Сложная работа в ВЧК-ОГПУ требовала всесторонней подготовки кадров. Дзержинский, понимая, что одной революционной энергии и энтузиазма недостаточно, поставил задачу повышения квалификации и общеобразовательного уровня каждого сотрудника: «Без знаний, без учебы нашей собственной…без поддержки науки… мы без этого не сможем выполнить той задачи…, которая перед нами поставлена». «Некультурность и неумение, как исправить зло» Дзержинский считал главными врагами в налаживании всей работы.

В ВЧК-ОГПУ были сотрудники разного уровня подготовки, от высшего образования до начального, среди рядового состава встречалось немало и неграмотных. Поэтому ликвидация неграмотности не была какой-то кратковременной кампанией, а велась постоянно. В губЧК (отделах ГПУ) были созданы кружки и школы, проводились индивидуальные занятия с сотрудниками. Ликвидация неграмотности шла под лозунгами: «Безграмотность — родная сестра разрухи», «Где у неграмотного колос, так у грамотного два».

Здесь уместно отметить, что многие чекисты в процессе работы получали не только практические навыки, но и повышали уровень своей подготовки. Пример в этом подавал их руководитель.

Феликс Дзержинский, уйдя их гимназии в революционное движение, получил свидетельство об окончании 7 классов, в котором среди оценок были «тройки» и две «двойки» (русский и греческий языки). Вполне понятно, что его основной школой была сама жизнь.

Будучи на постах председателя ВЧК-ОГПУ, наркома путей сообщения, председателя ВСНХ, он постоянно учился у своих подчиненных, не стеснялся прямо говорить, что мало знаком с там или иным вопросом и просил оказать ему помощь. Весной 1921 г. после назначения наркомом путей сообщения хорошо знал в большей мере Сибирскую магистраль «по обстоятельствам каторги и ссылки». Поэтому начал с транспортной терминологии, с экономии топлива маневренными паровозами. И уже к осени 1923 г. провел реформу железных дорог да так, что они стали рентабельными. И в 1924 г., став во главе всей промышленности страны, он говорил хозяйственникам: «Я сейчас должен учиться делу и должен учиться этому у вас» . Он рекомендовал хозяйственникам «покончить с остатками комчванства, будто бы нам, коммунистам, море по колено….Я должен сказать, что без знаний, без учебы нашей собственной, без уважения к людям, которые знают…..без поддержки науки, которая именно имеет целью поднять нашу промышленность и подвести научную базу под производственные процессы, мы без этого не сможем выполнить той задачи по поднятию производительности труда».

Такие люди, как Дзержинский, не могли быть необразованными. Даже не имея полного школьного образования и вузовской подготовки, они во многом превосходили своих соратников, и все потому, что не стояли на месте, их образование дополнялось знаниями, полученными в ходе практической работы.

При обучении чекистов упор делался на специальную подготовку того состава, в котором была большая нужда, с учетом перспективной потребности в кадрах. С этой целью на местах открывались различные школы и курсы. Была значительно улучшена система подготовки частей и подразделений войск ВЧК-ОГПУ на основе изучения опыта Первой мировой и Гражданской войн и произошедших изменений в военном деле. При этом учтено, что на вооружение войск поступили новые винтовки драгунского образца, тяжелые и легкие пулеметы, револьверы-наганы, бинокли, противогазы и др.

Обучение велось с учетом специфического предназначения каждого рода войск, отделов и служб различных управлений. В частности, в погранохране командование заботились о постепенном переходе к комбинированной охране границы с учетом топографических условий. Особое внимание заострялось на «придании ей оперативного уклона, на увязку сторожевого охранения границы с осведомительной работой».

31 декабря 1923 г. Дзержинский писал Менжинскому о важности повышения квалификации сотрудников Экономического управления в связи с борьбой с «ножницами» и резолюцией ЦК по экономическим вопросам путем откомандирования туда лучших работников: «Работа Эконупра должна выявлять все уязвимые места и намечать исправления как текущую работу. А посему необходимо усилить квалификацию личного состава работников Экономического управления. Прошу вызвать т. Кацнельсона и наметить с ним план усиления его».

Он поддерживал стремление чекистов учиться. В 1923 г. к нему обратился ПП на Северном Кавказе Е.Г. Евдокимов, который «настаивал, чтобы ему дали передышку и что хотел бы учиться». Сейчас через т. Манцева он снова обращается. 12 марта 1923 г. он писал Менжинскому: «Может быть, и надо дать ему эту передышку, отозвав его в Москву, а на его место послав т. Самсонова, если т. Самосонов согласится. М. быть, Вы переговорили бы с т. Манцевым. Я опасаюсь, что если т. Евдокимов все настаивает, а мы упрямимся, чтобы не потерять совсем работника, так как т. Евдокимов по всей вероятности сам чувствует, что такая беспрерывная работа ему уже не по силам».

9 декабря 1923 г. по инициативе Дзержинского была открыта Высшая пограничная школа ОГПУ. В ней шла подготовка руководящих кадров пограничных войск, сочетавших в одном лице функции военного начальника и руководителя оперативной работой. Штат переменного состава был 200–250 человек. ВПШ не могла полностью удовлетворить потребность войск в кадрах высшего звена, поэтому их подготовка продолжалась и в академиях РККА.

При поддержке Дзержинского с 1918 г. получила дальнейшее развитие и система практикантства. ВЧК рекомендовалось вновь поступавших на службу сотрудников зачислять в резерв назначения для двухнедельных испытаний с прикреплением к одному из опытных чекистов для теоретической и практической подготовки. Практикантами становились рабочие-коммунисты, красноармейцы, начальствующий состав войск, служащие Фельдкорпуса, разведчики, секретные сотрудники, обслуживающий персонал и, как исключение, некоторые беспартийные, «лишь из давно работающих и проверенных сотрудников наших органов».

Важное значение Председателем ВЧК-ОГПУ придавалось профессиональной подготовке в самих отделах, особенно «чекизации начальствующего состава». Она шла, главным образом, по линии учебно-воспитательной работы, переподготовки командного и политического состава через Высшую пограничную школу и соответствующую учебную и практическую боевую работу в частях, а также «втягиванием» его в простейшие виды оперативной работы.

Планы руководителей органов безопасности были еще большими, и Ф.Э. Дзержинский в записке к Г.Г. Ягоде от 25 ноября 1923 г. прямо указал: «мы должны будем постепенно чекизировать и милицию, и уголовный розыск», а в перспективе начать «движение в направлении упразднения Наркомвнутдела и ГПУ и создания Комиссариата охраны революционного порядка». Поэтому первейшее значение стало уделяться специальной (чекистской) подготовке личного состава органов и войск. Больше внимания обращалось на создание необходимых условий для того, чтобы сотрудники хорошо знали жизнь войск, а красноармейцы и командиры — работу чекистских подразделений. Для повышения квалификации личного состав войск и органов было признанно необходимым дать им четкое представление об истории органов и войск безопасности, их функциональных обязанностях, правах и методах работы.

В органах и войсках ВЧК-ОГПУ постоянно совершенствовалась воспитательная работа. Ее содержание по-прежнему обуславливалось местом органов безопасности в советской политической системе, решаемыми задачами, реальной политической обстановкой и политикой правящей партии. Она велась в условиях тяжелого экономического положения страны, политической, юридической и всеобщей неграмотности населения, инерции старых традиций, последствий Первой мировой и Гражданской войн.

Своя, особая во многом среда, сформировала взгляды тех, кто проводил политику построения нового общества. Наиболее характерными для них были не только крайние суждения, но и действия, во многом предопределявшие основные направления воспитательной работы. Она велась не только в новых условиях, но и с людьми, пришедшими к активной политической деятельности в конце 1910-х гг. В большинстве своем они вышли «из вчерашнего рабства», не могли усвоить традиции российской культуры и жили верой в «светлое будущее».

Российская интеллигенция многое сделала для восприятия социализма народами своей страны. Именно она долгие годы боролась за социальную справедливость и равенство против эксплуатации и угнетения, воспитала отвращение к капитализму и буржуазии, придала марксизму характер религиозного верования. Но вчерашний раб, бесправный и неграмотный человек, вызывал у интеллигенции большие опасения, и не случайно А.М. Горький с большим недоверием относился к таким людям: «…недавний раб, он становится самым разнузданным деспотом, как только приобретает возможность быть владыкой ближнего своего».

«Быть владыкой» была возможность у чекистов, облеченных не только особым доверием, но и властью, в том числе и внесудебной. И чем выше они занимали посты, тем большими правами пользовались. Нельзя не сказать, что это не беспокоило Дзержинского.

Многие приказы и циркуляры, подписанные им, были направлены на ограничение поведения и всевластия чиновников от безопасности, когда злоупотребления или нарушения приобретали нетерпимый характер.

Система воспитания в ВЧК-ОГПУ должна была, с одной стороны, сформировать убежденного сторонника и защитника коммунистической идеологии, «политического бойца», с другой — сделать его «законопослушным» (точнее, «партийнопослушным»). В ВЧК-ОГПУ принимались меры к тому, чтобы вся воспитательная работа велась комплексно, с применением разных форм и методов, была систематической и охватывала весь личный состав. При этом обращалось внимание на учет специфики службы. Например, службу по охране границы мог нести человек, обладавший определенными моральными качествам и физическими данными. Поэтому Дзержинский подчеркивал, что в пограничных частях требуется «особо учитывать качественный состав и моральное состояние красноармейцев». Он обращал внимание и на важность всесторонней подготовки выезжавших за границу, потому что они «обыкновенно не имеют никакого понятия об условиях, в которых и там придется работать, о тех опасностях, которые им угрожают»

В сознание сотрудников постоянно внедрялись стереотипы: «солдат партии», «беспартийный большевик», «верный ленинец» и др. «Для большевиков, — писал видный меньшевик А.Н. Потресов, — в их победном умонастроении все было ясно и просто — упрощено их российской удачей. Через крушение капитализма, через Гражданскую войну к новому социальному строю — немедленно и повсеместно».

Оценки чекистов были всегда категоричны: вот — друг, вот — враг, вот — свой, вот — чужой.

Но самой отличительной особенностью ВЧК-ОГПУ было то, что «личный состав органов безопасности РСФСР, а в дальнейшем СССР, без сомнения, был глубоко предан коммунистическим идеям. И хотя общеобразовательный уровень большей части руководящего, не говоря уже об оперативном составе, был невысок, четкая политическая линия, революционный пафос, чувство исключительности, прививаемое чекистам с первого дня службы, сделали советские органы госбезопасности в течение 10–12 лет одной из самых сильных спецслужб в мире» .

И совершенно правы были те, кто говорил, что «слишком долго они жили и работали чувством, которому ими были отданы лучшие годы в пролетарской революции, чтобы они могли в случае быстрого перехода от одной системы участия партии и вместе тем наших органов, к другой, быстро подравняться и ориентироваться в новой обстановке». Новая экономическая политика, пришедшая на смену «военного коммунизма», повлекла за собой денационализацию многих предприятий и легализацию частного капитала, совершила в умах чекистов какой-то хаотический переворот. Для них было ясно лишь, что партия отступила, буржуазия победила, жертвы Гражданской войны напрасны и т. п. И многие сотрудники чувствовали себя обманутыми и преданными вождями. Такое положение признавал и председатель ВЧК: «Были случаи, когда из партии в связи с нэпом, уходили те, которые дрались с Колчаком и в 17-м были с нами. Некоторые потеряли веру…»

Многие коммунисты переживали, видя недостатки и отрицательные стороны, несовершенство аппарата ВЧК-ОГПУ, желали его улучшить. В числе их был и сам Дзержинский. Он беспокоился более всего за «коммунистическую нравственность». Так, ссылаясь на поведение одного из сотрудников, он писал 23 июля 1922 г., что отступление от норм морали становится делом очень серьезным и важным для работы с кадрами

22 января 1924 г., в 14 часов, в связи с кончиной В.И. Ленина, Ф.Э.Дзержинский направил полномочным представительствам, губернским отделам ОГПУ, особым и транспортным отделам ОГПУ телеграмму следующего содержания: «Вчера в 7 часов вечера скоропостижно скончался Владимир Ильич, о чем извещает правительственное сообщение. Наши органы должны: первое — мобилизоваться, второе — сохранить полное спокойствие и предотвратить панику, не давая для нее повода внешними проявлениями и массовыми арестами, третье — выявлять настроение масс и улиц; четвертое — обратить главное внимание на поведение черносотенцев, монархистов, белогвардейцев; пятое — оказать все[мерное] содействие для поднятия духа армии, шестое — сплотиться вокруг губкома, руководствуясь его указаниями, седьмое — о всем важном держать нас в курсе. 22 января 1924 года. 14 часов».

Ф.Э. Дзержинский обращал вниманием активизацию работы чекистов-коммунистов. В структуре органов безопасности была развернута широкая сеть первичных партийных организаций, которая способствовала усилению партийного влияния. Если в Красной Армии на июль 1925 г. число коммунистов-военнослужащих составляло 12 %, то в погранохране и в войсках ОГПУ на 1 января 1925 г — 15, 6, а вместе с комсомольцами — 22 %. В 1926 г. в погранохране и войсках ОГПУ было членов и кандидатов ВКП(б) — 7892 человека(14,69 %), членов и кандидатов ВЛКСМ — 6,089 (12,08 %). Итого: 26,77 %..

Путем вовлечения каждого коммуниста в общественную работу ставилась задача преодоления имевшихся недостатков в работе организации. Дзержинский рекомендовал через газеты и журналы доводить до личного состава ВЧК-ОГПУ важнейшие правительственные решения, материалы по вопросам воспитания — «Надо идти навстречу пожеланиям редакторов газет и журналов, знакомить их с материалами, представляющими интерес для печати»С учетом низкого общеобразовательного уровня сотрудников были организованы громкие читки партийных документов.

Для чекистов было важно хорошее знание политической обстановки в стране и за рубежом, правильное понимание партийной линии. Исходя из этих соображений, Дзержинский первостепенное значение отводил партийной информации, требуя, чтобы все партийные решения, касающиеся чекистов, были своевременно доведены до них для практического претворения в жизнь: «Резолюцию Пленума ЦК РКП(б) об очередных задачах работы в деревне надо было разослать всем нашим органам с циркулярным письмом и с указаниями, что и как наши органы в этой области должны делать». В другом случае он писал: «При сем циркуляр ЦК и ЦКК…необходимо его разослать, с тем, чтобы все до единого члена партии на транспорте и в органах ГПУ прочли его и ознакомились с ним».

Дзержинский нетерпимо относился к несогласованной работе чекистов с партийными комитетами.

15 апреля 1920 г. Дзержинский телеграфирует Пятакову о том, что РКП(б) поручает ему выехать в Челябинск для расследования и принять все меры к успокоению и налаживанию нормальных отношений с губкомом: «Губчека должна работать под контролем и при полной поддержке губкома. Без этого работа губчека не может быть плодотворной».

В 1921 г. от секретаря Башкирского обкома РКП (б) Викмана и члена ВЦИК Зудова в ЦК РКП поступило письмо Дзержинскому и Сталину, в котором они утверждали, что посланная телеграмма за подписью БашЧК от 17 марта о заговоре ответственных работников Башкирии не соответствует действительности и является результатом паники и непонимания условий работы в Башкирии. 22 апреля 1921 г. Дзержинский отдал распоряжение И.С. Уншлихту: «Ввиду решения об отзыве Каширина, надо его немедленно отозвать, назначив Востотделу (Могилевскому) расследование по обвинению, выдвинутому обкомом».

Приехавший из Крыма Н.И. Бухарин рассказал Дзержинскому о секретном циркуляре Особого отдела, подписанном Вихманом, в котором предлагалось выбирать на партийную конференцию его сотрудников «для поднятия авторитета». 18 мая 1921 г. Дзержинский в письме к Манцеву указал, что считает издание таких циркуляров делом недопустимым и антипартийным и предлагает Вихмана «немедленно из Крыма убрать, назначив и следствие. Через два дня Манцев сообщил в ВЧК о том, что «Вихман уже откомандирован в распоряжение ВУЧК и должен на днях выехать из Крыма. О сообщаемом Вами меня Крымский областком поставил в известность, причем им постановлено просить ВУЧК об отозвании Вихмана из Крыма и о запрещении ему работать в Чека, занеся об этом в его партийную книжку. Ваше отношение к циркуляру Вихмана вполне разделяю и по приезде Вихмана в Харьков приму соответствующие меры, о таковых уведомлю Вас».

Дзержинский пресекал всякое нарушение партийной дисциплины. Об этом свидетельствует дело полномочного представителя ГПУ на Северном Кавказе И.В. Трушина. Как к работнику руководящего звена, к нему и ранее предъявлялись серьезные претензии. Например, начальник секретного отдела ВЧК Т. Самсонов 29 декабря 1921 г. писал: «Ввиду того, что работа по политпартиям является одной из важнейших теперешних функций ВЧК и чтотов. Трушин по политпартиям доказал свою несостоятельность,

СО ВЧК просит снять т. Трушина с ПП ВЧК и назначить на его место более толкового и опытного по политпартиям работника». Но по каким-то причинам он не был снят, а более того, повышен в должности, в 1922 г. возглавил ПП ГПУ Юго-Востока России. 2 сентября 1922 г. ЦКК РКП (б) получила от А.А. Холщевникова данные о злоупотреблении Н.В. Трушиным и его подчиненными служебным положением: необоснованные аресты, хищения и растраты денег, продовольствия и др. Ему вменили в вину необоснованный арест супругов Шишковских «без достаточного материала», обвинение их в шпионаже, избиение арестованного Шабалина. Шишковская неоднократно вызывалась в кабинет Трушина «на допрос» и находилась там до утра, затем она была освобождена и ей выделена квартира, где встречи с Трушиным продолжались. Об их сожительстве стало известно всем сотрудникам ПП ОГПУ, да и сам Трушин не скрывал этого, а даже хвастался. Шишковская по заданию Трушина посылалась в Батуми для определения на закордонную работу, но оба раза по распоряжению В.Р. Менжинского возвращалась обратно. Трушин оформил ей паспорт подданной Греции и отправил из Новороссийска в Константинополь. После получения этого заявления началось разбирательство, которое закончилось тем, что Трушина… пожурили. За него вступились А.И. Микоян и К.Е. Ворошилов, говоря о нем, как «о весьма крупном организаторе».

5 сентября 1922 г. к Дзержинскому приехал С.М. Буденный, который говорил о колоссальных заслугах Трушина «по борьбе с бандитизмом и на спайке с армией, спайке, которой армия его до приезда Трушина не могла добиться». И ни Буденный, ни К.Е. Ворошилов, не видели необходимости снятия Трушина с занимаемой должности. Буденный прямо указал, что «в такой большой работе могли быть и промахи, но это не основание шельмовать такого человека и угрожать выгоном из партии. Т. Буденный усиленно ходатайствует ликвидировать это дело». Дзержинский предложил членам Коллегии запросить мнение секретаря Юго-Востбюро А.И. Микояна, отозвать комиссию и в Москве рассмотреть дело Трушина — «Необходимо принять во внимание мнение Ворошилова, Буденного и действительно большие заслуги т. Трушина».

Материалы на Трушина были переданы в ГПУ для принятия необходимы мер по его проступкам. Ими занялся следователь Хундадзе, который после ознакомления с документами 17 сентября 1922 г. направил в ЦКК на имя М.Ф. Шкирятова личное письмо.

Есть необходимость привести его полностью. «Моя обязанность, — писал он, — Вам это сказать — Ваше дело действовать, как Вы хотите. Напомню только, что простой перечень трушинских безобразий способен поднять бурю на любом рабочем и партийном собрании. В тиши же кабинетов, наоборот, эта отвратительная грязь превращается в обычное чуть ли «приличное» происшествие.

Негодяи, умеющие крепко связаться с «нужными людьми», останутся безнаказанными благодаря этим высоким авторитетным заступникам. А что скажут сотни и тысячи людей, над которыми издевался этот человек всем своим образом жизни, поведением, работой?

Никакой ответственности, уверенность в поддержке «своих людей», полное забвение не только классовых, но и простейших правил честного человека, это с одной стороны, а с другой, сверху форменное покрывательство и «отеческое ворчание» тех, кто должен судить и наказывать их. Такой строй в учебниках называется феодальным. Это даже не буржуазный, потому что в буржуазном государстве каждый представитель правящего класса, осмелившийся так наплевать на интересы своего класса, был бы жестоко покаран.

Надо было Вам сперва знакомиться с материалом, а потом служить его заступником.

И то, что этот вопрос хотят решить без Сольца, лично знающего все дело, решить не запрашивая даже его, это мне дает полную уверенность, что я правильно понимаю и оцениваю эту поспешность. Хундадзе».

21 сентября 1922 г. Дзержинский в письме Г.Г. Ягоде и В.Д. Фельдману выразил свое возмущение поступком Хундадзе, нарушившим, по его мнению, партийную и служебную дисциплину: «…Хундадзе, следователь ГПУ и как таковой, познакомившись с делом т. Трушина, не имел права выступать с какими бы то ни было частными письмами и делать свою политику, а тем более с таким гнусным письмом, которое должно быть предметом расследования по существу ЦКК на предмет наложения на Хундадзе партийного наказания. По нашей линии прошу немедленно — сегодня же следователя Хундадзе уволить (за недисциплинированность и хулиганство в своем письме) без права поступления на службу в органы ГПУ. Об исполнении сообщите». В тот же день Г.Г. Ягода сообщил Дзержинскому, что следователь «уволен без права поступления в органы ГПУ».

Учитывая наличие разногласий между руководителями органов безопасности, парткомами и советами по различным вопросам, Дзержинский нацеливал чекистов на их преодоление. Характерным в этом отношении является письмо члену Туркестанского бюро ЦК РКП (б), полномочному представителю ВЧК в Туркестане Я.Х. Петерсу, всем ЧК, политбюро, особым отделам и РТЧК, в котором подчеркивалось, что каждый чекист и все ЧК должны твердо помнить: «Как чека, так и истинный коммунист, заинтересованы (в) создании в Туркестане твердой Советской власти, и в общей работе ЧК должна нести пример не только в смысле порядка, дисциплины, самоотверженного труда, но и выдержки, такта, твердости и вежливости», а задача «приезжающих товарищей должна сводиться не к генеральствованию и стремлению сесть на шею мусульманскому населению, а к тому, чтобы помочь этому населению безболезненно изжить невежество, выбраться из-под влияния мглы и суеверий, в которых его держал капиталистический мир, на свет знания, поднять его до сознания своих собственных сил, чтобы он мог стать у власти», и важнейшими задачами чекистов являются: «помощь мусульманской бедноте, полный контакт с партийными организациями и самое широкое использование опыта работы партийных товарищей…».

В 1921 г. предметом разбирательства Коллегии ВЧК стало положение в Туркестане. Г.И. Бокий доложил Коллегии о взаимоотношениях Сафарова и Петерса. Вся кампания Сафарова, писал Бокий, «против чекистов оказалась ни на чем не основанной, и расстрелы, утвержденные Петерсом, не имели под собой никакой почвы. В начале января были арестованы Сафаровым чуть ли не все ответственные работники особого отдела Туркфронта по обвинению в пьянстве, причем дело сознательно раздувалось с целью, видимо, очернить работников чекистских учреждений…Естественным выводом из того, что Петерс, как руководитель в самостоятельной области — картельной политике должен быть признан не на месте, тем более, что фактическое руководство этой областью взял в свои руки Сафаров, создавая особые следственные комиссии, практикуя расстрелы, выносимые ТуркЦИКом».

В начале апреля в ВЧК поступило письмо сотрудников Туркестанской ЧК. 9 апреля 1921 г. Дзержинский поручил своим заместителям составить проект ответа через Петерса для подписи секретарем ЦК РКП (б) и председателя ВЧК. «Они, — писал Дзержинский, — в некоторой мере правы — нельзя всегда и всех расстреливать провинившихся. К тем из рабочих и кр.(трудящимся), которые могут исправиться и которые совершили преступление потому, что о них не было никакой заботы — можно и должны быть снисходительнее. Главное, ЧК и губкомы должны поставить сотрудников в такие условия — моральн. и материальн., чтобы они себя чувствовали парт, организацией, связанной с партийн. и рабочими массами. Если к чекистам относятся как к жандармам, это означает, что плоха партия и руководство. Обновить состав необходимо».

В то же время Дзержинский предложил секретариату ЦК РКП (б) послать письмо Я.Х. Петерсу для ознакомления и принятия необходимых мер, «если действительно расстрелы чекистов слишком широко и необдуманно применяются. На такое письмо следует откликнуться — производит впечатление письма людей с наболевшей душой.

Нельзя в самом деле всегда всех провинившихся так наказывать. К тем из рабочих, которые совершили преступление случайно, только потому, что жили в слишком тяжелых условиях, без заботы об их моральн. и матер, положении — без связи и поддержки партии — применять в.м. надо с величайшей осторожностью. И если много преступлений, если на них смотрят, как на жандармов — это значит они все погибнут. Тут надо врачевать ЧК не расстрелами, а действительно более частой сменой, обновлением состава, сближением с партией и заинтересованием самой партии. Если тов. смотрят на них как на жандармов- это смерть ЧК. С этим надо бороться внутри самой партии — и посылать в ЧК не «жандармов», а товарищей, которых партия на каждом шагу поддержит и окажет партдоверие».

Выполняя распоряжение Дзержинского, И. А. Апетер представил проект письма на имя Полномочного Представителя ВЧК в Туркестанской области Я. X. Петерса, но проект был признан неудовлетворительным, и в конце апреля новое письмо было направлено в секретариат ЦК РКП (б).

Оргбюро ЦК РКП (б) обсудило вопрос «О незаконных действиях т. Сафарова в Туркестане» и постановило: «Ввиду наличия Полномочного Представителя ВЧК члена Туркбюро т. Петерса, член Туркбюро т. Сафаров не имеет права помимо Петерса делать какие бы то ни было организационные или оперативные распоряжения как по охране границ так и по линии ЧК и Особым Отделам. Все аресты и применение каких-либо мер наказания, произведенные т. Сафаровым по его инициативе помимо т. Петерса или его заместителя, являются незаконными. По поводу незаконных действий т. Сафарова т. Петерсу произвести расследование и представить материал ВЧК для представления его в ЦК РКП».

Дзержинского отличало настоящее знание людей, их политических и деловых качеств, индивидуальных особенностей и черт характера. Он требовал от каждого руководителя собирать и накапливать в процессе работы такой материал, который помогал бы оценивать достоинства и недостатки каждого сотрудника, расставлять их на таких участках работы, на которых они могли бы дать максимум того, на что были и способны по своим личным качествам. Слаженной и дружной работы сотрудников Дзержинский достигал благодаря своим личным качествам. Он часто выступал перед чекистами, выкраивал время для задушевных бесед с ними, считал, что личный пример руководителя, личные контакты с подчиненными многое значат, что без этого вообще невозможна политическая деятельность. ‘Впоследствии один из видных чекистов В. И. Манцев писал, что «к многим чертам Дзержинского как руководителя ЧК нужно отнести величайшую обаятельность его характера, благодаря которой основной кадр работников ЧК безгранично был предан ему и беспрекословно выполнял его приказы».

Председатель ВЧК-ОГПУ хорошо знал своих подчиненных, строго спрашивал с них за проступки, но всегда брал под защиту тех, по отношению к кому проявлялась несправедливость. Важное значение в воспитании чекистов придавалось им дисциплинарной практике.

Когда требовалось поощрить особо отличившихся чекистов, Дзержинский ходатайствовал перед высшими органами власти об их награждении. 11 марта 1921 г. он писал председателю РВСР Л.Д. Троцкому: «Прилагая при сем рапорт пом. нач. Ос. Отд. ВЧК Артузова, я со своей стороны поддерживаю ходатайство о награждении т. И. И. Добржинского постановлением РВСР орденом Красн. Знамени за проявление героической самоотверженности в деле борьбы за коммунизм». По предложению Дзержинского Президиум ВЦИК 18 июля 1921 г. наградил высшей воинской наградой Орденом Красного Знамени: А.Х. Артузова (Фрауча), Е.Г. Евдокимова, Я.Н. Кожевникова, А.М. Левина, В.Н. Манцева, И.П. Павлуновского и Т.П. Самсонова.

В письмах к подчиненным Дзержинский выражал благодарность за хорошую работу. Он, в частности, 25 декабря 1920 г. дал высокую оценку работе И.П. Павлуновского: «…Доклад Ваш прочел и в общем согласен с Вами, с Вашими выводами. Деятельность Ваша совершенно отвечала той линии, которой ВЧК должна держаться, и я очень рад, что Вам удалось так остро и хорошо наладить работу, поставить ее в государственные рамки — не только без конфликтов с партийными и советскими органами, но в полном с ними контакте».

19 мая 1925 г. Дзержинский писал З.Б. Кацнельсону: «Соколовскому надо прибавить 50 руб. Он работает, безусловно, с полной нагрузкой и преданностью делу».

Председатель ВЧК-ОГПУ заботился о здоровье своих сотрудников. Так, 6 июня 1922 г. он направил телеграмму на имя начальников губотделов ГПУ Курска, Орла, Воронежа, Нижнего Новгорода, Тамбова и Полномочному представителю ГПУ в Ростове-на-Дону о подыскании мест для открытия санаториев. Им предлагалось согласовать все вопросы с губкомами и губисполкомами, посоветоваться с врачами. — «Место должно быть сухое и не малярийное. По возможности на возвышенном месте. Помещение должно быть вместительное, требуемый ремонт и оборудование будет произведен. Ответ сообщите в течение ДЕСЯТИ ДНЕЙ с отзывом врачей».

В 1920 г. Дзержинский писал в ВЧК: «Я думаю, что необходимо дорожить т. Мармузовым и поручить кому-либо удовлетворять его нужды. Боюсь, что свалится, а найти такого другого будет невозможно».

19 июля 1922 г. Дзержинский по обращению к нему А.А. Андреевой предложил своему секретарю В.Л. Герсону попросить И.К. Ксенофонтова «более близко озаботиться Буциевичем и о результате скажите мне и т. Андреевой». Андреева сообщила Дзержинскому 17 июня о том, что жена Буциевича, работавшая в Секретном отделе ГПУ, сообщила ей, что Буциевич опасно заболел в Ростове-на-Дону, у него крупозное воспаление легких с осложнениями, и, «вероятно благодаря его необычной щепетильности он помещен в очень скверные условия. Пример, его два недели лечили как подозрительного по тифу. Значит не предупредили крупоз. воспал. легких, ибо методы лечения той и др. болезни разные.

Жена его говорила об этом Ксенофонтову. Я не знаю, что сделано ЦК, но боюсь, что одного заявление тов. Буциевич мало.

Она просила напомнить Вам об А. А. Буциевиче и сказать о нем в ЦК».

В мае 1924 г. к Дзержинскому обратилась в Ливадии служащая Внешторгправления Искрицкая с жалобой, что ее муж, сотрудник ГПУ Искрицкий умер два года тому назад от тифа. Работал в Ростове, она осталась с ребенком на руках, ГПУ не оказало никакой помощи. Дзержинский просил секретаря навести справки и оказать помощь Искрицкой».

В другом случае Дзержинский 6 апреля 1924 г. поручил Ягоде: «Убитому товарищу необходимо устроить похороны так, чтобы почти все сотрудники и войска приняли участие. Семью необходимо полностью обеспечить».

17 мая 1925 г. Дзержинский писал Беленькому о необходимости выплачивать ежемесячно 1/3 жалования Уткиной, жене комиссара на содержание сына Уткина. — «В этом не может быть никаких колебаний. Прошу Вас принять меры и сообщить мне о результате. Надо оформить так, чтобы не нашлось толкователей, которые отменили бы это решение».

К своему председателю сотрудники ВЧК-ОГПУ обращались с различными просьбами частного характера. Так, 12 сентября 1922 г. секретарь Деткомиссии ВЦИК Назаров просил Дзержинского помочь ему в решении жилищного вопроса. Он проживал в квартире, которая ранее принадлежала начальнику милиции Корневу, после отъезда которого в порядке самоуплотнения вселился Назаров и Царьков с женой. Новые руководители Главмилиции старались выселить проживавши там семьи. Назаров просил Дзержинского «оградить нас от этих притязаний и возможности быть выброшенными на улицу». После наведения справок квартира осталась за жильцами.

Дзержинский защищал сотрудников от клеветы и нападок. Он считал, что при начале разбирательства по любому вопросу необходимо «прежде всего выяснить вполне лицо заявителя со стороны его наличности партийности, честности, ибо очень часто заявители оказываются анонимами или лицами, абсолютно не заслуживающими доверия, а между тем, давая ход таким очень часто клеветническим заявлениям, дискредитируются честные товарищи и люди». Например, по делу обвиняемых Кобозевым руководителей НКПС, которые будто бы мобилизовывали коммунистов «в наказание за обличения на фронт оказалось, что это клевета, основанная исключительно на заявлениях анонимов, что не было Кобозеву известно только потому, что не выяснил и не проверил лиц, подписавшихся под заявлением». Дзержинский распорядился издать циркуляр, в котором указать, что «всех клеветников и обвинителей без достаточных данных наказывать самым беспощадным образом… Приказ этот должен быть распечатан и прочитан ответственными работниками и следователями ЧК».

В связи с распространяем слухов о жизни члена оперативного штаба боевого отряда ВЧК С. Чернова, порочивших его, 14 мая 1918 г. Дзержинский просил назначить расследование в спешном порядке, поручив это коллективу фракции большевиков…».

В феврале 1921 г. Дзержинский обязал Менжинского разобраться в отношениях между сотрудниками Киевской губЧК и Особым отделом, хотя для него была «ясна вся вздорность обвинений, основанная на бывшем между Ос. от. Киев. воен. окр. и губчека антагонизме. Всякие сплетни, смешения лиц и т. п. могли на такой почве разрастаться в дела». Особый отдел вел агентурное наблюдение и следствие за сотрудниками ЧК, что было грубейшим нарушением. К делу были причастны чекисты Деницкий и Шнейдерман. 25 февраля 1921 г. Дзержинский просил Менжинского «дать циркулярное разъяснение всем Ос. отд., что они не имеют права заводить агентурные дела против чекистов без согласия председателя ЧК, а равно и против более или менее ответственных коммунистов без согласия парткома. В случае, если возникают серьезные подозрения, о которых по местным условиям нельзя доложить предчека и парткому — дело препровождать в Центр для дальнейшего направления.

Кроме того, считал бы полезным запретить Ос. от. заводить дела и производить аресты по делам им не подведомственным».

23 сентября 1922 г. Дзержинский писал Уншлихту о интриге Будникова против Г.И. Бокия, считая, «нельзя не верить Бокию, которого мы все знаем. Я потому приостановил чистку его отдела до его возвращения».

Дзержинский считал необходимым отстаивать в спорах тех сотрудников, которых хорошо знал по совместной работе. Так, 27 апреля 1920 г. после ознакомления с содержанием телеграммы на имя председателя военного трибунала К. Данишевского от предревтрибунала Донобласти относительно привлечения Н.Д. Скрыпника к суду. Феликс Эдмунович писал: «…Должен указать, что тов. Скрыпник мне лично известен еще с подпольной работы, и Цека неоднократно давал ему ответственные поручения. Еще задолго до этого там не Кавфронте создалась склока и сплетни, и я не допускаю и мысли, чтобы тов. Скрыпник был бы причастен и к уголовному преступлению. Ввиду этого прошу В/ срочного распоряжения предревтрибуналу Донобласти о прекращении дальнейшего ведения следствия по этому делу и выслать весь материал к нам в Москву для совместного его обсуждения в интересах беспристрастности.

Одновременно указываю, что на днях туда, на Кавфронт выезжает тов. Ландер, обличенный широким правом от ВЧК и Особого отдела ВЧК, который вполне сумеет продолжить ведение следствия, если оно потребуется.

О последующем прошу Вас уведомить меня».

22 июля 1921 г. Дзержинский обратился в НКЗем к Козыреву: «Прежде чем пересылать прилагаемое заявление в ЦКК, я думаю обратить на это дело Ваше внимание, т. Козырев. Тов. Артузов (Фраучи) честнейший товарищ, и ему не могу не верить как себе. Просил бы Вас принять меры для того, чтобы положить конец описуемым безобразиям Юркина. Уведомите меня, пожалуйста, как Вы решили поступить по этому делу».

Дзержинский поддерживал своих сотрудников, занимавшихся разработками членов эсеровской партии. В середине апреля заявила об уходе из ГПУ Андреева. Причиной послужило заявление Штейнберга о ведении следствия по делу левых эсеров. Без предъявления обвинения они содержались в тюрьме. 11 апреля 1922 г. он писал Андреевой, что не придал никакого значение информации Штейберга, но важно то, «что мы не предъявили обвинения, хотя по отношению к левым с.-р. не было ничего более легкого это сделать: обвиняетесь в принадлежности к партии л. с.- р., к ее активной подпольной группе, которая поставила себе целью и т. д. Напр., Майоров, об этом даже я знаю, экспроприатор и террорист. И действительно, держать людей два года, произвести ликвидацию ВЧК и не предъявить обвинения — это нас, безусловно, компрометирует, и на это я обрушился. Вы тут, конечно, ни при чем. Общая наша постановка дела не приноровлена к потребностям нэпа. Это нам урок. Мы никто не должны держать после двух недель без предъявления обвинения. Вопрос суда или изоляции это совсем другой вопрос. И при изоляции обвинение должно быть предъявлено. Что касается Вас, то по всем дошедшим до меня сведениям, являетесь ценным работником. Думаю, что на ошибках следует учиться. Против Вашего ухода я буду возражать, работа тяжелая, но это не основание для ухода.

12 июня 1924 г. председатель ОГПУ писал некоторым членам Коллегии: «Согласно предложения т. Сольца, прошу войти в комиссию под председательством т. Сольца для детального расследования жалобы т. Некваса на т. Дукиса и порядка и условий содержания в Бутырской тюрьме. В тот же день он направил письмо в ЦКК А.А.Сольцу: «Дорогой товарищ! Дукис — преданнейший делу товарищ. Против комиссии и ее состава не возражаю. Но когда вся уголовная шпана устроила концерт на весь квартал, мы дали распоряжение принять все необходимые меры воздействия для прекращения безобразий. Вопрос шел не о голодовке, а о неслыханном кошачьем концерте. Тюрьма-тюрьмой. Расследовать жалобу, безусловно, нужно, но я Дукиса знаю и спокоен за его судьбу, он преданнейший член партии и не рожденный тюремщик».

30 марта 1926 г. возникла конфликтная ситуация на заседании Деткомиссии ВЦИК под председательством А.Г. Белобородова при рассмотрении вопроса о субсидии детской коммуне ОГПУ. между Белобородовым и представителями ОГПУ и ЦК ВЛКСМ. Об этом инциденте Дзержинский узнал от Ягода, который рассказал о пристрастном отношении к представителям ОГПУ и ЦК ВЛКСМ. Через несколько дней была получена записка от Белобородова с нападками на представителей ОГПУ и ЦК ВЛКСМ за их «недопустимое поведение», причем Белобородов указал, что на такое «дерзкое и вызывающее поведение представители» имели, очевидно, полномочия от соответствующих учреждений (ОГПУ) и организации (ЦК ВЛКСМ)».

5 апреля 1926 г. Дзержинский направил письмо в ЦКК ВКП (б) и его копию Белобородову. Он отметил, что «эта выходка т. Белобородова делает для меня невозможным рассмотрение и исчерпание инцидента путем совместного с ним обсуждения, поэтому я вынужден обратиться в ЦКК с просьбой разрешить как сам инцидент на заседании Деткомиссии, так и выходку т. Белобородова по отношению к ОГПУ и ЦК ВЛКСМ».

В отдельных случаях Дзержинский был снисходительным к проступкам чекистов, учитывая их молодость и порой непонимания той или иной ситуации, и иногда сам выступал с ходатайствами. Так, 29 декабря 1922 г. он писал Председателю ВЦИК М.И. Калинину: «Постановлением Коллегии ГПУ от 27/III с.г. был осужден на 6 месяцев лагерного заключения с лишением права работы в органах ГПУ бывш. секретарь предГПУ Украины Захаров Александр Осипович за дискредитирование советской власти по I ч. 109 ст. Уг. Кодекса(за спекуляцию — Авт.).

Принимая во внимание, что Захаров А.О. старый работник чрезвычайных органов, что уже самый факт содержания его под стражей является для него достаточным наказанием, что его действия, за кои он понес наказание, не связаны с его служебными обязанностями, а являются несовместимыми со званием чекиста и что Коллегия ГПУ поэтому не могла вынести никакого другого решения, как вышеупомянутое, считаю дальнейшее содержание Захарова А.О. под стражей излишним, а посему ходатайствую о его частичном помиловании в смысле освобождения его от отбывания наказания с оставлением в силе лишения права работать в органах ГПУ и карательных органах республики».

5 января 1923 г. вопрос был решен положительно. Но Захарову было запрещено работать в правоохранительных органах. 6 января 1923 г. Дзержинский просил Захарова «после поступления на новую службу уведомить его и выразил надежду, что тот поставьте себе задачу искупить вину перед Республикой своей неутомимой работой в ее пользу» и будет очень рад узнать об этом.

28 августа 1921 г. Дзержинский обратился в ЦКК РКП (б) по поводу письма И.М. Гадпо: «Тов. Гадло работает в ВЧК очень давно, кажется, с начала 18 года. Товарищ, преданный делу. Но, к сожалению, при исполнении служебных обязанностей превысил свою власть, чего не сознает до сих пор. Из прилагаемого дела видно, в чем обвинялся т. Гадло. Он послал своего подчиненного в кабинет ответствен, работника НКПС с тем, чтобы тот дал в продолжение часа письменные ответы. Не по обвинению его в чем-либо, а по анкете с вопросами, касающимися работы транспорта, топлива в частности. Вопросы, на которые можно было бы дать ответ только в результате подготовительной работы, подбора материалов и т. д. Превышение власти заключалось в том, что заставил ответственного работника отвлечься от его работы для незаконных и неумных требований. Жалобу на меня нахожу несправедливой, так я слишком мягко наказал его за дискредитирование ВЧК, имея в виду его преданность делу. По правде, что он не знает, за что он наказан, я сомневаюсь, так как ко мне он не обращался с вопросом, а из самого заявления его видно, что знает. Дело о нем мною было поручено вести т. Фельдману. 2 сентября 1921 г. ЦКК заслушала письменное объяснение Ф.Э. Дзержинского по делу И. М. Гадло и сочла вопрос исчерпанным.

Дзержинский, безусловно, хотел, чтобы поведение чекистов, имевших заслуги в борьбе с контрреволюцией, служили примером всем остальным. 15 июля 1923 г. он писал Хрусталеву: «Заслужили на суровое наказание. Вы должны были быть для всех образцом по Вашей работе в ВЧК и по боевым заслугам. Если Вы себе позволяете, то все остальные тем более будут себе позволять. Тогда ГПУ надо будет разогнать, ибо не польза, а вред от него будет. На этот раз наказание отменяю, надеясь, что Вы слово свое сдержите».

Председатель ВЧК-ОГПУ был требовательным человеком, и часто прибегал к наказаниям за провинности и упущения по службе и тем более за преступления. Обращаясь к чекистам 23 июня 1919 г., он писал, что «суровое наказание ждет всех тех, кто вздумает злоупотреблять предоставленными ЧК правам. В случае применения высшей меры наказания к каким-либо лицам в корыстных целях виновные будет расстреливаться. Ответственность за проступки чекистов он возложил на местные коллегии ЧК в целом и на председателей в частности».

19 января 1921 г. Дзержинский предложил И.К. Ксенофонтову составить циркуляр ко всем председателям и начальникам ЧК и особых отделов об отношении к преступлениям и проступкам чекистов и к неправильным на них обвинениям. При этом учесть следующее:

«I. Работа чекистов тяжелая, неблагодарная (в личном отношении), очень ответственная и важная в государственном, вызывающая сильное недовольство и отдельных лиц и саботажных учреждений. Вместе с тем — работа полная искушений на всякие злоупотребления властью, на использование своего положения и одного факта службы в ЧК для личных выгод.

2. Чтобы чекист мог выполнить свои обязанности и остаться твердым и честным на своем пути, для этого необходима постоянная товарищеская поддержка и защита со стороны председателя, членов Коллегии, заведующих отделами и т. п. Чекист может только тогда быть борцом за дело пролетарское, когда он чувствует на каждом шагу себе поддержку со стороны партии и ответств. перед партией руководителей. Но, с другой стороны, слабые на искушение товарищи не должны работать в ЧК. И защита, и укрывательство тех, кто впал в искушение и злоупотребил своей властью для своей корысти — недопустимы и преступны троекратно.

Совершает преступление тот председатель и заведующий, который замазывает и покрывает преступление чекиста. Преступник против пролетарской революции, преступник против партии, ответственной за ЧК, преступник против всех честных чекистов и самой ЧК. Чтобы выполнить свои обязанности для революции, чтобы быть в состоянии защищать и оказывать поддержку своим сотрудникам в их тяжелой борьбе — для этого ЧК должны беспощадно и неуклонно отбрасывать от себя слабых и наказывать жестоко совершивших преступление.

В 1919 г. член коллегии Петроградской губЧК Д.Я. Чудин вступил в интимную связь с некой Свободиной-Сидоровой. За «любовь» приходилось платить. И Чудин по ее просьбам освободил из-под ареста ее сожителя спекулянта В.М. Дрейцера и спекулянтов Эменбекова, Баршанского и Розенберга, с которых его любовница получала крупные взятки за заступничество в ЧК.

Дзержинский отправился в Петроград, чтобы лично разобраться с этим делом. Ввиду важности дела, ВЧК назначила для рассмотрения его комиссию из трех членов ВЧК и трех членов Петроградской губчека под председательством Дзержинского. Были арестованы Чудин, Свободина-Сидорова и освобожденные Чудиным спекулянты. Показаниями обвиняемых и всеми обстоятельствами дела вина Чудина была установлена. Он, узнав от Свободиной о полученной ею от Эменбекова крупной взятке, хотя сам и отказался от предложенных ему 25 тыс. руб. из этой взятки, не только не арестовал ее, не сообщил об этом в губЧК и не прервал с нею преступной связи, продолжая брать от нее разные продукты. Когда ЧК напала на след сожительницы Чудина, тот рассказал об этом ей и заявил: «Я боюсь к тебе ходить, за мной следят». Узнав от Свободиной также, что к ней ходит разыскиваемый ЧК Габаев, чтобы с ее помощью добиться освобождения своей жены за взятку от 50 до 100 тыс. руб., Чудин опять-таки ограничился только предупреждением, сказав ей, чтобы Габаев перестать к ней ходить.

Комиссия единогласно постановила Чудина расстрелять. В приговоре от.22 августа 1919 г. Дзержинский записал: «..вина Чудина усугубляется еще тем, что он, состоявший несколько лет в рядах Коммунистической партии и занимавший такой ответственный пост, как пост члена Чрезвычайной комиссии не мог не понимать как предательски он нарушает интересы партии и злоупотребляет доверием своих товарищей по ЧК».

Н.А. Свободиной-Сидоровой за использование интимной связи с Чудиным для шантажа и взяточничества, а В.М. Дрейцер за освобождение ряда лиц за взятки были расстреляны 23 августа.

29 апреля 1920 г. Дзержинский приказал арестовать и доставить в Москву бывшего заместителя председателя РЧТК Петрограда Д.В. Усова, как дезертира, самовольно оставшегося в Киеве.

22 июня 1922 г. Дзержинский ознакомился с предварительным заключением уполномоченного Следственного отдела ГПУ Де-Решак-Вельмора, который обвинил в преступлении по должности уполномоченного активной части Оперативного отдела ГПУ А. В. Карпова и фельдегеря ГПУ П. И Матвеева в систематическом пьянстве. К тому же Карпов терроризировал своим поведением жильцов дома, где проживал, вымогал у них деньги, угрожал револьвером, содействовал незаконному получению удостоверений и пропусков скупщику золота и бриллиантов, вел антисемитскую агитацию.

Карпов и Матвеев были арестованы 21 июля 1922 г. Через два дня Дзержинский просил Фельдмана доложить, почему Карпов «так долго после поступления на него обвинения не был арестован, а также кто из его сотоварищей за него ручался и заступался? Все они должны быть опрошены, ибо иначе некоторая тень может пасть и на них. Ибо трудно предположить, чтобы могли ускользнуть от их внимания антисемитизм и разгульная, не по средствам жизнь Карпова. Дело это очень важное. Каленым железом надо выжить из ГПУ таких подлецов. Докладывайте мне о ходе дела. Мера наказания должна быть определена при моем участии. Приговор должен навести ужас на подобных лиц — дабы ушли от нас».

В 1925 г. группа лиц во главе с Путиловым, имевшая тесные связи с ОГПУ, расшифровала секретных сотрудников. По этому делу проходил 81 человек, из них 27 были приговорены к расстрелу, 32 к заключению в концлагерь на различные сроки, 13 — к ссылке в отдаленные места СССР, 4 — к другим наказаниям, в отношении 3 лиц дело прекращено, одно отложено и одно направлено на доследование. 16 марта 1925 г. Дзержинский писал Менжинскому: «Для меня из дела Путилова совершенно ясно, что организация эта имела глубокие связи в ГПУ. Только эти связи могли обеспечить их успех в раскрытии работающих у нас. Речь идет о раскрытии 15-ти (а не 8-ми). Необходимо этим заняться особо, поручив это дело одному товарищу, независимо от общего ведения дела. Пр. Манцеву. Прошу сделать это, сообщив мне, кому вы поручили это дело.

Надо выяснить точно, кто ими был разоблачен, когда. Опросите всех разоблаченных. Добиться и у арестованных по этому вопросу безусловного признания. Особенно надо добиться показаний Путилова, который признался, что передал через Рактера список 15 секретных сотрудников ГПУ. Безусловно, у нас в оперативных аппаратах должны быть провокаторы.

В 1926 г. Троцкий направил на имя Дзержинского доклад о начальнике Особой части НКФ Л.Л. Волине, который зарекомендовал себя как карьерист. Проходя службы в ВСНХ, Госзнаке и НКФ, он использовал свое положение в преступных целях: мешал выработке положения об Особой части НКФ, расходовал большие средства, подбирал кадры из родственников, играл на понижении курса, совершал увеселительные поездки за границу, был связан с белой эмиграцией. 8 апреля 1926 г. Дзержинский писал Ягоде: «Я думаю, Волина надо закатать лет на 10 (десять) в ссылку, подержать года два-три в тюрьме».

Многие сигналы о поведении сотрудников, поступавшие в ВЧК-ОГПУ, были предметом тщательного изучения Дзержинского.

13 марта 1921 г. Дзержинский просит Э.М. Склянского принять меры по сообщению Р.С. Землячки о том, что в Тюмени части ВНУС разложены, требуется обновление командного состава и замена комбрига Полисонова, который «во всех отношениях слаб». В этот же день он просил И.А. Апетера поверить информацию о том, что с Землячкой в одном вагоне ехал член Вятской губЧК Варьятов, который скрывал спекулянтов, везших мясо и продававший его на станциях; он говорил, что едет к Ксенофонтову для получения нового назначения. И если это правда, то «надо расследовать через Валескална и гнать его от нас в шею».

В середине 1921 г. в ВЧК обратился Иорданский с жалобой на нетактичное поведение следователей и И.С. Уншлихта, которые завели на него дело на основании сплетен. 8 июля 1921 г. Дзержинский предложил Уншлихту выйти из этого положения обстоятельным разбирательством заявления и путем «удовлетворения».

8 августа 1922 г. Дзержинский объявил строгий выговор Усову, Медведю и Карпенко за то, что они не поехали на место происшествия в ночь 6 на 7 августа на ст. Подмосковная, как только узнали об этом происшествии — об убийстве рабочего депо Бабакина.

В феврале 1924 г. некий Тимофеев устраивал скандалы, вступал в драку и шантажировал людей ссылками на Дзержинского и других партийных и советских руководителей. Однажды даже в казино сослался на председателя ГПУ и был доставлен на Лубянку. 22 февраля 1924 г. Дзержинский писал Фельдману, что о Тимофееве ничего не знает, кроме того, что он сам ему говорил, и просил «произвести самое строгое расследование его поведения, выяснить полностью его прошлое и его заслуги перед революцией на основании свидетельских показаний и официальных отзывов. От него потребовать описание его жизни с указанием, кто именно может подтвердить правильность его сообщений. Если он сам написать не в состоянии, пусть Вам расскажет со стенографич. записью.

Кроме того, прошу провести врачебную экспертизу и если она признает, что поступки его объясняются болезнью, то поместить его в соответствующую больницу и если являются злоупотреблением своей болезнью, то соответственно поступить с докладом мне».

Дзержинский не проходил мимо незначительных упущений своих сотрудников. Он интересовался у Г.Г. Ягоды: «какие права имеют начальники отделов и управлений и другие в отношении административного ареста своих сотрудников и как эти права применялись…».

4 декабря 1920 г. в рапорте вахтера ВЧК Таланова отмечалось, что после окончания работы в комнате № 67 не было потушено электричество, комната заперта и ключ, по всей вероятности, забран с собой, потому что на доске, где вешают ключи, его не оказалось. Работали в этой комнате Бахвалов и другие, фамилий которых выясняются. Такие явления бывают часто и не соблюдается приказ по управделами ВЧК от 29-го октября». Дзержинский написал резолюцию: «Дать 3 суток ареста в помещении комиссии с исполнением служеб. обяз. Провести по приказу». В.Л. Герсон доложил Дзержинскому о том, что распоряжении не выполнено, так как Бахвалов оказался невиновным.

Строго спрашивая с подчиненных, Дзержинский иногда уступал давлению со стороны руководителей партии, как это было в 1921 г. в деле Л.П. Берия.

Формальной причиной начала разбирательства стала информация о том, что Берия потребовал передачи всех дел, возникших в железнодорожных ЧК Баку, в АзЧК. Но все ЖЧК подчинялись непосредственно ТО ВЧК, и возникавшие вопросы между органами ЧК Баку и ТЧК ст. Баку решались путем согласования. Поэтому начальник ТО ВЧК Г.И. Благонравов дал указание инспекторам М.А. Гурьеву, Штейману и Васильеву выехать в Баку и во всем разобраться. Инспектора установили не только ненормальности во взаимоотношениях между ТЧК и АзЧК, но и неблаговидное поведение Берии, который освобождал преступников и арестовывал многих людей по вымышленным обвинениям, вынуждал увольняться честных сотрудников и т. д.

В 1921 г. в Баку работала комиссия по ревизии деятельности органов ВЧК Украины и Северного Кавказа во главе с М.С. Кедровым. Она также установила многие нарушения законности со стороны Берии. Кедров продиктовал своем сыну Бонифатию письмо, в котором сообщил о положении дел в АзЧК, выразив политическое недоверие Берии. Бонифатий отвез письмо и докладную М.С. Кедрова в Москву. В.А. Антонов-Овсеенко утверждает, что «Дзержинский не принял никаких мер» по докладной Кедрова. А сын Я.Д. Берзина добавил, что «докладная Кедрова осталась у Дзержинского, он не передал ее в аппарат ЧК. Что стало дальше с докладной — неизвестно».

Сделаем некоторые уточнения. Докладную М.С. Кедрова Ф.Э. Дзержинский действительно оставил у себя, но судьба ее известна. В личном фонде Дзержинского РГАСПИ есть дело, в котором осталась только опись документов 1921 г., в том числе упоминается и докладная Кедрова, а сама докладная уничтожена.

После дополнительного разбирательства и уточнения обстоятельств дела Берии в декабре 1921 г. Дзержинский вызвал Берзина и вручил ему ордер на арест Берии. При этом Дзержинский указал, что в докладной Кедрова приводятся факты провокаторской деятельности Берия. Для задержания и ареста Берии был выделен наряд из 4 человек, но старший наряда не знал, кого они должны взять под стражу. Ночью, за несколько часов до прибытия поезда из Баку, Дзержинскому позвонил Сталин и, сославшись на поручительство А.И. Микояна, попросил не применять строгих мер к Берии. Дзержинский снова вызвал Берзина и сказал, что арест Берия отменен, попросил сдать ордер и порвал его. В последующем Берзин писал, что «главным ходатаем за этого подонка выступал Микоян, который знал его с 1919 года». С полным основанием можем добавить, по крайней мере, еще одну фамилию — Г.К. Орджоникидзе. На это указали Н. Кванталиани и С. Агабеков. Последний писал: «Берия мог держаться так долго на своем посту не благодаря личным способностям, а вследствие личной близости к Орджоникидзе».

Перед Микояном и Орджоникидзе, которых поддержал Сталин, Дзержинский не устоял, и в 1922 г. дело Берии закончилось для Лаврентия Павловича благополучно. Более того, приказом Председателя ГПУ № 45 от 6 февраля 1923 г. он был награжден револьвером «Браунинг» «за энергичное и умелое проведение ликвидации закавказской организации» партии социалистов-революционеров.

Одним из важнейших направлений работы Ф.Э.Дзержинского с кадрами было интернациональное воспитание. Это исходило из учета многонационального состава частей и подразделений чекистского ведомства. В 1921 г. среди сотрудников ВЧК было 77,3 % русских, 9,1 % — евреев 3,3 % — латышей 1,8 % — поляков, 0,5 % — белорусов. Таким же многонациональным был и состав войск ОГПУ. Так, в погранохране на 1 января 1925 г. насчитывалось 67,8 % русских, 20,3 — украинцев, 3 — белорусов, 2 — евреев, 1,5 — латышей и литовцев, 1 — татар и др..

В приказах Ф.Э. Дзержинского указывалось на необходимость учета того, что в сознании народа, в его памяти были воспоминания о крепостничестве, великодержавных гонениях, резне в Закавказье. Встречавшиеся факты грубого обращения с населением строго осуждались в чекистской среде. Он требовал от своих сотрудников ведения борьбы с великодержавными тенденциями, чуткого отношения ко всем народам, уважения национальных обычаев и традиций. Встречавшиеся факты грубого обращения с местным населением им строго осуждались, а к сотрудникам, нарушавшим принципы национальной политики, принимались меры административного воздействия.

Интернациональное воспитание было частью нравственного воспитания. Следует иметь в виду, что в Советской России главным критерием морали и высшей ценностью культуры была поддержка и укрепление власти большевиков. Гуманизм и общечеловеческие ценности были отнесены к области мелкобуржуазной культуры. Это своеобразное «оголение» человека, освобождающее его от моральных ограничений, привычка к аргументации подавления и насилия было следствием эпохи войн и революций. Участие в арестах, реквизициях, конфискациях, арестах не могло не оказывать психологического воздействия, не вызывать у них изменений в сознании. И в органах безопасности понимание морали и норм нравственности было несколько деформировано господствующей идеологией.

Кстати, эти понятия в то время не были основными требованиями ни одной политической партии, а не только РКП б). Все это в немалой степени предопределило утверждение психологии, атмосферы, методов и политической риторики времен Гражданской войны в обществе и стало живительным источником сталинизма.

Впоследствии в советской историографии сформировалось представление о чекистах, как о рыцарях революции, ее беззаветных и бесстрашных защитниках, а сам термин причислен к наиболее популярным в советской политической лексике. Но в действительности в рассматриваемый период все было далеко не так однозначно. В чекистской среде сложно переплетались готовность к самопожертвованию, честность и честолюбие, вседозволенность и самодовольство, суждение о себе как о передовой части партии и как о «чернорабочих революции» и пр. Поэтому отношение к чекистам в обществе было сложным и чаще всего негативным (как и прежде ко всем работникам спецслужб Российской империи). Чувство неприязни не столько к сотрудникам, сколько к методам работы ВЧК-ОГПУ, было широко распространенно и среди значительной части коммунистов, особенно с дореволюционным стажем. Безусловно, часть критических замечаний в адрес чекистов даже со стороны членов правительства не соответствовала действительности. Например, утверждение Г.Я. Сокольникова о «привилегированном положении» чекистов.

Это заявление было сомнительным в части материального положения, но бесспорно в другом, в привилегированных отношениях с властью, точнее к осуществлению ими властных функций в пределах предоставленных прав. Имея власть, они боролись с внешними и внутренними противниками. Но их число не уменьшалось не потому, что их столько было, а по другой причине: в органах ВЧК-ОГПУ годами культивировался образ врага. Даже в день 5-ой годовщины органов ГПУ Ф.Э. Дзержинский говорил, что ГПУ «имеет миллион врагов….они живы и питают надежды на интервенцию и взрыв изнутри». Верно подметил В.П. Макаренко, что «специфика большевизма, состоит в использовании принципа: научный социализм есть истина в последней инстанции, и она должна быть навязана народным массам, которые не способны понять свои интересы из-за систематического оглупления…».

В вопросах нравственного воспитания сотрудников основные усилия Дзержинского были направлены на то, чтобы обеспечить влияние членов партии на беспартийных личным примером, постоянной заботой о своих подчиненных. В процессе воспитания многое зависело от личных качеств руководителей. Среди них большинство было преданных идее, боровшихся за ее осуществление, не жалея себя и своей жизни. Но встречались и другие, число которых возрастало по мере бюрократизации госаппарата, ослабления общественного контроля за работой чиновников от ведомства безопасности, все более проявлявшейся двойной морали.

С каждым годом менялся микроклимат в чекистских коллективах, особенно негативно влияла начавшаяся борьба с оппозицией и политические процессы, поиск все новых противников власти.

В период, когда органами безопасности руководил Дзержинский, предметом особой заботы было утверждение нравственного климата в чекистских коллективах, создание в их атмосферы сотрудничества. Он писал: «Я ужасно дорожу миром у нас, а это может его обеспечить и дать возможность многое увидеть и знать по внутренней жизни. — писал Ф. Э. Дзержинский. Дружность, по-моему, необходимое условие успеха и силы нашей».

Нравственность была залогом успеха в повседневной работе чекистов. В июльской 1918 г. «Памятке сотрудникам ЧК», которую утвердил председатель ВЧК, говорилось о том, что должен помнить каждый комиссар, следователь и разведчик, работая по розыску должен:

«Быть всегда корректным, вежливым, скромным, находчивым.

Не кричать, быть мягким, но, однако нужно знать, где проявлять твердость.

Прежде, чем говорить, нужно подумать.

На обысках быть предусмотрительным, умело предостерегать несчастья, быть вежливым, точным до пунктуальности.

Быть всегда в обращении с публикой вежливым, а при случае уметь проявить твердость.

Каждый сотрудник должен помнить, что он призван охранять советский революционный порядок и не допускать нарушения его, если он сам это делает, то он никуда не годный человек и должен быть исторгнут из рядов Комиссии.

Быть чистым и неподкупным, потому что корыстные влечения есть измена Рабоче-Крестьянскому государству и вообще народу.

Быть выдержанным, стойким, уметь быстро ориентироваться, принять мудрые меры.

Если ты узнаешь, где о небрежности и злоупотреблении, не бей во все колокола, так как этим испортишь дело, а похвально будет, если ты их тихо накроешь с поличным, а затем к позорному столбу перед всеми.

Храни, как зеницу ока, данные тебе поручения.

Конечно, это не десять христианских заповедей, тем не менее-служебные правила поведения чекистов в 1918 г.

После окончания Гражданской войны Ф.Э. Дзержинского беспокоило ослабление деятельность органов ВЧК, которые вместо того, чтобы совершенствовать свои аппараты и улучшать работу, допускали трения и несогласованность, занимались выяснением прав друг друга и др. Так, в декабре 1920 г. ВЧК получила телеграмму уполномоченного СОВЧК в Ростове-на-Дону о произведенном у него обыске, в ходе которого был отобран портфель и изъяты документы. Обыск произведен по ордеру Терской областной ЧК. Считая такое явление недопустимым, Дзержинский и Ягода поручили 18 декабря 1920 г. Ксенофонтову срочно произвести расследование. В начале марта 1921 г. возник конфликт между революционным военным трибуналом 6-й армии и Херсонской ЧК. Трибунал произвел обыски у руководителей ЧК, сославшись на то, что эта операция произведена якобы по распоряжению РВС 6-й армии. Комиссия, образованная партийным органом и РВС, ни к каким выводам не пришла, ввиду отказа зампред реввоентрибунала Кауфмана дать объяснения. «Создается невыносимое положение, — писали чекисты, — или ответственные работники ЧК жулики, тогда их нельзя оставлять на работе, а они остались или им нанесено незаслуженное оскорбление, тогда надо принять меры».

17 марта 1921 г. Дзержинский поручил Ягоде запросить реввоентрибунал и потребовать отзыва Кауфмана.

Чтобы не допускать подобных фактов и добиться согласованной работы всех чекистских органов, в тот же день Дзержинский приказал:

«1. Всем органам ВЧК, как-то: губчека, политбюро, особым отделам и ТЧК, приложить все силы к налаживанию как технического аппарата революционной борьбы, так и постановки самой работы, напрягая и сосредоточивая особое внимание на информационную сеть, способную охватить всю жизнь и выявить ненормальные явления ее во всех закоулках.

2. Отбросить и уничтожить всякую склоку, подкапывания, интриги, науськивания и сплетни в своей среде.

3. В разработке дел сохранять строжайшую конспирацию. Всякое полученное сведение о ходе разработок должно сохраняться в папке дела и быть известно только тому, кто имеет непосредственное отношение к разработке дела.

4. Агентурную разработку против сотрудников другого органа ВЧК, о которых поступили данные о их преступной деятельности, вести только с согласия начальника или председателя данного органа. В случае, если поступили данные против начальника или председателя, пересылать этим данные немедленно в ВЧК.

5. О поступивших обвинениях и о разработке дел против ответственных работниках советской власти и компартии ставить в известность местный парком и поступать по его указаниям сообщая о деле в ВЧК.

6. В случаях особо серьезных обвинений против вышеуказанных работников когда в целях успешной ликвидации невозможно поставить в известность партком, немедленно по телеграфу запрашивать ВЧК указаний, воздерживаясь от каких-либо шагов».

Председатель ВЧК-ОГПУ много внимания уделял воспитанию молодежи. Он писал В.Л. Герсону о том, что «необходимо как следует заняться молодежью и подростками и поставить это дело образцово в пример другим», наблюдать, чтобы не нарушались постановления об охране труда, обеспечить действительное обучение работе, а не безделью или прислужничеству, помочь ей в усвоении науки и овладении техникой. — «И всего этого надо добиться не путем привилегий и опеки, не путем оторванности от НКПроса и др. органов, ведающих этим, а путем вовлечения самой заинтересованной молодежи, сотрудников ЧК и соответст. ведомств — союз молодежи, бюро ячейки и исполком. Займитесь этим…Родители должны знать, что молодежь у нас воспитывается как следует».

Многие документы и воспоминания современников председателя ВЧК-ОГПУ свидетельствую о том, что эту задачу он предлагал решать не только с опорой на родителей, но и на представителей общественных организаций, прежде всего на комсомольцев и молодых коммунистов. Они должны были своим примером вовлекать молодежь в активную общественную работу. Он советовал своим сотрудникам не стоять в стороне от этого важного дела. Ведь речь шла не столько о настоящем, сколько о будущем Советской республики. Именно это должно быть гарантией дальнейших успехов в народнохозяйственном строительстве и повышении обороноспособности страны.

15 сентября 1924 г. Дзержинский просил И.А. Кроваля заняться 75 комсомольцами, прибывшим по постановлению ЦК РКП (б), обратив внимание не только на распределение, но и на индивидуальный подход к каждому, проинструктировать, учить в процессе самой работы, нацелить на то, что «главная их задача учиться делу самому, учиться видеть и анализировать, учиться выискивать все то, что способно поднять производительность, достигнуть и перешагнуть заграницу, имея всегда в перспективе великую цель и великие задачи». «Если наша молодежь, — писал он, — кроме своей собственной учебы у нас, дает нам выявление всех недочетов на первое время, то и тогда это будет большое достижение. При выборе из этой молодежи, по-моему, надо обращать внимание на борьбу с комчванством и на поддержку молодого оптимизма и энтузиазма, остальное приложится… Это очень трудная и тонкая задача, но в перспективе и у нас кадр настоящих советских работников-организаторов, администраторов, техников и экономистов…».

Дзержинский стремился к омоложению кадров органов безопасности. Так, 26 января 1926 г. после разговора с комсомольцами он писал Герсону: «Эти ребята были у меня. Они производят на взгляд очень хорошее впечатление. М. быть, Вы их вызвали бы к себе и поговорили. М. быть, можно будет где-либо у нас использовать».

Наряду с постоянной заботой о профессиональной подготовке и воспитании сотрудников в органах и войсках ВЧК-ОГПУ много внимания Дзержинским уделялось совершенствованию стиля работы чекистов. Он личным примером воспитывал своих подчиненных. В. Р. Менжинский писал, что у Дзержинского был «моральный талант, талант непреклонного революционного действия и делового творчества, не останавливающегося ни перед какими препятствиями, не руководимого никакими побочными целями, кроме одной — торжества пролетарской революции». Председатель ВЧК-ОГПУ всегда последовательно отстаивал свою точку зрения, обращаясь по важнейшим вопросам в государственные и партийные органы, вплоть до Политбюро ЦК. Нередко в его докладах и записках можно встретить фразы: «Я не могу согласиться», «Считаю неправильным», «Я категорически протестую». И это не просто слова, а возражения по существу, всесторонне аргументированные доказательства.

Дзержинский считал, что совершенствование руководства органами безопасности невозможно без учете данных науки, обобщения передового опыта и поднятия квалификации, без постоянного повышения сознательности и укрепления дисциплины труда, добросовестного выполнения каждым сотрудником своих обязанностей, без согласования работы всех частей государственного аппарата. Он подчеркивал, что сложность организационных отношений в процессе управления вытекает из масштабов нашего общественного производства, многообразия и разнохарактерности действующих в нем факторов, их зависимости от политического и экономического положения внутри страны и международной обстановки. Из общих организационных проблем управления Дзержинский выдвигал два круга вопросов, характеризующих управление как структуру и управление как процесс.

Структура всей системы управления должна быть рациональной, гибкой и обеспечить соподчиненность ее органов, взаимодействие между объектам и субъектом управления.

Успех многих мероприятий, подчеркивал Дзержинский, зависит от уровня организации. «В случае неправильной организации даже и при величайшей интенсивности труда хороших результатов не получится». При этом особые требования им предъявлялись к центральному аппарату, ибо от его деятельности зависла эффективность работы всех местных органов. «На места не обращаем внимания и загоняем их в гроб, требуя от них для себя работы бумажной — разными сведениями, справками и издаем миллионы приказов и распоряжений, остающихся висеть в воздухе».

Дзержинский не раз указывал, что все дело должно быть проникнуто сознанием государственной его важности, деловитостью, необходимо воспитание сознательного отношения к исполнению служебных обязанностей, проявлять творческую инициативу. И он требовал от своих сотрудников «практически ежедневных предложений» по улучшению постановки дела. Деловитость, по его мнению, должна быть направлена на всемерное повышение производительности труда, истинной мерой которого предлагалось считать безотлагательное прохождение через учреждение дел в соответствии с установленным порядком, без канцелярских проволочек, формализма и заседательской суетни, всестороннее рассмотрение поступивших дел, какими бы незначительными они ни казались на первый взгляд.

Распоряжения Ф. Э. Дзержинского кратки и содержательны, предложения точны, справки безупречны. Существо вопроса излагается четко, с указанием конкретных задач и предстоящего объема работы. Примером этому может служить следующая его записка: «При сем бумага из комитета по делам мобилизации, наводящая на мысль, что этот комитет паразитическое учреждение… выявить:

1) личный состав, их прошлое,

2) их работу: кому от нее и какая польза,

3) их смета и оклады, штаты и имущество,

4) постановка дела с точки зрения конспирации и секретности,

5) их отчетность».

Для успешной работы, по мнению Дзержинского, необходимы: четкая трудовая дисциплина и высокая ответственность каждого сотрудника за порученное дело. Не учреждения работают, а люди работают в учреждениях, указывал Дзержинский, «центр тяжести должен заключаться в ответственности работающих», поэтому каждый руководитель должен перейти «на самостоятельные решения, на ответственность». Он учил чекистов не бояться ответственности при принятии решений: «Надо опасаться только сваливать всю ответственность на других и решительно с этим бороться». При этом речь шла о конкретной ответственности: «О намеченных мерах прошу мне письменно доложить с указанием, на кого, за что возлагаете ответственность».

Для повышения ответственности сотрудников за тот или иной участок работы, за порученное дело Дзержинский предлагал ввести учет производимой работы: «Надо подсчитать, сколько часов своего рабочего дня сотрудник фактически ничего не делает (это, конечно, не касается руководителей, тех, кто больше головой работает) и какой объективный результат его работы. Я уверен, что результат получится убийственный. Необходимо же, чтобы каждый имел полную нагрузку хотя бы в пределах официального рабочего дня и чтобы за это отвечал начальник части, отделения и отдела. Необходимо же, чтобы каждый имел полную нагрузку хотя бы в пределах официального рабочего дня». Наряду с этим составить анкету по категориям труда и контрольный лист «для тех, кто под подозрением, что не находит работы… Кроме нагрузки полезной работы надо одновременно уничтожить ненужную, которой у нас достаточно». Важным считал Дзержинский составление краткого описания работы сотрудниками «с указанием, является ли он так называемым ответственным работником или чисто техническими с обозначением его специальности и делового стажа.

Повышению ответственности, по мнению Дзержинского, способствовали критика и самокритика. Он считал, что «вся сила нашей пролетарской власти именно в том, что мы не скрываем своих ошибок и недостатков, наоборот, сами их вскрываем и гласно анализируем и, опираясь на сознание и волю миллионов, вовлекая в творчество эти миллионы, преодолеваем эти ошибки и недостатки и выходим победителями, идем вперед быстрым темпом…».

Способность чекиста критически оценивать свою деятельность должна являться составной чертой его морального облика, его стиля работы. Смелая, прямая, честная и деловая критика и самокритика помогали вовремя заметить ошибки и упущения в работе, вскрыть их причины, обеспечить быстрое исправление недостатков. Поэтому «не надо бояться критики, не надо затушевывать недостатков», а, наоборот, вскрывать их бороться с ними, «уметь видеть правду и воспринимать ее от масс». Среди чекистов Дзержинский считал особенно нетерпимыми элементы «комчванства», недисциплинированности, волокиты, высокомерного отношения к партийным решениям и советским законам, пренебрежения к жалобам граждан. Он говорил, что нельзя скрывать ошибки под предлогом якобы дискредитации, потому что «дискредитирован может быть только тот, кто скрывает свои недостатки, кто со злом не желает бороться, т. е. тот, кто и должен быть дискредитирован». Выступая на ІУ Всероссийской конференции губернских ЧК, 6 февраля 1920 г. он говорил: «Я думаю, что мы не должны никогда закрывать глаза перед теми отрицательными сторонами, которые у нас бывают. Мы должны на такие вещи смотреть открыто и сказать: правильно это или нет. И если мы признаем, что это неправильно, то принять соответствующие меры, чтобы ничего подобного не было в будущем». Он учил правильно определять перспективу, шире подходить к проблеме в целом, четко представлять себе объем и характер предстоящей работы, не хвататься за множество дел, найти главное звено, при помощи которого можно было решить поставленную задачу: «Мы Экономическому] Управлению] поставили слишком широкие задачи. Мы слишком разбросались во все стороны… Экономическому] Управлению] сосредоточиться на ударных группах».

В целях лучшей организации труда Дзержинский требует от чекистов составления планов работы. Сам же он свою работу всегда планировал на текущие дни и на перспективу. Обратимся к одному из планов работы председателя ГПУ и наркома путей сообщения в 1922 г.:

«Общий по дням (на всю неделю)

а) Руководство как НКПуть, ПредГПУ/НКВнДел, член ЦК

б) Собств. подготовка — теоретич. и практическая.

в) Общение — клуб. НКПС

Доклады: Князева, ЦН, ЦБН, ЦФ, ЦИ, ЦА, Цужел, Цурек, Цумор, ЦХТ, Трансплан, Науч. Орг. Труда.

Техн. улучшение Дельгаза.

Совещания и Коллегия: Серебряков, Фомин, Халатов, Коган-Бернштейн, Чуцкаев, Андреев, Ударов.

Приемы: УЦ, Н (дорог 1 категории). Взять под личное наблюд. — дорогу, реку, море. Чтение «Вестника» и других изданий НКПС и Цектрана.

Обязат. изучение серьезной ж.д. литературы.

Труды ком. ин. Петрова.

ГПУ. Доклады: Герсон, Уншлихт, Менж., Ягода, Самсонов, Кацнельсон, Благонравов, Беленький, Артузов.

Ут 11-го доклад Герсона у меня на квартире.

11-2, 2–4 ГПУ и НКВ Дел

9-11 ч. подготовка и газеты.

11-4 — НКПС

4-6 — обед и отдых.

6-8 — ГПУ, НКВД

8-11 чтение и изучение.

(Обед дома, вставать 8–9 часов, ложиться 11–12 час., прекр. тел. 8 час.)

Обращаясь к чекистам, Дзержинский рекомендовал им «составить план работы», «наметить порядок, сроки работы», «разработать точный план», «составить план кампании», «наметить план подбора всего материала и доложить мне», «наметить план, привлекши кого следует и поставив предварительно свой план на обсуждение».Планирование рассматривалось им как один из важнейших элементов научной организации труда, способствовавших более эффективной деятельности каждого сотрудника и учреждения в целом. Главным принципом планирования в чекистских органах он считал координацию действий всех подразделений в решении какой-либо оперативной задачи. Так, 23 декабря 1923 г. он пишет В. Р. Менжинскому: «Необходимо иметь со стороны ГПУ постоянный надзор за деятельностью концессионеров в СССР. Необходимо развить целый план этого наблюдения. Прошу поручить разработать этот план, согласовав его с РКИ (Аванесовым) и Литвиновым (в соответствующей части), и представить мне».

После принятия плана требовалось сосредоточить все усилия для его претворении в жизнь. И здесь решающая роль принадлежала руководителям. От их умения организовать и сплотить коллектив в борьбе за выполнение решений зависел успех дела. Поэтому Дзержинский много внимания уделял организационной работе, предшествовавшей принятию решения. До начала совещания, издания приказа, циркуляра и выработки других документов, принятия решений он требовал проведения всесторонней разработки проектов документов, продумывания различных вариантов, исходя из учета всех обстоятельств дела. «Прошу прислать более подробный доклад», «необходимо собрать исчерпывающий материал», «пополните своими данными и внесите с конкретными предложениями, как дальше поступить».

При подготовке всех документов Дзержинский требовал тщательного продумывания предложений, которые «должны быть краткими, четкими, реальными и конкретными, а не так, как у нас часто бывает, когда мы хотим решить задачу, а в голове у нас ничего нет и пишем поэтому что-нибудь вроде: «Принять меры и т. п.». Большое внимание Ф. Э. Дзержинский уделял тому, чтобы принимаемые решения были всесторонне обсуждены, основывались на научном анализе событий и явлений. В этой связи он требовал более подробных докладов, сбора исчерпывающего материала, конкретных предложений, обращения к более компетентным лицам в обсуждаемых вопросах. На многих материалах, поступающих в ВЧК-ОГПУ, есть резолюции, Дзержинского, аналогичные этим: «было бы полезным получить… отзыв людей компетентных», «дать на отзыв». Ко многим сотрудникам он обращался с просьбами: «Прошу дать Ваше заключение» и т. д. Все заключения по вопросам, считал Дзержинский, должны быть объективными и доказательными с указанием числа, к которому относятся данные, и источников, на основании которых они составлены.

Чтобы быть в курсе решаемого вопроса, Ф.Э. Дзержинский ежедневно давал поручения своим заместителям по различным вопросам. Например, 16 декабря 1920 г. направляет несколько записок Г.Г. Ягоде:

«1) Пришлите мне, пожалуйста, проект циркул. письма Ц.К. о ходатайствах, необходимо сегодня поставить на рассмотрение комиссии, завтра Пленум.

2) Созовите у меня к 2–3 часам собрание коллегии (с Мессингом) для обсуждения вопроса отрабочения тюрем.

P.S. В каком положении данное мною предложение, чтобы в 3-дневный срок все следователи дали заключение, кого можно освободить?

Что с Таганкой?»..

1 июля 1924 г. он пишет Ягоде: «Было бы желательным кроме голых цифр получить соображения, чем объяснить такое усиление хулиганства, а также охарактеризовать, какое хулиганство. Можно ли вывести заключение, что у нас (у кого?) культурный уровень понизился и почему?

Анализ такой может иметь огромнейшее значение».

Дзержинский рекомендовал участникам заседаний знакомится с обсуждаемыми материалами до начала работы. «Когда я, например, идя в СТО, буду идти с чистой совестью?» — спрашивал он и отвечал: «Тогда, когда все доклады и предложения прочитал». А поэтому непременное правило: к предстоящему собранию с тезисами ознакомиться заранее. О том, что Дзержинский сам неукоснительно соблюдал это правило, свидетельствует такой факт. 31 ноября 1922 г. он писал Герсону:

«1. В целях упорядочения моей работы по ГПУ, НКВДел, комиссиям и др. отраслям кроме НКПС прошу к субботе вечером заготовлять мне список и расписание моих приемов, заседаний, работ и т. д., предполагаемых и назначенных на следующую неделю.

Прошу наметить также список лиц, которых желательно и необходимо систематически вызывать для докладов.

2. Достаньте мне итоги переписи служащих учреждений г. Москвы 16/Х.22. Если нет всех итогов, то хотя бы перечень 37 зарегистрированных переписью учреждений НКПС с количеством служащих по каждому из них (общее количество было названо в газетах 6395 человек)».

В начале 1920-х гг. на заседаниях Оргбюро ЦК РКП (б) стали систематически заслушиваться доклады секретарей губкомов. Наряду с общими вопросами партийной работы обсуждалась деятельность чекистских подразделений. Дзержинский часто присутствовал на этих заседаниях и выступал с деловыми предложениями. Так, 1 марта 1924 г. он обратился к В. Р. Менжинскому с просьбой представлять материалы по линии ОГПУ «за 2 дня до заседания». Дзержинский хорошо знал важнейшие дела, касавшиеся работы чекистских органов: «О всех возникающих делах и важнейших докладах в ЦКК, РКИ, НКЮст, ЦК РКП (б)… докладывать предварительно и лично мне…». Наиболее принципиальные вопросы он выносил на обсуждение в высшие партийные и советские инстанции, часто обращаясь непосредственно в Политбюро, Оргбюро, Секретариат ЦК РКП (б), СНК, ВЦИК и к руководителям наркоматов. При необходимости всестороннего согласования обсуждаемых вопросов, затрагивающих интересы других государственных органов, Феликс Эдмундович предлагал их решать на межведомственных совещаниях. Так, говоря о привлечении к суду и следствию ответственных работников хозяйственных органов, он считал целесообразным созвать «совместное совещание, на котором ГПУ, НКЮст И РКИ внесли бы согласованные предложения».

Дзержинский считал, что уж если решено провести совещание, то должна быть обеспечена своевременная явка всех заинтересованных лиц. Еще 11 мая 1918 г. на заседании ВЧК было заслушано его предложение о необходимости принятия крайних мер для точной и аккуратной явки членов комиссии на заседания. Было решено «обратиться к членам Комиссии от лица настоящего собрания с приглашением обязательной явки на специальное заседание Комиссии для выяснения, как этого, так и общеорганизационных вопросов относительно численного состава пленума Комиссии. Началом заседаний Комиссии и Бюро в дальнейшем установить 6 часов вечера. Заблаговременно оповещать о заседаниях всех членов Комиссии под их личную расписку.

Вместе с тем он выступал за упорядочение проведения заседаний и совещаний, и учил чекистов дорожить каждой минутой времени, заботиться о повышении работоспособности сотрудников, резко выступал против заседательской суетни, поглощавшей много времени, и требовал максимального сокращения различного рода совещаний. В записке, направленной начальнику ЭКУ ОГПУ Г. И. Благонравову и другим, он указал, что «эти заседания столь сильно вошли в нашу практику, что необходимы огромные усилия всех ответственных работников, чтобы свести их до минимума». «Может быть, — писал Дзержинский, — обязать ввести обычай на каждом заседании первым пунктом ставить вопрос: нужно ли это заседание и кто из присутствующих может и должен быть освобожден от участия в нем, нельзя ли было вопрос разрешить без заседания». Настаивая на ликвидации ненужных совещаний и заседаний, он исходил также из того, чтобы не «забирать дорогое время и силы других органов», дать возможность сотрудникам отдохнуть и «немного подремонтироваться. Иначе мы очень скоро лишимся всех работников». Дзержинский запрети «практику отвлечения работников от их дела», считая ее неправильной.

Такие рекомендации председателя ВЧК-ОГПУ сегодня весьма актуальны для сотрудников государственного аппарата, когда многие руководители увлекаются бумаготворчеством, предпочитая его общению с конкретными исполнителями принятых решений, совершенно не беспокоясь о потерянном времени.

3 июня 1926 г. Дзержинский еще раз вернулся к вопросу о роли совещаний в работе: «Самым большим бедствием для нас в настоящее время является бесконечное обилие всяких заседаний, поглощающих бесконечно много времени без достаточных результатов, не окупающих ни в какой мере потерянных часов; эти заседания столь сильно вошли в нашу практику, что необходимы огромные усилия всех ответственных работников, чтобы свести их до минимума. Для этого необходимо, чтобы каждый работник вел борьбу с этим злом и оказывал сопротивление, когда его вовлекают на заседания, на которых он мог бы и не участвовать без ущерба для дела…

Роль начальников должна сводиться больше именно к руководству, т. е. определении линии и наблюдению, чтобы линия была правильной. Вопросы практически во всем объеме должны больше даваться определенному работнику, который «сам должен согласовать с кем следует, если встретится к этому деловая необходимость. (У нас же согласование больше для формалистики, чем по существу надобности). За данную работу должен работник целиком сам отвечать…».

Важнейшее значение в работе чекистов Ф. Э. Дзержинский придавал методам организационного воздействия (администрированию), то есть методам, отражающим использование руководителем предоставленных ему властных полномочий для укрепления дисциплины и ответственности подчиненных. При этом он подчеркивал, что разумное администрирование невозможно без использования мер убеждения, воспитания, развития творческой инициативы — все это призвано было подкрепить и усилить административные меры. В организационные методы Дзержинский включал методику подготовки, принятие и реализацию решений, распределение ответственности, организаторскую работу (нормирование, планирование, поддержание дисциплины, инструктаж, обобщение передового опыта).

В начале 1920-х гг. в Советской России возникло движение за внедрение элементов научной организации труда, которое вскоре приняло массовый характер. Дзержинский указывал, что научная организация труда невозможна без совершенствования его нормирования с учетом данных науки, квалификации и опыта, без постоянного повышения сознательности, укрепления дисциплины, добросовестного выполнения каждым сотрудником своих обязанностей, согласованной работы всех чекистских подразделений. Правильная организация труда рассматривалась им как первооснова его эффективности, как общий результат, который получается от общих усилий. Председатель ВЧК-ОГПУ принимал живейшее участие в улучшении организации труда в своем ведомстве, рекомендовал активно использовать в работе чекистского аппарата, изучать работы Центрального института труда (Москва), Казанского института научной организации труда, Всеукраинского института труда (Харьков). По его указанию в чекистских подразделениях были созданы многочисленные кружки и ячейки по НОТ, «лиги времени», занимавшиеся изучением оптимальных способностей человека в процессе работы, реализации организационных методов.

Особенность НОТ заключалась втом, что она развивалась в рамках широкого общественно-политического движения за научную организацию труда, охватившего всю страну, «по действительному улучшению методов и системы нашего управления…»' [882] .

Правильная организация труда рассматривалась как первооснова повышения его эффективности, как «общий результат, который получается от общих усилий. В случае неправильной организации даже и при величайшей интенсивности труда хороших результатов не получится». Правильная организация труда должна была предусмотреть «все детали, все условия», сочетая их так. «чтобы дать максимальный результат». Правильная организация труда ничего общего на имеет с организационным фетишизмом: «Нам кажется, что, для того чтобы организовать какое-нибудь дело…достаточно взять бумагу, сесть в свой кабинет, написать: «Принят энергичные меры», «Изыскать средства» и все прочее, и т. д. и т. д… Центр тяжести должен заключаться в ответственности работающих, в противопоставлении организационному фетишизму живых людей, ответственных людей».

Особое значение Ф. Э. Дзержинский придавал систематической проверке исполнения, рассматривая ее как важнейшую составную часть организационно работы. При проведении контроля и проверке исполнения он, прежде всего, преследовал цель оказания помощи кадрам в улучшении работы, в овладении искусством руководства. Контроль и организация исполнения рассматриваются им как единый и неразрывный процесс, живая практическая деятельность, цель которой облегчить успешное выполнение стоящих задач, воспитать у чекистов высокую требовательность к себе и другим, укрепить трудовую дисциплину. Проверка исполнения, по мнению Дзержинского, только тогда имела смысл, когда вела к исправлению недостатков, к ликвидации упущений, повышала ответственность сотрудников и одновременно учила их. Важное значение в этом придавалось совершенствованию делопроизводства. 4 июля 1921 г. Дзержинский писал Ягоде: «Надо и у нас изгонять лишний пробег бумаг и сокращать штаты. Упростить надо делопроизводство. Контроль можно установить не механический, а повышая уровень сотрудников на самых низших должностях. Подумайте снова об устранении нашего проклятия: «исходящие», «входящие». Интересно высчитать, сколько километров и рук проходят бумаги у нас в ВЧК внутри. У нас, в отличие от других учреждений, бег быстрый, по пробег остается — растрата сил и средств».

Своим секретарям он поручал держать его в курсе текущей работы. 7 февраля 1921 г., в связи с командировкой на Украину, В.Л. Герсону было поручено следить для доклада ему после возвращения из Донбасса за работой комиссий: Либина (по отрабочению тюрем), комиссии Курского, Крыленко, Рыкова (по применению высшей меры наказания и реорганизации трибуналов), комиссии при ВЦИК по заботе о детях, о подготовительной работе через тт. Корнева и Курского, комиссии по бандитизму (Данилов, Склянский, Артем и Главком при участии Корнева, Ягоды и др.), а также за работой ЭКУ(Крыленко, Ихновский), шифровального отдела (Бокий) и штатной комиссий.

Для предметного контроля Дзержинский считал необходимым создать аппарат «наблюдения, производится ли преподанная мной линия и указания на местах», иначе он будет «сам в плену у аппарата и не смогу взять руководство в свои руки. Этим аппаратом моим ГПУ не может быть, так как оно не в состоянии осуществить задачи в этой плоскости и так как это встретило бы бешеное сопротивление. Поэтому не было ли бы целесообразным создать при мне штат инспекторов из коммунистов и спецов, стоящих вполне на моей позиции и не боящихся остракизма со стороны рутинеров и скрытых врагов. Такие инспектора могли бы следить за тем, чтобы намеченные меры были доведены до конца. Как Вы на это смотрите? Набрать 5-10 человек для этой работы не было бы трудно. Одновременно это был бы резерв для работников, которые почему-либо временно оказались без работы или которые здесь могли бы подготовляться к работе…».

19 февраля 1925 г. Ф.Э. Дзержинский предложил создать должность секретаря ОГПУ по делам НКИД. «Для наблюдения за правильным, быстрым и согласованным прохождением в отделах и органах ОГПУ дел по запросам и претензиям НКИДел, — писал он, — при заместителе и пред. ОГПУ т. Менжинском учреждается должность секретаря ОГПУ по делам НКИДел. Секретарем этим назначается т. В. Герсон по совместительству. Об этом уведомляется НКИДел. Сношения НКИДел с ОГПУ ведутся как и до сих пор через ИНО ОГПУ. В случае желания со стороны НКИДел, чтобы по какому-либо его обращению в ОГПУ было установлено наблюдение за прохождением этого обращения, оно адресуется ИНООГПУ т. Трилиссеру через т. Герсона!! Все претензии и обращения, имевшие место до сегодняшнего дня и не ликвидированные еще, разрешаются непосредственно соглашением ИНО с НКИДел, а если соглашение не будет достигнуто, путем обращения к т. Менжинскому или ко мне».

Дзержинский нетерпимо относился к проявлениям бюрократизма и волокиты, пресекая формальное и бездушное отношение к людям, к делу, ставил задачу: «Искоренить бюрократизм и взяточничество — эти пережитки капитализма и царских порядков…». Проявления бюрократизма объяснялось тем, что, во-первых, к управлению были привлечены старые специалисты, часть из которых внесла в советские учреждения дух косности, равнодушия и бюрократизма былых времен. Дзержинский писал, что «советское государства вынуждено все свои аппараты для организации административного управления… формировать в 99,9 % из среды квалифицированных и неквалифицированных интеллигентов, б(ывших) собственников, дельцов, банкиров, коммерсантов и их б (ывших) приказчиков. Элементы эти во всей своей массе не только чужды интересам Советского государства…но активна враждебны этой системе на всей своей собственнической психологии и устремлениям». Во-вторых, значительное числа новых кадров, сформированных из рабочих и крестьян, не могла еще активна и четко выполнять сложные управленческие функции из-за недостаточной общеобразовательной и профессиональной подготовки. Некоторые лица умышленно насаждали бюрократические порядки, используя служебное положение в карьеристских целях.

Проявления бюрократизма и волокиты встречались и в рабате чекистского аппарата. «К сожалению, и мы подвержены этой болезни, но в меньшей степени, — писал Ф. Э. Дзержинский. — Волокита гнездится и у нас. Необходимо ее вытравить… Задача обнаружить волокиту и уничтожить ее не только не расширяя штатов, но сокращая их».

На случаи волокиты в чекистском ведомстве указывают многие документы. Так, 21 декабря 1918 г. В.И. Ленин писал Ф.Э. Дзержинскому: «Прилагаю жалобу.

Прошу непременно разыскать виновного в волоките (с 3/XII до 20/XII без ответа!! А декрет от21/Х1!!!) и предать суду. Нельзя же такое безобразие оставлять без кары. Очевидно, есть саботажники в канцелярии.

Затем надо, чтобы Вы назначили ответственное лицо за быструю, немедленную передачу складов.

Сообщите, что сделали».

Речь идет о запросе в Совет Обороны от 20 декабря 1918 г. о волоките с передачей Наркомпроду складов с продуктами промышленного и кустарного производства, находившихся в распоряжении ВЧК. Эта передача должна была состояться на основании постановления СНК от 21 ноября 1918 г..

5 июля 1921 г. Дзержинский просил Мессинга «произвести расследование по волоките во Внешторге, плановое управление которого сорвало важное предложение для страны. 11 — го июня оно направило бумагу в несуществующий Главвод с запросом о покупке во Владивостоке уже занятом Семеновым. — «Здесь волокита, саботаж, контрреволюция и издевательство. Оставить безнаказанным нельзя. О результате следствия прошу доложить мне, прежде чем направить в Ревтрибунал».

30 августа 1924 г. Дзержинский обратил внимание Кацнельсона на жалобы «на неслыханную волокиту с получением согласия и виз на выезд заграницу по командировкам хозорганов» и поручил принять необходимые меры.

8 января 1926 г. в записке С.Ф. Реденсу председатель ОГПУ выразил недовольство тем, что направленные в ОГПУ материалы где-то пролежали более месяца и просил срочно сообщить, «где они лежали и у кого, и что Вами предпринимается, чтобы впредь такого безобразия не было. Кроме того, кто следит (и кто отвечает) за исполнением моих записок и резолюций?».

Дзержинский неоднократно отмечал, что борьба с бюрократизмом и волокитой требует совершенствования работы государственного аппарата, улучшения всей системы управления, развития советской демократии, точного и неукоснительного неисполнения советских законов, установления личной ответственности за порученное дело и проверки исполнения. «Призыв т. Ленина в его статье от 2 марта. (Речь идет о работе В. И. Ленина «Лучше меньше, да лучше»), не должен быть сужен к частичному вопросу об организации РКИ и ЦКК. Он должен стать знаменем и душой всей работы нашей партии и всех ее ячеек в советском аппарате. Ибо разрешение вопроса госаппарата есть вопрос существования рабоче-крестьянской России». Борьба с бюрократизмом и волокитой «возможна лишь при условии сознания этой опасности и сознания необходимости этой борьбы с намеченным направлением, как борьбы с Деникиным, Колчаком и другими генералами, как борьбы с с.-p., меньшевиками и всей прямой контрреволюцией. Это должна осознать вся наша партия вообще и те в первую очередь, кому вручено руководство и управление хозяйственной жизнью страны».

Председатель ВЧК-ОГПУ вносит практические предложения по ликвидации бюрократизма и волокиты в работе, в числе которых четкая постановка работы, согласование, резкое сокращение управленческого аппарата, создание специальных комиссий, изжитие параллелизма, сокращение переписки, свести бумажную переписку и отчетность до минимальных размеров, заменив их методами личного общения, выезда руководителей на места, «ввести режим личного общения с теми, кем мы управляем и кому мы поручаем ту или иную работу», «категорически отказаться от больших докладов», «изгонять лишний пробег бумаг и сокращать штаты, упростить делопроизводство, установить контроль, заменить «писания» личными встречами, личным согласованием или телефонным», потому что «сплошь рядом согласовать вполне возможно простым телефонным разговором».

Феликс Эдмундович предлагает своему заместителю вновь продумать вопрос об устранении «нашего проклятья» — «исходящие» И «входящие». «Интересно высчитать, пишет он, — сколько километров и рук проходят бумаги у нас в ВЧК внутри. У нас в отличие от других учреждений бег быстрый, но пробег остается — растрата сил и средств».

Одной из предложенных Дзержинским мер по борьбе с бюрократизмом и волокитой было упорядочение и пересмотр форм отчетности, различных докладов и сводок — «Все отчеты доведены до такой степени, что они превратились в свою прямую противоположность, они утеряли всякий смысл, а мы, однако, тратим на них громадное количество времени». Он глубоко вникает в существо дела, стремится наладить четкую работу чекистского аппарата. 8 мая 1925 г. Дзержинский интересуется у своего секретаря В. Л. Герсона рассылаемыми сводками: «Прошу собрать мне все вышедшие у нас сводки за один месяц — по всем отделам и управлениям — с указанием, кому они рассылались. Кроме того, соберите сведения по каждой сводке… и сколько над этими сводками работает у нас и на местах…». 14 июля 1926 г., ознакомившись с формой доклада по военной промышленности, установленной особым отделом, он признал ее «совершенно неудовлетворительной». «Наши органы больны… ненужной заведомо для ОГПУ отчетностью». Он предложил отменить эту форму отчетности, сконцентрировав внимание чекистских органов «на основные моменты, на командные высоты и самые слабые звенья».

Дзержинский считал недопустимым составление сводок, дающих «одностороннюю картину — сплошь черную, без правильной перспективы и без описания реальной нашей роли». 24 декабря 1924 г. он еще раз обратил внимание В. Р. Менжинского на необходимость составления всесторонних, содержательных сведений ОГПУ, «чтобы они членам ЦК действительную дали картину нашей работы в кратких словах».

Все документы, исходившие из ВЧК, писал Дзержинский 11 декабря 1920 г. Ягоде, должны иметь нумерацию ВЧК и проходить через общую канцелярию. Если нет возражений, прошу ввести в практику. Каждая справка не должна быть «голой справкой, без обоснования необходимости расхода и его размеров». Всякий раз он возвращал документы, в которых утверждения не были объяснены и обоснованы» и считал недопустимым поверхностное отношение к их подготовке. 31 августа 1923 г. на записке Бюро секретариата ЦК РКП(б) относительно двух выписок из политического доклада секретаря Харьковского губкома РКП (б) о коменданте и его помощнике Харьковского ГПУ Дзержинский писал Менжинскому: «Если верно то, что пишется в выписках, то это сверхразгильдяйство ГПУ Украины, но у меня впечатление, что это не факты, а передача слуха. Надо проверить. Полагаю надо послать кого-либо в Харьков, дабы совместно с Балицким и ЦК КП КПУ проверить. О последующем прошу сообщить мне».

7 августа 1922 г. на докладе П.С. Мулявко Дзержинский написал резолюцию В.Л. Герсону З.Б. Кацнельсону: «Сообщите мне, кто автор этой премудрости. Упраздните недопустимый обычай подписывать такие доклады не тому, кто сочинял. Искорените такие общие рассуждения в докладах Эк. Упр. ГПУ. Доклады Эк. Упр. ГПУ должны опираться на факты, а не быть тем, чем этот доклад: потуги казаться, что автор что-нибудь понимает в этом деле…».

Будучи противником канцелярщины и кабинетного руководства, он не давал засиживаться руководящим работникам в Москве, подавая личный пример живого общения с населением. 21 ноября 1920 г. Дзержинский предложил Г.Г. Ягоде «быть пионерами в деле борьбы с бюрократизмом и волокитой, считая залогом успеха подбор сотрудников — «тогда не нужно будет канцелярщину разводить». Например, получающий почту должен быть в курсе всех дел и направлять дело тому, кто его будет окончательно разрешать. Поэтому «никаких входящих не надо. Принимающий почту пишет резолюцию не только о направлении, но и что надо приобщить (справки, другие документы и т. д.) так, чтобы не надо было двадцати лицам читать бумаги и собирать дополн. данные и направлять. Я мало в канцелярщине понимаю, но это аксиома, чем меньше ее, тем скорее идет дело».

Следовательно, при Ф.Э. Дзержинском постоянно совершенствовалась политическая, профессиональная и общеобразовательная подготовка, была создана единая система обучения чекистов. Она прошла проверку на практике и в своей основе действовали и в последующие годы. В подразделениях и частях была развернута широкая сеть политического просвещения для изучения коммунистической идеологии, постановлений партии и правительства. Работали кружки, советские и партийные школы и другие учебные заведения, обучение происходило и в академиях РККА, гражданских вузах и втузах, действовал институт практикантов. При этом много внимания уделялось теоретической подготовке, «сращиванию» войск и органов в целях объединения в одном лице командира, политработника и чекиста. Все эти годы больше значение имело обучение сотрудников на практике.

В органах и войсках задачи воспитания решали первичные партийные организации, составлявшие основу чекистских коллективов. Сотрудники, командиры и красноармейцы воспитывались в духе коллективизма, верности идеям защиты социалистического Отечества, любви к Родине, пролетарского интернационализма, политической бдительности, нетерпимости к врагам и ко всякой оппозиции компартии. Поэтому по сравнению с другими государственными структурами нэповской России чекистское ведомство было менее заражено болезнями госаппарата и прежде всего коррупцией. И в последующие годы оно отличалось этой особенностью от других министерств и ведомств. Даже академик А.Д. Сахаров, которого в любви к чекистам заподозрить трудно, и тот публично признавал, что это одно из немногих ведомств, не погрязшее в коррупции, и потому способное вести борьбу с этим злом. Но самой отличительной особенностью ВЧК-ОГПУ было то, что «личный состав органов безопасности РСФСР, а в дальнейшем СССР, без сомнения, был глубоко предан коммунистическим идеям. И хотя общеобразовательный уровень большей части руководящего, не говоря уже об оперативном составе, был невысок, четкая политическая линия, революционный пафос, чувство исключительности, прививаемое чекистам с первого дня службы, сделали советские органы госбезопасности в течение 10–12 лет одной из самых сильных спецслужб в мире»' [906] .