Речь шла о возможной прямой военной интервенции США, чтобы предотвратить неминуемый крах реакционной хунты. Джонсон выразил твердую решимость не допустить победы «мятежников». Президент сказал, что уже пережил однажды позор в заливе Свиней и не хочет испытывать подобных ощущений еще раз. Однако Манн на тот момент все еще был уверен, что «наши парни» (то есть хунта) способны самостоятельно победить в гражданской войне.

С утра 28 апреля в отеле «Эмбахадор» собралась еще одна группа американцев, и в 17:45 Беннет попросил коммодора Дэра эвакуировать их из страны, а заодно и прислать отряд морской пехоты для охраны посольства США.

Чуть позже, примерно в 19:00, Беннет послал в Вашингтон полную отчаяния телеграмму с пометкой «вне очереди». В ней говорилось о просьбе Бенуа прислать в страну морскую пехоту США (1200 человек) для «восстановления мира», иначе хунта развалится. Нет сомнений, что Бенуа составлял свою «просьбу» под диктовку самого же Беннета или военных атташе США: цифра 1200 говорит о том, что Бенуа знал, сколько именно морской пехоты находится на борту кораблей «Карибской группы». Однако в этой же телеграмме Беннет предположил, что пока рано использовать морскую пехоту США для «зачистки» Санто-Доминго (посол опасался потерь), тем более что военное превосходство находится на стороне хунты. Правда, по мнению Беннета, госдепартаменту все же следует срочно разработать план высадки морской пехоты, если ситуация «быстро ухудшится». Предлог для высадки посол предлагал стандартный – защита жизни граждан США (хотя все, кто хотел, были уже эвакуированы из Сант-Доминго без каких-либо проблем).

Но ситуация, видимо, «ухудшилась» уже через час: в 20:15 Беннет передал в Вашингтон просьбу военной хунты об открытой американской военной интервенции: «Военная правительственная хунта сознает, что нынешнее революционное движение против демократических институтов, которые представляет хунта, возглавляется коммунистами и несет на себе аутентичный коммунистический отпечаток. Это продемонстрировали эксцессы против населения, массовые убийства, грабежи частной собственности, постоянные призывы к продолжению борьбы со стороны радио Гаваны. Хунта понимает, что это движение в случае победы превратит страну во вторую Кубу, и поэтому с полной ответственностью и в категорической форме просит правительство Соединенных Штатов предоставить немедленную и неограниченную военную помощь, чтобы взять эту серьезную ситуацию под контроль».

Уже через 20 минут Беннет под влиянием сообщений военных атташе США прислал новую телеграмму, в которой «с сожалением» сообщал, что ситуация быстро ухудшается. Сожаление Беннета, в частности, вызвал тот факт, что «пилоты из Сан-Исидро» устали от бомбежек и деморализованы. Шеф полиции (уже практически разгромленной конституционалистами) сказал военным атташе, что операции по «зачистке» натолкнулись на такое ожесточенное сопротивление, что их нельзя продолжать. Беннет писал, что «настало время высадить морскую пехоту». Если Вашингтон желает иметь для этого предлог, то вот он: «Американские жизни в опасности».

Посол предлагал высадить с воздуха у отеля «Эмбахадор» несколько сотен морских пехотинцев, которые должны были не столько защищать американцев (им реально никто и не угрожал), сколько использовать гостиничное поле для игры в поло как вертолетную площадку. От отеля морские пехотинцы должны были установить «коридор безопасности» до американского посольства. Таким образом, прямо в центре оборонительной системы конституционалистов появился бы контролируемый иностранными войсками участок.

Предложение Беннета было немедленно одобрено Джонсоном, который постоянно говорил, что «надо что-то делать». В тот же день (точнее, вечер) президент США выступил по телевидению и сообщил нации, что «по просьбе доминиканских военных властей» направил в Санто-Доминго 400 морских пехотинцев для защиты жизни американских граждан. При этом Манн не скрывал, что США действуют в самой незаконной манере (most illegal way possible). В 22:30 28 апреля Беннет сообщил по телефону в госдепартамент, что около тысячи американцев не желают покидать Санто-Доминго (видимо, кубинское радио их не сильно пугало).

С наступлением сумерек 28 апреля 560 морских пехотинцев США под командованием полковника Догерти были высажены в Айне и последовали к отелю «Эмбахадор». В 18:30 они организовали периметр обороны отеля и оборудовали вертолетную площадку на поле для игры в поло.

Первоначально никто морпехам никакого сопротивления не оказывал. Из отеля на джипах взвод морпехов проехал к американскому посольству и взял его под охрану. Но позднее тем же вечером снайпер убил морского пехотинца неподалеку от отеля. Когда американцы атаковали дом, откуда раздался выстрел, они смертельно ранили ручной гранатой пятилетнего ребенка.

Вечером 28 апреля на корабли «Карибской группы» были переброшены еще 684 американца. Джонсон выступил по телевидеию и заявил, что единственной целью морской пехоты США в Санто-Доминго является эваукуация американских граждан и граждан других иностранных государств. Ничего о борьбе с коммунизмом президент не сказал.

Однако все тем же вечером в полную боевую готовность были приведены части 82-й воздушно-десантной дивизии на ее базе в Форт-Брэгге (Северная Каролина). Дивизия должна была предотвратить возможную военную победу конституционалистов, а отнюдь не заниматься вывозом американцев.

28-го же посол Беннет решил, что отряд морской пехоты не сможет ободрить разваливавшуюся на глазах хунту в Сан-Исидро. Он требовал присылки новых контингентов войск в Санто-Доминго, считая, что в противном случае «победа мятежников неминуема». «Все признаки говорят о том, что если все усилия сил лояльных к правительству (какому? – Прим. автора) провалятся, власть захватят группы, явно связанные с коммунистической партией. Я думаю (и мое мнение подтвердили представители всех американских ведомств в стране), что если это действительно случится, мы должны будем вмешаться, чтобы предотвратить появление второй Кубы из пепла неконтролируемой ситуации».

Уже поздно ночью Джонсон пригласил к себе лидеров обеих палат конгресса – в том числе, сенатора Дирксена и конгрессмена Джеральда Форда (будущего президента США). Джонсон встретил коллег в пижаме и с гордостью проинформировал их об отправке войск в Доминиканскую республику, заявив, что демократы не менее жестко борются с коммунизмом, чем республиканцы. Таким образом, президент четко дал понять, что не защита жизней американцев сыграла главную роль в его решении начать интервенцию в Доминиканской республике, а все тот же патологический антикоммунизм.

На встрече с руководством конгресса только что назначенный директором ЦРУ адмирал Рейборн «проинформировал», что американская разведка уже выявила трех коммунистов среди руководства мятежников. (Фамилии этих таинственных коммунистов так и остались неизвестными.) Министр обороны Макнамара сказал, что 2000 морских пехотинцев смогут высадиться на берег в течение 10 часов, а две дивизии армии США приведены в боевую готовность в самих Соединенных Штатах. Лидеры конгресса полностью поддержали администрацию: все участники встречи пришли к выводу, что речь не идет о «двадцатичетырехчасовой операции».

Но Манн (главный советник Джонсона по Латинской Америке) все еще считал, что появление небольшого отряда морской пехоты успокоит умы, а как только население разойдется по домам, хунта сможет захватить власть. Он справедливо опасался, что полномасштабное военное вмешательство на стороне генералов из Сан-Исидро приведет к большим потерям в городских боях. У моста Дуарте повстанцы уже доказали, что могут упорно сражаться.

Между тем американцы активно перебрасывали хунте в Сан-Исидро с кораблей горючее, боеприпасы и средства связи. Весь эфир был заполнен радиопереговорами между «тенистым деревом» (посольством США), «шарадой» (авианосец «Боксер» – флагман Карибской группы) и «Шангри-Ла» (хунтой в Сан-Исидро). «Шангри-Ла» в лице де лос Сантоса просила немедленно прислать аккумуляторы и генераторы, так как база в Сан-Исидро отрезана от подачи электричества. После этого может быть продолжена «операция „Зачистка“» (Operation Clean-Up). Радиостанция хунты постоянно передавала американский военный марш Stars and Stripes forever.

Однако цветистые позывные не могли скрыть от мира, на чьей стороне США вмешались в доминиканский конфликт. Уже 28 апреля Джонсону сообщили, что бывший президент Бош критикует поддержку в сфере логистики, которую морская пехота США оказывает хунте в Сан-Исидро. Всем американским официальным представителям в Латинской Америке было дано указание подчеркивать нейтралитет США в доминиканском конфликте.

Утром 29 апреля министр обороны США Макнамара сказал Манну, что высадка морской пехоты «дала неплохую инъекцию в руку группам Вессина – де лос Сантоса». Командующий «группой 44.9» (так официально именовалась «Карибская группа») прямо сообщил корреспондентам, что помимо охраны жизней граждан США морская пехота имеет приказ не допустить образования в Доминиканской республике коммунистического правительства.

29 апреля 1965 года в 8:47 утра Джонсон связался с директором ЦРУ Рейборном для обсуждения ситуации в Доминиканской республике.

«Президент: Какие новости сегодня утром?

Рейборн: Ну, новости примерно такие же, как и прошлым вечером. У нас на берегу около 500 морских пехотинцев. У повстанцев есть тяжелое вооружение, и они окапываются и баррикадируются в центре города. Полицейские силы относительно неэффективны против этих людей, потому что они не могут противостоять тяжелому вооружению. Они нашли танк, который был немедленно выведен из строя базукой. Никаких сообщений о боевых столкновениях морских пехотинцев не поступало. Это то, что происходит в Санто-Доминго».

Поговорив о Вьетнаме, Джонсон вновь вернулся к Доминиканской республике.

«Президент: У нас есть оценка того, что произошло вчера и что так резко изменило ситуацию?

Рейборн: Да, есть. Мы выявили восемь отъявленных (hard-core) обученных Кастро партизан, которые прибыли, отодвинули в сторону людей Боша и взяли на себя командование над войсками (конституционалистов. – Прим. автора). Ну, люди Боша, может, немного и розовые (то есть не совсем красные. – Прим. автора), но они не из того же сорта террористов, что кастроиты. Но теперь они быстро взяли под контроль ситуацию. Они напали на полицейский участок, захватили оружие, форму и, типа, реально владеют городом. Регулярная армия, ее танковые части и прочие просто сидели на своих задницах и не сделали ни черта, чтобы сдвинуться с места. Я думаю, он (видимо, Вессин? – Прим. автора) боится бутылок с горючей смесью и базук в руках мятежников. Офицеры армии окопались в одном-двух местах в городе и деморализованы беспощадными партизанами. Думаю, они (партизаны. – Прим. автора) схватили людей, поставили их к стенке и расстреляли для того, чтобы запугать других. По моему мнению, это реальная борьба, начатая мистером Кастро».

Таким образом, только 29 апреля в Вашингтоне начали сознавать, что Вессин-и-Вессин с его танками полностью разгромлен. Поражение элитных боевых частей доминиканской армии, подготовленных в свое время американцами, было настолько обескураживающим, что Рейборн пытался свалить все на неких восьмерых «кастроитов» (имена которых, естественно, неизвестны и по сей день), хотя Вессина разгромило плохо вооруженное гражданское население под командованием подготовленного не Кастро, а США полковника Кааманьо.

«Президент: И что, вы думаете, нам надо делать?

Рейборн: Думаю, очевидно, что нам надо предпринять более решительные действия, чтобы зачистить этот сброд. В противном случае все это затянется, и, возможно, эти люди, типа Кастро, одержат победу и у нас под боком будет бардак. Потом надо восстановить порядок и передать власть обратно хунте. Члены хунты умоляли США сделать это.

Президент: Но это доставит США много проблем в международных организациях, ОАГ и ООН, не правда ли?

Рейборн: Возможно, сэр, и я принял во внимание встречу ОАГ сегодня утром. Но я нисколько не сомневаюсь, что это начало экспансии Кастро.

Президент: Сколько там кастровских террористов?

Рейборн: Ну, мы точно установили восьмерых. Я послал список в Белый дом примерно в 6 часов утра. Он должен быть в Ситуационной комнате – кто они, что делают и как подготовлены».

Список якобы подготовленных кубинцами восьми «экстремистов» содержался в меморандуме ЦРУ OCI No. 1208/65 от 29 апреля. В меморандуме говорилось: «В то время как у нас нет доказательств прямого вмешательства режима Кастро в нынешнее восстание, ясно, что в нем участвуют подготовленные кубинцами экстремисты. Можно продемонстрировать, что как минимум 45 экстремистов вернулись в Доминиканскую республику начиная с прошлого октября после прохождения подготовки на Кубе и/или в других странах коммунистического блока. Можно предположить, что все эти люди активно участвуют теперь в боях, многие аспекты которых похожи на революционную тактику Кастро».

Таким образом, ЦРУ оперировало лишь предположениями, но американцев уже мало интересовали такие частности. Надо было срочно что-то делать, чтобы спасти Вессин-и-Вессина от полного разгрома. Не было никаких сомнений, что после падения крепости Осама Кааманьо двинет свои части на Сан-Исидро, и деморализованные отряды хунты просто разбегутся.

Во второй половине дня 29 апреля командующий «группой 44.9» коммодор Дэр прилетел на вертолете к Беннету, и оба, заручившись согласием Вашингтона, решили ввиду полнейшей деморализации частей Вессин-и-Вессина высадить на берег всю морскую пехоту, которая находилась на боевых кораблях. Когда Дэр вернулся на «Боксер», он обнаружил, что у «группы 44.9» появился новый командующий – вице-адмирал Мастерсон, прибывший из штаб-квартиры Атлантического флота США в Норфолке. Мастерсон вступил в командование вновь переименованной боевой группой (Task Force 122) и немедленно начал осуществлять разработанную ранее Объединенным комитетом начальников штабов вооруженных сил США операцию «Дно бочки» (Bottom Barrel).

Операция состояла в срочной переброске на берег вертолетами оставшихся на кораблях 1300 морских пехотинцев. На этот раз морская пехота отправилась в Санто-Доминго уже не налегке: в порту Айна разгружалась тяжелая боевая техника (БТР), которая затем с запада вошла в Санто-Доминго. Было ясно, что ни о какой защите или эвакуации граждан США речи уже не идет. Морская пехота должна была взять под охрану «коридор» между посольством США и отелем «Эмбахадор».

Вечером 29 апреля Джонсон созвал очередное экстренное совещание по Доминиканской республике, которое затянулось глубоко за полночь. Позвонили Беннету, чтобы узнать последние новости. Посол считал, что любые переговоры с конституционалистами бесполезны, так как иметь дело с ними все равно, что общаться с «бешеными собаками». Беннету задали следующий вопрос: «По нашей оценке, победа мятежников здесь, возможно, приведет к установлению прокоммунистического правительства. Вы с этим согласны?» Беннет, естественно, был полностью согласен: «Экстремисты могут, по некоторым сообщениям, назначить для видимости Боша, но они будут контролировать его и, вероятно, быстро от него избавятся».

«Если эта оценка верна, – интересовался далее Вашингтон, – то что, по-вашему, надо сделать, чтобы предотвратить такое развитие событий? Не думаете ли вы, что необходима прямая военная акция с этой целью и с целью защиты жизней американцев?»

Посол ответил: «Средства связи (войск хунты. – Прим. автора) по-прежнему ужасно неадекватны, но фундаментальными проблемами являются слабость руководства и отсутствие координации. Вы видите, с какой грустной ситуацией здесь мы имеем дело. А между тем левые силы знают, чего хотят, и действуют с блестящим тактическим и стратегическим профессионализмом».

Беннет дал оценку силам хунты, на сей раз довольно реалистичную: «Силы ВВС и Вессина находятся непосредственно к западу от моста Дуарте, их менее 1000 человек. Силы Риверы Куэсты (бывший начальник генштаба) находятся в северной части города сразу же к западу от авеню Максимо Гомеса, их численность неизвестна. Часть сил Монтаса оккупирует (президентский) дворец. Другая часть сил Монтаса – Пегеро находится на побережье между выставочным центром и консерваторией; силы ВМС в количестве 150 человек сконцентрированы на территории выставочного центра; также есть боевые корабли, способные произвести бомбардировку берега. В целом боевой дух всех этих частей низок (Morale is generally low among all unit)… Ситуацию можно резюмировать следующим образом: наземные части хунты не продвинулись в сторону мятежников, потому что бойцы устали и проголодались, а также из-за отсутствия адекватных средств связи и соперничества различных видов вооруженных сил. Представляется, причины этого – в слабой эффективности и нерешительности местного военного руководства, проявившихся и в том, что оно не смогло сегодня предпринять каких-либо значимых действий для разрешения ситуации. Вессин практически ничего не сделал за последние три дня, но сейчас сваливает все на изношенность своих танков, большие потери и усталость своих войск. Ему вторят и другие командиры, а Монтас как верховный командующий сил (хунты) полностью дезорганизован. Де лос Сантос был последовательным, но не хотел делать ничего помимо продолжения бомбардировок, за исключением прямой поддержки войск, и ни одна из таких акций типа „немного или ничего“ успеха не имела. Атташе по связям с сухопутными силами вернулся недавно из Сан-Исидро. Его доклад похож на доклад военно-воздушного атташе, который провел там последнюю ночь и вернулся сегодня рано утром. Атташе по сухопутным войскам нашел там всех в полной нерешительности и спорах о том, что надо предпринять…

Атташе прочел всем собравшимся лекцию по классической тактике по овладению городскими районами, они вроде были заинтересованы и воодушевлены и, когда он уезжал, активно обсуждали его предложения. Перейдут ли они от слов к делу? С учетом их вчерашней и сегодняшней пассивности это кажется сомнительным, несмотря на преимущество в силах. На этой стадии у войск слабый боевой дух, и атташе уверены, что уже сегодня вечером многие дезертируют. Бездействие и нерешительность показательны для большинства военных командиров на стороне хунты во время нынешнего кризиса».

Беннет считал, что и Вессин, и Монтас будут «сидеть и ждать», пока США «не сделают за них их работу».

Именно это и решил предпринять Джонсон по итогам ночного совещания. Президент США понял, что если не начать полномасштабную интервенцию немедленно, то уже 30 апреля войска хунты разбегутся при первом же натиске конституционалистов. Как верховный главнокомандующий Джонсон отдал приказ о направлении в Доминиканскую республику регулярных войск США. Президент говорил, что если он сделает то, что намеревается, со многими людьми в (Западном) полушарии «станет трудно жить», а если он не сделает этого, много таких людей появятся в самих США.

После смерти Трухильо по приказу командующего силами ВМС США в Атлантике был разработан план боевого парименения американских войск (прежде всего 82-й воздушно-десантной дивизии) в Доминиканской республике. План был подготовлен на основе упоминавшегося выше запроса Кеннеди о том, сколько американских войск можно перебросить на остров в течение 12,24,36 или 48 часов. На основе этого плана, получившего наименование OPLAN 310/2-63, подразделения морской пехоты и сухопутных сил каждый год, начиная с 1964-го, отрабатывали совместную высадку в Доминиканской республике.

Согласно плану в случае получения приказа высшего политического руководства США командование XVIII десантного корпуса должно было немедленно подготовить и высадить с воздуха в Доминиканской республике два батальона парашютистов к северо-востоку от Сан-Исидро. Еще ночью 26 апреля Континентальное командование армии США по телефону отдало приказ XVIII десантному корпусу быть готовым к реализации OPLAN 310/2-63. Это означало, что передовая десантная группа 82-й воздушно-десантной дивизии переводилась на третий режим боевой готовности (Defense Condition 3).

При этом в штабах вооруженных сил США царила невообразимая путаница. Дело в том, что 82-я дививзия вместе с приданной ей авиацией готовилась к обычным ежегодным учениям «Голубая фишка» (Blue Chip), которые должны были начаться в середине мая. Приказ об отмене учений поступил не сразу, и все самолеты 82-й дивизии были заполнены соответствующим снаряжением для маневров. Затем пришлось в авральном порядке выгружать одно вооружение и загружать другое – для действий в Доминиканской республике.

В ночь с 29 на 30 апреля более 140 военно-транспортных самолетов С-130 начали переброску 1800 парашютистов из элитной 82-й воздушно-десантной дивизии в Доминиканскую республику.

В тот момент армия США, в том числе и 82-я дивизия ВДВ, находилась в процессе реформирования организационной структуры. Костяк сухопутных войск теперь составили реорганизованные дивизии (Reorganization Objective Army Divisions) на основе бронетанковых дивизий времен Второй мировой войны. Новая дивизия состояла из 9-12 батальонов, из которых командующий дивизии мог формировать бригады различного состава в зависимости от поставленных задач и вероятного противника.

В 1961 году США создали Командование ударных сил быстрого реагирования (United States Strike Command, STRICOM) со штаб-квартирой на базе ВВС «Макдилл» во Флориде. Командование должно было быстро перебрасывать вооруженные силы США в горячие точки мира для ведения боевых действий. Основой ударной силы командования и была 82-я дивизия.

Однако формально за Доминиканскую республику отвечало Командование Антлантического флота США в Норфолке (LANTCOM). Поэтому сразу же после решения Джонсона о переброске 82-й дивизии в Доминиканскую республику STRICOM и LANTCOM стали направлять командующему дивизией генерал-майору Роберту Йорку взаимоисключающие приказы. К тому же все приказы КНШ и Джонсона приходили Йорку через Норфолк со значительным запозданием. Например, Йорк получил приказ КНШ о приведении его дивизии в повышенную боевую готовность через Норфолк спустя полтора часа после того, как тот же самый приказ он напрямую получил от КНШ.

Вдобавок в приказах значилось, что направить в Доминиканскую республику следует боевые группы (battle groups) 82-й дивизии, которых по новой штатной схеме дивизий армии США уже не существовало. Никакого предварительного плана боевой операции войск США в Доминиканской республике не существовало, и Йорку приходилось импровизировать, причем ему даже не говорили, нужно ли перебросить в Доминиканскую республику всю дивизию целиком или только несколько ее батальонов.

Сначала Йорк решил, как и было предусмотрено боевым планом OPLAN, сбросить пару батальонов дивизии в районе базы Сан-Исидро и, наступая оттуда, захватить мост Дуарте, а затем соединиться с морскими пехотинцами в районе посольства США. О расположении войск хунты и сил конституционалистов у генерала были самые смутные сведения.

В 16:30 29 апреля (82-я дивизия к тому времени находилась в состоянии боевой готовности 67 часов) Йорку приказали перебросить 3-ю бригаду дивизии (ее основу составлял 508-й парашютно-десантный полк, известный как «красные дьяволы» – всего 2253 человека) на базу ВВС США «Рэмей» в Пуэрто-Рико. Когда приказ выполнялся уже на протяжении двух часов, Йорку приказали миновать Пуэрто-Рико и направиться непосредственно в Сан-Исидро. Правда, имелась и хорошая новость: можно было не выбрасывать десант с самолетов (генерал боялся, что солдаты упадут в море и разобьются об острые коралловые рифы), а спокойно приземлиться на аэродроме базы. Зато тяжелую технику, уже снабженную парашютами, приходилось выкатывать из самолетов практически вручную. Это замедляло челночную переброску войск из США, так как самолеты С-130 следовало разгружать осторожно, вручную, а значит, медленно. 29 апреля в Сан-Исидро смогли приземлиться только 79 самолетов ВВС США (в том числе 46 – тяжелых десантных).

Первоначально министр обороны Макнамара все-таки хотел десантировать первый эшелон 82-й дивизии в районе Сан-Исидро, так как сомневался, что Вессин-и-Вессин сможет удержать аэродром базы до утра. Никакой четкой информации о положении в районе Сан-Исидро у американцев не было.

В 19:10 29 апреля председатель КНШ Уилер запросил у Мастерсона информацию о том, кто, собственно, контролирует Сан-Исидро, и может ли аэродром принимать большие военно-транспортные самолеты. Мастерсон отправил с «Боксера» вертолет с офицерами, которые должны были разыскать Вессина-и-Вессина. Но генерала найти не удалось, зато офицеры обнаружили Имберта. Тот сообщил, что Сан-Исидро еще в руках хунты, но после наступления темноты никого в центре управления полетами базы не бывает. Получив эти сведения, Уилер приказал Йорку миновать «Рэмей» и приземляться прямо в Сан-Исидро.

В 21:30 Мастерсону сообщили из Вашингтона, что 82-я дивизия прилетит прямо в Сан-Исидро. Адмирал немедленно послал на базу своего адъютанта и двух офицеров, которые должны были взять на себя управление полетами. Офицеры включили на аэродроме посадочные огни и стали руководить приземлением первых машин 82-й дивизии. Этот момент оказался решающим: ведь у самого Йорка не было на самолетах специалистов по управлению аэродромом. Однако скоро над Сан-Исидро появился летающий командный пункт – самолет ЕС-135, кторый и посадил первый самолет с генералом Йорком на борту примерно в 2:16 30 апреля.

Из Форт-Брэгга самолеты Йорка (111 тяжелых десантных и 33 транспортных самолета) преодолели 1110 миль и в первой волне доставили примерно 1800 десантников на базу в Сан-Исидро – отныне всем было ясно, на чьей стороне американцы вмешались в гражданскую войну в Доминиканской республике. Если бы Кааманьо теперь начал наступление, то его бойцы столкнулись бы уже не с деморализованными солдатами Вессин-и-Вессина, а с отборными частями армии США.

Как уже упоминалось, с передовыми частями 82-й дивизии примерно в 2 часа ночи 30 апреля в Сан-Исидро прибыл командующий силами вторжения генерал-майор Роберт Йорк. Задачей десантников на первых порах было немедленно окружить Санто-Доминго плотным кордоном, чтобы предотвратить распространение революции на остальную часть страны. Но сначала пришлось вручную разгружать самолеты, чтобы обеспечить беспрерывность воздушного моста (сперва они приземлялись с интервалом в 5 минут). Часть самолетов, покружив над переполненным аэродромом Сан-Исидро, были вынуждены отправиться на Пуэрто-Рико.

Тем не менее уже утром 30 апреля в Доминиканской республике находились 6200 до зубов вооруженных американских морпехов и десантников, которые взяли силы конституционалистов в клещи. Американцы исходили из тактики молниеносного подавления боевого духа и сопротивления противника многократным численным превосходством. Неудивительно, что операции вторжения дали кодовое наименование «Концентрированная сила» (Power Pack).

28 апреля 1965 года в состояние боевой готовности была приведена 2-я бригада 82-й дивизии, получившая приказ о вторжении в Доминиканскую республику 1 мая. Эта вторая волна сил интервентов состояла из двух батальонов и вспомогательных подразделений общей численностью 2276 человек. Использовались те же самые самолеты, что и для войск первой волны.

Третья волна состояла из двух парашютно-десантных батальонов (оставшаяся часть второй бригады 82-й дивизии) и частей инженерной поддержки – всего 3302 человека. Переброска сил третьей волны проходила со второй половины 2 мая до утра 3-го.

Четвертая волна сил вторжения (1-я бригада 82-й дивизии и вспомогательные части, всего 3000 солдат и офицеров) прибыла в Сан-Исидро к утру 4 мая.

Всего по воздушному мосту из США в Доминиканскую республику с 29 апреля по 4 мая 1965 года были переброшены 10 500 военнослужащих.

Воздушный мост по переброске сил и средств интервентов продолжал работу всю первую половину мая, и к 17-му в Доминиканской республике находились 22 тысячи солдат и офицеров вооруженных сил США, включая 13 500 десантников и 8700 морских пехотинцев. Кроме того, на 28 боевых кораблях ВМС США вокруг Доминиканской республики находились еще примерно 8300 военнослужащих. Поддержку сил интервентов с воздуха осуществляли с Пуэрто-Рико 18 истребителей F-100, 12 – F-104 и шесть RF-101, а также три разведывательных самолета RB-66. Вся эта авиционная группировка должна была также предотвратить возможную помощь кубинцев силам Кааманьо.

По воздушному мосту (1538 вылетов) США перебросили на остров помимо военнослужащих 30 миллионов фунтов различного вооружения и снаряжения.

Американских солдат инструктировали насчет возможных недоразумений с местными жителями. Предупреждали, например, что поднятый вверх большой палец здесь не означает «все отлично», а представляет собой неприличный жест. Комбинация из двух пальцев – «O'key!» – в Санто-Доминго будет понята как намек на гомосексуальную ориентацию.

К 3 мая под командованием Йорка на базе Сан-Исидро сосредоточились шесть парашютно-десантных батальонов 82-й дивизии и вспомогательные части. С помощью специального самолета связи (С-130 Talking Bird Aircraft) генерал поддерживал связь напрямую с Комитетом начальников штабов США, откуда получал все указания. Только чисто административные вопросы решались через Командование Атлантического флота в Норфолке.

Прибыв 30 апреля в Сан-Исидро, генерал Йорк пришел к выводу, что части Вессин-и-Вессина не способны к немедленным боевым действиям даже при поддержке американских парашютистов. Самостоятельно воевать с Кааманьо американцы побаивались: в городе они могли наткнуться на глубоко эшелонированную оборону конституционалистов и понести значительные потери. Комитет начальников штабов США разрабатывал план операции для Йорка и Мастерсона, в то время как десантники 82-й дивизии были уже в воздухе.

Было решено, что морская пехота создаст в Санто-Доминго «Международную зону безопасности» (International Security Zone) от отеля «Эмбахадор» до американского посольства и других дипломатических миссий. Фактически эта зона охватывала контролируемый конституционалистами район Санто-Доминго с запада, мешая им разобраться с развалившимся батальоном Монтаса. Одновременно парашютисты Йорка должны были занять оба подступа к мосту Дуарте, отрезая Кааманьо от Вессина. Между морпехами и парашютистами должны были на первых порах курсировать усиленные патрули, составленные почему-то из сил одной из противоборствующих сторон – CEFA.

Однако на танки Вессина американцы особо не надеялись, поэтому после наращивания собственной группировки морпехи и десантники должны были двинуться навстречу друг другу и таким образом отрезать южную портовую часть Санто-Доминго от северных жилых кварталов. Тогда территория, контролируемая конституционалистами, разрезалась бы на две части. После этого оставалось только затруднить подвоз в южную часть города продуктов и воды и тем самым заставить Кааманьо капитулировать. При этом описанная выше стратегия должна была проводиться под видом нейтралитета США в доминиканской гражданской войне, якобы лишь для обеспечения безопасности иностранных посольств и разъединения противоборствующих сторон.

В ночь на 30 апреля Совет министров иностранных дел ОАГ призвал к прекращению огня и созданию в Санто-Доминго «международной зоны для беженцев». Эта резолюция была тогда на руку США: прекращение огня спасло части хунты от полного разгрома, а требование по учреждению международной зоны давало американским интервентам желанный предлог для начала операций в доминиканской столице.

Утром 30 апреля госдепартамент передал посольству в Санто-Доминго следующую ориентировку: ОАГ призвала к прекращению огня, поэтому хунте надо воздержаться от «плохо подготовленных атак». При этом госдепартамент оговорился, что речь не идет о прекращении боевых действий вообще, просто конфликт перешел в политическую фазу, и хунте следует обратить на это внимание. Главным для хунты является сохранение базы Сан-Исидро для «последующей экспансии». К тому же хунте нужно разъяснить, что США не собираются атаковать мятежников – эту работу Вессину придется сделать самому.

Однако в тот же день Беннет сообщил из Санто-Доминго, что усилия папского нунция по прекращению огня (полностью одобренные Бошем и Молиной Уреньей) могут подорвать остатки боевого духа войск хунты. Нунций предлагал достичь соглашения о прекращении огня на базе двух условий:

– гарантия личной неприкосновенности для всех лиц, независимо от их политических взглядов;

– приглашение в страну комиссии ОАГ как посредника в переговорах о полном прекращении гражданской войны.

Госдепартамент (лично госсекретарь Раск) дал Беннету следующее поручение: «Мы особо озабочены тем, что хунта может воспринять нунция как лицо, говорящее от имени США, если он затронет иные пункты, чем упомянутые выше. Поэтому вы должны установить контакт с Вессином и ключевыми фигурами хунты, включая, в частности, тех, кто сейчас находится в Сан-Исидро, и проинформировать их о твердой решимости США не допустить взятия власти коммунистами в Санто-Доминго». Беннет должен был немедленно сообщить Вессин-и-Вессину, что США «необязательно» поддержат все предложения нунция.

Американцы боялись, что папский нунций может добиться заключения соглашения, которое помешает США помочь войскам хунты оправиться от поражения и одержать победу. В Вашингтоне начали лихорадочно подыскивать собственного кандидата на роль посредника.

Между тем генерал Йорк, ознакомившись с ситуацией на месте, понял, что данные ЦРУ и военной разведки Пентагона, которые он получал в Форт-Брэгге, были далеки от реальности. Разведка сообщала, что «мятежники» контролируют только центр города, а выяснилось, что Кааманьо контролировал всю столицу полностью. Йорк прилетел на «Боксере» к Мастерсону и получил от адмирала приказ немедленно захватить мост Дуарте, образовав предмостные плацдармы с обеих сторон. Фактически этот приказ означал открытое вооруженное столкновение с конституционалистами.

Утром 30 апреля десантники 82-й дивизии (1-й батальон 508-го полка) двумя колоннами, совместно с солдатами хунты и при поддержке четырех истребителей Корпуса морской пехоты Ф-4, базировавшихся на Пуэрто-Рико, начали наступление от моста Дуарте на юг вдоль реки Осама, явно намереваясь захватить ключевой объект – электростанцию (хунта страдала от недостатка электричества). Повстанцы оказали ожесточенное сопротивление, но все же вынуждены были отступить. Американские десантники столкнулись с неожиданной проблемой: и конституционалисты, и солдаты хунты были одеты в одинаковую форму доминиканской армии, в связи с чем было практически невозможно отличить «своих» от «чужих». Американцы попросили солдат Вессина надеть кепи задом наперед либо сдвинуть набок.

К 15:00 30 апреля мост Дуарте и предмостный плацдарм на западном берегу (глубиной в 6 кварталов) были захвачены американцами. Они активно проводили обыски в близлежащих домах, пытаясь разоружить гражданское население. 1-й батальон 505-го полка занял городскую электростанцию и оборудовал выгодные огневые позиции на крыше восьмиэтажного элеватора, откуда просматривалась вся контролируемая конституционалистами зона столицы (так называемый Новый город).

Во время всей операции в районе моста Дуарте американцы потеряли пять десантников ранеными.

Однако войска хунты отказались двинуться от моста на соединение с частями морской пехоты США и вернулись на базу в Сан-Исидро. Тогда Йорк запросил и получил дополнительные подкрепления (четыре батальона) и разрешение самому установить контакт с морской пехотой в районе посольства США (примерно 1700 бойцами, которые контролировали зону от посольства США и шоссе, ведущее к порту Айна).

Однако Джонсон запретил Йорку и 30 апреля, и 1 мая наступать вглубь города, опасаясь протестов мирового сообщества, в частности, ОАГ.

Представитель США в ОАГ Банкер докладывал, что эта организация занимает в целом враждебную позицию по отношению к переброске в Доминиканскую республику 82-й дивизии, так как всем ясно, что таких сил для обеспечения эвакуации американских граждан не требуется. В этих условиях наступление Йорка на Санто-Доминго подтвердило бы опасения латиноамериканцев.

Как только десантники США окопались на западном берегу Осамы, навстречу им в наступление пошли морские пехотинцы, якобы намеревавшиеся создать «международную зону безопасности». На самом деле морская пехота должна была взять под контроль радиостанцию, чтобы прекратить довольно эффективную пропаганду конституционалистов, которую могли слышать доминиканцы по всей стране. Морпехи наступали под прикрытием танков и БТР и особого сопротивления не ожидали. Однако повстанцы встретили их хорошо скоординированным огнем из домов. Командир ударной группы капитан Дэвис запросил и получил разрешение на применение против жилых зданий минометов калибра 3,5 дюйма. Но минометы не сильно исправили ситуацию: практически все дома по пути следования встречали морских пехотинцев снайперским огнем. Один морпех был убит, восемь – ранены, и Дэвису разрешили отойти на исходные позиции. Однако другие подразделения выполнили задачу, и 30 апреля «международная зона» в столице была создана. В последующие дни американцы постепенно пытались расширить ее границы.

В этот же день Джонсон решил отправить в Санто-Доминго собственного миротворца, который должен был не допустить излишне самостоятельных действий папского нунция. Выбор президента пал на бывшего посла США в Доминиканской республике Мартина. После убийства Кеннеди Мартин отошел от дел и писал мемуары. Многие доминиканцы прогрессивных взглядов (в том числе и Бош) ошибочно считали Мартина своим другом и человеком, искренне заинтересованным в победе демократии в Доминиканской республике. Действительно, на фоне чопорного и надменного Беннета, общавшегося только с доминиканской олигархией, Мартин мог сойти за «хорошего полицейского».

Примерно в полдень 30 апреля госдепартамент сообщил Беннету, что Бош собирается призвать к прекращению огня, объявив о победе повстанцев. Госдепартамент отмечал, что в данный момент это на руку США, и просил Беннета немедленно воздействовать на хунту, чтобы она выступила с аналогичным призывом, – иначе Вессин потеряет лицо в Латинской Америке. Заявление хунты, по требованию госдепартамента, должно было выражать приверженность демократии и уверенность в мощи и боевом духе собственных вооруженных сил. Иными словами, Вессин-и-Вессин должен был дать понять, что он не только не разбит, а силен как никогда.

Одновременно американцы развернули настоящую пропагандистскую войну против конституционалистов и Кааманьо. В частности, посольство США распускало слухи, что Кааманьо лично расстреливает пленных из пулемета. ЦРУ продолжало лихорадочно искать среди руководителей конституционалистов коммунистов и «агентов Кастро».

По данным «Нью-Йорк Таймс», вскоре после начала военной интервенции США в Доминиканской республике представитель госдепартамента на закрытой пресс-конференции заявил: «Мы располагаем информацией о том, что руководитель повстанцев полковник Кааманьо встретился с пятью видными коммунистами и заключил с ними сделку. Сделка состоит в том, что если революция, возглавляемая Кааманьо, победит, то эти пять коммунистов получат ключевые посты в кабинете. Если же она потерпит поражение, тогда Кааманьо должен получить гарантию, что сможет в полной безопасности покинуть страну».

Но, похоже, пяти коммунистов для прессы было маловато (интересно, что раньше ЦРУ говорило о восьми коммунистах – теперь трое куда-то запропастились). Резидентура ЦРУ в Санто-Доминго представила журналистам список уже из 53 коммунистов, которые якобы играют видную роль в движении конституционалистов. Вскоре этот список стал посмешищем для всех газет, даже американских. Знаменитый американский репортер и писатель Дэн Курцман в телеинтервью, в котором участвовали и другие известные американские журналисты, отмечал: «По-видимому, они полагали, что мы не сможем проверить список на месте. А мы начали проверять его. Я лично проверил фамилии некоторых людей, числившихся в этом списке. Я установил, что из трех так называемых коммунистов, которым, как утверждалось, правительство Кааманьо предоставило работу, один оказался твердолобым консерватором, другой – офицером флота, тоже известным своими консервативными взглядами, а третий…»

«Одному из них было 10 лет», – подхватил репортер Тед Шульц.

«Нет, не преувеличивайте, ему было 15 лет, – „уточнил“ Курцман, – и он никогда не занимал официального поста. Вот какого рода доказательства они нам представляли!»

Французские газеты выяснили, что в «списке 53» оказался некий Андре Ривьер, француз, воевавший в Индокитае против коммунистов в составе иностранного легиона. Ривьер заявил в беседе с корреспондентом французской газеты «Экспресс»: «Я сражался в течение шести лет против коммунистов не для того, чтобы позволить теперь обвинить себя в принадлежности к коммунистическому бунту…»

Между тем Мартин президентским самолетом был рано утром 30 апреля доставлен в Белый дом, где его проинформировали о положении в Доминиканской республике и в тот же день (примерно в 11:00) отправили в Санто-Доминго в качестве личного представителя президента Джонсона. Мартин должен был договориться о прекращении огня. Американцам после ожесточенного сопротивления в районе радиостанции это было крайне необходимо для предотвращения новых потерь.

Кааманьо понимал, что соединение двух американских плацдармов разрежет контролируемую повстанцами территорию надвое. На чьей стороне воюют интервенты, ему также было понятно: 82-я дивизия наступала на мост Дуарте вместе с частями Вессин-и-Вессина. Полковник позвонил в Пуэрто-Рико Бошу и пожаловался на действия США. Кааманьо был готов к полномасштабному отпору интервентам. Однако Бош настоятельно рекомендовал ему огня по американцам не открывать (только в случае явного нападения с их стороны) и провести доверительные переговоры с Мартином. Бош все еще сохранял иллюзии относительно нейтрального поведения американцев в Доминиканской республике.

Джонсон, между тем, хотел сделать для прессы заявление с оправданием широкомасштабной интервенции США все тем же коммунистическим заговором. Мартин присутствовал на совещании в Белом доме 30 апреля, на котором всегда отличавшийся грубоватым техасским стилем президент кричал: «Черт подери, у меня нет никакого желания сидеть сложа руки и дать Кастро возможность захватить этот остров. Да что мы можем сделать во Вьетнаме, если мы не в состоянии зачистить Доминиканскую республику? Я знаю, что напишут газеты в редакционных комментариях, но, черт подери, будет гораздо хуже, если мы ничего не сделаем, и коммунисты захватят эту страну».

Министр обороны Макнамара советовал Джонсону в своем заявлении «не показывать пальцем в сторону коммунистов». Ведь было бы странно предполагать, что пара коммунистов может легко дестабилизировать любую страну под боком у США. «Все в США, кроме вас, могут говорить такие вещи, и нам не надо их доказывать, но там всего лишь кучка людей (коммунистов. – Прим. автора), и вы не знаете, пытается ли Кастро что-либо предпринять. Вам придется постараться, чтобы доказать любой группе (в общественном мнении), что Кастро сделал что-то больше, чем просто обучение этих людей, но и мы обучили многих, и он обучил многих. Думаю, что такие утверждения негативно отразятся на вашем собственном статусе и престиже».

Макнамара мыслил логично: если и США, и Кастро готовили людей для работы в Доминиканской республике (причем все знали, что Штаты обучили тысячи доминиканских военных и полицейских, а Кастро – максимум пару десятков человек), то США как тренеры ни на что не годятся, раз пара обученных Кастро коммунистов может легко захватить любую страну в Латинской Америке.

Джонсон спросил Макнамару, сможет ли ЦРУ оперативно предоставить доказательства участия коммунистов в событиях в Доминиканской республике. Министр обороны ответил, что, возможно, ЦРУ и найдет людей, когда-то обучавшихся на Кубе, но вряд ли сумеет доказать, что все это контролировал лично Кастро с какими-то далеко идущими планами относительно Доминиканской республики.

В 17:40 30 апреля Макнамара и Джонсон вернулись к обсуждению доминиканского вопроса. Джонсон сказал, что если «…мы не захватим этот остров в течение 24 часов, то… никогда уже этого не сможем сделать. Может, я и ошибаюсь, но если так, скажите мне об этом». Макнамара и присутствовавший при телефонном разговоре Билл Мойерс в один голос повторили Джонсону, что любое его заявление об «обученных на Кубе коммунистах» лишь серьезно укрепит престиж Фиделя Кастро в Латинской Америке.

Во второй половине того же дня, 30 апреля, Мартин приземлился в Сан-Исидро. К тому времени папский нунций Кларисио уже выполнял посредническую миссию, пытаясь побудить обе стороны конфликта к прекращению огня, но, естественно, безуспешно: хунта, в точном соответствии с указаниями госдепартамента, не доверяла нунцию и ждала именно американского посредника. Хунта утверждала, что не хочет вести переговоры с Кааманьо, который якобы никого не представляет и является обычным бунтовщиком.

Еще 28 апреля нунций на американском самолете вылетел в Пуэрто-Рико, и Бош сразу же согласился с прекращением огня, но при условии, что в Доминиканской республике будет восстановлено конституционное правительство. Именно после беседы с нунцием Бош рекомендовал Кааманьо не проводить больше наступательных операций, чем и спас хунту от полного разгрома. Друг Боша Бетанкур был настолько потрясен этой близорукостью, что прервал с доминиканским экс-президентом все отношения и назвал его трусом: с точки зрения Бетанкура, Бош должен был немедленно и любым путем вернуться в Санто-Доминго.

Кстати, именно этого опасался и Беннет: он не исключал, что нунций может захватить Боша с собой. Поэтому посол США даже предлагал не пускать папского нунция обратно в Санто-Доминго.

Впечатления Мартина о хунте в Сан-Исидро были, мягко говоря, безрадостными. Он сообщил в Вашингтон, что эти «трусливые генералы» сидят и ждут, пока американские военные сделают за них их работу. Генерал Йорк сказал Мартину, что никакой единой доминиканской армии уже не существует. Реальные силы хунты – это примерно 1500 пехотинцев и 150 танкистов (с дюжиной танков), боевой дух которых полностью подорван. ВВС, где остались лишь четыре машины и 900 военнослужащих, вообще можно пренебречь как боевым фактором. Две трети вооруженных сил расквартированы в провинциях и фактически сохраняют нейтралитет, но готовы присоединиться к любой стороне, которая одержит победу.

Напротив, у Кааманьо примерно 5000 хорошо вооруженных бойцов (включая элитных боевых пловцов и обученный американцами контрпартизанский батальон), не считая примерно 10 тысяч гражданских лиц, исполненных решимости раздавить хунту в кратчайшие сроки.

Естественно, Мартин быстро заставил хунту подписать соглашение о прекращения огня (конституционалисты после переговоров Кааманьо с Бошем против него и не возражали). Кроме того, соглашение подписали нунций, генерал Йорк и адмирал Мастерсон – Мартин предпочел оставить для себя скромную роль свидетеля этой церемонии.

Тем же вечером в телевизионном обращении Джонсон высказался в поддержку соглашения о прекращении огня, похвалив папского нунция. Однако президент сразу же оговорился, что прекращение огня не соблюдается, причем, естественно, только конституционалистами. Все последующее время американцы будут обвинять Кааманьо в том, что он не контролирует своих людей, постоянно открывающих огонь по американским военнослужащим. Бойцы Кааманьо действительно применяли оружие против американцев, но только потому, что те практически каждый день пытались расширить контролируемую ими зону за счет позиций конституционалистов и, само собой, наталкивались при этом на отпор. При этом американские командиры в Санто-Доминго утверждали, что они никак не связаны соглашением о прекращении огня.

1 мая 1965 года во второй половине дня нунций и Мартин на машине с огромным флагом Ватикана, укрепленным на крыше, чтобы избежать ошибочного бомбового удара со стороны хунты, отправились в контролируемую конституционалистами зону для личной встречи с Кааманьо. Мартин даже попросил нунция для оказания большего эффекта на строптивого полковника надеть парадную белую рясу. Позднее Мартин вспоминал, что действовал как испанские конкистадоры, умиротворяя аборигенов и крестом и мечом.

Штаб-квартира Кааманьо размещалась в неприметной аптеке рядом с центральной площадью Независимости. Аптеку охраняли боевые пловцы. Мартин отметил, что по информации, которую имело ЦРУ, штаб-квартира конституционалистов находилась совсем в другом здании: Кааманьо соблюдал маскировку даже в телефонных разговорах с Бошем. Мартин попросил Кааманьо придерживаться соглашения о прекращении огня, «категорически» заверив его, что американцы сохраняют полный нейтралитет и войска США будут применять оружие только в целях самообороны.

Лидер конституционалистов был настроен по-боевому: он заявил, что понимает перемирие только как временное прекращение огня для того, чтобы убрать с поля сражения убитых и раненых. Конституционалисты намерены сражаться до возвращения Боша и введения в силу «конституции 1962 года». Присутствовавший на встрече Аристи поправил Кааманьо: имелась в виду конституция 1963 года. Было ясно, что Кааманьо не политик (и уж тем более не коммунист) – сама логика народной борьбы вывела его, опытного командира, на первые роли.

Полковник предупредил Мартина, что не потерпит какого бы то ни было боевого применения сил США в Санто-Доминго, – в случае продвижения американцев за пределы международной зоны по ним будет немедленно открыт огонь. Особенно возмутила Кааманьо атака сил хунты на городскую электростанцию под прикрытием американских десантников. Окопавшиеся за американцами солдаты хунты периодически открывали огонь, и Кааманьо сказал Мартину, что распорядился установить на этом участке крупнокалиберные пулеметы. Если стрельба не прекратится – они заговорят.

На карте города Мартин и Кааманьо согласовали демаркационную линию между международной зоной и территорией конституционалистов, причем полковник даже согласился расширить зону к северу от американского посольства (это был как раз тот район, который безуспешно пытались захватить днем раньше морские пехотинцы). Но полковник предупредил, что из-за интервенции США он уже не может эффективно контролировать партизан в самой международной зоне. Всего же под его началом находятся 25 тысяч вооруженных людей, готовых отдать жизнь за демократию.

Морская пехота США контролировала «международную зону безопасности» только днем. Ночью на улицы выходили партизаны, и американцы решались передвигаться по зоне только на бронемашинах и большими отрядами.

Аристи добавил, что прекрасно понимает американскую стратегию: заставить конституционалистов сдаться, отрезав их от густонаселенных северных районов Санто-Доминго и всей страны в целом. Однако у повстанцев полно еды и оружия – их хватит на месяцы осады. К тому же, считал Аристи, положение у самих американцев незавидное. Наступать в центр города они побоятся из-за возможных потерь, а хунта на такие действия не способна в принципе. Вдобавок теперь именно на войсках США лежит ответственность за снабжение тысяч жителей центра города водой и продуктами питания.

По итогам беседы с Кааманьо и Аристи Мартин понял, что американцам не удастся без боя заставить конституционалистов сложить оружие.

Вечером 1 мая 1965 года секретарь СНБ США Банди резюмировал ситуацию в Доминиканской республике следующим образом: «Бош в целом вышел из-под контроля, и возможно, что и полковник Кааманьо тоже вышел из-под контроля. Бош раздосадован и возлагает всю ответственность на нашу неспособность наладить контакт (с Кааманьо. – Прим. автора), на мстительность посла Беннета и нашу неготовность ответить на жалобы полковника Кааманьо на огонь со стороны наших войск, на неспособность посла Мартина наладить эффективный контакт между командующим генералом (Йорком) и полковником Кааманьо». Банди сообщал в предназначенном президенту меморандуме, что ему и его сотрудникам удалось запустить в прессу «данные о коммунистах» в руководстве конституционалистов. Со ссылкой на «источники в правительстве США» газеты сообщили о 53, а затем и о 58 коммунистах.

С 1 мая ситуацию в Доминиканской республике контролировала специальная межведомственная группа (task force; также ее неформально называли «комитетом Банди»), созданная по указанию Джонсона. Помимо самого Банди в нее входили замгоссекретаря Манн, заместитель министра обороны Сайрус Вэнс (будущий госсекретарь при президенте Картере), заместитель директора ЮСИА Дональд Вильсон (отвечал за пропагандистское обеспечение интервенции) и Ричард Хелмс (заместитель директора ЦРУ по оперативному планированию операций). Один из членов группы находился постоянно в режиме 24-часового дежурства вплоть до 4 июня 1965 года.

Американцы решили, что пришло время замаскировать свою неприкрытую интервенцию в глазах мирового сообщества, придав иностранным вооруженным силам в Доминиканской республике некий легальный статус. Джонсон выдвинул фактический ультиматум ОАГ: до 15:00 30 апреля принять решение о создании межамериканских сил по поддержанию мира в Доминиканской республике. Естественно, эти силы должны были состоять из уже находившихся в стране американских интервентов и приданных им для проформы символических контингентов некоторых латиноамериканских стран.

В самой Доминиканской республике произошла смена командования американскими силами вторжения. Джонсон поручил отправить в страну «лучшего генерала» Пентагона. Выбор пал на генерал-лейтенанта Брюса Палмера, заместителя председателя Комитета начальников штабов (КНШ) вооруженных сил США по планированию. Палмер прибыл в страну в ночь на 1 мая. Его сопровождали около сотни штабных офицеров. В оперативном плане Палмер подчинялся главкому Атлантического флота США в Норфолке адмиралу Муреру. В ближайшем будущем генерал должен был принять командование над 18-м воздушно-десантным корпусом. Председатель КНШ Уилер заверил Палмера, что его обеспечат любыми ресурсами. Свою задачу Палмер понял как «убрать оттуда (то есть из Доминиканской республики) нежелательные элементы». Уилер приказал, чтобы Палмер следовал всем указаниям посла США Беннета, как «ореол за звездой».

Цель операции Уилер описал Палмеру следующим образом: надо было «предотвратить победу коммунизма в Доминиканской республике». Уилер передал Палмеру слова Джонсона: ни в коем случае нельзя допустить возникновения «второй Кубы».

К моменту прибытия Палмера американские войска оказались в стратегическом тупике. Согласно первоначальному плану операции после захвата моста Дуарте моторизованные патрули хунты должны были войти в жилые кварталы к востоку от моста, чтобы постепенно утвердиться там. Однако именно в этом районе уже разгромили войска Вессина, и генералы хунты боялись посылать туда своих людей. Предшественник Палмера Йорк был вынужден констатировать «ментальный паралич» хунты из Сан-Исидро. Йорк заявил Палмеру, что, похоже, и до прибытия американцев войска хунты сражались плохо и что «мятежники наголову разгромили силы хунты и, возможно, были бы полностью уничтожены, если бы не вмешались Соединенные Штаты». К моменту прибытия Палмера в Сан-Исидро под командованием Вессин-и-Вессина оставались примерно 2400 деморализованных военнослужащих и 200 полицейских.

Палмер встретился с Беннетом, и посол сообщил ему, что положение хунты ухудшается буквально с каждым часом.

Генерал немедленно приступил к осуществлению плана, ранее намеченного Мастерсоном. Требовалось немедленно взять под жесткий контроль линию коммуникаций между «международной зоной» и позициями десантников у моста Дуарте, то есть отрезать конституционалистов от северных густонаселенных районов столицы, лишив их таким образом тысяч потенциальных сторонников. Палмер решил оставить радиостанцию Санто-Доминго за пределами будущей зоны связи между двумя американскими плацдармами, в руках конституционалистов. Позднее Палмера упрекали в том, что он якобы не понял важности контроля над радиостанцией для психологической войны. Однако Палмер это прекрасно понимал, но он сознавал в то же время, что попытка взять радиостанцию обернется большими потерями. При разработке оперативного плана он требовал предпринять все возможное, чтобы избежать огневого контакта с мятежниками. Что же касается теле– и радиостанции Санто-Доминго, то американцы стали пытаться «глушить» ее передачи, и это был первый опыт такого рода в вооруженных силах США.

Уже в 9:00 утра 1 мая Палмер послал усиленные патрули (1-й батальон 508-го полка) на рекогносцировку коридора между «международной зоной» и мостом Дуарте («международная зона» находилась примерно в 2,5 километра от моста). Американцы наткнулись только на спорадический снайперский огонь и к 13:15 установили контакт с морскими пехотинцами. Но одно подразделение десантников, пользуясь устаревшими картами, заблудилось и попало в центр города, где, как и обещал Кааманьо, его встретил плотный и хорошо организованный огонь. Двое десантников были убиты, пять – ранены.

Палмер позвонил Уилеру и Джонсону в Вашингтон и предложил прочно и постоянно оккупировать коридор между мостом Дуарте и международной зоной. Джонсон на сей раз согласился, но при условии предварительного получения одобрения со стороны ОАГ.

Как только Джонсону доложили о серьезном сопротивлении бойцам 82-й дивизии, он велел своему эмиссару по связям с Бошем Эйба Фортаса связаться с бывшим доминиканским президентом. Или Кааманьо по указанию Боша немедленно прекращает огонь, или он, Джонсон, «не отвечает за последствия». К этому времени Фортас доложил в Вашингтон, что Бош с каждым часом все негативнее относится к США, но пока еще сохраняет веру в добрые намерения Мартина.

В самом начале разговора с Фортасом Бош потребовал разрешить ему вернуться на родину. Фортас это требование просто проигнорировал. Мало того, он без обиняков сказал, что поскольку США контролируют все аэродромы и воздушное пространство Доминиканской республики, Бошу не позволят вернуться. Бош утверждал, что перестрелки в Санто-Доминго провоцируют американцы, которые постоянно хотят продвинуться за пределы международной зоны. Но Фортаса интересовало лишь безоговорочное прекращение огня со стороны сил Кааманьо. В противном случае, передал он слова Джонсона, войска США начнут наступление на центр города и «раздавят» конституционалистов.

Но Боша запугать не удалось. Он пришел к неутешительному, но правильному выводу: «…я потерял свое отечество, моя страна оккупирована». Ничем не оправданная интервенция США только сделает коммунистами сотни тысяч молодых латиноамериканцев. Вашингтон полностью утратил свое моральное лидерство в борьбе за демократию.

Именно на основе впечатлений Фортаса от беседы с законным доминиканским президентом Банди и заключил, что Бош «вышел из-под контроля».

КНШ разработал в период с 1 по 5 мая несколько оперативных планов по наступлению войск США на конституционалистов, но это был не более, чем блеф. Американцы давно начали бы наступление, если бы не опасались больших потерь в городских боях. Именно поэтому Джонсон и хотел запугать Боша, а через него и Кааманьо: ничего другого на тот момент американцы просто не смогли бы сделать.

Для придания большего веса полностью деморализованной хунте американцы настояли на переносе ее резиденции во дворец, где ранее заседал парламент страны. Охраняли здание военные патрули морской пехоты США – в противном случае конституционалисты выбили бы хунту из дворца за считаные минуты.

В ночь с 1 на 2 мая режим прекращения огня в целом соблюдался. Тем не менее уже утром 2 мая Джонсон в телефонном разговоре с Манном опять возбужденно говорил о своей решимости воспрепятствовать приходу Кастро к власти в Доминиканской республике. А для этого надо «избавиться от группы мятежников там».

Но и Манн, и Джонсон понимали, что военным путем разгромить конституционалистов невозможно, – для этого нужно полностью стереть с лица земли Санто-Доминго и смириться с неизбежной потерей сотен, а может быть, и тысяч американских солдат. Поэтому президент США и его главный советник по Латинской Америке Манн стали задумываться о «политической перспективе». Надо было создать в Доминиканской республике приемлемое для самой страны и международного общественного мнения правительство, которое потом проведет выборы так, чтобы на них победил приемлемый для США кандидат, но никак не Бош. Манн видел будущим президентом Балагера (которого совсем недавно США считали трухильистом).

На роль главы некого временного правительства «национального единства» Мартин первоначально планировал Имберта, который мог «организовать» какие угодно выборы. Однако посол все же понимал, что конституционалисты никогда не согласятся с этой кандидатурой.

2 мая 1965 года американское разведсообщество выпустило очередной бюллетень с оценкой ситуации в Доминиканской республике. В том, что касается военной обстановки, разведка США пришла к следующему выводу: «Силы мятежников продолжают доминировать с военной точки зрения и, видимо, используют прекращение огня для укрепления своих позиций. Их численность колеблется в пределах от 2 до 5 тысяч, и они сконцентрированы в юго-восточной части города. Повстанцы, по-видимому, хорошо вооружены, имеют адекватное снабжение и полны решимости продолжать борьбу».

Относительно сил хунты (или «лоялистов», по странной американской терминологии) разведка делала такие выводы: «Лоялистские силы абсолютно неадекватны даже для наблюдения за прекращением огня. Большинство сил под командованием бригадного генерала Вессин-и-Вессина численностью примерно 1250 человек отошли на восток от моста Дуарте в целях своей же собственной безопасности. Бригадный генерал Сальвадор Монтас Герреро с примерно 200 солдатами, видимо, ушел из Национального дворца, оставив всю юго-восточную часть города под контролем мятежников. В распоряжении командующего сухопутными войсками Риверы Куэсты находятся примерно 400 солдат в северо-западной части города, 1200 военных моряков размещены на территории выставочного комплекса. Примерно 2400 полицейских защищают свою штаб-квартиру и радиостанцию полиции. Других лоялистских сил в городе нет».

Разведка оценивала и ситуацию третьей силы – войск США: «На 4:30 восточного времени (EDT) военные силы США в Доминиканской республике насчитывали 7874 человек – включая 2955 морских пехотинцев и 4919 военнослужащих сухопутных сил. Потери морских пехотинцев – двое убитых и 20 раненых; потери армии – один убитый, еще один, вероятно, погибший и 16 раненых. До сих пор существует большой разрыв между 82-й воздушно-десантной дивизией и линией морской пехоты в западной части города. Большинство потерь армии приходится на прошлый вечер, когда с плацдарма армии на мосту Дуарте был послан патруль к линии морской пехоты».

Ситуация в других районах Доминиканской республики, по мнению разведсообщества США, могла обостриться в любой момент: «Различные сообщения показывают, что внутренние районы в целом остаются спокойными, и это может свидетельствовать об отсутствии симпатий к делу мятежников. Однако чем дольше будет продолжаться нынешняя ситуация, тем больше вероятность того, что сельские районы станут более беспокойными. Прошлым вечером в радиосообщении от консула США в Сантьяго, второго по величине города страны, говорилось, что при полном отсутствии коммуникаций обстановка в консульском округе в целом хорошая, и ее эффективно контролируют доминиканские военные и полиция. Шоссе на Сантьяго остается закрытым после того, как мятежники, по некоторым данным, вчера захватили полицейский участок в Вилья-Альтаграсия».

Общую политическую обстановку в Доминиканской республике американская разведка оценивала следующим образом: «Ни мятежники, ни лоялисты в настоящее время, как представляется, не имеют ни сил, ни средств для формирования эффективного инструмента национального контроля. Повстанцы, несмотря на их заверения, что „конституционалистские силы“ сформировали правительство, по-видимому, сильно расходятся в мнениях о том, как это надлежит реально сделать, и кто какую роль при этом должен играть. Эта фрагментация только на руку коммунистам и экстремистам, которые сейчас доминируют в повстанческом движении».

Источник американской разведки в Санто-Доминго (он не разглашен по сей день) сообщал, что возможное возвращение Боша, видимо, будет встречено с энтузиазмом. «К тому же у лоялистских сил, то есть у хунты, нет никого, кто пользовался бы доверием общественности».

Неудивительно, что с учетом столь безрадостной для хунты военной и политической ситуации Палмер побоялся осуществить свой план соединения частей морской пехоты и десантников. Президент Джонсон тоже был вынужден забыть о своих недавних угрозах и решил направить к Бошу на Пуэрто-Рико специального эмиссара – Мартина. Последний должен был уговорить Боша (а через него Кааманьо) согласиться на пропуск американских войск через позиции конституционалистов. Одновременно, как сообщил на встрече специальной группы по Доминиканской республике 2 мая Банди, президент распорядился немедленно перебросить на остров еще два батальона американских войск. Они должны были прибыть в страну рано утром 3 мая.

2 мая Джонсон выступил по телевидению с новым обоснованием американской интервенции в Доминиканской республике. Президент США был вынужден заявить, что события 24 апреля 1965 года являются революцией, направленной на победу демократии. Но вот затем… «Революционное движение пережило трагический оборот. Коммунистические лидеры, многие из которых прошли подготовку на Кубе, видя в расширении беспорядка шанс укрепить свое влияние, присоединились к революции. Они наращивали свои позиции. И то, что началось как народная демократическая революция, приверженная принципам демократии и социальной справедливости, быстро переродилось, было перехвачено кучкой коммунистических заговорщиков и реально оказалось в их руках… Американские нации не могут и не должны позволить установление еще одного коммунистического правительства в Западном полушарии. Мы знаем, что многие восставшие не хотят коммунистической тирании. Мы знаем – трагично, что их высокие мотивы оказались поруганными маленькой кучкой заговорщиков, которые получают указания из-за границы».

Таким образом, из слов Джонсона следовало, что несколько тысяч до зубов вооруженных солдат и офицеров элитных американских частей были необходимы в Доминиканской республике для противостояния кучке коммунистических заговорщиков.

Между тем Мартин встретился с Бошем в ночь на 3 мая. Бывший президент выразил решительный протест против заявлений Мартина (и Джонсона), что руководство конституционалистским движением захватили в свои руки коммунисты. Мартин ответил, что Бош сам убедился бы в этом, если бы был в Санто-Доминго. Бош пытался поймать его на слове и настоять на своем немедленном возвращении в доминикаскую столицу. Однако Мартин ответил, что это невозможно, так как Боша «убьют». (Интересно, кто, по логике Мартина, мог убить экс-президента, если все аэродромы контролировали американцы.)

Тогда Бош предложил, чтобы США согласились с кандидатурой Молины Уреньи как временного президента. Американские войска должны были, по его плану, сопроводить Молину Уренью из колумбийского посольства (куда того, как считал Бош, вынудил укрыться Беннет) через международную зону безопасности на территорию, контролируемую конституционалистами. Мартин не мог отвергнуть с порога это предложение, поскольку в этом случае полностью утратил бы остатки доверия собеседника. Он лишь сказал, что пока это невозможно: Молина Уренья, по его словам, может подпасть под влияние все тех же таинственных марксистов, которые способны при случае вообще «убрать» временного президента.

Позднее в статье для «Чикаго Дейли Ньюс» Бош писал, что Мартин рассказывал ему о том, что повстанцы якобы отрубают людям головы и выставляют их для всеобщего обозрения. Бош решительно отверг эту клевету, равно как и утверждение о коммунистическом характере революции в Доминиканской республике: «Коммунисты таких революций не делают… В Санто-Доминго они не могли приобрести сереьзного влияния, просто потому, что в стране очень мало коммунистов».

По итогам встречи с Мартином Бош выступил с заявлением, в котором назвал американскую интервенцию продолжением оккупационной политики 1916-1924 годов и «насилием по отношению к маленькой нации». «Мы, доминиканцы, должны показать всему миру, что мы в состоянии сами управлять собой», – сказал он. Правда, вывод, к которому пришел бывший президент, звучал немного странно: лучшее, что могут сделать сейчас все доминиканские патриоты, – прекратить стрельбу, чтобы не дать американцам ни малейшего повода для продления оккупации. Бош явно не понимал, что Вашингтон придумает себе столько поводов, сколько понадобится.

Пока Мартин обрабатывал Боша, генерал Палмер решил, что у него уже достаточно сил для проведения операции по соединению с морской пехотой в зоне безопасности. В соответствии с указанием Джонсона 2 мая Палмер встретился с генеральным секретарем ОАГ Хосе Морой и получил от него «добро» на соединение «международной зоны» и моста Дуарте «линией коммуникаций».

Сразу после полуночи 3 мая части 82-й дивизии от моста Дуарте начали продвижение на запад на соединение с частями морской пехоты в «международной зоне безопасности». Три батальона наступали «лягушачьми прыжками». Сначала выдвигался один батальон, который проходил треть пути и занимал оборону. Из-за его спины выдвигался следующий батальон, проходившуй еще одну треть маршрута, а за ним следовал третий.

По пути продвижения десантники немедленно сооружали баррикады и контрольно-пропускные пункты в коридоре, отрезая юго-восточную часть города от северных жилых районов. Так как Бош до этого всячески увещевал Кааманьо избегать вооруженных столкновений с американцами, десантники не встретили серьезного сопротивления, несмотря «на присутствие серьезных сил мятежников» рядом с маршрутом продвижения 82-й дивизии. Столкновений с силами Кааманьо избегали и сами американцы, стараясь соответствующим образом прокладывать маршрут своего движения.

Зато американцы едва не перестреляли в темноте друг друга. Морская пехота и десантники не могли наладить друг с другом элементарную радиосвязь, потому что использовали разные частоты. В темноте десантники попали под снайперский огонь морской пехоты, которая приняла их за конституционалистов. Генерал-майор Йорк, находившийся вместе с передовым отрядом десантников, закричал, требуя прекратить огонь по своим. Такая «коммуникация» возымела немедленное действие, и стрельба затихла.

На рассвете две роты проследовали по новому корридору без всяких осложнений. Вся операция по созданию «линии коммуникаций» была осуществлена 3 мая силами трех батальонов за 1 час 11 минут. Американцы назвали линию «панамериканским шоссе».

Таким образом, с 3 мая 1965 года территория между мостом Дуарте и «международной зоной» находилась под постоянным контролем 82-й дивизии и получила официальное наименование «линия коммуникаций» (Line of Communication, LOC). Правда, конституционалисты без проблем могли простреливать весь этот коридор. 80 % боевых сил конституционалистов были после 3 мая отрезаны американцами в центре города, в то время как в северной густонаселенной промышленной зоне столицы у конституционалистов практически не было боеспособных регулярных частей.

Напротив, к 4 мая Палмер имел под своим командованием 12 усиленных батальонов (9 десантных и три – из Корпуса морской пехоты). Тем не менее в страну ежедневно прибывали новые американские подразделения, теперь в основном вспомогательные. Генерал отдал указание убрать из Санто-Доминго артиллерию, чтобы не раздражать местное население. Военным было предписано надежно перекрыть любые пути перемещения оружия и боеприпасов между двумя зонами конституционалистов (в северной зоне было много бойцов и мало оружия, в южной, где располагался Кааманьо, – наоборот). Оружие следовало применять только в случае крайней необходимости.

В то время, как батальоны 82-й дивизии сооружали «линию коммуникаций», Мартин, закончив переговоры с Бошем, отправился в штаб-квартиру ВМС США на Пуэрто-Рико, откуда связался по телефону с Белым домом. В эту ночь Джонсон говорил с Мартином несколько раз (первый раз примерно в 3:30). Отбросив былые угрозы, президент просил дипломата продолжать переговоры с Бошем, чтобы Палмер сумел без потерь завершить операцию. Джонсон поручил передать Бошу личное устное послание президента США, в котором говорилось, что Вашингтон преисполнен решимости добиться учреждения в Доминиканской республике «прогрессивного либерального правительства». Таким образом, Джонсон хотел оставить Боша на позициях осторожного доверия по отношению к США, пока американские войска не разъединят силы Кааманьо в Санто-Доминго надвое. Бош пока все еще должен был не терять надежды, что американцы позволят ему возвратиться к власти.

В 9 часов утра 3 мая Мартин вернулся к Бошу и беседовал с ним в течение восьми часов. Бош предложил новый компромиссный вариант урегулирования ситуации (он так и не понял, что Мартин просто тянет время для генерала Палмера). В обмен на признание Вашингтоном Молины Уреньи временным президентом Бош был готов сделать публичное заявление о том, что войска США находятся в Доминиканской республике только с целью восстановления там законной конституционной власти. Силы конституционалистов сложат оружие и будут инкорпорированы в единые вооруженные силы под командованием Молины Уреньи. Оружие у гражданских лиц будет изъято. После этого временное правительство Молины Уреньи (которое должно остаться у власти вплоть до выборов в декабре 1966 года) начнет переговоры с США о поэтапном выводе американских войск. Бошу будет разрешено участвовать в выборах 1966 года. Но именно этот последний пункт и не устраивал американцев, которые с самого начала втайне от бывшего президента не хотели его возвращения.

Мартин все же передал через Фортаса предложение Боша в Вашингтон, но там его никто и не собирался рассматривать всерьез. Вместо этого Мартину поручили добиться от Боша публичного заявления о том, что руководство конституционалистами в Санто-Доминго попало в руки коммунистов, что и вызвало необходимость вмешательства вооруженных сил США. Бош наотрез отказался соврать и предать тем самым своих сторонников на родине. Мартин был вынужден констатировать: все его уговоры ни к чему не привели, если не считать того, что Бош еще больше переместился на антиамериканские позиции (и это было совсем не удивительно). Но главного Мартин все же добился – Бош, по-прежнему считавший его другом, дал согласие на создание коридора между мостом Дуарте и международной зоной.

Солдаты Палмера, укрепившись в коридоре, получили приказ задерживать на своих контрольно-пропускных постах всех лидеров конституционалистов (у американцев были специальные «черные списки»), которые попытаются пройти из центра города в его северную часть или обратно. Американцы взяли под контроль даже канализацию, где вспыхнули перестрелки между партизанами и интервентами. Конституционалисты пытались проникнуть через контрольно-пропускные пункты в машинах «скорой помощи» или спрятать оружие (его теперь катастрофически не хватало в отрезанных северных районах города) под телами раненых, которых они транспортировали через коридор.

Сам Кааманьо был вынужден открыть огонь по американцам, которые попытались занять позиции в 200 метрах от штаб-квартиры конституционалистов.

После окончания операции США достигли главной цели: победа конституционалистов была теперь невозможна, так как от войск хунты их везде отделяли американские части. Не могла теперь революция и распространиться из столицы на остальные районы страны.

На повестку дня для США стал следующий вопрос: надо было создать проамериканское правительство «национального единства» и тем самым превратить военный успех операции в политический.

Еще 2 мая «комитет Банди» решил, что настало время «отдалиться от хунты Бенуа», чья непопулярность в стране была просто вопиющей. Хунте нужно было срочно найти презентабельную альтернативу, но так, чтобы ни в коем случае «не дать мятежникам никакого политического статуса». В этом направлении оказывал постоянное давление и Джонсон: он требовал найти «хороших доминиканцев, политиков или неполитиков». Президента бесило то, что «политическая арена» в Доминиканской республике «чертовски поляризована». Мартин предложил подыскать претендента на роль главы временного «правительства национального единства» среди олигархии севера, в частности Сантьяго.

Американцы продолжали вести против населения Доминиканской республики активную психологическую войну по специально разработанному плану.

2 мая глава ЮСИА Рован доложил Джонсону о мерах, которые были предприняты на фронте пропагандистской борьбы за последние 24 часа.

«1. „Голос Америки“, который обычно не ведет передач на испанском языке с 12:30 до 19:00, был переведен на круглосуточный режим вещания. „Голос Америки“ хорошо слышат в Доминиканской республике и во всей остальной Латинской Америке, как с двух передатчиков на средних волнах во Флориде, так и с наших передатчиков в Северной Каролине, которые представляют собой самый мощный коротковолновой радиовещательный комплекс в мире.

2. Я оставался на работе всю ночь вместе с другими высшими чиновниками (ЮСИА), чтобы руководить написанием и редактированием комментариев „Голоса Америки“, в которых подчеркивались следующие главные политические моменты:

а) гуманитарная миссия наших войск;

б) поддержка США со стороны межамериканской системы (то есть ОАГ. – Прим. автора);

в) цель США – дать возможность доминиканскому народу свободно избрать правительство социальной справедливости и демократии;

г) широко распространенные в Латинской Америке подозрения, что коммунисты и кастроиты замешаны в доминиканских беспорядках;

д) нейтральная природа действий американских войск в Доминиканской республике.

5. Я уже докладывал ранее о направлении в Доминиканскую республику команды по координации и усилению психологической программы (в команде ЮСИА было восемь человек, кроме того, Пентагон прислал из Форт-Брэгга 58 военнослужащих, обученных методам организации и ведения психологической борьбы. – Прим. автора). Весь комплекс наших коммуникационных средств будет по-прежнему отдавать наивысший приоритет доминиканской проблеме сегодня и завтра».

Американцы вели активную пропаганду и среди своих собственных солдат и офицеров, большинство которых просто не понимали, что они делают в Доминиканской республике. В том числе и с этой целью, по просьбе директора ЮСИА 1 мая 1965 года в Доминиканскую республику были направлены подразделения отдельного батальона психологической войны (PSYWAR Battalion) из Форт-Брэгга. Первоначально батальон расположился прямо в американском посольстве, а потом – в школьном здании неподалеку.

У специалистов по психологической войне были свой мощный передатчик и средства аудиовизуальной пропаганды. Они немедленно развернули на острове ретранслятор для «Голоса Америки» мощностью 1000 ватт и наладили печатание листовок, как для местных жителей, так и для самих оккупантов.

Например, в «боевом листке» для сил интервентов от 7 мая 1965 года содержалось следующее обращение Палмера ко «всем военнослужащим наземных сил США в Доминиканской республике»:

«Революция 23 апреля между коммунистами и правительством Доминиканской республики представляла собой угрозу жизни и безопасности американских граждан и граждан других иностранных государств. Каждый из нас счастлив, что имеет возможность внести свой активный вклад в усилия нашей страны удержать этот остров на дружественной линии по отношению к Соединенным Штатам. То, что мы находимся здесь, очень важно не только для нашей собственной национальной безопасности, но и для безопасности всего (Западного) полушария и всех стран-членов Организации американских государств. Наши ежедневные контакты с гражданским населением являются наилучшим способом доказать всем величие Америки.

Я снова поздравляю вас с блестящими навыками, показанными в бою (с кем же? – Прим. автора) и в контактах с народом этой республики».

Под прицелом телекамер американские солдаты улыбались и раздавали доминиканским детям шоколад. После ухода журналистов они проводили варварские обыски в домах мирных жителей под предлогом поиска оружия. Сопротивлявшихся расстреливали на месте. Были случаи изнасилований и убийств женщин, которые противились домогательствам американских солдат. Постепенно американцы сокращали подвоз в осажденный ими же город воды и продовольствия. Кааманьо пришлось ввести жесткие нормы воды и продуктов питания.

Вдоль берега реки Осама американцы установили громкоговорители, которые передавали в контролируемую конституционалистами часть Санто-Доминго сообщения «Голоса Америки». С 5 мая начала вещание передвижная радиостанция «Голос зоны безопасности». Специалисты ЮСИА помогали военным в языковом плане: американские солдаты и офицеры-пропагандисты практически не знали испанского. Диктором военного «Голоса зоны», например, был специалист из «Голоса Америки». В целом радиостанция передала 900 часов специально предназначенных для населения программ. Основной передатчик американских военных располагался неподалеку от Сан-Исидро.

Главной своей задачей специалисты пропагандистской войны считали критику передач радио Санто-Доминго и распространение всякого рода слухов о бесчинствах коммунистов в столице.

Свои (причем реальные) зверства американцы, наоборот, скрывали. Например, рядом с мостом Дуарте «случайно» был убит американским солдатом 10-летний мальчик, пытавшийся открыть подаренную янки бутылку «кока-колы». Забрать тело явился доминиканец, представившийся дядей мальчика. Но американцы подозревали, что человек этот был послан Кааманьо, чтобы забрать тело и использовать его для антиамериканской пропаганды. Американцы передали «дядю» полиции Вессин-и-Вессина, и о «нем больше никто ничего не слышал».

Американская пропаганда была настолько предвзятой и направленной на поддержку хунты, что на это пожаловалась даже прибывшая в Доминиканскую республику для прояснения ситуации миссия ОАГ. Палмер отдал команду временно прекратить сброс листовок с самолетов.

3 мая 1965 года комиссия Банди на своем очередном заседании с удовлетворением констатировала изменение к лучшему военной ситуации в Доминиканской республике:

«Группа по военной ситуации согласилась с тем, что после установления линии коммуникации (между мостом Дуарте и международной зоной. – Прим. автора) и наращивания там войск военная ситуация находится в относительно хорошей форме. Генерал Уилер (глава КНШ. – Прим. автора) сказал, что ему хватит, вероятно, 14 000-15 000 солдат и офицеров».

Манн отметил, что реакция в Латинской Америке в целом негативна для США, но Джонсон и госсекретарь Раск попытаются поговорить с Бетанкуром, чтобы склонить его на свою сторону.

«Было также отмечено, что мы хотим разъяснить ОАГ, что это коммунисты хотят подорвать Доминиканскую республику и именно они реально осуществляют интервенцию… Пресса, которая озабочена Кастро, может согласиться с аргументом, что несколько организованных коммунистов способны сделать очень много в маленькой стране. Все, что нам надо доказать, – то, что в Доминиканской республике реально существуют несколько ярых коммунистов, которые организованно и умышленно пытаются подорвать эту страну».

Но с доказательствами по-прежнему были проблемы: «список из 53 лиц» (некоторые из них к тому же оказались в прямом смысле этого слова мертвыми душами, то есть попросту уже умерли) явно не мог убедить даже американскую антикоммунистическую прессу. Чтобы сфабриковать очередные «доказательства», на заседании группы было предложено активно допрашивать тех, кто возвращался из контролируемой мятежниками зоны, а также публиковать фотографии тех повстанцев, которые носят «кепи в стиле Кастро».

Комитет Банди решил, что надо «срочно» заменить хунту Бенуа более представительным правительством, хотя Манн призывал не отказываться от Вессин-и-Вессина слишком быстро. Все члены группы сошлись в том, что ДРП и людей Боша в новое правительство допустить нельзя. Проблемой комитета было то, что мало кто из презентабельных доминиканских политиков пошел бы на сотрудничество с хунтой. Мартин уговорил было стать во главе нового правительства Имберта, но он, убийца диктатора, и убежденный трухильист Вессин ненавидели друг друга. При этом оба были неприемлемы для конституционалистов и большинства доминиканского населения.

Однако Кааманьо и Бош опередили американцев. 4 мая 1965 года часть депутатов избранного в декабре 1962 года законного парламента страны собрались в зоне конституционалистов и избрали временным президентом страны Кааманьо. На заседание удалось собрать 15 из 27 сенаторов и 41 из 74 депутатов нижней палаты, так что кворум был обеспечен. Американцы пропустили многих депутатов через линию коммуникаций, так как не знали их ни в лицо, ни по фамилиям. Правда, коллаборационисты-доминиканцы из полиции хунты (которые вместе с интервентами стояли на КПП) смогли все же задержать пятерых депутатов.

Согласно конституции 1963 года военнослужащий не мог быть президентом страны, но юристы придумали эластичную формулу: Кааманьо – это лидер народного движения (а значит, лицо гражданское), имеющий всего лишь «почетный титул» полковника.

В правительстве Кааманьо Аристи возглавил администрацию президента (то есть фактически стал его заместителем), Монтес Араче – министерство обороны, Кури – министерство иностранных дел. Большинство министров было людьми весьма консервативными, например, министр финансов Авинадер состоял в НГС.

В любом случае, всем в Латинской Америке было ясно, что Кааманьо имеет гораздо больше прав на власть, чем самозванная хунта Бенуа – Вессина. Уже на следующий день представители ДРП по указанию Боша обратились к правительствам латиноамериканских стран с просьбой признать Кааманьо законным главой государства. В заявлении министра иностранных дел Кури подчеркивалось, что доминиканская революция не имеет ничего общего ни с кубинской, ни с русской, ни с китайской. Революция давно бы уже увенчалась победой, если бы не вооруженное вмешательство США, которое и содействует росту коммунистических настроений.

Американцы пытались сорвать торжественную церемонию принесения присяги Кааманьо в парке Независимости. Неожиданно подъехали несколько джипов с интервентами, началась стрельба, но помешать церемонии все же не удалось.

Интервенция США в Доминиканской республике столкнулась с решительным осуждением со стороны мирового сообщества.

2 мая 1965 года на события в Доминиканской республике отреагировала Москва. В заявлении ТАСС говорилось: «Интервенция против Доминиканской республики является новым проявлением американской политики произвола и агрессии. В последнее время один агрессивный акт США следует за другим… попытки правительства США брать на себя роль вершителя судеб народов, диктовать им свою волю, расправляться с национально-освободительным движением вызывают справедливое возмущение и протест во всем мире. Все, кому дорого дело мира, свободы и независимости народов, решительно осуждают позорные действия американского империализма и требуют обуздать агрессоров».

3 мая 1965 года по инициативе СССР было созвано заседание Совета Безопасности ООН для рассмотрения ситуации в Доминиканской республике. Представитель Советского Союза назвал вещи своим именем: «Вопрос, стоящий в повестке дня Совета Безопасности, предельно ясен. Речь идет об открытом вооруженном вмешательстве Соединенных Штатов во внутренние дела Доминиканской республики, суверенного государства, члена Организации Объединенных Наций. Попирая Устав ООН и все нормы международного права, Соединенные Штаты предприняли вооруженную интервенцию в империалистических целях». Москва требовала принятия резолюции Совета Безопасности с требованием немедленного вывода американских войск из Доминиканской республики.

Позицию СССР поддержали не только Куба, но и Уругвай, а также Франция. Французский представитель (Париж тогда был штаб-квартирой НАТО), в частности, заявил: «Факт посылки и высадки значительного числа американских войск ставит нас перед лицом настоящей вооруженной интервенции, для которой нет никаких оснований».

Американцы с показным негодованием отвергли просьбу Кубы участвовать в обсуждении доминиканского вопроса в Совете Безопасности, хотя сами же обвиняли кубинцев во вмешательстве в доминиканские события. Советский представитель саркастически заметил в адрес посла США при ООН Стивенсона: «Не разоблачайте себя преждевременно, господин Стивенсон! Не раздевайтесь слишком откровенно!»

Стивенсон три раза брал слово, но вся его аргументация сводилась к тому, что доминиканский вопрос – это дело ОАГ, а не ООН. Было ясно, что никаких международно-правовых оснований под такими утверждениями нет. США пришлось прибегнуть к своему праву вето, чтобы заблокировать принятие Советом Безопасности неугодной Вашингтону резолюции.

Заместитель главного редактора американской газеты «Нью-Йорк Пост» Джеймс Уэкслер посочувствовал Стивенсону, написав: «Трудно поверить, что он испытывает полное удовлетворение от своих высказываний». К удивлению Уэкслера, он через несколько дней получил от Стивенсона записку, в которой говорилось: «Вы правильно поняли. В последнее время мне не все нравится».

Волна осуждения политики США в мире не утихала. «Сомнение» и «беспокойство» выразила Норвегия. Итальянский еженедельник «Экспрессо» писал 6 мая 1965 года, что США никак не вмешались, чтобы противодействовать антиконституционному военному перевороту в Доминиканской республике в сентябре 1963 года: «А ныне такое вмешательство предпринимается против движения, в которое, возможно, и проникли коммунисты, но основой которого, безусловно, был искренний народный протест. Иначе было бы непонятно, почему в эти дни тысячи людей жертвовали своей жизнью».

Для того чтобы хотя бы как-то заручиться поддержкой общественного мнения в Латинской Америке, США, как упоминалось выше, решили втянуть в свои действия Бетанкура.

В 11:30 3 мая Джонсон начал длившиеся примерно час переговоры с Бетанкуром. От мнения этого авторитетного в Латинской Америке политика зависело в тот момент очень многое. Джонсон утверждал, что только медлительность и нерешительность ОАГ вынудили США направить в Доминиканскую республику войска в одностороннем порядке. Он явно запутался в причинах интервенции, сперва сказав, что американские войска высадились для защиты жизни граждан США и уже на месте получили имена и адреса опасных коммунистов, которые хотят захватить власть в стране.

Бетанкур особо не возражал, но твердо заявил, что принял к сведению и поддерживает слова госсекретаря Раска о том, что США не действуют заодно с фигурами вроде Вессин-и-Вессина, которых отвергает подавляющее большинство доминиканцев. В этом случае Бетанкур был готов попытаться отговорить Боша от участия в предстоящих президентских выборах. Президент Венесуэлы заметил, что Бош хороший человек и твердый антикоммунист, но уж больно наивен, и согласился с неоднократно повторенным в ходе беседы тезисом Джонсона: нельзя допустить победы коммунистов в Санто-Доминго. При этом он не преминул поддеть собеседника: события в Доминиканской республике ясно показывают, что альтернативы свободно избранным правительствам нет (ведь именно при поддержке США был свергнут сам Бош в 1963 году).

Джонсон спросил, кого Бетанкур мог бы порекомендовать на пост временного президента Доминиканской республики. Тот ответил, что плохо знает эту страну из-за ее многолетней изоляции во времена Трухильо, но намекнул, что можно было составить доминиканское правительство из авторитетных иностранных политиков, включая его самого.

4 мая Беннет послал срочную депешу из Санто-Доминго, указывая на опасные международные последствия избрания Кааманьо временным президентом и предлагая срочно заменить хунту чем-то более солидным. С согласия Мартина Беннет предложил на пост главы новой хунты Имберта – якобы единственного человека, способного навести порядок в стране. Уже через час Джонсон, Манн и Банди обсудили предложенный Беннетом и Мартином вариант. Президент был согласен, тем более что в Санто-Доминго к тому времени уже прибыла комиссия ОАГ из пяти представителей под руководством генерального секретаря ОАГ костариканца Хосе Мора. Комиссия должна была выяснить обстановку в стране и помочь образовать правительство национального единства.

Уже на первой встрече комиссии ОАГ с представителями хунты и конституционалистов (Кааманьо приехать отказался, опасаясь за свою жизнь) разразился скандал. Де лос Сантос говорил о происках коммунистов, которые выразились в том, что кто-то разграбил его виллу в столице (видимо, генерал рассчитывал на благодарность граждан за непрерывные бомбежки жилых кварталов). Командующий ВМС Ривера утверждал, что конституционалистами руководит радио Гаваны, хотя не мог, естественно, привести ни одной выдержки из какой-либо радиопередачи. Когда представитель конституционалистов спросил Бенуа, по какому праву он присвоил себе полномочия от имени народа, полковник и глава хунты заорал, что народ быдло, которое будет аплодировать любому, кто сидит на троне. Де лос Сантос поддержал Бенуа, пустившись в экскурс по доминиканской истории. Такое презрение хунты к собственной стране сильно поразило комиссию ОАГ.

В Вашингтоне стало ясно, что хунта только позорит США и от нее пора избавиться. Манн, однако, считал, что Имберт нисколько не лучше Вессина с пропагандистской точки зрения. Джонсон сказал Манну, что слышал, что Имберт – «головорез», и Манн с такой оценкой вполне согласился. Поскольку более или менее приемлемого одновременно для США и доминиканского народа лидера найти так и не удалось, Банди предложил образовать новую хунту из пяти человек, никто из которых не был бы главным. Беннету и Мартину ответили, что в Вашингтоне в целом согласны с необходимостью реорганизации хунты, но считают, что Имберт не должен быть ее лидером.

Пока же, не имея «собственного» доминиканского правительства, США всеми силами старались не допустить международного признания правительства Кааманьо.

5 мая 1965 года госдепартамент направил циркулярную телеграмму в латиноамериканские посольства США, требуя противодействовать любым попыткам признания режима Кааманьо: «Лагерь мятежников сформировал правительство во главе с полковником Франсиско Кааманьо. Мы предполагаем, что мятежники вскоре постараются добиться признания со стороны других (латино)американских республик. Мы считаем, что в ряды мятежников проникли много доминиканских коммунистов. Мятежники удерживают только небольшой сектор территории (около одной квадратной мили) в Санто-Доминго и не контролируют ни одной другой части страны. Правительство США против признания „правительства“ Кааманьо, так как оно не отвечает ни одному из необходимых для этого критериев.

Сторонники Боша, по-видимому, утратили контроль над движением в пользу кастро-коммунистических элементов. Все больше и больше доказательств того, что обученные на Кубе партизанские лидеры играют видную роль в лагере мятежников».

Излишне говорить, что госдепартамент по-прежнему не обременял себя поиском каких бы то ни было доказательств своих утверждений насчет «кубинского вмешательства».

5 мая при посредничестве миссии ОАГ правительство Кааманьо и хунта Бенуа подписали соглашение о прекращении огня («Акт Санто-Доминго»). Соглашение признавало международную зону безопасности. Обе стороны обязались содействовать работе международных гуманитарных организаций и иностранных посольств.

В этот же день, 5 мая 1965 Манн сообщил Джонсону, что Беннету и Мартину так и не удалось пока сформировать «Национальный совет восстановления». Никто из дорожащих своей репутацией политиков не хотел сидеть за одним столом с Имбертом. Возможно, размышлял Манн, придется дать одно-два места в будущем временном правительстве «мятежникам», но так, чтобы они ничего не решали, а новый орган власти стал бы «антикоммунистической группой практиков». Однако даже после реорганизации военной хунты, по мнению Манна, не стоило открыто превращать ее в инструмент политики США, так как в этом случае «слетят все фиговые листки», прикрывающие американскую интервенцию. Вечером 5 мая в очередной беседе с Джонсоном Манн прямо сказал, что «хунта Бенуа кончилась», так как не смогла завоевать ни малейшей поддержки населения.

Между тем необходимость замены дискредитировавшей себя хунты диктовалась еще и растущей критикой со стороны мирового сообщества, возмущенного интервенцией США в Доминиканскую республику. До Вашингтона дошли сведения, что Франция готовится признать правительство Кааманьо. США усилили кампанию по шельмованию конституционалистов. Рупором этой кампании был и сам президент: в выступлении по телевидению 3 мая Джонсон заявил, что на улицах Санто-Доминго лежат 1000-1500 трупов (естественно, это жертвы террора конституционалистов).

США не хотели допускать повторного обсуждения доминиканского вопроса Советом Безопасности (СБ) ООН, так как по инициативе СССР было предложено заслушать на заседании СБ представителей правительств Кааманьо и Кубы (последнюю, конечно, возмущала распространяемая американцами ложь об ее участии в беспорядках в Доминиканской республике). США, имевшим, как упоминалось выше, право вето в СБ, удалось добиться принятия компромиссной резолюции, согласно которой в Доминиканскую республику в середине мая 1965 года был направлен личный представитель генерального секретаря ООН У Тана Хосе Антонио Майобре – исполнительный секретарь Экономической комиссии ООН по Латинской Америке. Майобре по прибытии в Санто-Доминго быстро установил истину и стал открыто критиковать политику США в Доминиканской республике.

6 мая 1965 года с критикой политики Джонсона выступил самый опасный для него человек – сенатор от штата Нью-Йорк Роберт Кеннеди. Младший Кеннеди отзывался о Джонсоне следующим образом: «Он говорит столько лжи, что через некоторое время и сам начинает верить в то, что это правда». В 1963 году Роберт уговаривал брата не выдвигать кандидатуру Джонсона на пост вице-президента в 1964-м. Незадолго до убийства Джона Кеннеди выяснилось, что многолетний помощник Джонсона Бобби Бейкер замешан в серьезных преступлениях, включая взятки. Будучи министром юстиции, Роберт Кеннеди поручил ФБР тщательно провести расследование «дела Бейкера», и Джонсон был уверен, что Роберт делает это только для того, чтобы свалить его самого.

Понимая, что брат убитого президента ненавидит его, Джонсон заблокировал кандидатуру Роберта Кеннеди на пост вице-президента на съезде Демократической партии в 1964 году. Осенью 1964-го Роберт стал сенатором и на первых порах воздерживался от открытой критики администрации Джонсона. Однако уже 4 мая в разговоре с бывшим советником Джона Кеннеди либералом Артуром Шлезиднжером (которого Джонсон привлек для обработки прогрессивно настроенных латиноамериканских политиков, в том числе Бетанкура) Роберт Кеннеди выразил свое «негодование» посылкой войск США в Доминиканскую республику.

Джонсон поручил Макнамаре поговорить с Робертом Кеннеди и убедить последнего воздержаться от публичного осуждения политики администрации. Дескать, младший Кеннеди хочет продемонстрировать свою независимость от Белого дома, но сейчас, во время войны во Вьетнаме и событий в Доминиканской республике, все демократы должны сплотиться вокруг своего президента.

6 мая Роберт Кеннеди выступил в сенате с речью (которую ему помог составить Шлезинджер). В своем выступлении брат убитого президента подчеркнул, что нельзя было вводить войска в Доминиканскую республику без санкции ОАГ. К тому же следует прекратить огульную критику повстанцев – лишь она и толкает их в объятия коммунистов.

Критика Роберта Кеннеди была для Джонсона особенно болезненной: президент понимал, что именно Роберт бросит ему вызов на праймериз Демократической партии в 1968 году. И шансы бывшего «ястреба» Роберта Кеннеди были высоки: постепенно он становился знаменем всех антивоенных и прогрессивных сил Америки. Кеннеди начал открыто критиковать не только интервенцию в Доминиканскую республику, но и военные действия США во Вьетнаме, которые постепенно становились главной внешнеполитической темой для общественного мнения США.

Высказывания Кеннеди и позиция Франции и СССР заставили Джонсона уделить повышенное внимание политико-дипломатическому обеспечению интервенции в Доминиканскую республику.

Как уже упоминалось, 5 мая 1965 года соглашение о временном перемирии между хунтой и конституционалистами было при посредничестве комиссии ОАГ заменено более длительным и основательным соглашением о прекращении огня. На следующий день США с помощью интенсивного выкручивания рук добились принятия Советом министров иностранных дел ОАГ резолюции об организации Межамериканских миротворческих сил (Inter-American Peace Force) в Доминиканской республике для контроля режима прекращения огня. Формально резолюцию на рассмотрение Совета министров иностранных дел ОАГ совместно внесли Аргентина, Боливия, Бразилия, Колумбия, Коста-Рика и Венесуэла. Межамериканские силы должны были подчиняться Совету министров иностранных дел ОАГ, а их мандат включал защиту прав человека, обеспечение безопасности жителей Доминиканской республики и создание в стране атмосферы национального примирения с последующим образованием единого правительства.

Естественно, на 90 % межамериканские силы состояли из уже высадившихся на острове американских интервентов, и командующим был назначен представитель США (заместителем – бразилец). 10 мая специальной резолюцией утвердили создание единого командования межамериканских сил, а 22 мая командование над ними передали Бразилии (заместителем командующего стал представитель США).

За резолюцию, принятие которой требовало квалифицированного большинства в две трети, проголосовало минимально необходимое количество стран ОАГ – 15. Тем не менее голосование было недействительным, так как среди посланников 15 стран был и представитель давно не существовавшего правительства Рейда Кабраля. Против резолюции голосовали Мексика, Уругвай, Чили, Эквадор и Перу. Венесуэла воздержалась, но согласилась выполнять резолюцию.

Министр обороны США Макнамара ожидал, что военнослужащих в распоряжение межамериканских сил предоставят крупные и влиятельные латиноамериканские страны, и это оправдает интервенцию США в глазах мирового сообщества. В Вашингтоне ждали участия Аргентины, Бразилии, Венесуэлы. Аргентинские и колумбийские военные хотели участвовать, но правительства этих стран отвергли перспективу, исходя из различных политических соображений. Например, Аргентина была возмущена тем, что командование межамериканскими силами предоставили Бразилии – ее давнему сопернику в борьбе за лидерство в Южной Америке. Панама и Боливия выступили с осуждением военной интервенции США, тем не менее проголосовали за резолюцию и направили в Доминиканскую республику гуманитарную помощь.

Только 12 мая 1965 года первая из латиноамериканских стран – Гондурас – предложила направить свой воинский контингент для участия в межамериканских силах. Для Вашингтона это было скорее «медвежьей услугой»: в Гондурасе у власти находился диктаторский режим, и участие его войск плохо вязалось с мандатом межамериканских сил по защите свобод и прав человека. 14 мая гондурасцы прибыли в Доминиканскую республику на американском самолете. На следующий день прилетели никарагуанцы и костариканцы. К 28 мая в Сан-Исидро собрался самый большой латиноамериканский контингент – бразильский. Через месяц подтянулись сальвадорцы и парагвайцы.

На 3 июля 1965 года страны ОАГ направили в межамериканские силы 1735 военнослужащих и полицейских, в том числе: Бразилия – 1115, Гондурас – 250, Парагвай – 183, Никарагуа – 164, Коста-Рика – 20 полицейских, Сальвадор – 3. Даже по состоянию на этот день (к тому времени американцы уже сократили свои войска на острове до 10 900 человек) латиноамериканцы составляли не более 14 % контингента межамериканских сил. Все страны, пославшие войска в Доминиканскую республику, за исключением Коста-Рики управлялись диктаторскими антикоммунистическими режимами, и представить себе, что, например, парагвайский диктатор и друг беглых нацистов Альфредо Стресснер хочет установления демократии в Доминиканской республике, мог разве только не вполне здоровый человек.

Все крупные и серьезные государства Латинской Америки не только не послали свои войска, но и подвергли политику США резкой критике.

Особенно жестко выступили против американской интервенции Чили, Мексика, Венесуэла и Уругвай.

Гуманитарные грузы в Доминиканскую республику направили Мексика, Венесуэла, Аргентина, Боливия, Бразилия, Перу, Колумбия, Панама, США и Пуэрто-Рико. 8 мая в Санто-Доминго был создан центр ОАГ по распределению гуманитарной помощи. К концу августа 1965 года по линии ОАГ в Доминиканскую республику поступило 62,6 миллиона фунтов продовольствия.

Палмер был категорически против того, чтобы элитная 82-я дивизия подчинялась каким-то там латиноамериканцам. Уилер успокоил его: «Мы создали концепцию межамериканских сил для того, чтобы дать дипломатическое прикрытие американскому военному вмешательству в Доминиканской республике и легитимизировать наши действия в глазах мирового общественного мнения, соединив их с ОАГ». Палмер возражал против прибытия латиноамериканцев и по чисто военным соображениям: США приходилось обеспечивать союзников всем необходимым, включая одежду и продовольствие. Макнамара срочно перебросил в Доминиканскую республику дополнительные грузы со складов в США. Правда, бразильцы находились на самообеспечении.

28 мая 1965 года Палмер формально передал командование межамериканскими силами бразильскому генералу Алвиму, однако реальная власть и все командные структуры по-прежнему остались в руках американцев. Штаб-квартира межамериканских сил находилась в отеле «Харагуа». В штабе работали 156 человек, и формально половину из них составляли латиноамериканцы. Однако если учитывать только военных (исключая гражданский персонал), то подавляющее большинство представляло США – 42 человека, только четверо из которых ранее общались с латиноамериканцами или работали в Латинской Америке.

Межамериканские силы были разделены на две части: войск США и латиноамериканскую. Все латиноамериканские контингенты ввиду своей малочисленности были сведены в одну бригаду под командованием бразильского полковника. Американский контингент по-прежнему находился под командованием Палмера.

Таким образом, с помощью «фигового листка» в образе межамериканских сил США задним числом кое-как «узаконили» свою интервенцию и вновь приступили к активной работе по созданию «правительства национального единства». Мартин предложил вести эту работу по двум каналам. Сначала надо было сделать более презентабельной хунту, а затем на основе соглашения между новой хунтой и Бошем образовать демократическое, но обязательно антикоммунистическое временное правительство.

7 мая 1965 года при содействии Мартина и Беннета хунта Бенуа уступила место новой хунте – «правительству национального возрождения». Это правительство во главе с Имбертом было уже «военно-гражданским»: в него входили двое военных и трое гражданских «технократов». Формально один из членов новой хунты – Хулио Постиго, издатель, владелец книжных магазинов и друг Боша, – мог считаться в определенной степени «либералом». Имберт провозгласил целью правительства «спасение доминиканского народа от коммунистической диктатуры». При этом он не знал, что американцы уготовили ему роль временной, переходной фигуры и за его спиной активно налаживают контакты с Бошем с целью замены правительства Имберта новой властью.

Ни Мартин, ни Беннет, ни президент Джонсон до конца «головорезу» Имберту не доверяли. Подразделению «зеленых беретов» поручили начиная с 12 мая (операция продолжалась до 10 июля) следить за каждым шагом Имберта, от которого американцы могли ожидать всего что угодно, вплоть до провокационного нападения на вооруженные силы США. Спецназу было вменено в обязанность тщательно изучать все привычки и дневной график Имберта: весьма вероятно, что США при случае могли бы «убрать» своего очередного «сукина сына», как сам Имберт вместе с ЦРУ «убрал» в 1961 году Трухильо.

А пока американцы продолжали работать над цивилизованным имиджем новой хунты. 9 мая 1965 года Имберт сообщил, что в целях «обеспечения мира и спокойствия» в стране смещены со своих постов наиболее одиозные и реакционно настроенные семь генералов и коммодор ВМС (в том числе личный враг Кааманьо – бывший начальник полиции Пегеро и глава ВВС Аттила Луна). Шестеро уволенных уехали из Санто-Доминго, а двое остались в столице как «простые граждане». Имберт говорил прессе, что все генералы, будучи патриотами, подали в отставку сугубо добровольно. На самом деле Имберт фактически арестовал их в присутствии двух военных атташе посольства США.

Позднее Аттила Луна так описал эти события в интервью корреспонденту ЮПИ: «Нас вызвали на борт военного корабля, чтобы обсудить военные планы борьбы против коммунистического мятежа. Когда мы все собрались там, нам объявили, что мы арестованы. Тотчас на нас навели пистолеты, и мы были обезоружены. Это была самая обычная ловушка».

Естественно, конституционалисты не могли признать «правительство» Имберта, который был ничуть не менее отъявленным реакционером и врагом конституции 1963 года, чем Вессин-и-Вессин. Так же думало и подавляющее большинство доминиканцев. Корреспондент ряда газет медийной империи Херста (который был кем угодно, только не либералом) Уиттен совершил в тот период поездку по Доминиканской республике и 10 мая 1965 года так описал свои впечатления: «Где бы мы ни останавливались: в Бани, в Сан-Кристобале, в таких маленьких деревеньках, как Нигуа, – нигде мы не слышали ни единого голоса в пользу генерала Вессина-и-Вессина, хунты или генерала Имберта».

Пока Имберт любовался собой в роли будущего полновластного хозяина страны, американцы лихорадочно искали ему замену. Поиск нового правительства включал в себя и обманные маневры с целью привлечь на свою сторону или хотя бы нейтрализовать влиятельных политиков реформистского толка в Латинской Америке.

Бывшему губернатору Пуэрто-Рико социал-демократу Муньосу Марину, с которым Бош поддерживал дружеские отношения, была подброшена идея создания в Доминиканской республике правительства из «трех мудрецов»: его самого и бывших президентов Венесуэлы и Коста-Рики: Ромуло Бетанкура и Хосе Фигераса. Авторитет этих людей в плане их приверженности демократическим ценностям был в Латинской Америке очень высоким. Все «мудрецы» попались на американскую наживку и приехали в США в ожидании своего предстоящего триумфального въезда в Санто-Доминго.

С «мудрецами» встречались Фортас, Манн и вице-президент Хэмфри (человек прогрессивных взглядов, но не игравший никакой роли в администрации Джонсона). Однако американцам все «мудрецы» нужны были только с одной целью: от них ждали, что они заставят Боша одобрить задним числом военную интервенцию США и надавить на Кааманьо, чтобы конституционалисты сложили оружие.

После образования хунты Имберта 7 мая стало понятно, что «мудрецы» с ним никогда не сработаются. Тогда комиссия Банди решила, что пока Имберт гораздо полезнее США, и предложила направить «мудрецов» в Санто-Доминго в качестве экспертов уже находившейся в стране миссии ОАГ. Муньос, Бетанкур и Фигерас поняли, что их попросту водили за нос. 9 мая 1965 года Муньос заявил Фортасу, что если он и поедет в Санто-Доминго, то как «свободный человек», не связанный с США никакими предварительными договоренностями. Но самостоятельные «мудрецы» Вашингтону были не нужны, тем более что к тому времени американцы уже решили сами поговорить с Бошем напрямую.

Формально с 5 по 15 мая 1965 года в Санто-Доминго царило затишье. Оба правительства распорядились открыть магазины, были возобновлены работы по уборке мусора с улиц столицы. 11 мая «Пан Америкэн» возобновила свои рейсы по маршруту Нью-Йорк – Санто-Доминго. Имберт даже объявил о готовности начать выплачивать жалованье госслужащим, хотя никаких денег, кроме американских подачек, в его распоряжении не было.

Между тем генерал Палмер разработал несколько планов военной ликвидации главных сил конституционалистов в центре доминиканской столицы. Самый детальный из таких оперативных планов был утвержден 14 мая и получил кодовое обозначение «Игра на сдавливание» (Operation Squeeze Play). Согласно этому плану части Палмера должны были путем решительного наступления, разбитого на три временные фазы, «захватить и уничтожить силы мятежников и восстановить закон и порядок в Санто-Доминго».

Палмер не сомневался в успехе с учетом подавляющего превосходства американцев в живой силе и технике. Но во избежание собственных потерь в городских боях он настаивал на применении к жилым домам орудий, минометов и огневой мощи, расположенной на рейде Санто-Доминго «Карибской группы».

Фактически план Палмера означал уничтожение самого старого в Западном полушарии города. Тем не менее он был полностью одобрен главкомом Атлантического флота адмиралом Мурером, который полагал, что, несмотря на возможные потери и разрушения, разгром «мятежников» «нанесет серьезный удар по усилиям коммунистов в Латинской Америке на обозримый период».

Комитет начальников штабов США также одобрил операцию «Игра на сдавливание», однако Джонсон все же решил, что неизбежные огромные потери среди гражданского населения сильно повредят и так подмоченной репутации США не только в Латинской Америке, но и во всем мире.

Но американские военные (Палмер и КНШ) и далее продолжали разрабатывать оперативные планы по военной ликвидации конституционалистов, чтобы быть готовыми нанести удар немедленно после получения санкции высшего политического руководства страны. Так, например, 24 мая был разработан новый план операции «Бегство домой» (Home Run). Палмер полагал, что измученные нехваткой воды и продовольствия «мятежники» не окажут серьезного сопротивления.

Тем не менее администрация США все еще надеялась добиться своей главной цели – образования антикоммунистического правительства с демократическим флером – путем давления на Боша, а через него на Кааманьо.

Палмеру и ЦРУ было поручено «только» проводить мероприятия по укреплению сил хунты и деморализации конституционалистов с помощью провокаций и тайных действий спецназа («зеленых беретов»).

Джонсон лично поручил ЦРУ дискредитировать Кааманьо. Для этого полковника предполагалось выманить в международную зону и предложить ему крупную сумму денег за то, чтобы он уехал из страны. Если бы Кааманьо отказался от взятки, ЦРУ распространило бы дезинформацию, что он сам вышел на американцев и просил денег, но те ему их не дали. Но предпосылкой как первого, так и второго варианта было нахождение полковника в международной зоне.

4 мая 1965 года комитет Банди официально велел ЦРУ «организовать бегство Кааманьо».

Однако, несмотря на постоянные понукания Джонсона, ЦРУ так и не удалось выманить Кааманьо в международную зону. Вождь конституционалистов не без оснований опасался, что эта поездка может оказаться для него последней.

Но главной задачей ЦРУ по-прежнему было предоставление доказательств активного участия коммунистов (желательно связанных с Кубой) в доминиканских событиях.

7 мая 1965 года ЦРУ наконец представило соответствующий меморандум «Роль коммунистов в доминиканском восстании», часть которого остается засекреченной по сей день. В документе делался вывод:

«В настоящее время ясно, так же как это было ясно в последние дни апреля, что незначительное количество твердых коммунистических лидеров в Санто-Доминго смогли за счет превосходной подготовки и тактики завоевать для себя позиции значительного влияния в восстании в течение первых его дней. Их влияние в движении (конституционалистов. – Прим. автора) росло с каждым днем, и после коллапса правительства Молины (Уреньи) 27 апреля, видимо, уже нет иной организации внутри лагеря мятежников, которая была бы способна противостоять достижению полного контроля с их стороны в течение всего лишь нескольких дней.

В то же время дело мятежников, пользующееся, как и раньше, поддержкой Боша и продолжающейся поддержкой со стороны нескольких тысяч военнослужащих, вроде бы процветало перед лицом неэффективных и лишенных боевого духа контрмер военных-лоялистов.

Таким образом, перспективой дальнейшего развития событий на момент начала интервенции США было еще большее влияние на движение (конституционалистов) со стороны кастроитов и других коммунистов, которые вот-вот могли бы завоевать преимущество в Доминиканской республике».

ЦРУ дало то, что от него требовали: интервенция США спасла беззащитный доминиканский народ от ужасного влияния «небольшого количества» тренированных коммунистов. Но проблема для американской разведки оставалась прежней: никакими доказательствами эти буйные фантазии все еще не подкреплялись.

Ночью 3 мая 1965 года в Санто-Доминго прибыла первая группа (350 человек) американского спецназа – «зеленых беретов» из Форт-Брэгга. К 5 мая 1965 года 7-я группа войск специального назначения под командованием полковника Эдварда Майера находилась в стране уже в полном составе.

Первым делом «зеленые береты» небольшими группами на вертолетах (иногда с красным крестом на борту для маскировки) и вместе с доминиканским спецназом рассеялись по стране, чтобы в зародыше подавить возможные очаги недовольства и собрать информацию о настроениях доминиканского населения. За несколько недель «зеленые береты» обследовали 34 города и селения. Пока сведения были утешительными: доминиканские армия и полиция быстро разгоняли демонстрации в поддержку конституционалистов и держали ситуацию в стране под контролем.

«Зеленые береты» участвовали и в допросах захваченных в плен сторонников конституционалистов. 8 мая 1965 года на совещании по доминиканскому вопросу президент Джонсон лично разрешил фотографировать «коммунистических активистов» и снимать отпечатки их пальцев («если это возможно»). О снятии отпечатков и фотографировании попросило ЦРУ, у которого не хватало сведений о коммунистах в Санто-Доминго.

Правда, с испанским языком у американских суперменов было плоховато, и с санкции руководства в страну перебросили из Пуэрто-Рико бойцов местной Национальной гвардии в качестве переводчиков. Однако пуэрториканцы в большинстве немедленно прониклись симпатиями к повстанцам и нарочно переводили неточно, а иногда и намеренно искажали информацию. Нескольких пуэрториканцев даже осудили военные трибуналы американских войск.

Следующей задачей «зеленых беретов», с которой они полностью не справились, было составление надежной схемы оборонительных позиций Кааманьо на случай удара по силам повстанцев. Для этого небольшие группы «зеленых беретов» должны были просочиться в зону конституционалистов и установить все огневые точки потенциального врага.

С этой целью «зеленые береты» пытались использовать городскую канализацию (безуспешно: ее перекрыли бойцы Кааманьо) или «по ошибке» заезжать на джипах из международной зоны в зону повстанцев. Конституционалисты решительно протестовали против этих неоднократных нарушений режима прекращения огня, а при необходимости отгоняли непрошеных гостей огнем. Палмеру так и не удалось даже в общих чертах выявить систему расположения боевых позиций и огневых точек врага, который зачастую находился от американцев на противоположной стороне улицы.

Провалившись с задачей по рекогносцировке, спецназ взялся выполнить другое поручение Палмера, которое, в свою очередь, исходило от самого президента Джонсона. Хозяина Белого дома в буквальном смысле бесили передачи радио Санто-Доминго, разоблачавшие американский империализм каждую минуту. Передачи столичного радио были очень популярными в стране, и это во многом объясняло сочувствие большинства населения конституционалистам.

Быстро выяснилось, что недавно созданные части радиоэлектронной борьбы США не в состоянии заглушить обычную коммерческую радиостанцию. Тогда «зеленые береты» вместе с солдатами хунты 5 мая захватили радиорелейную станцию в Альто-Бандера, которая помогала транслировать передачи из Санто-Доминго в Сантьяго через центральные горные массивы страны. На следующий день была выведена из строя аналогичная станция в Эль-Кумбре.

Ночью на 11 мая американский спецназ и солдаты хунты попытались взорвать телефонные линии от радиоцентра к остальным районам города. Однако в темноте хваленый спецназ перепутал линии и лишил телефонной связи часть столицы, не причинив радиостанции никакого ущерба.

Между тем на остров был направлен помощник Манна Энтони Соломон, отвечавший в госдепартаменте за вопросы экономического содействия другим странам. Задачей Соломона было выяснить потребности доминиканской экономики в срочной помощи, которую предполагалось направить в распоряжение Имберта с целью поддержки только что реорганизованной хунты в глазах населения.

11 мая отчет Соломона был представлен Манном президенту. Соломон считал, что войска хунты «абсолютно деморализованы», в посольстве США царит полный разброд мнений, а повстанцы консолидируют свой контроль как в центре города, так и в отрезанных от центра международной зоной северных жилых кварталах столицы. Доминиканских военных (то есть Имберта) ненавидит не только население, но даже бизнес-сообщество страны, включая американских инвесторов.

И Манн, и Соломон считали, что необходимо резко активизировать усилия по созданию широкого временного правительства с участием людей Боша, чтобы «оторвать ДРП от коммунистов». Джонсон согласился с выводами Манна, хотя еще 8 мая с неудовольствием отметил, что Бош делает резкие и публичные антиамериканские заявления, сравнивая нынешние события с оккупацией Доминиканской республики морской пехотой США в 1916 году.

10 мая Джонсон поручил Фортасу начать переговоры с Бошем, а Мартину – продолжать искать подход к Кааманьо. Фортас должен был, выражаясь словами президента, «промассировать» Боша, чтобы тот начал «работать» в интересах США. Причем на этот раз Фортаса решили послать на Пуэрто-Рико как официального представителя президента США.

10 мая 1965 года Мартин сообщал в Белый дом об обстановке Доминиканской республике. Пока что лично себе и США в заслугу он ставил два пункта:

– достижение соглашения о прекращении огня, которое остановило «бойню»;

– создание хунты Имберта в качестве противовеса правительству Кааманьо.

Теперь свою главную задачу Мартин видел в том, чтобы помочь Имберту выиграть политико-пропагандистское противостояние с Кааманьо. Что касается конституционалистов, ситуацию он рассматривал следующим образом:

«Мятежники сегодня: решительно невозможно оценить положение мятежников с высокой степенью точности. Нунций, Мора (глава комиссии ОАГ. – Прим. автора) и другие полагают, что Кааманьо считает свое поражение неизбежным и хочет выйти из игры, но стал де-факто пленником отъявленных коммунистов.

С другой стороны, источники, равноценные по надежности и в какой-то степени лучше информированные, сообщают, что мятежники уверены в своей победе. Вполне вероятно, что оба мнения в чем-то справедливы, и ситуация меняется с каждым часом.

Я наладил несколько каналов связи с Кааманьо и один – с Аристи и потихоньку пытаюсь организовать капитуляцию Кааманьо или, по крайней мере, его переговоры с Имбертом. На сегодняшний момент ничего не удалось, но я намерен не ослаблять усилий.

Без сомнения, инициатива в пропаганде находится в руках мятежников, в основном благодаря Радио Санто-Доминго, и важность этого фактора трудно переоценить. Мятежники организуют в центре города большие (1200-1500 человек вчера) демонстрации, где ораторы делают упор не на Боша, а на антиамериканизм, плюс выступают за конституционность, против Вессина и за Кааманьо. Под умелым руководством мятежники добились успеха в соединении в умах неорганизованных масс „конституционности“ с едой и рабочими местами. Короче говоря, мятежники работают над консолидацией своих политических позиций в качестве вождей масс в борьбе против американской военщины, высших военных чинов из Сан-Исидро и правительства среднего класса (видимо, таковым Мартин всерьез считал „кабинет“ Имберта. – Прим. автора). И, без сомнений, они превосходят „правительство национальной реконструкции“ в области политической пропагандистской войны».

А вот у Имберта дела, по оценке Мартина, обстояли далеко не блестяще.

«Правительство национальной реконструкции (ПНР) сегодня: я потратил четыре дня, помогая сформировать ПНР, отработав десятки имен и пытаясь заставить дюжины людей войти в это правительство. Найдя невозможным создать политическую группу с по-настоящему широким спектром, я создал то, что смог. Нечего и говорить, что той же точки зрения придерживается и посол (Беннет. – Прим. автора). Имберт, хотя его и подозревают в диктаторских замашках, является символом борьбы доминиканцев за свободу, так как он убил Трухильо, и от него нельзя ждать подвоха по отношению к правительству США в важных вопросах. Бенуа кажется необычно разумным и интеллигентным доминиканским военным. Постиго был близким другом Боша и имеет незапятнанную репутацию гражданского лидера. Его личное самопожертвование в виде вступления в ПНР – огромно. Гризолиа, хотя и является бывшим сенатором от НГС, стабилен, разумен, и его нельзя купить. Целлер, хотя и был короткое время членом правительства Рейда, – никому не известный инженер. Главные достоинства ПНР: это орган, выступающий противовесом „конституционному правительству“ мятежников, и оно разводит правительство США с одиозной группой старых генералов из Сан-Исидро. Главная слабость ПНР: на него можно нападать – и мятежники на него и нападают, называя его „военно-гражданской хунтой“, – как на очередное реакционное „гражданское“ правительство бизнес-сообщества с верхним слоем из „сильных“ военных.

Чтобы противодействовать всему этому, посол и я смогли организовать, а (военные) атташе помогли сегодня осуществить депортацию всех старых генералов. Сегодня же или завтра будет депортирован генерал Вессин-и-Вессин (9 мая Вессин обещал послу Беннету подать в отставку, если это же сделают некоторые генералы, которых он назовет). Заслуженно или нет, он стал символом военной оппозиции конституционности и чаяниям масс (у нас нет желания разрушить доминиканские вооруженные силы, мы всего лишь хотим их реорганизовать и сказали Имберту, что он не должен назначать на освободившиеся посты своих марионеток и должен депортировать одного из своих самых близких друзей среди военных, и позднее – сегодня – он это сделал). Считаю, что удаление Вессина в конечном итоге усилит политические позиции ПНР. Впоследствии мы настоим (думаю, что ПНР с нами согласится) на проведении реформ, которые пойдут на благо народа и укрепят ПНР».

Телеграмма Мартина лишний раз убедила Джонсона, что надо немедленно начать переговоры с Бошем: не имело смысла ставить на доминиканское правительство, вхождение в которое было «самопожертвованием» для уважающих себя политиков. Пока Мартин рассуждал о будущем хунты Имберта, Белый дом уже решил отказаться от нее как можно скорее.

Перед отлетом на Пуэрто-Рико Манн дал Фортасу указания, главным из которых было не допустить возвращения Боша в Санто-Доминго и заставить его дать «добро» на уход Кааманьо с поста временного президента в пользу другой, приемлемой для американцев фигуры. При этом сам Манн считал переговоры с Бошем бесполезной затеей, но полагал, что попытаться все же стоит.

Фортас встретился в Сан-Хуане (столица Пуэрто-Рико) с чиновником госдепартамента и бывшим сотрудником посольства США в Доминиканской республике Шлодерманом, который заверил, что Бош «контролирует» Кааманьо. Еще до приезда Фортаса Бош дал Кааманьо указание поддерживать усилия Мартина по созданию широкого правительства национального единства (другим словами, вести переговоры с ненавистным народу Имбертом).

Переговоры Фортаса с Бошем начались 12 мая, и эмиссар Джонсона первым делом упомянул о необходимости немедленно подавить коммунистов в контролируемой конституционалистами зоне. Американец требовал срочной высылки всех коммунистов из страны. Бош сопротивлялся, указывая, что депортация людей по политическим мотивам запрещена конституцией 1963 года. Но потом он, видимо, решил, что в вопросе о коммунистах надо пойти на уступки, если американцы признают его законным президентом, и поэтому Бош одобрил составленный Фортасом письменный меморандум, в котором обязался «предпринять эффективные меры» против «активных коммунистов и трухильистов». В виде уступки конституции 1963 года Бош и Фортас договорились изолировать коммунистов от «доминиканского общества» но на территории страны, то есть поместить в концлагерь, например, на небольшом острове Саона неподалеку от юго-восточного побережья.

После решения «коммунистического вопроса» в нужном для американцев ключе Бош перешел к интересовавшей его теме – составе будущего правительства национального единства. В качестве предпосылки для приведения к присяге этого правительства он настаивал на немедленном отводе «существенного количества» американских войск из Доминиканской республики. Но остальные войска могли остаться в течение некоего неопределенного «переходного периода» для гарантии того, что новое правительство не свергнут доминиканские военные.

Что касается кандидатуры главы будущего правительства, первоначально Бош настаивал на том, чтобы Кааманьо сохранил пост временного президента. Однако Фортас безапелляционно заявил, что США «не могут согласиться» с Кааманьо, и Бош фактически предал своего основного соратника. Фортас даже ушел в ванную комнату, чтобы дать Бошу возможность подумать над новой кандидатурой. Вернувшись, он с удивлением услышал заверения Боша, что тот готов уйти из политики и вообще не выставлять свою кандидатуру на будущих президентских выборах.

В качестве будущего главы кабинета экс-президент предложил богатого бизнесмена-скотовода из Сантьяго Сильвестре Антонио Гусмана, который был министром сельского хозяйства в правительстве Боша в 1963 году (и провалил аграрную реформу). Американцы и раньше считали Гусмана одним из деятелей правого крыла ДРП и полностью проамерикански настроенным политиком. ЦРУ оценивало Гусмана как человека, «которым США смогут управлять». Естественно, Фортас выразил согласие с этой кандидатурой.

Не поставив в известность самого Гусмана, Бош и Фортас перешли к обсуждению возможных министров его будущего правительства. Примерно в полночь Фортас позвонил в Белый дом, чтобы доложть о промежуточных результатах переговоров. К телефонному разговору с Банди вскоре присоединился сам Джонсон: президент не спал, ожидая звонка из Пуэрто-Рико.

Хозяин Белого дома дал Фортасу «добро» на продолжение переговоров, и они возобновились 13 мая. Правда, для Джонсона основным итогом переговоров было то, что Бош отрекся наконец от Кааманьо как от «законного президента». Директор ЦРУ Рейборн на совещании в Белом доме 13 мая выразил мнение, что доминиканские коммунисты «насилием» отреагируют на известие о смещении Кааманьо и даже попытаются вторгнуться в соседнюю Гаити и свергнуть тамошний диктаторский проамериканский режим Дювалье.

Между тем на переговорах в Пуэрто-Рико Бош согласился с тем, что новое правительство должно пользоваться поддержкой Балагера, который может направить в кабинет своего представителя. Трудным оказался вопрос о кандидатурах министра обороны и командующих трех родов войск. В конец концов Фортас и Бош сошлись на том, что министром обороны должен быть офицер, приемлемый как для Кааманьо, так и для хунты Имберта. По всей видимости, оба участника переговоров считали необходимым найти офицера, который активно не участвовал в гражданской войне (что было практически невозможно в тех условиях).

Фортас попросил Джонсона выступить с публичным заявлением в пользу переговоров и политического урегулирования доминиканского кризиса, что президент и сделал 15 мая. Джонсон говорил о приверженности США решению доминиканского кризиса на основе создания демократического правительства национального единства. Одновременно США устами президента обещали Доминиканской республике экономическую помощь. Джонсон давил на Фортаса, требуя закончить формирование единого правительства в течение 36 часов.

Между тем, Имберт был настроен отнюдь не на создание правительства национального единства, а на быструю победу над конституционалистами военным путем. В качестве мишени для атаки хунта избрала северные жилые районы Санто-Доминго, отрезанные американской международной зоной от основного командования сил Кааманьо.

По оценкам американской разведки и хунты, в северных трущобах Санто-Доминго, где жили три четверти населения столицы, на стороне конституционалистов сражались около тысячи бойцов: в основном это были гражданские лица, вооруженные винтовками и пулеметами. «Команды» то соединялись, то расходились и не представляли собой постоянной организованной силы.

Все кадровые военные в рядах конституционалистов находились в центре города и не могли прийти своим товарищам на помощь, так как были отрезаны от них американской морской пехотой. Зона самого Кааманьо представляла собой четырехугольник размером 4 на 2,5 километра, ограниченный на юге морем, на востоке и севере – рекой Осама, а на западе – международной зоной.

11 мая 1965 года хунта Имберта выдвинула конституционалистам ультиматум с требованием немедленно сложить оружие. Но, естественно, с Кааманьо Имберт воевать опасался: поражение у моста Дуарте было еще свежо в памяти солдат хунты. Поэтому было решено начать операцию «Зачистка» – нападение с нескольких сторон на северные трущобы. Операция облегчалась тем, что в северных кварталах столицы было много деревянных хижин без света, воды и канализации. В отличие от каменных зданий центра города, такие хижины невозможно было превратить в серьезные укрепленные пункты.

Отправной точкой наступления избрали штаб-квартиру транспортных частей вооруженных сил, которая располагалась на западной окраине северной зоны. В течение предыдущих боев там нашли убежище солдаты и полицейские, которые смогли отбить несколько атак плохо вооруженных конституционалистов.

9 мая войска хунты на грузовиках стали прибывать в штаб-квартиру прямо через американскую международную зону, что представляло собой грубейшее нарушение соглашения о прекращении огня. Американцы снабдили ударные силы Имберта боеприпасами и новейшими средствами связи. В передовых частях находились американские военные советники, которые помогали разработать план операции. Висящие над Санто-Доминго американские вертолеты должны были корректировать огонь войск хунты по опорным пунктам конституционалистов. Американская военная разведка получила задание с 9 мая полностью сосредоточиться на выявлении опорных пунктов конституционалистов в северной части города.

Конституционалисты тоже понимали, что их ожидает. Того же 9 мая они провели атаку на штаб-квартиру транспортных сил, но она была отбита танками и минометами, а повстанцы тяжелого вооружения не имели. 12 мая разразился крупный скандал, когда телекорреспонденты засняли на пленку продвижение более 200 солдат хунты через американские КПП в международной зоне. Однако раздосадованный неприятным инцидентом генерал Палмер просто проигнорировал все протесты Кааманьо. Огласки своего сотрудничества с хунтой Палмер не хотел даже не из-за соглашения о прекращении огня, а потому, что американцы отнюдь не были уверены в успехе предстоящей операции Имберта и не желали открыто связывать себя с предприятием, которое могло обернуться провалом.

12 мая конституционалисты опять пытались атаковать штаб-квартиру транспортных войск и опять были отбиты с помощью тяжелого вооружения войск хунты.

В ночь на 13 мая войска Имберта перешли реку Осама и образовали коридор между мостом Пейнадо и штаб-квартирой транспортных сил. Тем самым они создали себе исходные позиции для концентрического удара по северным кварталам по сходящимся направлениям.

Но американцы до последнего не решались доверить хунте «зачистку» северной части города, в которой к тому же были расположены основные промышленные предприятия столицы. 14 мая комитет Банди решил, что лучше дать указание Палмеру подготовить план по включению всей северной части города в «международную зону безопасности». Палмер немедленно разработал операцию «Штрейкбрехер» (Strike Breaker). Главной ее целью было взять под контроль промышленные предприятия северной части Санто-Доминго.

Американцы хотели как можно быстрее закончить борьбу в Санто-Доминго еще и потому, что опасались взрыва революционных настроений в других провинциях Доминиканской республики. Они полностью отдавали себе отчет, на чьей стороне симпатии подавляющего большинства населения.

14 мая 1965 года американская разведка подготовила меморандум о ситуации в стране за пределами столицы.

«Спокойствие, которое в целом превалировало во внутренних районах Доминиканской республики, может оказаться обманчивым. Под поверхностью (этого спокойствия) можно обнаружить значительную народную поддержку движения Боша – Кааманьо, в то время как видимой поддержки правительства национальной реконструкции Имберта почти нет. К тому же отсутствие продовольствия или высокие цены на него, а также общее плохое экономическое положение стимулируют недовольство.

Ситуация полностью подходит для радикальной агитации, и, конечно, из этого пытаются извлечь пользу и сторонники Боша, и коммунистические элементы в движении мятежников, особенно с помощью зажигательных передач Радио Санто-Доминго. Беспорядки уже произошли в некоторых населенных пунктах, особенно значительные – в довольно консервативном городе Сантьяго 13 мая. Перспективы роста недовольства, смятения и успехов мятежников внутри страны почти наверняка улучшатся, если в Санто-Доминго сохранится политическое равновесие сил».

С другой стороны, американская разведка отмечала, что исторически доминиканские провинции следуют за переворотами в столице и стремятся быть на стороне победителей. Поэтому именно от исхода военного противостояния в Санто-Доминго будет зависеть настрой всех остальных городов и сел страны.

В то время как и Палмер, и войска Имберта изготовились для сокрушительного удара по столице, Джонсон решил пойти на невиданный в истории американской дипломатии шаг и направить в Доминиканскую республику высокопоставленных деятелей своей администрации, чтобы на месте быстро сформировать «правительство национального единства». Миссию должен был возглавить секретарь СНБ Банди, ему были приданы Манн и заместитель министра обороны Вэнс.

В момент прибытия американских эмиссаров в Доминиканской республике вновь пролилась кровь.

Вероломно нарушив соглашение о прекращении огня, 15 мая в 7 часов утра при поддержке авиации, танков и артиллерии 1500 солдат Имберта начали атаку на северные районы Санто-Доминго. Целые кварталы были превращены в руины. Корреспондент газеты «Лос-Анджелес Таймс» писал: «В северных трущобных районах города гражданское население хоронит убитых близких и оказывает помощь сотням раненых мужчин, женщин и детей». Солдаты хунты под предлогом поиска оружия врывались в дома и расстреливали всех, кто казался им подозрительным, включая детей (на стороне конституционалистов сражались много подростков). За неделю боев в северной части Санто-Доминго были убиты около 400 человек, 1000 – ранены. Имберт надменно отверг требование миссии ОАГ немедленно прекратить огонь. Он заявил: «Мы выигрываем битву, и мы будем продолжать ее».

Наглость Имберта объяснялась просто – на его стороне были американцы. Уже в первый день боев вертолеты морской пехоты США зависли над северными районами и корректировали огонь сил хунты. Все время, пока шли бои (до 20 мая), американцы пропускали через международную зону подкрепления для Имберта, что неоднократно фиксировали корреспонденты СМИ США. В передовых частях хунты находились советники из числа «зеленых беретов» и офицеров 82-й дивизии. С восточного берега реки Осама американские снайперы вели огонь по конституционалистам. Американцы не пропускали в северную зону столицы машины с продовольствием из других районов Доминиканской республики.

Однако, вопреки ожиданиям, никакого блицкрига хунты не получилось: плохо вооруженные и практически не обученные сторонники Кааманьо оказывали ожесточенное сопротивление, хотя и хунта и американцы рассчитывали «выдавить» конституционалистов из города и истребить их на открытой местности. Министр обороны хунты был вынужден заявить, что медленные темпы продвижения объясняются обысками практически в каждом доме.

На самом деле причина была другой: несмотря на отсутствие тяжелого вооружения и численное превосходство войск хунты, защитники северных кварталов сохраняли поразительно высокий боевой дух. Корреспондент информационного агентства ЮПИ сообщал в эти дни: «Армия народа находится в осаде… но сохраняет решимость. Трусливые покинули позиции и отправились в сельскую местность. Те, кто остался, поклялись держаться до конца. Среди них много женщин. Каждый трудоспособный мужчина несет службу в течение 15 часов. Здесь не хватает оружия на всех…»

Утром 15 мая на Пуэрто-Рико прибыли Банди, Манн, Вэнс и помощник госсекретаря по латиноамериканским вопросам Вон. Манн и Вон в сопровождении присоединившегося к ним Шлодермана отправились далее и прилетели на базу Сан-Исидро. С участием Палмера и Беннета они начали переговоры с хунтой Имберта о создании правительства национального единства во главе с Гусманом. Банди должен был «обработать» Боша и затем присоединиться к своей команде в Доминиканской республике.

Манн в начале переговоров предупредил, что важно избежать внимания к ним прессы, поэтому они и проводятся на военной базе вдали от журналистов.

Выдержка из американской официальной записи беседы: «Мистер Манн объяснил, что его послал в Доминиканскую республику президент Соединенных Штатов, и он говорит от его имени. Решение доминиканского конфликта должно быть найдено быстро. Самый срочный вопрос – запуск доминиканской экономики. В этом контексте доминиканским офицерам, конечно же, известно, что основная тактика коммунистов направлена на парализацию экономики страны, которую они избрали мишенью, чтобы усилить хаос и страдания». Если порядок не будет быстро восстановлен, то бои, пугал хунту Манн, перекинутся на провинции.

«В заключение мистер Манн сказал, что правительство Соединенных Штатов пришло к выводу, что доминиканский народ устал от правительства олигархии, ничем не оправданных привилегий для немногих и повсеместно распространенной коррупции. Они (доминиканцы. – Прим. автора) хотят равенства, реформ и конституционности. Президент Джонсон от себя и от имени своего правительства недвусмысленно поддерживает эти чаяния. Также мистер Манн сделал комментарий о том, что доминиканских офицеров не должно быть сомнений относительно приверженности правительства Соединенных Штатов делу антикоммунизма. Он лично может подтвердить это со всей ясностью и имея на это все полномочия…»

Хунта после начала наступления на северные кварталы чувствовала себя «на коне» и решительно протестовала против включения в будущее правительство любых представителей «мятежников». Споря с Манном, Каминеро утверждал, что военный путь решения доминиканского кризиса будет лучшим и самым быстрым.

«Отвечая ему, мистер Манн заметил, что создание мучеников является основной тактикой марксистов-ленинцев в любой конфликтной ситуации. Далее он разъяснил, что сложные международные проблемы заставили искать мирное разрешение ситуации. Получить необходимое большинство в две трети в ОАГ по вопросу о межамериканских силах едва удалось в результате тяжелой борьбы. Интервенция подверглась серьезным нападкам в ООН, и Соединенные Штаты, а также их союзники оказались под мощным давлением, защищая право (Западного) полушария разбираться со своими делами без внешнего вмешательства».

Новое правительство должно получить поддержку вооруженных сил, а Бош обещал, что ни один из военных не подвергнется репрессиям. Коммунисты будут безоговорочно исключены из политической жизни страны. Военным предоставят право назначить в будущее правительство своих представителей. США окажут доминиканской армии помощь в приобретении нового вооружения (например, кораблей береговой охраны) и в обучении современным методам боевых действий. Манн, тем не менее, доверительно сообщил «министру обороны» хунты Каминеро и начальнику штаба ВВС де лос Сантосу, что им, по всей вероятности, придется последовать за Вессин-и-Вессином и покинуть страну.

Де лос Сантос и Каминеро выступили против конституции 1963 года, назвав ее «атеистической». Манн заметил, что политика – это искусство возможного. Конституция 1963 года – «не идеал», но, похоже, без согласия с ней нельзя добиться умиротворения страны.

Офицеры хунты решительно возражали и против интеграции военных из рядов конституционалистов в ряды единых вооруженных сил. Соображения у них были самые что ни на есть «принципиальные». Ривера сказал, что не потерпит возвращения Кааманьо в армию, так как тот «ограбил его дом». Манн ответил, что надо руководствоваться законом, а не «местью», но твердо пообещал, что в будущее правительство Кааманьо не войдет.

«Генерал де лос Сантос заметил, что коммунисты всегда призывают к созданию правительства национального единства. Мистер Манн снова объяснил, что условием создания правительства является удаление коммунистов с политической арены».

Встретившись с Имбертом, Манн сообщил в Вашингтон, что глава хунты произвел на него «хорошее впечатление». Однако Имберт был возмущен предательством американцев, которые всего пару дней тому назад уговаривали его возглавить правительство, а теперь с легкостью жертвуют им во имя «человека Боша» Гусмана. Имберт со всей откровенностью подчеркнул, что поражение войск хунты в северной части Санто-Доминго может погубить их как боеспособную единицу. Манн и Вон в своем сообщении в Вашингтон оценили Имберта как «типичного латиноамериканского реакционера», но отметили его проамериканские настроения. Эмиссары Джонсона считали, что войскам Имберта даже в лучшем случае не удастся добиться ничего, кроме примерного равновесия сил с мятежниками.

Пока Манн и Вон «массировали» хунту, Банди и Вэнс вели на Пуэрто-Рико переговоры с Бошем и Гусманом. Гусман выразил открытое недовольство уже согласованным ранее с Бошем планом по «изоляции коммунистов». Он логично спросил, кого, собственно, надо считать коммунистами. Удалось договориться лишь о том, что представители ФБР и ЦРУ встретятся с будущим министром внутренних дел Доминиканской республики и выработают план совместных действий по «устранению коммунистического участия в политической жизни страны». Также Гусману и Бошу пришлось допустить в будущем участие американцев в борьбе с коммунистами на территории страны.

Однако Гусман возражал против концлагерей: он был готов обещать «бдительное наблюдение» за коммунистами, но на силовые действия соглашался лишь в случае нарушения ими законов страны. Эта абсолютно логичная и демократическая позиция никак не устраивала американцев: они настаивали, что коммунистов надо наказывать не за конкретные противозаконные действия, а уже за сами убеждения.

Что касается состава будущего правительства, Гусман был готов допустить в его ряды только одного представителя хунты Имберта, причем желательно гражданского политика. Но больше всего споров разгорелось относительно будущего состава командования вооруженными силами. Стороны согласились, что и министр обороны, и командующие родами войск должны быть приемлемыми как для конституционалистов, так и для хунты Имберта. Американцы предложили на ключевой пост в сухопутных силах полковника Хосе Антонио де Леона Крульона, который был военным атташе в США, характеризовался ЦРУ как «твердый антикоммунист» и не скрывал в 1963 году «своего удовольствия по поводу свержения режима Боша».

Бош и Гусман в принципе не возражали против этой кандидатуры, и в конце дня 15 мая были согласованы практически все претенденты на министерские посты.

Утром 16 мая Банди и Вэнс отправили Джонсону телеграмму, в которой со «сдержанным оптимизмом» сообщали об основных итогах девятичасовых переговоров с Бошем. Главным результатом посланцы Джонсона считали достижение договоренности о решительной борьбе с коммунизмом. Что касается важнейшей проблемы руководства вооруженными силами, то, к удивлению Банди, Бош и Гусман были уверены, что удастся без особых проблем согласовать кандидатуры подходящих офицеров с хунтой Имберта.

Самого будущего временного президента Доминиканской республики Банди и Вэнс оценивали вполне положительно: «Гусман настроен четко проамерикански. Он достойный человек, у которого больше политического чутья, чем политической энергии. Он не показался нам особо сильной фигурой, но мы поверили его неоднократным заверениям в приверженности антикоммунизму. Он явно предан Бошу, и у нас было мало шансов поговорить с ним отдельно. Но он неоднократно выражал искреннюю готовность принять на себя ответственность, и мы верим в его решимость, по крайней мере, сейчас».

В 8:30 утра 16 мая Банди и Вэнс прилетели в Сан-Исидро. Туда же был доставлен американским военным самолетом и Гусман. Можно было начинать финальный раунд переговоров с «правительством» Имберта. Но сам Имберт был до предела возмущен. Он позвонил в посольство США и заявил, что Гусман – не более чем марионетка Боша. США предали его, Имберта, и «выдергивают ковер у него из-под ног».

На переговорах с Банди и Вэнсом Имберт угрожал сделать публичное заявление о том, что, создавая правительство «национального единства», США «открывают ворота экстремизму ДРП и коммунизму». Признание конституции 1963 года, по словам Имберта, означало, что вожди хунты посылали своих солдат погибать зря. Банди и Вэнс даже стали опасаться, что если сильно загнать Имберта в угол, этот американский протеже может отдать приказ о «дурацкой атаке» против войск США.

Тем же вечером Джонсон собрал очередное совещание по Доминиканской республике. Его участники (в том числе Макнамара, Раск, Рейборн, Дэвидсон, участвовавший и в переговорах с Бошем) выразили сомнение в том, что Кааманьо согласится с кандидатурами министров, с которыми согласился Бош. Основным вопросом для США было признано назначение приемлемых военных на посты начальника генштаба и командующих родами войск доминиканской армии.

Джонсон пожаловался, что США «сильно достается» в мире за интервенцию. Он даже поинтересовался у Дэвидсона, не лучше ли будет назначить временным президентом самого Боша (тем более что Гусман, к неудовольствию Джонсона, не собирался интернировать коммунистов без всякого на то основания). Дэвидсон ответил, что Бош якобы сам не хочет быть главой государства.

Замгоссекретаря Болл предложил сократить количество войск США на острове, чтобы сбить волну критики в мире, особенно в Латинской Америке. Но Джонсон считал, что на это никак нельзя пойти до образования в стране единого правительства. Да и потом часть войск должна остаться в Доминиканской республике «на неопределенный срок».

Чтобы усилить пропагандистскую кампанию против Кааманьо, президент распорядился отослать представителю США при ООН Банкеру материалы о якобы имевших место случаях психического расстройства в семье вождя конституционалистов.

Пока на базе в Сан-Исидро шли переговоры делегации Банди с хунтой, Палмер распорядился поместить членов семьи Гусмана под «охранный арест», чтобы люди Имберта не расправились с ними.

17 мая Банди послал не слишком обнадеживающую телеграмму Джонсону: «Первый день в Санто-Доминго убеждает нас всех, что даже временного урегулирования удастся добиться только с большим трудом. Дэвидсон едва сумел построить длинный мост от Боша до острова, поделенного ожесточенными фанатиками, но день самых интенсивных переговоров показывает, что у этого моста пока еще нет солидной опоры на другом берегу. Более того, Имберт и другие правые радикалы пытаются разрушить ее еще до того, как она будет построена».

Гусман, который то и дело ездил к Кааманьо для уточнения позиций конституционалистов, сообщил, что вождь повстанцев видит на посту министра обороны только своего соратника капитана Монтеса Араче – архитектора победы на мосту Дуарте 27 апреля. Естественно, генералы и офицеры Имберта были с такой кандидатурой категорически не согласны. Тогда Гусман предложил полковника Рафаэля Фернандеса (того самого, кто неоднократно предупреждал Боша о грядущем перевороте в 1963 году). На момент переговоров Фернандес жил на Пуэрто-Рико и был своего рода военным адъютантом Боша.

Банди решительно возражал против кандидатуры Эктора Аристи на пост министра сельского хозяйства. Чтобы как-то решить основной вопрос насчет военного министра, Банди предложил самому Гусману взять на себя обязанности верховного главнокомандующего. При этом три командующих родами войск непосредственно подчинялись бы временному президенту. Гусман не возражал. Но Кааманьо в этом случае настаивал на том, чтобы пост командующего сухопутными войсками был оставлен за конституционалистами, а посты главкомов ВВС и ВМС – за хунтой Имберта. Гусман в качестве компромисса предложил, чтобы каждая из сторон конфликта подготовила свой список с тремя фамилиями претендентов на посты командующих родами войск, и он мог сам сделать выбор. Но Банди, отнюдь не собиравшийся давать столько самостоятельности президенту Доминиканской республики, довольно грубо сказал, что пост начальника штаба сухопутных сил подлежит предварительному одобрению американской делегацией.

Пока Банди обрабатывал Гусмана (а через него и Кааманьо), Вэнс «массировал» генералов Имберта. Банди описывал это следующим образом: «Тем временем генералы истратили почти весь день Вэнса на длительные и страстные споры о глупости планируемого нами компромисса, уделив основное внимание своим решительным возражениям против конституции 1963 года. Что, хотя и кажется неразумным, по мнению Вэнса и Манна, – главный вопрос для лоялистских лидеров».

Главным настораживающим моментом вырисовывшегося компромисса Банди считал то, что с Гусманом «быстрого конца коммунизма» в Доминиканской республике ждать не приходится. Правда, нет на горизонте и перспективы «быстрого» захвата власти коммунистами.

Банди не возражал против предоставления полковнику Фернандесу поста министра внутренних дел (этот же пост Фернандес занимал в правительстве Кааманьо), но решительно протестовал против назначения его командующим сухопутными силами. С другой стороны, Банди передал Гусману требование хунты Имберта провести референдум о конституции 1963 года. Банди полагал, что эту меру Имберт предлагает всего лишь для «спасения своего лица», так как поддержка конституции на референдуме не вызывает ни у кого никаких сомнений.

Гусман, по словам Банди, «взорвался»: ведь именно за эту конституцию сражаются и умирают сторонники демократии, именно в честь этого документа они и называют себя «конституционалистами». Однако, съездив к Кааманьо, Гусман уже не возражал против референдума. Привез он и новое компромиссное предложение относительно кандидатуры командующего сухопутными войсками: он, Гусман, становится их главнокомандующим, а своим начальником штаба назначает майора Хуана Лору Фернандеса (того самого, который привел в действие «план Энрикильо» 24 апреля). Представители хунты Имберта займут посты командующих ВВС и ВМС.

Американцы, похоже, и не догадывались о ключевой роли майора в доминиканских событиях. Банди срочно приказал одному из своих сотрудников позвонить в Вашингтон и получить от ЦРУ всю необходимую информацию о Лоре Фернандесе. Но там ничего путного и конкретного сказать не смогли.

В Вашингтоне, между тем, Джонсон все с большим скепсисом следил за миссией Банди. Он был уверен, что у Имберта нет и не будет никакой поддержки в народе. При этом буквально с каждым часом Джонсон все больше не доверял Гусману, не желавшему сажать коммунистов в концлагеря.

В 23:00 17 мая Банди от имени всей американской делегации связался с Джонсоном, который не ложился спать, ожидая вестей из Санто-Доминго. Банди сообщил, что по большинству вопросов договориться удалось. Делегация США дала согласие на кандидатуру Лоры Фернандеса, и если хунта откажется ее принять, «мы пойдем дальше без нее».

Джонсона, прежде всего, интересовало, кто будет командовать сухопутными войсками:

«Президент: Хорошо, все это звучит неплохо. Согласился ли он (Гусман. – Прим. автора) со списком кандидатур на пост командующего сухопутными войсками, которые мы ему дали?

Банди: Мы согласовали кандидатуру молодого человека, которого мы проверяли сегодня во второй половине дня, – Х[уан] Л[ора] Ф[ернандес].

Президент. Хорошо…»

Во время доклада Банди Джонсону в комнату делегации вошел один из военных атташе США и сообщил, что Имберт и хунта только что решили блокировать создание правительства национального единства.

Джонсон поручил немедленно направить к Имберту представителя, чтобы прояснить, насколько серьезно сопротивление хунты почти уже согласованному компромиссу. К шефу хунты отправились Манн, Вэнс и Беннет – то есть те участники американской делегации, которые изначально скептически относились к «варианту Гусмана». Имберт заявил гостям, что хунта вот-вот ликвидирует занятый конституционалистами северный район (площадью в три раза превосходивший центр города, где засел Кааманьо), поэтому вообще нет смысла отдавать какую-то порцию власти проигравшей войну стороне. Манн пришел к выводу, что «Имберт просто не будет играть в мяч».

Но Банди не сдавался – возможно, им руководило элементарное тщеславие. Он хотел войти в историю как человек, ликвидировавший опасный для США международный кризис и «посадивший» в Санто-Доминго проамериканского президента. Банди по-прежнему не верил в способность хунты одержать решительную военную победу без прямой военной помощи США. Глава американской делегации лишь использовал неуступчивость Имберта для оказания дополнительного давления на Гусмана.

Сделав перерыв в разговоре с Джонсоном, Банди добился от Гусмана подписания секретного меморандума о борьбе с коммунизмом. Согласно этому документу Гусман обязался организовать за всеми коммунистами «тщательное наблюдение» (это он обещал и раньше), но в дополнение дал гарантии, что коммунистам будет запрещено занимать любые должности в правительстве, полиции и армии. Гусман также согласился на постоянное сотрудничество с США в деле борьбы с коммунизмом и предоставил американцам право менять условия меморандума, если в этом возникнет необходимость.

В проекте публичного коммюнике об итогах переговоров Банди – Гусман по вопросу о «коммунизме» говорилось следующее:

«5. В отношении активных коммунистов и трухильистов сеньор Гусман занимает твердую позицию, считая, что они представляют собой проблему для демократического правительства Доминиканской республики и что конституционным правительством должны быть приняты эффективные меры для защиты доминиканского народа от их подрывной деятельности. Будут разработаны планы по претворению этих мер в жизнь в рамках конституционных норм».

Таким образом, в целом Банди добился почти всего, чего хотел. Однако ссылка на «конституционные нормы» все же мешала высылке коммунистов из страны, чего так страстно желали в Вашингтоне.

Когда довольный Банди в 3 часа утра 17 мая снова позвонил Джонсону, президент все еще не спал. Банди заметил, что Гусман «занял очень хорошую позицию насчет коммунизма», и что соглашение о создании нового правительства практически достигнуто. В Белый дом вызвали Балагера, который прибыл примерно в 3:45 и согласился с «вариантом Гусмана», обещав направить в правительство национального единства своего представителя. Джонсон решил, что можно отправляться спать, что он и сделал в 4:30.

Но ночью с 17 на 18 мая резко изменилась военная обстановка в северной части Санто-Доминго: подавляющее техническое превосходство войск Имберта наконец начало сказываться, и фронт сопротивления «команд» конституционалистов стал разваливаться. Многие «команды» пытались пробиться в зону Кааманьо через американские КПП, но американцы пропускали «мятежников» лишь при условии полной сдачи оружия и боеприпасов. Тем не менее несколько сотен бойцов все же перешли в центр города.

Утром 18 мая Кааманьо собрал свое командование на экстренное заседание. Лидеры конституционалистов были возмущены, что американцы не дают им возможности прийти на помошь гибнущим в северном секторе товарищам. Последней каплей стала опубликованная пуэрториканской газете «Сан Хуан Стар» фотография американских десантников, дающих указания солдатам Имберта в северном секторе Санто-Доминго. Ректор университета Сан-Хуана, социал-демократ Бенитес (который участвовал в переговорах Боша с американцами и отвечал за связи бывшего президента с Белым домом) немедленно позвонил Фортасу и потребовал разъяснений. Фортас даже и не пытался опровергать информацию газеты, сказав лишь, что «ребята есть ребята» (имея в виду американских солдат).

Фортас мог себе позволить такую снисходительность: утром 18 мая американская военная разведка сообщила (в том числе и в Белый дом), что сопротивление конституционалистов в северных районах доминиканской столицы окончательно сломлено.

В этих условиях в знак протеста против явной помощи США войскам Имберта Кааманьо решил временно прервать переговоры с Банди, и Гусман сообщил об этом по телефону главе американской делегации. Конституционалисты были готовы возобновить переговоры только в случае достижения реального соглашения о полном прекращении огня в северном секторе столицы.

Банди был возмущен «ультиматумом» Гусмана, хотя и признал на встрече всей американской делегации, что сообщения о прямой помощи войск США хунте Имберта «частично верны». Манн предложил вместо продолжения переговоров просто дать войскам Имберта закончить работу и с помощью войск США раздавить последний оплот конституционалистов в центре города. Однако Палмер не хотел идти на такой вариант, заявив, что «это будет очень сложным делом». Предвидятся очень большие потери среди гражданского населения, что дискредитирует США во всем мире, и, возможно, повстанцы нарочно провоцируют США на силовое решение, чтобы в мировой прессе появились такие же репортажи, как из Будапешта в 1956 году.

Банди все же решил продолжить переговоры, но использовать победы Имберта для ужесточения требований к конституционалистам. Американцы настаивали, чтобы Гусман отказался от поста верховного главнокомандующего и передал эти полномочия офицеру, назначенному хунтой Имберта. Таким образом, хунте фактически отдавался полный контроль над всеми родами доминиканских вооруженных сил. Но, кроме того, американцы потребовали немедленной высылки из страны самых толковых военных командиров и лидеров конституционалистов: Эктора Аристи, Монтеса Араче (командира боевых пловцов) и Марии Пеньи Тавераса. Банди даже не стал как-либо обосновывать это, лишь попытался немного позднее доказать Гусману, что раз Имберт выслал из страны нескольких реакционных генералов-трухильистов, аналогичные меры должна принять и другая сторона.

Наконец Банди решил потребовать от Гусмана еще и включения в состав его будущего правительства (хотя список всех министров был уже согласован) представителя хунты Имберта.

Вдобавок к выдвинутому Гусману ультиматуму Банди предложил ввести войска США в северный сектор – якобы для разъединения сторон. На самом деле американцы намеревались наконец-то захватить ненавистное им Радио Санто-Доминго и ведущие промышленные предприятия столицы (которые были крупнейшими и в масштабах всей страны).

Чтобы заставить Кааманьо и Гусмана отозвать свой ультиматум и вернуться за стол переговоров, США через Фортаса опять надавили на Боша, и тот попросил Кааманьо возобновить переговоры с Банди. В том же направлении действовал и один из несостоявшихся трех «мудрецов» – Муньос Марин.

Вечером 18 мая Гусман скрепя сердце сообщил Банди, что конституционалисты готовы к возобновлению контактов. В это время войска хунты практически уже окончили зачистку северных кварталов и вышли к международной зоне. Тысячи беженцев переходили через американские КПП в центр города, усугубляя и так крайне тяжелую ситуацию с продовольствием и водой в зоне Кааманьо.

Утром 19 мая войска хунты захватили Радио Санто-Доминго, что произвело очень тягостное впечатление на всех сторонников конституционалистов. У здания радиоцентра солдат и офицеров Имберта встретили американские военные, передавшие им боеприпасы и продовольствие.

Более удачного момента для выдвижения Гусману новых унизительных требований США трудно было себе и представить. Естественно, Гусман наотрез отказался даже обсуждать вопрос о высылке из страны самых популярных лидеров конституционалистов, заметив, что это оттолкнет от его соратников широкие народные массы. Но именно на это и рассчитывал Банди, выдвигая свой ультиматум.

Новые требования Банди передал Гусману Шлодерман. Гусман был готов включить в состав своего правительства члена хунты «либерала» Постиго. Но, когда он категорично отверг требование высылки трех лидеров конституционалистов, Банди понял, что перегнул палку, и выдвинул компромиссное, с его точки зрения, предложение: лидеры отправятся во временную ссылку на шесть месяцев одновременно с Вессином, де лос Сантосом и Каминеро, чтобы «охладить ситуацию в стране». Гусман может организовать это уже после своего утверждения в роли президента.

Чтобы сделать позицию США «более беспристрастной», Банди предложил Джонсону немедленно ввести американские войска в северные кварталы Санто-Доминго для разъединения сторон.

Джонсон согласился с вариантом одновременной высылки, но вводить войска в северные кварталы не разрешил (американские военные хотели дать Имберту окончательно раздавить сопротивление уже сломленных конституционалистов).

19 мая сам Джонсон уже был готов отказаться полностью от «варианта Гусмана». В Вашингтон прилетел из Санто-Доминго Манн, которому президент доверял больше всего. Манн был настроен в отношении Гусмана крайне скептически, оправдывая это тем, что при нем армия может подпасть под влияние коммунистов. Гусман и Бош были, с точки зрения Манна, весьма ненадежными союзниками для США – стоило делать ставку только на доминиканских военных, прежде всего Вессина и Имберта. Имберт, может быть, и «хитрый феодал», как говорит Банди, но он уже продемонстрировал свои организаторские способности, превратив деморализованные части Вессина в ударную силу. Что же касается гражданской части доминиканского политического спектра, то Манн вернулся к своей старой идее сделать президентом Балагера.

Однако впервые Джонсон не согласился со своим главным советником по доминиканскому вопросу. Имберт был, по мнению президента, диктатором, полностью лишенным народной поддержки, и США не могли связывать с таким человеком серьезные надежды на стабильное развитие Доминиканской республики в ближайшем будущем. Если Манн считал, что удастся заставить Гусмана согласиться на полный контроль доминиканских вооруженных сил офицерами Имберта, то Джонсон полагал, что «запятнанным» генералам хунты не должно быть места в новом командовании всеми родами войск.

Но в подозрениях относительно Гусмана Джонсон и Манн были едины. Упорное нежелание этого человека превентивно интернировать коммунистов предвещало всякие неприятности для США. Вдруг, став президентом, Гусман качнется влево? Джонсон сказал, что ставка на Гусмана равнозначна по степени риска покупке билета на скачках. Президент дал указание проработать возможные альтернативы на случай провала миссии Банди.

Банди и сам понимал, что завышенными требованиями завел переговоры в тупик. Поэтому он решил 20 мая встретиться с Кааманьо и заставить лидера конституционалистов согласиться с новым вариантом состава правительства и командования вооруженными силами.

Однако в тот день, 20 мая Кааманьо и Банди так и не встретились, и виной тому была вновь обострившаяся военная обстановка в Санто-Доминго.

Военное руководство повстанцев приняло решение для поднятия боевого духа своих частей, сильно надломленного поражением на севере, провести удачную военную операцию. Было намечено захватить Национальный дворец, где с 27 апреля размещались несколько сотен солдат хунты. Дворец располагался на границе между международной зоной (от которой его отделяла лишь автомобильная парковка с тыльной стороны) и зоной конституционалистов. Фактически дворец представлял собой единственный форпост хунты в центре города. Генерал Палмер считал его «кинжалом, направленным в спину мятежникам».

Конечно, захват Национального дворца (места пребывания президента) серьезно поднял бы боевой дух конституционалистов и укрепил бы их позиции на переговорах с Банди.

Но уже 14 мая американцы пропустили через свои линии около 200 тяжеловооруженных солдат Имберта, которые сменили гарнизон дворца. Были проведены работы по укреплению периметра обороны здания. Оборонявшиеся теперь имели орудия и минометы.

Кааманьо решил доверить командование атакой на дворец полковнику Фернандесу Домингесу, который прибыл с Пуэрто-Рико 16 мая в качестве личного эмиссара Боша. Домингес (передавший Кааманьо решение Боша сделать Гусмана временным президентом) был еще ранее назначен министром внутренних дел в кабинете Кааманьо. Возможно, лидеры повстанцев не очень доверяли Домингесу, прилетевшему в Санто-Доминго на американском военном самолете, но сам он, скорее всего, жаждал продемонстрировать свои военные способности и преданность революции с помощью успешной военной операции.

Ранним вечером 19 мая небольшой отряд конституционалистов (около 30 человек) атаковал Национальный дворец, причем Фернандес Домингес лично вел нападавших на штурм именно со стороны примыкавшей к международной зоне парковки. Отряду удалось незаметно проникнуть в сад дворца и обратить в бегство ошеломленных полицейских Имберта. В самый напряженный момент, когда казалось, что победа уже близка, по атакующим неожиданно открыли плотный прицельный огонь американцы. Одной из первых же пуль был убит в спину Фернандес Домингес, который вел своих соратников в атаку по главной порадной лестнице дворца. Помимо него погибли еще пять человек, в том числе глава боевой организации «движения 14 июня» Мигель Роман и глава личной охраны Кааманьо, а десять были ранены. Это внесло замешательство в ряды конституционалистов, и атака на Национальный дворец была отбита.

Американцы первоначально даже не отрицали, что именно морская пехота США ответственна за смерть министра внутренних дел и личного помощника Боша. Шлодерман передал по телефону Гусману соболезнования Банди. Правда, Шлодерман сказал, что министра убила не прицельно выпущенная, а случайная пуля.

Но в тот же вечер директор ФБР Гувер (ярый антикоммунист даже по американским меркам) доложил Джонсону, что «морские пехотинцы убили видного деятеля будущего коалиционного правительства».

Генерал Палмер утверждал, что морпехи всего лишь открыли ответный огонь. Этому объяснению не поверила даже американская пресса. Ведь Фернандес Домингес атаковал дворец, обратившись тылом к международной зоне. Если кто-то и стрелял по американцам, это могли быть лишь засевшие во дворце солдаты хунты. Позднее американцы вообще начали распространять по каналам ЦРУ дезинформацию, что Фернандеса Домингеса убили свои – люди Кааманьо (и одновременно коммунисты), чтобы избавиться от «умеренного» полковника. Манн с присущим ему цинизмом заметил, что Фернандес Домингес искал героической смерти, достойной солдата, – и нашел ее.

В депеше Джонсону Банди так описывал смерть Домингеса: «Еще одним препятствием на пути (политического) урегулирования – предварительного, но не окончательного, – стало сообщение о смерти Рафаэля Фернандеса Домингеса при атаке на удерживаемый Имбертом дворец. Эта весть наверняка сильно шокирует Боша, хотя Гусман воспринял ее спокойно. Крайне циничное утверждение мятежников, что американские войска убили его выстрелом в спину, именно как таковое и рассматривается Гусманом (то есть как циничное утверждение, не имеющее под собой оснований. – Прим. автора), но Кааманьо создает столько эмоционального шума в эфире, сколько может. Фернандес, если только его не убили комми (коммунисты. – Прим. автора) в стиле (гражданской) войны в Испании, умер смертью солдата, которой отчасти и искал, и три американских морских пехотинца были ранены, оказывая мятежникам сопротивление в это же время… Мятежники будут взволнованы, и Гусман по праву будет придерживаться той точки зрения, что люди в даунтауне (Кааманьо и его соратники. – Прим. автора) не настроены разумно».

20 мая 1965 года баланс сил в Санто-Доминго резко изменился не в пользу конституционалистов. Войска Имберта закончили зачистку северных кварталов, вывели из строя Радио Санто-Доминго, а конституционалисты не только не смогли взять Национальный дворец, но и потеряли от американской пули одного из самых видных деятелей своего движения. Теперь американцы могли пойти и на соглашение о прекращении огня, которое вступило в силу с полудня 20-го.

Однако возмущение и американских, и мировых СМИ открытой помощью США войскам хунты было настолько единодушным, что Джонсон поручил заместителю министра обороны Вэнсу (вместе с Манном уже вернувшемуся в Вашингтон) провести специальную пресс-конференцию и подчеркнуть нейтралитет США в доминиканской гражданской войне. Вэнс поначалу вообще отрицал любую помощь Имберту, но после того, как один из журналистов заметил, что есть кино– и фотоматериалы на сей счет, нехотя признал «отдельные инциденты». Убийство Фернандеса Домингеса он объяснил «самообороной» морских пехотинцев, на которых якобы напали конституционалисты.

Банди в своей телеграмме в Белый дом от 20 мая так описывал ситуацию в Доминиканской республике по состоянию на вечер 19 мая:

«Самым главным событием явился захват Радио Санто-Доминго Имбертом. В этот вечер он снова согласился с Беннетом, что радиостанцией должна управлять ОАГ. Более того, он согласен с нами, чтобы под крышей ОАГ скрывалось твердое американское управление (радиостанцией)…

Следующим по важности событием было быстрое продвижение Имберта в районе к северу от линии коммуникаций (то есть коридора, связывавшего международную зону с мостом Дуарте. – Прим. автора). Это продвижение не имеет решающего стратегического значения для Имберта, так как не затрагивает главного оплота повстанцев. Зато оно укрепило боевой дух (войск Имберта), что оказалось гораздо важнее самой операции, и сегодня вечером на горизонте уже не было никакого „решения Гусмана“, которое не отвергли бы с ходу Имберт и лоялистские военные. Это не означает, что „решение Гусмана“ невозможно. Я продолжаю верить, что в нем гораздо больше смысла, чем в любом другом, но не верю, что его можно достичь приемлемой ценой до тех пор, пока Имберт и компания не убедятся, что их маленькие победы к северу от линии коммуникаций не имеют большой ценности. Они должны понять, что мятежники наверняка продолжат контролировать сердце города, который является сердцем страны. Силы Имберта не могут выбить их оттуда, а наши силы не станут этого делать, если этого можно будет избежать».

Таким образом, имелось налицо расхождение во мнениях Банди и Палмера, который был склонен придавать победе Имберта на севере Санто-Доминго решающее значение для всего хода доминиканской гражданской войны.

Гусман после убийства Домингеса в письменном виде сообщил Шлодеману, что выходит из переговоров. Тогда Белый дом подключил к давлению на конституционалистов эмиссара Боша Бенитеса, которого на военном самолете доставили в Санто-Доминго. Бенитес уговорил Гусмана возобновить переговоры, и последний отказался от поста верховного главнокомандующего сухопутными войсками. Банди опять предложил на этот пост бывшего военного атташе в Вашингтоне полковника де Леона Грульона, и Гусман согласился.

Казалось, опять намечается компромисс. Но в этот же день Джонсон собрал очередное совещание по доминиканскому вопросу. Манн сказал, что вообще не видит смысла в продолжении переговоров по «варианту Гусмана». Ведь США уже достигли своих основных целей: с ликвидацией северного района зоны конституционалистов и захватом Радио Санто-Доминго вероятность распространения революции на глубинные районы страны сведена к нулю. В этих условиях передать власть стороннику Боша (а значит, и конституционалистов) Гусману было бы по меньшей мере странным. Это оттолкнуло бы Имберта, а именно на этого человека и доминиканские вооруженные силы Вашингтон должен делать основную ставку.

Однако Джонсон все еще считал, что Банди должен достичь результата, и отверг предложение заместителя госсекретаря Болла просто дать Имберту возможность раздавить последний очаг сопротивления в центре Санто-Доминго. Президент сказал: «…каждый лишний час, который морские пехотинцы проводят там (Доминиканской республике. – Прим. автора), что-то отрывает от меня самого». Тем не менее он поручил ЦРУ и ФБР тщательно проверить всех кандидатов на министерские посты в будущем правительстве Гусмана, чтобы отсечь не только «красных», но и «розовых».

Банди не сомневался, что 21 мая 1965 года окончательный вариант соглашения о будущем правительстве будет подписан. Он даже готов был отложить окончательное утверждение кандидатур на посты командующих родами войск на время после инаугурации Гусмана. Однако именно это и насторожило Кааманьо: он подозревал, что после вступления Гусмана в должность американцы навяжут ему людей из окружения Имберта.

Утром 21 мая Банди в сопровождении главы комиссии ОАГ Моры и Беннета провел, как ему казалось, последний раунд переговоров с Имбертом. Шеф хунты был вообще против Гусмана и жаловался на предательство США (Банди писал в Вашингтон об «истерике» Имберта). Если американцы по-прежнему будут на него давить, угрожал Имберт, он разоблачит их перед всем мировым сообществом. Он категорически отверг предложение Моры о продлении соглашения о прекращении огня (оно было первоначально согласовано на 24 часа). Имберт считал, что конституционалисты находятся на грани полного разгрома, и настаивал на полной капитуляции «мятежников» под его личные гарантии неприкосновенности.

Переведя беседу на усилия США по достижению политического урегулирования, Имберт прямо заявил: «Я не пойду на соглашение с ними. Я не буду заключать соглашений с коммунистами… Возвращение конституции 1963 года будет фатальным прецедентом». Страна поддерживает именно его, считал Имберт, а у Кааманьо всего лишь 20 кварталов в столице.

Однако Банди сказал Имберту, что США по-прежнему настроены на достижение скорейшего политического урегулирования. Он, Банди, «честно говоря», оценивает политическую и военную ситуации совсем по-другому. «Мы не думаем, что какая-либо из сторон может победить путем дальнейшего кровопролития. По нашей оценке, доминиканский народ хочет продолжения перемирия и мирной формулы политического урегулирования, а не дальнейшего кровопролития, к которому ведет просьба Имберта пропустить его войска через линию коммуникаций для зачистки оплота мятежников».

Глава американской делегации поинтересовался, когда Имберт выполнит свое обещание и передаст Радио Санто-Доминго под контроль американцев. Когда Имберт ответил, что хотел бы сначала выступить по радио с речью, Банди и Беннет заметили, что тем самым он нарушает достигнутое ранее взаимопонимание.

По итогам встречи Имберт согласился добиваться от членов своего «правительства» согласия на мирное урегулирование и немедленно допустить американских техников для скорейшего восстановления Радио Санто-Доминго. Имберту разрешалось, как только радиостанция будет готова к выходу в эфир, выступить по ней с речью, но только о передаче Радио Санто-Доминго под контроль ОАГ.

Добившись хотя бы видимости согласия от Имберта, Банди встретился с Бенитесом и Гусманом. Но те опять решительно отвергли требование выслать из страны наиболее авторитетных представителей командования конституционалистов. Банди и не скрывал, что, выдвинув такое унизительное требование, США рассчитывают на раскол в руководстве конституционалистов. В депеше в Вашингтон Банди был вынужден признать, что в своих требованиях зашел слишком далеко и не оставил Гусману никакого пространства для компромисса.

Тем не менее 22 мая Гусман через Шлодемана передал, что Кааманьо согласился со списком будущего правительства национального единства с одной оговоркой: независимый представитель должен был быть на посту министра внутренних дел заменен человеком Балагера. Банди не возражал и счел урегулирование наконец-то достигнутым.

В этот же день, как упоминалось выше, совет министров иностранных дел ОАГ 14 голосами против четырех (Чили, Мексика, Эквадор и Перу; Венесуэла и Аргентина воздержались) утвердил мандат межамериканских миротворческих сил в Доминиканской республике. Командующим этими силами был назначен бразильский генерал Уго Панаско Алвим, Палмер формально стал его заместителем, хотя по-прежнему де-факто руководил всеми иностранными войсками на доминиканской территории.

Латиноамериканским силам Палмер поручил проводить патрулирование в районах Санто-Доминго, находившихся под контролем Имберта. С 29 мая бразильцы начали заменять американцев в международной зоне и взяли под контроль президентский дворец. С этого же дня американцы стали несколько сокращать свой контингент в Доминиканской республике, начав переброску домой артиллерии и вспомогательных частей. Если на 17 мая войска США в Доминиканской республике насчитывали 21 900 солдат и офицеров, то к 24 июня – 12 400.

22 мая 1965 года Джонсон созвал в Белом доме совещание, на котором должен был быть одобрен проект национального доминиканского правительства. Американская делегация в Санто-Доминго подготовила для президента перечни достоинств и недостатков «варианта Гусмана». Хотя оба списка подали от имени всей делегации, было известно, что Банди и Вэнс поддерживают скорейшее заключение соглашения, а Беннет и Палмер – нет.

Среди недостатков «варианта Гусмана» указывалось, что Гусман хотя и «хороший человек», но «слабак», и единственной надежной опорой США в Доминиканской республике является Имберт.

В пользу Гусмана говорило то, что именно он (а точнее, конституционалисты) пользуется поддержкой большинства населения страны, в то время как у Имберта такой народной поддержки нет.

Директор ЦРУ на вопрос Джонсона о военном соотношении сил между Кааманьо и Имбертом ответил (и его поддержали министр обороны и госсекретарь), что оно примерно равное. ЦРУ полагало, что Имберт не в состоянии выбить силы Кааманьо из центра Санто-Доминго.

Почти сразу же после начала совещания в Белом доме Джонсон вдруг заявил, что не поддерживает «вариант Гусмана». Оставлять трех военных лидеров конституционалистов в стране нельзя – это «игра с огнем». Необходимо «избавиться от них» до признания правительства Гусмана (а не после приведения Гусмана к присяге, как Банди и договорился с будущим президентом). Госсекретарь Раск попытался разубедить президента и предложил, по крайней мере, провести еще один раунд переговоров с конституционалистами. Если власть перейдет к Имберту, это будет «катастрофой», по мнению Раска. Джонсон с такой оценкой согласился.

Тем не менее президент был непоколебим в главном – три лидера повстанцев должны немедленно уехать, так как только это решение гарантирует, что доминиканские вооруженные силы не подпадут под контроль коммунистов. Джонсон поручил Банди и Вэнсу добиться немедленной высылки трех военных лидеров конституционалистов из страны – в противном случае, сказал президент, миссия Банди будет закончена и США передадут весь дальнейший переговорный процесс в руки ОАГ.

Кроме того, Джонсон потребовал, чтобы Гусман согласился на приезд в Доминиканскую республику «специально подготовленной» группы американских профессионалов в сфере безопасности для «контролирования коммунистов» в стране. Группа должна была оставаться на острове так долго, как сочтут необходимым сами США, осуществлять наблюдение, инициировать аресты и, при необходимости, депортацию неугодных лиц (хотя депортация была запрещена конституцией 1963 года как реликт эры Трухильо).

Банди сразу понял, что дополнительные требования Джонсона означают полный провал переговоров в тот момент, когда они уже завершены. Получив телеграмму от Джонсона, Банди немедленно позвонил Манну, чтобы выразить свое неудовольствие новыми указаниями. Манн ничем не мог утешить Банди (а возможно, и не хотел, поскольку с самого начала предпочитал видеть на посту президента Балагера). Тогда Банди позвонил самому близкому Джонсону человеку – Биллу Мойерсу. Мойерс заверил, что президент по-настоящему настроен на правительство Гусмана, но хочет «антикоммунистических гарантий».

Весь вечер 22 мая Банди потратил на разработку предложений, которые могли бы устроить конституционалистов и Джонсона одновременно. Он составил Джонсону телеграмму с просьбой все же отказаться от требования о высылке трех военных лидеров конституционалистов: эти люди не являются коммунистами. Лучше попросить Гусмана выслать из страны 20 «реальных» коммунистов по заранее составленному списку (коммунистами Банди считал всех, кто посещал ранее Кубу или другие социалистические страны). «Мы можем предпринять и предпримем дальнейшие усилия, чтобы обеспечить способность Гусмана дать нам доказательства, что его позиция визави лагерю повстанцев достаточно сильна, чтобы обеспечить его контроль над будущим правительством. Однако мы не считаем, что формула „три видных лидера повстанцев в обмен на троих типов из Сан-Исидро“ затрагивает существо проблемы. „Контроль“, с нашей точки зрения, реально означает способность решить „коммунистический вопрос“».

Теперь Банди предлагал выслать вместо трех военных лидеров конституционалистов трех коммунистов: испанского коммуниста и члена Народно-социалистической партии Мануэля Гонсалеса-и-Гонсалеса, Пенью Табареса и Гарсию Германа. Правда, судя по телеграмме в Вашингтон, Банди не представлял себе, какую реальную роль играют эти лица в движении конституционалистов, – Гонсалеса-и-Гонсалеса, например, «часто видели» рядом со штаб-квартирой мятежников. Что до Монтеса Араче и Аристи, Банди был вынужден признать – они «народные герои», но никак не коммунисты.

Между тем утром 23 мая Гусман опять отверг переданное через Шлодемана предложение о высылке трех военных лидеров повстанцев. Но и Джонсон был столь же непреклонен. В ответной телеграмме президента Банди от Гусмана требовали новых уступок. Гусман должен был обещать немедленно после вступления в должность арестовать и «интернировать или выслать» всех «выявленных коммунистов». Далее в телеграмме говорилось: «Должны быть приняты меры по идентификации других коммунистов, гражданских или военных. После идентификации этих коммунистов необходимо немедленно поставить под наблюдение, и если появятся доказательства, что они планируют заговор и представляют собой угрозу безопасности для правительства, они должны быть немедленно депортированы или интернированы».

Нежелание Гусмана выслать из страны трех военных лидеров конституционалистов Джонсон расценил как неспособность будущего президента контролировать своих собственных сторонников.

Банди поручалось провести «финальный» раунд переговоров и в случае отказа Гусмана от указанных выше требований прекратить их.

В тот же день Джонсон («высшая инстанция») направил телеграмму Вэнсу, отвечавшему за связи с Имбертом. Вэнсу поручалось заверить Имберта, что в новом правительстве будет обеспечено представительство его хунты (два-три «либерала»), а также в том, что кабинет Гусмана будет твердо антикоммунистическим. Американцы брали на себя также гарантии личной безопасности Имберта: например, шеф хунты мог бы быть назначен послом Доминиканской республики в США.

Видимо, зная истинные мотивы Имберта, Джонсон поручил Вэнсу заверить главу хунты, что в финансовом плане его будущее тоже обеспечат. Президент сказал заместителю госсекретаря Боллу: «Мы дадим (Имберту. – Прим. автора) все для хорошей жизни, и мы гарантируем, что мощь всех 50 штатов – флот, самолеты, бомбы – будет способствовать тому, чтобы ни один из коммунистов не попал в правительство и ни один из коммунистов не прорвался к власти. Но если (Имберт) потребует большего, то он эгоистичный ублюдок, заботящийся только о себе».

Новые требования Джонсона к Гусману не могли не привести к краху всего процесса переговоров. Как уже упоминалось, конституция 1963 года (которая, по условиям выработанного Банди с Гусманом проекта соглашения о мирном урегулировании доминиканского конфликта, должна быть введена в силу) категорически запрещала депортацию граждан страны по политическим мотивам. В народе высылка оппозиционеров за границу прочно ассоциировалась с временами диктатуры Трухильо. Ни Гусман, ни кто-либо другой из лагеря конституционалистов не мог пойти на возобновление депортаций.

Банди в отчаянии позвонил Раску и Фортасу и спросил, можно ли все-таки изменить последние директивы Джонсона. Но те не смогли сказать ничего утешительного. Тогда Банди и Вэнс вместе позвонили министру обороны Макнамаре. Тот без обиняков сказал, что официальная позиция США изменилась и теперь Вашингтон желает, чтобы переговоры о мирном урегулировании доминиканского вопроса вела ОАГ. И вообще США не должны «проталкивать в глотку» лоялистам неприемлемый для них вариант соглашения – то есть «решение Гусмана».

24 мая Джонсон поговорил по телефону со своим главным советником по доминиканскому вопросу Манну, и оба пришли к выводу, что «вариант Гусмана» фактически мертв.

«Президент: У меня очень большие сомнения относительно Гусмана, и я не знаю, что мы будем в конечном итоге делать, если он согласится на все наши условия. Я продолжаю заставлять их (делегацию Банди. – Прим. автора) быть более жесткими по отношению к нему…

Манн: Я твердо уверен, что это правильно, мистер президент. Ваши чувства по отношению к этому правильны, и мы должны думать о таком маневре и, возможно, когда придет время, под эгидой ОАГ попытаться выстроить политику вокруг другой фигуры».

24 мая 1965 года Банди ознакомил Гусмана с последними требованиями Джонсона. Естественно, Гусман наотрез отказался нарушать конституцию 1963 года и депортировать людей только за их политические убеждения.

Однако уже 25 мая Шлодеман дважды звонил Гусману, все еще надеясь, что конституционалисты пошли на попятный. Но Гусман был тверд, и Банди позвонил помощнику Джонсона Биллу Мойерсу и сообщил, что переговоры провалились, и он хочет вернуться в Вашингтон как можно скорее. 25 мая на совещании у Джонсона было принято окончательное решение вернуть Банди домой и поручить вести переговоры ОАГ вместе с «сильным американским представителем».

Последнюю попытку Банди предпринял 25 мая, когда, наконец, встретился с Кааманьо – в здании консерватории, на «ничейной земле» между зоной конституционалистов и международной зоной. Так как задание оказалось закрытым, высокие договаривающиеся стороны были вынуждены проникнуть в него через окно. И Гусман, и Кааманьо (которого сопровождали Аристи и Кури) искренне недоумевали, почему США вдруг выдвинули заранее неприемлемые требования и тем самым сорвали переговоры. Банди пришлось признать, что фактически все спорные вопросы были разрешены и остались открытыми лишь «небольшие моменты». Но победа хунты в северных кварталах в мае фундаментально изменила ситуацию: «…мощь правительства национальной реконструкции и их войск значительно выросла за последние десять дней».

Банди отметил, что понимает приверженность повстанцев конституции 1963 года, но «не все доминиканцы» ее разделяют (видимо, имелась в виду не пользующаяся никакой народной поддержкой кучка реакционных генералов Имберта). США не согласятся и с тем, чтобы представитель конституционалистов стал командующим сухопутными войсками. США довольны жесткой антикоммунистической позицией конституционалистов, но требуют, чтобы она нашла выражение в конкретных шагах.

Гусман, по словам самого же Банди, был «шокирован» его словами. Ведь состав военного командования и правительства уже был согласован, а теперь все опять уперлось в «проблему коммунизма».

О дальнейших событиях Банди в телеграмме в Вашингтон рассказывал: «Кааманьо сначала предоставил слово Аристи. Тот сказал, что „правительство“ конституционалистов передало переговоры в руки Гусмана и было полностью готово принять мирное урегулирование, если оно включает в себя восстановление конституции 1963 года. По этому вопросу они не отступят ни на дюйм. Что касается возросшей силы Имберта, то это было явным результатом интервенции США. Имберт может существовать только при поддержке США. Если войска США покинут страну, конституционалисты закончат работу, которую они начали 24 апреля. Что до командования сухопутных войск, Аристи сказал, что конституционалисты и так пошли на уступки по трем высшим военным постам и поэтому будут настаивать, чтобы пост командующего сухопутными силами остался за ними».

Банди подвел итоги четырехчасовой встречи следующим образом: «Наша продолжительная дискуссия была, по моему мнению, довольно полезной. У Кааманьо и компании теперь должно появиться ясное представление о том, чего мы хотим и какие проблемы следует решить, прежде чем будет достигнуто окончательное урегулирование. У них теперь больше не может быть ни иллюзий относительно твердости наших позиций, ни ложного оптимизма относительно возможности достижения быстрого и легкого решения. В то же самое время был оставлен открытым путь для дальнейших переговоров, которые могут в конечном итоге привести к хорошим результатам».

Джонсон воспринял результаты переговоров с Гусманом и Кааманьо как полный провал миссии Банди, против чего и не возражал. Успехи Имберта на севере Санто-Доминго и полное блокирование частей конституционалистов на узком пятачке в центре доминиканской столицы убедили американского президента, что кризис миновал. Никакой революции в доминиканской глубинке ждать уже не приходилось, а Кааманьо можно было принудить к капитуляции просто нарушением подвоза воды и продовольствия. В этих условиях никакого желания ставить у власти человека Боша у США не было. Поэтому Джонсон приказал Банди 26 мая 1965 года вылететь в Вашингтон и передать дальнейшие переговоры миссии ОАГ, причем переговоры о составе будущего правительства Доминиканской республики теперь должны были начаться с чистого листа.

Корреспондент американской газеты «Нью-Йорк Геральд Трибюн» 29 мая так оценивал результаты миссии Банди: «В тот самый момент, когда думали, что соглашение между Соединенными Штатами и мятежниками будет достигнуто почти наверняка… из Вашингтона пришло сообщение, что все нужно спустить „на тормозах“ и что к этому соглашению должны быть добавлены новые условия, включая пункт о немедленной высылке из страны ряда коммунистов».

Естественно, Бош резко раскритиковал решение США торпедировать уже практически достигнутое соглашение об урегулировании доминиканского кризиса, причем кризиса вызванного только тем, что американские войска помешали Кааманьо добить хунту Имберта в конце апреля 1965 года.

Тогда ЦРУ 26 мая 1965 года услужливо подготовило для Белого дома специальный меморандум о якобы имеющихся у Боша связях с коммунистами.

В документе (который претендовал на «свежую интерпретацию») признавалось, что «Хуан Бош не является членом коммунистической партии, но на него влияют и им манипулируют его близкие соратники-коммунисты». ЦРУ «вычислило», что главный коммунист в окружении Боша – профессор-экономист, известный доминиканский интеллектуал Марсо Мехия Рикарт. «Другие доминиканские коммунисты, о которых говорят, что они имеют особенно сильное влияние на Боша, – Хуан и Феликс Дюкодрай Мансфилд. Было установлено, что эти двое братьев – высшие руководители мятежников во время нынешнего восстания. Оба провели много времени в СССР и на коммунистической Кубе и в течение многих лет накопили опыт в качестве высших руководителей Доминиканской коммунистической партии (ДНСП)». Эти «секретные» сведения американской разведки были почерпнуты из журнала «Лайф» (или, наоборот, «слиты» журналу из ЦРУ).

В меморандуме со ссылкой на неких коммунистов из Центральной Америки и их доминиканских единомышленников утверждалось, что Бош якобы не имеет стойких политических взглядов и может легко подпасть под влияние коммунистов. Проблема Боша, по мнению ЦРУ, – то, что он «ультрадемократичен», и если доминиканский народ потребует коммунизма, «решит, что он должен получить коммунизм». «Однако, с точки зрения США, самым опасным в Боше является антиамериканизм, ультранационалистическая натура его некоторых его друзей».

26 мая 1965 года директор офиса госдепартамента по Карибским делам Крокетт по указанию Белого дома позвонил Балагеру, чтобы проинформировать его о развитии событий и поинтересоваться его мнением относительно кандидатур для будущего состава доминиканского правительства. Даже Балагер, соратник Трухильо и человек очень правых взглядов, был неприятно удивлен тем, что США отбросили «вариант Гусмана», которого он считал достойным и честным человеком. Напротив, Балагер заклинал американцев не верить Имберту, который с его диктаторскими замашками мог стать для страны «новым Трухильо». Балагер даже призвал Крокетта прекратить любую помощь Имберту, чтобы «покончить» с ним.

Бош все еще не терял надежды, что американцы одумаются и станут серьезно содействовать восстановлению в Доминиканской республике конституционного режима. 31 мая 1965 года он написал Джонсону письмо в духе «надежды и отчаяния». Бош все еще считал, что хозяин Белого дома действительно ищет пути решения доминиканского кризиса, и поэтому Бош был возмущен тем, что по непонятным ему причинам завершившиеся успешно переговоры по «решению Гусмана» были сорваны в самый последний момент. Если переговорный процесс не будет срочно возобновлен, писал он, это приведет к триумфу правых и левых экстремистов.

Джонсон не снизошел до ответа Бошу – за президента это сделал Банди. Он написал, что переговоры сорвались из-за того, что не удалось удовлетворительно разрешить все вопросы, и поэтому США придется попробовать другие варианты.

Сам Банди и его группа по доминиканскому вопросу теперь придерживались абсолютно иной линии. Идея восстановления конституции 1963 года была отброшена, равно как и вариант создания правительства из сторонников конституционализма. Теперь США решили несколько ослабить хунту Имберта (но не ликвидировать ее полностью) и сформировать единое правительство из аполитичных консервативных технократов, сторонников «третьей силы», не связанных ни с конституционалистами, ни с Имбертом.

29 мая 1965 года посольство США в Санто-Доминго отправило в госдепартамент телеграмму, в которой сообщало о политической инициативе богатых консервативных кругов с севера страны (прежде всего из Сантьяго). Эта «группа», по словам посольства, решительно отвергает экстремистов справа и слева и предлагает свои кандидатуры для будущего правительства, например, все того же «либерала» Постиго и бывшего министра иностранных дел Эктора Гарсию Годоя. Эта группа готова работать с ДРП в целях создания «аполитичного режима».

По оценкам посольства, в стране было два политических лагеря: «В лице группы Кааманьо мы имеем дело с кучкой хулиганов, в ряды которых проникли и укрепили их коммунисты, чье присутствие они (группа Кааманьо) не хотят признавать». Якобы нунций (который бывал в штаб-квартире Кааманьо) подтвердил, что там верховодят «наихудшие элементы».

«Что касается Имберта, то гангстерская сущность его натуры быстро вылезла наружу, когда он почувствовал себя под нарастающим давлением. Ему дают советы, кроме всех прочих, старые трухильистские типы, которых я считаю неприемлемыми для интересов США, так же как и экстремистских левых элементов из центра столицы. В то время как растущая истерия вокруг коммунизма привела в эту группу некоторые ценные элементы, его (Имберта. – Прим. автора) народная поддержка кажется в основном искусственно раздутой. Последние события сплотили вокруг него вооруженные силы, но это не его естественные союзники, и остатки недоверия сохраняются».

Посольство считало, что США следует серьезно подумать над тем, «сколько влияния» дать Хуану Бошу. Мол, стоит прислушаться к послу Венесуэлы, который считает Боша «политическим трупом». Посольство якобы собрало мнения нижней части среднего класса в городе и деревне (интересно, каким образом?) и пришло к выводу, что там не любят ни Боша, ни Имберта, ни Кааманьо. Кажется, что более подходящий кандидат на пост президента – Балагер. «Естественно, большинство населения страны, без сомнения, хочет перемен и лучшей жизни – и нам надо уделять пристальное внимание этому социальному принципу. Любая группа, которая выкристаллизуется из нынешней гражданской инициативы (имеется в виду – „инициативы“ олигархов из Сантьяго. – Прим. автора) должна быть либеральной по тону и приверженной подходящей конституционной формуле и выборам, чтобы соответствовать законным чаяниям доминиканского народа».

Между тем в Вашингтоне уже решили, что усилия по формированию нового правительства в Доминиканской республике возглавит миссия ОАГ, которая, однако, будет всего лишь ширмой для американской дипломатии. Дело в том, что американцы явно собирались навязать стране правых непопулярных деятелей из бизнес-элиты и рассчитывали, что удобнее это будет сделать именно от лица ОАГ.

Ранним утром 2 июня 1965 года Совет министров иностранных дел ОАГ проголосовал за направление в Доминиканскую республику специальной миссии в составе посла США при ОАГ Эллсворта Банкера и представителей Бразилии и Сальвадора – Илмара Пены Мариньо и Рамона де Клермонта Дуэньяса. Но всем с самого начала было ясно, что лидер миссии – Банкер, а два латиноамериканца выполняют роли статистов и фигового листка для нового курса американской дипломатии в доминиканском вопросе. Генерал Палмер полагал, что задачей сальвадорца и бразильца являлось всего лишь «дать Банкеру возможность вести шоу».

Банкеру на тот момент было 72 года. Свою карьеру он начинал в бизнесе, в том числе занимая высшие посты в сахарной компании «Нэшнл Шугар Корпорейшн». С 1951 года Банкер работал на дипломатической службе – послом США в Аргентине, Италии и Индии. С 1964 года он представлял интересы США в ОАГ.

В помощь Банкеру были приданы пять сотрудников госдепартамента, включая Шлодемана, который работал еще с миссией Банди. Однако мандат у Банкера был совсем иной.

Еще 2 июня в 17:00 Джонсон опять собрал очередное совещание по доминиканскому вопросу, на сей раз с участием Банкера. Манн предупредил Банкера, что США не должны позволить «этой банде мятежников» попасть в состав будущего правительства. Нельзя также позволить «людям Боша» «разрушить вооруженные силы» (то есть следовало поберечь Имберта и его хунту). Раск говорил на совещании о необходимости отсрочить президентские выборы в Доминиканской республике как минимум на полгода, поскольку если они состоятся слишком быстро, «матерые коммунистические агитаторы выиграют кампанию». Участники совещания признали, что у США нет ясного представления о том, какого кандидата надо поддерживать и кто вообще способен выиграть выборы.

«Президент довольно детально говорил об изменении своей точки зрения в отношении решения доминиканской политической проблемы на основе варианта Боша – Гусмана. Будучи первоначально настроенным в пользу Боша, он дал понять, что сильно разочаровался в его характере, благопристойности, поведении и честности. Он сказал, что ныне убежден в том, что образование правительства Гусмана было бы катастрофой, и повторил, что у него самые серьезные дурные предчувствия в отношении Боша и его сторонников».

3 июня 1965 года Банкер вылетел в Санто-Доминго, имея указание Джонсона быстро составить «техническое» временное консервативное правительство «третьей силы» и обязательно сохранить боеспособность войск Имберта на случай продолжения борьбы против конституционалистов. 4 июня на Пуэрто-Рико Балагер встретился с Бошем и проинформировал бывшего президента о кардинальном изменении позиции США: теперь Вашингтон поддерживает в качестве будущего главы государства не Боша, а его, Балагера.

Прибыв в Санто-Доминго, Банкер в течение первых дней провел несколько раундов переговоров с различными политическими силами, включая конституционалистов. 10 июня он сообщил в телеграмме в госдепартамент, что добиться создания правительства, одинаково приемлемого для группы Боша – Кааманьо, бизнес-сообщества и Имберта, «практически невозможно». Поэтому надо образовать «техническое правительство» а затем провести выборы под контролем ОАГ, чтобы дать доминиканцам возможность самим избрать направление политического развития страны.

Банкер считал, что именно конституционалисты являются главным препятствием на пути политического урегулирования, так как не осознали еще своей военной слабости. 10 июня Банкер в очередной раз встретился с Кааманьо и доложил в Вашингтон, что позиция последнего по-прежнему остается «непримиримой». Непримиримость состояла в том, что Кааманьо опять настаивал на введении в действие конституции 1963 года и образовании правительства из «демократических личностей», то есть сторонников этой же самой конституции. К тому же Кааманьо считал, что именно конституционалисты должны назначить своего человека на пост командующего сухопутными войсками. Это было абсолютно неприемлемо для Имберта и доминиканской олигархии, а значит, и для США. Поэтому неудивительно, что Банкер с ходу отверг все предложения Кааманьо.

11 июня 1965 года Вашингтон сообщил Банкеру, что полностью согласен с его предложением об образовании временного «технического» правительства. Конституцию 1963 года в силу вводить не рекомендовалось, так как некоторые ее положения якобы были неприемлемы для отдельных слоев доминиканского общества. Группа Банди предложила временно ввести в действие отдельные положения конституции 1963 года, но другие, в том числе не устраивающие США, изъять: например, положение, которое запрещало депортацию граждан по политическим мотивам (а значит, препятствовало депортации коммунистов). Банкеру сообщили, чтобы он настоял на введении немедленного наблюдения за членами двух марксистско-ленинских партий: НСП и ДНД, а также за левым крылом «движения 14 июня». В дальнейшем наиболее активные члены этих партий должны были быть арестованы и высланы из страны.

Выборы в Доминиканской республике в Вашингтоне думали проводить уже в 1966 году. В телеграмме Банкеру от 11 июня также сообщалось: «Мы по-прежнему считаем, что Имберт должен уйти в отставку. Если у доминиканского военного истеблишмента есть альтернативная кандидатура, вокруг которой он мог бы объединиться, то с Имбертом можно было бы вести дела более легко». Банкер был уполномочен предложить Имберту и его семье гарантии личной безопасности.

«Мы согласны, что крайне маловероятно, что Бош и мятежный лагерь согласятся с упомянутыми выше решением (т. е. ликвидацией конституции и созданием правого „технического“ правительства. – Прим. автора). Надеемся, что как только временное правительство будет создано, некоммунистические элементы в лагере мятежников сочтут ситуацию достаточно подходящей для прекращения организованного сопротивления».

К 11 июня Банкер и американское посольство в Санто-Доминго пришли к единому мнению: будущее правительство должен возглавить Эктор Гарсия Годой, занимавший одно время при Боше пост министра иностранных дел и рассматривавшийся как кандидат на эту же должность миссией Банди по «варианту Гусмана». Годой был членом Реформистской партии Балагера, в котором американцы уже тогда видели наиболее приемлемого доминиканского президента. ЦРУ характеризовало этого политика как «разумно компетентного».

14 июня 1965 года вернувшийся из родного Техаса Джонсон обсудил предложения Банкера с Манном и Банди. Разногласия возникли лишь относительно срока проведения будущих выборов. Банкер считал возможным провести их через 6-9 месяцев. Манн и Джонсон полагали, что торопиться не следует. В конце концов, остановились на сроке не меньше шести месяцев и не больше года. Джонсон повторял, что главное – не дать доминиканцам избрать коммуниста.

На совещании было также решено, что будущее командование доминиканскими вооруженными силами должно состоять из людей хунты Имберта, по возможности, профессионалов, не слишком запятнавших себя жестокостью во время противостояния с конституционалистами.

Так как изначально было ясно, что такого рода условия означали бы фактическую капитуляцию конституционалистов, американцы решили нанести по Кааманьо сильный военный удар, чтобы сделать полковника более сговорчивым.

На берегу Осамы рядом с мостом Дуарте десантники американской 82-й дивизии соприкасались с бойцами конституционалистов, которыми руководил окрещенный ЦРУ «коммунистом» француз Андре Ривьер. Американцы постоянно пытались продвинуться вглубь территории конституционалистов, и в этом секторе регулярно вспыхивали ожесточенные перестрелки.

14 июня 1965 года конституционалисты планировали провести большой митинг в честь героев высадки 14 июня 1959-го. Американцы и хунта Имберта решили этому помешать. Тем не менее этот день прошел спокойно: американские войска только готовились к нападению. Утром 15 июня генерал Палмер сообщил в Вашингтон, что конституционалисты в 7:50 атаковали части 82-й дивизии с применением пулеметов и минометов и даже слезоточивого газа. На самом деле это была чистой воды ложь. Американцам хватило в качестве предлога для нарушения соглашения о прекращении огня некого снайперского огня со стороны позиций конституционалистов (огонь этот открыли, как выяснилось позднее, не более 30 человек).

Следует отметить, что перестрелки в районе электростанции, которую захватила 82-я дивизия, постоянно вспыхивали и раньше, когда американцы пытались очистить от конституционалистов один-два квартала по соседству с электростанцией. Но на этот раз США использовали очередной инцидент для того, чтобы разгромить основные силы Кааманьо и тем самым принудить его к согласию с планом Банкера.

В соответствии с разработанными еще в мае планами по полной ликвидации зоны конституционалистов 82-я дивизия начала планомерное наступление вглубь центральной части города. Американцы применяли минометы, базуки и безоткатные 106-миллиметровые орудия. Целые дома были превращены в руины. Шесть залпов из миномета были прицельно сделаны по штаб-квартире Кааманьо, что вызвало панику в центральных кварталах Санто-Доминго.

Кааманьо не осталось ничего другого, как бросить навстречу американцам свои лучшие части, включая имевшиеся у конституционалистов четыре танка. Американцам только этого и надо было. Ведь целью провокации был именно разгром лучших боевых частей конституционалистов.

Командующий 82-й дивизией генерал Йорк решил воспользоваться ситуацией и полностью ликвидировать зону конституционалистов. Он был убежден, что на это уйдет не более получаса и потери будут минимальными: Кааманьо не мог ничего противопоставить огневой мощи американцев. Однако цель операции, по замыслу Палмера и Банкера, состояла все же в том, чтобы значительно ослабить конституционалистов и заставить их согласиться на создание правого «технического» правительства и отмену конституции 1963 года. Если бы США своими силами ликвидировали одну из сторон доминиканского конфликта, то на мировой арене они столкнулись бы с волной ожесточенной критики. Этого Джонсон решительно не желал.

Поэтому 15 июня во второй половине дня (американское наступление началось примерно в 11 часов) Палмер лично прибыл на командный пункт Йорка и приказал ему остановить продвижение вглубь зоны конституционалистов. Йорк, человек крайне правых взглядов, демонстративно сохранивший свой командный пункт в Сан-Исидро, был убежден, что политики в Вашингтоне совершают стратегическую ошибку. Он полагал, что надо немедленно добить Кааманьо. Тем не менее комдив был вынужден подчиниться Палмеру, и десантники стали огораживать захваченную территорию колючей проволокой и мешками с песком.

На следующий день американцы провели в занятых кварталах повальные облавы и допросили примерно 500 человек, заподозренных в принадлежности к боевым силам конституционалистов. Всего за один день боев были убиты 99 конституционалистов, 100 ранены, 150 взяты в плен. Потери американцев составили пять человек убитыми и 23 ранеными. Были ранены также пять бразильцев. Палмер с удовлетворением отмечал, что бразильцы показали себя в бою хорошо и даже израсходовали больше боеприпасов, чем американцы.

Корреспондент газеты «Нью-Йорк Таймс» Хуан де Онис сообщал с места ожесточенных боев: «В результате усиленного обстрела позиций повстанцев оказалось так много жертв, что морги, больницы и кладбища заполнили толпы оплакивающих их родственников». СМИ оценивали количество убитых доминиканцев в 265 человек, раненых – 67.

Это была последняя крупная боевая акция американских войск в Доминиканской республике. (Всего за время своей интервенции вооруженные силы США потеряли 13 человек убитыми и 200 ранеными.) В ходе этого сражения выяснилось, что устаревшие винтовки «маузер» калибра 7 мм, которые использовали конституционалисты, лучше, чем только что поступившие на вооружение американской армии автоматические винтовки М-16. У «маузеров» была большая дальность поражения, и их пули за счет более крупного калибра легко пробивали деревянные и даже бетонные стены домов в уличных боях. М-16, напротив, часто заедали.

События 15 июня сильно деморализовали конституционалистов. Их лучшие боевые силы были разбиты американцами. Стало понятно, что в результате любого следующего спровоцированного США инцидента вся зона конституционалистов может быть довольно быстро ликвидирована силами интервентов, имевших подавляющее численное и огневое превосходство. Палмер самодовольно заметил, что «Кааманьо хорошо усвоил преподнесенный ему урок».

18 июня Банкер, который вместе с комиссией ОАГ или единолично к тому времени провел 48 встреч с Кааманьо и 53 – с Имбертом, выступил со своим планом мирного урегулирования доминиканского конфликта (формально от имени комиссии ОАГ). Американские вертолеты разбросали 70 тысяч листовок с текстом плана по всей стране. В этот же день, чтобы у Кааманьо не оставалось никаких сомнений, американцы опять начали обстрел позиций конституционалистов из тяжелого оружия. Были разрушены несколько домов, снова погибли мирные жители.

План Банкера предусматривал создание временного правительства (имя его главы пока не называлось), проведение президентских (не ранее, чем через шесть, и не позднее, чем через девять месяцев после образования временного правительства), муниципальных и парламентских выборов, введение в действие временного конституционного акта на основе отдельных положений конституций 1962 и 1963 годов. Сторонники конституционалистов из числа гражданского населения должны были сдать оружие, а армия – вернуться в казармы. Было обещано, что всех военнослужащих, сражавшихся на стороне конституционалистов, примут в ряды вооруженных сил с сохранением воинских званий.

Банкеру приходилось спешить с выдвижением своей мирной инициативы. В доминиканской провинции ширилось движение в поддержку конституционалистов, чему в немалой степени способствовали варварские действия американцев в Санто-Доминго 15 июня. Столкновения демонстрантов с полицией прошли во втором и третьем по величине городах страны – Сантьяго и Сан-Франсиско-де-Макорисе. 21 июня 1965 года три самых крупных профцентра страны – Конфедерация христианских профсоюзов, Доминиканская конфедерация труда и Союз доминиканских трудящихся – объявили всеобщую забастовку против иностранной интервенции и в поддержку Боша и Кааманьо. Один из профсоюзных лидеров, Луис Энрике Молина на пресс-конференции заявил: «Цель забастовки – выразить национальную поддержку конституционному правительству».

Забастовка охватила ключевую отрасль страны – сахарную промышленность. Однако магазины и предприятия в оккупированной американцами зоне продолжали работать. 25 июня вспыхнули вооруженные столкновения между сторонниками конституционалистов и войсками хунты Имберта в Сан-Франсиско-де-Макорисе. Превосходство в вооружении явно было на стороне Имберта, и патриотам пришлось отступить. Но столкновения возникали и в других городах, например в местечке Рамон-Сантана примерно в 90 километрах к югу от Санто-Доминго.

23 июня 1965 года Джонсон собрал совещание по Вьетнаму и Доминиканской республике. Манн в своем анализе ситуации отметил, что план Банкера встретил поддержку в доминиканском обществе. Однако в то же время большинство доминиканцев выступают за скорейший вывод из стороны «межамериканских сил». Манн предложил, чтобы все иностранные войска были выведены в течение трех-шести месяцев после сформирования временного правительства.

Очень важно, заявил далее Манн, обеспечить избрание на пост президента «хорошего некоммуниста». «Также повстанцы хотят, чтобы люди из „Движения 14 июня“ участвовали в выборах, и будут, по всей видимости, препятствовать депортации коммунистов из страны. В-четвертых, мятежники хотят восстановить в рядах вооруженных сил тех людей, которых оттуда убрали после 1963 года (после свержения Боша. – Прим. автора). Среди них, вероятно, будут коммунисты, наряду с некоторыми старыми коррумпированными генералами. Ясно, что это неприемлемо. В-пятых, Кааманьо ничего не сказал о контроле над вооруженными силами. Мистер Манн предложил, чтобы военные сами навели порядок в своем доме».

23 июня 1965 года конституционалисты отреагировали на план Банкера, передав ему документ, где на семи страницах содержались следующие требования и положения:

– военная интервенция США характеризовалась как незаконное вмешательство во внутренние дела Доминиканской республики;

– осуждалась позиция ОАГ, задним числом одобрившей американскую интервенцию;

– межамериканские силы были должны покинуть доминиканскую территорию в течение месяца после образования временного правительства;

– гражданское население должно было сдать оружие не межамериканским силам, а временному правительству;

– военных-конституционалистов, а также тех, кто был уволен из армии после сентябрьского переворота 1963 года, следовало восстановить в должностях и званиях;

– «институционный акт» (так в плане Банкера именовался гибрид из конституций 1962 и 1963 годов) должен был быть ратифицирован действующим парламентом.

Ответ конституционалистов открывал путь для быстрого урегулирования конфликта, так как они отказались от своего основного требования – полного восстановления конституции 1963 года.

Американцы надавили на Имберта, и в тот же день 23 июня его хунта представила документ из четырех страниц, также являвшийся реакцией на план Банкера. Имберт настаивал на следующих требованиях:

– проведение выборов через девять месяцев, причем ОАГ имеет право их отсрочить (хунта явно опасалась торжества на выборах конституционалистов);

– вывод межамериканских сил сразу после одобрения плана мирного урегулирования (Имберт теперь уже не сомневался в своем военном превосходстве над Кааманьо);

– исключение из общей амнистии всем участникам вооруженного конфликта людей, совершивших уголовные преступления, не связанные с боевыми действиями (Имберт считал всех гражданских сторонников Кааманьо обычными уголовниками и намеревался с ними расправиться);

– восстановление в рядах вооруженных сил лишь тех военных, которые не нарушили военного законодательства (офицеры и солдаты Кааманьо тогда считались бы мятежниками и восстановлению в армии не подлежали бы);

– передача сданного ОАГ оружия доминиканским вооруженным силам (то есть войскам Имберта) в течение 15 суток после его сдачи;

– «желательно», чтобы все коммунисты покинули страну;

– хунта одобряла концепцию «институционного акта», который должен был стать основой новой конституции и вступить в силу до вступления в должность избранного на выборах правительства;

– предоставление «правительству» Имберта права осуществлять полицейские функции в Санто-Доминго в целях скорейшего возвращения города к «нормальной жизни».

Заняв заведомо неприемлемую для конституционалистов позицию, Имберт еще и зарезервировал за собой право выдвигать новые изменения и дополнения к плану Банкера.

На встрече с Банкером Имберт особенно настаивал на том, чтобы новая конституция Доминиканской республики была утверждена до президентских и парламентских выборов. Он не скрывал, что требует этого потому, что опасается победы на выборах сторонников Боша и Кааманьо, которые в таком случае добьются принятия более радикального основного закона страны.

«Посол Банкер заговорил первым, подчеркнув уважение США к Имберту как доминиканскому патриоту, который уже дважды сыграл видную роль в кризисные моменты, чтобы спасти страну, первый раз против Трухильо, второй раз – против коммунистической угрозы. Он (Имберт) всегда будет заслуживать благодарности своего народа за эти действия, и США всегда будут его за это уважать. Но сейчас ему придется пойти на новые жертвы, а именно – добровольно отказаться от поста главы правительства национальной реконструкции и освободить дорогу для более представительного временного правительства, которое могло бы исправить серьезные недостатки доминиканского общества и привести страну к выборам. Такой жест с его стороны в это время был бы актом высочайшего патриотизма и навеки запечатлел бы его имя в доминиканской истории».

Имберт понял, что оказался очередным «американским сукиным сыном», чье время уже истекло.

«Имберт был явно поражен таким подходом, но быстро пришел в себя и стал подчеркивать свои собственные патриотические мотивы. Он принял власть по двум причинам, и только по двум; во-первых, из-за любви к родине, во-вторых, потому что Соединенные Штаты, страна, которой он давно восхищался превыше всего на свете, попросила его взять на себя эту миссию; он „ненавидит“ политиков, которые не принесли стране ничего, кроме нищеты, и видит в девятимесячном периоде до выборов возможность очистить дом и начать реальную борьбу с коррупцией, имеющей столь обессиливающее влияние в этой стране. Его искренним собственным желанием является, подчеркнул он, создание реального демократического правительства».

Однако никакой патриотизм и служение родине не могли заставить Имберта отказаться от власти. 27 июня 1965 года Банкер сообщал, что именно из-за Имберта пока не удалось создать временное правительство.

«Основной трудностью, с которой мы сейчас сталкиваемся, является позиция Имберта и его сторонников в правительстве национальной реконструкции. Он чувствует, что на карту поставлена его гордость, и боится стать объектом насмешек, если уйдет в отставку, так как каждый знает, что именно мы попросили его занять нынешнюю должность. Воззвания к разуму и патриотизму пока не дали никаких результатов…»

Причем Банкер отмечал, что Имберта поддерживают в его непримиримой позиции и некоторые представители американских СМИ в Доминиканской республике, которые, как и сам Имберт, предпочитают военное решение доминиканского кризиса, то есть полный разгром конституционалистов. Банкер критиковал и неуступчивость реакционных генералов вроде Вессина и де лос Сантоса, но одновременно отмечал, что США должны опираться на доминиканских военных и поэтому не допускать радикальных перемен в военном командовании.

Чтобы подсластить Имберту горькую пилюлю, Банкер предложил наградить его орденом Почетного легиона и организовать встречу диктатора с президентом Джонсоном – хозяин Белого дома должен был сделать специальное заявление, полное похвал Имберту за его «патриотическую роль» в борьбе с коммунизмом.

Помимо пряника американцы были готовы использовать и кнут. Банкер отмечал, что вся хунта Имберта держится только благодаря финансовой поддержке США. Поэтому если «Имберт и компания» вздумают и дальше играть в самостоятельность, достаточно будет прекратить выплачивать жалованье правительству хунты и ее вооруженным силам.

Что касается конституционалистов, Банкер не считал их, в отличие от Имберта, главной помехой на пути мирного урегулирования. Но Кааманьо продолжал решительно отказываться от депортации коммунистов и настаивал на легализации «Движения 14 июня» (что почему-то теперь было неприемлемо для США). К неудовольствию Банкера, конституционалисты требовали неукоснительного соблюдения прав и свобод человека, в том числе и в отношении коммунистов. Не нравилось Банкеру и предложение об одобрении конституционного акта парламентом страны. Однако в целом американцы считали, что конституционалисты ослаблены недавним поражением от 82-й дивизии и готовы пойти на предложенный Банкером вариант урегулирования. Больше всего, по оценкам Банкера, сторонники конституционалистов боятся репрессий после того, как сдадут оружие.

8 июля 1965 года руководство конституционалистов собралось на совещание, чтобы определить свое отношение к плану Банкера. Кааманьо и его друзья-офицеры заняли нейтральную позицию. Пенья Гомес от имени ДРП и Боша призывал принять план Банкера, так как в противном случае американцы могут быстро ликвидировать конституционалистов военным путем. Аристи и Кури высказались против плана Банкера, так как он не предусматривал восстановления конституции 1963 года, что было главной целью апрельской революции 1965 года. Но и Аристи был вынужден признать, что никаких перспектив военной победы у конституционалистов нет. В конечном итоге четырьмя голосами против двух было решено согласиться с планом Банкера.

Весь август Кааманьо и его соратники настаивали на удалении из вооруженных сил реакционных генералов, прежде всего Вессин-и-Вессина и де лос Сантоса. Банкер считал, что этот вопрос надо оставить на усмотрение временного президента. Сам Годой был согласен с конституционалистами, так как больше всего боялся военного переворота со стороны группы Вессина – Имберта, а не мифических коммунистов.

Имберт в это же самое время (июль – август) продолжал строить из себя обиженного и даже угрожал распустить свое «правительство» и передать власть военным, что означало бы всего лишь смену вывески. Однако 21 июля 1965 года Банкер просто пригрозил Имберту немедленно прекратить финансовую помощь его хунте и отлучить доминиканские вооруженные силы от программ содействия со стороны США. После этого «патриот» Имберт немедленно сдался, и 31 августа 1965 года был подписан «акт примирения», основанный главным образом на плане Банкера. В этот же день был ратифицирован «интситуционный акт».

3 сентября 1965 года Эктор Гарсия Годой был приведен к присяге в качестве временного президента Доминиканской республики. Президентские выборы были назначены на 1 июня 1966 года. США признали правительство Годоя 4 сентября и обещали ему помощь в размере 20 миллионов долларов.

4 сентября 1965 года Кааманьо выступил на массовом митинге в столице и заявил: «Интервенция нарушила победоносный ход революции, и мы вынуждены были пойти на переговоры, чтобы сохранить часть сокровища, которое мы начали создавать; мы не смогли победить с оружием в руках, но мы отступили не из страха. Мы не смогли одержать победу, но мы не были побеждены».

После образования правительства Годоя главным для США было не допустить победы на президентских выборах левого кандидата, например Боша. Американцы решили организовать в стране мощную кампанию запугивания и прямого террора всех сторонников конституционалистов, используя для этого уже изрядно набивший оскомину антикоммунистический жупел. Еще 3 августа 1965 года (то есть за месяц до прихода к власти Годоя) Банкеру и Беннет передали в госдепартамент проект меморандума о борьбе с коммунизмом, с которым новый временный президент должен был согласиться Годой.

«1. Временное правительство будет антикоммунистическим и будет тесно сотрудничать с ОАГ и правительством США в борьбе с коммунизмом на основе несовместимости доктрины коммунизма с представительной демократией. Временное правительство будет использовать все имеющиеся в его распоряжении полномочия и ресурсы для противодействия росту и ликвидации влияния коммунизма и кастро-коммунизма в Доминиканской республике.

2. Ни один коммунист, кастроит или кастро-коммунист не будет занимать важных постов во временном правительстве. Если возникнет сомнение относительно любого человека, которого рассматриваемого в качестве кандидата на важный пост, США предоставят конфиденциальную информацию, на основе которой временный президент сможет принять свое собственное решение.

3. Национальный департамент расследований получит полномочия по организации и координации всех мер по борьбе с подрывной деятельностью, включая сбор информации и оперативные меры. На пост главы департамента после соответствующих консультаций с ОАГ и правительством США будет отобран самый лучший из имеющихся в наличии человек. Назначения в департаменте будут производиться только на основе достоинств того или иного кандидата; использование таких назначений для политического фаворитизма не должно допускаться.

4. Соответствующие ведомства правительства Соединенных Штатов будут оказывать содействие департаменту в подготовке персонала. Будет оказана помощь в создании адекватной системы связи для полиции, равно как и в других технических областях, если это потребуется.

5. Важная информация о подрывной деятельности будет предоставляться напрямую временному президенту послом Соединенных Штатов или назначенным им представителем. Временный президент даст указание как самому директору Национального департамента расследований, так и его сотрудникам быть в распоряжении представителей ведомств правительства Соединенных Штатов для целей обмена информацией. Эти ведомства будут предоставлять сведения о личностях, местонахождении и деятельности коммунистов и других подрывных элементов. Временный президент гарантирует, что будут предприняты необходимые действия, если предоставленная информация свидетельствует о том, что есть угроза для его правительства, доминиканской нации или дружественных правительств.

6. Национальный департамент расследований гарантирует, что коммунисты, кастроиты и сторонники кастро-коммунистов будут находиться под пристальным наблюдением. Те из них, кто нарушит закон, будут немедленно арестованы и осуждены.

7. Временному президенту будет предоставлен список доминиканских коммунистов и кастроитов, которые нелегально проникли в страну (интересно, как могли нелегально проникнуть в собственную страну доминиканские граждане? – Прим. автора) после прохождения обучения в коммунистических странах. Сразу же после вступления в должность временный президент отдаст приказ об аресте этих лиц в соответствии с действующим законом, запрещающим использование поддельных удостоверений личности.

8. После вступления в должность временный президент издаст декрет (или предложит его на утверждение кабинета, если этого потребует институционный акт), учреждающий суровые меры наказания за незаконное владение оружием. Если временный президент пожелает, ОАГ окажет ему содействие в разработке данного закона. Главный приоритет при применении закона будет отдан борьбе против коммунистов и других подрывных элементов, которые имеют незарегистрированное оружие.

9. В течение тридцати дней после вступления в должность временный президент издаст декрет о порядке применения статьи 27 институционного акта…

11. Временный президент и посол Соединенных Штатов будут периодически рассматривать соблюдение положений данного меморандума. Любые изменения и дополнения будут производиться по итогам этих консультаций».

Годой тайно согласился с меморандумом в день своего вступления в должность.

Было ясно, что такой меморандум дает властям неограниченные полномочия в борьбе с любой оппозицией. Но ни Имберту, ни Годою никаких специальных меморандумов и не требовалось. И до, и после вступления в должность Годоя армия и полиция зверски расправлялись с любым, кого подозревали в малейших симпатиях к конституционалистам. В этом случае для ареста и расстрела без суда было достаточно огульного обвинения человека в том, что он является коммунистом или «кастроитом».

Уже в августе 1965 года в созданной хунтой Имберта тюрьме «Ла Виктория» в пригороде Санто-Доминго и других застенках (в том числе и на островах Саона и Бата) содержались около 750 политических заключенных. И это лишь данные, которыми располагала ОАГ. Сотни расстрелянных просто числились пропавшими без вести. Даже ОАГ была вынуждена признать убийство по политическим мотивам 45 активистов различных левых организаций. Всего в комиссию ОАГ по правам человека, которая работала в Доминиканской республике, к моменту приведения Годоя к присяге поступили данные на 1500 человек, содержавшихся в заключении по политическим мотивам. Таже комиссия зафиксировала 200 случаев политических убийств, пыток, избиений и «исчезновений».

На начало августа 1965 года комиссия ОАГ выявила 124 «исчезнувших». Еще 165 «неопознанных» лиц были обнаружены на двух кладбищах. Комиссия ОАГ в своем отчете признала, что именно хунта Имберта мешала ее работе, препятствуя инспекции тюрем. Почти все политические заключенные находились в застенках «правительства национальной реконструкции». Естественно, это были активисты левых партий или просто люди, поддерживающие конституционалистов.

В главной тюрьме хунты Имберта «Ла Виктория» содержалось, по данным комиссии ОАГ, 350 гражданских и 132 военных политических заключенных, на базе в Сан-Исидро – 80 человек, в полицейской тюрьме – 50, в других провинциях Доминиканской республики – 90 (при этом в провинциальные тюрьмы комиссию ОАГ не допустили, и она пользовалась здесь оценками). Например, только в небольшом городе Ла-Вега комиссия ОАГ обнаружила 5 июня 1965 года 133 политических заключенных, которые жаловались на пытки и избиения. Во втором по величине городе страны Сантьяго были найдены 164 политических заключенных.

В зоне конституционалистов была всего одна тюрьма – крепость Осама, где содержались под стражей 140 военных и 30 гражданских лиц.

Однако главными противниками мирного процесса в Доминиканской республике были отнюдь не левые и уж тем более не малочисленные коммунисты.

13 августа 1965 года американская разведка следующим образом оценила перспективы развертывания в Доминиканской республике левого повстанческого движения:

«Прокитайское коммунистическое Доминиканское народное движение (ДНД), вероятно, начнет террористическую деятельность в районе Санто-Доминго и партизанское движение в зачаточной форме в одном или нескольких пунктах внутри страны. Прокастровская политическая группа „14 июня“ расколота по вопросу о том, стоит ли начинать серьезное партизанское движение во внутренних районах страны, но она лучше подготовлена и имеет больше возможностей для такого рода повстанческой деятельности, чем ДНД. Так как у связанных с коммунистами групп в Доминиканской республике нет поддержки народа, доминиканские вооруженные силы и полиция, по всей вероятности, могут серьезно ограничить такого рода деятельность до той степени, при которой она не будет представлять собой серьезной угрозы. Однако если суровые репрессивные меры будут проводиться неизбирательно и если экономическая ситуация не улучшится, левые экстремисты могут получить поддержку некоммунистических групп, достаточную для того, чтобы представлять угрозу для временного правительства».

Обращает на себя внимание то, что американские спецслужбы даже не рассматривали возможности незаконной подрывной деятельности со стороны настоящей компартии – Народно-социалистической (переименованной в Коммунистическую 8 августа 1965 года).

Годою пришлось столкнуться с оппозицией реакционных генералов практически сразу же после вступления в должность. Через два дня после принесения присяги он попытался закрыть радиостанцию военной базы в Сан-Исидро, которая не только передавала патологические антикоммунистические комментарии, но и резко критиковала временное правительство за якобы мягкое отношение к все тем же коммунистам. Однако Вессин-и-Вессин немедленно мобилизовал ударные части CEFA и заявил, что не допустит отключения радиостанции. 9 сентября танки Вессина опять начали движение в сторону Санто-Доминго, приближаясь к мосту Дуарте.

Американцам пришлось вмешаться, так как Вессин-и-Вессин ставил под вопрос только что достигнутое на условиях США мирное урегулирование. Батальон войск США из состава межамериканских сил перекрыл Вессину дорогу на столицу. Американские десантники доставили Вессина под конвоем на аэродром Сан-Исидро и отправили генерала во Флориду, где он стал генеральным консулом Доминиканской республики. Вессин-и-Вессин патетически заявил, что его заставили покинуть любимую родину под угрозой наставленных на него «американских штыков». На самом деле сопровождавшие его офицеры были вооружены только пистолетами.

Американцы активно передавали доминиканской армии и полиции снаряжение и боеприпасы, а также в течение трех недель проводили специальные тренировки доминиканского усиленного батальона для борьбы против партизан (эти курсы заняли 6000 человеко-часов).

США пришлось выступить против реакционных военных потому, что американцы опасались роста революционных настроений. Особенно сильно напугала посла Беннета объявленная 4 ноября левой партией ДНД забастовка протеста (истинными инициаторами которой он, естественно, считал коммунистов). Беннет с удовлетворением отмечал, что против забастовки высказался Бош, а генеральный секретарь ДРП за ланчем доверительно сообщил послу США, что всем организациям партии даны указания усилить борьбу против коммунистов в профсоюзах. Американцы активно давили на Гарсию Годоя, чтобы он выслал Кааманьо из страны. Взамен они обещали выделить доминиканскому правительству 50 миллионов долларов для стабилизации финансового положения страны в 1966 году.

В конце октября Годой попросил американцев помочь вытеснить силы конституционалиство из центра города, так как сделать это самостоятельно доминиканская полиция не могла. 25 октября 1965 года 1-я бригада 82-й воздушно-десантной дивизии, усиленная двумя батальонами 2-й бригады, начала «зачистку» «нового города». С запада центр города блокировали латиноамериканцы из состава межамериканских сил. Конституционалисты сопротивления не оказали, и межамериканские силы доставили Кааманьо и его соратников в военный лагерь «27 февраля». 1 ноября 1-я бригада ушла из «нового города», оставив небольшие части для охраны электростанции и моста Дуарте.

27 октября 1965 года ЦРУ следующим образом оценивало обстановку в Доминиканской республике:

«Доминиканская республика находится в состоянии прерванной революции, и перед временным правительством во главе с Гарсией Годоем в конечном итоге стоит задача примирить непримиримое. Если будет казаться, что оно (правительство) настроено в пользу дела мятежников, возникнет риск вмешательства вооруженных сил; если оно будет клониться в другую сторону, появится риск новой вспышки насилия со стороны мятежников. Базовой политической тенденцией в Доминиканской республике является сдвиг влево, что повышает шансы кандидата левее центра, если выборы состоятся по плану. Если такой кандидат победит, то его правительство, по всей видимости, будет антиамериканским и находящимся под влиянием коммунистов. Военные, скорее всего, захватят власть, чтобы не допустить такого режима, однако военный переворот заставит значительные элементы левых сил прибегнуть к систематическому терроризму и партизанским действиям».

Что касается прогноза результата грядущих президентских выборов, ЦРУ считало наиболее вероятным единым кандидатом правых Балагера и справедливо предрекало, что коммунисты не выдвинут собственного кандидата, а поддержат либо Боша, либо Кааманьо, если последний решит баллотироваться. «Некоторые наблюдатели считают, что Балагер выиграет при таком раскладе против любого возможного канддата ДРП. Они утверждают, что почти вся былая магия Боша исчезла – в частности, потому, что он не смог вернуться в Доминиканскую республику, когда в стране шла вооруженная борьба. Они не рассматривают всерьез кандидатуру Кааманьо, так как он политически недостаточно опытен. Они отмечают, что Балагер по-прежнему пользуется большим уважением и имеет солидный престиж, и предсказывают, что доминиканцы проголосуют за него как за человека, который может вернуть порядок и спокойствие».

Однако американская разведка в такой прогноз не верила, в том числе и потому, что, по оценке ЦРУ, ряды доминиканского электората пополнили много молодых граждан, тяготеющих к левым. «Мы считаем, что многие будут голосовать за „кандидата революции“, потому что они считаю это движение своей единственной надеждой на быстрое улучшение условий жизни. Обещание ДРП и лидеров революции, их решимость вернуть конституцию Боша 1963 года, с ее положениями об аграрной реформе и другими мерами по улучшению доли народных масс, дает (левым) мощный начальный импульс для предвыборной кампании. Националистические чувства против американской интервенции также, вероятно, пойдут на пользу левым партиям. В целом мы полагаем, что кандидат левых сил будет иметь более значительные шансы на выборах».

В этом случае ЦРУ предсказывало военный переворот, который может произойти даже до голосования, если военные посчитают, что победа левого кандидата неминуема.

3 ноября 1965 года группа Банди обсудила доминиканский вопрос (с участием Манна, Банкера, Бона, Вэнса и представителя ЦРУ). Было с удовлетворением констатировано, что взятие зоны конституционалистов под контроль межамериканских сил прошло успешно. Правда, командующий силами бразильский генерал Алвим «представляет собой проблему», так как, по словам Банкера, «для него каждый – коммунист». Межамериканские силы активно проводили поиски оружия в домах, но 15 ноября 1965 года Банкер признал в меморандуме на имя Джонсона, что эти меры не дали особых результатов.

Интеграция военных-конституционалистов в вооруженные силы так и не осуществилась, но это американцев и не заботило. Междведомственная группа полагала, что, прежде всего, необходимо надежно блокировать лагерь, в котором содержатся конституционалисты (базу «27 февраля»), как «потенциальный источник неприятностей». Манн поднял тему предстоящих выборов и сообщил, что донесения ЦРУ и ФБР из Санто-Доминго говорят о том, что левые могут выиграть выборы. «Он выразил мнение, что если появится вероятность вхождения известных левых в правительство путем выборов, нам надо предпринять шаги, чтобы отложить выборы…» Банкер сказал, что пока еще рано думать о переносе голосования. Он оценил Гарсию Годоя как человека, «слишком хорошего для президента», и заметил, что ни один из популярных политиков в его кабинет входить не захотел, чтобы «не убивать себя».

Представитель ЦРУ подал список левых деятелей, которых необходимо срочно убрать с занимаемых ими должностей, особенно в судах. Банкер жаловался на папского нунция и представителя ООН, которые «являются проблемой».

Между тем Банкер сообщил президенту США из Санто-Доминго 15 ноября в упомянутом выше меморандуме, что правые военные по-прежнему плетут заговоры против временного правительства. Годою пришлось пообещать военным, что он не будет проводить кадровых перестановок в вооруженных силах без консультаций с генералитетом.

20 ноября 1965 года Беннет писал Манну, что проведенный посольством США опрос жителей Доминиканской республики показал, что в сотношении шесть к одному они поддерживают военную интервенцию США. В самих США направление американских войск в Доминиканскую республику приветствовали 84 % опрошенных. Что касается предстоящих выборов, то «люди в целом считают Балагера одним из них, честным, стабильным и постоянным, а также человеком, который установил контроль над ценами на продукты первой необходимости. Боша рассматривают как непредсказуемого и нестабильного политика, человека, который говорит одно в один день и совсем другое – на другой день, лидера, который „оставил народ в беде“».

В соответствии с актом национального примирения до 1 марта 1966 года в Доминиканской республике не должна была проходить предвыборная кампания – населению следовало «охладить пыл» и прийти в себя после гражданской войны. Однако реакционные генералы отнюдь не считали это время передышкой. Несмотря на депортацию Вессин-и-Вессина, на улицах Санто-Доминго и других крупных городов практически каждую ночь гремели выстрелы, а утром на улицах обычно находили выставленные на всеобщее обозрение трупы активистов левых партий и профсоюзов.

Всего до конца 1965 года от рук убийц пали более 100 левых политических деятелей и просто сторонников демократии, в том числе новый губернатор провинции Вальверде и временный председатель Доминиканской революционной партии Абреу-Арельо.

В ночь с 21 на 22 ноября 1965 года вспыхнули столкновения между сторонниками конституционалистов и войсками в Сантьяго и Бараоне. Конституционалисты захватили местные радиостанции и объявили об образовании нового доминиканского правительства. Годой немедленно попросил американцев о помощи, и на север была направлена рота 508-го полка, которая помогла армии и полиции подавить восстание.

В своем анализе положения в Доминиканской республике от 11 декабря 1965 года американская разведка констатировала, что после бескровного вывода сил конституционалистов из центра Санто-Доминго появились шансы, что Годой продержится до выборов. Правда, временное правительство, по оценке ЦРУ, все равно не пользовалось никакой поддержкой народа и полностью зависело от межамериканских сил. «Коммунисты укрепили свое влияние – особенно среди рабочих и студентов – и, вероятно, будет сложно отбросить их на прежние позиции. Та же вражда, которая разорвала страну на части в апреле 1965 года, остается – усиленная самим восстанием, но в настоящее время немного поутихшая». В октябре доминиканские военные, возмущенные медленными темпами разоружения конституционалистов и некими уступками Годоя левым силам, были на грани осуществления переворота.

С тех пор, отмечало ЦРУ, положение Годоя укрепилось, хотя и не в результате его собственных усилий. Напротив, дело было в том, что левым силам не удалось создать единый политический фронт. В то время как коммунисты призывали к активной борьбе против временного правительства и организовывали забастовочное движение, умеренные левые силы (то есть Бош) выбрали путь сотрудничества с Годоем. Решительные действия межамериканских сил против Кааманьо в октябре и подавление восстания в Сантьяго в ноябре оказали решающее влияние на консолидацию власти временного правительства.

ЦРУ с удовлетворением отмечало, что Годой назначил двух ключевых чиновников (директора департамента расследований и директора департамента специальных операций полиции) в аппарат сил безопасности по рекомендации США. Департамент расследований уже начал проверку политической благонадежности 1500 государственных служащих, которых подозревали в «экстремизме».

Доминиканские военные стали относиться к Годою лучше после того, как он с помощью межамериканских сил убрал из Санто-Доминго Кааманьо.

ЦРУ сообщало, что условия жизни доминиканцев нисколько не улучшаются, несмотря на нормализацию обстановки в столице. «Население в Санто-Доминго, тем не менее, кажется беспокойным и не имеет четкого руководства. Безработица и неполная занятость высоки». В целом работы не имели около трети граждан страны.

11 декабря 1965 года Годой наконец объявил о том, что все части конституционалистов будут интегрированы в вооруженные силы (именно это и предусматривал план Банкера). Всего к апрельскому восстанию присоединились примерно 1500 военнослужащих, однако к концу года в распоряжении Кааманьо остались не более 700 солдат и офицеров – многие, опасаясь за свою жизнь, предпочли стать гражданскими лицами и затеряться в стране.

Реакционные генералы решили «интегрировать» Кааманьо своим способом.

19 декабря 1965 года в Сантьяго собрались примерно 300 лидеров конституционалистов во главе с Кааманьо для торжественного богослужения в память об убитом американцами при штурме Национального дворца полковнике Рафаэле Томасе Домингес. Около ста конституционалистов были вооружены – как оказалось, не зря. Годой предупреждал Кааманьо, что богослужение может быть использовано реакционным военным командованием для организации провокации.

Еще во время траурной церемонии на кладбище ее участники подверглись обстрелу армии и полиции. Но настоящее сражение развернулось позднее в фешенебельном отеле «Матум». Отель окружили 350 солдат из ударных частей Вессин-и-Вессина, прибывшие из Сан-Исидро в сопровождении четырех танков. Утром 19 декабря начался штурм отеля, который продолжался восемь часов. Несмотря на явное превосходство нападавших в вооружении, конституционалисты смогли удержать отель и тем самым спасти свои жизни. Первым же выстрелом из танка (танки били прямой наводкой) был убит один из лидеров восстания 24 апреля полковник Мора Фернандес, начальник штаба вооруженных сил конституционалистов, который рассматривался на пост командующего сухопутными войсками по «варианту Гусмана». Всего в отель попало около 700 пулеметных залпов.

Бой закончился только под вечер – нападавшие потеряли 46 человек убитыми и 32 ранеными.

Межамериканские силы, которые должны были обеспечивать выполнение «акта национального примирения», явно не спешили на помощь к Кааманьо, видимо, давая людям Вессина – Имберта возможность завершить дело. При этом в отеле «Матум» находились в момент боя генеральный консул США в Сантьяго и еще 16 американцев. Однако мужественное сопротивление конституционалистов сорвало планы реакционной военщины. Американские солдаты (примерно рота) прибыли к отелю «Матум» только в 17:30. Конституционалистов отвезли обратно в Санто-Доминго на вертолетах.

22 декабря американская разведка в очередном анализе положения в Доминиканской республике констатировала, что события в Сантьяго отбросили назад все усилия по примирению в обществе и эта «грустная» перспектива вряд ли изменится в ближайшие месяцы. ЦРУ не могло установить, кто первым начал бой в Сантьяго 19 декабря, «то есть, кто выстрелил первым». Да это было и не важно: все равно ненависть между «мятежниками» и доминиканскими военными разгорелась с новой силой. «Мятежники будут с еще большей, чем когда бы то ни было, неохотой избавляться от своего оружия и вряд ли захотят быстро расформировать свой все еще солидный опорный пункт на базе „27 февраля“ или отдать себя на милость своих бывших товарищей по оружию, согласившись на интеграцию (в вооруженные силы). Они будут призывать – и, вероятно, с определенным успехом – других левых элементов присоединиться к ним в их требовании замены высшего военного командования…»

По прогнозам ЦРУ, доминиканские военные, сблизившиеся было с Годоем, после событий в Сантьяго станут рассматривать любые попытки перестановок в высшем офицерском корпусе как уступку конституционалистам, и это может толкнуть генералов на очередной переворот.

На выборах же военные вряд ли допустят победу какого-либо кандидата, проявивишего симпатию к конституционалистам. «Если Бош или другой кандидат ДРП станет победителем, то военные вряд ли допустят его на президентский пост. Если победителем станет Балагер, то шансы на возврат к стабильности немногим лучше. Некоторые левые элементы, вероятно, примирятся с его правлением, но более экстремистски настроенные группы не согласятся с его избранием и, наверное, перейдут к партизанской борьбе».

Из этого следовала, по мнению ЦРУ, необходимость длительного нахождения на острове межамериканских сил. Однако в их нынешнем составе (то есть при доминировании США) эти силы вызывают недовольство населения. Поэтому стоит подумать над будущим наращиванием их латиноамериканского компонента.

Годой не мог просто проигнорировать события в Сантьяго, тем более что по всей стране прокатились демонстрации протеста, а в некоторых районах Санто-Доминго даже возникли баррикады. Профсоюзы объявили всеобщую забастовку протеста.

Временный президент встретился с Беннетом (он был, как отметил американский посол, в очень дурном настроении) и сказал, что просто вынужден заменить командование вооруженными силами. Армия действует совершенно самостоятельно, не выполняет его распоряжений, и если не навести там элементарный порядок, временное правительство рухнет. Годой прямо заявил Беннету, что армия покрывает политических террористов, как из своих рядов, так и извне. Балагер якобы поддерживает его, Годоя, решительный настрой (хотя Беннет отметил в своем отчете в госдепартамент, что у него есть и прямо противоположная информация на сей счет).

Посол США опасался, что Годой действует под нажимом Боша и «левых экстремистов». Но временный президент заверил, что хочет убрать не только командующих родами войск, но и военных лидеров конституционалистов, что самым решительным образом ослабит позиции Боша. Беннет и сам знал, что Бош готов «разменять» Кааманьо и его соратников на командующих родами войск, убрав и тех и других из страны. Тем не менее Беннет рекомендовал Годою не торопиться с перестановками в военном командовании и продолжать «постепенный» курс, как если бы событий в Сантьяго 19 декабря вообще не было. Но Годой проявил твердость, заявив, что уже принял решение.

Однако 6 января Годой по просьбе американцев встретился с министром обороны Риверой Каминеро и в «последний раз» потребовал от него выполнять все распоряжения правительства. Как сообщал в Вашингтон Беннет, «ответом Каминеро было резкое „нет“». Министр сказал, что даже если бы он сам решил сотрудничать с Годоем, то остальные высшие офицеры просто не дали бы ему этого сделать. «Ривера предупредил, что если президент сменит хотя бы одного командующего родом войск, то вооруженные силы начнут действовать по всей стране и „в живых не останется ни один коммунист“». Мол, у военного командования нет иной альтернативы, чем оставться на своих постах как минимум до выборов.

Если бы Годой согласился с требовнаием Риверы Каминеро, он фактически перестал бы быть президентом. Многие члены кабинета министров, включая генерального прокурора, угрожали в этом случае подать в отставку. Поэтому Годой, проинформировав Беннета о беседе с министром обороны, решил действовать.

7 января 1966 года временный президент потребовал, чтобы наиболее реакционные генералы: Хасинто Мартинес Аранья (сухопутные войска), Хуан де лос Сантос (ВВС) и адмирал Франсиско Хавьер Каминеро (ВМС, министр обороны на тот момент) немедленно покинули страну в качестве военных атташе. Соответствующий декрет Годоя был зачитан по радио.

В ответ на требование президента воинские части захватили радиостанцию Сан-Исидро и центральный телефонный узел. Танки начали выдвигаться к Национальному дворцу. Судьба Годоя висела на волоске.

Банкеру пришлось отдать межамериканским силам команду немедленно подавить попытку переворота. Генерал Алвим ответил прямым отказом. Палмер также попытался уклониться от выполнения приказа, опасаясь прямой конфронтации с доминиканскими вооруженными силами, которые еще недавно были союзниками США в борьбе с конституционалистами. Однако Банкер настоял на своем, и межамериканские силы (а именно американцы) заняли радиостанцию Сан-Исидро. Доминиканские военные никакого сопротивления своим друзьям не оказали.

Палмер демонстративно устроил банкет в честь Каминеро. Ободренные такой поддержкой, высшие офицеры доминиканских вооруженных сил 31 января в присутствии Банкера в ультимативном порядке потребовали от Годоя оставить Каминеро на своем посту.

Банкер настоял на том, чтобы Палмера отозвали из Доминиканской республики, что и произошло через несколько дней. Одновременно был отозван и Алвим. Новым командующим межамериканскими силами стал бразильский бригадный генерал Алваро де Силва Брага, а его заместителем – американский бригадный генерал Роберт Линвилл.

Однако американцы решили воспользоваться попыткой военного переворота отнюдь не для борьбы с реакционерами в генеральских мундирах. Они стали давить на Годоя, чтобы тот направил на посты военных атташе лидеров конституционалистов, прежде всего Кааманьо. 22 января 1966 года Кааманьо и его соратники согласились с предложенными им назначениями (Кааманьо стал военным атташе в Лондоне).

Всего на различные должности за границей было решено отправить 34 офицеров, однако правые генералы и офицеры решительно отказывались уезжать. 9 февраля 1966 года на улицы Санто-Доминго вышли студенты, которые потребовали немедленной высылки реакционных военных. Полиция открыла огонь, убив пять манифестантов и ранив несколько десятков. В знак протеста против жестокости полиции жители Санто-Доминго заняли центральную часть города, в некоторых местах завязались настоящие уличные бои. На помощь полиции пришли межамериканские силы.

Тогда при поддержке Боша и ДРП была объявлена всеобщая забастовка, продолжавшаяся три дня. Генеральный секретарь ООН У Тан был вынужден констатировать, что ситуация в Доминиканской республике чревата новым взрывом.

Годой отправил в отставку начальника полиции генерала Эрнана Деспраделя Браче. Под давлением США (к тому времени в стране все еще находились 8 тысяч военнослужащих из состава межамериканских сил) адмирал Каминеро согласился на пост военного атташе в Вашингтоне и 12 февраля 1966 года покинул страну. Де лос Сантос и Аранья подали в отставку с занимаемых должностей. Годой был вынужден дать Каминеро письменные обязательства, что никого из сторонников адмирала не привлекут к ответственности. Де лос Сантоса сначала назначили заместителем военного министра, но потом все же отправили военным атташе в Израиль.

Президент Джонсон решил, что военные-реакционеры на данном этапе только все портят, предоставляя блестящий материал для предвыборной агитации левых сил. Именно поэтому американцы решили надавить на своих недавних друзей из хунты Имберта. Со своей стороны, Вашингтон также проводил перегруппировку среди лиц, отвечавших за доминиканские события. Посол США в Санто-Доминго Беннет заслуженно пользовался недоверием конституционалистов и Боша, так как открыто содействовал хунте Имберта. Поэтому 10 января 1966 года (сразу же после попытки реакционного военного переворота) заместителем Бенетта стал «новый человек» – Джон Кримминс. Вскоре он фактически взял управление посольством в свои руки.

Правда, для доминиканцев Кримминс был отнюдь не «добрым полицейским». Он пришел в госдепартамент в 1946 году и занимался там разведкой и подрывной деятельностью против иностранных государств, причем в основном латиноамериканских, в течение 10 лет (Кримминс работал в подразделении «специальных проектов» – Special Projects Staff). В 1946-1963 годах Кримминс возглавлял офис госдепартамента по Карибским и мексиканским делам. С 1963-го работал в Майами, где отвечал за связь с реакционной кубинской эмиграцией. Вместе с ЦРУ Кримминс занимался организацией подрывной деятельности против кубинского правительства.

После отъезда Каминеро и его сторонников в стране наблюдался период относительного политического затишья, что, правда, не означало прекращения повседневного террора против активистов левых партий в самых различных провинциях страны.

Американцев очень тревожили электоральные перспективы их кандидата Балагера, особенно после того, как ДРП выдвинула кандидатом в президенты Боша. Банди и Манн представили президенту Джонсону меморандум, в котором отмечали, что было бы иллюзией предполагать победу на президентских выборах консервативного проамериканского кандидата. Поэтому для США вырисовывались, по мнению Банди и Манна, две одинаково неприятные перспективы: необходимость сотрудничать с левым доминиканским президентом или опять организовать в стране правый военный переворот, дав возможность «военному монстру Франкенштейну» снова поставить страну под контроль. Джонсон избрал третий вариант: сделать все необходимое для победы Балагера.

29 декабря 1965 года исполняющий обязанности директора ЦРУ Хелмс писал заместителю директора ЦРУ по планированию Фитцжеральду: «…Я хотел бы повторить, что президент говорил директору (ЦРУ) и мне несколько раз в мае – середине июля, что он ожидает от Управления направления человеческих и материальных ресурсов в Доминиканскую республику, необходимых для того, чтобы президентские выборы выиграл кандидат, поддерживаемый правительством Соединенных Штатов. Указания президента совершенно ясны. Он хочет выиграть выборы и ожидает, что Управление это организует». Хелмс приказал Фитцжеральду немедленно информировать его (и, тем самым, президента), если для этой операции понадобятся дополнительные финансовые и иные ресурсы.

30 декабря 1965 года ЦРУ направило в «Комитет 303» (в него входили представители госдепартамента, Пентагона и ЦРУ), отвечавший за тайные операции за рубежом, меморандум с предложением немедленно заняться доминиканскими выборами, чтобы обеспечить выполнение указаний Джонсона. Американская разведка отмечала, что реальные шансы на победу имеют только Бош и Балагер. По данным опроса, партию Балагера предпочитают 42 % избирателей, партию Боша – 28 %. При личном сопоставлении за Балагера высказываются 51 %, а за Боша – 22 %. Аналогичный опрос в феврале 1965 года дал следующие результаты: Балагер – 42 %, Бош – 25 %.

Бош, полагало ЦРУ, боится выдвигать свою кандидатуру, опасаясь покушения, к тому же уверен, что военные все равно не дадут ему прийти к власти. Но если он все же решится участвовать в борьбе, то будет «мощным кандидатом».

«Оценка характера, мотивации, прошлой деятельности и предвыборной платформы Балагера показывает, что он, по местным стандартам, хороший администратор, политически искушенный, расположенный в сторону демократических процедур, противостоящий насилию и умеренный в комментариях и настрое по отношению к США». Основным слоганом кампании Балагера являлся следующий: «Ни несправедливости, ни привилегий!» Балагер обещал ликвидировать безработицу и поднять жизненный уровень населения.

ЦРУ предлагало «Комитету 303» определиться с кандидатурой, приемлемой для США, и начать ее поддерживать.

6 января 1966 года «Комитет 303» собрался на свое первое заседание по доминиканскому вопросу. Представитель ЦРУ (директорат планирования операций в Западном полушарии) Бро заметил, что, согласно предыдущему опыту, для солидной подготовки подрывных тайных операций в любой стране необходимо как минимум шесть месяцев. Но быстро меняющаяся ситуация в Доминиканской республике требует решительных и нестандартных действий. Естественно, комитет решил поддержать Балагера и поручить ЦРУ немедленно подготовить детальный план операций в этой связи.

20 января 1966 года «Комитет 303» одобрил подготовленный ЦРУ 11 января меморандум по доминиканским выборам. Суть плана тайной операции сводилась к следующему:

«Целью предполагаемой операции является предоставление предвыборной кампании Балагера существенной помощи; реализация (операции) должна происходить с учетом следующих фундаментальных соображений.

Во-первых, необходимо, чтобы операция проводилась так, чтобы участие в ней Соединенных Штатов не могло быть доказано никоим образом. Здесь надо учитывать два фактора: 1) поскольку и без того считается, что США настроены в пользу Балагера, нас обвинят в его поддержке вне зависимости от наших реальных действий; 2) тем не менее раскрытие реальных фактов поддержки со строны США нанесет ущерб как самим США, так и Балагеру. Нормальные оперативные условия в таком аквариуме с золотыми рыбками, как среда Санто-Доминго, представляют собой серьезную проблему с точки зрения безопасности. Эта проблема осложняется еще и международным вниманием и интересом, который будет с беспрецедентной степенью сфокусирован на доминиканских выборах.

Во-вторых, в то время как Балагеру потребуется финансовая помощь, равно как и содействие в иных формах для преодоления определенных препятствий, объем содействия ему должен контролироваться, чтобы предотвратить излишний перевес. Его компания должна быть стройной и голодной, а его партийная организация должна приложить максимум усилий, чтобы достичь необходимой степени эффективности в то же время быть готовой выдержать неизбежные обвинения в том, что она получает помощь из недоминиканских источников».

Помимо денег «Комитет 303» решил предоставить Балагеру информационное и экспертное содействие, а также помощь по линии СМИ.

Комитет 303 направил в распоряжение Балагера и его Реформистской партии солидные финансовые средства. Предполагалось, что Балагер не должен был знать источника денег: они передавались через посредников (лидеров среднего звена Реформистской партии). Однако он, естественно, был в курсе, так как сам и передавал через своих однопартийцев конкретные запросы американцам. Свои просьбы Балагер мотивировал тем, что у Боша много сторонников на различных гсоударственных должностях, что дает ДРП важный административный ресурс. Поэтому если американцы не дадут денег, то он не сможет на равных противостоять Бошу.

Для того чтобы продемонстрировать миру видимость честных выборов, американцы побуждали Боша выдвинуть свою кандидатуру и тоже передавали его партии деньги – хотя и гораздо меньше, чем Балагеру.

Балагер был доставлен американцами в Доминиканскую республику 28 июня 1965 года. Соединенные Штаты по линии ЦРУ предоставили его Реформистской партии значительные финансовые средства и оказали поддержку в развертывании мощной и агрессивной предвыборной кампании. Основной посыл агитации Балагера был незамысловатым, но эффективным. Он говорил, что победа Боша приведет к возобновлению гражданской войны, но уже в масштабах всей страны, а это означает смерть и лишения для сотен тысяч человек. К тому же, утверждали агитаторы Реформистской партии, американцы все равно не допустят избрания Боша, так что голосовать за него не имеет никакого смысла.

15 февраля 1966 года Годой хотел подать в отставку, но американцы уговорили его остаться.

Официально предвыборная кампания стартовала в стране 28 февраля 1966-го, но, как отмечало ЦРУ, Балагер активно работал на электоральном поле уже с октября 1965 года.

Годой задействовал в пользу Балагера и административный ресурс. В начале марта 1966 года временный президент уволил более 60 муниципальных чиновников, известных своими демократическими взглядами. На их место были назначены консерваторы и реакционеры. Демонстрация протеста студентов 5 марта опять была разогнана полицией.

Уже 19 февраля Банди с удовлетворением доложил Джонсону об издании Годоем декретов, «удалявших 91 чиновника провинциального и муниципального уровня, являвшихся сторонниками Боша». Банди не скрывал, что новые назначения пойдут на пользу именно Балагеру.

Комиссия ОАГ по правам человека констатировала, что в городах Ла-Вега, Бараона, Сан-Франсиско-де-Макорис, Сантьяго местные власти препятствуют митингам левых сил.

Одновременно усиливался террор против сторонников Боша. В специальном докладе Генерального секретаря ООН, опубликованном в середине марта 1966 года, были отмечены угрожающие масштабы политического террора в Доминиканской республике.

2 ноября 1965 года комиссии ОАГ по правам человека сообщили об исчезновении майора Луиса Ариаса Кальядо – одного из главных военных руководителей конституционалистов. Позднее выяснилось, что майора арестовали военные и отвезли в неизвестном направлении на машине с опознвательными знаками базы ВВС в Сан-Исидро. Вскоре труп майора был обнаружен недалеко от шоссе, ведущего к городу Бока-Чика. Некоторым военным-конституционалистам комиссия ОАГ помогла покинуть страну, так как те опасались за свою жизнь.

Банкер в меморандуме на имя президента от 9 марта 1966 года признавал, что левые силы в Доминиканской республике вынуждены вести предвыборную борьбу в условиях неприкрытого террора против них.

«Остаются две проблемы принципиального характера – угроза Хуана Боша бойкотировать выборы и сохраняющаяся опасность срыва кампании путем насилия и террора. Эти две проблемы тесно связаны друг с другом. Бош почти ежедневно утверждает, что против его последователей проводится систематическая кампания насилия. Несмотря на то, что в его обвинениях присутствует сильный элемент преувеличения, верно, что члены его партии и другие „конституционалисты“ подвергаются преследованиям, их избивают и даже убивают из-за политических взглядов. Кроме того, вряд ли приходится сомневаться, что члены вооруженных сил и национальной полиции вовлечены в эти эксцессы».

Банкер считал, что военные действуют контрпродуктивно, так как участие Боша в выборах необходимо для их легитимности, а шансы Балагера выглядят неплохо. В принципе для США, полагал Банкер, был бы предпочтителен другой кандидат ДРП, а не Бош, но это маловероятно.

12 марта 1966 года в госдепартаменте состоялось совещание по доминиканским выборам с участием представителя ЦРУ. Обсуждались вероятные пути оказания влияния на Боша, чтобы заставить его принять участие в выборах, в том числе возможность подключить к давлению на Боша правительства Мексики и Венесуэлы, а также чилийского президента Фрея. Банкер предложил просто заплатить Бошу, «чтобы он остался в гонке» (названная им сумма подкупа до сих пор не рассекречена). По мнению Банкера, «Бош хорошо усвоил урок» прошлых событий и будет в случае победы настроен на сотрудничество с военными.

По итогам совещания было решено продолжать поддерживать Балагера, заставить Боша выдвинуть свою кандидатуру и обеспечить максимальную явку избирателей, особенно на селе (крестьяне со времен Трухильо традиционно голосовали консервативно).

16 марта 1966 года Боша навестили Банкер и Беннет, доложившие позднее в госдепартамент о результатах встречи по телефону. Банкер убеждал Боша, что Годой при поддержке США и ОАГ делает все возможное для создания в стране необходимого для свободных выборов климата. Банкер нагло соврал Бошу, утверждая, что у Соединенных Штатов нет собственного фаворита в предстоящих выборах и волеизъявлению доминиканского народа ничто не препятствует.

Бош с оптимистическими оценками Банкера не согласился, сказав, что ДРП даже не может провести в полной безопасности съезд для выдвижения кандидата на пост президента. Банкер немедленно пообещал содействие, причем и со стороны межамериканских сил, если это потребуется. Бош заявил, что опасается провокаций со стороны коммниустов, так как по стране гуляет очень много оружия. Банкер не преминул отметить, что в этом повинен Кааманьо, который, мол, отказывается сдавать оружие временному правительству.

Бош не сказал американцам ничего определенного насчет своего участия в выборах, но Банкер сообщал в Вашингтон, что ДРП уже включилась в предвыборную агитацию.

28 марта на очередном заседании «Комитет 303» решил, что лучше всего было бы сподвигнуть Боша на участие в выборах, а незадолго до их проведения заставить его снять свою кандидатуру, сославшись на террор и фальсификации.

Между тем в начале 1966 года генерал Палмер оценивал шансы Боша как более высокие, чем у Боша, хотя и считал, что Беннет и Банкер преувеличивают популярность лидера ДРП. Но поддержка американцев и дикий террор против левых не могли не дать результатов. 25 мая 1966 года посольство США в Санто-Доминго докладывало в Вашингтон, что Балагер сократил отрыв от Боша благодаря мощной и хорошо финансируемой предвыборной агитации, особенно на селе.

С другой стороны, Бош, крайне популярный в столице и крупных городах, был фактически лишен возможности вести нормальную избирательную кампанию. Из-за постоянных угроз покушения он был вынужден оставаться в своей столичной резиденции и каждый день в 13:30 обращался с получасовым радиообращением к народу. Эти передачи были очень эффективны, но все же не могли заменить поездки кандидата по стране: ведь сила Боша была в умении общаться с простыми людьми.

6 марта 1966 года Бош пожаловался комиссии ОАГ, что во время нападения на группу его стронников был убит личный телохрнатиель бывшего президента Аграмонте Меран. Бош боялся и за свою собственную жизнь.

И его опасения были отнюдь не напрасны.

В конце мая 1966 года на секретном совещании высшего военного руководства было решено убить Боша, если он одержит победу на выборах. 21 мая даже полиция была вынуждена подтвердить, что существуют планы ликвидации Боша его политическими противниками.

Межамериканские силы (а именно американские «зеленые береты») по просьбе Боша взяли под охрану его резиденцию. Вместе с ними кандидата охраняли боевые пловцы Монтеса Араче. Однако уже в январе 1966-го «зеленым беретам» было приказано отказаться от личной охраны Боша и ограничиться лишь наблюдением за его резиденцией.

15 апреля 1966 года Вессин-и-Вессин опубликовал в газетах в качестве платных объявлений ряд своих политических заявлений. Генерал призывал все правые силы объединиться и взять власть в свои руки.

Американцы были отнюдь не в восторге от предвыборной программы лидера ДРП. Бош решительно осуждал американскую военную интервенцию и требовал от США выплаты компенсации Доминиканской республике в размере 11,25 миллиарда долларов. Кроме того, он обещал возбудить против США дело в Международном суде ООН. Во внутриполитической области лидер ДРП требовал немедленного восстановления действия конституции 1963 года, интенсивного проведения аграрной реформы, установления справедливых цен на производимую крестьянами продукцию. В социальной сфере Бош обещал принять новый прогрессивный трудовой кодекс и активно развивать в стране систему здравоохранения, а также жилищное строительство для малоимущих.

Однако под давлением американцев с их антикоммунистической истерией Бош был вынужден публично отказаться от сотрудничества с левыми силами, в том числе с коммунистами и «Движением 14 июня». Тем не менее все левые партии заявили, что поддержат кандидатуру Боша. Коммунисты упрекали Боша в слабости и непоследовательности, в частности, в том, что по мере приближения выборов кандидат ДРП практически прекратил критику американцев и даже хвалил межамериканские силы за их стабилизирующую роль.

Балагер при поддержке консультантов из ЦРУ сосредоточился на обработке сельского электората, который, в отличие от горожан, не сильно интересовали политические свободы или конституция 1963 года. Помимо запугивания крестьян перспективами новой гражданской войны Балагер обещал бесплатно раздать всем желающим принадлежавшие государству земли. Газета «Нью-Йорк Таймс» писала, что Балагер ведет «дорогую кампанию американского стиля». Действительно, денег он не жалел: специально нанятые самолеты сбрасывали тысячи листовок над доминиканской столицей.

Учитывая настроения народных масс, Балагер позиционировал себя как убежденного сторонника реформ (в противовес «революционеру» Бошу). В частности, он говорил: «Никто уже не сомневается, особенно после революционного взрыва 24 апреля, что здесь не может быть устойчивого порядка, если не будет со всей серьезностью начато осуществление реформ».

ЦРУ использовало на доминиканских выборах новый для того времени метод «черного пиара» Американская разведка фабриковала опросы общественного мнения, которые потом «конфиденциально» передавались в СМИ. Опросы эти, естественно, свидетельствовали о предстоящей победе Балагера.

25 марта 1966 года СНБ доложил президенту Джонсону данные опроса, проведенного в Доминиканской республике в феврале – марте 1966 года. За Балагера высказались 50,4 % респондентов, за Боша – только 21 %. За Реформистскую партию Балагера собирались голосовать на парламентских выборах 41,6 %, за ДРП – только 21,6 %. 46 % доминиканцев считали, что межамериканские силы должны остаться в стране и после выборов. Правда, СНБ отмечал, что опросы были сделаны до того, как Бош активно включился в предвыборную кампанию. К тому же Балагер опережал Боша только в сельской местности. Поэтому ЦРУ делало все возможное, чтобы побудить крестьян голосовать.

На следующий день Банкер с удовлетворением сообщил Джонсону, что ДРП все-таки решила провести свой съезд и определиться по отношению к предстоящим выборам. Сомнений в исходе съезда у Банкера не было: ДРП пойдет на выборы с Бошем или с другим кандидатом. Есдинственным тревожным моментом в Доминиканской республике Банкер считал засилье среди студентов и преподавателей Университета Санто-Доминго левых, которых, к сожалению, нельзя «удалить» ввиду традиционной университетской автономии.

ЦРУ пыталось не допустить выдвижение кандидатуры Боша на пост президента Доминиканской революционной партией. В середине апреля 1966 года бывший лидер ДРП Миолан (уже исключенный к тому моменту из рядов партии) выступил с требованием, чтобы ДРП выдвинула другого кандидата на пост главы государства. Миолан обвинял Боша в диктаторских замашках, ликвидации в ДРП внутрипартийной демократии и в том, что из-за него у партии появилось много могущественных врагов. «Умеренные» элементы ДРП при поддержке американцев и доминиканской олигархии предложили в качестве кандидата от партии бывшего посла Доминиканской республики в США Мильтона Мессина.

Однако план ЦРУ полностью провалился – расколоть ДРП не удалось. К тому же интриги ЦРУ против Боша едва не сорвали американцам все планы относительно доминиканских выборов.

4 апреля Ростоу доложил Джонсону, что, по данным из окружения Боша, тот хочет выдвинуть кандидатом на пост президента от ДРП Кааманьо, и полковник готов вернуться из Лондона. Не исключал Ростоу и того, что Кааманьо может стать кандидатом на должность вице-президента и пойти на выборы вместе с Бошем, а это негативно отразится на шансах Балагера. Резолюция президента США была краткой: «Я бы остановил (Кааманьо). Не пускайте его домой. Л.» (то есть Линдон, как звали Джонсона).

6 апреля ЦРУ и госдепартамент обсуждали ситуацию в Доминиканской республике на фоне слухов о том, что Кааманьо может вернуться из Лондона на родину. Возвращение лидера конституционалистов было признано крайне нежелательным, но участники совещания не смогли придумать конкретного способа помешать ему.

14 апреля Ростоу доложил Джоносну, что попытки Боша убедить Кааманьо принять должность вице-президента не увенчались успехом, и съезд ДРП выдвинул Боша в президенты, а Гусмана – в вице-президенты. Бош согласился и формально начал свою кампанию – но он сильно запоздал по сравнению с Балагером, который фактически проводил предвыборные митинги с осени 1965 года.

Чтобы побудить крестьян прийти на выборы, американцы надавили на Годоя, и избирательная комиссия разрешила всем голосовать только по удостоверениям личности, а не по специальным удостоверениям избирателей.

26 апреля 1966 года в специальном меморандуме для президента Манн потребовал, чтобы ни один из чиновников госдепартамента не делал до 1 июня никаких заявлений, которые можно было бы истолковать в поддержку Боша. ЦРУ должно было при необходимости дать Балагеру еще денег. «Надо постоянно и тщательно следить за избирательными процедурами в Доминиканской республике, чтобы обеспечить возможность прийти на выборы и проголосовать сельским избирателям и необходимые меры предосторожности на участках для предотвращения манипуляций не в интересах Балагера».

Активно помогая Балагеру, американцы в лице Кримминса (который в апреле 1966 года уже стал временным поверенным) дали Бошу заверения в том, что США отнесутся с уважением к любому выбору доминиканского народа. Однако Бош, слышавший с апреля 1965 года массу американских заверений, заметил в беседе с Кримминсом 19 апреля 1966-го, что у него нет оснований доверять американским гарантиям. Бош сказал Кримминсу, что, по его данным, доминиканские военные (прежде всего в ВВС) вовсю готовят новый переворот.

Действительно, генерал де лос Сантос в мае 1966 года дал указание своим сторонникам в ВВС быть готовыми к «быстрому удару», чтобы не дать Бошу возможности взять власть.

7 мая 1966 года в отеле «Амакас» в Бока-Чика состоялось секретное совещание офицеров ВВС с участием Имберта. Офицеры решили, что в случае победы Боша будут приняты меры вплоть «до убийства Боша и других видных руководителей Доминиканской революционной партии». Офицеры ВВС начали активную пропаганду среди военнослужащих, запугивая их всяческими ужасами, которые могут приключиться в случае избрания Боша. Например, солдатам и сержантам одной воздушно-транспортной части зачитали листовку следующего содержания: «Если Хуан Бош и коммунисты возьмут власть, то всех кадровых военнослужащих ВВС выкинут вон и заменят бойцами из „Нового города“ (то есть из бывшей зоны конституционалистов. – Прим. автора); офицеры будут расстреляны, а солдаты – вычеркнуты из списков личного состава. Хуан Бош – это коммунизм, и нужно быть готовым к тому, чтобы помешать коммунизму прийти к власти».

28 апреля 1966 года американская разведка подготовила очередной аналитический обзор положения в Доминиканской республике. Ситуацию в стране разведсообщество считало «обескураживающей». И без того серьезные социальные проблемы страны только усугубились в результате событий 1965 года, а путей быстрого их преодоления не просматривается. Если Бош и Балагер не выйдут из борьбы за пост президента, выборы можно будет признать репрезентативными, но ЦРУ пока не могло точно предсказать, кто же победит. И, кто бы ни пришел к власти, ему будет трудно взять ее реально, так как победителю будут противостоять непримиримые элементы из противоборствующего лагеря. Особенно вероятным этот сценарий выглядел в случае победы Боша.

«Балагер, наверное, мог бы дать стране более стабильную и способную группу управленцев, чем Бош. Но какое бы правительство ни пришло к власти, ему придется столкнуться с такими запутанными социальными, политическими и экономическими проблемами, что будет чрезвычайно трудно добиться видимого прогресса в течение следующего года или двух лет – а без иностранной помощи, вообще невозможно. И даже при продолжении поступления американской помощи и кредитов из-за рубежа доминиканская экономика в 1966 и 1967 годах вряд ли добьется большего, чем выйти на уровень до 1965 года».

ЦРУ характеризовало Доминиканскую республику как «темную нацию – политически примитивную, экономически и социально отсталую, полную страха и ненависти». При этом признавалось, что причины столь бедственного положения – в том, что на протяжении почти четверти всей своей истории страна была оккупироваана иностранными войсками (гаитянскими, испанскими и американскими). Резко критиковалась в анализе и диктатура Трухильо, помешавшая развитию в стране нормальной политической системы. Правда, ЦРУ предпочло не упоминать, что варварская диктатура держалась в стране при поддержке США. Что касается доминиканской армии, анализ американской разведки был довольно точен:

«При Трухильо вооруженные силы стали преторианской гвардией, обеспечивавшей абсолютный контроль диктатора почти над каждым аспектом жизни. Взамен они получили определенные привилегии, включая долю в организованной Трухильо системе казнокрадства. За последние несколько лет некоторых самых реакционных и коррумпированных высших офицеров сменили, и ряд молодых, подготовленных США офицеров (например, Кааманьо. – Прим. автора), по-видимому, стали развивать в себе чувство профессионализма и ответственности. Но даже в этом случае военные – или значительные группы из их числа – вероятно, по-прежнему станут рассматривать себя в качестве арбитра доминиканской политики и будут готовы вмешаться в нее, если посчитают, что этого требуют обстоятельства».

События 1965 года нанесли сильный удар по и так недоразвитой монокультурной экономике Доминиканской республики. По оценкам ЦРУ, ВВП в этом году упал на 15 %, а в расчете на душу населения – на 18 %. Безработица выросла с 20 % до 30 % трудоспособного населения. Доминиканский экспорт упал с 180 миллионов долларов в 1964 году до 58 миллионов в 1965-м, что фактически означало коллапс платежного баланса страны. ЦРУ признавало, что виновато в этом не столько народное восстание апреля 1965 года, сколько падение цен на сахар на мировом рынке (и, добавим, – сокращение США преференциальной квоты на импорт доминиканского сахара, о чем американцы, опять же, не упоминали). Производство сахара упало с 910 тысяч тонн в 1964 году до 620 тысяч тонн в 1965-м.

Анализируя политическую ситуацию в Доминиканской республике, ЦРУ не могло не признать систематический террор правых против партии Боша и конституционалистов:

«Нет никаких сомнений, что крайне правые элементы в последние месяцы провели террористические операции, направленные по большей части против членов Доминиканской революционной партии Боша и бывших „конституционалистов“ из числа военных».

ЦРУ отмечало, что и «Движение 14 июня», и «ортодоксальная» коммунистическая партия приняли решение участвовать в президентских выборах и поддержать Боша. А Доминиканское народное движение (ДНД) будет бойкотировать выборы и может попытаться сорвать их, хотя ввиду его малочисленности это и маловероятно.

Характеризуя обоих главных кандидатов на пост президента, американская разведка констатировала, что в Реформистской партии Балагера много бывших трухильистов и что его программа является популистской и ориентирована на крестьян и другие группы населения с низкими доходами.

«Бош – бесспорный лидер хорошо организованной Доминиканской революционной партии (ДРП), которая объединилась округ его кандидатуры. В то же время он – и явный кандидат „конституционалистов“. Его поддерживают радикальная Революционная социал-христианская партия (РСХП), прокастровское „Движение 14 июня“ и ориентирующиеся на Москву коммунисты (ДКП). Однако Бош принял меры по отмежеванию от коммунистических партий и публично отверг поддержку со стороны „Движения 14 июня“. РСХП и крайне левые партии имеют мало избирателей в сравнении с Реформистской партией и ДРП, но могут все же набрать достаточно голосов, чтобы решить исход выборов при небольшом разрыве между основными кандидатами. ДРП приобрела дополнительную силу за счет выдвижения на пост вице-президента Антонио Гусмана, которого некоторое время рассматривали как будущего временного президента. У Гусмана мало личных сторонников, но он привнес определенную ауру респектабельности».

ЦРУ не сомневалось, что Балагер до конца останется в гонке, а вот Бош может и снять свою кандидатуру ввиду атмосферы террора и запугивания в стране. К тому же он не верит, что военные в случае победы допустят его к власти. «Мы думаем, что если Бош снимет свою кандидатуру до выборов, ДРП все равно примет участие в парламентских и местных выборах. Мы сомневаемся, что они (ДРП. – Прим. автора) попытаются выдвинуть нового кандидата на пост президента». ЦРУ опять подчеркивало, что не может предсказать исход голосования: несмотря на то, что Бош начал кампанию с большим запозданием, он ведет ее лучше Балагера.

Примерно за две недели до намеченных на 1 июня выборов Бош, как и предполагало ЦРУ, действительно хотел отказаться от участия в выборах в знак протеста против ежедневного террора и запугивания, с которыми сталкивались активисты ДРП и других левых партий. Американцы (понимавшие, что без Боша выборы превратятся в фарс и утратят всякую легитимность) дали указание Годою немного приструнить военных. Временный президент публично объявил, что во время выборов 1 июня войскам отдан строгий приказ оставаться в казармах и не вмешиваться в политическую жизнь.

30 апреля 1966 года «Комитет 303» постановил, что предвыборный штаб Балагера ввиду своей неопытности не может мобилизовать достаточные финансовые ресурсы в самой Доминиканской республике, поэтому необходимо усилить его финансирование по линии ЦРУ. Директор ЦРУ Рейборн и заместитель госсекретаря Манн настояли на расширении ассигнований комитета с тем, чтобы Балагер получил столько денег, сколько ему необходимо для победы. Заметим, что комитет тратил средства американских налогоплательщиков без согласия конгресса США, который и не подозревал о «доминиканской операции».

9 мая 1966 года на очередном заседании «Комитета 303» деньги для Балагера были выделены (сумма засекречена до сих пор). Помощник Джонсона Мойерс настаивал на том, чтобы помощь поступала по тайным и диверсифицированным каналам. Например, пропагандистские материалы для Балагера следовало печатать не в одной, а в нескольких типографиях. Ростоу сетовал на то, что программа Балагера и стиль его выступлений недостаточно «современны». Участники совещания пришли к выводу, что США все равно обвинят в поддержке Балагера, поэтому стоит ничего не опровергать и просто хранить молчание.

В начале мая 1966 года Комитет начальников штабов (КНШ) вооруженных сил США предложил начать вывод межамериканских сил, так как доминиканская армия уже в состоянии самостоятельно поддерживать в стране стабильность. К тому же нахождение американских войск в Доминиканской республике сильно вредит международному престижу США. При этом командование сил США на Атлантике считало, что межамериканские силы следует выводить из страны сразу после выборов без учета мнения избранного доминиканского президента.

В своем прогнозе КНШ полагал, что в случае победы Балагер будет настаивать на немедленном выводе межамериканских сил, так он способен тесно сотрудничать с командованием доминиканской армии в деле наведения порядка в стране. Бош же, напротив, имеет очень напряженные отношения с доминиканскими военными и поэтому предпочтет пока оставить межамериканские силы в стране в качестве противовеса доминиканским генералам-реакционерам. Именно поэтому (то есть чтобы не помогать Бошу) КНШ и высказался за вывод всех иностранных войск из Доминиканской республики к концу июня 1966 года. Таким образом, американцы фактически провоцировали доминиканских военных на очередной переворот.

Это прекрасно понимал и Кримминс, который подверг предложение КНШ решительной критике. Если убрать войска немедленно после проведения выборов, этот шаг США будет воспринят как «умывание рук» и «зеленый свет для движения против Боша». Поэтому Кримминс рекомендовал вывести войска в течение трех месяцев после выборов, тем более что и Балагер, если победит, возможно, захочет временно опереться в своей политике на межамериканские силы.

В это время межведомственную группу в Вашингтоне по доминиканским делам уже возглавлял преемник Банди на посту секретаря СНБ Уолт Ростоу. Группа разработала три варианта действий США в случае победы на выборах Боша. Согласно первому («дружественному») варианту США должны были поздравить Боша с победой, а Банкер и Кримминс – обговорить с новым главой государства детали будущего сотрудничества между США и Доминиканской республикой. Согласно «среднему» варианту американские дипломаты в Санто-Доминго должны были вести себя корректно, но «холодно и отстраненно», предоставив инициативу по нормализации американо-доминиканских отношений самому Бошу. Третий вариант предусматривал замораживание всех отношений с Бошем, немедленный вывод межамериканских сил в «качестве прелюдии для побуждения (доминиканских) военных убрать его (Боша. – Прим. автора) и создание хунты по их выбору».

В качестве возможного риска при избрании третьего варианта группа Ростоу отмечала вероятность новой гражданской войны, в которой левые «экстремисты» могли одержать победу. К тому же американцам, видимо, пришлось бы поддерживать недемократическую военную хунту, что означало бы полный провал политики США в отношении Доминиканской республики и существенный ущерб для американского имиджа на международной арене. Поэтому третий вариант был отброшен.

Группа Ростоу склонялась к первому варианту. Ведь в случае избрания «среднего» курса действий Бош мог бы занять антиамериканские позиции, в то время как СМИ США лишили бы себя возможности «конструктивно влиять» на него, отказавшись от переговоров.

Американцы планировали привязать Боша к себе, навязав ему борьбу против коммунистов и подрывных элементов. Кримминсу и Банкеру поручалось предложить Бошу помощь США в подборе кадров для новой администрации, чтобы исключить проникновение коммунистов на важные посты как в правительстве, так и в госсекторе экономики.

Также Банкер и Кримминс должны были убедить Боша не ссориться с доминиканскими военными, то есть оставить реакционную верхушку вооруженных сил в покое и сохранить всех генералов и офицеров, назначенных на свои посты Годоем.

10 мая Ростоу представил Джонсону результаты самого последнего опроса доминиканских избирателей, в котором приняли участие от 600 до 1000 человек. Выходило, что Бош, несмотря на террор против его сторонников, всего за месяц своей избирательной кампании добился впечатляющих успехов. Если в феврале 1966 года за него хотели проголосовать 19,2 % избирателей, то в мае – 34,8 %. Напротив, Балагер, несмотря на финансовую подпитку ЦРУ, терял поддержку – с 54,8 % до 46,1 %. 13,9 % электората еще не определилось в своих симпатиях. При этом в опросе не участовали жители двух самых крупных городов страны: Санто-Доминго и Сантьяго, подавляющее количнство которых предпочитали Боша. На вопрос «Кто, по-вашему, победит?» 36,4 % респондентов ответили – Бош, 31,7 % – Балагер. Правда, 30,4 % затруднились с ответом.

«Комитет 303» и ЦРУ решили предпринять дополнительные усилия, чтобы побудить как можно больше жителей сельской местности прийти на избирательные участки. В противном случае поражение Балагера было более чем вероятным.

11 мая госдепартамент направил циркулярную телеграмму в посольства США в латиноамериканских странах. В ней настоятельно рекомендовалось решительно противодействовать распространенному в большинстве стран Западного полушария мнению, что победа Боша на выборах уже не вызывает сомнений. «Мы озабочены тенденцией считать избрание Боша обеспеченным, так как если выиграет Балагер, найдется много таких, кто ошибочно будет подозревать, что выборы сфальсифицированы и мы каким-то образом связаны с этим».

23 мая 1966 года, за неделю до выборов доминиканского президента, группа Ростоу подготовила окончательный вариант плана действий для одобрения президентом Джонсоном (Банкер и Кримминс уже предварительно согласились с основными положениями новой стратегии).

25 мая 1966 года посольство США в Санто-Доминго с удовлетворением констатировало, что избирательная кампания Балагера с конца апреля приобрела «второе дыхание».

«В конце апреля Реформистская партия обрела „второе дыхание“ в избирательной кампании. С этого времени, с новой решимостью и (как сообщают) поступившими ему новыми финансовыми средствами, Балагер вел адекватную и агрессивную кампанию, наиболее успешно нападая на Боша и ДРП по вопросам коммунизма и насилия (то есть пугая тем, что если победит Бош, к власти придут коммунисты и страна вновь погрузится в пучину насилия. – Прим. автора). Улучшив свой „пиар“, Балагер несколько раз выступал по двум национальным телеканалам. С начала мая он привлек дополнительное внимание, три раза в неделю выступая по радио, нарастил свои поездки по стране, где его встречали внушительные толпы, собранные местными организациями Реформистской партии… Большое количество автомобилей Реформистской партии на селе, изданные за немалые деньги постеры и литература, так же как и агитационные самолеты Балагера, свидетельствуют о том, что у Реформистской партии щедрые источники финансирования. Выступления Балагера на предвыборных мероприятиях по всей республике (в стиле „насыщения“, используемом на выборах в США) психологически серьезно укрепляют его сторонников и производят сильное впечатление на неопределившихся избирателей. В явном контрасте с этим – стремление Боша избежать личного контакта с публикой (Бош боялся покушения. – Прим. автора) лишающее его кампанию эмоциональной сердцевины».

Таким образом, помощь «Комитета 303» Балагеру приносила свои плоды.

«Сейчас, когда кампания достигла своего пика, Реформистская партия выдвинула на передний план тему коммунизма… Вопрос коммунизма, по-видимому, все еще гораздо больше заботит большинство электората, чем трухильизм, хотя лидеры ДРП в настоящее время часто и активно бьют по связям Балагера с Трухильо (и Бош незаметно включил это в несколько своих речей). Пасторское послание епископов, предназначенное для провозглашения нейтралитета церкви по отношению к выборам, дало многим (включая священников, по мнению Боша) материал для распространения утверждений, что даже церковь считает Боша небезопасным».

ДРП, по оценке американского посольства, тоже вела агрессивную и хорошо финансируемую кампанию, однако ее кардинальной слабостью было отсутствие личного общения Боша с избирателями. К тому же Бош отдал Балагеру инициативу по вопросу коммунизма, будучи вынужден постоянно оправдываться, что сам не является скрытым коммунистом.

Следует подчеркнуть, что к концу мая ни Кримминс, ни Банкер, несмотря на возросшие шансы Балагера, все же не сомневались в победе Боша. Но шеф резидентуры ЦРУ в Санто-Доминго Дэвид Эттли Филипс уверенно предсказывал победу Балагера, и точно так же считал Джонсон, который просто не допускал самой мысли, что президентом Доминиканской республики может стать «розовый» Бош, в окружении которого много «красных».

26 и 27 мая 1966 года на Доминиканскую республику обрушились сильнейшие тропические ливни. Бушевавшая в течение 48 часов непогода практически отрезала многие сельские населенные пункты, не имевшие дорог с твердым покрытием, от избирательных участков. Балагер был в шоке, ибо надеялся только на голоса политически не очень образованных крестьян.

Пытаясь в последний момент все же уйти от неминуемого поражения, Балагер заявил 27 мая, что снимает свою кандидатуру в знак протеста против дискриминации женского электората. Балагер настаивал на том, чтобы женщин допустили к избирательным участкам даже без предъявления удостоверения личности. Достаточно было бы лишь некого доказательства, что избирательница достигла 25 лет. Очевидно, что удовлетворение этого требования давало простор массовым фальсификациям, тем более что большинство доминиканских женщин на селе находились под прочным влиянием католической церкви, а она активно агитировала за Балагера и против «безбожника» Боша.

В доминиканских провинциях распространялись листовки следующего содержания: «Доминиканская женщина! Знаешь ли ты, что жена Боша – кубинка? Хотите ли вы, чтобы Фидель Кастро управлял Санто-Доминго? Если да – то голосуйте за Боша. Но если вы хотите мира и спокойствия у своих очагов – голосуйте за Балагера».

Балагеру немедленно пришел на помощь Банкер, который встретился с Годоем 28 мая и убедил временного президента пойти навстречу дикому с точки зрения законодательства и здравого смысла ультиматуму правого кандидата. Центральная избирательная комиссия согласилась с требованием Балагера, и тот «вернулся» в избирательную гонку.

Бош недооценил этот маневр своего противника, считая свою победу обеспеченной. ФБР США докладывало, что 31 мая 1966 года Бош находился в крайне оптимистическом настроении. Единственное, что его заботило, – вероятность правого военного переворота. Чтобы не допустить такого сценария и умиротворить реакционеров в вооруженных силах, Бош уже решил не включать в свой кабинет ни Кааманьо, ни его сторонников из рядов военных-конституционалистов. Одновременно Бош публично заявил, что намерен сотрудничать с Балагером в деле «восстановления страны», если последний все же одержит победу. Но серьезно в такую возможность Бош не верил, а поэтому такие заявления давались ему легко.

1 июня 1966 года за выборами в Доминиканской республике наблюдали 42 представителя ОАГ. Утром 2 июня Джонсон с удовлетворением сообщил Манну (который за неделю до этого покинул государственную службу, но сохранил близкие отношения с президентом), что Балагер «немного опережает» Боша, однако окончательные результаты пока неясны.

Бош, как и ожидалось, одержал победу в Санто-Доминго, но за Балагера проголосовало большинство сельского населения и женщин. Как только эти сведения были опубликованы, на улицы доминиканской столицы вышли демонстранты (в основном молодежь), требовавшие пересмотра итогов выборов и немедленного вывода американских войск из страны. Однако Бош призвал своих сторонников сохранять спокойствие.

Согласно официальным данным, Бош набрал 525 тысяч голосов, Балагер – 673 тысячи. 3 июня, когда поступили сообщения о массовых фальсификациях на выборах (особенно на селе), тысячи демонстрантов опять потребовали от Боша добиваться пересмотра итогов голосования. Но Бош признал свое поражение. Он встретился с Балагером, который предложил ему министерский пост в обмен на отказ ДРП от сотрудничества с левыми силами. Бош отказался.

Так закончилась попытка доминиканского народа освободиться от американского засилья и избрать собственный путь развития.

Уже 1 июня 1966 города страну накрыла волна террора ликовавшей реакции.

В день выборов части полиции и армии окружили дом одного из наиболее ярких лидеров конституционалистов Эктора Аристи. Перестрелка продолжалась несколько часов. Но Аристи удалось, переодевшись стариком, ускользнуть из дома, хотя двое его охранников были убиты. На короткое время Аристи нашел убежище в доме Боша, но вскоре был вынужден эмигрировать в Париж.

Сам Бош после июня 1966 года занимался писательской и публицистической деятельностью (создав в числе прочего «Краткую историю олигархии Санто-Доминго»). От участия в выборах 1970 года он отказался, так как не верил в их честность. В 1973 года Бош ушел из ДРП и основал новую партию – Доминиканскую партию освобождения. Он безуспешно участвовал в президентских выборах 1978, 1982, 1986, 1990 и 1994 годов. В 1990 году он утверждал, что победил, но вследствие беспрецедентного мошенничества и подлога победителем был опять объявлен Балагер.

В конце жизни Бош считал себя другом Фиделя Кастро, хотя и по-прежнему утверждал, что никогда не был марксистом.

Хуан Бош скончался 1 ноября 2001 года в Санто-Доминго.

Кааманьо находился на посту военного атташе в Лондоне до середины 1967 года, затем отправился в эмиграцию на Кубу. В феврале 1973 года он с группой из восьми бойцов высадился на родине в районе местечка Асуа-де-Компостела, чтобы начать партизанское движение против реакционного правительства Балагера. 16 февраля Кааманьо пал в бою с правительственными войсками, хотя его соратники позднее утверждали, что он был просто хладнокровно казнен без суда и следствия.

Однако справедливость все равно восторжествовала.

Спустя более 20 лет после смерти Кааманьо доминиканское правительство признало заслуги этого патриота перед родиной. Одна из улиц Санто-Доминго на западном берегу реки Осама (где в 1965 году конституционалисты разбили отборные части Вессин-и-Вессина) была названа в честь «президента Кааманьо». В 2008 году президент страны открыл станцию столичного метро, также названную в честь этого скромного и честного героя доминиканского народа.

24 июня 1966 года ОАГ приняла резолюцию о начале вывода межамериканских сил из Доминиканской республики 1 июля. Окончательно иностранные солдаты должны были покинуть остров спустя 90 дней. 21 сентября улетел домой бразильский командующий, а последним покинул страну бригадный генерал Линвилл. 27 сентября 1966 года межамериканские силы были официально расформированы решением ОАГ. Интервенция обошлась США в 311 миллионов долларов, а доминиканский народ заплатил за нее потерей демократических свобод и снижением жизненного уровня на протяжении долгих десятилетий.