Бомбоубежище атомной станции, сооружённое когда–то на случай войны, занимали военные. Одно из помещений служило штабом, а вся остальная площадь, включая и коридор, была плотно заставлена двухъярусными кроватями. Со дня окончания строительства, бомбоубежище пустовало, и почти никто даже не подозревал о его существовании. Обживать бомбоубежище стали сразу после взрыва.

У административного корпуса, подмяв под себя цветущие розы, расположился бронетранспортёр. Из его башни была выдвинута высокая телескопическая антенна, а из под брюха в штабное помещение тянулся тонкий кабель.

Сикорский показал свой пропуск часовому, тот убрал в сторону ствол автомата и молча посторонился. Из штаба Сикорский созвонился с заводом, заказал дополнительный бетон, а потом, не искушая себя лишними рассуждениями, набрал номер КГБ.

— Я не хочу знать, чем вы занимаетесь вообще, но у нас воруют бетон! Это спецбетон, его компоненты дороже золота! Я убедительно прошу вас организовать надлежащую охрану!

Охрана строительных материалов не входила в обязанности КГБ, но сигнал поступил, и он был довольно серьёзным, чтобы его можно было б проигнорировать, и органы тут же приступили к своей работе. Сил и средств для этого было у них более, чем достаточно.

Начальника СМКа взяли на территории станции, где он без сна и отдыха уже вторые сутки лично руководил укладкой бетонного покрытия. Опытный специалист, он начал свою карьеру незадолго до смерти Сталина, но, несмотря на природный талант, и глубокие профессиональные знания, полученные им в институте так, и не смог достигнуть каких–нибудь серьёзных высот в своей карьере.

— Пишите объяснительную записку! — Предложили ему в тесной каморке.

Пётр Михайлович долго пыхтел над чистыми листами, и когда, по его мнению, опус удался, и он был достаточным для оправдания более серьёзных проступков, ему дополнительно предложили:

— Вы забыли написать автобиографию!

Здесь виновный скис и понял, что дело затягивается надолго. Когда и эта бумага была готова, то же лицо, похожее на отштампованную на заводе маску, спросило:

— А почему вы не указали о своей бабушке?

— А что мне о ней указывать? — огрызнулся Петр Михайлович. — Она умерла давно!

— Я не о той бабушке, которая умерла, а о той, которая уехала во Францию!

— Но ведь она тоже умерла! — похолодел старик.

— Значит, вы об этом тоже знаете? — спокойно констатировала маска. — Вот и напишите нам всё, что вы о ней знаете и от кого!

Петра Михайловича отпустили поздно вечером с напутствием:

— Мы вас ещё к себе пригласим! Уточним кое–какие детали и пригласим!

Пётр Михайлович, против своего обыкновения, осторожно прикрыл дверку своего старенького служебного автомобиля. Шофёр, давно привыкший к весёлому нраву своего начальника, вдруг обнаружил на месте его глаз, некогда украшенных добрыми морщинками, пустые серые дыры. Под утро Пётр Михайлович пожаловался безучастному потолку спящего здания:

— Да–а–а!

И это было первое слово, которое он произнёс, выйдя из дверей «красного дома».

Через шесть часов, после начала бетонирования, произошла замена водительского состава. На вторую смену вышли новички, для которых само слово «зона» вызывало холодок в груди, и по этой причине добрая половина из них отказалась садиться в покрытые свинцом кабины.

— У меня жена молодая, что я после тех рейсов с ней делать буду? — по–видимому, уже повторяясь, бубнил веснушчатый парень комсомольского возраста. Другие, менее решительные в протесте, жались за его спиной в плотную, и на первый взгляд, неприступную стену.

— Ты нам своё мужское бессилие на Чернобыль не перекладывай! — урезонил веснушчатого Безродный. Он уже приобрёл солидный опыт в подобных дискуссиях и вёл свою игру так же уверенно, как гроссмейстер ведет дружескую партию с командой любителей. — Я здесь с начала мая, и по женщинам давно соскучился! В плане исполнения супружеских обязанностей я выручу тебя с преогромным удовольствием! И могу гарантировать тебе то, что твоя законная останется очень довольна!

Зеваки, из числа водителей, ожидающих выгрузки своего груза в освинцованные машины, поддержали Безродного жидкими смешками. Они, конечно же, не были смелее новичков, и не каждый смог бы по первому приглашению поехать к самому завалу. Но они прекрасно понимали, что чем дольше будут продолжаться уговоры, тем большую дозу радиации они получат в ожидании перегрузки, в этих проклятых Копачах. Поэтому, сами того не осознавая, они стали потихоньку формировать за спиной Безродного группу его союзников.

— Не нужно мне заливать! — не сдавались веснушки. Правда, голос его уже потерял былую уверенность.

— Я хоть сейчас готов доказать это! — подтвердил свои мужские достоинства Безродный. — Те, кто сомневается, снимайте свои штаны и становитесь в очередь! Всех по первой категории обслужу!

— Давай, капитан, вот с этого конопатого и начнём! — поддержал идею неизвестно откуда подвернувшийся Ниголь. — Я его придержу, чтоб он не кусался, а ты уж выполняй взятые на себя соцобязательства!

При этой реплике, Юра скривил рот в улыбке палача, входящего на эшафот. Его несколько волновала роль штрейкбрехера, которую он исполнял. Эта роль никак не соответствовала его моральным принципам, и он старательно скрывал свою неловкость за ширмою бравады.

Благодаря показаниям живого свидетеля, а также под воздействием дружного смеха, авторитет веснушчатого парня растаял, как снежный ком и его бывшие единомышленники хоть и медленно, но покинули свои позиции.

— А ты, почему отдыхать не едешь? — спросил Ниголя Безродный.

— А ты, капитан, почему не отдыхаешь?

— У меня замены нет! Ты ведь это знаешь!

— Успею выспаться! Времени у меня много!

— Тогда садись в машину вот этого труса, — громко произнёс Безродный и ткнул в сторону веснушчатого, — и вперёд!

Ниголь замкнул колонну. На развороте Безродный махнул ему рукой и впрыгнул в кабину. На площадке, в гордом одиночестве остался стоять веснушчатый парень.

«Пусть он здесь со своей совестью поборется, — подумал Безродный. — Конечно, его гордость ущемлена, но когда он сам себя переломает, то злее работать будет. А командовать парадом здесь буду только я!»

Последнюю свою мысль Безродный почему–то выразил вслух, подкрепляя её решительным жестом в виде удара кулака об своё собственное колено. Ниголь покосился на него, но от комментариев воздержался.

— Уже не Богатыри и не Логиновы, помельче народец пошел! — так и не заметив ни своего возгласа, ни настороженного взгляда Ниголя, продолжал свою мысль Безродный. — Нужно закрепить свой успех!

Когда груженые бетоном машины выстроились у бункера бетононасоса, он вышел из кабины. В его голове, до острой боли в затылке, зазвучала струна. Безродный снял с себя респиратор, вставил в рот сигарету и, попыхивая дымком, прошёлся перед настороженными взглядами, направленными на него из освинцованных кабин. Ниголь уже не раз был свидетелем этого дешёвого номера, потому не обратил на него никакого внимания. Из своего недавнего опыта Юра знал, что эта прогулка по территории, где ты своей кожей ощущаешь жар, исходящий из развалин, производит на новичков огромное впечатление. Но повторять, вслед за Безродным, этот спектакль, он никогда бы не стал.

Безродный подошёл к каждой кабине и повторил водителям свои инструкции.

— Стоять в ожидании выгрузки нужно за этим зданием! Оно защищает от прямого излучения! Здесь должно постоянно находиться только три машины! Не больше и не меньше! Только три машины! Потому, что здесь радиация очень большая! Остальные должны ждать за забором! Пустой из зоны вышел, гружёный вошёл! Ясно?

Конопатый сменил Ниголя на следующем рейсе.

Близились к исходу вторые сутки, после начала операции по бетонированию «плиты». Количество бетона, уложенного в первую из двенадцати ячеек будущего фундамента, приближалось к расчётным.

— Необходимо взять на анализ последние пробы бетона из шахты! — сказал Викторов, протирая очки.

— Что ж надо, так надо! — согласился Безродный. — Полезем в шахту, там с прорабом и договоримся о том, когда следующую захватку начинать будем!

Под громадным полиэтиленовым куполом, сооруженным для защиты работающих под ним людей от радиоактивной пыли, рокотал экскаватор. В узкий проём этого купола, время от времени, пятились пустые самосвалы. Экскаватор кидал им в кузова по нескольку ковшей вынутого из шахты грунта, и те, натужено ревя двигателями, возвращались на свободу.

В дыру, уходящую под здание реактора, убегала стальная колея, тянулись кабели, трубы бетоноводов, и два широких рукава, по которым в шахту подавался воздух.

— Подождите пока! — остановил Безродного дежуривший у входа в шахту связист. — Вагонетка на поверхность идёт! Проход узкий, вы с ней не разойдётесь!

Из штольни медленно выкатилась вагонетка, которую толкали перед собой два шахтёра. Их полуголые тела, перевитые жгутами мышц, блестели от пота. Остановив вагонетку у тупика, они выбили клин, и перевернули корзину. Высыпавшийся грунт экскаватор тут же подгрёб к себе. Вскрыв по две бутылки минеральной воды, шахтёры сделали по несколько глотков, остатки вылили на себя.

— Бегом, мужики, бегом! — поторопил связист Безродного.

Викторов, согнувшись в три погибели, бросился вниз по рельсам. Невысокий рост Безродного позволял бежать ему на полусогнутых ногах, втянув голову в плечи. Сзади, стремительно приближаясь, загремела вагонетка. Не вдаваясь в излишние рассуждения, один из шахтёров столкнул её, и она, набирая скорость, понеслась назад в шахту по наклонному рельсовому пути.

Когда Викторов и Безродный, хватая широко открытыми ртами раскалённый воздух, влетели в штрек, вагонетка с небольшим опозданием ткнулась в кучу песка, насыпанную в конце рельсов. Тут же замелькали лопаты, наполняя её новой порцией грунта. В тесном пространстве шахты электросварщик обваривал стальную арматуру каркаса будущей ячейки фундамента. Гремели отбойные молотки, причмокивал гибкий рукав, выплёвывающий тугую бетонную струю. Очутившись в тесном и душном пространстве шахты, Безродный почти физически ощутил всю тяжесть нависших над его головой сотен тысяч тонн раскалённых радиоактивных обломков. Он приподнялся на носках и дотронулся до бетонного потолка.

— Вроде не такой он и горячий, откуда здесь такая жарища? В этой духовке, наверное, можно яйца жарить?

— Можно, но ты их на будущее побереги! — посоветовал Безродному прораб. — От грунта жара прёт, грунт тоже успел прогреться! Когда бетон пошёл, тогда легче дышать стало, потому, что бетон прохладный! Температура тут сразу упала!

— Когда следующую захватку начнём бетонировать? — смахнул со своего лица крупные капли пота Безродный.

— Я буду готов к приёму бетона через тридцать два часа! — ответил прораб.

Такая точность в ответе, заставила Безродного относиться к нему с ещё большим почтением.

— Хорошо, дружище! Накинем на всякий поганый случай ещё один час и на пятнадцать часов я заказываю бетон! Сколько его нам надо будет?

— Пятьсот сорок кубометров!

В штольне Безродному и Викторову опять пришлось увеличивать скорость. Подталкиваемая двумя человеческими силами их опять нагоняла вагонетка.

На выходе из под купола их встретил пушечный выстрел. В кучу щебня ударил тяжелый резиновый шар величиной в человеческую голову. Это машинисты бетононасоса прочищали бетоноводы.

Первые шестьсот кубометров бетона навечно улеглись в горячую землю Украины.

Безродный с Викторовым приняли душ расположенный в здании административного корпуса и там же поменяли одежду.

Как только в Чернобыль прибыли первые «ликвидаторы аварии», тут же было начато строительство санитарного пункта, где как предполагалось можно было бы и помыться, и постирать, а также сменить заражённую одежду на чистую. Но потом стройка по непонятным причинам была остановлена, и каждый смывал с себя пот и радиоактивную пыль там, где придётся.

— Теперь спать, спать и спать! — подвёл черту Безродный. — Ты там, Саша, для следующей захватки, закажи семьдесят кубов сухой смеси, а воду со всеми добавками пусть в ёмкости заправят! Это нам понадобиться для того, чтобы свой резерв всегда под рукой иметь! Произойдёт малейшая заминка на заводе или в дороге, мы на такой жаре бетоноводы закозлим! Поэтому мы должны быть всегда готовы к тому, чтобы любую дыру в поставках, своим резервом заткнуть! Нам наши насосы надо без перерыва кормить, кормить и кормить!

Смена водителей осталась в Копачах на тот случай, что пойдёт бетон на отсыпку покрытий. Викторов с Сикорским вернулись в Вышгород, а Безродный пошёл отсыпаться в общежитие.

К тому времени, в Страхолесье, — небольшую деревушку, приютившуюся на берегу реки Припять, прибыло два десятка теплоходов, и в их уютных каютах разместился оперативный персонал атомной станции, а также прикомандированные, занятые на ликвидации последствий аварии. Для автотранспортного объединения выделили теплоход «Башкирия». Безродный ночевал там всего один раз, потому что расписание движения автобусов на Зелёный Мыс — так был назван новый плавучий посёлок, совершенно не совпадало с распорядком суток, по которым Безродный работал и жил.

Общежитие техучилища, к тому времени уже до отказа забитое постояльцами, вряд ли удовлетворяли даже самым неприхотливым претензиям и по этой причине, после непродолжительных поисков, Безродный отыскал себе в подвале здания крохотную комнатушку, заставленную прочными стальными шкафами. В этих шкафах когда–то хранилось стрелковое оружие, предназначенное для военной подготовки учеников. В комнате была раковина, из крана бежала вода, а, сдвинув шкафы друг к другу, он отвоевал пространство достаточное для установки раскладушки. Но тем не мене, он своим одиночеством почти никогда не пользовался. Благодаря тому, что собак и кошек, то есть естественных врагов грызунов, расстреляли доблестные войска, крыс и мышей в Чернобыле развелось такое огромное количество, что они редко кого не докучали своей активной деятельностью. Упаковки сухих пайков, даже на самое короткое время оставленные без присмотра, непременно превращались в жалкую кучку бумажного мусора. Правда, жестяные банки пока не поддавались бесплодным потугам этих прожорливых тварей, но то, что они в скором времени научатся их вскрывать, почти ни у кого не вызывало сомнений.

Место, облюбованное Безродным для ночлега, понравилось и крысам. По этой причине Безродный никогда не приносил в свою конуру ничего из того, что могло бы предоставлять хотя бы малейший интерес для своих сожительниц. Не находя себе ничего подходящего чтобы можно было бы погрызть, суетливые зверушки придумали для себя иную забаву — бег по постели. Безродный не отрицал право своих квартирантов на жизнь, и поэтому не предпринимал никаких действий для изгнания оккупантов со своей территории, тем более, что ни времени, ни средств, для ведения боевых действий, у него не было. Поэтому, приходя в свою комнатушку, он первым делом внимательно осматривал кровать, и лишь убедившись, что она не занята докучливыми квартирантами, ложился и натягивал на голову одеяло, предоставив неунывающей компании полную свободу передвижения. Может потому, что Безродный не предпринимал никаких репрессивных мер, крысы никогда не нарушали его сон. Будило его только время, не будильник, которого у него не было, а именно время. Просыпался он мгновенно, минутой в минуту от назначенного им часа и начиналась работа, в отрезках времени, которые трудно измерить общепринятыми эталонами.

С завтрака Безродный вынес свинье Машке, приблудившейся к людям, кусочек пирога. Та благодарно хрюкнула, но есть его не стала — избалованная всеобщим вниманием, она берегла свободное пространство своего желудка для более изысканных блюд.

На оперативке, Безродный кроме чисто технических проблем задел и организационные:

— У нас есть в объединении парторг? Есть! Так какого хрена он в Киеве делает? Пусть сюда едет! Его дело воспитывать человека коммунистического общества, за это ему деньги платят! Вот пусть он и подготавливает новичков, потому, что люди ослеплены страхом!

— Понятно! — прогудел Головань. — Запишите, парторга немедленно сюда!

Парторг Тищенко приехал через три часа.

— Вы Безродный? Что вам за мероприятие провести надо? Соберите, пожалуйста своих людей и я проведу с ними политбеседу!

— Я не могу их собрать! Одна часть отдыхает после смены, а другая работает в Копачах! Туда нужно ехать, туда, в зону! Вот там перед началом новой смены и прочтёте им лекцию о моральном облике строителя коммунизма! А потом сядете в кабину и своим героическим примером мужественно поведёте их в самое пекло! Коммунисты у нас впереди, ведь так вы нас всегда учили? Сделайте хотя бы один рейс, а я за это время с часок посплю!

Перспектива оказаться в зоне товарища Тищенко явно не устраивала. Он вовремя вспомнил о назначенном на сегодня совещании в райкоме партии и, хотя на то совещание не был приглашён, именно под этим предлогом отказался.

— Нет никакой необходимости ехать мне в Копачи, — отеческим тоном, убеждающим неразумного сына, проворковал товарищ Тищенко, — я и здесь могу пообщаться с трудящимися!

Проклиная свою затею, Безродный все–таки собрал часть своих людей, и парторг прочитал равнодушной толпе строки из «морального кодекса строителя коммунизма». Водители пошли досыпать, парторг захлопнул за собой дверцу отъезжающего автомобиля и больше товарища Тищенко в Чернобыле никто не видел, что, впрочем, нисколько не помешало ему в ближайшее будущее получить в награду орден Дружбы народов. Безродный, проводив парторга далеко нелестными напутствиями, правда, так и не высказанными вслух, был несколько рад, что отделался от своего не очень разумного мероприятия столь незначительными потерями.

Через несколько дней Головань поинтересовался у Безродного:

— Не прислать ли тебе опять парторга?

— Спасибо! Не надо! — отмахнулся тот.

— А чего так?

— Твой парторг ведёт себя, как вор в чужой квартире! Наше с вами дело не для него!

Вторую захватку бетонирования начали гораздо позже намеченного срока. В Вышгороде пролил дождь и сухая смесь, на которую Безродный возлагал большие надежды, не удалась.

— Ладно, создадим резерв из пластичного бетона, и по мере поступления свежего, будем потихоньку использовать этот резерв!

— А он у нас не застареет, этот резерв? — запротестовал Викторов.

— Будем держать его на предельной черте и по мере старения заменять свежим! — поддержал идею Сикорский.

По–прежнему вызывало опасение то, что гружёные «миксеры» смогут перехватить предприимчивые прорабы из других строительных подразделений, и потом использовать тот бетон для своих производственных нужд. По этой причине Безродный прочёл своим подопечным краткие наставления:

— Запомните все! Командую парадом здесь только я! Тем, кто со мной ещё не знаком, представляюсь, Безродный Владимир Васильевич! Кто бы к вам не подошёл, посылайте всех… ну вы сами, лучше меня, знаете куда! Всем всё понятно? Тогда вперёд, Родина нас не забудет! Тридцать семь двенадцать — забирай пусковую смесь! Тридцать семь пятьдесят три и тридцать семь шестьдесят один грузитесь бетоном и со мной в первый рейс! Остальным загрузиться и ждать меня здесь! Запомните, никто не трогается с места без моей команды!

Насосы запустили без всяких осложнений, правда, Безродному пришлось извиниться перед шахтёрами за вынужденную задержку. Вернувшись в Копачи, он пустил автомобили в интервал проверенный практикой.

— Ты знаешь, Володя, что твои головорезы председателя Государственной Комиссии матом обложили? — с испугом в голосе сообщил неприятную новость Викторов.

— Ну что же теперь делать? Уж очень они меня правильно поняли! — помрачнел Безродный. Ответный шаг Щербины был непредсказуем и тем очень опасен. — А как он собственно нарвался? — спросил Безродный хмуро.

— Ехал мимо, глядит, машины без дела стоят, он выскочил и давай команды выкрикивать! А, этот..! Как его..? Ну боцман твой!

— Ниголь что ли? Юрка? — догадался Безродный.

— Ну да! Он и прокатил его по всем кочкам!

— Ну если это Юрка, то он может! — согласился Безродный.

— Ну и правильно сделал! Нечего тут всякому постороннему свой нос в чужие дела совать! Я ведь не лезу в его бумаги? Нет! — попытался он сам себя успокоить.

Но оптимизма, который вселил в себя Безродный, хватило ненадолго. Вскоре на площадке остановилась белая «Нива».

— Замминистра приехал! Это по твою душу! — подтолкнул в бок Безродного Викторов. Он тут же исчез, чтобы появиться на эстакаде и оттуда продемонстрировать начальству свою бурную деятельность.

Заместитель энергетики СССР Корсун незадолго перед этим сменил на АЭС Лопатина, тоже замминистра, но который ни по каким параметрам не соответствовал качествам руководителя, потребные для экстремальных условий. Корсун, в отличие от многих высокопоставленных чиновников, был молод. Несмотря на этот свой недостаток, он достиг своих высот не в душных московских кабинетах, а на крупнейших стройках страны. Кроме всего прочего, он сумел реализовать свои потребности, и пройти курс наук в каком–то из университетов США. Правда некоторые поговаривали, что у Корсуна где–то на самом верху есть своя лохматая и когтистая лапа, но этими подозрениями можно пренебречь, так как занять мало–мальски удобное кресло ещё не удавалось никому, если его не поддерживала эта самая лапа.

— Здравствуйте, Юрий Николаевич! — поздоровался Безродный. У Корсуна подёргивались губы. Лихорадочный блеск глаз и нервное подёргивание лица уже были знакомы Безродному. «Этот из наших, — отметил он себе, — тоже уже успел шитиков наглотаться».

То, что интенсивное облучение действует возбуждающе на психику, Безродный заметил давно. Через неделю работы в зоне, даже уравновешенные парни из его команды, решали часто возникающие по каждому пустяку конфликты иногда силой своих кулаков. Интенсивность, с которой извергались противниками проклятия и брань в адрес друг друга, зависела не только от ранее полученного воспитания, но и от предполагаемых доз облучения.

— Почему и кто задержал начало бетонирования? — дёрнулся Корсун. На приветствия Безродного он только качнул головой, и это, вероятно, означало, что они услышаны.

— Бетонирование на сорок семь минут задержал я! — отчеканил Безродный. — Бетон поступает слабо, и без своего резерва я не выдержал бы темпа!

— Всё идёт нормально?

— Да!

— Какие ко мне вопросы?

— Автоинспекция работает против нас! Во–первых, ограничена скорость движения по всему маршруту! Во–вторых, — они направляют гружёные машины по объездной дороге, а это крюк в тридцать километров! Прямую дорогу оставили для высокопоставленного начальства, а бетон пока дотрясётся до завала, то он начинает отслаиваться! В результате мы затягиваем сроки и проигрываем в качестве!

— Хорошо, что ещё? — дёрнулся Корсун.

— Командировка у меня окончилась, продлите её до окончания работ!

Безродный подал бланк. Корсун начертил на нём угловатые буквы, машинально, вместе со своей авторучкой, возвратил Безродному бланк, попрощался с ним коротким рукопожатием и поехал в штаб Государственной Комиссии. Через полчаса в Копачи сплошным потоком пошли гружёные бетоном машины. Наделённый огромной властью, во многом большей, чем у председателя Госкомиссии, Корсун принял срочные меры. Ранее придирчивые и капризные стражи дорожного порядка, вдруг резко поменяли своё лицо. Их жезлы стали подгонять нерасторопных шоферов, посмевших снизить скорость. Для бетона открыли прямую дорогу. Это резкое изменение дорожных условий не могло пройти без последствий. Привыкшие чувствовать себя полными хозяевами чёрные «Волги», не сочли нужным уступать дорогу тяжелогруженому транспорту. Одна из блиставших лаком красавиц попала под безжалостную громаду автобетоносмесителя. Лишь один человек из четырёх несчастных остался жив. Но этот прискорбный факт нисколько не повлиял на скорость движения. И бетон сплошным потоком продолжал поступать и поступать.

Кончалось топливо в баках, но заправщик не приходил. Безродный выдал телефонной трубке необходимую в таких случаях норму проклятий, но это никак не повлияло на благополучный исход. Заправщик потерялся в дороге между Киевом и Чернобылем и когда он объявится, оставалось лишь строить догадки.

— Нужно мне срочно к воякам ехать, может, что и выгорит! — решил Безродный. — Иначе пропадём!

Но ехать в воинскую часть ему не пришлось, — со стороны станции ехал армейский заправщик.

— Стой! — заорал Безродный, размахивая руками.

В кабине, на пассажирском сидении, к великой досаде Безродного, восседал тот самый капитан, похожий на оседланную корову.

— Что? Опять тебя заправить надо? — вместо приветствия прокричал капитан.

— Ага! — с мольбой в голосе подтвердил Безродный его догадку.

— Ну что ж, надо значит надо! — немного подумав, согласился капитан. — Заправить боевые единицы генерала Безродного! — приказал он сидящему за рулём сержанту. Слово «генерал» капитан произнёс тоном, подчёркивающим важность этого чина.

Слили в баки машин остатки топлива, которые были в ёмкости заправщика, и перед тем как покинуть Копачи, капитан обнадёжил:

— Через час я привезу тебе солярку! Залью цистерну и сразу к тебе! Час выдержишь?

Получив от Безродного утвердительный ответ, капитан попрощался с ним улыбкой:

— Будьте здоровы, товарищ генерал!

Этот финал Безродного порадовал. Если ранее никто не обращал внимания на ведомственную принадлежность участников сделок, то в последние дни рубежи, проложенные между различными министерствами, охранялись очень ревниво и стойко.

Шли уже одиннадцатые сутки сначала бетонирования «плиты». После обеда опять прилетел вертолёт и монотонно посвистывая лопастями над самой головой, выпустил из под своего брюха густой тёмный шлейф маслянистой жидкости.

В районе Копачей, сразу после взрыва, выпали осадки с наиболее высокой радиоактивностью. Чтобы связать радиоактивную пыль и не дать ветру разносить её по области, территорию обильно поливали специальными растворами, которые вскоре схватывались тонкой прозрачной плёнкой. Душ, низвергаемый с небес, в основном предназначался «рыжему лесу». Ещё в начале мая этот лес был так же зелен, как и любой иной. Позже, или от избытка излучения, или от этой самой обработки, которая перекрыла доступ воздуха к тканям дерева, хвоя пожелтела, и лес получил название «рыжий». Когда погибшая хвоя опала и обнажила голые стволы с корявыми ветками, этот лес стали называть «чёрным». Этими названиями пользовались довольно широко, чтобы привязать какие–либо действия к географии местности. Пункт перегрузки бетона находился на опушке этого самого «рыжего леса».

— Сбавь скорость, Юра! — приказал Безродный. — Эта гадость скользкая, как жёваный солидол!

— Знаю, капитан, знаю! Я на ней не в первый раз танцую! — только и успел ему ответить Ниголь. Низко над ними просвистели лопасти, и веер коричневого облака закрыл узкую смотровую щель в свинцовой скорлупе кабины. Ниголь притормозил от неожиданности. Тяжелая машина, как разыгравшийся котёнок, вдруг закинула зад, развернулась волчком вокруг собственного капота, отпрыгнула к обочине, мягко перевернулась, снова стала на колёса, качнулась и легла на бок. Ёмкость отделилась от рамы и, запрыгав по пням и ухабам, покатилась в сторону от дороги. Свинцовый кожух, укрывавший кабину, сорвало с болтов, он съёжился и остался лежать в кювете.

Ниголь, кряхтя и матерясь, выдавил ногою покрытое паутиной трещин лобовое стекло и выбрался наружу. Подвывая, сплёвывая кровь с разбитых губ, он вытащил бесчувственное тело Безродного и склонил над ним своё лицо.

— Ты жив, Владимир Васильевич? — вдруг вспомнил он имя своего начальника. Юра приложил к груди Безродного своё ухо, но всхлипы прорывающиеся помимо его воли мешали услышать биение сердца. Юра взвыл, отпрянул в сторону, зачем–то отбежал к машине, опять вернулся к Безродному и начал отыскивать биение пульса на его запястье.

— Отстань! — промычал Безродный. Он перевернулся на живот, встал на четвереньки и помотал головой. По–видимому, от этих движений, в его голове, с какой–то полки упала лежащая с краю и сдвинувшаяся во время удара мысль, и он неожиданно для самого себя брякнул:

— Губитель ты капитанов! Тебе бы гаду только в ментовке служить!

Безродный сел, широко раскинув ноги и попытался поставить на место качающийся перед ним горизонт.

— Вы это серьёзно, Владимир Васильевич? — спросил Ниголь, встревоженный за психическое благополучие своего начальника.

— Вполне серьёзно! — начал развивать свою мысль Безродный. — Все преступники будут обходить твой участок за два квартала, и там ты добьёшься огромных успехов в росте своей служебной карьеры!

Безродный пощупал свои рёбра, и, убедившись, что все его кости целы, встал на ноги.

— Я тебе блестящую характеристику напишу! А с чернобыльскими печатями для тебя все двери и дороги будут открыты! Тебя без всяких конкурсов в любой институт примут!

— Я машину завтра сделаю! — заторопился с обещаниями Ниголь. — Здесь ерунда, кабину немного подрихтовать, да стёкла вставить!

— Ты думаешь, что после этой аварии тебя кто–нибудь здесь оставит? — удивился Безродный. — Наивный ты человек, Юра! Тебя скорее отдадут под суд! Единственное, чем я смогу тебе помочь, это подтвердить твою невиновность! А машину я спишу! В могильник её утянем! На ней уже столько радиации, что если эту машину покрошить и набить ею атомную бомбу, то она всю киевскую область в пух и прах разнесёт! Это тебе любой дозиметрист своею справкой подтвердит! А на счёт милиции я пошутил! Куда я такого парня как ты дену? Ты уже и Крым, и Рым прошёл, не раз уже битый да стреляный, и много чему тебя судьба научила! Такие люди на вес золота цениться должны! У меня есть старинный приятель, он сейчас директором совхоза работает, а в совхозе том птицефабрика. Так вот, мой приятель себе никак начальника на ту фабрику не сыщет. То пьяница попадёт, то вор, а чаще и то и другое вместе. Поедешь к нему, я письмецо черкну. Будешь там у моего друга куриц по утрам щупать. Как главного курощупа я тебя своему другу и порекомендую. А он тоже такой же ненормальный как и я, и он тоже любит нянчиться со всякими му… — здесь Безродный запнулся и поправил себя, — чудаками!

Таким образом, судьба Юрия Ниголя наконец–то была решена. Госпожа Фортуна улыбнулась ему вслед лукаво, и, спокойная за его будущее, занялась другими не менее важными делами.

Автомобиль ещё долго лежал за обочиной, пока не попал на глаза председателю Государственной комиссии. Он спустил по инстанции необходимую в таких случаях норму угроз, и, к огорчению Безродного, который уже начал потихоньку разбирать машину на запчасти, останки погрузили и вывезли на Лубянку.