Смерть отца стала толчком. Мне тридцать лет, и третью часть жизни я потратила впустую. На глупую ненависть, застарелые обиды, на попытки доказать что-то герцогу, родителям, всему миру. Пора взрослеть, Софи. Не знаю, что буду делать, не знаю, как, но знаю точно – злобы в моем сердце больше не будет.

Мама, мамочка… Ты тоже превратилась в несчастную женщину с пустыми глазами. Может, тогда она хотела меня предостеречь? Может, она хотела избавить меня от горького разочарования в любви, такого, какое пережила сама?

Я простила. В конечном итоге, я приняла и поняла. Обвинять родителей в своей горькой судьбе можно в восемнадцать лет. Кричать «Вы исковеркали мне жизнь, вы лишили меня любви» можно в юности. Но сейчас… В тридцать – винить нужно только себя. Впереди еще долгие годы. И теперь лишь я в ответе за свою будущую жизнь. Только я смогу или не смогу сделать ее другой. Счастливой или несчастной. Пустой или наполненной смыслом.

Я прожила в замке неделю. После десятилетнего отсутствия он показался мне мрачным и неприкаянным. Совсем не таким сказочным дворцом, каким виделся в детстве. Кучка слуг старалась как могла поддерживать его в жилом состоянии. Но ковры выглядели потертыми, портьеры истончились от частых стирок, а простыни пропитались сыростью. Меня постоянно мучила бессонница, почему-то вспомнилось детское увлечение сыном священника, хотя я уже давно перестала думать о нем. Только закрывала глаза, как передо мной вставал тот первый портрет, написанный в Торки. И пусть лицо Роберта проявлялось словно в дымке, черты были нечеткими, смазанными, оно тревожило меня и не давало уснуть.

Мама приехала одна. Адель была на седьмом месяце беременности и муж запретил ей отправляться в дальнее путешествие, да она и не рвалась. Я сидела в гостиной и пила чай, когда дорожный экипаж подкатил к воротам замка.

Забыв обо всем, я бросилась навстречу. Мы обнимали друг друга прямо там, у ворот, плакали и просили прощения. Говорили и не могли наговориться. Столько всего произошло за десять лет, целая жизнь.

* * *

Вернулись в Лондон почти через месяц после похорон, и я сразу же отправила Мэри назад в замок с деньгами и письмом с подробными инструкциями, что заменить и что купить нового. Конечно, восстановить величие замка Нордвик мне не под силу, но разрушиться полностью я ему не дам. Мама остановилась в нашем доме на Лонг-Акр-стрит. Мне же сказала, что Адель прекрасно справляется без нее, толпа тетушек и дядюшек со стороны мужа, живущих у них, помогут с детьми. А она останется со мной, слишком долго мы были в разлуке. Я рассказала о своих обманах. О Стефане, о Питере… Мама смеялась сквозь слезы, а я смотрела на нее и мысленно просила прощения за все те злые слова, сказанные в пылу обиды. Может, именно они сделали из нее эту пожилую полную женщину с глубокими морщинами и больным сердцем?

* * *

Стефан маме очень понравился.

– Воспитанный красивый молодой человек, – резюмировала она, – ты взяла его под свое крыло, но бесконечно это продолжаться не может.

– Знаю, – вздохнула я тяжело, – и что делать – не представляю.

– Они должны сами разобраться со своей жизнью. Ты не сможешь вечно их прикрывать.

– Я со своей не могу разобраться, – грустно улыбнулась я, – а ты говоришь…

Вдруг лицо мамы мучительно искривилось, тяжелый горестный вздох вырвался из ее груди.

– Софи, девочка моя, я постоянно думала о тебе, все эти десять лет. Я боялась, что Роланд наложит на себя руки, я боялась бедности, – мама подняла на меня измученный взгляд, плечи затряслись от беззвучных рыданий. – Мы ошиблись. Мы не должны были вмешиваться. Даже если бы ты была несчастлива с Робертом, это была бы твоя судьба, выбранная тобой.

– Мама, не нужно… – попыталась остановить поток оправданий.

– Нет, послушай, – голос мамы дрожал и срывался, – я была тогда совершенно подавлена. У твоего отца появилась любовница, мы постоянно ссорились… Ты же помнишь.

– Да, я помню, – тихонько ответила я.

– Я хотела как лучше. Хотела, чтобы ты не разочаровалась в Роберте как я в Роланде. Я… – она заплакала еще горше, – ошибалась. Прости.

– Я простила тебя. Возможно, так было бы действительно лучше. На худой конец, сейчас я богата. А любовь… – я иронично хмыкнула. – Брак Лили с Бертоном наглядно мне показал, что любовь долго не живет. Так что не плачь. (Я крепко обняла маму и поцеловала в щеку.) Все к лучшему. Мне, по крайней мере, не довелось испытать разочарования в любви.

Через месяц мы вместе уехали в Неаполь и я, наконец, познакомилась с зятем, племянником, двумя тетками графа, его родителями и дедушкой, живущими у них в доме. Муж Адели, граф Бароччи производил прекрасное вино, которое мы с удовольствием дегустировали каждый день. Шумная веселая итальянская семья меня немного утомила. В Лондоне я привыкла к одиночеству и спокойствию, а здесь мне ни одной минутки не давали побыть одной. Адель расцвела, ее глаза сияли счастьем. Муж называл ее своей мадонной, постоянно тискал и целовал. Мне вскоре надоело смотреть на эту идиллию, выслушивать бесконечные восторги и комплименты. И я уехала домой, в холодный серый Лондон, к своей размеренной однообразной жизни, высокому титулу, склепу на Пикадилли, пикантным сплетням и скандалам.

* * *

Жизнь продолжалась. Только все меньше я посещала балы и собрания. Реже бывала на охотах и маскарадах. Драгоценности и наряды перестали радовать. Находиться в центре внимания и шокировать свет было больше не интересно. Иногда мы со Стефаном все же показывались в театре, демонстрируя нежные чувства, но делали это больше ради проформы, а не ради удовольствия.

Я с тоской провожала взглядом гувернанток с детьми, гуляющих в парке. Сердце сжималось при виде радостных лиц влюблённых, прохаживающихся вдоль набережной Темзы. Я проезжала мимо в роскошной закрытой карете с гербами и всей душой мечтала поменяться местами с просто одетой девушкой, идущей под руку с молодым человеком с нежной улыбкой на лице.

Питер прислал письмо. Месяц назад они с Луизой скромно обвенчались в церкви Кидлингтона, а неделю назад вернулись из свадебного путешествия. Я послала им поздравления и фарфоровый сервиз в подарок. Но настроение испортилось на весь день.

* * *

– Софи, ты только не волнуйся… – начала издалека Лилия, приехав ко мне рано утром и напросившись на завтрак. Голос ее был немного напряжен. После того как я перестала показываться в свете, мы с ней почти не виделись.

– А что случилось? – удивленно поинтересовалась, отдав распоряжение дворецкому накрыть завтрак в восточной столовой.

Лилия с таинственным видом подхватила меня под руку и усадила на диван.

– Случилось то, что в Лондоне недавно появился некий мистер Роб Вайтер, американец, инженер и изобретатель. По слухам, холост и богат. Он владелец акций каких-то крупных золотодобывающих компаний в Америке и в Австралии… Ты разве не читаешь газет?

– Нет, Лили. Ты же знаешь, я давно не интересуюсь новостями.

– Вот, – ткнула мне в руки Лилия «Таймс», – на первой странице.

Я скептически поджала губы и начала читать:

«Сенсация! Впервые в Лондоне знаменитый американский инженер Роб Вайтер! Тот самый, что придумал машину для измельчения и просеивания золотоносной руды. Тот самый, который усовершенствовал водоподъёмные механизмы, изобрел способ электрической сепарации при добыче…».

Далее шло непонятное описание достижений этого самого инженера, и я пробежала глазами в конец статьи.

«…Собирается ли он обосноваться в Англии насовсем или просто приехал по приглашению английского металлургического магната Альфреда Бейлора? Мистер Бейлор самолично подтвердил наши предположения. И рассказал журналистам (эксклюзивно для «Таймс»), что пригласил Вайтера для модернизации машин и оборудования на своих заводах…».

И все в таком духе.

– И при чем здесь я? – насмешливо посмотрела на Лилию, откладывая газету. – Зачем ты мне все это рассказываешь?

– Я никогда не напоминала тебе о Роберте, как ты и просила, – осторожно начала она, – но разве ты не замечаешь совпадений? Инженер – изобретатель, Роб – Роберт, Вайтер – Уайт?…

Я молча смотрела на подругу, вспоминая, говорила ли ей о том, что Роберт погиб, или нет.

– Он снял Уайт-Вест-Холл, помнишь, тот заброшенный особняк на Олбани-стрит, и, говорят, делает там ремонт, – добавила Лилия.

– Глупости! – отмахнулась я. – Совпадение, не больше. Мало ли на земле Робов и Вайтеров? Да и инженеров сейчас пруд пруди, особенно после промышленной революции.

Потом, вздохнув, решилась:

– Я тебе не говорила, но Роберт погиб.

– Как – погиб?! – ахнула Лилия.

– Это долгая история, – произнесла я тихо, – а если вкратце… Он пришел за мной. Влез в мою спальню, там его и застал папа с полисменами. Роберта обвинили в попытке кражи. Дали три года колоний. Он погиб в Австралии при взрыве то ли пара, то ли газа. Уже почти восемь лет назад.

Лилия с жалостью смотрела на меня.

– Понятно, – наконец сказала она, – а я никак не могла понять, откуда такая ненависть к виконту и виконтессе.

– Дело прошлое, – выдохнула я, – все прощено и забыто. Я уже и не помню его лицо. (Усмехнулась краешком губ.) Даже если бы столкнулись на улице – вряд ли бы узнала. Так что твои предположения насчет этого инженера Роба Вайтера абсолютно беспочвенны.

– Ну и ладно, – махнула легкомысленно рукой Лилия, – а я хотела тебя взбодрить. Вспомнила бы первую любовь, развлеклась… А то сидишь в этом склепе, как старушка. Я уже и не помню, когда мы вместе веселились. Ты же до сих пор со Стефаном?

Я согласно кивнула.

– Иногда выезжаем вместе на прогулку в Гайд-парк. Иногда посещаем ложу в Ковент-Гарден, – я рассмеялась. – Честно говоря, я чувствую себя рядом со Стефаном его тетушкой. Словно я его старше минимум на десяток лет, а то и больше.

Лилия поджала скептически губы.

– Неудивительно. В твоей жизни столько всего произошло. Немудрено повзрослеть раньше времени.

В гостиную вошел Максимилиан и пригласил нас к столу.

– А ты все-таки подумай, Софи, – глаза Лилии озорно сверкнули. – Мистер Вайтер сейчас в Лондоне самая интересная фигура. Ты же знаешь, нашему высшему свету подавай кусок да посвежее. Сегодня он на пике популярности, и лондонские семьи в очередь выстраиваются, чтобы пригласить его к себе. У тебя есть шанс познакомиться с настоящим американцем.

– Ладно, – пробурчала я, махнув рукой, – посмотрю пригласительные карточки. Мы уже со Стефаном давно не появлялись вместе. Нужно обновить сплетни.

– Вот и славно! – обрадовалась Лилия.

– Что там у нас на завтрак, Максимилиан? – обратилась она к дворецкому. – Я страшно проголодалась.

* * *

На прием к графу Дельвингу мы попали после полуночи. Сначала театр, потом Стефан съездил в клуб пообщаться с Джорджем (я полчаса ждала в карете), потом заехали переодеться… В итоге опоздали. Лилия встретила нас в фойе рассерженным шипением:

– Где вас носило?! Все интересное уже закончилось, а вас все нет!

– Да что тут может быть интересного? – широко улыбнулся Стефан и подруга, как и все остальные, подпала под очарование его улыбки.

– И как ты в него еще не влюбилась? – прошептала она мне на ухо, беря под руку. – Это же преступление – так улыбаться.

– У меня иммунитет, – ответила, посмеиваясь.

– Бедные девушки на выданье, – вздохнула она. – Смотри, какими глазами они провожают вашу пару.

– Увы, им ничего не светит, – шикнула я и поинтересовалась: – Ну и где наша «звезда»? Ты, кстати, его видела? Что скажешь?

– Скажу, что похож, – ответила серьезно Лилия. – Но я-то с Робертом встречалась всего пару раз. И почти не помню. Ты знала его лучше. Если кто и узнает, то только ты.

Стефан извинился и отошел к знакомым, мы с Лилией двинулись в бальный зал, раскланиваясь по пути.

– Вон он, – Лилия кивком головы указала на небольшую группу о чем-то оживленно спорящих мужчин, – с ним мистер Бейлор и граф Дельвинг. Я и не знала, что граф увлекается механическими изобретениями. У него даже есть автомобиль. Он его демонстрировал во дворе, пока тебя не было.

– Ужасно интересно, – пробормотала я. Бейлора и Дельвинга я встречала в свете. Мы особо не пересекались, вращаясь в разных кругах. Оба были уже в годах, давно женаты на почтенных матронах и с кучей отпрысков. Рядом с ними спиной ко мне стоял (по-видимому) мистер Вайтер. Я рассталась с Лилией, взяла бокал с шампанским и потихоньку стала продвигаться по краю зала, не отрывая взгляда от спины мужчины.

Все утро я раздумывала, хочу или не хочу его увидеть. Готова ли я к встрече с мнимым «воскресшим из мертвых» Робертом? И пусть я с пеной у рта отрицала перед Лилией любую возможность того, что Роб Вайтер – это Роберт Уайт, внутри поселилось странное тревожащее чувство: слишком много совпадений. Изобретатель… Роберт всегда хотел им быть. Имя и фамилия действительно похожи. Австралия… Плюс разбогател на добыче золота…

В итоге я решила, что видеть его все-таки не хочу. Я давно похоронила и оплакала свою первую любовь. В памяти осталось легкое светлое воспоминание и не хотелось его тревожить.

«Нет, это не он», – мысленно сказала себе. Наблюдая издалека за коренастой мужиковатой фигурой инженера, я не находила ни одного совпадения. Роберт был изящным и стройным, как Аполлон. У него были прекрасные русые волосы и красивый завораживающий голос. Этот же мужчина выглядел как нескладный неуклюжий простолюдин. Темноволосый, широкие плечи и спина, крупные руки (я заметила, как он сжимает хрустальный бокал, в его руках тот выглядел как инородный предмет). Грубый хрипловатый голос и резкий смех, иногда долетавший до меня, уж никак не услаждали слух. Я стояла у колонны с бокалом шампанского и рассматривала гостя в профиль. Возможно, только рост… Но сколько на свете мужчин высокого роста? Множество.

Мужчина, словно почувствовав мой взгляд, обернулся, и наши глаза на мгновенье встретились. На таком расстоянии я не смогла разглядеть ни цвет его глаз, ни их выражение. Но почему-то волоски на теле встали дыбом, а сердце подскочило к горлу. Мужчина окаменел. Пару секунд мы смотрели друг на друга, не отрываясь, потом он сильно вздрогнул, развернулся и, схватив с подноса у проходящего мимо лакея бокал бренди, одним глотком опрокинул в себя.

Долгие годы тренировок, воспитание и уверенность в себе выручили и на этот раз. Слишком хорошим учителем был герцог, слишком часто меня била жизнь, чтобы переживать за выражение своего лица, я знала, что на нем ничего не отразилось. Я по-прежнему выглядела бесстрастной и холодной. Только почему внутри все дрожит, а спину леденит холодный пот?…

Медленно, словно боясь рассыпаться на кусочки, я развернулась, зашла за колонну и села на скамью, спрятавшись ото всех.

– Нет, не он, – шептала я без остановки. Хлебнула большой глоток из бокала и закашлялась, поперхнувшись. Оказывается, до этого момента я пребывала в каком-то напряженном нервном ожидании. То ли чуда, то ли трагедии. Неужели я действительно рассчитывала встретить здесь Роберта? Смешно!

Через несколько минут, когда я уже почти совершенно успокоилась, ко мне подошли Лилия со Стефаном.

– Ну что? – таинственно прошептала она. – Разглядела?

– Нет, – произнесла я спокойно, – то есть да… Разглядела. Это не он.

– Кто не он? – поинтересовался весело Стефан.

– Думали, что встретили старого знакомого, – улыбнулась Лилия, – но обе ошиблись.

– Ну, если это не Роберт, то тебе просто необходимо познакомиться с этим мистером Вайтером, – весело продолжила она. – Новое лицо в нашем узком затхлом мирке всегда кстати. Тем более он американец и сейчас знаменитость. Пока тебя не было, леди Кимберли подводила к нему своих дочерей на показ, с одной из них он даже танцевал.

И она тихонько рассмеялась.

Мне почему-то ужасно не хотелось идти знакомиться. Внутри поселился иррациональный, не поддающийся осмыслению страх.

– Зачем? – небрежно двинула плечиком. – Какой-то инженер, один из многих. Сейчас знаменитость, завтра о нем все забудут.

– А я бы хотел пожать ему руку, – вдруг заявил Стефан заинтересованно. – Я читал о его изобретениях. Он специализируется на горнорудной добыче, но есть у него и патенты в сфере машиностроения.

– Ну, если хочешь… – протянула я, вздохнув. – Пойдем посмотрим на этого изобретателя.

Стефан предложил мне руку, и мы двинулись через зал. Чем ближе мы подходили к троице мужчин, стоящих у окна, тем муторнее становилось у меня внутри. Нас заметили. И пусть я не смотрела, куда мы идем, целиком полагаясь на Стефана, улыбалась, здоровалась, кивая направо и налево и рассматривая по пути зал, я кожей чувствовала напряженный пронизывающий взгляд, ощупывающий меня с ног до головы. Со всех сторон доносились шепотки «Какая красивая пара!», «Как великолепно они смотрятся вместе», «Но она же старше его на пять лет, а то и на все шесть!»… «Ничего, милая, у них нет будущего, когда они расстанутся, мы попытаем счастья», – мама своей дочери. Раньше, частенько слыша подобные высказывания, я веселилась и язвительно пересказывала Стефану матримониальные планы дам относительно его персоны, но не сейчас. Сейчас я была странно напряжена и сосредоточена. Хотя внешне на мне это, как обычно, не отразилось.

Когда до хозяина дома оставалось пару шагов, нас заметил граф.

– А вот и самая прекрасная пара Лондона, – поклонился мне Дельвинг. – Роб, позволь представить тебе очаровательную леди Софию, герцогиню Мелвилль.

Я с хорошо отрепетированной улыбкой протянула руку высокому мужчине напротив. Вблизи стало заметно, что лицо инженера покрыто множественными мелкими шрамами, наподобие оспин. Не скажу, что это портило внешность мужчины, даже наоборот, придавало его облику некоторую загадочность и своеобразную привлекательность. Пронзительный острый взгляд из-под широких бровей прошелся по мне с головы до ног.

– Странно, мне почему-то казалось, что герцог Мелвилль выглядит немного по-другому, – насмешливо произнес мистер Вайтер, даже не шелохнувшись. Моя рука так и осталась висеть в воздухе. Оскорбление было болезненным, но на моем лице не дрогнул ни единый мускул. Дельвинг и Бейлор недоуменно уставились на своего друга. Еще более лучезарно улыбнувшись, я мелодично рассмеялась и положила так и не востребованную ладошку на кисть Стефана.

– Возможно, мистер Вайтер просто не знает, как здороваться с леди, – добродушно попеняла я и повернулась к графу.

– Я не вижу здесь леди, – напряженным голосом произнес инженер, буравя меня пристальным взглядом. Окружающие удивленно ахнули. Я почувствовала, как окаменела рука Стефана.

– Мистер… – двинулся он вперед. Я цепко ухватила его за локоть.

– Милый, – проворковала нежно, впиваясь ногтями в руку юноши, – возможно, мистеру нужны очки. Я слышала, в диких колониях люди так далеки от цивилизации, грубы и невоспитанны, что бедный мистер Вайтер и не знает, что близорук и не может разглядеть что-либо дальше своего носа.

Глаза инженера превратились в щелки. Все вокруг замерло. Мы, как два бойца на ринге, не отрывали взглядов друг от друга.

– Мне не нужны очки, – наконец проскрежетал мужчина, – чтобы узнать вас, ваша светлость. А вот вам они не помешали бы.

Я недоуменно приподняла брови, намереваясь ответить, но не успела. Следующая фраза инженера выстрелила прямо в сердце.

– Я могу поискать для вас те, которые украл у своего отца в шесть лет.

Кровь отхлынула от лица. Я почувствовала, как защипало иголочками щеки, как занемели губы. Я смотрела в знакомые серые глаза – Роберта?! – и видела, как они злорадно вспыхивают торжеством.

Он хотел, чтобы я его узнала! И добился этого.

– Софи, с тобой все в порядке? – словно издалека донесся голос Стефана. Я мгновенно очнулась. Граф с Бейлором недоуменно переводили взгляды с Роба на меня, на их лицах застыло абсолютное непонимание происходящего.

– Прошу извинить, господа, – холодно произнесла я и обрадовалась: голос почти не дрожал, – разговор утомил меня.

Развернувшись, быстро пошла по направлению к террасе, волоча Стефана за собой, как на буксире. Мне необходимо было глотнуть свежего воздуха. Я задыхалась. В висках пульсировало: «Это он! Он жив! И он ненавидит меня». Застывшая улыбка на лице, казалось, растянула рот до ушей, еще немного и кожа треснет от напряжения. В спину летели удивленные шепотки «Что это было?», «Ты слышал?», «Они что, знакомы?».

Оставив сплетников позади, я добралась до дальнего края балкона, перегнулась через перила и глубоко вдохнула, наполняя легкие холодным воздухом.

– Это он? Тот Роберт, о котором говорила Лилия? – тихо спросил Стефан, вставая за моей спиной и прикрывая от света, льющегося из окон.

– Да, это он, – ответила я.

– Кто он тебе?

– Моя первая любовь, – со смешком призналась я и добавила, скривившись: – Нас разлучили родители десять лет назад. Банальная история. Он был беден… Мы были разорены…

– Да, я слышал о твоем браке, – прервал меня Стефан тихим голосом и приобнял за плечи. Я прижалась к нему всем телом и вдруг почувствовала, что в глазах защипало. Со стороны, наверное, казалось, что мы стоим, обнявшись, как голубки, и нежно воркуем. Но на самом деле меня била крупная дрожь, и, не прислонись я к Стефану, рассыпалась бы на мелкие осколки.

– Ты еще что-то чувствуешь к нему? – прошептал Стефан мне в волосы.

– Нет, – подумав, ответила я, – просто не ожидала его увидеть. Мне сообщили, что он погиб. Я давно забыла его, дорогой.

И, развернувшись к нему, попросила:

– Отвезешь меня домой? Что-то я устала сегодня.

* * *

На неделю я забаррикадировалась в герцогском особняке. Не принимала ничьих приглашений и никого не пускала к себе. Нужно было подумать в одиночестве. Бродила, как привидение, по многочисленным комнатам и лабиринтам коридоров. Размышляла, вспоминала. Этот невоспитанный циничный человек был похож на того Роберта, как вишня на кучу навоза. Ничего общего. Тот Роберт, десятилетней давности, был милым добродушным парнем, этот – мерзкий грубиян и невежа. Хотя… Действительно ли я его правильно помню? Я начала в этом сомневаться. Те розовые очки на моих глазах могли здорово исказить реальность. Я уже ни в чем не была уверена. За десять лет не сохранились отчетливо в памяти ни лицо, ни фигура, ни голос. Точнее, все трансформировалось в некий собирательный прекрасный образ рыцаря на белом коне. Правда ли он был таким сказочным и идеальным или я придумала его себе? Не знаю.

Неделю я наблюдала за мистером Вайтером издалека. Читала газеты, следила за новостями. «Двери Уайт-Вест-Холла после длительного затворничества вновь открыты для приемов. Американец Роб Вайтер, наконец, сообщил нашим журналистам, что закончил ремонт». «Знаменитый инженер приглашает на автомобильную гонку по улицам Лондона! Кто выиграет? Иностранец или наш соотечественник?». «Иностранец, – усмехнулась мысленно я, – как же!».

«Американец Роб Вайтер заключил контракт с мистером Бейлором на модернизацию станков. Сумма контракта не разглашается» – заголовок в «Таймс». «Знаменитый изобретатель купил на аукционе картину Ренуара» – в «Дейли Экспресс». «Вчера состоялся первый прием в доме изобретателя на Олбани-стрит. Почетными гостями стали граф Дельвинг с супругой. Приглашенные в восторге от обстановки и угощений» – в «Санди таймс».

Он был нетерпелив и жаден. Хватался за все, до чего мог дотянуться. Скупал мебель, картины, антиквариат. Словно ребенок, который попал в кондитерский магазин и не может выбрать что-то одно. Я с жалостью взирала на его потуги закрепиться в высшем свете. Бедный Роберт. На кого он пытается произвести впечатление? Зачем все это?

Хорошо хоть, что мама уехала в Неаполь на всю осень и зиму. Не хотелось бы, чтобы до нее дошли сплетни. На десятый день затворничества ко мне заявилась Лилия.

– Миледи велела никого не принимать, – донесся до меня густой характерный бас Максимилиана.

– Макс, – фыркнула подруга, – на меня это распоряжение не распространяется. Правда, Софи?

Она знала, что я устроилась в гостиной на своем любимом диване возле разожженного камина и слышу каждое ее слово.

– Правда, – согласно буркнула себе под нос и крикнула громче: – Проходи.

– Струсила? Сбежала? – спросила она с порога и махнула рукой, не давая возразить: – Можешь ничего не говорить. Я все знаю, уже доложили. Жаль, пропустила такое представление.

– Есть добрые люди на этом свете, – тяжело вздохнула я и взяла еще одно пирожное с подноса. – Я не боец. Ты же знаешь.

– Да уж… – меня смерили скептическим взглядом с ног до головы. – Сидишь теперь возле камина, в пеньюаре, волосы в беспорядке, глаза красные, ешь эклеры и думаешь, что делать?

– Да ты просто мысли мои читаешь.

– Хочешь, я с ним поговорю? – Лилия села в кресло напротив и взяла с подноса эклер. – Все объясню.

– Не нужно, – ответила ей, – я должна сама это сделать. Я была так ошарашена и дезориентирована, когда его узнала, что не придумала ничего умнее, как сбежать. Он был таким грубым, Лили, – подняла глаза, – он ненавидит меня.

– Если это действительно Роберт, то его грубость можно легко объяснить.

– Не знаю. В моей памяти он все еще остается прекрасным добрым юношей…

– Ага, – прервала подруга скептически, – а ты – юная невинная дебютантка. Брось, Софи. Смотри на вещи реально. Его десять лет где-то носило, мотало по свету. Он боролся за свою жизнь, свободу, добывал пропитание. Конечно, он немного изменился.

– Немного? – мои брови удивленно приподнялись. – Ты не видела его в тот вечер. Его глаза… (Я мотнула головой.) В них горел огонь ненависти.

– Ты должна с ним поговорить, – заявила подруга. – Хотя бы попытайся.

– Да. Ты права, – тяжело вздохнула я.

* * *

Наутро, перебрав карточки на подносе в гостиной, я выбрала сегодняшний бал у сэра и леди Кимберли. Ранее я бы и не подумала посетить сие мероприятие: семья Кимберли разбогатела совсем недавно, на спекуляциях акциями. Сам Джон Кимберли был банкиром, к слову сказать, довольно удачливым. Они изо всех сил старались попасть в высшее общество, рассылая приглашения аристократам, организуя балы и пикники.

От Стефана приехал посыльный с запиской «Заеду за тобой в восемь. До сих пор удивляюсь, что на тебя нашло – принять их приглашение».

«На меня нашло то, что, скорее всего, мистер Вайтер будет на этом приеме», – мысленно ответила я Стефану. И, пока не растеряла смелость, мне нужно его встретить и поговорить.

Я с особой тщательностью выбрала наряд и украшения. Ничего вычурного. Ни бриллиантов, ни атласа. Вечернее платье, полностью сшитое из ручного ирландского кружева кремового цвета, добавляло моей фигуре воздушности и легкости. Длинная нитка жемчуга обвивала шею, неглубокий вырез, перчатки, широкая шляпа, украшенная белоснежными страусовыми перьями.

Когда за мной заехал Стефан, я в задумчивости стояла перед большим зеркалом в гостиной и раздумывала: стоит пойти переодеться или нет?

– Ты очаровательно выглядишь! – воскликнул молодой человек, целуя мои пальцы. – Словно юная девушка на первом балу.

«Вот это и беспокоит», – подумала я: в зеркале отражалась семнадцатилетняя невинная дебютантка с горящими предвкушением глазами. Стефану же ответила:

– Нужно было надеть красное атласное. В нем я выгляжу взрослее.

– Нет-нет, – рассмеялся он, – не вздумай! Ты всегда такая серьезная и неприступная. А сейчас в нашей паре я кажусь старше. Как и положено кавалеру.

Я взяла шаль и решительно направилась к входной двери, навстречу неравной битве.

* * *

– Ваша светлость, – поклонилась мне леди Кимберли, встретив у входа, – милорд Сеймур. Какой приятный сюрприз!

Стефан учтиво поцеловал руку хозяйке. Я, чуть наклонив голову, улыбнулась.

– Добрый вечер, миледи, – повернулась к хозяину, – сэр. У вас чудесный парк, леди Кимберли. Я заметила кусты цветущих роз в глубине. Как вам это удается, ведь уже поздняя осень?

– Ах, – жеманно обронила хозяйка, – не представляю! Парком занимается наш новый садовник. Мы выписали его из Франции. Правда, дорогой?

Сэр Кимберли важно кивнул.

– Мы просто счастливы, что вы посетили наш скромный прием, – продолжила хозяйка, – такая честь для нас и наших девочек! Вы обязательно должны познакомиться с Эммой и Луизой, нашими дочерьми, ваша светлость.

– Непременно, – пообещала я, едва-едва приподнимая уголки губ. – И не скромничайте, леди Кимберли, прием удался на славу.

Еще раз раскланявшись с хозяевами, мы со Стефаном направились в зал. Переходя от одной группы к другой, совершали обычный ритуал приветствий и знакомств. Прошли почти полный круг, но Роберта видно не было. Только я решила, что зря приехала, как почувствовала холодок между лопатками. Я обернулась. К нам через весь зал, невзирая на толпу, целеустремленно шел мистер Вайтер. Я вцепилась в руку Стефана, не зная, чего ожидать от насупленного мрачного мужчины.

– Миледи, – низко поклонился Роберт, подойдя ближе. Поцеловал руку, буквально выхватив ее насильно, и громко, с решительностью, заявил: – Я прошу прощения за свое неподобающее поведение неделю назад.

Я удивленно приподняла брови и забрала руку. Уж чего я не ожидала от него, так это учтивых публичных извинений. Стоящие рядом гости застыли, вытянув шеи и прислушиваясь к каждому слову.

– Вы позволите пригласить вас на следующий танец? Позволите искупить мою непростительную грубость?

«Вот он, этот шанс, – подумала я, – мне нужно с ним поговорить, а танец – лучший предлог».

– Конечно, мистер, – с усилием растянула губы в улыбку. – Такому учтивому кавалеру, как вы, невозможно отказать.

Роберт отошел. Представление окончилось. Дамы и мужчины сразу же зашушукались, обсуждая наш разговор. Стефан обеспокоенно прошептал:

– Ты уверена, Софи? Он что-то задумал, я чувствую!

– Мне нужно с ним поговорить, – произнесла я тихо, – этого не избежать. Поверь, один танец с мистером Вайтером – и мы поедем домой, или в клуб, или в театр, куда захочешь…

– Хорошо, – Стефан продолжал сомневаться, – но будь осторожна.

Зазвучала музыка вальса и тут же рядом оказался Роберт, протягивая руку.

Некоторое время мы танцевали молча. Я собиралась с духом, мужчина пристально рассматривал меня сверху вниз, словно заморскую диковинку.

– А ведь это наш первый танец, Софи, – наконец произнес он тихо. Я подняла глаза.

– Роберт, – набралась смелости, – нам нужно поговорить.

– После того письма о твоем представлении ко двору и первом бале я мечтал с тобой потанцевать, – продолжал он как ни в чем не бывало, – даже самостоятельно разучивал па в своей комнате в университете.

– Роберт, – просящие нотки в моем голосе стали заметнее, – мне нужно все объяснить, выслушай меня.

– Дай мне насладиться танцем, Софи, – ответил он, – я так давно этого ждал.

– Но я хочу все…

– Потом, – прервал меня Роберт, – после вальса поговорим. Все потом, а сейчас молчи.

Я тяжело вздохнула. Ну что за невозможный человек?! Невоспитанный, прямолинейный. Но такой твердый и надежный. И так чудесно обнимает! Даже Стефан танцевал со мной так, словно боялся, что я рассыплюсь. Нежно дотрагивался до талии. Чуть касался руки. Мистер Вайтер сжимал меня так, как будто пленил навеки и не собирался отпускать. Даже сквозь корсет и слои кружев я ощущала его сильные горячие пальцы. Я молча рассматривала такое знакомое и незнакомое лицо. Глубокие морщины избороздили лоб. На висках проглядывала седина. А ведь ему (я покопалась в памяти) не более тридцати пяти. Руки без маникюра, не слишком модный костюм, криво повязанный галстук. Глаза Роберта застыли. В глубине вспыхнули огоньки уязвленного самолюбия. Гордость не позволила спросить, но я догадалась: он думает, что я насмехаюсь над его внешностью Его шрамами, морщинами, не слишком утонченным видом. Глупый. Я просто смотрела на него и вспоминала…

* * *

Танец закончился. Пару раз Роберт споткнулся и чуть не наступил мне на ногу, но я сделала вид, что ничего не заметила. Гости с удивлением рассматривали нашу необычную пару. Бросалась в глаза абсолютная противоположность. Что может быть общего у утонченной элегантной леди и неотесанного мужлана?

– Теперь мы сможем поговорить? – спросила я, как только смолкли последние аккорды.

– Да, – ответил Роберт, – но не здесь. Жди меня у входа в сад. Я присоединюсь к тебе через минутку.

– Хорошо, – я согласно кивнула и направилась к выходу на террасу. Пусть будет сад. Стефана я предупредила, он не будет меня искать. Жаль, не захватила шаль, на улице было сыро и ветрено. Но не возвращаться же в зал ради куска ткани? Роберт нагнал меня уже на аллее.

– Там, в глубине, есть беседка, – произнес он, хватая меня под руку, – нам никто не помешает.

– Нам и здесь никто не мешает, – со смешком ответила ему. – По-моему, мы одни вышли прогуляться таким холодным вечером.

Я немного нервничала. Как вести себя с Робертом? Какие слова подобрать? После всего, что с нами произошло ранее, было, по крайней мере, смешно разговаривать высокомерно и пафосно. Но и панибратство и мнимая близость претили мне. Мы не друзья. Не любовники. Не враги. Просто люди, связанные общими давними воспоминаниями.

Показалась беседка. Ажурные переплетения металла и дерева еще не успел увить плющ, она явно была построена недавно. Внутри по кругу стояли скамейки, в центре находился небольшой столик.

– Роберт, – решительно развернулась я к мужчине и почти уткнулась ему в грудь – так близко он подошел сзади, – я должна тебе объяснить…

– Потом, – прошептал он, – сейчас я хочу тебя поцеловать.

– Но… – начала говорить, но не закончила – губы настойчиво прижались к моему рту, обрывая на полуслове.

Я опешила от его наглости и от своего невольного отклика. Меня так давно не целовали и не обнимали. Что и говорить, герцогский титул отпугивал многих. Остальных отсеивал высокомерный холодный вид. Я уже и забыла, что мужские губы могут быть такими вкусными, а поцелуй таким упоительным.

– Нет, – чуть отступила назад, прерывая поцелуй, пока голова еще что-то соображала, – перестань! Нам нужно обсудить…

– Ты такая красивая, – шептал взволнованно хриплый голос, губы нежно дотрагивались до щек, подбородка. – Самая красивая женщина из всех, что я встречал в своей жизни.

– Ты преувеличиваешь, – попыталась оттолкнуть его, но проще сдвинуть беседку.

– Нисколько, – губы успевали везде. Я хотела и не могла уклониться от настойчивого рта, быстрых проворных пальцев. Роберт снял мою шляпку и бросил ее на скамью. Руки принялись вытаскивать шпильки из прически.

– Что ты делаешь?! Прекрати! – собственные возражения звучали слабо. – Нам нужно серьезно поговорить, Роберт.

– Ты так чудесно пахнешь, – он зарылся лицом в волосы, прошелся губами по виску, чуть тронул уголок рта. Пальцы очертили ушную раковину, ласково потерли мочку уха. Я почувствовала, как предательская слабость охватывает тело.

– Ну выслушай же меня! – почти рассерженно воскликнула я, не поддаваясь на провокацию.

– А двенадцать лет назад ты любила целоваться, – горячо прошептал Роберт прямо мне в губы, – и сама первая приставала с поцелуями. Мучила, изводила… Что с тобой случилось, Софи?

– Я повзрослела, – буркнула недовольно, хотела добавить, что с того времени я толком ни разу и не целовалась, но вовремя прикусила язык. – Ты выслушаешь меня или нет?

– Я внимательно слушаю тебя, Софи, – рука обхватила мою грудь поверх кружева и ласково сжала, – открой рот.

Я пораженно ахнула, и тут же его губы заглушили вырвавшийся из груди стон. Бороться сил почти не оставалось. Восхитительное тепло коварно проникло в каждую клеточку тела. Может, стоит поддаться? Словно во сне, я подняла глаза и утонула в сером жадном взгляде.

Пропали звуки музыки, доносившиеся издали, шум улицы, шелест листьев. Больше не холодил осенний ветер. Только терпкий вкус его рта, неповторимый запах, властные руки на спине, груди, бедрах. И оглушающий грохот крови в ушах.

Я не заметила грани, за которой нежные соблазнительные касания превратились в сумасшедший, не поддающийся контролю вихрь. Его язык вонзался внутрь, утверждая свою власть, губы больно сминали губы. Глухие, почти звериные стоны, рождавшиеся в его груди, резонировали у меня в животе голодными спазмами. Тело Роберта напряглось, руки налились неимоверной силой, он подхватил меня под ягодицы и посадил на столик в центре беседки. Боже мой! Я не помню, чтобы я испытывала что-то подобное двенадцать лет назад! Мне нравилось целоваться, но то, что происходило сейчас, мне даже сравнить не с чем.

– Софи, – шептал Роберт хрипло, одной рукой поддерживая за спину, другой лаская грудь, – какая ты страстная!

«Я страстная? – удивленно мелькнуло в голове. – Нужно будет сказать Лили, вот она посмеется». Мысль тут же пропала, сгорев в неистовом пламени. Я обняла его за шею, притянула к себе, прижимаясь сильнее. Сердце грохотало так, словно собиралось вырваться на волю. Роберт расставил мои ноги в стороны и с силой прижал меня к себе, дав почувствовать ноющим лоном каменное возбуждение. Почти ничего не соображая, трясущимися руками начал расстегивать пуговки сзади на платье и стягивать его с плеч. Мой разум оглох, ослеп и онемел. Еще немного и назад бы дороги уже не было. И вдруг я услышала отдаленный, словно идущий из ниоткуда, напряженный голос Стефана.

– Что здесь происходит?!

* * *

По телу Роберта прошла крупная дрожь, и он выпрямился, словно очнувшись ото сна. Несколько секунд мы непонимающе смотрели друг другу в глаза. Вначале он как будто неосознанно дернулся прикрыть меня собой, но порыв через мгновенье бесследно пропал. Я видела, как уходит из его глаз страсть, как они наполняются злорадством и решимостью. Засунув руки в карманы, он демонстративно отошел в сторону, открыв на обозрение публике мою полуобнаженную фигуру. Я сидела на столе, с бесстыдно расставленными ногами, и ошалело обводила взглядом беседку. В голове и в мыслях царил хаос.

Я смотрела на Стефана и не узнавала его. Я не узнавала женщин, стоящих вдалеке и презрительно перешептывающихся. Я не узнавала себя, сидящую с почти обнаженной грудью и задранным до бедер платьем. Я не узнавала Роберта, явно сделавшего все это нарочно.

Я оказалась совершенно не готова к острой, раздирающей внутренности боли. Я была так раздавлена и оглушена, что некоторое время не понимала, где я и что со мной происходит.

– Софи, милая, – голос Стефана вывел меня из ступора, – с тобой все хорошо? Я получил записку…

Он подошел ко мне, обнял одной рукой за талию, приподнял и помог слезть со стола. Я обессиленно прислонилась к его груди. Ноги подгибались, отказываясь держать. Тело вдруг заледенело, мерзкий холодный пот стекал ручейками по спине. Изо всех сил стараясь не расплакаться, я попыталась собрать воедино рассыпавшееся на глазах достоинство. Несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула и подняла голову. Справа стоят четыре женщины во главе с леди Торншир и леди Кимберли, главными сплетницами Лондона. Слева – Роберт. Широко расставив ноги, засунув руки в карманы, с наглым ухмыляющимся лицом. Рядом – Стефан. Лицо выражает сочувствие, жалость и некоторое недоумение. Я еще раз вздохнула, задрала подбородок и надменно прищурила глаза. Нужно доиграть пьесу до конца.

– Милый, – хрипловато произнесла я, – со мной все хорошо. Немного прическа растрепалась.

Я вытащила последние шпильки и тряхнула головой. Густая масса волос рассыпалась по плечам, укрыла грудь, окутала шелковым покрывалом спину. Я ласково улыбнулась Стефану и прильнула к его груди.

Ревность – обоюдоострое оружие. Написали записку, мистер Вайтер? Хотели показать Стефану, как низко пала его любовница? Пригласили на представление зрителей? Получайте! Я нежно обняла Стефана за шею и привлекла к себе. Наши губы слились в страстном поцелуе. Я никогда раньше не целовала юношу. Молодой человек был немного ошарашен, но подыграл мне.

Сзади донесся странный полузадушенный то ли рык, то ли хрип.

– Ах, вы еще здесь? – обернувшись, я смерила Роберта насмешливым взглядом. – Извините меня. Я просто сравнивала. Вы оказались не на высоте.

– Леди, – обратилась я к кучке женщин, – представление окончено. Вам пора спешить в зал и рассказать обо всем, что здесь видели, а то новость может устареть или вас кто-нибудь опередит…

Дамы зашептались и поспешили удалиться. Мы остались втроем. Я уже в достаточной мере овладела своим лицом, чтобы развернуться к Роберту и холодно произнести:

– Долго разрабатывали план? Обдумывали стратегию? Зря. Могли бы так не стараться, мистер Вайтер. Мою репутацию сложно испортить.

И добавила спокойно:

– Невозможно испортить то, чего нет.

– Поедем домой, дорогой? – обернулась к Стефану и ласково взяла его под руку. – Этот вечер безмерно утомил меня.

Мы прошли мимо застывшего изваянием Роберта, вышли из беседки и только направились по главной аллее к выходу из парка, как нам в спину долетело презрительное:

– Вы выбрали себе трусливого любовника, герцогиня.

Стефан вздрогнул. Я предостерегающе сжала его кисть, но не успела. Молодой человек резко остановился и обернулся.

– Вы негодяй, сэр! – пылко воскликнул он. – Вы подговорили лондонских сплетниц, передали им и мне записки, чтобы мы были в назначенное время около дальней беседки. Вы все подстроили специально!

– Да, – согласно кивнул Роберт, ухмыляясь, – я негодяй и подлец. И все подстроил.

– Утром к вам заедут мои секунданты.

Я застонала «Не нужно!», но было поздно.

– Ну, наконец-то, – насмешливо произнес Роберт, – а я уже и не чаял услышать это от вас. Я буду ждать их с нетерпением, лорд Сеймур.

– Стефан, – произнесла я обеспокоенно, заглядывая в глаза юноши, – какие секунданты?! Ничего страшного не произошло. Моя репутация переживала и не такое.

– Ваша светлость, – продолжал насмехаться Роберт, – дайте мальчику поступить по-мужски.

– Вы считаете, драться на дуэли – по-мужски? Умереть – по-мужски?! – прошипела, гневно сверкая глазами.

– Вы совсем не верите в удачу вашего любовника? – поддел меня Роберт. – Возможно, это я погибну от его руки.

– Вряд ли нам так повезет, – бросила я резко и тут же мысленно одернула себя. Неделю назад радовалась, что Роберт жив, что я не виновата в его смерти, а сегодня желаю обратного? Я опять обратилась к Стефану.

– Дорогой, он же никто. Плебей, выскочка, – краем глаза я заметила, как ладони Роберта сжались в кулаки. – Ты аристократ, потомок древнего знаменитого рода. Негоже тебе бросать вызов какому-то простолюдину.

Я буду использовать любые методы, даже самые низкие, чтобы не допустить этой дуэли. Я знала, что Стефан совершенно не умел ни стрелять, ни драться на шпагах. Он не выносил насилие в любой форме. Однажды Стефан мне рассказывал, что после того, как отец взял его с собой на охоту в двенадцать лет, он больше никогда в жизни ни ел мяса. Так напугал его вид убитого оленя.

– Софи, – сухо одернул меня Стефан, – мистер Вайтер тебя оскорбил. Я этого так не оставлю.

– В Англии запрещены дуэли. Я найду способ помешать вам! – воскликнула я расстроенно.

– Ваша светлость, – издевательским тоном заявил Роберт, – есть много способов обойти закон. Ваш любовник не сможет всю жизнь прятаться за вашей юбкой.

Разговор давно перестал быть конструктивным и превратился в балаган. Еще немного и я опущусь до уровня этого негодяя и начну выкрикивать оскорбления или наброшусь с кулаками.

– Стефан, – нежно улыбнулась юноше, – я уже совершенно замерзла. Не пора ли нам покинуть этот гостеприимный дом и любезных гостей?

Стефан упрямо сжал губы. Я насильно потащила его прочь. Пусть обижается, мой дорогой мальчик. Я спасу его от этого мерзкого чудовища, в которое превратился тот милый юноша, которого я знала двенадцать лет назад.

В карете я продолжала уговаривать Стефана отказаться от дуэли.

– Уже все, что могло случиться, случилось, – говорила я, – сплетни будут и так. Их я переживу. Но я не переживу, если из-за меня пострадаешь ты.

Стефан хмурился и упорно молчал.

– А что скажет Джордж? – давила я на сознательность молодого человека. – Он любит тебя. Он будет против дуэли.

– Ты ему не ничего скажешь, – ответил Стефан угрюмо.

– Стефан, милый, – я с усилием потерла переносицу. Головная боль, начавшаяся еще в доме у леди Кимберли, неимоверно усилилась. Виски пульсировали болью, внутри поселились беспокойство и предчувствие беды. – Я не знаю, в кого превратился Роберт Уайт, но точно знаю, что он лучше тебя обращается с оружием.

– Он прав, – наконец буркнул Стефан, – ты ни во что меня не ставишь.

Я расстроенно хмыкнула.

– Я просто трезво смотрю на вещи. Он сидел в тюрьме. Его мотало по свету десять лет. Бог знает чему он научился… Ты же пистолет видел только на картинках. Ну, или в оружейной своего отца.

– И зачем ты пошла с ним в эту беседку?! – вырвалось у Стефана невольно. – Я предупреждал, что у меня плохое предчувствие.

– Мне нужно было поговорить, – тяжело вздохнула я.

– Хорошо поговорила? – поднял он на меня смеющиеся глаза.

Я смотрела на юношу и губы сами расплывались в улыбке. В конце концов мы начали хохотать, как два сумасшедших, приговаривая: «Поговорили…». Мы смеялись, пока слезы не выступили у меня на глазах, пока я не начала захлебываться рыданиями. Стефан пересел ко мне на сиденье и обнял за плечи.

– Я понимаю… Я все понимаю, Софи, – произнес он, – ты до сих пор любишь его.

– Нет, – всхлипывала я, – нет, не люблю.

– Любишь.

– Нет, Стефан, – прошептала я и добавила хрипло: – Ты бы только видел, каким он был двенадцать лет назад! Добрый, нежный, искренний… Он был прекрасным принцем. Моим героем, рыцарем в сверкающих доспехах. Если я еще люблю его, то только этот прошлый образ. Но не то чудовище, в которое он превратился сейчас.

Стефан вздохнул и крепче прижал меня к груди, успокаивающе поглаживая ладонью по спине. Я думала, что за десять лет мое сердце покрылось броней? Я думала, что никто не сможет сделать мне больно? Я думала, что я сильная? Чепуха! Нисколечко я не сильная. Я приехала домой, заперлась в спальне и выла всю ночь, как раненый зверь. То ли о своей потерянной любви… То ли от разочарования в ее объекте.

* * *

Как я ни выспрашивала у Стефана, он так и не открыл мне дату, на которую была назначена дуэль. Каждый день я заезжала в особняк на Флит-стрит, каждый день пыталась вывести Стефана на чистую воду – он упрямо молчал. Даже Джордж не смог разговорить своего друга (я, перепуганная до смерти, рассказала обо всем мистеру Керолу). Я чувствовала, как меня скручивает страх неизвестности, как охватывает бессилие из-за невозможности что-то сделать. Оставался один выход – идти на поклон к Роберту. Тем более что мы так и не поговорили…

Собрав по крупицам смелость, остатки гордости и самоуважения, я поехала на Олбани-стрит. Карету оставила за квартал от дома, оставшуюся часть дороги прошла пешком. Дверь открыл сам Роберт. Я стояла на пороге в обманчиво простом черном пальто и элегантной шляпке и с отсутствующим выражением на лице.

– Доброе утро, – поздоровалась, подражая холоду осеннего дня.

– Герцогиня, – коротко поклонился Роберт, словно ничуть не удивившись моему приходу. – Извини, я не держу лишних слуг, швейцара у меня нет.

И он отступил вглубь прихожей, давая мне дорогу.

Я слегка пожала плечами и принялась расстегивать пуговки пальто.

– Если поможешь снять пальто, то скажу, что он тебе и не нужен.

– С удовольствием помогу, – учтиво произнес мужчина, взял у меня верхнюю одежду и показал, как пройти в гостиную.

Медленно прошлась по комнате, с любопытством оглядываясь. Ни элегантности, ни изящества в интерьере не увидела, да я и не ожидала ничего особенного от внезапно разбогатевшего сына священника. Вычурный тяжеловесный комод с позолоченными ручками в стиле ампир соседствовал с миниатюрным французским буфетом из ореха. Английские чиппендейловские стулья с резными спинками немного сглаживали впечатление, но недостаточно, особенно на фоне пурпурных обоев. Из гостиной был виден холл, из которого на второй этаж вела кованая металлическая лестница, изогнутая как змея. И такая же привлекательная на вид. Словно почувствовав мою ироничную реакцию, Роберт сложил на груди руки и грубовато поинтересовался:

– Чем обязан твоему визиту?

Я перевела взгляд на хозяина дома и холодно произнесла:

– Чего ты добиваешься, Роберт?

Мужчина внимательно рассматривал меня с высоты своего роста, словно раздумывая, что ответить.

– Неужели это не очевидно? – усмехнулся он.

– Мне – нет! – отрезала. – Я не собираюсь играть с тобой в словесные игры. Нет ни времени, ни желания.

– Ты превратилась в решительную женщину, – заметил Роберт, – непреклонную и бесстрашную.

Я приподняла брови. Мужчина помолчал и добавил:

– Совсем не похожа на скромную доверчивую девочку, какой была двенадцать лет назад.

– Наверное, повзрослела, – хмыкнула я и заявила: – Ты тоже чуточку изменился.

Плохо я начала разговор. Если собираюсь просить Роберта об услуге, нужно быть более мягкой и приветливой.

– Угостишь чаем? – улыбнулась, изящно присаживаясь на кушетку.

– Кухарка приходит к обеду, завтрак я готовлю себе сам. Подождешь?

Я кивнула. Возможно, если у меня будет время, я смогу усмирить свое колотящееся сердце и лучше подготовиться к разговору? Забыть о нанесенном оскорблении? Стать милой и уступчивой?

Через десять минут Роберт принес в гостиную поднос с чайником, двумя чашками и вазочку с печеньем. Некоторое время в комнате стояла тишина. Я пила чай и украдкой разглядывала мужчину. Усталый, немного помятый вид. Под глазами залегли голубоватые тени. Беспощадный утренний свет, льющийся из широкого окна напротив, подчеркивал множественные мелкие шрамы и морщины на лице. Хмурое некрасивое лицо… Почему же вчера вечером я так легко уступила его домогательствам? Не устояла перед обаянием? Перед напором страсти? Или это было просто погружение в прошлое? Попытка вспомнить забытые чувства? Сейчас мужчина ничем не напоминал мне того Роберта. Напротив сидел немолодой серьезный незнакомец.

– Роберт, – начала я, отставив полупустую чашку, – ты так и не дал мне возможности объясниться. Хотя это уже и ни к чему. Ты не хочешь ничего знать и стремишься к своей, известной только тебе, цели. Я не буду долго говорить: ты уже составил обо мне свое мнение, и не мне тебя разубеждать.

Немного помолчала.

– Я просто хотела, чтобы ты знал – я ни о чем не подозревала. Мама рассказала мне, что тебя осудили, лишь спустя три года. Тогда же и сказала, что ты погиб.

– Это уже неважно, – холодно произнес Роберт, пристально рассматривая узор на чашке. Вокруг рта обозначились скорбные складки.

– Да. Неважно, – согласилась я.

– Хочешь узнать, почему я приехал в Англию?

Я подняла на него вопросительный взгляд и кивнула.

– Я приехал на похороны. Три месяца назад умер мой отец, – тихо заговорил Роберт и, видя мое желание высказать соболезнования, резко остановил: – Нет. Не нужно лукавить. Ты не была с ним знакома и мне не нужно лживых заверений. Я их не приму.

– Хорошо, как знаешь, – пожала плечами. Не буду спорить, невоспитанный чурбан.

– Отец отказался переехать ко мне в Америку, говорил, что умрет на родине и его похоронят возле могилы его дорогой жены, – Роберт помолчал. – Мама умерла восемь лет назад. Сердце не выдержало сообщения о смерти единственного сына. Я не смог попрощаться с ней перед смертью, так как в тот момент, когда она умирала, лежал полуживой в тюремной больнице.

– Но как тебе удалось выжить? – осторожно поинтересовалась, немного меняя тему разговора. – Всем сообщили, что ты погиб, а оказалось, что ты жив?

– Во время взрыва мне паром сильно обожгло лицо и руки. Слава богу, глаза остались целы, я успел прикрыть их руками. Лицо было обезображено, горло обожгло так, что несколько месяцев не мог разговаривать. Начальство посчитало, что я погиб со всеми, кто обслуживал паровую машину. После взрыва была жуткая неразбериха, прорвало дамбу, вода хлынула и затопила…

Роберт вдруг остановился и, словно очнувшись, резко бросил:

– Зачем я это рассказываю? Тебе же неинтересно!

Я взяла чашку с чаем и сделала глоточек. Грустно все это. Роберт не принимает моих соболезнований. Ему не нужны ни сочувствие, ни жалость. Он превратился в озлобленного человека с ожесточенной душой и разбитым сердцем. Что я могу для него сделать? Я сама кое-как собрала себя по кусочкам.

– Так почему ты остался в Англии после похорон? – продолжила разговор как ни в чем не бывало.

– Ах да! Разбирая вещи отца, я наткнулся на твои письма. Когда я уезжал в Лондон, то приказал ему беречь их, как самое дорогое на свете… – Роберт язвительно ухмыльнулся.

– Я перечитал их все. И знаешь что?

– Что? – перевела взгляд на его лицо.

– Мне захотелось тебя увидеть. Увидеть, во что ты превратилась. Кем ты стала. Избавиться, наконец, от наваждения…

Он смолк на полуслове и шумно сглотнул. Я так и не узнала, от какого наваждения он собирался избавляться. Через мгновение Роберт невозмутимо продолжил:

– Так вот. Я стал интересоваться твоей жизнью, читать газеты.

Я хмыкнула. Ну конечно, много правды было в этих газетах…

– Представляю, что там написано.

– Неважно. Что хотел, я узнал. Скажи мне одно: ты действительно собиралась тогда за меня замуж или это была проба пера, так сказать? Семнадцатилетняя аристократка опробовала свои силы на первом юноше, который подвернулся под руку?

Я смотрела на него. На презрительно искривленные губы, на ненависть, горящую в глазах, на холодное суровое лицо и понимала: он сейчас не поверит ни одному моему слову. Он вынес вердикт и озвучил приговор, и доброте нет места в его сердце. Но ответила правду:

– Собиралась.

Как я и предполагала, Роберта перекосило от ярости. Он стремительно вскочил на ноги. Лицо пылало от гнева, руки сжались в кулаки.

– Хватит врать, ваша светлость! Твои заверения в любви… – разъярённый мужчина отошел к камину, видимо для того, чтобы оказаться подальше от меня. – Невинность, полные слез глаза, дрожащие губы, искренний голос – все было ложью! Когда я несколько месяцев сидел в грязной вонючей тюрьме, ждал парохода для отправки в колонии, отец приносил мне еду и свежие газеты, чтобы хоть как-то скрасить мое безрадостное существование. И знаешь, что я однажды увидел на развороте «Таймс»? Тебя в свадебном платье рядом с герцогом! Твое счастливое улыбающееся лицо!

Ага. Помню я тот день. И деревянные неестественные улыбки, от которых болели губы и немели щеки. И бесконечный колокольный звон в ушах, закончившийся только глубокой ночью.

Что я могла ответить Роберту? Оправдываться? Умолять? Нет. И бесполезно, и бессмысленно.

– Я еще раз спрашиваю, – спокойно повторила я, не дав волне жалости к этому мужчине поглотить себя, – чего ты добиваешься, Роберт? Какова цель всего этого?

– Цель? – мужчина глубоко вздохнул, беря себя в руки. – Я хочу отомстить вам, вашей семье, всем тем, кто исковеркал мою жизнь.

Почему-то я не удивилась. Между тем милым замечательным искренним юношей и этим озлобленным человеком пролегла глубокая пропасть. Это тот Роберт не смог бы даже помыслить о том, чтобы сделать кому-то больно. Этот Роберт, думаю, способен на все.

– Значит, банальная месть, – усмехнулась презрительно. – Моему отцу отомстить не удастся, он сам себя уничтожил. Маме?… Неужели ты сможешь навредить старой больной женщине? Вряд ли. До этого ты еще не опустился. Адель вообще здесь ни при чем. Так что, Роберт, остаюсь только я. Так?

Роберт тяжело смотрел на меня и молчал. Я с улыбкой продолжала развивать тему:

– Ты наивно полагал, что меня беспокоит репутация? Осечка. Я сама, своими руками давно ее разрушила. Те поцелуи в беседке лишь помогли поддержать престиж. Разорить ты меня не сможешь. Герцог слишком богат. Ты хочешь сделать мне больно, убив Стефана, этого прелестного юношу? Он-то здесь при чем? Десять лет назад он учился в Итоне и знать не знал, кто такая леди София Нордвик.

Мужчина саркастически скривился.

– Ты так пылко его защищаешь… До сих пор тянет на молодых простодушных мальчиков?

– Роберт, – не обратила внимания на его издевку, – пожалуйста, отмени дуэль. Принеси извинения Стефану. Я очень тебя прошу.

– Ты не умеешь просить, герцогиня. Наверное, никогда этого не делала, – меня хамовато смерили наглым взглядом. – Может, стоит потренироваться? Если хорошо получится, я, возможно, и отменю дуэль…

– Ладно, – вздохнула я, – я действительно не умею просить. Но… в память о нашей прошлой любви… Прошу тебя. Остановись, пока еще можно. Забудь о дуэли.

Я умоляюще протянула к нему руки, пытаясь разглядеть в глазах хоть маленькую искорку доброты. Но нет. Лицо Роберта оставалось бесстрастным и невозмутимым. Он только скептически скривился на фразе о любви. Я продолжала:

– Стефан хороший юноша. У него вся жизнь впереди. Неужели ты сможешь лишить жизни невинную душу?

– Смогу, – холодно парировал он. – Я убивал в своей жизни. И не раз.

Я не знала, что еще сказать. Все мои мольбы и доводы разбивались о стену ожесточения и ненависти, которую он возвел вокруг себя.

– Месть не приносит удовлетворения, Роберт, – в конце концов, призналась ему. – Поверь, я прошла через это. После в душе остаются только пепел и сожаления.

– Ничего, Софи, я потерплю! – огрызнулись мне в ответ.

Я пристально всматривалась в его лицо. Такое чужое, суровое, словно высеченное из гранита. Ямочка на подбородке, которая так умиляла меня раньше, сейчас придавала Роберту грозный, даже свирепый вид. Глубокая вертикальная складка на лбу усиливала хмурое озабоченное выражение лица. Бедный Роберт. Сколько ему пришлось пережить? Он выглядел намного старше своих тридцать пяти.

– Я не узнаю тебя, – тихо призналась я. – Кем ты стал? В кого превратился?

– У меня были хорошие учителя.

– У всех они были, – я тяжело вздохнула. – Может, у меня они были не такие суровые, как у тебя, но, Роберт, мне было восемнадцать лет!

И горько добавила:

– Чего ты хотел от испуганной юной девушки? Каких решений? Каких подвигов?

Роберт насуплено промолчал.

– Да, наверное, ты был лучше меня. Благороднее, честнее, правдивее. Я испугалась. Испугалась гнева родителей, ответственности, бедности. Я сдалась, – мой голос звучал все тише. – Но я клянусь, я не знала, что тебя засудили. Мне так жаль…

Не успела договорить, как Роберт гневно воскликнул:

– Не нужно меня жалеть! Сейчас я твердо стою на ногах. Я богат! Меня уже не посадить в тюрьму, дав взятку судье. Сейчас я сам могу ее дать!

– То есть ты думаешь, что все сводится к деньгам?

– Да, я уверен в этом. Деньги решают в нашем мире все. Женщины предают любовь ради денег, за деньги можно осудить и отправить в колонии невиновного человека… Деньги дают власть и силу. И сейчас они у меня есть.

Роберт был прав. Я действительно продалась за деньги, за сто тысяч фунтов. И жестокие слова только подтвердили собственные угрызения совести. До чего же уродливо это выглядит со стороны! Прикрывалась честью семьи, возрождением имени виконтов Нордвик… А свелось все в итоге к фунтам стерлингов.

– Ты не простишь меня? – я пристально, почти с отчаянием ловила его взгляд и не могла поймать. – Ты не откажешься от мести?

Мужчина отвернулся к окну, демонстративно сложив руки на груди. Значит, нет. Говорить больше было не о чем. Он глух и слеп. Я не собиралась провести здесь целый день, черпая воду ситом. Сразу можно было понять, что Роберта уговорить не получится, слишком он упивается своей ненавистью. Попробую поискать другой способ. Была мысль послать телеграмму Питеру Дюбуа. В свое время он, как представитель закона, воспрепятствовал множеству дуэлей. Я встала и направилась к выходу.

– Спасибо за чай, – холодно произнесла, на миг приостановившись. – Дальше разговаривать не имеет смысла. Я ухожу.

– И это все твои уговоры и мольбы?! – насмешливо хохотнул мужчина. – Невысоко же ты ценишь жизнь своего любовничка!

Я резко развернулась уже у двери.

– Скажи, наконец, чего ты от меня хочешь? Чтобы я упала перед тобой на колени? Чтобы унижалась? Я сделала бы это, если бы знала, что поможет…

– А ты попробуй по-другому, – предложил он, бесцеремонно окинув с головы до ног раздевающим взглядом. – Это, судя по слухам, у тебя хорошо получается.

«Заслуженно», – мелькнула в голове мысль, а внутри все сжалось от омерзения. Отработанное годами умение держать лицо дало свои плоды – я даже не вздрогнула. И пусть сердце пронзила боль, а в животе образовалась свинцовая тяжесть, лицо осталось невозмутимым. Я сама столько лет создавала свою скандальную репутацию, что ж теперь плакать?

– Позволь уточнить. Ты предлагаешь мне стать твоей любовницей? – холодно спросила, вздернув подбородок.

Роберт рассмеялся.

– Что ты! Такую требовательную любовницу, как ты, мне не потянуть. Слишком мало денег. Ты разоришь меня через год. Одного раза будет достаточно.

От злости в голове помутилось. Затрясло от бешенства и несправедливости. Значит, все мои уговоры и просьбы изначально были несостоятельны и бесполезны? Он хотел одного?

– Гореть тебе в аду за то, что ты предложил мне такое! – воскликнула гневно.

– Я уже там был, дорогая, – усмехнулся Роберт, – мне там не понравилось. Теперь я хочу побывать в твоих любящих объятиях.

– Никогда! – воскликнула я и, схватив пальто, выскочила на улицу.

* * *

Я ехала в карете домой и продолжала кипеть от возмущения. Негодяй, подлец, шантажист, искалеченный и душой и телом! Тщательно анализируя во время поездки наш разговор, понимала, что пока внутри Роберта пылает гнев – его сердце закрыто для доводов рассудка. Он сам должен избавиться от своей ненависти, никто ему в этом не поможет. Я прошла этот путь сама, и он обязан пройти его в одиночестве. Иначе навсегда останется душевным калекой.

Моя душа раздвоилась. Одна часть пыталась его оправдать, та, в которой остались нежные чувства к милому красивому юноше, моей первой любви. Она плакала от жалости к нему, к его умершим родителям, к трудной судьбе. Другая часть меня смотрела на всю эту ситуацию трезво и холодно. Он – раненый зверь, дикое чудовище, опасное и кровожадное. Что он придумает в следующий раз? На кого набросится? И что творится в его помраченных гневом мозгах? Причем мозгах умных, изобретательных. Интуиция кричала: держись от него подальше!

Но чем ближе я подъезжала к дому, тем яснее осознавала – я поеду к нему. И не потому, что Роберт шантажировал меня дуэлью со Стефаном, нет. А потому, что я сама этого хочу. Уже давно. С восемнадцати лет. И это не жалость, не оплата долга, не позднее раскаянье. Это – желание, которое бурлит в моей крови с недавних пор. С тех самых как Роберт поцеловал меня в беседке у леди Кимберли.

Я решусь на этот отчаянный шаг, не задумываясь. Чтобы потом, когда пройдет время, сказать себе: я сделала все, что могла. Я испытала все. Я узнала все. Чтобы потом, когда пройдут годы, не жалеть и не плакать о потерянных возможностях.

* * *

На следующий день, рано утром, я снова стояла, кутаясь в пальто, на пороге дома на Олбани-стрит. И снова Роберт сам открыл дверь. На мгновенье его глаза вспыхнули, но он сразу же отвел взгляд, молча отходя в сторону и пропуская в дом. Молча помог снять пальто. Мои руки чуть дрожали, расстегивая пуговицы. Мы не смотрели друг на друга. Я боялась, что увижу в его глазах насмешку и триумф, поэтому нервно поправляла платье, выбившийся из прически локон, разглаживала перчатку на запястье. Хриплый голос, почти не похожий на обычный голос Роберта, заставил меня вздрогнуть.

– Прошу в спальню, миледи.

И он замер, ожидая… Вспышки высокомерия? Гнева? Возмущения? Я только послушно склонила голову и пошла за ним, ступая шаг в шаг. В голосе мужчины я почувствовала едва сдерживаемое нетерпение и предвкушение. Ну и пусть!

Роберт выглядел странно. Нервно, взъерошено и немного устало. Словно не ложился со вчерашнего дня. Мятая рубашка с распахнутым воротом, вчерашние брюки. Только волосы были мокрые, будто он окунул голову в умывальник целиком. Мое сердце стучало как ненормальное. С самого утра меня колотило и потряхивало. Проснулась еще затемно, разбудила горничную и приказала заложить карету. Сонная Мэри помогла мне одеться и, если и была удивлена ранним отъездом хозяйки, то не подала виду. Я так нервничала, что совершенно не обращала внимания на дорогу, тряслась, словно мне не тридцать лет, словно я не умудренная жизнью, циничная представительница высшего света, а никогда не знавшая мужчины девственница.

Чей-то голос (возможно, совести?) монотонно бубнил: «Вот и все, сейчас ты совершишь первое в своей праведной жизни прелюбодеяние. Ты больше не будешь добродетельной верной женой. Ты станешь грешницей, прелюбодейкой». И пусть мы с мужем виделись в последний раз почти год назад, голос, звучащий в голове, имел его мерзкие дребезжащие интонации.

И черт с ним! Я все равно сделаю это. Я приняла окончательное решение и теперь не отступлю и не поверну назад.

Спальня представляла собой большую квадратную комнату, залитую тусклым утренним светом. Невольно взгляд метнулся к кровати. Обычная, без балдахина и столбиков. Простая широкая деревянная кровать, заправленная покрывалом. Я поежилась, в комнате было немного зябко.

Роберт отошел к окну и встал, засунув руки в карманы.

– Покажи, чему ты научилась у своих любовников, – насмешливо произнес он слегка дрожащим голосом. – Раздень меня.

Даже не собираюсь реагировать на колкости. Потому что за обидными словами скрывались другие, совершенно противоположные: «Какая ты красивая, Софи… Я дрожу от желания дотронуться до тебя. Я схожу с ума от страсти. Я так долго этого ждал…».

Мой мозг тут же переводил его слова, исходя из интонации, срывающегося голоса, глубокого тяжелого дыхания и того огня, что горел в глазах. А в них горело желание. Мощное, яростное, едва сдерживаемое.

Я медленно двинулась к мужчине, по пути снимая шляпку и перчатки. Смогу ли я раздеть его, ведь я ни разу этого не делала? «Ничего сложного в этом нет, – подумала, – я сама надевала бриджи на верховую прогулку, да и запонки в манжетах не представляют сложности».

На самом деле я безумно жаждала этого и с радостью подчинилась оскорбительному предложению Роберта. Я страстно хотела получить в полное свое распоряжение мужское тело, рассмотреть его всего, насладиться им. Я хотела увидеть его голую грудь, провести пальцами по волоскам, виднеющимся в распахнутом вороте. Хотела ощупать его мышцы, почувствовать силу рук. Хотела понять, что значит быть с молодым сильным мужчиной, а не с немощным стариком, единственным, кого я знала.

Я подошла почти вплотную. Глаза уперлись в бешено пульсирующую жилку на шее. Он хотел казаться спокойным? Ему не удалось. Я чувствовала, как колотится сердце в его груди, как срывается дыхание, а в горле вибрирует едва сдерживаемое рычание. Поднялась на цыпочки и провела носом по шее, глубоко вдыхая его запах. Чудесный запах возбужденного мужчины. Теплый, мускусный, волнующий. Пальцы на ощупь принялись расстегивать пуговки рубашки. Я распахнула ее и резко выдернула из брюк. Роберт вздрогнул и еле слышно застонал. Восхищенным взглядом окинула широкую грудь с буграми мышц, короткие вьющиеся волоски, темной дорожкой уходящие вниз, пуговки маленьких сосков. Краем глаза приметила бугор, выпирающий сквозь брюки. Улыбнулась своим мыслям, поднялась на носочки и, как довольная кошка, уткнулась лицом в ямку под шеей. Лизнула чуть солоноватую кожу. Как вкусно! Я даже причмокнула от удовольствия. Мой язык прошелся вниз по груди, коснулся соска, облизал. Роберт дернулся и невнятно ругнулся сквозь зубы. Но я уже увлеклась. Я пустилась в новое захватывающее приключение! Руки гладили спину, плечи, очерчивали кубики пресса. Коготки царапали, выводили узоры на теплой гладкой коже. Даже не хотелось раздевать его дальше, я могла бесконечно долго наслаждаться этой обнаженной грудью, его запахом и своим упоительным ощущением всемогущества.

Хриплый голос, более похожий на карканье, раздался в спальне.

– У тебя всегда такая долгая прелюдия, Софи? Тебе не жаль своих мужчин?

Я подняла глаза и содрогнулась, словно обжегшись. Я никогда и ни у кого не видела такого выражения. Лицо Роберта исказила невыносимая мука. Словно ему было бесконечно больно, словно он медленно сгорал на костре. Зрачки расширились, глаза превратились в два бездонных провала.

Я опустила руки и нащупала пояс. Как же его снять? Неловкими пальцами пыталась расстегнуть пряжку, постоянно задевая красноречивую выпуклость. Роберт вздрагивал, словно от сильной боли.

– Ты загонишь меня в могилу, – простонал он и почти грубо оттолкнул от себя мои руки.

Я стояла растерянная возле кровати и прислушивалась к необычному томлению, охватившему тело. Было горячо, даже жарко. Грудь набухла и болела. Губы покалывало. Я подняла руку и притронулась к нижней губе, тут же дернувшись от пронзившей до живота судороги. Лоно увлажнилось и пульсировало странной тянущей болью. От возбуждения кружилась голова. Я обессиленно опустилась на кровать и тупо смотрела, как Роберт снимает брюки вместе с нижним бельем и остается передо мной обнаженным. Он не стеснялся своей наготы и правильно делал. Более совершенного тела я не видела. Как я могла подумать, увидев его на балу, что он нескладный и неуклюжий? Нет! Он прекрасен! У меня от восхищения даже непроизвольно выступили слезы. Я хотела его всего. Целиком, сразу. Хотела его совершенное сильное тело молодого мужчины, бугры мышц, темную поросль волос, его великолепную мужественность и желание. Я хрипло вздохнула от переполняющих чувств и протянула вперед руку, чтобы дотронутся до органа, который меня интересовал больше всего.

– Ну уж нет, Софи! – прорычал Роберт, хватая мою руку и отводя в сторону. – Я чуть не умер от твоей инициативы. Теперь моя очередь.

Как я оказалась на кровати? Лишилась платья? Не помню. Помню только корсет, распахнутой птицей летящий на пол, облако моих волос, разметавшееся на подушке, раздражающее кружево сорочки, трущееся о напряженные соски…

– Сними, – простонала, мечтая прижаться к обнаженной коже мужчины, почувствовать его всего. Каждую впадинку и выпуклость. Сама я стала неуклюжей и неповоротливой. Пальцы бросили трудиться над непосильным делом – распутыванием завязок на лифе и с наслаждением погрузились в мужские волосы.

– Поцелуй меня, – попросила я, устав ждать, – пожалуйста. Ты так чудесно целуешься…

– Не смею отказывать леди, – прошептал Роберт, прижимаясь к моим губам.

Насмешки сменились нежностью. Сарказм – жгучими, сводящими с ума прикосновениями. Он ласкал меня, как любящий мужчина свою возлюбленную. Обожествляя, преклоняясь, почти боготворя. Я сердцем чувствовала его любовь и купалась в нежности.

– Софи, милая…

– Роберт…

– Повернись. Да, вот так, – дорожка поцелуев от шеи, по спине, до ягодиц. Горячее дыхание на внутренней стороне бедер. Мурашки по коже.

– Пожалуйста… – простонала я, цепляясь за плечи.

Чего я просила? Пощады, милости или наказания за грехи? Не знаю. Веки налились свинцовой тяжестью, но я ни на секунду не закрывала глаза. Я не хотела пропустить ни одного чудесного мгновения, ни одной драгоценной минутки. Потом, дома, в одиночестве, я буду вспоминать скульптурно вылепленное тело мужчины, склонившееся надо мной, гибкое, горячее, возбужденное. Его сильные руки, волосатую грудь, чудесный запах. Его бездонные глаза, пытливо и жадно рассматривающие меня в рассеянном освещении спальни. То наслаждение, которое он дарил мне. Тяжесть тела. Лихорадочный шепот на грани слышимости: «Софи, боже мой… Нежная моя… Сладкая моя…». Я почти ничего не понимала. Сквозь грохот сердца и шум крови в ушах случайно разобрала «любимая»… Мне послышалось или нет? Неважно.

Я почти плакала от сосущего голода. От желания почувствовать его внутри. Выгнулась дугой, со стоном обхватила ногами, впилась в губы, сильно, как умела, сплелась языком, кусая, подталкивая. Извивалась, просила, умоляла всем телом, стонала и хныкала. И вот оно – чудо наполнения! Медленно, плавно, сводя с ума.

– Бог мой, – простонал Роберт, – ты такая тугая и горячая… Я не продержусь и минуты.

О чем это он? Я наслаждалась дивными новыми ощущениями. Чувствовала, как пульсирует внутри жизнь, как бешено бьется его пульс в глубине, как содрогается надо мной напряженное тело. Роберт замер, стиснул зубы, и капельки пота выступили у него на лбу. Я, не отрываясь, смотрела на искаженное судорогой лицо, заострившиеся скулы, почти сердито нахмуренные брови. Он словно боролся с собой, не на жизнь, а на смерть. Я облизала губы и чуть шевельнулась, устраиваясь поудобнее.

– Господи… – прохрипел Роберт, и его сдержанность разбилась вдребезги.

Глубоко, сильно, мощно. Извечное мужское стремление наполнять, подчинять и властвовать. Примитивно, дико, великолепно. Я инстинктивно подстроилась под его ритм: где нужно – выгибалась навстречу, а в какие-то моменты полностью расслаблялась. Не закрывая глаза ни на секунду, я сходила с ума от его вида, возбуждения, ярости. Слизывала капельки пота с его лица, шеи, пыталась поймать губы. Впивалась ногтями в спину, ягодицы, цеплялась за плечи. Ритм движений сбился. Выпады стали более судорожными, беспорядочными. Я напряглась и замерла, прислушиваясь к мощной волне чего-то жаркого, необычного, накатывающего словно неуправляемый прилив и остановившегося на пике. Я растерялась, никогда ранее не сталкиваясь ни с чем подобным. Роберт заметил мою растерянность, опустил руку вниз и, не прерывая движений, дотронулся до какой-то точки. И сразу же волна накрыла меня с головой. Я изогнулась, забилась всем телом, впилась пальцами в простыню, судорожно комкая ее, и с удивлением услышала собственный тонкий жалобный крик. Роберт на мгновенье застыл, сильно сжал мои бедра и упал сверху, со звериным рычанием изливаясь в меня.

Первое время в спальне слышно было лишь тяжелое хриплое дыхание. Я, как иссушенная земля, впитала его живительную влагу. Я была пуста внутри и снаружи, а сейчас наполнилась жизнью. Как хорошо… Свернувшись калачиком, обнимая себя руками, чувствовала странное успокоение и счастье. В голове было пусто. Ни одной мысли, ни единого сожаления, ни единого намека на угрызения совести. Ничего. Это всегда так? Я теперь падшая женщина?

Немного придя в себя, я повернулась и посмотрела на Роберта. Он лежал на боку, глубоко дыша, и внимательно рассматривал меня сквозь полуопущенные веки.

– Ты страстная женщина, герцогиня, – были его первые слова, – твои многочисленные любовники многому тебя научили.

Сердце сжалось от боли. Я ждала слов любви? Восхищения? Нежности? Как всегда, ошиблась. Почему я думала, что акт любви изменит Роберта? Медленно сев на кровати, попыталась отыскать простыню, чтобы прикрыться.

– И я опять тебя хочу, – хрипло добавил он, и мои глаза невольно опустились вниз, уткнувшись в очевидное подтверждение его слов.

– Извини. Был уговор на один раз, мистер Вайтер. Свою часть уговора я выполнила, теперь твоя очередь.

– Не волнуйся за своего мальчика, – хмыкнул мужчина, – я не убью его. В этот раз. Если ты будешь так просить… А вот еще одна индульгенция ему не помешает.

И вдруг я улыбнулась и откинулась на подушки. Мой мозг сошел с ума! Все обидные слова Роберта он почему-то, по только ему понятному признаку, трансформировал в любящие. Внутри себя я услышала: «Умоляю, не уходи. Останься еще на чуть-чуть. Я не смог полностью насытиться тобой».

Мои глаза блеснули озорством. Я наклонилась к Роберту, мои пальцы пробежали по груди, животу, остановились на бедрах, близко-близко от паха, и там замерли, перебирая жесткие волоски.

– Только теперь, сэр, вы позволите мне все тщательно рассмотреть и потрогать, – прошептала победно.

– О боже! – простонал мужчина, переворачиваясь на спину. – Дай мне силы!

И опять танец двух тел на простынях. Бесстыдные ласки и горячий шёпот, глубокие умелые поцелуи. И теперь уже знакомая волна, накатывающая и сметающая все на своем пути.

Потом… Роберт заснул сразу же, словно провалился в бездонный омут. Успел только обхватить меня за талию и крепко прижать к своему телу. Я тоже уплывала в сон, но вовремя взяла себя в руки.

Потом придет раскаянье, угрызения совести, возможно слезы. А сейчас… Я смотрела на расслабленное лицо мужчины, лежащего рядом, и словно возвращалась на двенадцать лет назад, на побережье залива Торбей, в бухту Торки.

Черты лица Роберта разгладились, исчезли скорбные складки у рта, вертикальная морщина между бровей. Красивый молодой юноша лежал рядом со мной и чуть улыбался во сне. Сердце таяло от его улыбки. Я могла бы любоваться им бесконечно… Но мне нужно идти. Потихоньку, чтобы не разбудить, я убрала с талии тяжелую руку, перекатилась на край и бесшумно встала с кровати. Покачнулась. Ноги были словно ватные и почти не держали в вертикальном положении. Пришлось немного постоять, опираясь на спинку стула.

Одежда оказалась разбросанной по всей комнате. Медленно натянула на себя панталоны и нижнюю рубашку. Корсет свернула узлом, его надевать не буду, под пальто никто не увидит. Платье помялось, некоторые крючки были вырваны с мясом. Грустно улыбнулась, вспомнив, как его стягивали с меня. Шпильки искать смысла не было. Пальцами расчесала волосы и принялась заплетать косу, с любопытством осматриваясь. Когда я попала в спальню Роберта несколько часов назад, то почти ни на что не обратила внимание. А сейчас… Я увидела красивые современные часы с будильником, стоящие на полке. Старое потертое кресло (наверное, осталось от прежних хозяев). Оно очень гармонично смотрелось рядом с круглым журнальным столиком. На столе были в беспорядке разбросаны журналы технической тематики, вырванные из блокнота листки с записями, непонятными схемами, выкладками.

Вдруг я заметила небольшую деревянную шкатулку, одиноко стоящую на подоконнике. Любопытство заставило подойти и приподнять крышку. Шкатулка оказалась доверху набитой старыми, пожелтевшими клочками бумаги с одним единственным рисунком – распустившейся розой. Некоторые листки были относительно белыми, но с потертыми изгибами, некоторые с подпалинами и черными загнутыми краями. Я остолбенела. На глазах вдруг выступили слезы. Конечно, я узнала эти рисунки. Одно свидание – одна роза… «Неужели он до сих пор любит меня?!» – вдруг пришла в голову ошеломительная мысль. Словно солнце озарило комнату. Я быстро закрыла крышку и пошла на выход. Бросив последний взгляд на мирно спящего мужчину, выскользнула за дверь.

* * *

Я возвращалась в карете домой, куталась в пальто, а губы сами собой расплывались в улыбке. Словно шампанское гуляло в крови, взрываясь пузырьками, пенясь и искрясь. Я до краев была наполнена счастьем. Пьяна от восторга и изумления. Как же это прекрасно – заниматься любовью! Хотелось кричать, петь, выскочить на улицу, протянуть руки к солнцу, обнять мир. Вот о чем мне твердила Лили, вот что это такое – быть с мужчиной. Это не грех, это – радость. Светлая и чистая, как горный хрусталь. Почему же я раньше не испытывала этой жгучей потребности? Этого голода? Невыносимой жажды? «Может потому, что те многочисленные мужчины, с которыми я бы могла, но не захотела лечь в постель, не были Робертом?» – мелькнула сокровенная мысль. Непрошенная и будоражащая, она засела в голове и перевернула мироздание.

Что скрывать. Признайся хотя бы себе, Софи. Ты ведь любишь его. Любила тогда, двенадцать лет назад, любишь и сейчас. Ничего не изменилось. Наверное, тебе суждено всю жизнь любить одного-единственного мужчину. Проклятие это или дар Божий? Не знаю. А он? Сердце подсказывало: он тоже любит меня. Его обидные слова как занавес, скрывающий за собой истину. От меня, от себя, ото всех. Но я ничего не смогу сделать, Роберт сам должен найти ее в себе. Сам должен избавиться от разрушающей ненависти и злобы.

* * *

На следующий день я с ужасом и восторгом ожидала визита. Как юная дебютантка, впервые получившая приглашение на бал. Не дождалась. Боитесь, мистер Вайтер? Своих чувств? Прошлого? Будущего?

Внутренний голос шептал не переставая: «Одумайся. Ты же замужем. Что ты можешь ему предложить? Постыдный статус любовника герцогини? Опять ложь, обман, тайны?».

«Пусть, – отвечала я сама себе, – если захочет, буду любовницей, буду прятаться и унижаться. Все что угодно, только бы увидеть его еще раз». Настроение было замечательным. Даже странно, как может одно занятие любовью (я покраснела, вспоминая) перевернуть мир с ног на голову. Я с удовольствием позавтракала, понежилась в душистой ванне, поболтала с Мэри, пока та расчесывала мне волосы после купания. Даже обменялась несколькими шпильками с Максимилианом, самым заносчивым и важным дворецким в Лондоне. Мне вдруг понравилось его дразнить. Потом устроилась в кабинете и взялась за письма, их накопилось огромное количество.

После обеда от Стефана приехал посыльный с запиской «Нужно поговорить. Встречаемся в пять в ресторане «Савой».

Я пришла в ресторан, молодой человек уже ждал меня за столиком в отдельной кабинке. В глазах застыл молчаливый вопрос.

– Ты, наверное, уже знаешь, – начал он сразу после того, как мы поздоровались, – утром от мистера Вайтера пришли письменные извинения и отказ от дуэли.

– Я рада, – произнесла я, садясь напротив.

– Я не понимаю, что произошло, Софи, – Стефан серьезно смотрел на меня. – Это ты? Ты повлияла на Вайтера?

– Да, – скрывать смысла не было, – я поговорила с ним. Мы пришли к соглашению.

– Чего это тебе стоило? – задал вопрос юноша. – Я уверен, он что-то потребовал от тебя.

– Ничего, – ответила я твердо. – Стефан, я тебе клянусь, что я не сделала ничего такого, чего сама бы не хотела.

– Он не заставил тебя?…

– Нет, – я открыто смотрела в голубые пытливые глаза, – не беспокойся.

Стефан позволил себе немного расслабиться. Официант принес горячий шоколад и эклеры. Я с наслаждением пригубила напиток и умиротворённо выдохнула.

– Ты сегодня такая… – юноша улыбнулся. – Вся светишься.

– Просто замечательное настроение, – ответила я. – Прекрасный день, чудесная погода…

Стефан бросил удивленный взгляд через окно на мокрую серую улицу. С утра шел мелкий холодный дождь, то прекращаясь, то опять начиная моросить. Приподнял вопросительно брови, но промолчал. Я еще с порога заметила нервозность юноши, но списала ее на волнение по поводу дуэли и на беспокойство обо мне. Но оказалось, что дело в другом.

– Софи, я тут подумал… – начал Стефан после длительного дружеского молчания и вдруг выпалил: – Выходи за меня замуж! Сразу убьем двух зайцев…

А сказав, смутился почти до слез. Увидев же мои вытаращенные глаза, растерялся окончательно и начал мямлить:

– Ты же несчастна в супружестве. А я… Ты знаешь… И… – он замялся еще больше. – Ты такая красивая, что, думаю, я смогу подарить тебе ребенка.

– А как же… – я никак не могла прийти в себя от такого шока. – Это же… развод с герцогом?

– Да, – дрожащим голосом подтвердил Стефан. – Ничего страшного. Я согласен быть ответчиком. Денег у меня хватит. Сейчас разводы проходят гораздо быстрее и проще, чем в прошлом веке. Я знаю одного адвоката…

Я задумалась. Если бы он предложил мне это неделю назад, я, возможно, и согласилась бы. Но сейчас, почувствовав, что значит любить… Ощутив страсть, восторг, наслаждение, я просто не смогу жить без этого дальше. А Стефан все-таки…

– Нет, дорогой, – наконец твердо произнесла я. – Знаю, ты любишь меня, но не так, как мне нужно. А я не хочу полумер. Я хочу нормальную семью. Да и тебе ломать свою жизнь не позволю. Мой тебе совет – уезжайте с Джоржем из Англии. В той же Франции или Италии нравы гораздо демократичнее. А еще лучше – езжайте в Америку. Поселитесь там где-нибудь в шумном городе, и никто не будет обращать на вас внимание.

Стефан обиженно надулся. Я смотрела на ангельски прекрасное лицо, и сердце таяло от любви к юноше. Сестринской, дружеской, материнской… Но никак не романтической или страстной.

– Наверное, ты права, – тихо вздохнул он, – прости меня. Я хотел прикрыться тобой. Спрятаться за твоей спиной. Но ты слишком хороша для той полулюбви, которую я могу тебе дать.

Молодой человек медленно встал и подал мне руку. Мы вышли из кабинки и направились к выходу.

– Ты обязательно найдешь свое счастье, Софи, – обернулся он ко мне. – Еще раз прости…

– Спасибо, милый, – улыбнулась я и нежно погладила ладонью его руку.

Боковым зрением я заметила двух высоких мужчин, стоящих у входа и разговаривающих с администратором. Один из них развернулся и напряженно уставился на нас. Я присмотрелась и вздрогнула, узнав Роберта. Рядом с ним стоял мистер Бейлор, он договаривался о столике.

– Добрый день, господа, – поздоровалась я, подойдя ближе, и застыла, не зная, как реагировать на яростный, почти ненавидящий взгляд Роберта.

– Герцогиня, – улыбнулся мистер Бейлор, – барон (кивнул Стефану). Вы уже уходите?

– Да, мы уходим, – ответил молодой человек, беря меня под руку. Я по-прежнему не могла вымолвить ни слова, сцепившись взглядами с Робертом. – Приятного вечера.

Мистер Бейлор с администратором пошли к столику, Стефан потянул меня на выход. Я выдернула у него свою руку и обернулась назад.

– Роберт, я… – одними губами прошептала потерянно, не понимая, что происходит и почему у него такой вид.

– Ваша светлость, – язвительно прервал меня мужчина, – идите, ваш любовник ждет.

После развернулся и быстро направился вглубь зала.

– Софи, мы идем? – протянул мне руку Стефан.

– Да, конечно…

* * *

«Ну почему он такой обидчивый?! – думала я по дороге домой. – Ничего же не произошло!». Никогда в своей жизни не сталкиваясь с ревностью, я не понимала, как могли выглядеть со стороны наши со Стефаном нежные ласки и откровенные взгляды. Странное тревожное чувство поселилось внутри. «Завтра поеду к нему и все объясню, – решила я для себя. – Сняв голову, по волосам не плачут, и однажды переступив через гордость, нечего строить из себя дебютантку». С этими мыслями я и легла спать.

Утром никто не открыл мне двери Уайт-Вест-Холла. Дом выглядел пустым и тихим. В газетах появилась заметка: «Изобретатель Роб Вайтер уехал из Лондона. Он посещает металлургические заводы в Бирмингеме. Скоро начнутся работы… (Пропустим техническую часть.)…Мистер Бейлор по-прежнему не разглашает сумму контракта американца…». И т. д. Значит, сбежал.

Идея о разводе, случайно озвученная Стефаном в ходе нашей беседы, прочно засела у меня в голове. В прошлом году газеты трубили о скандальном разводе маркиза и маркизы Дауни. У них было трое детей, и тем не менее развод им дали. У нас с герцогом все может быть намного проще. Учитывая отсутствие детей и материальных притязаний, возможно, обойдется аннулированием.

Герцог может прожить еще десять-пятнадцать лет. Я что, все это время буду ждать его смерти? Ведь так у меня никогда не будет детей! Если он умрет через десять лет, мне уже будет почти сорок… Я почему-то раньше не задумывалась об этом, а сейчас мысль о том, что я могу упустить возможность родить ребенка, вызвала у меня панику. Я жила сегодняшним днем, не тревожась о том, что мое время т и кает, неумолимо и беспощадно. Нет. Решено! Я не буду ждать! «Даже если у меня не получится с Робертом (хотя именно на него я возлагала свои тайные надежды), я выйду замуж за молодого мужчину. Если не смогу влюбиться, то, возможно, взаимной симпатии будет достаточно», – решила я. И у меня обязательно будут дети.

Попросила Стефана познакомить с адвокатом, специализирующимся на делах о разводе. Мы вместе съездили к нему в контору на Грейс-ин-роад. Законник оказался любителем поговорить. Даже странно: я и не подозревала, что в Англии столько женщин мечтает освободиться от уз брака! Мистер Бин открыл мне глаза.

– Ваша светлость, – в конце нашего непростого разговора добавил он, – думаю, у вас есть шанс добиться аннулирования брака. В качестве основания для вынесения такого решения буду настаивать на неспособности герцога выполнять супружеский долг.

– И на бесплодии, – присовокупила я.

– Но герцогиня…

– Я точно знаю, мистер Бин, что все его внебрачные дети от разных отцов. Если это понадобится, вызовем в суд матерей отпрысков. Под присягой они не смогут соврать.

На самом деле одно признание у меня уже было. Еще встречаясь с Питером Дюбуа, я случайно познакомилась со своим пасынком – в кавычках. Тот проходил по делу об ограблении. И за ходатайство о смягчении приговора, о чем меня просила его мать, она поведала мне тайну рождения сына. Герцогом там и не пахло.

– Если вы настаиваете, герцогиня… – произнес адвокат заискивающе.

– Я совершенно уверена в своих словах, – сказала я, вставая. – Сколько продлится процесс?

– Не менее нескольких месяцев, – ответил мистер Бин, – плюс еще подготовительный этап.

– Хорошо, – кивнула я, – дайте знать, когда отправите бумаги герцогу.

* * *

Незаметно наступила зима. Все было как всегда, только моросящий дождь сменила мелкая белая крупа, сыплющаяся с неба, а туман, так часто окутывающий Лондон, разогнал промозглый холодный ветер.

Мы со Стефаном по-прежнему официально были вместе. Появлялись в театрах и на балах, обедали в «Савой» и катались на кабриолете в парке. В глубине души я понимала, что этот фарс не сможет продолжаться долго. Но отодвинула решение (как всегда) на потом. Разведусь, стану свободной, поговорю с Робертом, налажу свою жизнь… Все потом.

Иногда наши фотографии появлялись в газетах. Но гораздо реже, чем раньше. Тема любовников герцогини устарела и уже не привлекала к себе пристального внимания. Газеты пестрели сообщениями об окончании англо-бурской войны, о волнениях в Российской империи, о набирающем силу движении суфражисток. Я с жадностью читала новости, желая найти хоть какое-то упоминание о мистере Вайтере. Но кроме коротенькой заметки о том, что на заводах Бейлора начались работы, нигде ничего не написали.

Меня стали посещать сны, после которых я просыпалась с колотящимся сердцем и странным сосущим голодом внутри. В голове теснились смутные фантазии, где главным действующим лицом был Роберт. Во мне наконец-то спустя столько лет проснулась чувственность? Не поздновато ли для тридцатилетней женщины? И что мне с ней делать? Обычная кутерьма, визиты, переодевания и развлечения позволяли забывать об этом днем, но ночью, когда я ложилась в постель, воспоминания сначала не давали уснуть, а потом тревожили во сне.

Лилия, внимательно рассмотрев синеву под глазами, посоветовала найти нормального любовника, а не ждать незнамо чего.

– Ты здоровая молодая женщина, Софи, – заявила подруга наставническим тоном, – и пусть ты немного отстала в развитии (я удивленно подняла глаза), женская сущность берет свое. Найди мужчину. Молодого, привлекательного. Не старика герцога, не мальчика с ангельским лицом и ненормальными предпочтениями, не озлобленного бывшего кавалера, не понимающего, любит он тебя или ненавидит… А просто нормального здорового мужчину. Если хочешь, я познакомлю тебя кое с кем. У меня есть несколько кандидатов…

Я прервала ее речь, которая начала меня раздражать.

– Хорошо, Лили, я подумаю над твоим предложением. Позже.

Конечно, думать я не собиралась. Я ждала приезда Роберта. Ждала возможности объясниться, наивно веря, что сердце не обманулось, и он действительно любит меня.

Мистер Бин письменно сообщил, что подготовил бумаги и отправил поверенному моего мужа. Оставалось ждать реакции герцога. Он будет зол, это ясно. Захочет он разойтись полюбовно или будет требовать денег? Наши короткие прошлые встречи никогда не обходились без ссор. Я не понимала его, он не понимал меня. Упрекал в легкомыслии и мотовстве, грозился оставить без пенни денег. Я огрызалась, что никто его за руку под венец со мной не тащил и с паршивой овцы хоть шерсти клочок.

Герцог приехал неожиданно. Я возвратилась поздно вечером и с удивлением обнаружила ярко освещенный первый этаж. Даже запах в гостиной изменился, стал тяжелым и тревожным. Максимилиан, открыв дверь, поклонился и пророкотал низким басом: «Ваша светлость, его светлость герцог ожидает вас в кабинете».

– Спасибо, Макс, – поблагодарила дворецкого, отдавая шубу, – не будем заставлять его светлость ждать.

Герцог сидел за большим дубовым столом и пил чай. Выглядел мой муж ужасно. Мы не виделись почти год, и за это время из обычного сварливого старика он превратился в изможденный скелет. Полнота испарилась, тонкие руки, больше похожие на птичьи лапки, тряслись, не в силах удержать чашку с чаем. Неестественно бледная кожа обтягивала почти лысый череп. «А ведь он действительно болен», – с жалостью подумала я, разглядывая мужа.

Слезящиеся мутные глаза уставились на меня с обычным для герцога презрением.

– Не могли подождать моей смерти? – злобно прокаркал он, как только я вошла.

– Не могла, – ровно ответила я, садясь в кресло напротив. И мысленно вздохнула: «Ничего не изменилось. Все такой же мерзкий, заносчивый и сварливый».

– Я не соглашусь на аннулирование брака, – еще один злобный выпад, – я потребую от вашего нынешнего любовника выступить ответчиком. Я разорю его! Вы окажетесь на улице!

Герцог был в ярости. Страх перед разоблачением, боязнь оказаться опозоренным, опасение того, что все в Англии узнают о его бесплодии, превратили его в несчастного жалкого безумца. Каким бы герцог ни был тщеславным, но дураком он не был никогда. Я предполагала, что муж провел свое собственное расследование и убедился, что внебрачные дети не его.

– Я потребую на суде все сто тысяч фунтов, которые заплатил вашему отцу за порченый товар, – прошамкал герцог.

– У отца и потребуете, – холодно ответила я, – когда с ним встретитесь. Вам недолго осталось ждать встречи.

Герцог затрясся от возмущения:

– Вы… Вы…

Вдруг он захрипел и схватился за костыль, тот трясся, резко и громко стуча о край стола. Муж попытался встать, но не смог. Сердце кольнула непрошеная жалость. Может, действительно стоит подождать? Ему немного осталось. Я поднялась и позвала камердинера.

– Отведите его светлость в спальню, Трам, – велела ему, – и приготовьте успокоительный чай, хозяину нужно отдохнуть.

А сама пошла наверх, в свои апартаменты. Разговоры с герцогом давно уже перестали меня волновать. Много лет назад я освободилась от какого-либо влияния на мое настроение с его стороны и научилась не реагировать на попытки воспитывать меня. Он для меня пустое место. Был и остается. Боялась ли я его угроз? Совру, если скажу, что не боялась. Я привыкла к большим деньгам и красивым нарядам. А если любовь Роберта мне только почудилась? А если общество отвернется от меня? А если я останусь нищей? Разные недостойные мысли лезли в голову, тревожа и не давая спать. В конце концов, я решила: будь что будет. Трудно менять свою жизнь, трудно избавляться от прочно въевшихся привычек. Но ведь именно этого я хотела? Начать полностью с нуля?

Утром я проснулась поздно. Не хотелось испытания совместным завтраком и еще одного раунда переговоров. Но боялась напрасно: герцог уехал на рассвете. Мэри шепнула, что он очень плохо выглядел, и в карету его несли практически на руках. Зачем тогда было приезжать?

* * *

А через несколько дней, рассматривая в бинокль публику во время антракта и ожидая пирожные, за которыми пошел Стефан, я наткнулась взглядом на Роберта, сидящего в ложе на верхнем ярусе. Ложа принадлежала семье банкира сэра Кимберли. Странно, я не заметила в прошлом между ними особенной дружбы. Но сердце тут же охватило ликование: он приехал в Лондон, значит скоро мы поговорим!

Стефан вошел в ложу вместе с официантом. Тот расставил на столике вазочки, чайник с чашками и удалился, прикрыв за собой дверь, а я все не могла прийти в себя. Может, стоит подойти к нему во время следующего антракта? Нет, это будет совсем уж навязчиво и глупо. Подожду ближайшего бала или приема.

На этой неделе большой прием давали все те же леди и сэр Кимберли. Если я предполагала, что после произошедшего в беседке меня перестанут приглашать, я ошибалась. Пригласительная карточка от семьи банкира ожидала в гостиной.

– Лили, – обратилась я к подруге, повстречав ее на прогулке в парке, – пойдем со мной на бал к Кимберли. Оставь свои высокомерные замашки и опустись на грешную землю. Я очень тебя прошу!

– Софи, – фыркнула Лилия, придерживая свою кобылу, – с чего вдруг такая необходимость? Тебе мало Стефана?

– Я решила идти без Стефана, – произнесла я серьезно. – Я собираюсь поговорить с Робертом, и мне нужна твоя поддержка.

– Ну, если ты хочешь, – улыбнулась подруга, – конечно, я пойду. Надо же посмотреть, что из этого выйдет.

* * *

Зимой делать в Лондоне было нечего. Многие аристократы уезжали из сырого промозглого города туда, где тепло и солнечно. Некоторые пили, запершись в своих особняках, или проводили время в клубах. А многие убивали время, посещая театры и балы.

В этот вечер в доме семейства Кимберли было полно народу. Первые морозы согнали высший свет в теплый гостеприимный дом, где можно было выпить горячего грога, поиграть в карты, потанцевать и просто посплетничать.

Мы с Лилией прохаживались, кивая знакомым и обмениваясь незначительными фразами о погоде, о новом фильме Жоржа Мельеса или о театральной постановке «Двенадцатой ночи», которая наделала много шума в столице.

– Интересно, – со смешком склонилась я к Лилии, – если они узнают, что я подала на развод и скоро титул герцогини перестанет украшать мое имя, как они себя поведут?

– Боюсь даже представить, – прыснула Лилия, – но знаю точно, тебе перестанут спускать шокирующие выходки.

– А я и не собираюсь больше никого шокировать, – улыбнулась подруге. – Я стану такой примерной, Лили. Безупречной и нравственной. До приторности. Тебе со мной станет скучно.

Лилия скептически посмотрела на меня и скривилась.

– Не вздумай! – пригрозила шутливо. – Жизнь станет однообразной. Тебе быстро надоест быть скромницей.

– Нет, Лили, – ответила я тихо, – не надоест. Я хочу скучной и спокойной жизни. Больше всего на свете.

Мы замолчали, думая каждая о своем. Я ждала разговора с Робертом и в то же время боялась его. Он был непредсказуем с этой своей ненавистью. Он вполне мог облить презрением и осыпать насмешками, я допускала и такой вариант. Но все-таки доверяла своей интуиции. А она говорила, что Роберт любит меня. И если я сейчас испугаюсь и не сделаю шаг навстречу, то всю жизнь буду жалеть.

Роберт появился в зале, когда время близилось к десяти. Вместе с ним приехал и мистер Бейлор. Я ждала момента, когда Роберт останется один, чтобы подойти, и дождалась: его друг отошел к знакомым и Роберт остался в одиночестве возле стола с напитками.

– Лили, пожелай мне удачи, – попросила, тронув подругу за рукав, – пойду к нему.

Лилия ничего не сказала, только глаза стали серьезными и тревожными. Она крепко сжала мою руку, губы чуть дрогнули в улыбке. Подруга догадывалась, что значит для меня этот разговор. Она знала меня лучше, чем я сама. Знала о моих мнимых любовниках, одиноких ночах, невеселой жизни с герцогом, о тоске по детям, которых у меня нет. И желала мне счастья, догадываясь, что оно для меня возможно только с Робертом.

Роберт стоял прямой как струна. Как только он почувствовал мое приближение, его лицо сразу приобрело напряженное отсутствующее выражение. Словно он боялся меня еще больше, чем я его.

– Добрый вечер, Роберт, – тихо произнесла я.

– Ваша светлость, – кивнул он и глотнул из бокала виски.

Значит, официальный тон?

– Роберт, я хотела тебе сказать… – я запнулась. – Еще тогда, месяц назад… Но ты уехал.

Роберт резко выпрямился и поежился, словно ему внезапно стало холодно.

– Я подала на развод, – выдохнула я, наконец, решительно, – адвокат сказал, что через три-четыре месяца я буду свободна.

– Почему ты думаешь, что это меня интересует? – невыразительный скучающий голос и взгляд в сторону.

– Мне казалось… – я растерялась.

– Ты ошиблась.

Роберт по-прежнему не смотрел мне в глаза, рассеянно играя бокалом. Он говорил словно чужой. Словно мы незнакомы, и не было ни того утра, ни безумной любви между нами раньше.

– Ты думаешь, что после одной интимной встречи я забуду про месть? Что ты вдруг стала мне дорога? Ты ошибаешься. Я не взял бы тебя и любовницей, не то, что женой. А к жене у меня еще более высокие требования. Ты им не соответствуешь. Если я и женюсь, то на милой невинной девушке, а не на женщине, в постели которой побывало пол-Лондона.

Он говорил ровно и монотонно, словно заученную наизусть речь. Слова били беспощадно, оставляли рваные следы на сердце, впивались острыми крюками, раздирая внутренности. Было больно. Очень. И пусть я уже почти привыкла к этой боли, все равно после каждой фразы корчилась, как впервые.

– Я думала, что ты повзрослел, Роберт, – говорила я тихо, боясь расплакаться, – ты всегда был лучше и умнее меня.

Помолчала, пытаясь поймать его взгляд, но он упорно смотрел в сторону.

– Если хочешь знать, у меня со Стефаном ничего нет. И никогда не было.

– Не хочу, – Роберт резко обернулся ко мне. – Ваша ложь, герцогиня, уже даже не интересна. А вообще – мне плевать.

Мужчина выпрямился и снисходительно посмотрел на меня сверху вниз.

– Ты останешься до одиннадцати?

– Да, – произнесла я задумчиво, – наверное. А что? Планируется что-то особенное?

– Да, – ответил жестко Роберт, – особенное.

– Хорошо, – кивнула я, – тогда останусь обязательно.

Я шла к Лилии и мысленно разговаривала сама с собой. Значит, до сих пор упивается своей ненавистью. Значит, еще рано. Но процесс уже запущен, развод в любом случае дело решенное. Возможно, когда я останусь одна, когда пройдет время, утихнет его злость, можно будет попробовать подойти еще раз? Гордости больше не было. Какая гордость, если сердце рвется на части, стоит только посмотреть в его глаза?

Лилию я не нашла там, где оставила. Наверное, она пошла в дамскую комнату или вышла в зимний сад. Я взяла в руки бокал и устроилась возле колонны, рассеянно следя за танцующими парами. Мелькнула леди Кимберли, одетая словно королева. В атласном платье с горностаем, сияющая бриллиантами и радостной улыбкой. Что происходит?

Музыка стихла. Пары остались стоять посреди зала, недоуменно поглядывая друг на друга. Я заинтересовано перевела взгляд на банкира, подошедшего к Роберту, который по-прежнему стоял с бокалом и медленно потягивал виски.

– Я прошу вашего внимания! – разнесся по залу зычный голос сэра Кимберли. – Когда я приглашал гостей, то не раскрывал, в честь чего устроен этот прием. А теперь пришла пора открыть тайну. Дамы и господа! Позвольте поделиться с вами прекрасной новостью! Мистер Вайтер попросил руки моей старшей дочери Эммы. И я дал согласие.

Сначала я слушала речь банкира рассеяно, не особо вникая в смысл. Но после этих слов в моей голове словно взорвалась бомба. Я резко выпрямилась и подалась вперед так, что шампанское расплескалось по руке. Впилась глазами в фигуры Роберта и милой симпатичной девушки, стоящей рядом с ним. Эмма…

– Мы объявляем о помолвке мисс Эммы Кимберли и нашего знаменитого гостя – мистера Роба Вайтера. А теперь можете поздравлять, – рассмеялся, заканчивая свою речь, сэр Кимберли.

В ушах стоял похоронный звон. Я медленно, едва сдерживая дрожь в руках, поставила бокал прямо в вазон с цветами и попятилась назад, утыкаясь спиной в колонну. Горло сдавило спазмом. Я, не отрываясь, смотрела на Роберта, и он таки обернулся ко мне. Что он увидел? Что было в моих глазах такого, что он вздрогнул и упрямо сжал губы? В его же глазах горел вызов. Злой, наглый, неприкрытый. Но я не хотела сейчас ничего анализировать. Потому что чувствовала: если проведу в этом зале еще хоть секунду, то упаду прямо на паркет перед всеми гостями и больше не смогу подняться.

Понимая, что теряю последнюю связь с реальностью, я бросилась прочь из зала. Мне повезло – за колонной была дверь. Держась за горло, спотыкаясь, натыкаясь на углы, я выбежала в темный коридор. «Спрятаться. Исчезнуть. Раствориться». Я, как раненый зверь, искала темную нору, чтобы забиться и сдохнуть. «Только бы никого не встретить», – билось в голове.

Ноги все-таки подкосились. Я зацепилась за ковровую дорожку и упала, больно ударившись локтями и плечом о стену. Сил подняться не было. Я лежала на полу в бальном шелковом платье, скрючившись, закусив кулак во рту, и боялась только одного – что кто-то будет проходить и увидит здесь меня, полностью раздавленную и уничтоженную. Сейчас я не могла держать маску. Она сползла и обнажила мое настоящее, раздирающее внутренности горе.

– Софи, боже мой! – голос Лилии вывел меня из полуобморочного состояния. Слава богу, она нашла меня первой!

– Что произошло? Дорогая, что с тобой? – шептала она лихорадочно, пытаясь меня поднять.

– Спрячь меня, – хрипло вырвалось из больного горла, – прошу тебя… Спрячь.

Вдалеке послышался шум. Я умоляюще посмотрела на Лилию снизу вверх, безвольно сидя на полу. Сил пошевелиться не было.

– Пойдем, быстро, – Лилия схватила меня за руку, дернула вверх и изо всех сил потащила вправо. Я кое-как следовала за подругой, шатаясь как пьяная. Мы миновали нишу, задрапированную портьерами, и тяжело ввалились в какую-то дверь. Похоже, чуланчик уборщицы. Ведра, метелки, тряпки… Успели только закрыть за собой дверь, как в коридоре послышались шаги. Кто-то быстро пробежал мимо. Я обессиленно прислонилась к прохладной стене. Меня колотило, кожа покрылась липким холодным потом. Лилия вытащила кружевной платок и вытерла мне лоб.

– Софи, ты вся дрожишь, – прошептала она. – Милая, успокойся.

– Сейчас, – пробормотала я, – сейчас пройдет.

Но тут же согнулась в спазме. Лилия только успела подставить ведро, как меня вывернуло желчью. Я взяла платок, вытерла губы.

– Негодяй! – прошипела она в сторону. – Ублюдок…

– Перестань, – устало прошептала я, откидываясь на стену, – это должно было случиться. Он ни перед чем не остановится, чтобы наказать меня.

– Но его последняя детская злая выходка… – Лилия сжала руки в кулаки. – У меня нет слов!

В коридоре послышались голоса. Роберт?… Мы замерли в страхе и перестали дышать.

– Вы не видели герцогини Мелвилль? – прозвучало прямо перед нашей дверью.

Я напряглась, прижав ладонь ко рту.

– Нет, мистер Вайтер, – наверное, это голос лакея, – здесь никто не проходил.

– Понятно, спасибо, – произнес Роберт, – значит, мы с ней разминулись. Послышались удаляющиеся шаги.

– Выведи меня отсюда, – прошептала я хрипло. – Я сейчас в таком виде, что встретиться с кем-нибудь для меня смерти подобно. Ты знаешь, где здесь выход для слуг?

– Да, – ответила Лилия, – подожди здесь, я дам распоряжение насчет кареты. И найду плащ.

Я чувствовала себя развалиной. Словно по мне проехал поезд. Болело все тело. Огнем горело горло. Рези и спазмы в животе периодически скручивали внутренности. Я боялась громко кашлять, чтобы не привлечь внимание слуг, поэтому только хрипела обессиленно, согнувшись почти пополам.

Прошло минут десять, показавшихся мне вечностью, и в коморку скользнула Лилия. Через руку у нее был перекинут темный тяжелый плащ.

– Это не мой, – уставилась я на него.

– Конечно, не твой! – шикнула Лилия. – Твой яркий и заметный. А этот, как видишь, черный и большой. Я нашла его на вешалке. В самый раз. Потом пришлю слуг, чтобы вернули и забрали твой.

Лилия укутала меня, низко опустила капюшон и выглянула в коридор.

– Никого, – прошептала, – пойдем. Быстро!

Побег удался. Мы вышли через кухню и подсобные помещения. Я почти ничего не запомнила, все усилия были направлены на то, чтобы правильно переставлять ноги и не рухнуть еще раз. Помню только холод, который забирался внутрь, когда оказались на улице. Помню карету, громыхающую по мостовой, и ласковый шепот Лилии: «Все будет хорошо, Софи. Все будет хорошо».

* * *

Нет, ничего хорошего не будет. Помолвка Роберта стала тем самым могильным камнем для моей любви, последним гвоздем, забитым в крышку гроба. Это конец. Я была полностью уничтожена и раздавлена. Мечты, планы, идеи, надежды – в топку. Пора признаться: с Робертом у меня нет будущего и никогда не было. Размышлять, кто в этом виноват – он, я или горькая судьба – смысла нет. Смысл – идти вперед, не оглядываясь, не цепляясь за прошлое. Смысл – жить дальше. Смысл – убраться прочь! «Бежать!» – вспыхнуло молнией в мозгу. Эта сумасшедшая идея начала преследовать меня почти сразу после того знаменательного бала.

Бежать! Из Лондона, из Англии. От друзей и родных. От знакомых, от Лили, от мамы, от Адели. Я не хочу никого видеть. Не хочу жалости и расспросов. А они обязательно последуют, если я останусь здесь или поеду в Италию. Я не вынесу этого. Я должна справиться сама. Должна попытаться склеить себя по кусочкам. Где-то далеко, забившись в нору, в логово, на краю света. Чтобы никто не нашел, не узнал, не догнал. И когда я приду в себя, когда вновь стану обворожительной, спокойной, улыбчивой Софи, которую все знают и любят, а не жалкой развалиной с открытой, кровоточащей раной в сердце, тогда я опять смогу вернуться к друзьям и близким, опять смогу улыбаться и наслаждаться жизнью.

Наивная! Думала, что одна любовная встреча перевернет его мир так, как перевернула мой?! Думала, что то чудо, которое расцвело тогда между нами, вылечит его раненое сердце? Избавит от ненависти, которую он холил и лелеял десять лет? Пусть он меня целовал и ласкал словно возлюбленную, но ненависть оказалась сильнее. Я не собираюсь плакать из-за человека, который выбрал путь злобы. Прочь, грустные мысли! Прочь, разрывающая душу на части тоска!

Лилия не отходила от меня ни на шаг. Первую ночь даже спала рядом, в моей спальне, боясь оставить одну. Мы лежали на широкой кровати, как частенько делали когда-то в школе Солентон и разговаривали. Она рассказала, как узнала про тот чуланчик. Оказывается, до разлада с Бертоном, будучи молодоженами, они весьма часто и увлеченно занимались любовью. И надо же было один раз такому случиться, что им припекло именно на балу у леди Кимберли…

– Бертон затащил меня в ту конуру и мы, как и были, в одежде, стоя… – Лилия хрипло рассмеялась. Я представила эту картину и тоже улыбнулась. А подруга грустно добавила: – Это было замечательно.

– Лили, – я повернулась к ней. В свете одинокого ночника подружка выглядела словно привидение. Темные волосы обрамляли бледное маленькое личико, мой, отданный ей, кружевной пеньюар раскинулся на кровати белоснежной грудой, погребая под собой изящную фигурку, – я слышала, Бертон в последнее время остепенился…

Лилия напряженно молчала. Я осторожно подбирала слова.

– Сейчас он баллотируется в парламент, и ты знаешь, ему просто необходима чистая незапятнанная репутация…

– А я здесь при чем? – резко спросила подруга.

– Если ты не обратила внимания, то у него уже давно никого нет, и он ходит вокруг тебя кругами, как побитый пес.

– Софи, – скептически произнесла Лилия, – горбатого, как говорится… А если он проиграет на выборах? Репутация уже ни к чему? И опять все по новой?

– Лили, – я тронула ее за рукав, – всегда есть надежда. Вы были действительно чудесной парой. У вас прекрасный ребенок. Я не знаю, кто виноват и что пошло не так, но кто-то из вас должен попытаться все исправить.

Она словно сбросила оцепенение и хрипло расхохоталась в тишине спальни.

– Все может быть, Софи. Лет через десять-пятнадцать, когда постареем, мы опять начнем ценить общество друг друга. Но не сейчас.

– Вы так подходили друг другу, – улыбнулась я грустно.

– Мы слишком похожи, чтобы из нас получилась крепкая хорошая семья. Упрямые, неуступчивые, взбалмошные. Но ты права. Возможно, я дам ему последний шанс, – и ее голос внезапно зазвучал лукаво. – Любовью он занимается лучше всех.

Я вздохнула. Лили, Лили… Трудно будет склеить разбитую жизнь, семью, отношения. Почти невозможно. Столько всего произошло.

– Ты можешь не бояться оставлять меня одну, – произнесла я через некоторое время, – я не настолько глупа, чтобы что-то с собой сделать. Наверное, давно нужно было бросить эту детскую мечту о Роберте и заняться собственной жизнью всерьез.

– Софи, мне так жаль… – прошептала подружка.

– Не переживай. Я выдержу. Я пережила наше с ним расставание тогда, двенадцать лет назад, переживу и сейчас. Тогда было хуже, мне было всего восемнадцать.

– Конечно, переживешь, – голос Лилии зазвенел гордостью, – ты сильная. Пусть и выглядишь как маленький эльф, но у тебя стальной стержень и тебя не сломать.

Я улыбнулась в темноте. Сейчас скажу.

– Я решила, Лили. Я уезжаю из Лондона.

– Как?! – воскликнула она пораженно, переворачиваясь на живот и впиваясь в меня пристальным взглядом.

– Мне нечего здесь делать, дорогая. Роберт решил уничтожить меня, и ему это почти удалось. Смотреть на его счастье с этой милой девочкой… Встречаться в свете… Читать газеты… Видеть его детей… Я просто не смогу!

Мой голос задрожал и рассыпался хрустальными осколками. Хмыкнула, словно насмехаясь над собой, над своей наивной детской мечтой о счастье, и добавила:

– Если я не хочу превратиться в скулящую, молящую о любви женщину, мне нужно срочно уезжать отсюда.

– Наверное, ты права, – прошептала Лилия, – но куда ты поедешь? Что будешь делать? Где жить и на что?

– Не знаю пока. Может быть, поеду в Италию к Адель, может во Францию… Стану художницей, сейчас это модно, – пошутила я грустно. – А вообще… Я просто хочу найти свое место в этом мире. Быть счастливой. Нормальным женским счастьем, не детскими мечтами, не сказочными выдумками, не наивной восторженностью. Хочу любить и чтобы любили меня. Хочу детей, мужчину рядом, семью, дом, сад. Хочу ничего не бояться. Просто жить, наслаждаться каждым днем, запахами, ветром, солнцем, дождем, снегом. Жить настоящим. Не вспоминать прошлое и не гадать о будущем. Простые человеческие желания.

Лилия всхлипнула.

– Ты плачешь? – я удивилась.

– Софи, – обняла меня Лилия, – ты чудо! Я всегда буду любить тебя, даже если нас будет разделять океан.

– Не волнуйся за меня, – я обняла ее в ответ, – я стала намного сильнее, чем была. С этого момента я начинаю новую жизнь и обязательно буду счастливой, Лили, даже не сомневайся.

* * *

Эта ночь стала переломной. Я твердо решила уехать. Мы с Лилией, проснувшись утром, оделись (фигуры у нас были примерно одинаковые, поэтому ей чудесно подошло одно из моих платьев), заложили карету и поехали в Адмиралтейство. Ближайший пароход «Королева Виктория» уходил из Саутгемптона через неделю. Место назначения – Нью-Йорк. Я тут же загорелась идеей. Америка – великолепный вариант. Достаточно далеко. Титулы там не в чести. Меня никто не знает. Буйный рост экономики и благосостояния позволит мне (возможно) найти работу по душе. Правда, я никогда не работала. Но если я решила изменить свою жизнь, то менять нужно все и свое паразитическое существование в том числе.

– Это же так далеко, – вздохнула Лилия, – целый океан… Может, лучше Франция?

– Нет, – улыбнулась я, – чем дальше, тем лучше.

Денег с собой было не много, но на каюту первого класса хватило. Мы с Лилией отметили начало моей новой жизни, пообедав в уютном кафе. Она только грустно вздыхала и умоляюще смотрела на меня. А я… Я ни о чем не думала. Плыла по течению. Авось куда-нибудь вынесет. Потом я отвезла Лилию домой, а сама направилась к себе на Пикадилли. Паковать чемоданы. Максимилиан передал, что в мое отсутствие приходил джентльмен и «настойчиво требовал встречи с герцогиней». Ждал в гостиной около трех часов, но так и не дождался. Оставил визитку с запиской. Я дрожащей рукой взяла клочок бумаги.

«Нужно поговорить. Завтра в это же время. Роберт».

Сердце сжалось от боли, как всегда при воспоминании о нем. Точнее, я никогда и не забывала. Просто заперла память на засов, загнала вглубь мучительную горечь и старалась не думать. Получалось плохо. Вот и сейчас, при одном взгляде на знакомый почерк в памяти возникло любимое лицо. Далее подтянулись, как привязанные на веревочке, воспоминания о помолвке, обидные слова, раздирающие внутренности ревность и обида. Нет! Стоп! Не хочу! Я смяла карточку и выбросила в мусорную корзину. Роберт – это мое прошлое. И этого человека нет в моем будущем. Я забуду! Почти забыла раньше, забуду и сейчас. Я смогу. Решительно поднялась по лестнице и нашла свою горничную, перестилающую постель в одной из спален.

– Мэри, ты поедешь со мной в Америку?

Моя верная служанка удивленно обернулась и на мгновенье застыла с простыней в руках. В глазах отразились понимание и сочувствие. Слуги всегда знают все о своих хозяевах.

– Конечно, госпожа, – ровно ответила она и вернулась к своему занятию.

– Отплываем через неделю, – добавила я, чуть улыбнувшись, – собери багаж. На твое усмотрение. Но без бальных платьев, естественно.

Мэри серьезно кивнула. Я пошла в кабинет подсчитывать финансы. Денег было не очень много. И то все, что оставалось от герцогских щедрот. Открыла шкатулку с драгоценностями. Естественно, фамильные бриллианты и сапфиры лежали в сейфе, и трогать их я не собиралась. Но эти… Я смотрела на мамин жемчуг, подаренный мне на восемнадцатилетие. На рубиновый гарнитур, купленный назло герцогу после очередной его лекции о моем мотовстве, который я так ни разу и не надела. На многочисленные броши, браслеты, кольца. Решено – возьму с собой. Далее… Нужно написать письма. Маме. Адвокату. Герцогу.

Глубокой ночью, уставшая как никогда в жизни, я отложила три запечатанных конверта. Самые короткие письма были адвокату и герцогу. Сухие формальные фразы, я просто доводила до их сведения информацию о своем отъезде. Маме писать было тяжелее всего. Как объяснить? Так, чтобы не расстроилась, не заболела, не почувствовала себя виноватой? Она же ничего не знает о Роберте. В наших письмах, которыми мы обменивались, я так ей ничего и не сообщила. Теперь пришлось сделать самое трудное – рассказать об инженере Робе Вайтере, о своем разводе, о желании начать новую жизнь в другой стране. «Мама, я вернусь обязательно. Немного развеюсь, поживу другой жизнью и вернусь к тебе». Я словно наяву слышала ответ: «Почему, если ты хочешь развеяться, ты не приедешь в Неаполь? Мы все будем рады видеть тебя». Я писала: «Хочу одиночества и независимости. Хочу научиться самостоятельности, научиться зарабатывать деньги и узнать жизнь, такую, какая она есть. Настоящую, а не ту, которую видно из окна кареты».

* * *

Роберт приехала утром. Я завтракала в спальне, когда ко мне заявилась Мэри с карточкой от мистера Вайтера.

– Передай Максимилиану, что ее светлость сегодня не принимает, – сухо произнесла я.

Мэри вышла, чтобы через несколько минут вернуться.

– Мистер Вайтер сказал, что будет ждать хоть до вечера, но не уйдет без разговора.

– Пусть ждет! – фыркнула и добавила, взглянув на горничную: – Ты свободна. Не нужно меня одевать, я никуда сегодня не поеду. Останусь в домашнем платье.

Мэри понятливо кивнула и вышла за дверь.

Сердце билось неровно и тревожно. Я встала и подошла к окну, уставившись на сад отсутствующим взглядом. Я не могу его видеть. Просто не уверена в собственной стойкости. Вполне может быть, что я упаду на колени и буду рыдать, умоляя. Только не это! Нет. Нам не о чем разговаривать, и я не собираюсь больше терпеть его оскорбительные насмешки и уколы. Зачем? Роберт сделал свой выбор. Для чего бы он ни пришел – извиниться за грубость или предложить стать любовницей – мне это не нужно. «Оказывается, я лицемерка», – усмехнулась мысленно. Сама, будучи замужем, собиралась стать его любовницей. А сейчас, когда он скоро будет женат, такой статус меня уже не устраивает.

Чтобы отвлечься, я стала перебирать платья в гардеробной, выбирая скромные, элегантные наряды пастельных тонов. Впереди холодная зима. Да, это пальто на меху подойдет. И эта накидка из горностая. И песцовая муфта. Нет, много. Значит, только пальто.

Через час в комнату опять постучала Мэри.

– Миледи, мистер Вайтер нервничает. Просил передать, что если вы не спуститесь, он сам поднимется наверх и пойдет искать вас по всем комнатам.

– Я хочу видеть Максимилиана, позови мне его, – резко бросила ей.

А сама вышла за дверь и пошла по коридору, ведущему на балкон, опоясывающий гостиную. Остановилась у лестницы, ожидая дворецкого. Внушительная фигура Максимилиана показалась сбоку.

– Макс, – холодно произнесла я, – возьмите Питера из кухни и конюха… Как там его?

– Фергюсон, мидели.

– Да, его. Он такой здоровый, словно медведь. И вышвырните втроем мистера Вайтера из гостиной. А еще предупредите, что я больше никогда в своей жизни не хочу его видеть.

Дворецкий важно кивнул.

– Обязательно передам, миледи.

Я плотнее запахнула шаль и потопала назад, в свои комнаты. «Прощайте, мистер Роб Вайтер. Прощай, Роберт Уайт. Прощай во второй раз, моя любовь».

* * *

Через два дня мы с Мэри садились на поезд, идущий в Саутгемптон. Прощание с Лилией и Стефаном закончилось безудержными рыданиями втроем, поэтому сейчас у меня дико болела голова и заложило нос. Я куталась в меховой воротник пальто, краем глаза следя за нашими многочисленными чемоданами. Драгоценности я спрятала на поясе платья, но одежды оказалось так много, что пришлось дополнительно вызывать вокзального грузчика – Фергюсон не справлялся.

Утром, выходя из герцогского особняка, который был мне домом почти двенадцать лет, я обернулась к Максимилиану.

– Если мистер Вайтер опять заявится, передайте ему эту записку, – я вложила в ладонь дворецкого запечатанный конверт, – и… прощайте, Макс. Мне будет не хватать вас.

– Мне тоже, миледи, – дрогнувшим голосом произнес дворецкий, и добавил взволнованно: – Если вдруг… Если вы там хорошо устроитесь и вам нужен будет преданный слуга, знайте – я с удовольствием стану на вас работать. Даже за меньшее вознаграждение.

Слезы опять выступили у меня на глазах. Неужели за последние дни я не выплакала их все?

– Я запомню, Макс.

Я ехала в отдельном купе (пока еще могла себе это позволить) и смотрела на проплывающие мимо дома, поля, деревни. Написанное в последний момент утром коротенькое письмо навечно отпечаталось в памяти.

«Ты победил, Роберт. Я поздравляю тебя. Ты добился всего, чего хотел. Ты вхож в высший свет, ты богат, знаменит, популярен. Ты женишься на прекрасной невинной девушке. И самое главное – ты отомстил мне. Тем не менее я искренне желаю тебе счастья. Жаль, не смогу присутствовать на свадьбе, я уезжаю. Но я действительно рада за тебя. Живи с миром и прощай. Софи».