К середине 1920-х гг. не осталось фактически ни одной сферы жизни и деятельности граждан, не подконтрольной ведомству безопасности. Это происходило в условиях, когда шел процесс формирования целостной системы партийно-государственного руководства культурой и просвещением. А.В. Луначарский, выступая на X съезде РКП (б) в 1921 г., подчеркнул, что в социалистическом государстве все просвещение «может быть только коммунистическим и никаким другим; все науки, все искусства должны быть пропитаны коммунистическим духом». Это была не только личная точка зрения наркома просвещения, но официальная линия большевистской партии после прихода к власти. Проводя такую политику, большевистское руководство преследовало цель укрепления влияния коммунистической идеологии в стране, в том числе во всех сферах культуры и искусства, в науке, а также не допускать инакомыслия. В решении последней задачи важнейшая роль принадлежала органам ВЧК-ОГПУ, и, безусловно, их руководителю Ф.Э.Дзержинскому.

Но чекистам было не под силу одолеть весь объем серьезных проблем без опоры на интеллигенцию. Ведь предстояло фактически изменить мировоззрение большинства населения. Люди умственного труда, составляли интеллектуальное, идеологическое и нравственное ядро каждого из противоборствующих лагерей. Именно она направляла свой талант и способности на обеспечение победы идеологии «белых» или «красных».

В «преобразовании мира» большевики опирались на ту часть интеллигенции, которая разделяла их политику и прямо или косвенного оказывала поддержку. Среди деятелей литературы того времени было немало людей, имевших опыт работы в ВЧК, ГПУ, ОГПУ: И.Э. Бабель, О.М. Брик, А. Веселый, Б. Волин, И.Ф. Жига, Г. Лелевич, Н.Г. Свирин Этот список можно продолжить. Именно в те годы Э.Г.Багрицкий с чувством восклицал:

Но даже в условиях Гражданской войны и новой экономической политики, в условиях жесточайшего контроля интеллигенция сумела в своей значительной части сохранить независимость, критичность мышления и способность находиться в оппозиции к власти.

При тяжелейшем положении рабочих и крестьян, не легче было интеллигенции. Она находилась в крайне тяжелом материальном положении, нищенствовала, особенно учителя и преподаватели вузов. Если машинистка главка в 1924 г. получала зарплату 12 червонцев в месяц, то высококвалифицированный педагог с университетским образованием, работавший в школе, — 3 червонца. Но более всего интеллигенцию угнетало навязывание единой идеологии, отсутствие свободы творчества, жесткий бюрократический контроль различных государственных структур. Многие интеллигенты, боровшиеся за гражданские свободы общества еще в монархической России, вспоминали слова Ивана Каляева о завоеванной свободе: «И вот когда сбылась мечта,// Мы о весне давно мечтали, // Поняв, узнав: она — не та».)

Интеллигенция не была однородной, отсюда и ее отношение к власти было различным. В качестве активной силы контрреволюции выступал влиятельный, хотя и немногочисленный ее слой, тесно связанной с прежними господствующими классами — крупное чиновничество, духовенство, часть профессоров, публицистов, литераторов, студенчество. Ядро белого движения составило офицерство. Пережившее унижение в ходе революции, которая привела, в конечном счете, к деморализации и ликвидации армии, к позору Брестского мира, офицерство превратилось в «новый маргинальный слой», сконцентрировавший в себе мощный заряд ненависти к своим гонителям, огромную жажду социальнополитического реванша. И многие из офицеров пополнили ряды противников власти.

Наиболее многочисленная часть традиционной интеллигенции, люди массовых профессий — учителя, медицинские работники, инженеры и техники, служащие и др., придерживалась в своей основной массе пассивных и нейтральных позиций. Динамика изменений настроений и поведения этой части интеллигенции находилась в зависимости от хода изменений в стране, от собственного материального положения и ряда других факторов. Почвой для законного недовольства являлись недостатки в деятельности советов, повсеместные нарушения провозглашенных демократических принципов работы советских органов, бюрократические извращения со стороны служащих госаппарата и остатки прежних порядков в учреждениях, значительная оторванность части руководства от населения, пренебрежение их интересами. Не случайно В.И. Ленин подчеркивал, что «самый худший у нас внутренний враг-бюрократ…».

Новая экономическая политика советской власти создала опасность объединения и консолидации сил буржуазных и мелкобуржуазных групп, находивших себе все усиливающуюся опору в условиях развития НЭПа. Антисоветская интеллигенция использовала открывшиеся ей возможности организации и собирания своих сил, созданные новым курсом и ослаблением деятельности репрессивных органов. Мощь этого слоя интеллигенции усилилась еще и тем, что среди коммунистов, в связи с ликвидацией фронтов и НЭПом установилось определенное «мирное» поле деятельности. Широкие слои интеллигенции были возмущены чистками вузов, советских учреждений, армии, высылками за границу и ссылками в отдаленные районы страны тысяч людей, единственной виной которых было недовольство своим положением и политикой правящей партии или дискриминационным отношением к определенному классу. Возмущала и топорная политика власти по отношению к верующей части населения, гонение на православную церковь. Последнее даже у убежденных атеистов вызывало протест.

Против такой политики протестовали не только противники советской власти, но и ее сторонники, даже очень близкие к Ленину, Дзержинскому и др. Таковым был писатель А.М. Горький, который очень резко выступал особенно против арестов творческой интеллигенции. Именно он писал В.И. Ленину: «Для меня богатство страны, сила народа выражается в количестве и качестве интеллектуальных сил. Революция имеет смысл только тогда, когда она способствует росту и развитию этих сил. К людям науки следует относиться возможно бережливее и уважительнее — особенно необходимо у нас, где семнадцатилетние мальчики идут в казармы и на бойню Гражданской войны и где рост интеллек. сил страны будет надолго задержан.

Мы, спасая свои шкуры, режем голову народу, уничтожаем его мозг.

Очевидно, у нас нет надежды победить и нет мужества с честью погибнуть, если мы прибегаем к такому варварскому и позорному приему, каким я считаю истребление культурных сил страны.

Что значит этот прием самозащиты, кроме выражения нашей трусости и сознания слабости, и, наконец, желания мести за нашу собственную бездарность.

Я решительно протестую против этой тактики, которая поражает мозг народа и без того достаточно нищего духовно. Знаю, что Вы скажете обычные слова: «Политическая борьба», «Кто не с нами, тот против нас», «Нейтральные люди опасны» и др.

Огромное большинство представителей положительной науки — нейтрально и объективно, как сама наука: это люди аполитичные. Среди них большинство старики, больные. Тюрьма убьет их. Они достаточно уже истощены голодом.

Владимир Ильич, я становлюсь на их сторону и предпочитаю арест и тюремное заключение — участию хотя бы и молчаливому, в истреблении лучших, ценнейших сил русского народа.

Для меня ясно, что «красные» такие же враги народа, как и «белые».

Лично я, разумеется, предпочитаю быть уничтоженным «белыми», но и «красные» — тоже не товарищи мне…».

Власть не могла не считаться с мнением авторитетнейшего писателя и зачастую шла ему навстречу, когда решалась судьба отдельных лиц, но она не меняла своей политики.

Главными очагами борьбы антисоветской интеллигенцией против власти стали: печать, высшие учебные заведения, различные общества, ведомственные съезды, театр, кооперация, тресты, торговые учреждения, церкви и др.

В 1917–1926 гг. недоверие и всесторонний надзор лежали в основе политики власти по отношению ко всем людям интеллигентного труда. Оперативное наблюдения органов ВЧК-ОГПУ в сфере идеологии осуществлялось за всеми слоями населения, но прежде всего за интеллигенцией. Именно в ней власть видела противников своей монополии влияния на умы людей. По заданию большевистского руководства под особым контролем чекистов были писатели, журналисты и вообще лица, связанные с печатным словом, издательской деятельностью.

Компартия с первых дней советской власти была поставлена перед необходимостью принятия ряда мер против контрреволюционной печати. «Всякий знает, что буржуазная пресса есть одно из могущественнейших оружий буржуазии. Особенно в критический момент, когда новая власть, власть рабочих и крестьян, только упрочивается, невозможно было целиком оставить это оружие в руках врага… оно не менее опасно в такие минуты, чем бомбы и пулеметы», — утверждалось в подписанном В. И. Лениным Декрете о печати. В своей речи о печати он говорил на заседании ВЦИК 4 (17) ноября 1917 г.: «Мы и раньше заявляли, что закроем буржуазные газеты, если возьмем власть в руки. Терпеть существование этих газет значит перестать быть социалистом».

Дзержинский неуклонно проводил эти линию партии в жизнь.

В конце 1917 г. в соответствии с постановлением СНК от 7 декабря 1917 г. о борьбе с лицами, использующими печать в антисоветских целях, Дзержинский по следственному делу, обвинив журналистов петроградской прессы в саботаже, вынес постановление о взятии под стражу Аргунова, Яроцкого и Дмитриевского. 2 и 3 января 1918 г. были произведены аресты в редакциях газет правых эсеров «Воля народа» и меньшевиков «День». Были изъяты материалы, содержащие клевету на советскую власть. В заключении ВЧК по делу арестованных было указано на причастность Д.И. Заславского и С.А. «ливанского к этому преступлению.

21 января 1918 г. член Трибунала печати А.А. Шрейдер направил письмо в управление Чрезвычайной Следственной комиссии: «Ввиду того, что ныне уже организован Трибунал печати, который начинает функционировать с понедельника 22 января 1918 г. и в виду того, что по инструкции Трибунала печати ответственности подлежат лишь произведения, а отнюдь не лицо. Прошу Чрезвычайную комиссию сделать распоряжение об освобождении из-под стражи всех осужденных^ преступления в печати». К этой просьбе присоединился народный комиссар юстиции И.З. Штейнберг. Ф.Э. Дзержинский ответил, что за ВЧК «осужденных нет: арестованные в «Дне» и «Воле Народа» обвиняются в контрреволюционных деяниях против Советской власти, которые проявились не только в печати, но и в определенной политической деятельности. Комиссия считает, что освобождение Заславского и «ливанского, как равно выдающихся членов правых с.р., в то время, когда заговоры не уничтожены, невозможно».

16 января 1918 г. по подозрению в том, что во время корниловского мятежа занимался агитацией против большевиков, был арестован председатель Временного исполкома служащих наркомата продовольствия, в прошлом журналист М. В. Совинский. На допросе 17 января 1918 г. он показал Ф.Э. Дзержинскому, что в 1915 г. был сотрудником газеты «Столичная газета». Газета была без политической окраски, чисто городская, она вела борьбу с дороговизной, ни один № не выходил без купюр. Газета обанкротилась. Типография находилась на Клинском проспекте у Забалканского. Контора была на Итальянской, № 31. Совинский заявил, что знает А. И. Ядрова, с которым познакомился через «Маленькую газету». Он был зицредактором. Совинский же сотрудничал в «Петроградском листке», «Новостях» — Знатовича, «Петербургских ведомостях», в «Neue Wiener Tageblatt (корреспондент) — в 1905 г, «Маленький» и «Новой Маленькой», «Биржевых», «Московском листке», «Биржевых известиях», «Новом времени», «Военном голосе». И «вообще был хроникером (интервьюером), а не политическим публицистом». Дезобри и мужа ее — отставного офицера не знал и не видел никогда. Сам же работает в Комиссариате по продовольствию председателем Временного исполнительно комитета служащих.

После допроса М.В. Совинский был освобожден за отсутствием данных, подтверждающих полученную информацию.

На основании донесения работников НКПС от 23 января 1918 г. был арестован бывший надворный советник Н.Д. Красильников за распространение написанной им брошюры антисоциалистического содержания. На допросе он рассказал Дзержинскому, что брошюра им отпечатана до октябрьского вооруженного восстания. После заявления о признании советской власти Красильников был освобожден.

Доносили в ВЧК не только работники наркоматов, но и частные лица. По такому доносу была арестована и дочь Льва Николаевича Толстого Александра Львовна. У нее была изъята вся частная корреспонденция. 15 июля 1919 г. бывший секретарь Л.Н.Толстого В.Г. Чертков обратился с просьбой к Дзержинскому об освобождении из-под стражи А.Л. Толстой и возвращении изъятой корреспонденции. Через 10 дней председатель ВЧК распорядился: «Освободить, взяв подписку».

24 января 1918 г. заместитель наркома юстиции левый эсер А.А. Шрейдер обратился в СНК с предложением изъять из ведения ВЧК дела, связанные с использованием печати в контрреволюционных целях, но СНК отверг это предложение.

В мае 1918 г. ВЧК завела дело о клевете эсеровских и меньшевистских газет, которые сообщили о том, что якобы германские власти предъявили СНК ультиматум о разоружении латышских частей и вводе в Россию немецких оккупационных отрядов. Несмотря на опровержение слухов Я. М. Свердловым, эсероменьшевистская печать продолжала их широкое распространение. Тогда ВЧК закрыла газеты «Вперед», «Родина», «Земля и воля», «Народное слово» и оштрафовала ряд других изданий, что вызвало возражение со стороны некоторых руководителей Моссовета. 10 мая 1918 г. Ф.Э. Дзержинский и Я.Х. Петерс направили письмо в редакции газет следующего содержания: «В связи с появившейся в номере 23 Вашей газеты статьи «Новые требования германского правительства» и целым рядом статей, помещенных в предыдущих номерах Вашей газеты, содержащих в себе ложные сведения с целью создать в широких массах панику, Всероссийская Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией считает своим долгом закрыть Вашу газету и дело о ней передать в революционный Трибунал».

11 мая 1918 г. на заседании ВЧК были заслушаны доклады И.А. Визнера и Ф.Э. Дзержинского «О конфликте с Московским Советом в связи с закрытием ВЧК газет и предполагавшейся на 12 мая облавой на уголовные и преступные элементы Москвы в широком масштабе без предварительного и подробного оповещения Московского Совета». ВЧК постановила: «Меры, принятые тт. Дзержинским и Визнером по выяснению и смягчению конфликта путем личных переговоров, одобрить. Операцию облавы временно отложить до осуществления возможности принятия участия в ней и представителей Московского Совета».

В конце мая после доклада Я. X. Петерса Моссовет одобрил действия ВЧК.

В декабре 1918 г. возник конфликт в связи с тем, что М. Ю. Козловский поддерживал ложные утверждения о незаконных репрессиях, якобы осуществляемых ВЧК. 19 декабря 1918 г. Бюро ЦК РКП (б) заслушало вопрос о ВЧК. Дзержинский доложил о заседании ВЧК, на котором было постановлено обратиться к ЦК о разрешении конфликта Козловского с остальной коллегией. Далее выяснилось, что в печати за последнее время печатались статьи о деятельности ВЧК, которые не носили делового характера. После обсуждения было принято решение, в котором было указано, что «на страницах партийной и советской печати не может иметь место злостная критика советских учреждений, как это имело место в некоторых статьях о деятельности ВЧК, работы которой протекают в особо тяжелых условиях».

Ф.Э. Дзержинский прекрасно понимал значение печати в жизни общества и в работе чекистов частности. Его взгляды на роль печати окончательно сформировались в годы новой экономической политики и далеко выходят за рамки сугубо чекисткой работы. Это подтверждают сотни документов. Он рассматривал печать как одно из важнейших средств, способствующих превращению экономически отсталой России в могучее государство, считал, что газеты должны стать «мощным орудием возрождения», «могущественным орудием руководства и управления». Председатель ВЧК-ОГПУ твердо следовал принципу партийности печати, суть которого заключается в неукоснительном следовании политике партии, пропаганде ее идей, мобилизации населения на проведение ее директив. В этом он видел высшее выражение классового характера печати, ее идейную направленность. Его убеждения исходили из решений VIII съезда РКП (б) (1919 г.), в резолюции которого «О партийной и советской печати» говорилось о печати, как важнейшем средстве воздействия на самые широкие народные массы.

Дзержинский высоко оценивал роль печати в деле культурного воспитания населения. Печать, по его мнению, должна способствовать ликвидации неграмотности и формированию коммунистического мировоззрения. От этого, говорил он, во многом зависит решение всех задач. «Там, где нет грамоты… где нет культуры, там нет пролетарской власти, там будет взяточничество, шкурничество, но не будет сознания той миссии, которую пролетариат выполняет».

Весьма примечательно, что Дзержинский проявлял постоянную заботу по обеспечению работников местных ЧК необходимой литературой. Так, находясь в Сибири в начале 1922 г., он поставил перед И. С. Уншлихтом вопрос о посылке фельдсвязью для сибирских ТЧК газет «Правда», «Известия», «Экономическая жизнь» и «Гудок». Из Новониколаевска он писал, что нужно попросить В.Л. Герсона, «пусть соберет всю литературу, без которой мне можно обойтись (дома у меня в кабинете есть), и достанет еще и шлет сюда мне. Самая главная литература — о фронте напряжения труда, о международной ситуации и о новой экономической политике».

Дзержинский не терпел поверхностного отношения к публикациям и предлагал авторам, прежде всего исходить из интересов дела. Об этом красноречиво говорит один случай. 28 марта 1925 года в «Рабочей газете», органе ЦК партии, была помещена статья Л. Сосновского «Радиовредители, радиопростаки, или как покупают «кота в мешке». Автор ставил вопрос о якобы ошибочном заключении концессионного договора с французской радиокомпанией по использованию у нас французской радиотехники, хотя этот вопрос уже был решен высшими государственными инстанциями. Кроме того, в статье содержались оскорбительные выпады против руководителей народного хозяйства. В связи с появлением статьи Л. Сосновского Ф. Э. Дзержинский обратился с письмом в ЦКК к В. В. Куйбышеву, выслав копию письма в ЦК на имя И. В. Сталина. В письме он заявил, что считает статью Сосновского «преступной и недопустимой для члена партии и для партийной газеты», и ходатайствовал перед ЦКК о «привлечении к партийной ответственности как Л. Сосновского, так и редакции «Рабочей газеты». Это было 28 марта. А через три дня «Рабочая газета» поместила письмо председателя правительственной комиссии по радиоделу В. В. Куйбышева, осудившего действия Л. Сосновского. «Статья Сосновского, — говорилось в нем, — излишне обостряет и без того разгоревшиеся страсти и ни в какой мере не способствует беспристрастному решению вопроса».

9 июля 1924 г. Дзержинский писал в Политбюро ЦК РКП (б) Сталину: «И вот все газеты, как «Правда», «Труд», «Рабочая газета», «Экономическая Жизнь» пишут статьи, заметки и помещают издания изо дня в день безответственные корреспонденции, что производительность труда достигла двоенной, превысила ее в % на 20–25, а зарплата отстала и т. д.

Между тем, для каждого умеющего смотреть на все открытыми глазами, ясно, что это вранье.

Один я остаюсь голосом вопиющего, мне самому приходиться и возбуждать вопрос и защищать правильную точку зрения и даже пускаться в несвойственное мне дело — писать статьи и вести печатную полемику. Но голос мой слаб, никто ему не внемлет. Я должен поэтому и обращаться в Политбюро и привести типичные примеры, отчасти опубликованные мной в печати и никем еще прямо не опровергнутые, но косвенною обиняками опровергаемые.

Необходимо запретить писать в наших газетах небылицы о наших успехах, необходимо запретить заниматься учеными и волокитными опровержениями того, что ясно каждому, а именно что мы мало производим, а много потребляем. Необходимо покончить с рвачеством по линии зарплаты и создать твердое руководство в сторону действенного походе к осуществлению на деле союза с крестьянами, необходимо твердое сознание всех рабочих, что борьба с неурожаями, нынешними и по предупреждению в будущем потребует много жертв со стороны рабочих».

Требование всесторонней проверки сведений, поступающих в ВЧК — ОГПУ, проходит через все распоряжения Дзержинского. Он говорил о необходимости передачи наблюдения за контрреволюционной деятельностью интеллигенции в печати «сильному человеку», «достаточно компетентному», предлагая поставить во главе этого дела В. Р. Менжинского. На многих материалах, поступивших в ВЧК — ОГПУ, есть такие резолюции его председателя: «было бы полезным получить отзыв людей компетентных», «дать на отзыв оперативным органам для оценки и внесения дополнений и изменений».

Требуя от сотрудников газет и издательств критического подхода к тем или иным проблемам, Дзержинский учил видеть принципиальную разницу между критикой недостатков и обывательским смакованием, «критикой» с намерением подорвать советский строй. По его мнению, печать должна быть направлена на улучшение дела по принципу «не столько обличать, сколько учить». В критике должна быть соблюдена мера. Беспокойство Дзержинского не было случайным. В те годы страницы газет и журналов, особенно сатирических, были наполнены критическими заметками, фельетонами, баснями, карикатурами, бичевавшими недостатки в работе хозяйственных органов, а доброжелательных статей, направленных на четкую организацию дела, было крайне мало. Характерно его письмо сотруднику 8 июля 1926 г. одного из наркоматов Савельеву: «Мне сегодня показали № 25 «Крокодила» (моя дружест. карикатура на последней стр.) с рисунками, с травлей наших хозяйственников на первой странице. Нэпмановские рожи с повесткой доклада предс. правления. Я просил бы Вас подобрать мне материал травли наших хозяйств, в печати для того, чтобы выступить в печати в защиту наших хозяйственников и для доклада в ЦК. Реклама мне в противопоставление другим — только вред делу.

Зачем и кому это нужно?».

Дзержинский часто участвовал в полемике по различным вопросам. 3 июля 1925 г. в ответе на открытое письмо в газете «Экономическая жизнь» он писал о сущности политической полемики: «В цитированной выше статье «Несколько слов нашим противникам»

Плеханов отличает «резкость» от «грубости», приводя в пояснение Пушкина:

Нельзя писать: такой-то де старик,

Козел в очках, плюгавый клеветник,

И зол, и подл — все это будет личность,

Но можете печатать, например,

Что «господин парнасский старовер (В своих статьях) бессмыслицы оратор,

Отменно вял, отменно скучноват,

Тяжеловат и даже глуповат — Тут не лицо, а просто литератор.

В наших условиях, когда споришь не с политическим противником. правило Плеханова и Пушкина должно соблюдаться в полной мере. А если т. Соколовский был резок, то обозреватель печати был груб».

Обмен мнениями в печати, отмечал Дзержинский в докладе на совещании руководителей московской печати 16 апреля 1926 г., должен быть направлен на своевременное раскрытие неправильных методов организации производства и управления. Он считал печать важнейшим источником информации о процессах, представлявших оперативный интерес для органов безопасности, и требовал от чекистов, чтобы они были всегда в курсе международной и внутренней жизни страны, внимательно следили за печатью в интересах своей повседневной практической работы, своевременно откликались на каждую публикацию, имевшую прямое отношение к сфере их компетенции. Так как чекисты зачастую не были специалистами в конкретных хозяйственных областях, то, как правило, при возникновении каких-либо сомнений они обращались к экспертам. На многих материалах, поступавших в ВЧК-ОГПУ, есть такие резолюции Дзержинского: «Было бы полезным получить отзыв людей компетентных», «Дать на отзыв оперативным органам для оценки и внесения дополнений и изменений». Дзержинский отрицательно относился к газетной шумихе, полагая, что это только вредит делу и что в публикациях печати не должно быть как лакировка, парадности, замазывания недостатков, так и огульного охаивания — «Надо изгнать из газет демагогию и вранье». Он рекомендовал чекистам более активно использовать в печати имевшиеся в их распоряжении материалы. Его беспокоило, что эти «наши материалы политически достаточно не используются. Это наш коренной дефект». Председатель ВЧК-ОГПУ считал, что надо идти навстречу пожеланиям редакторов газет, знакомя их с документами, представляющими интерес для печати: «Стеклов просил получать (будет возвращать) для прочтения сводки наши. Просил с января месяца. Полагаю, что ему, как редактору «Известий», знать надо. М[ожет] быть, обязать его таким путем работать у нас по политическому] использованию имеющихся у нас материалов». Вместе с тем 31 ноября 1922 г. Дзержинский писал Благонравову о том, что сотрудники в своей работе недостаточно знакомятся с газетными публикациями. «Если мы на это дело обратим внимание, — писал он, — то газеты станут мощным орудием возрождения транспорта. Теперь важнее всего работа в деталях. Надо изгонять из газет демагогию и вранье и пригласить всех транспортников через газету указывать на все случаи бесхозяйственности, тунеядства и безделья…».

Конечно, с особым вниманием Дзержинский относился к материалам в советской печати, касающихся чекистской работы. В данном случае он рассматривал печать как средство, помогающее расширить и укрепить связи чекистских органов с населением. Центральная и местная печать, по его мнению, должна показывать место и роль органов государственной безопасности в процессе строительства социалистического общества. В приказах по ВЧК-ОГПУ предлагается «обратить внимание на осведомление окружающих о деятельности ЧК», всем ЧК систематически выступать на страницах газет и журналов со статьями о своей деятельности, «каждая ЧК на страницах местного органа должна иметь свой отдел». Известно много указаний Дзержинского об освещении в печати задач, решаемых чекистами, к примеру, записка от 20 января 1921 г., адресованная в ЭКУ ВЧК с рекомендацией написать статью о значении карательной политики в борьбе с разрухой и злоупотреблениями.

Исходя из пожеланий председателя ВЧК-ОГПУ, «Правда», «Известия», «Беднота» и другие центральные и местные газеты постоянно предоставляли свои страницы для помещения чекистских материалов. Некоторые губернские газеты отводили специальные полосы для сообщений о работе ЧК. Вот перечень статей газеты «Советский Юг»: «Кого и за что карает ЧК», «Новая экономическая политика и ЧК» (в порядке дискуссии), «Борьба с бандитизмом» (беседа с председателем ДонЧК: тов. Емельяновым). «Советская Сибирь» под рубрикой «Партийная жизнь» наряду с другими материалами регулярно помещала заметки о работе комячеек губернских отделов ГПУ Омска и Новониколаевска, о шефстве, выступления полномочного представителя ОГПУ в Сибири И.П. Павлуновского. В «Тамбовской правде» в отделе «Жизнь РКП» рассказывалось о работе партийной ячейки при отделении ДТО ГПУ.

В печати сообщалось о раскрытии заговоров, о формах и методах борьбы контрреволюции с советской властью и др.

Литературно-издательская деятельность губкомов и местных советов оказывала большую помощь чекистам в решении оперативных задач. Так, Тамбовский губком партии с 1 марта по 1 августа 1921 года (период ожесточенной борьбы с кулацким бандитизмом) издал 57 000 брошюр и 39 различных листовок (в количестве 657 000 штук) о борьбе с бандитизмом. Это способствовало разоблачению бандитов, истинных целей участников контрреволюционных выступлений, политики антисоветских партий.

Пожелания Дзержинского об опоре на печать в воспитании чекистов чекистские партийные ячейки выполняли в обязательном порядке. Об этом говорят повестки дня заседаний исполнительных бюро (президиумов) и общих собраний ячеек. Так, в мае 1922 года президиум бюро объединенной ячейки особого отдела ЗападноСибирского военного округа, Омского губотдела ГПУ и 75-го дивизиона войск ГПУ обсудил вопрос о выписке центральных газет5 января 1923 г. исполнительное бюро комячейки Новониколаевского линейного транспортного отдела, рассмотрев циркуляр райкома партии о коллективной выписке центральных газет, решило предложить общему собранию выписывать на средства членов ячейки три центральные газеты, «газеты должны группироваться в библиотеке-читальне и ни в коем случае не растаскиваться сотрудниками по кабинетам».

Особое значение для чекистов имели рекомендации Ф. Э. Дзержинского по применению печати в целях борьбы с преступными элементами, с противниками советской власти.

Через печать Дзержинский сам обращался к населению. Так, 2 апреля 1919 г. в «Известиях» от имени ВЧК он предупредил, что всякого рода выступления и призывы против советской власти «будут подавлены без всякой пощады.

Во имя спасения от голода Петрограда и Москвы, во имя спасения сотен и тысяч невинных жертв Всероссийская Чрезвычайная комиссия принуждена будет принять самые суровые меры наказания против всех, кто будет причастен к белогвардейским выступлениям и попыткам вооруженного восстания».

Дзержинский стремился также через печать привлекать внимание общественности к нерешенным задачам. Например, в начале 1922 г., он во главе специальной комиссии СТО находился в Западной Сибири для выяснения положения с продовольствием и отправки продовольственных грузов в центральные районы. Вместе с ним в Омск и Новониколаевск выехала большая группа сотрудников ВЧК, так как для нормализации обстановки в Сибири большое значение имело улучшение деятельности чекистского аппарата. Оттуда Дзержинский обратился к редактору «Известий» с просьбой поместить письмо А.В. Глузмана об экспедиции в Сибирь. «Положение здесь таково, что, если не обратить внимания на Сибирь, мы можем ее потерять…». Обстановка в этом районе страны была действительно тревожной: «парт(ийная), проф(союзная) и культработа отсутствуют», а местные работники «нов(ой) эконом(ической). политики не понимают, не чувствуют, что это новый этап борьбы за существование, никто не разъясняет им, литературы нет, организации в зародыше, настроения антиспецовские и индивидуалистические. Положение материальное тоже очень тяжелое… В результате не можем справиться с боевым заданием. Январь потерян. Необходимо на Сибирь обратить внимание…». Газета «Известия» поместила статью А. Глузмана «Экспедиция особоуполномоченного ВЦИК и СТО т. Дзержинского (письмо из Сибири)».

Большинство документов Дзержинского о печати посвящено борьбе с противниками советской власти и преступностью в сфере хозяйственных отношений. «Главная задача ГПУ, — писал Дзержинский, — информация руководителей органов путем личных и письменных докладов о том, что у них есть и беспощадная борьба под руководством и по указаниям главы ведомства». Так, в октябре 1922 г. после опубликования в «Известиях» статьи И. Бегового о волоките при организации подъема затонувшего парохода в Архангельском порту Дзержинский просит Благонравова собрать все сведения, относящиеся к делу, и сделать заключение по статье. В другом случае после ознакомления с материалом «Известий» о плохой работе Госиздата он дал указание С. А. Мессингу «произвести расследование по заметке… и наказать виновных».

Публикации в печати нередко помогал чекистам в борьбе с преступностью, различного рода злоупотреблениями и халатностью. 4 апреля 1924 г. ОГПУ предложило при помощи «Торговопромышленной газеты» провести анкетирование по вопросам борьбы со спекуляцией и взяточничеством.

12 августа 1925 г. в газете «Экономическая жизнь» была помещена заметка «Опять принудительный ассортимент». В ней говорилось о злоупотреблениях в торговле треста «Пестроткань». Поводом для написания заметки послужило письменное заявление в наркомат здравоохранения представителей ленинградского и нижегородского губздравов, о том, что трест, имеющий на своих складах марлю, соглашается отпускать ее лишь при условии покупки других товаров, совершенно ненужных медицинским учреждениям. При такой политике треста развивалась спекуляция, так как посредники могли покупать марлю и перепродавать ее по завышенной цене.

После ознакомления с заметкой председатель ОГПУ пишет начальнику Транспортного отдела ОГПУ Благонравову: «При сем вырезка из «Эк(ономической) ж(изни)» от 12.VIII. Прошу тщательно расследовать, произведя формальное расследование с передачей затем дела в уголовный или дисциплинарный суд, смотря по обстоятельствам дела».

Одной из важных мер в борьбе со спекуляцией Дзержинский считает широкое привлечение к сотрудничеству в местной и центральной печати партийных и советских работников, в том числе и чекистов. В служебной записке от 4 апреля 1924 г. по поводу спекуляции в торговых организациях он предлагает «организовать «Торг[ово]- промышленной]» газетой анкету по этому вопросу, обратиться к местным властям, предоставить им место в газете… К этой работе не мешало бы привлечь Экономупр[авление] ОГПУ и его материалы». К этой мысли Ф. Э. Дзержинский возвращается 16 октября 1925 г. после ознакомления со статьей «Рыночная цена и рыночный ажиотаж», помещенной в газете «Экономическая жизнь». В ней говорилось о том, что оптово-розничные ножницы цен раздвигаются под влиянием такой силы, как отсутствие товаров. Но наряду с товарным голодом это положение усугублялось ростом наценок, чрезмерным повышением цен и самой организацией торговли. По данным торговой инспекции, например, в Донецком округе кооперативные организации продавали мануфактуру с надбавкой от 30 до 50 процентов. Ознакомившись с материалами газеты, Дзержинский пишет В. Н. Манцеву: «…в сегодняшней «Экономической] ж[изни]»… обвиняются некоторые кожевенные тресты в том, что они вздувают цены, продавая своим оптовым покупателям через розничные магазины. Необходимо это проверить и… одновременно предупредить о том, что будем карать за нарушение указаний наших и правительства». Несколько ранее, в 1922 г., Ф. Э. Дзержинский дает поручение ТО ГПУ «подготовить И собрать весь материал, касающийся взяточничества, для опубликования в печати».

По предложению Дзержинского проводится агитационная кампания через органы печати против взяточников, выпускаются специальные листовки. С редакцией «Гудка» достигается договоренность о выпуске специального номера о борьбе с взяткой, а в ЦК РКП (б) передается материал «для организации идеологической стороны борьбы…». Центральные и местные газеты поместили обращение Ф. Э. Дзержинского о необходимо ведения беспощадной борьбы со взяточничеством. «Будьте зорки и бдительны! — писал он. — Пролетарские руки не должны и не могут быть замараны взятками».

Важнейшей обязанностью чекистских органов было разоблачение лживых сообщений и дезинформации в печати. Для опровержения вымыслов противников советской власти в конце марта 1919 г. по докладу председателя Дмитриевского исполкома Курской губернии Чубакова Дзержинский распорядился: «Описать в прессе зверства восставших и указать на виновников — лев. с. р. Он счел также целесообразным для опровержения сообщений иностранных журналистов использовать зарубежную прессу. Так, после появления сообщений в печати о немецких студентах, якобы замученных ГПУ, он считал целесообразным предложение Сталина: «Каким-нибудь иностранным корреспондентам (английским или американским) показать внутр(еннюю) тюрьму, в том числе и немцев, чтобы выбить аргумент, что они замучены».

1 февраля 1925 г. Дзержинский писал Трилиссеру об передаче материалов в газеты для разоблачения политики правых эсеров: «Эти материалы должны быть использованы для статей во всех органах так, чтобы все красноармейцы и крестьяне знали, до какой измены дошли Чернов и Сот.

Переговорите с Агитпропом…»

Для контроля за печатными изданиями Дзержинский предлагал создавать специальные структуры в ведомстве безопасности. 26 апреля 1921 г. Президиум ВЧК под его председательством обсудил вопрос «О работе Литературной группы ВЧК» и постановил: «Предложить тов. Давыдову выяснить в 3-х дневный срок учреждения и лиц, кои получают русские и иностранные белогвардейские газеты через НКИД для внесения в ЦК на предмет урегулирования(так в тексте — Авт.)». Литературной коллегии было поручено издавать два раза в месяц бюллетень под редакцией ЦК РКП (б) для информации мест о положении Республики и рассылать бюллетени по списку, выработанному и утвержденному ЦК РКП. В Информационном отделе образовать Литературное отделение, назначив его начальником Стукова, которому подчинено Литературное отделение. Стукову было поручено установить связь с газетами «Правда» и «Коммунистический труд» и регулярно помещать статьи, написанные по материалам ВЧК, в журнале «Коминтерн», поддерживать связь с «Роста» для информации провинции. Самсонов бы обязан «к письмам политическим прилагать практические чекистские указания».

12 марта 1925 г. Дзержинский поручил Г.А. Русанову создать специальное бюро для проверки публикаций в газетах в целях борьбы с бесхозяйственностью: «В газетах сейчас есть масса конкретных указаний на недочеты и расходы в наших хозорганах. Необходимо создать Вам у себя или в ОРО после его перехода ко мне «Бюро по проверке устранения недочетов, выявленных в нашей прессе и нашими ревиз. органами». В это Бюро должно быть привлечено Эк. упр-ние ОГПУ. Подумайте, как эту проверку организовать на практике. Об организации Бюро надо будет широко оповестить путем издания моего циркулярного письма о ходе всех наших кампаний (режим экономии, розница, произ. труда. Такой циркуляр могли бы составить Савельев и Краваль».

Особое внимание чекистов председатель ВЧК-ОГПУ обращал на усиление наблюдения за деятельностью частных и государственных издательств. Это направление деятельности исходило из указаний В.И. Ленина, который предлагал не останавливаться и перед применением административных мер в борьбе против проводников буржуазной идеологии в тех случаях, когда их деятельность носила антисоветский характер. Нельзя было не учитывать и того, что в центре и на местах недоставало профессионально подготовленных большевистских журналистских кадров. Эта проблема стала весьма актуальной в условиях перехода к нэпу. Только в Москве к февралю 1922 г. было зарегистрировано свыше 143 частных издательств. На чекистов была возложена важнейшая задача всестороннего наблюдения за печатью, и особенно за работой сотрудников газет и журналов.

Разрешение советской властью частных издательств и периодической печати дало в руки антисоветской интеллигенции могучее орудие борьбы, которым она не преминула воспользоваться. В столичных городах и в провинции появилось значительное количество изданий с более или менее ярко выраженными антисоветскими тенденциями: журналы «Экономист», «Экономическое возрождение», «Летопись Дома литераторов», журнал Пироговского общества и пр.

Частная печать дала возможность объединиться контрреволюционным группировка под определенными политическими лозунгами и издавать для книжного рынка антикоммунистическую литературу. Частные издательства, находившиеся в руках нэпманов, развернули пропаганду буржуазно-реставраторской идеологии «сменовеховства». В издаваемых ими журналах пропагандировались идеи буржуазной демократии, предлагалось провести денационализацию промышленности, земли, ликвидировать монополию внешней торговли.

Вокруг некоторых издательств организовываются политические группы наиболее непримиримых противников власти. Например, в издательстве «Задруга» группировались члены партии народных социалистов (С.П. Мельгунов, Мякотин, А.В. Пешехонов и др.) и некоторые члены ЦК партии кадетов (Кизеветтер); вокруг издательства «Берег» — преимущественно члены кадетского ЦК, бывшие члены Тактического центра, Национального центра, Совета общественных деятелей, привлекавшиеся к суду в 1920 г. и впоследствии выпущенные из тюрьмы; издательство «Книга» находилось в руках ЦК меньшевиков.

В журналах «Экономист», «Возрождение» и «Право и жизнь» работала старая профессура: П.А. Сорокин, Н.А. Бердяев, Н. Кондратьев и др., защищавшие буржуазное право и законность. Многие из них выступали за ликвидацию монополии внешней торговли, передачу промышленности и транспорта в частные руки, восстановление частных банков и др.

Буржуазный журнал «Летопись Дома литераторов» открыто писал, что есть достаточно эффективные обходные пути борьбы с государственной политикой в вопросе о свободе печати, ибо «никакой цензурный устав, никакие кары не создают надежной преграды против гибкости языка и изворотливости мысли, способной словно вода, просочиться сквозь любую плотину».

Вместе с тем некоторыми центральными ведомствами и наркоматами была допущена фактическая свобода печати, позволявшая использовать некоторые специальные органы для противников советской пропаганды (Наркомзем, Наркомздрав).

Поэтому чекисты контролировали работу издательств и редакций, просматривали всю ведомственную литературу Наркомзема, ВСНХ, НКПС и других наркоматов с точки зрения прежде всего неуклонного выполнения партийных директив. «Необходимо нам организовать наблюдение за прессой, — писал Дзержинский, — как она выполняет(вернее, не выполняет) партийную директиву… Дайте задание кому-либо в отделе Эк. Труда, с тем, чтобы составлялись вырезки для меня (через Вас) для обжалования в ЦК. Сегодня (14/Х «Экон. Ж.» в передовой дала свою антипартийную директиву». Кроме наблюдения за ведомственной литературой обязанностью чекистов являлось недопущение помещения в газетах и журналах сведений, представлявших интерес для наших политических противников. Официальные периодические издания не должны были служить источником снабжения иностранных государств материалами о Красной Армии, оборонных предприятиях и пр.

Дзержинский предложил чекистам усилить наблюдение за антисоветски настроенными литераторами, для чего выработать план, постоянно корректируя и дополняя его. Антисоветски настроенных лиц разделить на группы: беллетристы, публицисты, экономисты, техники, врачи, генштабисты, профессора, преподаватели и т. д. Сведения о них должны собираться всеми отделами ОГПУ и стекаться в отдел, который ведет работу среди интеллигенции. Поступающие сведения должны «проверяться со всех сторон, чтобы заключение чекистов было безошибочно.

На каждого интеллигента должно быть дело каждая группа и подгруппа должна быть освещаема всесторонне компетентными товарищами, между которыми эти группы должны распределяться нашим отделом. Сведения должны проверяться с разных сторон так, чтобы наше заключение было безошибочно и бесповоротно, чего до сих пар не было из-за спешности и односторонности освещения. Надо в плане далее наметить очередность заданий и освещения групп. Надо помнить, что задачей нашего отдела должна быть не только высылка, а содействие выпрямлению линии по отношению к спецам, т. е. внесение в их ряды разложения и выдвижение тех, кто готов без оговорок поддерживать совет, власть. Обратите внимание на статью Кина в «Правде» от 3/1X. Такими обследованиями следовало бы и нам заняться. Необходимо также вести наблюдение за всей ведомственной литературой НКЗема, ВСНХ, НКФ, НКПС и других. Нпр., автор сборника НКФ № 2 «Очер. вопр. фин. политики» — явно белогвардейцы, как А. А. Соколов. О принятом решении и выраб. плане сообщите мне».

Дзержинский также рекомендует «тщательно составлять списки, проверяя их и обязуя «наших» литераторов давать отзывы. Распределять между ними всю литературу. Составлять списки враждебных нам кооператоров. Подвергнуть проверке всех участников сборн[иков] «Мысль» и «Задруга». В письме к Уншлихту он указал, что «у нас в этой области большое рвачество, кустарничество. У нас нет с отъездом Агранова лица, достаточно компетентного, лица, который этим делом занимался бы сейчас…Мне кажется, что дело не двинется, если е возьмет этого на себя сам т. Менжинский. Переговорите с ним, дав ему эту мою записку».

При обысках и арестах частных лиц, национализации зданий и др. объектов в распоряжение сотрудников ВЧК попадали библиотеки, книги, журналы и газеты, среди которых были очень ценные издания. 28 апреля 1919 г. Дзержинский подписал приказ № 159 «О порядке конфискации ценных книг». Он разъяснил, что изъятые при обысках книги, учебные пособия, издания для детей, беллетристика подлежат немедленной передаче в местные школьные отделы для распределения их между школами сел и деревень. Научные книги: политической экономии, социологии, древней истории и др. передаются в партийные школы и школы инструкторов по подготовке советских работников. Если таковые на местах отсутствую, то направлять в Москву, в Школу Советских инструкторов при ВЦИК. Этот порядок передачи был установлен и для книг на иностранных языках. Книги, имевшие историческую ценность, должны были пересылаться в Народный Комиссариат Просвещения.

В борьбе с антисоветски настроенной интеллигенцией особое внимание Дзержинский, придавал контролю над профессорскопреподавательским составом вузов и студентами. Еще в дореволюционные годы у него сформировалось отрицательное отношение к интеллигенции. Будучи интеллигентом, как говорится, с головы по пят: по происхождению — сын учителя, по профессии — профессиональный агитатор, учитель народных масс, он был человеком без «интеллигентщины», которая убийственна для души, потому что «влечет и опьяняет как водка. Своим мнимым блеском, мишурой, поэзией формы, слов, своим личным чувством какого-то превосходства. Она так привязывает к внешними проявлениям «культуры», к определенному «культурному уровню», что когда наступает столкновение между уровнем материальной жизни и уровнем духовной жизни, потребности первой побеждают, и человек сам потом плюет на себя, становится циником, пьяницей или лицемером. Внутренний душевный разлад уже никогда не покидает его».

Вузовские работники выражали свое недовольство, саботируя выполнение постановлений советских органов просвещения, бойкотируя назначения на должности. Они подавали записки, заявления со своими требованиями, устраивали забастовки, призывали студенчество поддержать их выступления. В ряде вузов прошли забастовки профессоров (МВТУ, государственный университет, институт путей сообщения, Петровская сельскохозяйственная и др.). Профессора отказывались обучать студентов, если не будет выполнено их требование об автономии высшей школы.

Профессура многих вузов вела борьбу с официальной политикой власти в основном в двух направлениях; а) борьбой за «автономию» высшей школы и б) за улучшение материального положения профессуры и студенчества. И эта борьба по существу имела исключительно политические цели, направленные против влияния в высшей школе коммунистической партии и классового принципа в школе. Под разными предлогами многие студенты и преподаватели, прежде всего Москвы и Петрограда стремились к утверждению в высшей школе принципов, отвечающих их политическим убеждениям. С введением нэпа борьба за гегемонию профессуры в высшей школе приобрела особенно острые формы. Сознавая свою силу, в виду незначительного количества советской профессуры, эти элементы создавали благоприятную почву для воспитания студенчества в антисоветском духе. В вузах активно действовали партийные организации эсеров, меньшевиков кадетов. ГПУ имела сведения о том, что московская профессура, руководимая «объединенным советом профессоров», в 1922 г. готовила новую забастовку на экономической почве, рассчитывая начать ее в первый день процесса эсеров. Организатором этого выступления была профессура Высшего технического училища. По расчетам профессоров забастовка должна была увлечь за собой весь технический персонал вузов и студентов. Такое же выступление готовилось и в Петрограде.

Дзержинский распорядился принять решительные меры по предупреждению антисоветских выступлений в высшей школе.

После суда над партией правых эсеров политическое руководство страны дало директиву усилить работу по интеллигенции вообще и по вузовской, в частности. Уже 1 ноября 1922 г. по распоряжению Дзержинского ОГПУ направило на места циркуляр «Об антисоветском движении среди интеллигенции». В нем говорилось, что «органы ГПУ должны серьезно учесть перспективы вновь нарождающегося движения….Задачи органов ГПУ в деле организации этой борьбы чрезвычайно сложны и требуют осторожного подхода. Работа наших органов не должна носить характера единовременный массовой операции по изъятию неблагонадежного элемента интеллигенции. Она должна свестись к напряженному, систематическому и планомерному освоению нового движения в верхах буржуазной интеллигенции и к принятию в административном порядке своевременных мер по обезвреживанию той или иной группы или отдельных лиц». Вся работа должна быть направлена на освещение положения в вузах, издательствах, различных обществах, кооперации, съездов, совещаний и др. Особое внимание было обращено на вузовскую интеллигенцию. С этой целью предлагалось организовать осведомительную сеть среди профессоров и студентов на всех факультетах. Аппарат бюро содействия в вузах должен быть создан из «кадра верных, политически развитых людей, хорошо ориентировавшихся в положении высшей школы». Бригады содействия в вузах должны были вести вербовку осведомителей среди беспартийных. Целью сбора информации среди профессоров, преподавателей и активных студентов были: отношение профессоров к вопросу об автономии высшей школы, задачам втузов, рабфаков, случаи использования кафедры для контрреволюционной пропаганды во время лекций, контакты с зарубежными белогвардейскими кругами. На каждого профессора и политически активного студента рекомендовалось составить карточку-формуляр, куда заносить все сведения, представлявшие интерес для органов ГПУ, а на все вузы должны быть заведены литерные дела.

В циркуляре особо подчеркивалось, что «к вопросу о применении административных репрессий к студенчеству надо относиться с особой осторожностью, прибегая к этому лишь в случае крайней необходимости. Ненужные репрессии против студентов помимо общего раздражения студенческих масс могут привести к формированию из пострадавших студентов контрреволюционных борцов».

22 сентября 1922 г. Дзержинский указал С.А. Мессингу на ряд ошибок в работе с московскими студентами. Он просил его проверить московский опыт личных переговорами со всеми предполагаемыми к высылке студентами, «исправить все возможные ошибки и повлиять на них». Мессинг ответил Дзержинскому, что лично пересмотрел все дела высылаемых студентов и после беседы с ними у него сложилось впечатление, что многих из них нет смысла высылать.

В связи с негативным настроением студенчества Дзержинский обязал 15 мая 1924 г. Менжинского усилить работу по информации и агентуре среди студентов, «создать оперативную тройку — как это было всегда в тревожные моменты; устроить совещание при МК по этому вопросу, а также с центральной организацией, руководящей чисткой ВУЗов; мобилизовать все наши силы, могущие соприкасаться со студенчеством; обсудить план мобилизации нашего студенчества и меры в случае демонстрации; рассмотреть целесообразность смягчения чистки; все внимание обратить на этот вопрос; назначить т. Ягоду ответственным за принятие всех мер…».

В начале августа 1924 г. ОГПУ получило сведения о распространении на ряде московских заводов антисоветских листовок. 13 августа начальник СО ОГПУ Т. Д. Дерибас доложил об этом Ф. Э. Дзержинскому. При этом он сообщил, что пока не удалось установить, какой организацией и каким тиражом размножена листовка. 20 августа 1924 г. Дзержинский: «Возвращаю. Мне из МК говорили, что листовка широко распространена. Арестован ли кто и кто? Нащупали ли Вы группу или это дело рук одиночки? Каково настроение масс? Необходимо тщательно следить за ним (настроением) и его причинами».

В октябре 1924 г. ОГПУ арестовало студента Электромашиностроительного института Н. И. Лазаревича руководителя группы, распространявшей листовки. Преступная деятельность группы в ходе рледствия была полностью доказана. Ее организатор Лазаревич был осужден к лишению свободы на 3 года, впоследствии замененному высылкой за границу. Остальные члены группы осуждены или профилактированы.

Подвергалась репрессиям и профессура вузов. Так, в октябре 1922 г. Петроградский губотдел ГПУ вынес заключение о высылке за границу профессора университета Д.Ф. Селиванова, занимавшегося антисоветской деятельностью. Заведующий Петроградского отдела народного образования В.И. Невский просил об отмене высылки. Ф. Э. Дзержинский запросил мнение Петроградского губкома РКПб), высказавшись против отмены высылки. Мнения

Петроградского губкома данных в деле не имеется. Из материалов дела видно, что Селиванову с женой были выданы заграничные паспорта и выехать они должны были 15 ноября 1922 г. Дзержинский также высказался против отмены высылки.

В феврале 1924 г. в Секретный отдел ОГПУ поступило сообщение, что в комнате преподавателя Сельскохозяйственной академии и сотрудника Центросоюза И.Д. Михайлова, обнаружена брошюра антисоветского содержания, изданная за рубежом. 25 февраля органы ОГПУ произвели обыск по новому месту жительства и обнаружили незарегистрированный револьвер. На допросе Михайлов отрицал свою причастность к хранению указанной брошюры, а наличие незарегистрированного огнестрельного оружия объяснял отсутствием времени на оформление необходимого документа в связи с загруженностью по работе. 28 февраля 1924 г. Дзержинский писал Т.Д. Дерибасу: «Следствие, как в отношении брошюры, так и в отношении револьвера продолжить и вести очень тщательно. Если Михайлов не сможет доказать, когда и от кого он получил револьвер, то арестовать его. Независимо от этого дело должно быть закончено судом с тем, чтобы получил полагающееся по закону наказание в форме отсидки, а не штрафа или условного наказания. Михайлов занимает слишком ответственные должности, что только усугубляет его вину». 7 марта 1924 г. материалы, свидетельствовавшие о незаконном хранении Михайловым огнестрельного оружия, были переданы в Московский губернский суд.

Как правило, чекисты более внимательно относились к профессорам вузов, которые были хорошо известные среди студентов и преподавателей. Например, очень популярным был видный меньшевик, член РСДРП с 1905 г., литературный сотрудник «Книги», Н. А. Рожков. Его арестовали в феврале 1921 г за антибольшевистскую деятельность. В середине 1921 г. он выступил с заявлением о том, что его партия должна прекратить политическую работу, но В.И. Ленин писал, что надо выслать Рожкова, который «неисправим». 7 декабря 1922 г. Политбюро ЦК РКП (б) отложило его высылку, но по настоянию Ленина через неделю это решение было отменено, и Рожкова выслали в Псков. За ним был установлен строжайший надзор и при первом проявлении враждебной деятельности против советской власти его должны были выслать за границу. В конце декабря 1923 г. Рожков написал письмо Л.Б. Каменеву с просьбой разрешить ему ездить в Петроград раз в неделю для читки лекций. Ф.Э. Дзержинский выступил с другим предложением. На заседании Политбюро ЦК РКП (б) он заявил, что Рожкову «можно разрешить поселиться в Ленинграде. Его высылку в Псков считаю излишней».Это предложение было утверждено. Но 21 мая 1924 г. в обращении в Политбюро председатель ОГПУ высказал иное предложение: «По собранным сведениям Рожкова не следует пускать в Ленинград. Но не следует держать и в Пскове, где он может пользоваться большим научным авторитетом. Было бы более целесообразно поселиться ему в Москве, где аппарат наш мог бы за ним наблюдать». На следующий день по его докладу Политбюро ЦК РКП (б) «О Рожкове» решило: «Принять предложение тов. Дзержинского о переводе Рожкова в Москву».

Под руководством Дзержинского чекисты контролировали работу съездов. Следует иметь в виду, что интеллигенция активно использовала легальные формы борьбы, проводя различные съезды (всероссийские, губернские), сплошь и рядом создавая под самыми невинными предлогами свои организации.

Съезды и Всероссийские совещания спецов, устраиваемые различными наркоматами, использовались антисоветской интеллигенцией для организации своих сил во всероссийском масштабе и проведения решений, противоречивших политике советской власти. Эти съезды были трибуной антикоммунистической пропаганды. Например, съезд Сельскохозяйственной кооперации эсеры использовали для созыва 10-го совета партии, всероссийский съезд врачей объявил поход против советской медицины и показа желание врачей стать вне общепрофессионального рабочего движения. Аналогичные решения были прияты и всероссийским съезде земельных отделов.

На состоявшейся в мае 1921 г. конференции петроградских врачей было выдвинуто требование об отмене смертной казни. Призывы члена петроградской комиссии здравоохранения Первухина к дружной работе с советской властью были высмеяны. На пироговском съезде в конце августа того же года врачи снова высказались за отмену смертной казни, на что нарком здравоохранения Н.А. Семашко в своей ответной речи потребовал от врачей «беспрекословного повиновения».

Первый Всероссийский геологический съезд в мае 1922 г. принял резолюцию, в которой говорилось «о гражданском бесправии» всего русского народа. Съезд выдвинул требование об автономии высшей школы, отмене классового подхода при отборе студентов в вузы.

Контроль органов безопасности дополнялся тщательным наблюдением за политическими процессами, происходившими среди творческой и технической интеллигенции. 8 июня 1922 г. после обсуждения в Политбюро ЦК РКП (б) вопроса «Об антисоветских группировках среди интеллигенции» была создана комиссия для рассмотрения предложений И.С. Уншлихта. Суть их сводилась к следующему: ни один съезд или всероссийское совещание специалистов не могли быть созваны без разрешения НКВД; ГПУ через аппарат НКВД производит перерегистрацию всех обществ и съездов; незарегистрированные — объявляются нелегальными и распускаются, «предложить ВЦСПС не допускать образования и функционирования съездов специалистов помимо обще-профессиональных объединений, а существующие секции спецов при профсоюзах взять на особый учет и под особое наблюдение, устав для секций спецов должен быть пересмотрен при. участии ГПУ, разрешение на образование секции спецов при профобъединениях может быть дано ВЦСПС только по согласованию с ГПУ. 12 июня 1922 г. предложения И.С. Уншлихта в основном было приняты, и Председатель Президиума ВЦИК М.И. Калинин подписал соответствующее постановление. Но 29 июня 1922 г. на заседании Политбюро ЦК РКП(б) прозвучала критика со стороны М.П. Томского: «Я не возражаю против необходимости запрашивать ГПУ, но против редакции, ибо формулировка «только по согласованию с ГПУ» предполагает детальное соглашение по вопросам строения данной организации и союзных взаимоотношений, в чем ГПУ абсолютно некомпетентно». Вероятно, Томского беспокоило чрезмерное расширение прав ОГПУ, и он выступил как бы по формальным соображениям. Уж он-то знал, что органы ГПУ вели наблюдение не только за всеми предприятиями и учреждениями, но и за профсоюзами.

Надзор за работой съездов и конференций различных общественных организаций в большей мере осуществлялся территориальными структурами ВЧК-ОГПУ. Они постоянно давали необходимую информацию в местные и центральные органы власти и парткомы компартии.

О том, как следовало контролировать работу съездов, можно судить по письму Дзержинского В.Д. Фельдману 9 марта 1924 г.: «Сейчас происходит съезд работников юстиции. Прошу Вас следить за работами его и потом передать мне лично важнейшее. Кроме того, прошу собрать материал для меня, как НКЮст в своих циркулярах и разъяснениях понимает и разъясняет классовый принцип юстиции и приговоров, поскольку этот принцип относится к определению самого преступления и поскольку он является привилегий самого преступника, принадлежащего или происходящего из правящего класса, т. е. пролетариата или вообще из «бедняков».

Председатель ВЧК-ОГПУ не оставлял без наблюдения и общественные организации, которые росли как грибы, так как в самом порядке регистрации частных обществ была неразбериха: в то время как одно ведомство не разрешало открытие какого-либо общества, другое же регистрировало его. Тревожным сигналом для Дзержинского было стихийное появление многих частных общественных союзов: научных, экономических, религиозных и пр., вокруг которых группировались антисоветские элементы, которые в первые годы советской власти не проявляли особой активности и поэтому оставались нетронутыми органами ВЧК. С введением нэпа в частных обществах начали создаваться группы, которые выступали в общественной жизни с призывами к свержению советской власти. Таковым было Пироговское общество, существовавшее полуофициально.

15 марта 1918 г. Дзержинский обратил внимание Н.А. Скрыпника на дело «Рабочего Совещания», в бумагах кадетов найденных им в комнате № 15, был «богатый материал (печатно) об уполномоченных г. Петрограда и Москвы». 11 июля 1921 г. он писал М.К. Ихновскому: «Как с Ассоциацией ученых? Были ли собрания, комиссии и какие решения? Надо раз и навсегда с ними покончить. Самое лучшее, если Мессинг (МЧК) поручит это дело какому-нибудь следователю, или лучше нам это сделать, так как эти ученые имеют в Совете плечи. Переговорите с Мессингом и пришлите мне сегодня же вечером справку об этом. Назовите следователя, кому будет поручено это дело, чтобы я мог давать указания и наблюдать за делом».

До 11 июня 1924 г. Дзержинский сообщил Ягоде о том, что на совещании в СНК присутствовали представители Всероссийской ассоциации изобретателей и Всероссийской ассоциации инженеров. «О первой я ничего не знаю, о второй знаю, что она была против нас. Сейчас она ходатайствует о распространении ее устава на весь СССР (сейчас она РСФСР). Прошу собрать материал и представить мне об этих ассоциациях доклад, что они из себя политически представляют». Кроме того, он запросил данные: сколько и кто там из коммунистов и в каком качестве? кто верховодит — характеристики их, члены президиумов и правлений — характер их, а также председателей секций; как поставлено наблюдение за ними, кто наблюдает и что Вами предпринято для усилении наблюдения». Г.Г. Ягода поручил А.А. Андреевой собрать материалы и ответить на вопросы Дзержинского.

21 апреля 1925 г. ОГПУ увидела «реальную угрозу» для использования легальных возможностей для объединения части бывших белогвардейских офицеров, которые состояли в Военно-научном обществе наряду со слушателями РККА, и предложило своим местным органам «принять меры, обеспечить непрерывное наблюдение за работой местных органов ВНО».

Органы советской власти вели активную борьбу с религиозными течениями. В этом участвовал и репрессивный аппарат. Так, 11 марта 1921 г. Дзержинский подписал циркуляр, направленный всем губЧК, в котором говорилось, что в силу декрета от 14 декабря 1920 г. об освобождении от воинской повинности по религиозным убеждениям, который отменил декрет от 4 января 1919 г., Московский объединенный совет религиозных общин и групп лишен прав, предоставлявшихся ему до декабря 1920 г.

Согласно основному Декрету о свободе совести от 23 января 1918 г. религиозные общества какого бы то ни было культа лишены прав юридического лица. Следовательно, впредь какие бы то ни было религиозные объединения должно рассматривать как отдельные группы верующих, собирающиеся исключительно в целях культа, а отнюдь не как объединения, присваивающие себе экономические, финансовые, судебные и вообще государственные функции. «Посему. — писал Дзержинский, — сделайте выемку в бывших канцеляриях провинциальных отделений Московского объединенного совета всех бланков, канцелярских удостоверений, печатей, равно и документов, носящих характер уставов, циркуляров, протоколов всяческих съездов и принципиальных директив, не относящихся непосредственно к делам культа. Также сделайте выемку всех документов, изобличающих бывший Московский объединенный совет в дальнейшей деятельности, противоречащей указанным декретам. При применении этого циркуляра соблюдать следующие соображения. Циркуляр имеет целью борьбу с обществами, под флагом религии открыто ведущими агитацию, способствующую разложению Красной армии, против исполнения продовольственных разверсток и трудовых повинностей. К общинам, не приносящим вред пролетариату, должно проявлять отношения самые осторожные, стараясь не раздражать религиозные объединения, не руководимые каким-либо контрреволюционным центром, каковым оказался Московский объединенный совет. При проведении циркуляра строго воздерживайтесь от каких-либо мероприятий, могущих возбудить нарекания на агентов нашей власти в смысле разрушаемости хозяйственной деятельности и стеснений чисто культовой свободы. Изъятый материал перешлите срочно нарочным в Секретный отдел ВЧК».

Борьба со служителями церкви усилилась с началом изъятия церковных ценностей и инспирированного большевиками раскола церкви. Противники власти помимо обычной агитации против изъятия ценностей и прямого сопротивления последнему, готовили почву для единого фронта борьбы с атеизмом.

Чекисты проводили в жизнь решения политического руководства по изоляции и разгрому даже тех общественных организаций, которые выступали за конструктивное сотрудничество с коммунистами. После Гражданской войны даже за рубежом с изменением положения эмиграции все больше становилось людей, которые выступали за примирение и сотрудничество с Советской Россией. К ним относилась часть интеллигенции. Уже в конце 1921 г. появилось новое политическое течение «сменовеховство», названное по сборнику статей «Смене вех». Авторы сборника, переосмысливая события недавнего прошлого, пришли к однозначному выводу: «Россия переживает не переворот, не бунт, не смуту, а именно великую революцию со всеми характерными ее особенностями».

Но при этом, выполняя решение Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 мая 1926 г., ОГПУ запретило создание организации «Новая Россия», конфисковав ее имущество, поскольку это «главная экономическая база и самый удобный путь для выработки и распространения новых идеологий». Главлиту было предложено не допускать впредь публичных лекций и выступлений сменовеховцев, как «ничем не прикрытой пропаганды чуждой нам идеологии». Чекисты провели обыски у восьми лидеров устряловско-лежневской группы и по результатам обысков начли следствие. Лидерами группы помимо известного писателя М.А. Булгакова сотрудники ОГПУ считали профессора 1 — го МГУ, научного сотрудника Коммунистической академии Ю.В. Ключникова: литератора, юрист-консультанта академии общества «Тепло и сила» Ю.Н. Потехина;, научного работника академии наук В.Г Тан-Богораза, профессора Ленинградского университета В.Г Адрианова; профессора ЛГУ А.М.Редько; литератора А.В. Бобрищева-Пушкина; литератора М.В.Устрялова.

Работа чекистов была выполнением решений высших партийных и советских органов. Большевики создали цензурно-контрольные органы — первоначально политотдел Госиздата РСФСР (20 мая 1919 г.) позднее Главлит (6 июня 1922 г.), комитет по контролю за репертуаром — Главрепертком (9 февраля 1923 г.). Эти организации работали в тесном контакте со спецслужбами, а вернее под двойным руководством ЦК РКП(б) и ВЧК-ОГПУ.

По положению о Главлите все произведения печати, как периодической, так и непериодической (газеты, журналы, книги, брошюры, листовки, воззвания, афиши, плакаты, карты, музыкальные ноты и др.), предназначенные к изданию, при его поступлении в типографию для напечатания, должны иметь разрешительную визу. Сотрудники политконтроля были обязаны осуществлять контроль и просмотр ввозимых из-за границы и вывозимых за границу печатных произведений, рукописей, кинолент, грампластинок, марок, шрифтов и др.

Об объеме работы подразделений политконтроля некоторое представление дают данные отчета Крымского ГПУ с 15 декабря 1921 г. по 1 января 1922 г.: перлюстрировано 92 221 письмо, просмотрено 37 376 писем и 25 117 телеграмм.

Органы политического контроля осуществляют надзор и контроль над всеми видами зрелищ согласно п.6, постановления СНК от 9 февраля 1923 г. Еще в марте 1922 г. из ГПУ на места поступило распоряжение о том, что «все пьесы: отрывки и куплеты впредь не могут быть допущены к представлению или демонстрации без предварительной визы цензора военно-политического центра ГПУ».

С 30 июня 1924 г. объектами контроля стали театры, цирки, кинотеатры, эстрада, клубы, кинопроизводство, прокат, театральномузыкальные студии, музеи, выставки. При выполнении постановления СНК работа чекистов в этой области состояла из официального контроля, осуществляемого ведомственными порядком, и осведомления. Ведомственный контроль и осведомление тесно увязывались с особенностями обслуживаемых объектов.

Каждое открываемое и работающее предприятие должно было иметь удостоверение соответствующих органов исполкома и быть зарегистрированным в местных органах политического контроля. Органы ПК не имели права препятствовать постановке произведений, демонстрации кинокартин, разрешенных Главным комитетом и его органами на местах, и также не отменять запреты, наложенные на постановки и кинофильмы. Нарушителей установленных правил они могли привлекать к административно-судебной ответственности через соответствующие административные и судебные органы.

16 июля 1924 г. ОГПУ обязало все свои территориальные органы на основании циркуляра Государственного репертуарного комитета за № 315 руководствоваться следующим: не допускать к публичному исполнению как на эстраде, так и в клубах «новых эксцентрических» танцев: фокстрота, шимми, тустепа и проч.; этих танцев не допускать на танцевальных вечерах в клубных и др. зрелищных мероприятиях; запретить исполнение названных танцев в опереттах и др. сценических произведениях.

Местным органам ОГПУ было предложено в контакте с органами Главлита обратить особое внимание на эстрадный репертуар запретив исполнение песен улицы Таганлицкого: «Улица ночью», «Яблочко», «Гадалка», «Куманек», «Желтые перчатки», «Ботиночки», «Слесарша», «Чулочки», «Дождевой зонтик», «Ну-ка, Трошка» и др. Вместе с тем было обращено внимание органов политконтроля на слабую работу по проведению регулярных обследований рынков «для обнаружения и изъятия граммофонных, патефонных и т. п. пластинок с неразрешенным и нежелательным содержанием».

Чекисты контролировали и работу театров. В 1923 г. ГПУ арестовало секретаря политсовета «Театра революционной сатиры», управляющего делами правления артели писателей и книгоиздательства «Круг» Я. Е Шаперштейна по обвинению в распространении в корыстных целях ложных слухов, дискредитирующих советскую власть, и во взяточничестве. 18 февраля 1923 г. Дзержинский писал Кацнельсону: «Необходимо о Шаперштейне допрость в качестве свидетеля т. Аросева из «Круга», он знает про художества этого типа, играющего роль «наивного малого».

В мае 1923 г. Шаперштейн был осужден к ссылке в Иркутскую область.

В 1923 г. была проведена чистка библиотек и книжного рынка от антисоветских и религиозных изданий. Несколько ранее в губЧК были образованы комиссии для «пересмотра фонда библиотек с целью удаления книг контрреволюционного содержания». В числе изъятых книг была и книга Тамирова «Александр Ильич Ульянов».

В своем рвении некоторые сотрудники ОГПУ изъяли из школьных библиотек даже учебники, и 9 июня 1924 г. ОГПУ вынуждено было направить всем полномочным представителям, начальникам областных и губернских отделов предписание: «Для исполнения и руководства сообщается, что учебники, подлежащие изъятию, согласно инструкций и списков ОПК ОГПУ, из школьных библиотек не подлежат изъятию, ввиду невозможности достаточного обеспечения школ новыми учебникам».

С 25 октября 1924 г. все демонстрируемые документальные и художественные фильмы стали подконтрольными отделу политического контроля ОГПУ. Руководство отдела предложило местным органам ОГПУ проверять документы на каждый фильм с целью выяснения «№№ разрешительных удостоверений на демонстрирование, кем выдано удостоверение, дату выдачи и кому принадлежит фильм». При этом кинофильмы с пометкой «для центральных районов», «не для рабоче-крестьянской и красноармейской аудитории» надлежит снимать с экрана и пересылать в Москву для вторичного просмотра ГРК».

В поле зрения Дзержинского, не только по политическим соображениям, находились и организаторы различных выставок. 11 февраля 1923 г. он писал З.Б. Кацнельсону: «Ко мне дошли слухи о том, что находящийся в фаворе некий Брагин, которому поручено организовать Сельско-хоз. выставку — темная личность. Необходимо проверить и составить curricul. Vitas. Говорят, что способ организации выставки на голом поле будет стоить бешеные деньги без пользы, что, если бы выставку устроить в Петровско-Разумовском, это подняло бы постановку дела сельского хозяйства и истраченные средства не были бы выброшены на воздух. Ваши соображения?».

Под особым контролем Дзержинского были работники киноиндустрии. 12 сентября 1923 г. он поручил М.М.Луцкому расследование по делу кино-конторы (бывший «ЭКРАН»), находящейся в ведении Мукомля, предложив выяснить: штат служащих, какие договора заключены им или Административно-организационным управлением ГПУ, с кем и на каких условиях; соблюдены ли ставки профсоюза; возможно ли немедленное нарушение договоров с нашей (ГПУ) стороны; есть ли среди сотрудников коммунисты — и какие ставки?»

После избрания Дзержинского председателем правления «Общества друзей советского кино», 4 апреля 1926 г. он писал в ЭКУ ОГПУ, что целью этого общества является содействие кинематографии. Поэтому «на ближайшее время самым лучшим содействием будет выявление всяких безобразий и излишеств в этой области, а также принятие мер по снижению себестоимости и пр.» Он просил сотрудников ЭКУ помочь в сборе необходимые материалы. — «Хорошо было бы, если бы тот товарищ, который занимается этим делом, доложил мне о положении. Между прочим, необходимо наметить меры по увлечению сниматься, что является только растратой средств и материалов. Мне передавали также, что в Кино господствуют прямо неслыханные нравы режиссеров по отношению к артисткам. Так ли это?» .

В июле 1926 г. возникло «дело» Шведчикова. Дзержинского возмутило то, что К.М. Шведчиков в присутствии многих сообщил ему «авторитетно», что после трехмесячного ареста освобожден сотрудник «Совкино» Е.Ю. Брокман, «которому даже не было предъявлено никакой статьи обвинения». 14 июля 1926 г. Дзержискний писал Шведчикову: «…Вы относительно арестов в «Совкино» так и знали, что неправильны…Я проверил, оказалось, что еще 30 апреля Брокману было предъявлено обвинение по 90, 16 и I ч. 128 ст. УК, о чем Брокман лично расписался. Вы видите, как легкомысленно Ваше утверждение. Ознакомившись лично с делом и принимая во внимание, что Брокман как злостный лгун, дискредитирующий органы государственной власти, может сбежать от суда, я дал распоряжение об изменении меры пресечения… Прошу Вас тем товарищам, при которых Вы говорили о необоснованности ареста, сообщить о действительном положении дел».

Всесторонний контроль чекисты осуществляли и за работой скульпторов и художников. Особое внимание уделялось тем мастерским и предприятиям, которые изготовляли портреты и этикетки с изображением В.И. Ленина на папиросных и спичечных коробках, носовых платках и пр. С 11 апреля 1924 г. им было запрещено помещение изображения Ленина на всех предметах домашнего обихода. 21 июля 1924 г. в Государственное издательство на имя Н. Мещерякова поступило письмо из ОГПУ: «Возвращаю отношение с резолюцией: «т. Мещерякову. Оба барельефа с изображением В.И. Ленина (скульптора Талицкого) одобрены тов. Дзержинским. Официальное оформление через т. Енукидзе, к которому прошу Вас обратиться».

Дзержинский лично контролировал выезд за границу артистов, художников и других представителей творческой интеллигенции с определенной целью — максимально сузить информационную базу зарубежным организация для получения сведений «из первых рук» о положении в Советской России. У многих из выезжавших был широкий круг знакомств не только в руководстве страны, но и среди белых эмигрантов.

Он выступал против отъезда из страны тех лиц, которых считал «неблагонадежными». Так, 4 апреля 1924 г. Дзержинский писал Кацнельсону: «Т. Савельев передал мне, что слышал, будто экспертом по нефтяным делам в делегацию в Англию назначен Любимов. Тов. Савельев указывает, что вряд ли это свой человек. Он представил когда-то в редакцию «Торг. Пр. Газеты» статью по нефти не нашу. Очень странную. Вместе с тем он является сотрудником заграничных журналов по нашей нефти. Соберите о нем справки, снеситесь с Ломовым и Савельевым и дайте мне заключение».

26 апреля 1923 г. в письме в Политбюро ЦК РКП (б) Дзержинский выступил против направления за рубеж экспедиции Козлова для научных исследований Монголии и Тибете, «принимая во внимание, что состав экспедиции состоит их лиц, чуждых интересам Советской России, что сам глава этой экспедиции Козлов был связан в конце 21-го года с американским консульством, что Монголия и Тибет находятся под господствующим влиянием Англии, что в этих районах Наркоминделом ведется в течение нескольких лет вполне определенная дипломатическая работа, что подобный состав экспедиции может создать почву для новой очередной провокации английского правительства, которой может быть сорвана работа Наркоминдела». Он просил Политбюро «создать особую комиссии, которая бы по существу рассмотрела вопрос о целесообразности посылки в настоящий момент этой экспедиции в Монголию и Тибет».

После рассмотрения всех «за» и «против» экспедиция под руководством Козлова отправилась в научную командировку.

Много сил и средств затратили чекисты для постоянного наблюдения за процессами, происходившими в эмигрантских кругах. После Гражданской войны большинство эмигрантов жило надеждой на скорое возвращение, но в то же время пыталось осмыслить по-новому и понять причины произошедших в России катаклизмов: Первая мировая война, русские революции 1917 г., гибель монархии, Гражданская война, проигрыш Белого движения, укрепление советской власти. Но до примирения было с советской властью, как неизбежным злом, было далеко. Наиболее радиально настроенные призывали к крайним методам борьбы. Даже представители «творческой» интеллигенции из эмигрантов вносили свою лепту в разжигание страстей. Никто иной, как известная поэтесса, писатель и литературный критик З.Н. Гиппиус, писала: «Как ясен знак проклятый// Над этими безумными, // Но только в час расплаты,// Не будем слишком шумными, // Не надо к мести зовов // И кликов ликования:// Веревку уготовив, //Повесим их в молчании».

У противников большевиков за рубежом во время Гражданской войны и после нее были прочные позиции, прежде всего для пропаганды своих взглядов. Они развернули активную кампанию для дискредитации советского строя, внесения разложение в ряды его сторонников. О том, в каком объеме издавалась за рубежом чуждая советской власти литература, можно судить по выпущенному в 1924 г. в Праге изданию «Русская зарубежная книга» (часть 1). В ней отмечалось, что первые русские издания за границей относятся к 1918 г., всего их насчитывалось 414 в 81 месте, главным образом, в Европе, Азии, Америке и Африке. Центрами издательской деятельности были: в Европе — Берлин, Париж, Прага, в Азии — Харбин, Шанхай. Если рассмотреть по годам возникновения мелкобуржуазных, буржуазных и монархических издательств, то картина будет следующая: до 1918 г. — 2, в 1918 г. — 2, в 1919 г. — 12, в 1920 г. — 138, в 1921 г. — 112, в 1922 г. — 109, в 1923 г. — 33, 1924 г. — 2..

Эмиграция широко использовала свои возможности. 26 октября 1920 г. в докладе на пленуме Моссовета Дзержинский говорил, что в 1919 г., в то время как войска Юденича и Деникина подходили к Петрограду и к Туле и готовился удар в спину Красной Армии, зарубежная пресса распространяла ложь чтобы обезоружить советскую власть забастовкой. И в 1920 г. «они надеялись подготовить общественное мнение в международном масштабе среди английских и других рабочих, что восстание поднимали не агенты, а рабочие и работницы, как это говорится в этих телеграммах, что на поддержание порядка выступили не русские рабочие и не крестьяне, а китайцы, чехословаки, венгры и другие воинские части».

Высшее партийное руководство внимательно следило за зарубежными изданиями различного толка. Предметом рассмотрения Политбюро ЦК компартии были вопросы распространения в Советской России белогвардейской литературы (29 сентября 1921 г., 26 мая 1922 г.), об иностранных газетах и журналах (12 июля 1923 г.), «О разрешении ввоза в СССР германской буржуазной газеты «Gamburger fremdenblat» (25 сентября 1924 г.), о сменовеховских изданиях за границей(9 февраля 1922 г., 8 апреля и 7 июня 1926 г.), и др.

Дзержинский рекомендовал чекистам внимательно анализировать публикации в зарубежной печати. Так, 12 декабря 1924 г. он писал Менжинскому: «В Ns 22/23 от 1/XII «Соц. вести.» снова появилась корреспонденции из заводов и от молодежи. Необходимо требовать от соответствующих ПП анализа этих корреспонденций, оценки их и доклада по ним в Секр. отдел ОГПУ с отчетом, какие меры ими принимаются для извлечения корреспондентов».

Выполняя решения высших партийных и советских органов, распоряжения Дзержинского, в ВЧК-ОГПУ был хорошо налажен сбор информации зарубежных изданий в служебных целях. Редакционно-издательское отделение Информационного отдела ВЧК просматривало получаемые из-за границы русские газеты и журналы, составляло обзоры новостей — бюллетени «Обзор зарубежной прессы», снабжало газетами государственные и партийные учреждения по запросам.

Были поставлены также препоны для недопущения ввоза враждебной литературы в Советскую Россию. Антисоветские элементы прибегали к различным ухищрениям, чтобы провезти печатные издания в Советскую республику. Так, литература «Белого Креста» и воззвание Высшего монархического союза в большом количестве посылались в Россию посредством вклеивания их в сельскохозяйственные и электрические каталоги и прейскуранты, которые отправлялись почтой на адреса сельских комитетов, земельных отделов и исполкомов.

При ввозе иностранной литературы губЧК с февраля 1922 г. руководствовались телеграммой И.С. Уншлихта. В ней говорилось, что допущение в Россию всех иностранных газет признается преждевременным. К свободному обращению в Советской России были разрешены лишь издания коммунистических партий и социалистических групп, книги и журналы научного и технического содержания, а «ввоз издаваемой за границей русской и белогвардейской литературы, безусловно, запретить». Но отдельные зарубежные издания, которые можно было использовать для разоблачения истинных целей политических противников, рекомендовались к распространению в стране. Так, приказом ВЧК № 2 378 от 15 ноября 1921 г. был объявлен первый список в количестве 15 изданий, не подлежащих конфискации и разрешенных к продаже через советские учреждения.

Местные партийные органы приграничных регионов также принимали специальные решения, обязывающие чекистов усилить наблюдение за ввозом антисоветских изданий в страну. Так, бюро Петроградского губкома 29 сентября 1922 г., рассмотрев вопрос о борьбе с распространением белогвардейской литературы, постановило: а) предложить Мессингу в пограничной полосе Ямбург — Гдов — Псков усилить борьбу с контрабандным ввозом контрреволюционной литературы; б) признать необходимым введение систематического надзора за всеми частными книжными и кооперативными магазинами и общественными издательствами и т. д… принять меры также по улучшению работы политцензуры».

Дзержинский лично просматривал многие зарубежные издания. Так, 12 мая 1924 г. он просил Герсона навести справки у ИНО ОГПУ о получении белогвардейской литературы «по хозяйственно-экономич[еской] жизни СССР, издаваемая за границей? Если да, то какая? Как вообще издается — кем и где? Если нет, то почему? ОГПУ и я, в частности, обязательно должны получать».

Меры, принимаемые Дзержинским по материалам зарубежной печати, были действенны и своевременны. Он показывал чекистам пример оперативного решения вопросов, учил не пренебрегать данными, полученными из иностранных газет и журналов, делать выводы для практической деятельности. 16 марта 1924 г. он писал В.Р. Менжинскому: «Т. Стеклов обратил мое внимание на статью Соколова в XIII томе Архива Гессена о защите Учр(едительного) собрания. Она дает большой материал и для непосредственной розыскной работы. Прошу прочесть и дать указания т. Дерибасу».

Статья Б. Соколова «Защита Всероссийского Учредительного собрания» была помещена в «Архиве русской революции», издаваемой Г.В. Гессеном в Берлине. В ней автор освещает события с конца 1917 года до разгона Учредительного собрания. Соколов — ярый антисоветчик. Он принадлежал к партии эсеров и был сторонником террора. В самой статье автор старался прибегнуть к мерам конспирации: в ряде случаев не приводил фамилии участников событий, а ограничился инициалами или одной буквой. Говоря о покушении на В.И. Ленина в декабре 1917 г., он указывал: «Впрочем, точное и детальное описание всего этого эпизода принадлежит будущему. Сейчас это было бы несвоевременно. Участники этого покушения живы и притом в России».

Вместе с тем Соколов выболтал в статье любопытные подробности о разброде в партии эсеров в конце 1917 г., назвав много фамилий антисоветски настроенных лиц. В числе упомянутых — активные эсеры из избирательного списка (С.И. Моисеенко, Филипповский), члены Учредительного собрания от меньшевиков, призывавших к вооруженным действиям против Советской власти (Фортунатов, Маслов), народные социалисты Н.В. Чайковский и Биркенгейм, выступавшие в поддержку эсеров и агитировавшие за всеобщую забастовку. В статье говорилось об активной антисоветской агитации в районах Петрограда, которую вели Брушвит, Гуревич, Утгоф, о деятельности эсеровской боевой группы во главе с Онипко, готовившей покушение на В.И. Ленина.

Сведения, почерпнутые из данной статьи, были использованы чекистами при розыске противников большевиков.

3 июля 1922 г. Дзержинский поддержал предложение Самсонова от 1 июля 1922 г. начать кампанию против Вандервельде его сторонников, которые вели за границей антисоветскую агитацию в печати. — «Нам следовало бы огрызнуться и начать против них также кампанию в печати, упомянув о их маникюрах, шнуровых ботинок и пр. Ваше мнение?». Дзержинский поручил Ягоде «внести конкретный план в тройку ЦК».

По отношению к белогвардейским монархическим изданиям, изданиям мелкобуржуазных партий, которые не просто фальсифицировали факты, искажая существо событий, а повседневно проводили антисоветскую агитацию, Дзержинский стоял за принятие чекистскими органами крайних мер.

В 1923 году в Берлине издавалась газета «Дни». Она имела свои отделения в Праге и Париже. В ее работе принимали участие Н. Д. Авксентьев, Эд. Бернштейн, Е. К. Брешковская, И. И. Бунаков, А. Белый, М. В. Вишняк, В. М. Зензинов, А. Ф. Керенский, Е. Д. Кусков, А. В. Пешехонов и другие. Сам состав сотрудников газеты говорил о ее направленности. Хотя газета и называла себя республиканско-демократической, на самом деле она ничем не отличалась от махровой монархической газеты. 23 января 1923 г. в ней была помещена передовая статья, пронизанная клеветой на хозяйственную деятельность наркоматов. 31 января 1923 г. после ознакомления с содержанием этой статьи, Дзержинский писал В. Р. Менжинскому: «При сем «Дни»… прочтите передовицу… Более гнусного трудно придумать. Необходимо за этими «Днями» установить неустанное наблюдение, выяснить авторов этих статей и всех сотрудников, составить их списки с их биографиями, выяснить, с кем они связаны в России… и начать против них беспощадные гонения, выгоняя их за границу. «Дни» должны почувствовать, что ГПУ еще живо. Я думаю, что необходимо было бы и в прессе нашей охарактеризовать эти «Дни», для того чтобы поставить их последователей вне закона».

Ввиду постоянных нареканий со стороны иностранных миссий и торговых представительств различных стран о чинимых препятствиях на пограничных пунктах и в других местах к пропуску печатных произведений на иностранных языках, 14 августа 1923 г. ОГПУ приказало всем Полномочным представителям и начальникам губотделов ОГПУ дать право сотрудникам аккредитованных иностранных миссий, торговых представительств на правах последних и консульств беспрепятственно получать из-за границы печатные произведения на иностранных языках «для личного пользования в количестве, на вызывающем особого подозрения». Следовательно, вопрос о количестве экземпляров и степени «подозрения» решался руководителями органов ОГПУ на местах.

Нарекания на работу цензоров были не только у иностранных миссий, но даже в Академии наук. Туда книги приходили с большим запозданием или пропадали. 16 мая 1925 г. Дзержинский писал в политконтроль И.З. Сурте: «…Я думаю, что книги в адрес Академии нечего вскрывать. Надо посадить своего человека в самой Академии для приема и осмотра книг. Этот человек был бы в штатах Академии и получал бы от нее жалование. Прошу прислать Ваше заключение и справку, как обстоит дело».

Дзержинский внимательно следил за работой различных отделов, связанных с контролем за печатными изданиями, перепиской и пр. 1 сентября 1922 г. он писал в Секретно-оперативное Управление Ягоде: «При сем конверт и полученные в нем 2 воззвания Кирилла.

Что делает наша цензура? Прошу обследовать и доложить мне о просмотре заграничной почты, постановке дела, о достигнутых успехах, о том, что обнаружено и т. д., а также как велика вообще загранич. почта по родам посылок: письма, пакеты, бандероли и т. д., как вскрываются они как заказные, так и не заказные.

Таким же путем рассылают по учреждениям и с. — ры, и другие. Сообщите мне также, какие оперативные будут даны задания по самим воззваниям (послать в прессу), воззвания, конечно, и ист-парт пошлите, и т. Полякову из НКВД».

Председатель ГПУ потребовал упорядочить работу цензуры: «У нас несколько цензур для публикации сведений о событиях. Не было ли бы полезным, если бы Вы взяли на себя созвать совещание для урегулирования этого вопроса», — пишет он В. Р. Менжинскому 13 марта 1921 г.

Меры, принимаемые органами ОГПУ, не смогли закрыть все каналы получения информации противниками большевистской идеологии. И совершенно был прав Питирим Сорокин, который утверждал в газете «Воля России», что «несмотря на рогатки цензуры, выходит ряд трудов и печатается ряд научных журналов. Вопреки всем препятствиям, книги все же выходят, и среди них немало антикоммунистических. Если в них не все сказано ясно, то читатель понимает и намеки. Спасает положение дела только безграмотность цензоров, порой пропускающих действительно вредное для коммунизма».

Таким образом, Ф.Э. Дзержинский, возглавлявший ВЧК-ОГПУ, выполняя директивы правящей коммунистической партии, вел борьбу с антибольшевистской идеологией с таким же упорством и настойчивостью как на фронтах Гражданской войны. И меры применялись крайние: задержание, обыски, аресты, тюремное заключение, расстрел. Но самым распространенным наказанием была ссылка в отдаленные регионы страны и высылка за границу.

Председатель ВЧК-ОГПУ был за массовую высылку из страны членов оппозиционных политических партий, деятелей науки и культуры. В этом он полностью поддерживал В.И.Ленина.

19 мая 1922 г. Ленин писал Дзержинскому о высылке за границу писателей и профессоров, «помогающих контрреволюции»: «Надо это подготовить тщательнее. Без подготовки мы наглупим. Прошу обсудить такие меры подготовки.

Собрать совещание Мессинга, Манцева и еще кое-кого в Москве.

Обязать членов Политбюро уделять 2–3 часа в неделю на просмотр ряда изданий и книг, проверяя исполнение, требуя письменных отзывов и добиваясь присылки в Москву без проволочки всех некоммунистических изданий.

Добавить отзывы ряда литераторов-коммунистов (Стеклова, Ольминского, Скворцова, Бухарина и т. д.).

Собрать систематические сведения о политическом стаже, работе и литературной деятельности профессоров и писателей.

Поручить все это толковому, образованному и аккуратному человеку в ГПУ.

Мои отзывы о питерских двух изданиях:

«Новая Россия» № 2. Закрыта питерскими товарищами.

Не рано ли закрыта? Надо разослать ее членам Политбюро и обсудить внимательнее. Кто такой ее редактор Лежнев? Из «Дня»? Нельзя ли о нем собрать сведения? Конечно, не все сотрудники этого журнала кандидаты на высылку за границу.

Вот другое дело питерский журнал «Экономист», изд. XI отдела Русского технического общества. Это, по-моему, явный центр белогвардейцев. В № 3 (тол ь к о третьем!!! это nota вепе!) напечатан на обложке список сотрудников. Это, я думаю, почти все — законнейшие кандидаты на высылку за границу.

Все это явные контрреволюционеры, пособники Антанты, организация ее слуг и шпионов и растлителей учащейся молодежи. Надо поставить дело так, чтобы этих «военных шпионов» изловить и излавливать постоянно и систематически и высылать за границу.

Прошу показать это секретно, не размножая, членам Политбюро, свозвратом Вам и мне, и сообщить мне их отзывы и

Ваше заключение.

Речь шла о сотрудниках журналов, занимавших антисоветскую позицию или критиковавших политику большевистской партии. 26 мая 1923 г. решением Политбюро ЦК РКП (б) было поручено Главному управлению по делам печати разрешить выход журнала «Новая Россия», отменив постановление исполкома Петрограда о его закрытии. Газета «День» была закрыта 26 октября/1918 г. еще в феврале 1918 г., а журнал «Экономист» в июне 1922 г.

17 июля 1922 г. В.И. Ленин вернулся к вопросу о высылке интеллигенции за границу. Он писал в ГПУ: «К вопросу о высылке из России меньшевиков, п-с-ов, кадетов и т. п. я бы хотел задать несколько вопросов ввиду того, что эта операция, начатая до моего отпуска, не закончена и сейчас». Руководитель компартии предложил «решительно искоренить» всех народных социалистов и выслать их за границу. Такая же мера предлагалась и по отношению к А.Н. Потресову, В.В. Розанову, Н.А. Рожкову и др. «Комиссия, — указал В.И. Ленин, — под надзором Манцева, Мессинга и др. должна представить список и надо бы несколько сот подобных господ выслать за границу безжалостно. Очистить Россию надолго… Делать это надо сразу. К концу процесса эсеров, не позже. Арестовать несколько сот и без объявления мотивов — выезжайте, господа!». Д.А. Волкогонов пишет, что В.И.Ленин болел с начала сентября, но, несмотря на болезнь, все же отдал распоряжение Ф.Э. Дзержинскому.

После процесса правых эсеров в 1922 г. органы ГПУ были поставлены в известность, что при начальнике Секретно-оперативного управления создано Особое Бюро по административной высылке антисоветской интеллигенции во главе с его начальником Я.С. Аграновым. Подобные особые бюро были образованы при всех полномочных представительствах и губернских отделах ГПУ.

Кроме суда ГПУ осуществило еще две акции против ПСР и антисоветски настроенной интеллигенции. В ночь с 16 на 17 августа 1922 г. оно произвело первые массовые аресты в городах России и Украины. Помимо Москвы и Петрограда операцией были затронуты Харьков, Киев, Казань, Нижний Новгород, Одесса и Ялта. Центральным же мероприятием стала высылка в ноябре 1922 г. на двух «философских» пароходах в Штеттин фактически представителей всех отраслей знаний: философов, историков, социологов, правоведов, экономистов, литераторов, медиков и др..

Еще 8 августа 1922 г. ГПУ направило В.И. Ленину списки высланных из Москвы, Петрограда и Украины. В московском списке значилось 67 фамилий, в петроградском списке 51 фамилия.

5 сентября 1922 г. Дзержинский писал Уншлихту: «Директивы В.И. 4/ΙΧ. Продолжить неуклонно высылку активной антисоветской интеллигенции (и меньшевиков, в первую очередь) за границу…

Тщательно составлять списки, проверяя их и обязуя наших литераторов давать отзывы… Сведения должны собираться всеми нашими отделами и стекаться в отдел по интеллигенции. На каждого интеллигента должно быть дело. Каждая группа и подгруппа должна быть освещаема всесторонне компетентными товарищами, между которыми эти группы должны распределяться нашим отделом… Сведения должны проверяться с разных сторон, так, чтобы наше заключение было безошибочно и бесповоротно, чего до сих пор не было из-за спешности и односторонности освещения».

От всех высылаемых чекисты потребовали гарантий, что они никогда не возвратятся на родину. Им объявили, что самовольный приезд обратно будет караться расстрелом. В качестве примера ознакомимся с текстом расписки Ивана Ильина: «Дана сия мною, гражданином Иваном Александровичем Ильиным Государственному Политическому управлению в том, что обязуюсь не возвращаться на территорию РСФСР без разрешения органов Советской власти (статья 71 Уголовного кодекса РСФСР, карающего за самовольное возвращение в пределы РСФСР высшей мерой наказания), мне объявлена».

17 ноября 1922 г. первым к одному из причалов германского порта пришвартовался небольшой пароход, на борту которого белой краской было выведено «Preussen». Через час, после оформления необходимых формальностей с борта парохода спустились пассажиры, имена которых были хорошо известны культурной и научной общественности Западной Европы: философы С.Л. Франк, и Н.А. Бердяев, Л.П. Карсавин и Н.О. Лосский, экономисты Б.Д. Бруцкус и А.И. Угримов, публицисты А.С. Изгоев и Н.М. Волковысский, писатель М.А. Осоргин, математик В.В. Стратонов и другие.

Высылка неугодной большевикам интеллигенции была продолжена в 1923 г. — высылались не только группы, но и отдельные лица. Еще, в октябре 1922 г. Петроградский ГО ГПУ вынес заключение

0 высылке за границу профессора университета Д.Ф. Селиванова, занимавшегося антисоветской деятельностью. Заведующий Петроградского отдела народного образования В.И. Невский просил об отмене высылки. Ф. Дзержинский запросил мнение Петроградского губкома РКП(б), высказавшись против отмены высылки. Мнения Петроградского губкома данных в деле не имеется. Из материалов дела видно, что Селиванову с женой были выданы заграничные паспорта, и выехать они должны были 15 ноября 1922 г.

Помимо высылки за границу, ОГПУ направляла в ссылку за уголовные преступления и по политическим делам. По данным на

1 мая 1924 г., Особым совещанием при Коллегии ОГПУ, пришедшим на смену бывшей комиссии НКВД, и Коллегией ОГПУ было направлено в ссылку 3064 человек, из них «политических» — 1458.

В ссылку направлялись и другие категории населения. Такая участь постигла в 1925 г. бывших помещиков. Им было предоставлено право переселения в районы, намеченные для колонизации, с наделением их землей «в пределах трудовой стоимости».

В борьбе в сфере идеологии важнейшее значение имела хорошо поставленная информация.

Среди важнейших обязанностей органов ВЧК-ОГПУ была всесторонняя информация советских и партийных органов о международном положении, внутренней обстановки в стране и др. В одном из первых приказов 1921 г. Дзержинский писал о предстоящей гигантской информационной работе, вышедшей после Гражданской войны на первый план, подразумевая под этим прежде всего оперативное наблюдение за всеми процессами в стране.

Анализируя характер информационной работы чекистов под руководством Дзержинского в 1917–1926 гг., следует отметить, что основными ее направлениями был сбор сведений: во-первых, об отношении к мероприятиями советской власти, во-вторых, политике различных политических партиях, планах белогвардейцев и эмигрантских центров, о мелкобуржуазной стихии, ее влияние на советский и партийный аппарат, на профсоюзные организации и кооперативы; в-третьих, о подрывной деятельности различных организаций и группировок, революционно-демократических партиях, духовенстве, состоянии вузов, армии, торговли и др.

Информационная работа охватывала все стороны общественного развития, классы и отдельные социальные группы. Например, говоря о роли хорошо налаженной информации о частях и подразделениях Красной Армии и Красного Флота, Дзержинский подчеркивал, что она имеет особое значение для поднятия их боеспособности и боевой готовности. Во многих его выступлениях не раз указывалось, что «если мы желаем иметь крепкую и сильную армию, если мы желаем, чтобы она не подвергалась опасному влиянию контрреволюционных сил», то должны изучать настроение армии, то есть изучать настроение военнослужащих, выходцев в основном из крестьян.

Ввиду того, что основные усилия органов ВЧК-ОГПУ были направлены на выполнение партийных решений, Дзержинский считает, что руководители ведомства должны быть в курсе решений высших партийных органов. 30 сентября 1922 г. он направил на имя секретаря ЦК РКП (б) В.М. Молотова письмо, в котором просил разрешить знакомить членов Коллегии ГПУ с теми постановлениям, письмами и материалами ЦК, которые могут им дать направление и указание в их работе. «Так, например, письмо к Туркестанской компартии Петерсу по вопросам иностранной политики, Менжинскому — по вопросам армии. Такое знакомство могло бы предупредить ГПУ от многих оплошностей. Конспирация же у нас соблюдается, так как это наша профессия». Более того, он просил, чтобы все партийные решениям, касающиеся чекистов, своевременно доводились до них для практического претворения в жизнь: «Резолюцию Пленума ЦК РКП(б) об очередных задачах работы в деревне надо было разослать всем нашим органам с циркулярным письмом и с указаниями, что и как наши органы в этой области должны делать». «При сем циркуляр ЦК и ЦКК… необходимо его разослать, с тем, чтобы все до единого члена партии на транспорте и в органах ГПУ прочли его и ознакомились с ним».

9 ноября 1920 г. для лучшей постановки информации ВЧК Дзержинский приказал всем предгубчека, начальникам РТЧК, и особотделов фронтов и армий в недельный срок «нарочным выслать Москву краткие доклады и копии важнейших показаний имеющихся разработке делах по шпионажу, белогвардейским организациям заговорщицкого, шпионского, активным противосоветским политическим партиям — направлениям, имеющих хоть малейшие связи Москвой. Обзоры должны содержать фактические данные для минимальской возможности немедленной разработки их Центре. Доклады представляют: секретно- оперативные отделы губчека — в Секретный ВЧК, РТЧК — в ТО ВЧК, особотеделы — Особотдел ВЧК. Порядок, устанавливаемый настоящей телеграммой, сохранить на будущее время, впредь до распоряжения. Ответственность исполнением указанного возлагается персонально предгубчека, нач. ОКТЧК, начособотдела…».

2 апреля 1921 г. Дзержинский запрашивает Ягоду: «Какие отделы у нас издают сводки? Кому рассылаются?» и предлагает все сводки объединить в одну и совместно с Секретариатом ЦК РКП (б)составить списки, кому посылать. — «Держать их только у нас нет смысла. Надо рассылать всем нашим представителям раз в неделю через курьеров».

1 апреля 1921 г. председатель ВЧК не прочь помочь информацией и американскому губернатору Гудричу, сочувствовавшему Советской России — «Необходимо собрать сведения, подлежащие оглашению, о работе ЧК. Соберите то, что у нас есть, и дайте мне» .

В приказах ВЧК указывалось, что «на обязанности осведомительного отделения ВЧК лежит всестороннее освещение работы учреждений, предприятий, войск и населения и выявление преступных деяний целых групп или отдельных личностей, суммировка полученных сведений на предмет выяснения причин ненормальных явлений и взыскание средств к их удалению…». Секретное отделение должно было заниматься разработкой «дел и направлений борьбы с различными противосоветскими политическими партиями и группировками, сектантскими общинами духовенства, а также различных видов проявления недовольства советской властью среди гражданского населения». Сотрудникам агентурного отделения следовало исполнять задания начальника секретнооперативной части и начальников отделений по разработке; вести наружное и внутреннее наблюдение за подозрительными или уличенными в преступном деянии элементами; разыскивать преступные элементы; обобщать агентурные сведения; вербовать и готовить «нужных агентов».

В развитие положений приказов были выработаны инструкции и циркуляры, более обстоятельно регламентировавшие работу подразделений и служб ВЧК. Так, в «Инструкции органам ВЧК на местах по осведомительной службе» (1921 г.) говорилось, что ее основная задача сводится к тому, чтобы «..знать все наши слабые стороны, обнаружить пункты, в которых следует ожидать вражеского удара, выявить лиц и группы, носящие организованный ущерб советской власти (должностные преступления, техническая измена, вредительский шпионаж и т. д.), вскрыть примняемые противником в данный момент методы».

16 марта 1921 г. Дзержинский поручил Менжинскому подготовить справку о постановке ежедневной государственной оперативной информации ВЧК: информация местами Центра (ВЧК, ЦК РКП(б), СНК); ее содержание (с предварительные совещания ВЧК, ЦК РКП (б), Военного ведомства, НКПрод и ВЦСПС; источник информации (губчека, губком, губисполком); техника информации (через губчека и связи округа или губернии; какое провода); аппараты на местах и в органах ВЧК; редакция и руководство информацией ее подчиненность(кому?); аппарат для оперативных выводов из информации и наблюдение за выполнением; и т. д. «до конца, какие люди есть, какие нужны?».

Такая справка понадобилась председателю ВЧК в связи с тем, что во ВЦИК и ЦК РКП(б) уже было принято решение об улучшении государственной информации, которые на следующий день издали циркуляр о госинформации.

19 апреля 1921 г. Дзержинский направил всем губЧК, ДТЧК и особым отделам фронтов и армий распоряжение об организации троек в составе начальника информационного отдела, представителей губкома и губисполкома; сведения получать от губисполкома, губпрофсовета, губкома, губвоенкомата, сверяя их с полученными данными из уездов и сообщая телеграфно в ВЧК каждые три дня. «Ответственными за сведения, — указал председатель ВЧК, — являются тройки. Доносите о политположении, а именно: о настроении рабочих, крестьян, красноармейцев, об отношении масс к коммунистам, крестьянам, посевкампании, степень их участия в посевкомах, контрреволюционная агитация, волнения, беспорядки, их причины, выступления банд, вооруженные восстания, мятежи, погромы, их размеры, забастовки, их причины, тариф, снабжение, меры, принятые по ликвидации указанных явлений, объявление военного, осадного положения; доносите о партийной, союзной, советской работе, как-то: внутрипартийное, союзное настроение, поведение организаций и работников в моменты конфликтов, осложнений, влияние других партий в массах крестьян, рабочих, красноармейцев, о нелегальных союзных партийных организациях, их целях, работе, быте рабочих, охрана труда, питание, жилища, работа комиссий по улучшению быта рабочих, экономии, техническом саботаже в советских учреждениях, на железных дорогах. Доносите об экономическом положении, отношении крестьян, рабочих к продналогу, проведении продналога, о работе продотрядов, посевкомов, селькомов, об отношении населения к гужповинности, спекулятивные цены, их колебания, о степени обеспеченности местности продовольствием, снаряжение, обмундирование в воинских частях, об обеспечении рабочих прозодеждой, снабжение предприятий топливом, рабсилой, об изменениях производительности, причинах, прогулах, труддезертирстве, о нецелесообразных распределениях сил, средств, состояние железнодорожного узла с топливом, в техническом, провозоспособном отношениях, об эпидемиях, мерах борьбы с эпидемиями, ходе демобилизации, дезертирстве, причинах, поведение демобилизованных в местах пополнения частей, их боеспособности. Сводки составлять кратко, не более двухсот слов, отмечая наиболее характерные факты. Введением сводок Госинформации чисто ведомственные чекистские сводки не отменяются. Подробные инструкции, положения, формы высылаются почтой. Копию его немедленно вручите предгубисполкому и губкому».

К середине мая 1921 г. во всех губерниях были образованы госинформтройки, главной задачей которых было более полное освещение политического и экономического положения страны для своевременного принятия необходимых мер. В составе губЧК информационную работу вели осведомительные, а во всех ТЧК — информационные отделения. Каждый член тройки отвечал за свою часть информации: представитель губкома РКП (б) — за сведения о положении дел в партийных организациях, представитель губисполкома — о состоянии советской работы в губернии. Они, в свою очередь, использовали информацию всех гражданских и военных учреждений, представляемую в губком и исполком каждые три дня. ГубЧК прежде всего получала сведения от своей агентуры.

Для анализа собранных материалов информационные тройки не имели специальных штатов, а использовали аппараты губЧК.

Объем и направления информации постоянно уточнялись с учетом приобретенного опыта и возникавших потребностей. В инструкции по информации, введенной ВЧК с 14 сентября 1921 г., говорилось, что ее основная цель — изучение положения на местах. В других документах были указаны следующие задачи: обнаруживать пункты, откуда исходит угроза вражеских ударов, выявлять лица и группы, наносящих ущерб власти, вскрывать применяемые противником методы.

Каждая тройка составляла также трехдневные телеграфные сводки, в которых кратко сообщалось о важнейших событиях в. губернии. Тройками готовились и двухнедельные бюллетени с общими выводами, предпринятыми и намеченными мерами. После проведенного анализа тройками при губЧК(губотделами ГПУ) вся информация обобщалась и телеграфно передавалась в оперативный отдел ВЧК(ГПУ), затем — в ЦК РКП(б) — ВКП(б), СНК РСФСР и СССР, ВЦИК РСФСР и ЦИК СССР.

В 1922 г. были приняты меры для более согласованной работы отделов управления исполкомов и губернских отделов ГПУ. 24 июля 1922 г. Дзержинский подписал приказ, которым была отменена обязанность отделов управ составлять секретные сводки об общем политическом состоянии и экономическом положении. Ведение секретной отчетности было возложено исключительно на органы ГПУ, которым отделы управ были обязаны оказывать всяческое содействие. В свою очередь, госинформтройкам было предложено ежемесячно освещать организацию контроля за исполнением распоряжений правительства и местных властей и результаты контроля, о предании суду нарушителей, развитии преступности, уделяя особое внимание должностным преступлениям.

При подготовке информационных сводок, прежде всего для высшего политического руководства страны, документы, особенно о работе органов безопасности, тщательно отрабатывались, ибо полученная информация являлась основой для принятия важных решений. Председатель ВЧК-ОГПУ считал недопустимым составление сводок, дающих «достоверную» картину — сплошь черную, без правильной перспективы и без описания реальной нашей роли». 24 декабря 1924 г. он обратил внимание Менжинского на необходимость составления всесторонних, содержательных сведений ОГПУ, «чтобы они членам ЦК действительную дали картину нашей работы в кратких словах и представили бы всю конкретность…» .

Центр не раз указывал на обязательную проверку поступавших сведений. В этом плане не раз в качестве образцовых Дзержинский приводил сводки полномочного представителя ВЧК-ОГПУ Сибири И.П. Павлуновского. Так, 7 мая 1924 г. ОГПУ направило в ЦК РКП (б) на имя И.В. Сталина письмо о политических процессах в Красной Армии и в деревне, в основу которого был положен его доклад. «Доклад, — подчеркивал Дзержинский, — считаю глубоко верным и улавливающим тенденции не только Сибири. Мне кажется необходимым, чтобы ЦК дал задание комиссии по работе в деревне, РВСР и ОГПУ рассмотреть этот доклад и внести в ЦК практические предложения и проект директив ЦК парторганизациям». Двумя днями раньше, давая оценку информации Павлуновского, Дзержинский отметил: «Здесь главное — вопрос линии партийной, хозяйственной и в армии».

Дзержинский считал весьма опасным обобщение различных неурядиц и представление их в партийные органы как всеобщих, — «Таким путем, боюсь, мы сеем панику и смуту. Тон наших циркуляров должен быть другой. Чека и Ос. От. должны объективно сыграть громадную роль в борьбе с неурядицами…» Это требование касалось и других документов. Так, после прочтения проекта циркуляра о тройках, расследующих положение красноармейцев, Дзержинский писал Ягоде 25 ноября 1920 г.: «Проект задерживаю до решения комиссии ЦК. Хочу сделать однако несколько замечаний. Думаю, что нам не стоит вообще в таком тоне писать циркуляров, т. е. преувеличивать, сгущать краски, давать обоснования, которые могут на местах быть поняты как тенденция и агитация против спецов, не подчеркивать так прав и власти ЧК, а всегда скоромнее рекомендовать им держаться, заставляя принять участие губисполкомы и губкомы, у которых вся полнота власти, а не в губчека. Я считаю вообще опасным, если губЧК или Ос. Отделы будут думать, что они только соль земли».

Дзержинский требовал, чтобы чекистские материалы получали те лица, которым они могли оказать помощь в работе. 18 мая 1924 г. он писал Кацнельсону: «Материалы как из сводок ЭКУ, так и общий, необходимо посылать тем, от кого зависит устранение дефектов, безобразий. Было бы хорошо, если бы Вы сорганизовали это дело. Наметить, кому посылать (то, что к нему относится) и какой результат — проверка сообщения и меры. Иначе эти сводки теряют свою ценность». 15 февраля 1925 г. Дзержинский писал Ягоде: «Прошу Вас сговориться с ПУРом о сводках Ос[обого] отдела в смысле, как их составлять, как их использовать и как поставить контроль этого использования и, наконец, как проверять их правдивость. Эти сводки производят довольно угнетающее впечатление — сплошное пятно без просвета. А 8 марта 1925 г. он поручил В.Л. Герсону «собрать мне все вышедшие у нас сводки за один месяц — по всем отделам и управлениям с указанием, кому они рассылались. Кроме того, соберите сведения по каждой сводке, как эти сводки собираются и сколько над ними, этими сводками работает у нас и на местах народу. Кроме того, кто и как фактически использует эти сводка и какие меры по ним и кем принимаются».

Вместе с тем, местным органам ОГПУ было предложено улучшить составление информационных сводок, потому что качество некоторых из них заставляло желать лучшего. Об этом, в частности, говорил Р.А. Пилляр на 2-м Всесоюзном съезде особых отделов ОГПУ в январе 1925 г.: «Когда нам приходит здесь в центре читать ваши отчеты, мы приходим в ужас. Это в несколько сот страниц целые тетради, там есть все, что хотите, но уловить картину интересующих нас явлений, чрезвычайно трудно…»

Помимо издания бюллетеней готовились различного рода справки, сводки, сообщения и обзоры для ВЦИК РСФСР, ЦИК СССР, СНК РСФСР, СНК СССР, СТО и ЦК РКП (б) — ВКП(б). Только в 1921–1922 гг. на имя В.И. Ленина ВЧК было направлено восемь информационных сообщений: о политическом и экономическом положении Советской республики, заключение особого уполномоченного экономического отдела ВЧК о работе Свирьстроя, доклад члена Коллегии ВЧК Г.И.Бокия о положении в Гохране, информация ГПУ о сельскохозяйственной и кустарно-промысловой кооперации, о политическом положении в военных округах, о борьбе с голодом, обзор материалов зарубежной печати и др..

На основе обобщенных чекистами информационных материалов ЦК РКП (б) издавал циркулярные письма, в которых доводил до всех коммунистов задачи, вытекавшие из политического и экономического положения страны. Только с августа 1921 по декабрь 1922 гг. парткомам было направлено шесть циркулярных писем ЦК РКП (б).

Глава Советского правительства высоко оценивал информацию чекистов. Об этом, в частности, свидетельствует хотя бы записка В.И. Ленина членам ЦК РКП(б) от 9 марта 1921 г., в которой рекомендовалось «обратить внимание на сообщение Дзержинского о Сибири. Опасность, что с сибирскими крестьянами наши не сумеют поладить, чрезвычайно велика и грозна».

Зачастую Дзержинский сам обращался в информационные структуры ВЧК-ОГПУ по интересовавшим его вопросам. Так он писал Уншлихту 5 сентября 1922 г.: «Просьба поручить информ. отделу, а также т. Степанову подобрать для меня весь имеющийся материал о фашистах и прислать мне все материалы о них.

Хотел бы выяснить историю их возникновения, их идеологию, их действия и цели, их вожаки и руководители, систему организации, на кого опираются, их силы и средства, их методы, их распространение по городам и деревням, связи их с армией, их вооружение, жертвы их террора и жертвы их собственные и т. д. Также является необходимым нам изучать и знать их первоисточники.

Кто у нас в Риме? Можно ли получить эти сведения из Коминтерна?».

Наряду с рекомендациями по активному использованию в печати материалов ВЧК — ОГПУ по инициативе Ф. Э. Дзержинского принимаются меры к ограничению круга лиц, получающих чекистскую информацию. Это вызывалось соображениями конспирации. Был установлен порядок поступления материалов о работе органов ВЧК — ОГПУ в редакции газет и журналов. В приказе от 10 июля 1922 года обращается внимание местных органов ГПУ на то, что они иногда преждевременно сообщают газетным корреспондентам сведения о результатах работы ГПУ и ее местных органов, что влияет на ход разработок. А поэтому «без соответствующего решения ГПУ никаких сведений или материалов, хотя бы и по законченным делам, в печать не давать». Было указано на недопустимость появления в открытой печати данных о работе и структуре ОГПУ. Такие сведения были изъяты из подготовленных к печати номеров журналов «Рабоче-крестьянская милиция», «Власть Советов» и из «Указателя по статистике преступлений, наказаний и самоубийств».

Давая информацию органам власти и управления, парткомам компартии, руководство чекистского ведомства заботилось об обратной связи — информировании своих сотрудников, прежде всего о получении дополнительных сведений руководящим составом для внесения корректив при определении текущих задач борьбы с политическими противниками и преступниками. С этой целью было налажено издание информационных сводок для «внутреннего использования» о положении дел в той или иной отрасли народного хозяйства. Только в 1925 г. такие сводки были даны о состоянии сахарной промышленности, кустарного производства, кооперации, по концессии «Мологолес» и др. В них большее внимание было обращено на необходимость ведения наблюдения за политическими процессами, на борьбу с революционно-демократическими партиями и др..

Руководство чекистского ведомства заботилось о том, чтобы информация чекистов активно использовалась партийными, советскими и хозяйственными органами. В частности, 20 января 1922 г. Председатель ВЧК просил Сиббюро ЦК РКП (б) обратить внимание губкомов на своевременное получение и действенное использование сводок, дал указание ТЧК представлять свои материалы в соответствующие подотделы губкомов партии. 9 декабря 1924 г. Информационный отдел ОГПУ направил во ВЦИК РСФСР письмо, в котором отметил, что есть настоятельная необходимость более полного использования поступавшего материала о недостатках в работе низового советского аппарата. Отдел ОГПУ сослался на положительный опыт некоторых губернских исполкомов, создававших специальные группы по устранению недостатков, вскрытых чекистами.

13 января 1925 г. Секретариат ВЦИК обратил внимание всех губернских и областных исполкомов на то, чтобы местные органы власти в полной мере использовали информационные сводки ОГПУ и предпринимали меры по фактам «засилья в сельсоветах и волисполкомах чуждых советской власти элементов, своими поступками дискредитирующих советский аппарат». Этого же требовали и высшие партийные органы. Вот почему Северо-Западное бюро ЦК РКП(б) утвердило циркуляр об использовании материалов ОГПУ. Всем парткомам было предложено разослать циркуляр руководителям учреждений и предприятий для их ознакомления с настроением населения, причинами недовольства, «обратить особое внимание на сообщаемые ОГПУ факты нарушений революционной законности и злоупотреблений со стороны отдельных организаций и отдельных работников, принимаемые меры к их устранению, как по линии парторганов, так и по линии советской и хозяйственной, в частности, через органы прокуратуры и РКИ».

Таким образом, в области идеологии к средине 1920-х годов фактически все области духовной жизни общества оказались под жестким контролем органов власти и партийного аппарата ВКП(б). Органы ВЧК-ОГПУ выполняли их решения по недопущения влияния антикоммунистической идеологии, используя легальные и нелегальные методы работы. Можно со всей уверенностью утверждать, что о всех значительных изменениях в настроении населения, о политических партиях и общественных организациях органы ВЧК-ОГПУ оперативно информировали руководство компартии и Советское правительство, местные советские и партийные комитеты.