Эта идея пришла к Полу в голову после того, как они вместе с Ильзой навестили Мег. Здесь, как и в кабинете Тео, атмосфера резко изменилась. Причиной была война. Мег была в полном отчаянии из-за изуродованного лица Тома, и к этому чувству примешивались стыд и гнев на Тима.

– Никогда не думала, да и как я могла такое даже предположить, – повторяла она вновь и вновь, – что мой сын будет в списке лиц, разыскиваемых ФБР! Как я рада, что мои родители не дожили до этого часа!

– Всегда мы возвращаемся к нашим родителям, – проговорил Пол со вздохом, когда они ехали назад. – Гордость соединяет семью воедино, а когда этого нет, семья рушится.

Ильза задумчиво заметила:

– Тим – настоящий пророк, хотя и не похож на заросшего волосами пустынника с безумными глазами. Такие люди несут или добро, или разрушение.

Пол позволил ей и дальше размышлять вслух, едва вслушиваясь в высказываемые ею предположения. Весь этот день он был обращен мыслями в себя – настроение, по его мнению, совершенно ему не свойственное, хотя Ильза и уверяла его не раз в обратном, говоря, что в этом он ошибается, что только его воспитание и привычка заставляют его держать свои эмоции глубоко внутри, спрятанными от всех. Во всяком случае, в этот день все его чувства необычайно обострились. Запахи казались сильнее, звуки громче и краски ярче. Он словно весь дрожал внутри.

Но в этот вечер он ничего не сказал. И только утром на следующий день, после завтрака, он сделал свое заявление. Какое-то время он задумчиво наблюдал за Ильзой, расчесывающей перед туалетным столиком волосы, машинально следя за сверканием, в такт движениям руки с расческой, бриллиантового обручального кольца, затем неожиданно сказал:

– Я хочу попытаться найти сына Айрис. Расческа, стукнувшись о край столика, упала на пол.

– Пол! Что ты, черт возьми, хочешь этим сказать? Ее тон, предвещавший в следующую минуту целый град возражений – он понимал, что все они будут разумны – лишь укрепил его решимость. Он твердо ответил:

– Именно то, что сказал.

– О Господи! – вскричала она. – Но это же полнейшее безумие! Ты что, не понимаешь этого? Я могу привести тебе сотни доводов, почему…

Он поднял руку, не дав ей договорить.

– Я знаю все, что ты мне скажешь. Это не мое дело. Это все равно, что иск иголку в стоге сена… Ты права, это, конечно, безумие. И все же я собираюсь попытаться это сделать.

Тон Ильзы изменился, она заговорила с ним как с непослушным ребенком:

– Ты ведь уже не молод. Ты не можешь позволить себе подобные нагрузки, гоняясь за ним по всей стране. Я знаю, каким ты становишься, когда в голову тебе приходит какая-нибудь идея.

– Я же не собираюсь прыгать с парашютом или участвовать в забеге на двадцать миль.

– Ты все время меня прерываешь! Я хочу сказать только то, что эмоциональное возбуждение, которое тебя всегда охватывает, когда ты берешься за какое-то дело, может принести вред не меньший, а больший, чем забег на двадцать миль. О, Пол! – В голосе ее зазвучало откровенное отчаяние. – Может, ты мне расскажешь, где ты собираешься его искать? Главная улица – США, дом номер 1?

– У меня возникло несколько идей. Но сначала я повидаюсь с Мег. У меня такое чувство, что она догадывается, где может находиться Тим.

– Даже если у нее и есть какие-либо догадки, в чем я сомневаюсь, неужели ты действительно думаешь, что она тебе что-то скажет? Сделал бы ты это, если бы он был твоим сыном? – Ильза на мгновение замолчала и окинула взглядом Пола с ног до головы, от сверкающих кончиков ботинок до его волнистой шевелюры. – Хотя, нет, ты не такой. Ты вполне мог бы донести властям па своего сына ради блага нации. И ради его собственного, добавил бы ты при этом. Бог свидетель, я не собираюсь тебе здесь что-либо доказывать, но молю тебя, пожалуйста, не лезь ты в это дело, останься в стороне, а?

Он почувствовал, как им овладевает печаль. И, неожиданно устав от всей этой дискуссии, спокойно положил ей конец.

– Ильза, дорогая, ты помнишь – конечно, ты должна это помнить – ту дождливую ночь в Иерусалиме, когда ты, рыдая, сказала мне, что должна остаться, что иначе поступить ты просто не можешь? Так вот, со мной сейчас происходит нечто подобное. Я должен это сделать. Не могу тебе даже объяснить толком, почему.

Я и сам этого до конца не понимаю. Знаю только, что я должен это сделать.

Просидев вместе с Мег и ее мужем около часа, Пол окончательно понял, что здесь он ничего не узнает.

– Полагаю, – начал он без обиняков, когда вошел, – о Тиме ничего нового не слышно?

– Если бы было иначе, разве бы я тебе не сказала? – ответила ему вопросом на вопрос Мег.

– Могу только на это надеяться.

– Чего ты от меня хочешь?

– Коротко, дело заключается в следующем. Есть некий молодой человек, сын очень близких моих друзей, которые в полном отчаянии, так как он пропал. Он был студентом Тима, обожал его. Я хочу отыскать этого молодого человека, никак… – он повысил голос, – никак не повредив при этом Тиму. Я подумал, что ты… в общем, я надеялся, что ты сможешь мне чем-нибудь помочь. Я хочу лишь найти этого молодого человека, ничего больше.

– Понимаю. Но никто из нас ничего не знает, Пол. Мы в полном шоке. Даже Том в армейском госпитале, даже он, самый законопослушный человек на свете и полная противоположность своему брату, совершенно ошеломлен. И Агнес, которая его так любит, ты ведь помнишь, как близки были эти двое – Тим и Агнес – еще когда они были детьми?.. – Спазм сжал горло Мег, и она умолкла.

Нет, решил Пол, она ничего не знает. Как и говорила Ильза, ему ничего не удалось узнать у Мег.

Но всю дорогу назад, в город, ее слова продолжали звучать в мозгу: «Как близки были эти двое».

Он не виделся с Агнес несколько лет и, вероятно, не увидит еще столько же, если только чья-нибудь смерть или свадьба не приведут ее сюда из Нью-Мексико.

И все то время, пока он, умело лавируя в потоке машин, ехал через Линкольновский тоннель в Манхэттен, эта мысль, мысль о близости Тима и Агнес, не давала ему покоя. Дурацкая затея, погоня за химерами… Ему казалось, что он слышит голос Ильзы. Как с теми лебедями на озере Гарда. Ну хорошо, он узнал, кто такой был Джордан, и что это ему дало? Еще один бессмысленный факт, чтобы присоединить его к тысяче других таких же бессмысленных фактов. И однако… И все же…

Ладно, пусть они все считают его полным идиотом, гоняющимся за химерами! Это было написано на всех лицах. Это явственно прозвучало и в вежливом удивлении Тео, когда он попросил у него несколько фотографий Стива, с бородой и без, и в его осторожных расспросах насчет здоровья. Моего душевного здоровья, с иронией подумал Пол. Он, верно, решил, что я спятил, или что я всегда был своего рода богатым эксцентриком, как те богачи, о которых иногда читаешь в газетах, бросающие в толпу деньги, словно это конфетти.

– Могу я спросить, с чего вы думаете начать? – задал вопрос Тео.

– Спросить вы можете, но я не могу вам ответить.

– Понимаю. – Голос Тео звучал все так же мягко и вежливо, словно он думал про себя: «Господи, сжалься над ним, у него добрые намерения, у этого совсем выжившего из ума бедняги; он пытается сделать это ради дочери. Да-да, его стоит пожалеть».

Они распрощались, и Пол ушел, унося в бумажнике фотографии Стива.

– Как долго ты собираешься отсутствовать? – спросила Ильза.

– Если в течение месяца ничего не добьюсь, то вернусь домой.

– Ради Бога, береги себя, – взмолилась она и тут же, со свойственным ей веселым лукавством добавила: я все-таки новобрачная, не делай из меня, пожалуйста, вдовы так скоро после свадьбы, хорошо?

– Не волнуйся. Я никогда не чувствовал себя так хорошо, как сейчас.

Самолет, направлявшийся на запад, оставил внизу Миссисипи, которая, грохоча и извиваясь, несла свои свинцовые воды в Мексиканский залив, пролетел над Миссури, где поля напоминали собой спину черепахи в зеленых и коричневых пятнах, и повернул на юг – земля там была кирпично-красного теплого цвета. Когда самолет начал спуск, Пол увидел перед собой огромные пустынные пространства, где стояли одни лишь голые месы. И само одиночество этой земли вызвало вдруг перемену в его настроении.

Это ни к чему не приведет, уныло подумал он, обращаясь к здравому смыслу, словно пытаясь таким образом смягчить удар, который неизбежно предстоит испытать, когда его постигнет неудача.

– Это ни к чему не приведет, – прошептал он вслух, так что сидевший рядом пассажир удивленно к нему повернулся.

И все же, когда самолет сел в Альбукерке, его вновь охватило радостное возбуждение. И оно росло по мере того, как шаг за шагом он претворял в жизнь намеченный им план: взять напрокат машину, доехать до Санта-Фе, куда он должен был добраться с наступлением сумерек, заночевать там, и на следующее утро отправиться в Таос. Там он обойдет все выставки картин и наверняка у кого-нибудь из художников выяснит, где живет Агнес Пауэрс.

Сам он знал только, что это было где-то в горах за Таосом. Что-то, он даже толком не мог объяснить себе что, подсказало ему не просить ее адреса у Мег. У него было ощущение, что лучше нагрянуть к Агнес неожиданно, без всякого предупреждения. Все же, устроившись в отеле в Санта-Фе, Пол решил ей позвонить, но все попытки узнать номер ее телефона через телефонную компанию оказались безуспешными. Очевидно, сказал он себе, у нее вообще нет телефона, но, зная Агнес, этому не приходится удивляться.

Но как-то, он пока еще не знал, как, он все равно ее разыщет. Вероятно, подумал он, внутренне усмехнувшись, не унаследуй я банковского бизнеса, из меня бы вышел неплохой сыщик.

Было раннее утро, когда Пол выехал из Санта-Фе. Индейские женщины из пуэбло уже расстилали на тротуаре перед древним дворцом губернатора яркие коврики, раскладывая на них свои изделия из бирюзы и серебра. Воздух был необыкновенно чистым и бодрящим, небо – глубокого синего цвета, и когда, повернув, он поехал на север, справа засияли касавшиеся облаков белые пики гор Сангре де Кристо.

Простор! Бескрайний, безграничный простор! Как можно даже думать о том, чтобы что-то найти в такой беспредельности?

И, однако… и, однако, такое бывало.

Прибыв в Таос, где, казалось, в каждом доме была картинная галерея, он отправился бродить по переулкам и внутренним дворикам, расспрашивая всех и каждого об Агнес Пауэрс.

– Да, конечно, – сказали ему, – она приносит время от времени свои картины.

Но она жила отшельницей, видели ее редко, и ее дом был в пятнадцати милях или около того к северу от города. Он, вероятней всего, было сказано, никогда его не отыщет.

Тем не менее, получив в руки клочок бумаги с приблизительным планом, Пол двинулся в путь. По обе стороны дороги, среди бескрайнего пустынного пространства, поросшего кактусом и мелким кустарником, возвышались кирпично-красные утесы с ровными, как крышка стола, вершинами. Иногда, когда дорога поворачивала, прямо перед ним вырастали крутые горные склоны, густо поросшие зеленью. Время от времени он останавливался и выходил из машины, чтобы полюбоваться этим безбрежным простором, где не было и следа человека. Невольно у него мелькнула мысль, что никогда еще ему не доводилось слышать такой абсолютной тишины.

Через какое-то время показалась деревушка, кучка серых глинобитных хижин. В ответ на его расспросы индеец с суровым лицом сказал, что, да, он знает эту даму-художницу. Она покупает иногда у них в магазинчике продукты.

Следуя указаниям индейца, Пол Вернер продолжил путь. День уже клонился к вечеру, когда он, по изрытой колеями дороге, поднялся меж двух огромных гор к небольшому глинобитному домику, который, ничем не отличаясь от них по цвету, совершенно терялся на их фоне. Он открыл калитку и вошел во дворик, полный цветов. Двустворчатая дверь темно-коричневого дерева с резным индейским орнаментом была открыта.

Можно прожить здесь сколько угодно времени и даже умереть, и об этом никто не узнает, подумал Пол. Если кому-то требовалось укрыться…

– Пол! – услышал он голос Агнес. – Пол! Я не верю своим глазам!

Она стояла на пороге, босая, в индейском одеянии – черной кофте и юбке, схваченной на талии усыпанным бирюзой кожаным поясом, глядя на него в полном изумлении. Ее заплетенные в косу волосы густо посеребрила седина, хотя ей не было еще и сорока лет.

Вслед за ней он вошел в большую комнату, где на стенах висели индейские коврики, корзины и картины. В углу, рядом с небольшим камином, стоял мольберт, за которым она, очевидно, работала.

– Я все еще не могу поверить, – повторила она, когда они сели. – Что привело тебя в эти места?

Не готовый еще сообщить о цели своего приезда, он сказал лишь, что не был на Юго-Западе уже много лет и у него возникло желание побывать здесь снова.

– А как твои дела, Агнес? Тебе, наверное, здесь очень нравится?

– Конечно. Для меня это – вершина красоты. Я много работаю и гуляю. И у меня есть здесь несколько друзей, живущих в домах, подобных этому. Они стоят в таких местах, где ты их никогда не отыщешь.

– Сегодня я только и слышал, что никогда не отыщу тебя, – заметил Пол. Он все еще не знал, как приступить к своему делу. – Не покажешь мне свои работы? Мне хотелось бы взглянуть на них, раз уж я здесь.

– Разумеется.

Она повела его по комнате, показывая картины, расставленные в большинстве своем вдоль стен. Это были преимущественно пейзажи Юго-Запада: красные утесы и крупные, словно дышащие жаром, яркие подсолнухи.

– Я знаю, что я не Джорджия О'Кифф, – проговорила Агнес с полной искренностью, – но я не собираюсь на этом останавливаться и со временем, думаю, сумею кое-чего достичь.

– Здорово! – В голосе Пола тоже звучала искренность, хотя, в общем-то, его не слишком интересовали подобные сюжеты. Неожиданно на заляпанном краской столе он заметил небольшую акварель, написанную в совершенно иной манере. Это было изображение золотой рыбки в чаше с водорослями, увиденной под каким-то странным углом.

– Мне это нравится, – сказал он. – Она продается?

– Не тебе. Тебе это подарок.

– Ну, нет. Заработал – получи. – И он выписал чек на сумму, которая вызвала у нее протест, полностью им проигнорированный. – Отправь ее мне домой, хорошо? И не спорь. Я сказал тебе, что она мне понравилась. Это бизнес.

– Ну хорошо. Тогда иди присядь где-нибудь, пока я соображу что-нибудь на ужин. Я собиралась потушить в печи цыпленка, долго, медленно. Ты просто пальчики оближешь.

Он встревожился.

– Агнес, я не могу задерживаться. Я никогда отсюда не выберусь в темноте.

– А кто об этом говорит? Разумеется, ты останешься здесь на ночь, или на столько ночей, сколько захочешь, если тебя устроит раскладушка в задней комнате, вместе с моими картинами. Несмотря на некоторый беспорядок, уверяю тебя, там чисто.

– Ну хорошо, я согласен. Остаюсь до утра.

Во время ужина они говорили обо всем: об искусстве, Италии и даже войне во Вьетнаме, которую, как выяснилось, оба не одобряли.

– Однажды в письме ко мне Тим кого-то процитировал: «Война – ад, и те, кто ее развязывает – преступники», – сказала Агнес.

– Все верно, беда только в том, что обычно бывает чрезвычайно трудно определить, кто ее развязал. И все же при всем этом нельзя оправдать те действия, к которым иногда прибегает антивоенное движение в стране.

– Ты имеешь в виду таких, как Тим?

– В общем-то, да, сказать по правде. – И так как Агнес ничего на это не ответила, он добавил: – Твоя мать… вся твоя семья, Том и сестры, все они сильно тревожатся за него, не зная, что происходит, где он может быть и…

– Ты хочешь, чтобы я тебе рассказала, что мне о нем известно? Для этого ты сюда и приехал?

– Я приехал не поэтому. Но, естественно, мне хотелось бы знать.

– ФБР тоже бы этого хотелось, не правда ли? Ты просишь, чтобы я предала собственного брата? Ты этого хочешь?

Итак, кое-что ей все-таки было известно.

– Не то чтобы я о нем что-нибудь знала, – быстро добавила она, поспешив исправить допущенную оплошность.

Пол ответил на это скептической улыбкой, которая ясно дала понять, что он не верит ни единому ее слову, и сказал:

– В общем-то, я ищу совсем не Тима, а одного из его приверженцев, молодого человека, который является сыном моих старинных друзей. Они, особенно мать, в полном отчаянии. – Он взглянул Агнес в глаза. – Не могу тебе даже сказать, как много значила бы для меня любая подсказка, любой намек в этом плане… Разумеется, ничего, что могло бы повредить Тиму. Меня интересует только этот молодой человек. Поверь мне. – Он умолк.

– Что заставляет тебя думать, что я могу тебе что-то сообщить?

– Предчувствие. Вы с Тимом всегда были необычайно близки друг другу, два бунтаря, хотя и по-разному. Если бы ему нужна была помощь, ты первая, к кому бы он за ней обратился.

– Да, он пришел бы ко мне. Он единственный в моей семье, кто когда-либо действительно меня любил.

Она говорила правду, Пол знал это. Странная женщина, затворница и лесбиянка, судя по всему, она не встречала большого понимания в своей семье. Мег, при всей ее доброте, на все закрывала глаза, делая вид, что ничего не знает; Люси, с ее острым умом и шикарными туалетами, смотрела на Агнес как на неудачницу; Том молча не одобрял ее образа жизни; а сестра в Сиэттле, в полном восторге от своей четвертой беременности, лишь грустно и непонимающе качала головой.

В комнате надолго воцарилось молчание. Стало совсем темно, и по раскачивающимся ветвям тополей было видно, что поднялся ветер. Агнес встала и зажгла лампу.

– Не буду врать тебе, – внезапно произнесла она. – Он был здесь, но давно, и у меня нет ни малейшего представления о том, где он сейчас. Хотя я, разумеется, все равно не сказала бы, если бы знала.

Укрытие лица, скрывающегося от правосудия, подумал Пол. Очень опасное дело, Агнес.

– Последний раз я получила от него известие из Сан-Франциско, но тоже давно, и он оттуда уехал. Он вполне может быть сейчас за границей.

– Меня интересует лишь молодой человек, – повторил Пол.

– Мне больше нечего тебе сказать. Я и так сказала тебе больше, чем следовало.

– О'кей. Я понимаю.

– Пойду поставлю для тебя раскладушку. Уже поздно, а ты говорил, что хочешь выехать пораньше.

Да, ему не терпелось сейчас как можно скорее уехать. Предчувствие, заставившее его пересечь всю страну, оказалось глупым, оно обмануло его. И поделом ему за то, что он изменил свои привычкам – никогда до этого не действовал по наитию, никогда не был игроком.

Он разделся и лег, но спал плохо. Когда Пол открыл глаза, было пять часов, но свет уже просачивался в комнату, и заснуть снова ему не удалось. Очень тихо, стараясь не разбудить Агнес, он поднялся и подошел к письменному столу в надежде найти там что-нибудь почитать. На столе, покрытом многочисленными царапинами, лежали несколько газет и пачка старых журналов. Агнес была не слишком-то прилежной хозяйкой, это было ясно. Газеты лежали сверху, и на тот случай, если у Агнес была какая-то причина держать все именно в таком порядке, он снял их осторожно, стараясь не перепутать. Убрав газеты, он увидел рекламный проспект фирмы «заказы—почтой», список продуктов, который она очевидно сделала, собираясь в магазин, и сбоку – пустой конверт, лежащий отдельно, так что он не мог не заметить написанного, или, нет, отпечатанного адреса па его обратной, порванной стороне. Имени не было, только адрес в Сан-Франциско. Перевернув конверт, Пол увидел, ЧТО письмо послано Агнес несколько месяцев назад. Он снова положил его обратной стороной кверху, чтобы Агнес не подумала, будто он рылся у нее на столе.

И тут вдруг у него мелькнула мысль: конверт лежит на видном месте, сверху. Пустой конверт от письма, присланного несколько месяцев назад. Почему? Мгновение Пол стоял неподвижно, споря сам с собой. Это обычное совпадение; непривычка к порядку; Агнес могла знать десятки людей в этом городе. Но, с другой стороны, она вполне могла оставить его здесь, чтобы он его увидел и в то же время – сохранить свою совесть чистой, не дав ему этого адреса. К тому же, письмо послано несколько месяцев назад; ее брата, скорее всего, в городе уже нет, так что, отправившись туда, Пол ничем ему не повредит.

Любое из этих предположений, несмотря на всю свою противоречивость, могло иметь смысл – или никакого смысла, подумал он, усмехнувшись. И все же переписал адрес.

За завтраком никто из них не возвращался ко вчерашнему разговору, и только когда Пол уже садился в машину, Агнес вдруг сказала:

– Прости, что не смогла тебе ничем помочь, Пол.

– Все в порядке, Агнес. Я знаю, что ты бы помогла, если бы у тебя была такая возможность.

– Надеюсь, ты отыщешь этого молодого человека. Он, вижу, много для тебя значит.

Пол поцеловал ее в щеку.

– Добрая ты душа, Агнес. Береги себя. – И уже отъезжая он крикнул в открытое окно: – Твой аквариум доставит мне истинное наслаждение!

Всю дорогу до Альбукерка он продолжал с собой дискутировать: стоит ли ему ухватиться за эту нить, или все это – погоня за химерами? Доехав до аэропорта, он окончательно решил, что нить, если это действительно нить, была слишком тонкой, чтобы исходя из этого начинать какие-то действия.

Привет, я Пол Вернер, или Джон Доу, или человек с Луны, и я ищу Стива Штерна.

О, входите, он будет рад вас видеть.

Все это выглядело просто смешным, и только такой разыгрывающий из себя Шерлока Холмса старый дурак, как он, мог в это ввязаться!

Итак, он сдал взятый напрокат автомобиль и купил билет до Нью-Йорка. До вылета оставалось еще два часа, так что Пол приобрел в киоске газету, прошел к выходу на посадку и сел там на скамейку, чтобы спокойно ее почитать. Первое, что бросилось ему в глаза, были дополнительные подробности о событии вчерашнего дня, о чем он ничего не слышал, так как радио в машине не работало. Быстро просмотрел основное сообщение на первой странице.

«Власти проверяют руины дома в фешенебельном пригороде к северу от Сан-Франциско… В подвале обнаружено большое количество взрывчатки… свинцовые трубы, набитые динамитом… В рабочей комнате в подвальном помещении найдено тело женщины с оторванными руками и поврежденным черепом… Подрывная литература… сатирические листки, высмеивающие правительство Соединенных Штатов…»

На мгновение Полу показалось, что на сердце его опустилась громадная тяжесть. Со вздохом от отложил газету и устремил невидящий взгляд на бетонную полосу и сияющее синее небо над ней. Безумцы! Неоперившиеся юнцы! Почти ничего не знающие даже после четырех лет в колледже; большинство из них, вероятно, знало очень мало или совсем ничего о древнем мире Азии или даже об Европе, так что у них не было настоящего понимания того, чего мы добились здесь, в Америке, или каких трудов нам это стоило…

Прошло, вероятно, не менее получаса, прежде чем он, наконец, поднялся и возвратился к окошку, где купил билет. Клерк был тот же самый, и его чрезвычайно удивила неожиданная просьба Пола:

– Я передумал. Мне, в сущности, нужно в Сан-Франциско.

Такси остановилось перед небольшим деревянным домиком с резными наличниками, высоким крыльцом и верандой, перила которой кто-то начал красить в цвет электрик, но, дойдя до середины, остановился. Он ничем не отличался от остальных домов на этой улице.

Несколько мгновений Пол стоял, глядя сквозь сетку дождя на улицу, которая своей крутизной напоминала приставленную к стене лестницу. Это был район маленьких магазинчиков, экстрасенсов и гадалок по чайным листьям. Вывески предлагали рубашки, на которые, по желанию заказчика, можно нанести любой рисунок, и ручной работы медные украшения. Кое-где между этими домами виднелись высокие деревянные строения, оставшиеся, как он догадался, после землетрясения 1906 года. Несколько лет назад этот район был «страной хиппи»; чем это было сейчас он знать не мог, но на всякий случай решил, так сказать, «играть наверняка», оставив свой костюм в отеле и облачившись вместо этого в хаки и рубашку с открытым воротником.

Сейчас, стоя перед верандой, Пол медлил. Им вдруг овладел страх. Город, полный народа, мог действовать на тебя так же расхолаживающе, как и пустынное место, где жила Агнес. Он явно зря сюда явился. И, однако, после того как совершил такое долгое путешествие, пересек весь континент, имея в виду определенную цель, какой бы глупой она ни была, не будет ли еще большей глупостью повернуться сейчас и уйти, даже не сделав никакой попытки?

Мысленно он повторил фразу, с которой собирался начать разговор. Он думал и гадал над этим несколько часов, но ему так ничего и не пришло в голову, и он решил действовать прямо.

Я пришел от Тима, скажет он. Если он потерпит неудачу, ну что же, значит, эта затея всего лишь глупая ошибка. Это было наихудшим, что могло случиться… С другой стороны, если Агнес специально подсунула ему конверт, то его вполне могли впустить. И тогда что? Почему он пришел от Тима? А, хороший вопрос! Ну, потому что… потому что Тим хотел через него передать кое-что Стиву Штерну. Он сразу же увидит по их лицам, или лицу, если это будет один человек, слышали ли они когда-либо о Стиве. Если Стив погиб во время взрыва в том доме, он, возможно, узнает и об этом тоже. Если нет, он попытается их разговорить и, может быть – хотя вряд ли – ему удастся узнать о местонахождении Стива… Пол вздохнул. Воздушные замки…

Однако он был здесь. И со все еще бешено колотящимся сердцем поднялся по ступеням и позвонил. Дверь отворилась, и он оказался в тускло освещенной, неубранной прихожей.

На пороге стоял мальчик – все мужчины моложе сорока казались Полу мальчиками – загораживая проход.

– Что нужно?

Пол спокойно ответил:

– Меня прислал Тим.

Последовала пауза, во время которой оба оглядывали друг друга, один, видя перед собой пожилого человека, чисто и просто одетого, другой – стереотип эпохи: молодого парня, одетого, как и сам он, но с длинными волосами и большими круглыми очками в металлической оправе.

– Тим? Кто это?

Выражение, появившееся при этом вопросе на лице Пола, говорило яснее всех слов: как будто ты сам не знаешь, что я не уполномочен отвечать на подобные вопросы, что твой вопрос – последнее, на что я могу ответить или отвечу, даже если бы от этого зависела моя жизнь!

Снова последовала пауза, ясно сказавшая Полу, что парень боится ошибиться, не зная, впускать его или отправить восвояси.

В этот момент по лестнице спустился еще один парень.

– Тут какой-то тип, – сказал тот, кто открыл Полу дверь. – Говорит, что от некоего Тима.

У второго парня было умное волевое лицо и решительные манеры. Уверенным, не терпящим возражений тоном он сказал:

– Вы что, мистер, думаете, можно вот так, запросто, вваливаться к людям в дом под любым предлогом? Откуда мы знаем, может, вы маньяк, убийца, – добавил он с усмешкой. – А что до Тима, так я лично знаком с тремя Тимами, даже с четырьмя, считая моего деда.

Он не спросил Пола, как его зовут. В этом деле, Пол понимал, имен не спрашивали. Это была своего рода игра, и он принял брошенный ему мяч.

– Хорошо, Мой Тим высокий, около шести футов трех дюймов ростом, светловолосый, с румяным лицом. Он помешан на бейсболе, фанат «Гигантов». Вырос в Нью-Джерси, его мать ветеринар, сестра Агнес художница… – Пол попытался припомнить как можно менее известные факты, в особенности такие, о которых наверняка не могли знать «власти». – Он вегетарианец, провел позапрошлое Рождество в Италии, предпочитает крепким напиткам вино, и его очень интересует один из его бывших студентов по имени Стив Штерн.

Парни, которые отошли к подножию лестницы, словно боясь, что Пол ринется наверх, переглянулись и затем уставились на Пола.

Наконец после минутного молчания второй из них сказал:

– Так что там насчет Стива Штерна?

У Пола перехватило дыхание. На секунду ему показалось, что возвратилась боль, которой не было с того дня в Италии. Но ничего не случилось; дыхание его восстановилось, и он мог говорить.

– Тим лишь хотел узнать, все ли у него в порядке. В виду обстоятельств.

Парочка вновь обменялась взглядами. Они были явно в растерянности. Полу казалось, что сквозь их нахмуренные лбы он видит, какие мысли мелькают в этот момент у них в головах. Перед ними был человек, который, вне всякого сомнения, хорошо знал Тима Пауэрса. «Обстоятельства» могли относиться только к происшедшему на прошлой неделе взрыву. И все же, не мог ли… он быть врагом, случайно напавшим на их след?

– Я понимаю, – заговорил Пол снова, – что вам нужно переговорить. Возможно, вы хотите также посоветоваться с другими. В этом вы абсолютно правы. Поэтому я подожду на веранде, пока вы совещаетесь. – Он сделал шаг к двери, которая все это время оставалась открытой. – Могу привести еще несколько фактов. Так, у Тима есть брат, твердолобый госдеповец. Он на дипломатической службе, и зовут его Том. Если у вас возникнут еще какие-то вопросы, спрашивайте.

Он вышел на веранду и тут же наступил в натекшую сквозь дыру в крыше лужу, промочив кроссовки. Дул сильный ветер, и косые, почти горизонтальные, струи дождя мгновенно намочили его одежду. Ему было холодно и чрезвычайно неуютно, и он испытывал в этот момент смешанные чувства. Может, он ненароком ступил в осиное гнездо, а может, удача наконец-то ему улыбнулась.

Прошло, вероятно, минут десять, прежде чем дверь вновь открылась и его пригласили внутрь. На этот раз в прихожей собралось человек шесть. К нему обратилась высокая молодая женщина с властными манерами:

– Мы решили вам поверить. Если окажется, что мы ошиблись, вы первый, кто об этом пожалеет.

Образованная, подумал, внутренне усмехнувшись, Пол. Говорит как по-писаному. Образованная и безжалостная. Не хотелось бы мне, мелькнула у него мысль, когда-нибудь оказаться в ее власти. Он улыбнулся и, глядя ей прямо в глаза, сказал:

– Никто ни о чем не пожалеет, уверяю вас. А теперь, что вы можете сообщить мне о Стиве Штерне?

– Он наверху. Идите, и сами все увидите.

Внутри у Пола все задрожало, ладони стали влажными, и в горле пересохло.

Один из мужчин предложил:

– Идемте со мной, я покажу.

Они двинулись вверх по лестнице, один пролет, другой… Некоторые из дверей были Открыты, и Пол видел незаправленные постели, разбросанные вещи, какие-то коробки, книги, одежду… В глубине дома внезапно взревело радио, и из какой-то комнаты, где, очевидно, готовили что-то на раскаленной сковороде, потянуло горящим маслом. На третьем этаже, перед одной из дверей, они остановились.

– Он там, в постели.

– Ранен?

– Нет, просто болен. Может, вам удастся что-нибудь с ним сделать, – добавил мужчина и толкнул дверь. – Эй, Стив, к тебе тут пришли. От Тима.

После этого равнодушного представления мужчина ушел, и Пол остался наедине с человеком, который лежал в постели на смятых простынях. В комнате царил полумрак. Порванные в нескольких местах жалюзи были опущены почти до подоконника, так что пробивавшийся внутрь слабый свет казался каким-то грязным. Из щели между жалюзи и подоконником сильно дуло, и брызги дождя летели прямо на кровать. Пол поднял жалюзи и закрыл окно. В комнату с серого неба полился более чистый и нежный свет, и он смог, наконец, разглядеть лежащего на кровати человека.

Он подошел ближе, удивляясь спокойствию, которое вдруг снизошло на него в этот момент. Он уже не дрожал, чувствуя, как ни странно, что воспринимает нормально эту, казалось бы, совершенно невероятную ситуацию, полностью ею владеет, как человек во сне, который ведет себя как герой в самых драматических обстоятельствах.

Юноша на кровати спал. Дыхание со свистом вырывалось из его полуоткрытого рта, мокрые волосы прилипли ко лбу.

Да он весь горит, было первой мыслью Пола, за которой сразу же пришла вторая: он совсем не такой, каким я представлял его себе.

Тео говорил ему лишь об уме своего сына, но никогда, даже вскользь, он не упомянул о его красоте. Принеся к кровати единственный не заваленный грязной одеждой стул, Пол сел и принялся внимательно разглядывать спящего. Лицо его, энергичное, властное и в то же время не лишенное мягкости, было словно высечено из мрамора; даже спутанная борода не могла скрыть его симметрии. Не похож на отца, подумал Пол, и мысленно добавил: и па меня тоже. Этот мужчина – этот мальчик – был его! Его плоть и кровь!

Несколько минут Пол размышлял об этом, о реальности грязной убогой комнаты и пути, который привел сюда такого мальчика.

Внезапно он заметил, что глаза Стива открыты, и его лихорадочный взгляд устремлен прямо на него.

– Мне холодно, – услышал Пол шепот.

– Да? Тебе кто-нибудь давал лекарство?

– Нет.

– Тогда я дам его тебе.

Властная женщина ожидала в прихожей.

– У него, должно быть, очень высокая температура, – сказал Пол.

– Я знаю. Мы давали ему аспирин.

– Этого недостаточно. Вы вызвали врача?

– Нашего врача не будет всю неделю. Мы не можем рисковать, обращаясь к незнакомому человеку. Стив немного не в себе и слишком много болтает.

– Понимаю. Но вы же не хотите, чтобы он тут умер?

– А вы можете предложить какую-то альтернативу? – спросила она резко.

– В общем-то, да. Я остановился в меблированных комнатах. Могу взять его пока к себе и ухаживать за ним.

Несколько мгновений она обдумывала предложение.

– Вы же не хотите, чтобы он тут умер? – повторил Пол.

– О Господи, конечно же нет! Только этого нам еще недоставало! О'кей, забирайте его. Но как вы собираетесь вести его в такой ливень?

– Я возьму такси. Я сейчас при деньгах. – Пол ухмыльнулся, давая понять, что Тим или еще кто-то снабдил его приличной суммой.

– О'кей. Езжайте.

Впоследствии, мысленно возвращаясь к этим минутам, Пол поражался самому себе, тому, как сумел одеть Стива, помочь ему спуститься с лестницы, усадить в такси и, наконец, поднять в свою комнату в отеле.

Там он сразу же уложил его на двуспальную кровать, ближайшую к окнам, выходящим на Бискайский залив. Затем побрился, переоделся в свою обычную одежду и вызвал врача, обслуживающего клиентов отеля.

– Нет, в больницу его везти нет никакой необходимости, – сказал врач, закончив осмотр, – если, конечно, у него не разовьется пневмония. Так что продолжайте давать ему антибиотики и следите за температурой.

– Хорошо.

– Он ваш родственник?

– Сын друзей.

– Да, действительно, друзья познаются в беде. Вы появились как нельзя вовремя. Еще день с такой лихорадкой… – Врач покачал головой. – Ему повезло, что он вас встретил.

– Спасибо, – ответил, улыбнувшись, Пол и закрыл за врачом дверь.

Из телефонной будки в вестибюле Пол позвонил Тео Штерну. Он испытывал смешанные чувства, рассказывая свою историю. Тут было и смущение от успеха его миссии, и радостное возбуждение, и жалость к мальчику, который лежал сейчас в номере наверху. И ему казалось, что он физически ощущает шок Штерна, словно тот передавался ему по проводам с другого конца континента.

– Но с ним все в порядке, Пол? Правду, пожалуйста! Не скрывайте от меня ничего.

– Да-да, он поправится. Врач прописал ему антибиотики, и он парень крепкий.

– Я вылетаю. Первым же рейсом, каким сумею.

– Айрис тоже?

– Постараюсь удержать ее от поездки. Для нее это будет слишком тяжело. Она и так тут вся извелась. И, Пол?..

– Да?

– Прежде чем вы повесите трубку, я хочу сказать: я никогда не думал, что на свете есть такие люди, как вы. Не отвечайте. Не надо.

– Как я сюда попал? – спросил Стив, проснувшись поздно вечером.

– Разве ты не помнишь, как я привез тебя сюда на такси?

– Смутно.

Стив сидел в постели и окинул взглядом комнату, которая в свете лампы выглядела необычайно мирной и покойной. Расцветка стульев и штор на окнах была в лимонно-желтых и зеленых тонах. На стенах висели гравюры с изображением старой Калифорнии. Тонкой работы изящный шкафчик в простенке между окнами скрывал телевизор. Ужин уже стоял на столе, за которым Пол очищал ножом какой-то фрукт.

Стив продолжал разглядывать комнату. Полные удивления глаза его были чистыми, так что, похоже, жар спал.

– Кто вы? – спросил он наконец.

– Друг Тима?

– Тима? Я его ненавижу. Как бы мне хотелось увидеть ого мертвым!

Изумленный подобным взрывом эмоций, Пол тем не менее спокойно спросил:

– Ты действительно хотел бы этого? Почему?

– Будь он проклят! И будь проклят я за то, что его слушал.

Пол, чувствуя себя как па минном поле, осторожно заметил:

– Он только хотел узнать, как ты, не…

– Не умер ли я? – грубо прервал его Стив. – О, можете сообщить ему, что со мной все в порядке, я жив. Но она мертва. Она… где моя куртка? Там, в кармане… Вот, читайте. Ее фотография на девятой странице.

Словно повинуясь приказу, Пол послушно развернул смятую газетную вырезку. Да, действительно, тут была и фотография юной девушки с косами, обрамлявшими с двух сторон ее еще совсем детское личико.

«…Мать в полной растерянности… почему дочь ушла из дому… – У нас с ней никогда не было никаких разногласий, – со слезами на глазах заявила мать. – У нее было все, что она могла только пожелать…»

Пол продолжал читать: «…Дом был, по существу, превращен в мастерскую по производству бомб… Под обломками найдена окровавленная часть торса человека… Полиция ищет… никаких следов…»

– Я был бы там, если бы не свалился. – На глазах Стива выступили слезы, и он отвернулся. – Я должен был быть там. Господи, она мертва! Сьюзен мертва, и это моя вина, моя…

Глаза Пола влажно блеснули. Итак, все ясно. Трагическая любовная история. Первая любовь мальчика, случайно обретенная среди всего этого дерьма и так нелепо погибшая.

– Во всем виноват он, этот ублюдок! То, чему он нас учил… Но я не должен был привлекать ее ко всему этому. Я обещал ей, что все будет в порядке. – Лицо Стива исказилось. – Она ведь, по существу, ничего в этом не понимала, она делала все только ради меня, желая доставить мне удовольствие, пыталась во все это верить, потому что ей было очень одиноко, и она любила меня. Ребенок… Она была, в сущности, совсем еще ребенком. И не хотела этого делать, действительно не хотела… Он учил нас… И теперь она мертва… Так что можете передать от меня Тиму, чтобы он шел ко всем чертям!

Пол поднялся и, подойдя к кровати, встал в ногах.

– Не имею ни малейшего понятия о том, где сейчас Тим, и мне на это наплевать. Буду с тобой откровенен: меня сюда прислал не он. Я приехал от твоего отца.

– От отца? Вот уж не думал, что я его в какой-то степени интересую.

– Выходит, ты ошибся.

– Тогда почему он не приехал сам? Если, как вы уверяете, он так за меня тревожился?

– Он едет, – ровным голосом ответил Пол. – Он будет здесь завтра.

– Но я до сих пор так и не понял, кто вы, почему вы здесь?

– Так получилось, что мне первому пришла на ум идея искать тебя здесь, только и всего.

– Но почему? Я никак не могу понять, откуда такая забота? Эта шикарная комната…

– А что тут понимать? Иногда человек хочет сделать что-то доброе для друга… или для незнакомца. Не важно.

Стив ничего на это не ответил. Лицо его выражало целую гамму чувств: смущение, растерянность, удивление и недоверие. Глядя на него, Пол испытывал боль, гнев, отчаяние – все вперемешку. Внезапно он не выдержал:

– Ты что думал, только ты и тебе подобные способны на жертвы и сострадание? – бросил он резко. – Я скажу тебе еще кое-что. Твои дружки скорее позволили бы тебе умереть, чем рискнули бы подвергнуть опасности свое дело, вызвав врача. Все они холодные, бессердечные люди. А твоя девушка, эта Сьюзен, за что она отдала жизнь? Ответь мне, если можешь.

– Мы… мы хотели остановить войну, – тихо проговорил Стив. Мы думали, что если будем взрывать казармы, прекратят призыв в армию.

– Ну нет, за этим кроется нечто большее. Вы собирались устроить в этой стране революцию. Была найдена специальная литература. Не отрицай. Твоя Сьюзен заплатила за все это своей жизнью.

Последовало долгое молчание. С улицы донесся гудок автомобиля, в коридоре на мгновение послышались голоса, затем все стихло.

– Революция, – продолжал Пол. – Какая? В кубинском стиле? В русском? Всем по конфетке? Включая и тайную полицию? Ну, парень, ты для этого слишком умен. Тебя использовали, обвели вокруг пальца. Ты думал, что служишь благородному делу, борешься за то, чтобы положить конец войне. Это благородная цель, согласен. Но так дела не делаются. Бомбы – не ответ в любом случае, как ты сам в этом убедился.

Стив прикрыл глаза. Когда он вновь их открыл, в них была печаль.

– Я знаю, я проклял Тима, и я действительно считаю, что он виноват. И все же я спрашиваю себя: неужели все это действительно неверно? Мир полон несправедливости, как он говорил. Если бы вы только могли его слышать…

Я слышал его, хотел было мрачно ответить Пол, но вовремя удержался, сказал вместо этого:

– Многие тираны высказывали иногда благородные мысли. Но ты вспомни методы, которые они использовали.

Стив вздохнул. Но Пол, не обращая на это внимания, безжалостно продолжал:

– Было что-либо благородное в смерти Сьюзен?

– Как я теперь буду жить со всем этим! – вскричал Стив. – Я даже не могу ничего исправить!

– Всем нам приходится жить с тем, чего мы не можем исправить, – ответил Пол и спросил: – Ты хоть понимаешь, как мужествен был твой отец, когда на него обрушилось несчастье?

– Да, – тихо ответил Стив, – я понимаю. Но я… я бежал от трудностей, мне кажется.

– По существу, ты пытался убежать от всего этого дела, связанного с революцией. Это тебе ясно?

– Я знаю. Коммуна была компромиссом.

– Да, это верно в какой-то степени. Но почему надо всегда выбирать крайности? Ведь самый разумный путь – это середина. Умеренность во всем. – За исключением здоровья, подумал он, почувствовав, как боль скользнула по левой руке вниз. Затем, когда она его немного отпустила, закончил: – Да, середина. Например, мирный протест против войны. Мирный, но заявляемый с такой твердостью, на какую ты только способен. Стив улыбнулся.

– Не часто услышишь в эти дни такие слова от людей, которые выглядят, как вы.

– Потому что на мне этот костюм, ты хочешь сказать? Послушай, совсем не обязательно ходить в каком-то отрепье, если ты не согласен с политикой правительства. – Пол рассмеялся. – Мне моя одежда нравится, хочешь верь, хочешь нет. – Он взял со стула джинсы Стива. – Это же просто неприлично. Они воняют. Пойду-ка сниму с них мерку и раздобуду тебе какую-нибудь одежду. А ты пока отдыхай.

– Ты знаешь, а физиономия у тебя, я бы сказал, даже привлекательная. Теперь, когда ты, наконец, избавился от своей щетины, это видно, – сказал Пол.

Они сидели за ланчем в роскошном ресторане отеля.

Стив прожевал только что отправленный в рот огромный кусок мяса.

– Я не стал бы ее сбривать, но потом решил, что я вам обязан.

– Ты обязан мне жизнью, только и всего, – весело проговорил Пол. – Да, мне тут в голову пришла одна идея. Так как насчет работы? Я мог бы тебя устроить.

– А какого рода работа?

– В «мозговом центре». Ты ведь неплохо шевелишь мозгами, не так ли? – Пол ухмыльнулся. Он подсознательно чувствовал, что юмор помогает Стиву держаться. – Займись проблемой всеобщего мира и другими подобными. Я знаю кое-кого в этих кругах и мог бы тебя порекомендовать, если тебя это интересует.

– Что вы имели в виду под словом «займись»?

– Исследования. Подготовка материалов. Воздействие на законодателей. Долгосрочное планирование. Мир. Окружающая среда. Бедность. Усек?

– Мне это может поправиться, – медленно произнес Стив.

– Еще бы. И ты будешь в Вашингтоне, в самой гуще событий. – Пол бросил взгляд на часы. – Час дня.

Скоро прилетает твой отец. Позвонить моему другу насчет твоей работы прямо сейчас, до того как он прилетит?

– Да, пожалуйста.

Итак, кое-чего я добился, с удовлетворением подумал Пол, повесив трубку. И тут же упрекнул себя: не воображай, пожалуйста, что это только твоя заслуга. Смерть девушки – вот что, по существу, его всего перевернуло, и ты это отлично знаешь.

Сквозь открытую дверь ресторана ему был виден Стив, с аппетитом уплетающий ланч. Он выглядел прекрасно в новом костюме, который поначалу ни в какую не хотел надевать, говоря, что галстук и воротничок были униформой и полным абсурдом. И Пол сказал ему тогда: «Может, ты и прав, но тебе придется все это носить, если ты желаешь получить работу, а тебе нужна работа, если ты хочешь есть. Все сводится к этому».

Да, решительный молодой человек, подумал он. Интересно, чьи это гены говорят в нем? Если бы весь его идеализм, вся его непреклонность были направлены в нужное русло, как у Ильзы… но ты сравниваешь яблоки с апельсинами, Пол, дружище: этот мальчик – не Ильза. И все же ему явно следует предоставить любую возможность, так как уже сейчас ясно, что он может добиться многого…

Вернувшись к столу, он, улыбаясь, сказал:

– Итак, в Вашингтоне тебя ждет работа, как только ты будешь готов за нее приняться… ну, скажем, на следующей неделе. Я ознакомлю тебя с деталями позднее.

– Я все еще не могу понять, почему вы так добры ко мне. И я не знаю, как я смогу с вами расплатиться.

– Будь добр к родителям. Этим ты расплатишься за все с лихвой. Не пойми меня неверно: я совсем не хочу этим сказать, что ты должен вести себя как возвратившийся в лоно семьи блудный сын. Боже упаси! Вряд ли ваши отношения и в дальнейшем будут гладкими. Для этого, думаю, вы слишком разные. Но ты мог бы дать им шанс.

– О'кей, я сделаю это.

– Вот тебе чек. Сумма не слишком большая, но ты сможешь открыть счет в банке и продержаться до первой зарплаты.

– Мне много не нужно. Я довольствуюсь лишь самым необходимым.

– Отлично. Тогда у тебя все будет в полном порядке. И, Стив, ради тебя я поставил себя под удар, ввязавшись не в свое дело. Если ты будешь об этом помнить, то лучшей благодарности нельзя и пожелать. Ну, давай пять, и скрепим все это рукопожатием. Желаю удачи.

Отель был небольшим и тихим. В отгороженном уютном уголке, сразу же за вестибюлем, где подавали напитки и вечерний чай, сидели за столом отец и сын.

– Прошло два года, – негромко произнес Тео. – Большой срок. Нам тебя не хватало.

– Прости.

Отец казался старше, чем он его помнил. И рука его с этими искривленными обрубками пальцев выглядела совершенно кошмарно. Не выдержав, Стив отвернулся.

– Я совсем не против того, чтобы ты видел мою руку, Стив.

– Но я против… – На мгновение спазм сжал его горло. – Думаю, я не отдавал себе отчет… насколько тяжело все это было для тебя и мамы. Рука, расходы и… я.

Тео дал ему салфетку, и Стив поспешно вытер глаза. Устыдившись внезапной слабости, он попытался объяснить:

– Что-то я сегодня сам не свой. Обычно я так не расклеиваюсь… я…

– Ну, это мне хорошо известно! – Тео улыбнулся. – Не стыдись своих слез, сынок, я знаю, через что тебе пришлось пройти. Пол рассказал мне о твоей девушке. Больше я ничего не скажу, чтобы еще больше тебя не расстроить, кроме того, что я понимаю. Понимаю, что ты сейчас чувствуешь.

– Кто все-таки такой Пол? Он удивительный человек.

– Да, ты прав, он удивительный.

– Ты давно с ним знаком? Не помню, чтобы я когда-либо видел его у нас дома.

– Ну, я знаю его скорее с профессиональной стороны, как врач. Мы знакомы с ним давно. Вряд ли я когда-нибудь смогу отблагодарить его в полной мере за то, что он для нас сделал. Для твоей матери началась по существу новая жизнь.

Внезапно в душе Стива вспыхнуло страстное желание сделать что-нибудь для отца. И так как в этот момент он ничего другого сделать не мог, он налил ему еще чашку чая и придвинул поближе блюдо с бисквитом. И так же внезапно сказал:

– Со мной теперь все будет в полном порядке, папа.

– Ты действительно навсегда расстался с этими людьми?

– Да. Им совсем не нужен мир. Они хотят только войны, войны в их духе. Должно было случиться нечто ужасное, чтобы я это понял.

– Не ты один, сынок.

Тео положил на руку Стива свою, и какое-то время они сидели так, испытывая нечто вроде умиротворения, чего никогда до сих пор не чувствовали в присутствии друг друга.

Наконец настало время отправляться в путь.

– Мы должны идти, если хотим успеть на обратный рейс, – сказал Стив и сделал то, чего не делал уже несколько лет: поцеловал отца в щеку.